Реплика

Константин Жибуртович: литературный дневник

Обсуждение Онегина – Лариной на умных женских страницах несёт только один недостаток – отсутствие мужской оптики. Причём, не только применительно к устоям и нравам XIX века, но и шире. То, что я называют гендерным восприятием.


Его вполне несёт и Пушкин. Здесь надо понимать, что при всех поэтических элегиях и способности проникать в глубины женских душ, он являлся доминантным самцом. Альфа-партнёр с обманчивой внешностью.


В нашей истории это означает незыблемую схему любых отношений полов. Мужчина всегда сам решает, кто ему люб и первым проявляет знаки внимания. Ответ даёт только женщина. Если он отрицательный – сумма внешних достоинств и усилий претендента почти ни на что не повлияет.


Это восприятие характерно и для европейской культуры уже ХХ века. Комедия с Адриано Челентано и Орнеллой Мути о красавице, добивающейся любви мещанина и вполне себе жлоба собрала кассу именно как сказка с любимыми актёрами.


Мало что так раздражает мужчину, как лобовая атака почти незнакомой ему женщины. Здесь коренится ложный миф: если симпатична, молода и делает первый шаг, мужик-то всегда согласен, пусть даже ради плотских утех без обязательств.


Ничего подобного. Перво-наперво, это настораживает. Когда это чувство не подтверждается (она так не к каждому, а именно к тебе отнеслась), мужчине требуется время – пообщаться, присмотреться, отыскать взаимные точки возможной гармонии, от низменного быта до незримых душевных сфер.


Этот закон действует и на пресыщенного денди, коим изображает Онегина Пушкин, и на любого мужчину с выстроенным внутренним миром и осознанными личностными ценностями. В противовес сказкам о примитивизме (на народном языке «им всем одного только и надобно!») он поставит вопрос – насколько эта женщина повлияет на мой микрокосм, и не в дурную ли сторону. Смогу ли я рядом с ней, как и прежде, уделять время насущным лично мне вещам, или всё рухнет.


Онегин, вполне естественно, не готов к атаке Лариной. Отповедь философско-назидательная, с нотками превосходства, но это не маска Евгения. Он искренен, пусть и не отказывая самому себе в тонкой лести («Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя; Напрасны ваши совершенства: их вовсе недостоин я»).


Ещё раз: это естественная реакция. Для Онегина. Пушкина. Позапрошлого и прошлого веков. Для мужчины, которого лишили гендерной привилегии, вшитой в сознание от сотворения: выбирает именно он, а не его. А вот решает – уже она.


Что движет Татьяной – скука, романтизация образа, французские романы, сестра Ольга (у ней-то есть жених, а я одна!) или способность разглядеть в Евгении спящие таинства прекрасной души – рассуждать не мне. Важно иное: в этой сложной партии она сразу совершает ошибочный ход, и это может принести только печальный финал о несбывшемся. Что Пушкин прекрасно понимает, и я полагаю, заранее складывает свой эпилог, как решённый.


И вторая ремарка. Не получив время на личный выбор, Онегин приходит к Татьяне, как мне видится, не потому что его прельщает её социальный статус. Марья Фёдоровна из деревни Нижняя Елховка, выйдя замуж за миллионера, приодевшись и переехав в Лондон-Париж Марьей Фёдоровной и останется, если она не прошла определённый личностный путь, не связанный с внешними обстоятельствами жизни.


Онегин видит в ретроспективе, что признание Татьяны – не просто слова. Но партия проиграна. Начиная с «я к Вам пишу, чего же боле»…




Другие статьи в литературном дневнике: