Из кухонных бесед элитыКухонные разговоры с Анной Андреевной Ахматовой о Пушкине, один из которых в мае 1965 года на квартире Рожанского был записан на магнитофон иллюстрируют для меня, перво-наперво, вот что. Но для начала напомню: Ахматова – пушкинистка, что означает не только глубочайшее знание предмета, но и являет признаки фанатизма. Она ревнует к Наталье Гончаровой на дистанции полутора веков. К тем, кто пишет о своём Пушкине; о Марине Цветаевой Ахматова отзывается безжалостно: «Марину на три версты нельзя подпускать к Пушкину, она в нём не смыслит ни звука… Мы ещё с Осипом (Мандельштамом – примеч.) говорили, что о Пушкине Марине писать нельзя» (из беседы с подругой Лидией Чуковской). Позже, в кухонном разговоре с молодым Бродским Ахматова выводит «истину», что герои Достоевского – постаревшие герои Пушкина. Я помню, как вспыхнул, впервые прочитав об этом. С тех пор, при всём знании предмета Ахматовой, я делю её сохранившиеся мысли о Пушкине надвое, пропуская через критические фильтры: эпоха, собеседники, контекст, личное отношение и восприятие поэтессы.* Интересно вот что. Фанатизм – нетерпимость к инакомыслию по отношению к личности художника и даже отказ в праве всерьёз говорить о нём кому-то иному, а в разговоре с друзьями – безжалостное продавливание личного восприятия. (Это всё из первейших признаков). Но фанатизм в исполнении условного Василия Алибабаевича прост: он собирает коллекцию, помнит важнейшие даты и вершина его эволюции – мифология, смешивающая реальность с вымыслом, а прошлое – с настоящим. Совсем не так у тех, кому дано многое, и прежде всего – собственные таланты. Ахматова неподражаемо ревнует к Гончаровой, даже частично скатываясь до сплетен. Очень умно гасит контрдоводы того же Левитина в записи 1965 года, а голоса остальных присутствующих за столом – слабые реплики из зала. И вообще, с таким адвокатом Пушкин будет оправдан на любом суде (я о судах, а не судилищах, конечно). В разные дни Анна Андреевна могла быть и «царственной особой» с таинствами мудрости давно живущих и чувствующих Мир, и язвительной поэтессой, и дамой с дворянской осанкой и непередаваемой речью. Но что бесспорно – жила она не только тогда, когда писала или читала свои стихи. Но и рассказывала о своём, единственно верном для неё, Пушкине.
«Кто-то упомянул имя Натальи Николаевны Гончаровой. И тут нам посчастливилось необычайно: мы услышали страстную, полную обиды и ревности речь Анны Ахматовой о Пушкине и его семейной жизни. Королева исчезла. Её сменила оскорблённая в своей любви женщина, которой предпочли недостойную соперницу. Обвинения сыпались на голову Натальи Николаевны: “ничтожная, скучная, пустая”; “транжирила деньги безобразно”; “оторвать её от балов было невозможно”; “стоило Пушкину уехать, как она тут же забывала его адрес”; “запас пошлости неисчерпаемый, на смертном одре и то говорила пошлости”; “мать никакая” и даже – не так уж хороша собой! В качестве доказательства приводилась репродукция её портрета, незадолго до того помещённая в журнале “Простор”. Тут уж слушатели не выдержали и попытались вступиться – хотя бы за наружность Натальи Гончаровой. Я упомянул, что видел недавно в Питере малоизвестный портрет, где та, напротив, “необычайно прелестна”. – Понравилась вам? – грозно осведомилась Анна Андреевна. – Мне вообще нравится Наталья Гончарова. – Я не знаю ни одной фразы, которую можно сказать в её защиту, – был ответ. Сергей Наровчатов напомнил, что она “нравилась Пушкину”, а в ту пору была ещё очень молода. – Не поумнела с годами, – отрезала Анна Андреевна. © Copyright: Константин Жибуртович, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
