Один урок этикиВспомнился один случай, когда я впервые по-настоящему крепко задумался над системами моральных координат и коллизиями оных. Таким пониманием предмета я вполне довольствовался до двадцати лет, но однажды осенью девяносто шестого мне довелось задуматься о подобных материях глубже и шире. Благо, у меня были многомудрые и очень убедительные наставники по социальной этике. То было время, когда значительная часть квартир уже оприватизировалась, и во многих крупных городах вовсю развернулись чёрные риелтеры. С той поры об их деятельности и её методах было написано столько статей и снято столько фильмов, что, конечно, нет нужды описывать в деталях. Впрочем, и с самого начала квартирной приватизации было вполне предсказуемо, что когда образуется значительное число крупных собственников, совершенно неспособных ни управлять своей собственностью, ни защитить её (или себя) – будут и желающие постервятничать нахаляву, отжимая квартиры у одиноких пенсюков, алкашей, нариков. Предсказано было и то, что при такой цене приза очень быстро появятся довольно разветвлённые структуры, действующие в масштабах всего города, а не квадратно-гнездовым методом на территории какого-то одного шакала-участкового. Эти структуры будут менее уязвимы, поскольку при их расширенной географии да при большем организационном разнообразии (включая множество технологических фирм) – выявлять их будет сложнее. Мало ли, что в Медведково старушка заключила договор пожизненного содержания с благодетелями из конторы «Тихая старость», да всего месяц наслаждалась их заботой, после чего её квартира была продана через РА «Эстейт-Премиум»? Ну, бабушка не стала бы заключать такой договор, будь она бодренькая и здоровенькая. Так что – ничего сверхъестественного. И уж тем более – это никак не связано с бабушкой на Ордынке, заключившей договор с благодетелями из конторы «Вечная радость», а через месяц – почившей в бозе, чтобы новые правообладатели продали квартиру через РА «Аппартментс-Делюкс» (все названия, естественно, вымышленные, совпадения случайны). Однако ж, по мере накопления и анализа статистического материала – вырисовывались некоторые занятные закономерности. Аффилированность конкурирующих риелтеров и «благодетелей» через какие-то третьи фирмы, через общие юридические адреса, совпадения контактных телефонов и пейджеров (кто ещё помнит, что это за штука), совпадения по нотариусам, по доверенным лицам и временным правообладателям. Что-то мы получали из рекламных объявлеиий в «Из рук в крЮки», какие-то сигнальчики шли – от дружественных оперов с земли, да и сознательная братва была порой не прочь маякнуть. И вот к осени девяносто шестого стало ясно, что мы вышли на действительно крупную сеть, довольно неплохо законспирированную, имеющую хорошие ходы в муниципальных структурах и подвязки у силовиков вплоть до ГУВД и городской прокуратуры (я не говорю, что тамошние контрагенты изначально и в точности знали, кого именно они крышуют и в чём, – но содействие оказывали…) Когда я доложил Гансу очередную порцию инфы по своему сектору – он кивнул: «Ну да, всё сходится. Теперь мы знаем о них почти всё. И какие твои предложения, Тём?» Я пожал плечами, несколько удивлённый: Ганс засмеялся – что удивило меня ещё больше. Нет, у него очень такой приятный, мелодичный даже смех, но в тот момент – он показался мне малость неадекватным ситуации. Видя моё недоумение, Ганс пояснил: Я поморщился (поскольку никогда не претендовал на хоть какой-то альтруизм): Ганс весело вскинулся: Клянусь, меня не очень легко довести до повышения голоса (я флегматик), но Гансу, нашему «первому среди главных», нашему «маленькому хозяину большого жёлтого дома» - это удалось. - Блин, Ганс! Вот что ты мне пытаешься донести сейчас? Какую мысль? Что лучше их оставить в покое? Что у каждого свой хлеб? Это я, блин, слыхал уже от «законников» синюшных-парашных, «комми-первертов»! Или - что у каждого свои особенности менталитета и рамки допустимого поведения в бизнесе? Да я срать хотел на такие особенности и рамки! Я всемерно уважаю право этих уродов иметь таковые особенности – но я уважаю и своё право перемочить к херам собачьим уродов, чьи особенности мне категорически не нравятся! И здесь, блин, не Африка! Здесь, блин, город, где я, блин, живу! Нет, я здесь не родился… но представим, что родился. И вот я узнаЮ, что мою бывшую школьную учительницу в младших классах, которая, чыста, своим заботливым дуновением возжигала во мне жажду знаний, – что её какие-то ублюдки тупо замочили за тридцать квадратов серого бетона. Ну, можно же представить и такую ситуацию, когда б для меня это личное дело было? Когда для любого это личное дело будет! Ганс поднял правую руку и громко прищёлкнул пальцами: Ганс подыскал три квартиры в пределах Садового Кольца, предлагавшиеся центровым РА этой мафии. Представился директором российского филиала одной солидной европейской фармацевтической фирмы с мировым именем (они покамест только в планах имели открытие офиса в Москве, но при необходимости – подтвердили бы личность и полномочия Ганса, поскольку были крупно ему должны). Замечу, Ганс – он не просто моложе своих лет, а выглядит практически школяром. Он щупловатый, очень шустрый, очень инфантильный. Белокурые кудряшки, васильковые глазёнки, пухловатые губёшки чуточку обиженного ангелочка, ручейком журчащая непринуждённая речь, заливистый детский смех. Каков же он на самом деле – бывает видно, только когда его лицо озаряют мгновенные вспышки его Глока в тире, когда он стреляет на скорость. Это лицо человека, который вполне мог бы быть капитаном в Иностранном Легионе, командиром разведроты в четвёртой бронетанковой дивизии и главарём «маки» в Эльзасе. Да кем угодно для целей экранизации. И это лицо человека – которого не очень захочешь видеть напротив себя поверх мушки его Глока. Впрочем, это лирика. Что не лирика – Ганс сумел создать адекватное впечатление молодого, но амбициозного сотрудника, которого начальство фармсиндиката десантировало в снежную Россию для создания площадки. А я – был при нём переводчиком. Мы осмотрели эти три квартиры, остались довольны, хотя немножко поторговались, внесли аванс в размере половины от оговоренной цены и порешили, что полностью разойдёмся в течение недели, когда продавцы подготовят все документы, а Ганс – получит все недостающие средства. Но мы заявились в головной офис на следующий же день, без объявления. Ганс негодовал – а я переводил: «Извините, но особым моим условием было – гарантия абсолютной юридической чистоты объектов сделки. Поскольку я знаю, что у вас сейчас в стране бывает много случаев недобросовестной торговли недвижимостью. И я вам доверял, но всё же обратился к одному детективному агентству. И выяснилось, что во всех трёх квартирах жили одинокие старики, которые выписали доверенность и пропали как-то странно. Это может быть простое совпадение – но вы же понимаете, какое впечатление это произведёт на моих заказчиков? Нет, я отказываюсь от такой сделки и требую вернуть аванс. Вы утаили от меня важные факты. Настолько важные, что они угрожают моей деловой репутации. Если ж вы не вернёте мне мой аванс и ещё двести тысяч долларов за моё время – я немедленно обращусь к своим друзьям в Интерполе и в российском ФСБ, чтобы они проверили эти странные совпадения. И я сам не знаю, почему я до сих пор этого не сделал». Из множества квартир, предлагавшихся той мафией на рынке, – мы выбрали три, где связь рисовалась очень легко. Ну и вот когда всё закончилось, я спросил Ганса: Мы пили виски в штабной сауне, млея от жара-пара (в том лесу мы всё-таки продрогли под дождём, пока то да сё). Ганс рассмеялся: - Как я понял, - продолжает Ганс, - есть только один способ. Всё – примерять на себя. И когда хочешь кому-то помешать что-то делать – всякий раз доказывать, чем эта деятельность вредит ТЕБЕ. Что она агрессивна в твой непосредственно адрес. Что люди, её осуществляющие, - агрессоры. Как, скажем, мы давеча доказали эмпирически, что люди, убивающие алкашей и всеми брошенных стариков ради квартир, опасны не только для алкашей и всеми брошенных стариков. Так-то они могли бы обосновать, что этим бедолагам жизнь всё равно не в кайф, и что на небе им будет лучше, но – они наехали на нас. Что нам уже дало право включить ответку по полной. Хмыкаю: Ганс тоже хмыкает: Я помотал головой: - Нет. Не верная. Наша позиция – конечно, укопать уродов. Это и полезно, и приятно. Но укопать – «по понятиям», комм он ди. Подвести – развести – предъявить – и выставить. Благо, криминальные дебилы податливы на такие темы. Но не с той позиции их бить, что «они нам не нравятся, а потому – мочи козлов». Этак очень далеко зайти можно – и совсем не туда, куда хотелось бы. - Поясню ещё конкретней. Было время, когда я полагал, что режим нацистов следует считать чудовищным и подлежащим ликвидации, поскольку они уничтожают многие тысячи невиновных людей. Но это было лукавство. Да плевать мне было на эти тысячи невиновных и незнакомых людей. Как и тебе. Но вот то, что они могут грохнуть моего одноклассника Либерштейна, славного парня, только потому, что он еврей, - этого было достаточно для оправдания всех бомб, сброшенных на Германию. И даже плевать, что у меня не было никакого одноклассника Либерштейна. Но вот он был бы – и он был бы славный парень. А они б его решили грохнуть. Тем самым, уничтожая небезразличных мне людей по причинам, которые не могут мне обосновать, – они бы наехали на МЕНЯ. Собственно, они это и сделали… желая сделать мир лучше… как будто он и так недостаточно хорош. Ей-богу, этот временами сбивчивый спич Ганса меня тронул и заставил задуматься над многим из того, о чём я до той поры не думал (или думал слишком шаблонно). © Copyright: Артем Ферье, 2011.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
