28 декабря 2005 года

Константин Жибуртович: литературный дневник

Бабушка никогда не казалась мне мудрой. Мудрость – это способность взглянуть на суть глазами другого человека. Хоть отчасти, но взглянуть.


Она была волевой. Жёсткой. Способной отдать призванию – педагогике – 52 года жизни. И убеждённой, что она одна точно знает – как устроить всё наилучшим образом. (Меня можно не спрашивать).


Ученики и родители, в законах больших чисел, её любили, а то и обожали. Вот это вот всё: спасибо за знания, взрослые дяди и тёти …надцать лет спустя с дорогими подарками на встречах одноклассников. Чествуют императрицу – таково моё ощущение от видео 90-х годов.


А мы с ней воевали. Безжалостно, и не до первой крови. Конфликт ценностей. От вкусов в искусстве до политики. «В кого он такой уродился», да-да.


Мои тексты – и не все из них совсем уж плохие – она правила красной ручкой, если я давал ей «худсоветить» уже на пенсии с конца 90-х. Исправь тут! Поработай над… Двести замечаний. Всё не так. Учительница. Сейчас к доске вызовет, и на высший балл не надейся.


С сентября по декабрь 2005-го бабушка умирала. 81 год. Отказали суставы. Позже начались провалы в памяти. Тяжёлый финал. Медленный и неумолимый.


28 декабря 2005 года с утра я ходил на почту оплатить квартиру. Это время до эпохи цифровых карт и платежей. Злая очередь с вечным «вас здесь не стояло!». Когда уходил, у неё начинался сердечный приступ. А я маялся с квитанциями часа два, не меньше.


Бабушка не умерла. Я вернулся аккурат к приезду Скорой. Врач в очках и сестра, похожая на студентку старших курсов мединститута. У бабушки начались судороги.


– Мы бессильны, прощайтесь – произнёс врач. (Как я уважаю эту честность!).


Всё. Человек умирает. Я спокойно сижу (впервые в жизни в такой ситуации) и держу бабушку за руку. Пульс слабеет. В груди хрип. Агония.


Следующие несколько секунд мне не забыть никогда. Как-то неестественно-быстро агония утихает. Она открывает глаза и смотрит на меня. Абсолютно осмысленно. Я вижу, что она меня узнаёт. Спокойно и понимающе кивает мне с попыткой улыбнуться. Пульс уже не слышен, но она в сознании.


И умирает, глядя на меня. Я закрываю ей глаза. Тоже – впервые в жизни.


Я понимаю: это не «итог» и не «финал». А освобождение. Обновление. И прозрение о былом – тоже.


Родные плачут, у мамы истерика. Закрыв глаза бабушке, я спокойно говорю, что поехал в больницу за свидетельством о смерти.


Опять меня назовут сухарём. Не истерит и не рыдает.


Именно. Смерти, за свидетельством о которой я еду, нет. Меня просто ткнули носом в этот факт.


А они ничего не поняли.



Другие статьи в литературном дневнике: