Рождественские чтения
В этом мире несколько сотен стихов, которые я люблю. Несколько десятков, которые знаю наизусть (у англичан это звучит шикарно: by heart). И единицы – из тех, что со мной всегда, в любом состоянии.
Это даже не маяки, а Логос, в моём восприятии. Точка опоры, не позволяющая развалиться и уподобиться флоре и фауне с простейшими инстинктами. Мои Рождественские чтения, да.
И вот, я вспоминаю – как их создавали авторы. БГ и Майк – в полунищете на брегах Невы, Пастернак – в момент коллективной травли и личностной травмы, Кушнер и Бродский – в состоянии неустроенности и без малейших гарантий, что нищета закончится хотя бы через несколько лет.
Поэтому я давно смеюсь над ремесленническими мотивациями «написать для конкурса» или «30 стихотворений в год».
Четыре стихотворения из числа «самых-самых» последний год я вспоминал чаще иных. В них нет – ни новаторства с вызовом классическим формам, ни пророчеств, ни высказываний от имени поколения, ни попыток встроиться в мейнстрим. Иовы, вышвырнутые в холод бытия.
Я всегда помню об этом. О той цене, что уплачена за эти строки и не компенсируется деньгами или последующим признанием. Я поздравляю вас с Рождеством и зажигаю четыре свечи.
******
Александр Кушнер, «Когда я очень затоскую»
Когда я очень затоскую,
Достану книжку записную.
И вот, ни крикнуть, ни вздохнуть,
Я позвоню кому-нибудь.
О, голоса моих знакомых!
Спасибо вам, спасибо вам
За то, что в трудном переплёте
Любви и горя своего
Вы забывали, как живёте,
Вы говорили: «Ничего».
И за обычными словами
Была такая доброта,
Как будто Бог стоял за вами
И вам подсказывал тогда.
Борис Пастернак, «Свидание»
Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.
Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуёшь.
Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.
Течёт вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.
И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.
Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
И в нём навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.
И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет…
Иосиф Бродский, «Натюрморт»
1
Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.
Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.
Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.
2
Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.
О чём? О днях. О ночах.
Или же — ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о
людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.
3
Кровь моя холодна.
Холод её лютей
реки, промёрзшей до дна.
Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не
покидаемый вид.
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.
4
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них — и внутри нутра.
Внутри у предметов — пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.
Пыль. И включённый свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.
5
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.
В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль
не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль — это плоть
времени; плоть и кровь.
6
Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,
поднося, хоть дышу,
зеркало мне ко рту,
как я переношу
небытие на свету.
Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лёд.
Венозная синева
мрамором отдаёт.
7
Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.
Вещь не стоит. И не
движется. Это — бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.
Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «е**** мать!»
8
Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.
Корни. Их переплёт.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.
Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.
9
Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стёрт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.
Смерть придёт и найдёт
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.
Это абсурд, враньё:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у неё
будут твои глаза».
10
Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мёртв или жив?
Он говорит в ответ:
— Мёртвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.
БГ и Майк, «Сталь»
Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,
Hо давай пpоведём этот вечеp вдвоём,
Если кончится день, нам останется pом –
Я купил его в давешней лавке.
Мы погасим весь свет, и мы станем смотpеть,
Как соседи напpотив пытаются петь,
Обpекая бессмеpтные души на смеpть,
Чтоб остаться в живых в этой давке.
Здесь дворы как колодцы, но нечего пить
Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть
Научись то бежать, то слегка тормозить
Подставляя соседа под вожжи.
И когда по ошибке зашёл в этот дом
Александр Сергеич с разорванным ртом,
То распяли его, перепутав с Христом,
И узнав об ошибке днём позже.
Здесь развито искусство смотреть из окна
И записывать тех, кто не спит имена
Если ты невиновен, то чья в том вина?
Важно первым успеть с покаяньем.
Ну а ежели кто... не ещё, а уже
И душа, как та леди – верхом неглиже
То Вергилий живёт на втором этаже
Он поделится с ним подаяньем.
Здесь вполголоса любят, здесь тихо кричат
В каждом яде есть суть, в каждой чаше есть яд
От напитка такого поэты не спят,
Издыхая от недосыпанья.
И в оправе их глаз только лёд и туман
Но порой я не верю, что это обман,
Я напитком таким от рождения пьян
Это здешний каприз мирозданья.
Нарисуй на стене моей то, чего нет
Твое тело как ночь, но глаза как рассвет
Ты не выход, но, видимо, лучший ответ
Ты уходишь, и я улыбаюсь.
И назавтра мне скажет повешенный раб:
Ты неправ, господин! И я вспомню твой взгляд...
Я скажу ему:
Ты перепутал, мой брат,
В этой жизни я не ошибаюсь.
Другие статьи в литературном дневнике:
