Ларина не из хрестоматийКогда долго сибаритствуешь в отпуске, появляется время подумать о девушках. В будничной суете всё иначе: выполнил план бытовых дел, внезапно написал текст в свободные пару-тройку часов (и это «внезапно» у меня почти ежедневно), и всё. Завтра все ресурсы эмпатии уйдут на хоккей. Или на ближних. В общем-то, нормальные ощущения для 50-летнего мальчика. Кино, вино и домино. Но некоторые посты о классике провоцируют на несогласие до степени не молчания. Так вот. Я об образе. «Не пара она нам, Гена», как произносит бесподобный в той сцене из «Большой перемены» Ролан Быков. В данном случае, я о Татьяне Лариной. Постфактумом к гениальному роману Пушкина существует два восприятия Лариной. С первым всё очевидно. Это такой восторженный моралист-неофит, который одновременно не пожелает участи Лариной себе или своей дочери. Но восхищается: вот, были люди – не то, что нынешнее племя! Это восприятие нередко идёт в тандеме с «религиозностью» – строгой к другим и снисходительной к себе. Яви мне героиню духа. И не дай бог ей не оправдать моих ожиданий. Второй типаж поинтересней: женщины, берущие через Ларину реванш у собственных прототипов Онегина в личной жизни. Знай наших! Не разглядел, не оценил, не откликнулся? Бумеранг подан. Не увернуться. Важно: после зеркального возмездия процентов 80 таких дам об Онегине не забывают. В идеале, им хотелось бы периодически наблюдать онлайн, как этот бумеранг лупит и лупит его ежемесячно. Корень – пожизненное непрощение за то, что однажды отверг. А теперь представьте картину: 1987 год, урок литературы в седьмом Б. Меня вызывают к доске, я говорю выученные слова о пресыщенном буржуа с чёрствой душой Онегине, «Татьяне, милой Татьяне» и бесконечно справедливом финале, как нас учили. Людмила Сергеевна, лучший педагог в моей жизни, мигом чувствует фальшь и после урока («а вас, Штирлиц, я попрошу остаться!») наедине спрашивает – а что ты, а не литхрестоматия думаешь об этой истории? И я брякнул: мне Ларина не нравится. Совсем. Не о ком там плакать. И зря он пытался к ней вернуться. А вот Онегин мне интересен. («И сам не знает поутру, куда поедет ввечеру»). У Людмилы Сергеевны стали совсем другие глаза – вот эту перемену я помню прекрасно. Кажется, после этого диалога она сделала меня любимым учеником в классе. (Что было – то было, это просто факт). Природу «не нравится» я внятно объясню сейчас, но чувствовал уже тогда. Романтичная девочка, французские романы, огромное звёздное небо в деревне, ранняя и ещё не осознанная сексуальность – это всё прекрасно. Чуть позже она рисует принца: при её восприятии он неизбежен. Выбирая из приезжих в глухомань. Ленский немного переигрывает. Онегин – с его пессимизмом – несёт тайну. И Ларина ломает этикет – пишет ему первая. В свои 50 я смотрю на сюжет не с позиций откликнется или не полюбит. У Лариной – с теми картами, что сданы таинством рождения – все шансы стать личностью. Женщиной, в которой прекрасно всё, как в чеховском идеале человека. Сводят с ума только комбинация ума и красоты. А красота – это ещё и осознанные ценности и неслучайные поступки. Онегин глух. Допустим. Оттолкнувшись от испытанной каждым из нас истории о не взаимности, Ларина получает шанс хорошеть, во всех смыслах, экстерном. Едва отпустит первый приступ острой боли. Это не о смене географии и замужестве. А о том самом «внутреннем росте», о котором произносят столь много высоких слов. Увы. «Татьяна, милая Татьяна» поддаётся матрице XIX века. Почти без сопротивления. Замужество с «надёжным человеком» высокого социального статуса. Ресурсного мужчину, если современным языком. Так – в ретроспективе – развеивается часть романтики о Татьяне до влюблённости в Онегина. Она тоже полюбила «ресурсного партнёра», а не кузнеца Порфирия с сокрытыми тайнами души. 23 года, холост, образован, из хорошего рода. Жених на выданье. А грустные мысли о бытии поправим. В том числе, через постель. Трагедия Лариной не в отказе Онегина. Не в поспешном (как мне видится) замужестве. В период жизни после Евгения и до мужа она не обнаруживает способность творить свой уникальный мир. И я понимаю: русский князь, английский лорд, немецкий бюргер – с родом, деньгами и связями – для неё вполне естественная партия в жизни. Роль милой в быту и в постели содержанки всё-таки выбирает она сама. Интересно, что схожие мысли (очень вероятно!) были у Пушкина и в отношении другой поначалу романтичной партии: Дубровский – Троекурова. В недописанном эпилоге к «Дубровскому» Пушкин сводит героев за границей и… не находит, о чём им общаться. Прагматизм Лариной – сначала неосознанный, а затем уже как выбор – тема непопулярная. Удобнее видеть в ней моралистку верности браку, не задаваясь вопросом, как ей жить дальше. Между тем, я вполне представляю Онегина и Ларину уже под 40, если всё взаимно сложилось после её письма. В минуты уединения он вспоминает встречу в саду, а она ласково, но перебивает: куда поедем отдыхать летом? Надо откладывать по 10 тыщ рублей в месяц и обновить гардероб. Всё логично в этой истории – и справедливо. Пусть даже Ларина не имела тех возможностей, что женщины уже середины-конца ХХ века. Выбор был, и он сделан в соответствии с её ценностями. Коих я просто не разделяю. В любую эпоху.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
