На День БлагодаренияI Американский специалист по радиовещанию из Сент-Луиса в 1995-м поразил меня тем, что искренне полагал: любой вопрос, связанный с объективной разностью уклада, менталитета и даже Истории несхожих континентов можно менее-более прояснить, если неспешно поговорить об этом. Я не знаю, поколебали ли его убеждения беседы с другими сотрудниками радиостанции, но на второй день «культурного обмена» он энергично пожал мне руку в записывающей студии радио «Мегаполис» с явным запросом «а поговорить?», пока я делал 117-й дубль к очередной программе, где с достоинством Сизифа пытался втиснуть магию музыки в 33 буквы алфавита и десять междометий. Одна из тем касалась Thanksgiving Day (День Благодарения). Я понимал, что такое День Независимости, он – что значат оба Рождества, уважая религиозные чувства празднующих 25 декабря и 7 января («это нормально для Америки, даже если дат не две, а десять!»). Но постичь суть словосочетания «Новый год» он явно не мог, как и я – Дня Благодарения. Поэтому, мы приписывали наполнение и смыслы обоих праздников друг другу. – Ок, кивал он – 1 января наступает в полночь. Что праздновать? Это не Рождество, верно? – Год позади, он был не самым худшим, мы пока живы-здоровы, и нас питает вечная надежда, что следующие 12 месяцев станет лучше. Её иллюзорность никого никогда не смущает – салаты, шампанское, тосты, заливная рыба, мандарины и петарды. – Так это День Благодарения – произносил он с несколькими эмоциональными пиками в одном предложении, полагая, что познал таинство русского праздника. – Просто, у вас он не в ноябре, а месяцем позже. – Но День Благодарения – это день, а не минимум три, как Новый год, парировал я, ещё не зная, что вскоре таких дней станет 10. – Три дня – удивлялся он – длится Рождество. Но не Новый Год. 1 января у нас запросто играет матч в НХЛ Сент-Луис Блюз. После этого с эмоциональными пиками отвечал уже я – новогодний хоккей – то немногое, что я помню всегда, начиная с середины 80-х посреди бестолковых оливье с одними и теми же фильмами, чья ценность уничтожалась навязчивой частотой показов. В конце концов, из симпатии к гостю, я придумал приемлемую версию, оправдывающую всю сумму наших новогодних безобразий. Нечто вроде празднования успешного завершения контракта, который на Руси обыкновенно подписывается на год и надежды на новое, более выгодное соглашение. Этот язык был ему абсолютно понятен, но сейчас понимаю, что тогда я не так уж и солгал. Жизнь в России в самом деле принято отсчитывать от одного оливье с мандаринами и ёлкой к следующей. Только просим мы не о лучшем контракте с выгодными бонусами, а радуемся спокойным дням в домашнем кругу, надеясь на тёплое лето.
Суть Thanksgiving Day мне не так давно разъяснил не американец, а лучший (для меня) колумнист современности Александр Генис. Тот самый случай, когда цитировать хочется не предложениями, а абзацами: «Рождество принадлежит христианам, Новый год — календарям, но День Благодарения — праздник, который всегда с тобой. Он укоренён и в общей истории, хранящей подробные сведения о пире, состоявшемся поздней осенью 1621 года, и в частной памяти, где навсегда запечатлена наша первая встреча с Америкой. В стране эмигрантов, куда все, кроме рабов, приехали на свой страх, риск и по своей воле, этот праздник сочетает искренность с обжорством. Вчера, например, американцы съели 80 миллионов индюшек, напоминающих об интимном союзе пришельцев с Новым Светом. Я не исключение. Сорок два года назад в промозглый осенний день я открыл Америку. В ней меня ждало множество близких друзей и хороших знакомых, но все они являлись литературными персонажами, а из живых (мясных, не бумажных) я не знал ровным счётом никого. Зато Нью-Йорк я представлял себе вполне прилично, так как помнил наизусть Драйзера, О’Генри, Сэлинджера и знал в лицо Статую Свободы. Всё это мне не помогло, когда, впервые выйдя на Бродвей, я свернул в ненужную сторону и через пять кварталов оказался в Гарлеме. Причем не в сегодняшнем, который после джентрификации вновь стал завидным районом с отвоёванными у гетто викторианскими особняками, а в опасном, полусгоревшем, где ещё совсем не было белых, не считая одного испуганного — меня. Я, конечно, помнил, что Нью-Йорк — город контрастов, но тут их не было: «хижинам» с заколоченными окнами противостояли не дворцы, а руины, лишённые окон вовсе. В постороннем городе, не говоря уже о стране и континенте, чужеземцу хуже всего накануне праздника. Все знают, куда идут, всем есть зачем торопиться, одни ждут гостей, другие собираются в гости, в окнах — огни, в магазинах — толчея, на лицах — предвкушение. И только ты в одиночку бредёшь без цели по неуютному в ноябре городу, кутаясь в пальто с чужого плеча, которым одарила Армия Спасения. Как раз в тот момент, когда жалость к себе превысила позволенные воспитанием пределы, меня нашли добровольцы, занимающиеся понаехавшими, и объявили, что я приглашён в гости. — Это ошибка, — грустно сказал я, — меня перепутали, ибо в этом полушарии мне никто не знаком. — Потому и зовут, — объяснили мне, — по многовековой традиции в меню обеда в День Благодарения обязательно входит новенький. Стол был уставлен непривычным: индюшка оказалась сухой, картофель — сладким, пирог — с тыквой, водку не подали вовсе. Хозяева были учтивыми, но ненавязчивыми. Они не знали, где находится моя Рига, путали Брежнева с Хрущёвым и даже выслушали анекдот про чукчу, хоть и не до конца. Я для них был вроде той самой индейки — непременная часть торжества. Присутствие гостя, только что спустившегося с трапа (пусть самолёта, а не корабля), символически связывало эпохи, одушевляло Историю и напоминало, что в Новом Свете мы все — пришлые. Кроме, разумеется, индейцев. Но они День Благодарения не празднуют вовсе, считая, что им радоваться нечему». На фразе «потому и зовут» я был близок к тому, чтобы прослезиться. С тех пор, не празднуя День Благодарения и никоим образом не разделяя его гастрономию, я с некоторой завистью, которую, оправдывая низменное в себе, именую благородным словом «эмпатия», отношусь к тем, кто ждёт и отмечает праздник Нового Света, приглашая к трапезе затерявшихся странников. Поскольку Thanksgiving Day – притча не о званых или избранных, а нуждающихся, как и все мы сегодня, в простых и человечных вещах – кров, добрый стол и хозяева, чьи достоинства – не лезть в душу странника, дав ему насущное. Так праздник наполняется христианской добродетелью, рядом с которой вторичны флаг, язык, среда и география. © Copyright: Константин Жибуртович, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
