О любимом оттенке гордыни

Константин Жибуртович: литературный дневник

Михаил Хейфец, литератор:


«Вызывает меня на «Леннаучфильм» редактор В. Кирнарский: «Миш, с тобой хочет поговорить наш заслуженный режиссёр» (кажется, фамилия его была Гайворонский, но за давностью лет, возможно, что-то перепутал. Не придавал детали никакого значения! Ну, хочет познакомиться, так пусть хочет…). У «заслуженного человека» оказалась просьба: «Надоело работать со старыми авторами. Хотелось бы получить сценарий от какого-нибудь молодого таланта. Вы можете рассказать, кого в Ленинграде стоит пригласить на студию – из талантливой молодёжи?»


О, на это я всегда готов! И начал петь гимны своим приятелям, нуждавшимся в работе, в куске хлеба, каждую характеристику завершал, естественно, координатами – адресом и телефоном. Под конец сообщаю: «Самый талантливый человек в нашем городе – Иосиф Бродский. Если бы вы могли помочь ему, было бы истинное благодеяние. Совсем молодой человек, среднюю школу не кончил, подрабатывает в геологических партиях рабочим, в семье его считают пропащим… Если бы смогли дать ему какой-то заработок… Поверьте, никого лучше, никого талантливее в Питере не найдёте! И заодно поможете его ситуации дома!».


И разливаюсь соловьём, ибо почувствовал – вот тут клюёт! Я искренно не понимал – в силу особенностей собственного дара – что есть люди, типа Иосифа, которые не могут писать на заказ, не в силах творить вопреки избранному жанру или выработанному стилю… В моём поведении работал чисто практический подход: надо помогать таланту «пробиться» в советское кино! Смешно, конечно, рассказывать про этакие штучки, но историю не перепишешь… Режиссёр слушал, а потом говорит: «Адрес и телефон не нужен. Бродский – мой племянник. Мы в семье действительно считали его пропащим пареньком, но раз уж такой человек, как вы, его цените…».



******



Немая сцена. Но самое интересное – продолжение. Бродский, живущий в тот ленинградский период ранних стихов между бедностью и нищетой, отказывается благодарить Хейфеца за бескорыстные хлопоты. И вскоре Михаил – естественно и без выяснения отношений – исчезает из близкого круга общения Иосифа.


В мещанском восприятии это глупость в чистом виде. С моральной точки зрения – неблагодарность. Он же хотел помочь устроиться! И не ради ответной услуги от бедного юноши. Да адреса и контакты таких людей надо записывать в трёх экземплярах, чтобы не потерять! Позванивать им и спрашивать «как дела/как семья?».


Финал истории ещё более примечателен. Когда в конце 80-х Хейфец прилетает в Нью-Йорк, встречает в «Русском Самоваре», излюбленном месте творческой эмиграции СССР, Бродского. Он не уверен, помнит ли его Иосиф в принципе.


Бродский узнаёт моментально. Приглашает за свой стол, угощает и произносит: я подключу все свои связи, чтобы тебя здесь опубликовали. Что бы ты хотел к публикации?


Всё он прекрасно помнит – и четверть века спустя. А тогда, в начале 60-х… Вот одна из осознанных заповедей Бродского: неловко и в чём-то даже унизительно быть обязанным кому-то. Даже если человек всё делает от чистого сердца. Самое страшное: вдруг я не смогу отплатить тем же? Шанс так и не выпадет, как и возможность…


Совсем иное дело – когда помогаю я. Вот это в радость. И неважно, что Хейфец ничего не сделал – сценаристом в советский кинематограф Бродского, разумеется, не взяли. Он попытался.


А я – сделаю. Здесь, в Америке, это возможно. Мне – возможно.


– Всё равно это гордыня, произнёс мне умный друг. – А если ты выстраиваешь бизнес, в принципе невозможная линия поведения.


Конечно. Я и не спорю. Нечастая и прекрасная форма гордыни. Кстати, единственная из известных мне форм, что перекликается с христианством в отношении к Другому.




Другие статьи в литературном дневнике: