Вместо благоглупостей к 14 февраля– Я не умею писать стихи «о любви». Вот так, чтобы – Он, Она и солнце светит. В этом смысле, меня всегда умиляли лучшие образцы советской эстрады. – Советской? Не западной? – Именно советской, из прошлой жизни. Я недавно наткнулся на почти идеальное воплощение чистого романтизма. Песенка «День на двоих», слова Михаила Рябинина, 1971 год. Могу также вспомнить Аллу Борисовну – «Любовь одна виновата». И Володю Кузьмина, которого я запилил в 80-90-е – «Видеть рядом тебя». Всегда казалось непостижимым, откуда возможно черпать вот этот неразбавленный ингредиент романтизма. И без пошлости ведь. Искренне. – Это артисты. Вошли в образ. – Нет-нет. Не только «в образ». Там такое чистое восприятие, граничащее с состоянием идиота – но блаженного. Мир светел, люди добры, ты со мной навсегда. Вот так я писать не умею – и уже не научусь. Ты знаешь, я недавно изучал западную эстраду до начала эпохи рок-н-ролла. Скажем, во времена Великой Депрессии в тренде у американцев было нечто вроде «лучше бы я умер в своей колыбели и не встретил тебя». – То есть, рефлексии о несбывшемся. – Угу. И мечты о невозможном. И даже та романтика, до Элвиса и битлов, для меня фальшива. Все эти Strangers in the Night я именую «солидная любовь для солидных влюблённых». Нож в левой руке, вилка в правой, соблюдай этикет и не чихни нечаянно. Для меня – мертвечина, если начистоту. – Ну, если принять твою позицию, что творчество – плач об утраченном, многое проясняется. В твоём частном случае. – Да, но смотри какая вещь… В начале второй половины ХХ века подаёт голос поколение, заставшее Вторую Мировую в колыбелях. Голод, лишения, бедность после войны. И оно поёт серенады под балконом, как я именую процентов 80 творчества тех же битлов до 1965 года. И опять, как в случае с лучшим из советской эстрады – искренне, без фальши. Что, мытарства с детства их не раздавили и даже не озлобили? Но там нет такого – что помню, о том и пою. И я понял. Это крик выживших. Радость простым вещам. Что есть кров и хлеб, нет войны, и девушка из дома напротив, кажется, улыбнулась сегодня. – Антитеза страданиям. Я понимаю. – И естественная реакция на них. Ты знаешь, я никогда не разделял весь этот пафос «о всемирной отзывчивости». Как можно петь такие песенки, если в Африке сейчас… Или где-то ещё. Не неси всю тяжесть Мира на своих плечах. Мир не прогнётся, а тебя раздавит. Прислушайся к своему голосу без оглядки на остальных. Вся духовность этой философии очень простая. Песни, помогающие жить. В том числе, таким как я. – Я бы сказала, что мы более избалованное поколение. Всё-таки, родились в вегетарианскую эпоху 70-80х. В законах больших чисел, бедность знаем, нищету – нет. Недоедание знакомо, но не голод. И так далее. И с позиций сытости, в сравнении с послевоенным поколением, многие их песни видятся наивными. – Согласен, конечно. Относительная сытость располагает к философии. Как у нелюбимого мной, но абсолютно правого в этой цитате Достоевского: сначала накорми насущным, потом спрашивай и суди. Именно так. Но чистота эмоции – писать о ничем не омрачённой влюблённости – утрачивается. Фрагмент «Сад громоздит листву» Бродского или «Баллада о прокуренном вагоне» Кочеткова мне понятны до последнего отзвука. Но это не «стихи о любви». Это, опять-таки, о не сбывшемся, отрефлексированном, осмысленном и нередко – трагичном. – Не сказка. – Не сказка, именно. Вот «не сказку» я написать могу. Завидуя чистоте более детских сердец предков.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
