Дежавю

Константин Жибуртович: литературный дневник

Осознал, наконец, своё дежавю с новой экранизацией Булгакова. «Гамбит Королевы».


В те дни я нудно писал, что Netflix снял яркую поделку. Что элитные шахматистки, от Майи Чибурданидзе до Юдит Полгар – это личности, а не куклы Барби, сидящие на транквилизаторах ради озарений для побед. Что если вы играли в шахматы хотя бы на уровне второго разряда, эта киношка вызовет ядовитую иронию и отторжение.


Я получал ответы – «режиссёр так видит, имеет право». «Тебе просто баба не понравилась, не в твоём вкусе». И так далее.


Я понял, что писать дальше о шахматном мире, который без фантазий режиссёра избыточно дарит пролог, сюжет, конфликт, драму и эпилог – бессмысленно. Народу (на пяти континентах) нравится вот такая киношка.


Фильм Локшина транслирует ровно ту же историю. Только градус страстей несоизмеримо выше, потому что это Булгаков.


Мне это напоминает смешной мем, как в третьем классе я отыскал самиздатовский «Мастер и Маргарита» в тайнике у дедушки, пока был один дома. Я наобум открыл запрещённую книгу аккурат на встрече Мастера и Марго. Да-да, про те самые «тревожно-жёлтые цветы». Почитал две страницы и закрыл без сожалений. Где мой любимый Жюль Верн или Сабатини?


Пять лет спустя восьмиклассник (будущий медалист) шёпотом сообщил мне, что он прочёл тот самый роман.


– О чём он? – спросил я.


– Об инопланетянах в Москве.


Так моё знакомство с полным собранием сочинений Булгакова (взахлёб в 1991 году) отодвинулось ещё на 4 года.


В свои 18, впервые прочитав-перечитав главный (для меня) роман всей отечественной литературы ХХ века, я ставил вопросы, на которые никакой Локшин никогда не ответит – у него в принципе нет такой задачи.


Например, как умница Фагот (Коровьев) оказался в свите Воланда? Что он совершил в далёком прошлом и какой крест несёт у Сатаны?


Или – что побудило Марго порвать со своим благополучным бытом? Отчего Мастер, не зная ни одного стихотворения Бездомного, попросил его никогда ничего не писать, и тот мигом согласился? Что символизирует обитель Воланда в финале, и рай ли это?


Понимаете, это о катастрофической пропасти восприятия многослойного романа Булгакова. Инопланетяне? Трактуй так. Сталин-Воланд? Пожалуйста. Политическое обличение СССР? Воспринимай так.


И вот, я слышу «откровения»: молодец Локшин, показал нам, что Москва-то вовсе не похорошела при Собянине! А какие актуальные политические аллегории! И как симпотный чувак (типа писатель) подцепил классную фрэнднэссу (типа модель).


Мне безынтересны эти слои. Абсолютно. А «любовная» линия выглядит пошлостью. Не так у Булгакова. И не о том.


Самый комичный момент – диалоги на арамейском. Для снобов-жлобов (вроде меня). Вот тебе эстетская бирюлька. (Тут-то я, видимо, и должен признать талант Локшина).


А язык – вторичен. Это вавилонская условность. Важны смыслы и души, стоящие за каждым словом, каждой историей.


Так что неуд. А для сказа о симпотных мужиках и бабах есть ниша сериалов. Только не впутывайте в это Булгакова.




Другие статьи в литературном дневнике: