Из избранного

Константин Жибуртович: литературный дневник

Ольга Нэлт, психолог:


Довольно существенная часть нынешнего общества (по крайней мере, постсоветского) является носителем нарциссической травмы.


Что, среди прочего, характерно для такой организации личности?


- Отношение и к себе, и к другим как к функции;
- высокие требования;
- презрение и безжалостность к тому, кто этим требованиям не соответствует (включая себя);
- ощущение, что любить можно только успешных/сильных/умных: в общем, любовь нужно заслужить;
- как следствие, настоятельная, жизнеобразующая потребность быть как можно более безупречным;
- потребность справляться и быть на высоте;
- отсутствие права на ошибку;
- сложно переносимое сочувствие к себе ("не надо меня жалеть, жалость унижает");
- невозможность проявить слабость, некомпетентность - и вообще любую уязвимость;
- как следствие, бессознательная ярость к проявлению слабости и уязвимости у других;
- а ещё, если посмотреть пристально - высокая чувствительность к опасности поражения достоинства.


То, в чём мы сейчас крутимся в связи с некоторыми последними новостями и событиями - как мне кажется, часть нарциссической травмы.


Обществу, в общем-то, если вдуматься, не слишком выгодно наказывать того, кто совершил ошибку. Выгодно - возмещать ущерб, исправлять.


Но что мы видим? Основной целью часто становится именно и только наказание, унижение, остракизм, дискриминация.


Вся эта дикая культура кэнселлинга, всё это – до зубовного скрежета знакомое "запрещать и не пущать", "мы решительно осуждаем комсомольца Сидорова", - всё это следствие абсолютной нетерпимости к ошибке и потребности дистанцироваться от всего, что могло бы навести на тень мысли о собственном совершенстве.


Это он - не я - таков. Во мне этого нет и быть не может.


Простая, в общем-то, мысль о том, что все оступаются, и уж тем более совершают ошибки, остаётся где-то за краем сознания.


Нарциссический, пограничный мир чёрно-бел. Хорошие люди не оступаются и не ошибаются, это удел негодяев, нелюдей, а потому нет смысла даже в самой концепции милосердия.


Сейчас много говорят о том, что вобла делает всё чёрно-белым, и тут не до человечности. Но мало кто говорит об этом с сожалением. Большинство - кажется, с какой-то непонятной радостью и одобрением.


"Наконец-то! Наконец-то не надо разбираться во всех этих оттенках серого!" (Написала и поняла, что это не метафора даже, вот буквально так и пишут иногда).


Он оступился, ату его! Акела промахнулся! Враг народа! Расчехлились! Я всегда знал, гнилое нутро!


Ни удивления, ни сомнений, ни попыток прояснить, ни сожаления.


Радость и ярость. Удовлетворение даже какое-то звучит во всех этих репликах типа "яке кончено", "вы - дно".


Казалось бы, ужаснуться, замкнуться, не читать, не видеть. Но нет, ищут - и, найдя, набрасываются.


С чего бы?


Ну, например, с того, что вытесненная Тень никуда не делась. Она требует: посмотри же на меня! И человек видит. Видит во всех, кроме себя. И увидев, набрасывается с кулаками, в надежде уничтожить её вместе с носителем. Но уничтожает только носителя. Тень остаётся. В нём. Внутри.


Потому что любой живой человек ошибается. Оступается. Обижает других. Делает больно. Бывает слаб, неумел, глуп, труслив. Бывает жесток. Бывает способен на подлость и низость.


Потому что человек без права на ошибку, искупление и милосердие это глубоко несчастный и очень опасный для общества человек.


Безумие - этого не понимать.



Другие статьи в литературном дневнике: