Из любимых книг о подлинном...и также из любимых книг в отпуске.
Это дало повод вновь поразмышлять: а какими должны быть предисловие или рецензия? Чтобы читатель их перечитывал, отыскивая сокрытые смыслы? С лексиконом плана «триединство человеческой ипостаси его прозы находит отображение и через семантический анализ». В этой связи я вспоминаю историю о Бродском устами композитора Бориса Тищенко: «когда я ему поставил симфонию Прокофьева, он мне сказал: не может быть, чтобы Господь Бог выражался так сложно!». Именно. Поэтому, когда пишешь любой отклик, насущно понимать: кто твой Логос – сообщество элитных филологов, или Тот, чьё да означает Да, а нет значит Нет. ****** «Основы русской культуры» – сборник лекций, эссе и набросков Александра Шмемана в короткий период с 1970 по 1971 годы. Долгое время эти лекции считались утраченными, живя в воспоминаниях современников, но в архивах близких людей обнаружились рукописные тексты, достойные полноценного издания. Мне оно видится уникальным, поскольку взгляд Шмемана – это ныне неслышный глас христианской церкви, благодатно свободной от доминант национальной, политической, обрядоверческой и неофитской доктрин. Вся его жизнь явила свойство подлинной личности: памятуя о своих культурных корнях и не отрекаясь от них, оказаться способным воспринимать иное зрение. Это совершенно не растворяет личную идентичность, а лишь укрепляет её как совершенно осознанный, но не исключительный или единственно возможный выбор. Оттого к отцу Александру прочно прилип ярлык «либерального богослова с ценностями западного протестантизма». Но, как известно, «по плодам их». А плоды – в жизни, дневниках и этой книге. Это именно то христианство, что обнимает Мир и каждого в отдельности – не поучая с навязыванием бесконечной вины-недостоинства, а собеседуя, в противовес христианству «истеричному», по выражению Шмемана. И я бы дополнил – саноцентричному, с тотальной доминацией иерархии, внешнеобрядовой стороны и мифологий о житиях. Сподвижники отца Александра вспоминают, что пастырство его выматывало – одни и те же грехи, неспособность отделить главное от второстепенного на исповеди, потоки лести и парадигма рельсового сознания наёмников, служащих из страха. Он видел неподъёмный камень преображения человека исключительно личными усилиями, пропасть между язычеством и первым шагом ко христианству. А литераторство спасало его от выгорания. Мне же думается, что оно являлось естественным продолжением пастырского служения, его личной литургией. Шмеман видел творчество «наивысшей формой проповеди, поскольку оно свободно от проповедничества». Приведу лишь один пример – отец Александр, как никто иной, благодатно ощущал утрату цельности русской литературы сразу после ухода Пушкина: её подлинный Золотой век уместился в жизнь одного поэта. Далее случаются взлёты и падения, но гармония утрачена, поскольку в Александре Сергеевиче, при всей диалектике его личности, нет хулы, отрицания и любых форм нигилизма. Выстрел Дантеса – родовая травма всей последующей плеяде литераторов: это утробный страх бытия с неизменным ощущением трагизма всякого творческого пути – исключая, разве что, Чехова, но и его спасал здоровый цинизм врача. Замысел времён Адама и Евы, замысел о Мире не как горниле испытаний, а естественном свете бытия – забыт и утрачен. Тем более бесценно прочувствовать этот свет в лекциях отца Александра, несмотря на все превратности эмигрантской судьбы и крест его пастырского служения. © Copyright: Константин Жибуртович, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
