Давайте негромко...Светлана Хазагерова: «Расхождения Чехова с Достоевским очень глубокие и серьёзные – и эстетические, и мировоззренческие. Для Чехова «нескромность» писательской манеры Достоевского – это утрированность, гипертрофия, постоянный авторский нажим, если угодно, тенденциозность. Достоевский настойчиво проводит свою авторскую концепцию, возводит свои интеллектуальные построения. Это совсем не чеховский взгляд на Мир. Задача писателя, как понимал её Чехов, правильно поставить вопросы, а делать выводы и размышлять читатель будет вместе с автором. Чехов всегда вам даст понять, как он видит то или иное жизненное явление, но никогда не будет тащить вас за шиворот к единственно правильному взгляду на вещи. У Достоевского этим единственно правильным решением всегда будет вера, у Чехова – человечность. Чехов не догматичен, он смотрит на жизнь зорким, объективным и снисходительным взглядом. Думаю, есть ещё одно обстоятельство, которого не мог не заметить в Достоевском Чехов – национальное высокомерие, убеждённость, что наши бездны покруче всех европейских вершин. В повести «Три года» эту концепцию национального превосходства исповедует младший брат Лаптева Фёдор. Это он, сходя с ума и болея, пишет статью о том, как и чему нам следует учить Европу. А сам при этом сидит в полутёмной комнате старого отцовского купеческого дома и уже не в состоянии найти в нём двери. Чехов даже стилизует речь Фёдора под язык героев Достоевского («Сестрёночка»). Чехов не любит и не понимает грандиозных интеллектуальных построений, он им не доверяет, именно они сводят с ума и убивают Коврина в «Чёрном монахе».* Достоевского в юности читаешь как в лихорадке, запоем. Чехова перечитываешь всю жизнь, восхищаясь точностью, скупостью, выверенностью каждого слова».
Достоевский смотрит на всё абсолютно иначе. Писатель – профессия. Писатель, если не советник императора, то один из гласов Истины в социуме. Писатель – социальный статус, а не «сумеречный лекарь». Вхож в… Знаком с… Ему дозволены служанка, гувернантка, машинистка и любовница, его грешки простительны более, чем у простого смертного. Он являет линию поведения, которая мне совершенно не близка и естественным образом превращается в проповедника. Отвечая на вопросы, которые я ему не задавал. Горят деньги в камине, льётся кровь, старец Зосима неофитствует… Произведения Чехова, даже созданные в состоянии жестокой депрессии – например, «Пари» или «Архиерей» всё равно не связаны – ни с насильственными смертями, ни с театральными драмами. Нет ничего страшнее, чем утратить лучшую часть собственной души, пусть даже под влиянием внешних обстоятельств. Мытарства – не панацея. И если ты считаешь, что литераторство повредит – откажись от него. В этом мире много иных достойных занятий. Вот – бесценный message Чехова. «А сейчас надо успеть к пациенту, потому что завтра пора в Ялту. Впрочем, и там будут донимать с врачеванием. Даст Бог, что-то напишу». Не знаю, отчего, но при воспоминаниях об Антоне Павловиче у меня в голове всегда мелодия из «Обыкновенного чуда» – «Давайте негромко, давайте вполголоса…». Этот «сумеречный маяк» во мне навсегда.
А.П. Чехов, «Степь» © Copyright: Константин Жибуртович, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
