Размышления о частном детоводствеНе секрет, что многие люди заводят детей главным образом для того, чтобы хоть кого-то в этом мире можно было гнобить и тиранить, не будучи при этом посланным к чёрту. Что до моего конкретно властолюбия – его бы, наверное, хватило на батальон тиранствующих папаш. Нет, правда, я очень деспотичная сволочь. Однако ж, с тех пор, как «райхс-султанат» назначил меня «обер-пашой» - в этом мире есть кому порадовать мою деспотичность. У Женьки – тоже имеются подчинённые, на которых можно отрываться. Поэтому детёныша мы завели больше для кайфа, а не на предмет вивисекции. Сейчас ему шесть. Насколько разбираюсь в людях – получается славный малый. Ничо так, прикольный. Спокойный, добродушный – но не тютик. Временами – весьма своенравный молодой человек. У Женьки порой возникают с ним проблемы коммуникативного свойства, хотя она очень разумная и психологически подкованная барышня (адвокат-международник, как-никак, к тому ж кинолог со стажем). Но иногда она всё же задаётся риторическим вопросом «Ты почему меня не слушаешься?» и даже грозится применить силу. Моя же природная суровость такова, что мне вообще никогда не приходится повышать голос на ребёнка и грозить всякими глупостями. Тем более – пускать угрозы в ход. В конце концов, это было бы несправедливо. Я обхожусь без физического воздействия (хотя порой очень хочется) при общении с депутатами, генералами и профсоюзными лидерами – так с какой бы стати прибегать к грубой силе, урезонивая мелковозрастное и малоопытное существо, которое я знаю с зачатья и которое целиком от меня зависит? Нет, вполне достаточно жёсткого, непреклонного тона. Бывает, на море Лёшка спрашивает: «Па, я ещё поныряю?» Но у меня-то разговор короткий. Как отрежу, со всею неумолимостью «Валяй!» - так ребёнок тотчас хватает маску и через секунду снова в воде. Женька опасается: «У него этак перепонки отрастут». То же, в общем-то, и с укладыванием спатеньки. Надо признать, с этим проблемы возникают нечасто. Обычно за день Исчадие выматывается достаточно, чтобы в десять вечера отрубиться, как кочегар после вахты. Возможно, фишка ещё в том, что последние два года мы не пытаемся укладывать его днём, когда ему не хочется. То есть, совсем мелким детям дневной сон, наверное, не только полезен, но и необходим. Да они и сами «залипают», когда им надо. Но в пять-шесть? Пытаясь оживить ранние свои воспоминания - я так и не припомнил, чтобы в этом возрасте в детском саду хоть кто-то по-настоящему спал. Покемарить немного – быть может. Но в основном – дурака валяли, делая «тихий час» чистой профанацией. Однако ж – бывает иногда, что Исчадие раздухарится и вечером у него включается «запасная батарейка». Что не вполне уместно, когда с утра надо в школу. Понятно, что есть много способов «загипнотизировать» младенца, но Лёшка давно не младенец, и в своё время встал вопрос, как бы ему самому находить у себя кнопку power off. Кто-то, конечно, скажет: «Да какие проблемы? Заливаешь в него пинту портера – и через десять минут ангелочек становится совсем тихим, не считая храпа». А кто-то возразит: «Нет, это всё же не годится, поскольку не приучает ребёнка к дисциплине. Лучше – привязать к кровати проводом, залепить рот скотчем, и когда оно не имеет возможности пищать, - то какая, нафиг, разница, дрыхнет оно или нет?» Но мы нашли другой метод. Когда Лёшка артачится, вырываясь из объятий Морфея, – никто не пытается убедить его в пользе сна. Типа, ты должен заснуть, потому что надо. Нет ничего более упёртого и вредного, чем полусонный и капризный от усталости спиногрыз, который понимает, что взрослым кровь из носу надо сбагрить его в страну грёз, чтобы заняться чем-нибудь безусловно интересным в его отсутствие. Поначалу – это было давно - мы грузили его сказками. Но с ними та проблема, что если интересно – ребёнок может слушать довольно долго, превозмогая сонливость, а если нет – будет то и дело перебивать. И в определённый момент я решил: а почему бы нет? Почему бы не узаконить диалог в усыпальном трёпе? Но только – на английском. В последнее время я решил усовершенствовать этот процесс в пользу большей «автономности». Предлагаю: «А ты представь, как будто попал в Виндзорский дворец и разговорился с принцессой. Английской, конечно, принцессой – какие ж там ещё водятся?» Ещё, конечно, известно, что дети боятся темноты. Во всяком случае, до тех пор, пока не осознают, что «темнота – друг молодёжи». Что ж, эта фигня понятная. Для приматов ночь действительно исполнена опасностей, а живое киндерское воображение, выхватывая жуткие образы из родовой памяти, – расставляет их по углам самым зловещим образом. Тут тебе и демоны, тут тебе и волки… Лёшку он считает кем-то вроде племянника. Поначалу мы слегка опасались, что Нерри возревнует к новому члену семьи – но он просто совершенно другого склада волчара. Интеллигент до корней клыков, чуждый вздорных обид. И когда Лёшка чего-то пугался поначалу (он спит в отдельной комнате с прошлого года) – ему стоило лишь опустить руку с кровати и погладить Нерри. Но и для нас такое их совместное спаньё – как нельзя удобно. Нет, мы, конечно, любим их обоим – но иногда ж и себя полюбить хочется. На самый же крайний случай, для особо лютых демонов по углам – мы подарили ребёнку МП5 без бойка и патронов, но с полноценным ночным прицелом и «лазарем». Нет, Лёшка имеет знакомство и с боевым оружием (он неплохо стреляет для шести лет), но оставлять ему на ночь полностью снаряжённый девятимиллиметровый «сабчик» – было бы чересчур даже для такого «милитариста», как я. Впрочем, удивительное дело, но даже небоепоспобное оружие на тумбочке – весьма обнадёживает ребёнка (вкупе с боеспособным Нерри). К тому же, я объяснил, что пуль приведения не боятся, как субстанции нематериальные, но лазер для них – что для мента прокурорская ксива. И попробуйте сказать, что это менее научно, чем деятельность Роснанотеха. Была ещё, помнится, дискуссия по нутриологическим вопросам. Дело в том, что много где в мире, а особенно – в России, сложились довольно причудливые представления о здоровом и правильном питании. Недороды, голодоморы, военные бедствия, неизбывный продовольственный дефицит – всё это, видимо, накрепко впечаталось в «генную» память. И поэтому средний наш человек чем-то смахивает на персонажа рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни», который, уже будучи спасён от голодной смерти, организовал склад сухарей у себя под подушкой. Так, на всякий случай. Наш же человек не только запасается крупами, макаронами, солью и спичками до четвёртого тысячелетия, но и норовит поплотнее утрамбовать калории в своих отпрысков. Тоже – про запас, «на вырост». Причём, ему представляется, что делает он это на строго научной основе. «Полноценное питание строго по распорядку». Выглядит это так. «Нет, нет, вот не надо перехватывать между делом! Этак ещё аппетит собьёшь (какой ужас!) Зато уж когда садимся за стол – изволь съедать всё без остатка. Ну, ещё ложечку: за маму, за папу… за Родину, за Сталина! И нечего, понимаешь, одно мясо выбирать! Дали с картошкой – так и ешь с картошкой! (ну да, со вчера пожаренной, сегодня разогретой картошкой). Гарнир – это очень важно и полезно (конечно, полезно: позволяет набить утробу до треска брюшных мышц и неслабо сэкономить). А хлеб – вообще всему голова!» Особенно умиляет - последний пункт. Это ведь действительно зашито в подкорке среднего российского жителя: можешь транжирить что угодно и как угодно, но выбросить недоеденный кусок чёрствого хлеба – почти как плюнуть на могилу предков. Святотатство! Потому что, извольте видеть, хлеб добывается трудом и потом землепашцев (все остальные вещи в этом мире, понятное дело, падают исключительно с неба, безо всякого приложения труда). Нет, я понимаю, как этот менталитет складывался. У меня у самого бабушка, жившая с нами, была блокадница – и выбросить кусок хлеба в её присутствии действительно попахивало бы святотатством (уж инфарктом – точно). Как бы то ни было, в нашей семье смотрелось бы весьма нелепым «экономическое» обоснование принципа «жри, что дают, и сколько дают». Возможно. Только хотелось бы знать, в чём это выражается? Как именно это способствует здоровому физическому развитию? И каковы плоды такого «регулярного и полноценного» питания? Может, нам следует считать за великое достижение, что средний взрослый человек весом восемьдесят килограммов при встрече с недружелюбной немецкой овчаркой весом сорок кило будет улепётывать от неё в ужасе, да и то с малыми шансами на успех? Или в том, что самый «чахоточный» шимпанзе – легко завяжет двойным морским узлом этого среднего человека, которого ниже на две головы? Между тем, оно всё же приносит некоторые плоды, регулярное питание «по звонку и через не могу». Во-первых, у человека может выработаться «жрательный» рефлекс на грани булимии. И когда впоследствии он, изнемогая от благоприобретённого ожирения, пытается как-то ограничивать себя – уже ничего не может поделать. Всю свою волю к сопротивлению обжорству он растратил в детстве, но родительская забота взяла верх: благополучно научила хавать больше, чем нужно организму. Во-вторых, если регулярно и в определённое время упихивать в ребёнка еду по килограмму за раз – конечно, организм подстраивается под это дело, режим. И чтобы справиться с такой напастью - учится включать пищеварительную печку на полную мощность к каждому новому сеансу заглота. До поры до времени машина кое-как работает. Но стоит изменить режим кормёжки, когда человек уже приучен к нему – какое-то время «печка» будет пахать в холостую, без загрузки, неизбежно саморазрушаясь. То есть, организм уже привык выбрасывать «аварийные» тонны желудочного сока - что и приводит к «аварии», когда переваривать ему нечего. Подростковый гастрит – ещё не самое печальное последствие при таком разладе системы. И гормональная перестройка, конечно, имеет некоторое отношение, но главное – в этом возрасте в принципе меняются «паттерны» питания. Подросток очень редко соблюдает режим с той же маниакальностью, какую можно навязать маленьким детям, однако ж – пищеварение, спасибо «научному подходу», не готово к свободному употреблению пищи. Пока перестроится – могут выйти осложнения. Ну и главное: если ребёнка ограничивать в мясе, взамен навязывая овощные гарниры, – есть вероятность, что у него перемкнёт мозги и он станет веганом. Или даже фриганом. А там и до Карла Маркса - рукой подать. Нет, я вовсе не отрицаю полезность овощных салатов и гарниров, но всё же пичкать ребёнка тем, что ему не нравится, - это какой-то садомазохизм. Тем более, когда он вообще не голоден (каковое состояние следует благословлять, а не «надрачивать» ему аппетит без нужды). Поначалу Женька спорила с таким подходом и, следуя «заветам бабушек-прабабушек», порывалась впарить Исчадию лишнюю дозу каши едва только оно созрело до возможности воспринимать команды. Но я пресёк это дело на корню. Сказал: «Лапуль, а вот когда он совсем мелкий был – ты бы смогла заставить его взять сиську против воли? По-моему, нет. Он просил – ты кормила. Хрен чего впихнёшь в него, когда он сыт. Так какие основания считать, что научившись говорить, он стал дурнее паровоза, утратил способность отличать сытость от голодухи, и теперь его надо понукать к кашеедению? Захочет – схомячит!» Поэтому, в противовес всем этим «за маму, за папу», мы пришли к принципу – «не хочешь жрать – не мучай ложку». А хочешь, во «внетрапезное» время – да пожалуйста, открой холодильник, сделай бутерброд, накати стопаря молока. Подорвёшь аппетит к обеду? Нам больше достанется! Я в любом случае, перед тем как накидать хрючила в тарелку, имею привычку предлагать: «Скажешь, когда хватит!» По-моему, это элементарная вежливость. Но даже если ребятёнок переоценил силы и недоел – и что с того? Нет, я понимаю, что всякий родитель ещё и повар, а потому может испытать некоторый укол в кулинарную гордыню, когда его стряпнёй пренебрегают. Но надо всё-таки учиться наступать на горло собственному Эго. Да и в любом случае, расклад, по-моему, простой. Накладывая энное количество хавки в чужую тарелку – ты готов распрощаться с этой хавкой. Отныне – она принадлежит хозяину тарелки. Что он с нею сделает, съест или нет, – уже его проблемы. Но если неэффективное расходование хавки всё же так тебя напрягает – не надо громоздить перед ребёнком «Гималаи» жратвы. Положи для начала пару ложек, если уплёл и попросил добавки – оно не жалко. Но хуже всего – когда уязвлённый родитель начинает колотить понты, доказывая свою «альфасамцовость». «Чтобы через пять минут эта тарелка была чистой! Я сказал! Отсчёт пошёл!» Хотя иногда, конечно, приходится что-то и навязывать детёнышу. То есть, будь их у нас штук десять – может, предоставляли бы полную свободу творить глупости, экспериментируя с окружающей действительностью. Но когда один – отношение другое, более «собственническое». Помню, не так давно довелось решать мегапроблему «Напяль на ребёнка тёплые носки». Мы были на даче, Лёшка весь день бесился с другими пацанами, но вот засмеркалось и потянуло прохладой. Подзываю его, спрашиваю: «Не замёрз?» «Лучше б переодел», - говорю. Мотает головой: Я присел перед ним на корточки, положил руки на плечи и повёл речь. «И если выйдет такая беда, если М-Юнион проиграет Ува-Трейдингу – решать вопрос придётся уже твоему папе. Но у папы будет плохое настроение. Да и с чего б ему хорошим быть, когда ты валяешься с температурой, а мама – в печали? А когда у папы плохое настроение – он может, решая вопрос, машинально, по рассеянности учинить пару геноцидов и три Варфоломеевские ночи. Что, конечно, очень огорчит другого Папу, того, который Римский. Ибо он добр и мягкосердечен. И он скажет: «Наверное, наш мир действительно катится в пучину насилия и агрессии, коли даже Лёшин папа взял моду учинять геноциды и Варфоломеевские ночи». «Яду мне, яду!» - скажет он, и мы потеряем этого достойного человека». «Но не одного его, конечно. Лучшие люди планеты скажут «Всё пропало! Жить не стоит!» И кто застрелится, кто повесится, а кто отправится на крокодиловую ферму и сиганёт в бассейн с аллигаторами. А прочие люди, которые не лучшие, - одичают вовсе, лишившись мудрого совета своих духовных наставников. По планете прокатится волна террора и анархии, сметающая на своём пути всякое присутствие цивилизации. Мир погрязнет в коррупции, насилии, идолопоклонстве и разнузданном каннибализме». «Но наступит момент, когда немногие выжившие зададутся вопросом: «Как же мы докатились до жизни такой? С чего всё началось?» И они докопаются до правды. Они узнают: всё началось с мальчика, который не захотел надеть шерстяные носки. А значит, он во всём и виноват. «Пойдём и бросим его с раската!» - скажут одни. «Нет, лучше пойдём, зажарим его со сметаной и сожрём!» - скажут другие. «И тогда останется только два варианта концовки. Первый – хэппи-энд. Твой папа встанет с пулемётом в дверях и перестреляет остатки человечества. А второй – у папы заклинит пулемёт, и тебя сожрут со сметаной, а косточки сбросят с раската. И всё это лишь потому, что ты не надел носки. Нет, я не говорю, что ты непременно простудишься без носков. Но когда на кону стоят судьбы мира и цивилизации – согласись, нельзя допускать даже ничтожный риск». Кажется, Исчадие прониклось. Покачало головой и молвило: «Ладно, я спасу мир и цивилизацию!» Хотя, честно признаюсь, именно школьные дела – прогнозируемая головная боль. Пока-то, в первом классе, Лёшка учится очень хорошо. И с интересом, и с успехом. Это, ей-богу, неудивительно при таком просвещённом и интеллигентном родственнике, как Нерри. Однако ж, предвижу момент, когда наследничег, имея резвый ум, придёт ко мне с вопросом: «Пап, а вот нахера оно мне надо – решать квадратные уравнения на бумажке и писать сочинения на тему «Пьер Безухов как платяной шкаф русской революции?» И только не говори мне, что за тройки в аттестате подаришь красный Феррари, а не серебристый Астон Мартин, и «пусть все видят, какой я дурак». Я-то знаю, что ты в любом случае не допустишь такого позора для семьи, как Феррари!» Возможно, тогда у меня и возникнет мысль взяться за ремень. Но – толку-то? Ведь я ж и сам знаю, что Феррари по окончании школы ему действительно не подарю, вне зависимости от цифирок в аттестате. И что отвечать? «Видишь ли, сынок, хотя чуть более чем все выпускники школ уже спустя десять лет нихера не помнят, как решать квадратные уравнения на бумажке, а помнит это лишь твой папа, да и то в силу своей неконтролируемой способности удерживать в голове терабайты ***ни, которая ему никогда не пригодится в жизни даже чисто гипотетически – но… Нет, если хочешь знать правду – по-настоящему люди начинают учиться где-то лет в двадцать или даже в двадцать пять. И будь они сколь угодно дремучи до той поры – могут дать неслабую фору клиническим отличникам. Большинство, правда, по-настоящему учиться не начинают никогда, а их школьные и институтские знания обычно вообще нихера не стоят, и нам приходится ломать голову над тем, под каким бы предлогом всучить этим балбесам зарплату, чтобы они могли потратить её на всякие цацки, а мы, выдавая им зарплаты и продавая цацки, обогащались ещё больше. Ну, это Кейнс, сынок, это Кейнс. Понимать надо!» Но тут я махну рукой: И тут я махну рукой ещё энергичней: Но чую я, что не достанет мне духу на такое действительно правдивое и откровенное объяснение. И придётся втирать что-то вроде: Правда, эти в высшей мере воспитательные беседы ждут меня, надо полагать, уже в Лёшкином тинейджерстве. Хотя, прошу понять правильно, я в любом случае не собираюсь чрезмерно парить ему мозги, даже если скатится на тройки в «трудном возрасте». Ну, я, будучи абсолютно аморальным раздолбаем – учился очень хорошо. Действительно, считал ниже своего достоинства, если хоть что-то в этой дурацкой программе оказалось бы мне не по зубам. Но признаю, что подходы могут быть разные. И кто-то просто побрезгует пробовать на зуб свинец, когда заведомо знает, что он невкусный, хотя податливый. И вообще, лучшее, что, на мой взгляд, можно ожидать от эмбриона в тинейджерстве – чтобы в какую-нибудь дурацкую уголовщину не вляпался. Хотя и от этого зарекаться трудно. Оглядываясь назад и прикидывая, сколько раз я сам мог бы в это вляпаться – слетая шляпа, становится немножко не по себе. И вот, кстати, именно это – меня немножко пугает. Что я действительно могу погрязнуть в своих «толстовских» рефлексиях, на старость глядя, и стану грузить Лёшку, когда подрастёт, всякой фигнёй вроде «но главное – не убий». Хотя правильный, всё же, посыл: «В противодействии групповому и реально агрессивному противнику – мочи каждого так, чтобы отрубался капитально. Его смерть – необязательна и нежелательна, но в этом мире не всегда можно избежать того, что считаешь нежелательным. И не стоит сильно плакать, когда сломал кадык парню, норовившему сунуть тебе ножик под рёбра». Впрочем, times are different today, and kids are different today. Поэтому – довольно мрачнухи! И вот задумался над таким педагогическим вопросом. Говорят, вот, телесные наказания в отношении детей плохи тем, что жертвы обнаруживают повышенные наклонности к насилию. Ну так я и подумал: на данный момент, возможно, это и неплохо было бы – чуть повысить наклонность к насилию. А потому - … нет, я – за ремень не возьмусь. Даже ради такой благой цели, как ожесточение Исчадия. Но вот ещё что подумалось: люди, которых секли в школе, - отхватили себе четверть глобуса и состроили аборигенов на подоконниках. А их потомки, гордящиеся своей непоротостью. – «просрали все полимеры». И вот я в размышлениях: а может, предложить на очередном заседании попечительского совета нашей школы ввести это дело, corporal punishment. Да по хорошему счёту, думается, и большинство детей предпочли бы получить немножко по заднице, по-быстрому, чем сидеть после уроков и слушать кретинические лекции про то, как якобы это не круто – жахнуть по стеклу из рогатки. Тут главное – кардинально меняется социалистический подход. Когда «школа – светлейший храм знаний, весь из себя непорочный», а семья – «вы должны обеспечить прилежание ребёнка, и мы вам подмигиваем, что можно и ремешком воздействовать, но если что – мы же вас первые гневно и осудим за жестокое обращение» © Copyright: Артем Ферье, 2009.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
