На день филолога– Талант к музыке не обнаружен, несмотря на все порывы в школьном хоре, живопись недоступна руке даже на уровне халтурки, хоккейные способности промотаны ближе к 20-ти годам из-за раздолбайства и (отчасти!) стечения обстоятельств. «С физкультурой было покончено, и я написал рассказ». Всё по Довлатову, и слово в моей жизни явилось последним приютом от пошлого бытия. – Став гуманитарием, я никогда не причислял себя к филологам, уважая их на расстоянии. Филолог – это тот, кто выдержит полтора часа лекции «полифония Блока в творчестве шестидесятников», а потом задаст 10 уточняющих вопросов. Я усну примерно к 20-й минуте лекции, чем вовсе не горжусь, просто предпочитаю практику изящным теориям интеллектуальных гостиных. – Я начал писать – 17 лет для радио, а позже на Прозе и в соцсетях по одной причине, которую долго не формулировал самому себе: некоторым из двуногих хочется заниматься творчеством, и они выбирают жанр, исходя из минимальной самокритики. Пропасть между моей мазнёй и техничным халтурщиком кисти намного больше, чем между мной и литератором Ивановым, выигравшим два кубка и три грамоты. Иных причин, исключая самотерапию, нет. – Когда был ещё жив лит. критик Эмиль Сокольский, он меня утешил рассказом о маститом литераторе регионального значения, который признался ему, что три книги и музей грамот-дипломов – бесполезный хлам в его жизни. «Я играл за сборную Москвы по хоккею, вот там всё было настоящим!». – Вздрогнув, я подумал о том, что единственный плюс от личного литераторства останется за кадром. Став хоккеистом, я бы написал мемуары без литредактора. Которому нужно хаотично накидать три десятка мемов, и он слепит книгу на 300 страниц. – От пресыщенности словом, за 30 лет работы с ним, меня чаще всего (из современников) спасал Бродский. Я так и не услышал ничего гениальней, чем «Натюрморт», «Романсеро», «Новый Жюль Верн», «Торс» или «Письма римскому другу». Интересно, что я ни разу не слышал от Иосифа, что он филолог или даже поэт. «Литератор». «Лектор в университете». Но не Лотман или Непомнящий – точно. – В 50 мне нескромно понятно, что разглядела во мне любимая учительница литературы не старше 30-ти, назвавшая меня «любимым учеником». Ровно то, что выразил Бродский: Оно обширнее. Оно – Дилетантизм большого диапазона с тягой к свету. А поскольку со мной лет с 12-ти можно было поговорить о литературе не для оценки – при том, что иногда я произносил чудовищные вещи – она в свои 27 убеждала меня, что «так страницу мараешь ради мелкого чуда» и есть моё призвание вместо любимых игрищ с мячом и шайбой. – С тех пор в моей жизни два как бы праздника, которые вызывают отстранённое, но присутствие. День прессы и день филолога. В обоих случаях я киваю на расстоянии: будьте здоровы, живите богато. По одной простой причине: я прекрасно понимаю, отчего тот же Генис должен жить безбедно в здоровом социуме – именно он, а не оба Киселёвых, любой политический обозреватель или главред, знакомый с нужными людьми и управляющий частью их денежных потоков. – Жизнь интересней литературы, не говоря уж о вопросах, которые обсуждают филологи или родственные им библеисты. Но вне литераторства иногда нет и полноты жизни. Попавшие в эту сансару бедны, богаты, счастливы и несчастны – как у героев Довлатова – «по обстоятельствам». Так дай им Бог максимум лучших обстоятельств даже в нынешнее антигуманитарное время. © Copyright: Константин Жибуртович, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
