Из летних дневниковМир окончательно атомизировался на осколки цивилизаций, а я уехал в отпуск на дачу (и немного за Волгу, в перспективе). Вернувшись к тому, с чего начинал лет в 15: к личному дневнику. В первую неделю пришло осознание, что дача – это не рай, но точно отсутствие ада. Вполне достаточно для счастья – здесь и сейчас. Об аморальности этого чувства (даже в моменте) мне чаще всего вещают из Лондона, Парижа, Вашингтона или Берлина («и это в то время, когда»). Через пару дней я вижу на страницах моралистов фото в бикини у бассейна, отчёт об удавшемся пикнике или радость от безделушек во время шоппинга. Так становится очевидна не только правота Эйнштейна («всё относительно»), но и Бродского. В самом восприимчивом возрасте, лет до 35-ти, я всячески сопротивлялся его словам о том, что лучше всего отгородиться прочным забором даже от незлобных соседей. Вежливо здороваясь, помогая по возможности и творя созвучное без конкретных адресатов. Лишь по причине невозможности умолчаний – «но лучше мне говорить». Укрепив забор и в перерыве между сельхозтрудами, я и поразмышлял о том, что сейчас напишу.
Ещё одно счастье – почти молчащий смартфон. Всё то, что мне надобно, я извлеку из него сам, когда пожелаю.
В караоке на даче по выходным конкурируют Цой и Лепс. Надо ли говорить, что между Достоевским и Прилепиным я не выбираю никого. Оба не в состоянии сообщить мне нечто ценное и ценностное. Я видел восторженных людей из особняков, цитирующих «меня ждёт на улице дождь, их ждёт дома обед». Без комментариев. Фёдор Михалыч привычно сообщал мне, что у человека слишком много желаний, и они его раздавят, если не пасть промыслительно на самое дно, чтобы оттолкнуться, и… Я спрашивал его (и других) совсем об ином. Как прожить, если что-то дано и очевидно призвание, не калеча ближних? О той самой «точке динамического равновесия», которую искал гениальный Джон Нэш, веруя в точные формулы. Достоевский не ответит на этот вопрос. Поскольку сам считал свой дар оправданием страданий ближних: художника надо терпеть, поить-кормить, одалживать и не осуждать.
Привет, Энтони. Я на ранчо. Написал на смартфоне три абзаца об открытии сезона. На английском этот текст не осилю. Лень. Давай поговорим через пару недель. Внуки на барбекю приехали? Класс!
Скоро день памяти Чехова. Шампанское, только шампанское. На закате. Человек, которому был не нужен ХХ век. Это век нуждался в нём, но остались только конформист Горький и желчный Бунин с его шмелёвскими фантазиями. Доктора изъяли из бытия бестолкового «Нового Мира». Век спустя самые умные из пишущих пришли к чеховской истине: не дай Бог уповать на литераторство как средство заработка. В любую эпоху: хоть восторженные 60-е, хоть в антигуманитарные нулевые. И любимое: прежде чем говорить о демократии и монархии, неплохо бы провести водопровод. За вас, Антон Палыч. Пока не срубили и мой вишнёвый сад.
В смартфоне после утренней прополки: НХЛ запретила Овечкину давать эксклюзивные интервью в России (видимо, эта опция прописана в контракте). Я не помню ни одного интересного интервью Ови за последние лет 15. Он – такая же фигура в хоккее, как Леброн Джеймс в баскетболе, а это несвобода: партнёры по бизнесу, бренды, паблисити. Так, как Панарин и Сергачёв на днях ни с кем не пообщаешься. Только общие слова про надежды на новый сезон и хорошую игру. После завершения карьеры не легче. Надо иметь желание и способности, чтобы написать что-то от себя. Потому что к тебе лезут десятки издательств с услужливыми литредакторами, пишущими мифы и жития вместо реальных историй.
Смотрим перед сном «Налево от лифта». Ришар гениален. В какой-то степени, это обо мне. Я раз пять за жизнь попадал в ситуации «нарочно не придумаешь». Как-то раз ехал в позднем автобусе с красивой девушкой. Август, 22:30. Темно. Конечная. Она ближе к двери выхода, я не успею выскочить первым, чтобы её не смущать. Выходит. Оглядывается. Я стою, делаю вид, что ищу что-то в сумке. Она ускоряется, я иду нарочито-медленно. Кажется, оторвалась. Делаю обычный шаг и через пару минут я снова в 15-20 метрах от неё. Господи, как медленно она ходит! Снова останавливаюсь. Но она уже выдохлась бегать от меня. Достаёт из сумочки газовый баллончик. Я позорно двинул в обход, чтобы её не преследовать. Добро победило. :)
Римский солдат сражается с варварами. Их много, его убьют, цивилизация античности внешне падёт. Но спустя века человечество осознает, что цивилизационный выбор и правота – за павшими… Это я коряво пересказываю умные мысли. Вокруг – рассвет в 4 утра, пение птиц, никто не пал, беспилотник не прилетел (или пролетел). И я думаю: а можно по-мещански уйти в собственной постели, но не обременяя ближних гиперзаботой о старикане? И успев попросить прощения у всех. А не в бессмысленной драке, потому что статус жертвы и убийцы меня не устраивает в равной степени. И не хочу я вот этого: «спи, Хуберт Ильвес! Ты редко высыпался!». (С. Довлатов). Или – идут пионеры, плывут пароходы – привет Кибальчишу! И дело его будет жить в… Сегодня с соседних дач придут трое котов за деликатесом Шеба с пятью вкусами (я чередую). Коты умные: на дух не переносят друг друга, как актёры в театре, но точно знают каждый своё время, чтобы не пересекаться. А товарищ Собакин за забором уже наверняка проснулся. Сейчас покормим. Дальше – утренний полив. Надо делать посильное, если не годишься на роль спасителя и проводника цивилизации. Пусть даже статья о ней на недружественном ресурсе шикарная (Е. В. Янушевская, «Философия маркетплейса и пирамида ценностей»).
Супруга разнесла фильм «Пассажиры». Если герой проснулся на 90 лет раньше, почему функционирует бармен-андроид? Откуда на корабле «Авалон» запасы еды на полвека, если экипаж должен проснуться за 4 месяца до прилёта на новую планету, а пассажиры и того позже? На Земле в мире будущих технологий нет возможности наблюдать полёт онлайн? И сообщение идёт 55 лет, а ответ 18? А я гуманитарий. Мне просто киношка понравилась. :)
Поменял фамилию Гангус на более благозвучную, заодно сделав себя моложе на год. Декларативная поэзия, ещё именуемая «гражданской». Моралистика. Здесь интересно то, что Бродский был не меньшим моралистом, но в общении и прозе, а не в поэзии. Не мыслил себя вне софитов, при этом любя стихотворение Пастернака «Быть знаменитым некрасиво». Мог запросто спросить у крепкого автора-прозаика – почему не написали книгу обо мне? Боялся любой конкуренции. Влияние и паблисити – это знакомство с нужными людьми из Москвы и Ленинграда, но ведь есть стихи, напечатанные в соседстве с кем-то из шестидесятников, а после Перестройки – упаси, Господи, в одном сборнике с Бродским. Был раздражителен, ревнив, вспыльчив по пустякам и признавал одну форму общения с читателями – он вещает, они внимают; в благодушном настроении разрешены робкие реплики. Всё перечисленное о Евтушенко – и правда, и несущественно, если главное – поэзия – поднимается над человеческими слабостями и приметами времени. Нет на свете поэтов с лёгким нравом и безупречной биографией. И вот, в моём частном восприятии, ничто из поэзии Евтушенко не звучит в духе «да, но зато он создал…». Не знай я Серебряный век, Пастернака, Кушнера, Левитанского, не говоря о Бродском – вполне мог бы его полюбить. Но повезло узреть поэзию, которая гораздо ближе к Абсолюту. Остался в памяти – влиятельный, самолюбивый и властный шестидесятник в луче желанных софитов. Добился. Заслужил. Состоялся. Вот только читать его я не стану.
Протоиерей Дм. Смирнов внезапно попался в ленте. Да-да, я помню: молодость и здоровье уйдут, в твоём доме и на даче однажды поселятся чужие люди, в костюме для гроба карманов нет. Несчастные неофиты. Это всё для них. Один из них сказал: осталось, в лучшем случае, 20-30 лет жизни, я буду готовиться… Нет в родном социуме ценности проживания полноты жизни. И ощущения ответственности за своё Сегодня, а не неизвестное будущее. Да, поселятся чужие и чуждые люди. Да, воспоминания близких однажды угаснут. Да, всё – тлен. Но я отвечаю за то, что в состоянии контролировать. Как жил и что создал при жизни. Любил кого-то, или нет. Донёс таланты или растратил на ерунду. Это очень много, для ответственности. И достаточно для смыслов. Вместо того, чтобы «готовиться». Ничего при этом не ведая о годе, дне, часе и обстоятельствах ухода.
Лето едва перешло экватор. Стрижи ещё не улетели на Кубу и Мадагаскар. Быть фермером-любителем – круто, и не дай Бог именоваться поэтом, особенно в наш век. Надо погуглить «почему плохо растут огурцы». Античные фермеры знали это без помощи цифровых технологий. (11 – 18 июля 2025 года)
© Copyright: Константин Жибуртович, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
