Реформа по чужим чертежам
Никита Кричевский о новой пенсионной реформе и некомпетентности ее авторов…
На днях нас снова огорошили: вскоре мы, будущие пенсионеры, начнем жить в условиях новой пенсионной системы, напоминающей «пенсионную модель, которая функционирует в Австралии и Новой Зеландии».
Русско-австралийская модель, авторами которой являются Минфин, Банк России и Всемирный банк (структуры, вообще-то призванные заниматься другими вопросами), как выяснилось, уже разработана и готова к применению уже со следующего 2017 года.
Помнится, лет 20 назад предшественники нынешней «реформации», а тогда — соавторы «шоковой терапии», «дикой» приватизации и «валютного коридора» носились, как с писаной торбой с аргентинской, но не пенсионной, а макроэкономической моделью, привозя к нам создателей и всячески расхваливая ее прелести. (Ключевыми вехами аргентинских реформ стали масштабная приватизация госсобственности, привязка местной валюты к американскому доллару и освобождение иностранных инвесторов от налогов на срок до 25 лет).
Но в декабре 2001 года в Аргентине, вслед за нашим дефолтом 17 августа 1998 года случился крупнейший в мировой истории государственный дефолт (общая сумма потерь составила тогда 132 млрд долл.), и о тамошнем экономическом «чуде» быстро забыли.
Я не о том, что пенсионные системы Австралии или Новой Зеландии, избави господи, постигнет аргентинская участь.
Я о том, что теперь уже новое поколение чиновничества и все те же бездарные либеральные идеологи ищут и подгоняют под свои сиюминутные задачи зарубежные модели, некоторые элементы которых соответствуют их оппортунистическим чаяниям.
Слабоумная близорукость
Упование их, по большому счету, одно — «день простоять, да ночь продержаться» до 2018 года, когда после президентских выборов правительство в соответствии с Конституцией будет отправлено в отставку. Со всеми дежурными благодарностями из уст нового (старого) президента. Отсюда разница, как принято выражаться, в «горизонтах планирования»: для президента это, думаю, 2024-й, для пенсионных «гениев» — 2018-й. Короче говоря, кровь из носу нужно найти способы уменьшения бюджетных расходов, в том числе на поддержание финансовой устойчивости пенсионной системы.
Устойчивости, которая руками Алексея Кудрина с подачи все тех же действующих и поныне псевдолибералов утеряна в 2005 году, когда был снижен норматив ЕСН с 35,6 до 26% (из 9,6 процентных пунктов снижения 8 процентных пунктов были взяты из отчислений на обязательное пенсионное страхование). Если в 2003 году профицит бюджета ПФР составлял 100 млрд. рублей, а в 2004 году — 66,5 млрд. рублей, то с 2005 года возник стойкий, как потом оказалось, дефицит.
Дефицит, который предполагается снизить повышением пенсионного возраста до 63 лет (в этом, кстати, основной смысл бюджетной консолидации по-кудрински). Приблизительно как в Австралии, где на пенсию уходят в 65, правда, там ожидаемая продолжительность жизни при рождении нынче составляет 82 года, 80 лет у мужчин и 85 лет у женщин (в Новой Зеландии ожидаемая продолжительность жизни — 81 год).
В России с ее ожидаемой продолжительностью жизни в 70 лет (65 лет у мужчин и 77 лет у женщин) сам бог велел сотворить нечто подобное. Чтоб уж точно не доживали.
На этом, собственно, общие черты лицемерных намерений российского чиновничества и действующих пенсионных систем двух стран заканчивается. Однако скудоумие нашей бюрократии этим фактом не ограничивается. Вчитайтесь в прямую речь замминистра финансов страны Алексея Моисеева: «Я не знаю, сколько получают пенсионеры в Австралии и Новой Зеландии, но когда мы с вами будем работать с такой же производительностью труда, у нас, возможно, будут высокие пенсии».
Ключевые фразы в этой беспримерной тираде «я не знаю», «производительность труда» и «возможно».
Самое простое — прицепиться к неумению минфиновского спикера пользоваться интернетом: зашел в поисковик, набрал нужный вопрос «размер пенсии в Австралии» и получил ответ. Приблизительно то же самое относится к слову «возможно»: может, да, а может, нет. Как фишка ляжет.
Производительность труда — более сложная категория. Типичная либеральная мантра, плавно кочующая из десятилетия в десятилетие с единственной целью: снять с правительства всякую ответственность за отсутствие роста уровня жизни населения. Дело даже не в том, что в нынешней сервисной экономике невозможно представить себе рост производительности труда (в натуральных, естественно, величинах) таксиста, официанта, парикмахера или банковского служащего. Нет, представить, конечно, можно, но долго ли продержится тот же банк, если его кредитный комитет начнет штамповать решения о выдаче ссуд одно за другим? Зато производительность труда короткое время там будет о-го-го.
Если говорить о промышленности, то здесь многое зависит от собственников и менеджмента: захотят ли они вкладывать средства в модернизацию, внедрение новых технологий, реорганизацию производственных процессов? И если захотят, то насколько эти процессы пройдут успешно?
Не меньшее значение имеет заинтересованность государства: от налоговых льгот и повышения качества образования до финансовой и институциональной поддержки новаций. А с этим швах, потому нам, индивидуумам, и вменяют психологию рвачей.
Опять в «молоко»
Несколько слов о том, почему внедрение австралийской и новозеландской пенсионных систем станет страшным сном для нашей бюрократии.
Во-первых, пенсии, как и в означенных странах, придется платить… государству. В Австралии и Новой Зеландии это чуть более 1000 долларов США в месяц для одинокого пенсионера (семейные получают несколько меньше). Вы представляете — пенсии из бюджета! За что, спрашивается, боролись?
Причем, именно из бюджета, а не из ПФР или его аналога, да и пенсионные взносы в той же Новой Зеландии отсутствуют (они «встроены в подоходный налог). Уж не возврат ли это к временам не к ночи будет помянутого СССР? Еще один нюанс: коэффициент замещения по квазигосударственным пенсиям (накопительную часть не берем) в названных странах составляет менее 40%, то есть приблизительно как у нас. Стоит ли овчинка выделки?
Во-вторых, накопительная часть тамошних пенсий носит обязательный характер, вне зависимости от желания работников. Воля трудящихся имеет место быть, когда они захотят накапливать пенсионные средства, скажем, не в «КивиСейвер» (KiwiSaver) как для «молчунов» в Новой Зеландии, а в каком-нибудь ином накопительном инвестиционном фонде. Во всех остальных случаях будьте добры перечислять от 3 до 8% заработка и не после, а до уплаты подоходного налога, то есть со всей суммы дохода.
В-третьих, в обеих странах действует система софинансирования пенсионных накоплений, причем, как по линии работодателя, так и по части государства (аналог приснопамятной конструкции «тысяча на тысячу»). И если у нас с работодателями решить проблему можно, внеся поправки в Трудовой кодекс (и преодолев шумное недовольство «угнетаемого» бизнеса), то насчет «государства» наши чинуши явно поторопились — денег в бюджете, как известно, нет.
Что же до богатеньких, которые, по мысли Минфина, должны думать о достойной пенсии самостоятельно, то в России это происходит безо всякого участия чиновничества: тут вам и квартирка под аренду, и бизнесок крохотный, и счетик в иностранном банчке.
Так что же сейчас происходит в нашем доблестном правительстве? Наиболее красноречивой выглядит метафора с септиком, в котором постепенно накапливаются, в данном случае — бюрократические и идеологические, нечистоты. Септик пока не до краев, но недалек тот час, когда продукты чиновничьей жизнедеятельности выплеснутся наружу, и тогда «ассенизатору» не останется ничего другого, кроме как очистить зловонный накопитель.
Вопрос в том, не придут ли на место нынешних «экскрементаторов» такие же. Вполне возможно. Но тогда амбре заструится уже от президента.
Никита Кричевский, доктор экономических наук, профессор
Споры у сухого древа теории
Экономист Руслан Гринберг — о необходимости ликвидировать «дефицит договороспособности»...
Указание Владимира Путина, что не надо набивать кубышку, — очень красноречивое. Хотя президент не сказал это, что называется, «в лоб», он тем не менее дал понять, что бюджетные деньги надо тратить.
Сейчас президент пытается найти компромисс между двумя подходами к тому, что делать в российской экономике, чтобы ее оживить.
Конечно, мы хотим не краткосрочного оживления — мы хотим обеспечить устойчивый экономический рост. И здесь сталкиваются две позиции.
Одна позиция сводится к структурным реформам, к ограничению коррупции и так далее. Сторонники другой позиции говорят о бюджетном стимулировании, говорят, что деньги надо тратить. Я на стороне именно этих людей.
То, что предлагают Алексей Кудрин и его коллеги, очень правильно, но это в значительной мере социокультурные вещи. Они быстро не решаются. «Надо изменить государственное управление, изменить мышление чиновников». Хорошо бы поменять мышление, чтобы чиновники поменьше думали о своей выгоде, а побольше — об общественной. Я уже не говорю о совершенствовании нашего менталитета, чтобы он помогал экономике, а не препятствовал ее развитию. Конечно, никто не спорит, что это необходимо и что в этом направлении надо работать. Но это долгая история, а мы не можем себе позволить заниматься исключительно совершенствованием нашей институциональной жизни.
Сегодня стоит задача экономику сделать растущей, и здесь ничего другого не придумано, кроме пресловутого государственно-частного партнерства.
Я бы начал с систематического финансирования инфраструктуры в России. У нас скандально мало портов, хороших автомобильных дорог. Связанность нашей территории оставляет желать лучшего, нам нужны хорошие железнодорожные магистрали, мосты. Это инфраструктура, на которой может развиваться экономика.
Финансирование инфраструктурных объектов также связано с появлением позитивных внешних эффектов в пользу развития частного бизнеса, это доказано многократно — и эмпирически, и теоретически.
Пока Владимир Путин не решается на такой кардинальный поворот. Его можно понять: учитывая качество государственного аппарата и идеологическую преданность чиновников доктрине свободного рынка, риски, связанные с радикальной перестройкой экономического курса, очень высоки. Это парадоксально, но так уж сложилось в нашей стране, что за экономику государства отвечают люди, которые идеологически не выносят государства, хотя именно они стремятся им руководить.
Похоже, что будет принято решение о том, чтобы поддержать и ту позицию, и другую. Такой симбиоз возможен, если это действительно симбиоз. На дне каждой позиции есть своя правда. Здесь очень важно найти, как бы банально это ни звучало, золотую середину.
Я думаю, что задача состоит и в том, чтобы после 30 лет свободы выражения, свободы слова, свободы критики мы бы восстановили утраченную способность к достижению договоренностей. Способность договариваться — «договороспособность» — это прямые диалоги, уважительное отношение к чужой позиции. Для наших людей, как я замечаю по своему экспертному цеху, очень трудно менять позиции. Это не просто, но все-таки нужно под напором фактов пытаться понять другую сторону, пересматривать свои взгляды, которые еще вчера казались вам абсолютно верными, а сегодня, может быть, кое-что можно было бы поменять. В противном случае мы никогда не найдем правильного решения.
Фактически Владимиру Путину приходится одному принимать решения такой принципиальной важности, как смена экономической политики. Такой смены не было давно, в последний раз она произошла именно 25 лет назад, остальные изменения были уже не столь кардинальны. Сегодня же вопрос стоит о том, что изменения экономической политики должны быть именно радикальными.
Под «радикальными» я подразумеваю разворот «в сторону одной школы мышления». Но ситуация требует очень активных действий, причем все, что сегодня закладывается, конечно же очень важно не только для теперешнего, но и для будущих поколений.
В этой ситуации паралича хозяйственной активности большие надежды возлагаются на президента, который должен выбрать вариант развития. Две школы мышления — и бюджетная консолидация, и бюджетное стимулирование — имеют значение. Просто в данный момент одного нужно больше, другого — меньше. Но формирование экономического курса — это уже не только наука или практика, это еще и искусство.
Автор — членкор РАН, научный руководитель Института экономики РАН
http://izvestia.ru/news/615485
Нет оснований полагать, что антикризисные предложения, заключающиеся в мерах бюджетной консолидации, приведут к благоприятному эффекту и смогут вывести российскую экономику из кризиса. Мало того, что эффективность таких мер не обоснована теоретически, но она также не имеет никаких подтверждений и на практике. Такое мнение 23 мая высказал корреспонденту ИА REGNUM директор Института проблем глобализации Михаил Делягин, комментируя предложения председателя Центра стратегических разработок Алексея Кудрина и министра экономического развития Алексея Улюкаева, подготовленные к заседанию президентского экономического совета 25 мая.
«На мой взгляд, это смесь лжи и безграмотности. Притом безграмотности весьма корыстной. Эта политика проводится с 1992 года. Обсуждать содержательно, разумно это или нет, можно было в 1991 и 1992 году. Но с тех пор эти меры многократно доказали свою ущербность. Они показали, что государство является главным инструментом развития. В обществе высоких технологий развитие без государства невозможно», — заявил Делягин.
При этом сокращение доли государства в экономике, которое, согласно такого рода предложениям, заключается в приватизации и уменьшении государственных расходов, неизбежно приведет к разграблению общенародной собственности и деградации общества, отметил экономист:
«Это будет приватизация за гроши, и никто даже толком не может объяснить, зачем это делается. При этом ключевые объекты российской экономики будут переходить под контроль иностранного бизнеса, что означает утрату национального суверенитета России. О чём, скажем, канадские и американские учёные пишут прямо и говорят совершенно открыто».
«Кроме того, сокращение доли государства в экономике, как и раньше, будет происходить за счет урезания социальных расходов. Это приведет к дальнейшей деградации человеческого капитала, а это исключает возможность какого-либо развития в принципе», — продолжил экономист.
При этом «тот факт, что такие меры нанесут экономике вред, то есть приведут к снижению экономического роста, Кудриным совершенно не скрывается», отметил Делягин, ссылаясь на его уточнение, что, хотя предлагаемые реформы и создадут основу для устойчивого развития, в краткосрочной перспективе они обеспечат гораздо меньшие темпы роста в сравнении с мерами бюджетного стимулирования.
В свою очередь, никакого обоснования, что такие меры бюджетной консолидации действительно возымеют эффект и создадут необходимые условия для экономического роста, реформаторы также не предлагают.
«Почему после таких реформ экономический рост должен ускориться, Кудрин и его сторонники объяснить не в состоянии. На мой взгляд, их логика очень проста: давайте убьём Россию сегодня, и расскажем всем, что завтра она обязательно возродится», — подчеркнул экономист.
Раскрывая тему альтернативных предложений по выходу из кризиса, Делягин отметил, что либеральные экономисты в своей критике часто упускают из виду важный элемент, который предполагает любые меры бюджетного стимулирования.
«Кудрин и его либеральные сторонники игнорируют ключевой элемент таких альтернативных предложений — предложений, которые, надо сказать, опираются на весь мировой опыт. Это касается ограничения финансовых спекуляций. Понятно, что без их ограничения либеральная критика абсолютно правильна. Деньги уйдут на валютный рынок, и, как осенью 1992 года, на этом всё, собственно, и закончится. Однако все развитые страны мира для обеспечения развития всегда ограничивали финансовые спекуляции», — заявил Делягин.
«Это происходило разными методами. В Америке — одними, в Японии — другими, в Европе — третьими, в Китае вообще четвёртыми, но это происходило везде и всегда. Те страны, которые финансовые спекуляции не ограничивали, развитыми не стали», — подчеркнул он, приведя в пример опыт стран Латинской Америки, которые, несмотря на сравнительное преимущество на фоне Европы после Второй мировой войны, не смогли вырваться вперед, во многом потому, что так и не смогли справиться со спекулятивным финансовым рынком.
При этом само бюджетное стимулирование следует рассматривать в качестве второго этапа антикризисных мер. «Вовсе не обязательно осуществлять именно бюджетное стимулирование. Вполне возможно смягчить финансовую политику усилиями Банка России без увеличения дефицита федерального бюджета», — подчеркнул Делягин.
«Когда говорят о смягчении бюджетной политики, о бюджетном стимулировании, то сознательно в корыстных целях исключают ключевой элемент этих предложений, которые действительно основаны на мировом позитивном опыте, в отличие от идей Кудрина и его коллег», — заключил экономист.
Отметим, что ранее «Ведомости» сообщили о ключевых предложениях, которые председатель Центра стратегических разработок Алексей Кудрин и министр экономического развития Алексей Улюкаев подготовили к заседанию президентского экономического совета, намеченному на 25 мая.
Меры бюджетной консолидации, которые отстаивает Кудрин, предполагают ограничение государственных расходов при осуществлении реформы судебных и правоохранительных органов, что должно создать благоприятную почву для бизнеса. Это, по мысли экономиста, обеспечит базу для устойчивого экономического роста в будущем, хотя и будет сопровождаться низкими темпами экономического развития в первые годы реализации предложенных мер.
Другие статьи в литературном дневнике:
