15 личных стихов, часть II(Из диалога с другом летом 2018 года) – 100 километров – одно из считанных стихотворений, которым я как автор доволен, что называется, «от и до». – Давай так: я не буду говорить о звукорядах, интонации, риторике и прочих поэтических ходах – я ничего в этом не смыслю. – Я тоже. И этот лексикон – мол, я расскажу вам, как всё устроено – для меня ничего не объясняет. – Ок. Но по настроению это для меня такое радищевское стихотворение. Что я совсем не жалую. Вот эти вот рассуждения интеллектуалов-разночинцев «о судьбах Родины». – Не согласен. У Радищева в «Путешествии из Петербурга в Москву» законченная картина безнадёги. От её убедительного обоснования перечитывать такую прозу совсем не хочется. Но встаёт вопрос о поисках смыслов даже в такой патовой ситуации (среда, социум, уклад, власть). – У тебя – в зарифмованной форме – ровно тот же вопрос. – Нет. Возможно, само стихотворение этого не объясняет, что вина автора, но поверь: нет. Вот как это было: май 2018-го, пятница, через пару часов наступит тёплый вечер, я по работе оказался в посёлке Сад-город в ста километрах от Самары. Мы едем и разговариваем с водителем Ромкой о беспросветной как бы игре сборной России по футболу в канун домашнего Мундиаля. Потом ему позвонила жена по реально важному вопросу, мы остановились около моста со ржавой табличкой и каким-то поселением поодаль, он болтает с любимой, я вышел из машины покурить. И понеслась… – Пришло? – Именно. Целыми кусками полезло в голову. Сначала – «смеркается неспешно и по-летнему, прохлада лижет древности домов…». Это по принципу – что вижу, о том и пишу. Не бог весть что, да? Но понимаешь, какая вещь: я уже точно знаю интонацию стихотворения. И о чём оно будет, не так важно. Мне нравится эта простая строка, и я ухвачу насущные слова из пространства. Вопрос времени, причём ближайшего часа-двух. В общем, работа мозга. Есть определённые полушария, отвечающие за то, за это – материалисты тебе всё исчерпывающе растолкуют, думая, что познали тайну. Но здесь вот какой нюанс: мне нравится это пространство. И я понимаю, что хочу произнести. Вот и всё. Потом мы въезжаем в Сад-город с привычной картиной: хибары примерно XIX века, рядом шикарные дома – автоматические ворота, видеонаблюдение, евроокна, угадываемая большая территория за каменными стенами, снова хибары, огород без забора, обозначенный натянутой верёвкой – в общем, привычные контрасты. – И что там вдохновляющего? Объясни городскому ребёнку. – Люди. И вот эти контрасты в одном внешнем пространстве. Понимаешь, если ты в 7 утра будней войдёшь в общественный транспорт и присмотришься, там каждое третье лицо с печатью несчастья. И это не спишешь только на понедельник, погоду, ранний подъём, тесноту и пробки, а потом – 9 или 12 часов на нелюбимой, в большинстве случаев, работе. Это поглубже: я живу не так, как мечталось. Занят совершенно не тем. Я не должен быть здесь сейчас. И так далее. В Сад-городе, при разнице достатка, я не вижу ни одного несчастного или просто грустного лица. Все неторопливые, расслабленные, на лицах печать неясного умиротворения. Пара человек приветственно машет проезжающей мимо газели – представь такое в Самаре. Никто никуда не спешит. И вот этот уклад я физически ощущаю при въезде, подобно тому, как едва сойдя с теплохода в Нижнем Новгороде, я мигом понимаю: ух ты! Древний град. Это всё в пространстве… – Давай я попробую развеять твой романтизм заехавшего на час туриста… У одного крыша течёт при дождях и ливнях, у другого плохой урожай из-за порчи земли, как говорят дачники, у третьего привычно закончились деньги, и слава Богу, что есть натуральное хозяйство, но надо вкалывать ежедневно. Не идиллия. – Ты думаешь, я этого не понимаю? («и в том самодостатке неустроенном»). Но со стороны люди… не скажу, что счастливые, но ведающие нечто, о чём не имеют представления т.н. городские. Даже трио алкашей у магазина – не те, что в Самаре. Диоген, Эпикур и Марк Аврелий, решивший дружески сходить к плебсу. Не удивлюсь, если они там обсуждают раннего Гумилёва, как в бородатом анекдоте о питерском таксисте. Вот. Сколько мы были там – час-полтора, не более. И я уже нахватался картинок. Стих практически уложен в голове. Надо лишь записать по приезду в Самару и поправить пару мест. И вот анекдотичная ситуация: Ромка пошёл в магазин за лимонадом (жара), никого нет, и я произношу вслух, не заметив, что он уже вернулся: – Да, точно. «Герасим всех кутят раздал родне»… Он смотрит на меня, как на перегревшегося от поездки. – Да это, говорю, я Тургенева вспомнил. Он мне: я читал в школе, там, кажется, другой сюжет и финал. – Именно! – смеюсь я. – Поехали домой! – Всё-таки, это Радищев. Но более позитивный. – Нет. Радищев – это фотография исключительно того, что его занимает. Достоевский отыщет в этой фотографии духовность и Божественный замысел, он иначе не способен. Потому что – как возможно смириться, не оправдывая уклад и среду метафизикой? Никак. Здесь, если говорить о подсознательном влиянии, у меня именно Тургенев. «Записки охотника». «Бежин луг». Фет и Аксаков – тоже. Они не обличители. Не искатели «духовности». Пишут о том, что видят воочию. Как и я в том мае 2018-го, потоком.
Тоскуя о судьбе родной обители (пристрастно-патетично, словно брат) я напоил себя успокоительным, его рецепт – банально-простоват. Когда нахлынет вновь кручина томная, бессмысленно круша всё молотком, я лицезрею области огромные, что невозможно обойти пешком. Меня, гуманитария рассейского (филолог – это слишком высоко) привычно тянет ко всему житейскому – туда, где Главный очень далеко. Держа блокнот (простите, не продвинутый) рука слегка дрожит от мыслей с мест: ну, в самом деле, где же это видано – поэтика названий, горы, лес; тогда поэт становится философом, смиренно размышляя лишь о том, что всё это дано Тобой не просто так, а смысл сокрыт (и мы поймём потом). И где-то на развилке между сёлами, с табличкой ржавой про тоннаж моста, ты катишься уже вполне весёленький, дорога – путеводная звезда. И не томит столетне-неухоженный, огромный и бессмысленный пейзаж; и даже грязь дорог, давно не хоженых, не вводит в апокалиптичный раж. Так едешь ты – незваный, да непрошенный, вкушая неустройства романтизм; случается, что местные прохожие кивают, поспешая в магазин. Смеркается неспешно и по-летнему, прохлада лижет древности домов; церквушка, что возведена на Сретенье, закрыта в семь под звон колоколов. Внезапное и внешне-беспричинное, веселие тут в воздухе парит: давно ушла в запой тоска кручинная, а Истина – лишь местный колорит. Плевать на календарь: сегодня пятница, водораздел в извечной суете – у Любки, вон, корова отелятилась, Герасим всех кутят раздал родне. В субботу не грозит похолодание, погода для рыбалки – в самый раз; и наблюдая это мироздание, я накарябал пару слабых фраз. И в том самодостатке неустроенном, едва ли осознав его исток, однажды я вернусь к своим историям... (Лишь об одном прошу. Дай только срок...)
© Copyright: Константин Жибуртович, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
