Моя Самара, или о первых стилягах– Стиляг конца 50-х и эпохи 60-х я не застал, «Брод» в исторической части Самары (Куйбышева, но пишу это слово, морщась) – тоже. В мои обрывистые по воспоминаниям 70-е и даже в 80-е, которые я помню уже прекрасно, стиляги эволюционировали в превосходно образованных молодых людей возраста от тридцати до сорока с небольшим лет, которые могли рассказать о Бродском, Оскаре Питерсоне и по-доброму снисходительно смотрели на всю движуху ленинградского рок-клуба – в их жизнях, на уровне мировосприятия и ощущений, это произошло на пару десятков лет раньше. – Моя участь с детства была – ходить посреди музея в старой части Самары с едва остывшей эпохой, о которой мне могли поведать её живые современники. Наводить справки о движухе в других городах, в том числе культурной и политической столицах, казалось излишним: мне в избытке хватало самарского колорита и воспоминаний о нём. – Одним из символов эпохи стало кафе «Три Вяза», мимо которого я каждые выходные в тёплое время года шастал в кинотеатр «Художественный» на разрешённые к прокату западные фильмы, потому что романтика «Неуловимых мстителей» и прочих комсомольцев меня не трогала никогда. В кафе я не заходил – карманных денег хватало только на билет, мороженое и газировку с двойным сиропом, и то далеко не всегда. Так что я обозревал на расстоянии кусочек иного бытия посреди так и не построенного социализма: аллея, скамейки, фонтан и столики прямо на уличной веранде с опрятно одетыми людьми. – На фотографиях Владимира Емеца в одном пространстве умещаются миры, которым нечего поведать друг другу – а это самое ужасное, что происходит между людьми. За спиной, слева и справа от красивых юношей и девушек – чёрно-белые строители «светлого будущего», боящиеся откровенного разговора со своим «я». Кажется, что молодёжь 60-х из милосердия заретушировала свои яркие костюмы, чтобы не контрастировать с унылым пейзажем СССР. – Исторически не совпав со стилягами, я понял, что бесполезно постигать их дух, заглянув в те же «Три Вяза» уже взрослым и при каких-то там деньгах. Кафе так и осталось мифом на расстоянии полусотни шагов, которые не было нужды делать. Да и музыку с дресс-кодом я предпочитал иную, из 70-х: не гении джаза, а рок, не яркие пиджаки с зауженными брюками-дудочками, «коками» и лакированными шузами, а джинса, прикольные майки, патлатые причёски, кеды или кроссовки с патологической неприязнью к любым галстукам. – Это совершенно неважно. Мои духовные папы и мамы явили один непреложный закон: чаще всего бессмысленно гневно обличать чёрно-белую реальность с суммой её глупостей, насущно создавать и показывать свою, что возможно в любом обществе. Человечество привычно считает, что ценности потерпели поражение, если так и не стали массовыми – я всегда ориентировался на то, что они дали лучшим из поколения. – А это не оценить никакими карьерами и деньгами. Уточнение и слом навязанных извне ценностей с осознанием здоровой самости индивидуума – путь, который явили стиляги. И кажется пошлостью винить их за то, что по нему последовали не массы, но личности. © Copyright: Константин Жибуртович, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|