К дате ухода Бродского, часть первая

Константин Жибуртович: литературный дневник

Анатолий Найман пишет стих «Я знал четырёх поэтов» вскоре после смерти Бродского в 1996 году. Считается, что четверо – это Бобышев, Рейн, Бродский и сам Найман.


Образы не совпадают с моим прочтением и восприятием настолько, что кажется: это не Бродский или Рейн, а совсем иные, и выдуманные люди.


Был нежен и щедр последний,
как зелень после потопа,
он сам становился песней,
когда по ночной реке
пускал сиявший кораблик
и, в воду входя ночную,
выныривал из захлёба
с жемчугом на языке.


Это не о Бродском. Это совсем не о том. И образ не уместить в самые точные строки – а они здесь неточны. «Кораблик», «жемчуг»… я вас умоляю. Это не Иосиф. Это о тех, кто жаждет угадать, подстроиться, понравиться, чтобы стать узнаваемым. В русской поэзии за много веков случилось лишь двое гениев, прямо сказавших о том, что является табу для 99% литераторов.


Пушкин:


Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей…


Бродский:


Кровь моя холодна
Холод её лютей
Реки, промёрзшей до дна
Я не люблю людей…


Вообразите такое чтение со сцены на лит. тусе или творческом вечере.


Но в стихотворении Наймана гениальный, в моём восприятии, финал. Он сполна искупает всё эстетическое несогласие с портретами поэтов.


Оркестр не звучней рояля,
рояль не звучней гитары,
гитара не звонче птицы,
поэта не лучше поэт:
из четырёх любому
мне сладко вернуть любовью
то, что любил в начале.
То, чего в слове нет.


Сколько я ни встречал – очно и заочно – литераторов, процентов 90 из них склонны фантазировать о силе слова или, как минимум, преувеличивать его значение. От роли «глашатаев эпох» и «властителей дум» до «целителей душ».


Лесть и ложь. Бродский прекрасно осознавал, что жизнь, с совсем малыми исключениями, – это общение с безъязыкими. А ум и воспитание насущны, чтобы их расслышать и понять. Талант (в практическом смысле) – чтобы донести до них нечто сокровенное и быть услышанным. А дух – не утратить интерес к непознаваемому, именуемый как «любовь к жизни».


Найман ставит вопрос ещё жёстче: «то, чего в слове нет».


Мужество – это, прекрасно осознавая ограниченность любого языка, тем не менее писать и делиться. Не прячась за иллюзиями об избранности – ни литераторства, ни слова.


(продолжение следует)



Другие статьи в литературном дневнике: