Осторожно, субъективно!

Константин Жибуртович: литературный дневник

Уникальная запись выложена в одной из групп памяти ВКонтакте. Самая ранняя, что сохранилась о Бродском. Примерно 1971 год, незадолго до эмиграции. Иосиф экспрессивно читает финал:


Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?


Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мёртв или жив?


Он говорит в ответ:
— Мёртвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.


Но прочтение фрагмента – чудовищное. «Натюрморт» – одна из вершин Бродского, так глубоко никто из его современников не писал. И вот насколько неуместную интонацию возможно подобрать к гениальному стихотворению – настолько Иосиф это и сделал.


Я задумался: отчего так? Не может быть, чтобы Бродский не осознавал, что декларативное прочтение, подобно греческому оратору на площади, уничтожает поэзию, низводя её до зарифмованного манифеста. Всякая форма экспрессии в «Натюрморте» – излишество и даже пошлость.


Я нахожу этому несколько объяснений. Выступая перед любой аудиторией, Бродский полагает, что сокровенный текст с философичностью в каждой строфе утомит публику. Надо добавить громкости, словно в рекламном промо. В 60-70-е вообще являлось нормой именно декларативное чтение с интонационными пиками на повышение голоса. То есть, Бродский не мог и не хотел доносить до публики стихотворение так, как это делал Сергей Юрский (великолепное прочтение всего Онегина) или Константин Хабенский (на мой вкус, идеальная интерпретация «Слова» Гумилёва).


И второе. У подлинной поэзии всего одно родимое пятно – она самодостаточна на уровне текста без всякой косметики – ораторское прочтение, музыкальное сопровождение, использование стихов в том или ином выгодном контексте (кино, театр). «Натюрморт» именно такое стихотворение. Начиная со строки «я сижу на скамье, в парке, глядя вослед…» я чувствовал при первом прочтении, что мне повезло это прочесть. Ощущение, что самоед Бродский в тот период, вероятно, не верил в силу чистого текста, не нуждающегося в посредниках даже через самого автора.


В итоге, смотря запись, я ощущаю себя на утреннике в начальных классах советской школы, где дети по разнарядке читали стихи – как можно громче и экспрессивней. В случае с гением Бродского это выглядит, повторюсь, чудовищно. При том, что его поэзия, в большей степени, чем любая иная, располагает к доверительному прочтению и общению на годы вперёд.



Другие статьи в литературном дневнике: