О ложной новизнеИз эссе Вадима Демидова «Зачем мы слушаем новую музыку?». Но что меня поразило – буквально на днях там говорили об очередном альбоме ИИ, сработанном под лохматый рок. И эта музыка людям понравилась! Я потом послушал этот альбом. Более банальную музыку сложно представить, это был самый шаблонный извод лохматого рока, среднестатистический по больнице. Но меломаны из ностальгии по старому року были готовы «съесть» и это фальшивое блюдо. Разумеется, это повод для рефлексии. Людям не нужны новые альбомы актуальных артистов, но они готовы слушать подделку под их любимую музыку и получать удовольствие. Кто-то, чую, на этом будет наживаться. Итак, зачем вообще слушать новую музыку. Слушать музыку новых исполнителей как минимум намного сложнее, чем слушать музыку, которую мы хорошо знаем. Те, кому за тридцать (или всё же за 40?), её слушать и перестают – потому что уже взрослые, работа, дети, обязанности, то есть жизнь. И зачем тратить время на то, что ещё может и не понравиться? И всё чаще приходит желание послушать то, что может перенести обратно в юность, когда жизнь была проще. Оказывается, есть физиологическое объяснение музыкальной ностальгии и желания искать утешение в хорошо знакомом. Это связано с пластичностью нашего мозга. Распознавая новые закономерности в окружающем мире, он изменяется, и это очень полезное его свойство. В мозгу есть специальные каталожные ящички, в которые, когда мы слушаем музыку, закладываются различные музыкальные паттерны. И когда определённый звук (музыкальный интервал, аккордовая схема и пр.) соответствует знакомому паттерну, наш мозг вырабатывает дофамин, основной химический источник наших сильных эмоций. Это основная причина, по которой музыка вызывает такие сильные эмоциональные реакции. К примеру, есть осевая прогрессия, очень популярная в поп-музыке. Песни с этой аккордовой схемой мы слышали многократно, и она в голове многократно каталогизирована. И когда звучит очередная такая песня, наш мозг точно знает, чего ожидать. Подобно игле, скользящей по канавкам пластинки, наш мозг отслеживает эти паттерны. Чем больше в голове место для музыкального каталога, тем больше паттернов мы можем вспомнить, и тем значительнее будет выброс дофамина. Но что, если музыка незнакомая? Что, если мы слышим музыку, не отображенную в нашем мозговом каталоге? Эта музыка вполне может быть зарегистрирована как неприятная, как плохая. Если мозг не способен устанавливать убедительные ассоциации по своему каталогу, мы немножко сходим с ума. Таким образом наш мозг борется с не знакомостью, с неопределенностью мира. И поэтому он готов бесконечно слушать золотые хиты молодости и даже согласен потреблять фальшак ИИ, если тот мозгом опознаётся как родной, «каталогизированный». Часто мы с гордостью вспоминаем дни, когда ежедневно открывали для себя множество новых групп. И всегда было время их все прослушать, составить мнение, запомнить все тексты и даже имена басиста и барабанщика; и было время гонять на концерты и фестивали (даже в другие города). В молодости мы, как губки, впитывали огромный объём новой информации. И успешно заполняли каталожные разделы наших неопытных мозгов. Но со временем этот текучий интеллект начинает наполняться, переполняться и – о боже! – кристаллизоваться. Превращаться в камень. В кремень! И мозг перестаёт стремиться узнавать что-то новое. И когда звучит новая музыка, единственное, что ему под силу – выяснить, есть ли в ней знакомые паттерны из его каталога. Нет – досвидос. Напоминает попытку найти правильные фрагменты для мозаики. Но не попытку насобирать самых разных пазлов в надежде, что это может привести в какое-то интересное место. И получается, что когда мы слушаем любую музыку, мы в итоге слышим уже знакомую нам музыку, что соответствует сформированному в нашем сознании каталогу. И добавлять что-то новое кажется нелогичным и странным. С возрастом человек легко теряется в мире нового музыкального изобилия и мечтает лишь о том, чтобы вернуться к тому, что ему хорошо известно. Нашему разуму легче усваивать то, что мы уже знаем. Поэтому чувства чаще всего пробуждаются ностальгией и прослушиванием музыки «старых добрых времён». Вот реальная реакция пожилого меломана: «Я бы хотел, чтобы новая музыка была в стиле рок-н-ролл. Я просто не могу воспринимать большинство новых жанров, таких как одномерная поп-музыка с чрезмерным использованием электронных звуков. Это фальшиво, скучно, в этом нет души и гармонии». По сути, человек оказывается окружённым четырьмя стенами. И сверху низким потолочком. Нужно ли с этим что-то делать? То есть буквально: стоит ли себя в зрелом возрасте загружать новой музыкой? Наверное, нет, если музыка не является большой ценностью для человека. Хотя точно да, если человек хочет немножко отдалить от себя перспективу Альцгеймера. Когда мы слышим что-то новое, нашему разуму предстоит работа: он должен связать всё воедино, найти новые закономерности и осмыслить их. Чем больше мы слушаем что-то новое без предубеждений, тем больше мы восстанавливаем эластичность (подвижность) нашего ума. Слушая старую музыку, мы вспоминаем о весёлых сумасшедших временах. Когда мы слушаем новую музыку, связь с теми эмоциями отсутствует, и бывает, грусть нападает, что музыка стала какой-то другой, какой-то дурацкой – и чувствуешь себя отсталым стариканом. Но когда после многих попыток вдруг начинаешь принимать (понимать) новую музыку, срабатывает противоположный эффект, настроение улучшается («а я ещё ничего, врубаюсь...»). ****** Я не сторонник теории о том, что среда и восприимчивость молодости формируют музыкальные вкусы личности. Примерно до начала 80-х моей музыки на свете не существовало, поскольку я её не слышал. Слышал иное: детские песенки, песни пионеров, оптимистичных строителей коммунизма; наконец – поп-рок, одобренный комсомолом – «Синяя Птица», «Земляне» и ещё два десятка ныне забытых групп. Всё это совершенно не располагало к меломанству. Отличие меломана от рядового потребителя навязываемых ему хитов только в одном: для него нет второстепенных песен и вообще мелочей в музыке. Любить равно знать, пусть даже «любить» случается раньше знания. Об источниках «полюбить» говорить бессмысленно. Когда я впервые услышал Пола Маккартни, Led Zeppelin, Queen или Dire Straits (четыре примера из сотни) никаким «паттернам» из навязываемых мне советской радиоточкой песен это никак не соответствовало. Зато появилось осознание без нужды формулировать: на свете всё-таки есть музыка, соответствующая именно мне – душевно, интеллектуально, эмоционально, ценностно, etc. Джаз, как пример, такого отклика не вызывал – и я не думаю, что причина в том, что рок я услышал раньше.* Та же самая история с литературой. Которую в школьной программе отчасти спасали разве что Пушкин и Лермонтов; Достоевский и Толстой, как пример, чуждые мне по духу люди и лишь со временем стали уважаемыми, в моих глазах, авторами. Но это уважение без любви. Своих вы всегда узнаете. Если после знакомства с музыкой и литературой душа молчит – значит, это не свои. И никакие «паттерны» на это не влияют. Что касается восприимчивости «новой музыки» после сорока. Я два десятка лет (2006 – 2025) слушаю рок-мейнстрим в качестве саундтреков к играм НХЛ. Это отличная выжимка из хитов сотен современных рок-групп. При этом, с ослепительными, по меркам ХХ века, студийными возможностями. Всё, что я слышу – вот влияние битлов, вот сольный Оззи, вот третья копия Металлики, вот чистой воды Slade и так далее. Даже в тех песнях, что полюбились и заносятся в мой плеер. И здесь присутствует та несправедливость, что кому-то повезло родиться в период с начала сороковых и не позже конца 50-х минувшего века. Это почувствовал даже простоватый фермер по имени Билл Хэйли, всю жизнь исполнявший заимствованный материал: «Нам повезло с эпохой. Перед нами лежала нераспаханная целина». Сейчас остаётся спасаться авангардом, чей подлинный Бог – пусть будет лучше хуже, чем не будет совсем. Исключений плана The Chemical Brothers совсем немного. Остальных мне жаль. Особенно тех, для кого музыка – набор миксов, устаревающих к началу нового сета. Или когда образ и паблисити важнее содержания, как у Тэйлор Свифт или «возрождённых» братьев Гэллахеров. Когда тот самый «каталог сознания» заполнен лучшим, что случилось с поп-роком в ХХ веке, нелепо и невозможно полюбить тех, кто эксплуатирует оригиналы. Это возможно только при незнании записанного в 60-80-е годы. Есть ощущение, что оставшегося отрезка жизни мне будет недостаточно, чтобы постичь всё, написанное в Золотой век поп-рок-культуры. Поэтому к сегодняшним мальчикам и девочкам у меня весьма рыночное отношение. У вас от тридцати секунд до нескольких минут, чтобы удивить меня. Но это очень трудно сделать.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
