Лилиан отправилась к Баленсиага. У неё было не много платьев, к тому же они были сшиты в годы войны и уже вышли из моды. Некоторые платья достались ей от матери, а потом их перешила недорогая портниха; некоторые были сделаны из тех
дешёвых тканей, которые продавались во время войны. Из всех её туалетов только два костюмчика, синий и светло-серый, были ещё достаточно модными. Правда, и их она носила уже несколько лет, но фасоны не успели устареть.
Началась демонстрация моделей. Сидя в зале, Лилиан наблюдала за другими женщинами. Многие из них были стары и слишком сильно накрашены; некоторые тараторили без умолку, как злые попугаи; были, правда, и красивые женщины, уверенные в своей красоте. Среди публики попадались американки, такие чванливые, что это нагоняло скуку; в толпе виднелись и мужчины.
Лилиан выбрала четыре костюма. Когда она примеряла их, продавщица была к ней особенно внимательна.
–– Вы удачно выбрали, –– сказала она. –– Кажется, будто эти вещи шились специально для вас. Это бывает редко. Большинство женщин покупают наряды, которые им нравятся; вы же покупаете то, что вам идёт. В этом широком труакаре вы выглядите чудесно.
Лилиан посмотрела на себя в зеркало. Лицо её казалось в Париже более загорелым, чем в горах; плечи тоже загорели. Новые платья подчеркивали линии её фигуры и своеобразие лица. Она стала вдруг очень красивой, более того, её прозрачные глаза,
которые никого не узнавали и смотрели как бы сквозь окружающие предметы, придавали ей особое грустное очарование и какую-то отрешённость от всего, трогающую сердце. Она слышала разговоры женщин в соседних кабинках, видела, как, выходя, они
рассматривали её, эти неутомимые воительницы за права своего пола, но Лилиан знала, что у неё с ними мало общего. Платья не были для неё оружием в борьбе за мужчину. Её целью была жизнь и она сама.
На четвёртый день на примерку пришла старшая продавщица. Через неделю явился сам Баленсиага. Они поняли, что эта покупательница сможет носить их модели с особым шиком. Лилиан мало говорила, зато терпеливо стояла перед зеркалом; едва
уловимый испанский колорит вещей, которые она выбрала, придавал её юному облику что-то трагичное, что, впрочем, было не слишком нарочитым. Когда она надевала чёрные или ярко-красные, как мексиканские шали, платья, или же короткие, как у матадоров,
курточки, или необъятно широкие пальто, в которых тело казалось невесомым, так что всё внимание концентрировалось только на лице, в ней особенно отчётливо проступала та меланхолия, которая была ей свойственна.
–– Вы прекрасно выбрали, –– сказала старшая продавщица. –– Эти вещи никогда не выйдут из моды; вы сможете носить их много лет.
"Много лет", –– подумала Лилиан и сказала, улыбаясь:
–– Мне они нужны только на этот год...
Продавщица показала ей что-то серебристое, похожее на рыбью чешую.
–– Совершенно новый фасон. Хотите примерить?
Лилиан покачала головой.
–– Хватит. У меня больше нет денег.
–– Примерьте всё-таки. Мне кажется, вы возьмёте платье. И цена вам подойдёт.
Лилиан примерила это сверкающее нечто, эту серебряную чешую. Она выглядела в ней так, словно только что вышла из морских волн. Платье оказалось до смешного дешёвым.
–– Наша фирма хочет, чтобы его носили именно вы, –– сказала старшая продавщица.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
