Вирджиния Вулф

Анна Дудка: литературный дневник

"Не относитесь к себе слишком серьёзно"


«Ради бога, не публикуйтесь, пока вам не исполнится тридцать»
и другие ценные советы начинающим и состоявшимся писателям от королевы модернистского романа


Перевод: Анастасия Коваленко
Коррекция, редакция: Марья Наговицына, Маргарита Баранова
by EMILY TEMPLE


Кто не хочет писать, как Вирджиния Вулф? (Ну, может быть, кто-то и не хочет, но, держу пари, немногие из них сейчас читают эту статью). Такие умы, как Вулф, рождаются раз в сто лет. Будучи одновременно писателем и издателем, она твёрдо знала, что делает литературное произведение великим (или, что чаще, посредственным). К счастью, она написала множество нетленных эссе и писем на эту тему. Ниже представлены избранные мысли Вулф о ремесле и искусстве писательства, а также её воодушевляющие советы начинающим и уже состоявшимся писателям. Может быть, её советы не столь ёмкие, как советы коллег, — но, по-моему, им это идёт только на пользу.


Начните с главного героя:


Я уверена, что все романы начинаются с пожилой леди, сидящей в углу напротив. То есть я уверена, что в центре каждого романа находится его герой. Что цель каждого романа не проповедовать доктрины, не петь песни, не прославлять Британскую Империю. Роман, такой неловкий, многословный, скучный, такой глубокий, гибкий, глубокий роман создан для изображения героя.
— Фрагмент эссе «Мистер Беннет и миссис Браун», 1924 г.


*


Читайте как можно больше, а потом пишите. Но не о себе:


Искусство письма и тот вид искусства, который недовольные моим творчеством и называют “красотой”, а именно искусство полного владения каждым словом, понимание его веса, цвета, звука, связей, что позволяет вложить в него гораздо больше, чем предполагается (а в английском языке без этого не обойтись), — таким видам искусства отчасти можно научиться через чтение, которого не может быть слишком много. Но гораздо более продуктивный и эффективный способ овладения этими видами искусства — представить, что ты — это не ты, а кто-то другой. Как можно научиться писать, если пишешь об одном единственном персонаже?»
— Фрагмент из «Письма юному поэту», 1932 г.


*


Говорите с читателем на одном языке:


Как в жизни, так и в литературе необходимо преодолеть пропасть между хозяйкой и незнакомым ей гостем с одной стороны и между писателем и незнакомым с ним читателем с другой. Хозяйке поможет обсуждение погоды, поскольку целые поколения хозяек убедились во всеобщем интересе к этому предмету, и все мы в него верим. Сначала она говорит, что погода в мае ужасная, и, таким образом формируя связь с гостем, переходит к более насущным проблемам. То же и в литературе. Писатель тоже должен сформировать связь с читателем, предложив ему сначала что-то знакомое, что-то, способное стимулировать его воображение и желание содействовать с автором в гораздо более сложных, интимных моментах. Крайне важно, чтобы эта точка соприкосновения возникала легко, почти бессознательно, в темноте, с закрытыми глазами».
— Фрагмент эссе «Мистер Беннет и миссис Браун», 1924 г.


*


Научитесь играть с языком в поисках истины и красоты:


Слова по природе своей полны отзвуками, воспоминаниями и ассоциациями. Они в воздухе, вокруг нас. Они остаются у человека на губах, в его доме, на улице, в полях на протяжении веков. Вот почему в наши дни так трудно использовать их в творчестве. Они наполнены многозначностью, историей. Они заключили столько знаменитых браков. Возьмём великолепное слово — обагрить. Как его использовать, не вспомнив тут же о «бескрайних морях»? Конечно, в давние времена, когда английский язык был молод, писатель мог изобрести слово и использовать его. Сейчас придумывать новые слова легко, они сами слетают с губ, когда мы испытываем что-то новое, видим что-то новое. Но мы не можем его использовать — для этого наш язык слишком архаичен. Нельзя использовать новые слова в старом языке в связи с очень очевидным, хотя и загадочным явлением: слово не едино, не отделено от других, слово — это часть других слов. Нельзя назвать слово словом, если оно не часть предложения. Слова принадлежат друг другу, хотя, конечно, только великий писатель знает, что слово «обагрять» принадлежит «бескрайним морям». Сочетание новых и старых слов губительно при построении предложения. Чтобы использовать новые слова, придётся придумать новый язык. К этому, разумеется, придут другие поколения, но не мы. Это не наше дело. Наше дело — работать с таким языком, какой он есть. Как сочетать старые слова по-новому для их выживания, для создания новой красоты, для того, чтобы они были правдивы? Вот это наш вопрос.
— Фрагмент эссе «Мастерство», транслируемого в лекционном формате на BBC, 20 апреля 1937 г.


*


Против системы:


« пытаются быть ближе к реальной жизни, придерживаясь искренности и неизменности в своих интересах и побуждениях, даже если для этого приходится отказаться от большинства общепринятых писательских норм. Конструируйте высказывание из атомов в порядке их возникновения в голове, следуйте образцу, но такому, по которому каждая точка зрения или событие рассматривается осознанно. Не принимайте на веру убеждение о том, что жизнь полна только чем-то большим, но не малым».
— Фрагмент эссе «Современная литература», 1921 г.


*


Для осмысления мира используйте ритм:


Соберите всё своё мужество, проявите всю свою бдительность, призовите всё, чем вас одарила природа. А затем выпустите на волю ваше чувство ритма. Пусть оно летит между мужчинами и женщинами, омнибусами, воробьями и вообще всем, что там ещё можно встретить на улице. До тех пор, пока оно не свяжет всё это во что-то единое и гармоничное. Возможно, это и есть задача — соотнести моменты, которые вроде бы не сочетаются, но при этом как-то загадочно связаны между собой; бесстрашно и полностью впитать каждое переживание, встречающееся на его пути, сделав таким образом свою поэму целостной, а не фрагментарной; взглянуть на жизнь человека поэтически и одарить нас снова трагедией и комедией, не растягивая персонажей в романическом стиле, а сжимая и синтезируя их, как может сделать только поэт. Вот чего сейчас от вас ждут. Но так же, как я не знаю, что конкретно я подразумеваю под ритмом, так я и не знаю, что я подразумеваю под жизнью. И как я не могу точно назвать вам компоненты, которые точно составят поэму (это целиком ваша задача), так я и не отличу дактиль от ямба и уж тем более не смогу научить вас изменять и расширять ритуалы и обряды вашего древнего и загадочного искусства. Я отойду на безопасное расстояние и вернусь к своим маленьким книжечкам.
— Фрагмент из «Письма юному поэту», 1932 г.


*


Забудьте о методологии. Используйте то, что работает для вас:


Оставаться в стороне, изучая “методы” в любом случае неправильно. Любой метод хорош, каждый метод хорош, если он помогает выразить то, что мы хотим выразить как писатели, что делает нас ближе к пониманию автора как читателей… …у горизонта нет начала и конца …ничто — ни метод, ни эксперимент, даже самый смелый, не запрещены. Запрещены только фальшь и притворство. Не существует “надлежащих атрибутов художественной литературы”, в литературе всё — надлежащее. Каждое чувство, каждая мысль, каждая особенность разума и духа манит, ни одно ощущение не возникает некстати».
— Фрагмент эссе «Современная литература», 1921 г.


*


Не относитесь к себе слишком серьёзно:


Впервые в истории появились читатели — внушительная группа бизнесменов, спортсменов, опекунов своих дедушек, завязывальщиков пакетов за прилавком — и все они сейчас читают. Они хотят, чтобы им объяснили, что и как читать. Их учителя — критики, лекторы, дикторы — в целом должны сделать этот процесс лёгким. Убедить их в том, что литература неистова и увлекательна, полна героев и злодеев; враждебных, постоянно конфликтующих сил; полей, засыпанных костями; одиноких победителей в чёрных плащах, скачущих на белых лошадях навстречу смерти, которая ждёт их на повороте. Раздаётся гром пистолетного выстрела. “Кончилась эпоха романтики. Началась эпоха реализма”. Ну и тому подобное. Писатели-то, конечно, знают, что в этом нет ни слова правды. Нет никаких битв, убийств, поражений и побед. Но писатели закрывают на это глаза, поскольку самое важное — очаровать читателя. Они изысканно одеваются. Они играют свою роль. Кто-то ведёт, кого-то ведут. Кто-то романтик, кто-то реалист. Кто-то прогрессивен, кто-то безнадёжно устарел. Во всём этом нет вреда до тех пор, пока вы воспринимаете происходящее как шутку. Но стоит вам поверить, стоит вам серьёзно причислить себя к лидерам или последователям, модернистам или консерваторам, вы превращаетесь в жалкого, кусающегося и царапающегося маленького зверька, чья работа не несёт ни малейшей ценности или важности для кого-либо. Лучше думайте о себе, как о ком-то более скромном и менее блистательном, однако, на мой взгляд, гораздо более интересном, — как о поэте, в котором живут все поэты прошлого, который даст начало всем поэтам будущего. В вас есть частичка Чосера, что-то от Шекспира, Драйдена, Поупа, Теннисона (и это я говорю только об уважаемых ваших предках), которая волнует вашу кровь и иногда смещает ваше перо немного вправо, немного влево. Короче говоря, вы невероятно древний, сложный и бессменный персонаж, так что относитесь, пожалуйста, к себе с должным уважением и дважды подумайте, прежде чем надеть костюм Гая Фокса и неожиданно выскочить перед пугливыми пожилыми леди на углу улицы, угрожая расправой и требуя вас прочесть.
— Фрагмент «Письма юному поэту», 1932 г.


*


Но серьёзно относитесь к литературе:


Как бы то ни было, в Англии роман — не произведение искусства. Ни один нельзя поставить в один ряд с романами “Война и мир”, “Братья Карамазовы” или “В поисках утраченного времени”. Но, принимая этот факт, мы не можем утаить одну, последнюю попытку это объяснить. Во Франции и России художественную литературу принимают всерьёз. Флобер месяц ищет фразу для описания кабачка. Толстой переписывает “Войну и мир” семь раз. Возможно, своей исключительностью они в какой-то мере обязаны своим страданиям, в какой-то — строгости суждения их произведений. Если бы английская критика была менее домашней, не так усердно защищала бы права того, что ему приятно называть жизнью, может быть, английский романист тоже стал бы смелее. Может, он оторвался бы от вечного чайного столика и от убедительных и нелепых формулировок, которые вроде бы разъясняют всю нашу человеческую авантюрную сущность. Но тогда повествование начнёт расшатываться из стороны в сторону, сюжет распадаться, персонажи погибнут. Короче говоря, роман станет произведением искусства».
— Фрагмент из «Искусства художественной литературы» (Art of Fiction), ответа Э.М. Форстеру на его эссе «Аспекты романа», 1927 г.


*


Не спешите публиковаться:


Я уверена, что это очень важно. Большинство недостатков стихотворений, которые я читала, объясняются, как мне кажется, тем, что они попали под резкий взгляд публики, когда они еще были слишком молоды, чтобы выдержать напряжение. Оно высушило их до жёсткого остова, эмоционально и словесно. Такого не должно происходить с юностью. Поэт пишет хорошо. Он пишет для интеллектуальной публики, которой трудно угодить. И насколько его мастерство было бы совершеннее, если бы предыдущие десять лет он писал только для себя! Как ни крути, годы между двадцатилетием и тридцатилетием — это годы эмоционального воодушевления. Капли дождя, шелест крыльев, прохожий — самые обычные звуки и образы могут свергнуть молодого человека — я помню по себе — с вершин блаженства в пучину отчаяния. И если настоящая жизнь полна опасностей, то следовать своему воображению можно без оглядки. Так что пишите, пишите сейчас, пока вы молоды, всякую чепуху стопками. Пока можно быть глупым, сентиментальным, пока можно имитировать Шелли, а можно — Сэмюэля Смайлса. Поддавайтесь каждому порыву; смело ляпайте все возможные стилистические, грамматические, вкусовые и синтаксические ошибки; давайте волю гневу, любви, иронии любыми словами, которые вы можете ухватить, удержать или создать, в любом ритме, в прозе, в поэзии, в любой ерунде, которая приходит на ум. Так вы научитесь писать. Но если вы начнете публиковаться, ваша свобода будет ограничена. Вы будете думать, что скажут люди, будете писать для других, а должны только для себя. И какой же тогда смысл сдерживать этот стремительный поток спонтанной чепухи, если сейчас, спустя не так много лет, этот поток — это ваш дар свыше для публикации маленьких аккуратных книжечек экспериментальных стихов? Чтобы заработать? Мы оба знаем, что об этом и речи быть не может. Услышать критику? Но друзья осыпят ваши рукописи гораздо более серьёзными и глубокими замечаниями, чем любой критик. Ну а насчёт славы… Посмотрите, я умоляю, на знаменитостей. Какими потоками глупости они нас заливают, входя в помещение; понаблюдайте за их помпезным и пророческим гонором; подумайте о том, что величайшие поэты писали инкогнито; подумайте о том, что Шекспир не искал славы, что Донн выкидывал свои стихи в корзину для бумаг; приведите пример хотя бы одного современного английского поэта, которого не испортили толпы последователей и почитателей, охотников за автографами и репортёров, обеды и ланчи, восхваления и торжества, с помощью которых английское общество так эффективно заставляет своих певцов молчать и заглушает их песни».
— Фрагмент из «Письма юному поэту», 1932 г.


*


Last but not least: у вас должна быть своя комната


Тема “Женщины и художественная литература” может означать (и вы могли вкладывать в неё именно такой смысл): женщины и на что они похожи. А может означать: женщины и написанные ими произведения. Или: женщины и написанные о них произведения. А может быть, она означает всё это вместе, сложно связанное в одно, и вы хотели бы, чтобы я рассмотрела её именно в таком контексте. И когда я начинаю рассматривать её именно в свете своего третьего предположения, что мне кажется наиболее интересным, я очень ясно вижу его главный минус. Я никогда не смогу сделать выводы. Я не смогу выполнить полностью главный долг лектора: после часового обсуждения одарить вас крупицей незамутнённой правды, которую вы сможете упаковать меж страниц вашей тетради и вечно держать её на каминной полке. Всё, что я могу для вас сделать, это высказать своё мнение по поводу одной детали: если женщина собирается писать, ей нужны деньги и комната. И вот это, как вы сами понимаете, является огромной неразрешимой проблемой подлинной природы женщины и подлинной природы художественной литературы. Так что я уклоняюсь от выводов по поводу двух этих вопросов — женщин и художественной литературы. Поскольку я уверена, что они неразрешимы».
— Фрагмент эссе «Своя комната», 1929 г.


Опубликовано на Literary Hub 28.03.2018



Другие статьи в литературном дневнике: