Любовь вне стиховАлександр Генис: Отношения Бродского с Нью-Йорком сложились крайне удачно. И город ему нравился, и поэт полюбился ему. При всем этом Нью-Йорк не попал в стихи Бродского. О причинах этого странного исключения говорит сам поэт в незаменимой книге Соломона Волкова «Разговоры с Бродским»: «Для того, чтобы стишок написать, надо все время вариться в идиоматике языка. То есть слушать его все время — в гастрономе, в трамвае, в пивном ларьке, в очереди, и так далее. Или совсем его не слушать. Вся история заключается в том, что, живя в Нью-Йорке, находишься в половинчатом положении. С одной стороны, телефон звонит и все вроде бы продолжается. А с другой стороны, ничего не продолжается. Такая вот фиктивная ситуация. Было бы лучше вообще не слышать родного языка. Или наоборот — слышать его гораздо чаще. А то, что творится здесь, находится как бы в другом измерении. И освоить это психологически, то есть превратить это в твой собственный внутренний ритм, я думаю, просто невозможно. По крайней мере, невозможно для меня. Да и не интересует меня особенно это». Энн Шеллберг: Я не знаю ничего, что бы его бесило в Нью-Йорке. Ну разве что мучения с паркингом. И еще, что ему не разрешали курить, но эти запреты действовали повсюду. Как раз в Нью-Йорке ему позволяли курить чаще, чем в других местах. Он любил вкусно поесть. Ему нравилась китайская еда в Чайнатауне. Он приглашал гостей в районы, где много ресторанов разнообразной этнической кухни. Для Бродского важно было жить в городе, расположенном на морском берегу. Это у него осталось от ленинградского детства. Он любил бывать у воды, будь то Гудзон, Нью-Йоркский залив, Ист-Ривер, и часто тащил туда друзей на долгие прогулки с видом на индустриальные пейзажи города. Александр Генис: Считается, что Нью-Йорк не появлялся в творчестве Бродского. Сам он однажды сказал, что только супермен может написать стихи о Нью-Йорке. Как по-вашему — почему? И как Нью-Йорк все же отразился на Бродском? Энн Шеллберг: Если подумать, то о Нью-Йорке написано меньше стихов, чем о других великих городах. Конечно, был великий поэт Нью-Йорка Фрэнк О’Хара, ну и Уолт Уитмен воспевал свой город. При этом Нью-Йорк всегда манил поэтов. Для них он представлял открытое пространство, дающее возможность развиваться в любую сторону. И этим город бросал им вызов. Нью-Йорк предоставлял им возможность стать другим, а не служил объектом для описания.
Для Довлатова Нью-Йорк стал не возможностью, а собутыльником. Возможность подразумевает знание языка (не на уровне объясниться в магазине), встречи с творческим бомондом (на мой вкус, Нью-Йорк – единственный город, в отношении которого слово «бомонд» можно произносить без иронии). Возможность – это англоязычные публикации, а не умные колонки на русском в газете «Новый американец». Возможность – это адаптация, а не превращение Куинса в филиал советского Ленинграда или Таллинна. Бродский – и совершенно естественным образом – ведёт себя в Нью-Йорке иначе. Он не «интегрируется», а познаёт иное измерение, встречая взаимность. А отсутствие стихов о Нью-Йорке мне видится достаточно легко объяснимым. Мы неизменно благодарны тем, кто дарует нам возможность. Даже если ему самому это ничего не стоило. Такой человек – желанный гость в нашем доме, мы выслушаем его в любое время и любом настроении – его и своём. (Разумеется, я говорю здесь о людях с достаточным, назовём это так, интеллектуально-нравственным уровнем развития). Но вот стихи мы посвящаем не тем, кто приютил и помог, а музам. Например, Крымскому побережью в несезон или Венеции с её естественным нахождением в античной сырости. Гудзон с индустриальными пейзажами – квартира. Сауд-Хадли в трёх часах неспешной езды от тёплого Тихого океана – дача. Как поэт, Бродский интуитивно ощущал пошлость высоких метафор (и мне кажется – вообще любых метафор) по отношению к городу, с которым состоял в законном браке 24 года (1972 – 1996). Мне достаточно посмотреть на супругов в самом спокойном состоянии, чтобы понять, что они уже минимум лет 10 живут вместе – без стихов, посвящений, с узнаванием по шагам и знанием личных привычек («тебе как обычно?»). Потом он её «приобнял» (как же точны приставки в русском языке!). Они давно познали друг друга, не нуждаясь более во взаимно-пылких стихах. Но эта связь, не освящённая бряцанием лир – самая прочная. Другое дело, что не в силах вернуться в Крым – сначала из-за невозможности, а с конца 80-х – из страха не узнать его в сравнении с любимым прежним, Бродский иногда сбегает от законной супруги в Венецию. Та лишь беззлобно пожимает плечиками: всё равно вернётся ко мне от этой античной куртизанки со всеми её прелестями. Как неизменно возвращаются от тех, кто создан для страсти – к тем, кто насущен для жизни.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
