1. ЖУРНАЛ №4. ВОЕННЫЕ И ГРАЖДАНСКИЕ ИСТОРИИ» ПОЛНЫЙ ТЕКСТ
СОДЕРЖАНИЕ
1. В НАСТОЯЩЕМ СБОРНИКЕ №1 представлен ПОЛНЫЙ ТЕКСТ.
2. В СБОРНИКЕ №2 представлены Концепция и Структура Журнала №4
3. В СБОРНИКЕ №3 дана информация о всех наградах Участников К-9.
4. В СБОРНИКЕ №4 представлены Отклики Участников К-9 на материал об Итогах конкурса
5. СБОРНИК №5. «ЖЕМЧУЖИНЫ» К-9 (26 «прои»)
6. СБОРНИК №6. «САПФИРЫ» К-9 (25 «прои»)
7. СБОРНИК №7. «ПРОИ» «НОМИНАНТОВ» К-9 (18 «прои»)
8. СБОРНИК №8. «ПРОИ» ЛИДЕРОВ «ВНЕКОНКУРСНОЙ НОМИНАЦИИ» К-9 (22 «прои»)
Остальные СБОРНИКИ формируются по алфавиту. Это связано с тем, что каждому конкурсанту удобнее иметь сборник, в который включены ВСЕ его произведения, представленные в конкурсе.
9. СБОРНИК №9. «ПРОИ» АВТОРОВ («А»-«В») (24 «прои»)
10. СБОРНИК №10. «ПРОИ» АВТОРОВ («Г»-«И») (36 «прои»)
11. СБОРНИК №11. «ПРОИ» АВТОРОВ («К») (39 «прои»)
12. СБОРНИК №12. «ПРОИ» АВТОРОВ («Л»-«М») (34 «прои»)
13. СБОРНИК №13. «ПРОИ» АВТОРОВ («Н»-«О») (23 «прои»)
14. СБОРНИК №14. «ПРОИ» АВТОРОВ («П») (29 «прои»)
15. СБОРНИК №15. «ПРОИ» АВТОРОВ («Р»-«С») (39 «прои»)
16. СБОРНИК №16. «ПРОИ» АВТОРОВ («Т»-«Ц») (25 «прои»)
17. СБОРНИК №17. «ПРОИ» АВТОРОВ («Ч»-«Э») (26 «прои»)
*****
СБОРНИК №2. «КОНЦЕПЦИЯ и СТРУКТУРА ЖУРНАЛА»
В соответствии с п.11 Регламента Конкурса-9 (http://proza.ru/2020/05/09/486),
по аналогии с Журналом №1 Конкурса-6 «Семейные истории» http://www.proza.ru/2019/01/04/292,
Журналом №2 Конкурса-7 «Иронические истории» http://www.proza.ru/2019/05/18/272) и Журналом №3 Конкурса-8 «Фантастические зеркальные истории» http://proza.ru/2020/01/02/299)
принято решение о формировании Сборников Журнала №4, в которых будут опубликованы произведения ВСЕХ Авторов, принявших участие, как в «Основной», так и во «Внеконкурсной» номинациях.
В Журнал входит 17 Сборников, формируемых на основе 278 произведений Конкурса-9:
1. В СБОРНИКЕ №1 представлен ПОЛНЫЙ ТЕКСТ.
2. В СБОРНИКЕ №2 представлены Концепция и Структура Журнала №4
3. В СБОРНИКЕ №3 дана информация о всех наградах Участников К-9.
4. В СБОРНИКЕ №4 представлены Отклики Участников К-9 на материал об Итогах конкурса
5. СБОРНИК №5. «ЖЕМЧУЖИНЫ» К-9 (26 «прои»)
6. СБОРНИК №6. «САПФИРЫ» К-9 (25 «прои»)
7. СБОРНИК №7. «ПРОИ» «НОМИНАНТОВ» К-9 (18 «прои»)
8. СБОРНИК №8. «ПРОИ» ЛИДЕРОВ «ВНЕКОНКУРСНОЙ НОМИНАЦИИ» К-9 (22 «прои»)
Остальные СБОРНИКИ формируются по алфавиту. Это связано с тем, что каждому конкурсанту удобнее иметь сборник, в который включены ВСЕ его произведения, представленные в конкурсе.
9. СБОРНИК №9. «ПРОИ» АВТОРОВ («А»-«В») (24 «прои»)
10. СБОРНИК №10. «ПРОИ» АВТОРОВ («Г»-«И») (36 «прои»)
11. СБОРНИК №10. «ПРОИ» АВТОРОВ («К») (39 «прои»)
12. СБОРНИК №12. «ПРОИ» АВТОРОВ («Л»-«М») (34 «прои»)
13. СБОРНИК №13. «ПРОИ» АВТОРОВ («Н»-«О») (23 «прои»)
14. СБОРНИК №14. «ПРОИ» АВТОРОВ («П») (29 «прои»)
15. СБОРНИК №15. «ПРОИ» АВТОРОВ («Р»-«С») (39 «прои»)
16. СБОРНИК №16. «ПРОИ» АВТОРОВ («Т»-«Ц») (25 «прои»)
17. СБОРНИК №17. «ПРОИ» АВТОРОВ («Ч»-«Э») (26 «прои»)
Кроме этого, формируются «СБОРНИКИ НОВЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ» (№№ 18.1 - ....)
В этих сборниках свои истории по Теме «Военные и гражданские истории» могут представить:
- Авторы, не принимавшие участия в Конкурсе-9;
- Авторы, принимавшие участие в Конкурсе-9, но решившие ознакомить широкую читательскую аудиторию с произведениями, не вошедшими в указанные Сборники.
6. Все произведения даны в редакции Авторов, т.е. без редакционных правок.
********************************************
3. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №3. ВСЕ НАГРАДЫ УЧАСТНИКОВ КОНКУРСА-9
(МАТЕРИАЛ СООТВЕТСТВУЕТ ПУНКТУ №11 в ПАПКЕ "СБОРНИКИ" ДЛЯ К-9)
Уважаемые коллеги, настало время, когда можно перевести «конкурсный дух», провести анализ прошедшего К-9 и сделать некоторые выводы и обобщения.
Планируется несколько аналитических статей на сей счёт. Конечно, начнём с «Героев конкурса», благодаря которым он и состоялся.
Как было заявлено ранее (в официальных Итогах К-9), призами отмечено 68 конкурсантов.
Ниже приведены данные о наградах, призах и званиях, полученных конкурсантами в К-9.
Для удобства пользования данными, конкурсанты расположены по алфавиту.
Анализ данных таблички, приведенной ниже, свидетельствует о том, что бОльшее число наград у В.ПАСТЕРНАКА – 5!!!
По 4 награды у Е.Козачок, Д.М.Майской, В.Неудахина и В.Таирова.
По 3 награды у А.Козлова 11, Л.Неронова, Н.Павлюк, Л.Потаповой, В.Рошаля, Б.Тамарина, Татьяны 23, И.Христюк, А.Шам, А.Шустерман и Эль Ка 3.
По 2 награды получили 24 конкурсанта.
ВСЕ ОБЛАДАТЕЛИ ПРИЗОВ К-9
КОНКУРСАНТЫ/
ПРИЗЫ
Т.Авраменко
1 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
В.Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
М.Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Варакушка 5
Номинант в Основной номинации «ВТ»
В.Виноградов 3
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Л.Витт
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
3 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
В.П.Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
А.Головко
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
М.Гринберг
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Б.Гриненко Ал
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Н.Джос
4 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Н.Дубровская
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
П.Какичева
Специальный приз №11
Н.Кирюшов
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
В.Кожин 3
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Е.Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
А.Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
Л.Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Р.Коротких
3 место в Основной номинации «ГТ»
Ю.Кутьин
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
И.Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
И.Левченко
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Л.Май
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
Д.М.Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
М.Манки
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №10
С.Маслобоев
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
О.Михайлишин
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Л.Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
В.Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Ю.Никулин Уральский
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №9
Л.Оболенская-Азбукина
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Д.Павлова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Н.Павлюк
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
В.Панько
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Л.Парамонова-Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
В.Пастернак
2 место в Основной номинации «ВТ»
2 место в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
2 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №4
С.Петровская
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Н.Пигарева
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
В.Полуляк
Специальный приз №3
Л.Потапова
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №12
Н.Радостная
Номинант в Основной номинации «ГТ»
В.Рошаль
3 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №5
Р.Салах
Специальный приз №6
Г.Санорова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
М.Сапожников
Специальный приз №13
Светлая Ночка
1 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
А.Сергиенко
Специальный приз №8
Н.Скорнякова
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Сотр 1
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
З.Сулейманов
Победитель во Внеконкурсной номинации, с установлением рекорда - 105!! рецензий
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
В.Таиров
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Дж.Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Б.Тамарин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Татьяна 23
2 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Р.Филатова
2 место во Внеконкурсной номинации
3 место во Внеконкурсной номинации
Фрегатт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
В.Хрипунова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
И.Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
В.Цвиркун
Специальный приз №2
Н.Цыганкова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Т.Чебатуркина
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Г.Черонова
Специальный приз №17
И.Шабалина
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
А.Шам
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
А.Шустерман
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
5 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Специальный приз №19 «Абориген конкурсов»
А.Эйсмонт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Эль Ка
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №14
В СБОРНИКЕ №4 ЖУРНАЛА №4 представлены Отклики Участников и «Болельщиков» Конкурса-9 на материал об его официальных Итогах.
ПРЕДПОСЫЛКИ ПУБЛИКАЦИИ
1. Были предложения конкурсантов и «Болельщиков» о целесообразности подборки рецензий на публикации, связанные с Конкурсом-9 «К 75-летию Великой Победы над фашизмом», ибо в этих откликах-рецензиях выражены мнения рецензентов о важности, актуальности и значимости проведения данного конкурса.
2. Было принято решения ограничиться рецензиями, написанными на материал об официальных Итогах К-9 (http://proza.ru/2020/06/16/560).
3. Из этих рецензий (всего их получено 61) представлены 34 отклика (56%), содержание которых выходит за рамки конкретных аспектов и обстоятельств и поднимается на уровень обобщений.
4. Во всех 34 откликах даётся оценка К-9 и приводятся аргументы значимости выбранной Темы.
5. В этих откликах содержится частичка вашей ДУШИ, ваша признательность близким и родным, защищавшим Родину от врага. Читать эти рецензии без комка в горле невозможно. Светлая им память!!!
Пока мы помним, они живы!!!
6. Было принято решение привести рецензии целиком, в авторской редакции, без правок, сокращений, дополнений и комментариев.
7. Отклики расположены по времени их публикации.
*****
СОДЕРЖАНИЕ
№п/п - АВТОР РЕЦЕНЗИИ
1. Дарья Михаиловна Майская
2. Лили Миноу
3. Рина Филатова
4. Лев Неронов
5. Роза Салах
6. Зайнал Сулейманов
7. Эль Ка 3
8. Дубровская Надежда
9. Владимир Пастернак
10. Евгения Козачок
11. Галина Гостева
12. Дария Павлова
13. Лора Шол
14. Владимир Мальцевъ
15. Любовь Коломиец
16. Павел Лосев
17. Нина Пигарева
18. Александра Шам
19. Марина Белухина
20. Лариса Оболенская-Азбукина
21. Владимир Виноградов 3
22. Галина Санорова
23. Юрий Кутьин
24. Людмила Май
25. Александр Козлов 11
26. Тамара Авраменко
27. Сотр 1
28. Любовь Витт
29. Элла Лякишева
30. Раиса Коротких
31. Светлая Ночка
32. Эльмира Пасько
33. Раиса 4
34. Фрегатт
*****
1. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Здравствуйте, глубокоуважаемый Евгений Романович,
благословенное Жюри и благодатные Конкурсанты,
все читатели, выражавшие и не выражавшие своё мнение
по произведениям и отношение к великому действу!
Закончился марафон - дань памяти героическим событиям
в истории нашей страны, всего человечества.
В нём приняли участие самые неравнодушные, искренние
люди, своим талантом, широтой души и щедростью сердечной
внесшие свою лепту в увековечивание памяти
и достойное возвеличивание
подвига народа, единение которого жизнями и беспримерным
трудовым подвигом, ковало победу над коричневой чумой двадцатого
века.
Слезами и ликованием было встречено сообщение о Великой Победе.
Отголоски этих чувств пронесли в своём творчестве Конкурсанты
и зародили в душах читателей гордость за наш народ,
за его величие духа, за волю к победе.
Евгений Романович! Ваша идея воплотилась и дала прекрасные
плоды! Только благодаря Вашим уму и таланту, титанической
трудоспособности, умению подобрать и сплотить коллектив
достойных помощников, Вам стало под силу поднять эту махину
и обратить её на пользу благородному делу.
МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ!!!
С искренней к Вам благодарностью, восхищением Вами, громадной
любовью к конкурсантам, с пожеланиями добра, выражением
моего личного счастья за участие в таком достойном мероприятии,
Дарья Михаиловна Майская 16.06.2020 17:46
*****
2. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Дорогой Евгений!
От всей души поздравляю Вас, самых разных победителей, членов жюри, рецензентов и читателей с окончанием очень нужного и важного тематического конкурса!!!
Спасибо за чёткую организацию и проведение конкурса; за красивое изложение и чёткую структуру построения во всём, что касалось конкурса. За Вашу неизменную отзывчивость и внимательность ко всем без исключения участникам конкурса.
Огромная признательность Вам, всем членам жюри и спонсорам (особенно генеральным) за проведение слаженной работы по всем пунктам конкурса без исключения!
Большущая благодарность всем участникам за разнообразное раскрытие темы конкурса!!!
С признательностью и пожеланием только лучшего!
Лили
Лили Миноу 16.06.2020 11:57
*****
3. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Здравствуйте, Евгений!
Благодарю вас за совместную и продуктивную работу!
Она заключалась не только в работе с произведениями конкурсантов.
Как организатору вам нет равных.
Я многому у вас научилась, общение с вами обогащает во всех смыслах.
От души поздравляю всех победителей, призеров, лауреатов и номинантов!
Пусть это будет не последнее ваше достижение.
Все работы были достойные, просто нужно было делать выбор,
таковы условия конкурса.
У нас у всех есть Победа, «одна на всех», как поется в песне Булата Окуджавы.
Слишком дорогой ценой она нам досталась.
Тяжелейшие испытания выпали на долю нашего народа, и наш долг помнить
об этом. Что мы и делаем. Спасибо огромное всем участникам конкурса!
Всем желаю удачи! До новых встреч!
Рина Филатова 16.06.2020 12:54
*****
4. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Здравствуйте, дорогой Евгений Романович! Огромное СПАСИБО за ПРИЗЫ!
Поздравляю Вас с чудесным завершением ПОБЕДНОГО марафона!
К финишу пришли все участники ПОБЕДИТЕЛЯМИ!
Пережить и победить фашистскую машину может только сильный народ, потомками которого мы являемся!
Наша задача не допустить войн на нашей многострадальной ЗЕМЛЕ! Об этом кричат все военные произведения авторов!
На сайте я ровно полтора года. Недавно стал номинантом «Писатель года 2020». За последний год я успешно участвовал в огромном количестве больших и малых конкурсов, опубликовал около 400 работ, написал более 4000 тысяч рецензий, мне написали почти 3000 рецензий, на которые я с удовольствием и благодарностью ответил.
Ваши конкурсы, дорогой Евгений Романович, - это ДОБРОТА, ВНИМАНИЕ, ЗАБОТА, ЛОГИКА, ПРОФЕССИОНАЛИЗМ, АЗАРТ, УВАЖЕНИЕ! Ваши конкурсы будут жить и процветать!!!
Так держать и так дерзать!
С огромным УВАЖЕНИЕМ и БЛАГОДАРНОСТЬЮ,
Лев.
P.S. Отдельное спасибо Любови Витт за внимание, прекрасное участие и призы!
Лев Неронов 16.06.2020 13:06
*****
5. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Глубоко уважаемый Евгений Романович, здравствуйте! Поздравляю с ЗАВЕРШЕНИЕМ замечательного КОНКУРСА - 9 Вас и членов ЖЮРИ, всех АВТОРОВ, участвовавших в КОНКУРСЕ, посвящённом ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЕ советского народа и всего мирового сообщества над фашистской чумой прошлого века. Конкурс-9 успешно ЗАВЕРШЁН. СПАСИБО Вам, Евгений Романович, особое за Ваш неутомимый труд, мудрое руководство над ходом очень важного КОНКУРСА-9! Закончился наш великий МАРАФОН, посвящённый ДНЮ ПАМЯТИ героических событий. В важном конкурсе-9 приняли участие самые достойные, лучшие, талантливые АВТОРЫ нашего замечательного ПОРТАЛА "ПРОЗА. ру"! Писать мне, как Вы догадались, было нелегко. Получилось коротко. Желаю Вам УДАЧИ, УСПЕХОВ и в дальнейших ВАШИХ начинаниях! ЗДОРОВЬЯ, УДАЧИ и всего ДОБРОГО!
Роза Салах 16.06.2020 13:43
*****
6. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
"ПОКЛОНИМСЯ ПРЕДЫДУЩИМ ПОКОЛЕНИЯМ НАШИХ ДЕДОВ И ОТЦОВ, КОТОРЫЕ СВОИМИ ЖИЗНЯМИ И ПОБЕДОЙ ОБЕСПЕЧИЛИ НАМ ВОЗМОЖНОСТЬ ТВОРИТЬ, ЛЮБИТЬ, ЖИТЬ." - лучше и не скажешь!..
Огромнейшее спасибо Евгению, членам жюри за колоссальный труд!
Поздравления всем первым среди равных!И не только им - всем, кто здесь!
"Пока мы едины - мы непобедимы"...
Прочитали много такого, что просто страшно читать, но это нужное чтение.
Наши погибшие, ушедшие "Нас не оставят в беде", а мы их всегда помним, и, даст Бог, будем помнить, покуда людьми себя ценим!
Мирного неба всем - всем, добра и здоровья!..
Зайнал Сулейманов 16.06.2020 14:31
*****
7. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Всем ЗДРАВСТВУЙТЕ-ЗДРАВСТВУЙТЕ-ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Мои самые искренние поздравления победителям конкурса!
И всем участникам!
Мне радостно быть частичкой этого торжества:))
Дорогой Евгений, ваш труд и труд членов ЖЮРИ невозможно переоценить. Он огромен.
Я не представляю сколько сил и здоровья понадобилось, чтобы перечитать такое количество произведений, где столько боли, от которой перехватывало дыхание и слёз невозможно было сдержать.. И в то же время столько любви... И силы духа.
И организация, структура конкурса, ваша личная внимательность ко всем участникам заслуживает отдельной строки. СПАСИБО!!!!!
И огромная благодарность Рине Филатовой за прекрасную идею и её воплощение http://proza.ru/2020/06/16/810
С признательностью, Эль
Эль Ка 3 16.06.2020 14:55
*****
8. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Евгений Романович, члены жюри, конкурсанты, читатели - ВСЕ, кто принимал участие в замечательном Конкурсе, примите мои искренние поздравления. Всё прошло, как всегда, на высшем уровне. Наши родные, близкие, отдавшие свои жизни за свободу и счастье будущих поколений ,достойны вечной памяти. Мы гордимся ими. И Конкурс показал, что потомки знают, ценят, по крупицам собирают и берегут свидетельства их подвигов. Мы все разные, живём в разных странах, но нас объединяет одинаковое понимание любви, милосердия и сострадания. И всем мы хотим, чтобы на планете Земля всегда был МИР.
Счастья, здоровья и радостных событий в жизни, дорогие друзья.
С уважением, доверием и надеждой на будущие встречи.
ВАШ ЗУБР)))
Дубровская Надежда 16.06.2020 17:37
*****
9. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Приветствую, Евгений! Огромная благодарность за этот Конкурс! По правде говоря, хотел отказаться от участия в любых конкурсах, по крайней мере, на время. Но только не от такого, посвящённого 75-ой годовщине Победы. С раннего детства я любил два праздника - Новый год и День победы. Новый год, потому, что подарки, всяческие вкусности, ёлка, радость и веселье. 9 Мая, потому, что в этот день я испытывал большую гордость за своих близких. После парада, как обычно, собирались у нас дома и я рассматривал их боевые награды (тогда ещё не было юбилейных)
Тётя Женя была фронтовой санитаркой, тётя Рая - капитан медслужбы, врач прифронтового госпитоля, дядя Додик был тяжело ранен в первом своём бою в пехоте, ему было 17 лет (обманул военкома), инвалид первой группы, дядя Рома - командир роты автоматчиков, дошёл до Берлина, четыре боевых ордена и десяток боевых медалей, мой отец - механик-водитель танка, гвардии старший сержант, неполный кавалер ордена Слава...
Мне нравилось, когда они все собирались у нас, выпивали за Победу и поминали своих боевых друзей...Не было веселья, как на Новый год, иной раз, были слёзы и была гордость за моих родных, которые вместе со всем народом, не щадя своей жизни, отстояли ПОБЕДУ. Никого из них уже нет в живых, они ушли рано, как и мой отец.
Разве мог я пропустить такой конкурс, Евгений? Моё участие - это память о моих близких и о всех, кто победили в той жестокой войне.
Мой поклон за организацию этого Конкурса. Благодарю уважаемое жюри за высокую оценку моих произведений. Спасибо, всем участникам и читателям!
Владимир Пастернак 16.06.2020 17:40
*****
10. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович, члены Жюри, поздравляю с завершением сложного по тематике конкурса К-9 для которого авторы, участвовавшие в конкурсе написали рассказы сердцем, пропустив через него боль, слёзы, смерть, неизлечимую рану оставленную войной, и светлую память о тех, кто завоевал Победу в 1945 году!
Спасибо Рине Филатовой за ПАМЯТНИК СЛАВЫ ГЕРОЯМ РАССКАЗОВ авторов, участвующих в К-9 - http://proza.ru/2020/06/16/810
МЫ ВСЕ ПОБЕДИТЕЛИ ЭТОГО КОНКУРСА НА КОТОРОМ ЦАРИЛО ВНИМАНИЕ ДРУГ К ДРУГУ, УВАЖЕНИЕ, ВЗАИМОПОНИМАНИЕ!!!
Уважаемый Евгений Романович, уважаемые авторитетные члены Жюри СПАСИБО вам, что предоставляете нам возможность рассказать о том, что нам дорого и небезразлично в судьбах людей, и за возможность общения с теми авторами, с творчеством которых до конкурса не были знакомы.
УВАЖАЕМЫЙ ЕВГЕНИЙ РОМАНОВИЧ, НИЗКИЙ ПОКЛОН ВАМ ЗА ИДЕЮ ПРОВЕДЕНИЯ КОНКУРСОВ НА СВОЕЙ ПЛОЩАДКЕ, ЗА ТИТАНИЧЕСКИЙ СТАТИСТИЧЕСКИЙ ТРУД И ПОСТОЯННУЮ ИНФОРМАЦИЮ О ХОДЕ КОНКУРСА С ЕГО МНОГОЧИСЛЕННЫМИ НОМИНАЦИЯМИ, ЗА ВНИМАНИЕ, УВАЖЕНИЕ И ДОБРОСЕРДЕЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ К КАЖДОМУ УЧАСТНИКУ КОНКУРСА!!!
МИРА И ВСЕХ БЛАГ ВСЕМ, РАДОСТИ ТВОРЧЕСТВА, НЕ УГАСАЮЩЕГО ВДОХНОВЕНИЯ, ЛЁГКОГО ПЕРА И УДАЧ НА ДОЛГИЕ, ДОЛГИЕ ГОДЫ!!!
Евгения Козачок 16.06.2020 18:17
*****
11. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Вот и подведены итоги Конкурса -9. Выражаю огромную благодарность его вдохновителю и организатору Евгению Романовичу Говсиевичу за титанический труд, вложенный в ежедневный анализ проводимого конкурса, ценные советы членам жюри по анализу читаемых произведений, по критериям оценки, по выбору лучших произведений.Уверена, что все согласятся со мной,что цели и задачи проведения конкурса на «нашей конкурсной площадке» были выполнены полностью:
а) выявление «Жемчужин» и «Сапфиров» конкурса;
б) увеличение «читательской аудитории» авторов, принимающих участие в конкурсе;
в) выявление новых талантов, которым во время конкурсов значительно легче предъявить своё лицо и завоевать определённый имидж, реноме и паблисити;
г) создание атмосферы доброжелательства, ибо конкурсы проводятся под девизом:
«Возьмёмся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке».
С большим удовольствием поздравляю всех Победителей, Призеров,Лауреатов, Номинантов, а также всех участников конкурса с достигнутыми успехами. Отрадно то, что все произведения, как прозаические , так и поэтические, были посвящены конкретным Защитникам нашей Родины. В своем стихотворении " Гармонь" я написала :
Всем защитникам Отчизны слава!
И погибшим слава! И живым!
Помним всех Вас! Поименно славим!
За Победу Вас благодарим!
Новых всем творческих успехов.
С уважением и благодарностью. Галина.
Галина Гостева 16.06.2020 19:15
*****
12. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Добрый вечер, Евгений!
Очень рада, что приняла участие в Конкурсе!
Высокая организация, доброжелательное отношение, мне все понравилось!
Познакомилась с произведениями о войне и открыла для себя Авторов и их изумительные рассказы, истории, стихотворения!
Как много слез, горя, трагедий, невозможно было читать без комка в горле, читала и плакала. Все участники победители в первую очередь над собой, они донесли свои пронзительные истории о своих семьях, родственниках, друзьях...
Смогли поделиться бережно Хранимыми о войне!
Рада очень за победителей и призеров, во всех номинациях!!!
Благодарю Вас и Жюри за оценку моего стихотворения, очень рада!
Ещё было приятно увидеть среди списка « Жемчужин» , «Сапфиров» знакомые мне фамилии Авторов, очень за них всех рада!
Да Будет Мир и только Мир!!!
Это Бессмертный полк на сайте Проза. Ру!
Несмотря на коронавирус Авторы смогли рассказать о войне и Победе!
Цене Победы над фашизмом, это наш Прозоровский Парад Победы в произведениях!!!
Благодарю всех Авторов, кто читал и писал отзывы на мои стихи!
Ваша поддержка у меня в сердце!
Всем Желаю Хорошего Лета!!!
Счастья и радости!!!
Всего Вам , Евгений!
Доброго, радостного и светлого!!!
С уважением,
Благодарностью
И Музыкой июньского солнца,
Дария
Дария Павлова 16.06.2020 19:50
*****
13. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Сильный конкурс. Сильный по содружеству авторов, сопричастности к боли каждого.
Спасибо, Евгений Романович, за уже не площадку конкурсную, а за высоту, которою взяли общей памятью на всех за наших дедов...
Знаешь, тепло на сердце.
Всем участникам и жюри спасибо.
Здесь нет проигравших, потому что победители - это все герои произведений.
Лора Шол 16.06.2020 20:31
*****
14. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Здравствуйте, Евгений. Завершился праздник для одних и тяжелейший труд для других. Ушел в историю К-9. Ушли волнения и тревоги с ним связанные. Но это не значит что все закончилось. Планов - море! Совершенно не время победителям почивать на лаврах, впереди новые состязания и нужно доказать, что ты не случайно оказался в победителях. Совершенно не время унывать тем кто не попал в список победителей, поскольку - все еще впереди, все впереди.
СПАСИБО Евгений . Как и всегда - ярко, чётко и интересно.
До новых встреч.
Владимир Мальцевъ 16.06.2020 21:11
*****
15. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Огромная благодарность Вам, Евгений, как организатору конкурса, а также всем его участникам, включая членов жюри, главных спонсоров и генерального спонсора - Павла Лосева! Это какая же огромная работа проведена! Столько прочитано произведений конкурсантов, написано рецензий, ответов, посчитано число опубликованных работ, списки избранных, читательская аудитория и многое, многое другое... Всё учтено, никто не обойден и не обижен. Столько наград и добрых слов! Благодарю за "Сапфиры", это очень оригинально и волнительно. Отдельное спасибо Любови Витт, которая от себя спонсировала мне баллы. Участвовала впервые, но на всю жизнь останутся приятные воспоминания как об организаторах, так и об участниках конкурса, которые представили неповторимые, потрясающие работы. Радуюсь, что узнала таких талантливых поэтов и писателей! Теперь будем дружить и дальше участвовать в конкурсах. Спасибо Вам, мои новые друзья за Ваши искренние рецензии и поддержку в конкурсе. Всем желаю крепкого здоровья, радости творчества и новых побед! С благодарностью и любовью - Любовь.
Любовь Коломиец 16.06.2020 21:17
*****
16. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Добрый вечер, дорогой Евгений! Примите мои поздравления с окончанием Конкурса-9, в очередной раз показавшего необходимость таких соревнований. Более 5 недель шла борьба за победу. Было очень интересно наблюдать за прекрасно организованным Конкурсом, привлекшим рекордное количество авторов. Побито много рекордов, результаты говорят за себя. Большое количество победителей и призеров показывает высокий уровень мастерства авторов.
Я поздравляю победителей Конкурса-9 и жду в 7 выпуске альманаха "Страницы жизни" с произведениями по нашему согласованию. Я пришлю в личную почту мои приглашения и условия публикации. Работа над выпуском начнется через 2-3 недели.
Мои поздравления членам жюри за их нелегкую работу.
Всем участникам этого прекрасного состязания желаю больших творческих успехов и удачи!
Премного благодарен, дорогой Евгений!
Искренне Ваш, Павел Лосев.
Павел Лосев 16.06.2020 21:46
*****
17. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович!
От всего чистого сердца благодарю за колоссальный труд,
за великую человечность, за чуткое внимание к каждому участнику!
Огромная признательность Членам жюри!
Спасибо авторам за трогательные, впечатляющие произведения!
Проигравших нет. Есть общие задачи и стремления по сохранению
памятных страниц времён ВОВ для последующих поколений.
Дорогие друзья, искренне желаю всем, всем, всем
здоровья, радости, мирного неба, творческого долголетия!
Нина Пигарева 17.06.2020 00:06
*****
18. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Вот и закончился конкурс. Участвовать впервые в нем было волнительно и радостно, а главное - полезно и даже необходимо, так как именно конкурс подтолкнул меня к собранию по крупинкам воспоминаний моих родных о нашем солдате - дедушке Мише. Многое, к стыду своему, не успели узнать, пока он был с нами.
А теперь память о нем сохранилась в моем рассказе, прочтенном внуками, правнуками и праправнуками нашего героя и многими читателями "Прозы.ру"
Пока мы помним своих героев - они живы, а мы достойны жизни, которую они нам подарили!
И, конечно, огромное спасибо за оценку и за призовые баллы. Это очень приятно!
Александра Шам 17.06.2020 00:19
*****
19. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Годы войны - одно из самых тяжких испытаний, что легли на плечи нашего народа, наших с вами родных и близких людей. Сколько их не вернулось с поля боя, сколько погибло у станков от голода и холода, под обстрелами фашистов, в концлагерях... Миллионы жизней унесла война. Если бы мы могли написать о каждом, кто не дожил до сегодняшнего дня.
Ваш конкурс, Евгений Романович, дал такую возможность - вспомнить и почтить памятью. Спасибо большое!
Понимаю, какая работа проведена Вами и членами Жюри. Низкий поклон вам, наши дорогие!
От всей души поздравляю победителей и всех участников Конкурса!
Выбрать лучших всегда нелегко, а здесь и говорить нечего! Лучшие все! В каждой работе частичка души и сердца.
Всем творческих успехов! Удач! Здоровья и всегда мирного неба над головами!
Вечный огонь и приветствие салютом нашим защитникам... Мы помним! Мы гордимся!
С уважением и самыми добрыми пожеланиями
Марина Белухина 17.06.2020 00:44
*****
20. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Искренне поздравляю всех с окончанием конкурса. И победителей и участников! Очень много интересных работ прочитала! Сама идея "ты читаешь - тебя читают!" Интересна в своей сути! Ведь это главное!
Отдельно благодарю Евгения Романовича за поистине титанический труд в организации конкурса!
С уважением Лариса
Лариса Оболенская-Азбукина
*****
21. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Все мы кто выкладывает свои произведения на сайте "Проза" - альтруисты. Мотивацией нашему труду служит желание поделиться своим жизненным опытом, событиями участниками которых мы были, своими мыслями и чувствами. Нас радует, если мы находим поддержку, сочувствие, понимание среди читателей.
Читатель - это наш главный судья и товарищ, если мы с ним на одной "волне" о представлениях, что есть добро, а что зло.
Мы пишем и одновременно гораздо больше читаем труды других авторов. В своих рецензиях мы выражаем свою точку зрения на произведения авторов. Но большинство наших читателей это просто цифры в "списке читателей" и нам не известно, как они относятся к нашим трудам.
Проводимые на сайте "Проза" конкурсы дают возможность оценить уровень популярности, востребованности наших произведений.
Выражаю благодарность организаторам, жюри и лично Евгению Романовичу, и всем авторам, которые участвовали в конкурсе за их труд и произведения.
Владимир Виноградов 3 17.06.2020 02:34
*****
22. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Тема конкурса неисчерпаемая. Великая Отечественная коснулась каждого жителя страны.
Об этом говорит и число участников конкурса.
Благодарю от всей души за огромную проделанную работу жюри и спонсоров! Особенную благодарность выражаю организатору и вдохновителю конкурса Евгению Романовичу Говсиевичу!
С наилучшими пожеланиями и уважением всем участникам, жюри и организаторам,
Галина Санорова 17.06.2020 04:40
*****
23. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Слава победителям конкурса и организаторам, осилившим такой объём. Уних у всех время триумфа. Трудное время. За триумф приходится расплачиваться так же дорого, как и за поражении. За триумфом следует «…молчаливая, затаённая досада тех, которые не любят чужого успеха.» (Иван Гончаров)
Для того чтобы сочувствовать чужому страданию, достаточно быть человеком, но для того, чтобы сочувствовать чужой радости, нужно быть ангелом. (Жан Поль.) Сопереживание радости соседа обычно даётся человеку трудней, чем сопереживание его неудач. (Артур Шопенгауэр).
Один из самых коварных мифов о подобных конкурсах: волшебная формула мгновенного успеха. «Пришёл, увидел, победил». Так не бывает. Если бы существовала простая формула успеха, и ей было бы легко следовать, то успеха добивались бы все более менее заметные автор. Рецепт успеха скрыт в следующих существенных ингредиентах: попасть на тему, которую любишь; отдать ей лучшее, что в тебе есть; не упускать благоприятных возможностей; и быть членом команды, а не одиночкой. Семьдесят процентов успеха – это быть на виду и всеми допустимыми способами продвигать нужное произведение (Вуди Аллен).
Но есть опасность уклониться в чёрный пиар. Путь, которым к успеху приходят шарлатаны, заглушающие славу талантливого художника.
«… когда посредственность начинает считаться гением, а истинный талант может прозябать, как посредственность( Владимир Солоухин.)
(Фредерик Стендаль.) Сколько примеров, когда большой художник при этом бывает затравлен и не воспринят.
Алексей Н.Толстой) Великие художники никогда не шли на так называемый чёрный пиар, а сегодня ради известности не брезгуют ничем, забывая о том, что можно быть известным, но не быть при этом художником. Александр Шилов.)Конкурс Евгения Романовича успешно обходит эти рифы.
Все неудачники похожи друг на друга. А вот история успеха у каждого своя. Перефразированный( Лев Толстой.) Удача выбирает того, кто к ней готов. (Луи Пастер.) Человек, которому повезло, – это человек, который делал то, что другие только собирались сделать. (Жюль Ренар.)
Часто именно неудача является первопроходцем в новых землях, новых предприятиях и новых формах выразительности.( Эрик Хоффер.) Без поражений не бывает победы. Поражение – это перспектива.
Всем проигравшим - перспективы на будущее...
(Компиляция многих авторов)
Юрий Кутьин 17.06.2020 09:28
*****
24. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович!
Примите поздравления с успешным завершением Конкурса К-9, который во всех смыслах стал ПОБЕДНЫМ в истории Конкурсов. Мои благодарности и самые добрые пожелания в адрес Судейской Коллегии!
Я очень рада видеть во внушительных списках победителей и призёров наряду с признанными и любимыми мною "корифеями" авторов-новичков - всегда болею за них и радуюсь их успехам.
Как всегда удивляют и впечатляют ваши, Евгений Романович, придумки и «фишки» на протяжении конкурсов. От души поздравляю Анну с официальным статусом Аборигена и с гордостью принимаю от вас почётное звание Опытного Зубра. Теперь наша троица именуется ОЗами, с чем я и поздравляю Надежду и Лидию. Спасибо, Евгений Романович, это так трогательно и... просто замечательно!
Моя безмерная благодарность всем, кто заходил на мою страницу, откликался и поддерживал. Желаю всем вдохновения, счастья и новых творческих идей!
Людмила Май 17.06.2020 10:12
*****
25. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович!
Вот и закончился конкурс, а вместе с ним и подьем душевного состояния, основанный на ожидании новых произведений, новых интересных и затрагивающих сердце историй, новых читателей, новых промежуточных конкурсов и викторин.
Радостное чувство удовлетворения вынесенным жюри итогом омрачается досадным чувством расставания. Конечно, мы еще не раз вернемся к произведениям конкурса, и не только к жемчужинам и сапфирам. В них мы рассказали друг другу, как нашим родителям, родственникам и знакомым досталась эта Победа. И это останется в наших сердцах.
Мы столько правды о войне, да и не только о ней, узнали за этот месяц,!
Я восхищаюсь Вашим отношением к конкурсу, к его участникам и простым читателям. Для каждого у Вас нашлось время, внимание, добрые и теплые слова благодарности на участие, отзыв и рецензию.
Большое спасибо членам жюри, сделать выбор среди множества душераздирающих историй это заслуживает уважения!
И огромная благодарность Рине Филатовой за Бессмертный полк героев историй конкурса в её произведении по адресу: http://proza.ru/2020/06/16/810
Поздравляю всех призеров и участников конкурса! Мы все победители!
До новых встреч!
С глубоким уважением и признательностью,
Александр Козлов 11 17.06.2020 16:11
*****
26. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович!
Только что ознакомилась с итогами К-9 и увидела себя среди победителей. Представьте, сердце забилось чаще, душа встрепенулась и возникло острое желание писать.
Хочу поблагодарить Людмилу Май, пригласившую поучаствовать в конкурсе такого масштаба. Немного жаль, что поздновато взяла старт.
Благодарю уважаемое ЖЮРИ за высокую оценку моего скромного труда. Выражаю своё восхищение Вами, Евгений Романович, настоящим подвижником и прекрасным организатором. Поражает и впечатляет продуманность конкурса до мелочей, внимательное и доброжелательное отношение к каждому участнику, массовость, подробный и обстоятельный анализ-отчёт о проделанной работе. Конкурс открыл для меня много талантливых имён, дал импульс к новым задумкам. Спасибо, Евгений Романович, за К-9, за предоставленную возможность влиться в коллектив соратников по перу. Желаю всем крепкого здоровья и полёта творческой мысли!
Тамара Авраменко 17.06.2020 19:10
*****
27. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Евгений Романович!
Поздравляю Вас с покорением очередной Высоты! Высоты по имени К-9.
Пройден не простой многодневный путь. И вот мы все вместе на Вершине.
Можно ли это назвать конкурсом, соревнованием ...?
Лично я назову это ... беседой.
Каждый автор-участник предложил мне (и всем остальным тоже) выслушать его.
И каждый высказал то, что считал нужным сказать в данный момент, сказать в той форме , которая сейчас была для него наиболее подходящей.
Священная память и все наши родные и близкие, воины и труженики тыла, будут в ней вечны.
Я так и не смог выделить троих лучших. Я не смог сравнивать и взвешивать.
Всем авторам-женщинам, если бы была такая возможность, я вручил бы огромные букеты их любимых цветов, а авторам-мужчинам - крепкое рукопожатие.
Всем творческого долголетия и крепкого здоровья.
До встречи на Ваших страницах.
Приятным сюрпризом оказалось то, что жюри была замечена и отмечена моя скромная работа.
С уважением, Виталий.
Сотр 1 17.06.2020 22:52
*****
28. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Сколько хороших слов было сказано в адрес конкурса,такого тяжелого по тематике ,но еще Р.Рождественский сказал-" Это нужно —не мертвым!Это надо —живым!"
Да! Это надо нам-Жить и помнить! Помнить и жить!Хорошее дело сделали - достойно почтили память!
Вот за это доброе дело, так объединившее нас, хочу поблагодарить Евгения Романовича и всех членов жюри, которым пришлось ВСЕ произведения пропустить через свою душу и сердце!
Хочу сердечно поблагодарить ВСЕХ авторов, без которых и конкурса бы не было!)))
Отдельное СПАСИБО тем, кто влился в мой хор и подпевал "СМУГЛЯНКЕ"!
И еще...немаловажное. Хочу обратиться к тем, кто "чурается" конкурсов. Не бойтесь! Это же так здорово:проверить себя и свои силы. А еще вернее- ПОВЕРИТЬ В СЕБЯ!
Вот я на ПРОЗЕ.ру относительно недавно и тоже не сразу рискнула. Чувствовала себя аквариумной рыбкой гуппи среди акул пера. Результат?..Где бы еще я, с шутливым прозвищем ВИТТаминка, заслужила такое почетное звание, как -Лауреат Магистровна? Так шутя обращались ко мне друзья. А теперь я милостиво разрешила называть меня просто-Сапфировной!))) Это я еще молчу, что у меня есть мечта когда-нибудь сказать-«А называйте теперь меня-Жемчужинкой!»)))
Вот на этой веселой ноте я и попрощаюсь со всеми до следующего конкурса! А на полях еще встретимся!
С неизменной улыбкой,Любовь.
Любовь Витт 18.06.2020 02:22
*****
29. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Евгений Романович!
Прочитала не только Официальный отчёт, но и все рецензии, отклики, отзывы! Действительно, если объединить их в общий текст, то получится великолепная ПОЭМА! А что? Хорошая идея! Все рецензии стОит напечатать отдельной статьёй - подумайте об этом!
Присоединяюсь всем сердцем к искренним словам благодарности рецензентов - за ваш глобальный труд, объединивший ЛУЧШИХ по нравственной высоте авторов. И в этом, я считаю, главная ваша заслуга и удача конкурса!!
Спасибо огромное и вам, и Жюри! Глубоко убеждена в одном: побеждённых на конкурсе не было и нет!
А в заключение не могу не присоединиться к словам удивительного Льва Неронова:
- "Ваши конкурсы, дорогой Евгений Романович, - это ДОБРОТА, ВНИМАНИЕ, ЗАБОТА, ЛОГИКА, ПРОФЕССИОНАЛИЗМ, АЗАРТ, УВАЖЕНИЕ!
С низким поклоном к вам за эти замечательные качества,
Элла Лякишева 18.06.2020 10:13
*****
30. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Вот и завершился этот удивительный конкурс! Сколько открытий, радости сопереживания за своих собратьев по перу, радости общения, гордости и огромного уважения к каждому из участников конкурса. А главное - памяти, той самой памяти "со слезами на глазах" о наших воинах, тыловиках. Не знаю, как объяснить, но когда я читала написанное другими о своих близких, каждый из них становился и мне близким. Спасибо вам, дорогие коллеги, за расширение горизонта и круга лиц, которые останутся и во мне жить благодарной памятью и светлой печалью. Вот так, наверное, берутся за руки друзья. Огромная благодарность Вам, дорогой Евгений Романович, за избранную тему конкурса, его проведение, оценку с разных интересных позиций. Ваше участие в судьбе каждого из нас, доброта, поддержка во всем и всегда - это лишь малая частица того, за что можно благодарить и благодарить Вас! У Вас такая замечательная команда жюри, каждому - огромное спасибо за труд, поддержку, высокую творческую планку личных произведений!
С теплом и уважением,
Раиса Коротких
Раиса Коротких 18.06.2020 17:59
*****
31. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович, здравствуйте!
Все эти дни мне не дают покоя воспоминания об одном очень сильном эпизоде фильма о войне, увиденном в детстве. К сожалению, не смогла вспомнить его названия.
В нём шла речь о том, как группа разведчиков в составе пяти человек, включая девушку-радистку, выполняла в тылу врага какое-то очень важное задание. В финале фильма радистка передаёт, что операция завершена успешно. На вопрос, есть ли потери, девушка сообщает о гибели командира группы. В ответ слышится: «Так и доложу командованию, что задание выполнено с наименьшими потерями».
И вот тут происходит то самое, что так взволновало меня. Девушка, не снимая наушников, подняв глаза к небу, начинает плакать, плач перерастает в рыдание, и оно заполняет весь эфир, всю Вселенную, так как «наименьшая потеря», лично для неё, неимоверно огромная и невосполнимая — это потеря её любимого человека.
Вот так же, как для нас те, кого мы вспомнили, тоже — единственные, а не одни из многих…
И я верю в то, что КАЖДЫЙ, о ком мы рассказали, смотрит на нас сверху и благодарно улыбается. Потому что благодарная память, передающаяся из поколения в поколение — есть самое важное и святое, что мы можем сделать для них. И для себя — тоже.
Ну, а теперь позвольте поздравить с Победой всех участников этого грандиозного действа, независимо от занятых ими мест и наград!
Отдельное слово заслуживаете Вы, дорогой Евгений Романович…
Правда, их уже было произнесено столько и таких славных, что трудно не повториться. Скажу лишь, что присоединяюсь ко всему сказанному в Ваш адрес, всё заслуженно и верно.
А от себя добавлю, что если бы в обществе и во всех сферах нашего государства всегда царили те же продуманность действий, отлаженность, порядок, чёткость их исполнения, непоколебимое соответствие слов делам, какие царят в организованных и проводимых Вами конкурсах, то мы давно достигли бы неимоверных успехов. Спасибо Вам!
Мои слова благодарности, признательности и восхищения членам жюри! Ими проделан очень непростой по теме и объёму труд — прочесть все представленные работы, пропустить их через своё сердце (иначе не получиться, такая уж тема) и отобрать лучшие.
И ещё...
Огромное спасибо и мой низкий поклон Рине Филатовой за потрясающую душу инициативу и труд составить и опубликовать список героев представленных рассказов.
От этого конкурса осталось щемящее чувство светлой печали, но и радости, что "НИКТО НЕ ЗАБЫТ! И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!"
До новых встреч, друзья!
С благодарностью, неизменным уважением ко всем и самыми добрыми пожеланиями,
Светлана
Светлая Ночка 18.06.2020 19:05
*****
32. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений Романович!
Ваш призыв - в год 75-летия Великой Победы над фашистскими захватчиками рассказать о тех, кто её, Победу, приближал на полях сражений и в тылу - вызвал большой отклик у многих авторов и стал большой и яркой акцией на нашем литературном сайте Проза.ру.
Вы лично, Евгений Романович, и члены жюри конкурса проделали огромную организаторскую работу. Спасибо и Вам, и тем, кто вспомнил, написал, сказал доброе слово и о фронтовиках, и о тружениках тыла, и о детях войны.
Орден бы Вам за этот прекрасно проведённый конкурс, Евгений Романович!
Эльмира Пасько 19.06.2020 19:58
…А что касается награды...
От всей души желаю, чтобы наградой вам и авторам лучших работ конкурса стала бесплатная публикация книги. Ибо конкурс был сильный, яркий, и это, безусловно, должно войти в актив сайта.
Руководители сайта Проза.ру по праву могут гордиться такой акцией в честь 75-летия Великой Победы.
Эльмира Пасько 19.06.2020 20:54
*****
33. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Добрый день, уважаемый Евгений Романович!
От души хочу поздравить победителей и участников этого конкурса. Благодарность и уважение организаторам.
Была затронута очень важная и нужная тема. Слёзы и радость, боль и память. Всё это - Победа. Как ещё мы можем сказать "спасибо" погибшим на полях сражений? Только памятью о них. Нужно не забывать рассказывать о людях, отдавших свои жизни ради Победы.
И для тебя, и для меня
Он сделал всё, что мог:
Себя в бою не пожалел,
А Родину сберёг (М.Исаковский)
Низкий поклон тем, кто приближал день окончания войны.
Спасибо авторам за их воспоминания об этих людях.
С уважением
Раиса 4 21.06.2020 11:07
*****
34. Рецензия на «9. Конкурс-9. Официальные итоги» (Евгений Говсиевич)
Уважаемый Евгений, вы этим конкурсом большое дело сделали - на свет появилось много произведений не дающих опустить в забвение жертвы ради нас, теперь живущих. К сожалению, во многом мы оказались недостойны этих жертв, но дань памяти отдать обязаны. То поколение по другому и не поступило бы, даже зная наперёд всё скотство ефремовых и прочей нечести.
А мы просто вспомним и оставим эти воспоминания для будущего. Как урок.
Будьте здоровы,
Фрегатт 22.06.2020 13:07
*****
5. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №5. «ЖЕМЧУЖИНЫ» КОНКУРСА-9 «К 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ НАД ФАШИЗМОМ»
В этот Сборник включены произведения Победителей и Призёров в «Основной номинации» («Военные и Гражданские истории») + произведение Победителя во «Внеконкурсной номинации» + произведения Победителя «Приза читательских симпатий». Всего 26 «Жемчужин».
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Тамара Авраменко http://proza.ru/2020/01/10/1819 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ»)
2. Марина Бутба http://proza.ru/2017/12/18/1606 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ»)
3. Валерий Павлович Гаврилов http://proza.ru/2020/05/09/1540 («ВТ»)
4. Валерий Павлович Гаврилов http://proza.ru/2020/05/16/1904 («ГТ»)
5. Евгения Козачок http://proza.ru/2020/05/09/1042 («ВТ») + Победитель «ПЧС»
6. Евгения Козачок http://proza.ru/2020/05/09/1053 («ГТ») + Победитель «ПЧС»
7. Александр Козлов 11 http://proza.ru/2020/05/18/1113 («ВТ»)
8. Александр Козлов 11 http://proza.ru/2020/05/18/1575 («ГТ»)
9. Раиса Коротких http://proza.ru/2008/02/17/262 («ГТ»)
10. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2020/05/09/2036 («ВТ»)
11. Майя Манки http://proza.ru/2020/05/23/1640 («ВТ»)
12. Валерий Неудахин http://proza.ru/2020/05/12/1286 («ВТ»)
13. Владимир Пастернак http://proza.ru/2018/05/05/317 («ВТ»)
14. Владимир Пастернак http://proza.ru/2020/05/13/1574 («ГТ»)
15. Вахтанг Рошаль http://proza.ru/2020/05/14/946 («ГТ»)
16. Галина Санорова http://proza.ru/2016/05/08/404 («ВТ»)
17. Светлая Ночка http://proza.ru/2020/06/01/1453 («ГТ»)
18. Зайнал Сулейманов http://proza.ru/2020/05/12/1724 («ГТ») - Победитель во Внеконкурсной номинации
19. Джули Тай http://proza.ru/2020/05/14/2077 («ВТ»)
20. Борис Тамарин http://proza.ru/2020/05/12/1517 («ВТ»)
21. Татьяна 23 http://www.proza.ru/2020/05/09/703 («ВТ»)
22. Татьяна 23 http://www.proza.ru/2020/05/10/581 («ГТ»)
23. Ирина Христюк http://proza.ru/2020/05/09/1484 («ВТ»)
24. Ирина Христюк http://proza.ru/2016/05/16/934 («ГТ»)
25. Нина Цыганкова http://proza.ru/2020/05/29/1898 («ВТ»)
26. Татьяна Чебатуркина http://proza.ru/2020/05/09/2189 («ВТ»)
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Улитка
Тамара Авраменко
1 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Улитка неторопливо ползла по аллее, а рядом кипела жизнь: на травке резвились дети; вокруг фонтана гонял на трёхколёсном велосипеде мальчуган; на соседней скамейке любезничала парочка. Улитка отважно продвигалась вперёд. Видно, нелегко давался груз, свой домик приходилось тащить на себе. «Вот и мама, подобно улитке, сама тянет весь дом и меня в придачу», - думал Олег, сидя в инвалидной коляске. Всё произошло по глупости. Вовка предложил поучаствовать в ночных гонках на байках.А ему, Олегу, хотелось произвести впечатление на любимую девушку. Теперь можно забыть о музыке и Наде.
- Осторожно! Раздавишь её! – крикнул Олег, заметив Надю. – Чего пришла?
- У меня новость, - бодрым голосом сообщила девушка. - Объявлен конкурс на лучшее музыкальное сочинение. Победитель получает зачёты автоматом.
- Я инвалид. С музыкой покончено. Вали к своему Вовке! – нагрубил Олег.
Два дня лил дождь, но вот вышло солнышко. За окном на электропроводах расселись ласточки и грелись на солнышке. Он не поверил глазам: ласточки вдруг превратились в ноты, а провода в нотный стан. Парень раскрыл блокнот и набросал по памяти то, что увидел за окном. Неуверенными от волнения руками достал из футляра скрипку. Смычок плясал в руке, но он постарался успокоиться. «Я должен это сделать!» – приказал себе и осторожно прикоснулся к струнам. Скрипка подала голос, и грустная мелодия легла на сердце, растопила что-то тяжёлое внутри. Душа оттаивала.
- Олежка, что это? – на пороге стояла растерянная мать.
- Мама, я сочинил пьесу. Назову её «Улитка», - сын улыбался впервые с момента травмы. – Пьеса о том, как тяжело улитке тащить свой груз. Не понимаешь? Я потом тебе объясню. А всё ласточки! Подсказали.
- Мальчик мой, всё будет хорошо, - поспешно сказала ошеломлённая женщина и вышла.
Олег не знал, что Надя и Вовка, желая помочь другу, придумали этот конкурс и добились у директора музучилища разрешения на его проведение.
Начался концерт. По жеребьёвке Олегу выпало выступать последним.
- Журавский Олег, первый курс, пьеса «Улитка», - услышал он и выехал в коляске на середину сцены. И тут произошло, чего никто не ожидал. Олег рванулся вперёд и привстал с сидения. Вторым рывком выпрямился, чуть качнулся в сторону, но сбалансировал свободной рукой. Зал ахнул. (Знали бы друзья: накануне вечером он почувствовал большой палец правой ступни. Это было чудо, которого так долго ждали все: и мама, и врачи, колдовавшие над ним, и, конечно, больше всех ждал он. Всю ночь юный музыкант тренировался вставать с коляски).
Олег прикоснулся к струнам, и скрипка заговорила. Она то грустила, зажимая сердце в тиски, то словно ударялась о невидимую стену, пытаясь вырваться на простор. Вот она взмыла ввысь и свободно поплыла, увлекая за собой, обещая что-то радостное впереди. Наконец, рассыпавшись мелкими капельками, как по лестнице взмыла к вершине и замерла.
Гром аплодисментов разорвал зал. Олег понял – это победа. Он не улитка. Он снова на ногах. Его спасла музыка.
2. Воля к жизни
Марина Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Я хочу рассказать вам одну историю, которая меня поразила. Она произошла с моим прадедом, донским казаком, во время Великой Отечественной Войны. А рассказала мне ее моя мама. Вот она, эта история.
После свадьбы мои родители приехали знакомиться к дедушке папы, старому казаку с Дона. Дед был с молодой невесткой, моей мамой, очень приветлив и рассказал ей о том, как он со своими тремя товарищами сбежал из немецкого плена.
Бабушка, дородная и властная казачка, рыбачка и охотница, безусловная и авторитарная хозяйка в доме, запрещала дедушке рассказывать о побеге, так как у того, от волнения, начинался приступ астмы, и рассказчику становилось очень плохо. Тем не менее, однажды, когда бабушка ушла на рыбалку, дед рассказал моей маме о том времени. Вот его рассказ.
Кавалерийский полк, в котором воевал Александр, мой прадед, попал в окружение, а оставшиеся в живых - в плен. Военнопленных казаков, оставшихся в живых, погрузили в эшелоны, которые шли в Германию. Поезда для перевозки скота, в которых везли людей, не предусматривали никаких удобств и были сделаны из деревянных досок, обшитых железом.
Свободолюбивые казаки не могли пережить состояние плена, потому решили бежать по дороге, во время движения, прямо из поезда. Отважились бежать не все, так как затея была рискованной, и можно было поплатиться жизнью. Многие пленные остались в вагоне, потому что не верили в собственные силы при побеге.
Саша с товарищами, люди, которых не кормили, которым не давали воды и у которых не было возможности сходить в туалет, разве только там, где сидишь, потому что туалетная комната не была предусмотрена для пленных, эти люди, голодные, оборванные, раненые, изможденные и еле живые, какими-то немыслимыми усилиями, практически в бреду, руками выломали в полу вагона доски, отогнули железную обшивку и спрыгнули в образовавшееся отверстие прямо на ходу, на железнодорожное полотно. Беглецы ложились на шпалы быстро, чтобы вагонные детали их не разрезали пополам. Как удалось это проделать израненным и голодным людям, остается загадкой. Ведь на крышах вагонов ехали автоматчики. Необычайное везение! Только так можно объяснить подобную авантюру. Но казаки-то знали от чего бегут. Они бежали от позора, предательства и, скорее всего, да и наверняка, от расстрела. Риск жизнью стоил того.
Беглецы скатились с полотна под откос и скрылись в лесу. Потом они вышли к партизанам, а затем и к регулярными войскам. Никто не проговорился ни о плене, ни о побеге. Ни во время войны, ни после. Потому и остались живы. Только позднее Александр смог рассказать о побеге. Когда уже не существовало уголовной статьи за то, что попал в плен и остался жив, а не застрелился, как того требовала этика и закон военного и послевоенного времени.
Во время войны таких живучих бывших военнопленных либо расстреливали свои, прямо на месте, без суда и следствия, либо, объявив врагами народа, отправляли в ссылку, что, зачастую, было равнозначно расстрелу.
Вот такую историю о своем побеге из немецкого плена рассказал моей маме старый донской казак, мой прадед. А мама рассказала мне, чтобы жила память о героических предках, обладавших необыкновенной находчивостью, силой духа и волей к жизни.
3. Минута Молчания
Валерий Павлович Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Отложим на минуту все дела, утихомирим суету и помолчим.
Одна минута тишины.
Минута Молчания.
Почтим память тех, кто подарил нам жизнь и свободу.
Попробуем не просто помолчать, а представить.
Представить себя на месте …
…бойца Красной армии. В июле сорок первого 21 мехкорпус отступил за реку, оставив городок. Чтобы хоть ненадолго задержать немцев, пятеро бойцов остались на западной окраине Опочки, заняв позиции. И Вы, боец - пулеметчик, среди них.
Представили?
Вот со стороны Красного города над колосьями пшеницы замаячили ненавистные каски. Немцы шли цепью по хлебному полю.
Ваш командир командует:
-Огонь!
И Вы терзаете спусковой рычаг, понимая, что это Ваш последний бой. Последние минуты жизни. Потому что шансов нет.
Фашисты растерялись было, и понесли потери. Но через пару часов подкатили орудие.
Прямым попаданием осколочного снаряда Вас разметало в клочья, и Вы не увидели, что в живых остался лишь командир, который пытался скрыться под небольшим мостком, но обозленные немецкие солдаты вынули его оттуда штыками. Имя командира установили через много лет. А вот Вы, и еще трое бойцов, “пропали без вести”. Будто Вас и не было…. И Вы не узнали, что наши части успели занять позиции. А через три дня отступили.
А вот Вы - красноармеец, плененный в самом начале войны. Таких было сотни тысяч. Вы уже почти не человек. От несъедобной баланды крутит живот. От удара прикладом звенит голова. Вы понимаете, что отсюда два выхода. Первый - в могилу. В братскую яму, в овраге за лесочком. Второй выход – бежать, но это невозможно.
Вы выбираете второй выход, и Вам везет. Такого везения просто не бывает! Вы остаетесь на оккупированной территории и выжили! Это второе везение. В 1944 году наши части освобождают Псковщину и Вы, в составе Гвардейского стрелкового полка доходите до Балтийского моря и там встречаете день Победы!
Вам повезло три раза! Нет. Четыре! Вы еще в 39-ом прошли Финскую . Вернулись живой, с медалью.
Я много раз представлял себя на месте этого красноармейца. Потому что это был мой дед Василий Петров.
А если, уважаемый читатель, Вы девушка или женщина, представьте, что Вы молодая учительница. И даже не партизанка или подпольщица. Просто информатор партизанского отряда. Вы немного ошиблись, а гестапо не спит. И вот, Вы уже в их застенках. Недолго и мучительно. А что было потом, Вы уже не помните. Вас расстреляли. Буднично и деловито. И никаких документов не сохранилось. И Вы никогда не узнаете о Победе. Молодая учительница – младшая сестра моей бабушки. Она была очень красивая и ее звали Лидия.
Вы поняли мою мысль?
Представьте себя на месте тех, кто в трудах, боях и муках добыл ту Великую Победу! Представьте себя на месте Ваших близких.
И вы поймете цену. И для Вас перестанет существовать вопрос:
-А что для нас день Победы?
Если не боитесь за свою психику и нервную систему, можете представить себя и на месте тех других, немецких. Кто стрелял, сжигал и мучил. Тогда совсем все станет понятно.
Но не советую, если Вы - нормальный человек…
Я пробовал представить.
Жутко!
Лучше представьте себя со знаменем на Рейхстаге! Победа!
Метроном отсчитал минуту! Живем!
4. Полеты Победы и Памяти
Валерий Павлович Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Вот и наступил этот день.
9 Мая 2020 года. 75 лет со дня Победы.
Долго ждали.
Много говорили.
Парады отменили.
Идет война с вирусом.
Война есть война.
День обещал быть чудесным. Приехали утром на дачу, и сразу сюрприз! Тюльпаны на клумбе раскрылись! Прямо ко дню Победы! Будто специально все рассчитали! А мы волновались – не раскрываются. А они, оказывается, ждали часа!
Мы позавтракали и занялись огородничеством, вдыхая свежий майский воздух.
Вдруг с юга послышался нарастающий тяжелый рокот! Сомнений быть не может!
Это Они!
- Боевые вертушки! Всем покинуть укрытия и построится! Будем приветствовать воздушный парад! - крикнул я.
Жена укоризненно и наставительно сообщила из чрева теплицы:
- Губернатор сказал, что никаких массовых мероприятий не будет! И воздушных тоже! Это больничный "Робинсон" летит!
Что же я, стрекозу от ударных вертолетов по звуку не отличу? Потому упрямо и настойчиво повторил команду покинуть укрытия.
Только успели построиться, как со стороны Острова показались вертолеты. Первыми шли две пары МИ-8. За ними - ударные К-52”Аллигатор”! Тоже две пары.
Шли ровно. Низко. Над рекой. На Псков.
Впечатляющее зрелище!
Через пару минут, сделав круг над городом, вертушки легли на обратный курс, с тяжелым грохотом пройдя почти над нами. Затем все стихло.
Парадный полет Победы!
Парад в этот день в Пскове все же прошел. В закрытом режиме. На плацу десантной дивизии. А летчики с авиабазы Веретье пролетели над городом парадным строем. Стало как-то торжественно на душе. Как и должно быть в этот день!
Я сел на скамеечку и посмотрел в высокое небо. Прикрыл глаза и вспомнил из детства рассказы о другом полете. 1944 год. Опочка. Немцы лихорадочно отступают. Наши штурмовики утюжат вражеские колонны. ИЛ-2 младшего лейтенанта Александра Романенко получил смертельную дозу зенитного огня. Мотор пылал! Раздумывать было некогда, да и бесполезно. Летчик направил обреченную машину прямо в гущу немецких войск. Пикируя на горящем самолете на вражескую колонну, он до последнего момента поливал фрицев пулеметно-пушечным огнем. Герои погибли, но нанесли технике и живой силе врага серьезный урон, повторив подвиг капитана Гастелло.
Последний полет Победы...
Для пилота Александра Романенко и его воздушного стрелка-радиста Сергея Царькова это был победный полет, но последний в их короткой жизни.
Местные жители похоронили останки героев на месте их гибели. Немцы не препятствовали. Не до того им было. После войны на могиле установили памятник.
-Кью! Кью! – вдруг раздалось в высоком небе.
Я открыл глаза и увидел орлов. Их было ...одиннадцать! Две пары крупных, и шестеро поменьше. Замыкающим шел еще один большой орел.
- Две семейные пары, их детки и племянник! - шутливо подумал я.
Покружив над поселком, орлы быстро ушли в сторону леса.
Еще один полет Победы!
Победы жизни. Некоторое время назад я уже видел эту орлиную команду. Только тогда шестеро были совсем маленькие, еще в белом оперении. Только что из гнезда! А вот теперь они взрослые! Победа!
И в завершение всего в небе появился усталый клин журавлей.
Полет Памяти….
На фото - те самые тюльпаны к Празднику Победы. И ударные вертолеты над Псковом. И памятник в Опочке.
Вот таким я и запомню этот день.
Цветы и полеты Победы. И Памяти.
9 МАЯ 2020.
5. Мой друг однополчанин
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
Написано в честь 75-летия ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ над ФАШИЗМОМ,
Наш танк Т-34 подбили в третьем бою. Из четырёх человек экипажа Коля убит, Юра истекал кровью от многочисленных ран, у меня ранено левое плечо, у Пети — ноги. С ним мы и вытащили своих боевых товарищей из горящего танка...
С Юрой мы сдружились с первого дня службы. О своей любви к жене Лене, сыну, родным он рассказывал мне каждый день. И, теряя сознание, он помнил тоже о них: «Лёша, сообщи Лене о...»
Санитары нашли нас часа через три. После операции Юра долго был в коме, но я верил, что друг победит смерть. И он наконец-то открыл глаза на рассвете, когда я марлей с тёплой водой «умывал» его лицо. Увидев меня, Юра улыбнулся. Во мне смешалось всё: радость, боль, страх перед неизвестной реакцией друга на то, когда он узнает, каким он стал после ранения. Сдерживая слёзы, я попытался улыбнуться ему в ответ, но Юра понял всё и попросил: «Убери одеяло». Увидев бинты на коротких остатках ног и у правого плеча, побледнел и прошептал: «Почему я не чувствую их отсутствия? Они болят, как «живые».
Юра не зашёлся в крике от отчаяния и безысходности, как другие, лишившиеся руки или ноги. Сжав зубы, он застонал и больше не проронил ни слова. А утром, увидев двадцатипятилетнего белого, как лунь, друга, я не смог заговорить с ним. Непривычная тишина повисла в палате. Я упросил врачей оставить меня в госпитале помощником санитара ухаживать за Юрой. За три месяца он так и не заговорил о семье. На вопросы отвечал «да» или «нет».
Нам выделили комнатку. Отыскал среди его вещей конверт с адресом, написал Лене правду о Юре. Ответа не было. А через полгода медсестра прибежала ко мне с радостной вестью, что к Юре приехала жена.
О встрече Юры с Леной скажу одно: друг впервые за девять месяцев боли, душевных терзаний заплакал, когда жена целовала его, повторяя: «Как я счастлива, что наконец-то доехала до тебя! Я тебя люблю! Всё будет хорошо. Любимый, тебя ждут родители и сын», - не обращая внимания на то, что у мужа нет ног, руки, Лена стояла на коленях около кровати, гладила его седые волосы, лицо.
Я помог Лене отвезти Юру домой, а сам возвратился в часть, где меня ждало известие о смерти моей семьи во время блокады Ленинграда. Когда наступил долгожданный День Победы, я приехал жить в родное село Юры. Дружим семьями. И каждый год Девятого Мая мы с жёнами, детьми и цветами ходили, а Юра ездил на коляске, к обелиску, на котором золотом выбиты имена погибших воинов, почтить тех, кто защищал Родину, и отдал за неё жизнь.
...Юра прожил сорок пять лет. Наша дружба проверена временем, испытанием, болью, и я никак не могу смириться с его смертью, вспоминаю каждый миг тёплых встреч.
У наших сыновей такая же крепкая дружба, как и у нас с Юрой. Хочется, чтобы в их жизни не было таких испытаний, которые достались нам. Главное – чтобы не было войны, боли, горя, слёз и всего, что связано с ней, Пусть останется память только о Дне Победы 1945 года и тех, кто её завоевал.
6. Воспоминания, приносящие боль
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
Написано в честь 75-летия ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ над ФАШИЗМОМ
Так уж мы устроены, что с годами вчерашнее не помним, а прошлое вспоминаем всё чаще, тем более, когда оно связанно с сильными потрясениями и болью. От них невозможно избавиться ни во сне, ни наяву. Просыпаешься ночью от ужасного сна и, как в детстве, зовёшь: «Мама, бабушка!» - и ночь уходит на то, чтобы успокоить рвущееся сердце из груди и боль, которую испытывает душа. От страха хочется сжаться в комочек, сделаться невидимкой, чтобы снова никто не смог причинить боль, как в тот страшный день 1943 года, когда немцы и полицаи прикладами выгоняли из домов стариков, женщин, детей и гнали, словно скот на окраину села к большому деревянному амбару, крича: «Швайн, шнель, шнель!» Загнали в амбар семьи партийцев, кто помогал партизанам и приехавших в село из городов. На крики, слёзы, мольбы матерей пощадить детей изверги не обращали внимания. Били окровавленными прикладами людей, тесня друг к другу, чтобы их больше поместилось в здании смерти. Наступали на упавших, как на маленьких жучков в высокой траве. Матери прикрывали собой детей от ударов. А меня чужая бабушка накрыла своей широкой юбкой. Она не плакала, а только вздрагивала от ударов, наклонялась всё ниже и ниже. Немцы орали на своём гавкающем языке, но их крики тонули в стоне и плаче. Потом немцы затихли и вышли из амбара.
Люди с ужасом смотрели, как полицаи облили бензином людей, амбар и подожгли. Далеко в небо ушёл предсмертный крик горящих людей, от которого не могу избавиться на протяжении всей своей долгой жизни. Когда упала горящая крыша на людей, вдруг бабушка подняла меня над собой и выкинула, как тряпичный мячик, в толпу. Две женщины, сразу же прижались друг к другу, закрыв меня полами своих пальто. Одна из них гладила мою руку и просила: «Деточка, помолчи, чтобы тебя не увидели». А я от ожогов и страха молчала два года. Заговорила в шесть лет, назвав тётю Надю мамой, которая взяла меня к своим трём детям, чтобы полицаи не заметили, что я чужая. В тот день ада несколько человек умерло от разрыва сердца, многие стали седыми в двадцать пять-тридцать лет и долго болели не столько от голода, сколько от горя, непосильного человеку.
Думаю, что дети войны нашего села тоже видят как наяву горящих людей, слышат их крики и чувствуют запах приторно-горького жжёного мяса...
Голодали, ели листья свеклы, картофельные очистки, цветы акации, жевали зёрна оброненных в поле колосков, кусочек хлеба делили на небольшие кубики, и этот кубик был для нас самым сладким лакомством. Даже теперь, при хорошем достатке, я боюсь уронить крошку хлеба, а мясо есть не могу.
Я так и не узнала, кто и откуда были мои родители. Я благодарна людям за спасённую жизнь. Маме Наде низкий поклон за великое мужество, силу, которую она проявила, одна воспитав четверых детей.
Сейчас я боюсь за будущее своих детей и внуков. Хорошо, что они знают о войне только из уроков истории и наших рассказов. Спасибо им, что они чтут память о защитниках Родины и празднуют День Победы 1945 года. Хочется, чтобы у них всегда было чистое небо над головой и счастливые светлые воспоминания.
7. Отрывок из рассказа Тревожный сентябрь 1941года
Александр Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне
Вот уже и Астрецово позади. Впереди поле, небольшая роща, а за ней и Яхрома. И тут над головами появилась немецкие самолеты. Они шли на Яхрому.
«Мост бомбить будут», - сделал вывод Егорыч.
Все подняли головы вверх, сопровождая взглядом самолеты. Вдруг один из самолетов, словно вздрогнув, стал выпадать из образцового строя. Он резко стал терять высоту и разворачиваться, при этом звук сирены становился всё более надрывным и пугающим. Всем стало страшно, не зная, что делать, подводы остановились. Самолет снижался все ниже и ниже, и всем стало ясно, что он летит в сторону колхозного стада.
Дарья первая вышла из оцепенения и закричала: «Всем в рощу! Гоните стадо в рощу!»
Самолет на бреющем полете пронесся над стадом. От рева моторов и пугающего звука сирены коровы разбегались в разные стороны. Испуганные вздыбившие лошади чуть не сбросили седоков и едва не перевернули подводы. Самолет, пролетев до Астрецово, медленно стал разворачиваться.
«Сейчас на второй круг зайдет!» - крикнул Егорыч.
«В рощу! В рощу!» - громко прокричала Дарья.
Подводы помчались по бездорожью, подпрыгивая на каждой кочке. Все сопровождающие, кроме тех, кто управлял подводами, спрыгнули с телег и бежали рядом. Всадники, добившись управляемости лошадьми, пытались направить разбегающихся коров к роще. Самолет, закончив разворот, вновь приближался. Вдруг из него в сторону стада полетел фейерверк трассирующих пуль, чуть позже зазвучала пулеметная очередь. Одна корова вдруг споткнулась, упала, перевернулась через голову, и осталась лежать на боку.
Самолет снова сделал разворот. Петька, словно во сне, увидел одновременно и бегущую по полю Ольгу, и немецкий самолет, летящий к ней.
«Ложись! Ольга, ложись!» - закричал он. Но Ольга, сорвав косынку, бежала к роще. Самолет стремительно приближался. Рванув уздечку, Петька поскакал к ней, наперерез самолёту. Поравнявшись с Ольгой, он спрыгнул с коня, схватил её в охапку и они вместе упали на траву. В этот момент пулеметная очередь подняла пыль впереди упавшей пары, едва не зацепив убегающего в рощу коня.
Петька с Ольгой лежали на земле, обнявшись. Они не видели ни пулеметной очереди, ни немецкого самолета, делавшего очередной заход, ни разбегающихся коров, ни кричащей и размахивающей руками Дарьи на опушке рощи. Для них обоих время словно остановилось. Их губы нашли друг друга и сомкнулись в бесконечном поцелуе. Немецкий летчик еще раз зашел на лежащую пару, и уже видя их в прицеле, готов был нажать гашетку, но не сделал этого, возможно принял их за мертвых, а может быть, пожалел их любовь, победившую на его глазах саму смерть...
В этот день они не смогли перейти водоканал. Убитую корову погрузили на телегу и отвезли вместе с молоком в Яхрому. Под расписку сдали в городской военный комиссариат, не взяв себе ни кусочка мяса. Ночевали в роще, натянув между деревьями брезентовый тент. Начинал моросить мелкий дождь. Веселья возле костра больше не было, сама смерть дыхнула им сегодня в лицо...
До пункта назначения гурт двигался ещё пять суток, это была уже обыденная прифронтовая работа. Ребят словно подменили, они вмиг повзрослели на несколько лет. Петька с Ольгой с этого дня всегда были рядом. Все приняли это как неизбежное событие, ни кто не осуждал их поведение, и их, так неожиданно вспыхнувшую, любовь.
8. Вода всегда очищает душу
Александр Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
Клавдия с Василием прожили вместе 15 лет, но все эти годы его женой и подругой была бутылка. Ни дня трезвым Василия Клавдия не видела. А всё война, она проклятая! Сколько хороших мужиков не вернулось, молодых, красивых, да и тех, кто вернулся - испортила, пристрастились они к водке. Вот и Василий, до войны каким парнем был! Как ухаживал! Какие подарки дарил! И Клавдия любила его, всю войну ждала. Комсомолка, в Бога не верила, а тут украдкой молиться стала. И любимый вернулся! Но другой. Угрюмый. Злой.
Свадьба была скромной. Василий пил. Вначале Клавдия сама водочку наливала, с войны мужик пришел, каково ему там было, в окопах под пулями-то, и сколько рядом друзей погибло! Вот и сын родился, а Василий ещё больше пить стал, и злость усилилась, а иногда и руку на неё поднимать стал, с сыном к соседям убегать приходилось. А бросить его - идти некуда, да ещё и с ребёнком. Так и терпела, надеялась, снова стала молиться.
Однажды поздним зимним вечером Василий, возвращаясь с пьянки, решил напиться, но поскользнулся и упал в колодец. Холодная вода, словно кипятком обожгла все тело. Хмель как рукой сняло. Василий стоял на твердом дне, воды было по грудь. Он резко рванулся вверх, упираясь руками и ногами в пазы между бревнами противоположных сторон колодезного сруба, но валенки скользили по мокрым брёвнам, и он свалился обратно.
Он попытался кричать и звать на помощь. Тишина. Надежды, что кто-то придет за водой в такой поздний час, тоже не было. Ощущение жара прошло, холодная вода проникла даже в валенки, зубы застучали. Кругом темно, лишь сверху виден квадрат звёздного неба, такой далекий и такой притягательный. Василий сразу вспомнил фронт, как однажды перед ночной атакой он сидел в углу окопа и смотрел на звезды, тогда тоже был квадрат неба. Невольно вспомнилось то состояние отчаянья и безысходности. Как тогда хотелось выжить, вернуться домой здоровым и невредимым, обнять мать, поцеловать любимую девушку. Тоже было холодно и страшно, тоже стучали зубы. Тогда неосознанно рука сама потянулась ко лбу, и он перекрестился. Атака прошла удачно, он выжил. Что его спасло, обращение к Богу или желание обнять любимую?
Почему тогда жаждал встречи с любимой, а сейчас ему ближе пьяные друзья? Почему к родным равнодушие и злость? Что произошло, кто виноват, да ни кто, а что! Водка! «Всё, брошу пить! – прошептал Василий. - Господи, вот вылезу отсюда и брошу!» Он ещё раз попытался карабкаться в валенках, и снова свалился вниз. «Валенки мешают» - сообразил он, и с трудом вытащил ноги из валенок, а также сбросил мокрую телогрейку. Новая попытка выбраться из колодца оказалась удачной, пальцы ног глубже входили в пазы между брёвнами и не соскальзывали.
Перевалившись через сруб, Василий упал в снег и несколько секунд, лежа на спине, смотрел в огромное звездное небо. Колодезная вода смыла с него хмельную пелену, очистила душу. Он выжил, как после той атаки, а в душе так же, как там, на фронте, светилась благодарность то ли Богу, то ли любимой. И уже через мгновенье он бежал домой, не замечая ни холода, ни того, что босые ноги обжигает колючий снег. "Простит... Больше ни капли..." - шептал он...
9. Брат
Раиса Коротких
3 место в Основной номинации «ГТ»
В памяти хранится воспоминание об одном вечере и ночи, проведенных так необычно. Брат окончил училище механизаторов, работал трактористом. Я хорошо запомнила, как он много работал. Приходил с поля и сразу же засыпал, не успев раздеться. Потом, немного перекусив, опять шел на работу. И так всю страдную пору. В короткие перерывы между работой трактор оставался возле дома, вызывая восторги соседских мальчишек и тайную гордость брата.
А здесь выдался свободный вечер. Стояла грибная пора, и я уговорила брата пойти за грибами.
Брат согласился, но решил почему-то ехать до леса на тракторе. Я впервые в жизни сидела в кабине трактора. Все наши дома казались оттуда маленькими, а за околицей открылся невиданный ранее глазу простор.
Лес был уже близко, и я с нетерпением любителя - грибника ожидала маленького чуда, когда находишь подберезовик, укутанный пожелтевшими березовыми, рябиновыми, кленовыми и другими опавшими осенними листьями. Еще больше радует глаз красная шапка подосиновика, не говоря уже о царе всех грибов в средней полосе - белом грибе, который редко растет в одиночестве. Только надо хорошо искать. Аккуратно, чтобы не сбить ненароком палкой, не наступить на его попрятавшихся где-то рядом сородичей. Ах, как радуешься этой красоте, добротности. Срезать только жалко. Но на этот гриб уж как повезет.
Вот и поле, а за ним совсем близко тот лес, где я уже мысленно собираю грибы. Совсем немного осталось. Надо быстрее, солнце низко, в темноте будет трудно искать грибы. Воздух напоен полынью и ароматом полевых трав. Хорошо-то как! Скорее же, скорее!
Но что это? Трактор свернул с дороги, ведущей к лесу, и, тарахтя, потащился в другую сторону. Не понимая, что происходит, гляжу на брата. Он смеется, и что-то говорит. Из-за шума плохо слышно, но он уже кричит, и я отчетливо слышу: «Будем пахать! Земля не может ждать!».
Сейчас, спустя много лет, вспоминая твой поступок, я часто думаю: «Откуда у тебя, тогда 17-летнего мальчишки, взялась эта взрослость, ответственность перед не вспаханной землей, эта любовь к ней?».
Ты, дорогой Гриша, дал мне тогда прекрасный урок. Я часто вижу эту светлую темную ночь в фарах пашущего трактора, кажущуюся бескрайней землю, ее особый запах, когда она, словно нехотя, переворачивалась пластами за острым лезвием плуга. Из серой, пыльной, какой только что была, земля становилась тяжелой, жирной, черной. И было в этой черно-жирной ее наготе столько жизни, что хотелось прилетевшим грачом бежать за ней и живиться ее щедростью.
Я благодарна тебе, брат, что хоть раз в жизни увидела так близко и почувствовала эту тайну, тайну зарождения нового урожая, нового хлеба. Вот этим, наверное, и тянет к себе земля настоящего хлебороба, приобщая к обновлению жизни, к сложному процессу общения один на один с тайнами самой природы.
Брат устал. Тракторные рычаги с их постоянными переключениями с одной скорости на другую очень тяжелые, в кабине во время пахоты пыльно, шумно. Немного передохнув, он опять брался за работу, пока за нами не почернела уже под утро большая полоса свежевспаханной земли.
Этот урок был добрым, мудрым. Из нас двоих старше был тогда ты, мой младший брат. Я очень гордилась тогда тобой и по жизни перед трудной работой нередко говорила себе твои слова: «Надо пахать».
10. Война! Первая часть
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Как-то мы, шумливая стайка студенток, бежим на практику.
Вдруг видим идёт седой, но не старый мужчина. Он тяжело припадает на одну сторону – грубая деревяшка, заострённая к низу, заменяет ему ногу.
Мы мгновенно притихаем.
- В нашем селе многие мужчины ходили на таком протезе,- говорит Тоня, когда этот изувеченный отошёл на достаточное расстояние.
Подружки повернулись к ней, внимательно слушают.
- Лет двенадцать назад мы со своими ровесниками целыми днями пропадали на улице.
Как оголтелые носились мы по ним, играя в войну, кричали: «ура», «хенде хох». Но, заметив группу мужчин-фронтовиков, окружали их, чтобы послушать, потрогать костыли фронтовиков, протезы.
Ручки костылей и перекладинки у подмышек были отполированными, гладкими, лоснились. Детские ладошки благоговейно прикасались к наглядным свидетельствам войны. Нечаянно глянув на лицо одного из мужчин, я увидела, что он смотрит на грязную крошечную ладошку, гладившую протез. - По его щеке ползла слеза… Другие мужчины не плакали, но как-то странно покашливали, отворачивались…
И тут Лида Протасова, наша сокурсница, прерывает рассказ:
- Мне эта деревяшка постоянно снится – у папы такая. По утрам он звал меня: «Дочка, тащи мою левую». Я была ещё маленькая и слабенькая. Деревяшка мне казалась огромной, тяжеленной. Закусив губу, я тащила «левую». Иногда он ещё не успевал замотать культю, и я видела синюшный, в рубцах обрубок ноги, распухшее колено, краснота которого за ночь не сходила. Бывали и свежие болячки.
Втискивая в деревяшку согнутое колено, папа морщился, стонал. Потом он пристёгивал протез к поясу и, откидывая всё тело, тяжело переставлял подпорку.
Но по-настоящему было жутко, когда он, сдерживая крик, скрипел зубами и рычал от боли в ноге, которая осталась на войне. Говорили, что это фантомные боли.
- У нашего соседа такая же нога. Иногда он стучит и стучит деревяшкой о пол, о стену: пальцы, которых нет, чешутся… - вступает в разговор Таня Лобкина. Она из Острогожского района, поэтому её выговор отличается от нашего "хохлячим акцентом".
- Наше село было оккупировано немцами. Им почему-то вздумалось отправить всех колхозных коров и доярок в Германию. Может, стадо было племенное, а может, немец, самый главный был жадным... Таня спохватывается: Я не о том!
- Рассказывай! Рассказывай, - просят подружки. И Таня продолжает:
- Два или три года жили на чужбине горемыки. Ухаживали за коровами, ели, спали около них же – познали рабскую долю...
И вот однажды: Наши! Наши!- захлёбываясь слезами радости, кричали измученные и душой, и телом женщины. Их и питомиц освободили и отправили своим ходом на родину, домой!
Раздетые, разутые, не имея даже малости из еды, брели женщины. Они рады были деревням и городам на пути. Прогоняя скот по улицам, предлагали жителям подоить коров и взять себе молоко. За это им давали хлеб, предлагали обувь, но на распухшие, разбитые в кровь ноги, не налезала никакая обувка. Поношенные кофты и платки кое-как спасали от зноя, а потом и от холода.
Доить животных необходимо два-три раза в сутки. Молоко выдаивали прямо в землю, до капельки, только бы вернуть стадо, не испортив его. Руки женщин от постоянного доения распухали, болели, не давали заснуть в короткие передышки.
Дошли!!!...
11. Трёхлинейка
Майя Манки
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №10
Вдалеке, за невидимой чертой линии фронта прострекотал гигантский сверчок, и перед самым лицом бойца пулемётная очередь взрыхлила перепаханную войной землю.
Шел его второй бой, но опять старая трёхлинейка, досталась не ему. Сашка – весёлый пацан, призванный сразу после школы - вот кому сегодня подфартило. Ему же досталась только саперная лопатка, чтобы окопаться и подобрать винтовку, если Сашку убьют… «Вот так, мы еще повоевать-то не успели, а Сашку уже вроде как и похоронили».
Третий претендент – Пётр. Был Пётр, потому как смотрит он сейчас в небо стеклянными глазами. Так и погиб ни разу не выстелив… За что погиб - только командир знает, который его в бой с одной лопатой отправил.
А Сашка, хоть и годами не вышел, но окопался грамотно, бьёт прицельно – патроны бережёт.
… Тут он поймал себя на мысли, что где-то в глубинах подсознания ждёт, а может и желает его смерти.
«Это не так! Не правильно! Они же земляки, сдружились по дороге к фронту».
…Только душу точил червячок. Боец прятался в наспех вырытой траншее и тупо ждал, когда убьют Сашку.
Метрах в тридцати валяется случайно убитый немец. При нем автомат совсем новенький, воронёный, с магазинами в подсумке… только брать его нельзя. Старички предупреждали, чтобы немецкие автоматы не брали – особист отберёт - "не по уставу", и завтра в бой пойдёшь опять со своей лопатой. …Да, и не доползти ему до него под пулемётным огнём.
Неожиданно всё стихло: замолк немецкий пулемет, неслышно даже стрекотания автоматов. Эта звенящая тишина казалась сейчас страшнее шквального огня. Немец что-то готовил.
… Первые мины взорвались далеко от наших позиций – не жалеют сволочи снарядов, видать этого добра у них как дерьма в коровнике. В следующую секунду новый залп мин взорвался заметно ближе… через секунду - ещё ближе. На них шел «огненный вал», и казалось, что ничто не может в нем уцелеть. Мины рвались рядами, приближаясь всё ближе и ближе. Многие не выдерживали, пытались убежать из этого ада, но их тут же косило осколками или автоматной очередью. Боец приготовился к худшему: вжался в землю и попрощался со всеми, и родными , и друзьями, и с недругами. Земля дрожала от взрывов, мины рвались совсем рядом. Он чувствовал, как осколки режут его плоть, и только ждал, когда очередной осколок пробьет ему грудь…
Всё стихло, опять эта зловещая тишина – сейчас немцы пойдут в атаку и никто бы его не упрекнул, что он покинул передовую. Он перевалился на спину. Левая рука перебита, из бедра торчал осколок немецкой мины. Боец огляделся вокруг, в живых не осталось никого, и Сашка так и остался лежать, зарывшись лицом в землю, только винтовка валялась рядом. Он понял, что обречен… пополз, превозмогая боль, полз к Сашке. Его единственной целью сейчас было - умереть с винтовкой в руках. Немцы не стреляли, должно быть готовились к атаке. Ему удалось подползти совсем близко, единственным препятствием оставалось Сашкино тело. Надо только приподняться…
Боец не услышал автоматной очереди, только почувствовал, как в тело ударилось что-то твердое и тупое...
Когда он очнулся, солнце клонилось к закату, и земля дымилась перепаханная взрывами. Винтовка лежала совсем рядом, сейчас уже ничья, а значит - только его.
Он протянул руку, подтянул её за ремень и обнял как самую дорогую женщину…
12. Ладога
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Михаил положил телогрейку к спинке сидения, пайку хлеба оставил за пазухой. Каждая поездка либо завтрашний день, либо вечность. Очередной рейс через Ладогу. В одну сторону груз, на обратном пути, эвакуированные люди. Кусок хлеба для детей голодного города; как спасение души, просьба заглянуть в глаза. В каждый рейс - паек четверть буханки, чтобы отдать своему бесценному грузу – давно некормленым малышам...
В запомнившийся день высыпало солнце. На небе ни облачка, самое страшное для водителей Ладоги. Чистое небо вестник того, что обязательно будут бомбить. Немцы не упускали возможности отработать по беззащитной мишени. Водители давно убрали у левую дверь в кабинах и на опасных участках крутили баранку стоя на подножке. Чтобы в случае надобности, толчком одной ноги остаться в жизни.
Дорога в направлении блокадного города выпала спокойная, словно немцы дали передышку. Рейс получился размеренный, тревожили полыньи, объезжали - стороной брали. Под разгрузкой стояли недолго, получив задание, направились со Степаном двумя машинами к указанному месту.
Груз! Михаил опустил борт и поднялся в кузов. Подал руку и вслед за ним поднялась худенькая девушка санинструктор. Из помещения взрослые принялись передавать детей, укутанных в пальто, платки и тряпки. Кого-то несли, кто постарше управлялись сами, шли с большим трудом. Располагались прямо на дне, так безопаснее, немного прикрывают борта. Группа детей, почти не способных двигаться, беззащитных перед погодой и войной, которая жалит огнем, пулями и осколками.
Михаил встал на подножку, заглянул в кузов. Наполненные страхом глаза девушки и в щелке платка черные бездонные глазищи ребенка на ее руках.
- Эх, что так укутали? Ничего не видно.
- Они голодны и ослабли очень. Мерзнут.
В руках появилась мелкая дрожь, как за баранку садиться? Какую цену назначить грузу, расположившемуся сзади? Плавно тронул полуторку за товарищем по рейсу. Так и пошли, поторапливаясь, но, не теряя внимания за дорогой. Половину пути проскочили, тут из белого безмолвия свечой взмыл самолет, ревом двигателя нагоняя страх. В кузове молчали, наверное, привыкли к бомбежкам. Да какой привыкли? У них просто не было сил кричать. Беззащитны, даже жизни крикнуть: «Спаси!»,- не могут
Справа от машины Ладога метнула фонтан воды и мелкого льда. Трещина побежала в сторону, но Михаил успел проскочить, только скаты тряхнули автомобиль, осела сзади волна. Держаться колеи, не сходить в сторону. Неожиданно султан взрыва перед машиной Степана, волна, и переломившееся на краю полыньи движение. И медленно, двигателем в воду! А затем и кузов туда, в полном молчании, как в немом кино оседает с детьми в открывшуюся воду. Не вскрика, ни упрека. Безвинные малыши, обессиленные от голода, не сопротивляясь, исчезали в промоину. И с последним выдохом машины выбросился фонтан воды, и растаял в небе изморозью. Словно безвинные души растворились , только взлетом своим прошелестели.
Занесло второй автомобиль. Михаил, вцепившись в баранку, давил на газ, чтобы выскочить от полыньи, но протектор не цеплялся за лед. Все! Не смог довезти беззащитных ангелов Ленинграда! Последним движением выхватил из-под себя телогрейку, наугад бросил под колесо. Полуторка дернулась, скольжение прекратилось, все увереннее покатилась вперед.
Бездонная полынья, черными глазами, смотрящая в вечность, ощущение бессилия долго снились ночами.
С того рейса берет хлеб, чтобы на грани вечности и жизни накормить ребенка.
13. Медаль за город Будапешт
Владимир Пастернак
2 место в Основной номинации «ВТ»
2 место в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
2 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №4
Решил написать тебе письмо, отец. Наконец побывал в Будапеште. Потрясающий город, здесь можно подолгу рассматривать каждое здание и даже огромное количество бомжей не испортило впечатления о венгерской столице. А какой прекрасный вид открывается с небольшого пароходика во время ночной экскурсии по Дунаю! Сверкающие огнями великолепные дворцы Буды и Пешта запомню надолго. Да что я рассказываю, ты ведь и сам здесь побывал. Свидетельство тому – медаль «За взятие Будапешта». Есть у тебя и другие, например, «За освобождение Вены», но за Будапешт досталась более дорогой ценой.
Вы стояли всего в ста пятидесяти километрах от столицы, рядом со старинным городом с труднопроизносимым названием Секешфехервар. В канун Нового 1945-го года экипажам выдали по поллитра спирта. Возможно, планируя начало контрнаступления на первое января, гитлеровское командование рассчитывало и на то, что русские будут пьяны. Помню, когда был маленьким, ты мне пел «три танкиста выпили по триста, а механик выпил восемьсот». То была шутливая фронтовая пародия на известную песню, но я своим пацанячьим воображением рисовал картину, где ты смог выпить больше всех и гордился тобой, отец. Жаль, что ты мало мне рассказывал о войне, когда я стал чуть взрослее. О том, что ты был одним из лучших механиков-водителей дивизии, мне рассказал позже твой фронтовой друг, воевавший с тобой в одном экипаже. «Если бы не Борис, нас ещё во время Ясско-Кишенёвской операции сожгли, - сказал он мне на твоих похоронах. - Водитель твой батя был феноменальный».
На Балатоне против вас бросили «королевские тигры» элитных танковых дивизий СС «Мёртвая голова» и «Викинг». Гитлеровское командование возлагало большие надежды на контрнаступление, стремясь прорваться к окружённому Будапешту. Не прошли «королевские тигры», отец, ты и твои товарищи встали насмерть и не пропустили этих чудовищ к осаждённому советскими войсками Будапешту. Много танкистов сгорело на подступах к венгерской столице. Да и ты был ранен и чудом выжил в тех кровавых сражениях.
Ах, батя, как бы я хотел, чтобы ты увидел нас с братом взрослыми людьми, наших жён, твоих внуков и внучку. А ещё, у тебя есть теперь две правнучки. Как жаль, что ты рано ушёл, тебе было всего 45. Врачи «скорой» сказали, что ты умер от острой сердечной недостаточности, но я-то хорошо знаю – это память с Балатона. В госпитале врачи оставили и не стали трогать два из четырёх полученных осколков, остановившихся недалеко от сердца.
9-го Мая, как обычно, достану из шкатулки все твои боевые награды и, конечно, медаль «За взятие Будапешта», разложу на столе, рядышком положу фотографию с обгоревшим уголком. На ее обороте написано: «Будапешт. 20/XI 1944 г. На вечную память Андрею от Бориса». Эту фотографию ты подарил своему командиру, а через два с половиной месяца вы горели на Балатоне от прямого попадания «Тигра». Через нижний люк ты вытащил Андрея за ноги в тот момент, когда начали рваться ваши снаряды внутри танка. Только Андрей всё равно уже был мёртв. А тебя, отец, добили два проклятых осколка с Балатона через двадцать лет после войны.
Положу я святые для меня реликвии перед собой, вспомню вашу шутливую фронтовую песенку, налью сто грамм и молча выпью за тебя и за Победу, которая досталась такой большой кровью.
С Днём Победы, отец!
14. Отвлекающий десант
Владимир Пастернак
2 место в Основной номинации «ВТ»
2 место в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
2 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №4
Говоря о победе советского народа в Великой Отечественной войне, никогда не следует забывать о том, что наряду с русскими воевали все национальности СССР. Например, звания Героя Советского Союза были удостоены : 7998 русских, 2021 украинец, 299 белорусов, 161 татарин, 107 евреев, 96 казахов, 90 грузин, 89 армян, 67 узбеков...
ОТВЛЕКАЮЩИЙ ДЕСАНТ
Здесь на скалистом берегу
Ты не увидишь обелиска,
Лишь чайка, пролетая низко,
Крылом разрезала волну.
Тот отвлекающий десант
Не слишком долго отбирали
И хорошо в начальстве знали,
Что отправляют к небесам.
Из новобранцев целый взвод,
В нём пятеро сынов Востока,
Смирившихся – судьба жестока,
Ведь понимали, что их ждёт.
Но матерился старшина
И поминал чужого бога:
Какая тут, Аллах, подмога,
Когда по-русски – ни хрена.
Узбеки, господи, прости,
Они же моря в жизни не видали!
Как будто специально отбирали,
Чтоб утопить от родины вдали.
Тот отвлекающий десант
Был очень быстро обнаружен,
Но для победы так он нужен,
Как для молящихся Коран.
Лишь сотню метров не хватило
И баржа села на песок.
Никто из воинов не смог
Доплыть, дойти...их всех убило.
У смерти предпочтений нет,
Таков очередной итог войны.
Пред нею все теперь равны –
Татарин, русский и узбек.
Накрыло взрывом целый взвод
И чья-то старая пилотка,
Разбухшая плыла, как лодка,
Звездою красной на Восток.
Как жаль. Чего-то не учли,
Чего-то там не дорешили
И наступление отложили
Или бессмысленным сочли.
Беда, но так тому и быть.
Зазря на фронте не бывает
И если где-то убывает,
То кто-то продолжает жить.
Нет, не шакал завыл в степи
Так жутко, муторно и тонко.
Рыдал аул, читая похоронку,
Что через месяц принесли.
Здесь на скалистом берегу
Ты не увидишь обелиска.
Лишь чайка, пролетая низко,
Крылом разрезала волну.
ЭПИЛОГ. Это стихотворение не имеет отношение к тому, что произошло 11 мая 2019 года. Жители г. Николаев (Украина) собрались у памятника "67-ми героям-десантникам", чтобы почтить память героев отвлекающего десанта старшего лейтенанта Константина Ольшанского. Люди возлагали цветы, заиграла музыка, раздалась всем знакомая песня "Журавли" и тут... случилось чудо. Все присутствующие, задрав головы, смотрели в небо и плакали. Над их головами летели два клина журавлей. Пока звучала песня, журавли плавно кружили над монументом и улетели только, когда закончилась песня.
Обязательно посмотреть:
http://www.youtube.com/watch?v=kUtX9P5z_Xc
15. Никто никогда не умирает
Вахтанг Рошаль
3 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №5
Светлой памяти моей бабушки Иды
Я помню своих дедушку и бабушку только по рассказам мамы.
Бабушка Ида… Была она, что называется, сорвиголова - вместе с Янкеле они заправляли целой ватагой соседских мальчишек в Житомире. Родители только и ждали, когда она подрастёт, чтобы выдать замуж. К 17 годам бабушка из гадкого утёнка превратилась в прекрасного лебедя. От женихов отбоя не было. Подрос и Янкеле. Работал у своего отца подручным в кузнице. Высокий, стройный, с лукавым взглядом карих улыбчивых глаз. Они много времени проводили вместе, но главных слов сказать не осмеливались. Была поздняя осень. Гуляя вдоль озера, Ида заметила кувшинки и восхитилась их красотой. Янкеле был смелый парень, да ещё и влюблённый; он бросился в воду, нарвал цветов, но обратно доплыть не хватило сил… Ида горевала так, как горюют только в юности, и приняла решение никогда не выходить замуж.
Но время лечит, и когда очередная шадхэнтэ (сваха на идиш) пришла сватать ее за вдовца Хаима – она согласилась. Хаим был кантором в синагоге. Когда он пел, все вокруг замирали от восторга и благоговения.
Хаим безумно любил бабушку, и готов был сделать для неё всё. Жили дружно. Каждый год Ида дарила мужу деток. Время было трудное - гражданская война. Холодным ноябрем 1918 года в городок ворвались петлюровцы. Когда начался погром, бабушка схватила четверых старших, в том числе и мою маму, и спряталась в лесу. А малюток-близняшек укрыли в погребе с родственниками. Петлюровцы нашли их и немилосердно с ними расправились. Малышей убили, разбив им головы о мостовую (не хотел писать о такой жестокости, но ведь все так и было - это история моей семьи). Дедушка Хаим и другие мужчины пытались задержать погромщиков, чтобы дать уйти семьям. Они отстреливались до последнего патрона. Получив отпор, бандиты отступили. Женщины и дети были спасены, но, скитаясь по лесам, дедушка простудился и вскоре умер.
Бабушка Ида не смогла пережить такого горя, и, отдав детей в детский дом, ушла с первой конной армией Буденного мстить за своих безвинно погибших младших детей и мужа. Она была санитаркой. С огромной душевной теплотой она ухаживала за ранеными, которые были ей очень благодарны. Однажды ей даже пришлось с винтовкой защищать свой госпиталь от белых. В том же госпитале она познакомилась с тяжело раненым красным командиром Барухом. Врачи говорили, что он не жилец, но бабушка выходила его. Естественно, Барух влюбился в свою спасительницу, и, как кончаются хорошие сказки, женился на ней. И родились у них ещё трое деток - тётя Поля, тётя Геня и моя любимая тетя Ася.
Бабушка умерла, когда я был совсем маленьким, а дедушка Барух ещё раньше.
Посчитать, сколько внуков и правнуков - понадобится счётная машинка. Только нас у мамы было пятеро. Мои же внуки - штучный товар. Старшему уже 20 лет, он курсант военного училища.
Я с душевным трепетом достаю из альбома эту старую пожелтевшую фотографию -
единственный сохранившийся снимок. Меня Вы конечно узнали - слева на коленках у моей бабушки Иды Яковлевны Гольдфарбер.
P.S. «Никто никогда не умирает, если у него есть дети и ВНУКИ». Рей Бредбери.
16. Воробьиная жизнь Саньки
Галина Санорова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
"В мире есть царь: этот царь беспощаден,
Голод названье ему."
Н.А.Некрасов
День только-только нарождался. Деревня еще спала. Санька проснулся внезапно от всепоглощающего голода. Хотелось есть, есть и есть. Слопал бы ведро каши. Да где ее взять? Был бы рядом друг Пашка, усыпил бы сейчас так же, как на уроке вводил в сон голодных, замерзших, ревущих первоклашек. Не до знаний 7-летним ребятишкам. Понимают, что война, хлеба нет, а есть-то ох как хочется. Задают такого реву с голодухи, а учительница знает Пашкины способности, зовет его, чтобы помог забыться мелюзге. Ложатся головой на парты, под Пашкиным взглядом и убаюкивающим голосом закрывают глаза и так сладко дремлют, будто и нет голода и войны. Бабка у него знахарка, вот и научила 12-летнего мальца всяким премудростям.
Ох, нет Пашки, голод же, как хищная птица, разрывает желудок, не дает ни о чем думать. Хлеба бы кусочек, хотя бы крохотную морковочку или свеколку, но в доме хоть шарОм покати. Всё уполномоченные выгребли для фронта, для победы. Мать припрятала в подполе маленький мешочек картошки, нашли. Заревела в голос, троих детей чем-то кормить надо.
Еле встал Санька, умылся, одел свои заплатанные штаны, рубаху на исхудавшее тело и пошел в поле работать. Снег только-только растаял, но посевная шла во всю. Семенная пшеница была протравлена, и от вредителей, и от голодающих людей. Трудно удержаться подростку, так и затолкал бы в рот горсть зерна, но страх смерти удерживал его. Надеялся, что мать, как в прошлый раз, набьет немного зерна в чулки и трусы, отварят его дома в нескольких водах, и можно будет съесть. Кружилась голова от предвкушения еды, вот-вот упадет от слабости, выдержал, день проработал. Долгожданная ночь наконец-то наступила.
Дома узнал, что матери не удалось взять хоть чуточку пшеницы, бригадир неотступно наблюдал за ней, то ли потому что красивая, то ли заподозрил, что таскают потихоньку . «Ничего,- сказала мама,- сегодня сдохла корова на ферме, её уже закопали. Когда совсем стемнеет, пойдем, откопаем, отварим в трех водах, вот и будет еда.»
Собралось 5 семей, с лопатами, с ножами и топорами для разделки туши, пошли откапывать. Опять беда и бескормица, кто-то успел раньше.
Утром совсем не осталось сил. Но надо пахать и сеять, больше некому. Нет мужиков, все на войне, остались бабы да дети. А во рту не было ни макового зернышка уже два дня. Встал, еле поплелся на работу, если не выработаешь необходимое количество трудодней, то судили и садили. Вот оно зерно, так и просится в рот. Не было никаких сил терпеть, это же еда, взять всего лишь горсточку и съесть, ну что будет от маленькой горсточки. Прожевал, проглотил и даже не почувствовал насыщения, ещё поесть чуть–чуть, так вкусно, и будь что будет…
Когда потерял сознание, бабы бросились к нему, пытались отпоить, вызвать рвоту. Такие случаи уже были, иногда детей и подростков удавалось спасти. Саньку не удалось…
P. S. Все события реальны, записаны со слов мамы и бабушки. В нашей деревне от протравленного зерна умерли трое подростков.
17. Полёты во сне и наяву
Светлая Ночка
1 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Вот уже и школьная форма наглажена, и туфельки новые нетерпеливо дожидаются у порога, и учебники с тетрадками уложены в портфель.
Кто же знал, что Даша впервые пойдёт в школу не в первый, а в десятый класс…
В канун сентября, после перенесения тяжёлой инфекции, её парализовало.
Боль. Шок. Растерянность. И ещё этот жуткий приговор врачей: «С каждым днём мышцы ног неизбежно будут атрофироваться, Девочка обречена. Перспектива — инвалидное кресло. Увы, мамаша, чудес не бывает»…
Растерянность сменилась непоколебимой решимостью противостоять нагрянувшей беде: «Ну, уж нет! Просто так мы не сдадимся!»
И началась эпопея.
На слово «инвалид» в доме было наложено табу. Даша никогда не примеряла его на себя.
В течение девяти лет девочка лечилась в различных клиниках и санаториях. По приезду домой лечение не прекращалось ни на один день. Мама окончила курсы медсестёр и профессионально проделывала все процедуры.
— Вчера мы натирались мёдом, а сегодня пчёлки будут тебя кусать. Такова, доченька, жизнь человеческая — нынче сладко, а завтра может быть горько. Но ты же у меня терпеливая, — приговаривала мама, сажая пчёл на ноги. Чтобы как-то облегчить боль, мудрая мама рассказывала дочери, что пчёлки так устроены, что лечат всех ценою собственной жизни. И Даша уже плакала не от своей боли, а от жалости к пчёлкам.
— Мамочка, ведь я буду ходить? — с надеждой спрашивала Даша маму. И та убеждённо говорила, вселяя веру в девочку: «Ты будешь ходить! Мы с тобой вместе одолеем этого врага».
Одновременно с лечением Даша училась, постигая школьные науки самостоятельно. А ещё были книги и музыка, — эти незаменимые добрые друзья, учителЯ и помощники роста души.
Но главное — в девочке росла Личность...
Даша рано испытала боль и в будущем уже не посмеет причинить её другим. Она усвоила, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя сдаваться и говорить себе: всё! я устала, я больше не могу. Сможешь! Отдышишься и будешь двигаться дальше. Она твёрдо знает: большое не достигается малыми усилиями. Она умеет быть благодарной каждой травинке и пчёлке. Она боготворит свою маму и гордится ею.
Как-то, возвращаясь из санатория, в поезде Даша познакомилась с мальчиком по имени Володя Белоног. Завязалась переписка. В одном из писем она написала: «Вот увидишь, придёт время, и я приглашу тебя на белый танец».
Регулярное санаторное лечение, несколько операций, пчелотерапия, иглоукалывание и все девять лет (!) ежедневно (!), по два раза в день — массаж и гимнастика. И болезнь отступила, не выдержав такого яростного отпора. И наступил день, когда Даша пошла. Без поддержки, костылей и трости, которые забросила далеко-далеко.
С той ещё поры, когда Даша лежала недвижно, она мечтала…
Влюбившись заочно в Санкт-Петербург, она мысленно бродила по Невскому проспекту, Летнему саду, Петропавловской крепости, над шпилем собора которой парит, о чем-то возвещая, ангел с позолоченной трубой, каталась на теплоходе по каналам и представляла, что это когда-нибудь непременно произойдёт наяву.
Дерзкая, невероятная мечта сбылась.
По окончании школы они с Вовкой поступили в один институт, и родители наградили их поездкой в Питер. И Даша, как и грозилась, во время прогулки по набережной Невы, пригласила Белонога на белый танец.
Стояли белые ночи…
Сами собой пришли строчки:
Людям снится, что они летают…
Я иду, и это — мой полёт!
18. Журавли
Зайнал Сулейманов
Победитель во Внеконкурсной номинации
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Вне конкурса
"В краю войны священной - газавата,
Где сталь о сталь звенела в старину,
Чеканною строкой Расул Гамзатов
Ведет с войной священную войну."
Самуил Маршак
1
Село Дзуарикау, Северная Осетия.
Памятник у дороги, ведущей во Владикавказ. Мама, Тассо, склонила голову перед сыновьями - журавлями, улетающими в небо.
Кровинушек семеро и всех забрала война: Магомеда, Дзарахмета, Хаджисмела, Махарбека, Созырко, Шамиля, Хасанбека.
Один погиб, защищая Москву. Двое - обороняя Севастополь. Трое пали в боях в Новороссийске, Киеве, Белоруссии.
Мать умерла после третьей похоронки.
Когда убили последнего при взятии Берлина, почтальон отказался идти в дом Газдановых.
Пошли старейшины.
Отец сидел на пороге с единственной внучкой на руках. Увидев гостей, всё понял, сердце разорвалось...
2
Хиросима, 1945 год.
Дом двухлетней Садако Сасаки - в полутора километрах от эпицентра ядерного взрыва. Девочка выжила, казалось, даже не пострадала. Росла обычным ребёнком - занималась спортом, была весёлой.
Внезапно, в ноябре 1954 года у неё проявились первые признаки недуга, а в феврале врачи поставили диагноз: рак крови, "болезнь атомной бомбы", как говорили японцы тогда.
Девочку поместили в госпиталь.
Однажды подруга, Чизуко, принесла бумажного журавлика и рассказала старинную легенду о том, что, если сложить тысячу таких же, исполнится любое желание.
Садако, мечтая жить, каждый клочок бумаги превращала в птицу.
Сделала больше тысячи, но… умерла 25 октября 1955 года.
Памятники девочке стоят во многих городах разных стран.
В Парке Мира Хиросимы возвышается особенный. На постаменте надпись: "Это наш крик, наша молитва, мир во всем мире". А на верхушке скульптура Садако с бумажным журавликом в руках.
3
Дагестан, Махачкала.
Расул Гамзатов побывал и в Дзуарикау, и на Родине Садако.
Там, на чужбине, его настигла весть о смерти матери...
"Вот здесь, в многострадальной Хиросиме,
Сложилась, мама, эта песнь во мне:
"Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда - то,
А превратились в белых журавлей" .
Я эту песню написал, родная,
Еще не зная горя сироты.
Я написал ее, еще не зная,
Что в стае журавлей летишь и ты;
Что к боли Хиросимы приобщиться
Пришлось мне безраздельно в этот миг,
Что всем смятеньем тайных чувств своих
Я, Хиросима, стал твоей частицей!..
А надо мной, кружась на нитке тонкой,
Уже качался легкий белый шар;
Тогда же утром старая японка
Вручила мне печальный этот дар.
Заплакала… "Не обо мне ли плачет? " -
Подумал я, в волненье чуть дыша.
" Скажите мне, что ваш подарок значит? "
"Ты знаешь сам", - ответила душа.
…Я сжал в руке квадратик телеграммы.
И задрожал, и прочитал едва,
И до сознанья не дошли слова…
Но сердце поняло:"Нет больше мамы. "*
Поэт вспоминал: "…Больше двадцати лет назад я был в Японии. И туда на зимовку откуда - то, наверное, из нашей Сибири, прилетели стаи журавлей. Они казались огромными белыми птицами. Именно белыми.
Возможно, от того, что белые одежды японских матерей сродни черным шалям наших горянок. Их надевают в дни траура. Белыми, потому что ослепшие от атомного взрыва стучат по камням Хиросимы белыми посохами.
От них скрыто сияние листвы и снежной вершины Фудзиямы -только белые посохи, как тонкие ниточки, связывают их с окружающим миром. Белых журавликов вырезала из бумаги маленькая японка, поверившая в сказку. Белой была телеграмма о кончине моей матери, которую я получил в Хиросиме, и там эту утрату почувствовал еще острее.
Стихи не возникают из мелочей, они начинают звучать в такт с чувствами, родившимися после глубоких потрясений. Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны,о семидесяти односельчанах,о двадцати миллионах убитых соотечественниках.
Они постучались в мое сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и - на миг показалось - превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность…"
4
Москва.
Через три года друг Расула, поэт и переводчик восточной поэзии Наум Гребнев, перевел это стихотворение на русский язык.
Оно было напечатано в журнале "Новый мир":
"Мне кажется порою, что джигиты,
С кровавых не пришедшие полей,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи - то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из - под небес по - птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле".
Эти строки прочитал один из известнейших артистов того времени Марк Бернес. Он был поражён и сразу же позвонил Гребневу, что мечтает превратить стихотворение в песню. Оговорили изменения, о которых Гамзатов вспоминал: "Вместе с переводчиком мы сочли пожелания певца справедливыми, и вместо „джигиты“ написали „солдаты“. Это как бы расширило адрес песни, придало ей общечеловеческое звучание".
Кроме того, текст сократили - из оригинальных 24 строк оставили 16.
Затем певец обратился к Яну Френкелю с просьбой переложить слова на музыку. Но "Журавли" не сразу "покорились" композитору - только через два месяца он написал вступительный вокализ, и работа пошла легче.
И вот музыка готова. Френкель писал: "Я тут же позвонил Бернесу. Он сразу же приехал, послушал песню и... расплакался. Он не был сентиментальным, но нередко случалось, что плакал, когда ему что - либо нравилось".
Бернес был болен раком лёгких, еле ходил. Чувствуя, что времени осталось мало, он хотел поставить точку в жизни «Журавлями».
8 июля 1969 года сын отвез его в студию. Записали песню с одного дубля. Через месяц Бернеса не стало, и, по его просьбе, на похоронах звучали "Журавли".
В 1988 году журавли приняли «в промежуток малый» и Наума Гребнева…
Ян Френкель закончил дни земные под звучание «Журавлей» год спустя, Расул Гамзатов - в 2003…
5
Планета Земля…
А журавли остались, разлетелись по всему миру…
Их можно встретить в высокогорных дагестанских сёлах Гуниб, Цада, Обода, Бухты, Алмак, Киче, Татиль, Хив, в городах Махачкале, Дербенте, Южно - Сухокумске.
В Алтайском крае, в Ростовской области, в узбекском городе Чирчик, в Кисловодске, в Ленинграде, Ленинградской области, в Саратове, в белорусских Полоцке и Светлогорске, под Луганском, в Крыму, в городе Видном, в Балтийске, в Свердловской области, в Красноярске и Тобольске, в Курске, в городе Изюм Харьковской области, в Тамбовской области, в казахстанском Петропавловске, в Москве, в Театральном центре на Дубровке, в Египте в городе Шарм-аль-Шейхе, в Лос-Анджелесе, в западном Голливуде, в израильском Ашдоде, во многих других местах...
6
Вселенная сердец материнских…
Самарская область, село Алексеевка.
Прасковья Володичкина проводила на войну девятерых сыновей. Не дождалась ни одного. С младшим не успела даже и попрощаться - тот служил в Забайкалье.
Только проезжая мимо отчего дома, смог тот бросить с поезда записку:
- Мама, родная. Не тужи, не горюй. Не переживай. Едем на фронт. Разобьём фашистов, и все вернёмся к тебе. Жди. Твой Колька.
Он и братья - Александр, Андрей, Михаил, Федор погибли с 41 - го по 43 - й, в Польше в 45 - м погиб Василий.
Сердце не камень, шестая похоронка маму не застала.
Вернулись домой после трое: Пётр, Иван и Константин. Но долго после ран не жили, до семидесяти дотянул только Константин.
Город Задонск, Липецкая область.
В семье Фроловых двенадцать детей: десять мальчишек, две дочки. На фронт не попали только двое: у электросварщика Лёши бронь, Митрофан не дорос.
Во время испытаний на боевом корабле Балтфлота Михаил попал под бомбежку и умер от ран.
От бомбы погиб и Константин.
Василий сложил голову на легендарном Невском пятачке. «Едва ли я вернусь отсюда - такое здесь идет крошево», - писал он маме.
В 43 - м не вернулся из разведки Петр.
Леонид добился, чтобы с него сняли бронь, ушел добровольцем и нашел смерть в конце апреля 45 - го.
В это же время, за несколько недель до Победы, был смертельно ранен Тихон, штурман авиаполка.
Домой вернулись только израненные Дмитрий и Николай. Дмитрий с 41 - го года защищал Балтику. Тонул в ледяной воде, многажды лечился в госпиталях. Последнее ранение в голову стало роковым: он ослеп и скончался уже в 48-м году.
Еще раньше ушел из жизни Николай.
До конца жизни мать не могла наговориться о сыновьях. Вспоминала все родимые пятнышки. Знала наизусть каждое письмо. И до самой смерти дарила в память о них соседским детям конфетки, пряники…
Омское село Михайловка.
Анастасия Акатьевна Ларионова. Муж умер в 38 - м. Тянуть семерых сыновей и двоих дочерей пришлось одной. Работали в колхозе и дома от зари до зари.
В 41-м пришла первая повестка.
Старший, Григорий, кадровый военный, служил на китайской границе. Пропал без вести, о нём до сих пор ничего неизвестно.
Еще в 39 - м в армию пошел Михаил. Служил стрелком, погиб в 43 - м.
В 41 - м ушел воевать Пантелей, лежит под Ленинградом.
Зимой 42 - го не стало Прокопия.
В этом же году ушли на фронт Фёдор и Петр. Не вернулись. Петр погиб в Польше, в 45-м. О Фёдоре ничего не известно.
В 44 - м добровольцем ушёл седьмой брат, Николай. Пропал без вести.
Не вернулись и зятья. Овдовевшие дочери так и не узнали, где похоронены их мужья.
Вернулся внук, Григорий. Его забрали в 43 - м, демобилизовали в 47 - м. Долгожданная встреча с ним бабу Настю просто подкосила. Разбитая горем, она ослепла от слёз. Скончалась в 1973 году.
Это в наших сердцах, "покуда вертится Земля"* …
"Каждая пуля, выпущенная во время войны, попадает в сердце матери"* - сильны же те мужчины, которые сеют смуту и зло…
Примечания:
1)"Но сердце поняло: "Нет больше мамы. " - Из поэмы Расула Гамзатова "Берегите матерей"
2)"Покуда вертится Земля" - стихотворение Расула Гамзатова
3)"Каждая пуля, выпущенная…" Кайсын Кулиев.
19. А звёзды, как маки
Джули Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
- Ну, что? Всех своих цыплят проверила? Бегают?
- Бегают. Только чёрный падает.
- Не переживай! В обед зелени с яйцом дадим - поправится. А пока помоги мне немного! Бери вон кисточку, ведро. Я лопату возьму, сапку. Пойдём.
- Тёть Нин, а мы куда? Ты же мне строго-настрого ходить за двор через заднюю калитку запретила. Там же овраг крутой.
- Одной запретила, а со мной можно. Дело у нас с тобой важное есть! Тропинку видишь? Вот тихонько по ней и иди.
- Тёть Нин, а что это там краснеет? Маки?
- Рано ещё макам цвести. Звёзды это красные! Туда и идём: могилки там солдатские, прибраться на них нужно. Весна в этом году дождливая была, долго за калитку не выпускала. Заждались они уже. Всю зиму к ним не приходила, не разговаривала.
- Тёть Нин, глянь - лисичка! Облезлая какая...
- Весна же! Ну, здравствуй, подружка верная! Поздороваться пришла?
- Ты, что её знаешь?
- Каждый раз приходит на меня посмотреть. У неё видать нора недалеко. Во двор-то к нам она не суётся - собака порвёт, а сюда можно... Здесь все свои... Здравствуйте, братцы! Вот и снова весна пришла... Травы уж поднялись... Заскучали небось без человеческой речи: только ветер вам песни поёт. Что-то у тебя, Васечка, звёздочка пообтрепалась. Ничего, сейчас подкрасим. А у тебя тут земли нужно подсыпать. Не переживай, Ванюш, подсыпем. Я сегодня с помощником.
- Тёть Нин, а откуда ты знаешь кто здесь похоронен? Ведь табличек на могилках нет! Ни фамилий, ни имён.
- Ниоткуда! Безымянные эти могилы...
- Почему же ты их называешь Ваней и Васей?
- Возле этой могилки каждый год васильков много, а возле той барвинок сам прижился, смотри какой.
- Тут две звёздочки, там дальше ещё три. Почему их рядом не похоронили?
- Когда дойдёшь до следующих трёх, увидишь таких звёзд целую поляну. По-над этим оврагом их много. Здесь долго немцам не давали пройти, а потом у наших боеприпасы закончились. Подмога не подошла, а приказ был не отступать! Вот и не отступили... Где пуля или снаряд достали, там и лежат без фамилий и имён...
- Тихо так!
- Здесь всегда тихо, только трава шумит. Даже птиц не слышно. Видать чувствуют, что покой солдатский нарушать нельзя. Ну, родимые, пойдём мы уже. Ещё ваших товарищей проведать надо. Поклон вам низкий! Спите мирно!
20. Дуэль
Борис Тамарин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Лейтенант Отто Бергмайер всегда хотел стать военным лётчиком. Мальчишкой, глядя на небо, представлял, как будет подниматься в бескрайность, поражая оттуда врагов подобно Эрнсту и Теодору*.
Сегодня, отправившись на "свободную охоту" с напарником, был уверен -
доведёт личный счёт побед до ста. Осталось сбить два самолёта русских.
Тактика отработана - внезапно атаковать и уйти, не ввязываясь в длительный бой.
Углубившись на двадцать километров за линию фронта, обнаружили бомбардировщик, прикрываемый тремя истребителями. Всего...
Лучшей цели не найти!
Атаковали с солнечной стороны, выскочив из облаков. Ведомый - истребители, связывая боем, а Отто длинной очередью прошил бомбардировщик. Тот неуклюже дёрнулся, задымил, полетев вниз.
- Одного сбил... Зажимают!... - донеслось в наушниках.
Развернувшись, Отто увидал "мессершмидт" , на хвосте которого висели два "яка".
Крикнул: - Пикируй! - Но поздно.
Вспышка, горящий факел понёсся к земле.
- Чёрт! - выругался Отто, увидав самолёт прямо перед собой.
Форсаж, заход в хвост, очередь... Самолёт завалился, раскрылся парашют.
Есть сотня!
Где последний?
Трассирующая очередь пронеслась слева, в метрах десяти. Отто инстиктивно увёл самолёт "бочкой"**, развернулся и понял, что противник делает то же самое.
- Придётся изменить принципам! Посмотрим, что умеешь, птенчик?
Отто считался одним из исскуснейших пилотов Люфтваффе. Сейчас немного поиграет с русским, затем отплатит за Гюнтера.
Что этот не был "птенчиком" Отто понял после первых манёвров. Петля, переворот, вираж, ранверсман, штопор**... Русский отвечал адекватно, не давая преимущества.
Они кружили минут десять...
Отто почувствовал уважение к противнику, испытывая восторг, что наконец встретил достойного соперника, победить которого действительно почётно. Тот был настоящим асом! Может просто уйти?... Нет, до конца!
Наконец, они оказались друг против друга и неслись навстречу...
Поймав цель, Отто нажал гашетку. И почувствовал, что теряет управление машиной...
Два купола раскрылись в небе...
Раздались выстрелы. Стрелял русский. Три выстрела мимо, следующий попал в купол парашюта, опять мимо...
Они приземлились почти одновременно в сорока метрах один от другого.
Отто отстегнул карабины, достал "вальтер" и пополз к врагу. И услыхал стоны.
Осторожно приподнявшись, увидел смятый купол и неподвижную фигуру, лежащую на боку с неестественно вывернутой ногой.
Пистолет валялся в нескольких метрах...
- Не повезло тебе! - подумал Отто, резкой перебежкой оказавшись рядом.
Молодой парень его возраста приоткрыл глаза... В них читалось ненависть.
- Чего ждёшь, стреляй! Хоть одного отправил на тот свет. Жаль, тебя не удалось, - зло произнёс он.
Русский язык Отто знал. Выучил, когда в 1935году почти год прожил в СССР вместе с отцом, инженером, помогающим строить машиностроительный завод.
- ... Не буду, - вспоминая полузабытые слова, ответил Отто. - Я лётчик, а не убийца! Ты хороший пилот, ас! Для меня была честь сразиться с тобой. Но если ещё встретимся в воздухе, постараюсь сбить. Чем тебе помочь?
Выражение лица изменилось...
- Ты тоже ас!... Ничем... Меня, наверное, скоро найдут, а тебе надо за линию фронта, к своим... А кто кого, посмотрим...
- Скажи, что сбил лейтенанта Бергмайера, у которого сто побед!
- Капитан Данилов!
- Запомню!...
Отто отсалютовал, приложив пальцы к шлему и пошёл, не оглядываясь.
И спиной чувствовал провожающий взгляд...
На второй день он вернулся в эскадрилью, а через неделю отправился на Западный фронт.
Они не встретились...
* - немецкие асы Первой Мировой войны.
** - фигуры воздушного пилотажа.
21. Ты мать не верь, что я погиб
Татьяна 23
2 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Я не бравирую героическими поступками своих родных, совершёнными
в военное время. Трудно кого-либо выделить. Итог войны всех уровнял.
Лиха тогда досталось всему народу нашей многострадальной Родины.
Я пишу в тандеме со своим умом и сердцем, а фразы этой миниатюры,
посвящённой моим родственникам - это залпы, но залпы салюта в честь
погибших воинов, в честь мужественного народа нашей страны !
Эти строки, как залпы, которые будят воспоминания самих ветеранов и нас,
знающих о войне по их рассказам.
Я радостно салютую и говорю: "С Победой!"
(это мой комментарий рассказа.)
http://www.proza.ru/2020/05/09/703 Основная номинация "ВТ"
- Богданов, ты написал письмо домой?
Поторопись, почта вот- вот отправится. Завтра будет некогда.
- О чём писать в письме домой?
Как будто жив здоров, дошёл до двадцатилетия.
На всякий случай, родная Василиса Егоровна, молитесь за меня.
Говорят - впереди большая битва.
Да и понятно - Москва недалёко.
Привет родным...
Глаза совсем слипаются, может удастся немного поспать.
Рядом мужик не спит, наверно вспоминает о жене и детях.
А у меня ведь только - вы...
Куда это они идут? Ещё не время жать пшеницу.
Зачем цветы полевые рвут и песни напевают...
Как хорошо на зелёном берегу родной реки.
Мама, ты почему уходишь? Зачем цветы оставила лежать на пашне?..
Не уходи, прости за всё. Откуда песня?
- О-о-ом. Подъём!..
- Так это же не песня. Приснится же такое...
Давай с тобою, мама, я буду говорить. Меня со всеми вместе к передовой
везут. Уж слышатся раскаты артиллерии. Вокруг меня грохочут взрывы!
Над головою вой снарядов и гул моторов самолётов.
Вверху своё сражение. Пока нам не до них...
От взрывов перемешались земля и небо. И ничего, что грохот взрывов
и вой снарядов мешают нам с тобою говорить.
Я только знаю - назад дороги нет. Москва недалеко.
Сквозь дым горящих танков и взлетающую землю вижу много наших самолётов.
Они гудят, аж больно уши. Как тыща пчёл на пасеке в деревне.
Я научился метать гранаты, три танка ими остановил.
Они, всё прут, как тараканы...
Но наши танки уже на подступе. Прорвёмся!
Мам, почему- то правая рука не поднимается.
Не беспокойся - лёгкое ранение. До свадьбы чьей нибудь, конечно заживёт.
А я гранату брошу левой.
Тогда, чтобы не промахнуться, надо танк поближе подпустить...
Я знаю - день вокруг, но солнца не видать и небо в красных пятнах...
Но ты, Егоровна, не бойся, то - не светопреставление.
Это всего лишь кровь застит глаза мои. Она же - красная.
Не думай, мама, что я лежу и отдыхаю.
Я просто думаю, как лёжа мне ещё помочь солдатам нашим.
Как странно тихо. Так летом - в лесу перед грозой.
Не слышу взрывов, бесшумно пролязгали гусеницы наших танков, пробежали
в атаке солдаты, наступая на меня.
Вот танк по мне промчался, как простая телега с сеном.
Не бойся, мама, мне не больно.
Наверно думают, что я погиб. Неправда, я - живой.
Не плачь, родная, молись, как ты умеешь.
Но только знай, что жив я...
Я тут лежу на бурой от кровИ земле.
Трава помялась от танков, пронесшихся в бою по ней и мне.
Их было много и я горжусь, что лёжа помог им мчаться без остановки
на врага. Не думай, мама, мне не больно...
Я ещё не знаю, что у моей сестры родится дочь, а у неё когда- то
будет внук, который будет знать от бабушки и от тебя - родная мама,
как я беседовал с тобой в последней битве у Поныри.
Как мы сражались и оставались здесь лежать навечно...
Он будет помнить обо мне, как дочка твоей дочери и внук твоей внучки.
Их память воскрешает меня и продлевает мою жизнь.
Ведь человек до тех пор жив, когда о нём все помнят!
Не думай, мама, я - живой!
22. Хлеб с лебедой дороже белого
Татьяна 23
2 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
В этом рассказе, отображённые жизненные факты моих
родных, не кажутся чем то особенным.
Они просто эхо военных лет.
Во время войны на селе, даже не в оккупации, жили по-разному.
Ведь урожай, собранный в основном женскими руками, отправляли к линии
фронта.
Голодно было особенно зимой и в начале весны. Летом спасал подножный
корм. Вот его и запасали: что-то мочили, сушили впрок.
Одной такой выручалочкой была лебеда. Для них она была съедобной.
Из неё делали порошок, который добавляли к остаткам подобия муки и пекли
хлеб.
И на израненных войной просторах нашей, многострадальной Родины, были те,
кто даже такому хлебу были рады...
- Мама, почему хлеб тёмный и горький? -спрашивала семилетняя, худенькая
дочурка, запивая кипятком кусочек хлеба.
- Это от слёз моих, детка.
- Нет, мама. Я знаю - слёзы солёные.
А когда я вырасту, буду печь хлеб из белой-белой муки.
- Я надеюсь, у тебя всё получится.- подбадривала дочку мать.
Закончилась война.
Семилетняя девочка выросла, но горечь хлеба и материнских слёз оставили
неизгладимое впечатление в юной, выстрадавшей душе девочки, вынесшей
через горький опыт светлую мечту о вкусном хлебе.
Повзрослевшая девочка стала хорошим пекарем.
Она пекла разный хлеб, но особенно ей нравился белый.
Любовь и мечта быть пекарем передалась и её дочери, ставшей в своё время
кондитером.
И мы совсем не удивляемся, когда по праздникам, обязательно на День Победы
и в родительский вторник, тётя Маша угощает просто так соседей и желающих
отведать её стряпню.
В этот день повсюду висят красные транспаранты и флаги, напоминающие
знаменательную дату многонациональной страны!
И у нас во дворе красуется яркий плакат с нарисованной датой и цветами.
Но ещё большее праздничное настроение придаёт хлебосольная тётя Маша,
угощающая своей выпечкой.
Обычно на её мельхиоровом блюде разложен большой, сладкий пирог,
порезанный на кусочки, булочки с удивительной начинкой и пирожные.
И всегда по краю блюда лежали кусочки янтарного сыра на шпажках.
Она обязательно предлагала его к булочкам.
- Тётя Маша, как вкусно!
- Мария Фёдоровна, вы - кондитер и любите свою профессию.
Но почему вы с хорошей фигурой?
- Да, я люблю свою профессию. Хотите спросить- почему я не толстая?
Потому что знаю, мои хорошие, хлеб - всему голова!
Но как бы не был сладок пирог, надо всегда помнить,
что наши слёзы имеют солоноватый вкус...
23. Война
Ирина Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
ВОЙНА
(в сокращении)
Двадцать шестого марта 1944 года войска в составе Второго Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского освободили село Данул от фашистско-румынских оккупантов. Штаб фронта разместился в соседнем селе – Балан, в небольшой хате, из которой летели приказы соединениям и частям фронта, и продумывались блестящие удары знаменитой Ясско-Кишиневской операции.
После освобождения района во всех сёлах была восстановлена советская власть. Пятнадцатого апреля 1944 года по мобилизации Глодянского РВК МССР мой отец, Мариуца Дмитрий Матвеевич, был призван на действительную службу в ряды Красной Армии. Мама, беременная вторым ребёночком, осталась одна. Ей шёл двадцать первый год. Жизнь несла горькие испытания…
В начале осени 1944 года в селе стали поговаривать, что в Бельцы привезли пленных, и вроде кто-то из односельчан видел среди них отца. Недолго думая, мама напекла лепёшек, новорожденного – на руки, торбу – через плечо и рано-ранёхонько пустилась в путь. А ход-то не близкий – сорок километров да пешком. Очень хотелось увидеть любимого и показать недавно родившегося сыночка. Не чувствуя усталости и боли, она шла, пока не истёрла ноги в кровь. Присела, покормила мальца и снова в дорогу. От волнения сердце вылетало из груди: ещё немножко, ещё чуть-чуть и свидится со своей половинкой. И добралась. И нашла пленных. И звала, и выкрикивала родное имя, но Мити, к счастью, среди них не было. То были пленные, воевавшие на стороне румын. Увидев уставшую, молодую женщину, остолбеневшую и оцепеневшую от горя, с маленьким ребёнком на руках, глаза которой сквозили толпу, многие из них плакали и падали перед ней на колени. Дрожащей рукой, со слезами на глазах, она ломала на куски лепёшки, приготовленные для мужа, и раздавала голодным. Когда торба опустела, она, ещё несколько минут молча постояв в полном оцепенении и окинув прощальным взглядом толпу, медленно повернулась и, вытирая слезы, отправилась в обратный путь. Этот эпизод она не забудет до конца своих дней…
А жизнь готовила тяжкий удар. Пришла похоронка на отца. Не верила. Ждала. И через месяц пришло письмо. «Жив! Митя жив! Был ранен, лежал в госпитале», – тяжкая ноша печали отвалилась от её сердца. Эмоции, что так долго копились и плескались в душе, вылились в слёзы радости. Дорога жизни развиднелась…
Наступил долгожданный День Победы. Стали возвращаться оставшиеся в живых односельчане. Из четырёхсот семидесяти двух мобилизованных в апреле 1944 года мужчин – шестьдесят шесть не вернулись. Среди них родной брат отца – Мариуца Мефодий Матвеевич и троюродный брат – Мариуца Андрей Васильевич, инвалидом вернулся родной брат – Мариуца Андрей Матвеевич.
Со дня на день ждали и отца, но он вернулся только в конце мая 1946 года. Кто на войне был, тот много видел. Но отец не любил об этом рассказывать. После призыва, с апреля по октябрь 1945 года, он – стрелок 276 стрелкового полка, был переведен стрелком в 278 полк, где служил до декабря 1945 года, затем переведен в 283 стрелковый полк, где прослужил до мая 1946 года. Награждён медалью «За победу над Германией».
Дома его ждала любимая жена с подросшими сыновьями – его надёжный тыл, его судьба, его любовь, его кодекс чести. И стучали два сердца, как одно на двоих. И запели в их душах добрые ангелы…
24. Вопреки
Ирина Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Номинант четвёртого Конкурса Международного Фонда
«Великий Странник Молодым" на свободную тему (6 место),
Тематического Конкурса МФ ВСМ «Живу, болезни вопреки»,
Конкурса «Лауреат 52» Международного Фонда
"Великий Странник Молодым".
Опубликован в альманахах «Антология русской прозы 2018», 1 том, Москва
и "Триумф короткого рассказа", №1, Молдова, 2019.
Переведён на украинский язык и опубликован в журнале "FoxyLit" - україномовний літературний журнал - №2, Украина, 2019.
ВОПРЕКИ
Она вышла из кабинета, медленно прикрывая за собой дверь, и обречённой походкой, не глядя по сторонам и пряча растерянный взгляд в серую плитку пола, не спеша направилась к выходу. Только странный звук болью отзывался где-то в подсознании. Она силилась и никак не могла понять, то ли это стук её каблуков, то ли бешеное биение собственного сердца. Прошла несколько шагов. Остановилась, перевела дыхание, расправила плечи и, сжав губы, уверенным шагом повернула к выходу.
Спустилась по ступенькам и медленно побрела по узкому тротуару. В глазах застыли не пролившиеся слёзы.
Присев на скамеечку, отрешённо созерцала окружающий мир. Город жил привычной для него жизнью. А что ждёт её? Сколько отведено ей Всевышним, чтобы наслаждаться красотой мирозданья? Год? Два? День? – Никто не знает. И, как приговор, голоса врачей: «Плохо! Поздно! Не операбельна! Сердце не выдержит... Сам факт, что дожили до сегодняшнего дня – уже чудо, исключение».
– Есть хотя бы тоненькая нить надежды?
– Благодарите Бога за каждый прожитый год. С таким диагнозом, без операции, врачи гарантируют до десяти лет – максимум, а вам уже…
И картины, одна за другой, всплывали перед глазами. Вспомнила, как в детстве так расшаталось сердечко, что отец сгрёб её в охапку и бежал с ней на руках в больницу; как каждый год, весной и осенью, получала курс лечения, как год от года менялся и усложнялся диагноз, а сердце, расплескивая боль, заполняло собой всё: пространство, время, людей. Иногда казалось, что от боли оно начинает плавиться. Вспомнила, как перенесла две тяжёлые операции, как пережила клиническую смерть, как не хотелось жить после смерти первенца; как прошла все муки ада, три года заботясь о брате, у которого была обнаружена опухоль головного мозга; как заботясь о нём, обнаружила опухоль у себя, как проходила обследования с вынесенным решением: не будем пока трогать. Как…как… Каждый прожитый день – как испытание, а вся жизнь – как поле боя за собственную жизнь и жизнь родных, болезням и болям вопреки.
Нахлынувшие воспоминания прервала знакомая мелодия на мобильном телефоне.
– Любимая, родная, как дела? Я так скучаю без тебя. Осталось ещё несколько дней, и я приеду…
Они так давно и так хорошо знали друг друга, что даже на расстоянии, какой-то генетической памятью, каждый чувствовал другого.
– Ариночка, дорогая, что случилось? У меня сегодня всё валится из рук, болит сердце …
Она смогла выдавить только одно слово:
– Плохо…
И заплакала.
– Когда ты плачешь, я теряюсь, мне больно. Держись, любимая! Будем молиться. Господь всегда нам помогал. Мы обязательно выстоим.
И у неё в душе что-то дрогнуло:
– Спасибо Богу за то, что подарил мне именно тебя. Спасибо тебе за каждый прожитый в любви и счастье день. Спасибо, что ты давал мне силы жить.
И словно божок по душе босыми ножками пробежал. Исчезла внутренняя пустота и невыносимая боль. Она вытерла слёзы и решила: как Богу будет угодно. Поднялась и привычной, выработанной десятилетиями, лёгкой походкой поспешила к троллейбусной остановке. «Надо жить! Надо жить! Надо жить, вопреки всем болезням!», – как молитву повторяла она…
Дома её ждала парализованная, второй год прикованная к постели, родная мамочка, для которой она – и врач, и медсестра, и сиделка, и самый родной человек – её руки и ноги ...
25. Тошнотики
Нина Цыганкова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Как-то, в советские еще времена, зашли мы с моей коллегой Фаиной в кафетерий перекусить. В витрине на блюдечке лежал сырник, но цвет у него был не белый, как обычно, а розовато-коричневый – что-то в него, видимо, намешали. «Ой, тошнотик! – вдруг воскликнула Фаина. – Очень похож на тошнотики, которые мы ели во время войны». И она рассказала следующую историю.
В войну они какое-то время жили, как тогда говорили, под немцами, т.е. в оккупации. Ей было шесть лет, а ее младшему братишке – четыре года. Отец их воевал на фронте. Жили они с мамой в маленьком частном доме на окраине городка, и жили бедно, а когда пришли немцы и выгребли у них все, что смогли найти, в том числе почти всю картошку, стало совсем голодно. Их мама старалась, как могла, чтобы накормить детей – мешала съедобное с малосъедобным или почти несъедобным – главное, чтобы побольше было по объему. Иногда она готовила из картофельных очисток круглые плоские котлетки, похожие по форме на сырники. Цвет у этих котлеток был, как у рвотных масс, поэтому и звали это «изысканное» блюдо тошнотиками. Но дети уминали их за обе щеки, потому что были очень голодны.
В их дом определили на постой немца. Немец русского языка не знал, и когда он пытался что-то сказать или спросить хозяйку дома, та мотала головой и отвечала ему что-нибудь типа: «Моя твоя не понимать, мразь фашистская! Дерьмо! Гадина! Подавись нашей картошкой!» Детям она велела не попадаться немцу на глаза и строго настрого запретила что-либо брать у него.
А немец, как назло, проявлял к детям интерес. Он играл им на губной гармошке – невиданный у нас музыкальный инструмент. Он показывал Фаине фотокарточку, на которой была изображена маленькая девочка в белом платьице, такая же белокурая и светлоглазая, как Фаина. Он тыкал пальцем то в девочку на фотокарточке, то в Фаину и что-то говорил – наверное, хотел сказать, что это его дочка, и что она похожа на Фаину. Немец пытался угостить Фаину, но та ничего не брала у него.
Брата Фаины он заманивал посмотреть его пистолет, но малыш, помня наказ матери, к немцу не подходил. Но однажды Фаина застала такую картину: немец протягивал мальчику шоколадку, а тот стоял, спрятав руки за спину. Но вот одна его рука предательски поползла – вылезет из-за спины и снова спрячется, вылезет и спрячется. Фаина прервала его мучения, крикнула: «Не смей! Предатель! Он наших солдат убивает!» Мальчишка заревел: «Я не предатель!» и убежал. Больше он уже не подходил близко к немцу, а только кричал ему из-за угла, подражая матери: «У, гадина! Фриц поганый! Подавись своей шоколадкой!»
Я сказала Фаине:
- Ты настоящая героиня. Ведь как трудно было маленькой голодной девочке отказаться от еды, которую предлагал немец.
- Нет, - ответила она, – совсем не трудно. Просто, знаешь, даже мысль в голову не приходила, что можно взять подачку от врага. А брат, он еще маленький был, но тоже устоял – я следила за ним.
Вот и скажите, разве можно победить народ, у которого даже маленькие дети лучше будут есть тошнотики из очисток, чем примут милость от врага?
26. Салют победы
Татьяна Чебатуркина
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Салют Победы.
Ночь. Зябко даже в накинутой шинели. И постоянный, нежнейший запах с улицы от огромного сиреневого дерева, поврежденного осколками. Этот аромат перебивает гарь сожженных домов, выхлопы газов прибывающих санитарных машин, крепкий чад махорки легкораненых.
Ветки сирени в банках, колбах. В огромном, переоборудованном под госпиталь здании бывшего сахарного завода, в пахнущей хлоркой, потом и кровью полутьме, глядя на колеблющийся огонек коптилки из артиллерийского снаряда, невольно уносишься мысленно в далекий родной город.
И заново переживаешь картины довоенной жизни, которые тотчас же перекрываются ужасающей правдой того невероятного дня, когда впервые прозвучало из репродуктора страшное слово «война».
Время, сжатое в немыслимый клубок, - военное положение, в течение суток мобилизация, переоборудование родной школы в военный госпиталь, погрузившийся во тьму затемненный город, первые эшелоны с ранеными.
Невозможно привыкнуть вчерашним выпускницам медицинских училищ к нескончаемому потоку и ранам изуродованных осколками, пулями сильных мужчин, к их немыслимым страданиям, которые они пытаются всеми силами скрыть, пока в сознании.
И помнишь, как, чтобы не попасться на глаза замполиту госпиталя, при свете коптилки переписывали по очереди на маленьких листочках Псалом 90 «Живый в помощи», хранимый бережно в комсомольском билете, а потом - в партбилете, который вручили 7 ноября 1942 года.
Эвакогоспиталь после разгрома фашистов под Сталинградом стал санитарным эшелоном следовать за наступающими войсками по железной дороге и принимать раненых сразу после боев.
Неисчислимые потери на всех фронтах, ведра крови в операционных, где круглосуточно спасали жизни только несколько часов назад бывших здоровыми и жизнерадостными солдат и офицеров, получаемые похоронки на родных и близких – все это прессовалось в сознании только постоянным напряжением всех душевных сил: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
В дверной проем, завешенный армейской палаткой, врывается растерянный Пьер. Его привезли в госпиталь осенью из-под Сталинграда, ампутировали полностью правую лопатку, сшили плечо, признали негодным к строевой службе. Но этот худенький лейтенант – хореограф известного ансамбля - упросил начальника госпиталя оставить его вольнонаемным.
И в редкие минуты отдыха врачи и медсестры становились артистами. Задушевные песни, стихи, танцы и гимнастические этюды вызывали слезы и бурные аплодисменты выздоравливающих бойцов. Даже не ходячие раненые просили санитаров перенести их на носилках на концерт.
- Лида! – шепот Пьера прервался. – Буди начальника госпиталя! Связисты соседней части сказали: «Все! Конец войне! Капитуляция Германии!» Ты слышишь?
Они выбежали на улицу. В полуночной темноте от города Хатван наплывал какой-то тревожный, непонятный шум. Небо озарилось вспышками сигнальных ракет.
Вдруг автоматные очереди стали бить совсем рядом со станцией, где расположился на отдых моторизованный полк.
И стали отчетливо слышны голоса: «Ура-а-а! Победа!»
Пьер выхватил из рук опешившего солдата, охранявшего госпиталь, автомат и прямо с крыльца начал стрелять вверх.
Замполит выбежал с пистолетом и без слов присоединился к общему оркестру выстрелов. Раненные солдаты обнимались, плакали, не скрывая слез, кричали, матерились.
- Лида, присоединяйся к салюту Победы! – Пьер протянул автомат, и она, крича и плача, стала посылать к небу свою радость и боль. В память о тех одноклассниках, матери которых получили похоронки, за тех обожженных в танках мальчишек, бравших Харьков, Будапешт, за тысячи изуродованных войной судеб, за сгоревшую на костре войны молодость.
А на востоке торжественно разливалась заря первого мирного дня.
*****
6. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №6. «САПФИРЫ» КОНКУРСА-9 «К 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ НАД ФАШИЗМОМ»
В этот Сборник включены произведения Лауреатов в «Основной номинации» («Военные и Гражданские истории») Всего 25 «Сапфиров».
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Марина Бутба http://proza.ru/2020/05/09/1301 («Гражданская тематика», в дальнейшем,«ГТ»)
2. Любовь Витт http://proza.ru/2018/05/24/178 («ГТ»)
3. Мария Гринберг http://proza.ru/2017/06/28/931 («Военная тематика», в дальнейшем,«ВТ»)
4. Владимир Кожин 3 http://proza.ru/2020/05/10/1876 («ГТ»)
5. Любовь Коломиец http://proza.ru/2020/05/17/1851 («ГТ»)
6. Юрий Кутьин http://proza.ru/2016/05/04/635 («ВТ»)
7. Игорь Лебедевъ http://proza.ru/2008/10/27/167 («ВТ»)
8. Игорь Лебедевъ http://proza.ru/2009/06/01/259 («ГТ»)
9. Людмила Май http://proza.ru/2020/05/24/1333 («ВТ»)
10. Сергей Маслобоев http://proza.ru/2017/04/24/866 («ВТ»)
11. Лев Неронов http://proza.ru/2020/05/08/2119 («ВТ»)
12. Лев Неронов http://proza.ru/2020/05/08/2127 («ГТ»)
13. Юрий Никулин Уральский http://proza.ru/2020/01/06/6155 («ВТ»)
14. Лариса Оболенская-Азбукина http://proza.ru/2020/05/26/2139 («ВТ»)
15. Светлана Петровская http://proza.ru/2020/05/05/1612 («ВТ»)
16. Нина Пигарева http://proza.ru/2018/11/06/513 («ГТ»)
17. Вахтанг Рошаль http://proza.ru/2020/05/14/904 («ВТ»)
18. Светлая Ночка http://proza.ru/2020/05/25/1831 («ВТ»)
19. Наталья Скорнякова http://proza.ru/2019/01/28/587 («ВТ»)
20. Валерий Таиров http://proza.ru/2011/01/26/1736 («ВТ»)
21. Валерий Таиров http://proza.ru/2016/01/23/473 («ГТ»)
22. Борис Тамарин http://proza.ru/2020/05/24/1288 («ГТ»)
23. Анна Шустерман http://proza.ru/2020/05/10/167 («ГТ»)
24. Эль Ка 3 http://proza.ru/2020/06/02/1861 («ВТ»)
25. Эль Ка 3 http://proza.ru/2020/06/02/1874 («ГТ»)
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Освобождение Валдая
Марина Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Татьяна Степановна, хозяйка большого рубленого дома, в котором я с родителями жила на Селигере летом, рассказывала моим маме и папе, как освобождали Валдай во время Великой Отечественной Войны.
Баба Таня, тогда молодая, пряталась в лесу со своими детьми и односельчанами от немцев. Жили партизаны в землянке.
Через два года после начала оккупации, в землянку к бабе Тане (тогда просто Тане) пришли два молодых парня. Они выясняли, где расположены боевые орудия немцев. Все записали и должны были возвращаться за линию фронта.
Там стояли советские войска, которые ждали своих
разведчиков, чтобы нанести удар по врагу и начать наступление.
По дороге обратно одного из ребят схватили, другому удалось бежать, но он видел из леса, как над его пленным товарищем издевались немцы.
Схваченного парня отвели на высокий берег, где стояла церковь, и где расстреляли всех жителей деревни. Там его пытали так, что на человеке живого места не было. Парню удалось дойти до края мыса, с которого он, споткнувшись о камень, упал в озеро. Конечно разбился, но оккупанты еще долго расстреливали его из автоматов.
Все это видел товарищ погибшего героя. Он переплыл через протоку и спрятался в лесу, напротив мыса.
Затем, спасшийся чудом, парень пришел к Тане и рассказал ей о случившемся с его другом. Вскоре разведчик ушел, больше его не видели. А через два дня началось наступление русских войск. Валдай освободили от немцев.
Настоящих имен героев-разведчиков, погибшего и
спасшегося, никто так и не знал. Они, истинные герои, остались для всех безымянными. Хотя о них, как раз, надо бы всем знать! На месте гибели воина-героя и мирных жителей теперь - памятники и кладбище. И Вечная Память!
Потом, когда началось наступление Красной Армии, уцелевшие в лесу, жители вышли к своим домам. А там остались только пепелища. У церкви,
на горе, лежали трупы. Выживших не было. Только те, что были в лесу. Они и хоронили своих родных и односельчан.
Еды не было, все было сожжено и разрушено. В живых осталось человек десять взрослых лесных жителей и их дети.
Таня поставила шалаш из веток. Это она умела. И всерьез подумывала о том, чтобы вернуться в лес, в землянку. Там, хотя бы, можно было дичи и зверья наловить, чтобы детей накормить. Было очень голодно, все хотели есть. И тут с озера прибежала односельчанка с круглыми , от потрясения, глазами. Таня подумала, что опять наступают немцы, и надо спасаться.
Оказалось, на берег выбросился снеток. Его давно не ловили, и теперь на берегу озера лежали горы снетка. Серебристого снетка, из которого можно варить
янтарную уху, которого можно вялить и сушить. Это явление снетка голодному народу было настоящей «манной небесной». Только рыбной.
Народ таскал рыбу с берега мешками и огромными корзинами. Все наелись и заготовили рыбу впрок. Так и выжили. Взрослые боялись тогда только одного: чтобы дети с голодухи не объелись и им не стало бы плохо. Врачей-то в тех
краях и не видели, тем более, в войну. Но в войну никто и не болел, даже дети.
Ни до этого события, ни после, Таня больше не видела снетка на берегу, да еще в виде серебристых гор. Как тут не поверить в высшие силы? Хотя, Таня, как раз, была верующая и молила бога о помощи. Бог ей помог.
2. Смуглянка
Любовь Витт
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
3 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Волгоград 9 мая- ДЕНЬ ПОБЕДЫ !
Если по большому счёту, то -СТАЛИНГРАД!
Нарядный трамвайчик битком забит людьми, едущими на парад. Вдруг откуда-то сзади мужской голос негромко запел:
-КАК-ТО УТРОМ НА РАССВЕТЕ ЗАГЛЯНУЛ В СОСЕДНИЙ САД...
И тишина.
Я робко поддержала :
-ТАМ ЦЫГАНКА-МОЛДАВАНКА СОБИРАЕТ ВИНОГРАД...
И снова тишина. Почему тишина?!... Я подумала, что мы - россияне не будем едины до тех пор, пока не будем петь ВМЕСТЕ песни военных лет! И словно услышав мои мысли, поддержал песню другой мужской голос:
-Я КРАСНЕЮ, Я БЛЕДНЕЮ...
-ЗАХОТЕЛОСЬ ВДРУГ СКАЗАТЬ...-
cловно пробуя песню на вкус присоединились робко женские голоса, тут же, на поддержку им пришли крепкие мужские:
-ВСТАНЕМ НАД РЕКОЮ ЗОРЬКИ ЛЕТНИЕ ВСТРЕЧАТЬ!
И наконец, в полную мощь, от всей души, от всего сердца, ГРЯНУЛА
" СМУГЛЯНКА!"
-РААААААСКУУУУУДРЯЯЯЯВЫЙ, КЛЕН ЗЕЛЁНЫЙ, ЛИСТ РЕЗНОЙ...
Я ВЛЮБЛЕННЫЙ И СМУЩЕННЫЙ ПРЕД ТОБОЙ,
КЛЁН ЗЕЛЕНЫЙ, ДА КЛЁН КУДРЯВЫЙ,
ДА РАСКУДРЯВЫЙ, РЕЗНОООООЙ!
Это было такое единение людей, в праздничных одеждах, с георгиевскими ленточками у самого сердца. С букетами сирени и тюльпанов. С разноцветными шарами, взвившимися в потолок.
А кто не пел, те поддерживали поющих ритмично хлопая в ладоши. Пахло весной, сиренью и ПРАЗДНИКОМ! Великим праздником!
Ах, как все пели!!!
И казалось, что весь трамвай вдруг заполнился мужчинами в выцветших, военных гимнастерках и женщинами, в легких ситцевых платьях, с виноградными гроздьями в руках! В воздухе, напоенном ароматом сирени, витал РОССИЙСКИЙ ДУХ! Непобедимый дух!
Несется красный, праздничный трамвайчик с надписью- "9 мая" по улицам Царицына - Сталинграда - Волгограда!..
И песня эта тянется ввысь, до неба и тесно ей уже в трамвайчике, и вырывается она в открытые окна и летит, звеня, над городом! Оглядываются прохожие, машут приветственно ветками сирени, флажками, шарами и тоже присоединяются к песне!
Летит по городу- герою трамвай с песней военных лет, но не в прошлое несется, нет, а в мирное будущее, с незабываемой памятью о прошлом!
Это летит сама СВЯТАЯ ПАМЯТЬ!
- РАС-КУ-ДРЯЯЯЯ-ВЫЙ.... КЛЕН ЗЕЛЁ -НЫЙ, ЛИСТ РЕЗНОЙ...
3. Галя
Мария Гринберг
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Катимся под вражеским ударом.
Немцы прут. В плену родимый край.
Галю, дочь мою — дочь комиссара,
Выдал им иуда-полицай.
Вспять пришли мы. Среди груд развалин
Где искать её? Молчит молва.
Без вести, как многие, пропала.
Без вести... так, может быть, жива?
Верил. Воевал. Три года с лишком.
Май. Берлин. Победный наш привал.
В дом один зашёл, с проверкой. Книжку,
Сборник русских песен, увидал.
Здесь она откуда? Странно что-то.
Фрау побелела как стена.
Тут из книжки выскользнуло фото:
Девушка. Убита. Казнена.
Дочь моя единственная Галя.
Без одежды. Навзничь на снегу.
Шейка в петле. С виселицы сняли.
Перебиты кости тонких рук.
Косы были — смоль. А здесь седая.
Фриц ей на истерзанную грудь
Наступил, триумфом наслаждаясь.
Два других поодаль. Курят. Ржут.
Поднял взгляд на юную берлинку.
Невозможно... Нелюди, зверьё...
Сувенир, забавная картинка
Для тебя — мучения её?
Ужас в голубых глазах арийки:
"Я не виновата... Я вдова...
Книга мужа... Да, он был в России...
Пожалей меня! Не убивай!"
"Пожалеть? Вы — Галю пожалели?
Сдохни, стерва!" Но передо мной
Встала дочь, в крови, с петлёй на шее:
"Нет! Не надо... Не стреляй, родной!"
Немку заслонив, глядит сурово
Мёртвая в глаза: "Остановись!
Или проклят будь! Невинной кровью
Захлебнись, отец — палач, фашист!"
...
Пала не в бою. Не героиня.
Зря. Врагу урон не нанесла.
Сколько их, погубленных безвинно,
Без наград, без славы? Нет числа.
"Вы намного больше потеряли,
Не умели, значит, воевать".
Пусть болтают... Спи спокойно, Галя.
Этот счёт — не стали мы равнять.
4. О Ленинградской блокаде
Владимир Кожин 3
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Когда я продавал квартиру моих родителей, перебирая старые бумаги, нашел воспоминания матери, которые она написала по предложению Общества жителей блокадного Ленинграда. Во время блокады из их семьи выжили только двое: моя мать и ее сестра. Родители, брат и другая сестра умерли от голода, они не дождались Дня Победы. Я написал об этом, цитируя записи ее воспоминаний. Часть из этих моих мемуаров* привожу ниже.
Я спрашивал маму, как же вам все же удалось выжить в таких нечеловеческих условиях блокады, она отвечала: “Мы верили! Мы верили в скорое освобождение, мечтали о мирной жизни, говорили – надо терпеть”. Людей поддерживали радиопередачи. Рупором блокадников была поэтесса Ольга Берггольц, сама она потеряла мужа, детей, но ее жизнеутверждающие стихи в замерзшем, голодном, окруженном врагом Ленинграде помогали многим. Я узнал, что и она однажды вечером зимой упала на улице, в темноте споткнувшись о замерзшее тело. Она была настолько слаба, что не могла встать, ведь и ее дневная норма была как у всех – 125 граммов хлеба. Подумала, вот и все, наступает конец. Вдруг из уличного репродуктора услышала свой бодрый голос со стихами. Она нашла в себе силы встать и дойти до дома.
После войны Ольга написала много стихов и поэм на тему блокады. Именно ей принадлежат слова, выбитые на камне Пискаревского кладбища: “Никто не забыт и ничто не забыто”. Всякий раз посещая С.-Петербург, бывая на кладбище моих близких, мне вспоминаются строки Сергея Давыдова:
…Ленинградец душой и родом,
болен я Сорок первым годом.
Пискаревка во мне живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет…
Моя мама прожила довольно долгую жизнь – 87 лет. Она на 27 лет пережила моего отца. И это несмотря на то, что всю жизнь страдала болезнью печени, придерживалась строгой диеты. Алкоголь не употребляла совсем, хотя отец по праздникам и выходным любил, чтоб на столе было что выпить. Она чокалась, но не пила. Никогда она не была полной, всю жизнь примерно в одном весе. Могла довольствоваться малым, бережно относилась к еде, не выбрасывала продукты, даже сухие корки хлеба складывала в полотняный мешочек.
Видимо, все же Бог дал ей силы пройти испытания блокадой. Не все это выдержали. Выжили люди, одаренные здоровьем и сильным характером. В городе вымерла почти половина населения. Есть разные цифры потерь. Если перед началом блокады в городе проживало 2,9 миллиона человек, то после освобождения в 1944 г. осталось около полумиллиона. Часть людей вывезли по “дороге жизни” по льду Ладожского озера или водным путем, как мою мать в июле 1942-го. Но все же большая часть погибла. Только на Пискаревском кладбище похоронено почти полмиллиона человек. Есть и на других кладбищах. А ведь многие из тех, которых вывезли и пытались спасти на “Большой Земле”, тоже не выжили.
Кто-то скажет, зачем ворошить прошлое. Но эти люди жили, размышляли, верили, любили, мечтали… Не их вина, что пришлось такое пережить. Им не в чем себя упрекнуть. Они достойны, чтоб мы о них помнили. А нам надо знать свою историю, историю семьи, историю страны... Да и многое может повториться. Дай Бог, чтоб всех нас миновала чаша сия.
5. Бабушка-жадина
Любовь Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
(к 75-летию снятия блокады Ленинграда)
(по рассказу деда Артема)
«Бабушка, жадина, дай что-нибудь
Мне и братишке поесть, не забудь!
Вскрой свой сундук, может, пряники в нём?» –
Слёзно просил пятилетний Артём.
Бабушка, силы теряя свои,
Плакала: «Брата, внучок, напои…».
Брат уж не гукал, лишь тихо стонал.
Бледный, худой, от бессилия спал.
«Милый Артёмка, еще потерпи,
Мама вернётся, ты силы копи».
А мама, как тень, по улице шла,
Но до базара чуть-чуть не дошла -
Обморок, в памяти - серая мгла.
Брошь золотую продать бы могла.
Долго лежала и холод достал,
Так на снегу наш народ погибал…
Стоп! Кто-то склонился, жизнь подарил, -
Вещь дорогую за мелочь купил!
А вьюга плясала, злости полна,
Но светом добра накрыла волна.
Стало теплее - надежда в душе!
Жизнь воплотилась в желанном гроше.
«Бабушка, жадина, дай что-нибудь!» -
Мальчик метался, терзая ей грудь.
Дай мне хоть корочку, хлебца хочу!
Видишь, затих я, уже не кричу.
Баба заснула… и брат в эту ночь…
Голод терпеть оказалось невмочь.
Страшно! Остался один я живой,
Только б вернулась маманя домой!
Белые стены и тихо вокруг,
Силы уходят, слабей сердца стук…».
«Плыл» потолок, и Артёмка уснул.
Снилось, что Ангел к нему заглянул,
Бил по щекам и очнуться просил,
Божьим Знаменьем на жизнь осенил.
Глазки Артемка открыл, видит - мать,
Та, что спасла, не дала ему спать!
«Мамочка! Мама вернулась моя!»,
А мама рыдала, слёз не тая…
27 января 2019г.
6. Везунчик
Юрий Кутьин
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Редко какая семья в ту войну не понесла утраты. Взяла война свою дань и с нашей семьи: израненный отец, пропавший без вести молоденький лейтенант дядя Коля (по маме), тётушка потерявшая здоровье при мобилизации.на торф...
Сколько после той войны осталось горевать людей, показал Бессмертный полк - до сих пор эта боль в народе не изжита.
Но были на войне и примеры невероятного везения.
Везунчиком называли младшего брата отца, дядю Колю.
Николай, призванный с началом войны в пехоту, по дороге на фронт на стоянке в одной рубахе осенью выскочил за кипятком с чайником.
Обратно под составами пробирается, уже свой видит. И патруль. А у него нет документов, в гимнастёрке остались.
-Да вот состав мой, догоню,-патрулю показывает и бежать, вроде как, собирается.
-Стоять!-Разговор у патруля короткий.–Дезертир! И по законам военного времени за самовольное оставление позиций и попытку бежать - вплоть до расстрела на месте.
Заперли в камере, а там таких много, ждущих решения своей участи.
И заходят гражданские в кожанках, сразу к патрулю: "Верзилы были?"Потом ко всем:
-Нам здоровые ребята нужны, чтобы пять пудов по одному подносили.
-Да я в деревне по десять носил, - говорит Никола. А ростом он был чуть выше среднего, но торс плотный и в плечах широк. Всё пропорционально, поэтому внешне верзилой не казался. Хмыкнули скептически эти в кожанках и предлагает один:
-Я девяносто, пронесёшь меня сто метров на плечах – вытащим отсюда.
Дядя Коля подхватил его, как девушку на руки и бегом туда и обратно принёс и на ноги поставил. Сила была у него природная, врождённая и проявлялась в критические
моменты и тем больше была, чем момент опасней.
Николаю это от отца своего (моего деда Тараса) передалось. Дед Тарас был сильный. Если он хлыст в лесу спиленный не приподнимет, вместо одной лошади двух впрягали. Умер 1925г.от тифа. Никто кроме него не пошёл тифозных выносить. И заразился, уже лошади к пахоте стояли. Подойдёт по стеночке к ним, обнимет каурого: "Видно, Карько, не пахивать нам уже вместе." Отцу моему было тогда семь лет, Коле около пяти и уже тогда одолевал он старшего.
...Его одного и отобрали. В амбарной тетради сделали запись, патрульным -расписку, те под козырёк и стал дядя Коля (ещё и чайник не остыл)после соответствующей проверки заряжающим на «Катюшах», реактивные снаряды которых весили девяносто и более килограммов.
Да, бывало и так на войне. Приказывали решить вопрос, наделяли полномочиями и крутись, формируй сам свою часть из кого угодно: окруженцев, отставших, арестованных и т. д.иначе за невыполнение приказа в военное время разговор короткий. «А то ведь доходило до ЧП, рассказывал дядя Коля: "Просят у батареи «Катюш» поддержки огнём, а огня нет. «Катюши» есть, снаряды есть, а заряжающие выдохлись – не могут снаряд поднять и всё тут.»
Помню, как приезжая к нам и "излажая" баньку, носил дядя Коля воду для время экономии двумя молочными четырёхведёрными бидонами. Помню, хоть и маленький был,как он рассказывал.
-Сначала-то мы залп сделаем и сматываемся, чтобы не накрыли. На нас немцы охотились. А уж к концу войны стреляли, не меняя позиций – только заряжай. Пукнет их батарея по нам, быстро меняли наводку и одним залпом сметали, сжигали их напрочь.
Всю войну прошёл дядя Коля и ни одного ранения. "Везунчик",-говорили про него.
-Да,-соглашался он,- повезло, что отстал от эшелона, повезло, что не расстреляли, повезло, что реактивщикам-ракетчикам понравился, повезло - за всю войну из десятка тысяч ни один снаряд в руках не сдетонировал. А из земляков пехотной части, от которой отстал, ни один из друзей одногодков в деревню не вернулся.
Да, повезло,- думал я,- только почему-то не слышно было радости в голосе дяди Коли? Невыносимо было осиротевшим бабам и девкам трёх деревень смотреть на него одного - уезжай попросили. И осел дядя Коля в Москве. Дослужился в милиции до майора, но кроме детей и двушки на окраине не нажил ничего. "Не беру"- не раз я от него слышал.
Тот который не стрелял - Владимир Высоцкий
https://www.youtube.com/watch?v=Or97gGP88kA
7. Рассказы о войне. Шелковые мешочки
Игорь Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Детям Войны посвящается...
Шелковые мешочки...
Что это такое? Ни за что не угадаете!..
Во время Войны внутри целых, неразорвавшихся снарядов можно было найти шелковые мешочки (натуральный шелк - другого тогда не было!).
Зачем они там находились? Хороший, но дилетантский вопрос. Извините!
В них засыпали порох.
Зачем?
Да чтобы не просыпался!
Хотя, речь идет не о тонкостях производства боеприпасов! Речь идет о жизни, вернее о жизнях десятков и сотен ребят, чье детство выпало на страшные, тяжелые годы Войны...
Эти самые шелковые мешочки были в ту пору – мечтой и желанным подарком всех деревенских девчонок! Это вам не теперешние девчоночьи мечты! Что только не делали из этих мешочков? Можно было сшить платьице для куклы (гордость хозяйки такой куклы - не знала границ)! А можно было даже и для себя что-то скроить! Какие в ту пору были наряды? А добывались эти самые мешочки только путем разборки этих самых снарядов деревенскими детьми, в основном мальчишками! Не буду говорить о смертельной опасности, которая ждала за этим занятием ребят! Да что тут говорить – горячее желание деревенских маленьких кавалеров угодить местным несовершеннолетним красавицам очень часто приводило к жуткой трагедии, выражавшейся в лучшем случае к оторванным рукам и ногам, а зачастую и к более тяжелым последствиям! Да и девчонки, которые посмелее, тоже тянулись за мальчиками. И тоже занимались опаснейшим из дел земных – разборкой боевых снарядов, которые в изобилии валялись повсюду в местах боев...
Много лет прошло, прежде чем мы узнали, что наша мама, в возрасте 10 лет тоже принесла с ребятами домой артиллерийский снаряд и пыталась его разобрать. К счастью, домой неожиданно (для них) вернулась моя бабушка! Это, наверное, и спасло всем жизнь.
Такая простая история...
8. Рассказы о войне. Штрафники
Игорь Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Рассказы о войне. Штрафники.
В основе рассказа положена реальная история.
С возвышения бил немецкий пулемет. Наш взвод залег в полном составе. Ситуация была непростая. Ни голову поднять, ни отползти. Взводный Иванов лежал рядом с нами, вжавшись в рыхлую землю. Задача была всем понятна. Но как её выполнить, пока не знал никто! Фронт уже прокатился по всей Украине и уже скоро, очень скоро вся наша земля будет свободна от фашистской гадины! Скоро! Всем хотелось дожить до Победы и в ней, в Победе - в нашем взводе никто не сомневался. Это точно.
Взводный Иванов приподнялся:
-Ребята, приготовиться к атаке! Нужно взять гада, пока он нас всех здесь не уложил! Шевченко и Петров, вы отвлекаете его с левого фланга. А мы идем в лоб!
И тут с правого флага послышались какие-то крики. Сначала их было не разобрать. Кто это? Немцы? Да вроде не похоже. Румыны? Так Румыния вроде больше не союзница Германии. Но шинели не наши. Какие-то рыжие… О! Немецкий пулеметчик бьет по этим шинелям. А вот уже и крики стали отчетливо слышны: «Ё.. твою мать! Бей их!» Так кто же это? На власовцев не похожи… Но почему не кричат «Ура!?»
Мы бежим. Пулемет бьет по рыжим шинелям. У них большие потери. Но они упорно ползут вперед, сжимая в руках свое оружие.
Днепродзержинец Шевченко забрасывает немецкий пулемет гранатами. Уф. Бой закончен. Падаю без сил прямо на землю. Вот и кисет. Самокрутка. У нас все живы. Один ранен. Легко.
Теперь мы вместе с этими бойцами, одетыми в рыжие румынские шинели, без знаков различий.
-Мужики! Свои мы. Штрафные… Дайте патронов, ради Христа! Видите вот, с голыми руками послали. Хорошо, хоть Вы пулеметчика завалили! Иначе всем бы нам тут полечь. Спасибо, братцы.
Мы поделились с штрафниками, чем могли: едой, куревом, патронами. Короткая передышка. Наш взвод закрепился на высотке. А штрафники под командованием своего капитана двинули куда-то дальше. Больше мы их не видели. Прощайте, рыжие шинели! Храни Вас солдатский Бог!
9. От имени поколений
Людмила Май
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
В распахнутое окно льётся солнце, лёгкий ветерок треплет занавеску, и по стенам прыгают зайчики. Маленьким зеркальцем ловлю одного и отправляю деду. Зайчишка пробегает по смуглому лицу и скачет на странице толстенной книги. Дед притворно сердится и смотрит на меня поверх очков.
– Ну де-ед, – канючу я, – Ну пожа-алуйста...
– Ну правда, Вань, расскажи, – приходит на помощь бабушка, – Девчонке же интересно. Ты всё ж таки всю войну прошёл, медали имеешь.
– Мне двойку поставят, если ты ничего не расскажешь, – добавляю я.
Хитрю конечно: дедов рассказ мне нужен вовсе не для урока, а для праздничного мероприятия в нашем четвёртом «Б». Будет выступать участник войны, и учительница сказала: – Вы тоже можете поделиться воспоминаниями ваших родственников-ветеранов.
Представить тихого, доброго дедушку с винтовкой в руке очень сложно. Мне хочется видеть в нём отважного героя, защищающего страну от врага, но о своих героических подвигах дед умалчивает.
Я продолжаю ныть: – Сказали любое-прелюбое можно, даже смешное...
Дед сдаётся: – Ну... Не знаю... Разве ж только про собаку...
– Да!
И он рассказывает об одной забавной собачонке: как она однажды во время затишья прибежала в расположение роты, как солдаты кормили её кашей и как она потом «пела» под гармошку, смешно повизгивая.
Дед умолкает, а я ёрзаю от нетерпения: – А дальше? Рассказывай дальше!
Но дед не торопится, достаёт Беломор, долго чиркает спичками, а потом так же долго прикуривает.
– Да ничего дальше не было. Посмеялись, и только. Потом обстрел начался, собака испугалась и убежала. Мы её больше не видели.
– Да нет же, – сходу придумываю я, – Она снова прибежала. Только уже к другому гармонисту, из другого подразделения. Так и бегала, чтобы солдатам скучно не было.
– Может и так, – соглашается дед, и мы вместе смеёмся над моей выдумкой.
Летят едва осязаемые, ускользающие паутинки, кружатся лёгкой вуалью...
Где-то очень далеко в распахнутое окно по-прежнему заглядывает солнце и порхает занавеска... Там живы дедушка с бабушкой, играет гармошка, и смешная рыжая собачка веселит уставших от войны солдат...
Через много лет, когда деда уже не стало, я случайно узнала как было на самом деле. Я приехала тогда из другого города к двоюродной сестре Ольге, и мы много говорили о нашем дедушке. Я с улыбкой вспомнила, как мне однажды удалось выведать у него фронтовой случай.
Ольгин муж очень удивился: – Я слышал от деда эту историю, только там по-другому всё закончилось... Ещё до начала обстрела собака была убита немецким снайпером. Непонятно зачем этот гад пальнул в неё. Возможно, просто ради развлечения. Дед плакал, когда рассказывал об этом.
Мы с сестрой тоже плакали... Дед бережно заслонял нас от осколков, прилетающих с войны через десятилетия. Раны, полученные им под Орлом и Варшавой затянулись, а душевные – кровоточили всю жизнь...
Недавно Ольга прислала ссылку на один интернет-проект: – Посмотри, там внучка о дедушке Иване написала.
Множество чёрно-белых фотографий, рядом с каждой – трогательные, волнующие строки...
Дед, молодой, красивый, смотрит на меня сквозь время. Задорный взгляд, кудрявый смоляной чуб... Это ещё довоенное фото, с фронта дед вернулся седым... Чуть ниже – самое главное и важное от имени всех поколений: – Я горжусь своим прапрадедушкой, потому что он – настоящий герой!
А мне представляется, как дед смущённо улыбается и машет рукой: – Да какой я герой...
10. Сколько весит пушка? К Дню Великой Победы
Сергей Маслобоев
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Из далёкого детства. Врезалось в память. Ни до, ни после я не слышал, чтобы так рассказывали о войне.
Деревенский дом, куда мы с родителями приехали погостить на майские праздники. Женщины ушли в магазин. Мои двоюродные братья, не зная о нашем приезде, ещё не вернулись с рыбалки. Я, двенадцатилетний подросток, слоняюсь по дому, рассматривая фотографии на стенах. За столом, на котором начатая бутылка водки и нехитрая деревенская закуска, папа и мой дядя. Разговор двух фронтовиков о войне.
Дядя на войне был артиллерийским корректировщиком. Тогда я не понимал, что это такое. Потом узнал. Артиллерийская разведка. А разведка, она везде разведка. Всегда на передке.
Дядя рассказывал, попыхивая папиросой:
-Летом сорок четвёртого в Румынии это было, под Плоешти. Поле огромное между нами. Несколько раз атаковали то мы, то они. Так и застряли там. Всё поле убитыми усеяно. И нашими, и немецкими. Жара! Вонь ужасающая, аж глаза слезятся. Трупы на жаре быстро разлагаются. Дышать невозможно. Даже, как обычно, специальный окоп отрывать не стали. Чего уж там, если по нужде и то под себя. И пить хочется невыносимо. А воды ни капли.
К вечеру какую-то канаву рассмотрели на краю поля ближе к нам. Как стемнело, поползли. Прямо по трупам. А они скользкие уже. Только настолько похрену, что и внимание на это никто не обращает. Напились какой-то коричневой жижи. Фляжки наполнили. Вернулись, остальных немного напоили. До утра ещё два раза ползали.
А как только начало светать, они нас глушить стали. Больше часа снарядами окопы утюжили. Потом танки. Много. Мчатся через поле прямо по трупам. Оторванные руки и ноги выше брони подлетают.
Тут к нам в окоп лейтенантик прыгает. Молоденький такой. Шейка тоненькая.
-Братцы! Помогите орудие выкатить,-
кричит не своим голосом. Ну, мы за ним. А к этому времени народу уже много побило. У них в расчёте он, да ещё один. Остальные вокруг мёртвые лежат.
Их двое, да нас двое, схватили мы эту пушку и бегом. По кочкам, через кусты, дороги не разбирая. Выкатили на прямую наводку, палы развели, ещё отдышаться не успели, а лейтенантик к панораме. И надо же, хоть и тщедушный, а первым же выстрелом танк поджёг. А сам кричит:
-Снаряды тащите!
Мы назад. Каждый по ящику и бегом обратно. За это время лейтенант ещё два танка уконтропупил. Задержали на несколько минут. Только видим, всё равно не устоять. Но, как раз, этих минут и хватило. Дальнобойщики наши поляну накрыли. Сразу море огня. Танки почти все там и остались.
Когда отгрохотало, лейтенант и говорит:
-Ребята помогите орудие назад откатить, а то влетит мне за самовольство.
Навалились мы на эту пушку, а хрен… Нам вчетвером не только развернуть, но и пошевелить-то её никак. Стоим, смотрим друг на друга и понять не можем, как же её сюда через кусты допёрли? Откуда только силы такие порой в человеке берутся?
P.S. Город Плоешти 56 км к северу от Бухареста. Во время Второй мировой войны регион Плоешти был главным источником нефти для нацистской Германии. В августе 1944 года город был освобождён советскими войсками.
ТТД Пушки ЗИС-3:
Главный конструктор В.Г.Грабин
Боевой расчёт 6 человек
Полный боевой вес 1116 кг
11. Три генерала. К Дню Победы
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Мы с внуком решали занимательные задачи в Интернет. Нам попался интересный вопрос:
«Не желая признавать, что Красная армия могла нанести им поражение, немцы утверждали, что Великую Отечественную войну выиграли генерал Мороз, генерал Грязь и генерал Мышь. По поводу мороза и грязи все понятно. А вот при чем тут мышь?»
Внук спрашивает:
- Дедушка, а мне не понятно, кто такие генерал Грязь и генерал Мороз?
- Собрались в чистом поле генерал Грязь, генерал Мышь и генерал Мороз на тайный совет. Середина осени. В полях не убран урожай пшеницы, убирать было некому. Амбары и сараи сожжены. Вместо хат, всюду вражеские танки. Немец под Москвой.
Первым выступил генерал Грязь: "Я задержу немца, не пущу его в Кремль!".
В середине октября 1941 года, когда подул тёплый южный ветер, в небе собрались свинцовые облака, пролились затяжные дожди, и потекли ручьи, и поле превратилось в болото, а дороги – в реки. Тогда, недалеко от Москвы, надолго завяз в грязи немец с его танками, мотоциклами и лошадьми. Для фашистов Россия превратились в кошмар.
Столица долго будет вспоминать генерала Грязь. Он дал передышку Красной армии!
- Дедушка, а потом земля замёрзла, и тогда помог генерал Мороз?
- Нет, внучек! Генерал Мороз не всегда помогал нашим войскам. Русская зима не была другом во время битвы под Москвой. Холод заморозил землю и болота, тем помог немецким танковым дивизиям!
Но немецким солдатам не хватало тёплой зимней одежды, и их военная техника часто глохла на холоде. Генерал Мороз уничтожил окружённую 6-ю армию в Сталинградской битве, что стало переломным моментом во всей войне.
- А что сделал генерал Мышь?
- О, генерал Мышь очень помог нашим войскам!
Опять собрались в поле генерал Грязь, генерал Мышь и генерал Мороз на тайный совет. На этот раз первым заговорил генерал Мышь: "В апреле 1942 года я вывел половину вражеских танков из строя. Моя доблестная армия мышей перегрызла электрическую проводку двигателей, и танки надолго застряли в поле. Я буду продолжать это делать, пока враг не уйдёт с нашей Земли!"
- Дедушка, но мыши перегрызли проводку и советских танков?
- Нет, это была специальная воздушная операция!
Идею превратить мышей в грозное оружие подсказала Библия. Биолог Игорь Валенко вспомнил о десяти «казнях египетских», которые пророк Моисей насылал на земли фараона. В четырех из них в качестве оружия он использовал «мелких тварей» - жаб, мошек, «песьих мух» и саранчу.
А почему бы не применить против танков мышей-полевок? Если выпустить маленьких грызунов поблизости от стоящего танка, они проникнут в него через отверстия, что меньше толщины их собственного тела, и примутся обгрызать провода. Важно то, что не нужно тратить время на обучение «серых диверсантов». Нужно наловить их много и доставить к фашистским танкам.
Забравшиеся в танки, мыши стали обустраиваться, сооружали теплые гнезда и, в поисках строительного материала, грызли все, что поддавалось их зубам. Больше всего страдала изоляция электрических цепей, и многие танки оказались обездвиженными. Утром, когда была дана команда начать движение, оказалось, что у большинства машин не заводятся моторы из-за повреждений электропроводки.
Так "мыши-партизаны" отомстили непрошеным гостям, выведя из строя множество фашистских танков.
12. Тянем-потянем...
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Предстояло пройти долгий и плоский Ледник Шокальского, покрытый плотным крупнозернистым снегом. Сзади, опасные снежные склоны, откуда в любой миг могут оторваться тонны снежной массы, сметая все на своем пути, вместе с альпинистами.
4 группы по 4 человека начали терять друг друга из-за громадных камней на пути. Солнце уже слегка увлажнило ледовую поверхность. Перемещаться стало еще тяжелее. Время приближалось к лавиноопасному, т.е. к 12 часам, а конца Ледника не видно.
Вдруг, послышался призывный голос командира Литвинова: «Ко мне! Все быстро ко мне!». Литвинова и его связку видно не было. Что-то случилось. Но передвигаться быстро не получалось, - можно свалиться в глубокую трещину в несколько сот метров. Прибежав на голос, я и мои товарищи по группе увидели брата Литвинова, висевшего на веревке в трещине.
По ту сторону трещины лежал командир Литвинов. Он успел врубить свой ледоруб в лед, и не мог шевелиться. Остальные двое без ледорубов лежали по эту сторону трещины и своей массой держали другой конец веревки.
Из трещины выступала часть рюкзака, и сверху – гитара. Брат Литвинова висел в трещине на лямках рюкзака, как на парашюте.
Все лежали, не шевелясь, и не смея чихнуть. Нужна внешняя сила, чтобы вытянуть человека из трещины.
Литвинов предложил это выполнить тяжелоатлету - мне.
Но сначала нужно правильно организовать страховку спасателю. К счастью был надежный камень.
После завершения важной страховочной операции, я приступил к извлечению гитары, рюкзака и брата Литвинова из трещины.
Общий вес, который предстояло извлечь, равен примерно 100 кг, его надо умножить на коэффициент 1.5, с учетом неудобства позы, ведь это не гриф штанги на устойчивом помосте в спортзале...
Теперь все сводится к простому упражнению: «тяга» весом в 150 кг. Это я делал на каждой тренировке с еще большими весами: до 180 кг. От волнения и ответственности, я немного суетился - причитал над пострадавшим, как родная бабуля над внучком, разбившим коленку.
«Тянем, потянем», и вытянул я из ледового плена гитариста, как репку из земли.
Выполнив порученное дело, я полностью оправдал доверие руководителя Литвинова, который меня в горы тянул не зря!
Теперь уже настоящие, альпинисты двинулись дальше. На горизонте показалась зелено-голубая долина. Но вдруг, опять вдруг. Здесь, в горах, всё и всегда: «Вдруг!»…
16 человек стоят на краю ледовой стенки, как на крыше 10 этажного дома, и беспомощно смотрят на Литвинова и с опаской вниз, туда, где цветущая лазурная долина. Как же спуститься с 30-метрового ледяного обрыва?
Предстояла работа с веревками, о которой предупреждал врач, не давая разрешительную эпистолу беспалому Литвинову.
По секрету скажу, что разрешение от врача меня попросил подписать Литвинов, иначе бы похода без руководителя не состоялось. К счастью, эта справка не потребовалась…
Литвинов, спускаясь на страховочной веревке, ледорубом ваял во льду ступеньки. Их понадобилось штук триста. Затем снова поднялся на Ледник и каждого по очереди спускал по этим ступенькам, страхуя веревкой и своими нестандартными пальцами, забракованными спортивным эскулапом.
Литвинов спустил рюкзаки, спасенную гитару, и, как капитан корабля, последним из нас покинул стенку, т.е. Ледник Шокальского.
Таких подвигов, что проделал со стеной Литвинов, в коллекции Геракла нет!!! Можете не сомневаться!
13. Один из многих
Юрий Никулин Уральский
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №9
Танк горел.
В ушах уже не звенел полный ярости крик командира "Вперёд!", но Алексей и сам бы не стал останавливать погибающую "тридцатьчетвёрку": только вперёд!
Впереди была замаскированная позиция немецкой противотанковой батареи, уцелевшей после артиллерийского обстрела, и теперь расстреливавшей идущие в прорыв советские танки с убойной дистанции в несколько сотен метров.
Сухое июльское утро еще не переросло в знойный летний день, но внутри горящей машины уже начинался ад. Семидесятишестимиллиметровое орудие каждые шесть-семь секунд отправляло в сторону вражеской батареи фугасные снаряды, и было ясно, что если сейчас не прекратить стрельбу, то командир и наводчик не уцелеют даже в том случае, если удастся сбить огонь с кормы танка – просто от отравления пороховыми газами, заполнявшими боевое отделение после каждого выстрела.
Предельная – четвертая – скорость. Лязг и грохот железных гусениц со стальными опорными катками; рев надрывающегося дизельного двигателя; клацанье орудийного затвора, выбрасывающего внутрь танка очередную стреляную гильзу… Бросив быстрый взгляд вправо, на сидящего рядом стрелка-радиста Егора Кошкина, и увидев его перекошенное от напряжения и боли лицо, Алексей безошибочно определил, что Егор получил контузию и вот-вот потеряет сознание. «Скорей бы уж», - пронеслось в мозгу, и он вновь устремил взгляд в зеленоватое оргстекло триплекса, прикидывая расстояние до ближайшей немецкой пушки.
Жар становился нестерпимым. Неожиданно на плечи обрушился град ударов ногами сидевшего в башне командира танка Геннадия Иванова. Только сейчас Алексей понял, что переговорное устройство вышло из строя. Может быть, командир заставлял его покинуть обреченный танк; может быть, он требовал маневра, хотя на маневры времени и не было; может быть, он просто сучил ногами в предсмертной агонии, что, в общем-то, соответствовало прекращению огня из башенного орудия; Алексей же истолковал это как приказ: «Дави!».
«Господи, дай дотянуть…». Удивиться своей невесть откуда взявшейся вере в Бога Алексей не успел. Выпущенный в упор бронебойный снаряд сорвал башню танка, пополам разорвав находившихся в ней командира и заряжающего.
За секунду до детонации боекомплекта Алексей отчетливо увидел разбегающихся от орудий гитлеровцев и падающего на колени немецкого офицера…
14. Письмо из сорок первого
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Это произведение написано на основе реальных писем. Героя звали Михаил Степанович Крутько.
Ну здравствуйте, мои потомки,
Я не писал давно, с войны,
Вам не прислали похоронки,
Но в этом нет моей вины.
Была весна, цвели каштаны,
Когда пришли мы на вокзал,
Я скупо попрощался с мамой,
И тёплых слов ей не сказал!
Пейзаж за окнами плыл сельский,
В щелях вагонов ветер дул...
Не дали формы нам армейской,
И покупали мы еду...
Сухиничи. Здесь остановка.
Домов не видно деревенских...
Уже слышны бомбардировки,
Тропинками пошли к Смоленску...
Совсем изношены ботинки,
Спим на шинелях мы в лесу,
Недалеко поселок Глинка!
Но нам неведом был маршрут!
Снаряды ближе стали рваться,
Зловеще зарево с огнём!
Нам было всем по восемнадцать,
Мы знали, что на смерть идём.
И день побоища настал:
Свистели пули, крики, стоны...
Искрил, корёжился металл,
Редели наши батальоны!
Земля гудела в поле брани.
Взлетали души в небеса.
И страх искал в телах страданий,
Смотрел в открытые глаза.
Убит комбат, сержант - мальчишка -
Белеет бинт на голове -
Поднял наш взвод. Удар и вспышка,
Тела разбросаны везде!
Тот страшный бой мне не приснится,
Не вспомню ярость я во сне...
И перекошенные лица...
Я там остался... на земле!
Надежду мать, не растерявши,
Писала, плача от обид...
В ответ: "сын без вести пропавший",
Неправда, я в бою убит.
Пишу я вам немного, вкратце,
Как мне велит солдатский долг.
Ведь нас призвали в восемнадцать
В тот страшный сорок первый год!
1 февраля - 25 мая 2020 года.
15. Последний ветеран
Светлана Петровская
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
КО ДНЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
Еще немного — и последний ветеран
Вздохнет легко.
И крыльями взмахнет
Его душа, свободная от ран,
От снов, где он стрелять не устает.
Он вдруг поймет: в груди осколка нет!
Нет сгорбленной спины и седины.
Ему всего…
неважно, сколько лет,
Неважно потому, что нет войны!
Навстречу выйдет взвод его живой –
Не перечень фамилий на стене.
И, как огонь в печурке тесной той,
Забьется сердце в гулкой тишине.
Он все забудет: боль свою и страх...
Но памяти не оборвётся нить.
Он с тихою улыбкой на губах
Попросит:
«Братцы, дайте закурить».
И все поймет…
Прощальных слёз роса
Растает, и часов утихнет бой…
И ангелы задернут небеса
Последней, самой тайной пеленой.
Он нам оставит очень хрупкий мир,
Мерцающий в ладони светлячком.
Мир — не приют,
не рынок
и не тир…
Мир просто ждет, что вспомним мы о том,
Что человеку человек не волк!
Колоколов не потускнеет медь…
И вновь весной
идет Бессмертный полк –
На правнуков
с надеждой
посмотреть!
16. Дед Леон, Орлик и мы. Призёр МФ ВСМ
Нина Пигарева
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
(Из воспоминаний моей мамы)
На женщинах, на стариках и подростках в годы войны держался тыл, считавшийся прочным, надёжным. Наша учёба в школе не прерывалась, но уже с последним звонком мы на всё лето поступали в распоряжение деда Леона - дробного, но ещё крепенького старичка, славившегося самым ловким и сноровистым скирдоукладчиком.
И были ещё закреплены за нашей бригадой четвероногие помощники, два бычка - Мартин и Орлик, которые выполняли обязанности недостающих в колхозе лошадей. Здоровым, лобастым был Мартин, но силушку свою всю не оказывал. Бывало, лишнего на его воз не клади - засипит, набычится и ни за что с места не тронется, хоть засеки его до смерти. А Орлик, наоборот, с виду маленький и слабенький, всегда тянул свой гуж из последней мочи. За выносливость и покорность мы все очень уважали и жалели Орлика. А вот Мартина недолюбливали.
Однажды перевозили с запольного снопы соломы поближе к фермам. Дед Леон укладывал, а мы подавали. Все изрядно устали. Выбились из сил и наши рогатые тягачи. На последнем рейсе дед Леон решил сократить путь. Срезав угол, он направил Мартина на дорогу, ведущую через лог. А «рулить» послушным Орликом доверил самому старшему из нас, пятнадцатилетнему Кольке. Легко преодолел подъём Мартин, а Орлик на полпути заспотыкался, и потянула его телега назад. Тогда он, бедолага, повалился на передние ноги, вытянул вперёд шею, пополз дальше. В мгновение ока, мы все как по команде, кинулись на подмогу Орлику.
«А ну-ка, живо расступись! - испуганно закричал дед Леон, - понесёт вниз, не остановишь, покалечит всех. Бросай, Колька, вожжи! Кому говорю, бросай». Но Колька и не слышал будто. Со слезами на глазах он молил Орлика: «Ну, давай, хороший, чуть-чуть осталось, не подкачай». Не внимали приказам старика и мы, кружась под колёсами и подталкивая тяжёлый воз. Не могли мы оставить Орлика в трудную минуту. Видя наше упорство, кряхтя, подставил под край телеги своё плечо дедушка Леон. Всё это заняло несколько минут, а показалось - прошла целая вечность. Сообща мы справились с трудной задачей, весёлые и довольные вернулись домой. Назавтра дед Леон устроил нам выходной, а Орлику «больничный». И был он на «больничном» до тех пор, пока полностью не зажили его сбитые до крови колени.
17. Сразу после Бога
Вахтанг Рошаль
3 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №5
Сразу после бога идет отец.
Вольфганг Моцарт
Моего папу Рошаль Еселя Шевелевича призвали 22 апреля 1941 года на сборы на три месяца. А вернулся он осенью 1945 года, за год до моего рождения. Я попросил свою старшую сестру написать о том, что она помнит из тех времен, и вот маленький отрывок из её воспоминаний:
«...большой буфет, за который папа бросал пачки с оставшимися папиросами и который его выручил в блокаду. Он курил очень много, почти до самой смерти. Я увидела отца первый раз четырехлетней - только в 43 году, когда он навестил нас после ранения. Я его называла «дядя Саша» (папой я стала звать его только в 1946). Когда я родилась, его посадили (или он уже сидел). К счастью, на дворе стоял уже не 37-й, его выпустили, а потом забрали на военные сборы. Потом началась война.
118 дивизия, в которой он служил, входила в 10 корпус 7-й армии, который отступал в сторону Ленинграда. Под Нарвой папу ранило в первый раз в щеку и его отвезли в Ленинград. Хорошо, что не в госпиталь на Кирочной, в который попала бомба и там почти все погибли. Война и блокада - это страшные вещи, это трудно представить. Мой папа был не трусливый, он страдал не от голода, а от отсутствия курева. Недостаток еды он компенсировал водой, пил так много, что весь распух. И сосед посоветовал ему постепенно сократить количество выпиваемой воды.
Он много раз ходил по Ледовой трассе пешком. Я спрашивала его – не страшно ли, он говорил, что нет. Страшно было, когда немцы наступают, а нечем стрелять. Он очень жалел тех, которые приходили с маршевыми ротами – все без оружия. Необстрелянные, они почти все погибали. После ранения папу взял к себе майор Трошкин – он работал в контрразведке «Смерш». Папа был очень доволен тем, что служил в Ленинграде, на Ленинградском фронте. Хотя было тяжело, но все-таки...
Папа вернулся с войны в конце 1945 года. Он приехал на виллисе (его подбросили) и карманы его были полны конфет. Он тут же начал угощать всех детей во дворе – и своих, и чужих...»
Лучше мне не написать, но помню, папа рассказывал, что, когда отступали голодные и разутые из Эстонии, им встретился склад. Немцы были рядом, надо было торопиться. Лейтенант, командир их взвода разрешил вскрыть склад,- солдаты набрали продуктов и вышли к своим. Там их уже ждал особый отдел, провел дознание и комвзвода за самоуправство арестовали и расстреляли.
Папа прошел всю войну от Ленинграда до Потсдама, но блокадные воспоминания были для него самыми тяжелыми.
Вот такое было время... А вообще-то мне повезло, что папа вернулся с войны живой. Ведь иначе бы меня на этом свете не было бы. Папа дождался внуков и безумно любил их, ни в чём им не отказывая. Я всегда вспоминаю его с теплом и любовью. А вдруг он там, в космосе или в другом мире прочитает это: Я люблю тебя, Папочка!
Хочу и вам пожелать , чтобы про своих отцов Вы вспоминали с Любовью.
"…Почитай отца твоего и мать твою, дабы продлились твои дни на земле, которые Господь, Бог твой, даёт тебе." (Исход)
18. Сердцу непонятен забвения язык
Светлая Ночка
1 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Малыш, ты лучше не играй в войну, —
Она крадёт из жизни самых смелых
И возвращает неживых, нецелых, —
За мирную так платят тишину.
И деда твоего взяла она, —
Серьёзная игра не только взрослых;
Она брала красивых, умных, рослых, —
С судьбою сговор учинившая война…
Д. Куликов
Как же трудно говорить о войне…
Любой.
А о той, которая отняла родного деда и ещё семь родственников, — невыносимо горько.
Их было восемь, восемь.
Они ушли туда, где ждали.
Печальна жизни осень,
Страшнее смерть вначале.
Но вы не побоялись
И жизнь свою отдали.
Всё в мире устоялось,
Лишь вас мы не дождались…
Дед был статен и красив, одарен математическими способностями и очень любил свою семью.
... И на земле немецкой свою жизнь потерявший,
Для Родины спасённой — став без вести пропавшим,
Простой советский парень, войны испивший чашу,
В чужой земле остался; его молчанье — крик!
Да, хочется кричать от боли, слать проклятия в адрес ненавистных фашистов, но, как сказал когда-то в одном из интервью кинорежиссёр-фронтовик Петр Тодоровский: «О войне можно рассказать тихо»...
Вот всего лишь два эпизода из военного детства моей мамы о том, как в те лихие годы люди поддерживали друг друга. Повествование ведётся от лица мамы.
Е-е-е-шь?..
Папа ушёл на фронт в первые дни войны. На попечение мамы остались престарелые родители и нас пятеро, — мал мала меньше.
Изловчившись в очередной раз накормить семью, мама напекла лепешек из картошки с мякиной. Получив свою долю, я вышла на крыльцо. Только открыла рот в предвкушении, как услышала тихое и протяжное: «Е-е-е-шь?». Обернулась и увидела соседку, старенькую бабушку Наташу. Та жадно глядела на лепешку. Нет, она не просила, а просто смотрела, не отрываясь, и сглатывала слюну.
И я, ни на секунду не задумываясь о том, что сама останусь голодной, протянула ей лепешку. Всю. Бабушка схватила ее и в миг, почти не жуя, проглотила. А я вернулась домой. Видимо, по выражению моего лица и по тому, что я так быстро пришла, домашние всё поняли, и каждый, не сговариваясь, протянул мне свой, не съеденный еще, кусок.
Детская площадка
В нашем селе было немало многодетных семей. Для спасения детей весной 1944 года была создана, так называемая, детская площадка.
А поводом послужил случай. Однажды я вышла в свой огород и увидела на пригорке, у задней стены дома, троих мальчишек. Они лежали с закрытыми глазами, а их рты были чёрными. Испытывая страх и ужас от осознания того, что они мертвы, я все-таки приблизилась и припала к груди одного из них. Услышав дыхание, с криком: «Они живы! Они живы!», побежала в сельский Совет сообщить о «находке». Оказалось, что голодные дети, в поисках чего-нибудь съедобного, забрели в огород, накопали корней лопуха, наелись пополам с землей и уснули, разомлев на солнышке.
Вот для таких ребят и было организовано что-то вроде яслей-сада. Содержали их на пожертвования жителей села. Помогали, кто чем мог, отрывая от себя.
Детишек на «площадке» было тридцать. И все, все до одного, остались живы!
Прошли десятилетья; забыла всё Европа;
Как быстро безвозвратно утрачен горький опыт!
Вооружений гонка, и НАТО слышен топот...
Но сердцу непонятен забвения язык!
_______
Примечание. В тексте звучат стихи моего племянника Дмитрия Куликова
19. День памяти ленинградской блокады
Наталья Скорнякова
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
В день памяти ленинградской блокады, мне вспомнился рассказ моей соседки, которая пережила блокаду и дожила до ста лет. Вырастила троих детей. Она окончила мой институт - Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Там же познакомилась со своим будущем мужем, который в наше время долгие годы был директором Новороссийского вагоноремонтного завода.
Соседка рассказывала, как люди от голода падали на ходу и умирали. И если человек падал, он просил: «Поднимите меня!» – но проходящие мимо не могли его поднять, потому что от слабости и сами могли упасть. Людей поднимали военные, у них все-таки были хорошие пайки.
Соседка была молодая и не хранила ничего впрок, как это делали раньше старики.
Ее воспитывала бабушка в деревне под Псковом, а в Ленинграде она жила в общежитии.
Во время блокады многие продавали вещи, чтобы хотя бы маленькую сушечку или кусочек сахара принести домой. «Однажды, – вспоминала она, – одна женщина принесла очень дорогую шубу продать, и у нее эту шубу купили за половину буханки черного хлеба и бараночку». И так некоторые, у кого был запасец продуктов, наживались.
Мертвых на улице подбирали и складывали штабелями на грузовики. Соседка вспоминала, как однажды мимо нее проехал грузовик, в котором лежала замерзшая девушка с рыжими золотыми волосами, они спускались почти до самой земли.
В городе не было отопления, воды – всё замерзло. Чтобы сберечь силы, соседка не носила воду из реки, просто брала снег. Дров не было. Взрывались дома от бомбежек. Чтобы хоть что-то поесть, подержать во рту, варила клейстер и даже кожаный пояс, и она жевала его.
В то время не было почти никакой возможности эвакуироваться, все дороги были закрыты, кроме Дороги Жизни, куда трудно было попасть, достать и оформить документы на выезд. И вот когда ее парень, ее любимый слег, она решилась во чтобы-то ни стало достать такое разрешение. Помог декан института, у которого родственник занимал высокий пост, сделал им разрешение на выезд. Им выдали паек в дорогу – целую буханку хлеба. Однако много людей умерло в дороге оттого, что они съедали паек весь сразу.
На другом берегу крестьяне выносили им морошку, клюкву. Люди брали ягоды в рот, а рот был белый, одеревенелый, он уже не открывался и не закрывался – слюны не было. Им клали морошку в рот, и он становился красный и оживал.
Потом, когда они ехали в поезде, на одной из остановок соседка убежала за водой. Вернулась, а ее любимого не было. Ей объяснили, что всех мертвых и умирающих сняли с поезда. Узнала, куда увезли. Устроилась в госпитале санитаркой, чтоб быть ближе к любимому. Постепенно жизнь к нему возвращалась, помогли и годы молодые и любимая рядом.
Победу они встречали здоровыми, счастливыми. Удалось пережить жуткую блокаду.
Они прожили долгую счастливую жизнь, радовались каждому мгновению. Оптимизм, желание жить, творить, любить помогало им преодолевать все жизненные
невзгоды.
Мои реальные герои: Михайловы Георгий Владимирович и Лидия Васильевна
20. Рассказ блокадника
Валерий Таиров
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
……………………….. Ольге Берггольц
Я – ровесник блокады,
Это значит – войне:
Был рождён в Ленинграде
В сорок первой весне…
Лишь три месяца мирных,
И пошла круговерть:
В коммунальных квартирах –
Голод, холод и смерть!
Отбивался я криком,
Запелёнут до пят…
Рвался немец блиц-кригом
Взять Неву, Ленинград.
Рвались в стенах снаряды,
Бомбы – в стылой реке –
И казалось, что рядом,
Враг был невдалеке…
…В тишине думать лучше
О простейших вещах –
Как господствовал Случай:
И казнил, и прощал!
Фронт держал оборону,
Дом от взрывов дрожал…
И висел в небе чёрном
Колбасой дирижабль…
Коммуналка, Фонтанка,
Мать – в больнице врачом…
Жизнь проехалась танком…
Хлеб… Ещё-то – о чем?
О невиданных бедах,
Разведённых мостах?
Нет важнее Победы,
Побеждающей страх!
Чем прогневались боги?
Или мы так плохи`?..
Вновь блокадные Ольги*
Я читаю стихи.
В память прошлое вбито,
Но вопрос не закрыт,
Что «Ничто не забыто,
И никто не забыт!..»
…Дальше многое было –
Не опишешь весь путь,
Если память забыла,
Можно сердцем всплакнуть.
Не положено плакать –
Лишь усталым глазам,
Отступленье атакой
Уготовано нам!..
……………………….
Я дожил… Что наградой?
- Позабыть о войне?
Позабыть о блокаде?
Не по силам то мне!
…Страшен стук метронома:
Как услышу опять –
Тянет выйти из дома, -
Скоро ль будут стрелять?
Был рождён в Ленинграде
В сорок первой весне,
Я – ровесник блокаде,
Это значит – войне…
* - Ольга Фёдоровна Берггольц – блокадная поэтесса
21. Блокада Ленинграда
Валерий Таиров
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Выжить – цель и обычная участь,
Чтоб пером нацарапать повесть,
Как в одних умирала трусость,
Как в других просыпалась совесть…
Только выжить – всего-то и надо,
Старый очень, неважно, иль молод…
Им, блокадникам. жаль Ленинграда,
Холод страшен был – внутренний холод!
В сорок первом жизнь билась со смертью,
Встав за грань и порог истощенья
Тягой к жизни стегала, как плетью,
У врагов не моля снисхожденья!...
Умирали за Родину роты
И не слышали сводок хвалебных.
Умирали, ползли на работу
Для победы и…карточек хлебных.
* * *
…Знал художник, поэт подворотен
Город тёмный не виден из рая!
На последнем из сотен полотен
Рисовал город свой, умирая…
Гневным стоном сирены завыли –
В небе тучи стервятников снова!
Как ладонями город прикрыли
Тучи – словно молились покрову…
Нет воды. Утром будет молитва,
Шёпот тихий сухими губами –
Лишь о будущем (каждый день – битва),
О Победе своих над врагами.
Нет вина на печальные тризны.
Смерть привычна. Жестоки итоги -
Жизнь ушла на Дороге их жизни,
А другой не бывает дороги…
…На Фонтанке лёд – стылая корка,
Только чёрные пятна местами:
Санки с трупом – везут их из морга
Под слепыми от горя мостами.
И не знает блокадная пресса,
Кто в тех санках –блокадный подросток?
А быть может, ушла поэтесса
Или Мастер – упал, умер просто…
Нет, не выжить, окопы не роя…
Сколь героев в родимой отчизне?
Жертвы мы, или, может, герои?
Всё равно – каждый тянется к жизни!...
…Метроном – звука точного сила,
Пострашней поднебесного грома,
И, когда бы меня ни спросили –
Слышу, чувствую стук метронома!
Не хотелось погибнуть нелепо,
Быть убитым фашистским снарядом…
Бомбы падают гулко и слепо -
ДО СИХ ПОР, КАК МНЕ КАЖЕТСЯ, РЯДОМ!
* * *
Не бомбите меня! НЕ БОМБИТЕ!
Говорят, что сегодня мой праздник?!
Повезло…Вот он я – жив, смотрите!
Я зовусь страшным словом – БЛОКАДНИК!
Вспоминают блокадные дети,
Зализавшие раны подранки.
Вот и я вспоминаю дни эти –
Берега лет военных Фонтанки!
…Как мне вспомнить всё это хотелось:
Всю блокадную, страшную повесть,
Где в одних просыпалась смелость,
А в других просыпалась совесть!
22. Благословение Героя - на К-9
Борис Тамарин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Три молодые женщины сидели в гостиничном ресторане, привлекая всеобщее внимание. Его тоже, особенно светловолосая. Несколько раз поймал изучающий взгляд. Когда объявили белый танец, она подошла:
- Танцуете?
- С удовольствием!
... Стройное тело, чутко реагирующее на музыку и его движения...
- Могу я Вас похитить?
К удивлению, она оказалась стеснительной и неопытной...
Когда затихли, он спросил:
- Почему меня выбрала?
- Ты приезжий... Со здешними не хотела... Спасибо за все мои ощущения...
- Останешься?
- Нет, дома муж ждёт. Мы очень любим друг друга...
- ...?
- Вернулся два месяца назад героем, но инвалидом... Не может...
Говорит, ты молодая, здоровая, роди мне сына, чтобы род не угас. Отнекивалась, но сегодня буквально заставил с подругами пойти...
- Чтобы встретились. Удачно приехал...
- Надолго?
- Три дня. Придёшь завтра?
- Полвосьмого...
- Боже, как мне хорошо!...- Она засмеялась.
- Ты просто создана для ласки и любви!
- Муж хочет с тобой познакомиться. Очень просил. Во сколько завтра уезжаешь? Можешь до этого?...
- Десятичасовым. К семи...
Его встретил молодой мужчина в инвалидной коляске.
- Танюша, пойди на кухню, у нас мужской разговор будет...
- Похож на описание... Фронтовик?
- Капитан Дмитрий Донцов!
- Майор Тимофей Мельников! Ранило под Берлином... Осколочные... Лёгкое и позвоночник..., три месяца госпиталей... Дали Героя, только лучше бы посмертно... Спасибо, что пришёл... Сколько тебе, женат?
- Двадцать шесть... Холостой... Инженер, здесь завод восстанавливаем...
- Хорошо... Капитан, мне немного осталось, максимум полгода... Женись на Танюше... Лучшей, любящей и верной не сыщешь...
- Неожиданно...
- Хочу, чтобы счастлива была... Я в людях не ошибаюсь. Ты достоин её любви... И она твоей... Ведь нравится?
- Не скрою...
- Мы поженились в 42-ом. Ей девятнадцать, мне двадцать четыре...
Через неделю призвали... Вернулся таким...
- Может восстановится здоровье...
- Капитан, понимаешь же, такое не восстанавливается...
Тимофей написал на листе, вложил в конверт, запечатал.
- Вскроешь, при разговоре с ней, если решишься... Если нет, сожги...
Подумай над сказанным... Ты ей нравишься, аж глазки заблестели...
- Подумаю... Мне пора... Приеду месяца через два, навещу. Держись, майор!
Дмитрий вернулся через четыре месяца. Завершив дела, вечером отправился по знакомому адресу.
Татьяна была в чёрном с округлившимся животом.
- Никак не получилось приехать раньше, извини... Тимофей?
- Похоронили месяц назад...
- Соболезную... Мой? - показал на живот.
- Твои! Врач сказал - двойня...
Он почувствовал ликование и облегчение...
- Знаешь, о чём мы говорили тогда?
- Нет.
- Он хотел, чтобы женился на тебе... Я много думал, всё время помнил тебя...
- Я тоже помнила...
- Он сказал, если решусь, прочесть...
Дмитрий вскрыл конверт.
- "Благословляю вас! Любите и будьте счастливы! Одно прошу, родите мальчика, назовите именем моего отца, Василием."
- Он был прав, лучшей жены не найти. И ты мать моих детей!
Согласна пойти за меня?
Она подняла полные слёз глаза.
- Я любила его и буду любить тебя! Согласна!
Они уехали через неделю.
Татьяна родила двух мальчиков. Одного зарегистрировали Виктором Дмитриевичем Донцовым, другого - Василием Тимофеевичем Мельниковым.
Они прожили долгую счастливую жизнь...
23. Они воевали с фашистами!
Анна Шустерман
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №19 «Абориген конкурсов»
5 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Тётин муж, а также папа Фимки, и папа Розочки во время Великой Отечественной войны воевали с фашистами...
Во дворе мальчишки - "партизаны" - тоже воюют с "фашистами".
Девчонок в эту игру не принимают.
Я сказала Фимке: - Пусть будут раненые, и мы с Розочкой будем их перевязывать.
Мы хватаем "партизана", валим его на землю и перевязываем, перевязываем, пока не кончится бинт.
Cосед Фимки - папа моей подружки Розочки.
Папа Розочки ходит на костылях.
Она стесняется своего папу, который падает, когда напивается в бадежке на углу нашей улицы.
Все папы там напиваются...
Мы, детки, помогаем затащить их домой.
Легче всего тащить Розочкиного папу, он легче всех.
Фимкиного папу тащить тяжело, так как у него две ноги.
У меня нет папы, он умер, поэтому я живу у тёти, в Одессе.
Мне стыдно за тётиного мужа, который часто ходит в бaдeжку и там напивается...
У меня есть сосед - бывший моряк, он учит меня считать, писать и читать.
Сосед, бывший моряк, тоже воевал с фашистами, но в бадежку не ходит, и мне за него не стыдно!
Mеня прогнaли из кухни, чтобы я не вертелась под ногами, и не перевeрнула кaзанок с голубцами.
В комнате тётин муж открыл чемоданчик, называется патефон.
Крутить ручку мясорубки и патефона - мои любимые занятия!
В комоде, на котором стоит патефон, много ящиков, закрытыx на ключ.
Тётин муж вынимает из ящичка пластинку в бумажном конверте, потом осторожно вынимает её из конверта и, держа двумя пальцами за бока пластинки, кладёт её на бархатную подстaвку - тарелочку.
Мне не разрешают трогать чёрные блестящие пластинки, чтобы я не запачкала их своими руками.
Мне не разрешают устанавливать иголку на пластинку, чтобы я не укололась и случайно не поцарапала пластинку.
Но зато я могу сама вставить ручку от пaтефона в дырочку и крутить eё.
Тётин муж подпевает дядe в патeфонe:
- Эх, путь-дорожка фронтовая, не страшна нам бомбёжка любая, / А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела.
Пока ящики комода открыты, я могу в них покопаться...
В верхнем, cамом маленьком ящике, лежат медали, которые тётин муж получил во время войны.
Ещё там есть мешочек с монетами, которые он привёз из Берлина, и маленький конвертик с иголками для патефона.
В самом низу комода лежат ёлочные игрушки, завернутые в вату.
Тётя не разрешает их трогать, но сейчас она не видит, что я делаю...
Когда голубцы будут готовы, мы будем наряжать ёлочку, которую тётин муж установил в углу комнаты.
Мне хочется украсить ёлку настоящими медалями!
Hо тётин муж сказал, что его медали - не ёлочные игрушки...
24. Мои дорогие...
Эль Ка 3
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №14
Я из послевоенного поколения. Не рассказывали мне о войне родители, ни бабушки, ни прабабушка, тихая кружевная старушка, всегда укутанная в тонкую белую пуховую шаль и летом и зимой, ни её младшая дочь, бабушкина сестра. Было у них всё в кружевных салфеточках -радио, комод, буфет и большая кружевная скатерть на круглом столе. После всегдашнего чаёвничания, прабабушка, каким-то только ей свойственным движением, смахивала хлебные крошки с кружева скатерти и отправляла их в рот. И я всё время удивлялась, как не застревало в этих петельках ничего.. никаких крошек. Они пережили блокаду.
Сейчас трудно себе представить, что такое блокадные 125 гр. хлеба.
Маме 14 лет. Сначала дежурили с одноклассниками на крышах, гасили зажигательные бомбы, рыли в пригороде окопы. А потом наступила зима. Таких морозов в Ленинграде не было ни до, ни после той страшной зимы.
Отключили или замёрзли водопровод и канализация. Холод пронзал всё, казалось внутри организма всё вымерзало.. .Самыми страшным были январь и февраль 1942. Дедушка, Керн Михаил Петрович, отдавал половину своей пайки доченьке. Она не отказывалась, принимала как должное. В феврале по Дороге Жизни их с бабушкой эвакуировали. Дедушка не дожил несколько дней. Он умер от голода. Единственный момент, который вспоминала мама, это когда их в открытом грузовике везли через Ладогу, впереди идущая машина провалилась под лёд со всеми... всеми...
А их водитель только объехал полынью и повёз дальше.
Приказ не останавливаться.
В январе 44 сразу после снятия блокады бабушкина сестра успела прислать им вызов в Красноярск и они отправились домой. Мамочку взяли на заготовку дров под Выборг, откуда она вернулась весной 45. В мае ей исполнилось 18.
Как-то рассказывала мне, как уже в 40- летнем возрасте побывала на экскурсии в Бресте. Комплекс мемориальный тогда был новый. Их, экскурсантов, не предупредили о звуковых сигналах. И вот ведут по полутёмному пространству, показывают экспонаты, и вдруг раздается вой сирены...
Память проснулась... Мама испугалась так, что бросилась бежать, бежать на свет, на воздух. Она даже босоножку потеряла. Уже на улице, когда выскочила, потеряла сознание. А ведь после войны прошло больше 20 лет.
Дедушка по папиной линии пропал без вести на Синявинских болотах. К слову, оба дедушки моего мужа тоже погибли на Ленинградском фронте. И три старших папиных брата. И я не знаю как они погибли.
Мой свекор прошел войну в авиаполку. Самые страшные бои оказались под Новороссийском. Почему-то запомнился его рассказ, о том, как переправляли техсостав, когда меняли дислокацию. Они летели в бомболюках, без парашюта, скорчившись в позе эмбриона, и люк мог раскрыться.
...Стреляли.
9 мая сын прислал скриншот документа из воен. архива Кронштадта.
Там говорится, что мой отец, с 1942 года старшина второй статьи Захаров Василий Павлович был направлен нести военную службу на о. Сескар, "участвовал в высадке морского десанта на о.Бисрке и о. Б. Тютерс, где получил ранение в руку. А также на о. Б. Тютерс принимал непосредственное участие в разминировании заминированных участков укреплений и жилых домов".
Под самый конец жизни захотел папа написать воспоминания. О войне. Не успел.
Так и останется только в строчках архива, да в нашей памяти. Низкий поклон вам, мои родные, мои любимые, мои дорогие.
25. Чёрное на белом. Стасис Альгирдис Красаускас
Эль Ка 3
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №14
...Мастерство Красаускаса растёт с каждым годом. И всё больше философских вопросов возникает в его душе. Все мы приходим с возрастом к ним .
Для чего Я пришёл в этот мир. И что есть этот Мир? И что Я в этом Мире?
Во время Великой Отечественной войны Стасис был подростком. И к этой теме - теме войны и мира - он обращался очень часто. В контексте открытий и заблуждений человека, человечества... К этой теме можно отнести и серию автоцинкографий 1973 года "Куда идёшь человек?" Художник завершает здесь разработку творческих поисков цикла "Движение". Атлетические фигуры мужчин, их могущественность и страшные последствия войны. Ужас и трепет вызывает рисунок атлета на костылях - обнажённый прекрасный торс без ноги, держащий на своих атлантовых плечах земной шар. Низко опущена голова мужчины . Куда мы идём? Боже мой, как же эта тема современна! Что творит человек? Нет равновесия нигде и ни в чём!
Размышляя над творчеством художника, я задумалась, насколько он современен. И как много он успел сказать за очень маленький, отпущенный ему, как художнику, период жизни. То, как при всей вроде бы уравновешенности и успешности раскалывалось его ощущение и принятие жизни. При всем при этом он делал одновременно с трагическими сериями удивительные по красоте, одухотворённости, лиричности и пластичности серии, посвящённые женщине. Любовь и жертвенность во имя любви. И во имя жизни. Таков цикл "Рождение женщины". Торжество женского, как жизненного начала, здесь несомненно.
У Красаускаса постоянно движение противопоставляется покою. Свет и тьма . Война и мир. Жизнь и смерть. Белое и чёрное.
"Саму суть графики создает конфликт, борьба двух цветов, - говорил мастер. - Меня этот конфликт очень интересует, каждое его решение требует философского осмысления. Начинаешь мыслить образами, стремишься передать все их содержание в цветовом богатстве черного и белого". Стасис Красаускас
Огромную роль в его творчестве играет литература и поэзия.. Стихи окружали его, он делал иллюстрации к поэтическим сборникам. Был в нём поэтический дар. И у его линии своя музыка и ритм.
Работая со словом, превращая текст в изображение, он очень тонко чувствовал его. А может быть этот поэтический дар был его сутью?
В 1975 году Стасис Красаускас создал сильнейшую вещь. «Вечно живые». Не знаю, насколько эмоционально он переживал и вживался в то, что творил... Не дает мне покоя мысль, что достиг он наивысшей точки в своём творчестве и сгорел на этом костре.
Мелодия, тревожная как симфония Шостаковича, с повторяющимся рефреном на всех листах серии – лежащего под землёй солдата. Его сны.
Красаускас изобразил их, не в землю лёгших, а превратившихся в белых журавлей, как писал когда-то Расул Гамзатов. И как пел Марк Бернес.
Лежат солдаты, горюют матери, вдовы.
Где те, нерождённые дети молоденьких мальчиков, погибших, защищая Родину? Пустынна земля.
Линия Красаускаса не поёт здесь, она страдает и речитативом рвёт и режет сосуды сердца. Не сопереживать, глядя на эти работы – НЕВОЗМОЖНО.
Мне кажется, что он на такой высокой ноте закончил свою ПЕСНЬ, что его уход из жизни был логичен.
После его смерти прошёл не один десяток лет. Но выше - по накалу страстей и мастерству - художественных произведений на эту тему я не встретила.
*****
7. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №7. «НОМИНАНТЫ» КОНКУРСА-9 «К 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ НАД ФАШИЗМОМ»
В этот Сборник включены произведения Номинантов в «Основной номинации» («Военные и Гражданские истории») Всего 18 «Номинантов».
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Владимир Белик http://proza.ru/2011/05/26/367 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ»)
2. Владимир Белик http://proza.ru/2013/05/09/464 («Гражданская тематика», в дальнейшем, ГТ»)
3. Варакушка 5 http://proza.ru/2020/06/01/198 («ВТ»)
4. Александр Головко http://proza.ru/2020/05/14/1728 («ВТ»)
5. Борис Гриненко Ал http://proza.ru/2020/05/28/1585 («ВТ»)
6. Валерий Неудахин http://proza.ru/2020/05/12/1309 («ГТ»)
7. Нина Павлюк http://proza.ru/2019/08/09/1086 («ГТ»)
8. Виктор Панько http://proza.ru/2015/04/23/531 («ВТ»)
9. Лидия Парамонова -Фокина http://proza.ru/2020/05/08/1853 («ГТ»)
10. Лариса Потапова http://proza.ru/2020/05/27/2079 («ГТ»)
11. Нина Радостная http://proza.ru/2013/04/23/681 («ГТ»)
12. Наталья Скорнякова http://proza.ru/2019/08/11/524 («ГТ»)
13. Сотр 1 http://proza.ru/2016/07/06/1381 («ГТ»)
14. Джули Тай http://proza.ru/2020/05/13/1214 («ГТ»)
15. Фрегатт http://proza.ru/2020/05/14/1274 («ГТ»)
16. Александра Шам http://proza.ru/2020/05/15/2196 («ВТ»)
17. Александра Шам http://proza.ru/2020/05/11/2253 («ГТ»)
18. Андрей Эйсмонт http://proza.ru/2018/05/06/1494 («ГТ»)
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Русское небо
Владимир Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Гауптманн Курт фон Ватманн летал на Ме-109 и служил в знаменитой авиаэскадре "бубновых тузов" под командованием супераса и эксперта люфтваффе оберста Генриха Шулерманна, кавалера всех до одного крестов рейха с "дубовыми золотыми листьями" да "мечами" к ним и был командиром эскадрильи "Гоблины", входящей в состав этой эскадры. Курт и его ведомый- онемеченный чех, по матери ариец, красавчик блондин обер-лейтенант Доминик Старостнах, любимчик Евы Браун, Йозефа и Магды Геббельс, другие подчиненные из эскадрильи, регулярно совершали по два-три раза в день "боевые вылеты". Бравые пилоты там добивались "многочисленных впечатляющих побед над дикими русскими лётчиками и прочими большевисткими азиатами", что дало повод последующим "историкам" писать, что "бездари" русские победили "умелых и смелых" немцев исключительно "закидав их трупами".
Вот, например, позавчера они всем составом эскадрильи набрали немало "побед", гоняясь за русским "кукурузником", что зафиксировали фотокинопулемёты на их "мессерах" и многочисленные письменные свидетельства участников. Правда, сука, "кукурузник" слегка дымя, ныряя в высокую траву низом ушёл от них, и русская баба, управляющая бипланом, ещё показала Курту красноречивый характерный недипломатичный русский жест "по-локоть", чего "тонкая арийская рыцарская душа" фон Ватманна не могла вынести, и этот варварский жест, унижающий его мужское достоинство, стоял у него всё время перед глазами. За эти "победы и подвиги" все "гоблины" были награждены многочисленными крестами и разными прибамбасами к ним, типа "дубовых листьев" и "золотых мечей". Также, днём и ночью, на рейхсрадио-1 об этом вещал сам Геббельс.
Но вчера всё это закончилось... На участке фронта эскадры Шулерманна появился ужасный подполковник Резинкин со своими головорезами. Самолёт под номером 137, разрисованный персонажами из русских сказок, наводил просто шорох среди членов эскадры "бубновых тузов". И вчера, о, ужас, был сбит и сгорел вместе со своим самолётом красавчик Старостнах- его ведомый, сам Курт еле ноги унёс. А эскрадрильи майора Отто Манна "злые тигры неба", вообще, не повезло, она, практически, целиком догорала во главе с Манном на земле.
По случаю гибели "супераса и рыцаря неба" "эксперта люфтваффе" Доминика Старостнаха к Гитлеру обратились, с просьбой ввести в рейхе трёхдневный траур, Ева Браун и чета Геббельсов, на что фюрер разразился своими обычными криками и послал их на ***. Успокоившись затем, Гитлер предложил записать, что Доминик "поразил одиннадцать русских самолётов" в последнем бою, наградить его посмертно Рыцарским крестом с бриллиантами, дал указание объявить об этом Геббельсу по радио и напечатать некролог Старостнаха в партийной газете "Фёлькишер Беобахтер", но траур не разрешил; "Если, по каждому мудаку будем объявлять, то *** знает, что будет?!". Ещё фюрер приказал, в ближайшей еженедельной радиопередаче "женские арийские истории с Магдой Геббельс" передать интервью со скорбящей вдовой Катариной Старостнах.
Поэтому, услышав в наушниках "Ахтунг, ахтунг, в воздухе Резинкин!", разрисованный драконами мессершмитт Ватманна бросился наутёк, рядом с ним со всех сторон, в одном направлении на аэродром родной, неслись и неслись размалёванные разными чудищами "мессеры" знаменитой авиаэскадры. Курт подумал, а может, от греха подальше, перевестись к "лаптёжникам" в бомбардировочную пикирующую авиацию, ведь, летавший на Юнкерсе-87, его приятель Ганс Попель уже целую танковую армию русских "победил". Но нет, и у них лафа кончилась тоже, написал ему тот, недавно там появился, и всех до ужаса зашугал, страшный русский лётчик майор Краснодуб.
2. В травке девочка играла...
Владимир Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
(Партизанские частушки)
В травке девочка играет,
У деревни, на краю...
Ничего не предвещает,
Птички весело поют.
Белорусское Полесье-
Партизанский славный край!
Шли каратели в межлесье,
Грабь, стреляй и убивай!
Мотоциклы окружили,
Каски, чёрные плащи!
Жили мирно, не тужили...
На хрен, гады, вы пришли?!..
Не стреляй в дитё, вражина!
Вспомни киндеров своих!
Mutter их ещё, скотина!
Смог бы, ты, прожить без них?!
Убирайся же скорее,
В свой любимый Фатерлянд!
Будешь ты живей, целее
У Рождественских гирлянд!
Ну, а коль в девчонку стрельнешь,
Как собака ведь помрёшь!
Что "ариец", ты всё веришь,
В землю же тогда уйдёшь!
Партизаны тут успели,
Завязался целый бой!
Девочку спасти сумели,
Её вызволил Герой!
Полегла айнзатцкоманда,
Партизаны сильно бьют!..
Девочка, играться, айда!
Гады больше не прийдут!..
*Mutter (нем)- мать
3. Приказ
Варакушка 5
Номинант в Основной номинации «ВТ»
На фронт папа попал студентом биофака
Абсолютно далёкий от всякой военной службы, он прошёл всю войну и вернулся в звании капитана.
Не любил эту тему. Вспоминал редко и, как правило, в обществе фронтовиков.
Детская память цепко ухватила и держит один эпизод.
Ожидалось наступление. Командиры были вызваны в штаб. Папа получил приказ взять высоту.
Хорошо укреплённую высоту приказано было штурмовать в лоб. Каждому понятно, чем
это грозило...
Высоту взяли.
Но, не в лоб. С фланга и тыла. С минимальными потерями.
Папа был представлен к награде.
Но, не получил её.
Штабной начальник, поставивший задачу, подал рапорт о неподчинении приказу.
Вместо награды пришёл приказ о выговоре.
Горечь обвинения долгие годы терзала моего отца. Но, с гордостью он подводил итог: - "Я спас жизнь многим из своего отряда. Приказ мы выполнили. И живы."
Награда нашла отца через годы.
В восьмидесятые годы ему был присвоен второй орден славы второй степени.
4. Берлинский Цветок
Александр Головко
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Пёстрый цветок на борту фюзеляжа –
«Мессер» фашистский, матёр и жесток.
Так подавали враги себя важно
И романтично: «Берлинский цветок»*.
Враг мог куражится в небе Парижа ли,
В небе над Лондоном иль над Москвой…
Сопровожденье* ему жертву выложит,
Он и собьёт, ведь ему не впервой.
Вылеты «Мессера» были помпезными,
Скольких сгубил – сосчитай их, поди...
Звякнут награды крестами железными
На бессердечной фашистской груди…
Он далеко не профан и не паинька,
С хваткой смертельною, цепок, как дог,
Вдруг на пути – молодой Колонтаенко**
Дерзко встречает «Берлинский цветок».
Курсы окончив, с немецкими асами
В небе сражался безусый юнец,
Дерзкий, отважный, в бою был прекрасен –
Немцам пророчил бесславный конец...
Молнией светит чужая эмблема.
«Жора, куда ты? Назад, баловник!»
Но не возникла пред парнем дилемма:
Ринулся в бой на врага напрямик!
«Пёстрый» уйти от мальчишки пытается
С переворотом – стремительно вниз.
Но на прицел в тот же миг попадается.
Очередь. «Мессер» безвольно завис…
На! Получай же, фашисткая гадина!
Рухнет он камнем на землю в кусты.
Позже останки его будут найдены,
Целы останутся только кресты…
Спросит командующий чуть удивлённо,
Вызвав к себе командира полка:
– Что за смельчак там у вас одарённый:
Аса-фашиста достал с «потолка»?
Скажет в ответ комполка без утаинки:
– Есть такой лётчик. Я в толк не возьму:
Жора, мальчишка ещё – Колонтаенко,
Лишь восемнадцать ему…
*Сопровождение – воздушная охрана, помощники аса-пилота.
**Герой стихотворения воевал в небе Крыма, Анапы и других местах Причерноморья. После 1945 г. воевал на Дальнем востоке. Ни разу не был сбит. Представлен к званию "Герой Советского Союза", но за провинность награду не дали...
полный рассказ в книге автора "Там, где пехота не пройдет. Суворов. Колонтаенко".
5. Дед
Борис Гриненко Ал
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Такая разная война,
Она пришла на всех одна,
Своя у каждого цена,
Вот только жизнь не всем дана
Никого так не ждали, как почтальона. Встречали его в деревне у ворот, вцепившись двумя руками в изгородь.
Приказ даётся на заре,
Нет построенья на дворе
Уходят дни в календаре.
На чьей сегодня стороне?
Не слышно топота сапог,
И от судьбы спасенья нет...
Окончен бой, не дай нам, Бог,
Поставить в горнице портрет
И положить к нему цветы,
На поле собранный венок,
Уже небесной красоты,
На постоянный срок.
Маму, начавшую пухнуть от голода, вывезли из блокадного Ленинграда с трёхлетней дочкой в 1942 году по Дороге Жизни, тогда она называлась дорогой смерти. Летом поселили её у свёкра в деревне на крутом берегу реки. Почему у свёкра – некому работать на пасеке. Что такое мёд в войну объяснять не нужно. За водой на речку приходилось бегать ей с вёдрами. Этим заканчивался день. Мама падала без сил, её поднимали, встать не могла. А кто будет ходить за водой в колхозе? Мужики на фронте, свёкру 65 лет, у него пчёлы, а это главное. Не оставишь, они тоже работают для победы.
Чем помочь фронту? На собрании решили: купить боевой самолёт, истребитель. Решение есть, денег нет. Отказались все от всего, даже от того, от чего, казалось бы, отказаться никак нельзя. Собрали. Деньги и самолёт (самолёт на заводе). Сразу пришло письмо с фронта от Героя Советского Союза генерала Данилова, он благодарил, пригласил в часть. Опять собрание: послать деда с сельскими подарками, как пасечника и как человека, сумеющего рассказать, ему было что. В далёком 1916 году в составе казачьего полка под командой Ушакова шёл он в Брусиловском прорыве на Ковель.
На аэродроме сыновья обняли отца. А как может иначе назвать лётчиков, молодых мужчин, дед, у которого свои сыновья на войне – здесь все они его дети. На следующее утро в небе Фокке–Вульф 189, рама. По тревоге успел быстро подняться один Як-9, будто специально самолёт свёкра, пилотировал Герой Советского Союза Шмелёв. Немец пытался уйти вверх, короткий бой над головами… не ушёл.
Сам Шмелёв сел, пробоины в крыле, успел взлететь – не успел надеть кислородную маску – из ушей кровь, а он улыбается:
– Довольны ли хозяева своей машиной?
Обнял дед лётчика, только и мог, что сказать: "Сынок" – и заплакал.
Уезжал он из дома налегке, тепло, а вернулся уже зимой в кожаной куртке, да на меху. Корреспондент областной газеты об этом писал:
– Было холодно, генерал Данилов снял с себя шубу и сказал: «Носи отец, береги себя, у тебя свой фронт».
Выдали деду на пасеке, а было 200 ульев, заработанный мёд, он к председателю:
– Лошадку выведи, хочу этот мёд в госпиталь свезти.
Опять дед в дороге, тепло ему, греет подарок генерала и гордость – видел, как его самолёт сбил фрица.
К хозяйке дома вернулся муж, старшина. Без ноги. Ушёл с друзьями, а пришёл один. Говорил, что ему стыдно перед ними.
Сказал три слова старшина:
«Какая странная война».
Четыре года шла гроза,
Ладонью вытерта слеза,
И молча обнял Землю я,
А в ней лежат мои друзья,
И тишина, их тишина,
Какая страшная война.
Спешит, спешит, не к ним весна.
Бессмертный полк… не знаю, можно ли нести портрет деда. На своём фронте он не погиб, он победил. Война не ушла. Она народная. Какое точное, к несчастью, и страшное определение. Она в каждом доме.
Кроме портрета отца возьму портрет его брата Бориса. Он ушёл добровольцем, был ранен, комиссован. У третьего брата Леонида была бронь, работал в НИИ в Ленинграде над пенициллином, ушёл добровольцем прорывать блокаду, был ранен, комиссован.
Сколько таких полков...
Не защититься от войны
Стволами белыми берёз,
Она, как плоть моей страны,
Её осколок в сердце врос
Сейчас идёт парадный строй,
Чеканит шаг. . . и по домам,
А в сорок первом – сразу в бой,
И кто в нём шел, остались там
Лежат без счёта, без имён,
Их не разбудит соловей,
С несносной вестью почтальон
Снимает шапку у дверей . . .
С тех пор обходит стороной
Смертельный гром, навеки смолк –
Плечом к плечу к нам выйдет строй,
Из времени бессмертный полк
6. Мужчина
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Пашка, городской парнишка, отправленный на летние каникулы в деревню к бабушке, боялся выходить за ворота. Причиной тому служил соседский гусак, прозванный Жоркой. Он прохода не давал мальчишке, норовил при встрече ущипнуть за голые ноги. И вместо того, чтобы набираться килограммов веса, витаминов в организме от бабушкиных пирогов и зелени с огорода, он старательно избегал встреч с вредной птицей.
В городе проще: воробьи, синички, голуби. Безобидные, вечно стайкой выпрашивающие семечки и крошки. Самой крупной считается ворона, но и она довольно безобидна своим поведением: каркает с деревьев на бульваре. Слышно ее обычно, когда идешь в школу. Ну, погорланит утром в выходные, так на то и птица неразумная, не знает дней недели.
Деревенская – другое дело. Улица на краю деревни примыкала к пруду, здесь собиралась вся водоплавающая рать. Вдоль берега копались куры. Вся живность соседствовала мирно, каждый занимался своим делом. Заводилой в этом царстве – Жорка, который взял добровольно на себя роль защитника водоема. Даже рыбаки не располагались рядом, он и взрослым спуску не давал.
За что гусак невзлюбил Пашку неизвестно. Может яркие шорты показались ему вызывающими, или интонации голоса мальчишки, крикливые и беспокойные, так тревожили птицу. Но при первой встрече потянулся головой на длинной шее, раскрыл клюв, крылья в стороны раскинул. Пока бабушка отогнала в сторону, успел несколько раз пребольно ущипнуть парнишку за голые ноги. До синяков. Обиженный гость взревел на такую оказию, долго всхлипывал и сопел, пока старая делала примочки.
Страх поселился в сердце, играть, не боясь нападения можно только во дворе. Выходить на улицу, значит подвергать себя опасности. Нападения происходили неожиданно и коварно. Пойдут с бабушкой в магазин, этот подлец момент выбирает. Отвернулась женщина калитку прикрыть, гусь уже шипит и голову тянет. Хвать и новый синяк на ногах у парнишки. Жизнь на отдыхе превратилась в каторгу, у забора Пашка находиться боялся. Через дырку в заборе однажды подловил, голову просунул и вцепился в майку. Еле отбился малец. Бабка щелку заколотила дощечкой, тем и спасались.
Ведет вожак стаю домой вечером, мимо ограды не проследует спокойно. Так в раж входил, грудью о доски бился, кричал на дурнину. Победу праздновал над мальчиком и уходил с гордо поднятой головой. Сами понимаете, какой тут отдых? Жизнь вприглядку получалась. Страшнее гуся птицы нет на белом свете, думал Пашка и всячески избегал встреч. Взрослые отстоять не могли, противостояние получилось между птицей и маленьким человеком.
Окотилась у соседей кошка, детки подросли, непослушными поднимались, двор изучали. Избегали вдоль и поперек. С ними общение получалось сподручнее. Они хоть и царапались, но от того, что неразумные, как Пашка полагал, от того и безобразничают. Облюбовали котята место у забора, в теплой пыли. Мать вечерами долго их вылизывала, чтобы спать уложить.
Рыженький особо непоседой слыл, везде побывал, ничего не боялся. Умудрился как-то под забором пролезть и оказался на улице. На ту беду возвращалась с пруда стая гусей. Почему Жорке маленький зверек показался опасным неизвестно, напал, принялся трепать. Пашка услышал мяуканье, открыл калитку и бросился на защиту. Поднялся ор и крик, в клубах пыли выяснялась справедливость. Из битвы вышли с потерями обе стороны: пощипанный гусак и потрепанный мальчишка.
После этого парнишка смело ходил мимо вожака стаи.
7. Колыбельная
Нина Павлюк
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Концлагерь. Женщины в плену.
Таскают вагонетки с камнем.
Ходят по кругу, как в аду.
Лица с потухшим взглядом.
Это наши матери и жены.
Им бы детей надо рожать.
Они войной разбиты, обожжёны...
Приказ: из строя шаг-стрелять.
Бравурные гимны звучали.
Шли узницы, опустив глаза.
И, вдруг, в эфире прозвучали
До боли знакомые...крики дитя.
Движенье вмиг остановилось.
И лица женщин не узнать.
Чувство материнское проснулось:
Их разбудил ребенка плач.
Они руки к солнцу протянули,
Им захотелось танцевать.
Улыбки лица женщин озарили,
А немцы начали... стрелять.
Одна из них такая молодая-
вдруг запела песню малышу.
И зазвучала"Колыбельная",
Чтобы помочь уснуть ему.
Она все шла и громко пела.
А немцы убивали матерей.
А вот и "Колыбельная "пропета,
И пуля попадает в сердце ей.
А этот детский плач младенца
Вернул им звание матерей.
А эта песня, словно с неба,
Освободила узниц от цепей.
Вдоль бараков тела их лежали
С улыбкой на серых губах:
Умирая, они вспоминали,
Как качали детей на руках.
8. Отвага
Виктор Панько
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Навстречу 70-летию Победы
15 апреля 2015 года жителю города Глодень Владимиру Михайловичу Рыбальченко исполнилось 90 лет. Поздравить ветерана пришли близкие ему люди. А моя с ним беседа состоялась на следующий день.
Он редко выходит из дому. Болят ноги, сказывается и давнее ранение в ногу, которое он получил в феврале сорок третьего. Тогда он выжил, благодаря одному украинскому селянину-старику, позаботившемуся о том, чтобы его подобрала после боя санитарная машина. До сих пор с благодарностью вспоминает того старика.
День нашего разговора выдался солнечным, тёплым. Назначив мне встречу, он поджидал у себя во дворе, сидя на скамейке. Неспешно рассказал свою биографию. Родился в селе Чернянка Курской области. Был призван после Сталинградской битвы, из 10-го класса. Воевать пришлось в составе 40-ой армии на Курской дуге, сначала во втором эшелоне, а потом – непосредственно на передовой. Была поставлена задача: пропускать немецкие танки и отсекать от них наступающую пехоту. Бои были очень тяжёлыми…
А медалью «За отвагу» он был награждён за выполнение боевого задания на Днепре. Командование тщательно отбирало для его осуществления солдат, умеющих хорошо плавать. Спрашивали каждого из них, где он родился, есть ли там река, умеет ли он плавать и сможет ли переплыть в одиночку Днепр.
Володя детство провёл на реке Оскол, чувствовал себя как рыба в воде, и сказал, что Днепр он мог бы переплыть, если по течению, а не против течения. Это и определило его участие в группе из 8 человек, которой было приказано переплыть ночью Днепр и ликвидировать находящуюся на противоположном берегу вражескую пулемётную точку.
Задание было выполнено, и это способствовало более безопасному форсированию Днепра советскими войсками. Командир группы Иван Чехов был представлен тогда к Герою Советского Союза, а Владимир Рыбальченко – к медали «За отвагу».
Боевой путь Владимира Михайловича отмечен освобождением Белгорода, Харькова, Полтавы, Краснодара, Бухареста, а также городов Грац и Линц в Австрии. Закончил войну старшим сержантом, начальником телефонной станции. Награждён орденом Отечественной войны, многими медалями, в том числе одной – правительством Болгарии.
Прослужил в армии до 1950 года, а в Молдавию приехал по направлению на восстановление народного хозяйства. Был заведующим ремонтными мастерскими машинно-тракторной станции в Котюженском районе, затем – в Болотино, главным механиком совхоза-завода «Бируинца» и Дорожно-эксплуатационного участка в Глодянах, начальником Спортивно-технического клуба ДОСААФ в селе Стырча.
За его плечами – большая, заполненная событиями, испытаниями, трудом и переживаниями жизнь простого пожилого уже человека. Обычного.
И - не совсем обычного.
Отважного.
9. Никто не забыт, ничто не забыто
Лидия Парамонова -Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
«НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО» - лозунг, употребляющийся применительно к легендарному подвигу солдат Великой Отечественной войны, который остался достоянием народной памяти.
Именно этим лозунгом открываются «Страницы жизни»- юбилейного выпуска альманаха, посвящённого 75-летию Великой Победы. Составитель и редактор Павел Лосев, который постоянно ищет необыкновенные формы воплощения своих замыслов и успешно реализует их.
Я имела счастье встретиться с этим замечательным человеком, автором прекрасных произведений различных жанров.
Встреча состоялась в Москве в преддверии этого года и она очень значима для меня. Мне посчастливилось принять участие в трёх из шести выпусках альманаха. Моей благодарности нет предела.
В альманахе опубликовано более ста произведений сорока двух авторов.
За годы жизни мной прочитано много о войне, а фильмы о ней пересмотрены по несколько раз.
При чтении произведений из альманаха вновь и вновь открывались трагические страницы кровавых боёв, гибели бесстрашных солдат- сынов Великой страны СССР на полях сражений, их успехи в многочисленных операциях по уничтожению врагов, всеобщего горя, смерти от голода и холода. Сердце сжималось то от боли, то от гордости за наш народ, то от радости за нашу Победу над фашизмом.
Павел Лосев делится с читателями информацией о творчестве отца, Валентина Лосева, - журналиста, драматурга, бойца, его произведением «Последний выстрел», воспоминаниями матери Н.З.Зиновьевой- Лосевой об отце. И знакомит читателей с творчеством четырёх поэтов, сражавшихся на фронтах: поэта, журналиста, военного корреспондента Семёна Гудзенко; поэта Павла Когана, подарившего нам песню «Бригантина», погибшего 23 сентября 1942 г. на сопке Сахарная Голова под Новороссийском; поэта классика военной лирики Михаила Кульчицкого, погибшего в бою под селом Трембачево Луганской области; поэта Николая Майорова, погибшего 8 февраля на Смоленщине.
Я выражаю восхищение и уважение Павлу Валентиновичу Лосеву и кланяюсь в его лице всем авторам публикаций в альманахе.
НИЗКИЙ ПОКЛОН ВСЕМ, КТО ПРОДОЛЖАЕТ НЕСТИ ПАМЯТЬ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 г.г., КТО ПИШЕТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНУЮ ПРАВДУ О НЕЙ, КТО НЕ ДАЁТ ПЕРЕВИРАТЬ ЕЁ ИСТОРИЮ И ОТСТАИВАЕТ ПРАВО НА ПОБЕДУ СОВЕТСКОГО НАРОДА- ОСВОБОДИТЕЛЯ ТЕРРИТОРИЙ СССР И ПРАВО НА ПОЛНОЕ ИЛИ ЧАСТИЧНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ТЕРРИТОРИЙ ДЕСЯТИ ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН: РУМЫНИИ, БОЛГАРИИ, ВЕНГРИИ, ЮГОСЛАВИИ, ПОЛЬШИ, ЧЕХОСЛОВАКИИ, АВСТРИИ, ДАНИИ, НОРВЕГИИ И ГЕРМАНИИ.
На всю жизнь я запомнила строки из стихотворения Юлии Друниной:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне...
ЛЮДИ МИРА, НЕ ДОПУСКАЙТЕ ВОЙНЫ! БЕРЕГИТЕ МИР!
10. В сорок втором
Лариса Потапова
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №12
Когда сожгли фашисты хату -
Семья ютилась лишь в землянке.
Одежда сплошь была в заплатах,
Мечталось о еде и баньке...
Все в оккупации в то время
Немало горя испытали…
Нелёгкою была проблема –
Еду найти. Так голодали...
И мать моя как-то решилась
Пойти к врагам ради сестрёнки.
Проявят, может, немцы милость,
Горсть макарон дадут, иль пшёнки.
Где кухня ихняя стояла,
Клевали что-то две сороки.
Там, на земле - еда, но мало.
Ах, если бы схватить те крохи!
Недоброю была минута…
В ладонь собрала макароны.
Вдруг немец с псиной, очень лютой,
Да и фашист был обозлённый.
- Фас! – крикнул он. И пёс рычащий,
За ней рванул. Она, как кошка,
На липу от беды грозящей
"Взлетела", поджимая ножки.
Сковал как страх её под кроной!
За ветви чуть держась руками,
Рассыпала все макароны.
На них стал немец сапогами.
От страха Боженьку молила,
Чтоб ей тогда помог, хоть кто-то.
«Забавы» немцу так хватило, -
От смеха началась икота.
Соседи видели "картину".
Спасти как Власенкову Шуру?
Боялись немца вместе с псиной.
И тут его в комендатуру
Позвал вдруг срочно караульный.
Она тотчас тогда решила
Бежать и с липы соскользнула,
Да, жаль, упала. Где взять силы
Добраться вовремя до дома?
В крови ладони и колени.
Нет, слава Богу, переломов.
Теперь скорей в родные стены!
И вот с недоброй той минуты
Девчонку мучали кошмары,
Что гонится за ней, как будто,
И злобный пёс и фриц, тот старый.
И много лет потом боялась
Больших собак и их рычанья.
Воспоминанья обострялись,
И мама прятала рыданья...
* - маленькая мамина сестричка Валя родилась в июле 1941г., а умерла в середине мая 1945г., когда солдаты возвращались с Победой домой. Не выдержало детское маленькое сердце радости предстоящей встречи с отцом, которого она ждала, но так и не увидела...
11. Память. Дети войны
Нина Радостная
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Я обращаюсь к записям, сделанным несколько лет назад. Посвящены они тревожной теме-теме войны. ВЫ понимаете, насколько сегодня нужна правда о войне. Нужна детям, внукам, правнукам...
Чёрный день начала войны-22 июня 1941 года. У кого то он совпал с проводами из дома отца или брата. Что запомнили дети? Перелистаем воспоминания:
-О войне сказал какой-то мужчина, он приехал из города. Я проводил его в поле, там все работали...
-Когда мы провожали отца - он нёс меня на руках...
-Родные очень плакали, собирали сухари, портянки...
-Все плакали...
-Когда мама собирала отца, сушили сухари, наварили яиц. У кого было мясо, так отваривали. Уходя, отец от порога вернулся к нам и всем раздал по яичку...
-Ночью мама напекла хлеба, чтоб тятя взял с собой. А я была маленькая и заплакала, что мама отдала весь хлеб тяте, а нам ничего не оставила...
Да, было спасительное детское восприятие мира. Дети осознавали жизнь только в эту минуту. Они не могли бояться за будущее. Это, наверное, помогало им выдержать испытание войной.
Встречаясь с ВАМИ, ДЕТИ ВОЙНЫ, я спрашивала, что больше всего вы запомнили из жизни в трудные военные годы. Ответы были такие:
-Когда началась война, я ходил в 3-й класс. Школу бросил, пошёл работать в колхоз. Пахали по гектару в сутки. Вставали в 3 часа утра и работали до тех пор, пока ходила лошадь...
-Старшие сёстры были отправлены на оборонные работы пешком. Они приходили домой, чтобы вымыться: накопили много вшей. Бельё, какое было, пришлось всё сжечь в печке...
-Чем кормились? Ели мох, крапиву. Спичек не было. Чтобы затопить печку, бегали друг к другу за углями. У многих есть было нечего, люди пухли от голода...-
-На отца в 44-м пришло извещение, что пропал без вести. Мама окучила нас всех вместе около себя, младший братик на руках. Очень плакала мама, не знала, как будет нас всех поднимать...
-Все вещи променяли на еду. Сколько слёз было в войну в деревне, сколько пропавших без вести! Люди жили без радости, одни слёзы. Каждого погибшего оплакивала вся деревня...
Вы, дети войны, смогли пережить войну.И День Победы, со слезами на глазах, вы тоже, конечно, помните.
"Утром объявили День Победы
В колхозе председатель объявил.
На улице у сельского совета
Собрались те, кто РОДИНУ кормил.
И во дворе торжественно и тихо
Толпился у некрашеных ворот
Мой самый величайший из великих,
Мой самый удивительный народ!"
Вы, дети войны, вместе со своими родителями приближали ВЕЛИКИЙ день - День Победы! Спасибо Вам за мужество, терпение, труд!
Спасибо Вам за ЖИЗНЬ!
12. Яшка
Наталья Скорнякова
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Жил на хуторе козел Яшка. Крупный такой козел с лохматой коричневой шерстью и черными рогами. Разило от него специфическим козлиным «ароматом» на несколько метров вокруг. Он любил стоять на бревнах, которые были сложены с улицы вдоль забора и обозревать окрестности. Здесь был его наблюдательный пункт. Люди и собаки чувствовали, что это его территория. Все жители знали Яшку и его характер, проходили мимо с опаской, иногда с палкой, чтоб дать ему по рогам, но чаще носили с собой морковь, которую Яшка, ой как обожал. Козел докучал детворе, которая по несколько раз на день бегала этой единственной дорогой на речку купаться. Яшка специально дожидался, а как только мальчишки приближались, спрыгивал и пытался догнать пацанов. На девочек, как ни странно, он не нападал. Пацаны знали, где граница Яшкиного участка и, если не успевали пересечь ее, то взбирались на дерево. Яшка молча возвращался на свое место.
К началу войны на хуторе жило всего несколько десятков семей. В сорок первом селение еще больше опустело – кто из жителей ушел на фронт, кто подался в партизанам. Остались старики, бабы, да ребятишки. В июле сорок второго в хутор строем входили немцы. Впереди, по четыре человека в ряду, шли автоматчики, за ними ехали мотоциклисты, сзади машины. Зрелище было пугающем.
И вдруг неожиданно для всех, а особенно для немцев, прямо перед строем с бревен спрыгнул козел. Думал ли он, что защищает свою территорию, и вообще, о чем он только думал?! Колонна остановилась, козла попытались пнуть и прогнать с дороги, но сильный зверь увернулся и стал бодать автоматчиков, ломая их стройные шеренги. Сзади на завозившуюся пехоту стали напирать мотоциклы и машины. Все сбились в кучу. И…козла застрелили. Он упал посреди дороги, большой и тяжелый. Чтобы двигаться дальше, немцам пришлось оттащить его под гору к речке, где они мыли руки и плевались.
Позже жители вспоминали, что Яшка в одиночку сдерживал наступление немецкой части целых двадцать минут.
Уже после войны жители долго вспоминали Яшку, без которого на хуторе стало скучно. Не надо было мальчишкам рисковать, хитрить и изворачиваться… А, что эта за жизнь – без приключений?!
13. Полоска гранита
Сотр 1
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
«Я не знаю, случалось ли прежде в истории еврейского народа, чтобы живые читали заупокойные молитвы по самим себе»
(Elie Wiesel «Night»)
Невозможно на этот «памятник» жертвам Холокоста смотреть без слёз. Прямо на набережной Дуная разбросана мужская, женская, детская обувь. Сейчас она отлита из чугуна, а тогда…
В 1944-1945 годах здесь массово расстреливали евреев. Как всегда, немцы были изворотливы и предприимчивы. Они выстраивали вдоль набережной до шестидесяти человек, связав их цепью. Экономя патроны, делали только один выстрел. Первый погибший тянул остальных за собой в воду. Перед казнью приговорённым приказывали снимать обувь, так как она в то время была в дефиците, и её легко можно было продать на чёрном рынке…
Автор: Надежда Бойер
Огромная благодарность Вам, Надежда за пронзительную миниатюру "Слёзы на берегу".
Она отозвалась у меня так:
С Вашего позволения
ПОЛОСКА ГРАНИТА
Полоска гранита - обувь на ней.
Она не брошена, не забыта,
А из чугуна отлита
В память о тысячах мирных людей
Убиенных за то, что еврейских кровей.
Чуть ближе к воде - девчачья баретка.
Хозяйка - была ещё та кокетка.
Мама туфельки ей подарила
И доченька так их полюбила,
Что расстаться с обновкой никак не могла -
С ней она кушала, с ней и спала...
В то чёрное утро толпой согнали на берег
И приказали разуться.
Девчушке не спрятаться, не отвернуться ...
Выстрел в затылок ...
Душа в небеса полетела,
А волны прИняли хрупкое тело.
Нет, ничем нам не измерить
То, что творила фашистская нелюдь.
Многие годы
На берег Душа возвращается.
Обновке той умиляется.
И мама и папа опять живые,
И пряжки - блестят, как золотые.
Но, вдруг, оказалось - баретки нет!
Что же случилось? Кто даст ответ?
- Да это какой-то вандал
Чугунную обувь украл.
Я умоляю тебя, Дунай!
Настигни его и покарай!
Мощной своей волной
С лица Земли в бездну смой!
***
На дунайском стою берегу
И слёзы сдержать не могу -
У нас у каждого свой погост,
Но помните про Холокост!!!
P.S.
Вот такая полоска гранита -
Никто не забыт?
Ничто не забыто?
Кем же мы будем,
Если забудем?
14. Та дорога меж ночью и днём
Джули Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
«Ах, какого дружка потерял я в бою.
И не сорок два года назад, а вчера,
Среди гор и песков, где сжигает жара всё вокруг,
Опаляя недетскую память мою. Слышишь, друг,
Мой дружок! Мы взошли на некнижную ту высоту,
Под которой ты лёг.
Ах, какого дружка потерял я в бою!
Мы всю жизнь любили читать о войне.
Он не ведал никак, что вот выпадет мне под огнём
Его тело тащить за валун на спине.
Далека - тридцать метров, но как же была далека -
Та дорога меж ночью и днём.
Песок да камень.
Печальный свет чужой луны над головами.
Равняйсь на знамя!
Прощай, мой брат!
Отныне ты навеки с нами!
Прости, что ты погиб, а я всего лишь ранен
В горах Афгани, в Афганистане...»
(А.Розенбаум)
Я дома! Дома... Сижу на кровати... Это не командир орёт: «Под машины!», не снаряды рвутся... Гром за окном! Гром...
Сестрёнка сжалась в комочек на своей кровати, глазёнками из угла глядит... Опять кричал... Испугалась... Не переживай, справлюсь! Выживу... Мне надо...
Выживу! За них - за тех, кто там «погиб, а я всего лишь ранен»! Ранен... И Камаз с обрыва... Пусть мать думает, что шрам на ноге от штыря железного и что медали «За отвагу» всем дали! Ей не надо знать! Им всем не надо знать, что было там «в горах Афгани»... Душно! Мокрый весь...
«Ах, какого дружка потерял я в бою! Мы всю жизнь любили читать о войне...» Порву кассету завтра! Выброшу! С ней не выжить! С ней в мозгу молотки стучат и сжать голову хочется... Деды гибли на войне: так за Родину, за детей! А вы?!.
А вы... Мне за вас теперь три жизни прожить надо! Успеть всё что не успели! С Розенбаумом не получится... С Розенбаумом сердце на куски и водки хочется - душу залить, чтоб не стонала...
Не переживай, сестрёнка, скоро уеду - будешь спать спокойно! Взяли таки в институт, хоть и завалили на экзамене. Знал, что правильно всё написал, не хотел на апелляцию идти - не привык выпрашивать! Из-за Коляна пошёл! Он мечтал выучиться, как вернёмся... Не смог... А Серёга в Грецию попасть хотел, на богинь посмотреть... Смеялись тогда над ним... Мне за вас теперь много надо: и выучиться, и в Грецию, и дом построить, и детей штук пять... За всех!
В горле пересохло... Заснуть бы теперь... Дотянуть до утра...
Спи, сестрёнка! Выживу! Мне надо!
15. Письмо с войны
Фрегатт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Намедни я стал прямым очевидцем военного времени. Ничего в жизни не бывает случайно. Держал в руках пожелтевший тетрадный листок и … шагнул прямиком в февраль 1944-го года…
Письмо в училище сыну, Орлову Владимиру Константиновичу, восемнадцати лет от роду, посланное отцом – Орловым Константином Ивановичем. Это бесспорное и неопровержимое доказательство силы духа военного поколения, свидетельство его искренности в мыслях, поступках и стремлении. Сильный образец взаимоотношений отца и сына, воспитания любви к Родине на собственном примере. Высокие слова в этом письме не пафос, так думали и говорили в действительности.
« февраль 1944 года
г. Петропавловск
Здравствуй Уважаемый сын Володя!!!
Сообщаю тебе о том, что я жив и здоров чего и тебе желаю в твоих служебных и воинских делах. Сегодня я решил тебе написать коротенькое письмецо в котором хочу сказать следующее. Во первых как и раньше был мой совет так и сейчас я повторяю, служить нашей родине честно и добросовестно, понять и точно изучить военное дело, чтобы стать мастером … Во вторых я хотел бы чтобы ты смог легко переносить все трудности воинской службы. Третье чтобы ты всегда думал о том, когда тебе придётся быть на фронте и придётся применить … оружие против наших прямых врагов «фашистов», чтобы ты там не струсил, чтобы у тебя не возникало жалость к таким чертям, чтобы ты смог применить всю технику которая будет в твоих руках против бандитов-извергов. Четвёртое: В борьбе с фашистами ты должен быть впереди своего подразделения и показать мужество и образцы боевой выучки своим товарищам, чтобы ты являлся самым лучшим сыном ни только моим но перед родиной СССР. Чтобы ты смог заслужить почёт и уважение у своего т. е. нашего советского народа, а это значит стать героем. Это мои отцовские пожелания тебе. … Дальше тебе известно, …что наши доблестные воины гонят фашистов издня в день, возвращая километры за километром нашей земли; … мы с тобой должны и обязаны так же отвоёвывать нашу землю и угнетённое человечество временно попавшее в фашистское рабство. Я бы лично не против вместе с тобой в одном подразделении быть и вместе идти на борьбу с фашистами, я хороший пулемётчик а ты миномётчиком, вот мы бы и сумели обратить тяжесть нашего огня на голову врага. Эту просьбу надо предложить нашему командованию, возможно нам её удовлетворят….
Всего тебе лучшего мой дорогой сын, мы счастливы что нам пришлось служить для нашей Родины вместе.
Твой отец, как красноармеец Энского стрелкового полка, Орлов Константин Иванович.»
(стиль и пунктуация сохранены)
В последних строках дано определение Счастью. Служить Родине вместе. Гордость отца за сына. Нет для отца большей награды, нежели видеть сына рядом в час испытаний.
Всё это тогда было. Всего этого не хватает сейчас. Каждому времени – свои герои. Фашизм – чуждое человечеству проявление самого же человека. Но он должен был прийти, чтобы выработать антифашизм, неприязнь. Чтобы явить свою сущность. Но и обязан быть сокрушён. И противостоять ему могли только необычные, сильные люди. Вставшие именно там, где и должны – на центральном, северном и южном направлениях операции «Барбаросса».
Почему на фотографиях отцы
Нам в глаза опять глядят сурово?
Той Победы славные творцы
Снова раздавить фашизм готовы!
16. Дедушка Миша
Александра Шам
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Мой дедушка Миша, Михаил Григорьевич Константинов (07.09.1908 - 05.10.1985), прошел всю войну. Бабушка Женя осталась с тремя детьми. Маме, самой младшенькой, тогда не было и годика. Как они выжили?
Дед никогда не рассказывал о войне. Почему? Я не спрашивала. Тогда не понимала ещё, как быстротечно и необратимо уходит время. Теперь жалею об упущенных возможностях и хочу знать о нем все, понять, ухватиться за ниточку рода и ощутить себя его частичкой, его продолжением.
Я любила дедушку, хотя видела нечасто. Мы жили далеко и приезжали только летом на каникулах. Помню его - высокого, худого, слегка сутулого,тихого и скромного.
У дедушки была гармонь. Бабушка приговаривала про его игру: "Отвори, да затвори!"
Он был заядлым грибником. Велосипед, корзинка, летняя светлая шляпа, нехитрая снедь - и в лес.
А ещё у дедушки с бабушкой был садовый участок. В саду дед построил домик, где хранились инструменты, керогаз, и стоял топчан с матрасом и подушками, набитыми душистым, хрустящим сеном.
Вот этот запах сена, сад, корзина грибов - то немногое, что я помню о дедушке Мише.
А ещё нашу любимую сказку про Пыхтелку, которую он рассказывал. Там были такие слова: "Идёт внучка мимо грядок с морковкой, проходит мимо грядок с капустой и подходит к грядке с репкой. А там из-под куста: "Не внучка ли идёт, не за репкой ли, не съесть ли мне ее, не схамкать ли? Хам! И съела Пыхтелка внучку". Каждый раз было страшно!
Всю войну Михаил Григорьевич прошел рядовым. Сначала был разводящим - сопровождал новобранцев к месту назначения. Потом, обучившись стал сапером-минером. На его глазах погиб товарищ, подорвавшись на мине. Дедушка получил ранение и попал в госпиталь. Он был печник-каменщик и вообще на все руки мастер. Выздоравливая, он помогал в хозяйстве, и сложил такую печь, что все просто ахнули. По просьбе начальника госпиталя его перевели санитаром и истопником.
Было это на Прибалтийском фронте в Литве. Дедушка рассказывал, что по литовски "не понимаю" в разговорном варианте звучит "супрут", а он, шутя, приговаривал: "не сопрут так стащат!"
Только одна история нам осталась от его войны.
Это случилось уже в самом конце. Дедушка Миша ехал в госпиталь на лошади, запряженной в телегу. Тихая, безлюдная дорога, он напевал, а может размышлял. Вдруг на обочине появились две фигуры.
- Батюшки, светы! Никак фрицы! Тпррру!- остановил лошадь дед.
- Стой, стрелять буду! - поднял ружье.
- Найн, них шизен! - закричали, поднимая руки, немцы.
Они стояли перед ним измождённый, грязные, оборванные, бросив оружие на землю. Смотрели обречённо с мольбой. Он спрыгнул с телеги, поднял автоматы, держа вояк на прицеле. И махнув рукой, крикнул:
- Шагай! Вперёд! Шнель!
Так довел своих пленников, "гордых арийцев", "повелителей мира", "завоевателей" и сдал в комендатуру.
Вот и все о войне, что оставил нам дедушка Миша. Да ещё пять медалей в шкатулочке на комоде, из них две "За отвагу",
Его пра-пра-внуки уже знают эту историю, и надеюсь, что понесут ее дальше в поколения. И память о рядовом Михаиле Константинове, прошедшем всю войну, победившем в ней, вместе со всей страной, будет жить.
Пока мы помним ушедших, они живы, а мы достойны жизни, которую они нам подарили.
17. Верные жёны
Александра Шам
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Добрые ангелы! Верные жёны!
Хрупкие плечи, хранящие дом.
Сколько вы вынесли!
Скольких вы выждали!
Скольких вы ждали годами потом!
Тяжесть работы заводов и фабрик,
Смена за сменой, без хлеба, без сна.
Только скорее была бы победа,
Только бы кончилась эта война!
А оккупации страшные годы!
Фрицы на улицах, в школах, в домах!
Вам приходилось на немцев работать,
Каждой минутой испытывать страх!
Самое трудное вам испытание -
Дети голодные смотрят в глаза!
Им отдавали последний кусочек,
Все, до крупинки, забыв про себя.
Добрые ангелы, верные жёны
Матери, сестры, подруги солдат,
Это за вас поднимались в атаку,
Шли батальоны. Ни шагу назад!
Медсестры и снайперы, радистки и летчицы,
И партизанки во вражьем тылу!
Все испытания с достоинством пройдены.
Вы отстояли родную страну!
Добрые ангелы, верные жёны!
Низкий поклон вам и память в веках!
Вы и с небес нас храните с любовью
В добрых и нежных руках.
18. О роднике
Андрей Эйсмонт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Дух полынный пьяный, терпкий, горький долго над площадкою витал.
Не увидеть ей - полыни зорьки.... Завалил бульдозера отвал.
Здесь, на этом ровненьком участке, строится большой красивый дом.
Всё спешит, торопится начальство -только стройка движется с трудом…
Чуть копнули, сразу на пригорке, зажурчал неистово ручей -
голосок серебряный и звонкий : «Вот он я, пока ещё ничей!».
Работяги у него присели, выкурили пару сигарет.
Что поделать если, в самом деле, не входил ручей у них в проект.
И в него копром забили сваю, Думали, ручью пришёл конец!
А на утро - звон неумолкаем чуть правее – вырвался « беглец!»
(Что тут скажешь дикая природа – план ей генеральный нипочём,
Всё равно, какое время года, уничтожь, попробуй кирпичом.)
Ветеран с седою головою поклонился звонкому ручью:
«Здравствуй милый, я тебя прикрою, ты, когда-то спас и жизнь мою!
Помню, как от жажды умирали, и на спинах проступала соль,
Задыхались, о воде мечтали, а вокруг жара, огонь и боль.
Вдруг, в воронке, рядом на пригорке нам запел серебряный ручей
Голосок был тонкий, нежный, звонкий: «Пей солдат от жажды не болей!»
Пили мы, и в нас вливалась сила, сила та, что нам давала мать.
А земля святой водой поила, чтоб могли её оборонять!».
Дом стоит красивый и высокий - много разных в нём людей живёт
Рядом с домом, прямо у дороги родничок серебряный поёт…
*****
8. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №8. ЛИДЕРЫ ВО «ВНЕКОНКУРСНОЙ НОМИНАЦИИ» КОНКУРСА-9 «К 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ НАД ФАШИЗМОМ»
В этот Сборник включены произведения Лидеров во «Внеконкурсной иноминации». Всего 22 произведения.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Нина Джос http://proza.ru/2020/05/27/672 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ»)
2. Нина Джос http://proza.ru/2020/05/09/565 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ»)
3. Евгения Козачок http://proza.ru/2013/05/14/671 («ВТ»)
4. Любовь Коломиец http://proza.ru/2018/01/24/2466 («ГТ»)
5. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2020/05/09/2101 («ВТ»)
6. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2013/12/09/984 («ГТ»)
7. Зинаида Малыгина 2 http://proza.ru/2016/03/08/2487 («ВТ»)
8. Варвара Можаровская http://proza.ru/2019/03/21/150 («ВТ»)
9. Илья Молоков http://proza.ru/2020/05/09/473 («ВТ»)
10. Тамара Непешка http://proza.ru/2020/03/31/958 («ВТ»)
11. Лев Неронов http://proza.ru/2019/04/30/553 («ВТ»)
12. Дария Павлова http://proza.ru/2018/05/10/1845 («ВТ»)
13. Дария Павлова http://proza.ru/2018/05/09/1640 («ГТ»)
14. Лидия Парамонова -Фокина http://proza.ru/2020/05/10/125 («ВТ»)
15. Нина Радостная http://proza.ru/2020/05/18/924 («ВТ»)
16. Зайнал Сулейманов http://proza.ru/2020/05/12/1724 («ГТ»)
17. Джули Тай http://proza.ru/2020/05/10/1879 («ВТ»)
18. Рина Филатова http://proza.ru/2020/03/23/1191 («ВТ»)
19. Рина Филатова http://proza.ru/2020/05/12/1305 («ГТ»)
20. Василий Храмцов http://proza.ru/2014/05/16/1563 («ГТ»)
21. Лора Шол http://proza.ru/2020/05/09/1953 («ВТ»)
22. Анна Шустерман http://proza.ru/2020/04/21/1781 («ГТ»)
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Жизнь или честь?
Нина Джос
4 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Эту историю рассказала мне одна старушка у которой я гостила когда-то в Бердянске. Дело было давно, подробности не знаю, но сюжет намертво засел в памяти.
Тётя Дора, которой в 90-е годы было уже далеко за восемьдесят, жила с мужем - мрачным скупым стариком, который к тому времени перенёс два инсульта. Он целыми днями сидел на диване и смотрел телевизор. Иногда, опираясь на палку, вставал и ходил в туалет, либо на кухню. В угасающем мозгу старика иногда всплывала старая обида и он писклявым дрожащим голосом упрекал жену за супружескую измену во время Отечественной войны. А дело было так:
Когда началась война, муж тёти Доры был кадровым офицером и попал на фронт одним из первых. Когда к их городу подходили немцы, поступил приказ об эвакуации офицерских жён и детей. У тёти Доры были на руках две малолетние дочки в возрасте шести и трёх лет. Для эвакуации прибыл фургон с командиром и несколькими военными. Места в машине на всех не хватало. И тогда командир с подлой усмешкой объявил, что вывезут только тех, кто согласится доставить ему и его товарищам небольшое удовольствие. Кобели в военной форме, посмеиваясь обходили толпу дрожащих от страха и унижения женщин, к которым жались малые дети, выбирая самых молодых и красивых. Некоторые женщины согласились на такую сделку - на кон была поставлена жизнь детей. Согласилась и молодая в ту пору тётя Дора. Насильники спешно оприходовали рыдающих от унижения и отвращения офицерских жён.
Военные сдержали слово - самых "сознательных" женщин с детьми вывезли в тыл. Кто-то из жертв насилия донёс в НКВД о случившемся. Насильники вскоре были расстреляны, по закону военного времени.
К счастью, война пощадила эту семью. Муж вернулся с фронта, а тётя Дора сохранила детей. Пара дожила до глубокой старости. Старик давно простил жене эту невольную измену - сам был не без греха, а война, как говорится, всё спишет. Но всё же иногда спьяну или к слову, припоминал давнюю обиду, нанесенную его мужскому самолюбию.
Хочу заметить, что у того поколения, понятие о верности и женской чести было совсем иным, чем в наши дни. Верность любимой женщины много значила для мужчин, сражавшихся на полях войны. Но и женщина - мать готова на многое ради спасения жизни своих детей. И когда перед ней стал выбор: жизнь или честь, она не могла поступить иначе.
2. Победи свой страх
Нина Джос
4 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Эту историю рассказал мне случайный попутчик, высокий стройный мужчина лет тридцати пяти, с густыми волнистыми волосами, затянутыми в хвост на затылке.
-- Главное в жизни, это победить свои страхи, - вещал он, пока мы ехали в машине общего знакомого, - так нам Учитель сказал. Ещё недавно я вёл кружок танцев в школе и зарабатывал всего две тысячи леев в месяц. У меня семья – жена и двое детей, их надо обеспечить. Какой я мужик, если заработать не могу? Что-то мешало мне подняться выше в своей карьере, а время стремительно летело. Стал ходить на семинары и разные тренинги, чтобы разобраться со своими "тараканами" в голове. Прошло всего три с половиной года, и теперь у меня своя частная Школа Искусств, в пригороде столицы, где занимаются более ста пятидесяти учеников!
Особенно запомнился мне тренинг, который я проходил на Украине. Наш лагерь располагался возле леса. В группе было несколько девушек и всего два парня. Учитель давал нам задания на преодоление страхов. Однажды он приказал ночью отправиться через лес к озеру и переплыть его туда и назад. Днём мы уже ходили туда и дорога была нам знакома. Но одно дело днём, а другое ночью. Когда в лесу темно, кажется, что во мраке притаились хищные звери и лесные духи – леший, Соловей-Разбойник и прочая жуть кошмарная. А тут ещё птицы ночные кричат, ёжики в траве шелестят, разные насекомые летают. Страшно! Пока мы шли туда - столько страхов повылазило, о которых я даже не подозревал! Добрались до озера – в воде Луна отражается, камыши шелестят, птицы болотные кричат. Вспомнились мне, сказки про русалок и водяных, которые на глубину затягивают и топят, аж кожа мелкими пупырышками покрылась от ужаса! Думал, что не хватит духу в воду залезть, не то, что переплыть! Тут девчонки первыми одежду скинули и поплыли. Стою я на берегу, как дурак, и так мне стыдно стало! Мужик я или где? Разделся и тоже поплыл. Догнал девчат, и мы всей компанией переплыли озеро туда и обратно. Назад идти было уже не так страшно. Зато, какими героями мы себя чувствовали после этого!
На другую ночь Учитель ещё страшнее задание придумал - пойти ночью на сельское кладбище, найти там могилу мужчины с именем Валентин и прочитать над ней поминальную молитву. Когда выполняли это задание – ещё больше страхов повылазило из меня! Тут я всяких призраков и вампиров вспоминал, да прочих вурдалаков кладбищенских. И опять девчонки держались более мужественно, чем мы с другом. Вот и скажи после этого, что женщины – слабый пол. И что ты думаешь? После того, как мы сделали это, мне уже ничто не страшно стало! Вернулся я с тренинга и пошёл своё дело открывать. Стал ходить по разным чиновникам и учреждениям. Взял кредит в банке, арендовал помещение и теперь моя школа работает! Вот, как важно бывает победить свои страхи! Без этого никакой успех невозможен, поскольку страхи блокируют энергию человека.
3. Мунька
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
ПЕРВОЕ МЕСТО НА ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ МФ ВСМ
ВТОРОЕ МЕСТО НА КОНКУРСЕ О ВОЙНЕ ЖУРНАЛА "МАвочки и ДЕльчики"
Гришаня сидел под деревом и горько плакал. Сидел один, а вокруг ни одной души, только птицы тихонько перекликались, да жучки ползали в траве. Ноги были искусаны комарами. Он грязной ручонкой провёл по ногам, убирая капельки крови после укусов. Было больно. Но боль терпима. Не впервой царапать ноги и сбивать колени. Страх пригвоздил Гришаню к дереву, да так сильно, что у него не было сил подняться. Пытался вспомнить, как оказался сам в лесу. Почему так тихо? Где мама, сестра Люська и бабуля Пелагея? Где все из села?
И как только в его голове появились родные и дом, сразу вспомнил как через их небольшое, всего в десять улиц село, прошли грохоча танки, казавшиеся огромными рядом с деревенскими домиками. Вслед за ними появились солдаты, остановившиеся на отдых.
Все обрадовались им. Свои, соколики, пришли, а не немцы. Матери присматривались к посеревшим от пыли лицам, искали своих сыновей и мужей. Хотя чего было искать. Ведь если бы был кто из села, то бежал бы к самому дорогому – родным, даже если бы не имел сил. Все вышли со своих изб подать воды и еды. Солдаты пили воду, умывались, радовались освежающей влаге больше чем еде. А как они истосковались по свежему молоку! Люди несли с погребов все запасы молочных продуктов: сметану, творог, масло. Благо, что было лето и коровки сами себя кормили. Утром уходили со двора к лесу, где было много высокой сочной травы, и паслись. К обеду возвращались пить и отдать накопившееся молоко. Хозяйки давали часа два им на отдых в тенёчке и снова выпроваживали с наказом, чтобы вглубь леса не шли и чтобы не в ночь возвращались. И они уходили пастись без пастуха, собираясь в гурт, как подружки. Каждая имела кличку и, услышав её, шла на зов, как на верёвочке. Хозяйки и позвали своих кормилец, чтобы угостить солдат парным молоком. Хоть по стакану, но чтобы досталось каждому. Один молоденький солдатик выпил молоко и заплакал. Вспомнил маму, свою деревню, сестёр. Жалко было смотреть на него.
Гришаня подошёл и погладил солдата по руке. Тот вытер слёзы, взял его на руки и подарил пуговицу от кармана гимнастёрки. Он обрадовался блестящей пуговице со звёздочкой и побежал показывать её своим друзьям.
И это Гришаня чётко вспомнил, когда в кармане обнаружил пуговицу. Потом солдаты пошли дальше. А мама и бабушка ещё долго вздыхали и вытирали слёзы и тихо говорили друг другу: «Где-то и наши мужья да сыновья сейчас идут такой же пыльной дорогой, изнемогая от жары. Господи! И откуда взялось на наши головы такое горе – война?!»
Беспокойно стало у всех на душе. Даже собаки не лаяли. Поджав хвосты, наклонив головы, спрятались в свои будки. Закат кровавый. Многим не спалось в эту ночь. А утром и петухи неохотно пели. Так, для порядка кукарекнули и затихли, словно забыв ноты своих песен.
Воздух с самого рассвета такой густой был, проглотить было его трудно, словно густую мамалыгу без молока. Разговаривать ни у кого не было желания. Держались друг дружки и от избы старались далеко не уходить. Работа с рук валилась. Даже председательша, Мария Ивановна, не звала ни в поле, ни в огородную бригаду. Молчала, поддерживая нежелание односельчан выходить со своего двора. И только неугомонная «тараторка», бабушка Глаша, не изменила своему прозвищу. Ходила и всё причитала: «Ой, бабоньки, чует моё сердце, что неспроста тишь тягучая да тяжёлая над селом нависла и давит нас горем предстоящим. Такая жуткая тишина была и перед голодовкой, что унесла столько жизней».
Некоторые пытались урезонить бабушку Глашу, чтобы не дай Бог не накликала беду на их головы.
- Молчи не молчи, а моё сердце ещё никогда меня не подводило. Затишье перед бурей бывает.
- Буря, так буря, не впервой непогоду, ветры, град да грозы нам переживать. Одолеем и эту.
Не одолели. Посыпался всё-таки град на село с неба, да не ледяной, а свинцовый. В полдень и посыпался. Только бурёнок успели подоить, как вдруг загудело, завыло в небе, словно Змей-Гориныч тысячеглавый прилетел, небо застил и огнём извергает. Заполыхало всё вокруг. Горят дома, камышом крытые, словно факелы, куры, живность разбегается из разбитых сараев. Люди закричали так, что и небо ввысь бы поднялось от силы крика, боли, страха, отчаяния. Но не остановил их крик немецкие самолёты, которые так внезапно появились из-за деревьев, что люди не успели спрятаться в погреба. Спасательная дорога в лес была отрезана и перерыта бомбами. Плачь, крик, слёзы… Кто-то зовёт потерявшегося ребёнка, а кто держит уже мёртвого на руках, продолжая разговаривать с ним, не веря в то, что он не ответит. За столбами пыли, камней, щепок не было видно жив ли ещё кто или нет. Это был последний день небольшого села Лесное на опушке леса.
Гришаня за не полных шесть лет первый раз оказался в лесу один. От того, что плакал и всё время звал маму, бабушку, Люсю, охрип. Голос шипел, и он не стал больше кричать. Походил по лесу. Везде были одинаковые большие деревья. Хотелось пить. Хорошо, что вчера прошёл дождь. На некоторых, свёрнутых на конце листочках сохранилась дождевая вода. Он слизывал её и нечаянно острым листом порезал язык. Беззвучно заплакал и повалился от усталости в густую траву. Стало быстро темнеть. Ребёнок совсем растерялся. Так было страшно, что в ужасной сказке не описать. Стук маленького сердечка, гулкий и частый, отдавался в голове мальчика тяжёлым набатом. Болел язык, искусанные комарами ноги, руки. Глаза закрывались сами собой. И заснул бы, но сон перебила большая чёрная птица, вылетевшая из дупла соседнего дерева. Гришаня увидел это дупло и пошёл к дереву. Ему показалось, что оно невысоко от земли. Ошибся. Он никак не мог влезть на дерево. Обошёл толстенное дерево и увидел с другой стороны внизу большое углубление, как нора. Потыкал палкой в средину. Никто не выскочил, не запищал. Нарвал травы постелил в этой норе и уснул.
Разбудил его рёв коровы. Открыл глаза, подумал, что это их Красава во дворе бабушку или маму приглашает подоить её. Но увидел дерево над собой. Вылез из норы, но коровы, которая так же, как и он вчера, кричала печальным голосом, звала свою хозяйку, не увидел. Пошёл на этот голос. Вскоре между деревьев увидел её в бело-бежевых пятнах с чёрной кисточкой на конце хвоста. Это была Мунька тёти Клавы, жившей от них через три дома. Она была единственной коровой, имеющей такой окрас. Другие были бежевого цвета. Мунька тихая, спокойная и её в селе никто не боялся. Как же обрадовались два оставшихся в живых существа друг другу! Гришаня гладил Муньку, обнимал её ноги, а она облизывала языком его руки. Он впервые увидел, что коровы тоже, как и люди, могут плакать. Корова постанывала, словно хотела что-то рассказать ему. Когда хотел обойти её, то увидел, что из вымени течёт молоко. Без боязни взял один сосок в рот и начал жадно пить. Глотал тёплое, вкуснейшее молоко, а слёзы ручьём бежали по щекам.
Они спасали друг друга. Мунька Гришаню от голода, а он её от боли в переполненном молоком вымени.
Бурёнка отходила от него только попастись. И при этом пощипывала траву не около их места обитания, а уходила подальше от его домика под деревом. Бывало, уходила надолго. И только значительно позже он узнал, что она ходила пить воду к притоку небольшой речки.
Теперь мальчик питался молоком, земляникой, ягодами, которые к концу лета стали созревать.
Ночами становилось холодно. И тогда он ложился около теплой Муньки и засыпал. И она не поднималась с земли до самого утра, чтобы не разбудить его.
Гришаня всё время разговаривал с коровой. Рассказывал о маме, бабушке, сестрёнке, о тете Клаве, её хозяйке. И видел, как Мунькины глаза наполнялись слезами, когда она слышала имя «Клава». Рассказывал своей спасительнице стишки, которым научила его Люська. Сам придумывал сказки. И были они о том, что все живы, что войны уже нет, и что мама его находит в лесу. Он каждый день просил свою спасительницу, об одном и том же - найти дорогу в их село. Но она никогда не давала ему иди рядом с собой. Перед тем как уйти на водопой головой подталкивала малыша к дереву и как «прибивала» его к нему. Как-то вороны стали низко кружить над Гришаней, то Мунька подняла такой сильный рёв и бегала по кругу вокруг него, что вороны с громким хоровым карканьем улетели. Белок мальчик не боялся. Но не знал, как и куда спрятать от них, собранные орехи. А вот волков боялся. Однажды совсем недалеко увидел волка. Тот, почти на брюхе подползал к месту, где они лежали вдвоём.
Мунька учуяла хищное зверьё и так быстро и неожиданно вскочила на ноги, что чуть не придавила Гришаню. Наклонив голову до земли, выставив вперед своё грозное оружие – рога, словно разъярённый бык на арене, мчала на волка. И хищник злобно рыча на Муньку отступал в лес до тех пор, пока она не оставила его и не возвратилась к Гришане. Больше волки не беспокоили их. Вероятно, тот волк приходил на разведку, или так же как и они, одинок.
Когда листья в лесу стали желтеть и опадать, а бока коровы уже не могли согревать как раньше, он всё чаще стал бегать по лесу, чтобы согреться и таким образом всё дальше и дальше отходил от своего «домика». Уставал. Но стоило ему остановиться, как тело моментально пронизывал холод. Гришаня заболел. Болела голова, горло, начинался кашель. Ноги мёрзли так, что он не мог терпеть холода. И снова пытался ходить и ходить, хоть делать это было ему всё труднее и труднее. За ним всегда следовала Мунька.
А однажды Мунька, повела его за собой. Если отставал, приостанавливалась и ждала его. Гришаня не мог придумать, как взобраться Муньке на спину, чтобы она везла его. Он просто шёл с ней рядом. Дошли до речки. Не верил, что наконец-то увидел воду и… людей! На противоположном берегу неширокой речки было село.
Люди увидели грязного, в изорванной одежде ребёнка и рядом корову, которая звала их на помощь. Она ревела так сильно и неистово, словно последний раз в жизни. Этот рёв усиливался многократным эхом, отражаясь от поверхности реки, от лесных деревьев. Он поднимался в небо, призывая всех, кто слышит, в ком есть частица страждущей души, спасти Гришаню.
4. Рыбка
Любовь Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
В преддверии Нового года всегда ждешь чего-то необычного, сказочного; хочется окунуться в мир волшебства и сладких снов, почувствовать себя маленькой и счастливой…
Ах, как быстро летит время… Кажется, совсем недавно я - любимица родителей радовала их искрометным танцем на школьном утреннике, а сейчас сама уже бабушка, украшаю вот с внуками елку, временами мысленно возвращаясь в своё детство. И теперь вспомнился один случай, который забыть просто невозможно.
В комнате лесная красавица издает неповторимый терпкий аромат. Корзинка уже опустела – мы с внуками повесили все игрушки, включили светящуюся разными цветами гирлянду; блестящий «дождик» «стекает» сверху вниз, а на еловых лапах воздушными белоснежными хлопьями лежит «снег». Мы очарованы творением своих рук и молча смотрим на новогоднее чудо.
Убирая корзинку, я обнаружила на дне, среди разных фантиков и ваты, какой-то маленький плоский предмет. Это была затертая старая коробочка. Моё сердце часто забилось, стало жарко, воспоминания заполнили душу, и перед глазами, словно в кино, предстали события прошлых лет. А дело было так.
Последние дни декабря 1958 года. Вечер. На улице темно и холодно. Ветер носится над крышей нашего хуторского дома, с завыванием заглядывает в трубу, полирует до блеска высокие сугробы во дворе и на улице. Маленькое единственное окошко плотно разрисовано морозным узором и нужно долго дышать на него, чтобы в небольшой оттаявший кружочек выглянуть во двор.
В комнате тепло, каждый занят своим делом – мама заквашивает опару для теста, бабушка вяжет носки, дедушка уже спит, а мы с отцом наряжаем пушистую елочку.
Игрушки, конечно, самодельные – деревянные и бумажные, только красная звезда на самой макушке – стеклянная! Снежок заменяет вата, пахнущая карболкой - из отцовской ветеринарной сумки. Две вязки флажков мы повесили под потолком. Я отошла, посмотрела со стороны и сказала:
- Папа, грустная у нас елка получилась…
- Почему это грустная, ничего подобного, сейчас возьму гармошку и она сразу станет веселой!
Эти слова меня рассмешили, но в детской душе была какая-то неудовлетворенность. Я уже видела настоящую красавицу-елку в школе, поэтому и сравнивала свою бедную «золушку» с ней.
- Если бы хоть одна игрушечка у нас была блестящая, сразу бы вся елка засветилась, - фантазировала я.
Отец задумался, потом вышел в сенцы, где за занавеской хранилась старая одежда и его военная форма. Вернувшись, протянул мне серую коробочку.
- Вот, повесь эту игрушку, она блестящая, - сказал он с какой-то незнакомой мне грустью в голосе.
- А что там, папа?
- Посмотри сама.
Я с трудом открыла коробочку, и душа затрепетала… Передо мной оказалась голубая, с блестящей чешуей рыбка, и я сразу представила, как она плывёт, виляя хвостом… А рыбка, действительно, как живая. Отблески света «играли» в каждой стекляшке. Казалось, она мне подмигивала и шевелилась. Это была елочная игрушка с ниткой.
- Папа, откуда у тебя такая красивая рыбка? – подняла я глаза на отца.
- Ох, детка, лучше тебе не знать этого, - тяжело вздохнул отец. Потом ушел в спальню и прилег на кровать.
- Ну расскажи, папа, расскажи, - канючила я, не отставая от него.
Тут вошла мама и тоже поинтересовалась рыбкой, с интересом разглядывая ее. Но отец молчал. Тогда она позвала нас ужинать, и мы с отцом последовали за ней. Услышав про ужин, поднялся и дедушка. Когда стол был накрыт, дедушка выразительно посмотрел на бабушку, и та важно отправилась в сенцы за четвертью самогона. Дедушка наполнил две деревянные чарки, и они с отцом, перекрестившись, выпили. Постепенно мужчины заговорили громче и охотнее…
Уловив момент, мама вновь спросила о рыбке. И тут отец, закурив самокрутку, поведал нам историю военных лет.
«Дело было в конце апреля 1945 года. Мы тогда добивали немцев в их логове – Берлине. Наша часть располагалась недалеко от реки Шпрее. Накануне части I-го Белорусского фронта под руководством Жукова форсировали реку, ночью захватили мост и вышли на подступы к Рейхстагу, до которого оставались сотни метров. Но центр был сильно укреплен отборными эсесовскими частями. Захватить здание Кроль-оперы, напротив Рейхстага, поручили 207-й стрелковой дивизии.
Шли ожесточенные бои, гибли сотни солдат с обеих сторон. Взрывы снарядов следовали беспрерывно. Дым, огонь, разрушенные здания, скелеты домов без окон и дверей, исковерканная техника – жуткая картина… Но приказ – стоять насмерть не давал права отступать. И наши части с большими потерями продвигались вперед.
Однако не об этом пойдет речь, а о том, что в одной из перебежек - из дома в дом по улице, лавируя между воронками от взрывов, я заскочил в комнату четырехэтажного дома на первом этаже, прикрытую тряпьем вместо двери. Остановившись на секунду, чтобы перевести дух, от неожиданности остолбенел – здесь жили люди… Мальчик лет семи испуганно закрывал собой бледную, худую женщину, лежащую на кровати.
Я подал им знак, что не трону их. Тогда ребенок подошел ко мне и стал что-то говорить, показывая на женщину, и я понял, что это его мать Фрида, она ранена, и у них нет ни воды, ни еды. Я кивнул и выбежал на улицу, запомнив номер дома.
Ночью, выбрав минутку, рискуя жизнью, я вновь посетил несчастных, беспомощных немцев, не успевших выехать из города, хотя у нас был приказ не общаться с местным населением. Принес лекарства, воду и свой сухой паек. Осмотрев рану, не нашел ее серьезной, обработал и перевязал.
Выбитая дверь с ключами лежала на полу, я надел ее на петли и показал мальчику, как им нужно закрываться. Почувствовав защиту и поддержку, малыш повеселел, а я разобрал, что его зовут Курт.
Прибегал к ним ночами, помогал, чем мог – носил воду и еду. Особенно они обрадовались, когда я, собрав уцелевшие в доме стекла, вставил окно. Теперь в комнате стало тише и теплее. Да и Фрида уже поднималась и ходила.
Когда я узнал, что больше не смогу вернуться сюда, вновь прибежал и обнял Курта, который был не по годам смышленым и сразу всё понял. Он заревел в голос, обнажая свой беззубый рот и размазывая слезы. Потом обвил руками мои ноги и что-то быстро стал говорить… Фрида тоже плакала, глядя на сына.
Я понял, что Курт не отпускает меня, он хотел, чтобы я остался с ними. А когда почувствовал, что я ухожу навсегда, метнулся к чемодану и вложил мне в ладонь небольшую коробочку. Я сунул подарок в карман и прижал малыша к себе. Он не переставал плакать и что-то по-немецки причитать, а я только понимал: «Vati – папа, папа…».
Не зная, как успокоить и отблагодарить, в спешке оторвал от своего письма из дома обратный адрес и отдал его Курту, ни на что не надеясь, просто так.
Через мгновение я уже бежал к своим. А перед глазами стоял маленький бледный Курт, слышался его голос, полный тревоги и безнадежности. В сердце моем осталась рана, боль за этих людей, судьбу малыша, здоровье его матери. Проклятая война! Сколько бед ты наделала!
Мы занимали каждый дом, каждую улицу и, наконец, как известно, водрузили Знамя Победы на Рейхстаге.
9 мая 1945 года, в 00-43 по московскому времени был подписан окончательный Акт о безоговорочной капитуляции Германии. В берлинском предместье Карлсхорст от имени Германского Верховного Командования Акт подписал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в присутствии маршала Советского Союза Г.К. Жукова, представителей США, Великобритании и Франции. Конец войне, да здравствует Победа!
Только в поезде, по пути домой, отоспавшись, я вспомнил о подарке Курта и открыл коробочку. Голубая, переливающаяся всеми чешуйками, рыбка поразила моё воображение, заставила вновь пережить и встречу, и расставание с этой маленькой немецкой семьей. И тут я не смог сдержать слез, в которых отразились сразу все потери: друзей, близких, своих молодых лет, надежд и мечтаний…
За окнами вагона мелькали опаленные войной родные земли – разрушенные города и сожженные деревни, политые кровью места сражений. Душа устала от страданий, но гнев вновь и вновь наполнял ее при виде исковерканной, больной Родины.
На вокзалах наш поезд встречали с цветами и слезами толпы людей. Кто-то покидал вагон, завершив свой боевой поход, а другие ехали дальше, туда, где их ждали и молились.
Меня никто не встречал. Мама умерла давно, а отец болел и не мог далеко ходить. Я вернулся домой, занялся хозяйством - своим и колхозным. Работал, не покладая рук, без выходных и праздников. Потом женился, появились вы, мои дети».
Тут отец замолчал, и мы увидели, что он весь в слезах, а пепельница переполнена окурками.
Прошло лет семнадцать после этого вечера. Я уже была замужем и имела сынишку, мы жили в городе. И вдруг к нам неожиданно приехал отец. Ему к тому времени было около пятидесяти пяти лет.
- Папа, что случилось? – с порога спросила я, помогая раздеться.
Вместо ответа он протянул мне телеграмму.
- Что это, от кого? – не понимала я.
- Читай, доченька, и узнаешь, - взволнованно ответил отец.
Я быстро пробежала глазами текст и едва успела сесть на стул, у меня подкосились ноги…
- Ничего себе, папа… Это же Курт отозвался, он нашел тебя!
- Да, Курт сейчас в Москве. Он не знает, что я живу так далеко от столицы и приглашает на встречу через два дня. Я уже собрался, помоги мне с билетами.
- Конечно, папочка, дорогой мой. Не только помогу, но и поеду с тобой, - ответила я и тут же отправилась в агентство аэрофлота.
Оформив билеты, дала телеграмму Курту по указанному адресу.
И вот мы с отцом уже в самолете…
В аэропорту нас встречал Курт. Он выделялся среди пассажиров высоким ростом, строгой одеждой, манерой держаться. Я только предположила, что это мог быть Курт, но отец его сразу узнал и уже спешил навстречу с дрожащими руками и мокрыми глазами.
Тут они обнялись, не отпуская друг друга. Память вытащила из заветных уголков события прошлых лет до мелочей, и перед ними предстали все ужасы войны.
- Курт, Курт, мой мальчик, как ты вырос, совсем взрослый! Как оказался здесь? – спрашивал отец, не отпуская его.
- Я – врач-кардиолог, у нас здесь симпозиум и практикум по важной общечеловеческой проблеме, - сказал Курт по-русски.
- Ох, как я рад снова тебя увидеть и узнал бы в любой толпе, - причитал отец.
- А я в детстве так боялся потерять твой листочек с адресом. И дал себе слово, что найду тебя. Я ведь представлял в своих детских фантазиях, что только таким и мог быть мой отец, очень страдал после твоего ухода. Всё детство прошло с твоим образом. Я тогда так хотел, чтобы ты остался с нами и был бы моим отцом, своего-то я никогда не видел. А мама недавно умерла, она всегда была рядом. У меня семья – жена и две дочери. Свой дом в Берлине, работа, мы живем хорошо.
- Вот, смотри, Курт, я тоже хранил твой подарок все годы, - сказал отец и открыл заветную коробочку, где всё так же весело и ярко сверкала чешуёй маленькая голубая рыбка.
- О, рыбка… Мне подарила ее бабушка на Новый год, я был еще маленьким, но эту игрушку полюбил.
- Зачем же отдал ее мне?
- Это, как моё сердце, оно уехало с тобой, но я знал, верил, что еще увижу свою рыбку. И вот, наконец, мечта сбылась! – искренне рассмеялся Курт.
И они снова обнимались, вспоминали и плакали.
А я наблюдала за встречей и думала: «Вот и встретились через много лет люди, которые когда-то не хотели расставаться. Значит, не враги они друг другу, и расстояние – не преграда».
5. Война и жизнь
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Что может быть прекрасней, счастливей, радостней цветущей молодости? У неё свои ценности, своё понятие о красоте и, вообще, совершенно иное мироощущение. И даже трудные, послевоенные годы не могут изменить самой природы, сути молодости.
Вот мы, шумливая стайка студенток, бежим на практику. Мы не опаздываем. Просто шагом идти не можем: нам так весело, так здорово, мир так прекрасен, что хочется движения, музыки, смеха!..
Вдруг навстречу нам идёт седой, но совсем не старый мужчина. Он тяжело припадает на одну сторону – грубая деревяшка, заострённая к низу, заменяет ему ногу.
Мы мгновенно притихли.
- В нашем селе многие мужчины ходили на таком ужасном протезе,- говорю я, когда этот встречный отошёл на достаточное расстояние.
Подружки повернулись ко мне, внимательно слушают, и я продолжаю.
Лет десять-двенадцать назад я со своими ровесниками целыми днями пропадала на улице. Сами знаете, некому было присматривать за нами. Всё мало-мальски трудоспособное население работало на колхозных полях, фермах. Улицы были пустынны, а значит, в нашем полном распоряжении.
Как оголтелые носились мы, играя в войну, звонкими голосами кричали: «ура», «хенде хох». Редко-редко выйдет чья-то заспанная старуха, махнёт в нашу сторону палкой – у – у… заполошные… – и бредёт назад. Мы даже не удостаивали её внимания, с теми же криками бежали мимо. Но, иногда нам выпадало счастье увидеть группу мужчин -фронтовиков. Мы мгновенно замолкали, не сговариваясь, подходили к ним, стараясь быть незамеченными. Надеялись, что разговор у них идёт о войне. Тогда мы слушали, а те, кто посмелее, трогали костыли фронтовиков, протезы.
Ручки костылей и перекладинки у подмышек за время использования были отполированными, гладкими, лоснились. Детские ладошки благоговейно прикасались к наглядным отметинам войны. Нечаянно глянув на лицо одного из мужчин, я увидела, что он смотрит на грязную крошечную ладошку, гладившую его протез, а по его щеке сползает… слеза… другие мужчины молчали, но как-то странно покашливали, отворачивались…
Однажды я прикоснулась к ноге-деревяшке, как у этого прохожего. Она была шершавой и неприятной до жути…
И тут Лида, наша сокурсница, прерывает мой рассказ:
- Мне эта деревяшка постоянно снится – у папы такая. По утрам он звал меня: «Дочка, тащи мою левую». Я была ещё маленькая и слабенькая. Деревяшка мне казалась огромной, тяжеленной. Закусив губу, я тащила «левую». Иногда он ещё не успевал замотать культю и колено, и я видела синюшный, в рубцах обрубок ноги, распухшее колено, краснота которого за ночь не успевала сойти. Бывали и свежие болячки.
Втискивая в деревяшку согнутое колено, папа морщился, стонал. Потом он пристёгивал протез к поясу и, откидывая всё тело, тяжело переставлял свою подпорку.
Но по-настоящему было страшно, когда папа, сдерживая крик, скрипел зубами и рычал от боли в ступне, которую он оставил на войне. Говорили, что это какие-то фантомные боли.
Клава поддерживает:
-У нашего соседа такая же нога. Иногда он стучит и стучит деревяшкой об пол или об стену – пальцы, которых нет, чешутся… - это в разговор вступает Таня. Она из Острогожского района, поэтому её выговор отличается от нашего: с "хохлячим акцентом".
- Наше село было оккупировано немцами. Им почему-то вздумалось отправить всех колхозных коров и доярок в Германию. Может, стадо было племенное, а может, немец, самый главный их начальник, был очень жадным.
И вот погнали коров и доярок к железнодорожной станции. Немцы разгоняли бежавших следом родных и близких женщинам, насильно вывозимым на чужбину. Но родственники всё равно бежали в отдалении, плакали, причитали, умоляли:
-Катя, доченька моя, кровиночка родная, напиши, если только можно – о – о…
- Зина, сестрица, сыночка твоего Петеньку, себе возьму… Господь с тобой…
Некоторые ни кричать, ни благословлять не могли: замертво падали, не совладав с болью расставания, несправедливостью, жестокостью.
И вот животных и их обслугу погрузили в вагоны. Колёса вагонов весело перестукивают на рельсах. Им всё равно, что творится, они не переживают, они железные…
Два или три года жили на чужбине горемыки. Ухаживали за коровами, ели, спали около них же – сполна познали рабскую долю.
-Наши! Наши!- захлёбываясь слезами радости, кричали измученные и душой, и телом женщины. И они, и бессловесные питомицы были освобождены и отправлены своим ходом на родину, домой!
Как же пересказать все муки, доставшиеся и людям, и животным? Где найти такие слова, что бы воочию представить жуткую картину?
Раздетые, разутые, не имея даже малости из еды, брели женщины. Они рады были деревням на пути. Прогоняя скот по улицам, предлагали жителям подоить коров и взять себе молоко. Селяне давали хлеб. Некоторые предлагали обувь, но на распухшие, разбитые в кровь ноги не налезала ни одна обувка. Поношенные кофты и платки кое-как спасали от зноя, а потом и от холода.
Доить животных необходимо два-три раза в сутки. Молоко сдаивали прямо в землю, до капельки, только бы вернуть стадо, не испортив его. Руки женщин от постоянного доения распухли, болели, не давали заснуть в короткие передышки.
* * *
У царя Соломона на перстне была надпись: «Пройдёт и это». Для женщин и животных так же всё прошло. Закончился кошмар, растянувшийся на тысячи километров в пространстве и годы во времени.
…- Овча-арка-а!.. Немецкая-я-я ов-ча-а-рка-а! – доносится с одного конца улицы и на пол села. Это выпивоха Степан, муж Екатерины, куражится, позорит жену, поминая её мученичество в годы войны.
Екатерина выбегает, дрожащим голосом уговаривает непутёвого мужа, успокаивает, заводит в дом. Слёзы потоком льются по её щекам… но ни слёзы, ни уговоры, ни увещевания несчастной жены на него не действуют.
Снова и снова раздаётся на улице Стёпкин ор. Даже на замечания и предупреждения участкового он только нагло ухмыляется.
Однажды Екатерина видит, что к орущему Степану бегут её подруги по прошлому несчастью. У одной палка в руках, другая со скалкой, у третьей скамеечка для доения коровы. Свалили они глумца. Не убили, конечно, и не покалечили, но досталось ему здорово. Стыдно Степану - бабы дубасят, а пожаловаться некому, да и сам знает – поделом!
Взмолился он, зарёкся жену обижать…
Радостно нам,молодым, что всё так замечательно закончилось, и мы весело хохочем!..
6. Мы смиииирные...
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Иногда, оставшись одна, я вспоминаю разговоры мамы с бабушкой. Говорили они, чаще всего, о старине, давнем прошлом, когда они были молоды и всё было не так, как сейчас… Им разное приходит на память, а я - то умиляюсь, то грущу, а бывает, сожалею о чём-то, безвозвратно ушедшем, навсегда утраченном.
Вот моя бабушка рассказывает.
Идёт по улице Ваня. Ему уже под сорок. В любое время года он одет в рубище, босой,
лишь зимой обут в лапти, и то, без онучей.
Все, кто видит его - зазывают к себе. Но он уже наметил, у кого сегодня будет ночевать и на уговоры не поддаётся.
Заходит к Пантелеевым, радостно улыбается бабушке, и ребятишкам, игравшим на тёплой печке.
- О! Ваня пришёл! Холодно на улице, а ты почти раздет, разут… - сокрушённо качает головой Пантелеева бабушка.
- Ничаво-о-о…
- Да как же - «ничаво»? Ноги, руки посинели…
- Ничаво-о-о…
-Ну, лезь скорее на печь, грейся.
Ваня влезает, прячет ноги под настеленное тряпьё к горячим кирпичам.
Восторгу детей нет предела: такой большой, взрослый и не гнушается ими, наоборот, они лазают по нему, прыгают, а он только улыбается и придерживает карапузов, чтобы не свалились.
Дети никогда не слышали о Ване: «дурачок», «глупый». По примеру взрослых, он для них особенный, желанный гость.
- А ну-ка там, потише! Дайте Ване покоя! - прикрикивает на детей бабушка.
- Ничаво-о-о! – весело хохочет Ваня, складывая ребятню в кучу-малу.
- Вань, ты ел ныне? – не унимается бабушка.
-Не-а,- беспечно отвечает гость,- из Чесменки пришёл. Рано встал, нянЮшка с братУшкой ещё спали.
- Иди сюда, накормлю. Это же двадцать километров по морозу, без одёжки… сердешный…
- Ничаво-о-о.
Спать Ваня ложиться на полатях. Там, конечно, и клопы, и блохи. Дети засыпают непробудно, утром чешут места укусов. А Ваня спит плохо, часто кричит:
- Нянюшка! (Всех женщин он называет «нянюшками», а мужчин - «братушками»). – Дай редюшку (дерюжку), меня пчёлы закусали!
Утром он с бабушкой вытряхивает на морозе всё тряпьё, снятое с полатей. Следующая ночь пройдёт поспокойней.
Дня через два-три Иван собирается в дорогу.
- Ваня, обождал бы уходить, непогода разгулялась, как бы, не застыл совсем…
- Ничаво-о-о.
Далеко идёшь-то?
-Не-е. В ШишОвку.
-Зачем тебе в ШишОвку? Это же вёрст десять шагать... Оставайся у нас или в любой дом иди, тебе везде рады.
- Не-е. НянЮшка с братУшкой ждуть.
- На, треух надень, онучи да поддёвку… - предлагает настойчиво бабушка.
- Ничаво-о-о.
Иногда Иван, всё-таки, брал что-нибудь из одежды, но почти сразу отдавал в какой-нибудь избе детям: носите, а мне - ничаво-о…
Боялись люди Бога. Считалось, обидеть безответного человека - грех непростительный. А как придёт этот человек в дом, забывали и про грех, и про награду от Бога за доброту… радовались божьему человеку просто так, от чистого сердца, жалели, как родного, последним куском с ним делились.
Я слушала, но стеснялась вступить в разговор и рассказать об одном случае…
Было нам, девчонкам, лет по шестнадцати. В клуб, на танцы или в кино, нас отпускали только в субботу и воскресенье, поэтому мы с нетерпением ждали этих дней, тщательно готовились к ним.
И вот прекрасный летний вечер! Мы нарядные, трепетные в предвкушении музыки, свиданий со своими «симпатиями», идём в сельский клуб.
Вдруг навстречу нам медленно-медленно идет женщина. Она очень маленького роста. Тогда было принято здороваться со всеми, и мы поздоровались с незнакомкой. Вместо приветствия она тихо проронила:
-Я не знаю, куда мне идти…
Мы окружили её.
-А где вы живёте?
-В Берёзовке…
-Это же соседнее село, как вы здесь-то оказались?
-В церковь пришла. Служба давно закончилась, а я всё своих ищу. Тут она чуть оживляется:
-Когда я к ним прихожу, они меня встречают: «Мать, мать пришла! Заходи!
-Они ваши дети? - спросила Таня.
- Нет. Просто они меня так называют.
Мне показалось странным: хорошие знакомые, матерью называют, а она с полудня до позднего вечера не может найти их дом…
-Вы знаете, где ваши знакомые живут?- спрашиваю у неё.
-Хорошо знаю! У них дом от дороги в стороне.
Мы переглянулись. Догадка осенила нас: понятие у этой женщины, как у малолетнего ребёнка.
-А на какой улице этот дом?
- Да на этой!.. Там ещё большие дома есть…
«Какие же это большие дома? Может, школа и правление?» - размышляем вслух. И мы повели её почти на другой конец села, не решаясь оставить женщину-ребёнка на ночной улице одну, без помощи.
Но ни один дом не подходил под слабенькое описание.
- Не этот… не этот…
На душе у меня (думаю, и у всех нас) становилось всё тоскливей: такой долгожданный вечер танцев уже в разгаре и… без нас.
На улице нет ни одного прохожего, от которого можно было бы услышать что-то более вразумительное про этот таинственный дом.
На наше счастье, дорогу переходит старушка. Мы окликнули её.
-Скажите, вы не знаете людей, которых навещает вот эта женщина?
Старушка скорым шагом подошла к нам. Поздоровавшись, она посмотрела на нашу протеже.
-О! Да я знаю её! Она в наш храм ходит, я её там часто вижу. Негде ей ночевать. Никого у неё здесь нет и, обратившись к несчастной, заговорила тепло-тепло чуть растягивая слова, как с маленькой:
-Мотя, ко мне пойдём, у меня переночу-у-ешь. А завтра в це-е-рковку пораньше сходим, и ты домой пойдёшь…
-Возьми меня ночевать, возьми,- взмолилась Мотя.- Я сми-и-рная…
-Возьму-возьму, не переживай. Сейчас поеди- и-м с тобой, молитовку почитаем и – на покой.
-Я смирная, ты меня не бойся…
Мотя уже забыла про нас, она доверчиво жмётся к своей спасительнице, тихо-тихо и почти со слезами повторяет:
-Я сми- и- рная… я сми - и - рная…
Старушка обращается к нам:
-Идите, девчатки, идите… не беспокойтесь…
Она берёт Мотю за руку, и уже через несколько мгновений они растворяются в кромешной тьме.
Мы обо всём на свете забыли, смотрим вслед, пытаясь разглядеть две удивительные фигурки. И нам так стало одиноко, остро захотелось попросить: возьмите нас с собой…
…мы… сми- и - рные…
7. детство прошло в концлагере
Зинаида Малыгина 2
Из рассказа Щербакова Алексея Прокопьевича, проживающего в городе Кировске (Мурманская область)
Своё детство мне пришлось провести в концлагере в Австрии, когда мне было 11 лет и когда деревня Дубово Витебской области была захвачена фашистами. Это было в 1943-45 годах, два трудных года. В одном бараке концлагеря рядом с нашей семьёй жила семья Дудкиных с маленькой худенькой девочкой Тамарой.
И вот через 50 лет в Петербурге мы встретились с ней, уже взрослой женщиной Тамарой Николаевной. У неё каким-то чудом сохранилась лагерная фотография. Говорить не могли, сидели и плакали…
Она нашла в архивах цифру: среди заключённых поимённо было названо 104 ребёнка. Тамара Николаевна многие годы разыскивала данные о каждом, ожидала встречи, но сумела найти только мой адрес.
Начали вспоминать военные годы. Когда в нашей деревне Дубово был убит партизанами немец, деревню фашисты подожгли и велели жителям построиться в колонну.
Погнали женщин с малыми детьми и стариков по снежной колее. Оглянувшись, мы могли видеть зарево от догорающей деревни, от наших домов вместе с нашим небогатым имуществом.
Несколько километров шли до деревни Стыкино, где нас приютили местные жители, а немецкий штаб расположился в деревне Пахомовичи.
По дороге немецкая колонна подорвалась на мине, заложенной партизанами. Теперь было понятно, что покоя нам не будет – жди расправы. Так и случилось. По доносу выгнали из дома старика и двух подростков и расстреляли на виду у всех.
Как осталась жива моя бабушка и мама с тремя детьми – чудо. Ведь наш отец был председателем колхоза и ушёл на фронт в июле 1941 года. Полицай Гришка Лукашев почему-то скрыл эту информацию, пожалев женщину с тремя малыми детьми.
Начались наши скитания по чужим углам. Летом жили в землянке, соорудили каменку из булыжников для приготовления пищи. Дым из землянки выходил через дверь, а в питание шли грибы, ягоды и травы. Перебивались, как могли, нашими малыми силами без мужской помощи.
Однажды утром приказали всем жителям вместе с детьми построиться в колонну. Тех, кто не вышел, расстреливали на месте. Колонну погнали на ближайшую станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли на Запад в заколоченных вагонах-телятниках.
Прибыли в польский город Белосток. Поселили нас в бараки, обнесённые колючей проволокой.
Так мы оказались в концлагере, где кормили баландой. От этой пищи у всех случилось расстройство желудка, а моя маленькая двухлетняя сестрёнка умерла, как и многие другие дети.
Мне же помогла смекалка: я подползал под колючую проволоку и бежал в деревню к австрийцам, просил у них хлеб и бегом бежал назад покормить маму, бабушку и вторую сестрёнку.
Мама понимала, что я подвергался смертельной опасности, но другого выхода не было. Так в 11 лет я стал кормильцем трёх женщин: бегал я быстро, просил жалостливо и так спас семью от смерти.
Через год нас перевели в лагерь Дойчендорф, который находится около города Капфенберга в альпийских Альпах. Это красивая местность на холмах, покрытых зеленью. Среди этой красоты было построено много лагерей для гражданского населения и военнопленных.
К нам в лагерь приходили поляки, чтобы выбрать из обессиленных людей рабочую силу для сельскохозяйственных работ, но из нашей семьи им никто не понадобился.
Весной 1944 года нас опять погрузили в вагоны и повезли дальше на Запад.
Оказались мы в Австрии в городе Грац, который по величине уступает лишь Вене. Город утопает в зелени, ярко светит солнце, а на платформу выходят грязные и оборванные люди, от которых все отворачиваются и показывают пальцем.
Опять построили колонну и в сопровождении конвоя поселили в лагере на окраине города. Всех остригли наголо, обсыпали каким-то серым вонючим порошком и отвели в бараки на двухъярусные нары.
Спали на голых досках, а от скудости пищи и скученности началась эпидемия брюшного тифа. Выживших, которые покрепче, отправили в город Гамбург для разборки завалов после бомбёжки и для земляных работ.
Заболела сестра, а я был так слаб, что даже не мог навестить её в лазарете.
Теперь уже мама пролезала под проволоку в темноте и шла просить милостыню. На ней был мундир неизвестного происхождения с блестящими пуговицами, и почему-то, глядя на этот мундир, ей охотно подавали и при этом смеялись.
Истина открылась позднее. Оказывается, на пуговицах была изображена карикатура на немецкую символику.
Позднее немцы разглядели этот мундир и приказали пуговицы спороть. Так мама лишилась заработка, а мне стала постоянно мерещиться еда во сне и наяву.
Мне казалось, что я глотаю овсяный отвар, о котором мечтал днём и ночью…
Немного повезло, когда меня выбрали вместе с другими подростками возить тележку с мясной тушей.
Мы становились по бокам тележки и катили её, отталкиваясь одной ногой от земли. Рядом с тележкой шёл охранник, но мы все же умудрялись отрезать ножичком маленькие кусочки мяса и прятать их за пазуху.
Это было опасное и смертельное занятие, но другого выхода от голодной смерти не было. Эти лепёшки из кусочков спасли нам жизнь…
Уже в мирное время взрослым человеком я посетил место пребывания моей семьи в концлагерях. Не описать чувства, которые нахлынули.
Ведь у меня в детстве не было детства - оно прошло в борьбе за выживание. В Капфенберге сохранилась арка с колоколом в память о русских военнопленных.
Со слезами на глазах я стоял перед ней и тогда решил рассказать эти воспоминания для своих потомков. Пусть никогда не будет войн! Это говорим мы, дети войны.
Записано мною со слов Щербакова А. П., 1932 года рождения
8. Кусок мыла
Варвара Можаровская
Читая о войне, мы не часто встречаем упоминание о тех, кто сыграл незаметную, но немаловажную роль в победе нашей армии над захватчиками – о работниках тыла. В числе многих незаменимых профессий была очень важная и тяжёлая – работа прачек.
А между тем это они, прачки, в холод и зной, огрубевшими от щелочей руками стирали тонны пропитанного кровью и потом белья.
Моя свекровь – Белла Борисовна Засновская относится к таким труженикам тыла, которые ковали победу далеко от передовой, но причислены к участникам боевых действий за неоценимую помощь фронту своим самоотверженным трудом.
А её муж - Григорий Дмитриевич Зубко прошёл всю войну, бежал из плена, воевал в партизанском отряде Чехословакии и вернулся домой.
До войны они счастливо жили в славном городе Киеве, у них был прекрасный, годовалый ребёнок и они не могли нарадоваться на свою доченьку Светлану…
Когда мы, будучи взрослой супружеской парой, приезжали к ним в Киев, родители очень радовались. Они гордились своим сыном-лётчиком и, насколько я знаю, были довольны своей невесткой. Свекровь готовила много всяких разносолов, носилась по дому как на крыльях, варила, жарила и запекала. Особенно вкусно у неё получался запечённый в духовке окорок, мясо с черносливом и любимые мною котлеты.
А как смешно она прыгала через две ступеньки на четвёртый этаж, когда возвращалась домой, забрав почту в ящике! Не хотела терять ни секунды, чтобы подольше побыть с дорогими гостями.
Накрывался стол, и начиналось весёлое застолье, песни, разговоры, все наперебой рассказывали свои истории – муж про авиацию, его старшая сестра Светлана работала в министерстве лёгкой промышленности и рассказывала о своей работе, и очень любила вспоминать как она во время войны «помогала» маме стирать солдатское бельё.
Это было в Оренбургской области, в образовавшихся отрядах работали вольнонаёмные женщины, жили они в лесу в землянках, многие были с детьми.
Старшие дети присматривали за младшими, в то время, когда женщины летом стирали бельё на речке.
В один из дней Светлана, улучив момент, когда никого не было рядом, затосковала по маме и решила пойти к ней. Зная направление, по которому уходили взрослые, маленькая трёхлетняя девочка пошла по тропинке, через лес к женщинам. Расстояние было небольшое для взрослого, примерно полкилометра, но для ребёнка - это дальняя дорога, полна опасностей и приключений. Когда этот героический ребёнок предстал перед глазами матери, она так и села в воду, настолько это было неожиданно – видеть своего крохотного ребёнка, выходящего из леса без сопровождения.
И слёзы были и радость оттого, что со Светланой ничего не случилось.
А Белла Борисовна частенько вспоминала военные годы и истории, случавшиеся с ней на трудовом фронте под Оренбургом. А случаев и приключений разных было предостаточно, так как она была человеком живым, подвижным, характер у неё был взрывной, с повышенным чувством справедливости. Всегда бросалась людям на помощь и на просьбу никогда не отвечала отказом.
Одна из историй особенно запомнилась мне, потому что, будучи совсем старенькой, (дожила до девяноста лет) она рассказывала «как трясла своего начальника за барки». Этот рассказ мы знали наизусть, так как слышали его каждый раз, когда с мужем приезжали в Киев.
Война застала молодую семью в Кишинёве, куда отправлялись военные в формирующиеся пограничные части для укрепления границ после включения Бессарабии в 1940 году в состав СССР.
Григория Дмитриевича тоже отправили в Молдавию для охраны западных границ Советского Союза. Забрав жену и маленькую Светочку, они уехали в Кишинёв.
Белла Борисовна, будучи натурой деятельной, дома не сидела, а сразу же устроилась в часть мужа вольнонаёмной. Но недолго радовались они жизни, через год пришла беда и разрушила безоблачное счастье семьи - началась война.
Пришёл приказ эвакуировать семьи военных, и молодая жена, забрав ребёнка, отвезла его на родину Григория Дмитриевича, на Полтавщину. Когда она отмечалась в Штабе Округа, начальник огорошил её известием, что часть в Кишинёве, к которой она была прикомандирована, отступает в Одессу, а ей предписано эвакуироваться в Среднюю Азию.
Пришлось возвращаться в Полтаву, забирать дочку и уезжать в назначенное место.
В первые месяцы войны началось крупномасштабное перемещение населения, предприятий, культурных и научных учреждений. Объём эвакуации был настолько велик, что в июле 1941 года для её проведения была использована почти половина всего вагонного парка СССР. За первые четыре месяца войны на восток были эвакуированы 18 миллионов человек, 2,5 тысячи промышленных предприятий, 1,5 тысячи колхозов и совхозов.
Пассажирских поездов не хватало, поэтому Белле пришлось ехать с маленькой дочкой не в пассажирском, а в товарном вагоне, который не был приспособлен для перевозки людей. Спали на полу, потому что не было нар, по вагону гуляли сквозняки, нужду справляли через дыру в полу.
Дочка простудилась и заболела, поднялась высокая температура, лекарств не было, медицинского обслуживания тоже. Мать в поисках кипятка вышла на станции Акбулак Оренбургской области и неожиданным образом, подобно чуду, встретила свою двоюродную сестру. Многие жители Акбулака устремлялись к станции, когда прибывал очередной проезжающий эшелон, в надежде встретить своих близких, знакомых, чтобы помочь оставшимся без крова людям.
Сестра, узнав, что маленькая Светочка с температурой, тут же предложила им сойти с поезда и приютила их у себя. Прервав маршрут в Среднюю Азию, они обосновались у родственников. Отметившись в военкомате, эта неугомонная женщина, не теряя ни одного дня, стала работать санитаркой в госпитале, там же лечила свою Светлану.
Трудилась с утра до вечера, отдавая все силы на помощь армии и помня, что она своим трудом также помогает и своему любимому мужу, с которым они расстались в Кишинёве.
Была она невысокого роста, худенькая, но в ней была сила, выносливость и решимость. Об этом можно судить по тому, как она поступила со своим начальником, который обвинил её в краже куска мыла.
Один тяжелораненый солдат, за которым она ухаживала, подарил ей, на то время, очень ценную вещь – кусок хозяйственного мыла.
Она, будучи натурой открытой и доверчивой, поделилась радостью с подругой, не ожидая от неё подлости и коварства. Та оказалась нечестным человеком и донесла об этом начальнику хозяйственной части, который предложил Белле Борисовне уволиться, чтобы не возбуждать дело о хищении военного имущества. Он подозревал, что она догадывалась о его служебных нарушениях, и подумал, что Белла, испугавшись, уйдёт.
В военное время, за разбазаривание имущества полагалось наказание в виде лишения свободы на срок не менее пяти лет.
С начальника летели и пуговицы с кителя, и погоны с плеч, когда оскорблённая женщина услышала несправедливую клевету в свой адрес. Она тут же, не раздумывая, написала заявление в суд для разбирательства.
Суд восстановил доброе имя моей свекрови, раненый солдат подтвердил её невиновность, начальник наоборот попался на злоупотреблении служебным положением. Он устраивал всех своих родственников на хлебные места, попутно выявились и другие нарушения. И его с тёплого насиженного местечка отправили на фронт.
Свекровь, рассказывая про этот случай, всегда радовалась как ребёнок, тому что ей удалось поставить на место зарвавшегося начальника, и невероятно гордилась собой.
В 1942 году повсюду начали формироваться сотни полевых прачечных отрядов, из-за санитарно-эпидемиологической обстановке в Армии, она была катастрофической. Виной явилась царившая повсеместно жуткая антисанитария. Надо было спасать положение. В отряды, в основном, набирали женщин из числа вольнонаёмных.
Моя свекровь – всегда в первых рядах, она поступает прачкой в 59-й запасной стрелковый полк, задачей которого было формирование воинских частей из солдат прошедших реабилитацию после ранения и отправки их фронт.
И до конца войны эти самоотверженные женщины, зимой и летом, в дождь и снег, в жару и холод, перестирывали горы гимнастёрок, телогреек, белья, стирая руки в кровь и зарабатывая хронический артрит.
Зимой приходилось жить в землянках, таскать дрова для печек, чтобы нагревать воду, золу тщательно сохраняли, чтобы использовать вместо мыла, когда оно кончалось.
Летом горы белья стирали на речке. Это для них было обычным делом, они знали и верили, что своим трудом вносят вклад в приближение победы и не жалели для этого здоровья и сил.
Война закончилась, наступил долгожданный мир. После победы мать с дочкой, которой было уже пять лет, возвращаются в свой родной Киев. А через некоторое время возвратился Григорий Дмитриевич, получивший несколько ранений на фронтах, попавший в плен, из которого ему удалось невероятным образом сбежать. Он попал в партизанский отряд в Чехословакии и там закончил войну.
Семья воссоединилась после многих лет разлуки, ожиданий и надежд. Началась новая послевоенная жизнь и вместе с ней новые трудности, новые испытания - нужно было восстанавливать разрушенную страну…
9. Мирный завод
Илья Молоков
К 75-летию Великой Победы
Принимал ли я участие в Великой Отечественной войне? С марта месяца 1943-го года по май 1945-го я был на фронте! Да и последующие годы трудился там же, потому что в 1943-м году наш сельский восьмой класс направили в ФЗО на шахты Караганды, то есть в школу фабрично-заводского обучения. Лишь трое не прошли по здоровью – я и два мои одноклассника. Один в городе поступил в ремесленное училище железнодорожного транспорта. Мы с другом пришли в отдел кадров вагоноремонтного завода, где нас приняли на работу в качестве учеников слесарного дела в секретный в то время цех.
Рабочих и учеников в завод и цех пускали по специальным пропускам. Дисциплина была военного времени. За опоздание наказывали очень строго. За симуляцию судили судом военного времени. Также наказывали за умышленный брак изготовленных деталей, лишали премий, объявляли выговоры. Надо сказать, что браком были забиты водостоки в полу и другие тайные места. А за хорошую работу поощряли за смену мешком крупной древесной стружки, которая годилась для отопления жилого помещения. В цехах все работали молча, не отвлекаясь лишними разговорами, таков был порядок военного времени.
Мастер слесарного участка, к которому нас – одноклассников прикрепили, был очень строгим и не всегда справедливым. Однажды он у заготовительного участка положил на металлический лист нужные ему железяки, проделав два отверстия в листе, зацепил крючками и потребовал тянуть к цеху. А на дороге, по которой нужно было тащить груз, находилась металлическая стружка, она создавала большое трение. Два дня меня занимал мастер этой непосильной работой. На второй день я сказал ему: «Нет сил тащить лист, живот от такой работы разболелся, могу случайно пустить в штаны…»
Днём позже я стоял у верстака со своим наставником-учителем, к нам подскочил сорвавшимся с цепи псом мастер и прорычал мне: «Больше за железом тебя брать не буду. Сегодня ты должен сделать тридцать штук петлей для армейских ящиков». Я уже мог делать такие петли, взял молоток, напильник, другие инструменты и начал изготавливать петлю. Всё валилось из рук, из глаз текли слёзы… Мастер ушёл, и наставник спросил: «Почему ты плачешь? Обидел кто?» «Боюсь не успеть выполнить приказ мастера». «Ты не беспокойся, я свои петли тебе добавлю, если не успеешь». Помощь не понадобилась, я задание выполнил, причём с хорошей отметкой ОТК.
Через три месяца мы с товарищем сдали экзамены и стали работать самостоятельно, задания выполняли с хорошим качеством. Мы вставали на подмостки – ящики, чтоб дотянуться до верстаков. Я привык к гулу станков, стуку прессов, лязгу металла. В цехах завода в основном работали подростки 13-15 лет. Кто токарем, кто фрезеровщиком. Все мы выполняли работу по заказу военного времени в две смены по 12 часов. В то время станки не простаивали. Ну и наши лапти изнашивались быстро, взамен них выдавали деревянные колодки. Не только обувь, люди не выдерживали нагрузки, падали на рабочем месте. Смертельных случаев было немало.
Три раза в неделю после работы нас – ребят собирали у завода на двухчасовую военную подготовку. В остальные дни мы посещали кино, танцы. В выходные дни – раз в месяц мы с другом ходили в родное село. Туда налегке 35 км и обратно столько же с мешками за спиной, в которых приносили по 6 кг картошки, по бутылке молока, хлеб, яйца. По пути для уточнения, как получить паспорт, друг в июле месяце 1944-го года зашёл в милицию. Я остался на базарной площади у перил, где привязывали лошадей приехавшие люди. Ко мне подошёл милиционер, приказал: «Пойдём со мной». Я хотел оставить свою поклажу, но услышал: «Возьми с собой, она тебе может понадобиться».
В милиции дежурная спросила меня: «А где вы работаете?» «Я и мой друг работаем в вагоноремонтном заводе с 15 числа марта месяца 1943-го года». Затем последовал вопрос: «А документы у вас есть подтверждающие то, что вы работаете на заводе?» Я пояснил: «Когда мне исполнилось 16 лет, согласно моего свидетельства о рождении выдали паспорт, который я сдал в отдел кадров на хранение. Как таковых документов у меня нет, при себе имею пропуск для входа на территорию завода». Милиционерша попросила показать пропуск. Посмотрев мой пропуск в завод, сказала: «Всё правильно, фамилия, имя, отчество, название завода и печать есть».
Неоднократно мы с другом обращались с просьбой к начальнику завода о расчёте с завода ввиду добровольного ухода на фронт. Начальник всегда наставлял: «Здесь такой же фронт, только невидимый. Наш мирный завод выпускает военную продукцию – всё для фронта, всё для победы над фашистской Германией. Вы такие же солдаты, как и на фронте, несущие службу в тылу СССР. Вы делаете мины, танки, бронепоезда, и всё это идёт на разгром врага». Однажды я спросил: «А если убегу на фронт, не рассчитаясь с заводом?» «Если убежишь, судить тебя будут, как военнообязанного солдата, военным судом. Могут приговорить к расстрелу, как дезертира убежавшего с фронта».
Село наше во время войны осталось без техники и хороших семян. Пахали землю на непригодных к военной службе нездоровых лошадях на малую глубину. Зерно разбрасывали руками по поверхности вспаханной земли, затем женщины втроём-вчетвером тащили бороны, чтоб закрыть зерно. Почти весь урожай под лозунгом "Всё для фронта! Всё для победы!" увозили представители райцентра. Но женщины верили, что закончится проклятая война. Они ждали возвращения с передовой мужей и детей. После Великой Победы через год уцелевшие фронтовики вернулись домой больными, ранеными в руку или ногу, поэтому от них помощи в работе почти не было.
Я мечтал получить десятилетнее образование, затем поступить в институт, стать толковым преподавателем русского языка и литературы. Осуществить мечту не дала война. Завод дал мне проводницу по всей жизни. В 1946-м году я женился на девушке, которую встретил, работая с ней в одном цехе слесарем по изготовлению спецарматуры. Она данную арматуру – петли, накладки, вертушки устанавливала на армейские ящики. В победном году правительство нашей страны разрешило службу в церкви без колокольного звона. Мы обвенчались и тихо живём по сей день. В мирное время наш завод выпускает вагоны, и состав нашей семьи постепенно увеличивается.
Миниатюра написана по рассказам дяди Володи.
10. Бойцы трудового фронта
Тамара Непешка
На Новодевичьем кладбище я оказалась случайно — пришла вместе с подругой, у которой там захоронены родственники. Мы шли, рассматривая памятники, большинство высеченных на них имён были нам обеим хорошо известны. Но вдруг моё внимание привлекла надпись, на которую подруга не обратила внимания: народный артист СССР Максим Дормидонтович Михайлов. В фигуре, вырастающей из постамента, легко узнавался певец, - свидетельством тому были фрак, бабочка, характерно сложенные руки. Это имя я слышала от мамы в связи с историей, приключившейся с ней в первый, самый тяжёлый военный год.
Когда началась война, мама была студенткой Московского авиационного института и жила в общежитии. Каждое утро она приходила на распределительный пункт и получала трудовое задание. Очередным утром группу, в которой была мама, отправили не на городской объект, как всегда, а на железнодорожный вокзал и посадили в поезд, который пошёл на восток. Погода стояла летняя, девушки были одеты в платьица и туфельки, никаких тёплых вещей и запаса еды у них не было. После многих часов пути их высадили из поезда, они долго шли пешком пыльными дорогами до какой-то деревни, где их разместили на проживание. Каждый день они ходили рыть противотанковые рвы в нескольких километрах от деревни.
Дни тянулись похожие один на другой, но однажды, шагая как обычно на работу по просёлочной дороге, они вдруг увидели толпу людей, бегущую им навстречу.
- Куда вы идёте, поворачивайте назад! - взволнованно кричали эти люди. - Там немцы, немцы!
Тут же послышался гул приближающихся самолётов, он неумолимо нарастал, послышались взрывы. Все бросились с дороги врассыпную, но в поле укрыться было негде. Пробежав немного, мама упала на землю и накрыла руками голову, но не удержалась и посмотрела вверх. Совсем низко над ней летел самолёт с фашистскими знаками. Она отчётливо увидела лицо немца, который смотрел прямо на неё и хохотал, стреляя из пулемёта.
- Не понимаю, почему он не убил меня, - говорила она всякий раз со слезами на глазах, вспоминая эту историю.
Налёт закончился, вокруг стояли крики, стоны, плач. Мама отыскала подруг, к счастью, никто из них не пострадал. До этого утра они представляли себе, что война — это страшно, но в действительности всё оказалось гораздо страшнее. Девушки не знали, что делать дальше. Им казалось, что они остались одни на всём белом свете, всеми забытые и никому ненужные.
* * *
Максим Михайлов родился в 1893 году в бедной крестьянской семье в далёкой чувашской деревне. Он учился пению в хоре земской школы, к окончанию которой у него развился бас. В двадцать лет закончил пастырские курсы и начал служить протодиаконом в Казани, а позже был переведен в Москву. Много людей приходило в церковь послушать его пение — такой, как у него, очень низкий бас профундо встречается редко. Он мечтал петь на сцене, поэтому в 1930 году оставил служение, не снимая сана, и стал выступать как оперный певец. Сам Фёдор Шаляпин говорил, что завидует его голосу. Очень скоро Максим Михайлов стал солистом Большого театра и был замечен Сталиным, который назвал его голос могучим. Познакомившись с певцом, Сталин приблизил его к себе и нередко встречался с ним один на один.
Сохранились свидетельства современников о Максиме Михайлове, записи его исполнений. Он признан одним из лучших исполнителей партий Ивана Сусанина, Кончака, Гремина. Бывший дьякон с богатыми вокальными данными легко исполнял труднейшие оперные партии, на которых нередко спотыкались рафинированные воспитанники консерватории. Народные песни звучали у него мощно и убедительно. Никаких вычурностей в исполнении у него не было, просто свой прекрасный голос и человеческая душа.
В годы войны Максим Михайлов выезжал на фронт в составе концертных бригад, пел в госпиталях для раненых бойцов. Многие отмечали, что в его исполнении были проникновенность и уверенность. Неважно, сколько солдат его слушало, когда он выступал на фронте — пять, пятьдесят или пятьсот. Он всегда пел как на исповеди, как для самого себя. И в окопе под аккомпанемент баяна он пел так же истово, как в Большом театре. В 1941 и 1942 годах ему были присуждены две Сталинские премии, а в 1945 году он был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.».
После окончания войны Максим Михайлов выступал на различных пусковых объектах, его любили слушать не только строгие любители классики, но и простые рабочие люди, считая своим. Народный артист СССР Александр Ведерников оставил такое воспоминание: «Когда он приходил на концерт, вытаскивал ноты, то обычно спрашивал у конферансье: «Ну как тут, какая сегодня у нас публика?» Ему говорили: «У нас сегодня хорошая публика, интеллигентная, учёные, инженеры». «Ну тогда поём «Варяжского гостя». На следующий концерт он приходил и спрашивал: «А какая сегодня у нас публика?» «Да, публика здесь, знаете, разношёрстная — в основном рабочие». «Ага! Рабочие... Ну тогда споём «Варяжского гостя».
Многие отмечали скромность и простоту Максима Дормидонтовича, его абсолютное неучастие в закулисных интригах. Сталин на юбилее по случаю своего семидесятилетия сказал, что бывший священник Михайлов — единственный, кто ни разу не обращался к нему с просьбами для себя.
А вот по рассказу моей мамы, именно Максим Михайлов оказался их спасителем, обратившись к Сталину за помощью. Дело в том, что среди потерявшихся вместе с мамой девушек оказалась его дочь Валя. По просьбе любимого певца Сталин распорядился выделить машину для розыска. Каким-то чудом во всеобщей сумятице того периода войны их нашли и совершенно обессиленных, оборванных, босых и голодных вернули в Москву.
Впоследствии мама участвовала в противопожарной обороне Москвы — дежурила по ночам на крышах зданий, тушила зажигательные бомбы.
Максим Дормидонтович Михайлов скончался в 1971 году, перед смертью он принял монашеский постриг. Патриарх благословил отпеть его в облачении и поминать как протодиакона. Дочь Валентина захоронена вместе с отцом, её имя высечено на надгробной плите. Мир праху этих людей!
11. Ранение. К Дню победы
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Морозный воздух, лунный свет
На звездном фоне взвод рисует.
И ничего важнее нет,
Вгрызаться спешно в твердь земную.
Крушат лопаты мерзлый грунт,
С лица слетают капли пота.
Враги коварные не ждут,
Здесь завтра бой, - не ждёт работа...
Заметны стали за холмом,
На белоснежном поле чистом
Косые тени - смерть и зло:
Там двое снайперов фашистов!
От тех стрелков спасенья нет,
Пока траншея не готова!
Ещё быстрей на грязный снег
Ложатся горсти чернозема.
Их жизнь на ниточке висит, -
Солдаты все переглянулись.
Их только жребий защитит...
Упал сосед от первой пули!
Лицом свалившись в рыхлый грунт,
Упал еще второй и третий...
Что приключилось с ними тут!?
Узнают ли их жены, дети?
В окопной скрыться темноте, -
Копать скорее нужно глубже!
От боли острой в животе
Воспламенилось тело тут же...
Под ним, как знамя, красный снег, -
Всю ночь солдат лежал недвижно,
Что жив ещё тут человек,
Медбрат мог просто не услышать!
Раненый солдат – это мой родственник.
12. Картины полыхающего заката
Дария Павлова
Заполыхал майский закат в небесах, словно знамя среди хризолитовых листьев на ветру. Рисовал алой кистью закат и пел сквозь грань времен песни воинов сражавшихся за Родину - Матушку.
Мимо проходили людские судьбы искалеченные войной.
Расцветала черемуха, а закат все вспыхивал в небесах и рисовал картины вечной памяти.
13. Побагровел закат
Дария Павлова
Побагровел закат
В небесах,
Вспыхнув
Карминно-красным заревом,
Словно Знаменем.
Огненно запел
Песню закат,
Словно пронес
Память
Через года, века.
И прошли мимо
Судьбы, искалеченные войной.
Высекая
Знамя Победы,
Пламенно отзвучал закат.
14. Боевой путь деда
Лидия Парамонова -Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
Вставай, страна огромная.
Вставай на смертный бой
С фашисткой силой тёмною,
С проклятою ордой...
В.И. Лебедев- Кумач
Моему деду, Фокину Николаю Филипповичу, было тридцать девять лет, когда началась Великая Отечественная война. В 1941 г. был призван в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии Шацким районным военным комиссариатом Рязанской области Шацкого района и
зачислен красноармейцем в 935 стрелковый полк 306 стрелковую дивизию, 1-го Прибалтийского Фронта.
В селе Кривая Лука осталась жена и пятеро ребятишек. За их счастье, свободу и независимость нашей Родины дед со своей боевой подругой- пушкой бил по вражеским позициям и огневым точкам.
1 сентября 1942 наступили «сухопутные дни» пехоты: дивизия выведена из резерва Ставки Верховного Главнокомандования (ВГК) перешла в состав 43-й армии, которую 3 сентября приписали к Калининскому фронту, была переброшена по железной дороге район деревни Старая Руза Московской области для боевой подготовки.
Совсем рядом была Москва, где каждый день звучала гениальная песня «Священная война». Она выражала масштаб людского горя, величину тяжести испытаний, вызывала высокий душевный порыв бойцов на борьбу с агрессором.
26 сентября в недельный срок дивизия переброшена в район г. Андреаполя Тверской области. Сразу же был произведён девятидневный марш-бросок протяжённостью 215 км. Началась боевая подготовка к наступлению на врага.
В ночь с 12 на 13 ноября дивизия перешла к жестокой упорной обороне на фронте в деревне Покровское Торопецкого района Тверской области близ озера Слободское.
Противник периодически производил налёты артиллерией. Части дивизии готовились к предстоящим боям, совершенствовали свои навыки, обновляли технику.
За время марш-броска дивизия продвинулась на юг, минуя посёлки: Западная Двина, Жарковский, Озёрный, а затем на запад, до посёлка Пржевальское Смоленской области.
Противник резко усилил состав армии, начал ожесточённые бои:
23 ДЕКАБРЯ 1942 г. в 4:20 произвёл три сильных арт-миномётного налёта, атаковал районы боевого охранения и линии обороны, к 9:00 - занял район обеих флангов, три контратаки не увенчалась успехом, после четырёх с половиной часов под гранатным огнём рукопашного боя с численным перевесом живой силы был уничтожен весь 4-й стрелковый полк дивизии: ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ!
31 декабря в 11:45, близ озера Сашко (пгт. Пржевальское ) совершилось контрнаступление, продолжавшееся до 13:00. Было взято много трофейного оружия.
С января по август 1943 года дивизия занимала оборону по берегам озёр Рытое- Сашко- Мужицкая (северо-восточнее г. Демидов Смоленской обл.), ведя незначительные бои. Противник периодически производил налёты артиллерией, вёл разведывательную и подрывную деятельность на линии фронта и позициях дивизии.
С 17 по 21 марта дивизией был совершён марш-бросок, в ходе которого было пройдено 25 км. Линия фронта переместилась от пгт. Пржевальское до д. Верхние Моховичи- на западе и от д. Мужицкое до д. Тарасово- на востоке.
С 22 МАРТА ПРОТИВНИК НАЧАЛ ОТСТУПЛЕНИЕ. В ходе двухдневного преследования дивизия освободила 30 кв. км территории.
До 6 июля враг периодически производил налёты артиллерией на линии фронта и позиции дивизии. На следующий день по разработанному плану взяты стратегические точки, что приблизило взятие деревни Горохово. Противник, резко усилив разведку, бомбардировал наших позиций с воздуха. Лишь в ходе Смоленской операции на Рибшевско- Витебском направлении (с 13 августа по 15 ноября), благодаря успешным наступательным, победным(!) , боям 1043 арт. полка 43 армии 4 августа д. Горохово была освобождена. Два дня, преодолевая упорное сопротивление и отбивая неоднократные контратаки противника, поддерживаемые танками, части дивизии продолжали наступление в прежних направлениях и овладели рубежом Горохово - Матвеево- Ивошино.
Начались ежедневные ожесточённые бои. Части дивизии занимали оборону, готовились и наступали на врага, свобождая населённые пункты: Беденки, Боровая, Гончарово, Пашково, Мазуровка, Городище и Борисенки.
23 сентября, перегруппировавшись, дивизия форсировала приток р. Каспля - р. Ольшу в районе д. Мамошки. Велись кровопролитные бои. С 29 сентября по 2 октября — марш-бросок д. Косые и Амбросенки. Успешное двухдневное укрепление обороны и 5 октября дивизия при наступление на юго-западном направлении заняла: Кляриново, Александрово, Карбана, Волки, Верхние стволы, Каутка, Москалька. В дальнейших боях овладели множеством населённых пунктов.
15 октября- победный бой! 20 октября дивизия вела бои на территории Белорусской ССР и 43- я армия вошла в состав 1-го Прибалтийского фронта. До 7 ноября велись бои с преследованием.
За успех Смоленской операции 306 стр. дивизию назовут «РИБШЕВСКОЙ» КРАСНОЗНАМЁННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИЕЙ. И в ходе этой операции за период с 01.10- 31.10.1943 г. дедом был совершён подвиг, о чём свидетельствует приказ подразделения No: 36/н От: 06.11.1943
ИЗ ПРИКАЗА
ПО 935 СТРЕЛКОВОМУ ПОЛКУ, 306 РИБШЕВСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ,
ПЕРВОГО ПРИБАЛТИЙСКОГО ФРОНТА.
6 ноября 1943 года.
No 36.
Действующая армия.
ОТ ИМЕНИ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СОЮЗА ССР, - НАГРАЖДАЮ:
Медалью «ЗА ОТВАГУ»: 1- 11 перечислены бойцы, отличившиеся в тяжёлых кровавых боях в октябре месяце 1943 г.
Под номером 12 награждался мой дед, о чём свидетельствует запись:
12. Орудийного номера батареи 76 мм пушек красноармейца Фокина Николая Филипповича за то, что при наступлении полка в октябре м- це с. г. со своим расчётом уничтожил одну 37 мм пушку и две огневых пулемётных точки противника.
1902 г.р. русский, канд. в члены ВКПб, призван в РККА Шацким РВК Рязанской обл. в
1941году.
8 ноября во время прорыва сильно укреплённой обороны противника на рубеже Самосадки- Скрабово велось наблюдение за полем боя, наносились разрушительные удары по цели. Даже раненные не ушли с поля боя до прорыва немецкой обороны. Они, ГЕРОИ РОДИНЫ, ЕЁ ВЕРНЫЕ СЫНЫ, выполнили задачу, поставленную перед полком!
При дальнейших наступательных боях нашей дивизии и отступление противника освобождены населённые пункты: Климово, Юрченки, Дворище, Мотяши, Ляхово и Худилово.
За месячный срок у нашей дивизии не было людских потерь, она прочно укрепилась на позиции д. Горбачёво - Хохловщина.
27 января- 19 февраля после ряда атак противник потерпел серьёзный урон, но продолжал оборонять рубеж.
20-22 февраля - марш-бросок, в ходе которого дивизия форсировала Городок (Витебская обл.).
В конце февраля вся 43-я армия была перегруппирована в районе Городка, где приняла участие в Витебской наступательной операции.
За освобождение Шумилинского района Витебской области воинам- артиллеристам 6-ой и 43-й армий установлен памятник в посёлке Шумилино.
Знамя 306-й «Рибшевской» стрелковой дивизии хранится в музее города Духовщина Смоленской области.
Лишь после войны дед узнал, что мелодию на слова Василия Ивановича Лебедева- Кумача написал его земляк, крестьянский сын, из села Плахино Захаровского района Рязанской области- Александр Васильевич Александров. Дед очень гордился этим.
И говорил, что эта песня была бронёй для бойцов.
Дед был сутуловатым, а когда звучал голос Левитана или исполнялась «Священная война», выпрямлялся, менялся в лице. Оно становилось, как мне казалось, каменным. А на глаза навёртывались слёзы.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война.
Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать,
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
О6.06.1974 года дед тихо ушёл навсегда. Он воспитал пять сыновей и четырёх дочерей. Имел четырнадцать внуков и одного правнука. Посадил яблоневый сад на двадцати сотках рязанской земли. Умело ухаживал за более двадцатью пчелиными ульями. Его пройденный путь- сотни тысяч километров фронтовых дорог.
В шахтёрском сибирском городке цвела сирень. Мне было семнадцать лет. В десятом «Б» классе шли экзамены.
Я сожалею о том, что деда нет и не с кем мне поговорить о его боевых товарищах.
Жив ли кто из них? Не знаю. Но знаю, что память о боях дивизии останется в сердцах потоков.
Я понаслышке знаю о войне,
По фильмам, книгам и рассказам очевидцев,
Так часто снятся мне бойцы- красноармейцы
И с ними бью фашистов я во сне.
15. Двадцать шесть лет ждала тебя мама
Нина Радостная
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Нет ещё двадцати, а ушёл воевать.
Двадцать шесть лет ждала тебя мама.
Сколько дней горевала, ночей не спала,
Только ждать она всё продолжала.
Написал ты письмо, сообщив семье то,
Что, конечно, бой будет тяжёлым.
Ты не ведал, что ждёт, что тебе суждено.
А тем более, будешь ли дома.
Мы заходим сегодня в родимый твой дом,
Ты встречаешь гостей у порога.
На нас смотрят с портрета мальчишки глаза.
Боже мой, в них такая тревога...
16. Журавли
Зайнал Сулейманов
Победитель Внеконкурсной номинации с абсолютным рекордом – 105 рецензий
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
"В краю войны священной - газавата,
Где сталь о сталь звенела в старину,
Чеканною строкой Расул Гамзатов
Ведет с войной священную войну."
Самуил Маршак
1
Село Дзуарикау, Северная Осетия.
Памятник у дороги, ведущей во Владикавказ. Мама, Тассо, склонила голову перед сыновьями - журавлями, улетающими в небо.
Кровинушек семеро и всех забрала война: Магомеда, Дзарахмета, Хаджисмела, Махарбека, Созырко, Шамиля, Хасанбека.
Один погиб, защищая Москву. Двое - обороняя Севастополь. Трое пали в боях в Новороссийске, Киеве, Белоруссии.
Мать умерла после третьей похоронки.
Когда убили последнего при взятии Берлина, почтальон отказался идти в дом Газдановых.
Пошли старейшины.
Отец сидел на пороге с единственной внучкой на руках. Увидев гостей, всё понял, сердце разорвалось...
2
Хиросима, 1945 год.
Дом двухлетней Садако Сасаки - в полутора километрах от эпицентра ядерного взрыва. Девочка выжила, казалось, даже не пострадала. Росла обычным ребёнком - занималась спортом, была весёлой.
Внезапно, в ноябре 1954 года у неё проявились первые признаки недуга, а в феврале врачи поставили диагноз: рак крови, "болезнь атомной бомбы", как говорили японцы тогда.
Девочку поместили в госпиталь.
Однажды подруга, Чизуко, принесла бумажного журавлика и рассказала старинную легенду о том, что, если сложить тысячу таких же, исполнится любое желание.
Садако, мечтая жить, каждый клочок бумаги превращала в птицу.
Сделала больше тысячи, но… умерла 25 октября 1955 года.
Памятники девочке стоят во многих городах разных стран.
В Парке Мира Хиросимы возвышается особенный. На постаменте надпись: "Это наш крик, наша молитва, мир во всем мире". А на верхушке скульптура Садако с бумажным журавликом в руках.
3
Дагестан, Махачкала.
Расул Гамзатов побывал и в Дзуарикау, и на Родине Садако.
Там, на чужбине, его настигла весть о смерти матери...
"Вот здесь, в многострадальной Хиросиме,
Сложилась, мама, эта песнь во мне:
"Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда - то,
А превратились в белых журавлей" .
Я эту песню написал, родная,
Еще не зная горя сироты.
Я написал ее, еще не зная,
Что в стае журавлей летишь и ты;
Что к боли Хиросимы приобщиться
Пришлось мне безраздельно в этот миг,
Что всем смятеньем тайных чувств своих
Я, Хиросима, стал твоей частицей!..
А надо мной, кружась на нитке тонкой,
Уже качался легкий белый шар;
Тогда же утром старая японка
Вручила мне печальный этот дар.
Заплакала… "Не обо мне ли плачет? " -
Подумал я, в волненье чуть дыша.
" Скажите мне, что ваш подарок значит? "
"Ты знаешь сам", - ответила душа.
…Я сжал в руке квадратик телеграммы.
И задрожал, и прочитал едва,
И до сознанья не дошли слова…
Но сердце поняло:"Нет больше мамы. "*
Поэт вспоминал: "…Больше двадцати лет назад я был в Японии. И туда на зимовку откуда - то, наверное, из нашей Сибири, прилетели стаи журавлей. Они казались огромными белыми птицами. Именно белыми.
Возможно, от того, что белые одежды японских матерей сродни черным шалям наших горянок. Их надевают в дни траура. Белыми, потому что ослепшие от атомного взрыва стучат по камням Хиросимы белыми посохами.
От них скрыто сияние листвы и снежной вершины Фудзиямы -только белые посохи, как тонкие ниточки, связывают их с окружающим миром. Белых журавликов вырезала из бумаги маленькая японка, поверившая в сказку. Белой была телеграмма о кончине моей матери, которую я получил в Хиросиме, и там эту утрату почувствовал еще острее.
Стихи не возникают из мелочей, они начинают звучать в такт с чувствами, родившимися после глубоких потрясений. Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны,о семидесяти односельчанах,о двадцати миллионах убитых соотечественниках.
Они постучались в мое сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и - на миг показалось - превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность…"
4
Москва.
Через три года друг Расула, поэт и переводчик восточной поэзии Наум Гребнев, перевел это стихотворение на русский язык.
Оно было напечатано в журнале "Новый мир":
"Мне кажется порою, что джигиты,
С кровавых не пришедшие полей,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи - то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из - под небес по - птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле".
Эти строки прочитал один из известнейших артистов того времени Марк Бернес. Он был поражён и сразу же позвонил Гребневу, что мечтает превратить стихотворение в песню. Оговорили изменения, о которых Гамзатов вспоминал: "Вместе с переводчиком мы сочли пожелания певца справедливыми, и вместо „джигиты“ написали „солдаты“. Это как бы расширило адрес песни, придало ей общечеловеческое звучание".
Кроме того, текст сократили - из оригинальных 24 строк оставили 16.
Затем певец обратился к Яну Френкелю с просьбой переложить слова на музыку. Но "Журавли" не сразу "покорились" композитору - только через два месяца он написал вступительный вокализ, и работа пошла легче.
И вот музыка готова. Френкель писал: "Я тут же позвонил Бернесу. Он сразу же приехал, послушал песню и... расплакался. Он не был сентиментальным, но нередко случалось, что плакал, когда ему что - либо нравилось".
Бернес был болен раком лёгких, еле ходил. Чувствуя, что времени осталось мало, он хотел поставить точку в жизни «Журавлями».
8 июля 1969 года сын отвез его в студию. Записали песню с одного дубля. Через месяц Бернеса не стало, и, по его просьбе, на похоронах звучали "Журавли".
В 1988 году журавли приняли «в промежуток малый» и Наума Гребнева…
Ян Френкель закончил дни земные под звучание «Журавлей» год спустя, Расул Гамзатов - в 2003…
5
Планета Земля…
А журавли остались, разлетелись по всему миру…
Их можно встретить в высокогорных дагестанских сёлах Гуниб, Цада, Обода, Бухты, Алмак, Киче, Татиль, Хив, в городах Махачкале, Дербенте, Южно - Сухокумске.
В Алтайском крае, в Ростовской области, в узбекском городе Чирчик, в Кисловодске, в Ленинграде, Ленинградской области, в Саратове, в белорусских Полоцке и Светлогорске, под Луганском, в Крыму, в городе Видном, в Балтийске, в Свердловской области, в Красноярске и Тобольске, в Курске, в городе Изюм Харьковской области, в Тамбовской области, в казахстанском Петропавловске, в Москве, в Театральном центре на Дубровке, в Египте в городе Шарм-аль-Шейхе, в Лос-Анджелесе, в западном Голливуде, в израильском Ашдоде, во многих других местах...
6
Вселенная сердец материнских…
Самарская область, село Алексеевка.
Прасковья Володичкина проводила на войну девятерых сыновей. Не дождалась ни одного. С младшим не успела даже и попрощаться - тот служил в Забайкалье.
Только проезжая мимо отчего дома, смог тот бросить с поезда записку:
- Мама, родная. Не тужи, не горюй. Не переживай. Едем на фронт. Разобьём фашистов, и все вернёмся к тебе. Жди. Твой Колька.
Он и братья - Александр, Андрей, Михаил, Федор погибли с 41 - го по 43 - й, в Польше в 45 - м погиб Василий.
Сердце не камень, шестая похоронка маму не застала.
Вернулись домой после трое: Пётр, Иван и Константин. Но долго после ран не жили, до семидесяти дотянул только Константин.
Город Задонск, Липецкая область.
В семье Фроловых двенадцать детей: десять мальчишек, две дочки. На фронт не попали только двое: у электросварщика Лёши бронь, Митрофан не дорос.
Во время испытаний на боевом корабле Балтфлота Михаил попал под бомбежку и умер от ран.
От бомбы погиб и Константин.
Василий сложил голову на легендарном Невском пятачке. «Едва ли я вернусь отсюда - такое здесь идет крошево», - писал он маме.
В 43 - м не вернулся из разведки Петр.
Леонид добился, чтобы с него сняли бронь, ушел добровольцем и нашел смерть в конце апреля 45 - го.
В это же время, за несколько недель до Победы, был смертельно ранен Тихон, штурман авиаполка.
Домой вернулись только израненные Дмитрий и Николай. Дмитрий с 41 - го года защищал Балтику. Тонул в ледяной воде, многажды лечился в госпиталях. Последнее ранение в голову стало роковым: он ослеп и скончался уже в 48-м году.
Еще раньше ушел из жизни Николай.
До конца жизни мать не могла наговориться о сыновьях. Вспоминала все родимые пятнышки. Знала наизусть каждое письмо. И до самой смерти дарила в память о них соседским детям конфетки, пряники…
Омское село Михайловка.
Анастасия Акатьевна Ларионова. Муж умер в 38 - м. Тянуть семерых сыновей и двоих дочерей пришлось одной. Работали в колхозе и дома от зари до зари.
В 41-м пришла первая повестка.
Старший, Григорий, кадровый военный, служил на китайской границе. Пропал без вести, о нём до сих пор ничего неизвестно.
Еще в 39 - м в армию пошел Михаил. Служил стрелком, погиб в 43 - м.
В 41 - м ушел воевать Пантелей, лежит под Ленинградом.
Зимой 42 - го не стало Прокопия.
В этом же году ушли на фронт Фёдор и Петр. Не вернулись. Петр погиб в Польше, в 45-м. О Фёдоре ничего не известно.
В 44 - м добровольцем ушёл седьмой брат, Николай. Пропал без вести.
Не вернулись и зятья. Овдовевшие дочери так и не узнали, где похоронены их мужья.
Вернулся внук, Григорий. Его забрали в 43 - м, демобилизовали в 47 - м. Долгожданная встреча с ним бабу Настю просто подкосила. Разбитая горем, она ослепла от слёз. Скончалась в 1973 году.
Это в наших сердцах, "покуда вертится Земля"* …
"Каждая пуля, выпущенная во время войны, попадает в сердце матери"* - сильны же те мужчины, которые сеют смуту и зло…
Примечания:
1)"Но сердце поняло: "Нет больше мамы. " - Из поэмы Расула Гамзатова "Берегите матерей"
2)"Покуда вертится Земля" - стихотворение Расула Гамзатова
3)"Каждая пуля, выпущенная…" Кайсын Кулиев.
17. Надёжный тыл
Джули Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Катя бежала домой в слезах. Эти предатели большими горошинами катились по щекам и унять их не получалось. «Ну, как?! Как я буду им всем завтра смотреть в глаза? - причитала она. - О чём?! О чём я буду завтра рассказывать?»
Разувшись наспех, бросив ранец в угол, Катя, как была в школьной форме, упала лицом на кровать и зарыдала. Она громко всхлипывала, хватая ртом воздух и глотая слезы.
В комнату заглянула мама.
- Катюш, ты чего? Обидел кто?
- Нет... - еле выдавила из себя Катя.
Мама бросила все дела на кухне, прошла в комнату и села на край кровати. Она гладила дочь по спине, пока та не перестала вздрагивать. Немного успокоившись, Катя встала. Она вытирала щёки своими белыми нарукавниками и боялась посмотреть матери в глаза.
- Ну, что у нас за семья, а? У всех деды, как деды, - до Берлина дошли! А у нас?! - Катя снова разразилась потоком слёз.
Ничего не понимая, мама пошла на кухню за стаканом воды. Отпивая большими глотками, Катя стала рассказывать:
- Сегодня Колька Братищев пришёл в школу с дедом... Знаешь дед у него какой? У него вся грудь в орденах! До Берлина дошёл!.. Любовь Ильинишна пригласила его в класс, усадила нас за парты и мы... Мы, раскрыв рты, слушали и про пули, и про зенитки, и про фрицей... А потом... А потом Любовь Ильинишна сказала, что завтра каждый будет рассказывать про подвиги своих дедушек и бабушек... Вот о чём я буду завтра рассказывать? - Катя снова стала всхлипывать.
Мама обняла дочку за плечи:
- Пойдём на кухню. Я такой борщ сварила - пальчики оближешь! Да ещё пампушечки к нему с чесночком. Пообедаешь! А заодно я тебе про дедушек расскажу. Да и про бабушек тоже.
Катя успокоилась, помыла руки, переоделась. На кухне аппетитно пахло борщом, а посреди стола стояла огромная миска чесночных пампушек. Мама сняла передник, села напротив Кати и, подперев рукой голову, стала любоваться, как та уплетает еду за обе щеки. Большая кружка киселя из вишнёвого варенья дополняла вкусный обед.
Наевшись, Катя подняла глаза:
- Мам...
- Ну что ты так растроилась? Переживаешь, что твои деды не воевали на линии фронта?
- Я очень их люблю, но...
- А скажи, что самое важное для солдата?
- Ну... быть храбрым... любить Родину...
- Это да! Но как будет солдат воевать без надёжного тыла?
Катя с удивлением посмотрела на мать.
- Ну, с кого начнём? С моих родителей или с папиных?
- С твоих!
- С моих говоришь? Только давай приберём со стола.
Когда стол был приведен в порядок, мама пошла в комнату. Вернулась она с конвертом, в котором лежали бережно завёрнутые в белую бумагу фотографии.
- Вот, смотри! Это твои дедушка Витя и бабушка Шура. Сразу после войны поженились. Видишь, ни свадебного платья, ни костюмов модных... Не до того было!
С фотографии на Катю смотрели молодые и очень серьёзные лица: без тени улыбки.
- Дед Витя родился здесь - на Украине. Работал на заводе, доменные печи обслуживал. Когда война грянула, завод перевезли за Урал. И всех работников тоже. Думаешь не хотел он на фронт идти? Несколько раз сбегал... Возвращали! Танки из чего будут делать, если металла для них не будет? А в доменных печах не каждый понимает. Вот и дали ему бронь. А бабушка родилась на Урале. Всю войну она на заводском токарном станке гайки для танков делала. Росточком-то бабушка всего метр пятьдесят. Ей, что бы могла у станка стоять, специально сбитый ящик подставляли. Вот так всю войну они и трудились по четырнадцать-шестнадцать часов. Спали прямо у станков и печей между сменами...
Катя взяла фотографию и долго вглядывалась в знакомые черты.
- А это - ещё молодые твои дедушка Афанасий и бабушка Маня. Фотография тоже после войны сделана. Они старше моих родителей - у них до войны в семье уже двое детей было. Видишь, папа твой здесь совсем маленький. Жили они в портовом городе, на берегу Чёрного моря. Для немцев этот город был лакомым куском: грузовой и судоремонтный порт с одной стороны, нефтеперерабатывающий завод с другой. Твоему деду не надо было идти на линию фронта - линия фронта была в городе. Завод, где работал твой дед, прямо под пулями и снарядами из нефти и салярку для танков гнал, и авиационное топливо. Бабушка твоя, вместе с другими женщинами, в горных лесах детей прятала. А когда немцы отступили, то женщины с детьми вернулись в город, стали раненым помогать. Было очень тяжело - город разбомбили почти полностью, судоремонтный завод и порт практически стёрли с лица земли. Это всё нужно было срочно восстанавливать, ведь порт остался единственным незахваченным на всём побережье. Все жители города помогали чем могли. И женщины, и дети.
Катя с гордостью смотрела на разложенные старые фотографии. Знакомые глаза на них стали ярче. Они светились стойкостью и достоинством прошедших испытания людей.
- Знаешь, Катюш, даже не знаю чей подвиг больше: людей идущих грудью на врага или тех, кто поддерживает их в тылу. Мне кажется, что это даже сравнить нельзя! Нас бы не было ни без тех, ни без других...
На следущее утро Катя в накрахмаленных нарукавничках, в белом фартуке и с бантами, гордо подняв голову, шла в школу. Теперь она знала, что дед Коли Братищева не дошёл бы до Берлина без её дедушек и бабушек.
18. Прятки
Рина Филатова
2 место во Внеконкурсной номинации
3 место во Внеконкурсной номинации
Война черным саваном землю накрыла,
Не жизнь это, мукой наполнены дни.
Она похоронку с утра получила
На мужа. Не будет уж больше весны.
Безжалостный холод родное тепло
Сковал навсегда, он не знает пощады.
Не в силах дышать, распахнула окно:
- Нет, только не это! Не надо! Не надо!
И тело, к стене пригвожденное горем,
Сползло потихоньку на лавку в углу.
- Пойдем поскорей наши ручки помоем, -
Малыш к умывальнику вдруг потянул.
И сердце забилось, кровиночка рядом,
А хлеба ломоть все лежит на столе.
Но тут по окошку скользнула лишь взглядом.
Там фриц с полицаем стоят во дворе.
Ребенка в охапку, и в подпол забились.
- Ни слова, нельзя, чтобы дяди нашли.
- Мы в прятки играем? Мешками накрылись.
- Играем, сынок, подождем, чтоб ушли.
Тут топот сапог замер над головами,
И скрипнула крышка, и ужас объял.
- Ванюшка, ты здесь? – полицай пел слащаво.
- Да, здесь я, - наивно мальчонка сказал.
Из подпола вытащил мать и дитя.
Вдруг ненависть в женских глазах уколола.
Обратно столкнул с высоты, не щадя.
Мальчишку ж откинул от погреба. Слова
От немца он ждал. Каков будет указ?
«Цвет русый, глаза голубые, быть может,
Щенок в «Лебенсборн»* бы сгодился как раз.
Ну, или прикончить гаденыша все же?»
- Там мама! – малыш, испугавшись, кричал,
Он плакал и ручки протягивал к яме.
- Раз хочешь, катись! – сапога был удар
Фашиста жестокий. – Лети к своей маме!
Ушли и спалили жилище дотла.
В них нет сожаленья, их совесть не гложет.
И нет оправданья подобным скотам.
Но как выносить издевательства, Боже?
Пусть изверги все в человечьем обличье,
Что бьют не щадя матерей и детей,
Исчезнут навек. Места нет их двуличью.
Не будет трагедий, не будет потерь.
*«Лебенсборн» - организация, созданная в 1935 г. по указанию рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера для воспитания «арийских» младенцев.
19. Верный
Рина Филатова
2 место во Внеконкурсной номинации
3 место во Внеконкурсной номинации
Какая на лугу трава высокая, выше моей головы. Так здорово бегать, теряться в ее зарослях. Но мы тут вдвоем с моим другом Ванькой. Он смеется, а я несусь рядом, от жары и от радости у меня язык в пасти не помещается и болтается.
Он запыхался, остановился, уселся на землю, сорвал лист осоки, зажал между двумя большими пальцами и стал дуть со всей мочи. Появился звук похожий то на свист, то на собачий лай. Отдаленно, конечно. Но у нас был свой общий язык дружбы. Его понимает каждый без слов, и человек, и пес, даже кот. Хотя я их недолюбливаю, постоянно гоняю по селу. Траву эту, кстати, тоже не жалую. Сейчас мне уже полгода, а раньше, когда совсем малым был, не раз резал об нее язык. Потом скулил от боли.
Я принялся подвывать, а Ванька все продолжал дуть. Потом он погладил меня по холке, встал, и мы пошли в сторону дома. Там нас уже заждалась баба Нюра. В моей миске каша из дробленки, а для товарища пироги с капустой приготовлены. Это я еще с утра смекнул, когда хозяйка у печи крутилась. Сколько себя помню, всегда втроем жили. Что случилось с родителями друга, мне неизвестно. Зато слышал рассказ о том, как мы познакомились.
- Пес твой на дворнягу похож, - усмехнулся конопатый Мишка из соседнего двора.
- Сам ты дворняга! – возмутился Ванька. – Вон какие у него глаза благородные. Сразу видно – порода!
- И какая же?
- Не знаю, тетя Клава сказала, что не помнит, как она называется.
- Вот видишь!
- Он верный! Я и кличку ему такую дал.
- Так себе имечко.
- Зато правда. Когда у тети Клавиной Ночки родились щенки, я сразу его приметил. А потом баба Нюра дала добро, пришел, и он сразу же ко мне подполз, узнал, а остальные продолжали копошиться возле своей мамы.
- Подумаешь, - хмыкнул Мишка. – Может, это другой.
- Нет, только у Верного рыжее пятнышко возле правого глаза.
Не поверите, но я помню об этом. С первой встречи уловил аромат хлеба, молока, а еще земли. Ведь Ванька в свои 9 лет очень много помогает бабушке на огороде. Запах друга вперемежку с этими тремя попали в нос. Я их не спутаю ни с каким другим.
Мне нравилось, как мы живем. А потом все вокруг стали говорить непонятное слово «война». Больше никто не веселился, люди ходили с грустными лицами. И мой товарищ стал хмурый. Он говорил со мной, чесал за ухом. Хотелось что-нибудь сделать, чтобы он улыбнулся. Я носился вокруг него, прыгал, гладил лапой колени, облизывал руки. Он ценил, но не помогало. Потом и я стал тихонько лежать где-нибудь в углу. Было тревожно и страшно, но я не знал, почему. Мое собачье сердце скулило, иногда в голос. Ванька садился рядом со мной, обнимал за шею. Мы понимали и чувствовали друг друга.
Затем пришли звери. Внешне они были похожи на людей, тоже ходили на задних лапах, но я сразу почуял угрозу. Они нападали на всех, без разбору. Животные так не поступают. Уж я разных успел повидать в соседнем лесу. И гавкали они на своем диком языке. Никогда прежде я так не злился и не хотел растерзать кого-то на клочки. А этих всех перегрыз бы.
У них были странные палки. Они гремели огнем, их направляли на жителей села. Люди падали и больше не вставали. Пришли эти звери и за бабой Нюрой с Ванькой. Я не мог позволить им забрать друга, бросился на них с лаем. Одного мне удалось укусить. Долго его рука будет помнить мои зубы. Следы на всю жизнь останутся. Надеюсь, она у него будет короткой. Он ударил меня в бок своей палкой, направил ее на меня, а дальше был ужасный звук и страшная боль в передней лапе. Я завыл.
- Верный! – в глазах товарища я увидел сочувствие.
Потом все стало расплываться. Очнулся, рядом никого. Рана болит. Начал лизать. Нащупал языком дырку, с другой стороны такая же. Что делать дальше? Куда всех увели? Впервые в жизни испытал тоску собачью, заскулил, и глаза стали мокрые.
Поднялся и поковылял на трех лапах. Ванькин запах сразу почуял, но у реки след оборвался. Вернулся в село. Буду ждать своего друга здесь. Уйду на поиски, вдруг он придет, а меня нет.
Звери все в домах разгромили, еду забрали. Тетя Клава лежала в своем дворе на земле. В ее груди такая же рана, как на моей лапе. Я ее полизал, но она не шевелилась. Ее тело было холодное. Я лег рядом, чтобы согреть и задремал.
Во сне мы с Ванькой снова бегали по лугу. Птицы щебетали. Проснулся - вокруг темно и тихо. Живот свело от голода. Нашел картофельные очистки и с жадностью проглотил. Первое время питался отходами, которые находил в селе, ягодами в лесу. По утрам обсасывал влажную траву. Теперь порезы осокой и вовсе казались пустяком. Днем ходил на реку. Хорошо было после дождя, воды хватало. А зимой раздобыть еду трудно. Грыз сучья, ел снег.
Я все время вспоминал Ваньку. Его улыбку и веселый смех. Представлял, как мы оба обрадуемся встрече. Будем снова гулять. Хотя сейчас сил не было даже двигаться. Рана постепенно затянулась, но я хромал. Постоянно хотелось есть. Не знаю, сколько времени прошло. Но листья опадали с деревьев, валил снег, потом таял. И все это не один раз. Я все ждал и верил, что друг вернется.
Приходилось мне снова слышать грохот этих ужасных палок. Не я один, все вокруг дрожало от этих звуков, и каждая травинка трепыхалась от страха. Я забивался в какой-нибудь дальний угол и ждал, когда все прекратится. Хотя тишина порой тоже пугала. Одному плохо. Эх, был бы здесь Ванька. С ним я ничего не боюсь.
И он пришел. Правда, без бабы Нюры. Палки больше не гремели. Жители вернулись. Кто уцелел, приводили в порядок дома. Друга я сразу почуял, хоть запах хлеба и молока пропал. Он стал выше, но похудел. Я мигом бросился к нему. Ванька увидел меня и побежал навстречу.
- Верный! Ты здесь! Я знал, что ты меня дождешься! Отощал как! Ничего, теперь мы опять вместе. Как же я рад тебе!
Я облизывал его соленые глаза. Он гладил меня, обнимал. А я лаял, вилял хвостом, чтобы показать, как счастлив. Сердце колотилось от восторга. Будут опять прогулки на луг. Жизнь продолжается.
20. Первомай 1944-го на Алтае
Василий Храмцов
ПЕРВОМАЙ 1944-ГО НА АЛТАЕ
Девятилетние мальчишки, учащиеся третьего класса, воскресный день проводили далеко за селом. В другие дни они исправно ходили на уроки. И завтра их непременно выстроят на линейку, и все они хором будут петь Гимн Советского Союза. День будет разорван, сделать ничего путного не успеешь. Придется заниматься рутинной работой.
Что-нибудь путного - как это? А так: не только лично для себя, но для всей семьи нужно что-то сделать. Сюда даже не входит, например, выполнение уроков. Дело это пустяшное и много времени не требует. А вот насобирать хворосту, кизяка, чтобы всегда был запас на дождливые дни. Посадить капусту, огурцы, помидоры, горький перец. А ПОТОМ ВСЕ ЭТО ПОЛИВАТЬ. Не забыть посадить по краям брюкву: зимой как хорошо она идет!
Вот и сейчас они, эти малые дети войны, заняты очень важной для дома работой – сбором остатков прошлогоднего урожая на бывшем картофельном поле. Дома последнюю картошку посадили, и сразу нечего стало есть.
Мальчики шли широкой шеренгой по вспаханному колхозному полю. Казалось бы, что здесь вообще можно искать? Ведь картошку колхозницы выкопали еще осенью. Потом была долгая и лютая зима. Если какой клубень случайно остался в земле, то алтайский мороз и зимнее солнце выжали из него не только влагу, но и содержимое, и он слился с землей. Не должно быть здесь картошки, и даже ее запаха!
Самый веселый из них подпевал себе:
Мы Первый Май встречаем,
По полосе идем.
По вёдрам мы ударим
И песню запоем!
Он был как акын у казахов: что видел вокруг, о том и пел. Очень легко подбирал рифмы.
Мальчики были натренированы долгой голодной зимой и твердо знали, что еда может находиться в самом неожиданном месте. Поэтому они зорко смотрели по сторонам, вглядываясь в каждый бугорок земли, стремясь найти хоть какие-то признаки бывшей картошки. И иногда их труд вознаграждался успехом. Как ни тщательно выбирали колхозницы клубни под присмотром бригадирши, после них в земле что-нибудь да оставалось. Хоть самая малость, но она сохранялась в земле!
И надежда оправдывалась. После осенних и весенних ливней, после бесконечных морозов и буранов, после вспашки поля конным плугом кое-где среди засохшего чернозема все же удавалось разглядеть белесые оттенки светлых клубней. Мальчики бежали к этому пятнышку, кое-как очищали тощий остаток прошлогоднего урожая, оттирали его от налипшей земли и ликовали, если обнаруженная картофелина оказывалась крупной. Но радовались и мелочи, фактически разноцветной земле, бросали все это в ведро. В принципе это был крахмал, почти смешавшийся с почвой. Но как бы он ни маскировался, все равно это была картошка, то есть еда!
Да, это был крахмал! Хоть и грязный, хоть и странный на вид, но все-таки крахмал! Мало было его на поле. Но каждый набрал по четверти ведра.
Матери с пониманием встречали ребят. Содержимое ведер высыпали в воду. И там был основной контроль: крахмал отделялся от земли, как в бане. И уже горели огни под казанами! Через четверть часа добытчик и домочадцы получали в миску свежую, ни с чем не сравнимую по запаху и вкусу пищу. Это был кисель! Он был темен, бурого цвета, почти как земля. Но кого это останавливало? Уплетали за обе щеки. Бывало, что это - первая еда за целый день. Ну, чем не жизнь!
А что на завтра? Чем кормить ораву из шести человек? Мать спозаранку выгонят на колхозные работы. Именно «выгонят». С рассветом бригадир объезжает женщин верхом на лошади и стучит в окно черенком кнута до тех пор, пока не услышит отзыв. Но это будет завтра. А сегодня – спать! На сытый желудок и спится крепче.
А после занятий в школе мальчики отправились на озеро. Взяли с собой пустые мешки. В них складывали «рожки» - молодые побеги аира и рогоза. А днем на лугу в прогревшихся на солнце лужах талой воды находили толстый, как детский палец, луговой лук и очень кислый щавель. Мешок набивали так, чтобы только можно поднять.
Все это дома нарезалось, подсаливалось. А мальчишки грызли «рожки» своими острыми зубами, не дожидаясь общего ужина. И валились спать прямо от миски.
Подрастала в огороде картошка. Жив крестьянин! Его голыми руками не возьмешь! Он не только кормил себя, но и содержал армию, флот и рабочий класс. На войне нужны не только снаряды. Люди должны питаться, чтобы быть сильными. На голодный желудок долго не повоюешь и не поработаешь.
Дорогие наши горожане! А спросите своих соседей: откуда они родом? И они вам ответят: из деревни. Там в их домах теперь дачи стоят. Да называй, как хочешь! Хоть домиком в деревне. Здесь сохранялся народ в самую лютую военную и последующую пору. Здесь закалялись дети войны. И всегда люди здесь будут выживать, и народ вечно будет жить!
Редко кто из отцов вернулся с войны. Старшие мальчики уже стояли на учете в военкомате. Через год и они уходили служить в армию. Село пополняло страну рабочими руками и защитниками Родины. Ах, какой вырастал в деревне народ! Трудолюбивый, честный, застенчивый. И неутомимый. И неустрашимый! Перед ним лежала в развалинах покалеченная страна. И он не дрогнул, поднял ее из руин.
Я думаю, что ИМЯ ПОБЕДЫ – НАРОД!
21. Не нужно тебе этого знать, внуча...
Лора Шол
В детстве о войне я узнавала из книг и фильмов. Мои дедушки никогда о ней не рассказывали. О войне говорили их ранения, осколками поселившись в ногах, они напоминали о себе... Дед Андрей был греком, жил в Украине, помню как на мою просьбу рассказать о форсировании Днепра, он ответил, что если бы в Днепре водились крокодилы, они взвыли бы от ужаса. "Почему?" с удивлением спросила я. "Столько крови и мяса даже им вредно... Не нужно тебе этого знать, внуча". - дед прижал меня к себе и поцеловал в маковку. Дед Саша был русский, о войне не любил вспоминать, слёзы мешают, говорил. Оба были пехотинцы, и в те редкие встречи, когда они виделись - крепко обнимались, похлопывая друг друга по плечу. Оба очень любили меня, баловали... Став постарше, я узнала, что оба – по крови не родные мне, что моих родных в живых нет. Один - дед Иван пропал без вести в 1941, после войны бабушка вышла замуж за деда Сашу. Второй - дед Коля, грек, во время войны кормил хлебом страну. Не брали его на фронт: "Твоя война здесь, ты хлебороб!", и трижды отклонили его просьбу пойти добровольцем. Украинские поля стали для него круглосуточной войной. Умер он, не пережив смерть дочери... Дед Андрей принял его внучку...
Оба деда около сорока лет назад ушли из жизни, перенеся мучительные болезни. И только на похоронах я увидела их медали и ордена, которые несли на красных бархатных подушечках впереди гроба... Боевые награды провожали своих героев молча, без слов. Как я жалела тогда, что ничего не знала о героизме своих скромных дедов! Но я знала их любовь, их нежность и заботу.
Очень часто отец фотографировал меня у танка Т-34, на площади. Для него это был главный символ, ведь он был сыном танкиста и сам прошёл службу в танковых войсках. Каждый год, накануне 9 Мая, ходил в лес за ландышами, подсаживал меня на танк, и я укладывала цветы на броню. А когда мне исполнилось 15 лет, он рассказал историю о своём отце, деде Иване. Помню, как мы сидели в комнате, было тихо, лишь голос отца. А потом я долго плакала...
Тогда, летом 1941 года моему деду Ивану было 29 лет, он был женат и обожал своего трёхлетнего непоседливого сынишку. Работал механиком, домой приходил пропахнув соляркой. Этот запах не любила жена, но маленькому Вовке солярка не мешал висеть у отца на руках. Он и запомнил тот день по пронзительному запаху, на который даже жена не отреагировала, а рыдая, прижалась к мужу... Он обнял мальчонку, посмотрел в его голубые глаза и ушёл. Добровольцем. Механиком танка. На войну. В сентябре 41 года пришло извещение, что Иван пропал без вести. С тех пор маме Вовки перестали платить деньги за мужа. Всю войну ждали от него весточки. Нет среди мёртвых, нет среди живых... "А может он в плен сдался?" - сказали в военкомате, чем напугали ещё больше. После войны, где-то в 1946 году пришло письмо из далёкого посёлка с трудно запоминающимся названием. Письмо написали мальчишки. В селе к тому времени только дети да женщины и остались. Бой шёл на окраине села, один наш танк - против фашистов. Когда Т-34 подбили, из горящей машины успели выскочить два солдата, спрятавшись в воронке, они вели оборонительный огонь против смыкающих кольцо немцев. Выстрелы из воронки доносились всё реже и реже. Вдруг наступила тишина. И тут же разорвалась двумя одиночными выстрелами. Фашисты подошли к краю и увидели уже мёртвые тела. Танкисты, оставив по одному патрону, выстрелили себе в головы, но живыми не сдались. Дети и женщины рыдали, а ночью четверо мальчишек с мамами ползком добрались до воронки, вытащили тела танкистов и захоронили их. При них нашли два медальона. Один из них и принадлежал моему деду Ивану, механику танка. Второй - командиру танка.
С этим письмом бабушка бегала в военкомат не один раз. Но её прогоняли, сказав, что любой может написать такое, лишь бы платили деньги, а он возьми и перебежчиком окажется. А потом вроде забрали письмо для разбирательства. И всё. Навсегда Иван остался без вести пропавшим. Отец мечтал найти могилу своего отца. Но умер рано, не успел.
Странно, но запах солярки я любила так же. Ходила за мотороллерами, которые развозили мороженное. Когда сын пошёл в армию и стал водителем БТР, я не удивилась. И сейчас его вещи пахнут соляркой, у него мирная профессия автокрановщика.
Я искала деда Ивана... Военкомат обещал дать сведения – не дал. Различные поисковые сайты отвечали - не найден... И лишь в этом году мои поиски увенчались успехом. Начала я их с формирования ополчения в своём городе в июне 1941 года. И дед нашёлся. Даже место рождения его и место проживания до войны. Нашла архивные документы о тяжелых потерях в сентябре 1941.
Помог мне сайт "ПАМЯТЬ НАРОДА 1941-1945". Благодарна ему... Там же я нашла своих деда Андрея и деда Сашу. Они числятся ещё живыми...
А может так и есть, все они живы, пока мы помним о них? Мои дети и внуки приходят к танку Т-34. И я верю, что так будет всегда. Слышите? Всегда.
22. Никто не забыт и ничто не забыто!
Анна Шустерман
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №19 «Абориген конкурсов»
5 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
День Катастрофы и героизма европейского еврейства - национальный день траура. Он посвящен памяти шести миллионов евреев, погибших от рук нацистов и их пособников в годы Второй мировой войны.
Мы помним и будем помнить каждого. Мы живём и будем жить ради них, и благодаря им.
Пишу эти строки со слезами на глазах...
Прочитав "Я боялась родить девочку" Ринатa Насибуллинa (записки медсестры в доме престарелых в Германии.), я расплакалась...
Hо не от сочуствия к судьбе одинокой пожилой женщины, фрау Гамбель ,которая живет в доме престарелых в Германии.
Kоторая жила после войны в страхе родить девочку, чтобы та нe повторила судьбы ее сестры...которую изнасиловали американцы, морские пехотинцы... ( читайте рассказ Рината http://www.proza.ru/2017/04/27/808)
Можно было бы посочувствовать фрау Гамбель и за то что ее молодой,красивый жених не вернулся с войны, и она осталась одна ,не продолжив свой род!
Ho...
Если бы не было, на тoм молодом летчике, формы Вермахта...
Eсли бы он не бомбил наши города и не участвовал в войне ,которая по вине ихнего фюрера унесла миллионы ни в чем не повинных людей!!!
Eсли бы не трагедия Холокоста!!!
Если бы не было всего этого ...я бы ей посочувствовала!
Почему я пишу эти строки со слезами на глазах?
Потому что я тоже работала в доме престрелых медсестрой..
О, как я сочувствую одиноким старухам... с наколками номеров на руках ,которые им поставили в концлагерях, во время Третьего рейха!
Многие из них не родили, не продолжили свой род ....
Eсть дом престарелых,(где я работала) который был построен в Бруклинском районе Нью-Йорка, для переживших и потерявших своих близких в Холокост евреев ,нуждающихся в уходе.
Bолонтеры молодые и старые женщины и мужчины приходят, даже в снежную бурю, покормить, ободрить стариков...
Никто не забыт и ничто не забыто!!!
*****
9. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №9. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ «А»-«В»
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту «А»-«В»
Всего 24 произведения.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Тамара Авраменко http://proza.ru/2020/01/10/1819 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
2. Тамара Авраменко http://proza.ru/2017/01/27/1464 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
3. Тамара Авраменко http://proza.ru/2020/01/15/1360 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
4. Ян Архипов http://proza.ru/2018/04/27/1060 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
5. Ян Архипов http://proza.ru/2018/04/26/745 («ГТ») - Основная номинация
6. Ян Архипов http://proza.ru/2018/06/21/1112 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
7. Ян Архипов http://proza.ru/2018/04/28/536 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
8. Владимир Белик http://proza.ru/2011/05/26/367 («ВТ») - Основная номинация
9. Владимир Белик http://proza.ru/2013/05/09/464 («ГТ») - Основная номинация
10. Владимир Белик http://proza.ru/2019/12/02/996 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
11. Владимир Белик http://proza.ru/2019/05/31/867 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
12. Ольга Боровская http://proza.ru/2014/05/04/1951 («ВТ») - Основная номинация
13. Ольга Боровская http://proza.ru/2013/01/30/2233 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
14. Марина Бутба http://proza.ru/2017/12/18/1606 («ВТ») - Основная номинация
15. Марина Бутба http://proza.ru/2020/05/09/1301 («ГТ») - Основная номинация
16. Марина Бутба http://proza.ru/2017/12/19/51 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
17. Марина Бутба http://proza.ru/2017/07/22/347 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
18. Виктор Бухман http://proza.ru/2020/05/07/2485 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Варакушка 5 http://proza.ru/2020/06/01/198 («ВТ») - Основная номинация
20. Варакушка 5 http://proza.ru/2018/06/24/188 («ГТ») - Основная номинация
21. Варакушка 5 http://proza.ru/2017/08/06/198 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
22. Варакушка 5 http://proza.ru/2018/12/04/664 («ГТ») - Внеконкурсная номинаци
23. Владимир Виноградов 3 http://proza.ru/2016/05/06/148 («ВТ») - Основная номинация
24. Любовь Витт http://proza.ru/2018/05/24/178 («ГТ») - Основная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Улитка
Тамара Авраменко
1 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Улитка неторопливо ползла по аллее, а рядом кипела жизнь: на травке резвились дети; вокруг фонтана гонял на трёхколёсном велосипеде мальчуган; на соседней скамейке любезничала парочка. Улитка отважно продвигалась вперёд. Видно, нелегко давался груз, свой домик приходилось тащить на себе. «Вот и мама, подобно улитке, сама тянет весь дом и меня в придачу», - думал Олег, сидя в инвалидной коляске. Всё произошло по глупости. Вовка предложил поучаствовать в ночных гонках на байках.А ему, Олегу, хотелось произвести впечатление на любимую девушку. Теперь можно забыть о музыке и Наде.
- Осторожно! Раздавишь её! – крикнул Олег, заметив Надю. – Чего пришла?
- У меня новость, - бодрым голосом сообщила девушка. - Объявлен конкурс на лучшее музыкальное сочинение. Победитель получает зачёты автоматом.
- Я инвалид. С музыкой покончено. Вали к своему Вовке! – нагрубил Олег.
Два дня лил дождь, но вот вышло солнышко. За окном на электропроводах расселись ласточки и грелись на солнышке. Он не поверил глазам: ласточки вдруг превратились в ноты, а провода в нотный стан. Парень раскрыл блокнот и набросал по памяти то, что увидел за окном. Неуверенными от волнения руками достал из футляра скрипку. Смычок плясал в руке, но он постарался успокоиться. «Я должен это сделать!» – приказал себе и осторожно прикоснулся к струнам. Скрипка подала голос, и грустная мелодия легла на сердце, растопила что-то тяжёлое внутри. Душа оттаивала.
- Олежка, что это? – на пороге стояла растерянная мать.
- Мама, я сочинил пьесу. Назову её «Улитка», - сын улыбался впервые с момента травмы. – Пьеса о том, как тяжело улитке тащить свой груз. Не понимаешь? Я потом тебе объясню. А всё ласточки! Подсказали.
- Мальчик мой, всё будет хорошо, - поспешно сказала ошеломлённая женщина и вышла.
Олег не знал, что Надя и Вовка, желая помочь другу, придумали этот конкурс и добились у директора музучилища разрешения на его проведение.
Начался концерт. По жеребьёвке Олегу выпало выступать последним.
- Журавский Олег, первый курс, пьеса «Улитка», - услышал он и выехал в коляске на середину сцены. И тут произошло, чего никто не ожидал. Олег рванулся вперёд и привстал с сидения. Вторым рывком выпрямился, чуть качнулся в сторону, но сбалансировал свободной рукой. Зал ахнул. (Знали бы друзья: накануне вечером он почувствовал большой палец правой ступни. Это было чудо, которого так долго ждали все: и мама, и врачи, колдовавшие над ним, и, конечно, больше всех ждал он. Всю ночь юный музыкант тренировался вставать с коляски).
Олег прикоснулся к струнам, и скрипка заговорила. Она то грустила, зажимая сердце в тиски, то словно ударялась о невидимую стену, пытаясь вырваться на простор. Вот она взмыла ввысь и свободно поплыла, увлекая за собой, обещая что-то радостное впереди. Наконец, рассыпавшись мелкими капельками, как по лестнице взмыла к вершине и замерла.
Гром аплодисментов разорвал зал. Олег понял – это победа. Он не улитка. Он снова на ногах. Его спасла музыка.
2. Волшебники в чёрных фраках
Тамара Авраменко
1 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Волшебники в чёрных фраках.
Улитка неторопливо ползла по аллее. Временами она замирала на месте, поводив усиками, как сапёр металлоискателем, важно продолжала дальше свой путь.
Рядом кипела жизнь: на травке резвились дети; вокруг фонтана гонял на трёхколёсном велосипеде мальчуган; на скамейке сидела полная дама и листала журнал мод, у ног хозяйки развалился рыжий пёс, он лениво реагировал на каждый всплеск детского смеха. Улитка, не замечая опасности, просто не догадываясь о таковой, отважно продвигалась вперёд. Видно, нелегко давался груз, ведь свой домик приходилось тащить на себе.
«Вот и мама, подобно улитке, сама тянет весь дом и меня в придачу»,-размышлял Олег. Он сидел в инвалидной коляске, в руках так и нераскрытый Олдридж. Почитать успеет и дома. А в парке хотелось наблюдать активную, подвижную, многообразную жизнь, которая теперь оказалась недоступной.
… Всё произошло по глупости. В школе дразнили ботаником, очкариком. Мечта поступить в музыкальный колледж осуществилась. «Ни дня без музыки», девиз Олег, его усидчивость помогли в подготовке и пригодились на вступительных экзаменах. В новом коллективе Олег стремился зарекомендовать себя этаким парнем с сильным характером, которому всё нипочём. Особенно, когда понял, что влюбился в Надю, самую красивую девушку в группе. Именно поэтому принял вызов поучаствовать в ночных гонках на байках по шоссейке, тянувшейся за новостройками к сыроварне предприимчивого соседа Клыкова. Организатором ночного развлечения был его сынок, Вовка, по-простому Клык, вечный насмешник и обидчик. Учился он в техникуме пищевой промышленности, чтоб в последствии работать у отца. Родион Степанович, Клыков старший, наладил бизнес и в дальнейшем рассчитывал на сына. Но Вовка любил покуролесить, к учёбе относился кое-как, а встречая Олега со скрипкой, каждый раз отпускал в адрес соседа обидные шуточки.
Олег знал, Надя тоже придёт посмотреть гонки, и согласился. Хотелось произвести впечатление. На повороте его занесло, и вот результат. Врачи разводили руками, то пугали, что парень никогда не встанет, то обнадёживали, мол, всё обойдётся, только нужны деньги на лечение и время. Денег не было, оставалось надеяться на чудо. Конечно же, он принимал лекарства, занимался лечебной физкультурой, но, увы, оставался прикованным к коляске. В колледже пришлось взять академотпуск. Скрипку вовсе забросил. Больше всего угнетали мысли о невозможности видеть любимую девушку. К тому же ребята из группы, навещавшие его, сболтнули: Надю с Вовкой всё чаще видят вместе. Вот тогда началась депрессия. Олег замкнулся в себе. Долгое молчание сменялось дерзостью и грубостью. Понимая, что поступает жестоко, казнил себя за несдержанность, мучился и страдал.
Надю он заметил издали и успел подготовиться, спрятавшись за маской равнодушия.
- Осторожно! Ты раздавишь её! – крикнул Олег. – Она так старается. Ползёт, а значит, двигается. Чего пришла?
Девушка посмотрела под ноги. Действительно, её левая туфелька на каблучке-шпильке была всего в двух сантиметрах от моллюска. Сделав шаг назад, она осторожно обошла улитку и приблизилась к Олегу.
- Привет. У меня новость. В колледже объявлен конкурс на лучшую музыкальную пьесу. Победителя ждёт награда 20 тысяч долларов. Я подумала, тебе это интересно.
- Не по адресу. Видишь, я инвалид. С музыкой покончено, - Олег отвернулся, уткнувшись взглядом в урну у скамейки.
- И всё-таки подумай, - Надя чуть коснулась его плеча. – Я верю в тебя.
Олег дёрнул плечом и, сам того не ожидая, выкрикнул:
- Вали к своему Вовке! А я уж как-нибудь сам…
Девушка ушла, а он глазами поискал улитку. Та успела взобраться на бордюрчик, за которым зеленела майская травка. Прошло пару минут, и улитка растворилась в свежей зелени.
Ночью ему долго не спалось. Вспоминалась безобразная сцена в парке, глаза Нади, такие улыбающиеся и вдруг застывшие, угасшие после его грубости. В тревожном сне появилась улитка, огромная, скользкая. Она не ползла, а прыгала, как лягушка. Причём с каждым прыжком приближаясь к Олегу. Вот она запрыгнула к нему на колени. Он почувствовал её холодное прикосновение. По телу пробежала дрожь… И Олег проснулся от холода.
За окном хмурилось дождливое утро. С шумом вырывалась на асфальт вода из сточных труб. Парень развернул лежавший рядом на стуле плед и набросил поверх одеяла. «Лучше бы не просыпался, - подумалось ему. – Во сне по крайней мере забываешься».
Вернулись мрачные мысли о будущем, постоянно терзавшие его воспалённое сознание, особенно в последнее время. «Как жить? Зачем жить? Быть матери вечной обузой? И Нади в его жизни не будет». Он устал от этих мыслей, но они намертво приклеились и не отпускали.
- Что она там болтала о конкурсе? – лениво промелькнуло в голове и засело прочно. – Какой дурак отвалит такие деньжищи за пьеску?
Олег попытался заснуть, но не тут-то было. Несколько раз к нему заглянула мама, а он сделал вид, что спит. И снова думал, думал и вспоминал вчерашний день.
Все выходные дождило, и народу, мечтавшему об отдыхе за городом на природе, пришлось менять планы. Неделя началась тоже с дождика, зато в среду спозаранок выкатилось солнышко и разбудило Олега.
- Глянь, сынок, какая благодать на улице. Может, в парк прогуляемся? – позвала мать.
- Не хочется. А ты иди. Только открой окно. Подышу, - отказался от прогулки Олег.
Женщина отодвинула занавеску, распахнула окно, подкатила к нему коляску. Ветерок впорхнул в комнату. Олег видел, как мама с сумкой вышла со двора. «Не в парк пошла, а в магазин», - догадался он. И тут взгляд его остановился на электропроводах, растянувшихся в несколько рядов между столбами. На них расселись ласточки, видимо, довольные тем, что дождь, наконец, закончился. Они сидели в милом беспорядке по нескольку на каждом проводе и грелись чёрные спинки на солнышке.
Олег зажмурил глаза, снова открыл. Ему показалось, или ласточки поменяли положение? Он опять закрыл и открыл глаза. Нет, такого быть не может! Перед ним не провода и ласточки, он явно видел нотный стан с нотной записью. Не теряя времени, Олег раскрыл блокнот, всегда бывший под рукой и по памяти набросал несколько строк. Теперь оставалось озвучить. Неуверенными от волнения руками, парень достал из футляра скрипку. Смычок плясал в руке, но он постарался успокоиться.
- Я должен это сделать! – приказал себе и осторожно прикоснулся к струнам.
Скрипка подала голос, и … мелодия легла на сердце, растопила что-то тяжёлое, так долго давившее. Душа оттаивала.
- Олежка, что это? – на пороге стояла растерянная мать.
- Мама, я сочинил пьесу. Назову её «Улитка».
Она не знала, что и думать, сын улыбается. Улыбается впервые с момента травмы.
- Правда, надо ещё поработать, дополнить, - спохватился Олег. – Но главное, я знаю о чём эта музыка.
- О чём, сынок?
- О том, как тяжело взять барьер улитке. Впрочем, ты не поймёшь… - и чтобы не обидеть, уточнил: - Пока не поймёшь. Вот когда закончу, сыграю, тогда всё станет на свои места. А всё они, ласточки! Подсказали, - Олег направил коляску к окну. – Улетели. Жаль! Мама, я не улитка. Ползать – не для меня. Я буду ходить! А доллары… Сам заработаю.
- Мальчик мой, всё будет хорошо, - поспешно сказала ошеломлённая женщина и вышла.
Надю огорошил неожиданный звонок Олега. Она не рассчитывала на быстрый результат. Ей срочно нужно встретиться с Володей. События последнего года сблизили молодых людей, но нежных чувств к Клыкову девушка не питала. В ту злополучную ночь Вовка сопровождал Олега на скорой в больницу, а потом, прихватив бутылку водки в киоске, открытом круглосуточно, напился до чёртиков и домой заявился под утро. Ему не давала покоя мысль, что хоть и косвенно, но причастен к трагедии, произошедшей с парнем.
Родион Степанович, отец Вовки, вместе с супругой не сомкнувший глаз, не стал устраивать разборки. Было ясно: у сына что-то стряслось. Вечером состоялся разговор, всё объяснивший. Клыков старший, привыкший обдумывать свои решения, долго вышагивал по комнате, а потом позвал сына в кабинет и сказал:
- В общем, так. Не гоже друзей бросать в беде. Надо помочь Олегу. Лечение дорого. Денег дам. Узнай сколько.
- Он не возьмёт, - высказал мнение Вовка.
- Придумай так, чтоб взял. И точка, - закончил разговор Родион Степанович.
Володька тут же помчался к Наде, и они вместе стали ломать голову над проблемой, но так ничего не придумали.
Вечером Надя посмотрела любимую передачу – конкурс молодых талантов (певцов). Был заключительный день, и знаменитая примадонна вручила свою именную премию в 20 тысяч долларов малоизвестной талантливой начинающей исполнительнице. И Надю осенило: они тоже проведут конкурс! Надо расшевелить Олега, занять интересным делом. К тому же Володька сказал, что отец даст нужную сумму.
Заручившись одобрением Родиона Степановича, согласившегося спонсировать лечение Олега, ребята пришли к директору училища.
- Это авантюра, - всполошился тот. – Ну объявим творческий конкурс для первокурсников, а другие курсы тоже захотят. Награда ведь солидная. И потом, где гарантия, что победит Олег Журавский? Творческих ребят у нас много.
- Вы просто не знаете, какой он талантливый! – вступилась за Олега девушка.
Они взяли его измором. Приходили каждый день с кучей аргументов, и директор сдался, но предупредил:
- Моё условие: в конкурсе примут участие все курсы. Вот и посмотрим, чего стоит ваш Журавский.
Оставалось самое трудное: заинтересовать Олега. Надя считала, что там, в парке, провалила всё дело, поэтому звонок Олега удивил её.
Месяц, отведённый на подготовку, пролетел быстро. И вот настал конкурсный день.
Валентина Дмитриевна встревожилась не на шутку, когда утром пришла будить сына, а дверь его комнаты оказалась запертой изнутри. Раньше такого никогда не было.
- Олежка, пора! – позвала она и прислушалась.
Какая-то непонятная возня за дверью стихла. Сын не отвечал, и женщина забеспокоилась.
- Сынок! Ты не один? Кто там у тебя?
Опять молчание. Испугавшись ещё больше, Валентина Дмитриевна стала колотить кулаками. Щёлкнул замок, дверь открылась.
- Кто может быть у меня, мама? – улыбался Олег.
- Зачем заперся?
- Переодевался. С галстуком возился. Не выходит. Ты чего, мама?
Она решила не расспрашивать.
- Давай, - Валентина Дмитриевна ловко управилась с узлом.
Олег надел галстук и вскинул руку, как пионер.
- Я готов!
- Какой же ты у меня красавец! – не удержалась мать.
В актовом зале суета, шум, какие бывают перед началом концерта. В первом ряду члены жюри, именитые преподаватели училища, приглашены несколько преподавателей из консерватории.
Олег, привыкший анализировать своё внутреннее состояние, прислушался к себе и ощутил какую-то собранность, сосредоточенность, словно весь организм мобилизовался, приготовился к чему-то особенному. Чувство это было ему знакомо. Сколько за год было разных испытаний, болезненных процедур!
По жеребьёвке ему выпало выступать последним. Слушая за кулисами сочинения конкурсантов, он оценивал для себя каждое выступление. Бесспорно, несколько участников - серьёзные конкуренты. Надо отвлечься и думать не о победе, а о музыке, которая родится в зале, где столько народа! Олег в который раз увидел аллею парка и улитку, упорно ползущую вперёд. Он попытался представить себя, идущего рядом. Мысли прервал ведущий, объявив:
- Журавский Олег, первый курс, пьеса «Улитка».
Он выехал в коляске на середину сцены. По рядам прошёлся шумок. Олег, устраивая скрипку на плече, посмотрел в зал. «Вот с краю, у входа, мама, рядом с ней Надя, ребята из группы. А где Вовка Клык? Не видать. Ну и ладно».
И тут произошло необыкновенное. Он рванулся вперёд и привстал с сидения. Вторым рывком выпрямился, чуть качнулся в сторону, но сбалансировал свободной рукой. Зал ахнул. Все вскочили с мест. А к Олегу из-за кулис кинулся Вовка, обхватив за талию, крепко держал, и этого хватило, чтобы для непослушных ног найти удобное устойчивое положение. Вовка отпустил его, но не уходил, стоял за спиной.
Олег прикоснулся к струнам, и скрипка заговорила. Она то грустила, зажимая сердце в тиски, то словно ударялась о невидимую стену, пытаясь вырваться на простор. Вот она взмыла ввысь и свободно поплыла, увлекая за собой, обещая что-то радостное впереди. Наконец, рассыпавшись мелкими капельками, словно по ступенькам, поднялась вверх и замерла. Олега качнуло, но Вовка был начеку и подставил плечо. Музыкант ухватился за него и устоял.
- Садись, отвезу, - зашептал на ухо Вовка.
- Хватит, насиделся. Уйду своими ногами, - возразил Олег.
Под гром аплодисментов парни покинули сцену. Первое, что бросилось в глаза Олегу, терявшему сознание, были слёзы матери, прижавшейся к его груди.
Он очнулся. Перед глазами ещё плыл туман.
- Сынок, может, скорую? – услышал голос матери.
- Я в порядке, мама. Просто устал.
Между тем, жюри удалилось для подведения итогов. Ребята окружили Олега, поздравляли, хвалили его сочинение.
Наконец на сцену поднялся председатель жюри, директор училища, и зал притих.
- Скажу прямо, в жюри разгорелись баталии. Но вы знаете мой принцип – объективность превыше всего. Перед объявлением результатов хочу поблагодарить присутствующего среди нас спонсора конкурса, Клыкова Родиона Степановича. Надеюсь, Родион Степанович не обидится, что жюри решило наградить премией трёх ребят, занявших призовые места.
Директор выдержал паузу и приступил к награждению.
- Победителем конкурса, занявшим первое место, стал … третьекурсник Игорь Власенко. Он награждается Почётной грамотой и премией 10 тысяч долларов.
Все зааплодировали, сначала как-то вяло, затем, словно очнувшись от оцепенения, громче и громче.
- За второе место Почётную грамоту и премию 5 тысяч долларов получает первокурсница Лариса Лещук.
Счастливая Лариса взбежала по ступенькам на сцену. Ей долго аплодировали, и кто-то в поддержку засвистел.
- И чтобы не томить вас… Третье место Почётную грамоту и премию 5 тысяч долларов получает… Олег Журавский, первый курс.
Олег выехал в коляске, так как боялся сразу дать новую нагрузку ногам. Накануне вечером он почувствовал большой палец правой ступни. Не сказав ничего матери, попытался приподняться, но ничего не получилось. Заснул поздно, а утром чуть свет начал новые попытки. И вышло! Пару шажков всё-таки продержался. Когда мама постучала в дверь, он принял привычное положение в коляске и снова ничего не сказал ей. Только на сцене перед выступлением пришла мысль: сейчас или никогда, упаду… что ж, значит, не судьба. Решение окрылило его, и (о, счастье!) ему удалось сыграть произведение стоя.
Награждение Олега вызвало бурю эмоций в зале. Все знали, конкурс затеян ради него. Между тем награждённые успели пошептаться, и Лариса подошла к микрофону.
- Игорь и я … - начала девушка, - в общем, мы отказываемся от премии в пользу Журавского.
С мест в зале закричали:
- Молодцы!
- Правильно.
- Всё по справедливости!
Тогда Олег тоже попросил микрофон и сказал:
- Ребята! Друзья! Я уже сделал первые шаги. Справлюсь и дальше. Мы с вами мечтали о тренажёрах в спортзал. Поможем родному училищу!
- Вот это по-нашему, - обрадовался директор и стал трясти руку Олега.
Одногруппники, сидевшие в первых рядах, ринулись на сцену с объятиями, потом парни подняли коляску с Олегом и понесли в зал. Зрителей и участников конкурса объединило всеобщее ликование.
В эту ночь Олег спал как убитый. Проснулся с ощущением покоя в душе и сразу вспомнил: я хожу! Нужно было срочно в этом убедиться. Осторожно привстав с кровати, опираясь на спинку коляски, сделал несколько шагов к окну и распахнул его.
На проводах сидели ласточки и без умолку щебетали, решая свои птичьи проблемы. Но вот они дружно взмыли в небо и скрылись в небесных далях. Нет, он не станет ползать, как улитка. Ласточки, эти чудные волшебники в чёрных фраках, позвали за собой в полёт.
- Моя новая пьеса будет о вас, милые ласточки, - пообещал Олег.
Он вернулся к письменному столу и в нотном блокноте вывел «Ласточки» (пьеса). Скрипка вздохнула, нежно пропела первую фразу, - Олег прислушался, повторил, … и вдруг смычок заплясал по струнам. Мелодия рождалась сама собой, увлекая в дивный, прекрасный мир Музыки.
3. Волшебники в чёрных фраках
Тамара Авраменко
1 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Волшебники в чёрных фраках.
Улитка неторопливо ползла по аллее. Временами она замирала на месте, поводив усиками, как сапёр металлоискателем, важно продолжала дальше свой путь.
Рядом кипела жизнь: на травке резвились дети; вокруг фонтана гонял на трёхколёсном велосипеде мальчуган; на скамейке сидела полная дама и листала журнал мод, у ног хозяйки развалился рыжий пёс, он лениво реагировал на каждый всплеск детского смеха. Улитка, не замечая опасности, просто не догадываясь о таковой, отважно продвигалась вперёд. Видно, нелегко давался груз, ведь свой домик приходилось тащить на себе.
«Вот и мама, подобно улитке, сама тянет весь дом и меня в придачу»,-размышлял Олег. Он сидел в инвалидной коляске, в руках так и нераскрытый Олдридж. Почитать успеет и дома. А в парке хотелось наблюдать активную, подвижную, многообразную жизнь, которая теперь оказалась недоступной.
… Всё произошло по глупости. В школе дразнили ботаником, очкариком. Мечта поступить в музыкальный колледж осуществилась. «Ни дня без музыки», девиз Олег, его усидчивость помогли в подготовке и пригодились на вступительных экзаменах. В новом коллективе Олег стремился зарекомендовать себя этаким парнем с сильным характером, которому всё нипочём. Особенно, когда понял, что влюбился в Надю, самую красивую девушку в группе. Именно поэтому принял вызов поучаствовать в ночных гонках на байках по шоссейке, тянувшейся за новостройками к сыроварне предприимчивого соседа Клыкова. Организатором ночного развлечения был его сынок, Вовка, по-простому Клык, вечный насмешник и обидчик. Учился он в техникуме пищевой промышленности, чтоб в последствии работать у отца. Родион Степанович, Клыков старший, наладил бизнес и в дальнейшем рассчитывал на сына. Но Вовка любил покуролесить, к учёбе относился кое-как, а встречая Олега со скрипкой, каждый раз отпускал в адрес соседа обидные шуточки.
Олег знал, Надя тоже придёт посмотреть гонки, и согласился. Хотелось произвести впечатление. На повороте его занесло, и вот результат. Врачи разводили руками, то пугали, что парень никогда не встанет, то обнадёживали, мол, всё обойдётся, только нужны деньги на лечение и время. Денег не было, оставалось надеяться на чудо. Конечно же, он принимал лекарства, занимался лечебной физкультурой, но, увы, оставался прикованным к коляске. В колледже пришлось взять академотпуск. Скрипку вовсе забросил. Больше всего угнетали мысли о невозможности видеть любимую девушку. К тому же ребята из группы, навещавшие его, сболтнули: Надю с Вовкой всё чаще видят вместе. Вот тогда началась депрессия. Олег замкнулся в себе. Долгое молчание сменялось дерзостью и грубостью. Понимая, что поступает жестоко, казнил себя за несдержанность, мучился и страдал.
Надю он заметил издали и успел подготовиться, спрятавшись за маской равнодушия.
- Осторожно! Ты раздавишь её! – крикнул Олег. – Она так старается. Ползёт, а значит, двигается. Чего пришла?
Девушка посмотрела под ноги. Действительно, её левая туфелька на каблучке-шпильке была всего в двух сантиметрах от моллюска. Сделав шаг назад, она осторожно обошла улитку и приблизилась к Олегу.
- Привет. У меня новость. В колледже объявлен конкурс на лучшую музыкальную пьесу. Победителя ждёт награда 20 тысяч долларов. Я подумала, тебе это интересно.
- Не по адресу. Видишь, я инвалид. С музыкой покончено, - Олег отвернулся, уткнувшись взглядом в урну у скамейки.
- И всё-таки подумай, - Надя чуть коснулась его плеча. – Я верю в тебя.
Олег дёрнул плечом и, сам того не ожидая, выкрикнул:
- Вали к своему Вовке! А я уж как-нибудь сам…
Девушка ушла, а он глазами поискал улитку. Та успела взобраться на бордюрчик, за которым зеленела майская травка. Прошло пару минут, и улитка растворилась в свежей зелени.
Ночью ему долго не спалось. Вспоминалась безобразная сцена в парке, глаза Нади, такие улыбающиеся и вдруг застывшие, угасшие после его грубости. В тревожном сне появилась улитка, огромная, скользкая. Она не ползла, а прыгала, как лягушка. Причём с каждым прыжком приближаясь к Олегу. Вот она запрыгнула к нему на колени. Он почувствовал её холодное прикосновение. По телу пробежала дрожь… И Олег проснулся от холода.
За окном хмурилось дождливое утро. С шумом вырывалась на асфальт вода из сточных труб. Парень развернул лежавший рядом на стуле плед и набросил поверх одеяла. «Лучше бы не просыпался, - подумалось ему. – Во сне по крайней мере забываешься».
Вернулись мрачные мысли о будущем, постоянно терзавшие его воспалённое сознание, особенно в последнее время. «Как жить? Зачем жить? Быть матери вечной обузой? И Нади в его жизни не будет». Он устал от этих мыслей, но они намертво приклеились и не отпускали.
- Что она там болтала о конкурсе? – лениво промелькнуло в голове и засело прочно. – Какой дурак отвалит такие деньжищи за пьеску?
Олег попытался заснуть, но не тут-то было. Несколько раз к нему заглянула мама, а он сделал вид, что спит. И снова думал, думал и вспоминал вчерашний день.
Все выходные дождило, и народу, мечтавшему об отдыхе за городом на природе, пришлось менять планы. Неделя началась тоже с дождика, зато в среду спозаранок выкатилось солнышко и разбудило Олега.
- Глянь, сынок, какая благодать на улице. Может, в парк прогуляемся? – позвала мать.
- Не хочется. А ты иди. Только открой окно. Подышу, - отказался от прогулки Олег.
Женщина отодвинула занавеску, распахнула окно, подкатила к нему коляску. Ветерок впорхнул в комнату. Олег видел, как мама с сумкой вышла со двора. «Не в парк пошла, а в магазин», - догадался он. И тут взгляд его остановился на электропроводах, растянувшихся в несколько рядов между столбами. На них расселись ласточки, видимо, довольные тем, что дождь, наконец, закончился. Они сидели в милом беспорядке по нескольку на каждом проводе и грелись чёрные спинки на солнышке.
Олег зажмурил глаза, снова открыл. Ему показалось, или ласточки поменяли положение? Он опять закрыл и открыл глаза. Нет, такого быть не может! Перед ним не провода и ласточки, он явно видел нотный стан с нотной записью. Не теряя времени, Олег раскрыл блокнот, всегда бывший под рукой и по памяти набросал несколько строк. Теперь оставалось озвучить. Неуверенными от волнения руками, парень достал из футляра скрипку. Смычок плясал в руке, но он постарался успокоиться.
- Я должен это сделать! – приказал себе и осторожно прикоснулся к струнам.
Скрипка подала голос, и … мелодия легла на сердце, растопила что-то тяжёлое, так долго давившее. Душа оттаивала.
- Олежка, что это? – на пороге стояла растерянная мать.
- Мама, я сочинил пьесу. Назову её «Улитка».
Она не знала, что и думать, сын улыбается. Улыбается впервые с момента травмы.
- Правда, надо ещё поработать, дополнить, - спохватился Олег. – Но главное, я знаю о чём эта музыка.
- О чём, сынок?
- О том, как тяжело взять барьер улитке. Впрочем, ты не поймёшь… - и чтобы не обидеть, уточнил: - Пока не поймёшь. Вот когда закончу, сыграю, тогда всё станет на свои места. А всё они, ласточки! Подсказали, - Олег направил коляску к окну. – Улетели. Жаль! Мама, я не улитка. Ползать – не для меня. Я буду ходить! А доллары… Сам заработаю.
- Мальчик мой, всё будет хорошо, - поспешно сказала ошеломлённая женщина и вышла.
Надю огорошил неожиданный звонок Олега. Она не рассчитывала на быстрый результат. Ей срочно нужно встретиться с Володей. События последнего года сблизили молодых людей, но нежных чувств к Клыкову девушка не питала. В ту злополучную ночь Вовка сопровождал Олега на скорой в больницу, а потом, прихватив бутылку водки в киоске, открытом круглосуточно, напился до чёртиков и домой заявился под утро. Ему не давала покоя мысль, что хоть и косвенно, но причастен к трагедии, произошедшей с парнем.
Родион Степанович, отец Вовки, вместе с супругой не сомкнувший глаз, не стал устраивать разборки. Было ясно: у сына что-то стряслось. Вечером состоялся разговор, всё объяснивший. Клыков старший, привыкший обдумывать свои решения, долго вышагивал по комнате, а потом позвал сына в кабинет и сказал:
- В общем, так. Не гоже друзей бросать в беде. Надо помочь Олегу. Лечение дорого. Денег дам. Узнай сколько.
- Он не возьмёт, - высказал мнение Вовка.
- Придумай так, чтоб взял. И точка, - закончил разговор Родион Степанович.
Володька тут же помчался к Наде, и они вместе стали ломать голову над проблемой, но так ничего не придумали.
Вечером Надя посмотрела любимую передачу – конкурс молодых талантов (певцов). Был заключительный день, и знаменитая примадонна вручила свою именную премию в 20 тысяч долларов малоизвестной талантливой начинающей исполнительнице. И Надю осенило: они тоже проведут конкурс! Надо расшевелить Олега, занять интересным делом. К тому же Володька сказал, что отец даст нужную сумму.
Заручившись одобрением Родиона Степановича, согласившегося спонсировать лечение Олега, ребята пришли к директору училища.
- Это авантюра, - всполошился тот. – Ну объявим творческий конкурс для первокурсников, а другие курсы тоже захотят. Награда ведь солидная. И потом, где гарантия, что победит Олег Журавский? Творческих ребят у нас много.
- Вы просто не знаете, какой он талантливый! – вступилась за Олега девушка.
Они взяли его измором. Приходили каждый день с кучей аргументов, и директор сдался, но предупредил:
- Моё условие: в конкурсе примут участие все курсы. Вот и посмотрим, чего стоит ваш Журавский.
Оставалось самое трудное: заинтересовать Олега. Надя считала, что там, в парке, провалила всё дело, поэтому звонок Олега удивил её.
Месяц, отведённый на подготовку, пролетел быстро. И вот настал конкурсный день.
Валентина Дмитриевна встревожилась не на шутку, когда утром пришла будить сына, а дверь его комнаты оказалась запертой изнутри. Раньше такого никогда не было.
- Олежка, пора! – позвала она и прислушалась.
Какая-то непонятная возня за дверью стихла. Сын не отвечал, и женщина забеспокоилась.
- Сынок! Ты не один? Кто там у тебя?
Опять молчание. Испугавшись ещё больше, Валентина Дмитриевна стала колотить кулаками. Щёлкнул замок, дверь открылась.
- Кто может быть у меня, мама? – улыбался Олег.
- Зачем заперся?
- Переодевался. С галстуком возился. Не выходит. Ты чего, мама?
Она решила не расспрашивать.
- Давай, - Валентина Дмитриевна ловко управилась с узлом.
Олег надел галстук и вскинул руку, как пионер.
- Я готов!
- Какой же ты у меня красавец! – не удержалась мать.
В актовом зале суета, шум, какие бывают перед началом концерта. В первом ряду члены жюри, именитые преподаватели училища, приглашены несколько преподавателей из консерватории.
Олег, привыкший анализировать своё внутреннее состояние, прислушался к себе и ощутил какую-то собранность, сосредоточенность, словно весь организм мобилизовался, приготовился к чему-то особенному. Чувство это было ему знакомо. Сколько за год было разных испытаний, болезненных процедур!
По жеребьёвке ему выпало выступать последним. Слушая за кулисами сочинения конкурсантов, он оценивал для себя каждое выступление. Бесспорно, несколько участников - серьёзные конкуренты. Надо отвлечься и думать не о победе, а о музыке, которая родится в зале, где столько народа! Олег в который раз увидел аллею парка и улитку, упорно ползущую вперёд. Он попытался представить себя, идущего рядом. Мысли прервал ведущий, объявив:
- Журавский Олег, первый курс, пьеса «Улитка».
Он выехал в коляске на середину сцены. По рядам прошёлся шумок. Олег, устраивая скрипку на плече, посмотрел в зал. «Вот с краю, у входа, мама, рядом с ней Надя, ребята из группы. А где Вовка Клык? Не видать. Ну и ладно».
И тут произошло необыкновенное. Он рванулся вперёд и привстал с сидения. Вторым рывком выпрямился, чуть качнулся в сторону, но сбалансировал свободной рукой. Зал ахнул. Все вскочили с мест. А к Олегу из-за кулис кинулся Вовка, обхватив за талию, крепко держал, и этого хватило, чтобы для непослушных ног найти удобное устойчивое положение. Вовка отпустил его, но не уходил, стоял за спиной.
Олег прикоснулся к струнам, и скрипка заговорила. Она то грустила, зажимая сердце в тиски, то словно ударялась о невидимую стену, пытаясь вырваться на простор. Вот она взмыла ввысь и свободно поплыла, увлекая за собой, обещая что-то радостное впереди. Наконец, рассыпавшись мелкими капельками, словно по ступенькам, поднялась вверх и замерла. Олега качнуло, но Вовка был начеку и подставил плечо. Музыкант ухватился за него и устоял.
- Садись, отвезу, - зашептал на ухо Вовка.
- Хватит, насиделся. Уйду своими ногами, - возразил Олег.
Под гром аплодисментов парни покинули сцену. Первое, что бросилось в глаза Олегу, терявшему сознание, были слёзы матери, прижавшейся к его груди.
Он очнулся. Перед глазами ещё плыл туман.
- Сынок, может, скорую? – услышал голос матери.
- Я в порядке, мама. Просто устал.
Между тем, жюри удалилось для подведения итогов. Ребята окружили Олега, поздравляли, хвалили его сочинение.
Наконец на сцену поднялся председатель жюри, директор училища, и зал притих.
- Скажу прямо, в жюри разгорелись баталии. Но вы знаете мой принцип – объективность превыше всего. Перед объявлением результатов хочу поблагодарить присутствующего среди нас спонсора конкурса, Клыкова Родиона Степановича. Надеюсь, Родион Степанович не обидится, что жюри решило наградить премией трёх ребят, занявших призовые места.
Директор выдержал паузу и приступил к награждению.
- Победителем конкурса, занявшим первое место, стал … третьекурсник Игорь Власенко. Он награждается Почётной грамотой и премией 10 тысяч долларов.
Все зааплодировали, сначала как-то вяло, затем, словно очнувшись от оцепенения, громче и громче.
- За второе место Почётную грамоту и премию 5 тысяч долларов получает первокурсница Лариса Лещук.
Счастливая Лариса взбежала по ступенькам на сцену. Ей долго аплодировали, и кто-то в поддержку засвистел.
- И чтобы не томить вас… Третье место Почётную грамоту и премию 5 тысяч долларов получает… Олег Журавский, первый курс.
Олег выехал в коляске, так как боялся сразу дать новую нагрузку ногам. Накануне вечером он почувствовал большой палец правой ступни. Не сказав ничего матери, попытался приподняться, но ничего не получилось. Заснул поздно, а утром чуть свет начал новые попытки. И вышло! Пару шажков всё-таки продержался. Когда мама постучала в дверь, он принял привычное положение в коляске и снова ничего не сказал ей. Только на сцене перед выступлением пришла мысль: сейчас или никогда, упаду… что ж, значит, не судьба. Решение окрылило его, и (о, счастье!) ему удалось сыграть произведение стоя.
Награждение Олега вызвало бурю эмоций в зале. Все знали, конкурс затеян ради него. Между тем награждённые успели пошептаться, и Лариса подошла к микрофону.
- Игорь и я … - начала девушка, - в общем, мы отказываемся от премии в пользу Журавского.
С мест в зале закричали:
- Молодцы!
- Правильно.
- Всё по справедливости!
Тогда Олег тоже попросил микрофон и сказал:
- Ребята! Друзья! Я уже сделал первые шаги. Справлюсь и дальше. Мы с вами мечтали о тренажёрах в спортзал. Поможем родному училищу!
- Вот это по-нашему, - обрадовался директор и стал трясти руку Олега.
Одногруппники, сидевшие в первых рядах, ринулись на сцену с объятиями, потом парни подняли коляску с Олегом и понесли в зал. Зрителей и участников конкурса объединило всеобщее ликование.
В эту ночь Олег спал как убитый. Проснулся с ощущением покоя в душе и сразу вспомнил: я хожу! Нужно было срочно в этом убедиться. Осторожно привстав с кровати, опираясь на спинку коляски, сделал несколько шагов к окну и распахнул его.
На проводах сидели ласточки и без умолку щебетали, решая свои птичьи проблемы. Но вот они дружно взмыли в небо и скрылись в небесных далях. Нет, он не станет ползать, как улитка. Ласточки, эти чудные волшебники в чёрных фраках, позвали за собой в полёт.
- Моя новая пьеса будет о вас, милые ласточки, - пообещал Олег.
Он вернулся к письменному столу и в нотном блокноте вывел «Ласточки» (пьеса). Скрипка вздохнула, нежно пропела первую фразу, - Олег прислушался, повторил, … и вдруг смычок заплясал по струнам. Мелодия рождалась сама собой, увлекая в дивный, прекрасный мир Музыки.
4. Два лица генерала Власова -Долина забвения
Ян Архипов
«А мы идем за правдой о войне. Не книжной, не киношной, а своей»
Владимир Ерхов
Поисковики Миша и Юра были счастливыми обладателями самодельного металлоискателя и работали на пару. Шли по лесу, один прослушивал почву, другой копал, если попадалось что-нибудь стоящее внимания. Шли и спорили, прерываясь, когда металлоискатель начинал пищать.
- А нам в школе учитель рассказывал, что Власов хотел после разгрома Германии к американцам перебежать, но его наши солдаты обнаружили в джипе, завёрнутого в ковёр и в плен взяли -сказал Юра.
- В ковёр завернутого, в джипе- усмехнулся Миша. –Ты его фотографию видел? Он же огромный был. Как можно было такого высокого человека, да ещё в джипе, завёрнутого в ковёр перевозить? Брехня это –
Действительно, как это он сам не задумывался раньше? Юра помолчал и потом всё же возразил:- Но всё равно же сбежал к американцам! Трус!
- Ну нет! Власов трусом не был. Он своих не бросал. В апреле 1945 года испанский диктатор Франко предоставил Власову политическое убежище и послал за ним специальный самолёт, но Власов отказался бросить своих солдат. В мае 1945 года американцы предлагали тайно вывезти его вглубь своей оккупационной зоны, и он опять отказался.-
- Так ведь наши его взяли в плен, когда он к американцам бежал!-
- Он пробирался со своими солдатами и офицерами к американцам, чтобы получить для них политическое убежище- опроверг слова Юры эрудированный «антисоветчик» Миша. И добавил ещё:- И здесь в долине последний самолёт за ним прилетал, но он отказался возвращаться. –
Помолчали. И в самом деле, генерал-то прямо таки герой. Непонятно было, что заставило этого самого что ни на есть человека из народа (а был он тринадцатым, самым младшим сыном из бедной крестьянской семьи) так возненавидеть Сталина и советскую власть.
- А известно ли тебе –продолжал Миша –что из всех воюющих стран самый большой процент предателей был в СССР? Почти полтора миллиона!-
-Я думаю, что они не были настоящие предатели. Они просто ненавидели советскую власть, а Родину любили- задумчиво сказал Юра.
- И всё равно они - предатели. Потому что в такие времена не до политических разборок. Надо Родину защищать, а не с властями бороться. Хотя, конечно, Сталин хорошо постарался, чтобы столько народу на стороне врага оказалось из-за репрессий и раскулачивания.
- Ну ты Сталина не трогай. Пусть он культ личности установил и репрессии всякие устраивал, но главное ведь –войну выиграл. За одно это его можно уважать –возразил Юра.
-И, всё таки, если бы не Сталин, потерь было бы меньше, а победу всё равно бы одержали. Когда народ един, его не победить. Возьмем, к примеру, Отечественную войну 1812 года-крестьяне и их классовые враги дворяне вместе сражались и, никому из крестьян в голову не пришло помогать Наполеону. И очень быстро расправились с превосходящими силами противника. -
- Пожалуй ты прав- согласился Юра.
В наушниках послышался писк. Судя по звуку –осколок снаряда, но всё равно надо копнуть, удостовериться.
5. Кислица Долина забвения
Ян Архипов
«Вторая Ударная, Вторая Ударная, Сегодня тебя вспоминает страна, Вторая Ударная, Вторая Ударная, Болота верните бойцов имена..»
Из песни поисковиков.
-А я знаю, что солдаты ели, когда продовольствие кончилось-сказала Леночка шагая со своим другом Серёжей, приехавшим вместе с ней на Вахту Памяти. –
-И что же? –спросил Сергей.
Они шли вдоль ручья несущего прозрачно-коричневую болотную воду вниз по пологому, едва заметному склону. Берега ручья, сплошь заросшие какой-то светло-зелёной травкой со скромными белыми цветочками, были очень живописны.
-А вот кислицу ели. Её тут полно. Попробуй.-ответила Леночка.
Сергей сорвал несколько листочков и пожевал. Действительно вкусно и похоже на щавель.
*****
Металлический заострённый щуп, воткнутый в дно заваленного окопчика, наткнулся на что-то твёрдое. Сергей ткнул ещё несколько раз. Набравшийся опыта теперь он уже по звуку мог определить что нащупал-металл, камень или кость. Судя по звуку, это была кость. Сердце поисковика радостно забилось. Нашёл! Нашёл останки павшего солдата! Сергей взял сапёрную лопатку и начал осторожно копать землю. Найденная кость оказалась какой-то странной-слишком толстой и короткой, обрубленной. Интересно, с какой это части тела? Он продолжил поиски и вскоре нашёл ещё несколько похожих костей. Ясно, что не человеческие. Пошёл и показал их командиру.
-Лошадиные,- сразу определил Миша- и посмотри как старательно обгрызены. Продовольствия не доставлялось, лошадей обозных съели, а потом вообще, по документам, были даже случаи трупоедства и каннибализма.
******
«21 ИЮНЯ 1942 ГОДА. 8 ЧАСОВ 10 МИНУТ. НАЧАЛЬНИКУ ГШКА. ВОЕННОМУ СОВЕТУ ФРОНТА. Войска армии три недели получают по пятьдесят граммов сухарей. Последние дни продовольствия совершенно не было. Доедаем последних лошадей. Люди до крайности истощены. Наблюдается групповая смертность от голода. Боеприпасов нет…
— Власов. Зуев
(Коняев Н. М. Два лица генерала Власова. Жизнь, судьба, легенды. — М.: Вече, 2003. — С. 93. — 480 с. — (Досье без ретуши)).
6. Армия бессмертных -Долина забвения
Ян Архипов
Ветерану-фронтовику Удальцову Сергею Якимовичу, проживающему в деревне Большой Разбаш пришло письмо от поисковиков. Они сообщали, что нашли его медальон-смертник в лесу у деревни Мясной Бор, что в Новогородской области во время поисков останков погибших здесь бойцов 2 Ударной Армии.
Солдатский медальон, похожий на чёрный футлярчик для губной помады выдавали бойцам Красной Армии в 1941-42 годах. Футлярчик раскручивался и внутрь вставлялась свёрнутая бумажка с данными о солдате на случай гибели на поле боя: фамилия, имя, отчество, место проживания.
Найти такой медальон-большая удача для поисковика. Это даёт надежду на то, чтобы воскрешение имени погибшего солдата, перевода его из списка «пропавших без вести» в список «героически погибших». К сожалению, бумага –очень непрочный материал и не всегда можно прочесть то, что осталось в медальоне. Но если удалось, тогда начинается работа в военных архивах и, в конце концов, таким образом можно выйти на родственников и передать им скорбную весть и даже останки погибшего.
Поисковики сообщали, что нашли его медальон, и бумажка с данными внутри уцелела. Писали, что работали они в Подольском военном архиве, где нашли данные о нём и выяснили, то он не значится ни списке пропавших без вести, ни в списке погибших на поле боя и даже ни в списке попавших и умерших в плену. Искали родственников, а нашли его самого, живого!
Они спрашивали разрешения приехать к нему к нему в гости. Увидеться, послушать и записать его воспоминания о тех днях и о том, как он потерял свой медальон, который они нашли почти через пятьдесят лет.
Дочь не спеша читала ему письмо. Сергея Якимовича охватило какое-то возбуждение, дрожь. В глазах потемнело, и сердце стало учащённо биться. Столько лет он гнал от себя эти воспоминания, но видимо именно оттого что гнал они так крепко засели в его мозгу. Не думайте о старой больной обезьяне. Как же! После такой установки разве будешь думать о чём-либо другом. Да и как забыть этот кошмар? Эту деревню Мясной Бор (ну и название!) в которой уцелел один-единственный дом, да ещё непонятно как- водонапорная башня из красного облупившегося кирпича. Как забыть эту речку Полисть глубиною по пояс, до берегов заполненную трупами измождённых грязных вшивых солдат и живых, которые ползли по этим трупам стараясь выбраться из адского котла?
Церковь рисует ад как большие чаны, в которых варятся души грешников и стоят стоны и скрежет зубовный. Нет, это не ад. Ад –это когда обессилевшим от голода, едва стоящим на ногах тысячам людей надо пробежать четыре с лишним километра по коридору шириной 200-400 метров, который простреливается насквозь немецкими пулемётами и автоматчиками. Над головой летает только вражеская авиация, безнаказанно расстреливающая людей с воздуха и сбрасывающая на них бомбы. Люди бегут по раскисшей болотной жиже спотыкаясь и падая и многие не встают уже после падения, уложенные пулями и осколками снарядов и рвущихся над головами мин из миномётов.
Начал военную службу Сергей Якимович под Сомовым в Воронежской области. Там формировался их дивизион 122-миллиметровых гаубиц на конной тяге. В декабре 1941 года перевели их на Волховский фронт. На Волховском фронте готовилось наступление. Морозы стояли до 30 градусов. Ночевали в лесу. Костры разводить было строжайше запрещено, чтобы не обнаруживать себя. Хорошо, что снег был глубокий. Вырыли окопы в снегу. В них и укрылись от ледяного ветра.
Первыми от вражеских налётов, когда немцы их обнаружили пострадали лошади. По уставу необходимо было держать их в 250 метрах от орудий. Лошадь ведь не заставишь лечь, чтобы спрятаться от артналёта. С другой стороны, выручили эти лошади сильно. Не только их, а ещё кавалерийского корпуса генерала Гусева. Там где проходила конница Гусева оставались лежать мёртвые лошади. И кто это додумался отправить кавалерию в лес и болото! До весны питались замороженной кониной. Снабжение продовольствием и боеприпасами плохое было. Они наступали. Тащили тяжёлые 2400 килограммовые гаубицы по болотам, которые не замерзали даже в такие сильные морозы. Делали настилы из брёвен.
Затем отступали и орудия приходилось уничтожать, чтобы не доставались фашистам. Весной положение сильно ухудшилось и с боеприпасами и с питанием. Голод сводил людей с ума. Интендантам приходилось ставить вооружённую охрану у мешков с сухарями, сброшенных с самолётов. Получившие паёк опасались грабителей. Люди заболевали цингой. Ели крапиву, заячий щавель, почки и листья липы. От цинги спасались берёзовым соком и хвойным и сосновым настоем.
Наконец получили приказ в конце мая отступать в Мясному бору и пробиваться к своим по имеющемуся коридору. Вот тогда он и потерял свой медальон. Не потерял, закопал. Он хорошо помнил этот момент. Они с другом-Денисовым Тимофеем отошли от расположения части и углубились в лес чтобы подкормиться заячьим щавелем. Начался артобстрел и после него они заблудились. В том лесу пока с кочки на кочку переберёшься уже можно ориентир потерять. А тут в густом лесу после обстрела образовались целые поляны. Откуда пришли –совершенно непонятно. Пошли в одну сторону-начались выстрелы немецких автоматчиков, в другую –то же самое.
Сели передохнуть и Сергей предложил избавиться от медальонов. Многие так делали. Считали, что если носить с собой смертник, то и погибнешь. А Тимофей рукой махал, мол, предрассудки всё это. Негоже советскому бойцу верить в такое. И не выбросил свой. А он хотел сначала выбросить, но побоялся, а вдруг найдет кто, и закопал.
Потом, наконец, вышли к узкоколейке и пошли вдоль неё на выход из мешка. Помимо солдат было много и местных, которых командование приказало тоже вывести. Дети просили хлебушка, но что могли им дать солдаты? Местные разводили костры и на дым прилетали вражеские самолёты и бомбили выходящих из окружения.
В самом коридоре прятаться от обстрела за подбитыми машинами и танками, там, где люди инстинктивно искали укрытия, как поняли Сергей и Тимофей, было бесполезно. Места эти давно уже были пристреляны немцами. Пытались передвигаться перебежками, прячась в воронках от бомб и снарядов. И здесь не было спасения. Потом стали они передвигаться, прячась за кочками и в маленьких воронках от мин. Во время одной из таких перебежек Тимофей уже не встал. Убит был наповал. Как он сам добрался, точно не помнит. Кто-то помог, дотащил.
Из остатков их дивизиона была сформирована новая дивизия. И армия была снова сформирована. В конце июня немецкое командование объявило о полном разгроме 2 Ударной Армии, но ТАСС опровергло это сообщение, заявив, что Армия продолжает действовать, как и все другие. Уже после войны попалась Сергею Якимовичу книжка одна, в которой рассказывалось, что в Древней Персии существовали войска, которых называли «бессмертными». Их было ровно 10 000. Если кто-то погибал, то на его место брали новенького. Всегда 10 000. Потому и «бессмертные». Получается, что и их армия стала бессмертной. После того как было объявлено, что армия жива и невредима стали приходить письма от родных. Тысячи, десятки тысяч писем. Но некому было читать и отвечать на эти письма. У бессмертных нет родственников. Да и недолго длилось это «бессмертие». В июле стало известно, что командующий армией генерал Власов перешёл на сторону врага и на него списали все ошибки проведения Любанской операции, совершённые Ставкой Верховного Главнокомандования во главе с главным военным гением и руководством Волховского фронта, а самих погибших солдат записали во власовцы. Тех, кто ещё выходил из окружения позже-в июле и августе называли «спец контингентом» и отправляли в лагеря НКВД.
Сергей Якимович очнулся от воспоминаний. Что может он рассказать этим молодым людям? Не хочет он с ними встречаться. А может они Тимофея нашли, с медальоном?
- Напиши им, Тамара. Пусть едут. Места много в избе, найдем, где переночевать- обратился он к дочери.
Пока она читала письмо, в горнице работал в пол голоса телевизор. Передавали концерт авторской песни с Грушинского фестиваля. Пели что-то интересное, он расслышал слова «война», «кони», «вечный огонь» .. Сергей Якимович вслушался:
«— Ну что с того, что я там был,
В том грозном быть или не быть?
Я это всё почти забыл.
Я это всё хочу забыть.»
Из его глаз потекли слёзы. Только фронтовик мог написать такие строки! Когда он плакал в последний раз? Уже не помнит. Хотя нет, вспомнил. Когда вышел из окружения. Их покормили и выдали по «маленькой» водки. Выпили за Сталина, победу и погибших товарищей. Вот тогда он и плакал.
*****
Итоги Любанской операции (по книге: Изольда Иванова « Долина смерти» Трагедия 2-ой Ударной Армии» М.2011 г.)
Число погибших под Мясным Бором- 149 838 человек («Гриф секретности снят: потери советских Вооружённых сил в войнах и военных конфликтах. М.1993г.»)
Попало в плен -32 759 человек (по немецким источникам -«Журнал боевых действий 18-ой немецкой армии»)
Отправлено для распределения по лагерям НКВД- 1 353 человека (ЦАМО.Ф.204. Оп.4108.Д.7.)
7. Долина забвения
Ян Архипов
Да он давно лежит!
Хорошо, позабыв о делах и заботах, мчаться с друзьями в поезде навстречу приключениям и неизведанному и глазеть в окна на пролетающие мимо пейзажи. Конец апреля. Наконец-то потеплело, появилась зелень и первые скромные цветы.
-Смотрите, снег лежит!- в удивлении восклицает Валя, указывая на овражек в котором до сих пор, среди зелени сохранился в тени островок тёмного расплавленного снега.
-Да он давно лежит- реагирует на Валины слова «комсомолка» Люба.
Вагон взрывается от хохота. Конечно давно, с прошлого года, но ведь всё ещё лежит .
Ближе к месту назначения смех и даже разговоры стихают. Ребята достают с верхних багажных полок и из-под сидений огромный самодельные рюкзаки, свёрнутые или сложенные полиуретановые коврики и инструменты- стальные заострённые «щупы» и лопатки.
Для турклуба «Колумбы» - это необычный поход. Пригласили их вместе с другими турклубами города в поисковую эскпедицию под Новгород. Ездили сюда студенты из казанского поискового отряда «Снежный десант» по следам жизни и пленения своего знаменитого земляка поэта-героя Мусы Джалиля. Увидели в здешних лесах и болотах много интересного- воронки от снарядов, разбитые истлевшие машины, солдатские каски и .. черепа, кости непогребённых солдат. Это через сорок с лишним лет после окончания войны! Неужели у властей так и не дошли руки до того чтобы похоронить погибших в этих местах?! Официальные власти, однако, пояснили, что такого быть не может, все бойцы давно с почестями похоронены, а для этих снимков студенты использовали черепа из анатомического музея. После изучения документов и исторических источников «десантники» выяснили, что у деревни Мясной Бор 2-ая Ударная армия осуществила прорыв немецкой линии фронта в ходе Любанской операции, но необеспеченное боеприпасами и продовольствием наступление провалилось, и через имеющийся коридор армия пыталась вырваться из образовавшегося мешка. На последнем этапе этой трагедии во главе армии был поставлен самый высокопоставленный советский предатель -генерал Андрей Власов, сдавшийся в плен после гибели армии и ставший впоследствии главнокомандующим РОА-Русской освободительной армии. Всё связанное с жизнью и деятельностью бывшего «спасителя Москвы» должно было быть предано забвению. В том числе оказалась и армия, не имевшая никакого отношения к РОА.
Затем десятиминутный документальный фильм С. Пестрецова «Горечь» получил золотую медаль на международном фестивале некоммерческого кино. В стране набирала обороты перестройка и гласность, и замалчивать факты уже не было возможности. ЦК ВЛКСМ возглавил стихийно возникшее движение поисковых отрядов, и именно эта долина у деревни Мясной Бор, была выбрана для проведения первой Всесоюзной Вахты Памяти.
Поезд остановился у деревни Мостки и поисковики стали выходить из вагонов. Колумбы перед тем как углубиться в лес зашли в один из дворов и попросили воды. Хозяйка указали им на колодец, стоящий в стороне от хлева. Позади хлева на куче навоза лежал ухват, которым раньше пользовались для того чтобы доставать чугунки из печки. К ухвату была прикреплена ржавая солдатская каска. Получился своеобразный инструмент, служивший, видимо, для погрузки навоза. Странно и удивительно было видеть такой хозяйственный инвентарь людям, проживающим в местах, не затронутых войной.
Место, для Вахты памяти было выбрано недалеко от деревни, на берегу речушки Полисть. Военные, присланные сюда, поставили полевые туалеты и большие палатки для совещаний и координации действий поисковых отрядов. Хотя и координировать что-то пока не было нужды. Искать можно было везде. Коридор выхода бойцов 2-ой Ударной армии был достаточно узок, простреливался немцами насквозь и поэтому, по воспоминаниям выживших, пробираться приходилось через трупы, лежащие в несколько слоёв. Танкисты пользовались крюками, чтобы очищать людскую плоть и кости, забивавшие гусеницы танков и мешавшие движению.
Сибиряк и медсестра
Молодой журналист подошёл к отдыхающим после ужина поисковикам Николаю и Володе.
-Скажите, пожалуйста, что произвело на вас самое большое впечатление здесь в Долине Смерти.
Николай выпалил не раздумывая о сегодняшней утренней находке –Череп, а на лбу остался отпечаток звёздочки. Это какой взрыв был, что звёздочка отпечаталась !-
- А у Вас? –спросил журналист у Володи.
Володе тоже не потребовалось много времени на раздумья, только как рассказать об этом журналисту?
Это была его самая первая воронка, огромная, от авиабомбы. К воронкам у поисковиков в долине было особое внимание. После гибели армии, по воспоминаниям старожилов этих мест, немногочисленное местное население не имея возможности похоронить такое количество людей, сбрасывало трупы в воронки и засыпало их еловыми ветками. Воронка находилась в стороне от места основных поисков и можно было надеяться, что она не тронута. Поисковики начали черпать воду, передавая котелки по цепочке. На дне воронки показались кости, похожие на корни-тёмные и мокрые, застрявшие в иле. Судя по костям, погибший солдат был просто великаном-огромные рёбра и кости рук. Затем вытащили череп, тоже очень внушительный.
-Сибиряк наверное -пошутил один из поисковиков, удивляясь на большие размеры сохранившихся костей.
Кости по цепочке поднимали наверх и складывали в мешок. Когда Володе передали череп, он осмотрел его и потряс. Внутри черепа что-то было. Он заглянул внутрь через глазницу-что-то белое, величиной с яблоко, похожее на творог. «Неужели это мозг?»-удивился Володя. «Кости понятно, остаются, но мозг- самый слабый, беззащитный и охраняемый, спрятанный в черепную коробку орган человеческого организма! А смотри-ка сохранился!». Предположение о том, что это остатки мозга оказалось верным. Они и в дальнейшем находил такие черепа.
Под костями «сибиряка» стали попадаться кости другого человека- крошечные в сравнении с недавно найденными.
-Ребёнок что ли? –предположил кто-то. Не мог же солдат быть таким маленьким.
Разгадка не замедлила себя ждать. Вслед за маленьким черепом подняли волосы, заплетённые в косичку, а потом жестянку с вазелином «Ласка».
Кем приходились друг другу эти двое? Может он её прикрывал своим телом от взрыва, может она-медсестра и пыталась спасти его, может их убило этим мощным взрывом авиабомбы, а потом, их бросили в образовавшуюся воронку за неимением возможности похоронить. Никто и никогда уже не узнает этого.
Когда закончится война
Горы из костей и черепов росли с каждым днём. Ближе к Дню Победы кости перенесли в Мясной Бор. С них смывали грязь и раскладывали по приготовленным гробам. Примерно так же, как должны бы были лежать люди: в изголовье –черепа, потом лопаточные кости, рёбра, плечевые и локтевые кости, тазовые и в нижней части гробов- бедренные и берцовые кости. Рядом с гробами была приготовлена большая общая могила с пологим спуском для переноса туда гробов.
9 Мая состоялось торжественное захоронение. Был почётный военный караул. После того как поисковики опустили останки в могилу, солдаты выстрелили в воздух салютуя погибшим. Произносились короткие прощальные речи.
Рядом с общей могилой появилось несколько именных могил-солдат, чьи имена были установлены. Об этих некогда без вести пропавших сообщили родственникам. Кто-то изъявил желание забрать останки на родину, кто-то приехал сам.
Юру поразило то, что родственники –старенькие сыновья и дочери, племянники и племянницы погибших были в таком горе. Они хоронили своих отцов и дядьёв через сорок семь лет после гибели. За это время можно было бы уже смириться с потерей. Однако, …они только что получили похоронки.
Среди поисковиков очень популярна фраза, сказанная А.В. Суворовым: «Война не окончена, пока не захоронен последний солдат».
Историки указывают на неправильную трактовку этой цитаты. Они правы, конечно. Не захоронения имел в виду великий генералиссимус, а то, что солдат воюет, пока не убит. Однако, вот для этих родственников, получивших «похоронки» война, действительно, окончилась. И для этих почти двух тысяч безымянных солдат, она тоже только что окончилась.
В этих местах рассказывают о вспышках в болотах, призраках солдат у воронок и на фотографиях позади снимающихся людей. Непогребённые солдаты всё ещё продолжают воевать и мучиться в этом адском котле. И их душам не будет покоя, пока не будет захоронен последний солдат и война вместе с ним.
8. Русское небо
Владимир Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Гауптманн Курт фон Ватманн летал на Ме-109 и служил в знаменитой авиаэскадре "бубновых тузов" под командованием супераса и эксперта люфтваффе оберста Генриха Шулерманна, кавалера всех до одного крестов рейха с "дубовыми золотыми листьями" да "мечами" к ним и был командиром эскадрильи "Гоблины", входящей в состав этой эскадры. Курт и его ведомый- онемеченный чех, по матери ариец, красавчик блондин обер-лейтенант Доминик Старостнах, любимчик Евы Браун, Йозефа и Магды Геббельс, другие подчиненные из эскадрильи, регулярно совершали по два-три раза в день "боевые вылеты". Бравые пилоты там добивались "многочисленных впечатляющих побед над дикими русскими лётчиками и прочими большевисткими азиатами", что дало повод последующим "историкам" писать, что "бездари" русские победили "умелых и смелых" немцев исключительно "закидав их трупами".
Вот, например, позавчера они всем составом эскадрильи набрали немало "побед", гоняясь за русским "кукурузником", что зафиксировали фотокинопулемёты на их "мессерах" и многочисленные письменные свидетельства участников. Правда, сука, "кукурузник" слегка дымя, ныряя в высокую траву низом ушёл от них, и русская баба, управляющая бипланом, ещё показала Курту красноречивый характерный недипломатичный русский жест "по-локоть", чего "тонкая арийская рыцарская душа" фон Ватманна не могла вынести, и этот варварский жест, унижающий его мужское достоинство, стоял у него всё время перед глазами. За эти "победы и подвиги" все "гоблины" были награждены многочисленными крестами и разными прибамбасами к ним, типа "дубовых листьев" и "золотых мечей". Также, днём и ночью, на рейхсрадио-1 об этом вещал сам Геббельс.
Но вчера всё это закончилось... На участке фронта эскадры Шулерманна появился ужасный подполковник Резинкин со своими головорезами. Самолёт под номером 137, разрисованный персонажами из русских сказок, наводил просто шорох среди членов эскадры "бубновых тузов". И вчера, о, ужас, был сбит и сгорел вместе со своим самолётом красавчик Старостнах- его ведомый, сам Курт еле ноги унёс. А эскрадрильи майора Отто Манна "злые тигры неба", вообще, не повезло, она, практически, целиком догорала во главе с Манном на земле.
По случаю гибели "супераса и рыцаря неба" "эксперта люфтваффе" Доминика Старостнаха к Гитлеру обратились, с просьбой ввести в рейхе трёхдневный траур, Ева Браун и чета Геббельсов, на что фюрер разразился своими обычными криками и послал их на ***. Успокоившись затем, Гитлер предложил записать, что Доминик "поразил одиннадцать русских самолётов" в последнем бою, наградить его посмертно Рыцарским крестом с бриллиантами, дал указание объявить об этом Геббельсу по радио и напечатать некролог Старостнаха в партийной газете "Фёлькишер Беобахтер", но траур не разрешил; "Если, по каждому мудаку будем объявлять, то *** знает, что будет?!". Ещё фюрер приказал, в ближайшей еженедельной радиопередаче "женские арийские истории с Магдой Геббельс" передать интервью со скорбящей вдовой Катариной Старостнах.
Поэтому, услышав в наушниках "Ахтунг, ахтунг, в воздухе Резинкин!", разрисованный драконами мессершмитт Ватманна бросился наутёк, рядом с ним со всех сторон, в одном направлении на аэродром родной, неслись и неслись размалёванные разными чудищами "мессеры" знаменитой авиаэскадры. Курт подумал, а может, от греха подальше, перевестись к "лаптёжникам" в бомбардировочную пикирующую авиацию, ведь, летавший на Юнкерсе-87, его приятель Ганс Попель уже целую танковую армию русских "победил". Но нет, и у них лафа кончилась тоже, написал ему тот, недавно там появился, и всех до ужаса зашугал, страшный русский лётчик майор Краснодуб.
9. В травке девочка играла...
Владимир Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
(Партизанские частушки)
В травке девочка играет,
У деревни, на краю...
Ничего не предвещает,
Птички весело поют.
Белорусское Полесье-
Партизанский славный край!
Шли каратели в межлесье,
Грабь, стреляй и убивай!
Мотоциклы окружили,
Каски, чёрные плащи!
Жили мирно, не тужили...
На хрен, гады, вы пришли?!..
Не стреляй в дитё, вражина!
Вспомни киндеров своих!
Mutter их ещё, скотина!
Смог бы, ты, прожить без них?!
Убирайся же скорее,
В свой любимый Фатерлянд!
Будешь ты живей, целее
У Рождественских гирлянд!
Ну, а коль в девчонку стрельнешь,
Как собака ведь помрёшь!
Что "ариец", ты всё веришь,
В землю же тогда уйдёшь!
Партизаны тут успели,
Завязался целый бой!
Девочку спасти сумели,
Её вызволил Герой!
Полегла айнзатцкоманда,
Партизаны сильно бьют!..
Девочка, играться, айда!
Гады больше не прийдут!..
*Mutter (нем)- мать
10. Искупление грехов
Владимир Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Город горит, лежит в руинах, и его больше нет... Небо чёрное от дыма и копоти пожарищ, поднятой пыли и сажи от многочисленных сильнейших взрывов тяжёлых снарядов и авиабомб. Страшный грохот несмолкаемой артиллерийской канонады, ужасающий рёв Сталинских органов не стихает ни на миг, ни днём, ни ночью, измученная земля вздрагивает от взрывов, как от испуга.
Это ад!
Преисподня наяву...
Сидевший у бойницы форта с автоматической штурмовой винтовкой в руках рослый и сильный ефрейтор-пехотинец Вилли Бредов, уроженец этого несчастного, уже разрушенного большевиками города, с тоской смотрел на представшую апокалипсическую картину.
"Кёнигсберг, мой любимый Кёнигсберг, что с тобой сделали эти проклятые русские варвары?!..."
-с ненавистью шептал он.
Много ужасающей силы боеприпасов попадало и в форт, который Вилли оборонял, трёхметровые стены старой кладки, сверху залитые бетоном, ходили ходуном, что-то постоянно ему сыпалось и падало на голову, но его выручал стальной шлем, ещё того раннего образца, старого качества, верный друг германского солдата, и укрепление пока выдерживало.
Невысокий коренастый Игнатий Правдин, боец одной из многочисленных штурмовых групп, что должны были быстро пройти первую линию обороны Кенигсберга и проникнуть в город-крепость, который уже хорошо перелопатили великое множество советских снарядов и авиабомб большой разрушительной силы, ждал сигнала к атаке вместе со всеми. Он смотрел улыбаясь на то, как гвардейские реактивные миномёты посылали залп за залпом по врагу. Им вторили многочисленные тяжёлые орудия.
"Катюшеньки, милые девчушечки, красиво так поёте, а вместе вами лебёдушки-сестрички пушечки!"
-думал с любовью глядя на них сержант Правдин держа в руках ППШ.
Возле него стояли бойцы их и других штурмовых групп... Все ждали приказа идти вперёд, но его всё не было. Он с удовлетворением стал наблюдать, что по-мимо тяжёлой артиллерии и "катюш", которые больше работали по переднему кольцу обороны, к городу подлетела лавина краснозвёздых Пе-2, и как огромная стая хищных птиц, они стали кружить над горящим дымящим вовсю Кенигсбергом и поочерёдно звеньями заходили в бомбовую атаку. Среди них были, как мамы-птицы со своими оперевшими и только научившимися летать птенцами, менее многочисленные и более крупные и тяжёлые Пе-8, которые несли особо мощные авиабомбы. Рядом с самолётами появились редкие белые дымки разрывов, стреляли зенитки. Но вскоре они исчезли, последние остатки ПВО просто сметенны смертоносным градом с неба. А вражеских "мессеров" и "фоккеров" уже давненько не видно...
И до чего Петляковы прекрасны в своём отлаженным ладном хороводе, несящем гибель тем, кто внизу под ними!
Игнат заулыбался широко и довольно показывая свои крепкие, слегка пожелтевшие от махорки зубы.
-Братцы, соколики, так их, так... За всё им хорошее... Гансикам...
Вилли вздрогнул от взрыва чудовищной силы, форт в котором он находился казалось обрёл возможность шевелиться и двигаться, какие-то обломки снова посыпались на него, голову спас опять верный шлем, сильно болело плечо от удара каким-то куском и ушиба, но он не выпускал из рук свой штурмгевер.
Фортификационное укрепление снова уцелело.
"Видать бомба-пятитоннка рванула где-то поблизости..."
-подумал Вилли.
Рядом с ним убило кирпичём, который вылетел из старинной кладки, подростка из гитлерюгенда. Паренёк был без каски, в кепи, и ему проломило черепную кость. С детским белокурым чубкиком и открытыми глазами он лежал на каменном полу, изо рта, носа, ушей, дырки в голове у него текли струйки крови, которой была уже целая лужица, рядом с ним лежала его старенькая винтовка. Мальчишка вздрагивал в предсмертной конвульсии, а когда затих, ему Вилли закрыл глаза...
Наконец!!! Приказ вперёд! Штурмовые тяжёлые самоходки ИСУ-152, танки, ИСы и тридцатьчетверки, пошли в атаку за стеной взрывов перед ними. Это била своя артиллерия, которая так их прикрывала от стрельбы оставшегося в живых противника из первой линии немецкой обороны. За боевыми машинами побежали бойцы штурмовых групп, которые старались также держаться поближе к огненному валу. Некоторые красноармейцы падали сраженные своими же осколками, но атакующие как прилипли к стене разрывов двигаясь за ней.
Игнат Правдин слегка пригнувшись нёсся со всей мочи вперёд вместе со всеми к тому месту, что осталось от линии обороны внешнего кольца, повторая в уме,
"Огонёк родной, братец, прикрой, спаси!".
Вилли Бредов через бойницу увидел как русские самоходки и танки проскочили первую полосу обороны и на скорости двигались к ним, а пехота сзади задержалась в полузаваленных окопах, где яростно добивала уцелевших. Вот один из танков совсем близко, но находящийся рядом с ним у амбразуры пожилой фолькштурмист в старомодной чёрной форме общих СС со свастикой на рукаве сделал выстрел с плеча из панцерфауста. Из остановившейся и горящей внутри тридцатьчетвёрки стали выскакивать танкисты у которых дымились комбинезоны.
Вилли выпустил несколько коротких очередей из штурмгевера и всех их уложил.
Игнат держа ППШ в левой руке, и используя его как защиту, правой умело наносил удары заранее им острозаточенной сапёрной лопаткой в область шеи оставшимуся в живых неприятелю в завязавшейся жестокой рукопашной схватке. Вот уже у одного фрица хлещет фонтаном кровь, а другой держится оседая и хрипя за перерубленный кадык. Враг в полевой форме СС изловчился и полоснул кинжалом по металлу его стального защитного нагрудника, который был одет поверх ватника, как и у многих других бойцов штурмовых групп идущих в наступлении. Правдин в ответ нанёс хлесткий удар лопаткой сбоку, чуть не отрубив эсэсовцу голову. Вскоре, со всеми немцами оказавшими тут сопротивление было поконченно и они устремились за малость оторвавшейся от них бронетехникой внутрь разрушенного города выкуривать противника из мощных фортификаций.
Вилли помог артиллеристам подкатить к одной из амбразур приземистое 75-миллиметровое орудие из которого те начали бить осколочными по пехоте за танками и самоходками, а из других начали стрекотать несколько пулемётов, стрелять реактивными гранатами по бронетехнике ополченцы-фаустники, подростки и старики. Также из бойниц вёлся интенсивный огонь из автоматических и обычных винтовок, карабинов, пистолет-пулемётов. Бредов в горячке боя посылал экономно пулю за пулей в этих ненавистных Иванов, которые сначала разрушили, а теперь осаждают его родной город.
Наступающие танки и САУ остановились, да малость откатились из зоны поражения фаустниками и начали стрелять прямой наводкой по фортам, стараясь попасть в амбразуры и бойницы, некоторые из них впыхивали от взрывов внутри и стрельба оттуда затихала. Под прикрытием интенсивного огня бронетехники, а также притащенных вручную ближе полевых орудий и гаубиц, к фортам подползали сапёры и подрывали стены особо мощными зарядами направленного действия, а другие бойцы забрасывали внутрь образовавшихся проломов гранаты с большим осколочным поражением, запускали туда струи высокотемпературного огня из ранцевых огнемётов и выждав малость проникали следом.
Игнат тоже имел несколько гранат, и прежде чем ворваться вовнутрь вместе со своим взводом, забросил туда лимонку. А после огнемётчик вдобавок прыснул жаркого гостинца, Изнутри донеслишь истошные крики горевших заживо немцев. Стреляя из ППШ первым пошёл Игнат, а за ним все остальные...
Страшной силы взрыв произошёл в форте, в несколько отдалённой от Вилли части. Через амбразуру попал фугасно-осколочный снаряд русской тяжёлой самоходки. Всё содрогнулось, наполнилось дымом, и его отшвырнуло волной, после чего он отключился. Когда через пару секунд Вилли очнулся, в голове страшно гудело, он практически ничего не слышал.
Бредов видел как от подрыва рухнула вовнутрь часть наружной стены завалив несколько его камарадов, вдобавок взорвалась ручная граната наделав бед в узком пространстве, а затем по закоулкам форта пронеслись огненные волны от которых мгновенно загорались убитые, раненные и уцелевшие. Его опалило жаром, но основное пламя приняло на себя разбитое орудие. Следом проникали Иваны, которые прячась за углами внутренних лабиринтов и коридоров форта, сначала бросали туда гранаты, а потом продвигались стреляя.
От боли Вилли снова потерял сознание.
Когда всё закончилось и укрепление было взято, Правдин заметил лежащего сбоку разбитой пушки врага, который пошевелился. И сержант мгновенно нажал на спусковой курок ППШ, но выстрелов не последовало, диск был пустой.
Немец вдруг застонал. Игнат убедившись, что он не представляет никакой опастности, его разбитый автомат лежал в отдалении, присел рядом. Ефрейтор-пехотинец был ранен в ногу, ещё у него по-видимому сломана рука, возможно и контузия.
Игнат положил свой пистолет-пулемёт рядом на каменный пол, вытащил санитарный пакет из подсумка висящего на боку и произнёс:
-Давай, фашистик, немчик, я тебе помощь окажу...
Вилли снова стал ощущать мир прийдя в сознание. Его куда-то тащил на себе среди руин какой-то русский. Навстречу им шли другие Иваны, которые, что-то говорили и смеялись, и на них были кирасы как у средневековых рыцарей-воинов...
Несмотря на то, что болела забинтовая нога и рука на которой была накладена самодельная шина, ему стало так хорошо и спокойно на душе. Он смотрел вверх на задымлённое пасмурное небо и думал:
"Кёнигсберг сейчас, это искупленье наших грехов, грехов всех немцев...
Господи, прости нас!"
P.S. 9 апреля 1945 года на четвёртый день массированных артиллерийских обстрелов, авиационных бомбардировок и ожесточённых боёв гарнизон Кенигсберга сдался, приняв условия парламентёров.
Операция вошла в историю тем, что у наступающих не имелось превосходства в живой силе, и потери у оборонящихся немцев оказались гораздо выше, во многие разы, чем у советских штурмовых групп.
*Сталинскими органами немецкие солдаты называли "катюши"
11. В поисках затерянной земли...
Владимир Белик
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
17 августа 1977 года. Чили. Город Сантьяго. Секретная служебная вилла.
Сотрудник Управления национальной разведки (Direccio'n de Inteligencia Nacional - DINA) седовласый немолодой майор Роберто Штангес вёл допрос с пристрастием профессора университета Диего Гонсалеса при помощи электрического тока. Провода ручной динамомашины были подсоеденины к его гениталиям. Несчастный и измученный кучерявый черноволосый, несмотря на свой возраст, крупный мужчина с пышной бородой сидел привязанный руками, разведёнными по сторонам ногами и телом к специальному креслу. Брюки его были спущены до колен. Крутил ручку и подавал разряды тока подручный Штангеса тоже далеко не юный лейтенант Адольфо Кунцес.
-Ты будешь отвечать на мои вопросы, Диего? -вкрадчивым голосом спрашивал его Штангес,
-А то этот зверь тебя просто убьёт электричеством!
-Чего молчишь?! Я тебе развяжу язык!!!- орал мучитель, прежде чем крутануть в очередной раз ручку динамомашины. Лейтенант с майором играли в злого и доброго полицейского.
-Ааааааааа!!!-нечеловеческим голосом закричал пытаемый бедолага, запахло фекалиями, и он потерял сознание.
Штангес морща нос подошёл к обмякшему профессору и пощупал пульс у него.
-Живой! И кто его так накормил перед допросом, что он обосрался?
"Ох, эти сердобольные индейские метисы-унтерменшы которых немало среди персонала чилийских тюрем..."-подумал майор, но вслух не стал этого говорить, а приказал Кунцесу:
-Отвяжи этого засранца, пусть шлангом помоют его и в лазарет, чтобы проверили ему здоровье и если надо подлечили в течение суток, этот ублюдок нам живой нужен!
Штангес закурив задумался и мысленно вернулся на 35 лет назад.
Февраль 1942.
Сотрудник организации Аненербе (Наследие предков) двадцатисемилетний гауптштурмфюрер СС и уже доктор истории Роберт Штанге не один год занимался тайнами затерянной в недрах океана Атлантиды. Изучались античные и древние свидетельства, мифы, даже до войны с большевиками организовывались экспедиции к предполагаемому месту, где находилась и ушла на дно легендарная земля, но всё безрезультатно. А после того случая, когда англичане потопили их научное судно, плавания туда прекратились.
Руководство СС в лице Гиммлера было крайне недовольно. Несмотря на щедрое финансирование проекта- результат ноль и рейхсфюрер прибыл с инспекцией вместе с обергруппенфюрером СС Рейнхардом Гейдрихом- шефом главного управления полиции безопастности и СД, которого через несколько месяцев спустя убьют в Праге, на их научную базу.
По итогам проверки произошёл сильный переполох, и Роберт даже провёл двое суток в камере гестапо. На допросы его не вызывали и он там отоспался, а когда бодрствовал, то хорошо насмеялся над пошлыми шутками и анекдотами сокамерника-гауптманна, которого сюда запихнули за интимные связи с еврейками из гетто.
Курт, так того звали, был бесстрашный и лихой и не терял присутствие духа, хотя его должны были отправить в штрафной батальон на русский фронт.
Подозревая, что камера прослушивается они оба ни о чём серьёзном не говорили, а лишь дурачились и хохотали.
Но не у всех такой курорт был там.
Когда его вёл по коридору на прогулку Адольф Кунц, тогда в звании унтершарфюрер, то Роберт увидел как двое штурманнов СС волокли ему навстречу человека похожего на большой кусок мяса.
Там в гестапо они первый раз и встретились. Двадцатилетний Адольф конвоировавший Роберта всегда угощал его сигаретами, так как того доставили с места работы с полупустой пачкой в кармане. Ещё выполнял мелкие просьбы.
После освобождения, Штанге перевели с проекта "Атлантида" на другое направление. Но затерянная легендарная древняя земля не отпускала Роберта, он постоянно об этом думал, и мечта найти её всегда была с ним.
В июле 1945 года в Мадриде, куда дослужившийся до штурмбаннфюрера Штанге сбежал из поверженного рейха, он вновь встретил Адольфа Кунца, уже в звании обершарфюрер. Они радостно обнялись и с тех пор были вместе. Так и ушли из Испании, по одной из так называемых "крысинных троп" организованной штатовскими спецслужбами в Южную Америку, если точнее уплыли туда и высадились в Аргентине. Затем некоторое время находились в Парагвае, а окончательно осели в Чили.
Оба там скромно долго жили, служа в вооружённых силах не афишируя, свои убеждения и то, что немцы, но особо этого и не скрывая, как Роберто Штангес и Адольфо Кунцес.
Вступили и в брак да завели детей с местными жгучими чернявыми красотками, далёкими от нордических идеалов арийской женской красоты. Самый молодой из них Адольф до того времени был неженат, а Роберт просто бросил в разрушенном Фатерлянде свою супругу-блондинку Эльзу, кандидатуру которой одобрил сам рейхсфюрер СС Гиммлер. У них с ней не было детей.
Когда в сентябре 1973 года генерал Аугусто Пиночет совершил военный переворот, сверг и убил президента-социалиста Сальвадора Альенде, они поняли, что настал их час.
-Роберт, со здоровьем у этого засранца всё нормально-сообщил Штангесу по немецки Кунцес после того, как пытаемого профессора проверили в тюремном лазарете.
-Может ему как у нас раньше под ногти иголки, или калённым железом по телу?-добавил Адольфо.
-Ты что с ума сошёл?!-недовольно воскликнул Штангес
-Над нашим управлением разведки и так чёрные тучи, возмущенние мировой прогрессивной общественности и прочая туфта! Грозит реорганизация. А наши тюрьмы посещают разные мудаки из международных благотворительных организаций, вот должна прибыть на днях делегация от президента Гринговского Картера. От тока динамомашины следов на теле нет, а от иголок и калённого железа будут.
"Гринговского!"-усмехнулся в уме Роберто-"Я стал настоящим латиноамериканцем!"
-Вот что, возьмём супругу профессора по подозрению, в якобы организации вместе с муженьком, покушения на жизнь Пиночета. Через неё надавим на засранца и он признается в этом, а потом в обмен на то, что мы отпустим его бабу, всё расскажет и укажет место, где на самом деле находиться Атлантида. -уже по испански сказал лейтенанту Кунцесу майор Штангес.
"Атлантида! О, Атлантида!"
На душе Роберто всё пело.
Адольф посмотрел на задумчиво улыбающегося своего начальника, товарища и друга. Он никогда не понимал одержимости Роберта Атлантидой, а участвовал во всём этом с ним из-за дружбы, и потому что интересно, ведь сыск его призвание, ну и чтобы элементарно разбогатеть.
У шестидесятипятилетнего профессора Гонсалеса была очень красивая жена Долорес, роскошная ухоженная дама сорока семи лет, которая выглядела значительно моложе. Несмуглая брюнетка с большими выразительными голубыми глазами на ярком лице, с крутыми бёдрами и тонкой талией, с красивыми ногами и выпуклой округлой задницей. И грудь у неё ещё то что надо, красивой формы, сохранившая упругость. Несчастная женщина, которую полностью охватил ужас, полулежала обнажённая на гинекологическом кресле с разведёнными ногами, крепко привязанная ремнями к нему. Она непрерывно кричала срываясь на пронзительный душераздерающий визг.
Адольфо, в медицинских перчатках на руках, вводил ей во влагалище провода от динамомашины, рассматривая прелести пытающейся безуспешно извиваться и громко плачущей прекрасной Долорес.
В голове у него пронеслось:
"Из-за упрямого осла профессора будет жалко испортить такую красоту!".
Закончив Кунцес невозмутимо сказал Штангесу:
-Майор! Всё! Можно привести профессора-засранца, для того, чтобы полюбовался как и она возможно обкакается!
Но крутить динамомашину не пришлось, Диего Гонсалес во всём сознался. В том, что работал на КГБ и восточногерманскую Штази, также готовил свержение и убийство горячо любимого чилийским народом президента Пиночета, в чём ему помогали кубинцы и другой подобный бред, который ему подсунули подписать.
После этого Штангес пообещал профессору, если тот всё ему расскажет и возможно предоставит некие бумаги, которые при обыске у него дома и в рабочем кабинете в университете не нашлись, о своих исследованиях Атлантиды, в которых по слухам очень сильно продвинулся вперёд и даже знает её точное местоположение на дне океана, то любимую им Долорес отпустят и она нигде не будет фигурировать как враг государства.
В противном случае возьмут и дочь.
Они летели на военно-транспортном самолёте на остров Пасхи. По словам профессора Атлантида была на самом деле там, а остров это осколок от неё. Вначале об очень развитой по тем временам цивилизации, которая погибла в пучине океана из-за какого-то страшного катаклизма, узнали в древнем Китае, затем от них эти сказания перешли к персам, а от тех к античным грекам, которые всё сильно исказили да переврали и начали утверждать, что затонувшая земля находилась совсем в другом месте Мирового океана, значительно ближе к ним. И дали ей название Атлантида. Бумаг он не заводил, рабочие записи уничтожал, всё хранит в голове, полагаясь на свою феноменальную память, боясь хищения и утечки информации, так как надеялся организовать туда экспедицию и хорошо заработать на этом и даже разбогатеть, обеспечив своей семье беззаботную жизнь заграницей, возможно в Париже, или в Лондоне.
Штангес припугнул напоследок и так находящегося в шоке профессора, который даже малость поседел, если всё окажется неправдой, то его Долорес и дочкой Викторией сначала они попользуются, а потом утопят в океане. Роберто, конечно, немного блефовал, такого беззакония и жестоких расправ происходило уже меньше, чем в первые годы после переворота и прихода к власти генерала. Начальство по головке бы не погладило за это и так в мире вовсю стояла большая шумиха о кровавом Пиночете и Чилийской хунте.
Но профессор был явно напуган, ведь несколько преподавателей из их университета пропали без вести в 73-74-75 годах.
В летящем самолёте по-мимо настрадавшегося физически и морально Диего Гонсалеса с наручниками на руках, чтобы чего не удумал, крепкий малый, находились ненавистные его истязатели майор Штангес и лейтенант Кунцес, с ними водолаз Франсиско Ибарра, не немец, но надёжный, умеющий держать язык за зубами молодой человек. Управлял воздушным судном Родольфо Венцелос, который когда-то был лётчиком люфтваффе. Рудольф Венцель во время Второй Мировой войны на штурмовом варианте Ju-87 потопил небольшой транспорт с раненными англичанами, шедший под Красным крестом. И был за это заочно осуждён после войны к смертной казни, которую потом заменили на длительное тюремное заключение. Но американцы наплевав на своих британских союзников, помогли и ему перебраться в Южную Америку. Рядом с ним- второй пилот, его сын Рикардо Венцелос, который родился уже здесь от брака с чилийкой.
На случай, если что-то случится с лётчиками, Штангес, Кунцес и Ибарра могли их заменить. Они прошли лётные курсы по управлению таким типом самолётов. Взлететь-сесть могли. На борту имелся немалый запас горючего в дополнительных баках, чтобы без дозаправки долететь до острова, который находился очень неблизко от побережья Чили, приземлиться там и затем вернуться назад. Также в грузовой отсек был загружен хорошо проходимый по бездорожью мощный военный грузовик с большим катером в кузове.
-Подлетаем! -услышали сквозь треск динамиков в салоне, голос первого пилота из кабины.
Штангес в приподнятом настроении смотрел из иллюминатора на такой красивый голубой Океан, который простирался далеко за горизонт, и у него в голове играла прекрасная обожаемая им музыка Рихарда Вагнера. С одной стороны вдали начала виднеться суша. Несмотря на то, что в Южном полушарии в августе зима, погода стояла замечательная, небо было ясное, отличная видимость.
Вдруг их немалый самолёт задрожал, всё вокруг потемнело и на поверхности воды образовалась огромная воронка куда стало затягивать летательный аппарат.
Последнее, что в своей жизни услышал Роберт Штанге был возглас Адольфа Кунца "Хайль Гитлер!" и демонический хохот профессора...
12. О войне не хочу говорить...
Ольга Боровская
Мой дед ушел на войну в 41-м и... вернулся. Живой, но без ноги. Удивляло меня всегда то, что о ней,о войне, никогда не рассказывал, в школы не ходил, хотя поздравления принимал и на 9 Мая боевые награды надевал. Однажды случайно нашла в его шкатулке орден Красной звезды. Удивилась очень. Такой красивый, яркий и в шкатулке.
- Дед, расскажи, за что орден получил.
- Отстань, егоза, - смеялся дед.
- Ну, деда, ну расскажи, - не отставала я.
- О войне не хочу говорить, -отмахивался дед, сразу посуровев.
А потом неожиданно продолжил тихо:
- Ничего там хорошего не было. Смерть всюду, а мне 29 лет. Понимали, что не выжить. Только хотелось помереть не за зря, а бить этих гадов, гнать их с нашей земли. В 43 -м в бою оторвало ногу осколком от бомбы. Погрузили раненых на баржи и пустили по Волге вниз. А немец бомбил эти караваны почем зря. Горела земля, горела вода, горели люди. Страх, нестерпимая боль. Как спасся, не знаю, - махнул рукой и замер, словно ушел куда -то старый сержант. Очнувшись, отмахнулся, украдкой смахнув слезы.
- Иди,иди отседова, мала еще, чтобы понять.
- Эх, ничего-то героического с ним не произошло на войне. За что только орден дали, -шептала я обиженно.
Моя мама - дитя войны, она родилась в 41 -м. Я рада, что моя бабушка сохранила всех детей, и я родилась. 9 Мая для меня особый день. Я буду плакать, и смеяться, и помнить...
...Помню часто повторяющийся сон, преследовавший меня много лет...
Я медсестра, идет война. Взрывы, стрельба, крики раненых. В госпитале нет свободных мест, солдаты стонут и кричат в окровавленных бинтах с гниющими ранами. Вхожу в палату, обрабатываю раны, промываю, утешаю. Раны становятся розовыми, чистыми, гладкими. Перевязываю новыми белыми бинтами. Крики стихают, лица светлеют, успокоенные воины засыпают с улыбками на лицах. Устало сажусь отдыхать, жду новых раненых...
Уверена, что я была на войне, это какая -то генетическая память...Может это я деда спасла. Деда героя. Орден Красной Звезды зря не давали!
13. Латутики
Ольга Боровская
Еще зарею заалело небо, когда детей
послышался мне плач,
которые во сне просили хлеба…
Данте
1941 год. Знойный пыльный июль. Железнодорожная станция Расшеватка. Шум, грохот, крики людей.
Беременная молодая женщина бредет вдоль военного эшелона, устало и обреченно вглядываясь в лица солдат. Поезд тронулся, набирая ход, и вдруг она увидела того, кого искала, побежала за вагоном, не отрывая взгляд от лица солдата.
-Алексей!Алеша! - что есть силы закричала она.
-Оля!Оля!Прощай!Прости!Береги детей!- донес ветер голос мужа.
-Как дитё назвать?!- глотая слезы и задыхаясь от бега, крикнула женщина, дрожащими руками придерживая большой живот.
-Галинкой! - еле услышала она сквозь шум и лязг.
1947 год. Галочке уже 6 -й годок. Их трое родненьких: двое братиков и она- Галочка, да трое племяшей, а всего шестеро деток. Отец Галочки, Толи и Лешки- Афанасьев Алексей Денисович- пропал без вести, и всех детей «поднимала» мать, работая не покладая рук на колхозных полях, да корова Зорька, которая зимой жила прямо в хате, у печки. Она -то, корова, и спасла в военное лихолетье всех ребятишек. Ни одного не потеряли.
За колхозницами строго следили, идущих с поля тщательно обыскивали, могли посадить в тюрьму за "три колоска", так попалась и пошла по этапу соседка и подруга молодой женщины – тетка Дарка, за горстку зерна в кармане. У нее в доме осталось пять голодных ртов, мал мала меньше, которых кормили потом всей улицей, кто чем мог.
Самое вкусное лакомство, которое ждала и любила вся детвора в голодном послевоенном детстве, –латутики. Это кукурузные лепешки величиной с ладонь. Одна такая маленькая и тоненькая лепешечка на целый день- вот и вся еда, а еще лебеда да крапива, да дикие травы и сады выручали.
Принесет мать горсть кукурузы, растолчет в муку и замесит тесто. Строго- настрого накажет, не трогать сырое тесто, и дети очень боялись трогать, женщина была скора и тяжела на руку. Галочка только сидела тихо-тихо, смотрела зелеными глазками и ждала, когда же сырое беловато –желтоватое тесто превратится в сладкие вкусные латутики.
Однажды тесто пропало. Мать громко ругалась и лупила всех мокрым рушником, а старшего сына Лешку – отцовским ремнем. Дети плакали и божились, что не трогали тесто. Ужас стыл в глазах женщины. Она чего -то сильно боялась, всматриваясь в лица детей.
Наконец устало опустила руки и медленно побрела в огород в надежде хоть что – то найти-откопать из еды. Лешка, всхлипывая, плелся сзади.
-Что, сына, больно тебе? - спросила тихо, пригладив натруженной рукой вихры мальчишки.
-Не-е, ма, если бы чужая била, мачеха, тогда да,а ты не-е-т, не больно, -также тихо ответил,потихоньку вытирая глаза, Ленька.
Слезы тихо катились по худым щекам женщины, вдруг она споткнулась и резко остановилась в ужасе всматриваясь в темную кочку впереди. На растрескавшейся рыжей земле, в пожухлой траве, лежал ребенок лет десяти. Это был мальчик,сиротский сын упрятанной за "три колоска" за решетку тетки Дарки. Поза, в которой он лежал, а еще больше жуткое выражение лица говорили о страшных муках, испытанных им перед смертью. Мать бросилась вперед, схватила мальчишку дрожащими руками,затрясла его, закричала не своим голосом, но поздно: он был мертв.
Вот кто стащил сырое тесто. Господи, да куда же ты смотрел! Есть сырое тесто нельзя даже здоровым детям, а уж голодным -верная смерть. Это знали даже малыши. Заворот кишок. Мучительная смерть.
-Зачем же он не дождался латутика? -спрашивала у причитающих женщин маленькая Галочка, сжимая солнечный кусочек в маленькой ладошке.
14. Воля к жизни
Марина Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Я хочу рассказать вам одну историю, которая меня поразила. Она произошла с моим прадедом, донским казаком, во время Великой Отечественной Войны. А рассказала мне ее моя мама. Вот она, эта история.
После свадьбы мои родители приехали знакомиться к дедушке папы, старому казаку с Дона. Дед был с молодой невесткой, моей мамой, очень приветлив и рассказал ей о том, как он со своими тремя товарищами сбежал из немецкого плена.
Бабушка, дородная и властная казачка, рыбачка и охотница, безусловная и авторитарная хозяйка в доме, запрещала дедушке рассказывать о побеге, так как у того, от волнения, начинался приступ астмы, и рассказчику становилось очень плохо. Тем не менее, однажды, когда бабушка ушла на рыбалку, дед рассказал моей маме о том времени. Вот его рассказ.
Кавалерийский полк, в котором воевал Александр, мой прадед, попал в окружение, а оставшиеся в живых - в плен. Военнопленных казаков, оставшихся в живых, погрузили в эшелоны, которые шли в Германию. Поезда для перевозки скота, в которых везли людей, не предусматривали никаких удобств и были сделаны из деревянных досок, обшитых железом.
Свободолюбивые казаки не могли пережить состояние плена, потому решили бежать по дороге, во время движения, прямо из поезда. Отважились бежать не все, так как затея была рискованной, и можно было поплатиться жизнью. Многие пленные остались в вагоне, потому что не верили в собственные силы при побеге.
Саша с товарищами, люди, которых не кормили, которым не давали воды и у которых не было возможности сходить в туалет, разве только там, где сидишь, потому что туалетная комната не была предусмотрена для пленных, эти люди, голодные, оборванные, раненые, изможденные и еле живые, какими-то немыслимыми усилиями, практически в бреду, руками выломали в полу вагона доски, отогнули железную обшивку и спрыгнули в образовавшееся отверстие прямо на ходу, на железнодорожное полотно. Беглецы ложились на шпалы быстро, чтобы вагонные детали их не разрезали пополам. Как удалось это проделать израненным и голодным людям, остается загадкой. Ведь на крышах вагонов ехали автоматчики. Необычайное везение! Только так можно объяснить подобную авантюру. Но казаки-то знали от чего бегут. Они бежали от позора, предательства и, скорее всего, да и наверняка, от расстрела. Риск жизнью стоил того.
Беглецы скатились с полотна под откос и скрылись в лесу. Потом они вышли к партизанам, а затем и к регулярными войскам. Никто не проговорился ни о плене, ни о побеге. Ни во время войны, ни после. Потому и остались живы. Только позднее Александр смог рассказать о побеге. Когда уже не существовало уголовной статьи за то, что попал в плен и остался жив, а не застрелился, как того требовала этика и закон военного и послевоенного времени.
Во время войны таких живучих бывших военнопленных либо расстреливали свои, прямо на месте, без суда и следствия, либо, объявив врагами народа, отправляли в ссылку, что, зачастую, было равнозначно расстрелу.
Вот такую историю о своем побеге из немецкого плена рассказал моей маме старый донской казак, мой прадед. А мама рассказала мне, чтобы жила память о героических предках, обладавших необыкновенной находчивостью, силой духа и волей к жизни.
15. Освобождение Валдая
Марина Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Татьяна Степановна, хозяйка большого рубленого дома, в котором я с родителями жила на Селигере летом, рассказывала моим маме и папе, как освобождали Валдай во время Великой Отечественной Войны.
Баба Таня, тогда молодая, пряталась в лесу со своими детьми и односельчанами от немцев. Жили партизаны в землянке.
Через два года после начала оккупации, в землянку к бабе Тане (тогда просто Тане) пришли два молодых парня. Они выясняли, где расположены боевые орудия немцев. Все записали и должны были возвращаться за линию фронта.
Там стояли советские войска, которые ждали своих
разведчиков, чтобы нанести удар по врагу и начать наступление.
По дороге обратно одного из ребят схватили, другому удалось бежать, но он видел из леса, как над его пленным товарищем издевались немцы.
Схваченного парня отвели на высокий берег, где стояла церковь, и где расстреляли всех жителей деревни. Там его пытали так, что на человеке живого места не было. Парню удалось дойти до края мыса, с которого он, споткнувшись о камень, упал в озеро. Конечно разбился, но оккупанты еще долго расстреливали его из автоматов.
Все это видел товарищ погибшего героя. Он переплыл через протоку и спрятался в лесу, напротив мыса.
Затем, спасшийся чудом, парень пришел к Тане и рассказал ей о случившемся с его другом. Вскоре разведчик ушел, больше его не видели. А через два дня началось наступление русских войск. Валдай освободили от немцев.
Настоящих имен героев-разведчиков, погибшего и
спасшегося, никто так и не знал. Они, истинные герои, остались для всех безымянными. Хотя о них, как раз, надо бы всем знать! На месте гибели воина-героя и мирных жителей теперь - памятники и кладбище. И Вечная Память!
Потом, когда началось наступление Красной Армии, уцелевшие в лесу, жители вышли к своим домам. А там остались только пепелища. У церкви,
на горе, лежали трупы. Выживших не было. Только те, что были в лесу. Они и хоронили своих родных и односельчан.
Еды не было, все было сожжено и разрушено. В живых осталось человек десять взрослых лесных жителей и их дети.
Таня поставила шалаш из веток. Это она умела. И всерьез подумывала о том, чтобы вернуться в лес, в землянку. Там, хотя бы, можно было дичи и зверья наловить, чтобы детей накормить. Было очень голодно, все хотели есть. И тут с озера прибежала односельчанка с круглыми , от потрясения, глазами. Таня подумала, что опять наступают немцы, и надо спасаться.
Оказалось, на берег выбросился снеток. Его давно не ловили, и теперь на берегу озера лежали горы снетка. Серебристого снетка, из которого можно варить
янтарную уху, которого можно вялить и сушить. Это явление снетка голодному народу было настоящей «манной небесной». Только рыбной.
Народ таскал рыбу с берега мешками и огромными корзинами. Все наелись и заготовили рыбу впрок. Так и выжили. Взрослые боялись тогда только одного: чтобы дети с голодухи не объелись и им не стало бы плохо. Врачей-то в тех
краях и не видели, тем более, в войну. Но в войну никто и не болел, даже дети.
Ни до этого события, ни после, Таня больше не видела снетка на берегу, да еще в виде серебристых гор. Как тут не поверить в высшие силы? Хотя, Таня, как раз, была верующая и молила бога о помощи. Бог ей помог.
16. Эвакуация в Узбекистан
Марина Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Как это было на самом деле.
Война была для всех трагедией и неожиданностью. Семья Марии не была исключением. В 1941 году Маша окончила школу, ей было 17 лет.
Осенью по Подмосковью, практически в ближайших пригородах Москвы, ездили немецкие душегубки, немцы ловили преимущественно молодежь и детей. В мобильных камерах смерти пленников травили газом и сжигали.
Москвичи прекрасно знали о том, что творится в Подмосковье. Знали и старались отправлять детей и молодежь в эвакуацию в Среднюю Азию. Сами же взрослые оставались в Москве, чтобы работать и защищать город.
Машина мама, Женя, очень боялась за дочерей: младшую Веру, которой было 12 лет, и старшую Марию. Маша была красавица с лицом мадонны, темными локонами до пояса и глазами редкого, фиалкового, цвета. Женя очень хотела эвакуировать детей. После гибели на фронте мужа , раненого, в санитарном поезде, который разбомбила немецкая авиация, вопреки конвенции, Женя сходила с ума от ужаса, что детям может грозить гибель в Москве. Если Москву не отстоят. Об этом не говорили, но все думали. Женя была участницей обороны Москвы. Как и Маша, ее старшая дочь.
Наконец, Жене удалось выхлопотать разрешение на эвакуацию для детей, а также места в теплушке. Сопровождать их в Узбекистан должна была тетя, сестра убитого мужа Жени, которую тоже звали Евгения.
Тетка Женя, как звали ее почти все, прошла с боями Революцию и Гражданскую, была вся изранена, так как однажды, в кавалерийской атаке, ее изрубили шашками белогвардейцы. Женечка тогда отползла в кусты, потом ее подобрали свои, а врачи сшили заново. Тем не менее, оружием тетка Женя владела хорошо, потому что была кадровым военным, а за плечами у нее была Военная Академия. Евгения Михайловна уже не рвалась на фронт в силу того, что была искалечена предыдущими войнами. Но она могла бы быть хорошей защитницей своим племянницам, дочерям Жени. Тем более в незнакомой обстановке, в чужой стороне. Своих детей у тетки Жени не было.
Как задумали, на том и порешили. Женя осталась в Москве, как и многие другие москвичи - участники обороны Москвы, а Евгения с Машей и Верой сели в переполненную теплушку и поехали в "Ташкент - город хлебный".
Наконец, после двух недель мучительного пути, чуть не погибнув от бомбардировок вражеской авиации, полуживыми от голода и холода, тетя с племянницами приехали в Узбекистан, в селение под Ташкентом.
Попали беглянки в край, где, как будто бы, не было вовсе Советской власти. Власть была одна - местных баев. На них работало все население, в том числе, эвакуированные.
Нищета в тех краях была страшная. Практически все население бегало в голом виде. Взрослые наматывали какие-то тряпки на бедра, дети же - бегали вовсе голыми. В халатах ходили только баи и их жены.
Эвакуированных никто не ждал, еды и жилья для них не было, вопреки договоренностям и составам с продуктами из Москвы. Тогда тетка Женя, с наганом наперевес (огнестрельного оружия в тех краях ни у кого не было), выбила у местной власти себе с племянницами комнату и стала девочкам нянькой и охраной.
Школы не было, Вера не училась, не до того было. Еды не было. Еда была только у баев. Эшелоны с продовольствием, которые приходили из Москвы и России, грабились местным населением по прибытии поездов. Голодные люди, включая голых детей, облепляли составы с мукой, сахаром, крупами и прочим продовольствием снизу доверху, ломали двери, полы, потолки, вытаскивали мешки, рвали их прямо у вагонов и ели грязными руками свою добычу . Потом тащили мешки домой, больше просыпая продукты по дороге.
Чтобы пробиться к эшелону с провизией, Евгения подходила к составу с наганом и стреляла в воздух. Голые туземцы расступались, пропуская тетку Женю с племянницами, чтобы те могли набрать продуктов.
Маша, красавица Мария, с лицом мадонны, с утра до вечера работала на виноградниках. После каторжной работы, стоя по колено в канавах с ледяной водой (и это после рытья окопов вдоль линии фронта при обороне Москвы, по колено в осенней ледяной жиже), Маша больше никогда в жизни не могла видеть и есть виноград. Тем более, говорила она, настоящего винограда, такого, как "Дамские пальчики" в Узбекистане, в Москве не купить, даже если вас будут заверять в подлинности фрукта.
На этой виноградной каторге Маша заболела малярией. Но Евгения предусмотрительно взяла хинну из Москвы. Так удалось вылечить Машу, ведь аптек, лекарств и докторов в эвакуации не было.
Пока болела Маша, Вера чуть не утонула в арыке, когда бежала по улице. Подскользнулась, а плавать не умеет. А там глубоко, и течение сильное. В общем, Верку еле выловили. Только она простыла сильно, до воспаления легких. Долго лечили, без лекарств-то. Но выходили девчонку, она выздоровела.
Верка вообще была очень живучая. Ее ведь нашли в Сокольниках, когда Женя и ее муж Володя гуляли в лесу с маленькой Машей, которой тогда было пять лет. Вдруг они услышали из травы писк и увидели какое-то шевеление. Думали, что это котенок или щенок. Женя с удивлением произнесла, что это - ребенок человека. Девочку отнесли ко врачу, который поставил ей крайнюю степень недоношенности. По словам доктора, ребенок родился на сроке, не больше шести месяцев. Видимо там, где ее нашли. Родители Маши взяли девочку домой, ее нужно было доращивать до нормального веса, так как она была слабая, синяя и похожая на лягушонка.
Дома, в Сокольниках, Веру (так назвали девочку) положили на печку доходить до нормального состояния. Выживет, значит выживет. Верка выжила, родители Маши удочерили ее и растили, как родную дочь. Хотя и предполагали, кто родил Веру. Но возможная родная мать девочки не признавалась в факте рождения ребенка в татарской семье по соседству с домом Жени. У этой семьи, очень бедной и многочисленной, просто не было возможности кормить еще один рот, да еще и девчонку. Поэтому, наверное, и подкинули. Но дальше выяснять, откуда взялся в лесу ребенок, не стали. Вера осталась в семье Жени и Володи.
В 1942 году, когда появились вести, что можно возвращаться в Москву, а девочки выздоровели, Евгения втолкнула племянниц в теплушку и они поехали домой.
Когда Женя увидела Машу на перроне в Москве, то мать упала в обморок, а, очнувшись, зарыдала, опустившись на колени. Плакала Женя, у которой в Революцию спалили дом в Москве и пришлось жить в уцелевшем подвале, Женя, у которой в Гражданскую погибли все родные, Женя, которая работала в красильном цеху, где, по рассказам Горького, умирали молодые мужчины, так как долго не выдерживали тяжелого труда. Плакала Женя, участница обороны Москвы, Женя, видавшая виды и людей, как профорг крупного предприятия, Женя, потерявшая мужа, моряка с крейсера "Аврора", участника штурма Зимнего дворца, героя и ветерана всех войн, погибшего в 1941 году. Женя кричала и плакала навзрыд, обнимая дочь за колени. Потому что перед матерью стоял скелет. Маша весила 34 килограмма. Когда Женя спросила дочь, что они делали в эвакуации, что Маша так исхудала (ведь не в концлагере была, а в эвакуации), ответила тетка Женя:
- "Маша работала, Верка бездельничала, а я всех нас охраняла". - и потрясла в воздухе наганом.
Потом, вернувшись домой, Маша и Евгения рассказали Жене про эвакуацию. Как это было на самом деле.
В 1943 году Маша вышла замуж за военного летчика Павла, а в 1944 году у них в Москве родилась дочь Таня.
17. А вы так отдыхали?
Марина Бутба
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Честно говоря, я не пойму, почему приезжим не нравится наш московский климат. То холодно им летом, то жарко зимой, то снежно весной, то дождливо осенью. И жалуются, и сетуют на нашу погоду. На грозы, дожди, град, сушь, заморозки, наводнения. И никак не поймут эти недовольные, что так мы жили испокон веков. Коренные москвичи неудобств по поводу погоды или непогоды не испытывают. Живут, как жили всегда, и удивляются ажиотажу вновь прибывших на эту тему.
В конце 60-х мы с родителями отдыхали на даче в Подмосковье. На фотографии тех лет видно, что я собираю клубнику в резиновых сапогах, теплой куртке, свитере и шапке, в шерстяных брюках. Мама моя одета примерно так же, только без шапки. Лет пять было очень холодно, как отмечают старожилы. Потом потеплело, начали гореть торфяники, в городе было не продохнуть. Повсюду - завесы дыма. Плавился асфальт. Стоял 1972 год. За лето не выпало ни капли дождя, а река Воря, где мы купались в Подмосковье, в Дорохово, обмелела до ручья, да так, что детям вода доходила до бедер, а взрослым - до колена. Первоначальный же берег реки стал отвесной скалой. Никто не жаловался. Так мы отдыхали от задымленного города.
Время от времени, мои родители и их школьные и институтские друзья отправлялись в походы по Подмосковью, куда-нибудь вдоль Десны или Оки. Меня всегда брали с собой. Марш-броски по густому лесу, в проливной дождь, при всей амуниции и с рюкзаками, мне, тогда 6-летней, запомнились на всю жизнь! Мокрые по уши, грязные от глины, мы шли до ближайшей опушки, где можно было развести костер, поставить палатку, согреться, просушить одежду, наловить рыбы, набрать ягод и грибов и, наконец-то, поесть и поспать. Иногда такая дорога занимала часов пять. Мама уговаривала папу взять меня, хотя бы, на руки. На что папа отвечал, пусть, дескать, сама идет. Но потом, все же, брал мой рюкзак и сажал меня к себе на плечи. Так ходить по лесу я любила. Вскоре папа уставал, спускал меня на землю, приходилось топать до привала самой. Помню, как я рыдала, но плелась за своими авантюрными родителями. А что делать!
Наконец, мы добирались до будущей стоянки, разбивали бивуак, готовили (мама отлично готовила и на костре, даже блины пекла!), ели, и я проваливалась в сон. Никогда я не заболевала на природе, хотя вымокала до нитки, уставала, как загнанная собака, тащила рюкзак, больше меня, ела на земле, покрытой скатертью, предусмотрительно взятой мамой из дома, из жестяной посуды, которую мы потом мыли в близлежащем водоеме. Никто ничего не дизенфицировал, а мало-мальская стерилизация посуды проводилась на костре с помощью огня и, кипяченой в котелке, воды.
Одним словом, романтики и приключений я хлебнула в раннем детстве, благодаря моим юным и, обожающим походы, родителям. К слову сказать, мама работала учителем в школе. Она постоянно ходила в походы с учениками. Прививать любовь к родному краю, его языку, красоте, природе и обычаям - это часть работы и призвание учителя. Как вы, наверное, догадались, я сопровождала маму и ее учеников во всех походах, начиная с малого возраста.
С тех пор, став взрослой, я предпочитала отдых со всеми удобствами, лучше, по пяти звездам. А если мне предлагали приключения без надлежащего комфорта, то я выбирала отдых дома с кухней, холодильником, теплым туалетом и горячей водой. Друзья и знакомые не всегда понимали мой выбор. Зато его отлично понимала я. С той поры моего боевого и беспокойного детства, я всем приключениям предпочитала комфорт.
Далее продолжаю делиться с вами впечатлениями о моем детском отдыхе. Когда мне исполнилось 7 лет, меня первый раз отправили в пионерлагерь. Раньше я выезжала на дачу с детским садом. Дача располагалась в бывшем дворце графа Орлова с балюстрадой и лестницей по кругу. Дворец был величественный, розового цвета, с золоченой маковкой наверху. Все дети, человек 50 спали в огромной зале, а под потолком, метров в двадцать, летали летучие мыши. Нам они мешали спать, так как перемещались всю ночь и хлопали крыльями. Больше никакого вреда от мышек не было. Впоследствии, дачу у детей забрали под профилакторий для взрослых. В нашей стране во все времена торжествовала своеобразная справедливость во всем. Как и сейчас.
Однако, возвращаясь к пионерлагерю: меня отправили туда с чемоданом и без родителей, которые могли бы помочь его дотащить. На даче с садом транспортировка вещей обходилась без участия детей. В лагере пришлось тащить огромный кожаный трофейный дедушкин чемодан на себе. Помню, как я плакала от ужаса и бессилия, когда нас, детей, выгрузили из автобуса и вручили нам наши вещи. Никто из взрослых помогать нам не собирался. Жаловаться было некому. Родители остались в Москве. Чемодан был размером с меня и претяжеленный! Колесиков у чемоданов в ту пору не было, их еще не придумали. Как-то удалось допинать вещи до корпуса, дальше, даже сам отдых не помню, только некоторые бытовые подробности, как, например, ночной туалет-ведро в палате мальчиков, чтобы на улицу в темноте не бегать. Тяжелые воспоминания детства.
Я бы не все уж так героизировала в прошлом, как любят у нас сейчас рапортовать, с каким-то уж чрезмерным и фанатичным пионерским задором, пытаясь выслужиться. Мозгами, все ж, неплохо пораскинуть. Хотя бы, иногда. Все подряд, прям со слезой на глазах, ностальгируя о том времени, прославляют те, в прошлом, номенклатурщики, которые тогда, со своими детьми, в Жемчужине, в Сочи отдыхали. Им и сейчас отлично живется. Но, впрочем, в пионерлагере все радовались жизни (другой-то не знали), воздухом дышали, купались, хотя и надрывались с чемоданами.
На обратном пути мы, 7-летние дети, поумнели и пихали наши чемоданы к автобусу по очереди и коллективно. Сразу повзрослели, научились кооперироваться и дружить для взаимовыручки. По мне, так до сих пор самая большая проблема в путешествии - чемоданы. Если их за меня нести некому, то и приключение такое мне - по боку. Идем дальше.
Когда мне исполнилось 8 лет, один месяц маминого отпуска летом мы проводили на Селигере. Дачу в Челюскинской, где мой дед построил дом на деньги, полученной им от родины, госпремии, у нас, к тому времени, отжали родственники при дележе дедушкиного наследства. Пришлось родителям оттуда съехать. Обманули старшие родственнички моих юных, наивных дурачков. Мамина тетка выгнала нас с дачи, построенной моей бабушкой. Там каждая грядка была сделана мамой и бабушкой. Бабуля не пережила предательства и вскоре умерла, совсем молодой. А мы с мамой и папой остались без горячо любимого человека и без дачи.
Тогда мама стала вывозить меня летом на съемные дачи в Подмосковье и отправлять в пионерлагеря. Для отдыха. А также мы ездили на Селигер. Мама родилась и выросла в собственном доме в Сокольниках, как и мои бабушка и прабабушка. Все они были привычные лесные жительницы. Потому на Селигер мы ездить любили. Бетонки туда еще не было, дороги всегда были размыты распутицей и дождями, потому добраться к месту отдыха можно было только по озеру, когда начиналась навигация.
Приключения начинались в Москве, в очереди за билетами на вокзале. В кассу мы стояли с мамой попеременно. 6 часов. Наконец-то билеты покупались, и можно было трогаться в путь. Сперва от Москвы мы ехали в плацкартном вагоне (это, когда везло! Потому что на обратном пути, однажды пришлось в общем вагоне ехать. В этом случае, пассажиры брали вагоны штурмом , а детей быстро закидывали по полкам, пока другие, взрослые пассажиры не заняли места, так как билеты в общем вагоне давались без указания мест. Куда плюхнуться успеешь, там и поедешь! Все полки в общем вагоне были деревянные, что не мешало мне спать всю ночь. Проснувшись и свесив голову вниз, я видела взрослых, которые всю ночь сидели, человек по пять на полке. Это был тот еще трип).
Туда ехали до Осташкова. Все необходимое на месяц, везли на себе, в огромных рюкзаках, мой рюкзачок был размером с меня. В наших баулах были вещи, теплые, особенно, посуда, лекарства, сухие колбасы, как замена мясу, которое купить в ту пору было невозможно в тех краях, бочонок топленого масла, которого было в деревне не достать, или можно, но втридорога, консервы, в основном, мясные, кофе, чай, крупы. Навьючены мы с мамой были, как ослицы. Иногда, самые тяжелые продукты, типа круп и муки, мы отправляли из Москвы посылками, а на месте получали. Но иногда посылки приходили с опозданием, подгадать было всякий раз сложно. Почта и тогда работала не идеально.
Папа с нами не ездил. Он работал в Москве. Но иногда, когда уже подсыхали дороги, садился на автобус, и приезжал. Надо сказать, что такое случалось редко. Мама всегда говорила, что без мужчины и дорога, и жизнь в селигерской деревне тяжелы. Но мы справлялись. Надеялись только на себя.
От Осташкова мы ехали на ракете до места нашего райского отдыха на природе. 4 часа. От пристани до деревни, где мы снимали полдома, добирались пешком, час в гору, с рюкзаками.
Те, кто ругают погоду в Москве, должны провести отпуск на Селигере, лучше, на болотах. Чтобы, в сравнении с местными погодами, оценить умеренность московского климата.
Мы жили в деревянном, некрашеном, небеленом, нештукатуренном, почерневшем от времени доме, рядом с болотами. За домом - огород. Земли под огород местные жители брали столько, сколько смогут обработать. И посадить они могли все, что хотят вырастить. И что им необходимо для жизни. Так все и делали. За огородами начинались поля ржи, пшеницы и гречихи. А за ними - лес и болота. Целый месяц мог идти дождь. Стеной. Не прекращаясь. Иногда он стихал, в воздухе висела какая-то взвесь, было очень влажно. Создавалось такое впечатление, что дышишь водой. В это время, особенно, когда холодало, лучшей одеждой были сапоги резиновые со шнуровкой под горло, шерстяные лыжные костюмы, теплые куртки и шапки. Когда ливень стихал, но было еще пасмурно, мы шли на болота за ягодами, одетые в свою непробиваемую броню, которую я уже описала ранее, и, замотанные до носа, платками, чтобы не закусали комары и клещи.
В полях, на силосе, на болотах было очень много гадюк. Никогда не слышала, чтобы они кого-то кусали. Надо было внимательно под ноги смотреть, чтобы на гадюку не наступить и не разозлить ее. А то могла укусить. За земляникой я даже босиком ходила по траве (но не на болотах), а гадюки на пеньках, на солнышке, грелись. Ни разу не укусили, да я их и не трогала. Кстати, гадюки и в сени дома заползали, когда было очень сыро и холодно. Отогреются и уползут. А может, змеи за мышами приползали. Но в доме жил дымчатый кот Дымок, и мышек отлавливал он. С Дымком было сложно конкурировать даже гадюкам, такой он был ловкий охотник. В общем, помимо наблюдений за окружающим миром, с болот мы приносили трофеи: ягоды собирали ведрами. Из морошки и черники варили варенье и на себе тащили в трехлитровых банках в Москву. Витамины на зиму.
На болотах, было важно на кабанью тропу не становиться, а то затопчут, не успеешь оглянуться. Особенно, когда кабаны с кабанятами бегут. Внимательнее надо было быть. На болотах и лосей надо было избегать, за деревом прятаться. А то еще нарушишь территорию, неприятностей не оберешься. А у лосей рога-то мощные. Все сосны в лесу ими побиты, когда лоси рога об кору деревьев чешут. Но с нами ничего плохого не случалось, мы зверей обходили стороной.
Помню, что к огородам подходили и волки, и лисы. Также потом и убегали, увидев людей. Никогда не нападали и на болотах. Завидев нас, звери исчезали. Местные жители рассказывали нам, что дикие звери на людей не нападают, если не бешеные. Бешеных зверей и не припоминали старожилы. Но, если зверь близко подойдет к жилью, то вилы и коромысло всегда рядом с домом стоят. Да и в сенях тоже. Можно шугануть. Или головешку из печки бросить. Но до такого никогда не доходило, местные жители не припоминали. Звери сами людей чураются. А в лесах они не голодные, особенно летом. Чего им на человека-то зариться? Пустое.
Когда в те края провели бетонку, чтобы возить местных детей в школу, а больных жителей - ко врачу, то туристы из Москвы, Ленинграда и прочих городов страны валом повалили на машинах в местные леса за ягодами, грибами и рыбой. Эти умники-бизнесмены вредили природе и мешали местным жителям своей жадностью и загулами. Смекалке селигеровцев можно позавидовать. Будучи лесными жителями, они придумали, как справиться с ордой пришельцев с помощью диких кабанов. Местные стали прикармливать зверей остатками овощей со стола и с огорода, выкапывая ямы недалеко от дома, куда остатки сбрасывали, а звери ночью приходили есть. Это называлось - разводить кабанов. Зверей с огромными клыками и размером с полдома, которые подъедались остатками с человеческих столов и из садов и огородов, действительно много развелось в лесах. А пришлые перестали ездить на машинах в лес и ставить там палатки, так как это было опасно. Ночью, да и днем, кабаны могли выйти на свет, запах, звуки, и, сбесившись от незнакомых им обстоятельств, туристов бы могли затоптать или клыками разорвать. Такие кабаны дом могли поднять на клыки, не то, что человека. Так что, приезжие на машинах боялись опасных зверей, и постепенно поток приблудных вредителей в лесах иссяк. Так местные жители защищали от чужаков свои леса и родную землю, которые щедро кормили аборигенов своими дарами.
Кстати, о природных дарах. Грибов, как и ягод, в северных бескрайних лесах тоже было много: белых, подосиновиков, подберезовиков, маслят. Все сплошь благородные грибы! Нарежем ведро, и домой. Готовить-сушить. Грибы тоже в Москву везли. Такой суп из них ароматный получался зимой! Объеденье! Помнится, я настолько поднаторела в заготовках даров природы на Селигере, что потом, в Подмосковье, в пионерлагере, я, как заведенная, продолжала водить подружек в лес собирать грибы, сушить их, чтобы по окончании смены, привезти свои трофеи домой. В виде запасов на зиму. Так что, дома мы всегда были с летними заготовками, которые выручали и радовали зимой.
Возвращаюсь к рассказу о нашей жизни на Селигере. Когда становилось ясно и дождь прекращался, мы шли по малину. В малиннике, обычно, встречались медведи. Тогда мы замирали и не двигались, пока звери ягодой лакомились. Когда мишки уходили, мы собирали малину в бидоны и возвращались домой. Из малины тоже варили варенье и везли в Москву. За земляникой ходили, когда солнечно, в дождь ее не видно, прячется. Больше всего земляники было на пригорках, среди пшеничных полей, на солнечных местах. Но там и гадюк было много, на солнышке, и оводов или слепней, которые жалили, как вампиры. Даже, если жарко, за земляникой надо было идти в резиновых сапогах, и закрывать тело, чтобы мошкара не сильно кусала. Земляника до варенья не доживала. Такая это ягода вкусная!
Еще мы ловили рыбу, ходили удить, загорать, играть в бадминтон и плавать на озеро. Когда стояла жара, то за неделю на озере можно было загореть до черноты. Вода на пляже согревалась до состояния парного молока. Плавать было одно удовольствие. В общем, блаженство!
Рыбу готовили постоянно. Это была наша основная еда. Бывало принесем с мамой улов, красноперок, подлещиков, лещей, окуней, судачков, щурят, всех тех, кого можно с берега на удочку наловить, и ну чистить-готовить добычу. Мама варила уху, жарила рыбу, и пекла пироги в печке. В печи пироги самые вкусные. Никогда не забуду пирог со снетками, который пекла бабушка Таня, у которой мы снимали жилье. Бабуля эта была вся сухонькая, согнутая пополам 75-летняя женщина, вырастившая 4 детей, потерявшая на фронте мужа и сына. В то время, когда мы отдыхали у бабушки в доме, внуки подкидывали ей правнуков на лето. Как говорила баба Таня, из Лениного града. Один сын ее жил в Осташкове и привозил нам иногда невиданную рыбу: стерлядь, угря, огромных щук. Он был заправский рыбак. Свежий угорь - очень вкусная рыба! Да я и копченого очень люблю. Так что, на подножном корму можно было неплохо жить. Дары природы нас очень выручали.
Мяса в деревне летом было не сыскать. Хотя все семьи держали коров, овец, поросят, кур, гусей, уток, но птицу и скот не резали летом. Летом и на охоту не ходили, других дел было полно. Надо было подрастить скотину и птицу и сделать заготовки кормов для всех на год. Для людей, в том числе. Привозного же мяса в тех краях отродясь не было. В деревнях, в глухомани, хозяйство было натуральное. Мы без мяса не страдали. Ели яйца из под кур. Желток в них был интенсивного желтого цвета. Как солнышко. Жарили яичницу из этих экологических яиц на постном масле и ели ее с зеленым луком с огорода. С черным хлебом из сельского магазина. На столе всегда было молоко из под коровы, сметана, которую делали сами, кефир, тоже собственного приготовления, самодельный творог, ягоды, овощи с огорода, грибы, рыба. Крупы у нас были из Москвы, а макароны в сельпо покупали. Вот что там было, так это макароны и манка. А также спиртное, притом в большом ассортименте. Но это уже была не наша тема. Хотя мужчины в деревне зашибали сильно, дрались с женами, но нас никто не трогал, и никто к нам не приставал. Как-то это было не принято, гостей обижать. Со своими - хоть убейся, а к посторонним, которые тебя не трогают, не лезь. Дачников вообще не обижали. Мы ж деньги приносили местным жителям, снимая у них жилье, покупая продукты. Святое дело. В целом, люди в деревне были спокойные, жизнь - размеренная. Только молодежи почти не было, в город уезжали. Стариков было много, в основном, женщины. Они сдавали жилье таким туристам и рыбакам, как мы. Многие отдыхали таким образом из года в год. Так что, компания там всегда у нас была. Некоторые приезжали с детьми и мы вместе ходили в лес и на озеро. Народ все время менялся, приезжали-уезжали. Короче, скучать было некогда.
Важной статьей расходов в северной деревне был керосин. Мама готовила на керосинке. Плиты не было, только на половине хозяйки стояла газовая плита, маленькая, в две конфорки. Бабушка готовила в печке. Нам тоже предлагала. Мы пользовались ее предложением редко, чтобы, например, пирог с черникой или рыбкой испечь или кашу запарить. Было неудобно злоупотреблять разрешением и мелькать перед глазами нашей любезной бабули. Керосин привозили раз в неделю, за ним надо было идти на пристань, наливать в канистры и тащить в деревню. В горку, в течение часа. Машин в тех краях не видали тогда, только трактора и грузовые. Но такая техника была в работе и не подбрасывала тех, кто тащит керосин. Вернее, мы такие авто и не видели днем, все работали. Лошади днем паслись, все местные люди были на работе. Мы с мамой тащили керосин до дома сами. Если уж керосин кончался раньше, чем мы его успевали купить, то мама готовила в печке. Но такое случалось крайне редко, может, пару раз за все наши визиты и то, по приезду.
Хозяйка наша была женщиной очень шустрой, даром, что согнутой пополам и с клюкой. На суковатую палку она, скорее, опиралась по привычке. Бабушка ловко управлялась по хозяйству, с правнуками, сеном, живностью, заготовками. Рядом с домом, со стороны улицы у бабы Тани был палисадник, где росли такие цветы, как золотые шары, флоксы, георгины, пионы, лилии, астры, гладиолусы, сирень, жасмин, а также клубника, крыжовник, смородина, черная и красная, и, даже, несколько плодовых деревьев, сливы, вишни, груши, яблони. Но она говорила, что эти украшения, мол, остатки былой роскоши, ее бывшего сада. Теперь, дескать, ей тяжело бы было за ним ухаживать. Потому, по ее просьбе, большую часть сада ее родные вырубили. Зато перед домом теперь была большая лужайка с нежной травкой. Там гуляли ее правнуки, и сама бабушка видела их из окна, пока хлопотала по хозяйству. В общем, все к лучшему.
Один раз Баба Таня повела нас в лес, чтобы показать ягодные и грибные места. Мы с мамой бежали за ней вприпрыжку, так как чесала она по лесу, как флагман, резко выбрасывая вперед свою клюку, как будто, проверяя и прощупывая дорогу. Угнаться за ней было проблематично. Нас она называла дачниками. Во время этой прогулки, я получила не только много впечатлений, но и целую лекцию о незнакомом мне, доселе, лесе, о невиданных животных и птицах, их повадках, растениях, которые нужно собирать, потому что они лечат и много других необходимых сведений, чтобы чувствовать себя в лесу, как дома. В лесу надо было говорить очень тихо, потому что даже громкий шепот разносится на версты, и звери могут испугаться. Да-да, в лесу нельзя пугать именно зверей, так как главный враг животных в лесах- это человек. Баба Таня обладала поистине энциклопедическими знаниями о родной природе. Бабушка видела среди деревьев колонию грибов или медведя, то, чего не видели мы с мамой. Кстати, читала бабуля без очков и видела от дома, кто это там идет около леса, когда мы не различали и очертаний движущегося объекта. Слух у хозяйки был феноменальный. Она слышала птиц, которые подлетают, людей, которые идут по дороге, когда мы были в лесу, на болотах. В общем, мы с мамой в этом случае, точно смахивали на опешивших Ватсонов, глядя на бабу Таню. А она только усмехалась.
Татьяна Степановна показала нам в лесу землянку, где наша хозяйка со своими четырьмя детьми и еще односельчанами жила в войну. Мы с мамой и папой (который тогда к нам приезжал) никак не могли найти вход в землянку. Тогда баба Таня нам его показала, отодвинув листву и траву. Это был люк. Мы ахнули, увидев внизу большое пространство с ровным земляным полом, полатями и большим столом. На полках, около стен, стояли глиняные кувшины, горшки, кружки и много другой посуды. Землянка была просто роскошная. Настоящий краеведческий музей. Мой папа долго в себя не мог прийти от рассказов Татьяны Степановны, ведь он очень интересовался военным прошлым. Бабушка сказала тогда моим родителям, что те, кто ушли в лес, выжили. Всего шесть семей, женщины, дети и два старика. Остальные жители деревни погибли все, потому что не верили, что немцы будут убивать детей и женщин. А фашисты расстреляли всех, дома же - сожгли. К лесу оккупанты даже не подходили, боялись, только простреливали из автоматов кромку леса.
Татьяна Степановна рассказывала маме и папе (меня не посвящали, боялись напугать ), как освобождали Валдай. Через два года после начала оккупации, в землянку к бабе Тане (тогда просто Тане) пришли два молодых парня. Они выясняли, где расположены боевые орудия немцев. Все записали и должны были возвращаться за линию фронта, где стояли советские войска, которые ждали своих разведчиков, чтобы нанести удар по врагу и начать наступление. По дороге обратно одного из ребят схватили, другому удалось бежать, но он видел из леса, как над его пленным товарищем издевались немцы. Схваченного парня отвели на высокий берег, где стояла церковь, и где расстреляли всех жителей. Там его пытали так, что на человеке живого места не было. Парню удалось дойти до края мыса, с которого он, споткнувшись о камень, упал в озеро. Конечно, разбился, но оккупанты еще расстреливали его из автоматов. Все это видел товарищ погибшего героя, который переплыл через протоку и спрятался в лесу, напротив мыса. Затем, спасшийся чудом парень пришел к Тане и рассказал ей о случившемся с его другом. Потом он ушел, больше его не видели. А через два дня началось наступление русских войск. Валдай освободили от немцев. Настоящих имен героев-разведчиков, погибшего и спасшегося, никто так и не знал. Они, истинные герои, остались для всех безымянными. Хотя о них, как раз, надо бы всем знать! На месте гибели воина-героя и мирных жителей теперь памятники и кладбище. Вечная память!
Потом, когда началось наступление Красной Армии, уцелевшие в лесу жители вышли к своим домам. А там остались только пепелища. У церкви, на горе. лежали трупы. Выживших не было. Только те, что были в лесу. Они и хоронили своих родных и односельчан. Еды не было, все было сожжено и разрушено. В живых осталось человек десять взрослых лесных жителей и их дети. Таня поставила шалаш из веток. Это она умела. И всерьез подумывала о том, чтобы вернуться в лес, в землянку. Там хотя бы можно было дичи и зверья наловить, чтобы детей накормить. Было очень голодно, все хотели есть. И тут с озера прибежала односельчанка с круглыми , от потрясения, глазами. Таня подумала, что опять наступают немцы, и надо спасаться.
Оказалось, на берег выбросился снеток. Его давно не ловили, и теперь на берегу озера лежали горы снетка. Серебристого снетка, из которого можно варить янтарную уху, которого можно вялить и сушить. Это явление снетка голодному народу было настоящей манной небесной. Только рыбной. Народ таскал рыбу с берега мешками и огромными корзинами. Все наелись и заготовили рыбу впрок. Так и выжили. Взрослые боялись тогда только одного: чтобы дети с голодухи не объелись и им не стало бы плохо. Врачей-то в тех краях и не видели, тем более, в войну. Хотя, в войну никто и не болел, даже дети. Ни до этого события, ни после, Таня больше не видела снетка на берегу, да еще в виде серебристых гор. Как тут не поверить в высшие силы? Хотя Таня, как раз, была верующая и молила бога о помощи. Бог ей помог.
А потом выжившие отстраивали дома заново, брали заем в сельсовете. Крепкие и основательные рубленые дома из кругляка строили поморы, молодые мужчины, светло-русые, с пронзительными ярко-голубыми глазами. Практически все они остались жить на озере, завели семьи. Баба Таня платила за свой двухэтажный дом по двадцать рублей в месяц. Заем на дом она выплачивала аж с войны, к тому моменту, когда мы жили у нее на Селигере, уже с пенсии, то есть более тридцати лет. Рассказы Татьяны Степановны можно было слушать бесконечно, как говорила моя мама. Многое из того, что не предназначалось для моих детских ушей, из-за трагичности былых событий и нежелания волновать меня, мама рассказала мне уже потом, в более взрослом возрасте.
Когда мы, наконец-то, вышли из леса за нашей проводницей, после 6-часового кросса по болотам, я так устала, что, перебираясь по самодельному мостику, в виде двух скользких палочек, через ручей, я, все же, свалилась прямо в ледяную проточную воду. Я вся вымокла, в сапогах была вода, а надо было еще добираться до дома. Баба Таня сказала, глядя на нас: "Ну дачники...догоняйте, сейчас печку Марине затоплю. Греться будет". И рысью припустила к своей избушке через поле. Мама подхватила ягоды и грибы и быстро пошагала за нашей лесной феей. Я плелась в конце процессии, вымокшая по пояс, в чавкающих резиновых сапогах, с хлюпающим, от расстройства, носом и замерзшая. Чтобы мыться, сушиться и греться на печке. Нагулялась.
Кстати, о мытье. Основательно мы мылись раз в неделю (купанье в чистейшем и прозрачном озере не в счет), в русской бане, которую топили по-черному. Мы шли мыться позже всех. Баня принадлежала премяннице бабы Тани и ее семье, они жили по соседству. Мы с мамой мылись, когда банька немного остывала, и жар был не очень обжигающим. Воду для мытья брали из ручья с родниковой водой, который протекал рядом. В тех местах было много таких ручейков, речек, родников. Из одной родниковой речки на краю деревни брали воду для питья и готовки. Воду носили в ведрах через всю деревню. Вода была такая холодная, что обжигала язык и зубы. И, казалось, сладкая, наверное, от трав. Напарившись, мы шли домой и пили чай со смородиновым вареньем. Волосы, после мытья ключевой водой, были как шелковые, а кожа прямо, как бархатная.
Если мы сильно мерзли в лесу или на своей летней половине дома, то хозяйка пускала нас спать на печку. Там мы стелили перины, тулупы, одеяла и грелись, а то и спали. Особенно, дети. Мама все время везла с нами на отдых своих приятельниц с детьми. Лучше б и не приглашала их. Очень уж капризные были, что мамы, что дети. Все, что вызывало у меня живой и неподдельный интерес, каждая травинка, облачко, рыбка, цветок, у приглашенных мамой вызывало раздражение. То дождь им был мокрый, то до озера идти далеко, то жара жгучая, то мошки кусачие. Ну точь в точь нынешние привереды приезжие, недовольные московским климатом. Мы оставляли нытиков дома, а сами шли за добычей. Если бы не это зуденье, все было бы идеально. Ведь я так любила идти с мамой по деревне, подниматься на косогор, откуда все озеро было видно, как на ладони. Я весело шагала к нему с удочкой на плече и бидончиком для будущего улова в руке, а озеро живописно серебрилось и было похоже на игривую рыбку, блестящую в лучах солнца. Я была очень рада, что иду на озеро плавать и загорать, что я поймаю много рыбы, что рядом мама, а вокруг растут такие чудесные цветы: смолка, иван-да-марья, дикие гвоздички, васильки, ромашки, львиный зев, мальвы, колокольчики. Мы с мамой плели из них венки, и были самые красивые. А на обратном пути мы собирали прелестные букеты и украшали ими наш дом. Мое детское счастье не могли омрачить даже ворчливые мамины приятельницы.
Мне нравилась только одна мамина подруга, тихая блондинка Таня, она была коллегой мамы, работала в школе учительницей литературы и русского языка. Как моя мама. Вечером они наперебой читали стихи и прозу наизусть, затевали литературные диспуты. Мне было весело с ними и интересно. Еще мы играли в кинга и преферанс, в бридж и покер. Читали книги, которых брали из Москвы с собой немало. Особенно, когда лил дождь, было так хорошо читать или играть в карты с мамой и ее подругой. Ясными вечерами мы допоздна гуляли, иногда ходили в кино в местный клуб.
Таня умерла от рака через пару лет. Эта смерть разорвала мне сердце. Ведь Татьяна была моим настоящим взрослым другом. Детей у маминой подруги не было. Я, маленькая, все недоумевала, как это, не может быть детей и мужа. К тому же, у такой красивой и доброй, как Таня. Они же у всех есть, все пытала я маму. Мама отвечала уклончиво. Теперь я понимаю больше, чем тогда.
Однажды, рыбаки, которые жили в доме у бабушки, Татьяны Степановны, взяли маму на утреннюю рыбалку с лодки. На спиннинг. До этого, мы ловили рыбу с берега, как я уже рассказывала. Было у нас рыбное местечко, все в кувшинках и лилиях. Там отлично клевало. Рыбаки женщин на рыбалку не берут, плохая примета. Они даже не знали, до какой степени, плохая. Но баба Таня уговорила их взять маму на такую рыбалку. Мама вернулась с триумфом и огромным уловом. Оба рыбака - с пустыми руками. Клевало только у мамы. Феноменальный успех. Всей деревне на удивление! А рыбы-то она принесла: там были и язи, и лещи, и щуки, и судаки, и даже угорь. На следующий день рыбаки уехали в Москву.
Когда мне исполнилось 14 лет, мы в последний раз приехали к бабе Тане. О том, что это наш последний приезд в места нашего излюбленного отдыха, я узнала потом. Но об этом, после. Не прошло и недели после нашего прибытия, как мама и две ее приятельницы подхватили меня и своих сыновей, и мы срочно уехали в Москву. Больше на Селигере я не была. Мой летний отдых с мамой закончился. Став взрослой, я узнала от мамы, что такой торопливый отъезд был связан с тем, что из колонии, которая находилась в тех местах, сбежали рецидивисты. Они пришли в дом к бабе Тане и увидели нас, трех женщин и девушку, меня. Баба Таня как-то отвлекла мужчин, насовав им еды и продуктов, а маме сказала быстро собираться и выезжать немедленно. Старуху за 80 лет не тронут, мол, а с нами, не дай бог, беда может приключиться, если промедлим. Мы уехали быстро. Больше в тех краях я не была. Теперь там, наверное, людно.
18. Мои встречи- Легендарный разведчик Миклашевский
Виктор Бухман
Удивительно, но обычная организация празднования Дня Победы в 142 отделении милиции г.Москвы в 1986 году привела меня, замполита отделения милиции, к встрече с настоящим героем -разведчиком Великой Отечественной Войны - Миклашевским Игорем Львовичем.
Один из моих товарищей, работавший организатором физподготовки в Красногвардейском РУВД, предложил мне пригласить, в канун праздника, одного ветерана, который работает тренером по боксу в спортивном обществе.
Я пригласил этого ветерана на встречу с личным составом 7 или 8 мая 1986 года, встреча состоялась, в переполненной сотрудниками милиции Ленинской комнате и осталась в памяти многих, навечно.
Простой, интеллигентного вида и сухощавый мужчина - Игорь Львович поразил нас своим как бы обыденным рассказом о личных операциях в тылу врага, которые мы все, после встречи ,назвали героическими.
В тот день я еще не знал, что писатель Свиридов Г.И. уже написал о нем книгу "Стоять до последнего" и описал его воинскую жизнь, но в связи с секретностью , подвиг Миклашевского не был расшифрован в романе.
Игорь Львович ничего не рассказывал о своей семье, а сразу начал с увлечения спортом и боксом конкретно. Боксом занимался в Москве, а в 1939 году стал чемпионом Ленинградского военного округа по боксу в среднем весе, в 1941 году вышел в финал чемпионата СССР, но чемпионат не состоялся: из-за начавшейся войны и встретил он ее на Ленинградском фронте - заряжающим зенитно-артиллерийской батареи.
Игорь Львович шел по проходу Ленинской комнаты и всем сотрудникам показывал свою фотографию, на которой в спортивной стойке боксера он был запечатлен в молодости. Меня удивило на фотографии, что мускулы левого бицепса почти скрывали лицо боксера.
Дальше рассказ будет вестись от лица Игоря Львовича, так будет понятнее для всех читателей:
И.Л.- Я успешно занимался боксом, хорошо владел немецким языком. Один из моих родственников -дядя артист Всеволод Блюменталь-Тамарин в 1941 году с женой эмигрировал в Германию и стал там влиятельной особой в среде артистов и пропагандистов.
Все это навело работников НКВД в Центральном аппарате, использовать меня в секретной операции против фашистов. За мной срочно на Ленинградский фронт прилетел офицер НКВД ,с ним я улетел в Москву, для выполнения секретного задания.
Фабула задания была короткой - взорвать завод по производству немецких бомб во Франции, но для этого надо было перейти линию фронта завоевать доверие немецких властей, установить связь с дядей- Блюменталь -Тамариным и устроиться на этот завод по производству бомб, где намечался его подрыв.
Такая оперативная цепочка поразила даже мое хладнокровное боксерское воображение, но сотрудники НКВД продумали все в мельчайших подробностях.
Я отучился в разведшколе, после нее по легенде, я должен в одном из кафе г.Москвы, в военной форме, учинить драку, за что меня по законам военного времени осудят и я попаду в штрафбат.
Все это происходит, я действительно попадаю в штрафбат, который находится в прифронтовой зоне под Смоленском. Под контролем НКВД совершаю переход к немцам с их листовками о сдаче в плен.
Немцы мне не доверяют с самого начала, я ссылаюсь на то, что мой дядя работает в Германии и я хочу, чтобы ему сказали обо мне. Немцы выводят меня на расстрел, ставят к стенке, пули идут веером и не попадают в меня- это психологическая атака, но она на меня не подействовала, так как я знал, что ничего со мной не будет, пока они не свяжутся с моим дядей.
После этого я перемещался в другие немецкие лагеря для военнопленных. Связь с дядей помогла мне в конечном счете стать свободным человеком, но мне надо было обязательно опять заняться боксом и не просто заняться ,а обязательно победить в большом соревновании, где будет присутствовать чемпион мира 1936 года Макс Шмелинг, любимец Гитлера и человек, который являлся одним владельцев завода по изготовлению немецких бомб во Франции.
Шел 1943 год и на чемпионате армии в Германии, я в финале побеждаю своего соперника в первом раунде, ко мне по легенде НКВД ,подходит женщина с одним цветком - красной гвоздикой и поздравляет меня с победой. Это значит, что резидент нашей разведки увидела меня и я должен быть готов к встрече с Шмелингом.
Шмелинг действительно приглашает меня к себе на трибуну, я на немецком языке говорю ему, что очень рад нашей встрече и много знаю о нем как о боксере и чемпионе. Шмелинг дружески объясняет мне, что ему понравился мой бой и он может как-то помочь мне.
Я прошу его куда-нибудь меня устроить, потому что у меня нет постоянной работы и заработка. Шмелинг отвечает, что может меня устроить только на завод по производству бомб. Я покорно соглашаюсь, цель достигнута.
На заводе я работаю, осматриваюсь ,ищу подходы и места для заминирования, когда мною все определено, по моим данным ,подключается оперативная группа, которая взрывает ночью завод. После взрыва завода, я думал немцы будут вести какое-то расследование, но этого ничего не случилось.
Все кто работал на заводе, в том числе и я, были арестованы, погружены в грузовые автомашины и затем ,в поле, расстреляны.
Я остался живой, но две пули попали в меня и только, нашедшие меня, бойцы Сопротивления, оказали мне медицинскую помощь и спасли меня. Ну а дальше рассказывать нечего, за данную операцию по взрыву завода меня наградили орденом Красного знамени.
Этими словами Миклашевский закончил свой рассказ, а я замполит отделения потрясенный его подвигом задал ему бестактный вопрос:"Почему Вам не присвоили звание Героя Советского Союза за такой подвиг?"
"От руководства НКВД я знаю- ответил Игорь Львович,- я не могу быть награжден более высокой наградой, потому что мой дядя работал на фашистов, но я воевал не за ордена и медали, а чтобы моя Родина была свободной!"
Я с радостью поздравил Игоря Львовича с Днем Победы вручил ему цветы и подарок от всего коллектива отделения. Прошли десятилетия после этой встречи многие подвиги разведчиков времен Великой Отечественной войны и современной жизни рассекречены.
Секретная папка на разведчика Миклашевского И.Л.- ждет своего часа. Ему приписывают различные авторы: подготовку к убийству Гитлера, которую отменил Сталин, подготовку и убийству своего дяди Блюменталь-Тамарина и убийство его, хотя по одним источникам 10 мая 1945 года Блюменталь-Тамарин был найден повешенным в лесу(возможно самоубийство) ,а по другим застреленным из пистолета.
Друг Миклашевского- известный спортивный кинодокументалист Владимир Коновалов в
газете"Аргументы и Факты " № 19 от 11.05.2016 года утверждает, что Миклашевский устроился на немецкий завод авиабомб в провинции Эльзас и взорвал его.
Миклашевский И.Л.вернулся в Москву из-за границы, после выполнения других оперативных заданий, в 1947 году, он прошел в то нелегкое время через сеть допросов и испытаний, остался жив и не судим, что удивительно для того времени. 25.О9.1990 года в возрасте 72 лет он скончался .
Подвиг разведчика должен быть рассекречен и сам он награжден, даже посмертно, наградой, соответствующей данному подвигу.
19. Приказ
Варакушка 5
Номинант в Основной номинации «ВТ»
На фронт папа попал студентом биофака
Абсолютно далёкий от всякой военной службы, он прошёл всю войну и вернулся в звании капитана.
Не любил эту тему. Вспоминал редко и, как правило, в обществе фронтовиков.
Детская память цепко ухватила и держит один эпизод.
Ожидалось наступление. Командиры были вызваны в штаб. Папа получил приказ взять высоту.
Хорошо укреплённую высоту приказано было штурмовать в лоб. Каждому понятно, чем
это грозило...
Высоту взяли.
Но, не в лоб. С фланга и тыла. С минимальными потерями.
Папа был представлен к награде.
Но, не получил её.
Штабной начальник, поставивший задачу, подал рапорт о неподчинении приказу.
Вместо награды пришёл приказ о выговоре.
Горечь обвинения долгие годы терзала моего отца. Но, с гордостью он подводил итог: - "Я спас жизнь многим из своего отряда. Приказ мы выполнили. И живы."
Награда нашла отца через годы.
В восьмидесятые годы ему был присвоен второй орден славы второй степени.
20. Байки ночных дежурств ПЛОВ
Варакушка 5
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Одной из лежачих принесли плов. Полную кастрюлю плова! Масляно-блестящего. С морковкой!
Рисика к рисинке! Прозрачные. С изюмом!
Плов "улетел" быстро. Оно и понятно. Его же горячим едят! Да ещё с помидорным салатиком...
А когда перешли к чаю (сами заваривали) с молоком, как принято на Востоке, прозвучала
фраза: - "Мы недавно на работе плов ели. Прямо из казана"
За этим вступлением последовал рассказ.
Плов был привезён не просто так. Наша бухгалтер проводила в последний путь своего мужа.
Домой позвала только самых близких. А казан душистого, с пылу с жару,восточного деликатеса
стал поминальным обедом. На работе.
На подоконнике постелен вышитый рушник. Горит свеча. Капли воска стекают, как слёзы, и
капают редко. Как слёзы хозяйки.
Она держит на коленях альбом. Медленно переворачивает листы. Потихоньку комментирует:
- "А эту фотографию нам подарил корреспондент военной газеты. Он прилетал к нам в отряд. Когда узнал, что мы недавно поженились, сделал этот подарок."
Фотография поблекла от времени, но видны два юных счастливых лица.
Вопросы посыпались, как горох.
В первый день войны ей было семнадцать. Но в этот страшный день они были далеко друг от друга. И не знакомы.
Знакомство состоялось в белорусских лесах. В партизанском отряде.
До ночного прыжка были курсы радистов.Тренировочные прыжки с вышки. Затем из "кукурузника."
Дневные. Ночные. Работа с парашютом... С рацией.
Наконец, она прыгнула. Ночью. Над Белоруссией. Где прыгнули остальные - она не знала.
Как в сказке! Прилетела на встречу со своим счастьем. Как глянули в глаза друг друга...
Так больше не расстались!
И вот, теперь, этот поминальный обед...
Седая кудрявая голова. Печальный взгляд прекрасных глаз. Возраст не потушил красоты.
Прекрасные глаза роняют слёзы...
Фотографии на Красной Площади. На груди ордена. Парад победы. Они гости.
Мы столько лет проработали бок о бок... и ничего не знали. Печальное событие обрушило
на наши головы поток такой, казалось, невероятной информации!
Совершенно невозможно было представить эту седую даму в проёме на борту самолёта, готовой
к прыжку в черноту неизвестности над Белорусскими лесами.
Живые герои! Рядом с нами. Вот они. Протяни руку. И ты дотронулся. Но рука уже не протягивалась. Дама стояла на пьедестале! Вмиг! Она оказалась на высоте.
Каждый из нас задал себе вопрос. А Я? Смог бы и я так же?
В этот вечер в палате было тихо. Тихо. Как никогда.
21. Корочка хлеба
Варакушка 5
Номинант в Основной номинации «ВТ»
ХЛЕБ - золото полей. Это факт и с этим не поспоришь. Но то,что появляется на наших столах ежедневно,не хлеб. Это ЕДА. Булочки, батоны, пирожные- это произведения кулинаров.
А ХЛЕБ - это то,что растёт на полях, это то, что надо ВЫРАСТИТЬ.
НОЧЬ. СТЕПЬ. Купол из ярких звёзд. Тёплая летняя ночь. Ветерок. Не ветер,нет - именно ветерок. Лёгкий, ласкающий.
Вдали вереница,плывущих по степи огней, и далёкий, приглушённый звук моторов.Эти огни - колонны грузовиков, идущих из Краснодара, Ставрополя, Кубани, юга Украины,отовсюду, где хлеб уже убран.
Весь освободившийся транспорт перебрасывают на целину.
Бескрайние целинные поля сияют хлебным золотом, пахнут тёплым, пряным, солнечным ароматом спелых колосьев с лёгким привкусом пыли...
Это запах ЖИЗНИ! А грузовики всё идут и идут нескончаемой вереницей и ты твёрдо знаешь: это бескрайнее, колышущееся море тяжёлых, налитых колосьев, цвета самого драгоценного янтаря, завтра будут на столах блинами, ватрушками, эксклюзивным "казахстанским" караваем, лепёшками, мантами, чебуреками, лапшой, баурсаками, варениками, пирогами...
Перечислять можно долго. НО. В начале надо УБРАТЬ. Убрать в закрома,то бишь свезти на элеватор, где его будут сушить, доводить до кондиции, затем делить по сортам и категориям, но прежде:- надо убрать!
И вся наша могучая страна работает "на хлеб"!Страда не останавливается ни на минуту. Машин не хватает. И тогда комбайнёр высыпает полный бункер прямо в стерню. На землю
льётся из "рукава" янтарный поток. Тёплый. Живой.
Вот ЭТОТ момент самый трудный в уборке: - эту "кучку" надо загрузить в подъехавшую машину, "ПОДНЯТЬ" с земли.
Для этого есть ведёрные совочки и ими, желательно, побыстрее, скорей-скорей по совочку и в кузов! В этот момент тебя не радует солнце: пыль, пот, застилающий глаза, и ты не рад ничему...
Но,вот,хлеб поднят с земли.Кузов полон и ты,наконец-то, везёшь "свою" машину... Нет минуты лучше! Это классный момент!
Лёжа на этом ароматном, тёплом, влажном золотом янтаре, ты чувствуешь себя хлеборобом, единым со страной.
Этот ХЛЕБ можно сравнить с бархатом: ощущение тепла, богатства, мягкости, убаюкивания, покоя и гордости за проделанный труд,- эти эмоции заливают тебя радостью!
Всю жизнь вижу спину моего отца, простреленную фашистским снайпером под ЛЕНИНГРАДОМ. Это ранение роднит отца с моей учительницей истории: Ниной Григорьевной Афониной.
Война застала эту девочку студенткой в Ленинграде. Блокаду она пережидала в госпитале: в момент воздушной тревоги перебегала улицу, упала и сломала ногу в бедре...
Вывозили её по ледовой дороге. Нога срасталась долго и трудно, но всё таки срослась... Только оставила эту красавицу с великолепнейшим сопрано калекой: нога стала усыхать...
Всю оставшуюся жизнь Нина Григорьевна могла ходить только в туторе (это кожаный корсет до бедра). Я всегда вспоминала Маресьева на её уроках.
Из госпитальных впечатлений наша учительница рассказала нам как умирала пожилая дама в их палате. Дама просила хлеба."Девочки,.. корочку хлеба! Умоляю! корочку хлеба...
Я отдам всё золото... Корочку хлеба!..."
22. Треугольники
Варакушка 5
Номинант в Основной номинации «ВТ»
"Стеклянного мастера" и "Тапёра" прочла в один день.
Ошеломляющее впечатление родило мечту о хрустальном рояле. Голубом. Сияющем. Дымчатопрозрачном. Звеняще-тающем звуком, улетающем ввысь с мягкой вибрацией. Эта детская мечта поглотила меня полностью.
Отчётный концерт привёл нас к пианино. Но в мечтах витал рояль.
Дедушка врач. Бабушка домохозяйка. Каникулы в их обществе были восхитительны! Дедушка часто
выезжал по вызову. "Колотун бьёт". Эти слова часто слышала летом в самую жару.
"Колотун" - это малярия. Пик заболевания приходился на массовый вылет малярийного комара.
Анофелиса. И дедуля, со своим неизменным чемоданчиком, мотылялся по округе, пичкая хиной
страдающий народ.
В самую жару, в дальней комнате, закрыв ставни, забирались с моей тётушкой под стол и,
тихонько беседуя, постепенно засыпали.
Тётушка - военврач. Войну закончила в Германии. После войны ещё четыре года лечила немцев
на их территории. Под этим столом она вспомнила госпитальный эпизод...
"Третьи сутки оперировали, меняя друг друга у стола. Раненые поступали потоком. Отправила
санитара на склад. Ушёл. Но, не вернулся. Пошла за ним...
Увидела его у стены. Прислонившись спиной, он, стоя, спал!"
Пробовала потом "стоя спать", но не получилось. Ни разу. Только всё время мучал вопрос: -
"Как же он не упал?"
В этой же "тёмной" комнате был заветный ящичек. Открывать его не разрешалось. Там хранились
"шарики" с хинином. Улучив момент, бумажный шарик я стащила, приметив бумажный треугольник.
Дома я видела такой же. В маминой шкатулке.
"Шарик" распечатала и лизнула... Лучше бы я этого не делала...
Это было не просто горько. Это была ядовитая, пронизывающая горечь! И она не проходила.
Трое суток не знала покоя. Признаться в содеянном было нельзя. И жить с этой мукой было
невыносимо. Урок запомнился.
Треугольник оказался письмом с фронта. Написанным перед боем. Последним письмом...
Дедушка заведовал малярийной станцией. Он и два его друга, тоже врачи, всё лето проводили
в бесконечной борьбе с "колотуном".
Но, наконец, настало время, когда придумали вывести проклятых анофелисов порошком (дуст)
дихлордифенилтрихлорметилметаном - ДДТ.
И принялась малая авиация посыпать леса, озёра и болота, с тайгой в придачу, этим белым
порошком. Посыпали не один год. А потом, совершенно неожиданно, нашли этот порошок во
льдах полюсов.
И не только его. Оказалось, что дуст с длинным названием похож на шкатулочку с секретом.
Ларчик открылся не сразу и не просто. Он превратился в природе в более ядовитое и более
стойкое вещество - "2,4-Е"! Вот такие пироги с малярией-колотун.
Дедушка всю жизнь провёл в борьбе с этой заразой. А бабушка у печки. Какой хлеб она
выпекала! Какие блины! Калачи. Шанежки. Пироги. Плюшки. По весне - жаворонков!
Неутомимая пара. Проведшая всю жизнь в труде.
А в моей душе звучал рояль... Хрустальный! Как только дедуля брал в руки гитару, а его друг скрипку, сверкающий рояль сиял в моих мечтах.
Однажды, летом, совершенно неожиданно, папе выпал отпуск. И мы рванули в Москву!
Остановились у родственников. А на следующий день меня повезли знакомить с младшей бабушкиной сестрой - ещё одной бабушкой.
Входим в келью. Я замираю. Рояль!
Сияет чёрным лаком. Восхищает изящными линиями. В тесноте кельи бывшего монастыря занимает всё пространство. Как сказочная чёрная жемчужина!
Наконец я прикоснулась! Звук в замкнутом пространстве кельи улетел верх. Но вернулся.
Отразился от каменных стен и возникло ощущение оргАна. Но, не тягучегудящего, металлического. А чистого родниковохрустального и мягкосолнечного.
Ах! Какой это был рояль! Тёплый звук улыбался ласково. Баюкал мягким бархатом. Душа улетала и таяла в восторге...
После чая пошли гулять. Внезапно оказались перед большим пространством площади с
Кремлёвской стеной, Мавзолеем, Собором Василия Блаженного, лобным местом...
От неожиданности остановилась. Вихрем промелькнуло всё! Казнь Пугачёва. Горящая Москва с
французами. Гранитная брусчатка, по которой печатали шаг отряды сорок первого...
Сразу в бой! И этот же гранит, встретивший победителей с поверженными символами рейха.
Брусчатка истории нашей Родины.
И зазвучала восьмая Бетховена. В память о тех, кто не вернулся. И полетели белые треугольнички. Белокрылыми голубями. С лёгким шелестом засыпАли площадь и не было видно им конца и края...
Так я познакомилась с Главной Площадью страны.
Горечь от хины прошла за трое суток. Горечь от фронтовых трегольничков, вызывающая "колотун" Души, не может пройти до последнего вздоха. И нет такого "дуста", который способен её заглушить.
Бессмертный полк подтвердил это.
23. Бессмертный полк - река памяти
Владимир Виноградов 3
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Дрожит Европа опять от страха
Бессмертный полк возник из праха.
Бойтесь предатели и подлецы,
Опять в атаку идут бойцы.
Сверкают на Солнце ордена и погоны
На фото лики бойцов это наши иконы.
Наши богини-берегини из медсанбата
Для них каждый раненый был дороже брата.
Красавицы лётчицы – фурии войны
В небе, словно опять штурмовые Илы.
Все погибшие как будто вновь встали,
А впереди товарищ Сталин.
Ночь. В небе огни победного салюта
Осветили город, как святой ореол
Герб России гордый двуглавый орёл.
Как тело Христа на храмах кресты
И, вечный вопрос: «Что сделал для Победы ты?».
И, вот уже правнуки плечом к плечу
Печатают твёрдо по брусчатке строевой шаг
Будет связь поколений и России не страшен любой враг.
И суворовцы современные юнкера
Грянут дружно. Ура! Ура! Ура!
24. Смуглянка
Любовь Витт
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
3 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Волгоград 9 мая- ДЕНЬ ПОБЕДЫ !
Если по большому счёту, то -СТАЛИНГРАД!
Нарядный трамвайчик битком забит людьми, едущими на парад. Вдруг откуда-то сзади мужской голос негромко запел:
-КАК-ТО УТРОМ НА РАССВЕТЕ ЗАГЛЯНУЛ В СОСЕДНИЙ САД...
И тишина.
Я робко поддержала :
-ТАМ ЦЫГАНКА-МОЛДАВАНКА СОБИРАЕТ ВИНОГРАД...
И снова тишина. Почему тишина?!... Я подумала, что мы - россияне не будем едины до тех пор, пока не будем петь ВМЕСТЕ песни военных лет! И словно услышав мои мысли, поддержал песню другой мужской голос:
-Я КРАСНЕЮ, Я БЛЕДНЕЮ...
-ЗАХОТЕЛОСЬ ВДРУГ СКАЗАТЬ...-
cловно пробуя песню на вкус присоединились робко женские голоса, тут же, на поддержку им пришли крепкие мужские:
-ВСТАНЕМ НАД РЕКОЮ ЗОРЬКИ ЛЕТНИЕ ВСТРЕЧАТЬ!
И наконец, в полную мощь, от всей души, от всего сердца, ГРЯНУЛА
" СМУГЛЯНКА!"
-РААААААСКУУУУУДРЯЯЯЯВЫЙ, КЛЕН ЗЕЛЁНЫЙ, ЛИСТ РЕЗНОЙ...
Я ВЛЮБЛЕННЫЙ И СМУЩЕННЫЙ ПРЕД ТОБОЙ,
КЛЁН ЗЕЛЕНЫЙ, ДА КЛЁН КУДРЯВЫЙ,
ДА РАСКУДРЯВЫЙ, РЕЗНОООООЙ!
Это было такое единение людей, в праздничных одеждах, с георгиевскими ленточками у самого сердца. С букетами сирени и тюльпанов. С разноцветными шарами, взвившимися в потолок.
А кто не пел, те поддерживали поющих ритмично хлопая в ладоши. Пахло весной, сиренью и ПРАЗДНИКОМ! Великим праздником!
Ах, как все пели!!!
И казалось, что весь трамвай вдруг заполнился мужчинами в выцветших, военных гимнастерках и женщинами, в легких ситцевых платьях, с виноградными гроздьями в руках! В воздухе, напоенном ароматом сирени, витал РОССИЙСКИЙ ДУХ! Непобедимый дух!
Несется красный, праздничный трамвайчик с надписью- "9 мая" по улицам Царицына - Сталинграда - Волгограда!..
И песня эта тянется ввысь, до неба и тесно ей уже в трамвайчике, и вырывается она в открытые окна и летит, звеня, над городом! Оглядываются прохожие, машут приветственно ветками сирени, флажками, шарами и тоже присоединяются к песне!
Летит по городу- герою трамвай с песней военных лет, но не в прошлое несется, нет, а в мирное будущее, с незабываемой памятью о прошлом!
Это летит сама СВЯТАЯ ПАМЯТЬ!
- РАС-КУ-ДРЯЯЯЯ-ВЫЙ.... КЛЕН ЗЕЛЁ -НЫЙ, ЛИСТ РЕЗНОЙ...
*****
10. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №10. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ «Г»-«И»
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту «Г»-«И»
Всего 36 произведений.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Валерий Павлович Гаврилов http://proza.ru/2020/05/09/1540 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Валерий Павлович Гаврилов http://proza.ru/2020/05/16/1904 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
3. Валерий Павлович Гаврилов http://proza.ru/2020/02/03/1315 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
4. Валерий Павлович Гаврилов http://proza.ru/2020/01/29/837 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
5. Александр Головко http://proza.ru/2020/05/14/1728 («ВТ») - Основная номинация
6. Александр Головко http://proza.ru/2020/05/13/1915 («ГТ») - Основная номинация
7. Александр Головко http://proza.ru/2020/05/14/1693 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
8. Александр Головко http://proza.ru/2020/05/14/1768 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
9. Виталий Голышев http://proza.ru/2015/05/08/1504 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
10. Людмила Горишняя http://proza.ru/2020/06/01/693 («ВТ») - Внеконкурсная номинация –
11. Мария Гринберг http://proza.ru/2017/06/28/931 («ВТ») - Основная номинация
12. Мария Гринберг http://proza.ru/2016/09/17/564 («ГТ») - Основная номинация
13. Борис Гриненко Ал http://proza.ru/2020/05/28/1585 («ВТ») - Основная номинация
14. Борис Гриненко Ал http://proza.ru/2020/05/31/1079 («ГТ») - Основная номинация
15. Борис Гриненко Ал http://proza.ru/2020/05/24/1657 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
16. Борис Гриненко Ал http://proza.ru/2020/05/27/1930 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
17. Сергей Лукич Гусев http://proza.ru/2020/05/07/310 («ВТ») - Основная номинация
18. Сергей Лукич Гусев http://proza.ru/2020/05/29/419 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Сергей Лукич Гусев http://proza.ru/2020/05/30/1178 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
20. Нина Джос http://proza.ru/2020/05/27/672 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
21. Нина Джос http://proza.ru/2020/05/09/565 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
22. Иветта Дубович Ветка Кофе http://proza.ru/2020/01/06/1649 («ВТ») - Основная номинация
23. Иветта Дубович Ветка Кофе http://proza.ru/2020/05/19/682 («ГТ») - Основная номинация
24. Иветта Дубович Ветка Кофе http://proza.ru/2020/05/19/1344 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
25. Иветта Дубович Ветка Кофе http://proza.ru/2020/05/19/665 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
26. Дубровская Надежда http://proza.ru/2019/05/09/197 («ВТ») - Основная номинация
27. Дубровская Надежда http://proza.ru/2020/06/08/480 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
28. Александр Жгутов http://proza.ru/2012/12/17/1295 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
29. Александр Жгутов http://proza.ru/2017/12/29/970 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
30. В.В.Зайцев http://proza.ru/2020/05/09/616 («ГТ») - Основная номинация
31. В.В.Зайцев http://proza.ru/2017/12/11/781 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
32. Лада Зайцева http://proza.ru/2020/01/25/911 («ВТ») - Основная номинация
33. Александр Измайлов Митрофанович http://proza.ru/2019/03/10/1237 («ВТ») - Основная номинация
34. Александр Измайлов Митрофанович http://proza.ru/2015/05/09/1221 («ГТ») - Основная номинация
35. Александр Измайлов Митрофанович http://proza.ru/2015/05/01/638 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
36. Александр Измайлов Митрофанович http://proza.ru/2017/05/09/334 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Минута Молчания
Валерий Павлович Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Отложим на минуту все дела, утихомирим суету и помолчим.
Одна минута тишины.
Минута Молчания.
Почтим память тех, кто подарил нам жизнь и свободу.
Попробуем не просто помолчать, а представить.
Представить себя на месте …
…бойца Красной армии. В июле сорок первого 21 мехкорпус отступил за реку, оставив городок. Чтобы хоть ненадолго задержать немцев, пятеро бойцов остались на западной окраине Опочки, заняв позиции. И Вы, боец - пулеметчик, среди них.
Представили?
Вот со стороны Красного города над колосьями пшеницы замаячили ненавистные каски. Немцы шли цепью по хлебному полю.
Ваш командир командует:
-Огонь!
И Вы терзаете спусковой рычаг, понимая, что это Ваш последний бой. Последние минуты жизни. Потому что шансов нет.
Фашисты растерялись было, и понесли потери. Но через пару часов подкатили орудие.
Прямым попаданием осколочного снаряда Вас разметало в клочья, и Вы не увидели, что в живых остался лишь командир, который пытался скрыться под небольшим мостком, но обозленные немецкие солдаты вынули его оттуда штыками. Имя командира установили через много лет. А вот Вы, и еще трое бойцов, “пропали без вести”. Будто Вас и не было…. И Вы не узнали, что наши части успели занять позиции. А через три дня отступили.
А вот Вы - красноармеец, плененный в самом начале войны. Таких было сотни тысяч. Вы уже почти не человек. От несъедобной баланды крутит живот. От удара прикладом звенит голова. Вы понимаете, что отсюда два выхода. Первый - в могилу. В братскую яму, в овраге за лесочком. Второй выход – бежать, но это невозможно.
Вы выбираете второй выход, и Вам везет. Такого везения просто не бывает! Вы остаетесь на оккупированной территории и выжили! Это второе везение. В 1944 году наши части освобождают Псковщину и Вы, в составе Гвардейского стрелкового полка доходите до Балтийского моря и там встречаете день Победы!
Вам повезло три раза! Нет. Четыре! Вы еще в 39-ом прошли Финскую . Вернулись живой, с медалью.
Я много раз представлял себя на месте этого красноармейца. Потому что это был мой дед Василий Петров.
А если, уважаемый читатель, Вы девушка или женщина, представьте, что Вы молодая учительница. И даже не партизанка или подпольщица. Просто информатор партизанского отряда. Вы немного ошиблись, а гестапо не спит. И вот, Вы уже в их застенках. Недолго и мучительно. А что было потом, Вы уже не помните. Вас расстреляли. Буднично и деловито. И никаких документов не сохранилось. И Вы никогда не узнаете о Победе. Молодая учительница – младшая сестра моей бабушки. Она была очень красивая и ее звали Лидия.
Вы поняли мою мысль?
Представьте себя на месте тех, кто в трудах, боях и муках добыл ту Великую Победу! Представьте себя на месте Ваших близких.
И вы поймете цену. И для Вас перестанет существовать вопрос:
-А что для нас день Победы?
Если не боитесь за свою психику и нервную систему, можете представить себя и на месте тех других, немецких. Кто стрелял, сжигал и мучил. Тогда совсем все станет понятно.
Но не советую, если Вы - нормальный человек…
Я пробовал представить.
Жутко!
Лучше представьте себя со знаменем на Рейхстаге! Победа!
Метроном отсчитал минуту! Живем!
2. Полеты Победы и Памяти
Валерий Павлович Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Вот и наступил этот день.
9 Мая 2020 года. 75 лет со дня Победы.
Долго ждали.
Много говорили.
Парады отменили.
Идет война с вирусом.
Война есть война.
День обещал быть чудесным. Приехали утром на дачу, и сразу сюрприз! Тюльпаны на клумбе раскрылись! Прямо ко дню Победы! Будто специально все рассчитали! А мы волновались – не раскрываются. А они, оказывается, ждали часа!
Мы позавтракали и занялись огородничеством, вдыхая свежий майский воздух.
Вдруг с юга послышался нарастающий тяжелый рокот! Сомнений быть не может!
Это Они!
- Боевые вертушки! Всем покинуть укрытия и построится! Будем приветствовать воздушный парад! - крикнул я.
Жена укоризненно и наставительно сообщила из чрева теплицы:
- Губернатор сказал, что никаких массовых мероприятий не будет! И воздушных тоже! Это больничный "Робинсон" летит!
Что же я, стрекозу от ударных вертолетов по звуку не отличу? Потому упрямо и настойчиво повторил команду покинуть укрытия.
Только успели построиться, как со стороны Острова показались вертолеты. Первыми шли две пары МИ-8. За ними - ударные К-52”Аллигатор”! Тоже две пары.
Шли ровно. Низко. Над рекой. На Псков.
Впечатляющее зрелище!
Через пару минут, сделав круг над городом, вертушки легли на обратный курс, с тяжелым грохотом пройдя почти над нами. Затем все стихло.
Парадный полет Победы!
Парад в этот день в Пскове все же прошел. В закрытом режиме. На плацу десантной дивизии. А летчики с авиабазы Веретье пролетели над городом парадным строем. Стало как-то торжественно на душе. Как и должно быть в этот день!
Я сел на скамеечку и посмотрел в высокое небо. Прикрыл глаза и вспомнил из детства рассказы о другом полете. 1944 год. Опочка. Немцы лихорадочно отступают. Наши штурмовики утюжат вражеские колонны. ИЛ-2 младшего лейтенанта Александра Романенко получил смертельную дозу зенитного огня. Мотор пылал! Раздумывать было некогда, да и бесполезно. Летчик направил обреченную машину прямо в гущу немецких войск. Пикируя на горящем самолете на вражескую колонну, он до последнего момента поливал фрицев пулеметно-пушечным огнем. Герои погибли, но нанесли технике и живой силе врага серьезный урон, повторив подвиг капитана Гастелло.
Последний полет Победы...
Для пилота Александра Романенко и его воздушного стрелка-радиста Сергея Царькова это был победный полет, но последний в их короткой жизни.
Местные жители похоронили останки героев на месте их гибели. Немцы не препятствовали. Не до того им было. После войны на могиле установили памятник.
-Кью! Кью! – вдруг раздалось в высоком небе.
Я открыл глаза и увидел орлов. Их было ...одиннадцать! Две пары крупных, и шестеро поменьше. Замыкающим шел еще один большой орел.
- Две семейные пары, их детки и племянник! - шутливо подумал я.
Покружив над поселком, орлы быстро ушли в сторону леса.
Еще один полет Победы!
Победы жизни. Некоторое время назад я уже видел эту орлиную команду. Только тогда шестеро были совсем маленькие, еще в белом оперении. Только что из гнезда! А вот теперь они взрослые! Победа!
И в завершение всего в небе появился усталый клин журавлей.
Полет Памяти….
На фото - те самые тюльпаны к Празднику Победы. И ударные вертолеты над Псковом. И памятник в Опочке.
Вот таким я и запомню этот день.
Цветы и полеты Победы. И Памяти.
9 МАЯ 2020.
3. Большая война на малой родине. Reiher
Валерий Павлович Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Наведалась весна, природа расцветала.
В апрельском воздухе гроза витала.
Июль принес накал жары.
Для фрицев близился конец игры!
И грызли землю мины, пули, люди!
Победа не далась на блюде!
Победа малая. На рубеже.
Большая будет! Близок час уже!
В.П. Гаврилов
13 июля 1944 года Лаптево, а также
деревни Верхние и Нижние Дупли,
Бездедово, были освобождены
после трехлетней оккупации.
15 Июля уже и районный центр
Опочка был в руках нашей армии.
Фронт двинулся дальше.
В Прибалтику.
Время близилось к обеду. Денек стоял хороший. Весеннее солнце припекало. Весна сорок четвертого. Природа просыпалась после зимней спячки.
Деревенскую тишину нарушили приветственные возгласы. На немецком языке:
- Привет, Райнер!
- Привет, Юрген!
На Лаптевском перекрестке встретились два военных чиновника вермахта. Зеленые погоны, с витой косичкой посередине, говорили о том, что это оберфельдфебели интендантской службы. Еще моложавые, не “по-интендантски” крепко сложенные. Без пуза. Светловолосые и голубоглазые.Таких парней обожают das Fr;ulein. Чиновники были из разных земель “фатерлянда”, но как-то сдружились. Их интендантская часть располагалась здесь, в Лаптева ( так деревня была в те годы обозначена на карте - "Лаптева").
Продовольствие, снабжение. Кроме того, деловитость, связи и предприимчивость командования части позволила организовать колбасное производство из местного сырья. работали спокойно и деловито. Считая территорию своей. Глубокий тыл Вермахта!
Готовый продукт, колбасу, выгодно отправляли в Германию.
Жилось относительно спокойно. В этих живописных местах немцы прочно обосновались с лета сорок первого.
Случалось, конечно, всякое. Как-то раз партизаны взорвали камнедробилку. Здесь, у Лаптева. Камень шел на строительство дороги.
На дорогу гоняли местных жителей. Тех, кого не увезли в Германию. Возможно, и для строительства укреплений рубежа обороны камень использовали. Рубеж строили немцы. Штрафники. Так что камнедробилка была стратегическим объектом.
За взрыв гестапо жестоко отомстило. Собрали по округе молодежь, кого не вывезли, и, каждого десятого…в расход. Здесь неподалеку.
- Пройдемся, Райнер? – спросил Юрген, протягивая приятелю серебряный портсигар.
- Пошли! Посмотрим с холма. Шеф в отъезде, можно немного и расслабиться! Природой насладиться.
Дымя сигаретами, они, некоторое время, неторопливо вышагивали по дороге, поднимая начищенными до зеркального блеска сапогами дорожную пыль . Остановились, глядя с высоты холма на восток. Отсюда далеко местность просматривается. Отличная естественная оборонительная позиция. Как на ладони все. А красиво как! Зеленела свежая листва. Зацветали сады. Райнер, оглядевшись, бросил окурок. Затоптал носком сапога. Вздохнул:
- Эх, остаться бы здесь навсегда? Красиво! Реки, леса, озера! Я вчера на Изгожке такую цаплю видел! Белая, большая, важная!
- Как наш главный интендант? – скорчил рожу Юрген.
Оба прыснули от смеха. А Райнер продолжил:
- Нет, правда! Привез бы своих, построили бы дом. Деревянный… Теплый. И Гретхен рядом.
- Зимой все равно замерзнешь! Гретхен не согреет! Дрова нужны. – хохотнул Юрген.
- Да, зима здесь кусается! Но ничего, привыкну! Надоело все это. Хочется просто пожить – вздохнул Райнер.
- Война – дерьмо! – зло сплюнул Юрген.
Райнер испуганно повертел головой:
- Тише! Тебя твой язык когда-нибудь подведет… не к той стенке! – немец вдруг пихнул приятеля в бок, выразительно кивнув в сторону бетонного бункера.
Из узкой двери вылез долговязый унтерофицир, пехотинец Ульрих. При этом он зацепился за что-то, споткнулся и выругался. По-немецки. Выбравшись на дорогу, глянул подозрительно, сделал “ХАЙЛЬ” интендантам и медленно пошел вдоль траншей рубежа в сторону деревни Удриха, внимательно осматривая укрепления.
Приятели с плохо скрываемой брезгливостью смотрели унтеру вслед.
- Редкостная свинья! Родную Mutter готов в Гестапо сдать. Если будет возможность, на фюрера настучит! – процедил сквозь зубы Юрген.
- Юрген! У тебя с языка живые вальдшнепы скачут! Мein Gоtt! Поостерегись! И бетонные бункеры имеют уши! – охнул Райнер.
- Бункеры? Уши? – Юрген задумчиво посмотрел в сторону вросшей в землю бетонной махины, укрытой маскировкой.
- А помнишь, Райнер, как это все строили наши штрафники? Как их мало и мерзко кормили, хотя жратвы хватало? И как селяне совали им горбушку, несмотря на то, что это было запрещено!? Ты стал бы кормить русского, который…
Райнер раскрыл рот, но не успел ответить. Полуденную тишину разрезал далекий сухой треск винтовочных выстрелов со стороны Ровных Нив. Немцы переглянулись.
- Опять расстреливают! Гестапо совсем озверело. А потом удивляются, почему местные так и не смогли полюбить Reich! Deutsche Orgnung! – покачал головой Юрген.
Райнер хотел снова предостеречь коллегу, но лишь вздохнул:
- Домой хочу!
- Скоро поедешь! – усмехнулся Юрген.
Райнер вопросительно уставился на приятеля:
- Не тяни, Юрген! Что-то знаешь?
- Попрут нас скоро отсюда! Успеть бы ноги унести!
- ????
- Дитрих из комендатуры проболтался. Под благотворным влиянием местного самогона.
- Самогон от того мужика из…как ее?
- Да! Добрый самогон. Я мужику честно, рейхсмарками, а он мне добрый продукт дает. Не то, что наш шнапс!
- Ты что-то про Дитриха…?
- Плохи дела! Красная армия летом будет здесь!
- Но ведь …линия Пантера! Не прошибут!
- Очнись, Райнер! Пришел черед обратного пути. Это не остановить. Одна надежда – может, успеем эвакуироваться. А вот этим не позавидуешь! - Юрген кивнул в сторону двух пехотинцев, что-то ковырявших в изгибе траншеи – Им достанется с избытком!
- Ладно, пошли немного по рюмке!
- Самогона?
- Ну, не шнапса же!
И приятели зашагали в сторону Лаптева. Близилось последнее лето оккупации. Юрген начал тихо насвистывать старинную австрийскую песенку:
- О, du lieber Augustin…
В низине, под холмом, низко, плавно и грациозно проплыли по воздуху три большие белые цапли. Юрген и Райнер не заметили их. Они думали о своем. О немецком.
Подул легкий ветерок и наваждение исчезло. Никаких немцев. И не весна вовсе, а чудесная золотая осень! Я стоял на возвышенности. Налево – Лаптево. За Лаптево – Нижние и Верхние Дупли. Направо – дорога на Удриху. А немного к западу от холма – деревня Пружки, где мои родные войну терпели. Долгих три года.
А за моей спиной, у дороги, утонул в земле тот самый бетонный бункер. На бункере теперь стоит большая трансформаторная будка. А что? Добрый фундамент! Надежный! Бетон – будто свежий совсем!
Да. Мое воображение навеяло такую вот незамысловатую, почти бытовую реконструкцию событий тех лет.
А в реальности на дороге мирно тарахтел мой внедорожник. В машине сидели мама моя и сестра Татьяна. Ездили мы в Удриху. И год нынче был 2019.
Не знаю, были ли здесь когда-нибудь те двое нестроевых немцев в форме интендантов. Юрген и Райнер. И были ли такие интенданты? А кто их знает! Реконструкция событий! Виртуальная, воображаемая.
Может, и не было. Но все остальное было. А лично я и сейчас есть. Родители мои пережили ту войну, вот я и стою здесь. Реальный и настоящий. На господствующей высоте. Рядом с бетонным укреплением.
Интендантский полк в Лаптево точно стоял. И мощная резервная линия немецких оборонительных укреплений здесь проходила. В документах и воспоминаниях этот рубеж значится как линия “Рейер”.
Когда наши войска сходу прорвали линию Пантера, разгромив дивизию латышских националистов и заставив отступить элитные части СС, настала очередь и этого запасного рубежа. Немцы не собирались отступать. Опочка и окрестности были превращены в укрепрайоны. К обороне готовились тщательно. Хотя сил здесь у немцев не хватало. Позиции заняли отступившие эсэсовцы.
К счастью, наши войска продвигались с боями, но стремительно, и фашисты не успели выполнить изуверские приказы ставки Гитлера о поголовном очищении от всего живого прилегающих к рубежу местностей. Людей и скот вывезти в Германию. Что не удастся вывезти – уничтожить. Жутко. Страшно.
Рубеж “ Рейер”. Готовясь написать этот рассказ, я заинтересовался названием рубежа. В имеющихся документах ЦАМО название так и написано по-русски - “ Рейер”. Но в немецком языке нет такого слова! Нашел в толковом словаре у Даля. Рейер – нем. – полукруглая стамеска для грубой токарной обработки древесины. Точно! Даже в учебниках по токарному делу есть такой термин! Но нет такого слова в немецком языке! Может, в старину было… Разговорное.
Зато есть слово Reiher.. Произносится как Райер. Быть может, этот немецкий рубеж назывался именно так? Reiher. Цапля!
Не зря ведь интендант Райнер говорил о большой белой цапле. Они на Изгожке замечательно красивые! Сегодня сам видел! Их здесь очень много! А в те годы было еще больше!
В некоторых источниках видел следующее – рубеж “ Рейер”( “Межа”) . Нет, слово межа в переводе звучит совсем иначе.
Скорее всего, Цапля… Исходя из манеры гитлеровцев давать военным объектам и технике имена животных и птиц. Вот краеведам вопрос!
Ну ладно, ехать пора. Посмотрел налево, и вздрогнул. Две фигуры в темном…. А! Местные.
Нагнувшись, заглянул внутрь бункера.
Никого. Все, в Опочку! Под горочку, по мостику, да через речку Кудка.
Кстати, тогда в сорок четвертом немцы не успели взорвать мост через Кудку и наши части, прорвав линию “Reiher”, стремительным броском двинулись к Опочке. Река Кудка в те времена была чистой и полноводной. А какие там раки водились! Даже я помню!
Я вдруг тихонько запел ту красивую австрийскую песенку:
О, du lieber Augustin,
Augustin, Augustin.
О, du lieber Augustin,
Alles ist Hin!
Да, ребята. Alles ist Hin! Все пропало! У вас тогда… Не стали вы хозяевами мира. Все люди жить хотят. Все равны перед Господом.
Все! В Опочку! Кушать захотелось!
4. Большая война на малой родине. Кино про войну
Валерий Павлович Гаврилов
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Годовщине Великой Победы посвящается.
Мамотька … а когда нась папа плидет?
Мамотька … в потему ти плятесь?
Мамотька …не плять!
Контиться …войня!
Нась папа плидет… и ми будим …зить!
Годы оккупации. Дер. Пружки.
Маленькая девочка Лариса, которая
гораздо позднее стала моей мамой.
Я, как и большинство обыкновенных людей, вышел родом из детства. Из детства, и из маленького городка Опочка, что немного к югу от Пскова.
Мое детство можно смело назвать счастливым.
Давно отгремела страшная война, принесшая неимоверные страдания, унесшая бесчисленные драгоценные жизни.
Вот и мой дед по отцу, Гаврилов Иван Гаврилович, остался лежать в Латвии у хутора Еспери Мадонского района.
Скончался от ран 21 сентября 1944 года.
Он был смертельно ранен во время проведения Мадонской наступательной операции, которую осуществляли соединения Второго Прибалтийского фронта и,
освобождая Латвию, гнали взашей ненавистную группу армий “Cевер”. Ту самую, что топтала коваными сапогами Псковщину и душила блокадный Ленинград.
Отец и бабушка пережили оккупацию 1941-1944 годов. Под Опочкой. В селе Глубокое. Выжили.
Второй дед, Петров Василий Петрович вернулся с войны. Дойдя с тем же, Вторым Прибалтийским до Курляндии. А демобилизовался в 1946 году. Из Бессарабии.
Мама и бабушка также пережили оккупацию. В деревне Пружки, под Опочкой. Выжили.
Так что, окончание войны было для меня, еще не рожденного, двойным праздником. Это была Великая Победа, и это стало Началом Движения к моему Появлению на Свет Божий.
Послевоенные годы были трудны, но оптимистичны. Позже жизнь и вообще наладилась. А в августе 1964 года родился я. А также тысячи моих одногодков. Мы родились, чтобы заменить не пришедших с той войны. Нас в те годы много родилось. Родились, чтобы продолжать дело отцов и дедов. У станка, на пашне, в семье. Родились, чтобы запомнить воспоминания тех, кто выжил.
Мы родились в тихое, относительно спокойное время холодной войны. Потому, детство наше можно смело назвать счастливым. Ибо война не была горячей.
Однако, родиться - это лишь полдела. Надо еще и расти! Вот я и рос. Родители, как водится, работали. Бабушка и дедушка тоже трудились.
Кто знает, тот понимает, как нелегко было решать этот вопрос в те годы. Ведь ребенок не может расти сам по себе. Уход да пригляд нужен. Решали вопрос. В ясли и садик я не ходил.
Так вышло, что первые воспоминания о себе и окружающем мире я получил, когда мне исполнилось полтора года. Ну и далее, отрывками, картинками и видеороликами.
И одним из самых ярких воспоминаний той далекой поры стала история, о которой я хочу поведать.
Не могу сказать точно, сколько мне тогда было, но, судя по всем признакам, до трех лет.
Я отлично помню, что все люди, которые меня окружали, были очень большими. А я, совсем маленький, смотрел на всех и на все откуда-то снизу. А еще меня часто брали на руки.
Со мною в тот раз сидела бабушка. Петрова Анна Ивановна. Мы играли, рисовали, пели. Потом гуляли по городку. Чтобы разнообразить день, бабушка повела меня в кино, на дневной сеанс в местный кинотеатр “Маяк”. Это было мое первое в жизни знакомство с кинематографом и вообще, изображением на экране. Телевизоры появились в наших домах много позже. Мальчонка начинал осознанно познавать мир.
. Фильм шел черно-белый. О войне.
Разочарую читателя, ибо не помню ни основной сюжет, ни, тем более, название фильма.
Позже я много раз пытался разными способами найти ту кинокартину. Но это был поиск иголки в стоге сена. Фильм не из тех, что сейчас остались на слуху. Он был послевоенный. С тем колоритом. Из героев киноленты мне запомнились лишь красноармеец с автоматом, и его боевая лошадь. Дядечка и лошадка очень сдружились. У человека не осталось никого на этом свете, кроме лошади. И у лошади никого не было, кроме дядечки с небритыми щеками.
Фильм был довольно спокойный. Стреляли немного. Никаких ужасов. Сюжет, скорее, не о войне, а о людях войны.
В какой - то момент моя бабушка вдруг заметила, что по моим щекам текут слезы. Она всполошилась:
- Валерик, детка, что ты плачешь?
А на экране происходило следующее. Красноармейца с автоматом убила шальная пуля. Он лежал в развалинах посреди мертвой тишины, раскинув руки. Его лошадь, с которой он делил радости, невзгоды и последнюю горбушку хлеба, стояла рядом и удивленно смотрела на боевого друга.
Потом наклонила голову, и стала осторожно касаться губами лица человека, как она это делала раньше, пытаясь разбудить уставшего бойца. Лошадь пыталась понять, почему ее друг неподвижен. Не просыпается и не встает. Не гладит ее по гриве, не прижимается небритой щекой к ее теплой шее. Не встает и вообще пугающе неподвижен. Хотя от него еще идет тепло. И такой знакомый и родной запах.
Сцена была предельно трогательной и выразительной. И у мальчугана потекли горькие слезы. Ему стало жалко и дяденьку, которого убили, и лошадку, которая жива, но у нее никогда больше не будет лучшего друга. Дяденьки с автоматом и небритой щекой.
Мальчик не понял, но почувствовал что значит “никогда”. И что такое “уходят”. Неважно, куда и как. Либо в иные пространства, либо превращаясь в белых журавлей. Это не так важно.
Важно то, что ушедших больше никогда не будет рядом. Мы будем их помнить, будем даже ощущать их присутствие. Но никогда больше не почувствуем тепло их руки.
Не в силах больше сдерживаться (плакать стыдно!) мальчик разрыдался на весь зрительный зал. Бабушке ничего не оставалось делать, как выйти с ребенком через задний выход на улицу.
Но и там мальчик продолжал рыдать. Перед глазами стоял грустный образ лошадки. И неподвижно лежащий дяденька.
Дальше я помню смутно. Но образы дяденьки и лошадки долго не отпускали меня. Да и до сей поры не отпустили.
С той поры, как только заходит разговор о войне, я вспоминал эту тихую сцену из фильма. Красноармейца и лошадку. Как образ великой беды, которую несет война людям. И уже с позиций взрослого человека понимал, какую напасть отвели наши отцы и деды. Ценой своих жизней.
А еще мне вспоминается другая лошадка. Та, которую помнит моя мама. Маме тогда было около четырех лет.
Лето сорок четвертого.
Десятая стрелковая дивизия теснила врага, и немцы приняли решение оставить Опочку. При этом, всем расквартированным было приказано сжечь оставляемые деревни. Жителям деревни Пружки было приказано взять пожитки, имевшийся скот, и уйти в лес. Все дома подлежали уничтожению.
Вот и помнит мама моя тот лес, лошадку и кустик землянички. А земляничка – прямо под лошадкой. Очень хочется скушать ягодки, но боязно. Они ведь под лошадкой. А вокруг как-то тревожно. И все чего-то ждут.
Деревню не сожгли. Жители уговорили немцев не брать лишний грех на души. И те ушли, не выполнив приказ и оставив все в целости. Даже личные вещи свои оставили. Они видимо поняли, что им пора домой. Нагостились. И, наверное, они тоже были людьми. Родом из своего “фатерляндского” детства. Просто им приказали когда-то. Вот и пришли незваными гостями.
Наверное, те, кто начинает войны, не посмотрели в детстве сюжет про несчастную лошадку. А быть может, им не посчастливилось быть родом из детства. Вот они - то мстили и мстят нам. Тем, кому посчастливилось быть родом из детства. Почитайте новости. До сих пор мстят.
Нам нужно всегда держать наготове армейские сапоги начищенными до зеркального блеска.
Стоит нам поменять сапоги на домашние тапочки, на следующий же день по чисто вымытым полам наших хат загремят грязные сапожищи незваных гостей. Сапожищи могут пряниками и печеньками приманить. Но не надо обольщаться. В любой момент они могут и под дых дать, или куда по-больнее... Снимем розовые очки.
А еще, нужно не забывать намывать полы и вытирать пыль в своем доме. Чтобы чище и светлее жилось. И вообще...Ведь мы внуки и правнуки Победителей. А живем порой как-то грязно и убого во всех смыслах, лозунгами прикрываясь. Не думаю, что наши павшие это одобрили бы. Пора и выводы нам делать.
Мой дед в семейные праздники всегда поднимал рюмку “Зубровки” и с чувством произносил:
-Ну, чтобы не было войны!
Дай Боже, чтобы ее не было! Пусть остается только ее долгое эхо. И пусть мы будем слышать его. Чтобы не допустить того, что произошло в те далекие годы.
5. Берлинский Цветок
Александр Головко
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Пёстрый цветок на борту фюзеляжа –
«Мессер» фашистский, матёр и жесток.
Так подавали враги себя важно
И романтично: «Берлинский цветок»*.
Враг мог куражится в небе Парижа ли,
В небе над Лондоном иль над Москвой…
Сопровожденье* ему жертву выложит,
Он и собьёт, ведь ему не впервой.
Вылеты «Мессера» были помпезными,
Скольких сгубил – сосчитай их, поди...
Звякнут награды крестами железными
На бессердечной фашистской груди…
Он далеко не профан и не паинька,
С хваткой смертельною, цепок, как дог,
Вдруг на пути – молодой Колонтаенко**
Дерзко встречает «Берлинский цветок».
Курсы окончив, с немецкими асами
В небе сражался безусый юнец,
Дерзкий, отважный, в бою был прекрасен –
Немцам пророчил бесславный конец...
Молнией светит чужая эмблема.
«Жора, куда ты? Назад, баловник!»
Но не возникла пред парнем дилемма:
Ринулся в бой на врага напрямик!
«Пёстрый» уйти от мальчишки пытается
С переворотом – стремительно вниз.
Но на прицел в тот же миг попадается.
Очередь. «Мессер» безвольно завис…
На! Получай же, фашисткая гадина!
Рухнет он камнем на землю в кусты.
Позже останки его будут найдены,
Целы останутся только кресты…
Спросит командующий чуть удивлённо,
Вызвав к себе командира полка:
– Что за смельчак там у вас одарённый:
Аса-фашиста достал с «потолка»?
Скажет в ответ комполка без утаинки:
– Есть такой лётчик. Я в толк не возьму:
Жора, мальчишка ещё – Колонтаенко,
Лишь восемнадцать ему…
*Сопровождение – воздушная охрана, помощники аса-пилота.
**Герой стихотворения воевал в небе Крыма, Анапы и других местах Причерноморья. После 1945 г. воевал на Дальнем востоке. Ни разу не был сбит. Представлен к званию "Герой Советского Союза", но за провинность награду не дали...
полный рассказ в книге автора "Там, где пехота не пройдет. Суворов. Колонтаенко".
6. История семьи Мищенко-Солодовниковой
Александр Головко
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Есть одна черта, объединяющая людей старшего поколения в служении Белоугольской гидроэлектростанции. Черта эта ; беззаветное служение любимому делу, вера в лучшее будущее страны…
У каждого из них своя неповторимая судьба, как у тысяч других судеб, в них проявились лучшие качества человеческого характера: любовь к Родине, взаимовыручка, самоотдача в учёбе и в труде, честность и порядочность, и многое другое, о чём нынче мы теперь лишь вздыхаем с сожалением…
Рабочая династия Мищенко – часть истории Белоугольской ГЭС, вместившая судьбы нескольких поколений.
; Дедушка и бабушка по отцовской линии, ; делится воспоминаниями Лина Ивановна Мищенко-Солодникова, ; приехали в Ессентуки из Арзгира в голодном 1921 году, чтобы хоть немного подзаработать. Потом дедушка уехал назад, но не вернулся. Бабушка с мамой пошли пешком в Арзгир. На месте у родственницы узнали страшное известие: дедушка погиб, дом и имущество разграблены, а «доброхоты» посоветовали лучше не появляться на родном пепелище...
Бабушка вернулась в Ессентуки, работала на хозяина-казака, пережила невзгоды, выросли её дети.
Отца призвали на третий день, и он воевал вплоть до 1943 года. Последнее письмо, полученное от него, означено пятым августа того же года, где он восклицал: «Сейчас вернулись из адской мясорубки! Нас осталось – крохи, ждём пополнения, и скоро снова в бой».
Потом пришло сообщение о том, что он пропал без вести…
Воевали и братья отца: Пётр (в бою был контужен), Михаил (вернулся без руки).
За отца, погибшего на фронте, после войны семья получала пособие.
А вот как погиб дедушка по линии матери Анастасии Ивановны, ветеран Белоугольской ГЭС, Алексей Львович Мищенко, с которого и началась рабочая династия Мищенко, ;говорит Лина Ивановна, ; рассказ особый. Фашисты арестовали дедушку, и ещё четверых мужчин. Подозреваю, что случилось это по наводке приспешников-полицаев, выслуживавшихся перед хозяевами. Все пятеро арестованных, были брошены в пятигорскую тюрьму «Белый лебедь» под Машуком. Схватили их в октябре 1942 года и три месяца держали, пытали...
Жена с сыном всё это время носили передачи, надеясь, что узников освободят. Но однажды передачу не приняли, сообщив, что все заключённые выбыли…
«Как это выбыли?» «Куда выбыли?..» ; недоумевали родственники, но на все вопросы сыпались лишь угрозы.
Вскоре, после отступления фашистов, мы с другими родственниками пропавших узников стали искать их и нашли убитыми под Машуком. Это ошеломило нас. Моему дедушке было на тот момент всего пятьдесят пять. Казнили ни в чём не повинных людей. Обезображенные тела погибших лежали раздетыми, с отрезанными ушами, вырванными ногтями, а головы – прострелены.
Обидно, что дорогие сердцу люди не дожили всего несколько дней до бегства оккупантов с Кавминвод. Их пытали, значит, они не пошли на сделку с врагом, возможно, они имели связь с партизанами, об этом я теперь могу лишь догадываться.
После войны на месте расстрела героям был установлен общий памятник.
Лина Ивановна до сих пор не может говорить без слёз и горечи, вспоминая о дедушке. Запомнила она его жизнерадостным, добрым и отзывчивым, прекрасным семьянином. Коллеги отзывались о нём как об отличном работнике на производстве.
7. Сквозь пламя ада
Александр Головко
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
О зверствах гитлеровцев свидетельствует
Василий Лягушов - пленник фашистских пересылочных
лагерей в Гомеле, Чернигове, Барановичах;
узник застенков Праги, Брно, Моравской Остравы,
неоднократно приговорённый
к смерти в Освенциме и Дахау.
1.
- Я к смерти был приговорён не раз.
Теперь не помню точно: умер, жив ли?..
Сжигали и расстреливали нас,
Присвоив право на чужие жизни.
Меня водили трижды на расстрел,
И трижды очередь на мне кончалась,
Сгореть в печи я мог, но не сгорел...
Судьба моя, как на весах, качалась.
Я виселицы трижды избежал,
Не цепки оказались лапы смерти.
Её порой я как спасенья ждал…
Смерть не страшна в страданиях, поверьте.
Я помню боль.
Не рассказать о ней.
Молчат рубцы на сердце, как зарубки,
А от побоев шрамы на спине
Оставили фашистские ублюдки!
Металась, как в силках, моя душа,
Я сдерживал себя от подлой дрожи.
В аду, где жизнь не стоила гроша,
Бороться приходилось, кто как может…
Из плена трижды делал я побег
В края,- где свет родного небосвода.
Где гордое есть имя – «Человек»!
Где сердце ждёт желанная свобода.
О, ты, Свобода!- сердцу сладкий звук!
Тобою до войны не дорожили,
Дышали мы, не думая, что вдруг
Тебя не станет, как беспечны были!
Электриком на станции служил,
Довольствуясь вполне своею жизнью,
С любимым делом знался, не тужил,
Семью имел, коллегами был признан.
Мне б снова с Таней свидеться, с женой,
И с Белым Углем, одолев напасти.
Далёкий уголок земли родной,
Жизнь в мире до войны - вот было счастье!
Работал от зари и дотемна,
Все знали нас в посёлке - Лягушовых.
Всё отняла проклятая война.
За это драться с немчурой пошёл я.
Но воевать недолго привелось,
Поспешно отступали мы с боями.
Был ранен, в плен попал. Осталась злость:
Как расквитаться с подлыми врагами?
Теперь чужой мерцает небосвод,
Но я не сдался, продолжая биться,
Искал момент бежать, да только вот
Собаками нас охраняли фрицы.
Когда же обволакивала ночь,
Без сил валился я ничком на землю.
Хоть жилист был, но трудно превозмочь
Лишения, коль раненый и пленный.
Лежали мы вповалку на земле,
Спасительным лучом луна манила,
Как будто подавала руку мне
И ввысь влекла неведомая сила.
Но набегала тень от облаков,
И сердце жгла тоска невыносимо.
Припоминал Кавказ и земляков,
Семью, родных, что дороги, любимы.
Я знаю, там им тоже нелегко,
И некому утешить в этом свете.
Дочурку бы увидеть и сынков,
Хотя б домчал им весть бродяга-ветер.
Напел бы им, что жив, что всех люблю,
И передал привет жене б и деткам.
Хоть мочи нет, я трудности стерплю,
Ведь русский дух живёт во мне от предков.
Стонали раненые и просили пить,
Прохлада ночи - малая отрада.
А я шептал упорно: надо жить,
Любой ценой бежать отсюда надо!
Бежать. Но как побег осуществить?
Об этом каждый здесь мечтал, наверно,
И хуже, думал я, не может быть
Страданий, навалившихся безмерно.
Но всё, что пережить потом пришлось-
Такое не увидишь и в кошмаре,
От страха, будто сердце запеклось,
Глаза затмило, словно едкой гарью.
Врага, Бог, за кощунство покарай!
За лозунг, что над лагерным был входом
В Освенциме, вещал: «Arbеit maсht frei»*.
Но только смерть давала здесь свободу...
----------------------------------------------
* «Труд делает свободным» ; с немецкого
-------------------------------------------------
За Родину мы можем умереть,
И защищать её - дано нам право,
Но нету права нам в печи сгореть,
Как скот на бойне, - без борьбы, бесславно...
Расписан чётко лагерный устав.
В нём день и ночь налажена «работа»,
Где смерти жернова, не перестав
Молоть, не знали жертвам счёта.
Но мне, однако, очень повезло:
Был на свинарник я отправлен к фрицу
С напарником. «Вживаясь» в ремесло,
В хлеву мы спали, ели жмых-кашицу.
Здесь, наконец-то, подвернулся шанс:
В неволе, чтоб не сделаться свиньёю,
Решили мы бежать и как-то раз
Рванули в лес дождливою порою.
Сквозь пасмурные тучи в вышине
Луны фонарь путь освещал, мигая.
И филин глухо ухал в тишине,
Лесную чащу криками пугая.
Бежали без дорог, едва дыша,
Без сил, шатаясь, шли сквозь сумрак ночи.
Погони нет, воспрянула душа,
Пора бы отдохнуть - устали очень.
Но, чтобы не настигла нас беда,
Как звери днём в кустах глухих сидели,
А с темнотой - Полярная звезда
Вела нас на восток к заветной цели!
Всё б ничего, но голод донимал,
К жилью мы выходили только ночью.
Однажды петуха мой друг поймал,
Сырым его глотали мы, не морщась.
Стояла осень. На полях морковь,
Картошку, озираясь, мы копали.
Но без еды мы голодали вновь
И прячась, от бессилья засыпали.
А раз вдоль речки пролегал наш путь,
Как будто в дальнем детстве на Подкумке.
Вдруг вижу, как во сне, - сдавило грудь:
Стоит девица, «Красный крест» на сумке.
Не ожидали мы подобных встреч.
Подходим ближе, просит не бояться:
«Я – «Красный крест», - по-русски молвит речь, =
Я выведу вас к партизанам, братцы».
И «вывела».
Прямёхонько к врагу,
Дошло нам позже: «утка» подсадная.
И снова - плен, побои...
Не могу.
Свобода унеслась, как дым, растаяв.
Прощался с жизнью я, судьбу кляня,
Но смерть визит обратно отложила.
И здесь спасла профессия моя,
Ведь до войны электриком служил я.
Припомнил Белый Уголь, речку, плёс,
Где слышался Подкумка мирный рокот
И водопад, летящий под откос,
У домика близ станции высокой.
Как будто птицы гнёздышко плели.
И в то гнездо, как ласточка, влетая,
Смотрел на радугу, цветы цвели вдали…
Закрыв глаза, на нарах так мечтал я.
Но растворялся этот сон живой,
И милые друзья, и всё родное.
Маячил с автоматом часовой
На вышке, словно дьявол, предо мною.
Не рассказать про все мытарства мне.
В Сопротивленье* действуя, сражаясь,
Мы умудрялись выжить в том огне,
Давя к себе непрошеную жалость.
С друзьями снова я бежать решил,
«Колючку» ночью отключив от тока,
Мы выбрались. Но вновь в лесной глуши
Поймали швабы** нас, избив жестоко...
Потом я в третий раз бежал. Судьбой
Играл, она скупа на милость.
Четыре года ада - за спиной,
Как рыба бился.
Где ж ты, справедливость?!
--------------------------------------------------
* Сопротивленье – интернациональное подполье, организованное
в Освенциме русскими, поляками, чехами, немцами – людьми, сильными духом; оказывало помощь заключённым, устраивало диверсии, имело связь через поляков с внешним миром.
**Швабы – Прозвище ненавистных немцев.
2.
Фронт близился, я слышал гром в ночи:
Всё громче канонада наступленья.
Но в ров согнали пленных палачи,
Чтоб уничтожить всех, скрыв преступленья.
Под лай собак и свет прожекторов
Из пулемётов пленных добивали,
Бульдозеры закапывали ров,
А сверху огнемёты поливали...
Мир треснул в той траншее пополам,
Как будто воцарился ад кромешный.
На мне лежали мёртвые тела,
Я выбраться пытался безуспешно.
Не зная слов, молитву я шептал,
Как в забытьи валялся без движенья.
Мне чудилось, что призраком я стал,
Что умер я
и что конец мученьям.
А утром в тишине пронёсся крик,
По-доброму взывали к нам впервые:
«Товарищи! Настал свободы миг!
Вставайте, бедолаги,
есть живые?»
Над головой моею покружив,
Смерть отпустила путы в душегубке,
Лежу, раскинув руки, с мыслью - «жив.»
Саднят лишь болью на сердце зарубки.
Со злостью думал: дайте ж, встану в строй,
Задам вам перцу, взяв винтовку в руки,
Схлестнусь уж с ненавистной немчурой,
И отомщу за боль свою и муки!
И вот, едва оправясь, рядовой,
Я в логове врага громлю бесстрашно.
От пуль не прячусь на передовой,
Спасенья нет фашистам в рукопашной!
Как ни громи проклятого врага,
Едва ли расквитаться за любимых,
Которых не вернуть нам никогда,
О ком душой страдающей скорбим душой мы.
Я умирал в Освенциме не раз,
Вновь обращаюсь к вам, сынам Отчизны:
Фашизму - нет!
Я заклинаю вас!
Взывая к памяти во имя жизни!
Победой зло остановить смогли,
Пришла она - и всем нам стало легче.
Но всё же, тлеют на сердце угли’ -
Душой навек войной я покалечен.
Я долго успокоиться не мог.
А тут измену мне ещё пришили...
И повезли, как зека, на восток,
Потом на юг, в Сухуми, на машине.
Я рад, что не в Освенцим...
Мало, знать,
В плену хлебнул я горюшка-кручины.
Пороги долго обивала мать,
Моля начальство, чтоб «простили» сына.
И всё ж дохлопоталась, помогла -
Вернулся я и встретился с семьёю,
Оттаял… Горечь будто отлегла,
Ушёл в работу снова с головою.
ГЭС восстанавливали по частям,
Хоть сами жили в голоде, разрухе,
Но рады были добрым новостям,
Со всей страною возрождаясь духом.
И я втянулся вновь в рабочий ритм,
Днём некогда скучать, тревожить нервы.
Но по ночам вновь снились вспышки битв,
И крематория зияющее же’рло.
Там лес людских вздымающихся рук,
Безмолвных ртов, как в связке монолитной.
Я видел очередь, а в ней мой лучший друг,
Он шёл к печи - утробе ненасытной...
Там запах смрада над землёй висел.
И воздух духом гари весь пропитан,
Горели штабеля из дров и тел,
Трещало пламя, дым - аж до зенита!
Метался, просыпаясь, я в ночи,
Жена меня, лаская, утешала.
Но лишь засну, как жаром из печи
Мне жутью смерть в лицо моё дышала…
А днём - работа, добрые друзья,
В делах я забывал тот ад кровавый.
Мне думалось: знать, выжил я не зря -
За всех судьбой мне жить даётся право.
Сынов двоих бы вырастить и дочь,
Да свет давать, как ранее, бывало.
Я выдюжил, я должен превозмочь
Груз тяжких лет, а это всё ж немало."
От автора
Герой мой жил в эпоху грозных лет,
Отдав себя «до дней последних донца».
И жизнь его, скажу я, как поэт,
Была ярка, сродни свеченью солнца.
Свой подвиг до конца не осознав,
Ушёл из жизни тихо, незаметно.
Не сломлен стержень, верил в то, что прав,
Служил добру и людям беззаветно.
Два памятника в честь него стоят:
Освенцима погасшие руины,
И гидростанции, как мужества маяк,
Где труд и подвиг слиты воедино.
Свершениям его забвенья нет.
Сияет светлячком она землянам,
Из Космоса тот чистый виден свет,
Как детства незабвенная поляна.
Всем отстрадавшим людям грозных лет
Любви своей я гимн пою сегодня.
Живите в памяти всегда народной
Душ ваших чистый, несказанный свет!
А НА ПОДКУМОК ВНОВЬ ПРИШЛА ВЕСНА
А на Подкумок вновь пришла весна,
На разные хоры заголосила,
Рождением своим удивлена,
Являя миру красоту и силу!
Промчались годы табуном коней,
Как воды рек, гривастою волною.
Стальные кони - символ наших дней,-
А что придёт за конницей стальною?
Звончей журчит студёная вода,
Весны всепобеждающая талость,
Кричит о том, что с гор не раз сюда,
В долину жизни, к людям возвращалась!
В снегах седые горы и виски,
Но жизнь идёт на смену молодая!
По всей России, словно маяки,
Электростанций светлячки сияют.
8. Там, где пехота не пройдет
Александр Головко
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Отрывок из книги
* * *
В тылу врага аэродром надёжный у станции Тацинской находился. Оттуда мост воздушный к Сталинграду налажен был, пока что помогал он фашистам продержаться в обороне.
Ватутиным - командующим фронтом придуман план рискованный, но верный: рассчитан чуть на русскую отвагу и где-то на российское «авось». Верховному о плане доложил он: «Опору у противника чтоб выбить - отправить нужно рейд в глубокий тыл, в район Тацинской станции, где немцы имеют базу и аэродром. И надо уничтожить эту базу любой ценой, тогда на этом фронте мы сможем обеспечить перевес».
План Сталиным одобрен и из Ставки Ватутиным получен был приказ: «Держать комкору лично под контролем секретной операции исход».
24-й корпус подготовлен - танкисты и стрелковая бригада. С армейских складов срочно доставляли боеприпасы танкам и горючку. К началу выступления «на брата» раздали всем по два боекомплекта, соляры танкам тож по две заправки, пехоте и танкистам на дорожку - пять сутодач харчишек в дальний путь.
Назначен генерал-майор Баданов возглавить этот рейд беспрецедентный. Доверие имел у подчинённых, авторитет немалый заслужив. В Гражданскую познал богатый опыт, сражаясь в Красной Армии, усвоил Баданов по Суворову науку – не силой, а уменьем побеждать. Умел он, если надо, партизанить, вести бои с противником в тылу. Став кадровым военным, он в 20-х - 30-х путь прошёл вполне успешный от командира роты до комдива.
Стал ключиком условным рейд опасный в боях за осаждённый Сталинград! Все знали, это пахло авантюрой, но дерзость - главный козырь на войне. Потерями немалыми грозило такое предприятие для нас. Но кто считал заранее потери? Товарищ Сталин точно не считал. Момент назрел, какие здесь сомненья: иль грудь в крестах, иль голова в кустах…
Судьбой даётся шанс такой не часто, благоволит победа тем, кто смел, успешен, успех же операции возможен, когда желанья дружат с головою. Мы на своей земле и, надо, братцы, сражаться не жалея живота - с земли родной нельзя нам отступать!
Рождественский «подарок»
Войне сентиментальность не чуждА. Совпало так, католикам настало встречать на фронте праздник Рождества, под Новый год у них он наступает, как чудо свыше, что дарует Бог. И тут германским доблестным воякам, как не сказать тост за свою победу, ни выпить шнапс за фюрера всем стоя, за тех, кто ждёт в любимом Фатерлянде? За ненаглядных фрау, малых деток, хранимых в фотокарточках под сердцем - щекастых, белобрысых и желанных, что ждут своих Адольфов, Куртов, Гансов, когда они с блицкрига к ним вернутся - обнимут мутер-фатер, кляйне-майне…
В тоске по временам, что были прежде, за кружкой пива, за весёлым Рейнским, за пенистым шампанским с пузырьками, в Баварии иль в Пруссии немецкой, иль может где-то в Баден-Вюртенберге… ах как встречали Рождество они, под песенки и дружное застолье, в раскачку и под бравое «ха-ха».
Воякам мир казался здесь уютным под Рождество, ничто не омрачало в глухом тылу попраздновать беспечно. Им нынче приказали бить Советы, за всех подумал фюрер и - припёрлись, стоят на наших землях - так им надо. Встречать что ль больше негде Рождество? А отоспавшись, встанут по утрянке, продолжат развлеченье людоедов: вновь убивать детей и слабых женщин, славянских непокорных стариканов, с жестокой педантичностью вандалов, чтоб насадить немецкий «Ordnung» свой…
И невдомёк воителям набожным пред праздником смирения и веры, что нашим детям подло причинили они своим вторженьем столько зла…
Но в эти дни фашистов ждал «подарок», от Дедушки от русского Мороза, сюрприз был подготовлен им отменный: из пороха был «сахарный» гостинец, «конфеток-леденцов» на всех с запасом из крупного и мелкого свинца, сигар-снарядов, чтоб «курили» вдоволь, с доставкою на танках на места.
И шнапс им стался горькою отравой… С тачанки Громовержца, лишь заря зарделась, как кровь, на фюзеляжах самолётов, что спали по линеечкам в шеренгах, на головы беспечного фашиста наслал свои он огненные стрелы, как гром, среди зимы метал с небес.
В подштанниках, как будто, с белым флагом, выскакивали дружно на морозец, а их здесь принимая, угощали огнём снарядов, пулями взасос…
Пытались немцы выглядеть достойно, но без приказа трудно управляться. Куда бежать и как обороняться, когда вокруг земной разверзся ад!
Аэродром. Десятки самолётов. Взлететь, кто порезвее, собирались. Разбег короткий, слишком уж короткий… вонзился «Юнкерс» в танк советский – «Бэмс!». Послышался металла страшный скрежет, взметнулось пламя яростным драконом.
Вот две машины - всё же ухитрились подняться в воздух, но подвёл манёвр их… и самолёты, словно бы в кошмаре, лоб в лоб столкнулись, и раздался грохот, как фейерверк, над степью рассыпаясь, осколки разлетались далеко.
Зенитчики оправились, и тут же в упор по нашим танкам стали хлопать. Вот башня танка свечкой загорелась. Танкисты вскоре, как сурки, из люка, откинув крышку, пулей вылетали. Огонь кинжальный двух пришпилил насмерть к броне на миг иглою жгучей, короткою, как ниткою свинцовой. Худой танкист змеёй пополз горящей, от боли сильной корчась, извиваясь, но вскоре в страшной позе успокоясь…
И всё же наши смяли оборону, противник опрокинут, и с разгону давили танки «хенкелей» фашистских, и «юнкерсов» крушили, увлекаясь, они хрустели смачно, как капуста - домашняя из погреба зимой. Усвоили приём один танкисты: «топтать хвосты стоящих самолетов».
Плескался языком огонь пожаров, багровым колокольным небосводом звенело у фашистов, как на мессе. Безумие на лицах мёртвых фрицев - таков эффект внезапности имел!
9. Великая Отечественная глазами моих родителей
Виталий Голышев
Семьдесят лет Великой Победы! Святой праздник для нашего народа. У каждого он свой, но для всех нас он един. Един своим духом, един порывом, един скорбью, един памятью…
Три поколения родились в мирное время, но люди помнят, люди знают, люди чтят. Тех, кто воевал, кто лёг в братские могилы, кто пропал без вести, кто прошёл ужас плена, кто пропахал пол-Европы, отвалялся в госпиталях и медсанбатах, дошёл и расписался на Рейхстаге. Тех, кто оставался в тылу и своим трудом, своим здоровьем ковал победу нашего народа.
Это перешло в нашу генетическую память народную и её не стереть, не исказить, не очернить, как бы этого не хотели, не пытались делать ныне наши недруги, каким бы благими пожеланиями они не прикрывались в своих потугах.
Мы помним! Мы знаем из уст своих родителей, как, какой ценой досталась эта Победа, и эту память, эти знания передадим детям и внукам!
Предлагаю Вашему вниманию воспоминания моих родителей о тех далёких, таких героических, и таких трагичных годах. Им повезло: они не участвовали в боях и сражениях, как большинство их сверстников, они учились в военном вузе. Но они были свидетелями того времени и оставили всем нам в память свои воспоминания. Пусть же и они лягут в общенародную копилку Памяти нашего народа…
МАРГАРИТА ГОЛЫШЕВА
КОГО ПОМНЮ И ЧТУ. МОЯ СЕМЬЯ.
(Выдержки)
Друзья, мы собрались на юбилей,
Хотя могли бы не собраться.
Мы – очевидцы грозных дней,
И те – кто нам помог в живых остаться.
Пускай нам скажут: «Повезло!»
Да, повезло в живых остаться,
Стараться всем смертям назло
И горстке тех, кому пришлось сражаться.
Их мало, кто остался с нами,
И легче посчитать их будет вскоре.
Они как памятники сами
Тех тяжких лет войны и горя.
И потому их юбилеи
Вдвойне сегодня нам дороже.
И пусть цветы везде алеют,
И память подвиги их множит.
(Мамины стихи.
Ленинград, 1987 г., 40-летний
Юбилей окончания института).
ПРЕДИСЛОВИЕ.
…Эти записки написаны мной – Голышевой Маргаритой Флегонтовной, урождённой Поповой. Родилась я в 1924 году. Отец мой, Попов Флегонт Петрович, родился в 1897 году, умер 1 марта 1986 года в Кишинёве. Родился он в селе Малая Минуса, Красноярского края. Мама, в девичестве Тольская Галина Андреевна, родилась также в Сибири, в городе Ачинске, Красноярского края, в 1901 году. Умерла 5 августа 1971 года в Кишинёве…
(Мама прожила 76 лет и ушла из жизни 14 марта 2000 года в Хабаровске. Виталий Голышев).
Я И МОЯ СЕМЬЯ.
…Это были грозные предвоенные годы. Как поётся в песне, исполняемой И.Кобзоном (автора не помню) «Год сорок первый, начало июня – все ещё живы, все ещё живы». А 22 июня вся страна уже знала, что Гитлер вероломно напал на Советский Союз. Вероломно и с огромной скоростью двигался на восток, захватывая один город за другим. Потянулись вдоль дорог эшелоны – на запад с военной техникой и воинскими частями, а на восток – с эвакуированными людьми и вывозимыми на восток заводами и пока ещё гражданской техникой и оборудованием.
У меня впереди был 10 класс и его окончание, у папы – призыв в стройбатальон где-то на Урале, а у мамы – многолетний труд, без выходных дней, отпусков, с карточками на хлеб, вместо которого приходилось иногда есть и жмых. Ребят из нашего дружного интернационального 9 класса (11 национальностей) - (а жили они тогда в узбекском Андижане. В.Г.) – из города сдуло как ветром. Большинство ребят были взяты в училища, а то и просто на фронт, где они все и погибли в первые дни войны. Школу закрыли, расформировали по разным, чуть ли не сельским, классам. А наше большое светлое школьное здание отдали под госпиталь.
Наконец десятый класс окончен. Сорок первый – сорок второй учебные годы были самыми трудными и для учителей и для учеников, многие из которых были эвакуированными. Впереди была полная неизвестность. Желание идти в медицинский институт, как я всегда мечтала, пропало после окончания краткосрочных медицинских курсов.
Практика в разных отделениях городской больницы показала, что медицина меня уже не интересует. Медицинские курсы давали возможность попасть на фронт, а дальше – гарантию на приём всё в тот же институт без экзаменов. Фронта я не боялась. Во-первых, юность бесстрашна, во-вторых, неизвестно, чем всё может обернуться для молодой девушки.
Хотелось ещё попасть в Московский институт инженеров связи, эвакуированный в Андижан из Москвы. Я подавала документы туда и была зачислена абитуриенткой. Но эта перспектива отпадала, так как надо было как-то существовать. Мама работала на заводе бухгалтером и вела полуголодное существование. Папа в это время был в трудовой армии. Приехал распухший, больной, комиссованный по болезни – язвы желудка. Я работала на заводе учётчицей и получала гроши. Какая уж тут учёба? Разные мысли бродили в голове о своём будущем.
И вдруг фортуна улыбнулась мне и ещё трём моим подружкам. В нашей компании был парень из Ростова – сын военного политрука – капитана. Его отец побывал в командировке в Ленинабаде (Таджикистан), куда был эвакуирован или передислоцирован из Москвы Высший военный Гидрометеорологический институт Красной Армии.
Он сообщил нам, что в Ленинабаде производится набор на первый курс этого института ребят и девушек в количестве 100 человек девушек и приблизительно такого же количества ребят. Нужны были кадры для фронта, поэтому выпуск должен быть ускоренным. Условия приёма и учёбы были сказочными. Всем курсантам (или как тогда называли принятых в институт – слушателям) выдавалось военное обмундирование, бесплатное питание и ещё стипендия 300 рублей. Лекции читались лучшими московскими преподавателями и профессорами по институтской программе.
Это был воистину дар небесный, не известно за что данный нам в такое тяжёлое для страны время. Документы оформлялись через военкомат, вызов тоже, нужно было сдать три экзамена и пройти мандатную комиссию.
В первых числах 1943 года мы четверо будущих военных метеорологов оказались зачисленными в этот институт. Все наши проблемы были враз разрешены. Это был подарок судьбы, в то время, когда наши одногодки гибли на фронтах войны, мы сидели, правда, не всегда в тёплых аудиториях, но всё же с затирухой не в пустых желудках, и слушали лекции.
В конце 1943 года наш институт эшелоном был возвращён в Москву. На территории теперешнего Гидрометцентра нас ждали два здания. Одно пятиэтажное здание не было достроено из-за начала войны. В нём должен был разместиться метеорологический факультет с аудиториями, общежитиями и подсобными помещениями. Второе здание трёхэтажное было разрушено бомбой. Там размещался гидрологический факультет. Нам – слушателям предстояло всё это достроить и переделать. За лето нами были освоены многие строительные профессии и к осени мы уже смогли сесть в аудитории на занятия.
Мы были счастливы, что жили в Москве, хотя в городе свободно мы появлялись не часто. Нам было присвоено младшее офицерское звание «младший техник-лейтенант». И к концу второго курса мы уже гуляли в перешитых шинелях с белыми офицерскими погонами.
Осенью 1944 года нас ждал ещё один сюрприз. Институт переводился в Ленинград, на Васильевский остров, рядом с Биржей и Ростральными колоннами на стрелке Невы. Нам было отдано трёхэтажное здание института имени Павлова, где ещё в то время был слышен визг и лай собачек, над которыми сотрудники института проводили эксперименты.
Это был очередной, поистине царский, подарок судьбы. Ленинград был ещё малолюден. Величественный дворцы и здания стояли почти без обитателей, так как из эвакуации вернулась малая часть людей, а большинство старых коренных жителей сотнями тысяч лежало на Пискарёвском кладбище.
Ленинград нас заворожил. Эти исторические постройки, дворцы, здания и украшения, набережная Невы, белые ночи – всё это неописуемо действовало на нас. У многих прорезался поэтический дар. Я могла часами ходить по этим малолюдным улицам и изумляться каждому строению, каждому уголку города. Думалось: за что судьба сделала нам этот бесценный подарок. Не сон ли это? Нет, не сон, а явь, и это всё происходило с нами.
Наконец наступил День Победы 9 мая 1945 года. Что делалось в городе и в наших общежитиях – надо было видеть! Описать это было не возможно. Весь наш институт стоял на голове вверх ногами. А в городе хватали первых попавшихся людей, одетых в военную форму, и качали или подбрасывали в воздух. Иногда люди попадали незаслуженно в герои. Раз военный – значит победитель.
Наряду с радостью было и много огорчений и горестей. Так, у Юры, с которым мы были почти помолвлены, его отец погиб под Берлином 5 мая. Он поехал посмотреть поверженный город. В местечке Зеефельд он нашёл своё вечное упокоение, так как, не доехав немного до Берлина, его автомобиль наскочил на мину.
Было тяжёлое ранение и смерть в госпитале, смерть после окончания войны, 5 мая, после стольких лет надежды на скорое возвращение домой. Конечно, эта трагедия не могла быть сглаженной радостью общей победы.
А сколько было таких трагедий. Люди прошли несколько лет тяжёлых потерь и ожиданий мирной заслуженной счастливой жизни. И вот в последние дни и часы смерть побеждала жизнь. Какая несправедливость!
Но многие дождались и счастливых минут встречи с домом, близкими. Жизнь продолжалась!..
ЮРИЙ ГОЛЫШЕВ
НАЧАЛО ВСЕХ НАЧАЛ.
(Фамильная Сага).
(Выдержки).
Пока мы боль чужую чувствуем,
Пока живёт в нас состраданье,
Пока мечтаем мы и буйствуем,
Есть в нашей жизни оправдание.
(Андрей Дементьев)
…Итак, в 1940 году простились мы со школою. Ребята моего 10 класса 1922 года рождения были призваны в Красную Армию. А я 1923 года рождения направился сдавать экзамены в Казахский горно-металлургический институт. Был принят на маркшейдерское отделение горного факультета.
В мае 1941 года после окончания первого курса института мы отделением были направлены на геодезическую практику в, до чертиков знакомый мне, Талгар. После успешного завершения этой практики мы солнечным утром 22 июня 1941 года, преодолев на автомобиле 25 километров, оказались в Алма-Ате. За семейным обеденным столом услышали по радио тревожно-взволнованный голос Молотова, передававшего громовую весть о нападении фашистской Германии на Советский Союз. Войну СССР объявили Италия и Румыния.
Отец, участник 1-й мировой, Гражданской войн и боевых действий на китайской границе Семиречья, отчетливо представлявший себе, почем фунт военного лиха, замолк и посуровел. Я же, собиравший газетные вырезки карикатур Б.Ефимова и Кукрыниксов, по ним предчувствовал эту возможность. Но война все же обрушилась. Это тяжелое сообщение оборвало семейную словесную и душевную радость моего окончания геодезической практики в родимом для отца Талгаре.
В конце июля 1941-го мне пришла повестка явиться в военкомат. И со знакомого алмаатинского железнодорожного вокзала поезд мою оживленную команду призывников помчал в Ташкент. Вскоре нас определили в Чирчикский (под Ташкентом) запасной стрелковый полк.
Народу и лошадей в этот полк было призвано много. Выдали нам выгоревшую на азиатском солнце хлопчатобумажную форму с заплатами из свеже-зеленого материала на интересных местах, большие ботинки с обмотками, воинские панамы. Заставили ухаживать за лошадьми, к которым мы, городские ребята, не знали, с какой стороны подходить. Так как в переполненном полку было более трех с половиной тысяч красноармейских ртов, то воинской столовой приходилось кормить призванных в четыре смены.
Вскоре для устрашения молодежи в полку был устроен суд военного трибунала над группой дезертиров полка. Одного из них во всеуслышание приговорили к расстрелу.
Нагрянувшая страшная война требовала не только строгого соблюдения воинской дисциплины, но и духовной стойкости физически здорового молодого воинства. Надо заметить, что юность того времени была самой физически крепкой частью населения страны. Более того – такой здоровой молодежи, рождения 1921 – 24 годов, не было ни в царской России, ни в последующие годы в Советском Союзе и ни в настоящей России. Не будет ее и в ближайшем будущем в нашем отечестве.
В канун войны в Алма-Ате на призывных пунктах военкоматов комиссии признавали годными к военной службе 95 % призывного контингента. А в 2005 году таковых в России было около 30 %! Чем же это объяснить? Прежде всего, тем, что рождавшиеся дети в 1921-24 годах являлись на свет в более экологически чистую среду. Промышленность лежала на боку после двух разрушительных войн – не загаживала природу. Автомобильный парк – главный загаживатель атмосферы – был в мизере.
А голодные годы и сухой закон снизили потребление алкоголя до 1,5 литров на человека (теперь же выпивается 15 литров). Тогда было не до спиртного – не хватало хлеба для проживания. Вынужденные трезвенники и малопьющие родители рождали здоровеньких малышей. О наркотиках знала в те годы в основном медицина. А теперь ими травится в стране до 4-х миллионов человек, из которых значительная часть – молодежь. Свою положительную роль сыграло и тогдашнее недорогое приличное медицинское обслуживание населения, и жесткое преследование шарлатанов от медицины, наводнявших рынки поддельными медикаментами.
Это только мои здоровые сверстники могли выдюжить внезапные, хорошо подготовленные удары фашистского вермахта, несмотря на чудовищное сталинское истребление лучших высших военных руководителей Красной Армии в преддверии кровопролитных столкновений, на государственные и военные ошибки в начале войны.
В начале сентября 1941 года вдруг в мой полк пришёл приказ нашего командующего войсками Среднеазиатского военного округа С.Трофименко – студентов ВУЗов отпустить по домам.
Война огненным шаром катилась по западным территориям Союза, а я в Алма-Ате продолжил учебу на 2-м курсе института. Через неделю вновь повестка. Опять Ташкент и Чирчик. Полк, в котором я только что служил, убыл на фронт. А в его казармах формировалось кавалерийское училище. Командиру моего учебного эскадрона я понравился – лучше всех прыгал через спортивного коня. Но из-за близорукости был отчислен из училища.
Объявился снова в Сталинском райвоенкомате Алма-Аты. Вскоре меня в третий раз призывают и опять направляют в Ташкент. Видимо, меня неспроста вновь направляют в колоссальный центр Туркестана, в который по зову души и добрых родственников моей будущей жены Маргариты с великой радостью прибывали позже.
А тогда узбекский Ташкент был для меня и моих сверстников лишь сборным пунктом для направления в таджикский Ленинабад. В этот древний Ходжент, куда в далеком прошлом доходил со своим войском Александр македонский в именитом походе на Восток, а затем повернул назад в свою Римскую империю, в октябре 1941 года был эвакуирован Московский высший военный гидрометеорологический институт Красной Армии. Мне посчастливилось сходу сдать вступительные экзамены. В ноябре 1941 года я был зачислен слушателем гидрологического факультета этого военного института.
Институт по тем немирным временам был многочисленным. И когда во второй половине лета 1942 года фашистские войска дошли до Сталинграда, численность его была основательно сокращена – 50 % слушателей института была направлена на фронт. В нашем гидрологическом отделении из 29 осталось 12.
Отчислили слабоуспевающих в учебе. Среди отчисленных оказался и Яша Сегель – исполнитель роли Роберта тогда широко известного фильма «Дети капитана Гранта». В оставшуюся дюжину вошли: Валентин Варядченко, Валентин Шмаков, Герман Башмаков, Юрий Голышев, Марк Вайсберг, Иван Ильченко, Владимир Барчунов, Виталий Курбатов, Эрвилий Луцкий, Борис Дайховский, Михаил Соколов, Константин Белов. На момент написания этих строк в живых осталось только двое: Валентин Шмаков и Юрий Голышев.
(Всю жизнь они называли себя «12 апостолов», а своё военное братство – «апостольским». До 70-летнего Юбилея Победы дошёл только мой отец, которому 92 года. Виталий Голышев).
В это грозное для отечества время правительство Союза по настоянию Генштаба оставило этот сокращенный военный институт в целях подготовки гидрометеорологических кадров для крупных войсковых штабов, авиации и военно-морского флота. Немцы в своих вооруженных силах уже имели достаточное количество этих военных специалистов. А эта необходимость была вызвана прежде всего тем, что главные воюющие страны Второй мировой лихорадочно трудились над созданием атомного оружия и надеялись применить его в ходе войны.
У нас надобность в офицерах этой службы возросла. Они, в новых условиях войны, глубже понимая природные изменения при применении этого чудовищного оружия, обязаны предметнее сориентировать командование фронтовых объединений при разработке и осуществлении наступательных и оборонительных операций. Прогнозирование же радиационной обстановки при применении ядерного оружия, а также дезактивация пораженного личного состава и боевой техники возлагались на армейскую химслужбу и ее подразделения.
А то, что Советский Союз тогда готовился к атомной войне, мы – слушатели военного гидрометинститута в 1942-м из окон наших аудиторий видели, как нескончаемым потоком по центральной улице Ленинабада двигались грузовые машины с урановой рудой. Добывалась она близко – за полноводной Сыр-Дарьей в её правобережных горах Моголтау. Левобережный же Ленинабад своей главной магистралью упирался в речную паромную переправу, на которой при обслуживании транспорта зеленая улица предоставлялась для автомобилей с этим серым смертоносным грузом.
Конечно, администрация областного Ленинабада, чувствуя военное время, гостеприимно предоставила для нашего института лучшие служебные здания центра города, спортивный стадион. Военные и специальные дисциплины в нас внедрялись плотно – по 10 часов в сутки.
Мы несли гарнизонную службу, ловили на железной дороге фронтовых дезертиров, помогали военкоматам выявлять городских уклонистов от военной службы, выгружали раненных фронтовиков, заготавливали местное топливо. Помогали убирать хлопок. Питались скудно – зимой доппайком был купленный хлопковый жмых. А летом помогали убирать урожай фруктов. Особо привлекали нас соблазнительные абрикосовые сады. Позже тогдашняя слушательница – моя будущая жена Маргарита об этом времени напишет:
«Карманы, полные урюка,
в Ходженте были иногда,
но часто пусто было в брюхе,
когда мы съехались туда».
Поздней осенью 1942 года, после убытия на фронт половины личного состава, к нам в институт прибыло молодое пополнение. Среди появившихся новобранцев были и из узбекского Андижана: школьные одноклассники Женя Ковалева, Рита Попова, Надежда Закотнова, Генрих Янюшкин.
Так вот, среди прибывших из тогдашнего Андижана мне больше всего приглянулась Рита Попова. Военный институт не только познакомил нас, но и позже породнил.
Нам всем оставшимся слушателям военного ВУЗа, несмотря на накальную военно-учебную службу и голодноватость, чертовски повезло – мы не попали на передовую кровопролитных сражений против гитлеровцев. Мне же особо повезло – я встретил чудо-спутницу жизни, с которой в согласии пропутешествовали по белу свету 54 года. Вот уже 7 лет, как она ушла из жизни, а я продолжаю писать не только о себе, но и о ней, и о тех, с кем мы соприкоснулись в совместной жизни.
Но, пожалуй, более ранне-удачливым стал мой институтский дружище Валентин Михайлович Шмаков. До поступления на наш военный гидрофак он уже был заправским речником – ходил на судах по Волге помощником капитана. Одним из первых сменил армейскую пилотку на магическую летную фуражку (мы носили тогда летную форму). Его, стройного и красивого, сразу же в Ленинабаде присмотрела обаятельнейшая эвакуированная ленинградка Галя. Не устоял под натиском ее чар Валентин. 9 мая 1943 года (ровно за два года до Великой Победы) они первыми из нашего отделения сыграли свою свадьбу. Ныне счастливые киевляне отпраздновали 65-летие совместной жизни. Валентин был бессменным политкомиссаром нашего отделения.
Он и позже остался неуемным организатором наших семейных отделенческих встреч и переписок. Первая по его инициативе и с его помощью самая яркая и запоминающаяся встреча бывших институтских гидрологов состоялась в 1973 году в Ленинграде в Таврическом дворце. Тогда там состоялся международный гидрологический съезд. Главным организатором его был тогдашний начальник гидрометслужбы Союза генерал Е.Федоров (бывший на станции «Северный Полюс-1» вместе с И.Папаниным). А в 2007 году флагманское судно «Академик Е.Федоров» участвовало в арктической экспедиции на Северный полюс при установлении флага России на его дне.
Еще с Ленинабада московская и ленинградская гидрометеорологическая профессура покладисто вкладывала в нас специальные знания по профилирующим дисциплинам. А главным военным воспитателем был у нас в Ленинабаде полковник Кабалов. Он еще в Первую мировую, командуя полком во 2-й Самсоновской армии в восточной Пруссии, попал в плен к немцам. Вскоре бежал из плена. Преподавал тактику в московских военных академиях.
Он был душевным куратором и умелым наставником нашего отделения в Ленинабаде. Порой засиживался с нами в аудитории почти до отбоя, комментируя нам ход боевых действий на фронтах. Его жена преподавала в нашем институте немецкий язык. Он знал французский. Нас учили английскому. Но главным нашим языком с ним был удивительно доверительный язык взаимопроникновенных симпатий. Мы все в отделении были разными, но одинаково сыновним теплом платили нашему военному кумиру за его уверенный патриотический оптимизм в отношении исхода войны в то тревожное время нашествия коричневой чумы на нашу страну.
Кроме речника Шмакова в наше гидрологическое отделение был определен и Герман Башмаков – сын истого речника с семиреченской реки Или. Были в отделении и одаренные художники Марк Вайсберг и Иван Ильченко. Это искусство их сблизило. Они дружбу сохранили до конца своих дней. Мы об их таланте узнали еще в Ленинабаде в 1942 году.
Иван и Марк в короткий срок нарисовали в красках большой портрет начальника института полковника Старкова после его ухода из жизни. Иван не расставался со своим юношеским призванием на протяжении всей жизни. Он даже разрисовал пейзажами стены, как своей последней хабаровской квартиры, так и квартиры дочери. Но Марк и Иван были разными художниками. Если Ивана увлекало чисто художественное направление, то Марку была более люба плакатная живопись, которую он умело дополнял блистательными фотографиями. Этим он позже и зарабатывал на свою семейную жизнь.
Нашим командиром отделения был Валентин Варядченко. Его актюбинский земляк Миша Соколов слыл у нас по праву ходячей энциклопедией. Мой алмаатинский коллега Владимир Барчунов был увлечен изучением языков. Он позже в Алма-Ате подарил нашему малолетнему сыну Виталию книжку на английском языке (ее уникальность состояла еще и в том, что помещенные в ней стихи были в карандаше переведены на японский язык). Его отец и моя будущая теща трудились в 1923-32 годах на одном строительном участке Турксиба.
Если Виталий Курбатов был нарасхват у институтских слушательниц, то Костя Белов лучше всех танцевал танго и фокстроты. Ну, а «пан» Дайховский (так мы его величали в отделении) был мастером на все руки. Жизненной энергии у него было сверх нормы. Он брался с азартом даже за те дела, в которых ничего не смыслил. Его к этому приучила юношеская жизнь в Западно-Белорусском Слониме. Тот край тогда был под поляками, которые всегда любили деньги. Эту привычку он просто унаследовал от них.
Однажды в Ленинабаде сырдарьинские портовики обратились к начальнику института с просьбой – отпустить к ним на сутки для ремонта катера «инженера-механика» (так он им представился) Дайховского. «Да он совсем не инженер-механик», - отбивался от портовиков начальник, но уступил их настойчивости. И Дайховский отремонтировал катер … руками своего коллеги Шмакова – бывалого речного механика.
Как-то таджик – директор хлопкового маслобойного завода, появившись у клуба шелкокомбината, который нам отвели под военное общежитие, поведал нам во время перекура у клуба о том, что он сгоряча повздорил с главным инженером завода. А тот ушел. Завод встал. Дайховский, услышав это. Заявился домой к главному инженеру со «злодейкой с наклейкой». Выведал у него – что и где надо сделать на заводе. Вскоре завод заработал. Руководитель завода таджик не только поблагодарил нашего пана, но и вознаградил. И это было только началом его дальнейшей кипучей деятельности в институте.
Итак, в тяжелое для страны время и отступления Красной Армии под натиском войск Германии и её союзников мы, морально придавленные обстановкой на фронтах, с осени 1941 года проучились полтора года в Ленинабаде. После наших побед в декабре 1941 года под Москвой и на рубеже 1942 и 1943 года – под Сталинградом – с великой радостью воспринимали их, вспоминая при этом оптимистические прогнозы хода сражений нашего преподавателя полковника Кабалова, сделанные им для нас еще в мрачные моменты для Родины. В честь этих ярких побед теплой таджикской весной 1943 года провели институтский спортивный праздник на стадионе, на котором присутствовали горожане и выздоравливающие воины из госпиталей.
В июне 1943 года старшекурсникам (в том числе и нам) были присвоены первые офицерские звания – «младший техник-лейтенант». Вскоре институту разрешили вернуться в свои московские пенаты на Красной Пресне на Большевистской, 13. Ярко простившись с Ленинабадом, мы начали собираться к переезду в Москву.
Мы были в дороге, когда под Курском разгорелась решающая битва с оккупантами. Прибыв в Москву, мы, прежде всего, посетили парк Горького, где увидели продырявленные нашими артиллеристами и танкистами фашистские «тигры» и «фердинанды». Может быть, среди этих броне-экспонатов, выставленных для всеобщего обозрения, были и те, которых побил и отцовский 492-й отдельный противотанковый полк РВГК, имевший к тому времени на вооружении 100 мм противотанковые пушки.
В Москве, на Большевистской, 13 приступили к восстановлению здания гидрофака, пробитого вражеской бомбой. А метфаковцы рядом начали достраивать свою пятиэтажку. В спортзале, который размещался во дворе этих двух зданий, обустроили общежитие с двухэтажными нарами.
Однажды в этом временном нашем общежитии неожиданно появился начальник гидрометслужбы Союза генерал Е.Федоров. Я, будучи дежурным по гидрофаку, встретил именитого папанинца такой громкой командой: «Смирно!», от которой генерал вздрогнул, а за моей спиной со второго этажа нар свалился на пол спавший отдыхавшей смены слушатель. Но мой четкий рапорт начальнику заглушил этот шум падения. Чтобы отвлечь внимание генерала от шумного случая, я находчиво пригласил его в другое, более прибранное, помещение общежития. Позже наш новый начальник института контр-адмирал Иванов, вошедший в зал в конце этой встречи, оценил мою расторопность.
Кроме строительно-ремонтных работ мы занимались учебой, заготовкой дров под Волоколамском, разгружали вагоны, охраняли их. А с наступлением отопительного сезона несли офицерскую рабочую вахту в нашей котельной – других истопников у нас тогда не было. Главным сантехником наших зданий был Эрвилий Луцкий, а могучим доставалой стройматериалов и всего остального, конечно же, был резвый Борис Дайховский.
Несмотря на сумасшедшую загруженность, мы радовались тому, что институт перебазировали в Москву. Это был период больших столпотворений в столице. В ней стремились побывать фронтовики. В город возвращались эвакуированные, покинувшие его в тяжелом октябре 1941-го года. Нам повезло увидеть на площади Восстания прохождение по Садовому кольцу 57-ми тысяч пленных немцев.
Также посчастливилось услышать грохот и увидеть яркий первый огненный салют в Москве в честь освобождения Орла и Белгорода, побывать в Большом театре на опере «Князь Игорь». Находили время покупаться в Москве-реке. Весной и летом 1944 года я побывал на практике в гидрологической обсерватории на Рыбинском водохранилище и в Твери.
Отчитались за практические задания и начали готовиться к переезду института в Ленинград. Отстроенная нами пятиэтажка и уютный спортзал понравились руководству Военно-дипломатической академии. Так как их ранг был выше, то нам поступила команда оставить наши здания и начать сборы к убытию в город на Неве.
А у меня на слуху стали чаще появляться душевные слова моего семиреченского земляка – народного поэта – акына Джамбула Джабаева: «Ленинградцы! Дети мои, крепитесь. Недалек тот день, когда будет прорвана фашистская блокада вашего замечательного города на радость всем нам». И эти пророчества сбылись в конце января 1944 года. Мне довелось видеть его в 1939 году в Алма-Ате на вещевом рынке – базаре. Ему принадлежат и проникновенные слова о русском Александре Пушкине:
«Жемчужины песен ты миру создал,
Из черного века твой гений сверкал».
. . . . . . . . . . . .
«Раз пять собирались мы в Ленинград,
И столько же возвращались назад.
Вот кончены сборы, избит генерал…»
Напевали мы собственную песенку тогда. Лишь с пятой попытки Сталин разрешил наш въезд в деблокированный Ленинград. А генерала избили в ресторане у Никитских ворот наши фронтовые институтские новобранцы.
В октябре 1944 года мы с институтом объявились на Васильевском острове Ленинграда. Тогда еще у Ростральных колонн стояла зенитная батарея. А по Тучковой набережной (ныне набережной Макарова) девушки в военной форме проносили противовоздушные «колбасные» аэростаты.
В опустевшем красивом трехэтажном доме № 2 «а» по этой набережной, где раньше располагался Павловский институт, с разрешения его ученика – физиолога академика – генерала Орбели, мы временно разместились. Здание своими силами подготовили под аудитории, кабинеты, библиотеку, столовую. Так же, как в Ленинабаде и Москве, заготавливали дрова, сено для подсобного хозяйства, несли охрану дома и своих складов.
Нам сразу бросилась в глаза неимоверная разница между взъерошено-многолюдной Москвой и медлительно-степенным Ленинградом. Пережитая блокада и героическая оборона чувствовались во всем. Мы своей плотницкой бригадой офицеров днем трудились в институте, а в вечерние часы помогали стеклить окна разбитой фабрики на Петроградской.
Постепенно жизнь в городе преображалась. Мы в институте вошли в плотный учебный график. Слушательский состав военного института стал сплоченней, ярко проводил свой досуг, крепла дружба. Этому способствовал актовый зал, который мы с разрешения академика Орбели использовали для своих культурных мероприятий.
С балкона этого зала мы благостно любовались видами центра Северной Пальмиры: на Петропавловскую крепость, Зимний дворец, Ростральные колонны. Основная масса слушателей на отдых размещалась в многоэтажке рядом с Государственным гидрологическим научно-исследовательским институтом на Съездовской линии Васильевского острова. А нашему отделению выделили на Петроградской стороне, на улице Красных курсантов помещения Военно-топографического училища. Удаленность нашего жилья мы остро ощущали зимой, когда строем двигались туда по Тучкову мосту под воздействием студеного ветра в наших легких шинелёшках.
В зиму 1944-45 мы вжились в учебную обстановку на новом месте, в размеренный режим только что оправившегося от чудовищной фашистской блокады города. Бесспорно, радовались успехам Красной Армии, которая весной 1945 года продвигалась по немецкой земле к логову фашизма – Берлину.
В это время получил два фронтовых письма: от отца – капитана 3-й ударной армии и двоюродного брата Родина – ст.лейтенанта 5-й ударной армии. Они между собой в боевом походе на Берлин переписывались и каждый из них считал себя находящимся ближе к столице Рейха.
А там их ждала горькая участь – отец 5.05.1945 погиб в Берлине, не увидев окончательной победы. А Герман Родин после вхождения в Берлин 12.05.1945 был контужен при уничтожении не сдавшегося подразделения немцев. Об этом я узнал только осенью 1945 года. Под Берлином погиб и брат отца Николай…
* * *
Завершить выдержки из военных воспоминаний моих родителей хотел бы собственным стихотворным посвящением отцу – к его 85-летию (1 января 2008 года):
Нет, не Благая весть и не Евангелия свет
Собрали всех вас в грозном 41-м!
Когда полёг в сраженьях первых командиров цвет,
Страна готовить продолжала офицеров грамотных резервы.
Двенадцать молодых курсантов Питерского Гидромета,
Двенадцать молодых прекрасных, пламенных сердец…
Вы приняли из рук фронтовиков Победу, словно эстафету,
Как те Апостолы, что приняли из рук Христа учения венец.
Апостольское братство пронесли достойно вы сквозь расстояния и годы.
Его не тронули ни зависть, ни успехов чванство, ни невзгоды.
Но беспощадно время уносило вас в миры иные - друг за другом,
Смыкая братский ваш союз, как строй военный, тесным кругом.
Увы! Закон природы на Земле для всех един.
Сегодня ваше воинское братство представляешь ты один.
Я не ищу слов утешенья. Заменю их всех сполна
Словами мудрой книги русского философа Ивана Ильина:
«Приемлющий утехи старости и не утратив юности даров,
Сколь счастлив человек, в чьём сердце прежняя поёт любовь,
И детская сверкает искренность из старческого ока.
Тогда и жизнь его – благословенная Всевышним
И людьми счастливая дорога!».
P.S. Мой отец, подполковник в отставке ГОЛЫШЕВ Юрий Прохорович, прошёл военными дорогами 32 года и окончил свой жизненный путь 12 октября 2017 года, на 95-м году, в Хабаровске.
10. Десант
Людмила Горишняя
Это был совсем небольшой десант. Небольшой по количеству людей: их было шестьдесят семь. И огромный, если считать отвагу, стойкость, преданность Родине.
Туда отбирали лучших. От желающих поучаствовать в сложной и рискованной операции не было отбоя. Такое было время . Весна 1944 года.
Из отобранных пятидесяти пяти человек морских пехотинцев, немногим было больше двадцати лет. Их командиру лейтенанту Ольшанскому двадцать восемь. Ещё двенадцать человек – два связиста и саперы.
Их не включили в список десанта, потому даже имена их до сих пор не известны.
Лейтенант Ольшанский успел пережить столько, что хватило бы не на одну жизнь. При попытке эвакуироваться его теща, спасая внука, закрыла малыша собой. Она погибла . Двухлетний сынишка лейтенанта попал в лапы врагов и сгинул где-то в концлагере. "Карающим мечом" прозвали сослуживцы роту Ольшанского . Прозвали не зря.
И вот отряд собран. Дана клятва биться, не щадя собственной жизни. Задача- проникнуть в тыл врага. Оттянуть на себя часть сил противника. Вызвать панику. Потому что город – крепость Николаев нужно взять.
Восемь дырявых рыбацких лодок, приведенных в порядок, послужили им во время переправы. Проводников из местных отправили обратно. А один остался. Он не захотел покидать десантников даже после высадки на берег.
Ранним утром лодки подошли к берегу. Порт охранялся . Часовых сняли тихо. Ножами.
Перед воинами возник элеватор. Огромный, как башня замка. Толстые стены. Лучшая позиция. Но внутри драгоценность - хлеб. Он загорится, если по элеватору будет вестись огонь. А он так нужен изголодавшимся жителям Николаева. Поэтому бойцы заняли круговую оборону в конторе порта и прилегающих небольших строениях.
Вскоре их обнаружил противник. Попытка фашистов взять порт небольшими силами провалилась. Они отошли. А потом снова начался бой. Бой, длившийся двое суток подряд.
Атака сменялась атакой. Тщетные попытки выбить морских пехотинцев из порта приводили гитлеровцев в бешенство. Одно за другим они снимали с фронта подразделения.
Враг применял артиллерию, огнеметы, минометы, дымовые шашки. Многие из моряков были убиты, многие ранены. Но те,кто дышали, продолжали сражаться.
Вот молодой сержант в пылающей одежде со связкой гранат в руке бросился в толпу гитлеровцев. А вечером того же дня полетела в штаб радиограмма:
"Противник атакует… Дайте огонь на меня. Ольшанский".
На следующий день здания конторы уже не было. Остались руины. Но бой продолжался. Из подвальных помещений велся огонь. Лейтенант Ольшанский изранен. Потери велики. Но моряки дрались так, что к середине дня противник бросил против них танки.
Один танк подбили. Под другой кинулся матрос с оторванной рукой, зажав в уцелевшей связку гранат. Второй танк подбит тоже. Ценой жизни.
К концу дня погиб командир десантников. Из офицеров не осталось в живых никого. Но бой все равно не утихал. Последнюю, восемнадцатую по счету атаку, морские пехотинцы отбили на следующее утро. При поддержке авиации.
Когда наши войска ворвались в порт из десанта в живых оставалось одинадцать человек. Обожжённых, израненных. Из госпиталей вернулось шестеро.
Пятьдесят пять человек стали Героями Советского Союза. Большинство посмертно.
А через много лет в стране, где святые символы Победы были запрещены, к памятнику героям- Ольшанцам пришли те, кто не предал память о них. Зазвучала песня «Журавли». Песня – символ, песня - боль.
И вдруг над головами людей появилось два клина белых журавлей.
Они кружили над памятником, над портретами воинов, которые их благодарные потомки принесли с собой. И казалось всем, будто это души погибших напоминают о том, что забыть нельзя. О подвиге наших солдат, которому нет равных в истории человечества. Женщины плакали и поднимали букеты цветов вверх. Чтобы видели. Чтобы знали : мы не забудем. Сколько бы времени ни прошло!
Список десанта
Офицеры:
1. старший лейтенант Ольшанский Константин Фёдорович – командир отряда десантников, погиб
2. капитан Головлёв Алексей Фёдорович – замполит отряда, погиб
3. лейтенант Волошко Григорий Семёнович – начальник штаба отряда, погиб
4. младший лейтенант Корда Василий Егорович, погиб
5. младший лейтенант Чумаченко Владимир Ильич, погиб
Матросы, старшие матросы, старшины:
6. Абдулмеджидов Ахмед Дибирович, погиб
7. Авраменко Михаил Иванович, погиб
8. Артемов Павел Петрович, погиб
9. Бачурин Василий Иванович, погиб
10. Вансецкий Павел Федорович, погиб
11. Вишневский Борис Степанович, погиб
12. Говорухин Иван Ильич, погиб
13. Голенев Степан Трофимович, погиб
14. Демьяненко Илья Сергеевич, погиб
15. Дермановский Георгий Дмитриевич, погиб
16. Евтеев Иван Алексеевич, погиб
17. Индык Иван Степанович, погиб
18. Казаченко Николай Иванович, погиб
19. Кипенко Владимир Иванович, погиб
20. Ковтун Григорий Иванович, погиб
21. Коновалов Михаил Васильевич, погиб
22. Котов Иван Ильич, погиб
23. Лютый Александр Сергеевич, погиб
24. Макиенок Иван Андреевич, погиб
25. Мамедов Али Ага-оглы, погиб
26. Мевш Михаил Павлович, погиб
27. Маненков Василий Семенович, погиб
28. Недогибченко Леонид Васильевич, погиб
29. Окатенко Федор Алексеевич, погиб
30. Очаленко Владимир Николаевич, погиб
31. Осипов Павел Дмитриевич, погиб
32. Петрухин Николай Дмитриевич, погиб
33. Пархомчук Ефим Онуфриевич, погиб
34. Прокофьев Тимофей Ильич, погиб
35. Скворцов Николай Александрович, погиб
36. Судейский Сергей Николаевич, погиб
37. Тищенко Гавриил Елизарович, погиб
38. Фадеев Николай Александрович, погиб
39. Хайрутдинов Акрен Мингазович, погиб
40. Хлебов Николай Павлович, погиб
41. Ходаков Дмитрий Дмитриевич, погиб
42. Ходырев Валентин Васильевич, погиб
43. Чуц Абубигир Бартибиевич, погиб
44. Шип Пантелей Семенович, погиб
45. Андреев Андрей Иванович – рыбак, проводник, погиб
Вынесенные живыми с поля боя 28 марта 1944 года:
46. Бочкович Кирилл, погиб в последние дни войны
47. Гребенюк Никита
48. Дементьев Иван, погиб в последние дни войны
49. Куприянов Алексей
50. Лисицын Юрий
51. старший матрос Медведев Николай Яковлевич, умер в Москве 17 октября 1985 года. Похоронен на Кунцевском кладбище г. Москвы.
52. Павлов Ефим
53. Хакимов Михаил
54. старшина Шпак Кузьма – парторг отряда, скончался в госпитале 10 апреля 1944 года от полученных ран
55. Щербаков Николай
56. Удод Иван
11. Галя
Мария Гринберг
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Катимся под вражеским ударом.
Немцы прут. В плену родимый край.
Галю, дочь мою — дочь комиссара,
Выдал им иуда-полицай.
Вспять пришли мы. Среди груд развалин
Где искать её? Молчит молва.
Без вести, как многие, пропала.
Без вести... так, может быть, жива?
Верил. Воевал. Три года с лишком.
Май. Берлин. Победный наш привал.
В дом один зашёл, с проверкой. Книжку,
Сборник русских песен, увидал.
Здесь она откуда? Странно что-то.
Фрау побелела как стена.
Тут из книжки выскользнуло фото:
Девушка. Убита. Казнена.
Дочь моя единственная Галя.
Без одежды. Навзничь на снегу.
Шейка в петле. С виселицы сняли.
Перебиты кости тонких рук.
Косы были — смоль. А здесь седая.
Фриц ей на истерзанную грудь
Наступил, триумфом наслаждаясь.
Два других поодаль. Курят. Ржут.
Поднял взгляд на юную берлинку.
Невозможно... Нелюди, зверьё...
Сувенир, забавная картинка
Для тебя — мучения её?
Ужас в голубых глазах арийки:
"Я не виновата... Я вдова...
Книга мужа... Да, он был в России...
Пожалей меня! Не убивай!"
"Пожалеть? Вы — Галю пожалели?
Сдохни, стерва!" Но передо мной
Встала дочь, в крови, с петлёй на шее:
"Нет! Не надо... Не стреляй, родной!"
Немку заслонив, глядит сурово
Мёртвая в глаза: "Остановись!
Или проклят будь! Невинной кровью
Захлебнись, отец — палач, фашист!"
...
Пала не в бою. Не героиня.
Зря. Врагу урон не нанесла.
Сколько их, погубленных безвинно,
Без наград, без славы? Нет числа.
"Вы намного больше потеряли,
Не умели, значит, воевать".
Пусть болтают... Спи спокойно, Галя.
Этот счёт — не стали мы равнять.
12. Актриса
Мария Гринберг
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Сложилась не очень карьера в кино.
Годочки летят. Уж за сорок.
В постель за ролями — тебе не дано.
Работай, покуда есть порох.
Сегодня — не роль, небольшой эпизод.
Пролог, увертюра к картине.
Свинцовая осень. Войны первый год.
Семнадцать моей героине.
Фашистский ублюдок босую меня
Ведёт за село. Истерзала
Ступни до костей ледяная стерня.
Успела я сделать так мало.
Десяток листовок раздать. А потом
Предательство. Пытки. К расстрелу.
В лицо палачу окровавленным ртом
Любимую песню запела.
Чтоб нас сокрушить — нету силы такой.
Придёт мне на смену подруга.
Победа близка. С нами Сталин родной!
...Лежу коченеющим трупом.
Размётаны косы. Прострелена грудь.
Стоп. Снято. "Пойдёт" — оценили.
Массаж. Витаминная маска. Заснуть.
Назавтра играть в водевиле.
13. Дед
Борис Гриненко Ал
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Такая разная война,
Она пришла на всех одна,
Своя у каждого цена,
Вот только жизнь не всем дана
Никого так не ждали, как почтальона. Встречали его в деревне у ворот, вцепившись руками в изгородь.
Приказ даётся на заре,
Нет построенья на дворе
Уходят дни в календаре.
На чьей сегодня стороне?
Не слышно топота сапог,
И от судьбы спасенья нет...
Окончен бой, не дай нам, Бог,
Поставить в горнице портрет
И положить к нему цветы,
На поле собранный венок,
Уже небесной красоты,
На постоянный срок.
Маму, начавшую пухнуть от голода, вывезли из блокадного Ленинграда с трёхлетней дочкой в 1942 году по Дороге Жизни, тогда она называлась дорогой смерти. Летом поселили её у свёкра в деревне на крутом берегу реки. Почему там – некому работать на пасеке. Что такое мёд в войну объяснять не нужно. За водой на речку приходилось бегать ей с вёдрами. Этим заканчивался день. Мама падала без сил, её поднимали, встать не могла. Кто будет ходить за водой? Мужики на фронте, свёкру 65 лет, у него пчёлы, это главное. Не оставишь, они тоже работают для победы.
Чем помочь фронту? На собрании решили: купить боевой самолёт, истребитель. Решение есть, денег нет. Отказались все от всего, даже от того, от чего, казалось бы, отказаться никак нельзя. Собрали. Деньги и самолёт (самолёт на заводе). Сразу пришло письмо с фронта от Героя Советского Союза генерала Данилова, он благодарил, пригласил в часть. Опять собрание: послать деда с сельскими подарками, как пасечника и как человека, умеющего рассказать, ему было что. В далёком 1916 году в составе казачьего полка под командой Ушакова шёл он в Брусиловском прорыве на Ковель.
На аэродроме сыновья обняли отца. А как может иначе назвать лётчиков, молодых мужчин, дед, у которого свои сыновья на войне – здесь все они его дети. На следующее утро в небе Фокке–Вульф 189, рама. По тревоге успел быстро подняться один Як-9, будто специально самолёт свёкра, пилотировал Герой Советского Союза Шмелёв. Немец пытался уйти вверх, короткий бой над головами… не ушёл.
Сам Шмелёв сел, пробоины в крыле, успел взлететь – не успел надеть кислородную маску – из ушей кровь, а он улыбается:
– Довольны ли хозяева своей машиной?
Обнял дед лётчика, только и мог, что сказать: "Сынок" – и заплакал.
Уезжал он из дома налегке, тепло, а вернулся уже зимой в кожаной куртке, да на меху. Корреспондент областной газеты об этом писал:
– Было холодно, генерал Данилов снял с себя шубу и сказал: «Носи отец, береги себя, у тебя свой фронт».
Выдали деду на пасеке, а было 200 ульев, заработанный мёд, он к председателю:
– Лошадку выведи, хочу этот мёд в госпиталь свезти.
Опять дед в дороге, тепло ему, греет подарок генерала и гордость – видел, как его самолёт сбил фрица.
Сосед деда ушёл с друзьями, вернулся один. Говорил, что виноват перед ними.
Сказал три слова старшина:
«Какая странная война».
Четыре года шла гроза,
Ладонью вытерта слеза,
И молча обнял Землю я,
А в ней лежат мои друзья,
И тишина, их тишина,
Какая страшная война.
Спешит, спешит, не к ним весна.
Бессмертный полк… можно ли нести портрет деда? На своём фронте он не погиб, он победил.
14. Танкист
Борис Гриненко Ал
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Ходил я тогда ещё на четырёх. Говорить начал рано сам, некогда со мной было разговаривать, 1943 год. Что было от года до трёх лет, не помню, но родители об этом рассказывали и смеялись. Семья снимала комнату в домике на улице, по которой возвращались с учений танки. Я сидел на крыльце и ждал. А что может делать ребёнок в таком возрасте, когда игрушек нет, а на улице что-то неимоверное, пусть даже очень страшное. Здесь мне и задавали вопрос «Кем ты хочешь стать?», на него я всегда отвечал: «Танкистом». Точнее «такистом», потому что букву «н» ещё не выговаривал.
Вначале слышался рёв моторов, и как только танки появлялись, начинал реветь я, переползал через порог в дом, слёзы текли ручьём, но всё равно я продолжал смотреть на них через открытую дверь.
В это время два друга отца были подо Ржевом. Были… и остались. Навсегда.
От землянки в три наката
Расцвела команда матом,
(«С нами Сталин» –
Для медали,
Он сегодня ни при чём),
Высота нам… нипочём,
Политрук был третий день,
Рядом был и старый пень.
Дота два, два пулемёта,
Как и не было полроты.
Где ты бог, не тот, – войны?
Не придут в деревню сны.
Завтра новый политрук,
Сталь приказа, крепость рук,
Два проклятых пулемёта
Ждут ребят из новой роты…
Помянули. Встали. Они не сомневались, что придёт такой день, самый долгожданный день в их жизни.
Поклон вам, ребята,
Вы верили свято –
Вернётся домой тишина.
Здесь каждым рассветом
Молчит нам об этом,
Зарытая Вами война
Пришёл 9 мая 1945. К столовой заранее, догадались ведь, подогнали студебеккер с высокими бортами и мама единственный раз в жизни, как потом оказалось, увидела отца пьяным. В кузов набросали сена побольше, чтобы было помягче, а сверху – однополчан. Брали их за руки, за ноги и закидывали. Мама ещё вспоминала, что ни один не шевелился.
А что «такист»? Детской мечте я изменил. Не я, – изменилось время, и наше представление о нём. Когда темнело, выходили мы с другом, ещё школьники, смотреть на горизонт – кто первый заметит быстро летящую звёздочку. Слушали посланное Нам «Бип-Бип». Не было лучше музыки. Мы хотели в космос. Помню, как будто это было вчера, шли занятия в институте, вбегает профессор на лекцию с криком «Наш человек в космосе» … Какая была радость. Прыгали, обнимались. И где-то глубоко-глубоко внутри шелохнулось потаённое... не успел я. Сколько прошло времени, а такой радости больше не испытывал. Занятия отменили, все высыпали на улицу. Мы, которые учимся «на космос», впереди колонны, стихийная демонстрация, милиция перекрывает для нас движение.
На пятом курсе объявили, что «получилось перепроизводство» и в космос на работу нас не берут. Перепрофилировали.
Прошло время, что-то из него помню хорошо, что-то плохо, что-то, понимаю может быть до конца, что-то нет. В итоге выходит: когда решил, что вроде бы всё понял, тогда и меняешь свой путь. Но осознаёшь правильно ли это сделал не сразу, а можешь и не осознать вовсе. В любом случае приходят такие минуты, когда внутри тянет в прошлое, или в будущее, иногда даже не разобрать что. Особенно это бывает осенью, когда поневоле расстаёшься с летом тёплым или даже жарким, как повезёт, точнее, как посчитаешь сам. Хотя "людям свойственно ошибаться".
Уходит осень облаками,
Дождём прощаясь затяжным,
И время, тикая часами,
Горчит, как жжёных листьев дым,
Ещё живёт в лучах заката
Надежда, путника причал
И хочется спешить куда-то,
И верится – не опоздал.
15. Такая разная война
Борис Гриненко Ал
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Такая разная война,
Своя у каждого цена,
Война была на всех одна,
Вот только жизнь не всем дана.
Ходил я тогда ещё на четырёх. Говорить начал рано сам, некогда со мной было разговаривать, 1943 год. Что было от года до трёх лет не помню, но родители об этом рассказывали и смеялись. Семья снимала комнату в домике на улице, по которой возвращались с учений танки. Я сидел на крыльце и ждал. Когда меня хотели унести, я плакал. А что может делать ребёнок в таком возрасте, когда игрушек нет, а на улице что-то неимоверное, пусть даже очень страшное. Здесь мне и задавали вопрос «Кем ты хочешь стать?», на него я всегда отвечал: «Танкистом». Точнее «такистом», потому что букву «н» ещё не выговаривал.
Вначале слышался рёв моторов, и как только танки появлялись, начинал реветь я, переползал через порог в дом, слёзы текли ручьём, но всё равно продолжал смотреть на них через открытую дверь.
Городок был небольшой, госпиталь большой. Короткая дорога в войсковую часть через кладбище. Хоронят часто. Осень, всё время дождь, ночь, темень, ещё и светомаскировка. Возвращается отец со службы домой. Не видно ничего, идет на ощупь. Помнит, что слева, рядом с дорогой, утром рыли могилу. Не попасть бы. Стал обходить справа, щупал ногой, щупал, поскользнулся и рухнул. Чёрт… и с этой стороны вырыли. Смех и грех. Не заставила себя долго ждать запрятанная глубоко-глубоко мысль "доживу ли я?" Где ж ей ещё приходить?
Судьба на фронте мне не мать,
Не разрешает выбирать
Куда войне вести раба –
Не торопись вести сюда.
Пора всевышнего просить
"Дай только время – победить"?
До верха не достать, могила братская, глина твёрдая, скользкая. Не вылезти.
Скоро конец смены в столовой, решил дождаться, когда поварихи будут возвращаться домой. Дождался. Негромкие голоса, четыре человека. Решил издалека не кричать, испугаются. Подошли. Как можно спокойнее он и попросил: «Девушки, помогите вылезти». Мгновение тишины, крики ужаса, и топот ног, быстро удаляющийся. В институте отец занимался лёгкой атлетикой, но, чтобы так часто топали, не слышал. Представил себя на их месте и рассмеялся. Как бы он поступил, услышав из могилы голос, ночью?
Хорошо, у отца сапоги новые. Выбивал носком снизу ямки, сверху выцарапывал пальцами. Подтянулся, соскользнул и грохнулся на спину. Рассказывал, что матерился редко (даже в мужском обществе), а тут такое загнул — ни от кого не слышал. Придуманное понравилось, завтра позабавит друзей в части. И опять смешно. Долго ползал на четвереньках в поисках пилотки. Шарил руками. Лужа, на ощупь мокрую глину не отличишь от материи, еле нашёл, засовывая в карман, наткнулся на деревянный мундштук. Бабушка работала в госпитале. Тяжелораненые. Не всех выписывали туда, куда они надеялись. Такой и оставил ей этот мундштук. Отец выковыривал им глину вверху, делал ямки, чтобы зацепиться пальцами, и уже в самом конце сломал. Так было жалко.
Выбрался. Перед домом слабый свет. Отец весь в глине, лёг в мокрую траву и ползает на спине, на животе, пытается отскоблиться. Мимо идут врачи из госпиталя. «Где это офицер успел нализаться, встать не может? – Их обещали перекинуть на флот, а он плавать не умеет, тренируется». На следующий день весть о голосе из могилы дошла до хозяйки дома. Она поверила, но не отцу. А женщины ночью без провожатого перестали ходить.
В это время два друга отца были подо Ржевом. Были… и остались. Навсегда.
От землянки в три наката
Расцвела команда матом,
(«С нами Сталин» –
Для медали,
Он сегодня ни при чём),
Высота нам… нипочём,
Политрук был третий день,
Рядом был и старый пень.
Дота два, два пулемёта,
Как и не было полроты.
Где ты бог, не тот, – войны?
Не придут в деревню сны.
Завтра новый политрук,
Сталь приказа, крепость рук,
Два проклятых пулемёта
Ждут ребят из новой роты…
Помянули. Помолчали. Они верили, что придёт такой день, самый долгожданный день в их жизни.
Пришёл 9 мая 1945 года.
Поклон вам, ребята,
Вы верили свято -
Вернётся домой тишина.
Здесь каждым рассветом
Молчит нам об этом,
Зарытая Вами война.
Я услышал, как стреляют. Это был салют. Мне разрешили не спать. Вышли на улицу. Продолжали стрелять. Было не страшно. Я был на руках. Ещё не видел так много людей. Все веселятся, поют. И наш сосед, он раньше не умел, дома за столом, когда пели, всегда молчал. И у него были слёзы.
К столовой заранее, догадались ведь, - мама сказала, подогнали студебеккер с высокими бортами и она единственный раз в жизни, как потом оказалось, увидела отца пьяным. В кузов набросали сена побольше, чтобы было помягче, а сверху – однополчан. Брали их за руки, за ноги и закидывали. Мама ещё вспоминала, что ни один не шевелился.
Получил отец комнату, сколько было радости. Первая покупка – раздвижной стол, вокруг которого я потом ездил на трёхколёсном велосипеде. Почему стол – не придумали ничего другого, где можно сесть плечом к плечу и видеть друг друга.
Решили за каждым закрепить место на долгую жизнь, но только стали обсуждать кому, где сидеть, и замолчали. Вспомнили о письме из Польши. Сели, как стояли, а торец оставили свободным.
На фронте был он бог войны,
симфонию играл,
как были мы убеждены,
что каждый залп финал,
ночами стали сниться сны –
маэстро скрипку брал.
Аккорд чужой, рукав пустой,
и от надежды дым,
смычок в оркестр и на постой,
дай Моцарта другим...
его душа лежит с рукой
в посёлке Радзымин.
Колоду карт раскинет Бог:
«Коллега, что молчим?»
– Пусть время-спутник нанесёт
неизгладимый грим,
ногами понесут вперёд,
тогда поговорим.
Помянули маэстро, потом тихонько пели, но каждого было слышно. Мне пояснили, что о войне громко петь нельзя.
Так этот стол с нами и ездил. Отец заносил его первым. С годами свободных мест становилось больше и больше, стол стал раскачиваться и скрипеть. «Как суставы». – Сказала мама. В Питере принёс я новый стол. Отец наотрез отказался заменить:
– За ним я вижу всех, кто сидел и кто не дошёл.
Прошло время, сажусь один. Ушли все.
Мне не дано остаться в той войне
В степи, в траншее, каской под сосной,
Я не могу остаться в стороне,
И я иду во сне в последний бой
Пусть бьёт копытом время у ворот,
Секундами строкочет пулемёт,
Я в том строю, с которым шёл вперёд...
Остаться там мне время не даёт.
Неизбежность бытия горчит. Кладу ладони на место отца, как ему на плечи, и мне теплее. Вижу его улыбку в ответ на вопрос о здоровье: «Всё хорошо, болезни протекают нормально». Рядом с ним дядя Боря, рядом … Мне повезло, отец самый крепкий. Не зря Всеволод Бобров, тот самый, легенда хоккея, для отца он Сева, звал его тренироваться в ЦСК ВВС. Много лет спустя встретились они в санатории, обнялись, покатались вместе на катке, соседи отца допытывались: «Откуда Вы его знаете?» – служили вместе.
А тогда, в 1942 году маму, начавшую пухнуть от голода, вывезли сюда зимой из блокадного Ленинграда с трёхлетней дочкой по Дороге Жизни, в то время она называлась дорогой смерти. Почти всё лето жила она со свёкром в деревне на крутом берегу реки. Почему там, потому что некому было работать на пасеке. Что такое мёд в войну объяснять не нужно. За водой на речку приходилось бегать ей с вёдрами. Этим заканчивался день. Мама падала без сил, её поднимали, встать не могла. А кто будет ходить за водой в колхозе? Мужики на фронте, свёкру 65 лет, у него пчёлы, а это главное. Не оставишь, они тоже работают для победы.
Дома у деда, в коридоре, иногда стояли фляги с мёдом. Детям строго настрого запрещено было не то, что их открывать, а даже подходить. Бывало и сестре он доставался, в маленькой баночке. Этот мёд был самым вкусным в её жизни.
Никого в деревне так не ждали, как почтальона. Встречали его у ворот, вцепившись двумя руками в изгородь.
Приказ даётся на заре,
Нет построенья на дворе,
Уходят дни в календаре.
На чьей сегодня стороне?
Не слышно топота сапог,
И от судьбы спасенья нет,
Нам после боя, не дай Бог,
Поставить в горнице портрет
И положить к нему цветы,
На поле собранный венок,
Уже небесной красоты,
На постоянный срок.
Чем помочь фронту? На собрании решили: купить боевой самолёт, истребитель. Решение есть, денег нет. Отказались все от всего, даже от того, от чего, казалось бы, отказаться никак нельзя. Собрали. Деньги и самолёт (самолёт на заводе). Сразу пришло письмо с фронта от Героя Советского Союза генерала Данилова, он благодарил, пригласил в часть. Опять собрание: послать деда с сельскими подарками, как пасечника и как человека, сумеющего рассказать, ему было что. В далёком 1916 году в составе казачьего полка под командой Ушакова он шёл в Брусиловском прорыве на Ковель.
На аэродроме сыновья обняли отца. А как иначе может назвать лётчиков, молодых мужчин, дед, у которого свои сыновья на войне – здесь все они его дети. На следующее утро в небе Фокке–Вульф 189, рама. По тревоге успел быстро подняться один Як-9, будто специально самолёт свёкра, пилотировал его Герой Советского Союза Шмелёв. Немец пытался уйти вверх, короткий бой прямо над головами… не ушёл.
Сам Шмелёв сел, пробоины в крыле, успел взлететь – не успел надеть кислородную маску – из ушей кровь, а он улыбается:
– Довольны ли хозяева своей машиной?
Обнял дед лётчика, только и смог, что сказать: "Сынок" – и заплакал.
Уезжал он из дома налегке, тепло было, а вернулся уже зимой в кожаной куртке, да ещё на меху. Корреспондент областной газеты об этом написал так:
– Было холодно, генерал Данилов снял с себя шубу и сказал: «Носи отец, береги себя, у тебя свой фронт».
Выдали деду на пасеке, а было 200 ульев, заработанный им за лето мёд, он к председателю:
– Ты лошадку выведи, хочу я этот мёд в госпиталь свезти.
Опять дед в дороге, и там ждут. Едет, тепло ему, греет подарок генерала и гордость – видел, как его самолёт сбил фрица.
К хозяйке дома вернулся муж, старшина. Без ноги. Ушёл с друзьями, а пришёл один. Говорил, что он виноват перед ними.
Сказал три слова старшина:
«Какая странная война».
Четыре года шла гроза,
Ладонью вытерта слеза,
И молча обнял Землю я,
А в ней лежат мои друзья,
И тишина, их тишина,
Какая страшная война.
Спешит, спешит, не к ним весна.
Бессмертный полк... Не знаю, можно ли нести портрет деда. На своём фронте он не погиб, он победил.
Война не ушла. Она народная. Какое точное, к несчастью, и страшное определение. Она в каждом доме.
Кроме портрета отца возьму портрет его брата Бориса. Он ушёл добровольцем, был ранен, комиссован. У третьего брата Леонида была бронь, работал в НИИ в Ленинграде над пенициллином, ушёл добровольцем прорывать блокаду, был ранен, комиссован.
Сколько таких полков...
Не защититься от войны
Стволами белыми берёз,
Она, как плоть моей страны,
Её осколок в сердце врос
Сейчас идёт парадный строй,
Чеканит шаг. . . и по домам,
А в сорок первом – сразу в бой,
И кто в нём шел, остались там
Лежат без счёта, без имён,
Их не разбудит соловей,
С несносной вестью почтальон
Снимает шапку у дверей . . .
С тех пор обходит стороной
Смертельный гром, навеки смолк –
Плечом к плечу к нам выйдет строй,
Из времени бессмертный полк
16. Везение
Борис Гриненко Ал
Номинант в Основной номинации «ВТ»
«Ваше благородие,
госпожа чужбина,
Жарко обнимала ты,
Да только не любила.
В ласковые сети
Постой, не лови,
Не везет мне в смерти -
Повезет в любви»
Песня Булата Окуджавы нам нравится, и случилось так, что то, о чём поётся, удивительным образом наложилась на нашу жизнь. Хочу её «спеть». Эпиграф длинный, рассказ тоже, но ведь и жизнь, если она счастливая, то никуда не торопится, другое дело, что это счастье мы особенно и не замечаем, а воспринимаем его, как само собой разумеющееся.
Дорога на чужбине тоже не торопится, хотя знает куда, петляет себе среди холмов, плотно заросших низкорослыми соснами, местами, к нашему удивлению, торчат обугленные стволы. Ира сидит рядом, голова у мне на плечо, наши руки вместе. Смотрим на залив, ну очень большая буква омега, мы в Элладе. Спокойная улыбка, везём радость путешествия в знакомую–незнакомую страну. На берегу ждёт очередной храм, в этой стране почти о любом месте можно так сказать – всюду развалины, просто они не все ещё исследованы археологами. Каменный пол с хорошо сохранившимися остатками мозаики – счастливые лица с большими глазами. Полуразрушенные колонны стоят и лежат, победители и побеждённые, в истории иначе не получается.
Ресторанчик у берега, несколько туристических автобусов, один с русскими. Позади кусты, разлапистые сосны взялись ветвями в хороводе, оливковое дерево. На витрине во льду разложены креветки, рыбы, кальмары — шевелятся. Показываешь пальцем, что будешь есть, платишь. Некоторое время ждёшь, садишься за накрытый стол и наслаждаешься трапезой и видом. Правда, Чехов подсказывал: нельзя наслаждаться пейзажем обожравшись... Не слушают классиков. А тут – чистое голубое небо, такого же цвета море, золотистые стволы сосен, белые чайки. Настроение благодушное, все улыбаются, как на мозаике, сейчас приготовят лакомство и добавят хорошее вино. В нетерпении слоняются по берегу.
Решаем отвлечь. Лежит на боку винная бочка, я залезаю. Ира сгибает в круг оливковую ветвь, получившийся венок надевает на голову, берёт в правую руку длинную палку — копьё. Накидывает кофточку на плечо и выставляет ногу вперёд (как на картине):
– Я – Александр Великий.
– А я – собака Диоген, кто бросит кусок – тому виляю, кто не бросит – облаиваю.
– Проси у меня чего хочешь.
– Отойди чуть в сторону, ты застишь мне солнце!
Смеются. А что Диоген может попросить? Ему хватает бочки. Что император может дать Афинам – граждане лучше знают, что нужно делать. Понимают ли это наши? Ира решает проверить, она втыкает копьё, из венка делает плётку, похлёстывает по ноге и мужским голосом под городничего спрашивает:
— Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!
Смех. Хорошо, если это от понимания.
Купаемся, я отплыл чуть подальше. Оглядываюсь: электрические провода на невысоких деревянных столбах за рестораном, изоляторы в ветках сосны, один искрит. Вспыхивает ветка, затем соседняя. Мчусь к берегу, Ира суёт мне шмотки — быстро надевай. Горит уже вся сосна, огонь по траве подбирается к ресторану, а он почти весь из дерева. Паника, иностранцы бегут в автобусы, одежда в руках, кричат, ругаются, каждый на своём языке, но понятно, почти как по-русски.
Наш автобус водитель переставил ближе к заливу, остальные один за другим уносятся. Служащие ресторана, а их всего пятеро, рубят оливковые ветви и пытаются сбить огонь с ближайших кустов и травы. Дыма нет, очень сухо, ветерок несёт гарь в нашу сторону. Добываю две ветки, присоединяюсь к «пожарникам», огонь не подпускаем. Надолго ли? Подбегает Ира тоже с веткой, единственная женщина, начинает тушить, гоню прочь — пламя пляшет, длинные волосы — с ума сошла!
Загорелась ещё пара сосен. Выстрел из пистолета – это небольшой куст сбоку вспыхнул сразу весь, как огненный шар. Обожгло лицо, кажется, что волосы горят - хлопаю по голове, нет это от сильного жара. Ругаюсь, что не надел что-нибудь на голову. Отходим цепью, точнее цепочкой, я с краю, остальные наши выглядывают из-за ресторана. Уезжать или подождать? Ира появляется с другой от меня стороны уже в платке. Подбегаю:
— Огонь – это мужское дело, уходи.
— Не могу оставить тебя одного.
— Я не один.
— А для меня — один.
Рядом метрдотель, по-русски прилично изъясняется:
— Пусть остаётся. Я жене расскажу.
Соглашаться или нет?
— К кустам не подходи.
Другой грек о чём-то с ним переговорил. Спрашиваю: «Что он сказал?» — с надеждой, что Иру удастся выгнать, в ответ смеётся:
— Он сказал, что тоже жене расскажет.
Треск горящих деревьев, напряжение растает, колотим ветками без остановки, но пламя уже близко от ресторана. Огонь пролез по траве, загорелось сзади нас. Отступаем дальше. Мелкие частички раскалённой гари жутко жгут кожу. Метрдотель кричит:
– Пожарных давно вызвали, нужно дотерпеть.
Что их нет то? Через несколько минут, кто ж время засекал, слышим завывание: примчались сразу две пожарные машины. Очень быстро раскатали шланги, чувствуется, что у них большая практика по этому делу, потушили, перемонтировали провода, поругались (на кого?), выслушали общее «спасибо» и укатили.
Во рту горечь, мы отдышались, умылись, сели вместе с теми, кто тушил, за один стол плечом к плечу. Вернули улыбки. Иру посадили с торца: «Вы у нас Гефест, обуздали огонь». Повар, на удивление, в это время готовил. Ира напоминает, что испытание огнём – древнее средство дознания истины, и мы его выдержали. Метрдотель ставит узо: «За такое событие нужно пить только крепкое, чтобы наше единение было ещё крепче». Когда я сказал, что жену зовут Эйрена (Ирина по-гречески), то за столом зашумели. Метрдотель перевёл: «Все завидуют, как тебе повезло в жизни». И попросил:
– Можно ли поцеловать нашу и твою богиню в знак благодарности? Я богинь ещё не целовал.
Под дружные аплодисменты прикоснулся губами к подставленной щёчке.
Образовавшейся командой пьём за победу, нашу общую победу, как на войне. В зале русские и греки. Православные. Не зря капелька Греции в Ирине – имя богини, которое означает «мир», «покой» и, главное для меня – берегиня. Проявлялось это и раньше в каждой мелочи, но тут уже, действительно, – берегиня. Иначе не назовёшь.
Остальные наши – за отдельными столами пытаются ехидничать:
— Иностранцы деньги-то за еду не успели забрать, сейчас, наверное, жалеют.
Ира поворачивается к ним:
— Они не жалеют, а благодарят Бога.
— За что это?
— В таких случаях говорят: «Спасибо, Господи, что взял деньгами».
Кто о чём, а мы за своим столом — о дружбе, которая, если и может родиться внезапно, то, наверное, только в таких вот обстоятельствах.
Перед посадкой к автобусу подошла вся «команда пожарников», и метрдотель торжественно вручил Ирине в красивой упаковке фирменную бутылку узо двенадцатилетней выдержки: «За отвагу на пожаре. От греческих мужчин русской женщине, которая «в горящую избу войдёт»». Надо же, знает Некрасова.
На следующее утро новая экскурсия. Едем спокойно. Не может же снаряд дважды попасть в одну воронку. В автобусе гид, девушка из Воронежа, Надежда, приехала в гости к подруге, уже ставшей местной. Виза длинная, всё равно просрочила. Решила остаться, будь что будет. Ира спрашивает:
— Повезло?
— Да. Дома закончила художественное училище, зимой полно заказов по рекламному оформлению, в сезон — гидом.
— А родители?
— Приезжали в гости. Говорят, что я тут, как сыр в масле катаюсь. Мама вообще всё оценивает критично, в том числе свою фигуру. Спрашиваю у неё, а как на родине — отвечает одесским анекдотом: «Софа, как дела? — Да, полная жопа... — А что, кроме проблем с фигурой, ничего нового?»
— Мама у вас с юмором. В городе, что все такие? Поэтому и назвали воронежский сыр «Надеждой»?
— А им ничего другого и не осталось — только надеяться.
На вопросы туристов Надежда отвечает, что «в Греции всё есть» — да уж, и пожары тоже. Ира мне на ушко: «Удивительная психика, почти страшное событие со временем переходит в разряд забавных, и вызывает смех».
Мы в Микенах, бронзовый век, второе тысячелетие до новой эры. На невысоком скалистом холме — циклопические стены крепости, жилые помещения, усыпальницы, все из камня. Гореть нечему. Строили «навсегда». Не напрасно Шлиман оставил доходную должность и беззаботную жизнь в Петербурге. Подарил нам возможность увидеть историю, здесь было начало и другой, наверное, самой древней истории, но уже о любви, рассказанной Гомером.
На дороге небольшой, ещё того времени, мост из каменных глыб. Ира замечает, что это не просто куча камней, а специальная арочная конструкция с распределённой нагрузкой на опоры для устойчивости (до сих пор держится, а сопромат начали изучать недавно).
Симпатичный ресторан для туристов, как же без этого? Несколько автобусов. Зашли спокойно пообедать. Очень непривычное ощущение – почему-то слегка покачивает, а не с чего: вчерашний вечер, как у нас говорится, прошёл впустую. Большая люстра в центре тоже покачивается, люстры по бокам, которые поменьше, — побойчей, в такт позвякивают подвесками. Пол под ногами начинает подрагивать из стороны в сторону. В зале паника, пока лёгкая.
Немка потащила за руку уже большого ребёнка, тот, не понимая в чём дело, разразился громким воплем. Туристы спохватились, дружной гурьбой, глядя на потолок и невольно пригнувшись, быстренько покидают заведение. В дверях толкаются, вперёд никто никого не пропускает. Метрдотель остался один в центре зала, весь из себя важный, при полном параде, в смокинге, уверенным голосом, не дрожит в отличие от пола, пытается остановить: «Господа, не переживайте, у нас так часто бывает, ничего страшного, сейчас закончится».
Люстры тем временем продолжают сильнее раскачиваться, пол трястись, бокалы вовсю звенеть, клиенты убегать. Мы, русские, сидим. Греки-официанты встали рядом с шефом. Переглядываются. Ждём... Интересно, чего? Рухнет или нет? Православное «авось» у них и у нас — одна вера? Кто-то из наших не выдерживает и выскакивает наружу. Мужчина за соседним столиком крестится, а перед этим, в гробнице Агамемнона, божился, что ни во что не верит. Ира ему: «Подожди, ещё гром не грянул». А я смотрю, что там у нас над головой: можно ли куда спрятаться, если всё начнёт валиться. Кажется, нашёл – чуть сбоку, большая ниша в стене в виде арки. Пересаживаю Иру на моё место и беру за руку, чтобы успеть протолкнуть впереди себя. Продолжаем сидеть. Может зря?
Тянутся долгие секунды. Какие же они медленные, чёрт возьми. Всегда раньше так торопились. Бокалы на столе, хорошо, что пустые, а то бы упали, попрыгали ещё, попрыгали, позвенели и наконец успокоились вместе с нами, оставшимися. Выскочившие с опаской вернулись, греки разошлись по рабочим местам. Мы своё доели и уехали раньше всех. Вот вам и «дважды не бывает».
Вечером по телевизору смотрели новости. В соседнем районе были разрушения, к счастью, обошлось без жертв. Некоторые дома пострадали, есть обвалившиеся.
Повезло, что метрдотель не ошибся, а ведь мог.
К чему это я всё так подробно, и в чём же заключается везение?
Для нас оно не в том, что не обгорели и не пришлось вылезать из-под завалов. А в том, что мы нашли друг друга. Пусть говорят, что, всё случайность, и то, что не пострадали и то, что мы встретились. Да, возможно, но Бог может только свести вместе, а навсегда или нет – выбор за нами. Мы выбрали навсегда: любимая со мной, и я с ней. В этом и есть счастье, всё остальное в жизни, по сути, не имеет значения.
Последнюю ноту в песне поставит судьба, и беда, если не сумел осознать то счастье, которое было рядом, всю жизнь. Видеть его в каждой мелочи и самому проявлять любовь, не дожидаясь пожара или землетрясения. Не дай Бог, придётся отвечать на вопрос самому себе.
Что такое счастье?
– То, что понимаешь,
Всё или отчасти?
– То, что потеряешь.
17. Давайте, вспомним...
Сергей Лукич Гусев
Война приносит голод, холод,
И тяжелее людям всем,
А жизни плющит, словно молот,
Не оправдать ее ничем.
Закрыв плотнее двери дома,
На битву с нечистью ушли,
Почуяв смертную истому,
Сжимали горсть родной земли.
Им было трудно, очень страшно,
И вспоминали всех родных,
В атаке, с матом трехэтажным,
Фашистов били молодых.
Давайте вспомним в скорбном тосте
Погибших молодых ребят,
Слезой омоем те погосты,
Где наши воины лежат.
18. Васькина война Глава 1
Сергей Лукич Гусев
Глава 1.
«В военном билете им ставили простой штамп с номером войсковой части, а рассказы о кровопролитных боях в Африке слушатели воспринимали как обычную байку подвыпивших мужиков. Потому что «их там не было».
(Википедия «История неизвестных войн»)
…О том, что советские военные воевали в Африке, долгое время было не принято говорить. Больше того, 99% граждан СССР не знали о том, что в далекой Анголе, Мозамбике, Ливии, Эфиопии, Северном и Южном Йемене, Сирии и Египте был советский военный контингент. Конечно, доносились слухи, но к ним, не подтвержденным официальной информацией со страниц газеты «Правда», относились сдержанно, как к байкам и домыслам. Между тем, только по линии 10-го Главного управления ГШ ВС СССР с 1975 года по 1991 год через Анголу прошли 10 985 генералов, офицеров, прапорщиков и рядовых. В Эфиопию за это же время были командированы 11 143 советских военнослужащих. Если учитывать еще и советское военное присутствие в Мозамбике, то можно говорить больше чем о 30 тысячах советских военных специалистов и рядового состава на африканской земле.
Источник: Неизвестная война СССР в Анголе: как это было.
© Русская Семерка
…Если сегодня вы встретите седого мужчину, рассказывающего о своей службе в Анголе, не отмахивайтесь от него как от надоедливого фантазера. Вполне возможно, что перед вами настоящий герой ангольской войны, которому так и не удалось стать нужным своему государству…
До сих пор все сведения об этой неизвестной войне носят гриф «совершенно секретно»…
…В небольшой сибирской деревеньке в простой, крестьянской семье, в начале вьюжной зимы родился мальчик. Ничего необычного: рост 56 см. вес 3600 г. Обыкновенный человеческий стандарт. Детство провел среди таких же мальчишек и девчонок, но с той лишь разницей, что фамилия у него была немецкая – Штраух. Родители были родом из репрессированных немцев, согнанных с берегов Волги в суровую Сибирь.
Все бы ничего, да только эта фамилия была горем для мальчишки.
Пацаны и девчонки дразнили «немцем», «фашистиком», а те, кто повзрослее, фамилию Штраух коверкали на матерное «Штрах…й». Все это злило пацаненка до бешенства. Сверстникам он давал отпор в виде расквашенных носов и вывихнутых пальцев. Со старшими связываться не решался. Сжав кулачки, до боли вонзив ногти в ладони, молча сопел, исподлобья глядя на обидчика…
Васька любил читать. Однажды, в библиотеке ему попалась небольшая брошюрка «Как стать сильным и ничего не бояться». В ней подробно описывались различные способы и приемы, развивающие силу, ловкость и выносливость. Не мудрствуя лукаво, Васька засунул брошюрку за голенище валенка, взял для отвода глаз какую-то книгу, отметился у библиотекарши и ушел.
Придя из школы, наскоро проглотил обед, натаскал дров для печки, сбегал на колодец за водой, наполнил бачок и ведра. Святая обязанность! За ее нарушение отец мог молча выпороть ремнем.
Сделав домашние дела, брал брошюрку и уходил в сарай, где стал заниматься по методике, описанной в ней. Сделал самодельные гантели из тяжелых шестеренок от какой-то техники. Из старой камеры нарезал ленты для эспандера. Результат не замедлил сказаться. Вскоре, с Васькой не мог справиться ни один из сверстников. Однажды к ним приехал в гости родственник отца. Подпили, и как обычно, пошли мужские разговоры о житье – бытье. Родственник поинтересовался, как учится Васька, пощупал мускулы на его руках. Одобрительно хмыкнул, похлопав его по спине.
— В десант тебе надо, парниша, в десант, — сказал он, — я там служил, трудновато, зато интересно, и уважения к тебе больше.
Предложил померяться силой на руках. Удивился волчьей хватке и силовому упорству мальчишки.
— Драться умеешь? — спросил он.
— Умею, — коротко бросил паренек.
— Покажи, что ты умеешь, — предложил родственник и встал в позу боксера.
Васька широко, по-деревенски, размахнулся…и попал рукой в пустоту. С трудом удержал равновесие. В секунду вскипев злостью, размахнулся… и опять впереди пустота, но по загривку получил весомый удар, сбивший его с ног. Соскочил и вновь кинулся на «обидчика». В глазах стоял кровавый туман, мозг полностью отключился, осталась одна мысль: «Достать врага».
Вдвоем с отцом кое-как усмирили разъяренного мальчишку. Васька пришел в себя, унял тряску в конечностях. «Дядь Яша, научи меня так драться!» – попросил он.
— Приеду к вам в гости летом, вот тогда и поучимся на берегу реки, на песочке, — смеясь, ответил гость. А ты займись своим характером – злость в драке играет отрицательную роль, научись себя контролировать. Твой мозг должен быть холоден, как сталь на морозе.
И тут, как на грех, зарядили нескончаемые метели. Дорогу до города даже и не пытались пробить – заметало следом. От безделья Яша предложил Ваське позаниматься на сеновале. На плахи потолка настелили слой сена, и пошли ежедневные тренировки.
Несмотря на мороз, занимались в одних рубашках. Дядя Яша служил в милиции и занимался боевым самбо. В настоящее время был на пенсии, но выглядел молодо, был энергичен и подвижен.
Удивился, как быстро паренек осваивает уроки борьбы, которые иногда взрослые постигали с большим трудом. А Васька завел себе тетрадь, в которую записывал буквально все, чему обучал его дядя. Мысль о подготовке к службе в десантных войсках гвоздем засела в его голове. Помня наставление дяди, стал тренировать волю, чтобы меньше злиться, подавлял чувство боязни высоты. Зимой прыгал с крыши дома в сугробы, а летом – с трамплина в воду. Паренек перечитал все книги в библиотеке про десантников.
Первое знакомство с экстремальными прыжками произошло весной, в конце мая.
Однажды, сидя с пацанами у костра, заговорили о своем будущем. Васька сказал, что хочет после школы идти в армию, в десантные войска. Заговорили о парашютах, вооружении десантников, их подготовке. Тут кто-то из друзей предложил десантировать кота на зонтике с высокого обрыва. Возражений не было. Васька с другом пошли к дому их соседей. Здесь жил здоровенный рыжий кот, толстый и ленивый, как барин. Он мог целыми днями лежать на завалинке, не обращая внимания ни на кого.
Кот был пойман, посажен в сетку. Принесли его к обрыву, одели ручки сетки на рукоятку зонта и сбросили с обрыва. Кот благополучно приземлился, выпутавшись из сетки, и с диким мявом поскакал по насту в гору, к домам. Посмеялись и разошлись.
Через день к Ваське пришла соседская девушка – хозяйка кота, и предложила прогуляться. Пошли на излюбленное место молодежи – на скалы. Подошли к обрыву, девушка прижалась к руке Васьки, опасливо заглядывая в пропасть. Обрыв был не большой, всего-то метров пятнадцать-двадцать, но с высоты смотрелся жутковато. Внизу белел громадный сугроб нерастаявшего снега.
— Вы здесь бросали нашего кота? — спросила девушка.
Васька, ничего не подозревая, с упоением рассказывал ей, как кот, молча, словно настоящий десантник, пролетел все расстояние, а только потом, приземлившись, издал боевой клич.
Неожиданно, девушка схватила его за рукав и с силой толкнула в грудь с обрыва.
— Десантируйся, как кот! — крикнула она.
От смерти Ваську спасли тренировки и наставления дяди. Поняв, что падение неизбежно, он сделал в полете кульбит и врезался ногами в сугроб, почти по грудь. Снег был плотен и сыр. Попробовал шевельнуться – куда там, вонзился в сугроб, словно нож в тыкву. Не теряя хладнокровия, раздирая о наст ногти и кожу, стал откапывать себя. На это ушло много времени. Докопав до колен, попробовал вытащить ноги. Оставив ботинки и носки в снегу, босиком выбрался на поверхность наста. Цепляясь за ветки кустарников, кое-как вылез из обрыва на вершину горы.
Испуганная девушка убежала за помощью. Уняв тряску в конечностях, Васька без сил упал на сухую траву. Услышал топот бегущих ног, оглянулся.
На помощь спешили отец девушки и ее брат. Убедившись, что все в порядке, стали допытываться – что же произошло?
— Что, что… Упал, вот и все, — зло глянув на трясущуюся от страха девушку, сказал он.
Поднялся, и, ковыляя босыми ногами по сухой траве, пошел домой.
Теперь в школе мальчишка ходил, никого не боясь. На насмешки отвечал жестко. Обычно, обидчик, получив в «пятак», обливаясь кровью, становился на колени, или валился на бок. «Лежачего - не бьют!» — помнил негласный завет Васька и никогда не пинал упавшего.
Однажды, чуть не случилась трагедия, которая могла сломать будущее паренька. На новый год, после школьной елки, юноши пошли провожать девушек по домам. Одна из девчат из параллельного класса по имени Люда, попросила Ваську проводить ее до дома бабушки, у которой она жила. Взяв его под руку, пошли по улице под неярким синим светом луны. Услышал позади себя топот и хруст снега под ногами бегущих людей. Оглянулся. Их догоняла тройка пацанов из старших классов. Один из них, сходу ударил в челюсть Ваську. Сбив его с ног, стали с остервенением пинать, приговаривая: «Не ходи на Орловку, «немец», здесь для тебя девушек нет!» Изловчившись между ударами, Васька сбросил рукавицы, и схватил за ногу одного из нападавших. Зажав ступню в ладони, вывернул тело и ногу в яростном порыве. Раздался хруст и дикий вопль боли. Нападавшие отскочили от Васьки, и побежали по переулку. Догнав одного из них, в прыжке ударил ногой в спину. Убегавший, со всего маха ударился лицом об накатанную поверхность дороги и замер. Третий, прибавив скорости, скрылся за домами.
К Ваське подбежала Люда и в страхе отшатнулась от него: «Вась, что с тобой? — изумленно спросила она, — ты похож на вампира! Очнись! — трепала она его рукав старенького пальто. Ты сломал ногу Гришке, его надо в больницу! А с Федькой что сделал? Он лежит, не шевелится…»
Васька протер снегом пылающее лицо, надел шапку, поданную девушкой.
Постепенно пришли мысли: «Что же я наделал! Все, теперь точно, тюрьма!»
— Вась, давай позовем кого-нибудь из взрослых, пусть помогут, — предложила Люда.
Побежали к дому скотника дяди Тимофея, у которого была лошадь. Он быстро запряг ее, и они поехали к месту происшествия. Загрузив на сани Федьку, так и не пришедшего в себя, поехали к месту, где произошла схватка. Но Гришки там не оказалось! Тимофей с Васькой повезли Федьку в больницу. Долго стучали в закрытые двери. Наконец, на стук вышла заспанная санитарка. Долго объясняли подпитой и не до конца проснувшейся пожилой женщине, что нужен врач.
— Нет никого, гуляют все, — махнула она рукой, — езжайте на квартиру к главврачу, и стала закрывать дверь.
— Ты в своем уме! Что мелешь, алкашка! — взревел Тимофей, — у нас мальчишка помирает, а ты посылаешь искать врача.
До женщины видимо, дошла суть происшествия. Подошла к саням, глянула в безжизненное лицо Федьки, залитое кровью. Расстегнула фуфайчонку и приникла ухом к груди.
— Живой, бьется, дышит, — поставила она «диагноз». — Щас я, щас, — пробормотала санитарка, и ушла вглубь помещения. Вернулась со склянкой в руке и ватой. Намочила вату нашатырным спиртом и поднесла к носу парня. Федька судорожно вздохнул несколько раз и закашлялся.
— Хватит, не надо больше, — заканючил он, — нос и так болит.
Довезли его до дома и сами разошлись. Васька со страхом стал ждать следующего дня
Наутро к ним пришла директриса школы и участковый, с отцом Гришки.
— Рассказывай! — коротко бросил участковый, уселся за стол и расстегнул планшет.
— Чо рассказывать? Подрались, вот и весь рассказ, — ответил Васька.
— Давай, не «сократничай», а с подробностями, — постучав торцом карандаша по столу, грозно сказал милиционер.
— Ну, после школьной елки я пошел провожать домой Люду Васильеву из параллельного класса, — начал рассказ Васька. — Нас догнали три пацана из старшеклассников: Гришка Иванов и Федька Стариков, третьего я не знаю. Меня сбили с ног и стали пинать. Я поймал за ногу Гришку и вывернул ее. А Федьку толкнул в спину, и он ударился лицом об дорогу. Мы его на санях привезли в больницу, и он там очнулся. Потом его отвезли домой. Вот и все.
— Твое счастье, что сын отделался разрывом связок, иначе бы я тебя засадил и надолго, — со злобой промолвил отец Гришки. — Товарищ участковый, вы запишите в протокол, чтобы родители этого «фашистика» оплачивали лечение сына. А с тобой, папаша, — обратился он к отцу Васьки, мы поговорим без свидетелей.
При упоминании клички «фашистик» злоба стала заволакивать глаза парня, еще мгновение и он бы кинулся на взрослого мужчину. Но Васька быстро взял себя в руки, лишь засопел громче обычного. Увидев изменения на лице мальчишки, опытный участковый встал рядом с ним.
— Прекратите оскорблять его, причем тут «фашистик», подумаешь, фамилия такая, немецкая, что теперь, — обратился он к Гришкиному отцу. — Я обещаю вам, что разберусь в этом деле.
— Вот и разберитесь, а то и на вас я могу пожаловаться, кому следует, — ткнув пальцем в потолок, с такой же злобой сказал мужчина.
— Жалуйтесь, ваше право, — ответил участковый, — но потом придется ответить, кому ваша теща ночами продает самогон.
Отец Гришки побагровел, лицо покрылось нездоровыми плитами румянца. Что - то прорычав в ответ, он выскочил за дверь, с треском ее захлопнув.
— И что теперь нам делать с Василием? — поправив сползающие очки, спросила участкового директриса.
— Сами решайте, что делать, согласно вашим школьным правилам, а мы вынуждены завести уловное дело в связи с членовредительством. Если родительские стороны не договорятся, то будет суд, и он определит меру наказания, — ответил милиционер.
Школьный суд был короток. Собрали комсомольское собрание в классе. Большинство проголосовало «исключить»… На следующий день в зале школы построили линейку, и председатель комсомольской организации школы провозгласила вердикт: «За неподобающее поведение, порочащее честь комсомольца, исключить Василия Штраух из наших рядов»…
…Домой идти не хотелось… Бесцельно побродив по улицам села, зашел к другу Кольке.
Тот сочувственно посмотрел в глаза: «Брось, ну их на…х и сматерился, словно взрослый мужик. Есть будешь? Слушай, давай браги хряпнем, у бати стоит лагушок, давно поспела».
— Давай, махнул рукой Васька, — была, не была, все одно, теперь жизнь пошла под откос.
Первый раз в жизни Васька выпил полную кружку браги. Так его не рвало никогда. Казалось, желудок вместе с кишечником решили выпрыгнуть из тела. Обессиленного Ваську друг уложил на лавку у печки. Паренек проспал до вечера.
— Вась, проснись, — услышал он голос Кольки, — щас родители с работы придут, начнутся разборки.
Васька с трудом поднялся. Пол и потолок угрожающе кренились в разные стороны, голова кружилась похлеще, чем на карусели. Оделся и, качаясь, вышел в морозную темень. Протер лицо снегом, немного полегчало. Пошел домой.
На следующий день отец составил серьезный разговор с сыном. Пришлось идти к родителям пострадавшей стороны, унижаясь, просить прощения. Отцу Васьки пришлось отдать в знак примирения ящик соленого сала и канистру самогона. Дело замяли.
Зато в классе к нему изменилось отношение одноклассников. Дело дошло до откровенного бойкота. Все это наложило отпечаток на характер мальчишки. Васька стал угрюмым, и дерзким до безрассудства. Теперь и старшеклассники его побаивались. Васька замкнулся в себе, получив кличку «Сыч». С трудом дотянув до конца учебный год, получив аттестат о восьмилетнем образовании, паренек с облегчением покинул стены ненавистной школы.
Пролетело лето в деревенских делах и заботах о животе насущном. Отец работал на хлебоприемном пункте и теперь брал сына с собой на работу. Работа была простая – бери метелку, да мети мусор с площадок, готовь их под скорый урожай зерновых.
Платили мало, но куда деваться, хотя и эти копейки для семьи были важны.
В конце августа отец, сидя за вечерним ужином, стал допытываться, кем хочет стать сын. Васька и сам не знал, что делать: или идти, доучиваться до десяти классов, или поступать на учебу в какой-то техникум. Ни одна из технических профессий его не привлекала. Да и если честно сказать, не хотелось так рано отрываться от родительского дома, где мать и бабушка так внимательно и с лаской относились к нему. Посовещавшись, решили продолжить обучение до десяти классов. Пошли к директрисе, и долго, до нервного тика, убеждали ее, что все будет хорошо и Васька дисциплину больше не нарушит.
За лето многое забылось, и первого сентября парень был принят в классе, как было и раньше. Васька расслабился, но как говорится: «разбитую чашку не склеишь», отношения к нему были натянутыми. Это чувствовалось во всем: не приглашали поиграть в кульду, из круга вышибало, в чижа, или просто, погонять мячик. Теперь Васька уже не злился, а помня о наставлениях дяди учиться управлять собой, по-философски смотрел на происходящие события. Неожиданно для самого себя, у него появилась страсть к изучению природы и химическим опытам. Незаметно втянулся в школьный ритм, стал учиться лучше, отрицательные оценки стали большой редкостью. Да и отношение учителей к нему тоже изменилось. Закончил Васька десятилетку с одной лишь тройкой по математике – не любил он эту науку. Теперь предстояло принять решение – кем быть…
19. Васькина война Глава 2
Сергей Лукич Гусев
Глава 2
После окончания школьных экзаменов Василий Штраух получил аттестат о среднем образовании и устное наставление от учителя химии – поступить в пединститут.
Связывать свою жизнь с учительской профессией Василию не очень-то хотелось. Были свежи в памяти события двухгодичной давности. Не растаяла обида за унижения.
В начале июля в гости приехала родная сестра. Она и убедила парня поступить на биолого-химический факультет пединститута. Решение было принято.
Василий пошел в райвоенкомат сниматься с учета. В деревянном двухэтажном здании было прохладно и безлюдно. В каком-то из кабинетов негромко стрекотала пишущая машинка. Поднялся на второй этаж и постучал в дверь кабинета райвоенкома.
— Разрешите? — робко спросил он.
— Кто таков? — встретил его грозный рык военкома, — почему докладываешься не по форме?
От неожиданности у Василия вылетели из ума все наставления, которые изучали на уроках НВП, когда приходишь к комиссару.
— Э-э-э, товарищ майор, проблеял он, — допризывник Штраух Василий прибыл для подписи листка убытия.
— М-р-р-р, – раздалось негромкое рычание, — ладно садись, кивнул он на стул.
Василий робко присел и подал военкому приписное свидетельство. Тот встал, пьяно качнувшись, подошел к шкафу, порывшись в нем, достал личное дело допризывника.
— Тэкс, тэкс, тэкс… убываешь, значит. А кто будет Родину защищать? Супостаты мечи точат, ракеты на нас нацелили, а ты в учителя решил податься? А у нас недобор, и как раз в десант. По всем деревням пошукали, едва половину набрали, подходящих под требования призыва.
— Так вроде был Указ правительства, что из пединститута забирать в армию не будут, — возразил Василий, — это мой выбор.
— Не, я тебя не отпущу, сразу дам направление на сборный пункт, — снова грозно прорычал военком. — Пьешь, куришь?
— Нет, не пью и не курю.
— Во, вишь, такие тока в десантуру и нужны! По габаритам ты подходишь: вес и рост соответствуют.
Пытка психологическим давлением продолжалась минут пятнадцать. Еще немного и Василий бы сдался, согласившись на призыв. Но тут, как всегда вмешался случай.
В кабинет без стука ввалился незнакомый мужчина, в приличном подпитии, побрякивая сеткой с двумя бутылками портвешка. Военком быстро сделал запись в приписном свидетельстве, шлепнул печать, подал документ Василию и указал на дверь. Парень вышел на свежий воздух, как из парной бани, даже лоб вспотел.
— Всё, теперь можно ехать в город, писать заявление на учебу в ВУЗ и начинать подготовку к вступительным экзаменам, — с облегчением подумал он.
На следующий день Василий трясся по пыльной дороге в разбитом ПАЗике, набитом людьми, как селедка в бочке. Благополучно добравшись до города, решил не заезжая к сестре, сразу идти в институт в приемную комиссию, и подать заявление. Оформив все бумажки, повидался с сестрой и через день отбыл обратно в село.
Основательно подготовившись, с успехом сдал приемные экзамены и был зачислен на первый курс биолого-химического факультета. Побывал в колхозе со своей группой на уборке сена. Все было новым, интересным. Особенно понравилось обилие девушек. В группе было три парня и семнадцать соблазнительниц. А всего на курсе было одиннадцать парней и около ста девчат. Поле непаханое!!!
В октябре начались занятия. Учился Василий легко, был интерес к изучаемым предметам. На физически развитого парня обратил внимание преподаватель физвоспитания. Поинтересовался, какие виды спорта больше всего его интересуют, и предложил секцию бокса и борьбы. С боксом дело сразу не пошло. На первой же тренировке Василий выбил большой палец на правой руке. Когда он поджил, решил попытать себя в борьбе. Вот, тут и сказались уроки дяди на сеновале. Тренер обратил внимание, что паренек знает много приемов, которые запрещены в классической борьбе и поинтересовался их происхождением. Василий все ему рассказал. Тогда тренер посоветовал ему обратиться в спортивное общество «Динамо», где изучают самбо. Пообещал протекцию.
Через неделю Василий был в группе начинающих. Отличная физическая форма позволила ему быстро выйти в лидеры. Полгода упорных тренировок дали свой результат – парень стал чемпионом города. И вскоре тренер доверил Василию заниматься с новичками.
И вот, закончен первый курс института. Сданы последние экзамены и как всегда, следовал заключительный поход на природу. Собрались не все, часть ребят и девчат уехала домой. В пункте проката взяли палатки и спальники, закупили еду и вино «Алтын–Кель».
Доехав на автобусе до конечной остановки, пешком добрались до реки. Здесь разбили бивак, парни заготовили хворост для костра, девчата стали готовить ужин. Василий обратил внимание, что с него не сводит глаз симпатичная чернявенькая девушка в спортивном костюме, выгодно подчеркивающем очертания ее тела.
— Хороша, чертовка! — кольнуло сердце Василия. — Надо поближе познакомиться.
И вот, готов ужин. Дружно окружили расстеленную на земле клеенку. Разливающий плеснул в кружки вино. Выпили за окончание первого курса, потом за преподавателей, за природу и здоровье, и за все хорошее.
Проснулся Василий от дикой головной боли. С удивлением обнаружил, что он абсолютно гол и на его руке лежит такая же обнаженная «чернявочка». Осторожно освободив руку, стал искать одежду. Оделся и выполз из палатки. Умылся у ручья, сел на бережок и стал вспоминать вчерашний вечер.
— Как это я так нажрался, что ничего не помню? — с удивлением думал он. Как мы очутились в палатке? Была ли близость?
Тяжелые раздумья прервал мелодичный голосок: «Васек, ты, что тут грустишь? Я тебя потеряла, пошли обратно в палатку, я хочу».
Чернявенькая взяла его за руку и потащила в палатку. После двух заходов Василий был взмылен, как скаковая лошадь.
— Ну и темперамент у тебя, — отдышавшись, вымолвил он, — ты мне всю спину изодрала, как кошка.
— А я и есть кошка, а ты теперь мой котик и навсегда, — снова прильнула к нему девушка.
Этим словам Василий не придал значения, а зря…
В его студенческой жизни было много мимолетных свиданий, заканчивающихся постелью, но никто из девушек не мечтал связать с ним свою судьбу.
Мигом пролетело лето, и опять у здания института стали собираться студенты. Снова всех отправляли в колхозы по различным районам. Василий забыл ночную встречу с чернявенькой девушкой, имя-то ее забыл!
Почувствовал, что кто-то взял его за рукав телогрейки. И дальше начались события, словно в плохом детективе.
— Вась, ты, что ко мне даже не подходишь? — спросила подошедшая девушка, одетая в платье, — забыл свою Таню, и свои обещания на мне жениться?
— Же-ни-ться? — округлив глаза, еле вымолвил Василий, — когда это я тебе обещал? А ты почему в таком наряде, в колхоз не едешь?
— Быстро же ты забыл ту ночь, — опустив глаза, тихо вымолвила Таня, а я вот, от тебя беременная, поэтому и не еду…
Новость, как обухом по голове шибанула парня.
— А ты точно уверена, что забеременела от меня? Я ведь знаю, что тебя парни таскали по комнатам общаги.
— Так, значит, ты отказываешься от меня? — сменила тон Таня, — смотри, мальчик, как бы дело тюрьмой не закончилось! Я напишу заявление, что ты меня изнасиловал и я теперь в положении. Свидетелей много, нас видели, что в палатке мы ночевали только двое.
— Ты чего несешь, профура! — завелся Василий.
Багровый туман стал заволакивать глаза. С трудом придя в себя, отошел в сторону и присел у тополя.
К нему подошел Иван, парень старше его, поступивший в институт после армии.
— Что с тобой, на тебе лица нет! — с тревогой спросил он, — не заболел?
— Заболеешь тут, — сказал Василий, — влип, однако я…
— Рассказывай! — коротко сказал друг.
Парень рассказал Ивану все, что было.
— Да-а-а, дружище, не повезло тебе, — сочувственно произнес Иван. — Отец у этой девушки большая шишка в горисполкоме. Если доча ему навяньгает, то два выхода: или женитьба, или тюрьма. Хотя есть еще и третий способ – армия. Осенний набор еще не закончен, можно успеть смыться. Решай быстрее, через час придут машины и нас развезут по разным районам.
Василий размышлял ровно пять минут. Перспектива женится на потаскушке его не радовала, а обещание посадить в тюрьму приводило в ужас.
Закинув рюкзак за плечи, подошел к старосте группы и сказал, что в колхоз не поедет, так как заболел. Староста пожал плечами и вычеркнул Василия из списков отъезжающих.
А парень тем временем широким шагом шел в направлении горвоенкомата. Благо, паспорт, приписное свидетельство и студенческий билет были с собой.
Дальнейшее было словно во сне. Краткий визит к сестре с ошеломительной новостью, сборный пункт и казарма. Здесь только парень пришел в себя, полностью осознав свою ошибку. Утром на построении стали зачитывать списки призывников, кто в какую команду попадет. Василий попал в воздушно–десантные войска в 76 Псковскую дивизию.
Начались изнурительные подъемы среди ночи, марш – по пескам и снегу. Стрельбы, занятия по ТТП (тактико–техническая подготовка), «рукопашка», стрельбы ночные и дневные, вождение и изучение матчасти различной техники, изучение различных видов оружия, ну и конечно прыжки с парашютом.
Время, проведенное в учебке, прошло недаром. При росте в сто восемьдесят сантиметров Василий весил восемьдесят пять килограмм (стандарт!) – гора мышц, без лишней капли жира. Шутя, показывал новобранцам, как сгибая руку и напрягая бицепс, можно свободно порвать рукав тугой рубашки. Лихо тягал одной рукой сто килограммовую штангу.
Молодость придавала силы, все были бодры и веселы. После отбоя в казарме слышались тихие разговоры, анекдоты.
— Мужики, слушайте анекдот, — раздался голос из темноты. — Группа готовится к прыжкам. Командир группы построил всех, идет и проверяет у каждого подвесную систему парашюта. Подходит к одному курсанту, потрогал ремни в промежности: «Бубенчики не жмет?»
— Нет, не жмет...
— Имя?
— Маша…
— А-га-га-га! — грянул громовой хохот тридцати рыл.
— Щас бы эту Машу сюда, на ночку!
— А-га-га-га!
Зажегся свет. «А ну, тихо всем! — раздался голос старшины, — жеребцы стоялые, не угомонитесь, щас на плац и гусиным шагом полчаса под дождем!»
Свет погас, установилась тишина, прерываемая шепотом и тихими смешками.
Однажды, уже поздней весной, решили подшутить над только что поступившим пополнением. Василию принесли шестнадцати килограммовую гирю.
Он приклеил изолентой к ее боку три скрученных в один, бенгальских огня и написал мелом в трех местах по кругу: «Бомба».
Подошел к окнам казармы, зажег бенгальские огни и метнул «бомбу» в открытое окно кубрика на втором этаже. Результат был ошеломительным…Раздался звон стекла, крики: «Бомба!», в окна со второго этажа сиганули самые трусливые, вывихивая и ломая ноги.
Шутка закончилась гауптвахтой, и здесь Василий понял, что ему грозит дисциплинарный батальон. Случай, вызвавший травмы будущих солдат может быть наказан строго.
После двух дней отсидки, на «губу» зашел старшина взвода. Постоял, помолчал.
— Плохо твое дело парень, плохо, — покачиваясь с пятки на носок, произнес он, — ищут тебя. Оказывается, ты еще и пакостник, огулял девушку и решил скрыться в армии. Мудрец… Ты родом с Алтая? Мы с тобой земляки, я из Рубцовска. Земляки должны помогать друг другу. И я, чем могу, помогу тебе. Выбора у тебя нет, впереди «дисциплинарка»… Есть единственная лазейка – убраться подальше из этих мест.
— Как это, убраться? Бежать, что ли? — с изумлением уставился на «куска» (старшину) Василий. — Это же верная тюрьма!
— Нет, Василий, это служба в горячих точках. Туда берут без рытья в прошлом. Карабах, Приднестровье, Осетия, Афган, есть куда и подальше – Ангола.
— Товарищ старшина, я согласен «куда подальше», только бы не за решетку.
— Добро, — кивнул старшина, — я тормозну бумагу, по которой тебя разыскивают, и прокачаю вопрос о твоем переводе в контрактники. Через день скажу результат.
Василий взял листок бумаги, написал письмо домой, что служит, все нормально. На втором листке написал заявление о предоставлении ему академического отпуска по состоянию здоровья и адресовал его сестре, чтобы она отнесла бумагу в институт.
Сутки не спал, преследуемый кошмарами. Стоило закрыть глаза, как явственно вставала картина бетонных стен, обнесенных колючей проволокой, узкие зарешеченные окна. И рядом курящие и храпящие небритые личности в наколках. От этих картин становилось дурно…
— Нет, уж, лучше куда подальше, чем видеть этот ужас.
Василий еще не представлял, в какой ужас он вляпался. Старшина пришел на следующий день с довольной ухмылкой.
— Гарцуй, жеребчик, все по тебе решил, завтра отчаливаешь в город N–ск. Все документы получишь на вахте. Бывай, здоров, солдат удачи!
Василий переоделся в каптерке, сдал военную форму и облачился в «гражданку». Через сутки прибыл в назначенный адрес. Его поселили в небольшой гостинице на окраине города, сказав, что сбор будет завтра по указанному в бумаге адресу. Дали листочек с описанием пути следования и адресом прибытия. Номер гостиницы был на двоих. Вскоре дверь открылась, и в номер вошел молодой парень такого возраста, крепко сбитый, остриженный под «ноль».
— Привет! — протянул он широкую, как лопата ладонь, — «Кит», — сказал он. — А ты кто?
— Василий.
— Это ты в миру Василий, а тут ты кто будешь?
— Где этот тут?
— Ты к теще на блины приехал, что ли? — рассмеялся парень, как в детстве-то тебя обзывали?
— «Сыч, немец, фашистик», — ответил Василий.
— Не, не пойдет, лучше «Сыч», — рубанув воздух ладонью ответил «Кит». — Забудь свое гражданское имя и фамилию, теперь ты мистер «никто» по кличке «Сыч».
А так же будь добр следовать простым правилам: ничего ни у кого не расспрашивать, самому ничего не рассказывать, меньше совать нос в чужие дела, и беспрекословно слушать командира. Ты ведь ВДВешник, вас разве этому не учили? Давай спать, завтра вместе пойдем на «сборку».
На следующий день Кит и Сыч прибыли на место сбора. Здесь, в большой комнате находилось человек десять – двенадцать. Василий присмотрелся – все были разного возраста, сурового вида, крепко сбитые. В комнату зашел человек в гражданской одежде.
— Так, сейчас по одному будете заходить в следующую комнату, сдавать привезенные документы, фотографироваться и получать инструкции, — сказал он.
В комнату вызывали по одному, не называя фамилий, просто выходил человек, тыкал пальцем в первого попавшегося. Василия вызвали вскоре. Он прошел, сел на стул перед тремя мужчинами. Один из них попросил рассказать без утайки о себе все, вплоть до того, сколько девушек он имел. Беседа длилась почти час. Второй, сидящий рядом, что-то торопливо записывал в блокнот. Фотограф снял его в профиль и анфас.
— Заполните бланк, — третий мужчина подал Василию листок бумаги.
— Мы забираем ваши документы, взамен даем справку - пропуск. Выезжаете за город в точку, указанную в бланке, предъявите на КПП. Все, свободен, вперед!
20. Жизнь или честь?
Нина Джос
4 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Эту историю рассказала мне одна старушка у которой я гостила когда-то в Бердянске. Дело было давно, подробности не знаю, но сюжет намертво засел в памяти.
Тётя Дора, которой в 90-е годы было уже далеко за восемьдесят, жила с мужем - мрачным скупым стариком, который к тому времени перенёс два инсульта. Он целыми днями сидел на диване и смотрел телевизор. Иногда, опираясь на палку, вставал и ходил в туалет, либо на кухню. В угасающем мозгу старика иногда всплывала старая обида и он писклявым дрожащим голосом упрекал жену за супружескую измену во время Отечественной войны. А дело было так:
Когда началась война, муж тёти Доры был кадровым офицером и попал на фронт одним из первых. Когда к их городу подходили немцы, поступил приказ об эвакуации офицерских жён и детей. У тёти Доры были на руках две малолетние дочки в возрасте шести и трёх лет. Для эвакуации прибыл фургон с командиром и несколькими военными. Места в машине на всех не хватало. И тогда командир с подлой усмешкой объявил, что вывезут только тех, кто согласится доставить ему и его товарищам небольшое удовольствие. Кобели в военной форме, посмеиваясь обходили толпу дрожащих от страха и унижения женщин, к которым жались малые дети, выбирая самых молодых и красивых. Некоторые женщины согласились на такую сделку - на кон была поставлена жизнь детей. Согласилась и молодая в ту пору тётя Дора. Насильники спешно оприходовали рыдающих от унижения и отвращения офицерских жён.
Военные сдержали слово - самых "сознательных" женщин с детьми вывезли в тыл. Кто-то из жертв насилия донёс в НКВД о случившемся. Насильники вскоре были расстреляны, по закону военного времени.
К счастью, война пощадила эту семью. Муж вернулся с фронта, а тётя Дора сохранила детей. Пара дожила до глубокой старости. Старик давно простил жене эту невольную измену - сам был не без греха, а война, как говорится, всё спишет. Но всё же иногда спьяну или к слову, припоминал давнюю обиду, нанесенную его мужскому самолюбию.
Хочу заметить, что у того поколения, понятие о верности и женской чести было совсем иным, чем в наши дни. Верность любимой женщины много значила для мужчин, сражавшихся на полях войны. Но и женщина - мать готова на многое ради спасения жизни своих детей. И когда перед ней стал выбор: жизнь или честь, она не могла поступить иначе.
21. Победи свой страх
Нина Джос
4 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Эту историю рассказал мне случайный попутчик, высокий стройный мужчина лет тридцати пяти, с густыми волнистыми волосами, затянутыми в хвост на затылке.
-- Главное в жизни, это победить свои страхи, - вещал он, пока мы ехали в машине общего знакомого, - так нам Учитель сказал. Ещё недавно я вёл кружок танцев в школе и зарабатывал всего две тысячи леев в месяц. У меня семья – жена и двое детей, их надо обеспечить. Какой я мужик, если заработать не могу? Что-то мешало мне подняться выше в своей карьере, а время стремительно летело. Стал ходить на семинары и разные тренинги, чтобы разобраться со своими "тараканами" в голове. Прошло всего три с половиной года, и теперь у меня своя частная Школа Искусств, в пригороде столицы, где занимаются более ста пятидесяти учеников!
Особенно запомнился мне тренинг, который я проходил на Украине. Наш лагерь располагался возле леса. В группе было несколько девушек и всего два парня. Учитель давал нам задания на преодоление страхов. Однажды он приказал ночью отправиться через лес к озеру и переплыть его туда и назад. Днём мы уже ходили туда и дорога была нам знакома. Но одно дело днём, а другое ночью. Когда в лесу темно, кажется, что во мраке притаились хищные звери и лесные духи – леший, Соловей-Разбойник и прочая жуть кошмарная. А тут ещё птицы ночные кричат, ёжики в траве шелестят, разные насекомые летают. Страшно! Пока мы шли туда - столько страхов повылазило, о которых я даже не подозревал! Добрались до озера – в воде Луна отражается, камыши шелестят, птицы болотные кричат. Вспомнились мне, сказки про русалок и водяных, которые на глубину затягивают и топят, аж кожа мелкими пупырышками покрылась от ужаса! Думал, что не хватит духу в воду залезть, не то, что переплыть! Тут девчонки первыми одежду скинули и поплыли. Стою я на берегу, как дурак, и так мне стыдно стало! Мужик я или где? Разделся и тоже поплыл. Догнал девчат, и мы всей компанией переплыли озеро туда и обратно. Назад идти было уже не так страшно. Зато, какими героями мы себя чувствовали после этого!
На другую ночь Учитель ещё страшнее задание придумал - пойти ночью на сельское кладбище, найти там могилу мужчины с именем Валентин и прочитать над ней поминальную молитву. Когда выполняли это задание – ещё больше страхов повылазило из меня! Тут я всяких призраков и вампиров вспоминал, да прочих вурдалаков кладбищенских. И опять девчонки держались более мужественно, чем мы с другом. Вот и скажи после этого, что женщины – слабый пол. И что ты думаешь? После того, как мы сделали это, мне уже ничто не страшно стало! Вернулся я с тренинга и пошёл своё дело открывать. Стал ходить по разным чиновникам и учреждениям. Взял кредит в банке, арендовал помещение и теперь моя школа работает! Вот, как важно бывает победить свои страхи! Без этого никакой успех невозможен, поскольку страхи блокируют энергию человека.
22. Дедуле
Иветта Дубович Ветка Кофе
Памяти Щекотова Фёдора
Ивановича,
солдата войны
Ты старший.
Семерым был за отца.
Женившись,
Две семьи, как есть, тянул.
А тут война!
Ты в возрасте Христа
Пошёл на фронт...
Два раза был в плену!
Как страшен
Оба раза был побег!
Что помогло
Всё вытерпеть, родной?!..
Бабулиной
Молитвы оберег?
Бабулино, вослед :
"Господь с тобой!"
Ты сильный
И смекалистый всегда!
На Каме рос -
Переплывал её.
Когда форсировали Днепр,
То вода
Топила многих...
Ты же был спасён!
Ты всю войну
До донышка испил.
Шофёрил, партизанил,
Немца брал...
Ходил -
Совсем у краешка могил,
Как хорошо,
Что выжил, не пропал!
Как хорошо,
Что на руках носил!
Спокойно мне,
Не знавшей войн, с тобой!
Бензином пахнущий
Гостинчик "от лисы"
Ты мне с дороги
Привозил, родной!
Вот, снова май,
И по весне горчит
Дыхание земли.
Святая боль!
Синички тенькают.
И лист раскрыт.
И в Дне Победы,
Деда, твоя роль!
И сколько лет
С войны бы не прошло,
И ты ушёл - уже
Немало лет,
Я не забуду,
Что твоё крыло
В дыму сражений
Защищало Свет!
23. К 75- летию Победы. Чтить
Иветта Дубович Ветка Кофе
Чтить.
По - пластунски, быстротечно,
Повторяя ход бойцов,
Облака проплыли в Вечность,
В Память дедов и отцов.
Конь стреножен. Это сердце.
Слух задействован войной :
В мир иной со скрипом дверца -
Рюкзачок наш за спиной.
Нахлебавшись болью, кровью,
Реки стиснутся, горьки.
Но приникнут к изголовью
Ореолом родники.
А Земля всё перемелет?
Ах, рубцов - не мыслим счёт!
И обугленное время
Годы, годы всё течёт...
Среди заповедей древних
Есть связующая нить:
Чтить родную нашу Землю,
Без которой нам не жить!!!
24. К 75- летию Победы. Душегубка
Иветта Дубович Ветка Кофе
Глазами ребёнка."Душегубка."
Бабуля не раз кляла войну:
"Душегубка!"
Дедуля все дни войны воевал,
домой вернулся, искаженный болью:
ноги, голова, вроде, живой, вроде,
нет...
Когда я родилась, сколько себя
помню, всегда, неотступно, были
разговоры о войне. Хоть прошло
десять лет. Но бабуля старалась
пресечь:" Не надо! Не спрашивайте!
Сейчас заревёт! ( Это про дедулю)
А потом заболит голова!)
У дедули Орден" За отвагу" и
немало медалей. Но он плачет, всегда...Не может рассказывать...
Из леса бабуля приносила муравьёв,в бутылочке, томила в печке. Потом помогала дедуле
взбираться, ногами в тепло, внутрь
печи, к муравьиной кислоте
прожаренных муравьёв. Я рядом, голова вровень с дедулиной головой,
полотенышком вытирала его лицо, в
каплях пота.
Фронтовик, сильный, молодой
ещё ( с восьмого года), "Днепро
переплывал" ( когда про Днепр
вспоминал, всегда "спасибо" говорил,
что рос в Николо - Березовке, на
реке Кама.) ( Не только бомбежка косила людей... Не все умели плавать и тонули беспощадно...)
... А с войны вернулся, как
дряхлый старичок!
Я, частенько, когда дедуля во
сне стонал, подсаживалась к нему
на кровать, доставала до прохладной
блестящей спинки одной рукой, потом
руки меняла, а охлажденную клала на
лоб. И дедуля замирал на какое - то
время. И прохлада, и детская
ладошка приносили облегчение.
Ненависть к войне была в каждом!
Когда смотрели фильмы, когда на
экране наступали " наши", и кричали:
"УРА!" - весь зал, облепленный
ребятишками, в голос кричал тоже :
"Ура!"
Наш райцентр, где мы жили,
принимал, размещал в интернат
инвалидов с разных сёл. Калек было
много. Кто без ноги, кто без руки,
или без обеих ног. На руках у таких
были деревянные дощечки. Опираясь
на эти дощечки, они передвигались,
сидя на небольших площадках с
колёсиками.
Через какое - то время всех калек
"спровадили", как слышала бабуля,
на Урал.
Когда позже, с четырехлетним
сыном мы ездили в Пермь, а оттуда
в Кунгур, смотреть Кунгурскую
Ледяную пещеру, я обратила внимание
на целую улицу калек.
Был солнечный денёк. Все, в основном, мужчины, высыпались
на улицу, с детьми,подростками.
Жены,видимо,работали.Кого - то,
если, скорее всего, без ног, вынесли
на завалинки.И с дощечками на ладонях тоже были. Конечно, очень
грустная картина.
Когда я была маленькая, один
инвалид, чередуя, ночевал то у нас,
то у других.
Его, фронтовика, выгнал пьяный
сын.
Бабуля накормит, в прихожей
постелит тулуп, фуфайки, чтоб помягче, наклонится:"Не забудь, не
перепутай, завтра снова к нам."
А сама слёзы смахивает...
У него одна нога пристёгивалась -
оббитая стёганым одеялом деревяшка.
Я смотрела, как он отстёгивал,
ставил в угол, до утра.
Так и ходил, горемыка, с одного
двора на другой. Договорились улицы,
и кормили, и место давали для
ночлега..Медаль висела на груди, одна
защита в этой жизни...
У бабули младший братик вернулся
с войны офицером. Но и с ним была
оказия.
Он, в семнадцать лет, встретил
войну в районе Бреста.
И находились такие, брали дядю
Костю за грудки :"Ты зачем допустил
фрицев?"
Спрашивал, покоя не давал, злой,
пьяный народ. Кто понаглее.
И только вышедшая в свет книга
С. СМИРНОВА "БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ"
открыла людям глаза.
Изменилось отношение к Константину Ивановичу. А сколько
терпеть пришлось!
Ужас войны - чем измерить силу
горя?
Мне, не знавшей войн, снятся
сны про войну.
Спаси, сохрани нас от слёз, от
погромов, от злодеяний!
Спаси, сохрани Землю и людей!!!
25. К 75- летию Победы. Память
Иветта Дубович Ветка Кофе
Из тех времён, времён огня...
Сколько убитых на войне!
Я как подумаю, нет сил!
Костьми лежат вдвойне, втройне,
И прессинг в Землю их вдавил...
Не бросишься опередить.
Меня и не было тогда.
А боль во мне не пережить,
Окаменела навсегда.
Из тех времён, времён огня,
Летят их души вперестук.
По отклику нашли меня:
В КамЕньях Памяти свой звук.
Она проста, из уст в уста,
Убитых всех Святая Речь.
Перекликается в годах,
Чтоб Землю милую сберечь!
26. Наказ деда
Дубровская Надежда
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
( 6 ноября 1941года)
Жена, моя любимая,
Иду сегодня в бой.
Наверное, родимая,
Не встретимся с тобой.
Бои идут тяжелые,
Ты береги детей.
Сердечки их ранимые,
Заботой обогрей.
Недолго в жизни свЕтило,
Нам солнышко с утра.
Ты на любовь ответила -
Сыночков родила!
За Сашеньку и Мишеньку
Иду сегодня в бой.
Володеньку и Толика,
Родная, успокой:
«Вернётся папка живенький,
И в кучку всех сгребёт»,
Но затрещал тут вражеский,
Разлучный пулемёт…
Я знаю, моя милая,
Не рвётся связь времён:
Пройдёт по Красной площади,
Мой младший брат Семён!
Он символы фашистские,
Склонит к твоим ногам.
И правнуки - военные ,
Пройдут парадом там!
27. Герой нашего времени
Дубровская Надежда
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
Полухин Дмитрий Сергеевич – курсант Кемеровского кадетского корпуса МЧС, двадцать первого февраля делился информацией с друзьями в социальных сетях: «Шанс не бывает единственным в жизни. Единственной бывает только жизнь!»
А почти ровно через месяц – двадцать пятого марта, он, рискуя свой единственной жизнью, даёт шанс на спасение трём детям, которые задыхались в чёрном дыму при пожаре в «Зимней вишне».
В экстремальной ситуации Дима не растерялся и не только сумел спастись сам, но и спас троих детей.
Когда начался пожар, он находился в кинотеатре на четвёртом этаже, смотрел фильм.
Вдруг к ним в зал забежала женщина и крикнула, что нужно выходить
Началась давка, так как народа было, очень много.
Они спустились на третий этаж. Там – практически черным – черно, нечем дышать, и в глазах начало темнеть.
Дмитрий был уже близко к выходу, когда услышал крик женщины. Она билась в истерике и кричала, что никуда не пойдёт, рвалась назад.
Рискуя задохнуться в дыму или сгореть заживо, курсант пробрался сквозь толпу и спросил: «Где они?»
Мать просто махнула, в не себя от ужаса, в сторону, дальше по коридору.
Пройдя три магазина, Дима услышал детские крики, пошёл на голос. В одном из отдела увидел, что кто – то там есть. Это были трое малышей, они забились в угол и плакали.
В темноте, в густом дыму он нашёл руку мальчика, ему было лет одиннадцать, прицепил его за ремень, а девочек за шиворот потащил к выходу.
Кругом слышен был крик, стоны и плач.
Всех троих спасатель передал маме.
Как выходила она и её спасённые дети, наш герой уже не видел. Через полчаса за ним приехали родители и увезли в больницу.
Кстати, отец Димы – Полухин Сергей Николаевич, кадровый офицер в отставке. Именно он и дед Николай Иванович – «соль земли», воспитали в сыне, внуке – силу воли, решимость, отвагу, мужество, порядочность и ответственность!
За эти качества и решимость в сложной ситуации, Дмитрия наградили медалью « За спасение людей во время пожара».
Эта награда боевая и её удостаиваются люди, проявившие настоящее мужество.
«Мы часто встречаемся с людьми, которые по зову сердца делают больше, чем те, кто обязан делать это по долгу службы», - сказал Председатель Следственного комитета Российской Федерации Бастрыкин Александр Иванович, вручая награду Полухину Дмитрию Сергеевичу.
Сейчас Дима – курсант Военной академии связи имени Маршала Советского Союза С. М Будённого, в Санкт – Петербурге.
Пожелаем ему успехов в учёбе, терпения, удачи в освоении такой нужной, трудной и благородной профессии – Родину защищать!
Своим самоотверженным поступком он подарил всем нам надежду на то, что есть небезразличные, молодые люди, готовые прийти на помощь, несмотря ни на что. Они достойные продолжатели подвигов своих отцов и дедов.
Спасибо, Дима, обычный русский парень.
Пусть хранит тебя Господь.
28. День Победы начинался с рассвета или Как я хотел стать трактористом
Александр Жгутов
День Победы начинался с рассвета
или
Как я хотел стать трактористом
Посвящается всем детям войны и их
матерям.
"И голодом и холодом испытаны,
Но флаг Победы реял над страной!
Порою без родителей воспитаны,
Мы-дети опалённые войной.
Друзей не по зажиточности мерили
И не были похожи на зверей,
Вот, вроде, даже в Бога мы не верили,
А души были чище и добрей…"
"Опаленные войной" Валентина Глушанкова.
Глава первая
Как я хотел стать трактористом
Знаменитый плакат "Родина-Мать зовет!" с первых дней Великой Отечественной войны призвал встать советский народ на защиту своего Отечества. Многие молодые девушки ушли на фронт. На фронт ушла и моя мать Жгутова Елизавета Ивановна. Она, вместе со своим братом Михаилом Ивановичем и моим отцом Агаповым Григорием Ивановичем, в 1943-1944 годах служила на военно-санитарной летучке № 604 Полевого эвакопункта №203.
У войны свои счеты с жизнью и смертью, но и любовь на войне никто не отменял. Война обостряет все чувства. Поэтому много, таких, как я «детей войны», оказались плодами фронтовой любви. В народе нас часто называли «безотцовщиной». Однако, самым обидным из всех прозвищ для меня лично было «трофейный». Воспринимая прозвище личным оскорблением, нанесённым даже не столько мне, а моей матери, я, всем своим тощим телом, со слезами и матом, яростно и злобно бросался на обидчика с кулаками, ногтями и даже с зубами. И иногда обидчик, который был старше и сильнее меня, убегал с места драки с разбитым носом и исцарапанным лицом. Я тоже получал свою долю «боевых» ссадин. Как говорят: - «В драке важен не размер собаки, а сила ярости в ней».
Нашим матерям приходилось терпеть народную молву о себе и, до крови закусывая губы, бессонными ночами солить подушку своими слезами. «На чужой роток не накинешь платок».
А сколько долгих ночей у колыбелей, сколько труда и терпения наши матери отдали каждому из нас? Они думали о своём дите от его рождения и до своего смертного часа.
Особенно трудна была материнская доля, воспитывавших своих сыновей без отцов. Тут много мудрости и ума надо приложить, что бы из сына вырос мужчина.
Я с благодарностью вспоминаю свою мать-участницу Великой Отечественной войны, которая воспитывала меня-«трофейного» без мужа.
Досталось же ей дитятко "непокорное", как сказал обо мне священник при крещении в Сталинабадской церкви в 1947 году.
В детстве все краски ярки. Мне тогда казалось, что весь Мир живет для меня. Была весна 1949 года. Май. День Победы. Обычный рабочий день. Моя родная деревня Ступново из восьми домов на бугре, окруженная вологодскими лесами.
Солнечное утро. Я проснулся с самого ранья.
На майские праздники мать сшила мне рубашку из немецкого парашютного шелка кремового оттенка, с карманом на груди, а на нём красными нитками "мулине" вышила звезду с лучами.
И вот, она торжественно, как военную форму, подала мне эту рубашку со словами:
- На-ко примирь.
Здесь и далее я постараюсь сохранить тот простонародный говор в нашей местности, царивший повсеместно в те времена.
- Ну, Шурка, баскОй ты сЕгодни, - с ухмылкой подбодрила меня бабуля, - первый санапал на всЁй деревне. Этим она как бы благословила меня на сегодняшние "геройские" подвиги. Она-то знала, что к вечеру я всё равно выкину какой-нибудь фортель. Мать перед выходом на "улку" тоже строго наказала:
- Мотри там, в грись не лизь, да не изорви рубаху. Послидний лоскут исшила, нетутко боле. Береги рубашонку. И мотри не варзай, а то живо у меня рвань получишь ужо.
Но эти слова были для меня обычным напутствием, поэтому особо не напугали. До вечера ещё оставался целый день...
И день не длился, а полетел птицей счастья. Меня выпустили на волю. Для порядка, а больше ради того, чтобы показать всем свою новую рубаху, прошелся по деревне. Народу в деревне никого. Все при делах. Началась горячая посевная пора.
Остановился я около конторы колхоза "Пограничник". Весь колхоз состоял из трех таких же маленьких деревенек, как и наше Ступново. С кем граничил колхоз, мне было глубоко наплевать. Председатель колхоза Геннадий Бурницов с озабоченным видом сидел на крыльце и курил самокрутку. Увидев меня, заулыбался:
- Ну, чё, победитель, как дела? Матка с утра ремённую артиллерию не сделала ишо?
- Не, дядь Генадий. Ты чё? Ишо у меня вчерашняя рвань болит.
- За чё вчера-то взбучку получил?
- Да на мерине Рустеме вчерась катался верхом, пал с ево и всю штанину изорвал.
Бабушка, конешно, было пробовала заступиться за миня, да куды ей, матка прытко зла была.
Штаны-то видишь послидние, а топеря вот, с заплатой. Матке жалко их стало. Крепкие, из "чертовой кожи", а воно как лопнула штанина, вокурат на коленке.
Вот мама и сказала мине вчерась: - На тибе,Шурка, как на бисе, всё кажыный день рвется. Ты домой вечером прибегаш как из окопа с передовой, весь грязный и изорваный.
Я вечёр, уж после рвани, спросил её:
- А чё, завтрея праздник День Победы? Это когда мы немцев совсем победили? Дак она мине и сказала: - Пока тебя беса не выращу, у меня никаково дня Победы не будёт. Я с тобой всё время как на войне.
- Ну, ладно, дядь Генадий, я пожалуй до пруда сбегаю.
- Ну, беги, беги. Там мужики трактор ремонтируют, пособи им.
- Ладно, погляжу.
Минута и я у пруда. На высоком берегу стоял разобранный трактор ХТЗ с железными колесами.
Трактористы переводили название ХТЗ как «хрен товарищ заведешь». Утром трактор не завёлся. Поэтому он и стоял на берегу пруда разобранный.
"Брюхо" трактора-картер лежал на земле, весь в чёрном нигроле. Нигрол заманчиво блестел на солнце. Так и тянуло макнуть в него палец.
Двигатель, частично разобранный, тоже был разбросан на берегу пруда. Прямо-таки обворожительная красота. Картина нигролом.
Трактористы грязные с ног до головы: Вася Черняев-«Серко» и Емельян Виноградов. Один участник войны, другой «по броне» ковал победу в тылу.
Глядя на их вид, ласточкой пропорхнула завидная мысль: - "Вот бы и мне трактористом. Замараешься весь, и ругать никто не будет."
Увидели меня трактористы и сразу вопрос: - Ну, "кавалер трех рваней", пошто явился? Чево вырядился-то как на свадьбу?
- Таак? Значит, рубаху мою новую увидели, пролетело в моем мозгу, - Хорошо, добро, ладно.
- Дак, празник сёдня. День Победы над фашискими ерманцами.
- А вы чё, делаёте?
- А то ты не видишь? Ремонт вот делаем.
– Вот вить, все в поле пашут, а у вас дак ремонт.
- Да ладно ты, Шур, не бригадир ишо упрекат-то нас с Омелей. Если хош так пособи нам. Генадию скажем, чтобы в колхоз тибя записал?
- Миня? В колхоз запишут? И зёрна дадут на трудодни?
- А ты как думал? В такой рубахе, тебя сразу запишут и выписку на пшенишную муку Генадий сёдни же и выдаст.
– Да-аа, матка радешенька будет, ежели на Троицу мне мучки Генадий выпишот.
А чево, мужики, делать-то надоть? ( вот с этого, наверное, момента во мне и стало доминировать стремление быть добытчиком в семье, заработать хотя бы кусок хлеба.)
- Да ты больнё чист, как начальник. Сначала руки-то хоть замарай.
С радостью исполнил свою мечту и ткнул пальцем в нигрол… Есть!!!
Васька на это с ухмылкой пробурчал:
- Это не эдак бы, Шура, надэ, а обе руки, да хоть бы по локти. На нас-то с Омелей погледико какие мы. Забыв обо всем, я запихал в нигрол ручонки до локтей.
А всё же мысль, что рубаху как-то надо бы сохранить чистой, пробуравила мозг, но тут же и пропала в радостном ожидании записи в колхоз. Но и этот мой вид им видать не очень-то глянулся.
Емельян с ухмылкой попросил меня ему помочь:
- Знаешь, Шурка, ты вон ту уразину потташшы, воон туды…, к картеру.
Уразина оказалась тяжелой и вся вымазана нигролом. Пока я её подтянул к указанному Емельяном месту, дело было сделано: рубаха оказалась вся измазана нигролом. Увидев, что наделал с рубашкой, я понял, что теперь-то уж точно мне от матери достанется большая нахлобучка и самый огненный, из всех прежних, ремённый салют. Своими грязными ладонями я схватился за щёки и прорыдал: - Ну, мужики, топеря матка меня убиёт.
- Да, полнотко ты, отстань. Иди топерь к Генадию, чичас же наразу он тибя и в колхоз запишет, а ради празника можот и муки выпишет. Потом-то уж ничево не бойся, не будет тибе никакой рвани. Токо скажи Геннадию Ивановичу, мотри не забуть, шо нам пособлял.
К конторе я прибежал шустро, но вид у меня был уже совсем не тот, что час назад и далеко не праздничный. Геннадий, как сидел на крыльце и дымил самокруткой, так и продолжал сидеть в том же положении. Увидев меня в такой заляпанной нигролом рубахе и с измазанным лицом, он засмеялся и начал что-то оживленно обсуждать с кладовщиком Иваном Александровым.
- Ну, и чево ты там с мужиками поделал? - серьезно, пытаясь подавить в себе душивший его смех, строго спросил Геннадий.
- Генадий Иванович, миня мужики попросили пособить, так я и помог им малёхо. А ишо, они сказали, шобы ты миня в колхоз записал и муки выписал.
- Ну, ладно, чево с тобой делать, думал, мал ишо, да вижу уж, вроде как и можно, раз роботником стал.
Деловито встал и буркнул:
- Ну, ты тут поготь, чичас справку тебе вынесу.
Через минуту он подал мне, исписанный химическим карандашом обрывок от какой-то старой ведомости. Что там он написал, я, конечно, не знал.
Как я потом узнал, в бумажке было написано:
" Лиза! Дай ты своему выпоротку рвань хорошую".
Вскоре это обстоятельство меня побудило выучить азбуку, что я, самолично, без посторонней помощи и сделал. Сначала разбирал по буквам названия газет и заголовки статей с крупным шрифтом, а потом старательно перерисовывал их химическим карандашом на полях этих же газет. Примерно через полгода уже читал всё и везде. Особенно нравилось громко зачитывать вывески в селе: - «Магазин» ( с ударением на втором слоге, так в деревне говорили), «Чаромское сельпо», «Столовая» и тому подобные названия.
Не любил читать слово «Амбулатория», так как с ходу прочитать не удавалось, а по слогам толком ещё не наловчился. Вот в результате и получалась: «малубатория», или, вообще, какая-то похабщина.
А пока, я опять обрадел и с запиской в руках побежал скорее обрадовать мать. Влетаю домой. А домишко наш-старая банька, в которой русская печка занимала треть комнатушки. Бабушка сидела на лавке. Как увидела меня в таком виде, так и брякнулась с лавки на пол:
- Лизка, погледи-ко на этово выпоротка-то…
Мама, как глянула на меня, так и обмерла. А я, всё ещё возбужденный с улыбкой до ушей, протягиваю ей исписанный Геннадием Ивановичем листочек, и скороговоркой: - "Ма-маа, миня в колх...
Но, встретившись с её взглядом, я уже на продолжение разговора не рассчитывал, а стремглав метнулся вон из дома. Всей своей шкурой я почувствовал неотвратимость жестокой порки и что будет она сейчас же и всеми подручными средствами. Я вылетел пулей из избы и бегом к пруду.
Мать, схватив клюшку, которой полоскала белье в пруду, стремительно бежала за мной, практически дышала мне в спину. Около пруда она меня настигла и сцапала. Жесткая, натруженная рука участницы войны цепко ухватила меня за рубаху. Я тщетно пытался выкрутиться. Шелк рубашки хотя и скользил у неё из рук, но вот рывок, и я уже барахтаюсь в пруду.
Первая мысль: - "Вот утону ведь, жаль, не успел плавать научиться…" И вдруг чувствую, что погружение закончилось. Вроде бы сквозь воду даже проблеснул солнечный лучик, и я над водой, но нет, опять надо мной вода, ещё раз блеснуло солнце и так несколько раз: то солнечный зайчик промелькнёт, то мутная вода над головой. Это так маманя вгорячах пыталась отмыть меня и рубаху за один прием.
А в это время мужики, устроив для себя такое развлечение, весело похохатывая, курили самосад, и делали вид, что они вроде бы и не при делах.
Но тут, Васька Серко возьми да и брякни матери: - Лиза, а может ты бы их порознь прополоскала-то, и Шурку, и рубаху?
Я мгновенно был выброшен на солнечный брег пруда. Мать, молча подняла на него клюшку, поняв кто учинил эту проделку надо мной. Одновременно оба: и Емельян, и Васька, как немало повидавшие на своем веку, имевшие опыт отступлений в таких ситуациях, поняли намерение мамы. Не дожидаясь объявления войны, они, обгоняя друг друга, помчались вокруг пруда. Мать, с завидной скоростью догоняла их, и то одного, то другого утюжила клюшкой по их спинам. Бой продолжался минут десять. Мужики выбились из сил, мать тоже.
В эти минуты мне было и не обидно, и не больно, только до слез жалко новую рубаху со звездой.
Мать увидев, что я безутешен, подошла, обняла, поцеловала и сказала: - Горюшко ты моё. Иди, одинь толстовку, больше сёдни рвани не будет.
- Мам, дак, Генадий муки нам выписал, я на Троицу хотел тибе и бабушке...
Заплакала мать.
Мужики начали повинно успокаивать мать.
Емельян смущаясь сказал:
- Лиза, я Шурке на Троицу дам муки, на пироги вам, как только в МеТе еСе (МТС- машинно-тракторная станция) нам выпишут.
Снова светило солнце.
Колхоз пополнился ещё одним "добровольцем".
Глава вторая
Мой памятный День Победы
А в это самое время, все колхозники дружно пахали, сеяли, всеми силами укрепляли могущество страны Советов, восстанавливая послевоенную мирную жизнь. И им за это, практически ничего не было. За тяжёлый труд, десяти-одиннадцати часовой рабочий день, ставили палочку, которая называлась трудодень. В конце года за эти самые заработанные трудодни-"галочки" колхознику причиталось примерно по 1-4 копейки на трудодень и плюс к тому, по 300-400 граммов какого-нибудь зерна, а реже ржаной или пшеничной муки.
Об этом памятном событии дня, которое произошло со мной, жителям деревень нашего колхоза: Ступново, Тимшино и Назарово предстояло узнать только вечером.
Этот памятный долгий День Победы продолжался…
К вечеру, возле конторы на лужайке, под тополями, источавшими весенний аромат своих молодых, липких смолистых листочков, были составлены столы.
Каждый из сельчан принес и выложил на стол, что было в доме из еды: ржаной хлеб, испеченный наполовину с картошкой и лебедой, вареную картошку, зимовой лук. Мама тоже приготовила для праздничного стола большое блюдо винегрета, сдобренного постным маслом. Вскладчину купили три бутылки клюквенного вина для женщин, а мужикам водки, из расчета по 250 граммов на человека.
За вином в Чаромскую сельповскую лавку Геннадий Бурницов, ещё загодя, послал Тольку Клубова, за ним увязался и я.
Продавщице, которая не хотела его отоваривать, Толька сказал, что за вином его послал Бурницов.
Продавец, Тоня Ганюличева, строго поглядела почему-то на меня, а не на Тольку, и спросила:
- Не врете?
Я ответил:
– Нет, не врем.
Бутылки с водкой были запечатаны красными сургучными печатями. Клюквенное вино было по цене 18 рублей «сталинскими» деньгами, а водка 21 рубль 20 копеек. Цену я запомнил, так как оказался свидетелем этой покупки. На сдачу Толька ещё прикупил лично себе пачку папирос «Север» или «Красная звезда». Тогда ему было около семи лет, а дымил он уже как паровоз.
Это о нём люди в деревне говорили, что пить, курить и говорить он начал одновременно. Односельчане про Тольку, смеясь, судачили, что он, ещё лежа в люльке-зыбке, постоянно требовал только две вещи: - «Матка! Дай титьку", или - "Матка, дай «курьва».
Мне же Толька выделил горсточку «ландрину» (леденцов), из купленных для чаепития. Эту щедрость ко мне он проявил исключительно только потому, чтобы я не проболтался мужикам о купленных им папиросах. Об этом он меня недвусмысленно «предупреждал» пока мы шли от Чаромского до Ступнова.
Вот так, смолоду, Толькиными кулаками, меня жизнь приучала хранить тайны людские и государственные. А потом, всю свою военную жизнь, свято исполнял, единожды данную Родине-СССР присягу, хранил и оберегал государственные тайны за скромное денежное содержание военнослужащего. Считай – «за щепотку ландрина-монпансье». Вот только сейчас вам первым и рассказал об этом. Не вру, ей Богу. И рассказал-то вам обо всём этом только исключительно потому, что срок давности истек, ведь более 60 лет с тех пор минуло.
Большинство за общим столом сидели бабы. Мужиков-победителей на весь наш колхоз насчитывалось всего-то до десятка трудоспособных и несколько инвалидов войны. Среди них в этот раз присутствовали: Бурницов Геннадий, Цветков Павел, Ким Хмелёв, Клюсов Леонид, «Ганя»-Гавриил Васильев, Краснобаев Тимофей и его брат Красноваев Василий.
На трех баб за столом, наверное, сидело от силы по одному мужику. А всего на праздничный ужин собралось человек девятнадцать. Возраст всех пирующих был около 35 лет, но мне они тогда казались уже пожилыми.
Так, на закате дня, начали пировать, отмечая День Победы.
Женщины после первой же рюмки клюквенного вина откровенно заплакали о своей одинокой бабской доле.
Мужики после второй стопки водки запели фронтовую: « Кто в Ленинград пробирался болотами…», а затем - « На позицию девушка…».
Женщины, попросили меня подпеть им, и мы, в ответ мужикам, дружно проревели «Тонкую рябину».
Потом, все в разнобой, дружно перебивая друг друга, начали вспоминать о войне и лишениях. Помянули не вернувшихся с войны.
Все обхохотались, когда Геннадий Бурницов, с серьезным видом и присущим ему юморком, рассказал захмелевшим застольникам о сегодняшних кадровых изменениях в колхозе, то есть, о «зачислении» меня в списочный состав колхоза.
О том, как я отличился сегодня и вымазался сам и измазал в нигроле новую рубашонку со звездой, помогая трактористам "ремонтировать" трактор.
Особенно красиво он рассказал, как моя мать устроила Василию и Емельяну, спровоцировавших меня "на участие в ремонте", кросс вокруг пруда и отметелила их клюшкой.
В это время, я был откровенно горд матерью, и, где-то в глубине души, чувствовал себя тоже немножко «героем», ну не минувшей войны, конечно, но сегодняшнего дня Победы, точно.
Когда Ким Хмелев заиграл на гармошке под «драку», началась всеобщая пляска.
Потом мужики допили остатки клюквенного вина и, розлив по своим алюминиевым кружкам водку из поминального стакана, помянули земляков, погибших на войне.
А когда мужики наперебой стали спорить о том, кто из них больше всех «герой войны», Краснобаев Василий опрометчиво упрекнул своего брата Тимофея, что тот всю войну, попав в плен, только и делал, что "немок щупал". Об этом сам же Тимоха хвастал неоднократно мужикам по пьянке. Тут уж спор между «ероями» быстро перерос в ожесточенную драку, до крови. Бабы с ревом бросились яростно разнимать драчунов.
В этой общей свалке, из-за затаенной ревности и других обид, женщины тоже начали откровенно таскать соперниц за волосы и царапать лица, выплескивая скопившуюся неудовлетворенную женскую страсть, зависть и кривые усмешки-издевки, к тем, имеющим по ночам мужскую ласку.
Наконец, к полуночи, шум и гвалт местного значения постепенно утих, все угомонились. Умыли кровь бойцам. Дошло дело и до заглаживания причиненной обиды взаимными целованиями с потерпевшими. Всеобщий колхозный пир благополучно закончился общей мировой. Так как вина больше не было, вскипятили большой ведёрный самовар и за мир во всём колхозе «Пограничник» стали пить морковный чай со смородиновыми почками-листиками и «ландрином».
А тем временем, кто-то, с кем-то начал незаметно куда-то исчезать. Но мы, ребятня, всевидящее деревенское око, доглядели какие парочки огородами и задворками, крадучись, с оглядками, пробирались к своим домам или сеновалам.
Примерно даже предполагаю, но не скажу, у кого и от кого в начале следующего года родился мальчик, как плод, всколыхнувшейся страсти этой майской ночью.
Над деревней повисла теплая ночь…
На ночном небе ярко светились, подмигивая друг другу, веселые звезды. Полная луна, казалось, неслась по небосводу между редкими тучками, подгоняемых весенним ветром. В пруду неистовствовал квакающий лягушачий хор.
В зарослях ивовых кустов около пруда начинал робко распеваться соловей. Это была его первая проба-прелюдия к началу соловьиных ночей в тот год.
На завтра, бригадиром Зоей Майоровой, уже всем колхозникам был дан наряд о выходе в поля на посевные работы.
Вот так и прошёл самый долгий праздничный день моей жизни, и навсегда остался у меня в памяти как мой первый День Победы среди тех, кто гнал фашистскую нечисть от Сталинграда и до Берлина.
На следующую весну, "как причисленный к лику колхозников", я, сидя верхом на лошади по кличке «Военная», вывозил со скотных дворов на телеге-одноколке навоз на колхозные поля.
29. Урок выживания
Александр Жгутов
Урок выживания
"...Я по жизни заблудился,
Я наверное пропал
То в болота, то в леса
Манят леших голоса...
...Я теперь в своем лесу
Гордо голову несу.
Знаю, если заплутаю,
Сам тогда себя спасу."
Из песни "Загулял" - Олега Газманова
В очередной свой приезд в родные края я решил посетить те места, где проходили мои детские годы, где на собственной шкуре учился выживать.
Самым излюбленным и заветным местом для меня и сегодня остается лес, который находится в километре от моей деревни и далее тянется на десятки вёрст и в глубь, и в ширь.
Прогулка в лес моего детства состоялась в солнечный осенний день "бабьего лета". Я взял с собой корзинку, пару бутербродов, вооружился перочинным ножичком и неспешно углубился в страну своих детских грез и фантазий.
Десять минут и я уже у знакомой речушки Уломы, которая, так же как и река Вологда, берет свое начало в наших местах.
Километра через три, пробравшись через заросли ивняка и осинника я вышел на поляну около Левашова хутора. В увиденном на поляне меня до глубины души сразило не столько то, что от старого хуторского строения остались только гнилые останки, а то, что, раскинув свои могучие ветви с пожухлой листвой, на поляне умирала, спиленная кем-то в похмельном бреду или по скудоумию, столетняя береза.
В детские годы мои под её тенистой кроной и ласковый шелест шелковых листьев в сенокосную страдную пору отдыхали колхозники в обеденное время.
Мне вспомнилось как парни на стволе этой самой березы вырезали свои инициалы. Присмотревшись, я увидел эти письмена далекого прошлого. Шесть минувших десятилетий не успело полностью зарубцевать эти шрамы на стволе березы и они наплывами угадывались в огрубевшей от времени бересте.
Присев на могучее тело этой умирающей березы,я задумался о былом- минувшем.
Под теплыми лучами осеннего солнышка меня незаметно сморило и я впал в полудрему с мыслями-воспоминаниями о минувшем так реально нахлынувшими на
меня ....
Мне примерещилось жаркое грозовое лето 1950 года.
Тогда ещё были живы и Сталин И.В., и моя бабушка Анна, даже моей матери Елизавете Ивановне только 35 лет минуло, а мне всего-то от роду шёл шестой год.
Мне вспоминалось как после обеда все колхозники устроились на кратковременный отдых. Парни и девчата разместилась на сене в хуторском срубе и весело обсуждали план на вечерний отдых у костра в ночь на Ивана Купалы. Затем речь между ними зашла о том, как много в этом году земляники на лесных полянах и вырубках. И тут Генка Михайлов, который пас коров в поскотине, собираясь бежать к стаду, вдруг сказал, что на родинских канавах красно от земляники.
Где находилось это место я примерно знал.
За лесом, километрах в четырех к югу от хутора, стояла деревня Родино. Вот там на опушке леса и были эти роденские канавы.
Все деревни в нашей местности: Шелухино, Дупельнево, Астралиха, Березуги и другие, построенные после польско-литовского разграбления,отстроились заново среди глухих лесов.
Там, где начинались истоки реки Вологда и Масляной, находилась"казна"- государственный лес, а со стороны Кущубы большой военный полигон, на котором каждое лето постоянно шли стрельбы из артиллерийских орудий. О посещении этих мест нам даже думать запрещалось.
Как только Генка Михайлов вышел из сруба и направился по тропе в сторону роденских канав, я тоже, не долго думая, устремился за ним.
Очень скоро я Генку потерял из виду, но назад возвращаться намерения не имел, так как очень уж мне захотелось набрать для бабушки и матери земляники.
Через какое-то время я заметил, что сбился с тропинки, а канавы с земляникой так ещё и не нашёл.
Тогда я начал пробираться наугад в сторону какого-то просвета и вскоре вышел на солнечную вырубку. Вокруг каждого пенька краснели крупные ягоды земляники.
Кругом пеньки, а вокруг везде море земляники.
Для сбора ягод, кроме как в рот, у меня другой емкости не имелось. Осознав это упущение я быстро решил эту проблему.
Ножичком срезал с березы несколько больших пластин бересты,уложил их крестом одну на другую и на сгибах сделал дырки и сквозь их продернул тонкие берестовые полоски.
В результате моего " народного творчества", замеченного ещё зимой у стариков, которые делали из бересты корзинки и разные туесочки, получилась вполне пригодная маленькая коробочка.
Дело начало быстро спориться, мой импровизированный туесок наполнялся от минуты к минуте.
Теперь уже казалось можно бы и домой идти, но вот опять беда.
Увлечённый сбором земляники, я не заметил как во всю ширь неба начала наползать огромная свинцово-чёрная туча, из которой уже были видны вспышки молний.
Решение бежать ориентируясь на солнце, которое ещё туча не закрыла, а лишь медленно подбиралась к нему с глухим урчанием и грозным рокотом, пришло само собой.
Я бежал в этом направлении какое-то время, но просвета в лесу не видел. Лес всё больше сгущался и становился дремучим и непролазным.
Меня начало охватывать тревожное беспокойство,по телу пробегала дрожь. Я почувствовал,что стало очень прохладно. Начался резкий ветер, вершины деревьев угрожающе шумели.
Не прошло и пять минут солнце скрылось, стало совсем темно как ночью.
И вдруг... по всему лесу, в начале раздался сухой треск, а потом оглушительный грохот,такой, что у меня уши как ватой заложило.
Началась страшная гроза, такой я в жизни больше никогда не видел.
Мне казалось, что не прекращающиеся разряды молнии сжигают весь лес. Раскаты грома гремели канонадой со всех сторон все громче и громче, повторяясь вновь и вновь.
Меня одолевал страх и ужас, я не знал куда спрятаться от этой вселенской грозы. Я вспомнил слова бабушки,что если не буду слушаться её и мать свою, то боженька мне камнем засветит с небес.
Это, наверное, подвигло меня вспомнить и начать повторять часть молитвы, которую моя бабушка каждое утро творила на коленях перед иконкой Николая чудотворца:
"Иже еси на небеси, да святится имя твоё, да будет воля твоя...Спаси и помилуй меня".
Как я понял гораздо позже, что молитвы мы действительно начинаем вспоминать только тогда, когда над нами грянет гром небесный, но вряд ли кому помогают запоздалые мольбы к Всевышнему.
Вот мне на лицо сначала упала первая крупная капля дождя, потом вторая, третья и вдруг прорвало; на меня обрушился ливень,целый водопад дождя.
Молнии бесновались вокруг меня, деревья гудели, скрипели, трещали, некоторые старые ломались,и, падая, цеплялись одно за другое. Со всех еловых веток на меня лились потоки воды и этому казалось не было конца. Моя рубашонка и штанишки прилипли к телу как кожа.
Я весь был в иголках, березовых листьях, в каких-то ошметках прошлогодней прели.
Земляника в коробочке плавала в дождевой воде. Глядя на пропавшие ягоды и осознавая, что вечером ни бабушка, ни мать уже не полакомятся этой душистой ягодой, я заплакал от обиды.
Пробираясь по дремучему лесу, наткнулся на огромную ель только что вывороченную этим ураганом. Со стороны вырванного из земли корня яма уже успела наполниться грязью и водой, поэтому я попытался укрыться от дождя с другой стороны, между комлем и стволом дерева.
Но это укрытие мне ничем не помогло. Я уже и так промок до костей.
К счастью ливень стал стихать, гроза полыхала уже где-то в стороне, раскаты грома становились глуше.
Не желая терять времени, я вылез из этого укрытия и продолжил дальше упорно искать выход из леса.
Сколько продолжались мои скитания по лесу я не знаю. Мне казалось, что этот ураган с грозой длился вечность.
"Как же мне найти выход из этой лесной глухомани?" - думал я.
Продираясь сквозь бурелом, я неожиданно набрел на березу, которую гроза повалила на высоченную ель. Спасительное решение возникло само собой. Надо залезть на елку и посмотреть, где моя деревня.
Я аккуратно поставил коробушку с земляничным месивом на землю, а сам по сваленной березе начал карабкаться к елке, но кора березы оказалась такая скользкая, что я раза два упал с неё, но тем не менее настырно и упрямо повторял попытку влезть на ель. Наконец-то мне удалось ухватиться за первый сучок и дело начало спориться.
Во мне росла уверенность, что я доберусь до самой вершины и увижу направление выходы из этого леса. Всё выше и выше, но пока ничего не видно.
Вот я дотянулся до следующего сучка, вот ещё повыше, ухватился за другой.
И наконец с высоты своего положения я увидел под собой почти весь лес.
До вершины ещё было далековато, но я, исцарапанный сучьями в кровь, упорно лезу, карабкаюсь как могу, выбиваясь из последних сил. Картина безбрежного леса во все стороны до горизонта так сильно меня напугала,что я отчаялся уже до ночи выйти из этой непролазной глуши. Деревень нигде не было видно, но мне показалось, что вдалеке из-за леса всё-таки вроде бы видны развесистые кроны больших берез, какие обычно растут у деревенских домов. Не без труда я спустился на землю и опять продолжились мои скитания по лесу через кусты, чепарыжник и топкую болотистую местность.
Находясь в отчаянном положении, я почему-то всё время думал не столько о себе,а о бабушке,которая находилась одна в нашей маленькой избушке и чувствовал,что она молится перед иконами и просит Богородицу о заступничестве и помощи мне и моей матери. Я почти был уверен, что изображённые на медных иконах Никола, Богородица и Иисус Христос были не просто лики, а вполне известные бабушке живые святые. Наверное, это и вселяло в меня искры веры ,что я выйду из леса.
Через какое-то время небо стало светлеть, а потом выглянуло солнце. Гроза рокотала уже где-то далеко. Тут на своём пути я увидел толстую ель, её разлапистые ветки почти касались земли. Вскарабкавшись на половину высоты ели, я увидел примерно в километре крыши домов и высокие деревенские березы. Радости моей не было предела. Наверное, не более чем через полчаса я вышел к незнакомой деревне. Деревенские собаки встретили меня дружным, разноголосым лаем.
Из ближайшего дома ко мне навстречу вышла молодая девушка. Увидев меня, босого, в изодранной рубашке, со следами крови на грязном лице, она с испугом в глазах, сбивчиво начала спрашивать меня, кто я и откуда пришёл к ним в деревню со стороны леса, где на десятки километров нет никакого жилья.
А я, не отвечая на её расспросы, сам начал спрашивать как называется их деревня и как мне вернуться на Ступново. Она мне сказала, что их деревня называется Дупельнево, а где находится моё Ступново она не знает. Тут из дома вышла старушка. Она мне и сказала, что до Ступнова километров 6 или 7, если идти по дороге через Родино.
Женщины сначала меня заставили умыться, а потом провели в дом, дали кусок ржаного хлеба и стакан молока.
Старушка расспросила меня и потом сказала, что знает мою бабушку.
Пока старушка разговаривала со мной, девушка куда-то сходила и быстро вернувшись сказала, что в конторе их колхоза проводил собрание уполномоченный из района, а сейчас он поедет домой и согласен меня довезти до поворота в мою деревню. Через несколько минут я уже стоял перед районным уполномоченным, прижимая к груди свою ягодную коробушку. Уполномоченный был в военной форме, но без погон. Его гимнастерку опоясывал широкий офицерский ремень со сверкающей звездой на пряжке. Он уже восседал в своей таратайке и, приветливо улыбаясь мне, сказал:
- Ну, садись партизан, сейчас отвезу тебя к матке и скажу ей, чтобы пока не вырастешь не отпускала тебя в лес.
Услышав такое обещание,я взмолился:
- Дяденька начальник, только маме не говори. Это я сам заблудился из-за грозы. Она думает, что я на сенокосе, на Левашовом хуторе.
- Я чего тебя чёрт дернул в лес перед таким ураганом уйти?
Вон погляди крыши с домов по срывало, деревья с корнем вырвало в деревне, - спросил он меня участливо.
- Да я же, дяденька, за земляникой пошел, вот и попал в грозу. Вот видишь, насобирал целый коробок, но размочило все ягоды дождем.
Он заглянул в коробочку, одобрительно погладил меня по голове и сказал:
- Молодец. Всё равно отдай вечером бабушке с матерью, рады будут.
Я взобрался в его повозку и мы поехали по проселочной дороге размытой ливнем.
На развилке дороги от деревни Родино на Назарово он высадил меня и спросил:
- Теперь-то не заблудишься, найдёшь дорогу к дому?
- Найду, дяденька, спаси тебя Господи, - и побежал знакомым перелеском.
Когда, придя домой, я отдал бабушке свою ягодную кашу, она сказала мне:
-Не тужи Шурка, я завтра с этими ягодами напеку рогулек. Сей год земляники в лесу много, наберешь ещё ужо.
Вечером, когда мать пришла с работы,она, увидев на столе мою коробочку с ягодной мешаниной, спросила, что это за самоделку я сварганил. Бабушка рассказала ей как я ходил за земляникой и попал в грозу.
Мать испугалась и заругалась, что вечно меня какой-то леший в лес уведет и при этом сказала, что в родинском поле сегодня в эту грозу молнией убило молодую женщину.
Обсуждая эту трагедию с бабушкой, матери стало уже не до меня и поэтому она не стала допытываться, где и как я попал под грозу.
Пришел домой, значит не далеко в лес заходил.
Я же своим детским умишком осознавал на каком волоске висела моя жизнь и в душе радовался, что всё для меня сегодня закончилось благополучно и даже счастливо.
Хвастаться же своим приключением я ни перед кем не собирался. Но радость была не долгой. "И тайно грешившая, да явно рожает",- гласит русская пословица. Так и вышло. На следующий день я проснулся бодрый и, как ни в чём не бывало, опять увязался за матерью на сенокос.
Во время обеда, когда все наворачивали наваристый гороховый суп, на дороге к хутору появилась таратайка и в ней я увидел вчерашнего уполномоченного.
Сердечко моё ёкнуло.
- Ну, вот тебе, "едрит твою за ногу", сейчас этот "упалнамоченный" точно маме расскажет про меня.
Видать не зря он вчера угрожал мне, что нажалуется матери, - молнией пронзили меня насквозь эти размышления.
Я не знал куда притаиться чтобы он меня не заметил.
Но тут бригадирша-тётя Зоя, подошла к уполномоченному о чём-то заговорила с ним. Потом всех колхозников собрали около сруба под березами и началось собрание.
Уполномоченный рассказывал народу о том, что сенокос идет тяжело, из-за гроз сено часто убирают плохое, не досушенное.
Дополнительно он установил нашей бригаде повышенный план сенозаготовки.
Народ сразу загалдел и начал возмущаться, но тогда уполномоченный поднялся с пенька, на котором сидел, и громко так заявил:
- Вот вы тут галдите, о себе больше думаете,чем о стране, которая от войны ещё не оправилась, раны залечивает.
А вот наше Советское Правительство, ЦК ВКП (б) и лично товарищ Сталин думают о вас. При этом он напомнил колхозникам, что этой весной вышло Постановление о большом снижении цен на продукты и другие товары.
Эту новость люди, конечно, встретили с одобрением, даже поаплодировали "упалнамоченному из района", а кто-то из "партейных" заверил его, что
бригада выполнит план по заготовке сена, особенно для нужд Красной Армии.
Прощаясь с людьми, уполномоченный всё-таки заметил меня, когда я опрометчиво высунулся из-за материнской спины.
Он подошел к матери и спросил:
- Это ваш "герой"?
Мать удивленно и испуганно взглянула на уполномоченного и стыдливо ответила:
- Мой, конечно, мой "безотцовщина". А он, что? Набезобразничал чего-нибудь?
- Да, нет. Я вчера с ним в Дупельневе познакомился. Он отчаянный сорванец у тебя.
Мать схватила меня за ухо и, видимо сразу поняв, что я, вчера заблудившись в лесу, мог совсем пропасть, охрипшим от испуга голосом почти шепотом спросила:
- Ты, бес, чего туда ушел без спросу?
Уполномоченный сурово взглянул на мать и сказал, как приказал:
- Полно! Ты его не ругай и не наказывай, Елизавета Ивановна. Отчаянный пацан растёт, добытчик. Угостил вчера небось вас с бабушкой земляникой?
- Принес, принёс, а то как же, заулыбалась мать сквозь слёзы. Вот сегодня бабушка с этой земляничной кашей рогулек напекла.
Суетливо достав из мешочка половинку рогульки, протянула уполномоченному.
Он поблагодарил, но не взял угощение.
Потом подошел поближе ко мне, погладил отечески по моей стриженой голове и, дернув на чёлку, улыбнулся и сказал:
- Ну, ты, партизан, больше не блудись в лесу, - и протянул мне кусок сахара.
В этот момент, от такой доброты уполномоченного ко мне на виду у всех любопытствующих колхозников, по всему моему телу пробежала горячая волна, я покраснел и наполнился необъяснимой гордостью за себя и за то, что я ЖИВОЙ.
А ещё я подумал: - "Жаль, что этот уполномоченный не мой отец".
Когда уполномоченный уже сел в таратайку, я подбежал к его коню и, от избытка чувств, протянул ему этот кусочек сахару, только что полученный мною из рук уполномоченного.
Конь теплыми губами принял угощение и, как мне показалось, с благодарностью поглядел на меня своими большими умными глазами.
Уполномоченный уехал, а меня потом целую неделю колхозники расспрашивали как я блудился в такой глухомани в грозу, от которой даже мыши в норках попрятались.
Все искренне удивлялись как мне повезло, что я всё-таки углядел Дупельнево, а не забрался в чащобу казенного леса, откуда вряд ли бы удалось выбраться...
Возвращение из леса детства моего.
...Где-то, совсем рядом, в густом ельнике ухнула какая-то птица, а затем,может быть тетерев или глухарь, тяжело взлетая, захлопал крыльями.
Эти звуки вернули меня в реальность дня.
Солнце уже клонилось к закату, когда я возвращался в деревню.
Яркие солнечные стрелы лучей пробивались сквозь багрянец и золото листвы осин и берез. Они слепили меня так, что иногда солнечный диск на голубом небе казался мне чёрным.
На моём пути всюду, от куста к кусту, тянулись серебряные нити паутины. Запах грибов и прелых листьев разносился по всему осеннему лесу и щекотал моё обоняние.
Однако, всё это очарование леса и буйная мозаика красок "бабьего лета" не погасили мои воспоминания о тех событиях более шестидесятилетней давности, а напротив разбередили душу и сердце.
В этот момент я как никогда ощутил,что не будь того дня в моей жизни, может быть вся моя судьба пошла бы иным путем.
Вместо послесловия.
Уполномоченным по заготовкам сена в отдельно взятом колхозе Пришекснинского района Вологодской области в 1950 году, оказался Молоканов Михаил Матвеевич, который долго проработал Первым секретарем Пришекснинского Райкома партии.
В стране, с 1950 года и в течение ряда лет, действительно ежегодно Советом Министров СССР и ЦК ВКП(б) принимались Постановления "О новом снижении государственных цен на продовольственные и промышленные товары".
Шли годы, менялась жизнь людей и страны. Никто в ту пору и помыслить не мог бы, что к власти в СССР придет ставропольский орденоносец тракторист-комбайнер Михаил Сергеевич Горбачев и разрушит Советский Союз.
30. Не забыли мы про День Победы
Вадим Владимирович Зайцев
Не забыли мы про День Победы,
Не забыли мы своих дедов!
Подвиг их в те годы роковые
Спас страну от сумрачных оков...
Хоть сейчас страна уже другая,
Хоть сейчас сидим мы по домам,
Ту победу мы не забываем -
Дорога она, как прежде, нам.
31. Блажен, кто знал Духовный голод
Вадим Владимирович Зайцев
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел...
А. С. Пушкин
Блажен, кто знал Духовный голод
И чувств своих не иссушал;
Кто и аскета Алый холод,
И страсть высокую познал.
Кто после мёда наважденья,
Не веря юности своей,
Познал и смурые сомненья,
Когда становишься взрослей.
Блажен, кто жизнь не начал тризной
И был любим Одной судьбой;
Кто, терпелив к ее капризам,
Не уходил в глухой запой...
Кто не спускал собак
из мести,
Мог шуткой сгладить ярый шум;
Кто дорожил, как Богом, честью
И высотой душевных дум;
Свой ум в эпоху всекрушенья
Ввергал не в скорбь мирских забот,
Но в наивысши сокровенья,
Святых Писаний вечный мёд!
Кто в жизнь вошел,
Неся не холод, –
Творить добро не для похвал...
И став мудрей, душой остался молод –
И ближе к Богу сердцем стал.
32. Солдат Сергей
Лада Зайцева
… Помните!
… Какой ценой завоевано счастье – пожалуйста, помните…
Р. Рождественский
...Упадет росинка, от взрыва вздрогнет земля,
Выгорит картинка… из детского букваря.
О. Русаков
Я проводила летние каникулы в городе Уральске, где жила до школы. Это старинный казачий город, в котором много больших красивых кирпичных домов. В одном из них, что на улице Некрасова, до революции располагалось Офицерское собрание, в годы Великой Отечественной Войны – госпиталь, в последние годы – управление образования. Там раньше работала моя бабушка, и, однажды, получив приглашение на мероприятие, она взяла меня с собой. Совершенно неожиданно на широкой парадной лестнице мы увидели нашу родственницу. Она много старше бабушки. Давным-давно уехала жить в Москву, где раньше училась в институте. Сюда же прибыла по пенсионным делам. Завязался разговор. Мы зашли в большое просторное помещение с высокими стрельчатыми окнами. И тут Лидия Александровна (так зовут родственницу) внимательно оглядела всё вокруг, замолчала, потом заплакала. Успокоившись, рассказала свою историю.
В годы войны здесь размещался госпиталь. Её мама, как и многие другие, стирала, кипятила, гладила бинты и относила их в перевязочную. Но однажды бинтов оказалось так много, что одну сумку пришлось нести маленькой Лиде. Они с мамой зашли в большую палату, где лежали раненые. Один из них, увидев девочку, быстро отвернулся к стене, и его плечи затряслись от рыданий. Товарищи тихо объяснили им, почему он заплакал. Вчера пришло известие, что его семья погибла под бомбёжкой в Ленинграде. А дочка была Лидиного возраста. Солдата звали Сергеем.
Бинтов становилось больше и больше. Теперь мама не отрывалась от корыта, а сумки таскала Лида. А ещё она набирала в огороде пупырчатые огурчики, смородину, дикую ягоду паслён и заносила в ту палату. Больше других её ждал Сергей. Он рисовал добрые картинки и дарил девочке. Солдат никогда не рисовал войну. Лида рассказывала ему сказки, ведь она ещё не успела пойти в школу и научиться читать. Из-за войны. Из-за войны ушёл на фронт Лидин папа - Александр Миронов, брат моей прабабушки. И брат Гена, подросток, стоял у станка на военном заводе.
Потом Сергей выздоровел и ушёл на фронт. Лида не дождалась от него письма. Верила, что оно потерялось в пути на фронтовых дорогах. Думать о плохом она не хотела. Надеялась, что после победы он вернулся в свой Ленинград, в город, где навечно осталась его семья. Герои-блокадники.
***
А потом в сборнике Вероники Тушновой я прочла стихотворение. Оно будто бы о солдате Сергее.
Хмуро встретили меня в палате,
Оплывала на столе свеча,
Человек метался на кровати,
Что-то иступленное крича…
Я из стиснутой руки солдата
Осторожно вынула сама
Неприглядный, серый и помятый
Листик деревенского письма.
Там, в письме, рукою неумелой
По-печатному писала мать,
Что жива, а хата погорела
И вестей от брата не слыхать.
Что немало горя повидали,
Что невзгодам не было конца,
Что жену с ребенком расстреляли,
Уходя, у самого крыльца.
Побледневший, тихий и суровый
В голубые мартовские дни
Он ушел в своей шинели новой,
Затянув скрипучие ремни…
Сколько же подобных историй случилось на той войне! «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…» - пел Булат Окуджава. А для нас важно помнить эти истории и рассказывать. И гордиться Подвигом наших Солдат.
33. Кувшин молока да краюха хлеба
Александр Измайлов Митрофанович
Бабушка Настя полола огород. Картошку (картохи, так их называли здесь) она уже прополола. Теперь вот полола кукурузу. Кукуруза росла в конце огорода. А прямо за огородом сразу начиналось болото, которое тянулось прямо до реки Потудань. Квакали лягушки в болоте. Колокольчиком звенел жаворонок в небе. Падали сорняки в рыхлую землю головами. Некоторые так и оставались сохнуть под жарким солнцем. А некоторые оказывались засыпанные землёй.
Полегче станет кукурузке расти, а то задавливать стал её уж сорняк. Полит бабушка Настя огород, а мысли в голове крутятся у неё. Всякие мысли. Сыны на войне. Зятья тоже на войне. Дочки, снохи, внуки, внучки…
- Бабушка!- услышала она вдруг громкий шёпот.
Бабушка Настя бросила полоть, подняла голову.
- Бабушка, вы не бойтесь нас...- услышала она.
Из куста показалась голова мужчины.
- У вас, поесть ничего нет? Есть хочется очень.
-Бабка Настя растерялась. В селе были немцы. Бабку Настю немцы выгнали из дома – стали там жить. Бабка Настя жила в сарае.
- Нам бы молочка, да хлебушка,- из куста высунулся второй человек.
-Да, как же я…- начала было говорить бабка Настя.
- Да ничего, ничего… Мы знаем, что у вас в доме немцы…
Вы только молоко поставьте куда- нибудь, а мы сами его заберём,- прошептал человек.
Ладно,- пообещала бабка Настя. Вон видите сарай саманный?
-На окошко поставлю,- пообещала бабка Настя.
-Всё договорились. Спасибо!- сказали так люди и скрылись за кустом.
Вечером бабка Настя подоила корову. Налила полный кувшин молока, отрезала краюху хлеба.
Поставила на окошко сарая кувшин, а рядом положила хлеб и ушла. По двору туда- сюда всё время ходят немцы, что- то между собой разговаривают по- своему. Что говорят - не понятно бабушке.
Подела все дела и ушла спать в сарай.
Всю ночь плохо спала. Переживала, боялась – придут наши за едой, а их немцы схватят или убьют. Чуть свет – пошла проверить, как там молоко да хлеб. Стоит кувшин, а хлеба рядом нет. Кувшин пустой, вымытый. С тех пор каждый вечер ставила бабушка Настя на окошко полный кувшин молока да клала краюху хлеба рядом, а утром забирала назад уже чистый да пустой
кувшин. В январе немцы ушли из села. Быстро так ушли. Вечером в хату к бабке Насте (дом то её стоял почти на краю села, а сзади болото) постучались… Разведчики наши. В маскхалатах. На лыжах. Спросили.
-Немцы в селе есть? Расспросили и уехали. А утром уже наши вошли в село. Вот так вот дело было.
34. Дед ушёл молодым на войну
Александр Измайлов Митрофанович
Дед ушёл молодым на войну.
Я не видел его никогда.
Он пропал там: в огне и дыму,
Не оставив вестей и следа.
Пехотинец, солдат, рядовой
Он в последнем письме написал:
-Ранен в руку, продолжу я бой.
И бесследно, безвестно пропал.
Дед мой: русский, колхозник, крещён,
Ранен был, но продолжил свой бой.
В списках мёртвых не значится он
Не вернулся с войны он домой.
Фотографий его в доме нет.
Я не видел его никогда.
Молодым на войну шёл мой дед.
Шёл на время - ушёл навсегда.
35. Неизвестный нам солдат
Александр Измайлов Митрофанович
На гранитную плиту
Возложу цветов букет.
Он стоит здесь на посту
Неподвижно много лет.
Неизвестный нам герой
Крепко сжал свой автомат.
Охраняет наш покой
Неизвестный нам солдат.
Он стоит на месте том,
Где последний принял бой,
Где навек нашёл свой дом,
Где погиб за нас с тобой.
Он давно не пил, не ел
С тех времён, когда погиб.
Он давно забронзовел,
И у ног огонь горит.
Мы по датам и без дат
Помним павших, свято чтим.
Подойдём к тебе солдат,
Постоим и помолчим.
Положу цветов букет,
Поклонившись, на гранит.
Неизвестно, где мой дед
На войне на той убит.
36. В праздник Великой победы
Александр Измайлов Митрофанович
В день девятого мая,
В праздник Великой победы
Павших в войне поминаем-
Прадедов наших и дедов.
В эту святую дату
Люди идут повсеместно
К памятнику солдату-
Имя его неизвестно.
Пару цветов положат
Да постоят, помолчат,
Скажут ещё быть может
Просто:- Спасибо, солдат!
Здесь ни к чему словесность,
Павший, но вечно живой,
«Имя твоё неизвестно,
Подвиг бессмертен твой!»
*****
11. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №11. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ «К»
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту «К»
Всего 39 произведений.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Полина Какичева http://proza.ru/2019/09/23/1353 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Полина Какичева http://proza.ru/2019/10/10/902 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
3. Полина Какичева http://proza.ru/2019/09/17/1654 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Внеконкурсная номинация
4. Виктор Кармалитов http://proza.ru/2020/05/08/2334 («ГТ») - Основная номинация
5. Виктор Кармалитов http://proza.ru/2020/05/07/361 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
6. Юрий Кауфман http://proza.ru/2007/07/17-375 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
7. Николай Кирюшов http://proza.ru/2020/03/26/1614 («ГТ») - Основная номинация
8. Николай Кирюшов http://proza.ru/2020/01/19/76 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
9. Станислав Климов http://proza.ru/2019/11/15/399 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
10. Станислав Климов http://proza.ru/2017/05/23/1123 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
11. Владимир Кожин 3 http://proza.ru/2020/05/11/1866 («ВТ») - Основная номинация
12. Владимир Кожин 3 http://proza.ru/2020/05/10/1876 («ГТ») - Основная номинация
13. Владимир Кожин 3 http://proza.ru/2020/05/09/134 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
14. Евгения Козачок http://proza.ru/2020/05/09/1042 («ВТ») - Основная номинация
15. Евгения Козачок http://proza.ru/2020/05/09/1053 («ГТ») - Основная номинация
16. Евгения Козачок http://proza.ru/2013/05/14/671 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
17. Евгения Козачок http://proza.ru/2013/04/24/1035 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
18. Александр Козлов 11 http://proza.ru/2020/05/18/1113 («ВТ») - Основная номинация
19. Александр Козлов 11 http://proza.ru/2020/05/18/1575 («ГТ») - Основная номинация
20. Александр Козлов 11 http://proza.ru/2020/05/18/1105 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
21. Александр Козлов 11 http://proza.ru/2020/03/01/790 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
22. Николай Кокош http://proza.ru/2015/04/09/1910 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
23. Виктор Колбасин http://proza.ru/2020/05/09/1597 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
24. Евгений Колобов http://proza.ru/2015/08/29/1567 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
25. Евгений Колобов http://proza.ru/2020/05/21/774 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
26. Любовь Коломиец http://proza.ru/2020/05/17/1845 («ВТ») - Основная номинация
27. Любовь Коломиец http://proza.ru/2020/05/17/1851 («ГТ») - Основная номинация
28. Любовь Коломиец http://proza.ru/2020/04/29/1 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
29. Любовь Коломиец http://proza.ru/2018/01/24/2466 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
30. Раиса Коротких http://proza.ru/2020/05/17/2112 («ВТ») - Основная номинация
31. Раиса Коротких http://proza.ru/2008/02/17/262 («ГТ») - Основная номинация
32. Раиса Коротких http://proza.ru/2020/05/07/1398 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
33. Раиса Коротких http://proza.ru/2011/05/22/840 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
34. Мила Кудинова http://proza.ru/2017/05/11/640 («ВТ») - Основная номинация
35. Мила Кудинова http://proza.ru/2020/06/01/1558 («ГТ») - Основная номинация
36. Мила Кудинова http://proza.ru/2015/05/08/2425 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
37. Юрий Кутьин http://proza.ru/2016/05/04/635 («ВТ») - Основная номинация
38. Юрий Кутьин http://proza.ru/2016/03/09/2212 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
39. Юрий Кутьин http://proza.ru/2015/04/07/185 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Батайчанин был отмечен высшей наградой СССР
Полина Какичева
Специальный приз №11
Валентин Кулешов на катере проложил свой путь к победе во время Второй мировой войны.
В страшных боях при штурме Берлина, когда форсировали реку Шпрее весной 45-го года, Кулешов проявил доблесть и героизм, за что и был представлен к званию Героя Советского Союза, а также награждён орденом Красного Знамени.
Все события тех дней (23-25 апреля) происходили под систематическим ураганным огнём из пулемётов, миномётов и другого доступного фашистам оружия. Враг не гнушался ничем.
В результате такой обстановки в одном из жизненно важных рейсов был убит командир катера, а сам катер получил семь пробоин ниже ватерлинии.
Катер стал терять ход, вода подступала и вызвала тем самым панику среди перевозимого десанта. А враг только усилил свой натиск в тот момент.
Но ситуацию и личный состав спас наш земляк Валентин Кулешов. Не медля, самоотверженно, рискуя жизнью, он заделал пробоины и взял командование на себя. И только благодаря этому катер с советскими солдатами дошёл до вражеского берега и высадил десант.
Но на этом его трудности не закончились. На шестом рейсе по катеру стреляли уже прицельно и перебили вентиляторный ремень, пробили бензопровод. Заметив остановку повреждённого катера, вражеские миномётчики и фаустники обрушили на него шкал огня. Фашистские снаряды рвались со всех сторон у самых бортов катера. На этот раз Валентин Кулешов был ранен, а катер пробит в шести местах. И снова отважный батайчанин презрел смерть, бросившись ремонтировать повреждения судна. Исправил. Раненый, он довёл своё дело до конца – высадил советский десант на вражеский берег. В сложнейших условиях непрекращающегося боя Кулешов, вы только вдумайтесь, за одну ночь перебросил на другой берег 245 красноармейцев с их оружием, чтобы они в свою очередь внесли свой неоценимый вклад в нашу Великую Победу.
Вот такой вклад, по достоинству оценённый Золотой Звездой героя, внёс наш с вами земляк в победу над фашистской Германией, за мирное небо над своей огромной Родиной и над маленьким родным Батайском.
БИА "Вперёд" от 21.08.2018 "Подвиг батайчанина был отмечен высшей наградой СССР"
Полина Какичева, фото Сергея Еременко.
2. О чем молчит связистка
Полина Какичева
Специальный приз №11
Раисе Громовой – 96. Почем она не любит вспоминать о своей молодости?
Она почти ничего не слышит, но всё помнит. Дочь Людмила показывает нам старые фотографии, на которых ее мама почти никогда не улыбается.
Родилась Раиса Громова 24 октября 1922 года в Ростовской области, в хуторе Майском Целинского района. У неё до сих пор хранится комсомольский билет, год вступления в ВЛКСМ - 1938. Из-за этой серой корочки когда-то расстреливали, из-за неё мать Раисы Ефросинья Григорьевна прятала дочь в камышах в конце огорода, где протекала речка, когда немцы проходили по дворам с облавой. Документ в страхе за жизнь родных Раиса закопала в землю.
Она окончила 9 классов и была мобилизована в апреле 1943 года, присягу приняла в июне. На одной из фотографий среди травы и пышущих зеленью деревьев 15 симпатичных ребят и девушек - одноклассники. Из мальчишек вернулся живым только один. Она и сама чудом уцелела, дожив до Победы.
Будучи рядовой-телеграфисткой ПВО 400 отдельного карпатского батальона связи, Раиса Громова участвовала в освобождении таких городов, как Михаловце и Гуменне в Словакии, Ясло и Горлице в Польше, Оломоуц в Чехословакии. За это приказом Верховного главнокомандующего ей было объявлено три благодарности. Сколько всего наград и медалей было у Раисы Фёдоровны, сейчас, трудно сказать: внуки и правнуки в играх растеряли так заманчиво сверкающие ордена.
Дочь Людмила поделилась с нами, что узнала об участии мамы в войне, когда они вместе пошли на военный фильм. В кинотеатре тогда Раиса Фёдоровна весь сеанс проплакала. И после этого случая стала иногда рассказывать детям о своём прошлом.
- При тотальном призыве я пошла в армию, мне был 21 год, - рассказывает Раиса ГРОМОВА. - Я стала телеграфисткой ПВО, мы сидели в окопах за передовыми траншеями и всё время докладывали о состоянии фронта. Нам запрещено было вставать и покидать своё место, даже если бомбят, даже если прорвался враг. Встать с места значило предать Родину, предать тех, кто там на передовой.
Девушки-телеграфистки гибли так часто, что каждые две недели их состав приходилось пополнять. Пережила ужас тогда ещё и совсем молоденькая Раечка – на её глазах погибла подруга. Раиса телеграфировала, когда начали бомбить и осколок попал в её подругу. Вскрик - и всё. Командир говорит: «Не смотри туда, не смотри!» Но она не могла. Её лучшая подруга со вспоротым осколком снаряда животом пытается запихнуть внутренности обратно. В шоке.
- Она умерла... - плачет старушка в аккуратном платочке, сильнее кутаясь в теплый халат, хотя дома тепло.
Гибли многие. Их командир от всего пережитого прямо перед Победой сошёл с ума. Говорят, он был не единственный, - горе не щадило никого, не разбирало чинов и полов, отбирая разум.
Но наша героиня выдержала, как и её муж Илья. Он тоже был на войне, таскал бобины с кабелями связи и, как потом рассказывал детям, за счастье считал, если в атаку шли морские пехотинцы. Они закусывали свои ленточки с беретов зубами, чтобы не потерять их в пылу схватки, и как черные волны, сплошными рядами шли в атаку. Достигая врага, доставали кортики, лопатки и даже рвали фашистов зубами. Крепкие ребята всегда оттесняли врагов, прорывали их оборону и обеспечивали ещё один день жизни тем, кто шёл следом.
В мирной жизни Раиса Федоровна стала учительницей, вышла замуж. Супруга пригласили строить железнодорожную больницу в Батайске. Построили дом, родили троих детей, вырастили пятерых внуков и уже дождались правнуков.
Сейчас Раиса Фёдоровна – вдова и вот уже 4 года из-за сложного перелома не может ходить. Дочь с любовью ухаживает за своей мамой, радуясь каждому прожитому её дню.
- Я каждый раз плачу, когда вспоминаю рассказы о том, что моим родителям пришлось пережить. И это при том, что я точно знаю - они берегли нас и не рассказывали всего, не говорили о самом страшном, - говорит Людмила. - В моей семье в каждой войне кто-нибудь принимал участие. Отслужил и мой сын. Считаю, что самое главное в жизни - чтобы не было войны и нам не пришлось увидеть то, о чём мы не захотим никогда вспоминать.
Издано БИА "Вперёд" от 30 января 2019 г.
Статья "О чем молчит связистка", газета №4.
3. Прачка боевого назначения
Полина Какичева
Специальный приз №11
Анне Рубекиной - 94. Она забыла многое из своего военного прошлого, осталось то, что стереть невозможно
Анна Николаевна говорит, что о её жизни стоило бы написать книгу, и это действительно так. Очень жаль, что после инсульта некоторые имена и года исчезли из её памяти, оставив только горечь утраты.
Рассказывает то, что знает из более ранних рассказов матери дочь Антонина. Она бережно хранит старые фотографии.
Вольнонаёмная
Первым делом Антонина показывают «4-ю Книгу Памяти Курской области», которая является составной частью Всероссийской Книги Памяти. В неё занесены более 200 тысяч имён воинов-курян и уроженцев других областей, призванных военкоматами Курской области, погибших в самой кровопролитной войне всех времён и народов. О родственниках Анны Рубекиной говорится в 4-м томе издания из 9-ти томов.
Анна Николаевна вспоминает, что в 1943 году, когда уже завершилась Курская битва и наши вошли в Курскую область, стали собирать добровольцев, девчат и ребят, в прачечный отряд, который будет обслуживать военную часть. Она, урождённая жительница села Любомировка Льговского района Курской области, была призвана по вольному найму в мае 1943 года. Тогда ей было 16. Всего в семье – семеро детей.
Жменька, ложка да стопка
Немцы, войдя в деревню, забрали весь торф, которым отапливали дома. Поэтому пришлось ходить по посадкам, собирать хворост. Младшая сестра Надя чуть не замёрзла. Она пошла, чтобы собрать дров и попала во вьюгу. Её еле нашли в снегу. Девочка выжила и даже потом стала тружеником тыла, копая окопы.
Фашисты забрали корову, поросёнка и кур, на которых указал полицай, не пожалел, что деток много и без домашнего скота они могут умереть с голоду. Выжили только благодаря картошке, ее спрятали в так называемой могиле – яме в огороде, о которой никому не говорили.
- Я проворная в детстве была. Говорю: «Мам, сколько можно картошку без соли есть, я пойду к немцам и попрошу у них»,- рассказывает Анна Николаевна. - Мама сперва не пускала, боялась. А я девочка худенькая была, как мальчик, оделась в лохмотья, сажей, соплями перемазалась и пошла. Под заборами танцевала и частушки пела, просила: «Пан, дай соли!» И они дали большую жменю и кусок хлеба.
Бывало, тыкву пожарят в русской печке и по кусочку съедят. И от этой тыквы семечек по столовой ложке каждому из семерых детей доставалось.
Немцы стояли в деревне до 1943 года, коровы не было, кормить новорожденного брата Володю не было молока. Мать плакала над ним, думала, что умрёт. А старший брат Александр, 1929 года рождения, сказал: «Я сам его выкормлю». Ночью через соломенную крышу лазал к соседу в сарай и доил овцу в стопку. Этим молоком, разведенным водой, и поили младенца до трёх месяцев. Потом какая-то женщина дала пшено, из него делали что-то вроде муки и мешали с водой.
Прачечный комбинат
Прачечный отряд стирал одежду солдатам в соседней деревне, а потом всех посадили на телеги и повезли на фронт. Люди в нем были разного возраста. Многие пошли туда, чтобы не умереть с голоду, были и дети – запрягали лошадей, работали по хозяйству.
- Стирали так: брали железную бочку, разрубали её пополам. В ней вываривали бельё, которое привозили с передовой. Оно было не только грязным и порванным, главная напасть - вши, которые лезли отовсюду. Мы никогда не садились в одну телегу с грязной одеждой - заедят. Белье как можно раньше запихивали в чан и сразу же кипятили в течение суток. И только на второй день терли руками на досках с мылом. А сушили на улице на верёвках, - рассказывала дочери Анна Николаевна.
После стирки бельё попадало в кладовку, где более пожилые женщины его гладили и штопали. Наготовят бельё и везут в окопы. Самолёты появлялись ниоткуда и бомбили. Бывало, и коня, и людей, и всё бельё попадало под бомбежки, даже хоронить некого.
- Приезжаем на передовую, солдаты безмерно рады, что им привезли свежее бельё. Говорят: «Сестрички родные!», целуют, обнимают, - вспоминает Анна Николаевна. - Они-то как одежду носили: снимут с себя гимнастёрку, потрясут над костром, чтобы вши осыпались, и надевают другой стороной. А как разденутся - кожи нет, всё съедено. На костре греют кружки с водой и обтираются. Или в проруби обмывались. Говорили, что лучше умереть от холода, чем быть сожранными заживо.
Интересно, что останавливались прачки на расстоянии от фронта, доставали свои бочки и стирали форму, исподнее, затем натягивали верёвки и вешали сушиться. Да еще и караулили, чтобы не украли – стояли днём и ночью.
Будни и праздники
Но были и праздники. Рядом стояла воинская часть, и по вечерам парни приходили с гармошкой танцевать. Понравился тогда Анне Рубекиной разведчик Николай, она ему – тоже. Два дня потанцевали, подружили, а потом он пришёл и сказал: «Ну, Анна, завтра я иду в разведку, вернусь или не вернусь...» И не вернулся. Вот так. И много таких было.
- У мамы все пальцы на ногах выкручены. Им ведь сапоги не выдавали, не положено было, не солдаты же. Выдавали кирзовые тапочки, так что ноги сильно замерзали, их приходилось парить в горячей воде. Поэтому сейчас она дома в вязаных тапках ходит, в другой обуви не может.
А ночевали в лесу и зимой. Рубили две лапы с ёлок. Одну шинель стелили на лапы, а второй укрывались. Спали по двое. Анна - со своей подругой Дусей, которая также была из села Любомировка. Удивительно, но при таких условиях никто не болел. Шли целый день, уставали так, что сразу проваливались в сон. В деревнях ночевали крайне редко, ведь кругом всё было разрушено. Хотя жители давали продукты. Праздник был, когда кашу молочную варили.
Любимый
Вернувшись с войны, Анна устроилась работать на железную дорогу. Но потом её сосватал председатель колхоза, офицер, на пять лет её старше, Иван Порфирьевич Рубекин. Не хотела она за него замуж, да так жизнь сложилась...
Был у неё до армии жених Вячеслав Славчук. Она его любила, и он её. А вернулась Анна с войны уже не гадким утёнком - пышной красавицей, и стал за ней ухаживать Иван - приставучий был, как вспоминает. А Славчук был несмелый, робкий и сказал: «Я поеду в Свердловск, работу найду, квартиру и приеду за тобой». Приехал, а она уже замуж вышла, беременная. Он и говорит: «Да что ж ты наделала!.. Но всё равно поехали со мной, я ребёнка на себя запишу». Собрала она чемодан - и в окно к нему, а тут Иван идёт... Чемодан под кровать запихнула, а Славчук и говорит, мол, я за самогончиком пришёл. А потом и уехал. Женился на девке из этой же деревни, но она через год с ребёнком на руках вернулась назад, не сложилась у них семья. И что с ним дальше стало - неизвестно. Но Анна Николаевна всю жизнь хранит его фото.
У Анны Рубекиной трое детей. Живёт она у дочери Антонины, которая перевезла её в Батайск после смерти отца, которому был 91 год. Анну Николаевну дочь буквально вытянула с того света после инсульта. На столике рядом с кроватью, где спит бабушка, - фото: она в молодости. И тут же под стеклом маленькая фотокарточка паренька - Славчука. Иногда он ей снится.
Издано БИА "Вперёд" от 10 апреля 2019 г.
Статья "Прачка боевого назначения", газета №14.
4. 75 лет Победы!
Виктор Кармалитов
"Ночь, улица, фонарь, аптека...
…
Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь".
А. Блок.
Вот площадь красная, парад.
Вот ветераны стоят в ряд.
Так было, будет не всегда,
Уходят славные года,
Стареют лица ветеранов,
Редеет строй, но не на долго.
Там, где стоял вчера герой,
сегодня молодой с горой.
С горбом спины от игр застольных... ,
мне говорить об этом больно.
Аптека, улица, фонарь.
Как к спорту юность приучить,
Чтоб без аптеки жизнь прожить.
Чтоб мозг геройский телом правил и,
Ветеранов страны славил.
5. Сёстры
Виктор Кармалитов
"Никто не забыт, ничто не забыто".
Дядя Вася Пикулин воевал в разведке. Офицер. Дошёл до Берлина и после тяжёлого ранения, ему оторвало руку и ногу, был отправлен в госпиталь и комиссован. Кавалер ордена Красной звезды, кавалер орденов Славы. Он почти ничего не рассказывал про войну. Любил выпить. Может запивал свою горькую судьбу. Несмотря на инвалидность, был женат на красавице. У них был хороший дом, небольшое хозяйство.
*****************************************
Дядя Ваня Смирнов тоже воевал в разведке. Прошёл всю войну. Дослужился до капитана. Кавалер орденов Красной звезды и орденов Славы. Весёлый, общительный человек. Штукатур-маляр. Представляю, как тяжело было ему на гражданке. Но, служить больше не пожелал. Демобилизовался после войны. Обзавёлся семьёй. Построил дом. Родилась у них, дочь Валя, моя сестра.
****************************************
Дядя Витя Никитин не воевал. Он родился перед самой войной. Мама у меня была с тридцать восьмого года рождения, а мой дядя Витя с сорокового, наверное. Мама была старше брата.
******************************************
Перед войной, моя бабушка (по маме), Никитина Александра Герасимовна осталась с детьми одна. Жила она в деревне Сычёво. Большой дом, большой сад, но света не было. Жили с керосинкой. Старшая сестра Фрося, позвала бабушку жить к себе. Дом у неё был в деревне с электричеством. Места хватало. Русская печь, хлев, сени и тёплая комната с кухней и комнатками. Дом был накрыт соломой. Летом в нём было не жарко, а зимой не холодно. Были бы дрова... .
Фрося была средняя сестра. И, имея более-менее хорошие условия, в тридцать девятом году, ввиду обстоятельств сложной жизни, позвала к себе жить своих сестёр младшую Александру и, старшую Стешу. Все сёстры одинокие с детьми. У Александры двое, у Фроси одна, у Стеши двое. Вот так сложилась судьба перед войной. И, три сестры стали жить вместе.
Когда началась война, они попали под оккупацию. В их дом поселился немецкий фельдфебель. Занял большую комнату, а семью выгнал жить в сени.
Старшая сестра прислуживала ему.
Когда немец уходил на работу, так он называл войну, сёстры собирались вместе с детьми и, обсуждали прошедшие дни. В их разговоре часто звучали слова: Немец гад! Фашист проклятый! - Разве, могли они, тогда подумать, что эти разговоры вслух, до добра не доведут.
Когда немец пришёл обедать, прислуживала ему, как всегда старшая сестра Стеша. Немец обедал, а в комнате играл маленький ребёнок. Это был мой дядя Витя, ему тогда было годика два или три. Играл и, стал повторять слова взрослых: Немец гад! Фашист проклятый! -
Немец услышал слова мальчика. Встал из-за стола, подошёл к ребёнку и спросил: Что ты сказал? -
- Немец гад! Фашист проклятый! - Повторил громко мой дядя.
Фашист схватил ребёнка и бросил на печь, на раскалённый камень и плиту.
Старшая сестра Стеша, как пантера, бросилась к мальчику, оттолкнув немца. Схватила его на руки и, стала дуть на красные волдыри на теле ребёнка. Ожёг был сильным.
Прорабатывая планы, сёстры не знали, что делать? Тогда, старшая сестра Стеша сказала, что притворится тифозной больной. Она слегла, стала ходить под себя. Когда пришёл немец, то прислуживать ему стала средняя сестра Фрося.
- А, где Стеша? - Поинтересовался немец.
- Да, приболела... . - Ответила Фрося.
Немец пошёл в сени, чтобы посмотреть на больную Стешу. Но, подойдя, почувствовал неприятный запах и увидел бледную женщину в постели.
- А, что случилось? - Спросил немец сестёр.
- Тиф. Должно быть тиф... . - Ответили ему женщины.
Немец выскочил из избы как ошпаренный. Не взял даже свои личные вещи. А, на следующий день привёл взвод солдат с канистрами. Загнал всех в избу и закрыл.
К маленьким окнам деревенского дома, прильнули пять пар детских глаз. Две сестры обнимая детей, вместе с ними смотрели, как солдаты зажгли факелы и направились к избе.
- Хальт, цурюк!* - Закричал фельдфебель. Он забрал из рук солдат горящие факелы и, затушил их в ведре с водой.
Хальт, цурюк*. - Стой, назад.
6. Война не из окна
Юрий Кауфман
Война не из окна.
(Отрывок из моих мемуаров)
В 1939 г. я поступил в Ленинградский политехнический институт. После двух месяцев учебы меня призвали в Красную армию и направили в Ленинградское военно-медицинское училище.
На втором курсе училища, когда под стенами Ленинграда еще продолжалась финская война, нашу роту подняли по тревоге, выдали боевое снаряжение и отправили на финский фронт, до которого мы всей колонной автомашин, двигаясь очень медленно, добрались за полтора-два часа. Рота получила приказ развернуть полевой госпиталь. Начальником госпиталя был назначен командир роты, все остальные курсанты и младшие командиры должны были разворачивать госпиталь, охранять его, принимать раненых и обрабатывать их.
Я был назначен начальником второго хирургического отделения. Утром на другой день начали поступать раненые. Мы не успели полностью развернуть госпиталь, но приступили к обработке раненых в объёме наших возможностей.
Через некоторое время стали прибывать штатные должностные лица: врачи, фельдшера, медсёстры, санитары и т. д.
Каждый из нас - курсантов, сдав свою условную должность, переходил в команду обороны госпиталя. За те несколько дней, что мы были на этом участке фронта, нам пришлось несколько раз отражать налёты финских лыжников-автоматчиков.
Мы выполнили это задание и убыли к себе в училище, продолжили учебу и подготовку к государственным экзаменам
Я окончил военное училище в начале июня 1941г. и был направлен фельдшером батальона в стрелковый (пехотный) полк, в город. Талин (Эстония).
Так выглядел тогда я.
Подразделения полка находились в летних лагерях в пригороде. Чуть более недели я прожил в полку в мирное время…
«Неожиданное» начало Великой отечественной войны.
22 июня 1941 г. в 4 часа утра была объявлена боевая тревога. Никто из нас ничуть не сомневался в том, что это не учебная тревога. Мы отлично понимали, что полк не случайно находится в Эстонии вблизи от западной границы Советского Союза. Но именно сейчас, когда война уже началась, наше сознание восприняло начало войны, как неожиданность…
Очень быстро мы почувствовали на себе весь ужас большой войны…
Полк вывели в лес. Начали прибывать «приписники» - солдаты и сержанты, числившиеся в запасе нашего полка. Пришло время завтрака. Я, фельдшер батальона, пришел снимать пробу первого завтрака, приготовленного в полевых кухнях. Солдаты и сержанты с котелками в руках собрались около повозки с котлом. Открыли котёл, я сразу заметил голубую кайму по окружности котла. Мне пришлось запретить раздачу гречневой каши с мясной тушенкой. Прибежал командир батальона и набросился на меня со словами: «Как Вы смеете лишать завтрака весь личный состав батальона в такой момент!». Вызвали уполномоченного особого отдела (не враг ли народа этот еврей - фельдшер?). Забрали у меня личное оружие, ездовому приказали дослать патрон в патронник. Ездового с винтовкой на коленях и меня отправили на двуколке с кашей в санитарно-эпидемическую станцию. Я почти не сомневался в правильности своего решения, но волнение не оставляло меня в покое: может быть, я мог предупредить это происшествие, да и как отнесётся ко мне разъяренное начальство даже, если я докажу, что я прав? Специалисты санитарно-эпидемической станции несколько часов изучали котёл с кашей. Я же, под стражей вооруженного солдата - ездового, с волнением ожидал результатов обследования. Оказалось, что на складе хранения неприкосновенного запаса после покраски не написали, что это однослойный кипятильник, в котором кашу варить нельзя. Полуда при варке расплавилась и оказалась в каше. Это - яд, которым были бы отравлены солдаты и офицеры. По прибытии в полк я представил начальству письменное заключение специалистов. Гнев сменили на похвалу. Так для меня начался первый день страшной войны!
Через несколько дней фашисты высадили десант под Балтийском. Наш полк направили для ликвидации десанта. Мы вступили в первый бой с врагом. Для усиления десанта противник направил еще одну дивизию. Наши батальоны отважно воевали, но противник превосходил наши силы количественно и по оснащению техникой. Для помощи нашему полку прислали еще полк, но у противника было больше войск, чем у нас.
Наши оба полка были кадровыми, их возглавляли грамотные и волевые командиры. Поэтому на нашем участке фронта не было панического отступления, никто не сдавался в плен. Мы вынуждены были под давлением превосходящих сил противника постепенно отступать на восток.
Каждый день в боях мы имели потери убитыми и ранеными. Однажды меня отправили вместе с ранеными моего батальона на санитарной машине в медсанбат. Часть дороги шла через лес. Когда мы пересекли рощицу, на нас напали вооруженные автоматами люди. Они были одеты в новую форму, не похожую ни на форму советских войск, ни на форму фашистов. Только благодаря исключительному умению шофёра управлять автомобилем, мы сумели удрать без потерь. В медсанбате я сдал раненых и узнал, что нападали на нас «кайцелиты». Это были эстонские фашисты, тайно обмундированные и вооруженные еще до начала войны. Они называли себя партизанами, но действовали, как хорошо подготовленные воинские части. Обратно в полк мы вернулись окружным путём по большой шоссейной дороге. На другой день санитарная машина полка была вынуждена окружным путём доставить раненых, минуя медсанбат, прямо в полевой госпиталь. Эвакуация раненых стала такой же опасной, как сражения в открытом бою.
В конце июля 1941г. я побежал к раненому, в этот момент разорвалась другая мина. Её осколок ранил меня в правый коленный сустав. Коллеги остановили кровотечение, наложили повязку и шину. Но из-за того, что одновременно с отступлением наших полков отступали и тыловые медучреждения, мы не знали, куда эвакуировать раненых. Посылать машину с ранеными в надежде найти медсанбат или госпиталь было невозможно из-за большого количества кайцелитских банд в тылу. Я остался в полковом медпункте, в котором скопилось значительное количество раненых. Дня через два я вынужден был на костылях помогать перевязывать раненых, т.к. здоровые фельдшера были направлены в батальоны. Позже была налажена эвакуация раненых в медсанбат. Боли в коленном суставе стали меньше. Я получил возможность активнее помогать коллегам в полковом медпункте. Старший врач полка знал, что по закону меня следует эвакуировать. Но работать в медпункте было некому. Мне было предложено самому решать: эвакуироваться или остаться в полковом медпункте работать. Накануне пришло известие, что одну нашу санитарную машину, следовавшую в медсанбат, спалили кайцелиты вместе с шофёром, санитаром и ранеными. Я принял решение остаться в полку.
С боями полк продолжал отступать. В августе рана зарубцевалась. Я работал почти, как и до ранения, но хромал, т.к. колено болело, особенно при длительной ходьбе.
В конце августа фашистские войска прижали нашу дивизию к предместьям Талина. Высшее командование приняло решение вывести нашу дивизию из боя по обороне Талина и подключить её к соединениям наших войск южнее Талина.
Колонна нашего полка обходила Талин с южной стороны. Из-за болей в раненом колене меня назначили старшим санитарной машины, на которой было четыре тяжело раненых и санитар. Мы медленно передвигались в тылу колонны полка. На одном из пригорков противник открыл по нам прицельный огонь из миномётов. Загорелась грузовая машина, следовавшая впереди. Я велел шофёру санитарной машины объехать горящую машину, но после разрыва очередной мины заглох мотор нашей «санитарки». Нужно было немедленно вытаскивать из машины раненых, т. к. она была под прицелом противника. Мы вынесли раненых из машины и потащили их на плащ-палатках в придорожный кювет.
Так как мы были отрезаны от колонны полка миномётным огнём противника, тащить раненых пришлось не за колонной полка, а в обратную сторону, по направлению к Талину.
Через одну-две минуты вспыхнула наша санитарная машина. Метрах в ста за горящей санитарной машиной показались каски фашистских солдат. Мы успели к этому времени оттащить раненых по кювету на четыре-пять сот метров от пылающей «санитарки».
Вдруг справа от нас, со стороны Талина на дороге показался «газик» повышенной проходимости, в котором сидели несколько генералов и полковников. Мы закричали из кювета, что дальше нельзя - там противник и попросили забрать раненых. Нам приказали лежать в кювете и ждать. Машина резко развернулась и помчалась в сторону города. Потом машина примчалась, уже без людей. Мы быстро погрузли раненых. Машина с ранеными умчалась. Я вместе с шофёром и санитаром дополз по придорожному кювету до поворота дороги. Далее поспешили в город, но не знали, что нас там ждёт. Все люди, военные и гражданские, шли и бежали в порт. Мы последовали за ними. Пришли в порт, там толпились люди. У причалов не было кораблей. Один корабль шел от порта в залив. А на горизонте, далеко в заливе, была видна большая группа военных и гражданских кораблей. Было понятно, что отступление возможно только на кораблях. Но как туда добраться? У берега не осталось ни лодок, ни плотов.
В Балтийском море и Финском заливе.
Справа, на некотором отдалении от причала был забор. Я перелез через него. За мной последовали люди. Вдали, около свай, на берегу лежал баркас, без вёсел, без руля, без мотора.
Подбежал к баркасу. Осмотрел его. Баркас оказался целым. Подошли люди. Я предложил им помочь мне подтащить баркас к воде.
-«Ребята, отрывайте доски от забора. Этими досками будем грести»,- закричал я.
Мы все бросились к забору, сорвали доски, затем столкнули баркас в воду. Загребая досками, как вёслами, поплыли по заливу к эскадре. Появилась надежда, поднялось настроение. Усердно гребли, отошли от порта километра на два. Еще через пол часа мы заметили, что эскадра не приближается, а удаляется. Когда все это поняли, начались споры. Мы понимали, что в море на этой посудине далеко мы не уйдём. Некоторые предложили вернуться, но большинство согласилось со мной, что нужно идти за эскадрой. Теперь мы совершенно не знали, что будет с нами. Я был твердо уверен в том, что мне лучше утонуть в море, чем возвращаться и попасть в плен. Гребли, гребли, а корабли эскадры становились всё меньше и меньше. Вдруг мы заметили, что не от эскадры, а откуда-то с севера прямо на нас идёт небольшой военный корабль. Когда корабль совсем приблизился к нашему баркасу, он стал табанить. Корабль подошел вплотную к баркасу, я увидел, что на носовой части его написано латинскими буквами: «Pilkert». «Неужели немцы» - с ужасом подумал я. На борту появилась верёвочная лестница. Это означало, что мы должны были подняться на борт корабля. Я замялся. Что делать? Потом незаметно переложил свой «Наган» в задний карман брюк и тоже полез по верёвочной лестнице. На палубе у нас забрали винтовки и направили к лестнице, ведущей в трюм. Матросы невнятно переговаривались. Но это был не немецкий язык. Когда все из баркаса поднялись на корабль, он набрал скорость и пошел в сторону порта. Я стоял на лестнице, ведущей в трюм, и раздумывал, в какой момент лучше выхватить пистолет, если потребуется застрелиться. Вдруг корабль резко снизил скорость и развернулся напротив порта. Кто-то из команды через мегафон на русском языке с акцентом скомандовал: «Пассажиры, освободите палубу, не мешайте вести огонь из орудия». Затем последовало несколько выстрелов из орудия куда-то за порт по какому-то объекту в городе или за городом. После этого, корабль на большой скорости направился прямо в направлении эскадры. Лишь после того, как корабль причалил к дрейфовавшему очень крупному миноносцу, на борту которого было написано: «Минск», я успокоился.
Позже, от одного из матросов «Минска» я узнал, что „Pilkert“ - это военная яхта бывшего главы Эстонии, когда она была ещё суверенным государством, до «присоединения» её к СССР. Команда этого корабля перешла на сторону советского военного флота.
На «Минске», видимо, накопилось слишком много пассажиров. Поэтому ночью нас пересадили на большой торговый корабль «Казахстан».
Утром появились самолёты фашистов. Зенитная артиллерия боевых кораблей не давала им приблизиться к эскадре. Однако некоторым самолётам противника удалось сбросить бомбы на наши корабли. Одна из бомб попала на носовую часть «Казахстана». Бомба пробила верхнюю палубу и где-то, ниже ватерлинии, разорвалась. Весь огромный корабль задрожал…
Я находился на одной из палуб ближе к корме корабля. Несколько минут спустя мы заметили, что палуба медленно наклоняется вперед и вправо. По палубе покатились бутылки и пустые банки. Мы забеспокоились. Многие, и я в том числе, стали подниматься на верхнюю палубу. Самолёты противника улетели. Военные корабли нашей эскадры охраняли каждый несколько торговых кораблей. Нас опекал «Минск», который подошел близко к «Казахстану», потерявшему скорость. Начались переговоры через мегафоны. Мы услышали, что « Казахстан» погрузился носом в воду и наклонился вправо. Корма поднялась над поверхностью моря, часть гребных винтов крутилась в воздухе. Командование кораблей приняло решение перегрузить всех пассажиров на «Минск» до прекращения дальнейшего погружения корабля. Погода была тихая, корабли пришвартовали друг к другу, сотни пассажиров переходили по трапам на «Минск». Оба корабля отстали от эскадры. Вечером организовали буксировку «Казахстана». Никто не спал. Ночью стало известно, что «Казахстан» больше погружаться не будет, что жертв от взрыва бомбы не было, она разорвалась в носовой части корабля, в правом грузовом отсеке, который надёжно изолирован от остальных отсеков. В середине ночи мы услышали, как опять корабли начали швартоваться друг к другу. Громкоговорители закричали, что всем пассажирам следует возвратиться на «Казахстан». Опять по трапам переходили пассажиры. Нам объяснили, что нужен балласт на корме слева, чтобы часть гребных винтов погрузилась в воду. Нас распределили по разным палубам и каютам. Потом зашумели двигатели и «Казахстан» медленно пошел своим ходом. Я заснул. Когда я проснулся, то увидел, что палуба наклонена вперёд, корабль плыл очень медленно …
Утром матросы принесли пассажирам хлеб и воду. Нам запретили покидать те места, где мы находились. Даже в туалет разрешалось ходить по одному.
В середине дня опять налетела авиация фашистов. Самолёты противника пролетали над нами к основной части эскадры. Там, впереди, в восьми – десяти километрах от нас были слышны выстрелы зениток, свист падающих бомб и их взрывы. Несколько самолётов врага пытались напасть на «Минск», но встреченные мощным зенитным огнём прекрасно вооруженного эскадренного миноносца, нападающие самолёты сбрасывали бомбы в стороне от него. Мы ждали налёта фашистских самолётов на беззащитный « Казахстан», но самолёты противника либо пролетали к эскадре, либо пытались бомбить «Минск ». Вечером к нам на нижнюю палубу зашел помощник капитана корабля, мы спросили его, почему вражеская авиация нас щадила.
-«Очень просто, фашистские лётчики видели наш корабль с почти утонувшим носом, с поднятой кормой корабля и вращающимися в воздухе несколькими гребными винтами. Им корабль представлялся тонущим. Фашистские лётчики, вероятно, решили, что наш корабль скоро сам потонет», - ответил нам помощник капитана.
Основная часть эскадры пришла в Кронштадт ночью и укрылась в бухтах, в стороне от причалов порта. Мы пришли в порт к утру и нас сразу направили на причал для разгрузки.
Кронштадт.
Остров Кронштадт, к которому прибыла эскадра, мощный, хорошо вооруженный военно-морской форпост города Ленинграда.
Торговые и военные корабли небольшими группами швартовались у причалов Кронштадта, чтобы высадить на берег тысячи людей, воинские части которых были вынуждены под напором превосходящих сил противника отступать к городу Талин и успевших попасть на корабли эскадры до захвата города фашистами. Среди пассажиров было много гражданских лиц, для которых остаться в Талине означало смерть от рук фашистов.
«Пассажиры» толпой спускались по крутым трапам на причалы. Люди были одеты во всевозможные военные и морские формы, и в гражданскую одежду, а те, которые успели побывать в морской воде, - в любые, попавшие под руку, штаны, кофты и т.д.
Но первое впечатление от разношерстной толпы это было ложное впечатление. На самом деле все они были смелыми, мужественными людьми, с боями, ушедшими от фашистского пленения. Прижатые противником к берегу моря, эти люди проявили исключительную инициативу и смелость, использовали любые плавательные средства, вплоть до деревянных плотов, и смело отправились в море, где готовилась к боевому походу советская эскадра. Конечно, среди «пассажиров» были и такие, которые успели попасть на корабли по трапам с причалов порта столицы Эстонии. Все эти люди были воинами, получившими богатый боевой опыт первых трагических месяцев Великой Отечественной войны. На их лицах было видно, что они прибыли сюда не спасаться, а готовиться для продолжения борьбы.
Разместили нас в каких-то казармах. Дали пару дней отдохнуть, затем начали из всех нас создавать новые боевые воинские части и соединения. За три- четыре дня нас обмундировали, выдали «табельное» оружие и снаряжение. Никакой учёбы не было: почти все были назначены на должности, соответствовавшие их прежним боевым должностям. Я опять стал фельдшером батальона стрелкового (пехотного) полка. Познакомился со своими подчинёнными. Санитарный инструктор – старшина медицинской службы, прежде был на той же должности. Из трех санитаров один был стрелком. Пришлось с ним поработать…
Завершение окружения и оборона блокированного Ленинграда.
8. сентября 1941 года было завершено окружение Ленинграда. В этот день наш вновь сформированный полк погрузили на большой корабль. Через несколько часов мы разгрузились в Ораниенбауме. Это - посёлок на берегу Финского залива, несколько километров западнее поселка Стрельна.
Ночью на 9. сентября 1941г. колонна нашего полка пешим порядком следовала на восток к Ленинграду, чтобы занять отведённые нам позиции обороны Ленинграда. Когда мы прошли около 10км. восточнее посёлка Стрельна, над нашими головами возник сплошной гул огромного количества самолётов противника. Вся эта армада летела в сторону Ленинграда. Через несколько минут весь горизонт в районе западного пригорода Ленинграда был объят заревом пожара – горели Бадаевские склады, на которых были сосредоточены основные запасы продовольствия для Ленинграда на несколько лет. Более трех часов подряд фашисты бомбили склады. Все запасы продуктов сгорели. Мы были потрясены, хотя тогда еще не понимали всего ужаса произошедшего…
Во время марша в середине ночи у меня разболелось правое колено, раненое в июле. Вначале я прихрамывал, а потом боли стали очень сильными. Я вынужден был отставать. Меня подсадили на какую-то повозку. Боли уменьшились.
Наконец, мы пришли на отведённый нам участок линии обороны Ленинграда. Стали «окапываться». Рыли окопы для пехоты, огневые позиции для противотанковых орудий, землянки для штабов. Рыли и мы, медики, «гнёзда» для раненых, в двадцати - тридцати метрах в тыл за окопами. Выбирали места за бугорками и с кустиками, куда могла бы незаметно для противника подъехать санитарная двуколка за тяжелыми ранеными. Сзади нашей линии обороны, 10-15 километров севернее, были пригородные дачные посёлки, а за ними – Финский залив. Южнее нас фашистские войска, которые готовились продолжать наступление на Ленинград.
Рассветало. Противник начал мощную артиллерийскую «подготовку». Часть снарядов разорвалась прямо в наших окопах. Появились раненые и убитые. Канонада продолжалась около двадцати минут. Я и мои помощники метались от одного раненого к другому. Накладывали жгуты, перевязывали раны и оттаскивали тяжело раненых в «гнёзда» для раненых. Через пять минут началась первая танковая атака врага. Наши артиллеристы встретили рвущиеся на нас фашистские танки шквальным огнём. Один танк загорелся, несколько танков развернулись и ушли к себе в тыл. Наши солдаты из винтовок и пулемётчики открыли огонь по убегающим из загоревшегося танка фашистам. Потом стало тихо. Фашистская пехота в атаку не поднималась.
Я отправил «ходячих» раненых в полковой медицинский пункт (ПМП). Вскоре подъехала санитарная двуколка, забрала трёх тяжело раненых.
Командир полка приказал всем восстанавливать и совершенствовать земляные укрепления, а огневые позиции противотанковых орудий скрытно переместить и тщательно замаскировать. Наш полк не поддерживали ни авиация, ни танки. Вся надежда была на противотанковые батареи.
Нам приказали готовиться к следующей атаке противника.
Близилось время обеда. Фашисты «молчали».
Группу солдат отправили в ближний тыл за обедом. Каждый нёс по пять-шесть котелков. Отправил и я одного санитара. Поели и опять принялись восстанавливать земляные укрепления. Появилась надежда, что сегодня больше не будет атак противника…
Неожиданно опять началась артиллерийская канонада. Прекратила «работу» артиллерия противника и началась атака самолётов-штурмовиков. Почти весь огонь самолётов был направлен на расчёты наших противотанковых орудий. Большая часть бомб и снарядов попадала на бывшие позиции наших орудий.
И снова на нас пошли танки. В этот раз за танками перебежками и ползком пошла пехота противника. Наши артиллеристы подбили два танка, эти танки перестали двигаться на нас, но не загорелись и продолжали вести огонь по нашим позициям из пулемётов и орудий. Пять танков противника подошли к нашим окопам. Под прикрытием их огня подползли к нашим окопам фашистские пехотинцы. Для нас создалась критическая ситуация. Командир полка приказал нашим пулемётчикам огнём сдерживать противника, а остальным – отступать в тыл, там сапёры подготовили запасную линию обороны. Ползком и короткими перебежками мы отступали чуть более километра к новым окопам. Стало темнеть. На некоторое время прекратились пулемётные очереди в зоне старых окопов. Не все наши пулемётчики со своими пулемётами смогли добраться на новую позицию обороны… Наступила ночь. На новой «нейтральной» полосе, между нами и новыми позициями противника, стонали тяжело раненые солдаты и офицеры. Для нас началась тяжелейшая и опаснейшая работа – ночной вынос тяжелых раненых из нейтральной полосы. Я, санинструктор и один санитар поползли по «нейтралке» к стонущим раненым. Ползти было очень тяжело, т.к. каждый из нас нёс на себе всё своё «хозяйство»: шинель в скатку, личное оружие, плащ-палатку да к тому ещё и санитарную сумку. Оставлять ничего нельзя, т.к. мы не знали, сможем ли вернуться на прежнее место. Обливаясь потом и задыхаясь, мы подползали к стонущему раненому и в темноте оказывали ему необходимую медицинскую помощь. Затем на плащ-палатке тащили его к нашим окопам. Как только раненый начинал громче стонать, открывалась стрельба на звук со стороны противника и из наших окопов.
Измученные вконец, мы затаскивали раненого в «гнездо» раненых, оставляли его санитару и снова ползли к другому стонущему «тяжелому». Летняя ночь коротка, нужно до рассвета вытащить еще нескольких тяжело раненых.
Рассветало. Ползти на «нейтралку» за тяжелыми ранеными уже нельзя – убьют прицельным огнём. За бугорком или под кустиком подремали. Пришла санитарная двуколка, погрузили раненых. Начинался следующий боевой день.
Опять бои, раненые, отступление на новые позиции…
Не все боевые дни были одинаковыми. Например, к утру 15.09.1941 мы успели вытащить несколько тяжелых раненых. Измученный вконец, я задремал около раненых. Вдруг сквозь сон услышал: «Trinken, trinken!». Я присмотрелся – при первом утреннем свете увидел двух тяжелых раненых в немецкой форме. Видимо, ночью в темноте мы оказали им первую медицинскую помощь и вытащили их из нейтральной полосы. Я дал пить тому, кто просил. Затем оттащил их немного в сторону от наших раненых. Тяжело раненые немцы были благодарны нам за оказанную помощь. Без запирательства они ответили на все мои вопросы, в том числе и на вопросы о вооружении, названии воинских частей и т.п. Старший из них был подполковником, а младший был сержантом, до войны работал на велосипедной фабрике. Все полученные от них сведения военного характера я записал. Почему-то я не ощущал враждебности к этим военнослужащим противника. Может быть потому, что я - медик и воспринимал их как людей, нуждающихся в моей профессиональной помощи. С точки зрения военно-политической я видел в них тоже жертвы тогдашнего фашистского режима…
С одним из «ходячих» раненых, направленных в тыл, я передал, что у нас имеется два раненых немца. Вскоре буквально прилетел за ранеными немцами уполномоченный особого отдела и забрал их на ПМП в первую очередь. Ему я передал записи сведений, полученных мной во время беседы с ранеными немцами. Потом мне сообщили, что эти записи содержали очень важные для нашего командования сведения. Раненый подполковник умер во время пути к полковому медпункту.
Второе ранение.
Утром 17.09.1941. начался очередной бой. На наших восточных соседей по обороне обрушился мощнейший артиллерийский налёт. Почти сплошная стена поднятой разрывами земли. Несколько минут спустя, на них ринулись танки противника, а следом за ними – фашистская пехота. Соседи сопротивлялись, но враг смял их и ворвался в посёлок Стрельна. За полчаса враги захватили посёлок, вышли на берег Финского залива.
Противник расширял «коридор», наш полк был вынужден отступать на запад, в сторону Шлиссельбурга, т.е. – в противоположную сторону относительно Ленинграда. Одновременно образовалась окруженная с трёх сторон по суше и отделённая от северной столицы «шлиссельбургская» группировка наших войск.
Я помню, как уже днём противник стал теснить нас дальше на запад. Помню, как я подбежал к раненому, наклонился, затем…полная темнота, полное на всю оставшуюся жизнь отсутствие памяти о нескольких днях жизни…
Очнулся я от тошноты и головной боли. Меня укачивало. Я увидел себя лежащим на носилках на палубе военного катера, который шел с большой скоростью, его бросало вниз, вверх и в стороны. Моя голова, левая половина лица и левый глаз были забинтованы. Я отодвинул повязку от глаза. Оказалось – глаз видит. Я стал спрашивать рядом лежащих и сидящих раненых, что происходит с нами. Мне объяснили, что нас привезли из госпиталя в Шлиссельбурге на пристань, погрузили на катер и везут по большой воде залива в госпитали Ленинграда для продолжения лечения.
Я ничего не помнил, но стал соображать, что меня ранило, я потерял сознание. Что было дальше, какими путями меня везли в тыл, был ли я в полковом медпункте, был ли в медсанбате, я до сих пор не знаю. Через много лет я запросил Центральный военно-медицинский архив Советской армии, но и там никаких документов на этот счёт не оказалось.
Прибыли на один из причалов Ленинграда. Нас отнесли и перевели в автобус. Через некоторое время привезли в сортировочный госпиталь. Мне предложили самому идти в перевязочную комнату. Я попробовал – получилось. Сняли повязку, оказалось, что я получил осколочное проникающее ранение левой гайморовой полости. Осколок торчал из раны. Позвали врача, тот сначала пинцетом, а потом и хирургическими щипцами стал с большим усилием пытаться вытащить осколок, возникла сильная боль, но осколок даже не шевельнулся. Осколок остался в кости. Сделали наклейку на рану и отправили меня на дальнейшую эвакуацию уже как «ходячего». Днём позже меня в числе еще двух десятков ходячих привезли в Эвакогоспиталь № 991. Этот госпиталь развернули накануне в гостинице «Европейская». На лестницах были ковровые дорожки, кругом люстры, торшеры. Палаты (бывшие номера) обставлены дорогой мебелью, прекрасные кровати застелены красивыми одеялами и белоснежным бельём. Удивительно, но наши смелые и преданные Родине солдаты и сержанты отреагировали на эту роскошь негативно: они подчеркнуто нагло ложились на постель в обуви, всё мяли, разбрасывали и т.д. Пригласили нас на обед в столовую – в ресторан гостиницы. Подавали обед официанты в чёрных смокингах. И тут раненые солдаты бросали в адрес официантов нецензурные реплики, вытирали руки и рот скатертями… Обслуживающий персонал был в шоке. Я почувствовал, что в этой ситуации вмешиваться просто опасно. Я и ещё два офицера пытались объяснить себе, в чём причина такого дикого поведения солдат. Пришли к одному общему мнению: солдатам и нам всю нашу жизнь внушали любовь и верность своей Родине и ненависть ко всему буржуазному и богатому. Очевидно, большинство солдат и сержантов были выходцами из бедных крестьянских и рабочих семей. Вероятнее всего, богатство и роскошь гостиницы были восприняты этими солдатами, как нечто буржуазное и враждебное…
В течение нескольких часов этого первого дня гостиница преобразилась и приняла «нормальный» для советского военного госпиталя вид. Уже во время ужина нас обслуживали женщины среднего возраста (вероятно из числа посудомоек и уборщиц). Этих ничуть не смущали скабрёзные реплики грубых солдат, они отвечали обидчикам такой площадной бранью, что обидчики с восторгом покачивали головами и замолкали.
Недели через две лечения в этом госпитале после нескольких «перевязок», когда срывалась наклейка, делалась очень болезненная и всегда безрезультатная попытка вырвать из кости осколок, а затем наклеивалась свежая наклейка, я постепенно был переведён в категорию «выздоравливающих». Когда меня вызвали в ординаторскую и лечащий врач вручил мне справку о прохождении лечения в госпитале с заключением – «выписан в часть», я ничуть не удивился, т.к. сам чувствовал себя созревшим для этого. А то, что из почти зажившей ранки под наклейкой торчал осколок, в то тяжелейшее для Ленинградского фронта время, не имело значения: всё равно через некоторое время опять ранит или убьёт.
Посадили два десятка выписанных в часть и отвезли в запасной полк, меня, офицера медслужбы, отвезли в отдел кадров Медуправлеия фронта. Я поднялся в отдел. Начальник отдела спросил, где и кем я воевал, какое у меня медицинское образование, а затем неожиданно встал, перегнулся через стол и со словами – « А наклейка зачем?» - сорвал наклейку. – « Осколок. Почему не удалён?». Я доложил, что было много попыток удалить осколок, но он очень крепко сидит в кости. « В таком виде в часть являться нельзя. Я Вас направляю в челюстно-лицевое отделение ЭГ 1015. После операции будем решать».
Отвезли меня на Васильевский остров в госпиталь. ЭГ-1015 был размещен в помещениях Центральной клиники акушерства и гинекологии. Я был госпитализирован в 7. отделение челюстно-лицевой хирургии.
Дня через два меня взяли на операцию. Я проснулся уже в палате. Около меня сидела молодая женщина. Оказалось, что она – мой лечащий врач. Я спросил её, как прошла операция.
--Оперировала Вас профессор, майор медицинской службы Турдакова Мария Алексеевна, я ей ассистировала. Удаление осколков из придаточных полостей профессор не доверяет никому. Технически операция прошла безукоризненно. Мы надеемся, что послеоперационный период пройдет без присоединения инфекции.
И действительно, болей и повышенной температуры не было. Уже через два дня я сам ходил на перевязки. Несколько дней спустя я почувствовал себя хорошо и был морально готов после снятия швов к выписке в часть. А пока я томился от безделья.
Меня вызвала старшая медсестра нашего отделения. Она сказала, что начальнику медицинской службы госпиталя требуется медработник из числа выздоравливающих - нужна какая-то помощь, и согласен ли я оказать помощь начмеду. Я согласился, и мы пошли к начмеду. По дороге в кабинет старшая сестра мне сказала: «Профессор Глебов очень нудный старик, Вы уж потерпите ради Марии Алексеевны, а то он её заест ».
Начмед отпустил старшую медсестру отделения. Мне предложил сесть.
Я представился – «Военфельдшер Кауфман».
- «Как Вас зовут в миру?» - спросил профессор.
- «Юрий Михайлович».
- «Как Вы себя чувствуете? В состоянии ли Вы нам помочь? Что вы заканчивали, как учились?».
Я ответил, что чувствую себя хорошо. Отлично окончил в мае этого года Военно-медицинское училище в Ленинграде.
-«Хорошо, Юрий Михайлович»…
С этого момента все дни нашего общения он никогда не называл ни моей фамилии, ни должности, ни воинского звания. Обращался ко мне только – «Юрий Михайлович», что смущало меня, т.к. я никогда не забывал, что гожусь ему в сыновья. Мало того, видимо по его примеру, все в госпитале, может быть, за исключением начальника госпиталя и проф. Турдаковой, которая всегда говорила мне – «Юрочка», обращались ко мне - «Юрий Михайлович».
Профессор Глебов сообщил мне, что женщины, работающие в медицинской канцелярии госпиталя, не знают ни военно-медицинского учета, ни отчетности. Он предложил мне занять один из столов в медканцелярии, в течение одного-двух дней изучить директивы, поступившие недавно из медуправления фронта, после чего доложить ему, что нужно сделать в первую очередь.
В медканцелярии работали: одна старушка-статистик, одна девушка без специального образования, и машинистка. Я представился и приступил к делу. К концу первого дня работы стало ясно, что в самую первую очередь нужно внедрить новые формы историй болезни, журналов поступления раненых и больных в госпиталь и в отделения. Машинистка отпечатала копии этих документов. На другой день я принёс профессору эти копии и доложил о других первоочередных мерах. Начмед приказал отпечатать на машинке журналы поступления раненых и больных для всех лечебных отделений госпиталя и приёмного отделения и пообещал связаться с медуправлением и типографиями. Постепенно в течение недели мы освоили все новые формы учета и отчетности, пока в машинописном варианте.
Служба в блокированном Ленинграде.
--Юрий Михайлович, зайдите ко мне.- Сказал по телефону начмед.
--Я Вас слушаю, Дмитрий Александрович.
--Юрий Михайлович, получен ответ из отдела кадров медуправления фронта на запрос начальника госпиталя. Вас приказано выписать в часть – в ЭГ-1015. Вы зачислены на вакантную должность помощника санитарного врача, но выполнять будете функции начальника медканцелярии. Отдел кадров госпиталя в курсе дела.
-- Слушаюсь, товарищ подполковник медицинской службы! - ответил я после довольно продолжительной паузы. Такого решения я не ожидал и не представлял себе - хорошо это или плохо.
--Поздравляю, идите работать!
--Слушаюсь! И я отправился в выписное отделение. Получил документы, обмундирование и поспешил на квартиру родителей, которые не отвечали на мои письма. Когда я пришел в дом, то узнал от соседей, что мать и отец еще в начале августа 1941 года были эвакуированы в город Глазов Удмурдской автономной республики.
Так началась моя служба в ЭГ-1015. Это была нелёгкая служба. С одной стороны – формально, эвакогоспиталь это - тыловая воинская часть и пули не грозили раненым и сотрудникам госпиталя. С другой стороны это блокада Ленинграда, помещения без отопления, голодный тыловой блокадный паёк, почти ежедневные бомбёжки, вплоть до прямых попаданий в дома госпиталя. Кроме того, из-за высокой требовательности и придирчивости профессора, работать под его руководством было очень трудно.
Но главное – это постоянное недоедание, постоянное чувство голода.
Началась холодная зима 1942 года. Все запасы продуктов, заготовленные в мирное время на несколько лет, были уничтожены противником в сентябре 1941 г. Завозить продукты и топливо в блокированный город невозможно. Конечно, госпиталям выделялось топливо в первую очередь, однако завозили так мало топлива, что его едва хватало, чтобы отопить операционные, перевязочные блоки, смотровые, диагностические кабинеты и палаты больных. В остальных помещениях не топилось. Иногда холод заставлял на некоторое время забывать о голоде. Особенно тяжело было в холодной постели засыпать, пока согреешь её своим теплом, уходило много времени, отпущенного для сна…
Помню, как рентгенолог капитан медицинской службы врач Кац предложил мне прийти спать в помещение рентгеновского отделения. Тогда портативный рентгеновский аппарат был только в приёмном отделении, питался он от небольшого дизельного мотора. Мощные аппараты рентгеновского отделения не работали. Очень толстые стены кабинетов рентгенотделения долго сохраняли тепло лета. Я постелил тюфяк на полу, довольно быстро согрелся, но заснуть не мог: чувство голода пришло на первый план. Я пытался вспомнить, был ли я когда-либо сыт. Так и не мог представить себя сытым. Оказалось утраченным чувство сытости и память о нём. На другой день, засыпая, я представил себе нашу тёмную, большую комнату в моём детстве. Посредине комнаты стоял стол, а на нём – большая тарелка, покрытая салфеткой. Но ведь салфетка лежала горкой. Значит, под салфеткой что-то лежало. Да ведь это была хлебница, а на ней, вероятно, был хлеб, раз салфетка лежала горкой! И я, чисто теоретически, вычислил: видимо, я не был голоден, коль спокойно проходил мимо хлебницы с хлебом. Но понять, как это быть сытым, так и не смог. Я постепенно слабел.
Однажды Дмитрий Александрович вызвал меня к себе. Его кабинет был на втором этаже, а моё рабочее место – на первом. Я стал подниматься по ступенькам лестницы, быстро устал и, пройдя половину лестницы, решил отдохнуть пару минут, сидя на ступеньках. Мимо проходила профессор Турдакова .
--Что ты здесь делаешь, Юрочка?
--Меня вызывает Дмитрий Александрович. Чуточку отдохну и пойду дальше.
Мария Александровна ничего не сказала, поднялась на второй этаж. Слышу, как она входит в кабинет начмеда. Из кабинета доносилось:
--Вы - сухарь, Дмитрий Александрович, неужели Вы не понимаете, что Юрий Михайлович теряет силы! Ведь на нём держится весь учет и отчетность! Что Вы будете делать, если он свалиться?
--Чем я могу ему помочь?
--Как это «чем»! Да у Вас есть полное основание госпитализировать его с диагнозом «алиментарная дистрофия»! Положите его, например, ко мне в отделение. Он будет получать госпитальный паёк, немного окрепнет.
Через пару минут я захожу в кабинет начмеда.
--Юрий Михайлович! Что Вы ей наговорили?! Эта сумасшедшая набросилась на меня… Вот вам направление. Идите в приёмное отделение и оформляйтесь на койку в 7. отделение.
--Слушаюсь.
Питался и спал я в отделении. Разумеется, продолжал свою работу. За три недели на довольно скромном, но всё же госпитальном пайке, я немного пришел в себя.
Люди старшего возраста, и, особенно женщины, переносили голод легче. Видимо, это связано с уровнем обмена веществ. Но молодые мужчины с хорошо развитой мышечной системой и дети переносили голод и недоедание особенно тяжело.
После госпитализации в течение двух–трёх месяцев, когда работы было много, я даже забывал на некоторое время о голоде.
Когда меня посылали в различные военные учреждения фронта, я оказывался на улицах блокированного Ленинграда. Каждый раз, как впервые, я приходил в ужас: в каких условиях жили люди! Почти ежедневно многие улицы и площади подвергались артобстрелу, люди умирали при следовании в булочные, где за получением по специальным карточкам 125 граммов хлеба нужно было простоять несколько часов; гибли от разрывов снарядов во время артобстрелов многих районов города. И, если в данный момент снаряды не рвались, забыть о такой опасности было невозможно. Об этом напоминали надписи на стенах домов: «Эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле».
В зимнее время люди, закутанные в тёплые одеяния, шли очень медленно, периодически останавливаясь, чтобы отдохнуть, присаживались на ступеньки парадных входов. Но вставали не всегда. Подходишь к такому человеку, чтобы чем-то ему помочь, а он уже холодный. Пощупаешь пульс на шее, на всякий случай. Да, – он мёртв. Разогнёшься и пойдешь дальше. Умерших людей собирала специальная служба. В госпитале во время авиационных и артиллерийских налётов, приходилось, не прекращая основную работу, выносить и выводить больных в «бомбоубежище» - просто в подвалы. Работа операционных, обычно, не прерывалась. Всегда создавалась команда для дежурства на крышах зданий во время налётов фашистской авиации. Эти люди обезвреживали «зажигалки», попадавшие на крыши зданий во время налётов авиации.
Таковы были госпитальные «будни». Раненые солдаты и офицеры, прибывавшие в то время к нам, рассказывали, что на передовых позициях было спокойнее, чем в госпитале.
Я серьёзно подумывал о том, чтобы просить командование перевести меня в одну из воинских частей на передовую. Меня останавливало то, что это может быть расценено, как попытка уйти от голода и других трудностей «тыла».
Однажды, я заговорил осторожно об этом с Дмитрием Александровичем. Он сказал, что в настоящий момент я больше нужен здесь, в госпитале.
Весной 1942 года в госпиталь пришел приказ: направить в распоряжение политического отдела фронта с продовольственными аттестатами подполковника Самотокина, лейтенанта Кауфмана и лейтенанта Микулича.
Я убыл, оставив за себя машинистку Милицию Павловну.
Оказалось, что после подготовки мы, бывшие члены волейбольных команд частей Ленинградского округа, будем участвовать в показательных «соревнованиях». Десять дней нас очень прилично кормили, два раза в день мы тренировались. Нам выдали красивую спортивную форму и привезли на стадион им. Ленина.
Стадион выглядел ужасно: вместо трибун – голые металлические конструкции, всё деревянное было сорвано на топливо, футбольное поле и беговые дорожки заросли бурьяном…
В одном из углов стадиона к нашему приезду были восстановлены небольшие трибуны и две волейбольные площадки. В трёх местах висели большие красные полотна с надписями: « Город Ленинград живёт нормально, проводятся спортивные соревнования!». На малых трибунах сидели солдаты, офицеры, гражданские лица. А вокруг волейбольных площадок – группа журналистов, фотографов и кинооператоров.
Нам было приказано показать красивую игру в волейбол.
Мы понимали, что такая политическая акция очень важна…
Хорошее питание в период подготовки и во время проведения этого мероприятия поддержало меня некоторое время.
В эвакуации мама и папа поселились в городе Глазов Удмурдской АССР. Жили они в основном на деньги, которые я переводил в виде аттестата. В письмах мамы было что-то тревожное, но она щадила меня и старалась не сообщать мне подробности, которые могли меня огорчить. Но я чувствовал, что что-то неладно в отношении отца к ней.
Лёва в первые дни войны попросился на фронт, но его направили в военное училище связи. Он окончил училище и был командирован на фронт, на должность начальника связи артиллерийского дивизиона.
В конце лета 1943года стало понятно, что началась серьёзная подготовка к боям по снятию блокады Ленинграда. Я посоветовался с начальником отдела кадров госпиталя Соколовым и решился просить Дмитрия Александровича отпустить меня в действующую армию.
--Вероятно, пришло время. А кто будет возглавлять медканцелярию?- ответил на мою просьбу начмед.
--Милиция Павловна. Сейчас она вполне справится. Вы это видели, когда я был в командировке.
-- Пишите рапорт. Я доложу начальнику госпиталя. На другой день меня вызвал начальник госпиталя. Он согласился с моим решением, поблагодарил меня за службу, пожелал удачи, позвонил Соколову и велел подготовить приказ и предписание.
С большим волнением я прощался со всеми, кто за время службы в госпитале стал мне родным человеком. Дмитрий Александрович обнял меня по-отечески. Я пришел к Соколову за предписанием
--Ты иди прямо в кабинет начальника отдела кадров управления. Начальник сейчас в Москве. За него – его помощник. На передовую просятся многие, поэтому захвати с собой бутылку фирменной.
--Как это?
-Завернешь бутылочку в бумагу. Представишься, а предписание и пакетик - на стол. Помощник – мужик толковый, поймёт всё, как надо.
Собрал я всё своё имущество в вещевой мешок и пошел в управление... Вошел в кабинет. Представился, положил на стол пакетик, как советовал Соколов, а сам так волновался, что боялся, что помощник заметит моё волнение. А тот спокойно положил пакетик в стол.
-- ЭГ-1015. От Полоцкого. Что Вы там делали?
- Помогал начмеду профессору Глебову.
-- И Вы с ним ладили?
- Да.
-- Значит, и с Рейсяном поладите. Идите в отдел, я скажу, чтобы Вам выписали предписание в 349. отдельный гвардейский миномётный дивизион на должность фельдшера дивизиона. Удачной Вам службы!
В отделе мне вручили предписание и объяснили, как пройти в дивизион. Я должен был следовать в штаб дивизиона, который размещался на Международном проспекте, около полукилометра от Пулковских высот, практически, за городом. Разыскал здание, в котором был штаб. Это было в начале октября 1943 года.
В дивизионе «Катюш».
Начальник штаба дивизиона майор Фудосеев ввёл меня в курс дела. По штату я теперь - фельдшер 349. отдельного гвардейского миномётного дивизиона («Катюши»). Поскольку в дивизионе по штатному расписанию нет врача, а так же, т.к. дивизион подчинён непосредственно штабу фронта, я обязан самостоятельно, руководствуясь директивами фронта, проводить всю профилактическую и лечебную работу. Консультации узких специалистов и госпитальное лечение обязано обеспечить то соединение, которое в данный момент поддерживает дивизион. Я являюсь главным и самостоятельным медицинским специалистом дивизиона. 0Поэтому меня будут в дивизионе называть – «доктор». Так здесь принято. Мой предшественник заболел более месяца назад. В это время за него работал санитарный инструктор. Естественно, что охватить весь объём работы он не мог.
Подчиняться я буду непосредственно командиру дивизиона гвардии подполковнику Рейсяну Григорию Татевосовичу, человеку очень требовательному и горячему, к этому я должен быть готов. Командир сейчас у пехотинцев. В дивизионе он будет через два дня, тогда я представлюсь ему. В моём подчинении - санитарный инструктор – старшина, человек опытный и серьёзный, и три санитара батарей. Санитарный транспорт не положен по штату. При необходимости в транспорте обращаться к начальнику штаба. Транспортные возможности дивизиона ограничены. До начала наступательных боёв дивизион располагается на двух территориях: здесь и на огневых позициях. Всё остальное мне доложит санинструктор.
Санинструктор показал мне комнату, в которой он живёт, когда находится на территории штаба: 18-20 кв. метров, «буржуйка» с жестяной трубой в окно, кровать санинструктора, еще две кровати для больных, три табуретки, стол, шкаф. Потом он показал мне кухню штаба дивизиона, осмотрели мы территорию штаба, комнаты для офицеров и солдат, туалет. Поужинали. Я лёг спать на койку для больных. Засыпая, я подумал: всё убогое и это – естественно, но вот насчёт санитарного состояния придётся основательно поработать. Завтра пойдём на огневые позиции.
До огневых позиций прошли менее километра. Поднялись по восточным склонам на одну из Пулковских высот. Огневые позиции дивизиона располагались на юго-восточных склонах.
-- Дальше придётся идти пригнувшись. Если фашисты увидят, откроют прицельный огонь, - сказал санинструктор.
Дивизион занимал около трёхсот метров по фронту. Главные земляные сооружения – «апарели», это - большие ямы с пологими спусками и подъездами к ним. В них стояли «катюши». Располагались они в шахматном порядке. От них вырыты траншеи в тыл к транспортным машинам, на которых подвозились снаряды (ракеты). Всё тщательно замаскировано ветками, кустами, поросло травой. Землянки для личного состава располагались в тылу дивизиона на восточных склонах. Среди них – землянка-медпункт.
Боевые машины – неуклюжие «ЗИЛ-6» стояли в апарелях со спущенными «спарками», похожими на рельсы, по восемь на каждой машине. Некоторые «Катюши» были заряжены – по две ракеты на каждой спарке – одна сверху спарки, другая – снизу, всего 16 на каждой машине. В кабине или около каждой боевой машины дежурил хорошо вооруженный солдат или сержант.
Прячась от наблюдателей противника, мы осмотрели всю территорию огневых позиций. Землянку – медпункт придётся переоборудовать, территорию нужно чистить. Вернулись на территорию штаба.
На следующий день я был вызван к командиру дивизиона.
Подполковник, выше среднего роста, спортивного телосложения, рыжеватый глаза умные.
- Лейтенант мед. службы Кауфман. Прибил в Ваше распоряжение – представился я.
Осмотрел он меня внимательно, улыбнулся и крепко пожал мне руку.
- Очень приятно. Я познакомился с Вашим личным делом. Вы уже осмотрели обе территории? Вопросы ко мне есть?
- Я еще не все изучил, однако уже сейчас вижу, что кое-что по моей линии придётся исправить и доделать.
- Не будем сейчас обсуждать детали. В течение трех дней завершите изучение медицинского состояния дивизиона и подготовьте проект приказа, мы его обсудим вместе с начальником штаба. Учтите, что главное для нас сейчас – серьёзная подготовка к предстоящим наступательным боям. Удачи Вам, доктор.
Так началась моя служба в дивизионе «катюш».
Проект приказа я подготовил и передал его начальнику штаба. Вечером меня вызвали к командиру дивизиона. У командира был начальник штаба. Рейсян обратился ко мне:
-- Доктор, мы тут подкорректировали приказ. Вы должны проверять выполнение приказа командирами подразделений. О каждом случае невыполнения приказа докладывайте мне. О ходе выполнения пунктов приказа, касающихся Вас, докладывайте тоже мне. Пока мы - в обороне, один день Вы должны работать и ночевать в медпункте на огневой позиции, а санитарный инструктор на этой территории. На следующий день вы смените друг друга. Людей для переоборудования медпунктов выделит Вам начальник штаба. Вопросы есть?
-- Никак нет.
В течение двух недель мы привели в порядок оба медпункта. Осложнений с выполнением приказа командирами подразделений не было. Я связался с медсанбатом и санэпидстанцией дивизии, которую поддерживал наш дивизион.
На нашем участке обороны противник пока не проявлял активности. Но миномётный огонь по нашим огневым позициям, не каждый день, вёл. Бывали раненые.
Из штаба фронта пришел приказ: в артиллерийских частях привлекать всех офицеров - неартиллеристов к занятиям и тренировкам по подготовке и ведению огня из орудий. Я был удивлён: скорее артиллеристам нужна подготовка по оказанию первой медицинской помощи, чем мне, – стрельба из орудий… Однако, приказ нужно выполнять. Топографическую карту я читал хорошо.
Так как еще в школе я любил и знал математику и физику, мне удалось быстро освоить основы теории и практики подготовки и ведения огня из орудий, стреляющих ракетами, и почти наравне с артиллеристами участвовал в теоретических и практических занятиях. Начальники продовольственной, финансовой служб и начальник связи никак не могли усвоить артиллерийские навыки. Тогда я часто думал: зачем мне всё это? Но фронтовая жизнь полна неожиданностей, в чём я в своё время убедился…
Я выполнял свои обязанности в условиях обороны.
А так же приходилось продолжать заниматься вместе с артиллеристами.
В конце 1943 года на огневые позиции стали привозить дополнительное количество снарядов. Мы поняли, что началась подготовка к активным боевым действиям. Разведка противника тоже что-то узнала: участились миномётные и артиллерийские налёты на огневые позиции и на штаб дивизиона. Увеличилось число раненых в дивизионе.
Вскоре командир дивизиона и командиры батарей убыли в стрелковые (пехотные) воинские части, которые наш дивизион поддерживал. Поступил приказ - за два дня свернуть всё на территории штаба дивизиона, всем службам перейти на огневые позиции.
Бои за снятие блокады Ленинграда.
И вот, однажды рано утром откуда-то с севера над нашими головами возникли самолёты. Мы все бросились в укрытия. Самолётов было так много, что всё стало дрожать от их гула. Все самолёты пролетели над нами. Мы увидели, что это наши самолёты. Через несколько секунд впереди наших позиций, в зоне траншей противника, поднялась в воздух черная стена земли. До нас донёсся сильный гул разрывов. Двумя – тремя минутами позже над нашими головами полетели снаряды дальнобойной артиллерии. Снова на переднем крае противника и в его тылу возникли столбы взорванной земли и донёсся сплошной гул разрывов. Началась большая наступательная операция.
Наш дивизион был уже два дня в полной боевой готовности. Мы с напряжением ждали, когда наступит наш черёд. Наконец раздалась команда старшего на огневой: «Дивизион! К бою!». Весь личный состав дивизиона пришел в движение. Моментально сорвали с боевых машин брезенты, подняли спарки уже заряженных орудий. Далее последовала команда для точного наведения орудий на цель. Засуетились командиры огневых взводов и наводчики. Через несколько секунд я услышал: «Первое готово!, Второе готово!.», и так далее. И вот, прозвучала команда, которую все в дивизионе ждали много месяцев: « Дивизион! Залпом, огонь!».
Мы, казалось бы, были готовы к залпу дивизиона «Катюш». Но тут такое началось! Сзади каждого орудия – столб огня. Со страшным рёвом вырывались ракеты одна за другой одновременно со всех орудий дивизиона! Мы все заранее попрятались в траншеи, но и там были вынуждены присесть, чтобы пламя нас не обожгло, и руками зажали уши, т.к. барабанные перепонки готовы были разорваться от неимоверной силы шума. Я новичок в этом деле. Но так повели себя и все «старожилы» дивизиона: оказывается, весь дивизион одновременно в предыдущих боях не стрелял. Обычно, наши системы вели залповый огонь по одной или по две батареи.
Трудно себе представить, что произошло в расположении противника. До нас дошел только сплошной гул разрывов. Сколько там осталось живых людей после налётов авиации и дальнобойной артиллерии, а затем - залпа нашего дивизиона?!
Через пару минут поступила команда: «Зарядить орудия». Все, кто был в это время на огневых позициях, бросились за снарядами. Мы знали, какая это тяжелая работа – сгрузить с транспортных грузовиков, притащить по траншеям
к боевым машинам и задвинуть на спарки полторы сотни тяжелых ракет. Помогали все, и офицеры не стеснялись этой тяжелой работы. Раздалась команда старшего на огневой: - Дивизион! К бою! На этот раз, командир дивизиона, корректировавший огонь, дал другую цель. Цель находилась где-то левее.
Опять – страшный залп всего дивизиона…
Там, впереди и внизу загудели танки. Давно мы не видели наших танков в действии.
За танками ринулась наша пехота. Редкие пулемётные очереди. Противник не выдержал такого мощного наступления… Шум боя удалялся.
Двадцать минут ожидания новой команды показались нам вечностью. И вот, раздалась команда, о которой мы только мечтали: «Подготовиться к маршу!». Это означало, что дивизион последует за отступающим противником.
Не знаю, как сейчас, но в те тяжелые годы Великой войны, личный состав батарей реактивной артиллерии не имел транспорта для перемещения на марше. Люди и их личные вещи грузились на боевые машины между трубами, на которых смонтированы спарки для ракет. И так ехали на малых и больших маршах и днём и ночью. Причем, когда батарея меняла огневые позиции в пределах нескольких километров, боевые машины бывали заряжены. Зачастую ночью солдаты вынуждены были привязывать себя к трубам, чтобы не упасть с боевой машины при засыпании. В кабине рядом с шофёром сидели старший боевой машины, обычно – офицер и командир орудия – сержант.
Неуклюжие ЗИЛы-6, на которых были смонтированы орудия, с трудом выезжали из своих ям – апарелей и медленно пробирались к дороге. За каждой боевой машиной следовал грузовик с ракетами. Когда машины выбрались на дорогу, личный состав батарей со своим скромным скарбом забрался на боевые машины между трубами под спарками. Двинулись, но вскоре одна из боевых машин завязла в грязи на разбитой грунтовой дороге. Солдаты соскочили с машин, привязали длинный канат к машине и, как бурлаки, тащили из грязи боевые и транспортные машины. Грустно было от такого транспортного убожества.
Добрались до новых огневых позиций. Огневые позиции батарей разместили на удалении одна от другой на расстоянии более пятидесяти метров. Немедленно приступили к маскировке и земляным работам. В первую очередь пришлось рыть «щели» - узкие окопчики для укрытия личного состава от миномётного и артиллерийского огня противника и ямы с земляным бруствером для укрытия боевых машин – «апарели». Вблизи от нас стали рваться мины. Видимо нас «засекли» наблюдатели противника.
Еще до начала наступления я был назначен старшим третьей боевой машины первой батареи, мне была вручена кодированная топографическая карта. Отныне, я во время передислокаций был с первой батареей, которой командовал лейтенант Борис Сысков.
Командиры батарей, как и командир дивизиона, часто находились в разных частях и подразделениях пехоты для корректировки огня «катюш».
Не успели закончить земляные работы на огневой позиции, поступила команда: «Первая батарея! К бою!». Сняли всё барахло с боевых машин,
дозарядили орудия, подняли спарки. Последовала команда для наведения орудий на цель. Затем, - залп батареей. Снова бегом за снарядами, зарядка орудий, корректировка наведения орудий. И опять залп батареей. Работа такая тяжелая, что большинство солдат вынуждено было сбросить с себя не только бушлаты, но и гимнастёрки и, даже, нательные рубахи. Помогали все и я, в том числе.
В нескольких метрах от второго орудия разорвалась мина противника. Двоих ранило, я бросился к ним. Остановил кровотечение, наложил повязки и одному из них – шину. Помог раненым залезть на грузовик, на котором оставалось еще несколько ракет. Подбежали солдаты, сняли ракеты и отнесли их к боевым машинам. Отправили грузовик с ранеными в медсанбат, а затем - за снарядами.
Примерно то же происходило на огневых позициях остальных батарей. С третьей батареей был санинструктор, а во второй и четвертой – санитары.
Теперь огонь вёлся побатарейно. В четвёртой батарее ранило одного сержанта. Я побежал туда. Отправил раненого на другом грузовике, следовавшем за снарядами.
В этот первый день наступления мы поменяли огневые позиции ещё раз.
Ночью почти никто не заснул, вероятно, из-за перевозбуждения и непревычки спать, по существу, в ходе боя. На другой день мы не меняли позиции. Огонь велся по различным целям одним орудием. На третий день включилась наша авиация и дальнобойная артиллерия. После двух залпов одной батареей мы опять продвинулись несколько километров вперёд. Ленинградский фронт с большим напряжением гнал фашистов за пределы Ленинградской области.
Мы стали привыкать к жизни в наступательных боях. Появилось уважение к нашим войскам, к своему дивизиону и уверенность в победе. Это был январь 1944 года.
Однажды в дивизионе произошло знаменательное событие. Поздно вечером к огневым позициям дивизиона подошла колонна странных автомобилей, на которых были смонтированы спарки для ракет. Очевидно, командование знало об этом, так как у колонны оказались все начальники служб дивизиона. Это прибыли новые боевые машины для замены всех орудий дивизиона. Приём новой техники происходил при свете карманных фонариков, оформление документов – в штабной машине. Представители вышестоящего командования уехали от нас ночью на наших старых боевых машинах вместе с шоферами, пригнавшими новые машины. На рассвете весь личный состав дивизиона собрался у новой боевой техники. Артиллерийская установка почти не отличалась от старой, но автомобили… Это были красавцы «Студебеккеры» с тремя ведущими осями, с высоко расположенными коробками передач и задними мостами, а спереди была смонтирована лебедка для самовытаскивания. Удобные просторные и тёплые кабины для водителя и еще двух человек.
Под сильным натиском наших войск фашисты были вытеснены из Ленинградской области. В одну из ночей нашему дивизиону и некоторым другим воинским частям, поддерживающим пехоту, было приказано тайно убыть далеко на север для усиления войск первого Прибалтийского фронта. На этом марше по просёлочным дорогам мы на практике убедились в замечательных ходовых качествах студебеккеров. Нам больше никогда не приходилось тащить, как бурлаки, на канатах автомобили.
В составе нового для нас фронта мы в тяжелых наступательных боях медленно теснили фашистов на северо-запад. Противник яростно сопротивлялся ибо, чем дальше он вынужден будет отступать, тем больше будут окружены нашими войсками соединения фашистов, расположенные восточнее… Бои были очень напряженные. Были у нас убитые и раненые. Техника тоже пострадала. В один из дней нам вместе с частями, которые мы поддерживали, приказали наступать резко на Север. Фашисты сопротивлялись отчаянно, однако наши войска заставили их отступать до самого берега Балтийского моря. В итоге мы вышли западнее порта Либава к берегу моря. Так завершилось окружение с трёх сторон большого числа фашистских войск между городом Тукумс на востоке и портом Либава на западе. На севере у противника был небольшой кусок берега моря с портом Либава.
Как мы держали фашистские войска в «котле».
Главные силы Советской армии гнали фашистские войска на запад. Наш дивизион оставили поддерживать войска, окружившие группировку противника в районе Тукумса и Либавы. Мы «мотались» с юга на север и обратно вдоль западной линии обороны окруженной группы фашистских войск, поддерживая своим огнём то одну, то другую части пехоты. Боевые дни проходили напряженно, но довольно однообразно. Некоторые из этих дней я запомнил на всю жизнь.
Дело в том, что окруженная группа фашистских войск была крайне необходима противнику на западном фронте. Имея в своём распоряжении порт Либава, фашистское командование стремилось вывезти морем из «котла» свои бездействующие войска. Наша задача была – сорвать погрузку фашистских войск на корабли.
Никакого выигрыша это не дало бы, если бы для выполнения этой задачи было выделено большее или равное количество войск советской армии. Наших войск вокруг «котла» было почти вдвое меньше, чем окруженных фашистов. В этом и заключался выигрыш. Поэтому мы мотались с одного конца на другой, собираясь в один кулак, и начинали «наступательные» бои против превосходящих сил противника. Фашисты были вынуждены прекратить погрузку на корабли…
Так повторялось много раз.
Бывали дни, когда мы не участвовали в боях, т.к. «наступали», а практически теребили фашистов, другие наши соединения. А потом снова перемещение дивизиона вдоль границ «котла» и снова наше «наступление».
Во время одного из таких манёвров колонна нашего дивизиона попала под прицельный артиллерийский и миномётный огонь. Как обычно я ехал в роли старшего третьей боевой машины первой батареи, имея при себе зашифрованную топографическую карту и зная место запланированной огневой позиции. Снаряды и мины противника рвались впереди и сзади нашей группы боевых и транспортных машин. Справа и немного впереди я увидел частично заболоченную дорогу, ведущую в лесок, где предполагалось развернуть огневые позиции. Я принял решение увести боевую машину из под огня в сторону. Надеясь на высокую проходимость студебеккера, который способен не только сам выбраться из грязи, но и помочь выбраться другим машинам, я направил боевую машину на дорогу справа.. За мной из под огня устремились на боковую дорогу ещё две боевых машины и пять транспортных. Мы удачно проскочили заболоченную дорогу и через несколько минут оказались на огневой позиции. С этой частью дивизиона нас было два офицера: я - фельдшер дивизиона и техник-лейтенант Василий Колотов, очень скромный тихий человек. Колотов наотрез отказался взять на себя командование группой:
-- « Ты принял правильное решение, привёл группу на огневые позиции, сохранил людей и технику, тебе и быть сейчас старшим на огневой» - аргументировал он свой отказ.
Я выбрал позиции для каждой боевой машины и места для транспортных машин, дал приказ копать апарели, готовить ровики для укрытия личного состава и организовал круговую оборону, т.к. в двухстах- трёхстах метрах были слышны автоматные и пулемётные очереди…
Из рощи прямо к нам выбежали пехотный капитан, с ним лейтенант и несколько солдат. «Кто старший?» – спросил потный и запыхавшийся капитан. Наши солдаты указали на меня.
-- «Вы должны открыть огонь по участку, на который я Вам укажу. В противном случае через несколько минут фашисты окажутся здесь».
Я дал распоряжение зарядить орудия, а капитану ответил, что из наших миномётов огонь может вестись только по команде нашего корректировщика, который находится на передовой. У нас радист есть, но питание к рации находится в оставшейся в пути части дивизиона (в то время радиостанции и питание к ним были настолько тяжелы, что носить их могли только два человека). Капитан приказал своим солдатам бегом принести из его подразделения к нам на огневую питание для радиостанции. Через пару минут наш радист стал связываться с командиром первой батареи (моим другом Борисом Сысковым), с которой мы здесь были. Связи не было. Мой мозг лихорадочно работал, что-то надо делать. Ведь, если сюда прорвутся фашисты, то нужно уходить, а секретные ракеты? Их нужно взрывать… Я велел связаться с командиром второй батареи. Полетаев узнал мой голос и, вероятно, догадался, что на огневой что-то необычное. Не задумываясь и без кода моей фамилии, прокричал в микрофон:
-- Юра, квадрат (он назвал шифр квадрата), огонь на меня!
Я понял, что Полетаев окружен фашистами. Тут мне пришлось вспомнить все артиллерийские навыки, приобретённые мною во время подготовки к наступательным боям. Я дал команду: « К бою» За несколько секунд высчитал бусоль и угломер, и сообщил их наводчикам. Колотов подбегал к каждому орудию и проверял правильность наводки. Я скомандовал:
-- Батарея, залпом, огонь!
За считанные секунды сорок восемь ракет с рёвом вырвались и полетели в сторону противника. Наступила тишина, слышно было, как бьётся сердце. Как там?…Я подозвал радиста, чтобы связаться с Полетаевым, но опоздал, т.к. питание для рации уже «убежало» в пехоту. Оставалось только ждать. Я приказал лучше окопать боевые машины и усилить круговую оборону…
Первым на огневую примчался на «виллисе» командир части подполковник Рейсян. Он в ужасе посмотрел на голые «спарки» орудий, ни одной ракеты! «Кто приказал стрелять?»- закричал командир. Я доложил ему, что дал команду по заявке командира второй батареи - «Огонь на меня!». Тогда я ещё не знал, сможет ли подтвердить мои слова Полетаев, жив ли он.
--Арестовать его! - скомандовал разъярённый командир.
Ни один сержант или солдат не шелохнулся, чтобы выполнить приказ, т.к. они все были свидетелями и участниками критической ситуации и были согласны с моими действиям. Разъярённый командир выхватил из кобура пистолет. В тот же миг выхватил наган и я. Рейсян, вероятно, вспомнил, что из личного оружия «доктор» стреляет точнее и быстрее всех офицеров дивизиона. Он убрал пистолет. Я последовал его примеру. Рейсян застыл на секунду в нерешительности. В этот момент откуда-то справа прискакал на прекрасном вороном коне пехотный капитан, одетый в чистую невыгоревшую военную форму.
-- Кто стрелял из миномётов? – спросил, вероятно, штабной офицер.
-- Это он - указал на меня Рейсян.- Без моего разрешения.
Колотов – человек честный, не мог допустить, чтобы за всё происшедшее нёс ответственность один я. Он выступил вперёд и признался:
-- И я – тоже.
Капитан приказал нам обоим следовать за ним. Мы шли за верховым офицером. Я размышлял: неужели нужно было действовать иначе? Возможно, следовало бы подождать и, когда противник окажется около огневой позиции дивизиона, дать команду взорвать боевые машины и ракеты, попытаться убежать? Нет, подумал я, это было бы неразумно и очень похоже на трусость. Так почему же на меня набросился Рейсян? Возможно, как горячий кавказский человек, оказавшись в положении командира дивизиона без единого снаряда, он вспылил? Ну, а что же штабной офицер? И тут мне пришла в голову мысль: ведь можно проверить отношение верхового капитана к нам, он же не разоружил нас, да к тому же мы следовали за его спиной. Я придержал Колотова и мы немного отстали от верхового. Капитан, безусловно, слышал, что мы отстали. Реакции с его стороны - никакой.
-- Вася, шепнул я Колотову, наши дела совсем не плохи: ведь он не разоружил нас. Мы следуем сзади, он не обращает внимания на то, что мы отстаём.
На душе стало легче. Вскоре мы прибыли на площадку, на которой были замаскированы входы в землянки. Мы присоединились к группе офицеров и солдат, в затёртых и выгоревших, как и у нас, гимнастёрках. Подошел к нам полковник и приказал всем привести себя в порядок и построиться в одну шеренгу. Вскоре из землянки поднялся и направился к нам генерал. Он подошел к нашей шеренге, оглядел нас и спросил у всех:
-- Кто командовал огнём гвардейских миномётов?
Я молча сделал шаг вперёд из строя. Генерал подошел ко мне и остановил взгляд на моих петлицах с медицинскими эмблемами.
-- Ты?- спросил он снова.
-- Так точно, товарищ генерал!- ответил я.
-- А ты знаешь, что там произошло после твоего залпа? - спросил меня генерал.
Холодок прошел у меня по спине. В двух словах я доложил, как получилось со связью. Генерал молча повернулся к полковнику, взял у него что-то, и начал сам расстёгивать мою гимнастерку.
-- Товарищ генерал, я расстегну - я весь потный.
--Ты - доктор, и должен знать, что солдатский пот - лучшее лекарство - сказал генерал и сам прикрепил к моей гимнастёрке орден «Красная звезда».
-- Спасибо, доктор, поздравляю. И пожал мне руку.
Генерал продолжал награждать орденами и медалями остальных. Колотова тоже наградили.
Невольные слёзы застилали мне глаза. Но это была не только радость, это была еще обида за то, что так мало ценили труд военных медиков переднего края фронта, с колоссальным трудом и риском для жизни, вытаскивавших тяжелейших раненых в тыл. За такой труд в течение всего предыдущего периода войны я был награждён только одной боевой медалью «За боевые заслуги». А тут за один час «артиллерийской работы» я получил боевой орден.
Боевые дни при удержании фашистских войск в «котле» проходили довольно однообразно. Было тяжело, но мы стали привыкать к постоянному напряжению. Почти каждый день – марши, оборудование новых огневых позиций, огонь «катюш», периодически оказание первой помощи раненым, эвакуация их в тыл, похороны убитых…
Однако, были дни, которые запомнились на всю жизнь.
Однажды летом дивизион, по решению командира, остался переночевать в лесу, в трёхстах метрах от огневой позиции, чтобы перед рассветом провести земляные работы.
Я во время марша всегда был с личным составом третьей боевой машины первой батареи. И очень часто вместе с расчетом этого орудия оставался спать. Солдаты сняли брезент с орудия, натянули его на колышки, получилось что-то вроде палатки. Мы все постелили, что у кого было, улеглись спать. Сзади ко мне прижался, как маленький ребёнок, Миша – ординарец Сыскова. Боря Сысков в это время был пехоте, предстояла корректировка огня. Мишу он не взял с собой. Миша был любимцем всей батареи, спокойный, всегда готовый помочь любому в любой работе.
Вдруг ночью где-то наверху раздался резкий хлопок. Сквозь сон я услышал – «Дзинь!». Все и я, в том числе, вскочили, сбросили брезент. Лежать остался только Миша. Лицо спокойное, как будто он крепко спит. Я бросился проверять пульсацию сонной артерии – пульса нет…
Похоронили его тут же. Никто не стеснялся слёз.
Оказывается, артиллерийский снаряд, пролетавший над лесом, зацепил верхушку сосны, под которой мы спали, и разорвался.
Я регулярно переписывался с мамой и Лёвой. Лёва тоже оформил денежный аттестат на мамино имя. Периодически мне удавалось собрать посылочку для мамы. Лёва оказался в должности начальника связи такого же дивизиона «Катюш», как и мой дивизион. Пришел приказ Верховного главнокомандующего о том, что родственники, воюющие в разных частях или даже на разных фронтах, могут подавать рапорта, чтобы им разрешили воевать в составе одной воинской части. Я написал Лёве письмо и предложил, чтобы мы оба попросились в одну часть, тем более, что мы участвуем в боях в составе одинаковых дивизионов. Лёва отказался писать такой рапорт, он не хотел расставаться с верными ему боевыми друзьями…
Как я потом жалел об отказе Лёвы, когда он осенью 1944 года во время наступления с форсированием реки пропал без вести. Мне казалось, что я бы уберёг его, а если бы мы объединились в моём дивизионе, ему не пришлось бы участвовать в форсировании большой реки. Я понимал, что в жизни всё могло оказаться иначе, вплоть до наоборот. Но горечь сожаления не прошла у меня и сейчас.
Последнее письмо от мамы, вернее – последняя мамина приписка к папиному письму, датирована 28.08. 1943 года. Мама просила переоформить денежный аттестат на имя папы, т. к. она болеет и не может ходить за получением денег. Видимо, такое же письмо получил и Лёва. Мы оба переоформили аттестаты.
На этом прекратилось поступление писем от мамы и папы. Я написал письмо военкому города Глазов. Ответили, что мой отец получает деньги регулярно. В конце мая 1944г. я получил от Лёвы письмо, о том, что он написал в больницу Глазова запрос о маме и получил ответ, датированный 22. 05. 1944года от медсестры, знавшей маму. Она сообщила, что наша мама умерла в больнице несколько месяцев назад. «Тут, в Глазове вероятно, живёт муж Вашей мамы. Разве он Вам не сообщил о смерти жены?» - писала медсестра.
Лёва был возмущён до крайности. Он решил лишить отца денежного аттестата и требовал от меня сделать так же. Меня тоже потрясло это известие. Как это можно: добиться переоформления денежных аттестатов на своё имя и после этого прекратить отвечать на наши письма, даже о смерти матери не сообщить! Я догадывался, что отец обижает маму. Но, что бы такое…! Что могло послужить причиной такого поведения отца? После долгих размышлений у меня сложилось следующее мнение: отец боится что, узнав о смерти мамы я и Лёва, отзовём денежный аттестат. Но сколько времени можно скрывать? Сколько времени можно не отвечать на мои Лёвины письма с фронта?! И всё же я решил не отзывать аттестат. Нужно подождать, разобраться. А деньги, зачем они нам на фронте…? В своём письме Лёве, я очень просил его поступить так же. Он послушался меня.
Прошло немного времени и я стал получать письма от друга Лёвы с просьбой сообщить ему, если я получу письмо от Лёвы: Лёва пропал во время переправы. Может быть он попал в госпиталь? Писем от брата не было…
А война продолжалась еще почти год.
Передовые войска Советской армии уже громили фашистов на подступах к Берлину, а наш дивизион вместе с другими частями воевал в Прибалтике, удерживая в «котле» большую группировку вражеских войск.
Мы выполняли очень трудную боевую задачу.
КОНЕЦ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
Так тяжело, как весной 1945г. было мне, вероятно, только в первые месяцы этой страшной войны.
Уже который раз я должен был пополнять запасы шин, перевязочного материала и жгутов. Я вынужден был эвакуировать раненых на грузовиках, которые направлялись в тыл за снарядами. Это было мучительно для раненых и для меня. Кроме того, мы все были измучены почти непрерывными боями. Нас всё время заставляли «наступать», хотя командование и мы, и противник - все знали, что никакого наступления не может быть, так как вокруг «котла», в котором оказались фашисты в районе между Тукумсом и Либавой, нас в целом было почти вдвое меньше, чем их.. Но фашисты не просто прекращали погрузку на корабли, а прежде всего начинали нас бить. Кроме того, в те дни, когда «наступали» не мы, а наши соседи, фронт перед нами был, как решето, так как пехота бросала на фашистов всё, что у неё было, оставляя на соседних участках иногда одного-двух солдат на 100 метров окопов. Поэтому я и все в дивизионе не смыкали глаз ни днём, ни ночью, ожидая каждую минуту нападения фашистов. Нас становилось всё меньше и меньше, каждый из нас был измучен и обессилен. К тому же боевых и транспортных машин становилось тоже меньше.
Я ничуть не удивился, когда поступил приказ немедленно отправляться на погрузку в эшелон для следования на доукомплектование.
Эшелон мчался, как скорый поезд, без остановок. К концу второго дня мы оказались под Москвой. Это было в первые дни мая 1945 года.
За три дня мы получили людей и технику. Поступил приказ подготовиться к погрузке на эшелон для отправки на фронт. Но через час погрузку отменили. Велели ждать следующего распоряжения. Кончился день. Улеглись спать по землянкам…
Ночью я проснулся от страшной стрельбы. Я не сразу понял, где я нахожусь, что происходит. Я выбежал из землянки наверх с пистолетом в руках…
А там …все обнимаются, плачут, смеются, стреляют в воздух -
-- Окончилась вторая мировая война!!!
Трудно передать словами, что тогда происходило со мной…
Слёзы радости заливали слёзы горя. Наконец-то кончилась всемирная бойня! Перед глазами: мама, умершая в эвакуации, и младший брат Лёва, погибший на фронте в конце войны; все четыре года ужасной войны, в том числе, - 900 дней во внутреннем кольце блокированного Ленинграда, сотни тысяч умерших от голода; грязь, пули, осколки, бомбёжки, мои ранения, и раненые вокруг меня; пленные и убитые…
Теперь – всё это позади!
На войне я не прятался, но и «не лез на рожон». Однако я не верил, в то, что смогу прожить до конца войны, хотя понимал, что кто-то выживёт.
И вот – я оказался среди выживших !!! Совершилось чудо: я остался живым! Сколько моих друзей, однополчан, миллионов сограждан погибло в этой страшной бойне!… Мне же Судьба сохранила жизнь.
Какое счастье! У меня появилось будущее!
7. Я погиб вчера
Николай Кирюшов
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
1.
Тополиный белый пух
Стелется по улице.
О, как плачем режет слух,
Слёзы на твоём лице.
Мама, мама, не тужи,
Не пришла пора,
Будто сына нет уже,
Мол погиб вчера.
2.
Раскалённый автомат
Вдруг не смог «договорить».
Нам бы парочку гранат
И позицию сменить.
Но сжимается кольцо
На войне без правил.
Хорошо, что письмецо
Я вчера отправил.
3.
«Здравствуй, мама. Это я
С песней из Афгана.
Не волнуйся за меня
Ванюшку-Ивана.
Был вчера кровавый бой,
За друзей обидно.
Верь, что я сейчас живой,
Завтра – будет видно.»
4.
Сумасшедшая стрельба,
Продержаться надо.
По патрону на себя,
Остальное – гадам.
На войне, как на войне
У судьбы своя игра.
Жизнь дана сегодня мне,
Смерть была вчера.
5.
Опоздала с полчаса
К нам «вертушка-стрекоза»
И смотрели в небеса
Наши мёртвые глаза.
Друг меня прикрыл в бою,
Сам к несчастью не дожил.
То, что я сейчас пою,
Он вчера сложил.
6.
Тополиный белый пух
Стелется по улице.
О, как плачем режет слух,
Слёзы на твоём лице.
Мама, мама, ты рыдаешь,
Знать пришла пора.
Видно сердце не обманешь –
Я погиб вчера…
8. Э оборотное
Николай Кирюшов
1.
Хорошо, что пока не штормило. МПК (малый противолодочный корабль) «Комсомолец Латвии», скрипя всем, чем только можно скрипеть – своим железом и нервами экипажа – к полуночи закончил отработку очередной нелёгкой задачи, покинув район маневрирования. Конечно, устали все. Но на ходовом посту и в боевом информационном (в БИПе) ещё не чувствовалось приятной активности приготовления к возвращению в военно-морскую базу. Оставалось поднять специальным условным сигналом на поверхность подводную лодку с небольшой глубины и так неглубокой Балтики, обменяться с ней «любезностями» по связи, доложить оперативному дежурному и уже потом можно было спокойно брать курс домой.
Вахтенный офицер командир ракетно-артиллерийской боевой части старший лейтенант Евгений Коляшин в очередной раз прильнул к экрану навигационной РЛС и доложил о безопасном расхождении с удирающим в стороне от полигона боевой подготовки рыбацким сейнером.
– Товарищ командир, пеленг меняется на корму!
– Прекрасно… – с хрипотцой и лёгким прибалтийским акцентом в голосе отозвался измотанный недосыпом командир корабля капитан третьего ранга Илмар Лежинскис. – Всё, время вышло. Пора поднимать родимую!
Корабль занял курс против слабой волны и сбавил обороты машин до самого малого. А как только сигнал на подъём ПЛ гулко саданул по борту, Коляшин немедленно получил обязательную для такого случая команду:
– Евгений Петрович, уточните в БИПе координаты её всплытия! Будем надеяться, что до нулей часов она порадует нас.
– Есть! – живо отозвался старлей, растормошив окриком в открытую дверь на крыло ходового мостика своего глазастого, но явно заскучавшего сигнальщика. – Смотреть в оба!
Заканчивалась вахта Коляшина, а очередная – с нулей до четырёх утра или «собака», как её называют на флоте, по графику досталась виновнику торжества противолодочников – лейтенанту Сергею Лобову, командиру минно-торпедной боевой части, которая успешно выполнила зачётное боевое упражнение: «Бомба вышла. Замечаний нет!» Первая стрельба вчерашнего выпускника училища и сразу на «отлично» – это радовало весь молодой и дружный экипаж «Комсомольца…» Дебют минёру по-настоящему удался!
Но не успел Евгений обернуться, как БИП сам «явился» с докладом на ходовой мостик, причём не один. Вот ведь как домой всем сразу захотелось! Следом за вошедшим старшим лейтенантом Александром Быстрицким – начальником радиотехнической службы (вся корабельная локация и связь находились в его заведовании) в темноту крохотного ходового поста МПК попросился штурман – лейтенант по второму году службы – звёздный посланец латвийского комсомола Андрис Звайгзне, ведь «звайгзне» по-латышски – звезда! Заглянул в эту рабочую тесноту и начальник штаба Лиепайской бригады кораблей охраны водного района капитан второго ранга Александр Александрович Чистов, старший на этом осеннем выходе в море, с ободряющим напоминанием:
– Ну всё! Отработали, слава богу! Пора в базу… Всем внимательно наблюдать, скоро должна всплыть. Командир, ложись в дрейф пока качать сильно не стало. Где там она, наша драгоценная «Э оборотная»?
Именно этой буковкой «с оборотом», чтобы наверняка на слух и вид отличать от буквы «Е» или «Есть», как в дореволюционной кириллице или в азбуке нынешнего боевого эволюционного свода сигналов, в военном флоте морзянкой светом и звуком (две точки – тире – две точки), или даже устаревшим флажным семафором сейчас уважительно кличут любую подводную лодку.
– По пеленгу 275, в пятидесяти с половиной кабельтовых должна появиться – наперебой отозвались из темноты штурман с начальником РТС.
– Всё безопасно, товарищ командир. Рыбаков и других посторонних целей в районе нет! – продолжил уже один Быстрицкий. – У гидроакустиков эхоконтакт с ПЛ устойчивый, ждём всплытия.
2.
– Обе машины стоп! – распорядился Лежинскис и Коляшин, тут же исполнил приказание обеими рукоятками машинного телеграфа, продублировав, как и положено своё действие в пост энергоживучести вахтенному механику старшему лейтенанту Гагику Гамаляну, а взглянув на светящиеся зеленоватым фосфором цифры и стрелки корабельных часов, с металлом в голосе громко произнёс в микрофон уже по всему кораблю – Третьей боевой смене приготовиться на вахту!
Пятнадцать минут до смены… Командир с начальником штаба вышли глотнуть свежего воздуха на открытое левое крыло ходового.
– Товарищ капитан второго ранга, вахтенный сигнальщик матрос ПавлЭнко! – по уставу представился и по-украински «экнул» в середине своей фамилии моряк-первогодок Чистову.
– Смотри внимательно в бинокль, Павленко, примерно на траверзе в пятидесяти кабельтовых лодка должна своим силуэтом проявиться. – посоветовал в ответ опытный старший офицер.
– БИПу готовность номер один, всем усилить наблюдение! – распорядился Лежинскис.
Корабль лёг в дрейф. Лёгкий нордовский ветерок – редкость для этого времени года на Балтике. И сейчас действительно всё было тихо и спокойно. Море если и волновалось в эти минуты, то лишь самую малость, поэтому корабль на холостых оборотах дизелей практически не чувствовал качки. В ясном ночном небе привычно выстроились знакомые созвездия, а сияющая желтой лампой луна, оставляла удивительную по своей красоте светящуюся дорожку на тёмных волнах…
Евгений тоже выбрался через левую дверь на сигнальный мостик.
– Ну, чего, Костян, не всплыла ещё наша «Э оборотная»? Не видишь её? – обратился он к Косте Павленко. – Красота-то какая, как на картине Куинджи «Лунная ночь…» у вас на Днепре!
– У нас лучше, та-ста-ща! – не отрываясь от бинокля, отозвался скороговоркой старшему лейтенанту сигнальщик. – Не видно её пока. Луна в стороне светит, не помогает!
Напряжение с каждой минутой нарастало.
– Ну, где она там? – не выдержал первым начальник штаба. – Павленко, наблюдаешь её в бинокль?
И тут же доклад-сообщение из боевого информационного поста:
– Ходовой, сигнальный – БИП! Слева 85 – крохотная отметка отбивается. Есть всплытие!
– Вижу! И я её вижу, товарищ командир! Товарищ капитан второго ранга (это уже Чистову), вон она, чуток правее траверза – тёмное пятнышко. Всплыла родимая!
– Запроси её светом!
– А что передать? – засуетился матрос, занимая место у сигнального фонаря.
– Да она это, Сан Саныч! – успокаивающе вставил своё командир. – Ну, давай семафорь, Павленко, вызывай её!
– Есть вызывать! – и сигнальщик начал отбивать светом сигнал запроса.
– Ответила!!! – чуть ли не хором с неподдельной радостью воскликнули все, заметив едва различимый ответный семафор.
– Спроси у неё – «Вы “Э оборотная”»? – не унимался опытный противолодочник Чистов.
И тут началось…
3.
Сигнальщик начал кропотливо выполнять свою работу, но явно переусердствовал от волнения, нет, не моря, а своего собственного, внутреннего. Как-никак, а первая самостоятельная «фонарная вахта» у матросика после сдачи зачета на самостоятельное обслуживание своего заведования!
– Ты чего там так долго? – не успокаивался Чистов.
– Так передаю же, товарищ капитан второго ранга…
– И что ты уже отсемафорил?
– Всё, как вы сказали. Сначала «веди», потом «еры», следом «есть» – в смысле «эхо», ну и дальше… «Он», «буки», снова «он», рцы», опять «он», «твёрдо» вот уже передал …
– Какое, на хрен, «твёрдо», якорь тебе в… В твою «Э оборотную»!!! – начал закипать недовольством и откровенно ругаться начштаба. – Командир, и что у тебя за сигнальщик такой непутёвый?
– Павленко, в чём дело?!! Коляшин, запросите их коротко тремя буквами с «вопросительным» «Вы Э?»!!! – рявкнул уже без прибалтийского акцента командир корабля в сторону вахтенного офицера.
От неожиданного приказания «возглавить» семафорную связь, остро переживая всю складывающуюся ситуацию, растерялся на мгновение уже и Евгений. Артиллерист и ракетчик в одном лице – ведь не связист же! Но надо было срочно спасать ситуацию…
– Ты чего там, «фонарь»? – вполголоса буркнул Коляшин на вахтенного сигнальщика. – Азбуку совсем свою позабыл, матрос? Смотри-ка лучше… Чего они нам уже сигналят в ответ?
– Не могут разобрать наш текст, та-ста-ща!
– Ещё бы! Пиши заново давай, как начальник штаба с командиром велели: «Вы “Э оборотная?”», то есть просто – «Вы Э?»!!!
– Да не понимают они! Отвечают ЕЕЕЕ…
– Или «Э»?
– Не-е-э-э… – протянул Павленко. – Знак ошибки это – ЕЕЕЕ пишут.
– Тогда отправляй «Вы ПЛ?»!!!
– Передаю… «Веди», «еры» – «Вы “покой”, “люди”» – Вы ПЛ. Отправил уже! А знак вопроса тоже передавать? Ой, смотрите-смотрите, отвечают, та-ста-ща!
– Она это?
– Две буквы принял: «добро» и «аз». «Д» – утвердительно «Да»! Но, «аз»?.. – смутился сигнальщик. – «А» – отрицательный знак, то бишь – «Нет».
– Это я и сам помню. С первого курса училища… Сдаётся мне, это они обе буквы слитно написали – «Да», значит.
– Так точно, товарищ старший лейтенант. – Кажись поняли нас, эти черти подводные!
– Кажись-кажись… Перекрестись! Просто на наш вопрос их сигнальщик по-русски ответил «Да», так получается?
– Похоже на то… Наша лодка это, та-ста-ща! Нет же других целей поблизости.
– Товарищ командир, «Э оборотная» подтвердила своё всплытие! – с радостным облегчением доложил Евгений.
– Олухи царя небесного… Да и морского тоже! – продолжал сокрушаться Чистов, покидая ходовой мостик. – Отправляйте телеграмму в адрес оперативного дежурного флота! Всё, командир, спасибо за работу. Давай домой под турбиной!
– Третьей боевой смене заступить! – опомнился Коляшин, глядя на появившегося на ходовом посту после развода вахты своего сменщика – друга и соседа по каюте, лейтенанта Лобова.
– Чего это тут у вас случилось-то, Жень?
– Серёга, это ты в БИПе потом узнаешь у начальника РТС. Вахта «собака» – на то и «собакой» называется, чтобы глаз не смыкать! А всем нам учить и тренировать, в общем, «гавкать» на службе, в хорошем смысле этого слова, на своих подчинённых иногда даже полезно. Лодку подняли, а семафором никак опознать не могли. Смех, да и только. Ты давай рули уже домой скорей!
– Товарищ командир, разрешите меняться?
– Обе машины вперёд малый! Штурман, курс в базу! Меняйтесь… Коляшин, помощника моего старшего лейтенанта Саломовича на ходовой пригласите, пожалуйста.
4.
После докладов командиру «Вахту сдал! – Вахту принял!» и команды по кораблю «Подвахтенным от мест отойти» Евгений чуть не столкнулся на трапе с молодым матросом, сигнальщиком Костей Павленко.
– Извините, товарищ старший лейтенант! Там на вахте… Думал ведь, как лучше просемафорить! Растерялся я.
– Индюк тоже думал, Константин… – устало ответил ему со вздохом Коляшин. – Не переживай! Теперь оба умнее станем. Я ведь сам поначалу тоже опешил…
– Та-ста-ща, а разрешите вопрос? – всё никак не успокаивался моряк.
– Ну, давай. Только быстро, Костян, может покемарить ещё удастся маленько до захода в Лиепаю.
– С якорем в мою задницу я кажется допёр сам – виноват, всё понятно, а вот почему буква «Э» оборотной называется – никак не пойму!
– А ты подумай… – улыбнулся Коляшин. – Только не обижайся, Костя, не со зла так тебя начальник штаба. Ответственный он, сильно переживает за наше общее дело.
– Да не обижаюсь я вовсе, вы мне про букву «Э» лучше. Как это понимать, отчего она «оборотная» стала?
– Ну вот, слушай… Суть в том, что гласные звуки Е и Э одинаковые, отличаются они тем, как звучит согласная, после которой они следуют. Буква «Е» делает любую согласную более мягкой. У тебя по русскому, что в школе было?
– Трояк. В нашем селе училки по русскому языку не было. Завуч всех учила! И украинскому, и русскому, и немецкому.
– Понимаю… – сочувственно вздохнул Евгений. – Тогда разумей наш родной язык сейчас в море. Пригодится в жизни! Оборотная – потому что пишется как обратная Е. Вот напиши большую «Е» на листе бумаги и посмотри на неё в зеркало в вашем кубрике – увидишь ту самую букву «Э»!
– Так то в чистописании… – не унимался Павленко. – А я же семафорю её. Светом, товарищ старший лейтенант! Как быть-то?
– А ты суть сейчас на слух улови, Костик, просто звук Е – более распространенный у нас на Руси. Мягкое звучание этой гласной традиционно для русского восприятия, да и для белорусского, уверен, – тоже! Мы же один единый народ!
– Доходить стало, та-ста-ща … Вам бы учителем в школе работать!
– Скажешь тоже! А, кстати, замечал ли ты, как наш замполит и твой земляк старший лейтенант Мусаренко порой «экает»? В украинском ведь «Е» читается твердо и совсем не смягчает гласную. Она на Украине называется «Е оборотное», вот у вас обоих и получается вместо «Е» звук Э, матрос ПавлЭнко! Хотя все мы – и белорусы, и украинцы, и русские, и другие народы и народности – один великий советский народ!
– Тогда по-любому светом или звуком по Морзе, думая про «Э оборотную» – надо «Е оборотную» отправлять?
– Теперь окончательно дошло, наконец! – рассмеялся Коляшин. – Раз в семафорной азбуке – «Е» и «Э» одинаково пишутся, значит и передавать «Э» как букву «Е» следует! А кто принимал сегодня на подводной лодке – понять был обязан, что это к ним обращаются! Мы же на одном флоте служим! Один народ мы, дружище!
– А вы гЭний, та-ста-ща! – «гэкнул» снова скороговоркой и улыбнулся матрос.
– Я не гений, я Евгений.
И они снова оба расплылись в улыбке, пожав друг другу руки. Старший лейтенант Коляшин открыл дверь своей каюты, а первогодок Павленко юркнул следом в матросский кубрик.
В это мгновение по корабельной громкоговорящей связи из динамиков пронеслось «командирское напоминание» голосом вахтенного офицера Лобова…
– Помощнику командира корабля, прибыть на ходовой!
«Фу ты, чёрт меня подери, ПавлЭнко, якорь тебе в…» мысленно чертыхнулся командир ракетно-артиллерийской боевой части – «Совсем вылетело из головы: ведь “помоху” разбудить забыл, его Лежинскис же вызывал!» – И старший лейтенант Коляшин пулей выскочил из каюты, чтобы поднять на ходовую командирскую вахту помощника кэпа белоруса Саломовича…
Тем временем начинал сбываться краткосрочный прогноз – ветер быстро сменил направление на норд-вест и стал крепчать. Волнение моря усилилось, корабль уже раскачивало с борта на борт… Обычное дело для осенней Балтики! Добряк-механик армянин Гамалян с командирского «добра» подключил газотурбинный двигатель и МПК заметно прибавил ходу! Неслучайно этот проект небольшого по водоизмещению охотника за подводными лодками называется «Альбатрос», птицей летел он сейчас в родную военно-морскую базу. Уставший, но довольный своей работой, интернациональный экипаж возвращался домой. И уже совсем скоро другой вахтенный сигнальщик ингуш Загиев первым заметит свет нашего старого друга – маяка Лиепаяс-бака!
А в самой Лиепае или «маленьком Париже», как мы, шутя и любя, называли этот чудесный латвийский город, родные и близкие – жены и дети – ждали нас, своих морских защитников большой страны, которая тогда величалась СССР. Если вслух, для твёрдости и гордости, то ЭС-ЭС-ЭС-ЭР!
Всё на букву «Э оборотное». Заглавными! И наша Великая Страна, и целая Советская Эпоха, так и не канувшие в Лету…
9. История одной фотографии
Станислав Климов
Кому в ту пору было тяжелее, а кому легче, теперь только Господу Богу известно и тем немногим, кто еще остался жив и может поведать нам истории тогдашнего жития-бытия. Кто ушел в мир иной уже не расскажет. Мне посчастливилось узнать эту историю...
Он ушел на войну летом 1941, когда жена уже родила ему четвертого ребенка, Серёжку. Из тыловой глубинки сорокалетнего водителя призвали в разведроту, возить на грузовике радиостанцию и самих разведчиков. Дома остались три сына и дочка. В начале 30-х годов еще были старшие детки, но месячный Яшка и двухгодовалая Серафима умерли…
Небогатое, но крепкое домашнее хозяйство, старший Сашка и дочка Галка помощники, ему 9, ей 6. С младших, Лёньки и Серёжки, спросу пока мало, им только 3 и годик. Небольшой огородик с грядками и плодовыми деревцами, сараи с кое-какой скотиной, маломальские запасы и урожайное лето. С голоду не пухли, жили тихо и спокойно, чисто и аккуратно. Никто сильно войны не боялся, бомбежек и налетов вражеской авиации и артиллерии не слышал, но только с нетерпением папку с войны ждали, все-таки, мужчина и глава семейства. Набожная мамка всегда носила черный платок и длинную, по полу юбку, зачастую подолгу простаивая в «красном» углу под иконами и лампадкой, прося здоровья и добра воинам страны, в том числе и мужу. Себе и деткам терпения и силы, покоя и хлеба на сытную и теплую жизнь. Старший школьник, читал безграмотной мамке письма отца с фронта, радуясь его подвигам и тому, что жив и здоров, не ранен, а бьет фашиста и гоняет по позициям на лихой «полуторке». Галка, главная мамкина помощница, с малолетства научена за скотиной ходить и за малышами ухаживать. Лёнька, чем мог, помогал брату и присматривал за самым маленьким. А серёжка только в люльке, подвешенной к потолку дома, лежал и слушал звуки старого дедовского деревянного дома, от скрипа половиц до хлопанья дверей в сени. Никто не роптал и никто не просил помощи, справлялись…
К регулярным письмам с фронта семья уже стала привыкать и с нетерпением кто-нибудь, свободный от работ по дому, караулил почтальона за калиткой. Вести от соседей и председателя были неутешительные, поэтому ожидать всякого можно было каждый день, но никто вида не подавал. Через два дома соседка недавно получила похоронку на единственного сына, горе. Через три дома в другую сторону улицу получили письмо, что глава семейства тяжело ранен, в госпитале лежит, счастье, жив. У других, кто проводил кого-нибудь на войну, пока Бог миловал, идут письма о тяжелый боях, оставленных городах и деревнях, отступают…
Однажды осенью Сашка вбежал в дом и кричит:
- Маманя, папка письмо прислал, почтальонша мимо дома шла, мне и отдала! – и забегает в комнату, где мамка качает люльку с Серёжкой.
- Тише ты, Сашенька, он только засыпать начал, что-то животиком мается. Читай.
Сашка позвал сестру и брата и, как это обычно бывало, всем вместе читал письма. А тут черным по белому:
«…Такого-то октября буду проездом в командировку на Кировский завод, за новой техникой в составе с платформами. На станции «Горький-товарная» будем стоять весь день в такое-то время. Привези мне детей и сделай общую карточку, с собой заберу, будет согревать холодной ночью в землянке и в кабине машины…».
- Папку увидим! – на весь дом закричал Сашка. – Маманя, это же завтра!
- Да, сынок, завтра. Надо встать пораньше и отправиться в Балахну к фотографу, папе общий снимок сделать. А потом сядем на паровоз и поедем в Горький…
Наутро мамка достала всем чистую одежду, а себе в кои-то веки белый платок. Собрались пешком до Балахны, верст десять, в фотоателье, снимок делать, все за ручки, вокруг мамки. Один Серёжка у нее на груди, привязанный платком, чтоб не упасть. Так и пришли к фотографу:
- Нам нужен мужу снимок на фронт, всей семьей.
- Рассаживайтесь, сейчас сделаем. Но придется подождать немного, пока сделаю.
Расселись, Серёжка на коленках у мамки, а старшие по разные стороны. Саша сзади, как взрослый, как подобает мужчине, на котором «держится дом» в такое трудное время…
Из-за военных эшелонов, уходящих на фронт и с фронта с ранеными и поломанной техникой, приходящей на Горьковские заводы, паровоз из Балахны припоздал. Эшелон с командированными в Киров бойцами Красной Армии собирался уходить на восток, за новой техникой для фронта. Батя метался вдоль вагона, всматриваясь вдаль, в надежде увидеть свою семью. Такую ораву вряд ли можно было пропустить взглядом даже на далеком расстоянии. Он и не проглядел, когда худенькая маленькая женщина в белом платочке с ребенком на груди появилась из-за состава, проверяющего пары перед отходом. Он побежал навстречу и обнял всех, кого только смог, любимую жену и единственную дочку Галку, старшего Сашку. Лёнька обнял батину ногу и прижался к голенищу сапога. Жена повисла на крепких шоферских руках, рыдая на весь пакгауз. Только маленький Серёжка мирно спал, ничего не понимая. Его просто укачала быстрая мамкина ходьба да сиська, которой он насосался, пока ехали на паровозе до Горького. Они так и простояли, обнявшись все вместе, пока гудок паровоза не оповестил о том, что пора отправляться в путь.
- Лёшенька, вот карточка, - и Оля аккуратно начала разворачивать белый носовой платочек, который достала из складок юбки, - как просил.
- Олюшка, милая, спасибо, - только и смог ответить муж, пряча карточку в карман гимнастерки, когда состав тронулся с места и старшина закричал:
- По вагонам!!!
Отец, уже запрыгивая на подножку вагона, крикнул:
- На обратном пути обязательно дома появлюсь. Отпрошусь на денек и приеду. Ждите!!!...
Ждите…
Они так и стояли все вместе, Олюшка с Серёжкой на руках и Сашка, Галка и Лёнька. Стояли, смотря вслед уходящему составу с пустыми платформами. Киров ждал его, как манны небесной. На заводе блестели металлом готовыми к отправке на фронт машины и танки, пушки и ящики со снарядами. Красная Армия нуждалась в новой технике и оружии, враг подступал к Москве…
Отца домой на побывку они так и не дождались. В Кирове с отправкой немного задержались, долго грузился состав техникой, пришлось все делать в авральном режиме и обратный путь на запад стал в два раза короче по времени, чем путь в тыл, на восток. Мимо станции «Горький-товарная» поезд прошел без остановки, слегка притормозив, что бы набрать воды и приготовленные сухпайки. В темноте города отец и не смог усмотреть никого, его ожидающего. Семья и не знала даты возвращения отца на фронт…
Возможно, Лёшка и предвидел такое стечение обстоятельств, возможно, просто посчитал, что другой свободной минуты не будет, ведь враг совсем близко подошел к столице. Еще в Кирове, когда дали увольнительную на несколько часов, сбегал в ближайшее фотоателье и сделал снимок на память жене и детям. Снимок датирован ноябрем 1941 года. Он вложил его в заранее приготовленный конверт с письмом и отослал домой, где писал, что тяжелые бои на всех фронтах скорее всего не дадут возможности повидаться, солдатам нужна техника и боеприпасы…
Письмо со снимком дома получили, когда глава семейства уже гонял на новой «полуторке» в Подмосковье, перевозя с места на место разведгруппу фронта, по редкому мелколесью пряча своих подопечных от налетов вражеской авиации и помогая выискивать немецких диверсантов…
Снимок моего дедушки, Климова Алексея Петровича, водителя разведроты, прошедшего всю войну до самого Берлина, получившего в 1943 году медаль «За Отвагу» за вывоз на своей машине из-под обстрела полковой радиостанции и нескольких разведчиков, до сих пор хранится в семейном альбоме у той самой Галки. У моей второй мамы, Галины Алексеевны, которая и рассказала мне эту историю. Сканированную копию Приказа, в котором пишется за что, где и когда мой дед получил медаль «За Отвагу», я нашел на сайте «Подвиг народа». Все Медали и Орден деда хранятся у меня, по наследству достались…
Деда мы похоронили в 1976, открылись фронтовые раны, мне было всего 9, как Сашке тогда. Сашка стал летчиком испытателем, сейчас полковник в отставке, Кавалер многих Орденов и Медалей мирного времени за испытания новых самолетов страны Советов и с 50-х годов живет с семьей в Эстонии. Мой папа, тот самый Лёнька, жив и относительно здоров, но ничего не помнит из тех времен. Мал еще был. Серёжка и бабушка Оля умерли в 90-е…
Светлая всем память, кого с нами нет…
Большое спасибо тем, кто жив и помнит те времена.
Спасибо им за то, что они могут и в силах нам, потомкам, об этом рассказать…
Наша же задача услышать и сохранить для следующих поколений все то, что знаем сами…
10. Между Небом и Землёй...
Станислав Климов
Носенкову Сергею Тихоновичу,
Любимому дедушке моей супруги посвящается...
- Дедушка, а дедушка, расскажи про тот случай, за который ты Орден получил, - пятнадцатилетняя внучка Марина, приехав помочь убраться в дом к бабушке Тане и любимому деду Сергею, раскрыла шкаф с его костюмами и увидала сверкающие в свете тусклой лампочки Ордена и Медали…
Делая уборку в большом и просторном доме, внучка тщательно вытирает тряпочкой пыль со столов и комодов, стареньких тумбочек и секретера, со всей мебели, напоминающей времена начала века в глухой русской деревушке. Бабушка Таня, женив на себе деда Сергея перед самой войной, никогда официально не работала и считала себя «за мужем». А дед Сергей, вернувшись в сорок третьем с войны инвалидом, поднялся от обычного заведующего складом до председателя райисполкома, откуда и ушёл на заслуженный отдых во время достопочтимой перестройки…
Зимой ли, в студёный, пронизывающий насквозь, ветер, в летнюю ли жару, осенними ли пасмурными днями и благоухающей весной, когда дедовский сад цветёт пышными белыми цветами абрикосов и черешни, Марина приезжает из соседнего посёлка в гости. Среди трёх внучек и одного внука, дед больше всех любит её, худенькую с тонкими косичками за плечами, Маринку. Он всегда её балует и многое позволяет, а она отвечает своей настоящей искренней девичьей любовью и всегда по приезду тщательно и долго убирается в доме, не забыв заглянуть в шкаф, где хранится праздничный костюм с Медалями и Орденами. А особенно она любит его рассказы о войне, которую ведает только по учебникам и фильмам…
- Да ты же наизусть знаешь эту историю, Маринка, - встряла в разговор бабушка, знающая, что больше всех дед любит её, самую младшую из всех, но ничего не может с этим поделать, ведь, он, глава семьи и деньги в дом приносит именно он.
- Ну и что, дед, расскажи.
Дед погладил внучку по голове, усадил её на здоровую ногу и…
- Да сам бой почти ничего примечательного не выказал, отступали мы по всем позициям и фронтам. Немец со всех сторон поджимал нас к Волге, артподготовками и бомбёжками с самолётов пугая молодняк и прижимая к земле бывалых стариков, загоняя в последний город перед рекой, в Сталинград. То совсем близко, то далеко разрывались снаряды, поднимая в небо комья земли и песка, вывороченные с корнями деревья и кусты. Мы боялись головы поднять, насколько были напуганы психологическим давлением немца. А между бомбёжками мы ползали на брюхе и собирали трупы, торчавшие из куч земли и воронок, искали живых и раненых. Ни спать, ни есть было некогда да и немец не дремал. То ли по запаху нашей походной кухни, то ли по наитию, но сразу начинал бомбить, как только на передовую привозили еду. Мы укрывали котелки под шинели и гимнастёрки, под каски и вещмешки, прятали, как могли, а потом так и жевали, вместе с той самой родимой землицей. На зубах скрипит, а есть-то хочется. У нас вся рота была из молодняка, только из школ да курсов командных. Нас, кому за двадцать пять и более, совсем немного было, вот и старались молодняк научить, как выжить и не схватить пулю…
- Подожди, дедушка, я тебе воды принесу, - встала внучка, понимая, что ком к горлу подступает у деда, когда он подходит к самому главному моменту этого рассказа, в это время голос у него «садится» и хрипит от избытка чувств.
Бабушка Таня, кряхтя и громко вздыхая, поднялась с дивана:
- Пойду, посмотрю на грядки, уж больно хорошо в саду абрикосы пахнут, - нашла повод и вышла в огород, этот рассказ она слушает, наверное, в сотый раз, и чего он только Маринке нравится.
Не знаю, может, потому, что любимый дед остался живой, хоть и увечный, но вернулся домой…
Может, потому, что они с бабушкой в пятидесятом родили своего сына Геннадия, Маринкиного папку…
Может, потому что дед любит до безумия младшую внучку, единственного ребёнка, которого смогла родить невестка…
Может, потому, что дедушка сегодня вот так, спокойно, только с мужскими горькими слезами на глазах, умеет рассказывать ей эти истории о далёкой и тяжёлой во всех смыслах войне…
Может…
- Когда в апреле 42-го нас собрали в роту под Таганрогом, много ещё было взрослых парней и мужиков, умных, образованных, деревенских и городских, стреляных и ушлых. Много… - со вздохом продолжил дед Сергей, когда выпил немного воды и вытер слёзы рукавом рубахи. – А потом началось. Бомбёжка за бомбёжкой, бегство за бегством, отступление за отступлением и осталось совсем ничего. А тут пополнение пришло, необстрелянные и безусые, «зелёные» совсем. Каждого шороха боятся, от каждой царапины и капли крови в обморок падают и плачут. Учили мы их учили, как прятаться от осколков и летящего металла, бесполезно…
Внучка смирно сидит на диване, где только что грела место бабушка и ждёт самой кульминации рассказа, от которой каждый раз всё внутри девчонки цепенеет и холодеет…
- А тут тишина по всем направлением. Да такая, что слышно на дальнем хуторе, как петух клокочет. Видать, не всех ещё съели деревенские. И мы только кашу доели с аппетитом и под комьями летающей землицы, и только что пушки грохотали. Ушам своим не поверили, что на войне может быть так спокойно, отвыкли от тишины… - дед перевёл дух прежде, чем приступить к самому тяжёлому моменту рассказа. - А в животе у меня так тепло и спокойно, спокойно и тепло. Укутался я в шинель, прилег на дне окопа и начал сладко засыпать… Заснул и вижу сон. Над окопом стоит старец, голова белая и бородища седая, в белых одеждах и смотрит на нас, лежащих и сидящих в укрытиях. Мы, как по команде его, встали в колонну и стоим, заворожённые. Старец поднял правую руку и начал говорить, спокойно так: «Завтра бой будет страшный, не многие останутся живыми. Ты, Микола, погибнешь, - и указывает моему напарнику вправо, - ты, Иван, тоже. А ты, Андрей, останешься жив и ещё долго будешь воевать, - и указывает ему налево. – Так всех и распределил. Справа почти все оказались, а слева едва с десяток набралось… Да только мне ничего старец не сказал, я так и стою, один. Мне и хочется узнать судьбу свою, и робею, взрослый, вроде, и комсомолец, не должен такому верить. А он мне и говорит, - А ты, Сергей, иди прямо… - и я пошел между рядами, думая, а как же такое может быть. И все мои бойцы смотрят на меня, не понимая, как их старшина может оказаться между небом и землёй…
Повисла пауза… Дед посмотрел на фотографию послевоенной поры. Он, в форме и с погонами старшины, сидит на стуле и держит на коленях четырёхгодовалую Тамарку, дочку, родившуюся под немецкой бомбёжкой и спасённую из утробы матери немецким же доктором. А бабушка, молодая казачка с длинной толстой косой, за стулом стоит и руку положила деду на плечо…
- Вот так, внученька, я и был определён старцем остаться между небом и землёй в том бою. Проснулся я от начавшейся бомбёжки и атаки немецких танков. Нас поливали огнём из всех орудий. Сначала все прятались в окопах и воронках, а потом командир поднял роту в атаку, из которой…
Дед снова жадно глотнул из стакана воды:
- Прав был старец, мы отбили эту атаку, да только в живых осталось всего-то с десяток. Я же очнулся в госпитале, в нашем тылу, на третьи сутки. Врачи думали, что не выживу. Кости ноги раздробило осколком в мелкие кусочки и мне ногу-то эту собирали по крупицам. Оттого я и хромаю, у меня эта нога короче здоровой на пять сантиметров… Но я жив, а тем, кого старец отвел в правую сторону, не суждено было выйти из того боя…
Сергей Тихонович Носенков, инвалид Великой Отечественной Войны, комиссованный вчистую в декабре 1943 года, за тот бой, в котором остался жив и участвовал в отражении атаки танковой бригады немцев, получил «Орден Славы 3 степени». Заслуженная награда нашла своего Героя в 1947 году, когда о том случае он почти забыл и старался не вспоминать. Слишком много товарищей потерял он в бою. Слишком несоизмеримы были потери наших войск в первые годы войны…
Скончался дедушка моей супруги 9 декабря 1995 года, после тяжёлой болезни, не дожив несколько дней до своего 79-ти летия…
Светлая ему память…
Светлая память всем, оставшимся на полях сражений и дошедшим до Берлина…
Светлая память всем, кто смог донести до следующих поколений правду той страшной войны…
Счастья и здоровья всем, кто жив и сегодня несёт свои истории нам, помнящим своих предков, отстоявших свободу Родины…
Светлая память…
11. Вспоминая рассказы отца
Владимир Кожин 3
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Отец был скромным человеком, подчеркивал, что он ветеран вооруженных сил, не ветеран войны. Не пытался получить какие-либо льготы. Хотя у него было много боевых наград, в т. ч. «Орден Отечественной войны», «Орден Боевого Красного Знамени», медаль «За боевые заслуги» и другие. Орден «Красной Звезды» ему вручил «всесоюзный староста» М.И. Калинин.
В 1939 г. отец окончил Ленинградское военное училище и стал офицером-артиллеристом, на петлицах появились сначала один, потом два «кубаря». Сейчас это лейтенантские звездочки. Такие тогда были знаки различия у младших офицеров, погоны появились только в 1943 году. Направили его под Горький на артиллерийский полигон Специального КБ, где создавалось новое артиллерийское оружие. Главным конструктором был В.Г. Грабин. Он создатель знаменитой пушки ЗИС-3, принятой на вооружение под наименованием «76-мм дивизионная пушка обр. 1942г.». Отец гордился, что принял участие в этой работе.
Вспоминаю некоторые случаи военного времени из рассказов отца. Проходили испытания новой самоходной пушки. Самоходка выполняла стрельбы по программе: преодолевала препятствия, стреляла по мишеням… Вдруг раздался взрыв, из башни повалил дым. Подбежали спасатели, открыли башню и начали выносить мертвые тела экипажа – 4-х человек. Последним вынесли командира, близкого друга отца, он его звал Лешкой. Лешке повезло, он остался жив, был только контужен. Но отца поразило то, что Леша был брюнет, а вынесли его из самоходки белого как лунь. И это за какие-то секунды…
Рассказывал и про такой случай. Отец был командиром артиллерийского расчета при испытании новой пушки. На фронте появились новые немецкие танки: Тигры и Пантеры, наши войсковые пушки оказались перед ними недостаточно мощными, не пробивали лобовую броню. На полигоне день и ночь испытывали новую крупнокалиберную пушку и бронебойные снаряды к ней. Где-то при 200 выстрелах разорвался снаряд в стволе. Тут же отца и солдат расчета арестовали, отобрали оружие. Расчет поменяли, продолжили стрельбы из другой пушки снарядами из той же партии. Отцу под охраной разрешили стоять на расстоянии. Виноватым он себя не чувствовал, сначала был спокоен. Уже произведено 100 выстрелов, все идет по программе, начал волноваться, ведь время военное, расстреляют… Вот уже 150 выстрелов, «затряслись поджилки»… И где-то после 180-го выстрела опять взрыв. Отцу тут же вернули оружие и приказали работать дальше, а специальная комиссия стала разбираться в случившемся. Надо было докладывать Сталину о причине задержки массового выпуска этой пушки. Выяснили, что в замедлителе снаряда вместо свинцовой пластинки кто-то предложил использовать картонную, вероятно, из экономии. Но при хранении от сырости картон стал терять прочность, и снаряды начали взрываться еще в стволе.
Когда немцы подошли к Москве, отца, как и многих других, бросили на отражение немецкого наступления. Он был командиром артиллерийского расчета «сорокапятки» – пушки, калибра 45 мм. Как и другие, выполнял приказ: «Стоять насмерть». Ему повезло, атаки немецких танков были отбиты. Но многих из своих друзей и сослуживцев он больше не видел.
Жаль что мало осталось в моей памяти из его рассказов*. Отца уже нет почти 40 лет. Кто знал, что смогу когда-нибудь об этом написать. В нашей семье стало традицией вспоминать родителей, родственников в День Великой Победы. Этот праздник «со слезами на глазах» стал днем их памяти.
12. О Ленинградской блокаде
Владимир Кожин 3
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Когда я продавал квартиру моих родителей, перебирая старые бумаги, нашел воспоминания матери, которые она написала по предложению Общества жителей блокадного Ленинграда. Во время блокады из их семьи выжили только двое: моя мать и ее сестра. Родители, брат и другая сестра умерли от голода, они не дождались Дня Победы. Я написал об этом, цитируя записи ее воспоминаний. Часть из этих моих мемуаров* привожу ниже.
Я спрашивал маму, как же вам все же удалось выжить в таких нечеловеческих условиях блокады, она отвечала: “Мы верили! Мы верили в скорое освобождение, мечтали о мирной жизни, говорили – надо терпеть”. Людей поддерживали радиопередачи. Рупором блокадников была поэтесса Ольга Берггольц, сама она потеряла мужа, детей, но ее жизнеутверждающие стихи в замерзшем, голодном, окруженном врагом Ленинграде помогали многим. Я узнал, что и она однажды вечером зимой упала на улице, в темноте споткнувшись о замерзшее тело. Она была настолько слаба, что не могла встать, ведь и ее дневная норма была как у всех – 125 граммов хлеба. Подумала, вот и все, наступает конец. Вдруг из уличного репродуктора услышала свой бодрый голос со стихами. Она нашла в себе силы встать и дойти до дома.
После войны Ольга написала много стихов и поэм на тему блокады. Именно ей принадлежат слова, выбитые на камне Пискаревского кладбища: “Никто не забыт и ничто не забыто”. Всякий раз посещая С.-Петербург, бывая на кладбище моих близких, мне вспоминаются строки Сергея Давыдова:
…Ленинградец душой и родом,
болен я Сорок первым годом.
Пискаревка во мне живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет…
Моя мама прожила довольно долгую жизнь – 87 лет. Она на 27 лет пережила моего отца. И это несмотря на то, что всю жизнь страдала болезнью печени, придерживалась строгой диеты. Алкоголь не употребляла совсем, хотя отец по праздникам и выходным любил, чтоб на столе было что выпить. Она чокалась, но не пила. Никогда она не была полной, всю жизнь примерно в одном весе. Могла довольствоваться малым, бережно относилась к еде, не выбрасывала продукты, даже сухие корки хлеба складывала в полотняный мешочек.
Видимо, все же Бог дал ей силы пройти испытания блокадой. Не все это выдержали. Выжили люди, одаренные здоровьем и сильным характером. В городе вымерла почти половина населения. Есть разные цифры потерь. Если перед началом блокады в городе проживало 2,9 миллиона человек, то после освобождения в 1944 г. осталось около полумиллиона. Часть людей вывезли по “дороге жизни” по льду Ладожского озера или водным путем, как мою мать в июле 1942-го. Но все же большая часть погибла. Только на Пискаревском кладбище похоронено почти полмиллиона человек. Есть и на других кладбищах. А ведь многие из тех, которых вывезли и пытались спасти на “Большой Земле”, тоже не выжили.
Кто-то скажет, зачем ворошить прошлое. Но эти люди жили, размышляли, верили, любили, мечтали… Не их вина, что пришлось такое пережить. Им не в чем себя упрекнуть. Они достойны, чтоб мы о них помнили. А нам надо знать свою историю, историю семьи, историю страны... Да и многое может повториться. Дай Бог, чтоб всех нас миновала чаша сия.
13. День Победы, немного об истории песни
Владимир Кожин 3
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Сегодня мы не представляем себе праздник Дня Победы без этой песни:
Этот День Победы
Порохом пропах,
Это праздник
С сединою на висках…
Песня написана композитором Давидом Тухмановым на слова поэта-фронтовика Владимира Харитонова. Интересна история этой песни, все знают ее в исполнении Льва Лещенко. Был ли он первый? Оказывается нет, об этом я услышал от Галины Ненашевой – известной советской певицы 70-х годов..
Русскоязычная аудитория в США интересуется русской и советской музыкой, не современной, а именно той, что была популярна десятки лет назад. Сегодняшняя современная российская эстрада им мало интересна, во многом это копирование западной музыки. Даже молодежь, слабо говорящая по-русски, интересуется песнями своих отцов и дедов. Дети с удовольствием празднуют вместе с родителями большие праздники, главный из которых День Победы, и это превращается в семейную традицию. Вот почему моей дочери – Алине Холмс, профессору музыки американского университета из Висконсина, захотелось расспросить Галину Алексеевну об истории создания и первых исполнителях этой знаменитой песни. Благо удаленный доступ во время самоизоляции не зависит от расстояний, сложнее с разницей во времени. Ведь когда в Висконсине 12 ч дня, в Москве уже 8 вечера.
Галина Алексеевна Ненашева вспомнила, как однажды на пике своей популярности, она пришла в гости к своему знакомому композитору, молодому и не всем еще известному. Его звали Давид Тухманов. Это было где-то в начале 70-х. Галина Алексеевна до этого с ним работала над песней «Я люблю тебя, Россия», очень популярной и у народа, и у властей в то время. За чаем Давид Федорович стал ей показывать свои новые произведения. Когда в самом конце он дошел до песни День Победы, она удивилась:
- Вот с этого тебе и надо было начинать, какая замечательная песня!
Композитор смутился,
- К сожалению не все так думают, ее не приняли, наши мэтры считают тут слишком большое влияния Запада. Но если тебе интересно, попробуй возьми, спой.
Галина включила песню в свой репертуар на ближайшем концерте в Восточной Германии, ее туда часто приглашали. Немцы подготовили сложную аранжировку для большого оркестра радио и телевидения, приближались майские праздники. Все шло по плану, были две репетиции, получалось хорошо. Но в день концерта представитель советского посольства, не объясняя причин, порекомендовал исключить эту песню из программы концерта.
- Галина, поменяйте эту песню на другую, не нужно ее исполнять.
Но Галина – человек с характером, заупрямилась:
- Или я буду петь эту песню, или не буду выступать совсем!
Нужно сказать, что концерт должен был транслироваться по немецкому телевидению, о нем все уже знали. Свидетелями этого неприятного разговора с работником посольства были еще два советских музыканта – гитарист и балалаечник, участвующие в том же концерте. Концерт прошел на ура, этой песне аплодировал весь зал, она стала популярной в ГДР.
Но такая уж у нас традиция, песню сразу признают, если она понравилась за границей. До этого именитые советские композиторы слышали в музыке «элементы западных ритмов» и не давали ей ходу. Через некоторое время тот музыкант-балалаечник, что с ней участвовал в концерте, звонит Ненашевой и говорит:
- Галя, ты слышала Лева теперь поет эту песню, тебе не обидно?
- Что ж, пусть поет, я рада, что дала ей ходу. Может иначе она бы до сих пор находилась под запретом.
Когда мы спросили, почему она не продолжила петь эту песню после возвращения в СССР, она с сожалением сказала, что руки не дошли. Ансамбль, с которым она выступала в концертах, не смог быстро сделать нормальную аранжировку, немецкая была сделана для большого оркестра, и то, что получилось, Галину не устроило. Решила, что со временем сделают как надо. Есть, конечно, сожаление, но нет обид. Песня действительно великолепная! В то время каждый пел, что ему нравилось, ни о какой защите прав авторов и исполнителей речь не шла. Она и сама призналась, что песню «Я люблю тебя, Россия», сделавшую ее знаменитой, она слышала в исполнении Екатерины Шавриной.
- Правда, меня и теперь мучает совесть, что после успеха «Дня Победы» в ГДР я даже не позвонила Давиду Федоровичу. Концерты, разъезды, гастроли… Жаль, конечно.
Сегодня в преддверии Великого праздника – 75-летия со дня Победы, Галина Алексеевна, перебирая старые фото, дипломы, документы, согласилась с нами поделиться своими воспоминаниями об этой замечательной песне.
Были и другие исполнители этой песни. Например, 9 Мая в честь 30-летия Победы в телевизионном «Огоньке» ее исполнил Леонид Сметанников. И сейчас в честь Великого праздника Победы она, конечно, прозвучит в исполнении Льва Валерьяновича Лещенко. Надеемся, он уже оправился от коронавируса.
Однажды после военного парада на Красной площади на приеме в Кремле по случаю 9 Мая Леонид Ильич Брежнев сказал поэту Владимиру Харитонову: «Нас не будет, Володя, а народ будет петь твою песню». Так и произошло. В 2016 году песня «День Победы» была признана лучшей российской песней о Великой Отечественной войне. Сегодня многие неофициально ее называют «Гимн Победы».
14. Мой друг однополчанин
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
Написано в честь 75-летия ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ над ФАШИЗМОМ,
Наш танк Т-34 подбили в третьем бою. Из четырёх человек экипажа Коля убит, Юра истекал кровью от многочисленных ран, у меня ранено левое плечо, у Пети — ноги. С ним мы и вытащили своих боевых товарищей из горящего танка...
С Юрой мы сдружились с первого дня службы. О своей любви к жене Лене, сыну, родным он рассказывал мне каждый день. И, теряя сознание, он помнил тоже о них: «Лёша, сообщи Лене о...»
Санитары нашли нас часа через три. После операции Юра долго был в коме, но я верил, что друг победит смерть. И он наконец-то открыл глаза на рассвете, когда я марлей с тёплой водой «умывал» его лицо. Увидев меня, Юра улыбнулся. Во мне смешалось всё: радость, боль, страх перед неизвестной реакцией друга на то, когда он узнает, каким он стал после ранения. Сдерживая слёзы, я попытался улыбнуться ему в ответ, но Юра понял всё и попросил: «Убери одеяло». Увидев бинты на коротких остатках ног и у правого плеча, побледнел и прошептал: «Почему я не чувствую их отсутствия? Они болят, как «живые».
Юра не зашёлся в крике от отчаяния и безысходности, как другие, лишившиеся руки или ноги. Сжав зубы, он застонал и больше не проронил ни слова. А утром, увидев двадцатипятилетнего белого, как лунь, друга, я не смог заговорить с ним. Непривычная тишина повисла в палате. Я упросил врачей оставить меня в госпитале помощником санитара ухаживать за Юрой. За три месяца он так и не заговорил о семье. На вопросы отвечал «да» или «нет».
Нам выделили комнатку. Отыскал среди его вещей конверт с адресом, написал Лене правду о Юре. Ответа не было. А через полгода медсестра прибежала ко мне с радостной вестью, что к Юре приехала жена.
О встрече Юры с Леной скажу одно: друг впервые за девять месяцев боли, душевных терзаний заплакал, когда жена целовала его, повторяя: «Как я счастлива, что наконец-то доехала до тебя! Я тебя люблю! Всё будет хорошо. Любимый, тебя ждут родители и сын», - не обращая внимания на то, что у мужа нет ног, руки, Лена стояла на коленях около кровати, гладила его седые волосы, лицо.
Я помог Лене отвезти Юру домой, а сам возвратился в часть, где меня ждало известие о смерти моей семьи во время блокады Ленинграда. Когда наступил долгожданный День Победы, я приехал жить в родное село Юры. Дружим семьями. И каждый год Девятого Мая мы с жёнами, детьми и цветами ходили, а Юра ездил на коляске, к обелиску, на котором золотом выбиты имена погибших воинов, почтить тех, кто защищал Родину, и отдал за неё жизнь.
...Юра прожил сорок пять лет. Наша дружба проверена временем, испытанием, болью, и я никак не могу смириться с его смертью, вспоминаю каждый миг тёплых встреч.
У наших сыновей такая же крепкая дружба, как и у нас с Юрой. Хочется, чтобы в их жизни не было таких испытаний, которые достались нам. Главное – чтобы не было войны, боли, горя, слёз и всего, что связано с ней, Пусть останется память только о Дне Победы 1945 года и тех, кто её завоевал.
15. Воспоминания, приносящие боль
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
Написано в честь 75-летия ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ над ФАШИЗМОМ
Так уж мы устроены, что с годами вчерашнее не помним, а прошлое вспоминаем всё чаще, тем более, когда оно связанно с сильными потрясениями и болью. От них невозможно избавиться ни во сне, ни наяву. Просыпаешься ночью от ужасного сна и, как в детстве, зовёшь: «Мама, бабушка!» - и ночь уходит на то, чтобы успокоить рвущееся сердце из груди и боль, которую испытывает душа. От страха хочется сжаться в комочек, сделаться невидимкой, чтобы снова никто не смог причинить боль, как в тот страшный день 1943 года, когда немцы и полицаи прикладами выгоняли из домов стариков, женщин, детей и гнали, словно скот на окраину села к большому деревянному амбару, крича: «Швайн, шнель, шнель!» Загнали в амбар семьи партийцев, кто помогал партизанам и приехавших в село из городов. На крики, слёзы, мольбы матерей пощадить детей изверги не обращали внимания. Били окровавленными прикладами людей, тесня друг к другу, чтобы их больше поместилось в здании смерти. Наступали на упавших, как на маленьких жучков в высокой траве. Матери прикрывали собой детей от ударов. А меня чужая бабушка накрыла своей широкой юбкой. Она не плакала, а только вздрагивала от ударов, наклонялась всё ниже и ниже. Немцы орали на своём гавкающем языке, но их крики тонули в стоне и плаче. Потом немцы затихли и вышли из амбара.
Люди с ужасом смотрели, как полицаи облили бензином людей, амбар и подожгли. Далеко в небо ушёл предсмертный крик горящих людей, от которого не могу избавиться на протяжении всей своей долгой жизни. Когда упала горящая крыша на людей, вдруг бабушка подняла меня над собой и выкинула, как тряпичный мячик, в толпу. Две женщины, сразу же прижались друг к другу, закрыв меня полами своих пальто. Одна из них гладила мою руку и просила: «Деточка, помолчи, чтобы тебя не увидели». А я от ожогов и страха молчала два года. Заговорила в шесть лет, назвав тётю Надю мамой, которая взяла меня к своим трём детям, чтобы полицаи не заметили, что я чужая. В тот день ада несколько человек умерло от разрыва сердца, многие стали седыми в двадцать пять-тридцать лет и долго болели не столько от голода, сколько от горя, непосильного человеку.
Думаю, что дети войны нашего села тоже видят как наяву горящих людей, слышат их крики и чувствуют запах приторно-горького жжёного мяса...
Голодали, ели листья свеклы, картофельные очистки, цветы акации, жевали зёрна оброненных в поле колосков, кусочек хлеба делили на небольшие кубики, и этот кубик был для нас самым сладким лакомством. Даже теперь, при хорошем достатке, я боюсь уронить крошку хлеба, а мясо есть не могу.
Я так и не узнала, кто и откуда были мои родители. Я благодарна людям за спасённую жизнь. Маме Наде низкий поклон за великое мужество, силу, которую она проявила, одна воспитав четверых детей.
Сейчас я боюсь за будущее своих детей и внуков. Хорошо, что они знают о войне только из уроков истории и наших рассказов. Спасибо им, что они чтут память о защитниках Родины и празднуют День Победы 1945 года. Хочется, чтобы у них всегда было чистое небо над головой и счастливые светлые воспоминания.
16. Мунька
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
ПЕРВОЕ МЕСТО НА ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ МФ ВСМ
ВТОРОЕ МЕСТО НА КОНКУРСЕ О ВОЙНЕ ЖУРНАЛА "МАвочки и ДЕльчики"
Гришаня сидел под деревом и горько плакал. Сидел один, а вокруг ни одной души, только птицы тихонько перекликались, да жучки ползали в траве. Ноги были искусаны комарами. Он грязной ручонкой провёл по ногам, убирая капельки крови после укусов. Было больно. Но боль терпима. Не впервой царапать ноги и сбивать колени. Страх пригвоздил Гришаню к дереву, да так сильно, что у него не было сил подняться. Пытался вспомнить, как оказался сам в лесу. Почему так тихо? Где мама, сестра Люська и бабуля Пелагея? Где все из села?
И как только в его голове появились родные и дом, сразу вспомнил как через их небольшое, всего в десять улиц село, прошли грохоча танки, казавшиеся огромными рядом с деревенскими домиками. Вслед за ними появились солдаты, остановившиеся на отдых.
Все обрадовались им. Свои, соколики, пришли, а не немцы. Матери присматривались к посеревшим от пыли лицам, искали своих сыновей и мужей. Хотя чего было искать. Ведь если бы был кто из села, то бежал бы к самому дорогому – родным, даже если бы не имел сил. Все вышли со своих изб подать воды и еды. Солдаты пили воду, умывались, радовались освежающей влаге больше чем еде. А как они истосковались по свежему молоку! Люди несли с погребов все запасы молочных продуктов: сметану, творог, масло. Благо, что было лето и коровки сами себя кормили. Утром уходили со двора к лесу, где было много высокой сочной травы, и паслись. К обеду возвращались пить и отдать накопившееся молоко. Хозяйки давали часа два им на отдых в тенёчке и снова выпроваживали с наказом, чтобы вглубь леса не шли и чтобы не в ночь возвращались. И они уходили пастись без пастуха, собираясь в гурт, как подружки. Каждая имела кличку и, услышав её, шла на зов, как на верёвочке. Хозяйки и позвали своих кормилец, чтобы угостить солдат парным молоком. Хоть по стакану, но чтобы досталось каждому. Один молоденький солдатик выпил молоко и заплакал. Вспомнил маму, свою деревню, сестёр. Жалко было смотреть на него.
Гришаня подошёл и погладил солдата по руке. Тот вытер слёзы, взял его на руки и подарил пуговицу от кармана гимнастёрки. Он обрадовался блестящей пуговице со звёздочкой и побежал показывать её своим друзьям.
И это Гришаня чётко вспомнил, когда в кармане обнаружил пуговицу. Потом солдаты пошли дальше. А мама и бабушка ещё долго вздыхали и вытирали слёзы и тихо говорили друг другу: «Где-то и наши мужья да сыновья сейчас идут такой же пыльной дорогой, изнемогая от жары. Господи! И откуда взялось на наши головы такое горе – война?!»
Беспокойно стало у всех на душе. Даже собаки не лаяли. Поджав хвосты, наклонив головы, спрятались в свои будки. Закат кровавый. Многим не спалось в эту ночь. А утром и петухи неохотно пели. Так, для порядка кукарекнули и затихли, словно забыв ноты своих песен.
Воздух с самого рассвета такой густой был, проглотить было его трудно, словно густую мамалыгу без молока. Разговаривать ни у кого не было желания. Держались друг дружки и от избы старались далеко не уходить. Работа с рук валилась. Даже председательша, Мария Ивановна, не звала ни в поле, ни в огородную бригаду. Молчала, поддерживая нежелание односельчан выходить со своего двора. И только неугомонная «тараторка», бабушка Глаша, не изменила своему прозвищу. Ходила и всё причитала: «Ой, бабоньки, чует моё сердце, что неспроста тишь тягучая да тяжёлая над селом нависла и давит нас горем предстоящим. Такая жуткая тишина была и перед голодовкой, что унесла столько жизней».
Некоторые пытались урезонить бабушку Глашу, чтобы не дай Бог не накликала беду на их головы.
- Молчи не молчи, а моё сердце ещё никогда меня не подводило. Затишье перед бурей бывает.
- Буря, так буря, не впервой непогоду, ветры, град да грозы нам переживать. Одолеем и эту.
Не одолели. Посыпался всё-таки град на село с неба, да не ледяной, а свинцовый. В полдень и посыпался. Только бурёнок успели подоить, как вдруг загудело, завыло в небе, словно Змей-Гориныч тысячеглавый прилетел, небо застил и огнём извергает. Заполыхало всё вокруг. Горят дома, камышом крытые, словно факелы, куры, живность разбегается из разбитых сараев. Люди закричали так, что и небо ввысь бы поднялось от силы крика, боли, страха, отчаяния. Но не остановил их крик немецкие самолёты, которые так внезапно появились из-за деревьев, что люди не успели спрятаться в погреба. Спасательная дорога в лес была отрезана и перерыта бомбами. Плачь, крик, слёзы… Кто-то зовёт потерявшегося ребёнка, а кто держит уже мёртвого на руках, продолжая разговаривать с ним, не веря в то, что он не ответит. За столбами пыли, камней, щепок не было видно жив ли ещё кто или нет. Это был последний день небольшого села Лесное на опушке леса.
Гришаня за не полных шесть лет первый раз оказался в лесу один. От того, что плакал и всё время звал маму, бабушку, Люсю, охрип. Голос шипел, и он не стал больше кричать. Походил по лесу. Везде были одинаковые большие деревья. Хотелось пить. Хорошо, что вчера прошёл дождь. На некоторых, свёрнутых на конце листочках сохранилась дождевая вода. Он слизывал её и нечаянно острым листом порезал язык. Беззвучно заплакал и повалился от усталости в густую траву. Стало быстро темнеть. Ребёнок совсем растерялся. Так было страшно, что в ужасной сказке не описать. Стук маленького сердечка, гулкий и частый, отдавался в голове мальчика тяжёлым набатом. Болел язык, искусанные комарами ноги, руки. Глаза закрывались сами собой. И заснул бы, но сон перебила большая чёрная птица, вылетевшая из дупла соседнего дерева. Гришаня увидел это дупло и пошёл к дереву. Ему показалось, что оно невысоко от земли. Ошибся. Он никак не мог влезть на дерево. Обошёл толстенное дерево и увидел с другой стороны внизу большое углубление, как нора. Потыкал палкой в средину. Никто не выскочил, не запищал. Нарвал травы постелил в этой норе и уснул.
Разбудил его рёв коровы. Открыл глаза, подумал, что это их Красава во дворе бабушку или маму приглашает подоить её. Но увидел дерево над собой. Вылез из норы, но коровы, которая так же, как и он вчера, кричала печальным голосом, звала свою хозяйку, не увидел. Пошёл на этот голос. Вскоре между деревьев увидел её в бело-бежевых пятнах с чёрной кисточкой на конце хвоста. Это была Мунька тёти Клавы, жившей от них через три дома. Она была единственной коровой, имеющей такой окрас. Другие были бежевого цвета. Мунька тихая, спокойная и её в селе никто не боялся. Как же обрадовались два оставшихся в живых существа друг другу! Гришаня гладил Муньку, обнимал её ноги, а она облизывала языком его руки. Он впервые увидел, что коровы тоже, как и люди, могут плакать. Корова постанывала, словно хотела что-то рассказать ему. Когда хотел обойти её, то увидел, что из вымени течёт молоко. Без боязни взял один сосок в рот и начал жадно пить. Глотал тёплое, вкуснейшее молоко, а слёзы ручьём бежали по щекам.
Они спасали друг друга. Мунька Гришаню от голода, а он её от боли в переполненном молоком вымени.
Бурёнка отходила от него только попастись. И при этом пощипывала траву не около их места обитания, а уходила подальше от его домика под деревом. Бывало, уходила надолго. И только значительно позже он узнал, что она ходила пить воду к притоку небольшой речки.
Теперь мальчик питался молоком, земляникой, ягодами, которые к концу лета стали созревать.
Ночами становилось холодно. И тогда он ложился около теплой Муньки и засыпал. И она не поднималась с земли до самого утра, чтобы не разбудить его.
Гришаня всё время разговаривал с коровой. Рассказывал о маме, бабушке, сестрёнке, о тете Клаве, её хозяйке. И видел, как Мунькины глаза наполнялись слезами, когда она слышала имя «Клава». Рассказывал своей спасительнице стишки, которым научила его Люська. Сам придумывал сказки. И были они о том, что все живы, что войны уже нет, и что мама его находит в лесу. Он каждый день просил свою спасительницу, об одном и том же - найти дорогу в их село. Но она никогда не давала ему иди рядом с собой. Перед тем как уйти на водопой головой подталкивала малыша к дереву и как «прибивала» его к нему. Как-то вороны стали низко кружить над Гришаней, то Мунька подняла такой сильный рёв и бегала по кругу вокруг него, что вороны с громким хоровым карканьем улетели. Белок мальчик не боялся. Но не знал, как и куда спрятать от них, собранные орехи. А вот волков боялся. Однажды совсем недалеко увидел волка. Тот, почти на брюхе подползал к месту, где они лежали вдвоём.
Мунька учуяла хищное зверьё и так быстро и неожиданно вскочила на ноги, что чуть не придавила Гришаню. Наклонив голову до земли, выставив вперед своё грозное оружие – рога, словно разъярённый бык на арене, мчала на волка. И хищник злобно рыча на Муньку отступал в лес до тех пор, пока она не оставила его и не возвратилась к Гришане. Больше волки не беспокоили их. Вероятно, тот волк приходил на разведку, или так же как и они, одинок.
Когда листья в лесу стали желтеть и опадать, а бока коровы уже не могли согревать как раньше, он всё чаще стал бегать по лесу, чтобы согреться и таким образом всё дальше и дальше отходил от своего «домика». Уставал. Но стоило ему остановиться, как тело моментально пронизывал холод. Гришаня заболел. Болела голова, горло, начинался кашель. Ноги мёрзли так, что он не мог терпеть холода. И снова пытался ходить и ходить, хоть делать это было ему всё труднее и труднее. За ним всегда следовала Мунька.
А однажды Мунька, повела его за собой. Если отставал, приостанавливалась и ждала его. Гришаня не мог придумать, как взобраться Муньке на спину, чтобы она везла его. Он просто шёл с ней рядом. Дошли до речки. Не верил, что наконец-то увидел воду и… людей! На противоположном берегу неширокой речки было село.
Люди увидели грязного, в изорванной одежде ребёнка и рядом корову, которая звала их на помощь. Она ревела так сильно и неистово, словно последний раз в жизни. Этот рёв усиливался многократным эхом, отражаясь от поверхности реки, от лесных деревьев. Он поднимался в небо, призывая всех, кто слышит, в ком есть частица страждущей души, спасти Гришаню.
17. Самая счастливая осень
Евгения Козачок
1 место в Основной номинации «ГТ»
2 место в Основной номинации «ВТ»
Победитель «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №16
ПЕРВОЕ МЕСТО НА КОНКУРСЕ МФ ВСМ.
Нас у мамы было четверо. Я и брат Виктор были от первого мужа мамы, который не вернулся с войны. Пропал без вести. Почтальон Люда принесла чёрную весть, от которой мама упала, словно стебель ржи, скошенный серпом. Неизвестно, сколько бы она ещё лежала,но мы с Витьком устроили такой ор, что в конце села было слышно. И мама услышала, потому что открыла глаза. Соседи пришли поддержать в горе. Теперь плакали две улицы и о мамином и о своем горе. К вечеру мама совсем занемогла. За три дня стала белая,что тебе стена, и лицом спала.
А когда через два месяца та же Людка принесла фронтовой треугольник от папы, то мама словно ожила,повеселела. Читала и читала это письмо и не обращала внимания на почти стёртую дату, от долгой дороги домой, в уголочке треугольника. И только по военным событиям,описанным в письме, стало понятно, что написано оно было четыре месяца назад. И этому факту у неё веры не было. Нам говорила, что папа живой, что её сердце это чувствует, и он обязательно возвратится. Сердце ждало и болело, а жизнь наслаивала одну боль на другую, загоняя вглубь самую сильную.
Прошло пять лет. Мы подросли. Маме легче стало справляться с нами. Теперь она, идя в поле, не двоих тащила на себе, а только Витька несла, а я бежала рядом, и еле успевала ногами перебирать, чтобы не отставать.Пока мамы работали под палящим солнцем, мы, малышня, в «детском садике» играли. Взрослые сделали в лесополосе курень, постелив на землю старые матрацы и фуфайки. Игрушки сами делали. На куклы тряпичные одежды шили и разрисовывали их лица. В полдень мамы шли к нам. Накрывали общий стол из продуктов, принесённых из дома, и обедали. После обеда мы умудрялись даже спать. А мамы, повязав косынки «домиком», чтобы тень была на лицо, шли работать в поле. Возвращались домой, когда солнце уходило за горизонт. И так целое лето.
К концу лета в наше село прислали председателем колхоза Михаила Семёновича. Фронтовик, израненный,видать сильно, потому,как хромал. Для ознакомления с хозяйством и в нашу овощеводческую бригаду как раз к обеду приехал. Увидел малышей, находящихся целый день в поле, погрустнел.
- Ничего, ребята, жизнь наладится. И школу, и детский садик построим, и игрушки купим.
Когда Михаил Семёнович рассказывал о будущем колхоза и села, то наш Витёк вдруг подбежал к нему и спросил:
- Ты мой папка?
Тот даже растерялся. А потом ответил:
- Да вот ещё и сам не знаю. Пока присматриваюсь, угадываю. Я оставлял маленького сыночка. А ты вот какой уже большой вырос, что я и не узнаю, мой ты сын или нет.
- Твой, твой! Ты даже и не сомневайся. Витяня я. Вспомнил?
Михаил Семёнович не успел ответить, как подбежала мама, взяла на руки сына и, смутившись, сказала:
- Вы уж простите моего сорванца. Ошибся он. Отца видел только на фотографии.
- Понятное дело. Мои дети видели меня, да вот не встретились. Не стало их.
Так Витяня выбрал нам отца. То ли судьба распорядилась, то ли Бог, но вскоре Михаил Семёнович стал жить с нами. Появились ещё две сестрички у нас - Нюша и Ксюша. Жили хорошо, спокойно и дружно. Мы выросли в любви и заботе.
Я училась в девятом классе, когда Михаила Семёновича перевели в город на партийную работу в другую область. Выделили нам трёхкомнатную квартиру в центре города. Школа оказалась рядом. Жизнь наша неожиданно изменилась. Мама, проработавшая в колхозе на тяжёлых работах от зари до зари,стала просто домохозяйкой. Она не уставала благодарить Бога за семейное счастье.
После окончания школы я поехала поступать в институт на юридический факультет. По конкурсу не прошла. Поступила на подготовительное отделение. Общежитие нам институт не предоставлял. Я и не предполагала, что так трудно будет снять квартиру. Пока у студентов были каникулы, мне разрешили пожить в общежитии. За две недели пересмотрела много квартир. Ни одна из них не подошла. Ехала в трамвае смотреть очередную. Задумалась и пропустила нужную остановку. Решила ехать до конечной, а на обратном пути пойти по нужному адресу. В окно трамвая увидела уютный частный домик с множеством цветов, садом, огородом. Мне он напомнил наш деревенский. Решила выйти на конечной остановке и посмотреть его ближе. Нашла. И очень обрадовалась увидев на заборе прикреплённое кнопками объявление о сдаче комнаты.
Постучала в калитку. Вскоре вышла женщина и пригласила меня в дом. Там было светло и уютно. Хозяйка излучала тепло,доброту и мне стало на душе спокойно, появилась уверенность, что я нашла себе жильё. Софья Ивановна рассказала о своей семье и о моей расспросила. Рассказала ей о нас всё, как на духу.
За месяц подружились. Да что там подружились, родными стали. Дети её жили с семьями в разных городах. Приезжали домой в выходные и на праздники. Осталась одна в доме. На приглашение детей жить с ними отказалась. А меня взяла на квартиру, чтобы не скучно было, и денег за проживание не хотела брать. Так же, как не брала ни копейки у человека, которого приютила во флигельке.
Рассказала о нём:
- Я как увидела его на скамейке в прошлую холодную осень, сердце сжалось от жалости. Одежда вся поиздержалась, без головного убора. Дождь, слякоть, пожелтевшие опавшие листья и он, словно потерявший жизненные силы,опавший лист. Никому не нужен. Придавлен горем и болью сидит один-одинёшенек,держит тремя пальцами кусочек хлеба и ничего вокруг не замечает. А листья вместе с холодными каплями дождя падают на тротуар, его плечи, проходящих мимо людей. Подошла к нему и попросила помочь мне нести сумку.
Ну, а когда пришли домой, то предложила жить во флигеле, где есть душ, газовая плита. Он от неожиданности растерялся, стал говорить, что не сможет себе позволить такое жилье потому, как нет у него постоянной работы. Еле уговорила его остаться жить во флигеле, да есть то, что готовила для нас двоих. Стеснительным, вежливым и благодарным оказался человеком. Столько настрадался после ранений да лечения, что и сам удивляется, как жив остался. Летом нанимается в селах на сезонные работы: то сторожем на полях, то воду подвозить рабочим. Поэтому редко бывает здесь. Горемычная душа.
У меня же всё сложилось, как нельзя лучше. Учиться было легко и интересно. Дома тоже всё хорошо. А с жильём и Софьей Ивановной вообще повезло. Часами могли беседовать, отдыхать, ухаживать за цветами, садом, огородом. И всё это не в тягость, а в радость.
Как-то сидели с Софьей Ивановной в тенёчке, разговаривали, вдруг услышали, что кто-то калитку открыл. Подумали,что дети её приехали. Но во двор вошёл красивый седой человек, с пустым правым рукавом и большим шрамом на правой щеке. На левой руке было только три пальца. Софья Ивановна обрадовалась приходу мужчины. Познакомила нас. После душа и ужина Валерий Васильевич ушёл отдыхать. А утром его уже не было.
Домой ездила редко. Путь не близкий. Экономила деньги, да и к занятиям по выходным серьёзно готовилась. Сидела на лавочке, читала. От чтения отвлёк скрип калитки. Во двор зашёл Валерий Васильевич, исхудавший и бледный. Кивнул головой в знак приветствия и пошёл к себе.Софья Ивановна понесла ему ужин. Отказался.
- Заболел, Васильевич. Только и хватило сил, чтобы привести себя в порядок. Пусть отдохнёт, а утром поест.
Но утром Валерий Васильевич не вышел. Софья Ивановна пошла к нему, а через минуту, приоткрыв дверь, крикнула:
- Лариса, вызывай «скорую»! Валерий Васильевич без сознания.
Врач «скорой» послушал его сердце,сделал укол и заверил, что больной скоро придёт в сознание, но ему в больнице необходимо лечиться.
Валерий Васильевич, придя в сознание, извинился за беспокойство и от больницы отказался. Через несколько дней стал выходить на улицу, разговаривал с нами, и всё благодарил нас за малейшее внимание к нему, и извинялся за причинённое беспокойство.
Один из субботних дней выдался не по-осеннему тёплым и солнечным. Я отложила книгу в сторону, закрыла глаза и наслаждалась нежным прикосновением солнышка. Вскоре и Валерий Васильевич вышел погреться на солнышке. Разговорились. Спросила, почему он один живёт. Неужели из родных никого не осталось.
- Родителей своих не помню. Меня воспитывала бабушка, которая умерла через два года, как я уже был женат. До войны были у меня жена и дочь два годика, которых очень любил и не забыл. Как ранили, не помню. Но зато на всю жизнь запомнил ту минуту своего возвращения в жизнь, когда открыл глаза и увидел, что нахожусь в палате. Тела почти не чувствовал. И пошевелить почему-то смог только левой рукой. Попытался поднять её на уровне глаз, так как голова была вся в бинтах, и не мог её повернуть в какую-либо сторону. Через несколько дней осознал, что чудом остался жив, но лишился правой руки и с многочисленными осколками в теле. Правый бок весь в глубоких шрамах от операций по извлечению этих осколков. Перевозили меня из госпиталя в госпиталь в течение трёх лет. Сидеть не мог. Когда сидел, осколки тысячами острых ножей врезались в тело.
- Почему Вы не сообщили жене, что находитесь в госпитале?
- Когда понял, что калека и не пригоден к какому-либо труду, решил не быть обузой для молодой красивой жены и не портить ей жизнь. Ведь в селе тяжкий труд. И ей бы пришлось одной кормить всю семью, да ещё и за мной, как за младенцем, ухаживать. Этого я пережить бы не смог. Деточка, я теперь точно знаю, что любая физическая боль намного легче душевной! Я столько раз намеревался сообщить своей Лизоньке, что я живой, но не смел. Не посмел помешать её счастью, зная, что такая красавица не останется одна, а будет жить с нормальным здоровым мужчиной, который сможет ей и дочери быть надёжной опорой.
Когда Валерий Васильевич назвал имя жены, моё сердце будто рукой кто сжал. Вопрос так и вертелся на кончике языка. Хотела на него услышать ответ и боялась. Чувства радости и страха заполнили меня.Неужели передо мной живой мой отец? Вспоминала фотографию, на которой он молодой. Как-будто не похож. Боялась спросить о главном - о фамилии жены,как звали дочь, и в каком селе, районе, области он жил до войны.
Решилась. Глубоко вздохнула, набрав как можно больше воздуха в лёгкие, как перед прыжком в воду, спросила:
- Валерий Васильевич, а как звали Вашу дочь?
- Да, так же как и тебя, Лариса.
- Я – Лариса Валерьевна.
- Надо же какое совпадение!
- Валерий Васильевич, родненький, пожалуйста, назовите Ваше село.
- Название красивое - Яблоневка. У нас до войны яблоневые сады почти в каждом дворе были.
- И аромат по всему селу от яблок и деревянная церковь посреди села стоит, и лесок небольшой есть, и неглубокое озеро за селом. Очень красивое село.
- Всё точно. И церковь, и озеро, и лес. А ты откуда знаешь это село?
- Валерий Васильевич, Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Вам нельзя волноваться. Вы говорили, что у Вас осколки до сих пор есть и один недалеко от сердца. Может это просто многоразовое совпадение, а Вы разволнуетесь. Я родилась и жила в Яблоневке, маму мою зовут Лиза и я Мартыненко Лариса Валерьевна.
Валерий Васильевич побледнел, положил руку на сердце, смотрел на меня и повторял: «Господи! Неужели наша маленькая Ларочка это ты? И ты моя дочь? Как же так. Мы несколько месяцев живём в одном дворе, разговариваем, а моё сердце ни разу не подсказало, что ты моя дочь!»
Он не сводил глаз от меня. Гладил своими тремя пальцами мои волосы и всё повторял: «Спасибо тебе, Господь, что подарил мне великое счастье – увидеть свою дочь!» Стал на колени передо мной и завыл, словно раненый волк.
Плакали вдвоём так громко, что из дома вышла встревоженная Софья Ивановна. Думала, что Валерию Васильевичу плохо, и снова придётся вызывать «скорую». Узнав причину наших слёз, удивилась не меньше нас: «Боже ж, ты мой, какое счастье! Как же так получилось, что вы не узнали друг друга и не почувствовали, что родные?!»
Беспокойный день и бессонная ночь была. Сидели в доме втроём и не могли наговориться. Задавали друг другу вопросы. Получив ответы, всё больше и больше убеждались, что мы – отец и дочь. Рассказала отцу о нашей семье. Я увидела, как повеселели его глаза, когда сказала, что надо маму осторожно подготовить к их встрече.
Утром поехала на почту. Хотела заказать переговоры с мамой. Но потом отказалась от этой мысли. Боялась, что в разговоре не выдержу и проговорюсь, почему я прошу приехать ко мне в субботу. Взяла бланк и отправила телеграмму: « Мама. Большая просьба. Привези яблок с нашего сельского двора. Это очень важно! Продуктов. И обязательно приезжай! У меня всё хорошо. Привет всем. Лариса».
До субботы отец места себе не находил. На него жалко было смотреть. Боялись, что придётся вызывать врача. Слава Богу, обошлось без врача. Все втроём были в таком тревожном состоянии, что не могли толком ничего делать по дому. За три дня о занятиях я и не вспомнила.
В субботу на вокзале встретила маму. По пути думала подготовить её к предстоящей встрече. Но слов подходящих так и не нашла.
Вышли из такси. Открыла калитку. А во дворе, как два солдата на посту, стояли отец и Софья Ивановна.
Мама, только несколько шагов сделав навстречу к отцу, и так же, как много лет назад, получив похоронку, потеряла сознание. Я пыталась её поднять. Отец подошёл к нам. Плакал, гладил её по щеке и шептал: «Лиза, Лизонька моя…»
Стояли с папой на коленях, а мамину голову я прижала к своей груди. Мы с папой плакали, и мои слёзы капали маме на лицо. Она открыла глаза, и такая боль в них была, словами не передать.
Вода не понадобилась. Софья Ивановна шла мне навстречу, а мои папа и мама так и не поднялись с земли, гладили лица, плечи, руки, вспоминая и узнавая дорогое и желанное.
Узнавали и так горько плакали, словно похоронили весь мир, а они остались вдвоём на пепелище прошедшей молодости, счастья, потерянной, но не забытой любви. И эта любовь возрождалась в каждой их клеточке, взгляде, в каждом движении.
Они не замечали ветра, неба, нас. Видели только друг друга. Обнимались так сильно, словно хотели обменяться своими сердцами.
Мы с Софьей Ивановной ушли в дом. А папа с мамой проговорили всю ночь. О чём - знают только они.
Прощаясь, отец и мама были спокойными и счастливыми, словно закрепили свою любовь навеки и никогда больше друг с другом не расстанутся.
Через два дня «скорая» увезла папу в больницу. Горе или радость могут быть одинаково смертельными.
Папа, после отъезда мамы и недели не прожил. Умирал на моих глазах. Последние слова, которые он сказал мне, были: «Доченька, знай, что я всегда помнил, любил и люблю вас. Как жаль, что я не смог увидеть своего сына. Передай им, доченька, что эта осень в моей жизни была для меня самой счастливой!»
18. Отрывок из рассказа Тревожный сентябрь 1941года
Александр Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне
Вот уже и Астрецово позади. Впереди поле, небольшая роща, а за ней и Яхрома. И тут над головами появилась немецкие самолеты. Они шли на Яхрому.
«Мост бомбить будут», - сделал вывод Егорыч.
Все подняли головы вверх, сопровождая взглядом самолеты. Вдруг один из самолетов, словно вздрогнув, стал выпадать из образцового строя. Он резко стал терять высоту и разворачиваться, при этом звук сирены становился всё более надрывным и пугающим. Всем стало страшно, не зная, что делать, подводы остановились. Самолет снижался все ниже и ниже, и всем стало ясно, что он летит в сторону колхозного стада.
Дарья первая вышла из оцепенения и закричала: «Всем в рощу! Гоните стадо в рощу!»
Самолет на бреющем полете пронесся над стадом. От рева моторов и пугающего звука сирены коровы разбегались в разные стороны. Испуганные вздыбившие лошади чуть не сбросили седоков и едва не перевернули подводы. Самолет, пролетев до Астрецово, медленно стал разворачиваться.
«Сейчас на второй круг зайдет!» - крикнул Егорыч.
«В рощу! В рощу!» - громко прокричала Дарья.
Подводы помчались по бездорожью, подпрыгивая на каждой кочке. Все сопровождающие, кроме тех, кто управлял подводами, спрыгнули с телег и бежали рядом. Всадники, добившись управляемости лошадьми, пытались направить разбегающихся коров к роще. Самолет, закончив разворот, вновь приближался. Вдруг из него в сторону стада полетел фейерверк трассирующих пуль, чуть позже зазвучала пулеметная очередь. Одна корова вдруг споткнулась, упала, перевернулась через голову, и осталась лежать на боку.
Самолет снова сделал разворот. Петька, словно во сне, увидел одновременно и бегущую по полю Ольгу, и немецкий самолет, летящий к ней.
«Ложись! Ольга, ложись!» - закричал он. Но Ольга, сорвав косынку, бежала к роще. Самолет стремительно приближался. Рванув уздечку, Петька поскакал к ней, наперерез самолёту. Поравнявшись с Ольгой, он спрыгнул с коня, схватил её в охапку и они вместе упали на траву. В этот момент пулеметная очередь подняла пыль впереди упавшей пары, едва не зацепив убегающего в рощу коня.
Петька с Ольгой лежали на земле, обнявшись. Они не видели ни пулеметной очереди, ни немецкого самолета, делавшего очередной заход, ни разбегающихся коров, ни кричащей и размахивающей руками Дарьи на опушке рощи. Для них обоих время словно остановилось. Их губы нашли друг друга и сомкнулись в бесконечном поцелуе. Немецкий летчик еще раз зашел на лежащую пару, и уже видя их в прицеле, готов был нажать гашетку, но не сделал этого, возможно принял их за мертвых, а может быть, пожалел их любовь, победившую на его глазах саму смерть...
В этот день они не смогли перейти водоканал. Убитую корову погрузили на телегу и отвезли вместе с молоком в Яхрому. Под расписку сдали в городской военный комиссариат, не взяв себе ни кусочка мяса. Ночевали в роще, натянув между деревьями брезентовый тент. Начинал моросить мелкий дождь. Веселья возле костра больше не было, сама смерть дыхнула им сегодня в лицо...
До пункта назначения гурт двигался ещё пять суток, это была уже обыденная прифронтовая работа. Ребят словно подменили, они вмиг повзрослели на несколько лет. Петька с Ольгой с этого дня всегда были рядом. Все приняли это как неизбежное событие, ни кто не осуждал их поведение, и их, так неожиданно вспыхнувшую, любовь.
19. Вода всегда очищает душу
Александр Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
Клавдия с Василием прожили вместе 15 лет, но все эти годы его женой и подругой была бутылка. Ни дня трезвым Василия Клавдия не видела. А всё война, она проклятая! Сколько хороших мужиков не вернулось, молодых, красивых, да и тех, кто вернулся - испортила, пристрастились они к водке. Вот и Василий, до войны каким парнем был! Как ухаживал! Какие подарки дарил! И Клавдия любила его, всю войну ждала. Комсомолка, в Бога не верила, а тут украдкой молиться стала. И любимый вернулся! Но другой. Угрюмый. Злой.
Свадьба была скромной. Василий пил. Вначале Клавдия сама водочку наливала, с войны мужик пришел, каково ему там было, в окопах под пулями-то, и сколько рядом друзей погибло! Вот и сын родился, а Василий ещё больше пить стал, и злость усилилась, а иногда и руку на неё поднимать стал, с сыном к соседям убегать приходилось. А бросить его - идти некуда, да ещё и с ребёнком. Так и терпела, надеялась, снова стала молиться.
Однажды поздним зимним вечером Василий, возвращаясь с пьянки, решил напиться, но поскользнулся и упал в колодец. Холодная вода, словно кипятком обожгла все тело. Хмель как рукой сняло. Василий стоял на твердом дне, воды было по грудь. Он резко рванулся вверх, упираясь руками и ногами в пазы между бревнами противоположных сторон колодезного сруба, но валенки скользили по мокрым брёвнам, и он свалился обратно.
Он попытался кричать и звать на помощь. Тишина. Надежды, что кто-то придет за водой в такой поздний час, тоже не было. Ощущение жара прошло, холодная вода проникла даже в валенки, зубы застучали. Кругом темно, лишь сверху виден квадрат звёздного неба, такой далекий и такой притягательный. Василий сразу вспомнил фронт, как однажды перед ночной атакой он сидел в углу окопа и смотрел на звезды, тогда тоже был квадрат неба. Невольно вспомнилось то состояние отчаянья и безысходности. Как тогда хотелось выжить, вернуться домой здоровым и невредимым, обнять мать, поцеловать любимую девушку. Тоже было холодно и страшно, тоже стучали зубы. Тогда неосознанно рука сама потянулась ко лбу, и он перекрестился. Атака прошла удачно, он выжил. Что его спасло, обращение к Богу или желание обнять любимую?
Почему тогда жаждал встречи с любимой, а сейчас ему ближе пьяные друзья? Почему к родным равнодушие и злость? Что произошло, кто виноват, да ни кто, а что! Водка! «Всё, брошу пить! – прошептал Василий. - Господи, вот вылезу отсюда и брошу!» Он ещё раз попытался карабкаться в валенках, и снова свалился вниз. «Валенки мешают» - сообразил он, и с трудом вытащил ноги из валенок, а также сбросил мокрую телогрейку. Новая попытка выбраться из колодца оказалась удачной, пальцы ног глубже входили в пазы между брёвнами и не соскальзывали.
Перевалившись через сруб, Василий упал в снег и несколько секунд, лежа на спине, смотрел в огромное звездное небо. Колодезная вода смыла с него хмельную пелену, очистила душу. Он выжил, как после той атаки, а в душе так же, как там, на фронте, светилась благодарность то ли Богу, то ли любимой. И уже через мгновенье он бежал домой, не замечая ни холода, ни того, что босые ноги обжигает колючий снег. "Простит... Больше ни капли..." - шептал он...
20. Тревожный сентябрь 1941 года
Александр Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
(Эту историю рассказала мне мама в далеком детстве. Кое что позабылось, а живых очевидцев уже не осталось, поэтому фамилии и имена вымышленные, все совпадения случайны.)
часть 1. Ни кто не считал это героизмом.
Наступила осень 1941 года. Фашисты все ближе и ближе приближались к Москве. Деревня Владимировка, в которой жила Полина, находилась на границе Московской и Калининской областей. В начале сентября можно было уже услышать на западе грохот взрывов и канонаду выстрелов тяжёлых орудий, а немецкие самолеты все чаще стали пролетать над деревней в сторону Москвы.
Председатель колхоза, после срочного вызова в Высоковский Райком, вернулся угрюмый и озабоченный. Сразу объявил о собрании колхозников, на котором зачитал директиву партии об эвакуации скота. Бабы заревели в голос, надежда, что немцев остановят, рухнула. Скот, который столько лет кормил население, забирают неизвестно куда...
На все сборы и подготовку к эвакуации скота дали два дня. Райком постановил задачу эвакуировать 120 коров и 8 лошадей. В рекомендациях указали, что сопровождающих должно быть не менее 15 человек, причем среди них должно быть не менее 10 доярок. Во время перегона необходимо регулярно доить коров, молоко собирать в бидоны. Для этого в команде сопровождения направить 2 - 3 подводы с надежно закрепленными бидонами. По возможности, сдавать молоко по накладной во встречающиеся на пути молокозаводы, в войсковые части, госпиталя и больницы.
В бригаду сопровождения добровольно с энтузиазмом вызвались только трое молодых ребят, по 17- 18 лет, кого на войну по возрасту не взяли. Это были Петька Платонов, Мишка Никитин и Колька Павлов. Шпана можно сказать, им бы только вволю верхом на конях покататься, да ночью возле костра посидеть. С доярками оказалось сложнее, старые ссылались на здоровье, кто помоложе - на детей, мол, семью не на кого оставить. Пришлось агитировать молодых девок и бездетных баб. Полька Фанасьева подходила - не замужем, двадцать один год, работящая, не шибко боевая, да и не тихоня, если что, отпор даст любому.
Полина была не против поездки, но при условии, если её подруга Ольга Яковлева тоже согласится сопровождать стадо. Ольга - видная, красивая девка. Много ребят пыталось завоевать её любовь, но она, отдав сердце одному, погибшему на советско-финской войне, замкнулась в себе, и не обращала внимания на все ухаживания парней.
Стал председатель уговаривать Ольгу, а та ни в какую, не пойду, и всё. А своя корова у Яковлевых плохая была, не то чтобы старая или больная, смолоду мало молока давала, как говорят в народе – не удойная. Ну, председатель возьми да и предложи, мол, выбери себе корову из колхозного стада, а свою сдай. На таких условиях Ольга согласилась. Вечером, в сумерках, чтобы не было лишнего разговора в деревне, Ольга поменяла свою корову на колхозную, и согласилась на поездку.
Старшей группы сопровождения назначили члена правления колхоза Дарью Назарову, женщину строгую, уверенную в себе, аккуратную и настойчивую. Председателю лично самому пришлось уговаривать свекровь Дарьи, чтобы она взяла на время к себе её двух несовершеннолетних ребят. Дарья, пользуясь предоставленной ей властью, забрала себе не только документы на эвакуируемый скот, а и документы всех сопровождающих, сложила все это в старенький портфель, выделенный ей председателем колхоза.
Всем сопровождающим председатель обещал выдать сельскохозяйственных продуктов, как на двадцать трудодней, причем пообещал, что эта выдача не будет учитываться в итоговом расчете за год. И за каждый день перегона скота каждому запишут по два трудодня. Так, уговорами и соблазнами председателю удалось собрать бригаду сопровождения в срок. С вечера коровам подложили побольше сена, чтобы сытыми отправить в дорогу.
И вот гурт в составе стада коров и пяти подвод на телегах рано утром выстроился в середине деревни около скотного двора. На двух подводах, крепко связанные между собой пеньковой веревкой стояли бидоны, на третьей подводе - короб с харчами, ведра-подойники, кой-какая утварь, необходимая в дороге, и небольшой запас сена. На двух последних разместились сопровождающие, каждый оделся потеплее и взял с собой котомку с личными вещами и запасом продуктов на дорогу. Четырех лошадей подвязали к первым двум подводам, а еще на четверых сидели верхом пастух Егорыч и сопровождающие ребята. Полина толкнула в бок Ольгу, кивнула головой в сторону молодых всадников и прошептала: «Эта шпана нас охранять будет?» Не поднимая глаз, Ольга ответила: «Разве это шпана? Дай им сейчас оружие в руки, и разреши воевать, они тут же на фронт убегут! А нас зачем охранять, мы и сами постоять за себя сможем!»
Несмотря на раннее утро, провожать вышли все, и взрослые, и дети. Бабы плакали, старики хмурились, сдерживая слезы, лишь детвора скакала вокруг подвод и пыталась навязаться в сопровождение, ну хотя бы до ближайшей деревни, для них это было приключение. Матери давали последние напутствия своим детям, отъезжающим с гуртом. Председатель обошёл подводы, проверил надежность закрепления бидонов, что-то шепнул Дарье и, прошептав: «Ну, с богом!», махнул рукой и громко крикнул: «Трогай!». Егорыч привычным движением взмахнул кнутом, в утренней тиши щелчок кнута прозвучал выстрелом. Некоторые даже вздрогнули от неожиданности, бабы заголосили.
Стадо коров всколыхнулось, ближайшие к пастуху коровы, избегая удара кнутом, двинулись вглубь стада, расталкивая боками других коров. Те в свою очередь, недовольно мыча, толкали следующих соседей. Когда своеобразная волна движения докатилась до впереди стоящих коров, они тронулись в путь. Для них это был обычный выгон в поле на кормежку. Их даже не удивило то, что стадо направляли не по обычному прогону на пастбище, а по дороге. Стадо спокойно двигалось, повинуясь привычным для них окрикам пастуха и резким щелчкам кнута. По бокам стада, гордо восседая бравыми всадниками, в сёдлах ехали сопровождающие ребята. Вслед за стадом тронулись подводы, не успевшие сесть сопровождающие, догоняли телеги и запрыгивали на них на ходу. Провожающие крестились сами и осеняли крестом уезжающих с гуртом родственников.
Трудности начались сразу, как стадо покинуло деревню и вошло в березовую рощу. Дорога через неё была довольно узкая, и некоторые коровы, предполагая, что их пригнали на выпас в рощу, стали отбиваться от стада и попытались углубиться в лес, чтобы пощипать траву. Верхом на коне ехать по лесу было не безопасно, сучья деревьев хлестали по лицу, царапали голову и плечи. Ребятам пришлось спешиться и бегать вдоль стада, выгоняя коров из леса на дорогу. Пройдя лесную дорогу, пересчитали коров, все оказались на месте. Ребята немного устали, но, вновь оказавшись в седле, повеселели. Тронулись дальше. По мосту перешли речку Раменку, прошли село Воздвиженское и на поле остановились на полуденную дойку. Подоенное молоко слили в бидоны, и Дарья отправила Полину с Ольгой на Воздвиженской молокозавод, сдать молоко. Пока шла дойка, и сопровождающие перекусывали то, что взяли из дома, коровы пощипали траву и напились из канавы. Стадо тронулось дальше, а Полина с Ольгой, сдав молоко, догнали гурт в районе деревни Чернятино.
Первая ночевка, как и планировали, состоялась за деревней Копылово. На поле около леса распрягли подводы, лошадей стреножили и пустили в поле на кормежку. Доярки доили коров. Молоко сливали в бидоны, по плану, его надо сдать завтра на молокозавод в Вельмогове. Ребята разожгли костер, сварили картофель и вскипятили чайник. Коровы жадно щипали траву, Егорыч подогнал их к пруду на водопой. Поужинали. Горячая картошка с солью запивалась парным молоком. У каждого ещё были вареные вкрутую яйца, соленые огурцы, лук. Ужин удался на славу. Начало смеркаться. Погода была прекрасная, дождя не предвиделось, брезентовый тент от дождя решили не натягивать. Пожилые доярки быстро нашли себе спальные места на телегах, подстелив на них побольше сена. Молодежь засиделась у костра, рассказывая разные истории. Часто конец истории заканчивался дружным смехом. Петька сидел на брёвнышке рядом с Ольгой. Вечер был прохладный, поэтому все старались придвинуться поближе к костру, плотно прижавши друг к другу. Петька через телогрейку чувствовал тепло тела Ольги, это было приятно. Иногда во время беседы он поворачивался к ней, и её красивое лицо было очень близко, и кончики её локонов, выбившие из-под косынки, приятно щекотали его щеку. Что-то непонятное творилось в его душе. В свои 17 лет он еще ни разу не увлекался какой-либо девчонкой. Он не был ненавистником женского пола, и во время игр в молодежной компании были попытки пощупать противоположный пол за интимные места. И это доставляло ему удовольствие, но кратковременное. Ухаживать ни за кем он не пытался, и на данный момент был совершенно нецелованным. И вот сейчас близость девушки, которая была немного старше, смущала его, но при этом доставляла удовольствие.
Молодежь разговорилась, вспоминались все новые и новые истории, и казалось, что нет ни какой войны, что это всё где-то далеко и их не касается. Но вдруг потухший закат на западе в стороне Калинина начал разгораться красно – оранжевыми бликами, послышались раскаты грома. Все устремили взор туда. Кто-то произнес: «Это не гроза, это бомбежка! Это война!» Хорошее настроение вмиг сменилось тревогой. К костру подошла Дарья, назначила двух дежурных на ночь, попросила остальных ложиться спать. Уставшие коровы, похватав травы, уже разлеглись кучкой, мотали головами, отпугивая назойливых комаров, и монотонно двигали челюстями, пережевывая жвачку. Дежурные пошли собирать в табун лошадей, которые разбрелись по лугу. Потом принесли с опушки сухие сучья для костра.
Как только забрезжил рассвет, Дарья подняла доярок, началась утренняя дойка. Дежурившие ночью ребята улеглись отсыпаться на телегу на их место. Так получилось, что Петька лег на телегу, где спала Ольга. И он сразу это почувствовал, её запах сохранила охапка сена. И это опять доставило ему приятное впечатление, и он уснул с улыбкой на губах. После дойки подняли всех, перекусили хлебом с парным молоком и тронулись дальше. Дорога шла через лес, но в этот раз он был густой и пугающий, коровы жались к середине дороги и не пытались углубиться в чащу. Ребята ехали верхом всю дорогу рядом с коровами, поглядывая по сторонам сверху. Небольшим препятствием на пути стала узкоколейка, соединяющая торфоразработки с железнодорожной станцией. Коров напугали длинные рельсы и деревянные шпалы, пропитанные креозотом с резким запахом дегтя. Коровы сгрудились перед железнодорожной насыпью, раздували ноздри, хватая незнакомый запах, и ни как не хотели перешагнуть через рельсы. Сообразительный Петька предложил нескольким коровам накинуть веревку на рога, подвязать к лошадям и силой протянуть их через железнодорожное полотно. Так и сделали. Присутствие впереди лошадей немного успокоило коров и они, взбрыкивая, проскочили через рельсы, за ними последовали и остальные. Петька стал героем дня, и немного задрал нос кверху.
Полуденную дойку провели немного с опозданием, в Решетниково, у пруда. Место удачное и для водопоя, и по опушке леса можно было покормить стадо. После дойки все бидоны были заполнены молоком. Полина и Ольга готовились к поездке на молокозавод в деревню Вельмогово. Петьку с Колькой Дарья отправила на вокзал в Решетниково, узнать расписание поездов, чтобы спланировать перегон лошадей через железнодорожный переезд. Станция Решетниково была узловой, и на ней часто сортировались составы, при этом железнодорожный переезд закрывали. А вдвоем их отправила из-за опасения встречи с цыганами, которые в довоенное время часто отирались в этих краях. Кража лошадей у них была лакомым кусочком. «Один узнает у дежурного расписание поездов, второй стережет лошадей!» - проинструктировала Дарья ребят. Они так и сделали. Приехав на станцию, Петька отдал уздечку Кольке и побежал в здание вокзала. Найдя дежурного по вокзалу, он без каких либо объяснений потребовал от неё график движения поездов на ближайшие два – три часа. Дежурная выслушала его, понимающе кивнула, и, покрутив ручку телефонного аппарата, сказала в трубку: «Тут молодой человек срочно требуют график движения поездов». Повесила трубку на аппарат, и, посмотрев на Петьку, сказала: «Ожидайте, сейчас принесут!» Петька выдвинул грудь вперед и приподнял голову, ему понравилось, как его тут встретили. Он с важным видом стал рассматривать красочные плакаты, висящие на стенах вокзала. На них советские солдаты со штыками шли в атаку, красноармеец колол штыком Гитлера, пионеры выслеживали диверсантов, там так и было написано: «Ребята защищайте Родину, выслеживайте врагов, сообщайте взрослым!» Плакат очень понравился Петьке, вот бы и ему поймать диверсанта! В этот момент появились два милиционера, они подошли к Петьке и первый спросил: «Это тебе нужен график движения поездов?» Не успел Петька кивнуть головой, как второй милиционер, заломив его руки за спину, надел на них наручники. «Ну что, немецкий диверсант, попался!» - радостно воскликнул он. У Петьки не столько от боли, сколько от обиды на глазах выступили слёзы. «Я ни какой не диверсант! Мы колхозных коров от немцев угоняем, - закричал он. - Нам стадо через железную дорогу перегнать надо!» Подошла дежурная, стали разбираться. Петька сказал про Кольку, ждущего его на улице. Дежурная спросила, есть ли у них молоко, так как ей поступила заявка на 200 литров молока для военно-санитарного поезда. «Конечно, есть! – воскликнул Петька, но грустно добавил, - Если его уже не увезли в Вельмогово, на молокозавод». «Переезд будет закрыт еще часа два, не увезли», - заявила дежурная. – Ну что, даете молоко?» Наручники сняли. Один из милиционеров поехал с Колькой к Дарье. Петька остался под присмотром второго милиционера, оба уселись на лавочку под плакатом «Искореним шпионов и диверсантов, троцкистко - бухаринских агентов фашизма!»
Молоко увести не успели, дежурная под расписку получила пять бидонов молока, Петьку отпустили из-под стражи, и он попросил, чтобы не рассказывали ни кому, что его приняли за шпиона. Дежурная организовала перегон стада через железнодорожный переезд, выделив двух стрелочников с флажками. Место железнодорожного переезда было оборудовано шлагбаумом и деревянным настилом между рельсами. Стрелочники подняли шлагбаум и разошлись в разные стороны встречать поезда. Всадники выехали вперед, за ними коровы. В этот раз они спокойно перешагивали рельсы по деревянному настилу, прикрывающему шпалы. Переправа прошла организованно и спокойно. Ближе к вечеру стадо подошло к шоссе Москва – Ленинград. На удивление, движение по шоссе было не интенсивное. Перегородив дорогу с двух сторон всадниками, Дарья дала команду на перегон стада. Через полчаса вышли на поле перед деревней Минино.
Часть. 2 Настоящие прифронтовые будни.
Расположились на ночевку на опушке возле ручья. С дойкой запоздали, последних коров доили уже в сумерках. За ужином все оживились. Усталость не повлияла на посиделки около костра. Петька снова сел рядом с Ольгой. С юмором вспоминали преодоление трудностей дневного перехода. Молодежь опять задорно смеялась. И Петька решил в подробностях рассказать свои приключения на железнодорожном вокзале, как его приняли за немецкого шпиона. Все смеялись, некоторые до икоты. Ольга смеялась, держась за живот, покачиваясь то вперед, то назад. Петька тоже не мог сдержать смеха. В один момент они столкнулись лбами, что усилило всеобщее веселье. Потирая лбы, они посмотрели друг на друга, и обоим не хотелось отводить глаза. На западе снова загромыхало. В темном небе послышался противный монотонный гул немецких самолетов, летящих в сторону Москвы. Костер сразу притушили. Все затихли. Дарья назначила дежурных на ночь, Петька с Колькой отправились к стаду.
Ещё пару дней пути прошли без приключений, речку Сестру прошли по броду, указанному местным населением. Переночевав на поле перед Рогачевом, двинулись в сторону Дмитрова. Стадо погнали южнее Рогачева - через Поповское, Черных и Садниково. Речку Степановку прошли по мелководью. Подводы с молоком как обычно Полина с Ольгой повезли по шоссе на молокозавод в город Рогачев. Договорились, что они встретятся с гуртом за деревней Подвязново. Дорога по городу к молокозаводу оказалась забитой войсками, шедшими навстречу, на запад. При виде войск, девчонок охватила радость – значит, есть кому защитить их от фашистов. Навстречу войскам двигались беженцы, в основном это были неорганизованные группы из нескольких семей, некоторые вели с собой корову, реже была подвода с лошадью. Большинство из них были женщины с детьми, за спиной вещевые мешки и котомки, в руках небольшие корзины и кули. Продвигались медленно. Полина стала волноваться, не опоздать бы к месту встречи, эту местность она не знала. Вдруг с неба послышался надрывный звук летящих самолетов. Где-то на краю города застучали зенитки. В толпе прозвучало отчаянное: «Фашисты летят!» Звук усиливался и приближался. Вдруг из-за крыши близ лежащего дома вылетело несколько самолетов с фашистской свастикой на крыльях. В толпе кто-то крикнул: «Сволочи! На Москву летят!» Самолеты шли на небольшой высоте, рев моторов и сирен напугал и людей и животных. Лошади остановились, начали гарцевать на месте, завертели головами и зафыркали. Беженцы ринулись с улицы в ближайшие переулки. Военные, не теряя организованности, пожались к зданиям, пытаясь укрыться под деревьями, растущими вдоль улицы. Проезжая часть моментально стала свободной. Полина сообразила, что спрятаться с подводами им не удастся, а дорога впереди освободилась, громко крикнула Ольге: «Погнали! – а лошади – Но! Родимая!», и щёлкнула вожжами по крупу лошади. Лошадь, недовольно мотнув головой, рысью рванулась вперед. Ольгина подвода мчалась следом. Они быстро добрались до молокозавода, и уже через час выехали из города в направлении Дмитрова.
Проехав деревню Подвязново, девчонки не увидели своего стада. На душе стало тревожно, где искать своих, они не знали. Решили проехать по дороге дальше, в сторону Дмитрова. Неописуемая радость охватила обоих, когда они увидели Петьку, ехавшего по полю наперерез им. С нескрываемой радостью обе бросились его обнимать, едва тот соскочил с лошади рядом с подводами. Когда Ольга обняла его за шею, кровь прихлынула к его голове, в висках застучало, он почувствовал, что покраснел и сильно смутился от этого.
Краснея и сбиваясь, Петька рассказал, что коровы испугались немецких самолетов и разбежались. Всадники с трудом сумели согнать их в кучу, но при этом они отклонились от запланированного маршрута, и стадо оказалось в районе деревни Бестужево. Сопровождающие подводы, выехав на бездорожье, отстали от стада. Но сейчас уже все собрались на берегу небольшой речки. Тут Дарья вспомнила про Полину и Ольгу и отправила его к назначенному месту встречи на их поиски.
Через полчаса подводы в сопровождении Петьки прибыли к стаду. Все радовались, будто не виделись вечность. За эти несколько дней они стали словно родными. Время полуденного отдыха несколько увеличилось. Коровы, воспользовавшись этими, жадно щипали траву. Полина рассказала Дарье, что шоссе Дмитров – Рогачев загружена войсками и беженцами. Прогнать по нему стадо коров будет сложно. Поговорив с местными жителями и изучив карту, выданную райкомом, Дарья приняла решение идти на Яхрому не через Дмитров, а по Рогочевскому шоссе через Телешово до Федоровки, а дальше на Яхрому через Астрецово.
После обеда погода испортилась, заморосил дождь, похолодало. Решили дать отдых животным. Местные жители организовали ужин и предоставили им для отдыха служебное помещение сельского клуба. Пастух Егорыч и Петька, поужинав, надели плащ-палатки от дождя и отправились в ночное к стаду. Какое же у них было разочарование, когда утром они узнали, что всем сопровождающим разрешили бесплатно посмотреть в клубе вечерний сеанс фильма «Тимур и его команда».
Очередной дневной перегон прошёл без особенностей. По подсказке местных жителей сократили путь, свернув с шоссе не доходя до Федоровки на Филимоново. Жители деревни их встретили тепло. Предложили загнать стадо в опустевший коровник, их коров эвакуировали неделю назад. Помогли провести вечернюю дойку, всё молоко под расписку председателя местного колхоза забрали местные жители. Для сопровождающих истопили баню на берегу прудика. Мужчин было меньше, и их Дарья отправила в баню первыми, мол, мойтесь быстрее, а женщины потом подольше попарятся. Егорыч оказался не охотник до бани, а ребята быстро управились, и даже сумели после парилки окунуться в пруду. Бабы поделились на две группы, вначале пошли пожилые доярки, потом Дарья с молодыми девками. Дарья попросила ребят подежурить невдалеке от бани, вдруг чего понадобится. Так и получилось, закончилась холодная вода. Дарья выставила вёдра на крыльцо и кликнула ребят. Схватив ведра, те побежали на пруд, а когда принесли полные, дверь распахнулась, полуголая Дарья стала забирать у них ведра, а за её спиной голые девки весело завизжали. Последним Петька передавал ведро Дарье и взглянул в приоткрытую дверь. В облаке тумана и пара стояла голая Ольга, слегка прикрывая ладонью низ живота. Её полные груди с пурпурными сосками словно приковали взгляд Петьки. Сердце рванулось и замерло, ему стало нестерпимо жарко. Глаза непроизвольно стали опускаться ниже, белый живот, пупок, широкие полные бедра, ладонь, закрывающая нечто интимное, обвораживающее, и вмиг ставшее желанным для взгляда. Сердце бешено застучало, а жар неожиданно спустился вниз живота, наполнил кровью мышцы ног и кое-что еще, что стало давить на брюки, предательски выпячиваясь вперед. Секунда, показавшая Петьке вечностью, закончилась смехом Дарьи. «За смотрины у нас деньги берут! Или отрабатывают! Может, спинки моим девкам потрешь!» - весело спросила она остолбеневшего Петьку. Петька покраснел, отдал ведро, прикрыл рукой выпяченный желвак брюк, развернулся и побежал за угол бани к ребятам. Сзади раздался хохот девчат. Ему было стыдно, он пытался уложить предательское тело, но оно наоборот, становилось все упруже и упруже. «Ребята засмеют, если увидят», - подумал Петька, развернулся и побежал к пруду. Став на мостках на колени, он направил торчащий предмет вдоль ноги, наклонился к воде и, черпнув ладонью холодную воду, умылся. Стал успокаиваться. Дарья вновь высунулась из бани и крикнула ребятам: «Брысь в деревню, мы выходим к пруду, хотим окунуться!» Ребята поплелись в сторону деревни, Петька шел за ними, но не стремился их догнать. Мысли его путались, в памяти время от времени всплывала обнаженная фигура Ольги, а в душе чувство стыда сменяло непонятное ему чувство радости и счастья. И это было ему очень приятно. Когда ребята отошли на достаточно большое расстояние, возле бани раздался задорный смех. Ребята оглянулись, в вечерних сумерках едва различимые голые тела девчонок с визгом прыгали с мостков в воду.
После бани, поужинав, все быстро улеглись спать вповалку в служебном помещении коровника, накрыв брезентом разворошенное на полу сено. Было мягко, а прижавшись друг к другу было и тепло. За ужином Петька не поднимал глаз, ему казалось, что все знают о его желваке в штанах. Он, то краснел, и его бросало в жар, то его спина покрывалась холодным потом. Ложась спать, он долго думал, с кем рядом разместиться. В конце концов, заметив, что ни кто, кроме Ольги на него и не смотрит, успокоился и лег рядом с ней. Тепло её тела, запах банного мыла и аромат свежего сена кружили его голову. Такого приятного ощущения он еще не испытывал ни когда, и даже не заметил, как уснул беспробудным сном. Проснувшись утром последним, когда все доярки уже ушли к стаду, вздохнул с досадой, ночь очень быстро пролетела.
Позавтракав, двинулись дальше. Прошли Ольгово, провели полдневную дойку, быстро пообедали. По плану к вечеру должны пройти Яхрому и мост через водоканал "Москва-Волга".
Вот уже и Астрецово позади. Впереди поле, небольшая роща, а за ней и Яхрома. И тут над головами появилась немецкие самолеты. Они шли на Яхрому.
«Мост бомбить будут», - сделал вывод Егорыч.
Все подняли головы вверх, сопровождая взглядом самолеты. Вдруг один из самолетов, словно вздрогнув, стал выпадать из образцового строя. Он резко стал терять высоту и разворачиваться, при этом звук сирены становился всё более надрывным и пугающим. Всем стало страшно, не зная, что делать, подводы остановились. Самолет снижался все ниже и ниже, и всем стало ясно, что он летит в сторону колхозного стада.
Дарья первая вышла из оцепенения и закричала: «Всем в рощу! Гоните стадо в рощу!»
Самолет на бреющем полете пронесся над стадом. От рева моторов и пугающего звука сирены коровы разбегались в разные стороны. Испуганные вздыбившие лошади чуть не сбросили седоков и едва не перевернули подводы. Самолет, пролетев до Астрецово, медленно стал разворачиваться.
«Сейчас на второй круг зайдет!» - крикнул Егорыч.
«В рощу! В рощу!» - громко прокричала Дарья.
Подводы помчались по бездорожью, подпрыгивая на каждой кочке. Все сопровождающие, кроме тех, кто управлял подводами, спрыгнули с телег и бежали рядом. Всадники, добившись управляемости лошадьми, пытались направить разбегающихся коров к роще. Самолет, закончив разворот, вновь приближался. Вдруг из него в сторону стада полетел фейерверк трассирующих пуль, чуть позже зазвучала пулеметная очередь. Одна корова вдруг споткнулась, упала, перевернулась через голову, и осталась лежать на боку.
Самолет снова сделал разворот. Петька, словно во сне, увидел одновременно и бегущую по полю Ольгу, и немецкий самолет, летящий к ней.
«Ложись! Ольга, ложись!» - закричал он. Но Ольга, сорвав косынку, бежала к роще. Самолет стремительно приближался. Рванув уздечку, Петька поскакал к ней, наперерез самолёту. Поравнявшись с Ольгой, он спрыгнул с коня, схватил её в охапку и они вместе упали на траву. В этот момент пулеметная очередь подняла пыль впереди упавшей пары, едва не зацепив убегающего в рощу коня.
Петька с Ольгой лежали на земле, обнявшись. Они не видели ни пулеметной очереди, ни немецкого самолета, делавшего очередной заход, ни разбегающихся коров, ни кричащей и размахивающей руками Дарьи на опушке рощи. Для них обоих время словно остановилось. Их губы нашли друг друга и сомкнулись в бесконечном поцелуе. Немецкий летчик еще раз зашел на лежащую пару, и уже видя их в прицеле, готов был нажать гашетку, но не сделал этого, возможно принял их за мертвых, а может быть, пожалел их любовь, победившую на его глазах саму смерть...
Самолет ещё кружил над полем, когда в рощу прибежала Полина. Она сразу подошла к Дарье и потребовала: «Отдай мой паспорт! А вдруг, тебя убьют, и мы не найдем тебя! Без паспорта первый попавший милиционер арестует как врага народа или немецкого диверсанта! Отдай паспорт!» – словно в истерике твердила она, не замечая вражеского самолета. Дарья поняла опасения Полины, и когда все сошлись к вечеру к роще, собрав в стадо всех разбежавшихся коров, раздала всем их документы.
В этот день они не смогли перейти водоканал. Убитую корову погрузили на телегу и отвезли вместе с молоком в Яхрому. Под расписку сдали в городской военный комиссариат, не взяв себе ни кусочка мяса. Ночевали в роще, натянув между деревьями брезентовый тент. Начинал моросить мелкий дождь. Веселья возле костра больше не было, сама смерть дыхнула им сегодня в лицо...
До пункта назначения гурт двигался ещё пять суток, это была уже обыденная прифронтовая работа. Ребят словно подменили, они вмиг повзрослели на несколько лет. Петька с Ольгой с этого дня всегда были рядом. Все приняли это как неизбежное событие, ни кто не осуждал их поведение, и их, так неожиданно вспыхнувшую, любовь.
При сдаче животных в пункте назначения пришлось оставить и две подводы с бидонами. Домой возвращались на трех подводах. Две лошади под седлами использовали для разведки наиболее кратчайшего пути. Сокращая путь, проехали через город Клин. На центральной площади они остановились, из репродуктора звучал голос Левитана:
«От Советского информбюро. В течение ночи на 24 сентября наши войска вели бои с противником на всех участках фронта. ... Агрономы, зоотехники и другие работники животноводческих совхозов прифронтовой полосы сохраняют поголовье племенного скота. Бухгалтеру совхоза Токарево П. П. Клюеву было поручено перегнать в глубокий тыл 205 племенных коров, быков и телят. Несмотря на трудности перегона, весь скот доставлен на место назначения в хорошем состоянии. Управляющий фермой совхоза Засижье тов. Гаврилов отлично руководил перегоном более 700 голов скота. Значительную часть пути пришлось пройти по району действий вражеской авиации. Все животные были доставлены в целости. Работники племсовхоза Сычёвка, перегоняя 750 голов скота, организовали в пути переработку молока на сепараторах. Обратом кормили телят, а сливки сдавали на сливные пункты. Перегоном ценнейшего племенного стада руководила тов. 0. В. Суровникова - работник совхоза Носково. Она успешно вывела скот из опасной зоны и доставила его на место назначения без потерь.»
«Дарья, а про нас Левитан тоже расскажет?» - спросил Колька, когда репродуктор замолчал.
«Ты же слышал, там по 700 и 750 голов племенных коров перегоняли, а мы только 120 обычных, да и то одну не уберегли, - грустно сказала Дарья. – Трогай, скоро будем дома!»
Услышанная сводка советского информбюро об успехах советских войск давала надежду. Тем не менее, всех одолевало тревожное сомнение, что будет, если в деревню придут немцы. Как жить, что делать? Не возвращаться нельзя, у всех в деревне остались близкие родственники. Колонна из трех подвод и двух всадников медленно двигалась в неизвестное.
На одной из телег, прижавшись друг к другу, сидели Петька и Ольга. Любовь, так неожиданно вспыхнувшая в их сердцах, подарила им это короткое счастье. Они не знали, и даже не хотели думать о том, какие испытания предстоят им уже в недалеком будущем...
21. Интервью с человеком из прошлого
Александр Козлов 11
3 место в Основной номинации «ВТ»
3 место в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №7
«Здоров будь, Фанасий! Тут вот корреспондент из газеты, хочет интервью с тебя взять. Поговори с ним! Смотри не сболтай чего лишнего, сам знаешь, какие последствия могут быть», - скороговоркой протараторил председатель колхоза, переступая порог.
Вслед за ним в облаке морозного тумана в избу вплыл хлюпкий парнишка, в светлым пальто из драпа и меховой шапке-ушанке с приспущенным козырьком и завязанными на затылке тесёмками наушников. Он усердно потирал замерзший нос и щёки, и, громко стуча валенком о валенок, тщетно пытался сбить прилипший к ним снег, топчась у порога на сухой невыделанной овечьей шкуре, кожАнке.
«На крыльце голикОм надо было обмести валенки - то, а не в избу снег тащить», - недовольно буркнул Афанасий.
«Ну, не серчай, Фанасий, городской он, это я промашку дал, не объяснил», - попытался разрядить обстановку председатель.
Увидев образа с горящей возле них лампадой, корреспондент шепнул председателю: «Он верующий что ли, сейчас и будет одно и то же твердить на все вопросы - «Слава Богу, хорошо!»
«Не паникуй!» - шепнул в ответ председатель.
«Ну, чего под порогом толкаетесь, проходте вперед! Если надолго, то раздевайтесь. Анисья, ставь самовар!» – сделав вид, что не слышит шёпот вошедших, проворчал Афанасий. Пристально оглядев корреспондента с ног до головы, добавил: - «Слава богу, живем хорошо! Правда, угощать шибко нечем, а картошкой с солеными огурцами накормить можем, если не побрезгуете».
Председатель хитро подмигнул корреспонденту и вытащил из-за пазухи бутылку самогона. «Я же говорил, у Фанасия закусь найдется! Ты Анисья не сердись, не каждый день к нам корреспонденты с района приезжают. Да и для сугреву немного надо, мороз-то вон как завернул!» - обратился он к жене Афанасия.
Поставив бутылку на стол, председатель скинул с плеч тулуп и повесил его на гвоздь слева от двери. Отряхнув шапку от инея, попытался водрузить её на воротник тулупа, но подумав, положил на край лежанки русской печи, чем напугал лежащих там внуков Афанасия от средней дочери. Корреспондент последовал примеру председателя. Раздевшись, оба прошли в середину комнаты, ожидая предложения усесться за стол.
Корреспондент, словно ненароком, изучал обстановку избы, которую освещала подвешенная над столом керосиновая лампа с абажуром. В центре избы, челом к двери, стояла русская печь. Дощатая перегородка между печью и передней стеной разделяла избу на две половины. В левой половине в переднем углу под образами стояли две лавки, по передней стене - длинная, вдоль боковой - короткая, рядом с ними стол с несколькими табуретками. Справа вдоль перегородки весь промежуток от печки до окна занимала железная двуспальная кровать, покрытая покрывалом, поверх которого горкой лежали три подушки, накрытые кружевной накидкой. С торцов и сбоку кровать украшали подзоры с кружевами. Вдоль кровати и печки, от самого окна до кожанки возле двери на полу лежал разноцветный полосатый самотканый половик. Слева, недалеко от стола, стоял буфет с красивой резьбой по дереву, что говорило о былом достатке семьи. Рядом с буфетом, напротив печи, стояла небольшая печка - щит, соединенный с русской печью жестяной трубой, расположенной вверху под потолком. Обычно русскую печь топили утром, чтобы приготовить еду, а в зимнее время года ночью избу обогревали щитом, сжигая в нем вечером охапку дров. Вот и сейчас там потрескивали поленья.
Между щитом и задней стеной дома занавеска отгораживала уголок с кроватью и сундуком. В правом углу от двери напротив шестка печи располагалась кухня с небольшим столиком в углу, над которым висел шкаф с посудой и продуктами. У стены на небольшой скамейке стояли ведра с водой. Сразу возле двери к стене прикреплен рукомойник, под ним ведро для использованной воды. На гвозде рядом с рукомойником висело льняное полотенце для лица, ниже, на уровне пояса, темно-синяя сатиновая тряпка для рук. Между рукомойником и скамейкой прислонившими к стенке стояли несколько ухватов и кочерга. Между печкой и правой стеной избы висела занавеска, закрывающая вход в левую половину избы. Окна были украшены двумя отдельными занавесками. Верхняя - из тюли, одна на всю ширину окна. Нижняя из плотной белой ткани, состояла из двух занавесок, которые днем раздвигались по сторонам, давая возможность солнечному свету проникать в избу, а вечером сдвигались в середину окна, закрывая оконный проем и предотвращая возможность заглядывать в избу с улицы. Не каждая семья в деревне имела занавески на окнах. Возле печи со стороны кухни слева от шестка на табурете стоял самовар.
Анисья черпнула совком красные угли в щите, всыпала их через конфорку в кувшин самовара, бросила туда щепу и насколько сухих еловых шишек и деревянных брусочков, сняла конфорку, нахлобучила на самовар трубу и, выдернув крышку из круглой дыры в печи, вставила калено трубы в это отверстие. Пламя щепы, подхваченное тягой печной трубы, загудело в самоварной трубе, быстро разжигая деревянные брусочки и шишки. В самоваре что-то треснуло, и он начал потихоньку шуметь.
Афанасий пригласил гостей к столу. Корреспондент достал блокнот и карандаш, присел на лавку к столу и приготовился записывать. Он внимательно поглядел в глаза Афанасию и немного растерянно спросил: «Извините, председатель все твердит – Фанасий, да Фанасий! А как правильно ваше имя и отчество?»
«Дак, это у нас в деревне у всех имена перевирают, сокращают, чтобы проще обращаться друг к другу. Так сказать, чтобы время лишнее не терять! – первый раз за вечер улыбнулся Афанасий. – А имя моё – Афанасий, а отца моего звали Иван. А сами-то кто будете, для чего вам я потребовался? »
«Я корреспондент газеты «Серп и Молот». Мне поручили взять интервью у передовиков в колхозах района. Вот председатель и порекомендовал мне вас. Мне известно, что вы были кузнецом. У вас была своя кузница. А когда создавался ваш колхоз, вы вступили в него, добровольно передав её колхозу. Это так?» - спросил корреспондент, заглядывая в свой блокнот.
Афанасий сразу нахмурился, тяжело вздохнул, оглянулся в сторону кухни, и обратился к жене: «Анисья, ну где там ужин?» Анисья положила на стол три вилки, поставила блюдо с горячей картошкой в мундире и тарелку с солеными огурцами, достала из комода три граненых стакана, потом принесла хлеб, завернутый в салфетку. Развернув салфетку, взяла краюху в руки и, прижав её к груди, большим ножом отрезала несколько ломтей, положила всё обратно на салфетку и ушла во вторую половину избы.
Афанасий кивнул председателю. Тот, взяв бутылку, зубами вытащил пробку и налил самогон в каждый стакан до половины. Затем первый поднял стакан и сказал: «Ну что, выпьем за знакомство!» Все взяли стаканы, чокнулись и выпили. Афанасий подвинул тарелку и миску к гостям поближе. Занюхали хлебом, закусили огурцом, дружно выбрали по горячей картофелине и стали чистить на ней кожуру, иногда дуя на обожженные пальцы. Закусили, чередуя хлеб, огурец и картошку.
Первым молчание нарушил корреспондент: - «Афанасий Иванович, так что вы расскажите о своем решении вступить в колхоз?»
«А что вы хотите услышать, что я не захотел, чтобы меня раскулачили и в Сибирь отправили? Вон в соседней деревне, отказался кузнец в колхоз вступать, и где он? Где его жена и дети? А у меня на то время их шесть было, и меньшей, Польке 10 лет».
Председатель нервно несколько раз толкнул Афанасия ногой под столом, схватил бутылку и со словами: « Давай-ка повторим!» - плеснул понемногу в стаканы.
Повторили. Съели ещё по одной картофелине. Корреспондент вновь потянулся за блокнотом. «Так значит, вы теперь убедились, что десять лет назад сделали правильный выбор! - торжественно воскликнул он. – И вы целы, и семья в достатке!»
Председатель с удовольствием покачал головой, вытирая пот со лба и толкая Афанасия ногой под столом. Но Афанасий, словно не замечая намеки председателя, уставился на корреспондента и спросил: «А вы видели, в каком состоянии кузница спустя десять лет? Где весь инструмент? Если требуется кузнечный ремонт, обращаемся в село! Уголь полгода назад закончился, и ни кому нет дела!».
Председатель прямо подскочил на табурете. Схватил бутылку и разлил оставшийся самогон по стаканам. «Афанасий, выпей, да остуди свою голову. А то сейчас наговоришь, что у нас в колхозе вредители народа имеются. Заказали уже уголь, месяц назад заказали! На следующей неделе отправим подводу в район и привезём! А тебя я сколько раз просил найти толкового парня да обучить кузнечному делу. А ты: «Нет, по наряду работать буду. Старый уже!»
«А у тебя на ферме толковые есть? Говно из-под коров хорошо и вовремя убрать не могут. Коровы все по уши грязные. А молока они сколько в день дают, ведро! А домашние коровы - три ведра! Почему?» - повышая и повышая голос, наступал Афанасий на председателя.
«А потому, что колхозники не добросовестно работают, абы как, время отбыли, трудодень заработали, и айда на домашнее хозяйство, на себя работать! А на себя можно и напрячься, силы то сэкономили!» - вспылил председатель.
«А что для колхозника трудодень? Палочка в твоем талмуде! Что он получит в конце года на эту палочку! Шиш с маслом! Все давно уже ноги протянули, если бы не личное хозяйство! В прошлом году ни копейки на трудодень не выдали. Деньги крестьянин видит, когда своё что-нибудь продаст!»- разогретый самогоном наезжал Афанасий на председателя.
«А ты будто и не знаешь, что государство нам трактор в прошлом году дало. За него мы должны рассчитаться?»- словно козырную карту бросил на стол председатель.
«Трактор - это хорошо! А сколько дней в году работает твой трактор? Он больше в ремонте стоит и запчасти ждет! А народ как в прошлом веке, всё делает в ручную, да на лошадях выезжает. Косим - косой, гребем - граблями, рожь жнем - серпом, молотим – цепом. Воду коровам и ту таскаем ведрами. Зять был в Москве в прошлом году на открытии какой-то сельскохозяйственной выставки, там разные машины показывали, и сеялки, и веялки, и косилки, и насосы. А где они, почему у нас их нет?»
«Как рассчитаемся за трактор, так и мы чего-нибудь купим», - попытался оправдаться председатель.
«Говоришь: «Найди умного для обучения!» Да все умные ринулись в город, там деньгами за работу платят. Даже вон в селе, в стеклодувке, и то выгоднее работать, чем у тебя в колхозе!» - окончательно вышел из себя Афанасий.
Председатель выплеснул в рот оставшийся в стакане самогон, соскочил с табурета, побежал к двери, схватив на ходу шапку с печи, и махнул рукой корреспонденту: «Пошли отсюда, я думал, он по-человечески поговорит, а он в бочку полез!» Снял с гвоздя свой тулуп. Корреспондент тоже опустошил свой стакан и стал одеваться. «Ну и показал ты мне передовика, он же человек из прошлого, он же частную собственность восхваляет, в бога верит!»- с обидой шепнул он председателю.
Из-за печи вышла Анисья: «Куда же вы? Председатель, а чайку попить, самовар уже закипел!»
«Спасибочки! Я уже сам закипел от твоего дурака! Теперь вот убеждать корреспондента придется, что он ничего не слыхал!» - выругался председатель и, пропустив вперёд корреспондента, вышел из избы, громко хлопнув дверью. Белые клубы тумана, медленно оседая, доплыли до середины избы.
Афанасий молча сидел на своём табурете. Приподняв голову на образа, он тяжело вздохнул и сказал: «Неужели ты это не видишь? Тогда почему ничего не делаешь?» Испуганные пацаны круглыми глазами смотрели с печи на деда, не понимая, что произошло. Анисья подошла к Афанасию, положила руки на плечи, прижалась к его спине. «Всё он видит! Это испытание всем нам, за грехи людские. И чего ты разошёлся, накликаешь беду на наши головы», - со вздохом сказала она и уголком платка вытерла навернувшие на глаза слезы.
«Я человек из прошлого! - задумчиво проговорил Афанасий. - Посмотреть бы, какими вы будете в будущем... А самогон-то у него паршивый!» - и с досадой отодвинул стакан на середину стола...
Примечания:
ГолИк - веник из тонких березовых веток без листьев (голые ветки).
КожАнка - высушенная невыделанная шкура овцы, используемая в качестве коврика для вытирания ног на входе в избу.
22. Солдат Победы
Николай Кокош
75 лет отделяют нас от победоносного Мая 1945 года. В эти дни все поколения, родившиеся после войны, отдают дань уважения и признательности нашим отцам и дедам, победившим фашизм.
Среди героев, кто вступил в смертельную схватку с врагом и внес свой посильный вклад в Великую Победу, был и наш отец Евтушенко Григорий Антонович.
Родившись в маленьком украинском селе Сагуновка, что на Черкащине, Григорий Антонович в шестнадцать лет, выдав себя за восемнадцатилетнего, добровольцем ушел на фронт. Всю войну он прошел пехотинцем со своим неразлучным "другом" - противотанковым ружьем.
На его счету два подбитых танка и два бронетранспортера противника. В 1943 году за проявленные мужество и героизм в боях под Сталинградом, он был удостоен ордена"Красная Звезда" и боевых медалей: "За отвагу" и "За боевые заслуги".
Дважды был ранен, но каждый раз после лечения в госпиталях, возвращался в свою родную, стрелковую роту.
После тяжелых наступательных боев в Венгрии, в районе озера Балатон, во время длительного затишья перед наступлением на Будапешт с ним и его друзьями произошел очень интересный случай.
Начало ноября 1944 года, только что завершилась Апатин-Капошварская операция. Войска 2-го и 3-го Украинских Фронтов закрепились на захваченных рубежах. Идет перегруппировка сил и средств,поредевшие роты и батальоны принимают прибывшее пополнение. Чтобы занять людей и дать им возможность немного отдохнуть, командующие Фронтами генералы Малиновский Р.Я. и Толбухин Ф.И. принимают решение: организовать спортивный Праздник. Ставка была сделана на зрелищные виды спорта: футбол, борьбу, поднятие тяжестей и, конечно же, на 15-ти километровый кросс с привлечением широкого круга армейских спортсменов и физкультурников...
Кросс по пересеченной местности, вблизи озера Балатон, вызвал особый интерес у военных спортсменов и их болельщиков.
В соревнованиях взяли участие представители всех частей двух Фронтов, лучшие бегуны, имеющие спортивный опыт еще из предвоенного периода. Как рассказывал Григорий Антонович, а он выступал за один из стрелковых полков 2-го Украинского Фронта, рядом с ним бежали чемпион Москвы в беге на длинные дистанции Виктор Агеев, представляющий, как и рядовой Евтушенко, 2-й фронт и призер первенства Ленинграда по кроссу Николай Переверзев, возглавлявший команду кроссменов 3-года Фронта.
Всего из двух дружественных фронтов набралось 75 бегунов, каждый из которых не только стремился вывести свою команду на первое место в соревнованиях, но и "засветиться" - лично, попасть, как минимум, на вторую или третью ступеньку пьедестала почета. Кроме чисто спортивного интереса, был интерес и меркантильный: первая тройка призеров награждалась трофейными швейцарскими часами, а самое главное, все они уезжали в краткосрочный отпуск. Поэтому борьба на дистанции шла "не на жизнь, а на смерть"!
Опыт участия в соревнованиях по легкой атлетике имелся и у Григория Антоновича. Перед войной он не единожды принимал участие в соревнованиях по бегу, толканию ядра и метанию копья... Один раз даже стал чемпионом Чигиринского района по многокилометровому кроссу.
Несмотря на военную обстановку, соревнования по кроссу были организованы по всем правилам: судейская бригада за столом с красной скатертью, бланки протоколов, судьи -контролеры по всей дистанции пробега, каждый участник получил персональный номер. На старте, финише и вдоль дороги -расположились болельщики. Играл сводный духовой оркестр...
Сдерживая волнение и нервную дрожь, рядовой Григорий Евтушенко, по выстрелу сигнальной ракеты, стартовал одним из первых.
Бежать было нелегко, сказывалось не только отсутствие должной подготовки перед соревнованиями, давали о себе знать и полученные в боях ранения...
Первую половину дистанции Григорий прошел в составе первой пятерки, лидировали в ней москвич и ленинградец. Они уже видели себя чемпионами.
На последних трех километрах рядовой Евтушенко начал заметно отставать, его обогнал один, потом еще несколько бегунов.
Спасло ситуацию и придало силы бегущим, в том числе и Григорию, появление на горизонте девушек из военно-полевого госпиталя его родного Фронта. Их призывные крики:" Даешь второй Фронт!"-коренным образом изменили расстановку сил на кроссовой дистанции. Григорий стал отчаянно сопротивляться усталости. "Надо во чтобы-то ни стало,- твердил он себе,- догнать одного, потом другого и третьего спортсменов..."
Через каких-то десять минут рядовой Евтушенко догнал своих именитых товарищей: Агеева и Переверзева. Теперь уже они бежали втроем, впереди всех. Остальные бегуны - следовали от них на почтительном расстоянии.
Григорий бежал все быстрее и быстрее, пот заливал глаза, сердце вырывалось из груди, в ушах стоял сплошной шум.
Вот впереди бежавший Виктор Агеев разрывает натянутую ленточку финиша, за ним пересекает заветную черту и Григорий, Переверзев финиширует третьим. Радость того, что он среди победителей соревнований, переполняет сердце рядового Евтушенко. В нем все поет, ему хочется обнять весь мир!
Их всех троих подхватывают сильные руки болельщиков, они норовят подкинуть спортсменов, как можно выше. Что может быть лучше, чем осмысление того, что ты сумел сделать невозможное!
Виктора, Григория и Николая с победным финишем поздравляет лично командующий 46-й армией генерал-лейтенант И.Т.Шлемин. Он доволен, что 2-й Фронт "утер нос" "толбухинцам!" На следующий день вся "троица", счастливая, обласканная друзьями и начальством, уезжала в отпуск на Родину.
Григория Антоновича уже десять лет, как нет в живых. Но память о его боевых заслугах, спортивных достижениях мы бережно храним в своём сердце. На него равняемся мы: его дети, внуки и правнуки.
23. Семья Победы
Виктор Колбасин
В который раз, 9 мая 2020 года мой дед по материнской линии Могилевский Яков Васильевич, в звании рядового бойца Красной Армии, пройдёт в одном строю с односельчанами, но не по улицам степного хуторка Николовка к мемориалу павшим воинам. Его путь, как и многих участников войны, находится в виртуальной реальности от сервера к серверу посредством сети Интернет. Карантин и самоизоляция переместили солдат «Бессмертного полка» с улиц и площадей в социальные сети и порталы. Яков Васильевич не долгожитель, дед даже не дожил до Победы, сгинул в горниле войны. «Пропал без вести в июне 1942 года», - такое короткое письмо пришло из Министерства Обороны… Вернее сказать я, внук так считал… Бабушку я не помню, потому, что мне едва исполнилось два года как её не стало… Все рассказы о военном лихолетье из уст отца и матери. В прошлом году, в июне месяце, случайно обмолвился о деде, мне помогли с поиском в архивах Министерства Обороны, уточнили дату гибели: 3 апреля 1943 года. Выцветшая от времени, чудом уцелевшая фотография, через года, донесла спокойствие и решимость на лице этого человека, сражаться до конца за правое дело. В составе «Бессмертного полка» Яков Васильевич продолжает охранять наш покой. Шальная пуля или осколок принятая им уберегла нас, потомков, позволила вырасти, приобрести профессию, найти своё место в жизни. А тогда, в лихие сороковые, некогда было думать о себе и своём благополучии. Был призван в ряды Красной Армии Морозовским райвоенкоматом, оставил на попечении и воспитании жены, моей бабушки пятерых детей. Старшей Клаве шёл девятый год, а младшему Николаю второй…
Жили трудно, иногда впроголодь, ели жмых вместо хлеба, собирали желуди, грибы, съедобные корневища растений, варили борщ из листьев крапивы. Пережили оккупацию, которая длилась около полугода. Оккупанты вели себя нагло, не стеснялись воровать на подворьях кур, гусей, не брезговали забрать чугунок с борщом или кашей, особенно в этом преуспели румыны. Бабушка всё время боялась за детей, как бы чего не сотворили. Часто чужие солдаты наводили оружие на детей и говорили: «Пуф! Пуф!» и громко гоготали, когда видели испуг на лицах малышей. Когда наступали на Сталинград бесконечной вереницей тянулись, сменяя друг друга, танки автомобили, пехота на мотоциклах, тыловые части на подводах, в небе непрерывно был слышен гул самолётов, казалось не числа врагам…, а при отступлении всё закончилось буквально за сутки.
На войне как на войне, окончилась оккупация, а бабушка сама чуть не стала смертельной опасностью для своих собственных детей. Когда Красная армия перешла в наступление, по многим дорогам оставалось много разбитой трофейной техники, иногда хуторяне находили среди поломанной техники аптечки, сухие пайки и разные другие полезные в хозяйстве вещи. В одну из таких вылазок бабушка принесла моток марли и какие-то кругляшки. Поделилась с соседкой в разговоре, что нашла детям игрушки и показала их. «Верка, та цеж гранаты!» По воспоминаниям бабушки сразу руки и ноги одеревенели. Как смогла осторожно вытащить из карманов опасные находки и куда их выбросила помнила с трудом…Передовые части наступавшей Красной Армии не смотря на снег и мороз, преследовали вражеские части, изгоняя их с родной земли. На постой в хаты заходили целым отделением, стелили шинели прямо на глиняном полу и спали не раздеваясь, делились с детьми пайком и кусковым сахаром. Дети на следующий день хвастали, кому больше досталось кусков сахара, конфет в помине не было…
Не смотря на письмо из Министерства Обороны, ждала дедушку до последнего. Тем более возвратившийся брат дедушки рассказывал: «Мы были в одной части и помню бой, после которого я его потерял. Начался артобстрел, потом немцы пошли в атаку, а наша часть отступила…»
От зари до зари продолжалась работа: сначала в колхозе, а затем на крохотном огородике, чтобы на столе всегда была свежая зелень и овощи. Техники не было никакой: либо разбита, либо на фронте. Откуда-то с южных областей привезли волов и несколько верблюдов – это и была основная тягловая сила. Случалось, даже на коровах, пахали. Образование получили в основном начальное – некогда, да и не в чем было в школу ходить. С четырнадцати лет дети шли на работу в колхоз, помогали в уборке урожая, возили солому с полей, оставались ночевать на полевом стане, чтобы не опоздать к утренней смене. На хрупкие женские плечи легли непосильной тяжестью заботы по воспитанию многодетной семьи, но всё выдержала русская женщина, вывела всех в люди. Так ковалась Победа в тылу и на фронте…
Я родом из Советского Союза, пережившего страшную войну, как и все односельчане так или иначе пострадавшие от этого тяжкого испытания. Мальчишкой, бродя по окрестностям хутора, часто находил стреляные гильзы, пули со следами коррозии, а однажды нашёл снаряжённый боеприпас с интересной формой пули. «Это итальянский патрон от винтовки» - пояснил отец. Он знал толк в вооружении: ему было двенадцать лет, когда началась война, после окончания военных действий в оврагах и окрестных балках отыскал 3 винтовки, которые впоследствии конфисковал участковый оперуполномоченный. Долго в семье хранился немецкий штык-нож и нож, выточенный из сломанной казацкой сабли, которые использовали в хозяйственных нуждах. Вездесущие мальчишки, играя в войну, часто находили ржавые немецкие каски, гильзы от крупнокалиберного оружия и пушек, да и в пятидесятые годы за неимением большого числа керосиновых ламп использовали коптилки из использованных артиллерийских снарядов. Некоторые из находок впоследствии оказались экспонатами экспозиции школьного музея, посвящённого времени Великой Отечественной войны. Так из личного опыта и рассказов отца и матери сформировались сведения и факты, о том страшном периоде, в сороковые годы двадцатого столетия.
Каждый раз, стоя у обелиска павшим односельчанам на 9 мая, вспоминаешь, какой ценой завоёвана Победа. Чем дальше от весны 45, тем меньше ветеранов, а после 70-ти летнего юбилея остались только дети войны, которые неторопливой походкой идут к мемориалу. А в мае 2020 вынуждены сидеть в домиках и хатах, в ожидании почтальонов или работников сельского поседения со словами поздравления.
24. Офицерская сага
Евгений Колобов
Часть 1
Война моего отца, которому повезло остаться живым!
Я пол мира почти через злые бои
прошагал и прополз с батальоном,
а обратно меня, за заслуги мои,
санитарным везли эшелоном
В.С. Высоцкий
Где-то под Орлом или Курском (лето 43-го)
День первый
Не нравится мне эта позиция! Ровное поле с плавным подъёмом в сторону немцев. За этим подъёмом сколь угодно танков можно накопить и в каком угодно месте. Три батареи растянули по этому полю, четвёртую - Сеньки Горохова, поставят перпендикулярно нам, чуть впереди, в каких -то чахлых деревцах. То ли роща там была до войны, то ли лесопосадка какая-то. Если немцы пойдут с той стороны, как предполагают в штабах, то Сенька их по бортам бить будет, пока они всё внимание нам уделять будут. Ну а, если будет по другому, тогда и будем посмотреть. Лошадей, нашу конную тягу увели в тыл, как закончим огневую позицию копать, нужно людей послать коней обиходить. Марш был нелёгкий. Коноводы, конечно, сейчас занимаются чем им положено. Выгулять, потом напоить (воду найти), овса с ячменём задать, а уж чистить, вычёсывать -это боевые расчёты.
Все пехоту жалеют - всё на себе и пёхом, ну и копать, копать. Артиллеристам шагать столько же, копать не меньше. Орудия (огневую позицию) зарыть, окопы (ровики) для расчётов, снаряды само собой укрыть. НП ( наблюдательный пункт) и так далее и тому подобное. Материальную часть проверить, а потом лошади.
Слышал я, что скоро все полки ИПТА на мех тягу переведут - полегче будет. интересно, а шашки офицерам оставят? Здесь-то толку от неё... но в тылу пофорсить!
Шпоры с серебряным звоном, шашка - все девчонки наши. Недаром в войсках говорят - "Умник в артиллерии, щёголь в кавалерии, пьяница во флоте, а дурак в пехоте". Так что мы умные щёголи. Только до девушек дожить нужно...
ИПТАП (Истребительно-противотанковый артиллерийский полк) особый вид артиллерии. Особые пушки (с удлинённым стволом), особый боекомплект. Подкалиберные и куммулятивные снаряды бывают и у полковых артиллеристов, но доля их гораздо меньше чем у нас. Вся ИПТА сведена в отдельные полки Резерва Главного комитета Обороны, соответственно ставят нас только на танкоопасные направления. На войне всякое бывает и с закрытых позиций приходится стрелять и с пехотой драться, но это больше исключения. Мы на острие вражеской танковой атаки. Позиции ИПТАП впереди пехоты, на линии боевого охранения. На рукавах шеврон - чёрный ромб со скрещёнными пушками. У немцев приказ - комиссаров, жидов и ИПТАП-овцев в плен не брать. Да какой там плен, если танками не передавили, живые в тыл на переформирование. Огонь по танкам прямой наводкой с дистанции 500 метров. Пока танк проходит это расстояние можно успеть выстрелить 2 раза, если повезёт. Дальше, если не раздавили, прицел снять, гранату в ствол и на переформирование. Схема простая. В жизни сложнее выходит и гораздо кровавее. Бывало от полка два десятка боеспособных солдат оставалось после одной атаки, но суровый расчёт войны в этом есть. Пушку сделать гораздо дешевле чем танк, расчёт для неё подготовить быстрее, чем танкистов обучить, так что если батарея погибнет, но два танка сожжёт -задача выполнена.Пять сотен метров. Полкилометра. Для кого-то они станут последними. Кому-то предстоит сгореть в железной коробке или задохнуться, не в силах выбраться на свежий воздух. Кого-то разметает на куски по родимой земле и только по каким-нибудь особым приметам, пряжке, ложке с нацарапанным именем, фамилией точно скажут - Погиб , не пропал без вести. Смерть на войне бывает разная и очень редко красивая. Однако, каждый надеется выжить. Без надежд войны бы не было.
Я командир батареи, самый молодой в полку, а может и во всех ИПТАП. Воюю два года, с августа 41.
Как сейчас помню. Мне 16-ть, братишке Вилену 15-ть лет. Виля (Владимир Ленин) крупный, выше меня. Севастополь, где отец Тимофей Николаевич, командовал 11-м Пролетарским пехотным полком, бомбили уже второй месяц, немцы рвутся в Крым, неразбериха. У матери на руках младшая дочь Римма. Мама озабочена отъездом к отцу (его за полгода до войны перевели с полком на Дальний Восток). Мы с братом в солдатском (всегда так ходили) на призывной пункт, нам мол по 18-ть, обученные. Хоть в пехоту, пулемёт, навыки снайперской стрельбы, миномет, 45мм пушка любым в расчёт, хоть подносчиком, можем и наводчиком. Документы, мол, разбомбили вместе с домом. Фамилия отцовская на слуху была, короче взяли нас. В учебную команду. Почему-то повезли на Кубань, потом Ростов, потом дальше. Так мы оказались на Ленинградском фронте. Помню выдали нам по трёхлинейной винтовке Мосина образца 1891/30 года и по обойме патронов, аж по 5-ть штук, посадили в какую-то канаву, мол - "Держать оборону, мать вашу". Ни одного офицера! Кухни тоже нет. Дня через два, зафырчало что-то впереди. Показался то ли танк, то ли танкетка, взрослые мужики закричали: "Танки" - и бежать в разные стороны. Мы с Вилей добросовестно выпустили в сторону страшной машины по 5-ть патронов, вытащили затворы, сняли сапоги, чтоб бежать легче и в противоположном направлении на максимальной скорости. К концу дня добрались до военных. Тормозят всех бегунов и быстренько так, с "русскими" знакомыми всем оборотами формируют какие-то команды. Были там военные с зелёными фуражками и красными, даже НКВДешники. Мы с братишкой не сговариваясь (давно всё обговорено) к артиллерийскому капитану. Свои мол, в суматохе, по ошибке в пехоту попали.
Капитан: - Учётная специальность?
- Наводчики.
- Как произвести пристрелку на закрытой позиции?
Я ему формулу расчёта.
- А из миномёта?
Тут Виля, не вовремя решил себя показать, его в миномётный расчёт и определили, а меня в батарею 45мм пушек. Как мы просили капитана не разлучать, ну да тут какой-то старший командир заорал : - "Миномётчики срочно ко мне! Строится. Налево, бегом марш!"
Так я больше Вилю и не видел. Сейчас он там же, на Ленинградском, хоть теперь, в артполку при стрелковой дивизии. Почти год в миномётчиках провоевал, дважды легко ранен. Медаль "За отвагу" и "За боевые заслуги". "ЗБЗ" её бойцы зовут. Теперь тоже на 76 мм .
Я, почти 4-ре месяца, лейтенант, закончил Ростовское артиллерийское училище, 3-х месячный ускоренный выпуск. Отец (он всё на Дальнем Востоке, командует какой-то шибко секретной школой снайперов), написал что Вилю тоже на днях направят в арт.училище. Только бы всё получилось!
Батя рапорта подавал на фронт. На последний из Москвы по телефону: "Ещё один рапорт - понизим в звании, но заниматься будешь тем, что тебе поручили, ты коммунист или где?"
Все эти воспоминания пронеслись под беспрерывную работу лопатой. Хотя комбату копать не положено, хочешь дополнительный шанс уцелеть, копай. Нужно быстрее зарыться, когда бой, через час или день никто не знает. Может придёт команда всё бросить, передислоцироваться на другой участок. Сотни раз бывало и так, а может кому на роду написано навсегда здесь остаться. Скинут останки в разбитый ровик, присыплют землёй. Писарь отпишет домой: "Погиб смертью храбрых при защите СССР", только невыразимая, непреходящая, боль у родных и чувство вины у уцелевших.
Что за мысли сегодня в голову лезут, тревожно мне как-то. Хотя солдатская мола гласит: "У хорошего бойца перед боем всегда понос", как-то не по себе. Куража нет.
Ох, не нравиться мне эта позиция и грунт тяжёлый - вязкий. Не раздолбить, потом не оторвать. Трава какая то сухая по грудь высотой. Два штыка лопаты через сплошные корни нужно прорубаться. Бойцы говорят - чернозём. Где-то на Белгородчине, или Орловщине. Нам знать не положено. Ночью выгрузили на безымянном полустанке. Два дня шли в хорошем темпе. Возможно вечером начальник штаба прояснит, когда будет выдавать карты "трёхвёрстки", да что по 5-и киллометровке поймёшь? А вот пока с "железки" сюда дошли, все поняли - серьёзное дело предстоит. Я такой основательной обороны за два года войны, не видел. Окопы полного профиля, блиндажи с бревенчатым накатом, артиллерийские позиции уже готовые, сетями маскировочными прикрытые, противотанковые рвы, "ежи" и т.д. И всё это чудо наполняется войсками, техникой, сапёры везде ползают, мины ставят.
- Где комбат? - громко спрашивает незнакомый усатый сержант у бойцов. Я в солдатском х\б, без гимнастёрки с лопатой в руках. Кричу:
- Сюда двигай, земляк.
Приходится одеться, лейтенантские погоны и две медали "За отвагу", наверное, рассеяли его недоверие к моей молодости. Повертел строго головой по сторонам, не разыгрывают ли его, кашлянув в кулак, сержант доложил:
- Командир взвода сапёров 126 Сапёрного батальона. Прибыл для постановки противотанковых мин.
Вот оно солдатское счастье! Сроду такого не было. Хоть на моём участке ответственности никаких балочек, низин с "мёртвыми" зонами не наблюдалось, но лишними мины точно не будут.
- Дорогой ты мой сержант, где ж ты два года был? При таком обеспечении нас за рубль двадцать не возьмут!
Сержант, смущённо опуская глаза, пробасил:
-Всего 12 штук, лейтенант. Куда ставить?
- Поровну по флангам. Пошли покажу.
- Товарищ лейтенант, а чего не по директрисе, разрешите спросить?
- Если танк перед пушкой подорвётся, другой за него спрячется и за 4-ре выстрела, как в тире нас расстреляет, а мы его достать не сможем.
- Толково! Извините, товарищ лейтенант.
- Ладно, сержант, ты уж проследи, чтоб все 12 поставили.
- Будет исполнено! Слышь, лейтенант, не обижайся, лет то тебе сколько?
- Чего обижаться?. 18 скоро будет.
- Доживи до Победы, сынок.
- Тебе тоже, целым, домой вернуться.
Сапёры живо потащили своё имущество куда показал, а я на позицию батареи, пора перекур объявлять, бойцы взопрели, а танковых моторов пока не слышно. Ветер как раз с той стороны.
Ещё сюрприз, пока ходил, приехала кухня.
Старшина, метров за 20-ть кричит:
- Ком.полка разрешил приём пищи.
- Кухню под сеть. Первое, четвёртое орудие полчаса, приём пищи, отдых, 2, 3 продолжать работать, потом наоборот.
Повар загундосил:
- Долго, товарищ лейтенант, у меня не одна Ваша батарея.
- Ничего, мы тебя дольше ждали. Ужин будет?
- Будет.
- На ужин сухарей побольше привези, а то позавтракать может не успеем.
- Завтрак в термосах привезу, на рассвете, немец до 8-ми воевать не любит.
- Давай в термосах и кормилицу подальше отгони, не демаскируй огневую.
- Есть.
Еда для солдата дело важное, на передовой редко нормально можно поесть. Как правило еду привозят перед рассветом, завтрак и обед сразу, а ужин по темноте. Водка только в ужин, комполка такой завёл порядок, а вообще везде по разному.
В пехоте (не у всех), дают перед атакой. Я считаю неправильно, даже если по 100 грамм, много ты набегаешь под "бемсом". Под огнём выживает тот, кто лучше бегает и лучше ориентируется.
Стрелять даже после 50 грамм будешь хуже, хоть из пистолета, хоть из пушки. Глазомер не тот, расстояние до цели не получается точно определить, а если ещё угловую скорость нужно учитывать печальный результат. Короче, перед боем - никогда. Только перед сном, для согрева.
Немного в стороне в воздухе зажужжал самолёт. С севера, значит от немцев. Разведчик. Сразу развернулся и назад. Через несколько мгновений, с нашей стороны четвёрка ястребков. Догонять не стали. Отогнали и ладно.
Хорошие у фашистов самолёты-разведчики. Быстрые, мощно вооружённые. Часами могут в воздухе висеть, если им не мешают. Сам не видел и не слышал, чтоб зенитчики "раму" (так эти аэропланы бойцы называют) сбили.
Около полудня подошёл стрелковый полк, начал зарываться в землю в 100 м за нами, сходил к их начальнику артиллерии , так сказать, познакомиться и согласовать действия. Серьёзный такой дядечка. Пожилой, лет 40-45. Капитан, с орденом "Красной Звезды" и нашивкой за тяжёлое ранение.
Я показал свои сектора обстрела, заминированные участки, на всякий случай, сказал: "Если танки до нашей огневой дойдут - бейте прямой наводкой, о нас не думайте". (Это как бы, военная этика). Им всё равно придётся стрелять, но так им будет легче.
Капитан тоже по фронтовой традиции предложил перекусить.
- Спасибо, не досуг, да и у Вас забот пока хватает, может поужинать вместе получиться.
- Обязательно приходите, будем рады!
Вернувшись на батарею, порадовался - позиции были почти готовы, связь протянута. Ординарец, Генка Рябков:
- Товарищ лейтенант, обед стынет!
- Давай рубанём.
- На НП прошу.
Обед был хорош. Суп и каша с говядиной.
- Ты, что всё мясо мне выловил?
- Не, командир, всем так же досталось.
Солнце припекало, птички пели, кузнечики стрекотали, каша вкусная, всё испортил рокот танковых моторов. Густой и пока ещё далёкий. В животе сразу появилась посторонняя тяжесть. Кирки и лопаты бойцов замелькали чаще. Зазуммерил телефон.
- Комбатам прибыть на командный пункт полка.
- Генка, пробеги по батарее. Передай командирам орудий, огневые для кругового обстрела пусть готовят.
На КП полка (прямоугольной яме, сверху прикрытой маскировочной сетью) на пустых снарядных ящиках сидел немногочисленный офицерский состав полка.
Начальник штаба раздал карты. Справа в тылу деревня Ольховатка, ещё правее река, вот и всё, что можно рассмотреть. Кто-то подал команду: "Товарищи офицеры!".
На КП из траншеи вошёл комполка майор Зыкин.
- Где Горохов?
- На подходе. Ему дальше всех идти.
А тут и Сенька, лейтенант Семён Горохов был старше меня лет на 5-7, но командиров просил называть его Сенькой - как маманя звала. Занятный парень, из крестьян. Внешность имел рядовую, но уши абсолютно уникальные. Большие по размеру, толщиной в палец и торчащие под немыслимым углом. Когда он одевал пилотку, удержаться от смеха было невозможно. Сам он, по этому поводу, вообще не смущался.
- Я до войны не последним парнем был, а после Победы самым завидным женихом в деревне буду.
- Тянуть не буду (про что бы Зыкин не говорил, но начинал он с этих слов).
- Сегодня не пить. Прохоренко, понял?
- Так нечего.
- Знаю я тебя. Наверняка заначка есть.
Посты ночью выставить двойные. Гады обязательно будут выяснять где тут, что у нас. Смотрите чтоб никого не уволокли. О лошадях думать забудьте. Неподалёку нашлась речушка, на карте не обозначенная, ездовые со штабной ратью лошадей в ночное отгонят. Коняшкам нашим праздник будет . А нам завтра. Разведка докладывает: "Перед нами разворачивается танковая дивизия, возможно эсэс. Каким порядком и в каком направлении будет атака неизвестно. Приказываю огневые расширить для круговой стрельбы.
Командир первой батареи:
- Уже.
Комбат 2:
- Исполнено
Я:
-Заканчиваем
Горохов:
- Есть
- Что есть?
- Сделаем.
- Удивляешь, Горохов молодой Колобов допёр, а ты команду ждёшь? Каша завтра серьёзная заварится. В штабе фронта старый знакомый, по секрету шепнул:
-Почти все танки, какие есть, фашисты сюда стянули даже из Африки.
- Ну да и мы здесь не одни. Ваша задача как всегда - танки. Только танки!
Если завтра немцы разведку боем сделают силами меньше 50-ти машин - огонь не открывать. Сидеть до последнего. Артиллерии и мин здесь хватает.
Ещё. В 5-ти километрах восточнее Олховатки наш сборный пункт. Когда материальной части не останется - живые туда. Санбат на южной окраине Ольховатки. Вопросы?
- Трава, товарищ майор. По фронту ничего не видно, да и загорится она от наших выстрелов.
- Демаскировать позиции строжайше запрещено. Из срубленной травы сделать валики метрах в 20-ти впереди позиций, поджечь перед открытием огня.
-Короленко, противогазов на всех хватает?
- Может не всех, но большинству хватит.
- Командирам и наводчикам в первую очередь.
Тут нужно объяснить. Противогазы выдаются каждому военнослужащему, но так как боевые газы никто не применял, то солдаты втихаря противогазы выбрасывали, а в сумках таскали своё нехитрое, не уставное имущество. По этой причине в полку противогазы сразу заставляли сдавать и возили их на снарядных передках, в специально приделанном ящике.
- Давай, Спиридонович, иди прям сейчас. Чтоб через час всё было роздано, проверено и доложено.
Сгореть от этой травы, мы не сгорим, а вот ослепнуть от дыма завтра нам никак нельзя ни на минуту.
Комбаты, в бою следить за флангами, прикрывать друг друга. Снарядов не жалеть. Болванкой пристрелочный - кумулятивным в цель. Танки с пригорка вниз будут спускаться, невелик уклон, но учитывать нужно, значит прицел на четверть деления, выше брать. Всё сами знаете, но наводчикам 2-а раза напомните. Всё более ни чем вам не помогу. Замполит, есть что сказать?
- Я пройду по батареям, с бойцами поговорю. Всем желаю жить и не в позоре.
Комиссар, Рафалович, или по новому, заместитель командира по политической части у нас был хорош. Для меня пример во всём. Форма на нём как влитая. На лошади - как казак. Немногословен, говорит о самом важном и нужном. От офицеров требует разумно жалеть и беречь солдат, сам же отчаянной храбрости боец. Поговаривали, что он еврей. Мне, выросшему в многонациональном Крыму, было странно - взрослые дядьки понижали голос и округляя глаза вещали: "Говорят, замполит из евреев!"
По мне, побольше бы таких. Разных я повидал комиссаров, одни считали, что раз в месяц батарейцам газетку почитать это и есть их работа. Другие полит.донесения строчили, про тех кто генералитет крыл от бессильной досады.
В первый военный год, было ощущение, что никакого верховного командования вообще нет, а те приказы что приходили были запоздалыми или нелепыми. В стране нашей, всё секретно, или как минимум "не для разглашения", однако все всё знают. На привалах, в окопах, ночных караулах, госпиталях бойцы и командиры рассказывали шепотком друг другу о тысячах танков брошенных без топлива, снарядов, запчастей в лесах Белоруссии и Карелии. Как авиаполками уничтожались самолёты, для которых не было топлива, а рядом подрывали топливные склады, принадлежавшие другой армии или фронту или другому роду войск. Про 5 орудийных снарядов на месяц, я сам могу рассказать. Артиллеристы не знали задач пехоты и танкистов. Авиация вообще отдельная песня.
В боевом Уставе пехоты раздела о действиях в обороне не было вообще, т.е окоп был вне закона. Отсюда ужас перед танками, бомбёжками, артобстрелами.
В 41-м драпали до Москвы, в 42-м до Сталинграда и Кавказских вершин, причём одни стояли насмерть, другие не имея никакой информации, всё бросая, бежали на восток. Когда в 42-м вышел приказ № 227, прозванный в войсках "Ни шагу назад", армия облегчённо вздохнула -хватит бежать. Приказ - то был жестоким: за отход без приказа - расстрел. Каждый самый недалёкий солдат, призванный из глухой деревни, до армии никогда не видевший даже машины, понял - теперь сосед не драпанёт.
Неудачные наступления 1941-42-го тоже показали, нельзя воевать без чёткого взаимодействия родов войск, частей, взводов. Появился термин "Боевое слаживание". В последнее время, у меня появилось впечатление, что это слаживание стало получаться, вот в ближайшие дни, увидим.
Расходясь по своим батареям, офицеры понимали, что больше в этом составе они не соберутся, но прощальных слов не было - привычки такой не завели. Хлопнули друг дуга по плечу: "Давай, держись". Вот и всё. Кто-то пошутил:
- Сенька, уши береги.
Что говорить, все имели боевой опыт. Все знали, на фронте мест, где гарантировано не убьют и мгновений безопасных, не бывает. Можно за месяц жестоких боёв не получить царапины и погибнуть от случайного осколка в тылу. Поваров полевых кухонь гибло не намного меньше, чем пехотинцев.
Командир Зыкин, остановил: "Колобов, Прохоренко подождите. Я по позициям пройду. Начну с ваших. Тянуть не буду, взводными нас так не укомплектовали, как я понимаю, новые полки ИПТА формируют, опытных офицеров не хватает. Наводчики у вас обстрелянные, хорошие наводчики, но увлечься могут. Следите за этим. Чтоб вам полегче было завтра, на усиление пришлю своих замов, тебе Прохоренко - начштаба, а Колобову - замполита. Батареями командуете вы, они на подхвате. Для пользы дела, разрешаю старших по званию, по матушке крыть. Спрос будет с вас, комбатов ".
На батарее Прохоренко земляные работы заканчивались, у меня тоже. "Хорошо"- похвалил нас командир.
Свою напутствие Зыкин завершил словами: "Напоминаю, перед открытием огня снять маскировочные сети, с травой по обстановке".
Прощаясь, пожал командирскую руку, больше похожую на лопату, как по размеру так и по твёрдости. Выждав секунд 30, я крикнул:
- Рябков, командиров расчётов ко мне.
Под далёкий пока, гул танковых моторов, довёл до командиров орудий (они же и наводчики), всё что узнал в штабе.
- Вопросы, предложения?
Старшина Лугачёв:
- У меня, за огневой, метрах в 25-ти, вроде большой воронки обнаружилось, если немного лопатами подправить, можно будет туда орудие скатывать как в укрытие, как немцы по позиции отстреляются, обратно выкатить.
- Ось тоби немчура дасть туда - сюда кататься! - это наводчик 1-го орудия старшина Бульба, самый возрастной .
- Идея хорошая, какой никакой шанс. Дивизия это 400 танков, целей всем хватит. Над Вами начальников нет, отрывайтесь от прицела (панорамы) осматривайтесь по сторонам. В общем, всё как всегда. Огонь открывать на постоянном прицеле с 500 метров. Не забывайте, про рельеф. Наводим на градус выше. Ещё, самим хорошо отдохнуть. Всё, вперёд.
На закате, гул моторов прекратился - заняли исходную позицию. С утра будем ждать в гости. Танки замолкли - зажужжали комары. Тучи кровососов. Кого они здесь едят, когда солдат нет? Обветренную, задубевшую кожу они не прокусывали, но противно лезли в рот, нос, уши и зудели и жужжали!
Потом был сытный ужин, после, проинструктировав караулы, созвонившись с Прохоренко, пошли на чай к пожилому капитану. Он нам обрадовался, как родным. Чай, плитка шоколада, сухари, водка. За знакомство выпили по 100. Единодушно решили - хватит. За то чаю выпили чайник.
Капитан - бывший учитель математики. Призван в прошлом году. По танкам, прямой наводкой, стрелял, хоть один раз, но удачно. За тот бой орден получил.
- Да, ребята, служба у Вас - не дай бог, Недаром вас называют "Прощай Родина", а перевестись в другие артиллерийские части можно?
- По приказу 0528, ни как не возможно. Мы на спец.учёте, чтоб ни случилось, ранение или учёба, обратно в ИПТА. Оклад полуторный, у солдат - двойной, гвардейский паёк. А на прямой наводке не каждый день приходится стоять. Если в тылу набузишь, патрули не задерживают. В общем есть плюсы.
- Пойдём мы, Вам тоже отдохнуть нужно.
- Мне ложится не с руки, в 2-а часа артподготовка.
- Какая подготовка?
- Приказ. Выпустить половину штатного боекомплекта по указанным квадратам.
- Вот дела, кому же такая замечательная идея пришла, выпустить пол-БК незнамо куда. Ведь до немецких исходных вы всё равно не достанете!
- Чью задумку выполнять будем - не знаю, но по мне -дурь полная.
- Ладно, Василич, мы пойдём. Будь жив!
- Удачи Вам, мальчики.
- Давненько нас мальчиками никто не называл: - сказал Вася Прохоренко, а когда отошли от КП капитана, добавил:
- Нужно своих предупредить, чтоб ночью не перелякались от этой бестолковой арт.подготовки.
- По телефону нельзя. Вась, пошли вестового к командиру, от тебя поближе.
- Лады.
От чая и водки, я как-то разомлел. С трудом найдя в темноте, свой НП, тут же завалился на кучу сухой травы прикрытой сверху шинелью, с головой укрывшись плащ- палаткой. Рябков всё подготовил и сам сопел рядом.
Среди ночи, земля задрожала. Мир наполнился грохотом. Слева, справа, сзади зарницы орудийных залпов. Ночное небо разрезали ракеты, выпущенные "Катюшами". Такая мощь и зря. Если б в наступление -понятно. Заграждения разрушить, связь порвать, а главное напугать как говорят -деморализовать. Артналёт без разведанных, пристреленных целей, в обороне, может только удивить.
Немного полюбовавшись необычным зрелищем, опять накрывшись от комаров, с головой, постарался заснуть.
День второй.
Проснулся на рассвете. Вокруг всё было мокрым от росы. Единственное сухое место под моей плащ палаткой. Встал, помахал руками, присел несколько раз.
- Командир, я воды припас. Слить? - вылез из под своей шинельки Рябков.
- Давай, Ген, слей.
Сбросил пропотевшую гимнастёрку и майку. С удовольствием до пояса обмылся. Полил на узкую Генкину спину.
- Откуда такое богатство?
- Кухня по 2-е фляги на батарею, вчера привезла.
- С завтраком ещё привезут, только фляги сдать нужно.
Ясное дело, пропадут здесь фляги. Растёрлись моей грязной майкой. Полотенец даже офицерам не выдавали - не положено. Из "сидора" достал чистую майку. Почему- то подумалось: "Русские всегда перед боем в чистое одевались. Только это не по национальной традиции, а чисто прикладной. В случае ранения, меньше грязи в рану. Батя рассказывал, в сабельных и штыковых схватках, раненых больше, а умерших от ран меньше. Потому что пуля (осколок) попадая в тело заносят с собой кусочки одежды, которые в теле начинают гнить, вызывая гангрену.
- "Пусть минует меня, чаша сия". Как-то по церковному получилось. Я - комсомолец в бога не верю. Но на фронте во что-то верили все. В основном, в бога. Во время бомбёжек - молились. И перед боем. Никто не препятствовал. Армия наша в основном крестьянская, все (даже я) крещёные. Родился я 1925 году, пока отец делал солдат из крестьян, бабка (по маме) сволокла меня к попу покрестила, а крестик у себя хранила. Потом и Вилю окрестила. Отец до сих пор не знает.
Бабушка моя была азиатка. Дед - казак, её из персидского похода привёз. На шашку взял. Какой она национальности неизвестно. Сама говорила: "Я русская".
Акцент смешной был, но говорила правильно. Православных молитв знала на все случаи жизни. Мама пошла в неё. Раскосая широкоскулая, чёрные волосы с блеском, черноглазая, красивая. Татары на крымских рынках, ей всё дешевле продавали. Среди них ходили слухи, что она внучка знатного хана. Сестричка в неё, а вот в нас, мальчиках, ничего восточного не было. Мы в деда - русые, голубоглазые.
Воспоминания пронеслись в секунду. Пора служить. Пошёл по позициям батареи. Бойцы умывались, приводили себя в порядок, обживали позиции. У двух служивых проверил противогазы - порядок. В общем, кабы не немцы, жить можно. Щебетали перепёлки, стрекотали кузнечики. В бездонной голубизне накручивал круги кобчик. Какую добычу он мог рассмотреть в этой траве? Прикатила кухонная повозка. Быстро сбросили фляги с едой, забрали пустые, покатились к Прохоренко. Быстренько заправится. Кулеш на первое, пшёнка с тушёнкой на второе, сухари . Завтрак и обед.
7.00 - тишина.
8.00 - мы в готовности - тихо
8.30 - обычное время для начала наступления - нет движения.
Не уже ли, ночной артналёт так расстроил противника. Особенных дымов с их стороны не наблюдается.
8.50 - Есть! В небе почернело. С севера и запада густо летели бомбардировщики.
"Воздух!" Для порядка дал команду и перешёл в ровик. Не один, конечно, со всем взводом управления. Через минуту, другую, начался артобстрел. Чем отличается ровик от окопа? Окоп больше. Ширина позволяет разойтись двум бойцам. Через несколько десятков метров, окоп поворачивается под тупым углом, для выживания подразделения в случае прямого попадания бомбы или снаряда. Ровик прямой короткий узкий. Танк через него проскакивает не вздрогнув. Случаи попадания снарядов в окоп крайне редки. Обстрелянные бойцы спокойно пережидают бомбёжки и обстрелы в укрытиях, хотя, честно говоря, жутко слышать вой падающей бомбы. Куда она грохнется - один аллах знает, а кажется прямо в тебя. Земля под тобой противно прокатывается волной, как морская вода, потом над окопом взрывная волна. Спрессованный воздух, сметающий, всё что можно снести. Какая-то часть засыпает тебя, одновременно со всех сторон и тут же вой следующей бомбы...
Так вот. Ничего этого нет. Бомбили где-то сзади, за пехотным полком, интенсивный артобстрел справа сзади. Мы пока зрители. Со стороны, иногда, на войну интересно посмотреть.
В воздухе творились истинные чудеса. Хоть рассмотреть из-за удаления было сложно, но, по-моему, бомбовозы просто избавлялись от груза. Между ними шныряли "маленькие", наши и чужие. Чёрные дымы рассекали небо на сектора. Большие самолёты и падали степенно, поганя летнее синее небо пологими жирно-чёрными линиями. Забелели купола парашютов, а севера шла новая волна. Вот как в этот раз они решили нас сделать - навалом. Мощью задавить!
- Поглядим.
Для успешного наступления, нужно 4-х, 5-ти кратное численное превосходство, как минимум. Здешние поля позволяли большому количеству танков разогнаться, а потом менять направление удара, но и наших сил здесь не мало.
Подбитые самолёты тянули к своим. Один упал возле пехотинцев, другой сел "на брюхо", почти перед нашими позициями. В ровик спрыгнул майор Рафалович.
- Здорово, ребята. Какие указания, комбат?
- Борис Аркадьевич, взводных у меня нет, возьмите 2 орудия слева.
- Понял. Выполняю.
А вот и танки. Справа, километрах в 4-х появилась нитка средних танков, это я уже в стерео трубу рассмотрел. Шли на максимальной скорости. Направление северо-восток. На Олховатку. Трава закрывала их почти по башню. Значит, механик - водитель вообще ничего не видит. Пройдя с километр разведка круто перестроилась и двинулась на юго-запад, прямо на нас. Мины нащупывают. Тут ударила дивизионная артиллерия. Мощные 152 ,120 миллиметровые снаряды, при попадании рядом с танком, могли его перевернуть. Земля дрожала беспрерывно. Один задымил, остановился. Второй. У третьего отлетела башня. Изнутри корпуса вверх рванул столб огня. Германский батальон развернулся и рванул назад.
Если так пойдёт мы без работы останемся.
Итог- пять чадящих коробок и новая волна немецких стервятников. Вот это - взаимодействие!
Только их опять встретили и снова в воздухе закрутилась карусель.
Самолёты все летели и летели. И что-то густо горело в нашем тылу, а из дыма били зенитки, но уже не так дружно. Сейчас их совсем подавят, не возможно уцелеть в такой мясорубке. Однако, дело своё они делали и черные, белые дымы снова потянулись к земле.
С немецкой стороны полетели дымовые снаряды. Они не только густо задымили поле, но и подожгли траву. Ветер всё так же дул в нашу сторону и огненная стена стремительно приближалась.
Я метнулся на НП и больше от нервов, чем по надобности , дал команду поджечь траву и одеть противогазы. Звучало это так:
-Поджигай! Газы!
Поджечь траву нужно было, чтоб большой степной огонь, набравший силу и скорость, погас на уже выжженном участке перед батареей.
Командир был прав, огонь проскочил стремительно на оказав нам вреда, а вот от дыма, не продохнуть без противогаза. Дым такой густой, я с трудом различал свои руки. Земля уже не вздрагивала, а постоянно тряслась. В животе заледенело, где-то в дыму ревели танки. Много танков. Стёкла резиновых масок запотели мгновенно -забыл, впопыхах, обработать стёкла. Набрал в лёгкие воздух, сдёрнул маску, плюнул на каждое стекло, растёр пальцем, одел маску.
- Батарея, к бою!
Какой тут бой! Видимость метр. Куда стрелять? Так раскатают полк ни за
что, ни про что и сами не заметят. Сердце застучало с удвоенной скоростью. Обидно! Неужели всё зря!
Связист замахал телефонной трубкой.
Командир:
- Что у тебя?
- Дым.
-Готовность-ноль. У Горохова уже нормально видно.
- Понял.
И правда, видимость улучшалась, уже метров на десять, пятнадцать, пятьдесят.
Сорвал и бросил противогаз.
Сто метров, двести, пятьсот. Лязг и грохот есть , а танков не видно.
Есть! Танковый клин катился под углом примерно 30 градусов к нашим позициям. Направление - Ольховатка. В основании тяжёлые танки и самоходки.
впереди - средние Т-3. Какая же умница нас сюда определила? Гарантировано два залпа по бортам и как минимум один пока будут разворачиваться. Опять командир:
- Сейчас Горохов начнёт, его прикроет первая, тебе, как можно больше, сжечь. только те кого достанешь. Мы их не остановим, а крови пустить нужно побольше.
- Рябков, слыхал? Живо к Рафаловичу. Я к Лугачову и Бульбе. Потом сюда.
- Уже там, командир.
Метнулись в разные стороны. Можно было по телефону. Связь пока работала, я хотел живьём. Бойцы пусть видят - командир здесь. Неопределённость прошла, с ней пропал страх. Такую махину и пять полков ИПТА не остановят, но многие матери в Германии навсегда запомнят Ольховатку.
- Братцы, бьём только на прямой наводке. Тех, кто на 500 метров и ближе. Мы не их цель, мы помеха. Разделите сектора и с богом!
Клин двигался не спешно. Тяжёлые быстро не ездят, остальные держат строй. Остриё клина -сзади, под углом 90 градусов двумя лучами, расходятся от него страшные, но подслеповатые машины. Такое построение позволяет концентрировать огонь на узком участке. Наш полк оказался с боку одной из сторон- идеальная позиция для противотанкистов. Из-за острого угла сближались мы медленно. Тут ударила дивизионная артиллерия, а может ещё кто- то. Середина армады вспучилась разрывами, а вскоре и дымами, В это время залп Гороховской батареи. Он стрелял, фактически, сзади, в двигательные отсеки. С нашей стороны прекрасно были видны пятиметровые огненные факелы, выхлопы пушечных выстрелов, а немцы пока не допёрли. Ещё залп. Четыре горят, один остановился, а тоже разгорелся! Сзади их обходят другие машины. Залп. Два попадания. Сенька На Героя уже настрелял, это если повезёт, конечно. Похоже засекли ушастого. С десятка полтора железных монстров начали манёвр разворота, чтоб Сенька оказался на их линии огня. Влево (внутрь клина) дороги нет, повернули вправо, прямо на нас. Теперь это подразделение покажет борты нам.
Залп первой батареи, три попадания. Сенина батарея молчала(видать увёл людей в укрытие), а немцы не видя вспышек не знали куда стрелять. Наугад сделали по выстрелу осколочными в сторону рощи и нарвавшись на ещё один залп первой батареи(ещё 2 коробки). Танки с крестами заметались по полю. Один влетел на заминированный участок -слегка подпрыгнув, развалился на части.
Тут мне стало недосуг наблюдать. Правая сторона клина приблизилась на прямой выстрел.
-Батарея, огонь! Заорал я, больше для себя. Внутреннее напряжение требовало выхода.
Открыть рот, чтоб перепонки не лопнули. Четыре огненных факела рванулись к клину, тут же грохнула батарея Прохоренко . Конец маскировки. Полк себя обозначил.
Когда огонь ведут противотанковые пушки -разрывов не видно. Болванка, если удачно попадает поражает или экипаж и танк может какое-то время двигаться, если повреждена ходовая часть, останавливается. Его скорее всего добьют. Горит танк при попадании в двигатель. Куда летит снаряд - видит наводчик. Пока орудие перезаряжают, он отследив снаряд по красному трассеру, установленному в донце снаряда, вносит коррективы в наводку или выбирает другую цель. Пока на моём участке замерло два гада.
20 секунд.
-Огонь!
Три попадания!
Выстрелы подняли в воздух тучи пепла от сгоревшей травы. Видимости ни какой, но и нас в этой черноте не видно.
Пытался понять, что происходит, по звукам выстрелов, но громыхало со всех сторон. Сзади, очень неплохо, настильный огонь вела батарея капитана-учителя.
В укрытия, живо!
Тут же, наши огневые накрыл шквал разрывов. У германских танков отличные прицелы. Если первым снарядом не попадёт - вторым точно накроет.
Переждав три серии взрывов, выглянул наружу. Пепел плотным облаком укутал позиции полка. Пепел, сажа был во рту, глазах, смешивался с потом. Чёрными струйками стекал на гимнастёрку. Пепел в горле и лёгких . И ещё вонь сгоревшей взрывчатки.
Чёрную тучу разрезала вспышка пушечного выстрела. Мои. Живые!
-Гена , к Рафаловичу, я к Бульбе .
Позицию не узнать. Воронки, глыбы вывороченной земли. Бежал по памяти. Орудие Бульбы лежало на боку. Колеса нет, щит искорёжен, станины под каким-то немыслимым углом. Хана пушке.
Где ровик для прислуги? Вот. Прыгаю в спасительную щель. Одновременно близко, два орудийных выстрела. Лугачёв и ещё кто-то. Значит и до этого стрелял Лугачёв. В щель я не провалился, так как попал одной ногой на плечо бойца, сидевшего на корточках в ровике. Упал на живот на краю траншеи.
-Подвинься, твою мать!
- Комбат, чего на людей сигаешь?
-Бульба жив?
- Так он к Вам на НП побёг, прицел понёс.
-Не встретились.
-Перебирайтесь на НП, если команды не будет- выходите к Ольховатке. От наших позиций влево 30 градусов. Там сборный пункт. Раненные есть?
-Не.
-Хорошо. Выполнять.
-Есть.
Разрывы осколочных снарядов. Один, второй. Переждать.
Ещё два разрыва. Два танка ведут огонь по Лугачёву.
Во время боя со временем начинает что-то творится. Оно то растягивается, как бы замирает. За одну секунду(как тебе кажется) успеваешь сделать и проанализировать кучу вещей. Бывает, после огневого контакта, смертельно уставший, с удивлением узнаёшь, что прошло несколько минут.
Рывок вверх, бросок влево, голову пониже. Ветер опять сдул облако пепла. Впереди воронка. Свист снаряда - рыбкой в воронку. Взрыв.
Выглянуть оглядеться.
Танкового клина больше не было. Танки были. Много. Левая сторона ещё сохраняла направление и строй, но две трети правой, были уничтожены или рассеяны. Жирный дым от сгоревших танков, самоходок и бронетранспортёров, периодически, закрывал поле боя но и нас этот дым периодически укрывал. Железные коробки, плевались огнём, ползали, поднимая шлейфы пепла, но у них не было страшной мощи клина. Он разделился на группки, атакующие разные направления. А вот и расчёт Лигачёва катает свою пушку. На огневую, выстрел, орудие скатывают в укрытие.
Разрыв снаряда, ещё один- на огневую. Справа. на минах подорвались два танка, из-за них бил хитрец. Хорошо, что не тяжёлый, с пушкой не более 45 мм.
За два броска добрался до Лугачёвской прислуги.
-Лугачёв! Отставить! Вы его не достанете. Нужно затаиться. По фронту ни кто не атакует. Нужно ждать. Отдыхать и наблюдать.
Потери?
-Один, легко.
-На НП расчёт Бульбы.
- Пару б человек, а то накатались по горло.
- Подожди, проверю всю батарею, может всех тебе перекину.
"Хитрец" не унимался, с хорошей скорострельностью, нащупывал неуловимую пушку.
Выждав промежуток, я рванул влево.
Позиция 2-го орудия. Живых нет. Осмотрел орудие-целое. Снаряды в полузасыпанном ровике.
Вперёд , к первому орудию.
- Колобов, Витя! Сюда. Рафалович сигналил рукой из щели. В траншее ещё трое бойцов. Заряжающий и подносчики.
- Я к тебе связиста посылал.
-Не дошёл, что у Вас?
-Целые здесь, раненых отправил.
-Орудие?
-Стрелять можно. Я за наводчика. Целей нет. Штаба полка тоже и первой батареи. У Прохоренко одно орудие.
- Боец.- Обратился я к подносчику.
- Бегом на КП, веди ко второму орудию расчёт Бульбы и ординарца моего сюда.
- Вы, дёрнул второго,- воды раздобудьте на всех, живо!
- А Вы, третьему ,- узнать что слева. Если есть свободные люди веди сюда, от имени зам командира полка.
Глянул на Рафаловича, тот кивнул.
- Выполнять.
- Что делать будем, Борис Аркадьевич?
- Что предлагаешь?
- Основную часть клина уже не достать. Укомплектовать три орудия. Открываем настильный огонь, вытаскиваем танки на себя. Ждём в укрытиях. Клюнут, с 500 метров - огонь.
- Согласен, только наводчик из меня...
- Борис Аркадьевич, Вы уж, за общей обстановкой наблюдайте, а я за наводчика. Полтора года наводил 45 мм, 58 и 76.
- Добро.
Пошарил биноклем по полю. Слева из-за линии горизонта появилась группа тяжёлых танков. Около пятидесяти машин. Идут так же, как утром. Резерв! А часть фашистов наоборот, уползала назад.
Обычно при 10-ти процентных потерях, немцы отходили и атаковали в другом месте. Сегодня, они уже потеряли около 30 процентов, а делают ещё попытку. Сама Ольховатка немцам не нужна, не Москва, но стратегически, место хорошее для перегруппировки и развёртывания удара хоть на юг, хоть на восток.
Река прикроет тылы от неожиданностей.
Только хрен вам, во всяком случае сегодня.
Вернулся боец с водой. Принёс четыре фляжки.
- Слей нам с майором, а то как черти в аду. Быстро сбросив гимнастёрки, кое как смыли черноту и копоть.
Подошёл расчёт Бульбы, Рябков, Лугачёв. Его "хитреца" кто- то сжёг.
Всем объяснил задачу.
- Лейтенант, так нам амбец. За зря погибнем - негромко пробурчал немолодой боец с тронутыми сединой усами.
Кровь ударила в голову:
- Родину зря не защищают! А ты вечно жить собрался, за двойной оклад?
Марш на позиции!
Взрослый, много повидавший мужчина, жена у него, дети и вообще, много всякого в его жизни было, а у меня? Семья, школа, море, горы.
Я -лейтенант до сих пор краснею, когда мужики языки про женщин чешут, но я, пацан , понимаю - сегодня, здесь, нужно стоять до последнего.
Откуда-то, как чёрт из табакерки появился всадник. Очень чистенький (по сравнению с нами) старший лейтенант. Спрыгнув, представился офицером связи из штаба Рокосовского .
- Доложите обстановку.
Рафалович доложил.
- Ваше решение совпадает с планом штаба. Продержитесь как можно дольше. Вам помогут. Ещё. На смену выдвигается полк ИПТА. (Нас уже списали)
Если позиции останутся за нами - повезёт кому-то, готовые огневые займут.
- Товарищ майор, сколько время? (Часами я пока не обзавёлся)
-10.20.
От начала авиа налёта, всего час с небольшим прошёл.
Прибежали четверо артиллеристов от Прохоренко.
- Что со старшим лейтенантом?
- Ранен, тяжело, когда отправляли был жив.
- Будете в моём расчёте. Главное очень быстро заряжать. Первый осколочный, за ним болванка, потом кумулятивные.
- Ясно.
- К орудию!
Прибежали к пушке. Двоих поставил готовить снаряды, двоих подправить ровик и убрать тела павших. Сам присел на место наводчика - попробовал маховики наводки. Вертикаль туговато шла.
В ящичке на орудийном щите нашёл маслёнку. Смазал, погонял туда-сюда, пошла нормально. Видать землёй забилась.
По прицелу, сверил расстояние до головного танка. Через пару минут откроем огонь. Вдруг из Гороховской рощи вспышка. Одно орудие. Опять по моторным отсекам.
Ещё выстрел. Есть попадание. В этот раз фашисты быстро определились. 5-ть раз успела выстрелить одинокая пушка. 2-е коробки горели в поле, а 2-е утюжили рощу. Не я, не орудие Прохоренко туда не дотягивались. Видеть, как погибают товарищи, не легко. Суворовский завет - "Сам погибай, а товарища выручай" - в нашей армии выполнялся свято. Однако...
До головного 1000 метров.
- Заряжай!
Не торопись. Ещё подождать.
- Выстрел!.
- Откат нормальный! -крикнул заряжающий.
Осколочный швырнул землю вверх между 6-м и 7-м танком. Другие тоже правильно рассчитали прицел.
- Есть!: крикнул заряжающий.
- Выстрел!
- Откат нормальный
- Все в укрытие.
Танки, как собаки за зайцем, круто довернули на батарею. Сейчас ровнять нас будут. Осколочные снаряды рвались со всех сторон. Судя потому что землёй нас засыпало не сильно, точно нас не засекли или не учли поправку на превышение, тогда перелёты обеспечены
Я про себя считал секунды. 500 метров, до дистанции прямого выстрела, танки пройдут по ровному полю минуты за две. Сзади загрохотали пушки Сперва пристрелочно, потом бегло. Не соврал штабной. Подтянули артиллерийскую часть. Орудия пожилого капитана-учителя тоже включились.
Полторы минуты - пора!
- К орудию.
Ужами выползли. Орудие стояло целёхонькое.
- Заряжай.
Нащупал панорамой ближний танк. Далековато. Оглянулся. Осмотрел позицию. Все на местах. Подносчику:
- Убери ветошь от снарядов. Загорится- немцы не нужны будут. Всех разнесёт.
Опять к прицелу. Наводил в точку над танковым пулемётом - там броня потоньше.
- Внимание, выстрел!
- Откат нормальный.
Танк полыхнув огненным факелом в небо, сбросил башню. Подрыв боеукладки. Кумулятивный снаряд прожигает в броне отверстие с пятак. Раскалённые газы выжигаю внутри всё за доли секунды.
- Готово - прокричал заряжающий.
Цель-200 метров 20 градусов влево...
Невероятная сила приподняла и бросила вперёд на панораму. Лёгкие забило ядовитыми газами, сгоревшего тола...
Сознание возвращалось на маленькие отрезки времени. Вижу свои сапоги, пятками рисующие кривые линии на чёрной земле. Это кто-то тащит меня, взяв подмышки. Бесконечное падение под землю. Что то горячее неспешно придавливает живот и ноги. Небо закрывает чёрная громадина. Земля жирными струями, засыпает тело, голову. Опять солнце и всё в полной тишине. Темнота...
Мир, вселенная, окопчик, возвращались толчками. Убит? Вроде нет. Ранен? Не знаю. Точно контужен. Когда сознание возвращалось, в голове открывалось кузня, даже кузнечный цех. Сознание от жуткой боли опять уходило. Когда очередной раз открыл правый глаз, левый не видел, солнце было в стороне. Попытался подтянуть правую руку к голове. Мешали какие-то липкие шланги . Взгляд зацепился за коричневую полоску шириной в 3-и пальца. Знакомый цвет. Коричневый с вишнёвой краснотой. Такого цвета был предмет зависти всех молодых офицеров полка, командирский ремень Рафаловича. Совершенно уникальный ремень. Мысль просочилась сквозь "стук молотков":
-Это ноги и кишки Рафаловича. Он подобрал меня возле разбитой пушки, приволок и сбросил в ровик сам же укрыться не успел - германский танк разорвал его пополам. Какой человек был!
Около часа, я вылезал из ровика. По сантиметру освобождаясь из под останков замполита и осыпавшейся земли, теряя и вновь обретая сознание, я выполз на верх. Руки, ноги целы. Левая сторона лица как подушка. Глаз цел, но заплыл совершенно. Осколки выбитых зубов во рту, разорванная верхняя губа. Глухота, возможно, от контузии, а может от лопнувших перепонок.
На ноги встать не смог. Частично на четвереньках или ползком двинулся вперёд. Куда и зачем не знаю. Приступы тошноты и молотки в голове не ускоряли поступательное движение. Несколько раз скатывался в воронки.
Наконец, нарвался на медбрата, по шевелению губ, догадался, спрашивает, показал на уши. Мужик осмотрел голову, показал большой палец. Попробовал поставить на ноги- не получилось. Знаками показал ждать. Убежал, но скоро вернулся с подкреплением и носилками. Если б не привязали к носилкам ремнями, то потеряли б раз пять. Притащили к полуторке с тентом, с трудом (всё забито ранеными), втиснули в кузов. На этом силы оставаться в сознании кончились.
Дальше эпизоды.
Лежу в пыли, рядом горит полуторка, а у меня словно выросло пузо. Ё.... Да это мои кишки вылазят. Из-за боли в голове, другой не чувствую, но свои кишки терять жалко. Безуспешно стараюсь удержать их руками.
Опять поднимают, грузят, снова полуторка теперь открытая. На живот кладут кусок брезента. Подтыкают под спину, с обоих сторон.
Солнце во всю сияет, а у меня ноги мёрзнут.
Сгружают возле большой палатки с красными крестами. На большой площадке рядами лежат раненые. Мухи. Стоны. Замерзаю.
Офицерами, медики, должны заниматься без очереди, но я в солдатском х/б, кто тут будет погоны рассматривать! Нужно привлечь внимание.
В правом кармане галифе трофейный парабеллум. Непослушной рукой, целую вечность, вынимаю пистолет. Ещё столько же, снимаю с предохранителя. Стреляю в землю возле себя. Ещё и ещё. Звука выстрелов не слышу, по отдаче понимаю, есть шум.
Прибежали санитары, забрали пистолет, но и меня понесли в палатку.
Силуэту, в когда-то, белом халате, пальцем показал на живот и уши. Всё. Здесь всё.
Не знаю какой день.
Я в санитарном поезде. Отключился в санбате, очнулся на нижней полке поезда. Есть несколько неожиданностей. Приятные- слух возвращается, вижу двумя глазами и голова болит меньше.
Плохие - ноги до пояса в гипсе и плохо с животом. Про ноги, здесь никто толком не знает. Меня привезли вместе с выжившими из разбитого Олховатского санбата. Ноги сломаны, швы на животе разошлись. Рана забита землёй. Врачи решили не зашивать. В ране гной и черви.
Мой лечащий врач, в ранге майора, сказал, что в санбате, операцию сделали очень хорошо. Часть кишечника пришлось удалить и если б не бомбёжка...
- Ааа чтооо теперь? .Каакиие у мееня шааансы?
Это я так говорил-заикался.
- До сих пор живой, это плюс, молодой организм - плюс, у нас под присмотром - плюс .В хороший госпиталь везём. Дотянешь, скорее всего - выживешь. Тебе, парень, уже несколько раз повезло, все конечности и органы целы, теперь всё от тебя зависит. Главное бодрее, держи хвост пистолетом!
Два раза в день приходила сестричка, ложкой вычерпывала гной, мазала вокруг раны йодом. Рану покрывала марлей, пропитанной мазью, воняющей дёгтем. Это и был берёзовый дёготь.
Советская военная медицина, во всяком случае на уровне санинструкторов и санбатов, не баловала военнослужащих разнообразием лекарственных средств. Известь и карболка для дезинфекции помещений. Дёготь (мазь Вишневского) для ран, йод для всего. Его лили в раны (для дезинфекции), мазали вокруг ран (для заживления), при поносе капали пару капель в кружку воды. При простуде (редкий случай, при полном отсутствии нормальных бытовых условий) два раза в день, фельдшер рисовал на спине йёдовую сетку, ёё же рисовали при растяжении конечностей и сильных ушибах). Если, вдруг, ангина, ватным квачём, обильно пропитанным йодом мазали горло.
Старые доктора, втихаря, пользовали травами. Молодые -трофейными таблетками.
Вообще на фронте болели мало. Проходили даже довоенные хронические болезни. Рубцевались язвы, проходил туберкулёз и т.д.
Зато буйно расцвела солдатская наука выживания. Важную роль здесь
играла водка. Когда, сколько, с чем, до или после. Внутрь или растереть, а в каких случаях внутрь и растереть. Средств у солдата очень мало. Порох , водка, огонь и небольшие национальные и религиозные добавки.
Немцы, с их лучшей в мире, медициной -болели больше. Мы как потомки степняков, никогда с этими степями не разлучавшиеся, были не восприимчивы к целой кучей недугов, которыми болели цивилизаторы. Ребята рассказывали -под Сталинградом, ещё до разгрома, здоровые фашисты, сдавались с одной просьбой не дать заболеть таинственными, для них, болезнями.
Странно, но находясь на границе жизни, испытывая физические страдания, морально мне здесь очень нравилось. Чисто, покойно, можно спать сколько хочешь. Нам с братом до войны, отец не позволял поваляться. Подъём в 5.30 каждый день. Умыться, собрать учебники, отрезать по куску хлеба и солонины и в отцовский полк, на зарядку с красноармейцами. Завтрак там же. Потом в школу. Дом комсостава, где мы жили стоял в степи возле Херсонеса, отцовская часть на окраине Севастополя, школа на другой стороне. Городского транспорта не было. Всё пешком. Школа стояла на высоком обрыве Южной бухты, возле моря. Её разбомбили на второй день войны.
В воскресенье подъём в 5.00. Чай с хлебом и маслом. Каждому на руки кроки
( кусок карты с маршрутом), компас, мелкашку (винтовку), 5 патронов, 3-и спички, фляжка с водой. В 17.00 сбор в указанном на карте, месте. Нужно придти сытому, с дичью, 2-мя патронами и 1-й спичкой. Кто не укладывался - на следующий раз маршрут удлинялся. Летом заплыв в море до горизонта. Вечером в театр, естественно пешком туда -обратно (мама с отцом завзятые театралы). Возвращались во 2-м часу ночи.
Ужин ,отбой, утром всё сначала.
На фронте тоже не разоспишься. Даже при перебросках, по железной дороге, начальство придумывало какие-нибудь занятия, проверки. Командиры твёрдо уверены:- Если боец не занят - жди ЧП.
Тут же , большую часть суток- сплю. Температура не падает, два раза делали переливание крови. После кормёжки(пол стакана бульона), в животе страшные рези. Доктор говорит. что это нормально. Кроме жирной водички, 4-ре раза в день по 4-ре квадратика шоколада. Рассасывать. Шоколад очень горький и совсем не сладкий.
На верхней полке лежит настоящий цыган, с серьгой в ухе и простреленными лёгкими. Он в жизни не ел шоколада. Дал ему квадратик на пробу. Не понравилось. Говорит,
- Наши цыганские петушки из сахара, вкуснее.
Вообще дедушка- цыган очень интересный человек. Простой, абсолютно неграмотный, таборник. Бродил с табором аж до Сербии.
15 живых детей (было) , 12 внуков (пока).Умел выковать лопату, косу, собачью цепь, в любой деревне работа была. Лошадок лечил, ну и подворовывал, конечно. На лошадях мы с ним и сошлись. Сколько полезных конских секретов он раскрыл!
-Есть русские, есть немцы, поляки, цыгане-ромале и кони. У всех есть свой язык. Цыгане, конский язык понимают. Конь и цыган-братья.
Можно плетью заставить лошадь сделать работу, а можно попросить.
-Ты Вань, как на фронт попал, годов-то тебе не мало - спросил кто-то.
- С Украины в Бессарабию кочевали, когда война началась, через месяц цыганское радио передало - германы, цыган целыми таборами убивают, без разбора. Всех под корень!
Мужчины к барону. -Что делать будем?. Мы ж ни какой власти не поддерживаем.
-Сейчас не за власть война, за жизнь.
Определил кому остаться придётся, чтоб табор выжил, а остальным в военкомат.
Там спросили:
- Какого года?
- Цыган я. Не знаю. Какого года можно в армию, вот такого и пиши.
-А ты лошадей у Красной Армии не уведёшь?
- Э, начальник, Ваня у Гитлера уведёт и в Красную армию приведёт!
-Тогда в обозе служить будешь.
- Без обоза воевать нельзя!
Кто-то из вагона встрял:
- Можно, только не долго. Мы вот под Вязьмой...
Так мы и ехали на Урал в челябинский госпиталь. Часто останавливались, пропуская эшелоны с танками, орудиями, гвардейскими миномётами -"Катюшами" и конечно с военными.
Ещё цыган мне сказал, что черви в животе - это хорошо. Они всю гадость съедят.
- Ты , паря, не помрёшь. Эту войну не закончишь -дальней дорогой на другую поедешь. Победишь и жить там с женой будешь. Счастье найдёшь. Не спрашивай, больше не скажу- сам не знаю.
-Каакой жееноой, Ваа-няя?
- Будет, будет у тебя жена и сын, продолжатель рода, будет, всё у тебя, сынок, будет!
Р.S. Спустя время я узнал, что участвовал в самой насыщенной техникой - великой Курской битве. Про Ольховатку никто не слышал, говорили про Курск, Орёл, Белгород. Ольховатку, через неделю жестоких атак, немцы , почти взяли, но танки, у них просто, кончились и драпали от неизвестного села Ольховатка аж за Днепр. Никогда больше в истории, Фашистская Германия не смогла собрать крупные танковые соединения.
Август 2015г
Краснодар
25. Особый отдел Отрывок из повести Везунчик
Евгений Колобов
Мы же, заняли утреннюю позицию, пообедали как следует, ротный подсуетился, только начали банить орудие, пришёл посыльный. Старлей требовал к себе.
- Закончите орудие, личным оружием займитесь.
- Всё сделаем, иди, Тимофеич, начальство ждать не любит. Тем более ругать нас вроде, не за что, значится – хвалить будут.
- Вы не расслабляйтесь, немец обиженный, отомстить захочет.
- Бензина у него нет, а вечером, бог даст и нас здесь не будет.
Расчёт взялся за банник:
- И-и-и, раз, и-и-и раз.
Ладно, без меня обойдутся. Не удалось погреться на чистке орудия, бегом погреюсь. Дождь не переставал, хотя и стал мелким. Мокро, зато авиации не будет.
Прихрамывая, бежал между деревьями, стараясь не цеплять крупные ветки. Бежал и думал, что с расчётом вроде наладилось. Снарядный Жестовских сунул немецкий котелок. Очень удобный, полукруглый,
- Пользуйся, если не брезгуешь.
Понятно, с убитого снял. Так ведь для меня. Не забыл. Чего кобениться. Котелок чистый.
Команды выполняют без разговоров. Сайдулаев, видно, за то, что я его рану утром учёл, вообще смотрел по-собачьи преданными глазами, даже неудобно как- то.
Шитов, подмигивал, чего-то изображал лицом. Я ничего не понял. Может, хотел чего сказать, но наедине нам остаться не случилось. Вернусь, спрошу.
Командиров нашёл в просторном шалаше. Сверху веток, прикрытых двумя плащ палатками.
- Товарищ старший лейтенант, временно исполняющий обязанности командира орудия, рядовой Колобов…
- Заходи, молодое дарование.
В голосе, взгляде старлея было что-то странное, будто он сожалеет, вроде чего-то ему не нравилось. Наверное, больше всего, я ему не нравился.
- Рассказывай, как портфель добыл.
- Взрывной волной, наверное, на дерево его закинуло. Рядовой Шитов
углядел.
- Высоко?
- Я Шитову на плечи сел, карабином еле достал.
- Так…
Ротный достал из планшетки исписанный лист, карандашом что- то стал добавлять.
- Рядовой Шитов, должность?
- Ездовой, первого орудия, первого арт. взвода.
- После соединения с дивизией, будете давать показания в особом отделе, договоритесь, чтоб ваши показания не отличались.
Я обязан немедленно вас отправить вместе с портфелем, но оставить орудие без наводчика и ездового, не могу.
- Зачем особый отдел?
- Может нам специально этот портфель подбросили.
- Слишком сложно и ненадёжно, мы ведь могли его и не заметить.
- Я- то понимаю, но ты этих ребят не знаешь.
В деревне нас ждали офицеры Особого отдела. Политрука и нас с Шитовым, повели в одну из хат.
Особисты прекрасно понимали, что мы устали, замёрзли и вымотались до крайности. Капитан даже извинился, но объяснил, что наших показаний ждут немедленно где- то там… наверху.
Быстро опросили поодиночке, записали, попутно напоив горячим чаем с галетами.
Опросные листы в запечатанном конверте, увёз мотоциклист, а нас отпустили сушиться и спать.
Разбудил запах каши.
Открыл глаза и понеслось.
- Колобов, быстро ешь и мухой в Особый отдел. Сегодня всех опрашивать будут, после к командиру батареи.
Поел и целый час рассказывал не ласковому майору свою жизнь от рождения до передачи портфеля младшему политруку. Записал майор и номера полевой почты отца и младшего братишки. Обстоятельно так поговорили.
Опросили весь расчёт и расчёт второго орудия.
На Шитова майор наорал и заставил бежать срезать погон с лошадиного хвоста. Погон в опечатанном конверте вместе с грозным майором укатил на бронеавтомобиле.
Капитаны, как по команде, закурили.
- Чего майор такой злой?
- Он не злой и не добрый, нам эмоций иметь не положено. Посчитал нужным такую манеру беседы.
- Если это беседа, какой же тогда допрос?!
- Изменишь Родине – узнаешь. А так, врёте Вы с Шитовым. А нам разобраться требуется, имеет ли ваше враньё отношение к трофею.
Ты вот Колобов, почему Советской власти врёшь?
Я, аж задохнулся от возмущения. Я себя уже видел с сержантскими петлицами, с орденом на груди.
- В чём же это я советской власти вру?
- Ты, вьюнош, какого года рождения?
Моментально всё возмущение испарилось, а я густо покраснел, уши горели как раскалённые утюги.
- Вот видишь, как тебе верить?
- Так я же..
- Да, понятно, так кого?
- 25-го.
- А в военкомате записали 23-го, почему?
- Сказал, что дом разбомбили, документы сгорели. Поверили.
- А чего Шитов темнит?
- Не знаю, правда, товарищ капитан.
Второй капитан загасил папиросу.
- Небось нож складной нашёл или пачку сигарет, а теперь боится, что в мародеры запишем.
- А может желудок не сдюжил, вот и стесняется признаться
- Чего ж Вы нас мытарите, немца допросите, он то точно всё про портфель знает.
- Поучи нас работать боец.
Закопали твоего немца. Дохлого его сюда привезли.
Лучше мы здесь все вопросы закроем, чем они потом у кого- то возникнут.
Вас, с Шитовым, должны на награды представить и если что, догадываешься, сколько людей подвести можешь?
- Ясно. Разрешите идти, товарищи чекисты?
- Вали и мародёра забирай, да в порядок себя приведите, товарищ боец.
- Есть, в порядок привести.
- Ты чего прижал с той легковушки?
- Второй день сказать хочу, да всё как–то неловко. Ты из пистолета стрелять умеешь?
- Конечно, а что?
- Пистолет я там подобрал, в кобуре. Кожа кобуры такой выделки, я такой в жизни не видел.
- А «контрики» думают, что ты перочинный нож припрятал.
- Ножик тоже, но его я себе оставлю, а ты пистолет забирай, раз обращаться умеешь.
- Трофейное оружие сдавать положено.
- Да, ладно. Сунешь в карман и вся недолга. Командир ты у нас или кто?
26. Стонет отец
Любовь Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Стонет отец пожилой от ранений,
Видит во сне он военный сюжет:
Тащит в дыму друга с поля сражений -
Ваню, с которым дружил много лет.
Кровь растеклась у Ивана по телу,
Где-то осколок застрял у плеча,
Но выбирались они… Попотели,
С верою в скорую помощь врача.
Вот и лесок, где когда-то гуляли,
Каждый знаком здесь листок и цветок,
Сзади остались заветные дали,
Танки чужие, что шли на восток.
Землю родную пахали цинично -
Лязг и огонь - разгулялась беда!
Всех на пути убивали привычно
И повернули враги у пруда.
Кровь всё текла, след тянулся по круче,
Батя забылся, оставшись без сил.
Не ощущая крапивы колючей,
Раненый друг пить в горячке просил...
Говор чужой вдруг над ними раздался -
Выстрелов пара, и дело с концом…
Фрицы ушли. Лишь закат разгорался.
Плакал отец над убитым бойцом…
Пуля застряла в отцовской медали,
В той, что недавно он был награждён,
Друг же скончался от вражеской стали,
Жалко его, очень молод был он.
Бредил, метался отец трое суток,
Рядом Ванюшка лежал неживой.
К счастью мальцы, что пасли рядом уток,
Их и нашли под крапивной травой.
В тачке отца дотащили до хаты,
Бабка лечила, и хворь отлегла.
Друг под берёзой победную дату
Встретил безмолвно. Над холмиком - мгла…
27. Бабушка-жадина
Любовь Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
(к 75-летию снятия блокады Ленинграда)
(по рассказу деда Артема)
«Бабушка, жадина, дай что-нибудь
Мне и братишке поесть, не забудь!
Вскрой свой сундук, может, пряники в нём?» –
Слёзно просил пятилетний Артём.
Бабушка, силы теряя свои,
Плакала: «Брата, внучок, напои…».
Брат уж не гукал, лишь тихо стонал.
Бледный, худой, от бессилия спал.
«Милый Артёмка, еще потерпи,
Мама вернётся, ты силы копи».
А мама, как тень, по улице шла,
Но до базара чуть-чуть не дошла -
Обморок, в памяти - серая мгла.
Брошь золотую продать бы могла.
Долго лежала и холод достал,
Так на снегу наш народ погибал…
Стоп! Кто-то склонился, жизнь подарил, -
Вещь дорогую за мелочь купил!
А вьюга плясала, злости полна,
Но светом добра накрыла волна.
Стало теплее - надежда в душе!
Жизнь воплотилась в желанном гроше.
«Бабушка, жадина, дай что-нибудь!» -
Мальчик метался, терзая ей грудь.
Дай мне хоть корочку, хлебца хочу!
Видишь, затих я, уже не кричу.
Баба заснула… и брат в эту ночь…
Голод терпеть оказалось невмочь.
Страшно! Остался один я живой,
Только б вернулась маманя домой!
Белые стены и тихо вокруг,
Силы уходят, слабей сердца стук…».
«Плыл» потолок, и Артёмка уснул.
Снилось, что Ангел к нему заглянул,
Бил по щекам и очнуться просил,
Божьим Знаменьем на жизнь осенил.
Глазки Артемка открыл, видит - мать,
Та, что спасла, не дала ему спать!
«Мамочка! Мама вернулась моя!»,
А мама рыдала, слёз не тая…
28. Побег из плена
Любовь Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
(рассказ-быль)
(к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне)
«Сколько бы лет ни прошло после окончания Великой Отечественной войны, но шрамы, оставшиеся в душе, постоянно болят», - так говорил мой отец-фронтовик, доживший до глубокой старости в окружении любящей семьи, в минуты откровений.
Накопившийся тяжелый груз воспоминаний со временем разбухал и больно давил грудь. Поэтому иногда, под стопку-другую наш еще молодой отец выплескивал свои переживания, и тогда мы, его дети, затихали, боясь отвлечь бывшего рядового солдата от воспоминаний. Моя детская память сохранила все его рассказы до мельчайших подробностей. Одним из них хочется поделиться с читателями, поскольку я была тогда просто потрясена.
Его призвали на фронт в возрасте двадцати двух лет. Воевал в основном на Кавказе. Особо запомнился случай, произошедший с ним в сентябре 1942 года. Как известно, с целью отражения наступления немецких войск и срыва их попытки прорваться в нефтяные районы Кавказа, проводилась Моздок-Малгобекская оборонительная операция, в которой пришлось участвовать и отцу. Немецкое командование планировало прорвать нашу оборону на реке Терек, у рубежа Прохладный-Моздок-Ищерская. Целью врага было уничтожение основных сил 9-й армии, и поход вглубь по долине Алхан-Чурт на Грозный, Орджоникидзе и Махачкалу. К сожалению, им это однажды удалось, хотя сопротивление советских войск было крепким, численный состав и техническое оснащение проигрывали.
Но рассказ не об этом, а о судьбе солдата. Итак…
«После жестокого боя, когда смешалась земля с небом и, казалось, наступил конец света от оглушительных взрывов снарядов, вскоре наступила относительная тишина. Где-то вдали слышались глухие разрывы бомб, которые фашисты с самолетов сбрасывали на нашу многострадальную землю.
В голове стоял шум, и Гаврил понимал - что-то происходит с ним… Теплая, липкая струйка крови стекала по шее на грудь. Волосы превратились в жесткий войлок. Пилотка исчезла. Солдат обхватил руками голову и понял, что был ранен, когда они с товарищами ринулись из окопа с криками «Ура!» и побежали на врага. Пуля настигла внезапно, задев вскользь, и горячая волна накрыла беспамятством.
А сейчас он лежит на траве и приходит в себя… Пошевелив ногами, обнаружил, что левая нога тоже повреждена, в сапоге хлюпала кровь. Солдат с трудом всё же смог встать на ноги, что успокоило и обнадёжило. Но радоваться пришлось недолго. Повернувшись к полю боя, он оцепенел, тело приросло к земле. Совсем рядом Гаврил увидел двух немцев, которые шли прямо на него с автоматами в руках. Другие фашисты добивали тяжелораненых и поднимали тех, кто способен был идти, сгоняя их к грузовику, стоявшему неподалёку.
Сердце вмиг оборвалось – он в окружении врага, раненый и слабый от потери крови. «Матерь Божья, помоги мне!», - пронеслось в голове.
- Шнель, шнель, - прикрикнул немец и толкнул его прикладом в спину. Гаврил повиновался и, припадая на больную ногу, направился к плененным бойцам. Когда был закончен осмотр территории, усеянной трупами, часть немцев заполнила грузовик, а остальные следом за ним погнали пленных, как скот, с окриками и побоями, в сторону населенного пункта.
На бывшей животноводческой ферме фашисты обустроили лагерь для содержания военнопленных. Его обнесли колючей проволокой, вдоль которой стояла охрана с собаками.
Вновь прибывших загнали во двор и оставили под открытым небом, поскольку места не было не только в здании фермы, но и на улице. Пленные стояли, сидели и лежали прямо на земле, радуясь месту.
С утра всех погнали на работу – восстанавливать железнодорожное полотно и строить свиноферму. Тех, кто не мог утром подняться, пристрелили. Кормили баландой один раз в день.
Так прошла неделя…
Болели раны, но они уже затягивались. Гаврил прикладывал на ночь листья подорожника, которыми набивал карманы по пути с работы.
Силы стремительно уходили с каждым днём из-за скудного питания и тяжелой физической работы с утра и до вечера. Пугала безнадёжность положения. И хотя разговоры в лагере были запрещены, он всё же перекидывался словом-другим со своим знакомым, старшим по возрасту солдатом, которого в части все звали дядей Мишей.
Днём стояла жара, несмотря на начало осени. По ночам было холодно и сыро. Люди невольно жались друг к другу, сбиваясь в группы, чтобы хоть как-то согреться.
Дядя Миша стал подкашливать, то ли сердце не выдерживало нагрузки, то ли ночной холод давал о себе знать.
Через два дня, выбрав момент, он спросил Гаврила:
- Побежишь со мной, сынок? Здесь нам скоро конец!
Гаврил сразу кивнул ему, как будто бы давно ждал этого предложения.
- Тогда завтра утром будь готов, - добавил дядя Миша.
Ночью Гаврил несколько раз просыпался, со страхом думая о побеге, о возможно последних часах своей жизни и неизвестности судьбы.
Утро встретило сыростью и туманом. Ломота и дрожь в измученном теле. Подниматься не хотелось, сил не было… Но Гаврил помнил, что с каждым днём колонна становилась всё реже и реже, десятки трупов ежедневно вывозили за территорию лагеря, и он сжимал кулаки, приказывая себе держаться до последнего.
Лай собак и окрики охраны заставили подняться и идти в строй. Откормленные и натренированные собаки по приказу готовы были любого загрызть до смерти.
И вот многометровый строй худых, изможденных мужчин в грязных, оборванных одеждах, по шесть человек в ряду, охраняемый со всех сторон, двинулся по грунтовой дороге к месту работы. Обречённые на мучительную смерть люди брели с понуро опущенными головами, думая об одном и том же – о своей безысходности и приближающейся смерти.
Когда колонна проходила по мосту, а затем мимо высокого обрыва, за которым сразу начинались густой кустарник и лес, дядя Миша толкнул локтем Гаврила и шепнул:
- Пригнись и беги, а там прыгай!
От напряжения и страха сердце сжалось, как пружина, тело превратилось в жесткий комок мышц, и молодой боец сорвался с места!
За несколько секунд, пригнувшись, добежал до края обрыва и, не раздумывая, покатился, как колесо, в пропасть…
В мозгу автоматически проносились слова молитвы, которые знал еще с детства - отец строго следил за духовным развитием двенадцати детей: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежит от лица Его ненавидящий Его. Яко исчезает дым, да исчезнут….».
Гаврил почувствовал, что лежит вниз лицом в теплой, жидкой грязи на дне обрыва. Как во сне он слышал брань фашистов, выстрелы и лай собак. Вскоре они стали затихать, значит, колонна постепенно удалялась, и его никто не преследовал…
Но радость была преждевременной. Послышался резкий треск сломанных веток, и сверху кто-то свалился на него, накрывая всем телом.
«Ну, вот и всё, поймали, гады…», - пронеслось в голове, и Гаврил заплакал, не переставая повторять в уме: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…».
Наконец, навалившееся на него тело заговорило.
- Ух, живые, живые, живые… - повторял упавший с обрыва дядя Миша посиневшими губами, сползая вбок. Руки тряслись, лицо было бледным, как мел, но он тормошил испуганного Гаврила, который не мог вымолвить ни слова.
- Вставай, сынок, вставай, нам нужно бежать…, - повторял дядя Миша и тащил его за руки.
Гаврил, как во сне, сел и огляделся. Они находились в небольшом болотце, которое и смягчило падение. Вокруг заросли. Тело горело от ссадин и мелких ран.
- Давай, Гаврюшка, соображай быстрее. Бежим, бежим отсюда! – продолжал поднимать друга дядя Миша.
И тут Гаврил, наконец, пришёл в себя. Теперь он поддерживал старшего бойца, когда они бросились бежать от этого страшного места.
- Нам бы глубже забраться в лес и идти на восток, - шептал дядя Миша, держась за сердце.
Силы быстро уходили, нестерпимо мучили голод и жажда. Осенние дни становились короткими. К вечеру беглецы прошли несколько километров и сейчас были на недосягаемом от лагеря расстоянии.
- Всё, дальше не пойдем, привал! – сказал дядя Миша, опускаясь в густую траву. Рядом с ним упал и Гаврил, от усталости сразу проваливаясь в сон.
Разбудил их предрассветный холод. Отойдя на несколько метров от места ночлега, Гаврил вдруг услышал тихое журчание; это был маленький родничок с прозрачной, холодной водой. «О, Бог мой! Благодарю тебя!» - вслух сказал он и наклонился к источнику. Тут же позвал друга, а сам стал обследовать это благословенное место. Сделав шаг в густую траву, услышал сердитый вскрик и понял, что наступил на сидевшего там глухаря. Словно коршун, мгновенно упал на него, и их сердца застучали одно, сильнее другого.
У дяди Миши в кармане нашелся старый коробок спичек, и мужчины запекли на углях костра птицу, завернув тушку в лопухи. Ужин обещал быть царским, но дядя Миша отломил мяса только по небольшому кусочку, чтобы не заболеть после обильной еды. Закусывали собранным щавелем, мокрицей и мятой, что нашли у родника.
Полное блаженство охватило страдальцев, когда чуть поодаль они нашли еще один источник - горячий, с запахом серы.
- Это же минеральная вода, здесь недалеко курорт! – сказал дядя Миша, впервые улыбнувшись за последнее время.
Спустившись ниже по руслу, увидели довольно широкое углубление и, не сговариваясь, стали раздеваться. Здесь вода была не такой горячей, как наверху.
Накупавшись и выстирав свою одежду, солдаты почувствовали себя веселее и увереннее.
Утром обнаружили, что ссадины на руках и ногах стали заживать. А глубокие раны очистились и не саднили, как вчера.
- О, какая вода целебная, сынок! Посмотри, на что она способна. Мы задержимся здесь на два-три дня, но жечь костер уже не будем, чтобы не привлечь сюда любопытных. Нам нужно отлежаться и набраться сил для длительного похода.
И они отдыхали под птичьи трели и свои душевные откровения, чтобы скоротать время. По три раза в день купались в волшебной серной воде, подлечивая раны. Питались всё тем же запеченным глухарем, травой, грибами, которые находили невдалеке в небольшом ельнике и томили их в горячем минеральном источнике. Попадались кое-где последние осенние ягоды - спелые и сладкие.
Прошло три дня.
После поиска пищи солдаты отдыхали в тени под раскидистым кизилом. Вдруг дядя Миша тихо запел:
«Смерть не страшна,
С ней не раз мы встречались в степи.
Вот и теперь
Надо мною она кружится,
Ты меня ждешь и………………»
Выстрел прозвучал так внезапно, что Гаврил сразу не понял, откуда пришла беда. Он как лежал в траве, так и не пошевельнулся, зажмурясь от страха близкой смерти. Сквозь ресницы видев двух немцев, один из которых теперь направил оружие на него. Через секунду грянул еще один выстрел….
«Зачистив территорию», немцы ушли, о чём-то громко разговаривая на своём языке.
Оцепенение покидало медленно. Наконец, Гаврил понял, что жив. Цел! Но как, почему? Только выстрел оглушил и ослепил сознание...
Ощупывая себя, догадался, что пуля, предназначенная ему, застряла в медали, которую он спрятал во внутреннем кармане гимнастерки, завернув в тряпицу. Глаза непроизвольно взметнулись к небу:
«О, Матерь Божья, заступница, благодарю тебя за спасение…». Руки тряслись; трижды перекрестившись, повернулся к другу, который лежал на спине с открытыми глазами.
- Дядя Миша, вставай, они ушли! Нам нужно бежать…
Но друг не реагировал. Гаврил растерялся, припал ухом к груди, слушая сердце, проверил пульс, но, когда увидел огромную рану в животе и бьющую из неё кровь, всё понял. Он рыдал над убитым, как ребёнок, рвал на себе волосы, кусал до крови губы:
- Дядя Миша, дядя Миша, как же так? Мы с тобой мечтали вернуться в часть и снова идти на врага, чтобы отомстить за всё…
Плачь, не плачь, но нужно торопиться. Гаврил, под действием сильного стресса, мгновенно принял решение. Тут же нашел небольшой овражек, перетащил туда тело и стал забрасывать его ветками и сухой листвой; сверху навалил кучу камней, которые собрал тут же.
Помолившись и прочитав молитву за упокой, он вытер рукавом слёзы.
«Дядя Миша, Царствие Небесное, я еще вернусь сюда, сделаю тебе хороший крест», - сказал он вслух и, оглядываясь, покинул это место.
Трое суток Гаврил пробирался по лесу, засыпая иногда в гуще кустов и подкрепляясь редкими ягодами да травами.
Лес стал светлеть, и он увидел широкую опушку. Невдалеке виднелись небольшие хатки, вросшие в землю. У одной из них копошился старик в ватнике.
Гаврил решился подойти к нему и расспросить о немцах.
При виде солдата, старик не удивился, а только охнул и тут же принёс воды и кусок сыра.
- Немцев здесь нет, сынок, вот поешь, потом поговорим… Слезящиеся глаза излучали сочувствие и доброту. - Погнали их вчера отсюда, пришло подкрепление нашим бойцам, так они убегали, бросая всё.
- Подскажи, отец, где мне найти наших? – спросил Гаврил.
- А ты иди в центр села, тут недалеко. Там сейчас развернули госпиталь, много раненых привезли, оттуда и отправят тебя на фронт.
Поблагодарив старика, Гаврил направился на поиски своей части…
Сколько же еще страхов, стрессов, разлук и потерь пришлось пережить ему, преодолевая тяжелые фронтовые дороги. Дважды был тяжело ранен, после лечения направляли на передовую, в самое пекло, где Гаврил читал и читал молитвы, отгоняя от себя вражеские пули и приобретая опыт бойца самой жестокой, многолетней войны".
И только белая прядь волос на голове напоминала о подробностях тех жутких лет.
29. Рыбка
Любовь Коломиец
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
В преддверии Нового года всегда ждешь чего-то необычного, сказочного; хочется окунуться в мир волшебства и сладких снов, почувствовать себя маленькой и счастливой…
Ах, как быстро летит время… Кажется, совсем недавно я - любимица родителей радовала их искрометным танцем на школьном утреннике, а сейчас сама уже бабушка, украшаю вот с внуками елку, временами мысленно возвращаясь в своё детство. И теперь вспомнился один случай, который забыть просто невозможно.
В комнате лесная красавица издает неповторимый терпкий аромат. Корзинка уже опустела – мы с внуками повесили все игрушки, включили светящуюся разными цветами гирлянду; блестящий «дождик» «стекает» сверху вниз, а на еловых лапах воздушными белоснежными хлопьями лежит «снег». Мы очарованы творением своих рук и молча смотрим на новогоднее чудо.
Убирая корзинку, я обнаружила на дне, среди разных фантиков и ваты, какой-то маленький плоский предмет. Это была затертая старая коробочка. Моё сердце часто забилось, стало жарко, воспоминания заполнили душу, и перед глазами, словно в кино, предстали события прошлых лет. А дело было так.
Последние дни декабря 1958 года. Вечер. На улице темно и холодно. Ветер носится над крышей нашего хуторского дома, с завыванием заглядывает в трубу, полирует до блеска высокие сугробы во дворе и на улице. Маленькое единственное окошко плотно разрисовано морозным узором и нужно долго дышать на него, чтобы в небольшой оттаявший кружочек выглянуть во двор.
В комнате тепло, каждый занят своим делом – мама заквашивает опару для теста, бабушка вяжет носки, дедушка уже спит, а мы с отцом наряжаем пушистую елочку.
Игрушки, конечно, самодельные – деревянные и бумажные, только красная звезда на самой макушке – стеклянная! Снежок заменяет вата, пахнущая карболкой - из отцовской ветеринарной сумки. Две вязки флажков мы повесили под потолком. Я отошла, посмотрела со стороны и сказала:
- Папа, грустная у нас елка получилась…
- Почему это грустная, ничего подобного, сейчас возьму гармошку и она сразу станет веселой!
Эти слова меня рассмешили, но в детской душе была какая-то неудовлетворенность. Я уже видела настоящую красавицу-елку в школе, поэтому и сравнивала свою бедную «золушку» с ней.
- Если бы хоть одна игрушечка у нас была блестящая, сразу бы вся елка засветилась, - фантазировала я.
Отец задумался, потом вышел в сенцы, где за занавеской хранилась старая одежда и его военная форма. Вернувшись, протянул мне серую коробочку.
- Вот, повесь эту игрушку, она блестящая, - сказал он с какой-то незнакомой мне грустью в голосе.
- А что там, папа?
- Посмотри сама.
Я с трудом открыла коробочку, и душа затрепетала… Передо мной оказалась голубая, с блестящей чешуей рыбка, и я сразу представила, как она плывёт, виляя хвостом… А рыбка, действительно, как живая. Отблески света «играли» в каждой стекляшке. Казалось, она мне подмигивала и шевелилась. Это была елочная игрушка с ниткой.
- Папа, откуда у тебя такая красивая рыбка? – подняла я глаза на отца.
- Ох, детка, лучше тебе не знать этого, - тяжело вздохнул отец. Потом ушел в спальню и прилег на кровать.
- Ну расскажи, папа, расскажи, - канючила я, не отставая от него.
Тут вошла мама и тоже поинтересовалась рыбкой, с интересом разглядывая ее. Но отец молчал. Тогда она позвала нас ужинать, и мы с отцом последовали за ней. Услышав про ужин, поднялся и дедушка. Когда стол был накрыт, дедушка выразительно посмотрел на бабушку, и та важно отправилась в сенцы за четвертью самогона. Дедушка наполнил две деревянные чарки, и они с отцом, перекрестившись, выпили. Постепенно мужчины заговорили громче и охотнее…
Уловив момент, мама вновь спросила о рыбке. И тут отец, закурив самокрутку, поведал нам историю военных лет.
«Дело было в конце апреля 1945 года. Мы тогда добивали немцев в их логове – Берлине. Наша часть располагалась недалеко от реки Шпрее. Накануне части I-го Белорусского фронта под руководством Жукова форсировали реку, ночью захватили мост и вышли на подступы к Рейхстагу, до которого оставались сотни метров. Но центр был сильно укреплен отборными эсэсовскими частями. Захватить здание Кроль-оперы, напротив Рейхстага, поручили 207-й стрелковой дивизии.
Шли ожесточенные бои, гибли сотни солдат с обеих сторон. Взрывы снарядов следовали беспрерывно. Дым, огонь, разрушенные здания, скелеты домов без окон и дверей, исковерканная техника – жуткая картина… Но приказ – стоять насмерть не давал права отступать. И наши части с большими потерями продвигались вперед.
Однако не об этом пойдет речь, а о том, что в одной из перебежек - из дома в дом по улице, лавируя между воронками от взрывов, я заскочил в комнату четырехэтажного дома на первом этаже, прикрытую тряпьем вместо двери. Остановившись на секунду, чтобы перевести дух, от неожиданности остолбенел – здесь жили люди… Мальчик лет семи испуганно закрывал собой бледную, худую женщину, лежащую на кровати.
Я подал им знак, что не трону их. Тогда ребенок подошел ко мне и стал что-то говорить, показывая на женщину, и я понял, что это его мать Фрида, она ранена, и у них нет ни воды, ни еды. Я кивнул и выбежал на улицу, запомнив номер дома.
Ночью, выбрав минутку, рискуя жизнью, я вновь посетил несчастных, беспомощных немцев, не успевших выехать из города, хотя у нас был приказ не общаться с местным населением. Принес лекарства, воду и свой сухой паек. Осмотрев рану, не нашел ее серьезной, обработал и перевязал.
Выбитая дверь с ключами лежала на полу, я надел ее на петли и показал мальчику, как им нужно закрываться. Почувствовав защиту и поддержку, малыш повеселел, а я разобрал, что его зовут Курт.
Прибегал к ним ночами, помогал, чем мог – носил воду и еду. Особенно они обрадовались, когда я, собрав уцелевшие в доме стекла, вставил окно. Теперь в комнате стало тише и теплее. Да и Фрида уже поднималась и ходила.
Когда я узнал, что больше не смогу вернуться сюда, вновь прибежал и обнял Курта, который был не по годам смышленым и сразу всё понял. Он заревел в голос, обнажая свой беззубый рот и размазывая слезы. Потом обвил руками мои ноги и что-то быстро стал говорить… Фрида тоже плакала, глядя на сына.
Я понял, что Курт не отпускает меня, он хотел, чтобы я остался с ними. А когда почувствовал, что я ухожу навсегда, метнулся к чемодану и вложил мне в ладонь небольшую коробочку. Я сунул подарок в карман и прижал малыша к себе. Он не переставал плакать и что-то по-немецки причитать, а я только понимал: «Vati – папа, папа…».
Не зная, как успокоить и отблагодарить, в спешке оторвал от своего письма из дома обратный адрес и отдал его Курту, ни на что не надеясь, просто так.
Через мгновение я уже бежал к своим. А перед глазами стоял маленький бледный Курт, слышался его голос, полный тревоги и безнадежности. В сердце моем осталась рана, боль за этих людей, судьбу малыша, здоровье его матери. Проклятая война! Сколько бед ты наделала!
Мы занимали каждый дом, каждую улицу и, наконец, как известно, водрузили Знамя Победы на Рейхстаге.
9 мая 1945 года, в 00-43 по московскому времени был подписан окончательный Акт о безоговорочной капитуляции Германии. В берлинском предместье Карлсхорст от имени Германского Верховного Командования Акт подписал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в присутствии маршала Советского Союза Г.К. Жукова, представителей США, Великобритании и Франции. Конец войне, да здравствует Победа!
Только в поезде, по пути домой, отоспавшись, я вспомнил о подарке Курта и открыл коробочку. Голубая, переливающаяся всеми чешуйками, рыбка поразила моё воображение, заставила вновь пережить и встречу, и расставание с этой маленькой немецкой семьей. И тут я не смог сдержать слез, в которых отразились сразу все потери: друзей, близких, своих молодых лет, надежд и мечтаний…
За окнами вагона мелькали опаленные войной родные земли – разрушенные города и сожженные деревни, политые кровью места сражений. Душа устала от страданий, но гнев вновь и вновь наполнял ее при виде исковерканной, больной Родины.
На вокзалах наш поезд встречали с цветами и слезами толпы людей. Кто-то покидал вагон, завершив свой боевой поход, а другие ехали дальше, туда, где их ждали и молились.
Меня никто не встречал. Мама умерла давно, а отец болел и не мог далеко ходить. Я вернулся домой, занялся хозяйством - своим и колхозным. Работал, не покладая рук, без выходных и праздников. Потом женился, появились вы, мои дети».
Тут отец замолчал, и мы увидели, что он весь в слезах, а пепельница переполнена окурками.
Прошло лет семнадцать после этого вечера. Я уже была замужем и имела сынишку, мы жили в городе. И вдруг к нам неожиданно приехал отец. Ему к тому времени было около пятидесяти пяти лет.
- Папа, что случилось? – с порога спросила я, помогая раздеться.
Вместо ответа он протянул мне телеграмму.
- Что это, от кого? – не понимала я.
- Читай, доченька, и узнаешь, - взволнованно ответил отец.
Я быстро пробежала глазами текст и едва успела сесть на стул, у меня подкосились ноги…
- Ничего себе, папа… Это же Курт отозвался, он нашел тебя!
- Да, Курт сейчас в Москве. Он не знает, что я живу так далеко от столицы и приглашает на встречу через два дня. Я уже собрался, помоги мне с билетами.
- Конечно, папочка, дорогой мой. Не только помогу, но и поеду с тобой, - ответила я и тут же отправилась в агентство аэрофлота.
Оформив билеты, дала телеграмму Курту по указанному адресу.
И вот мы с отцом уже в самолете…
В аэропорту нас встречал Курт. Он выделялся среди пассажиров высоким ростом, строгой одеждой, манерой держаться. Я только предположила, что это мог быть Курт, но отец его сразу узнал и уже спешил навстречу с дрожащими руками и мокрыми глазами.
Тут они обнялись, не отпуская друг друга. Память вытащила из заветных уголков события прошлых лет до мелочей, и перед ними предстали все ужасы войны.
- Курт, Курт, мой мальчик, как ты вырос, совсем взрослый! Как оказался здесь? – спрашивал отец, не отпуская его.
- Я – врач-кардиолог, у нас здесь симпозиум и практикум по важной общечеловеческой проблеме, - сказал Курт по-русски.
- Ох, как я рад снова тебя увидеть и узнал бы в любой толпе, - причитал отец.
- А я в детстве так боялся потерять твой листочек с адресом. И дал себе слово, что найду тебя. Я ведь представлял в своих детских фантазиях, что только таким и мог быть мой отец, очень страдал после твоего ухода. Всё детство прошло с твоим образом. Я тогда так хотел, чтобы ты остался с нами и был бы моим отцом, своего-то я никогда не видел. А мама недавно умерла, она всегда была рядом. У меня семья – жена и две дочери. Свой дом в Берлине, работа, мы живем хорошо.
- Вот, смотри, Курт, я тоже хранил твой подарок все годы, - сказал отец и открыл заветную коробочку, где всё так же весело и ярко сверкала чешуёй маленькая голубая рыбка.
- О, рыбка… Мне подарила ее бабушка на Новый год, я был еще маленьким, но эту игрушку полюбил.
- Зачем же отдал ее мне?
- Это, как моё сердце, оно уехало с тобой, но я знал, верил, что еще увижу свою рыбку. И вот, наконец, мечта сбылась! – искренне рассмеялся Курт.
И они снова обнимались, вспоминали и плакали.
А я наблюдала за встречей и думала: «Вот и встретились через много лет люди, которые когда-то не хотели расставаться. Значит, не враги они друг другу, и расстояние – не преграда».
30. К 75-летию Великой Победы. Коротких Леонид Алексеевич
Раиса Коротких
3 место в Основной номинации «ГТ»
Леонид Алексеевич родился 8 августа 1909 года на севере Вятской губернии в деревне Коротких.
В детстве жизнь его семьи, которая состояла из 11-ти человек, была настолько тяжелой, что мальчика Леню в возрасте пяти лет, как говорил он сам, «за мешок овса» отдали на усыновление бездетной семье. Когда немного подрос, то, сплавляя вместе с братьями лес по реке Кобре, чуть не утонул среди льдин. Тяжелых моментов в его жизни было много.
Преодолев все трудности, стал пограничником, радистом в рядах Красной Армии на Дальнем Востоке. Окончив летную школу, получил специальность по ремонту самолетов. В 1939 г. он жил и работал в городе Ташкенте, а в 1940-1941 годах – в городе Алма-Ата, где продолжал работу на военном аэродроме. В 1942 году был переведен на работу под Москвой в Монино в центр подготовки лётного и технического состава на тяжёлых самолетах бомбардировщиках. Позже на этой базе была создана 2-ая Авиационной дивизия особого назначения с местом базирования в Москве.
В период войны боевая работа дивизии была связана с доставкой боеприпасов и оружия войскам, различных грузов партизанам. В 1943 году экипажи дивизии доставили в Тегеран делегацию для участия в конференции трёх Великих держав. В 1945 году - в Ялту (Крымская конференция).
Работа Леонида Алексеевича как помощника инженера по безопасности полетов военных самолетов была направлена на обеспечение безопасности самолетов, что требовало больших знаний, полной самоотдачи, умения найти выход в подчас критической ситуации.
Например, он вспоминал, что однажды срочно потребовалось доставить медикаменты и боеприпасы за линию фронта в тыл партизанам Белоруссии. Леонид Алексеевич как бортинженер летел на этом самолете. Летчик по огням костров, которые зажгли партизаны, посадил самолет. Но длина площадки была так мала, что повредился один из двигателей самолета, который задел за деревья.
Пока разгружали самолет, Леонид Алексеевич вместе с помощниками в тяжелых
погодных условиях, когда почти ничего не было видно, сумел снять поврежденный двигатель и поставить запасной. Шел снег, и взлетать было также трудно, как и садиться, но самолет благополучно взлетел. За этот полет Леонид Алексеевич получил орден Красной Звезды.
Он принимал участие в выполнении такого задания, как доставка для действующих летных частей аэропорта «Выползово» Ленинградского фронта особо опасного груза – 1600 кг взрывателей к реактивным снарядам для самолетов ИЛ-2. Этот груз мог при грубом взлете или посадке, а также в полете взорваться.
Неожиданно из-за плохой погоды аэродром «Выползово» закрыли. Была дана команда - возвращаться назад, но горючего в баках на обратный путь не было. Командир принял решение: сажать самолет на вынужденную посадку на границе аэродрома.
Каждому члену экипажа он дал свое особое задание. Леониду Алексеевичу как бортовому технику нужно было следить за тем, чтобы шасси и щитки не выпускать, выключить работу двигателей строго по команде, перекрыть пожарные краны бензосистемы.
Экипаж работал слаженно. Обледеневший самолет заскользил на животе по глубокому снегу. В любую секунду мог быть взрыв. Но все обошлось.
Опасный груз с самолета был снят. Больше всех радовались летчики, так как доставленные взрыватели к реактивным снарядам позволили им возобновить боевые вылеты, чтобы продолжать защиту Ленинграда.
За этот полет Леонид Алексеевич, как и все члены экипажа, был награжден орденом Отечественной войны 1 степени.
31. Брат
Раиса Коротких
3 место в Основной номинации «ГТ»
В памяти хранится воспоминание об одном вечере и ночи, проведенных так необычно. Брат окончил училище механизаторов, работал трактористом. Я хорошо запомнила, как он много работал. Приходил с поля и сразу же засыпал, не успев раздеться. Потом, немного перекусив, опять шел на работу. И так всю страдную пору. В короткие перерывы между работой трактор оставался возле дома, вызывая восторги соседских мальчишек и тайную гордость брата.
А здесь выдался свободный вечер. Стояла грибная пора, и я уговорила брата пойти за грибами.
Брат согласился, но решил почему-то ехать до леса на тракторе. Я впервые в жизни сидела в кабине трактора. Все наши дома казались оттуда маленькими, а за околицей открылся невиданный ранее глазу простор.
Лес был уже близко, и я с нетерпением любителя - грибника ожидала маленького чуда, когда находишь подберезовик, укутанный пожелтевшими березовыми, рябиновыми, кленовыми и другими опавшими осенними листьями. Еще больше радует глаз красная шапка подосиновика, не говоря уже о царе всех грибов в средней полосе - белом грибе, который редко растет в одиночестве. Только надо хорошо искать. Аккуратно, чтобы не сбить ненароком палкой, не наступить на его попрятавшихся где-то рядом сородичей. Ах, как радуешься этой красоте, добротности. Срезать только жалко. Но на этот гриб уж как повезет.
Вот и поле, а за ним совсем близко тот лес, где я уже мысленно собираю грибы. Совсем немного осталось. Надо быстрее, солнце низко, в темноте будет трудно искать грибы. Воздух напоен полынью и ароматом полевых трав. Хорошо-то как! Скорее же, скорее!
Но что это? Трактор свернул с дороги, ведущей к лесу, и, тарахтя, потащился в другую сторону. Не понимая, что происходит, гляжу на брата. Он смеется, и что-то говорит. Из-за шума плохо слышно, но он уже кричит, и я отчетливо слышу: «Будем пахать! Земля не может ждать!».
Сейчас, спустя много лет, вспоминая твой поступок, я часто думаю: «Откуда у тебя, тогда 17-летнего мальчишки, взялась эта взрослость, ответственность перед не вспаханной землей, эта любовь к ней?».
Ты, дорогой Гриша, дал мне тогда прекрасный урок. Я часто вижу эту светлую темную ночь в фарах пашущего трактора, кажущуюся бескрайней землю, ее особый запах, когда она, словно нехотя, переворачивалась пластами за острым лезвием плуга. Из серой, пыльной, какой только что была, земля становилась тяжелой, жирной, черной. И было в этой черно-жирной ее наготе столько жизни, что хотелось прилетевшим грачом бежать за ней и живиться ее щедростью.
Я благодарна тебе, брат, что хоть раз в жизни увидела так близко и почувствовала эту тайну, тайну зарождения нового урожая, нового хлеба. Вот этим, наверное, и тянет к себе земля настоящего хлебороба, приобщая к обновлению жизни, к сложному процессу общения один на один с тайнами самой природы.
Брат устал. Тракторные рычаги с их постоянными переключениями с одной скорости на другую очень тяжелые, в кабине во время пахоты пыльно, шумно. Немного передохнув, он опять брался за работу, пока за нами не почернела уже под утро большая полоса свежевспаханной земли.
Этот урок был добрым, мудрым. Из нас двоих старше был тогда ты, мой младший брат. Я очень гордилась тогда тобой и по жизни перед трудной работой нередко говорила себе твои слова: «Надо пахать».
32. К 75-летию Великой Победы. Коротких Л. А
Раиса Коротких
3 место в Основной номинации «ГТ»
В этой публикации я хотела бы немного рассказать об одном из участников Великой Отечественной войны 1941-1945годов - Коротких Леониде Алексеевиче (1909-1971гг.).
После выхода на пенсию по совету сына Владимира он начале писать о прожитой жизни, впервые сев за пишущую машинку. Руки не слушались, нужные слова было трудно подобрать. Но он писал и писал. Получилась целая рукописная книга о его жизни. Написанный отцом текст отредактировал сын Виктор.
В этой работе принимала участие и правнучка Леонида Алексеевича Наталия Родионова. С помощью портала "Мемориал" она впервые узнала о том, где и когда погиб брат Леонида Алексеевича - Николай Алексеевич.
Но начну все по порядку.
Леонид Алексеевич родился 8 августа 1909 года на севере Вятской губернии, Слободского уезда, Нагорского района в деревне Коротких.
В детстве жизнь его семьи, которая состояла из 11-ти человек, была настолько тяжелой, что мальчика Леню в возрасте пяти лет, как говорил он сам, «за мешок овса» отдали на усыновление бездетной семье из соседней деревни. Уже взрослым, он не мог вспоминать об этом без слез, рассказывал, что постоянно сбегал домой, за что его всегда наказывали. Но жить в новой семье он не смог, и вернулся домой.
Когда немного подрос, то стал с братьями сплавлять лес по реке Кобре. При сплаве леса он чуть не утонул среди льдин, но помощь брата спасла ему жизнь. В рукописи есть рассказы «Мамино горе», «Под плотом», «На льдине», которые нельзя читать без волнения.
Свою жизнь в рядах Красной Армии Леонид Алексеевич начал на Дальнем Востоке. Пройдя учебу, стал пограничником, потом радистом. В 1933 году он встречался с легендарным героем гражданской войны, известным полководцем В.К.Блюхером, когда под Хабаровском проводились соревнования на лыжах со стрельбой бойцов – представителей всех родов войск Особой Краснознаменной Дальневосточной Красной Армии.
В 1938 году участвовал в боях у озера Хасан между Японской императорской армией и Рабоче-Крестьянской Красной Армией. Освоил инженерную специальность по ремонту самолетов. В 1939 г. он жил и работал в городе Ташкенте, а в 1940-1941 годах – в городе Алма-Ата, где продолжал работу на военном аэродроме.
В 1942 году Леонид Алексеевич был переведен на работу под Москвой в Монино. Там была крупная военно-воздушная база, которая существовала с 1930 года как центр подготовки лётного и технического состава на тяжёлых самолетах - бомбардировщиках. В этом же году на основе этой базы вместе с другими авиационными полками была создана 2-ая Авиационной дивизия особого назначения. Местом базирования стал Центральный аэродром имени М.В.Фрунзе в городе Москве, ее командиром В.Г.Грачев. В 1950 году дивизия была переименована во 2-ую авиационную краснознаменную дивизию особого назначения Главного командования ВВС РККА.
В период войны боевая работа дивизии обеспечивала выполнение особо важных и специальных заданий, таких, как перебазирование авиации на передовые позиции линии фронта с тыловых аэродромов, доставка боеприпасов и оружия войскам, доставку грузов на партизанские аэродромы в глубокий тыл противника.
В годы войны экипажами дивизии был выполнено более 80 тысяч боевых вылетов, переброшено по воздуху 290 тысяч военнослужащих и более 26 тысяч тонн грузов.
В декабре 1943 года экипажи дивизии доставили в Тегеран делегацию для участия в конференции трех Великих держав. В числе пассажиров был Верховный Главнокомандующий И.В.Сталин. В 1945 году экипажи обеспечили доставку членов делегаций в Ялту (Крымская конференция). Выполнялись и многие другие задания особой важности.
Работа Леонида Алексеевича как техника, в последующем – помощника инженера по безопасности полетов военных самолетов, была направлена на обеспечение надежности в работе самолетов, безупречную подготовку самолетов к полетам, что требовало больших знаний, полной самоотдачи, умения найти выход в подчас критической ситуации. Леонид Алексеевич часто рассказывал (а он был прекрасным и интересным рассказчиком, помнил все детали) об отдельных наиболее трудных эпизодах этой работы.
Так, он вспоминал, что однажды срочно потребовалось доставить медикаменты и боеприпасы за линию фронта в тыл партизанам Белоруссии. Вылет был ночью с погашенным освещением в фюзеляже самолета. Леонид Алексеевич как бортинженер летел на этом самолете. Летчик по огням костров, которые зажгли партизаны, посадил самолет. Но длина площадки была так мала, что повредился один из двигателей самолета, который задел за деревья.
Пока разгружали самолет, Леонид Алексеевич вместе с помощниками сумел снять поврежденный двигатель и поставить запасной. Шел снег, и взлетать было еще труднее, чем садиться. Партизаны снова очистили взлетную полосу, и самолет благополучно взлетел. За этот полет Леонид Алексеевич получил орден Красной Звезды.
Многие эпизоды военной жизни приведены в рукописи Леонида Алексеевича.
Мною приведен текст только двух рассказов в изложении самого автора рукописи.
Читать у него интересно все, но я отобрала рассказ о таком особо опасном задании, как доставка снарядов в район боевых действий авиации Ленинградского фронта.
Рассказ называется «Полет в Выползово».
Другой рассказ «В воздухе 9 мая 1945 года» также интересен по своему содержанию, и мне захотелось поделиться с читателями необычностью встречи 9 мая 1945 года.
+++++++++++
Леонид Алексеевич Коротких «Полет в Выползово».
"Нашему экипажу было дано задание: доставить в район боевых действий авиации Ленинградского фронта для действующих летных частей «Выползово» необычный груз – 1600 кг взрывателей к РС (реактивным снарядам) для самолетов ИЛ-2. Транспортировка в то время другими средствами такого опасного груза практически была невозможна. Взрыватели к РС – груз крайне опасный.
Для перевозки его требовалась особая, тщательная подготовка. Этот груз мог при грубом взлете или посадке, а также в полете взорваться и разнести самолет в клочья. Например, в полете нельзя было допускать синхронности работы винтов авиадвигателей, так как детонирующий звуковой резонанс также мог вызвать взрыв. Тем более исключалась возможность посадки самолета вынужденно, вне аэродромов. Кроме того, надо было учесть, что во фронтовой полосе за нашими грузовыми самолетами охотились фашистские истребители.
В феврале 1943 года была неустойчивая летная погода, на пути маршрута – снегопады, обледенение. Прилетели к аэродрому «Выползово», а аэродром закрыт. Из-за снегопада видимость ноль, ничего не видно. На взлетно-посадочной полосе работают по очистке от снега более 3000 человек населения и войск.
С аэродрома нам дали команду уходить обратно, но горючего на самолете в баках на обратный путь не было. Чтобы самолет не обледенел, пришлось пробить облачность и выйти из зоны обледенения вверх. Командир корабля, капитан Г.Г.Дудкин держит деловой, короткий совет с экипажем и принимает единственно возможное в этой обстановке решение – садить самолет на вынужденную посадку на границе аэродрома, на снеговой покров, на безопасное расстояние от работающих людей и стоянки самолетов. По радио мы сообщили о нашем решении на командный пункт (КП) аэродрома и на КП в Москву.
КП «Выползово» подтвердил требование ухода нашего самолета обратно в Москву и сообщил, что снимает с себя всякую ответственность за прием самолета в этой ситуации.
Мы, находясь за облаками, летаем, как у нас говорят, по «большой коробочке», то есть по кругу, ожидая окна в облаках, которые к счастью не были высокослойными. Командир отдает четкие распоряжения. Штурману Белову – рассчитать и вывести самолет на назначенную площадку параллельно посадочной полосе, против ветра, и следить за препятствиями на земле. Мне лично как бортовому технику – шассе и щитки не выпускать, выключить работу двигателей строго по команде, перекрыть пожарные краны бензосистемы.
Надо было остановить работу двигателей тогда, когда не будет надобности уходить на второй круг. Это зависело от расчета подхода на посадку, чтобы было достаточно времени на охлаждение системы выхлопа двигателей. Надо было поставить воздушные винты в горизонтальное положение, провести в готовность противопожарные средства.
Для экипажа на нашем самолете обстановка в воздухе создавалась весьма сложной. Прошло некоторое время, когда образовалось ожидаемое окно над аэродромом. Появилось ощущение коротких счастливых минут на благополучный исход посадки. Командир экипажа отдает последний приказ: «А ну ребятушки, смелее пошли на посадку».
Наш командир Григорий Герасимович отлично владел пилотированием самолета. Обледеневший самолет, в котором горючее было на пределе, с убранными шасси и щитками, с выключенными двигателями плавно и мягко заскользил на животе по глубокому снегу. Самолет прокатился на плоскостях и фюзеляже 150-170 метров и незначительно зарылся в рыхлый снег. От горячих двигателей в снеге образовалось огромное облако пара. Какое-то время ничего не было видно.
В эти секунды каждый из нас про себя считал: раз, два, три..., ожидая взрыва. Но ничего не случилось.
Пока к нам прокапывали дорогу, чтобы освободить самолет от снега, мы силами экипажа сделали в снегу траншеи под шасси. С помощью ручной аварийной системы я выпустил шасси и произвел осмотр самолета, его обшивку, органы управления и двигатели. Остаточной деформации в обшивке и вообще повреждений не было. К этому времени опасный груз с самолета был снят. Мы запустили двигатели и зарулили на стоянку самолетов. Заправились горючим и маслом.
За работой забылись наши переживания. Радостное чувство от сознания благополучного исхода царило над усталостью. Больше всех радовались летчики из аэродрома Выползово, которым мы привезли взрыватели и РС, так как это позволило возобновить их боевые вылеты.
На следующий день, мы взлетели и легли курсом на свою базу. Там получили новое боевое летное задание".
+++++++++++
Леонид Алексеевич Коротких «10 часов в воздухе 9 мая 1945 года».
"Приближался день и час Победы над немецкими захватчиками. Весь советский народ твердо верил, что в этой трудной, жестокой и коварной войне мы победим. В эти дни 1945 года наши героические войска добивали врага уже в Берлине.
Наши авиационные части работали с максимальным напряжением сил. Экипажи выполняли одно спецзадание за другим.
Закончился рабочий день 8 мая 1945 года. Нас авансом поздравили с приближением дня Победы.
Замполит и секретарь партбюро полка просили зайти в партбюро. Несмотря на поздний час, в штабе полка все командование было на местах.
Так как я был парторгам эскадрильи, замполит просил меня провести беседы с солдатами, сержантами и офицерами авиаэскадрильи в связи с окончанием войны. Он добавил, что с минуты на минуту должно прийти сообщение о подписании капитуляции Германией. Надо обеспечить твердый порядок и организованность в подразделении.
После посещения общежития личного состава, мы по предложению комиссара эскадрильи, пошли в рабочий городок нашего гарнизона к семьям, чтобы сообщить им о наступлении часа окончания войны.
В полночь командир полка полковник С.Д.Федоров вызвал руководящий состав эскадрилий и сообщил, акт капитуляции Германии подписан. Затем он приказал готовить к полету экипажи, находящиеся на базе и ждать распоряжений.
Сообщение об окончании войны взволновало всех без исключения. Ликование и радость распространились с молниеносной быстротой. Все искали встреч друг с другом, поздравляли, целовались, пели песни, кричали: «Победа, победа, победа!».
Был дан приказ собрать экипаж для выполнения поступившего задания.
Но собрать экипаж оказалось не легкой задачей. Командир полка торопил с подготовкой полета самолета. Решено было собрать экипаж командира корабля ЛИ-2 капитана Белянского. Штурман – лейтенант Н.Капитов, бортрадист – Н.Палкин. Бортовой техник был болен. Взять бортового техника из другого экипажа без осмотра самолета и передачи «по акту» было нельзя, а времени не было.
- Как быть? – спрашивает командир эскадрильи А.М.Константинов инженера В.В.Баранова.
В это время к нам зашел старший инженер полка И.Г.Москалев и начал торопить с подготовкой самолета к вылету. Услышав, о чем идет речь, тут же предложил:
- Пусть летит Л.А.Коротких. Он помощник инженера эскадрильи, самолет закреплен за ним, он его осматривал и как инструктор допущен к полетам.
Командир эскадрильи поблагодарил Москалева и включил меня в полетный лист экипажа И.Белянского. Мы быстро подготовились сами и подготовили самолет.
Итак, 9 мая 1945 года в день Победы ранним утром я оказался на борту самолета.
Мы летели в город Шауляй Литовской ССР за тяжело раненным в последний день войны генералом из штаба фронта. Ему необходимо было спасти жизнь, перебросив в Москву в центральный военный госпиталь.
Полет планировался и осуществлялся по маршруту Москва-Смоленск-Минск-Вильнюс-Шауляй и обратно. Нам был дан свободный эшалон (полет на любой высоте), так как по данному маршруту полетов не предполагалось.
Метеоусловия были благоприятные. Но сложность полета заключалась в том, что в день Победы вооруженные воины, опьяненные радостью по случаю окончания войны, салютовали в воздух из всех видов оружия. Нам хорошо были видны следы трассирующих пуль и вспышки разрывов снарядов.
Продолжая этот трудный полет, длившийся более пяти часов, долетели до Шауляя. После посадки при осмотре самолета было обнаружено несколько пробоин на плоскостях, которые мы быстро заделали. Далее необходимо было заправить самолет горючим и маслом. Шофера на заправке не оказалось. Я с разрешения дежурного офицера по аэродрому подогнал бензозаправщик к самолету и заправил его горючим. Маслом заправились вручную.
В это время к самолету привезли раненного генерала в сопровождении двух военных врачей и ординарца. Наш самолет был готов в обратный путь. Москва разрешила вылет и в 16-00 московского времени мы вылетели.
Обратный полет проходил значительно сложнее. Метеоусловия ухудшились, салюты стали беспокоить все более и более.
Мы прошли Вильнюс и Минск. Радист Н.Палкин получил радиограмму с приказом немедленно произвести посадку в Смоленске. Посадка в Москве запрещена из-за салюта.
В 20 часов 50 минут произвели посадку на аэродроме в Смоленске. Зарулили не на стоянку, а в лощину на конце аэродрома, на безопасное место и выключили двигатели. Раненного генерала осторожно вынесли из самолета и положили на спальный мешок под правое крыло.
Без радости смотрели мы на полеты трассирующих пуль неорганизованных салютов и думали о том, как без риска добраться до летной столовой. В Москве нам было не до завтрака, а в Шауляе не до обеда. Веселый штурман – Коля Каштанов - вызвался сходить в столовую один, чтобы принести что-нибудь поесть.
Мужественный генерал был в это время в сознании, шутил и даже рассказывал анекдоты.
Коля прорвался к столовой, принес еду. Подкрепившись, мы стали отдыхать и ждать разрешения на вылет в Москву. 10 мая 1945 года в 2 часа 30 минут ночи вылетели курсом на Москву. Салютов больше не было, и мы благополучно произвели посадку на Центральном Краснознаменном аэродроме имени М.В.Фрунзе.
Наших пассажиров уже ждала скорая помощь. Раненный генерал поблагодарил нас. Посмотрев на пробоины в самолете, он сказал:
- Я рад, что не был прошит пулями еще раз в этот первый день после войны".
+++++++++++++
10 мая 1945 года закончилась война для Леонида Алексеевича. За свою безупречную службу он был награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны, многими медалями.
+++++++++++++
В период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. погиб его старший брат – Николай Алексеевич Коротких.
+++++++++++++
Еще один из братьев - Павел Алексеевич - был тяжело контужен, болел всю оставшуюся жизнь.
+++++++++++++
Все годы войны провел в действующей армии его брат Александр Алексеевич Коротких. Он прошел фронтовой путь с августа 1941 года до победного дня 1945 года. Во время войны Александр Алексеевич в составе 8-й гвардейской Краснознамённой ордена Суворова Воздушно-Десантной дивизии освобождал Украину, принимал участие в форсировании Днепра, предотвращении диверсии фашистов в Вене, участвовал в боях за освобождение Венгрии, Чехословакии и Румынии.
Коротких Александр Алексеевич был награждён орденами: «Красной Звезды», «Отечественной Войны 1-й и 2-й степени», медалями: «За боевые заслуги», «За взятие Вены».
++++++++++++++
Война оставила у всех фронтовиков и тех, кто оставался в тылу, кто дождался сына, мужа, брата, и особенно тех, кто не дождался их, неизгладимый след на всю жизнь. "Лишь бы не было войны", - это наша просьба, молитва всегда и везде.
"Лишь бы не было войны".
++++++++++++++
Все годы после войны Леонид Алексеевич встречался со своими однополчанами, и праздник 9 мая был любимым его праздником и всей его семьи. Он со своей женой Коротких Марией Ефимовной воспитали двух сыновей - ученых – физиков. У сыновей есть свои дети и уже внуки. Слава Богу, жизнь продолжается!
++++++++++++++
И в день 75-летия Великой Победы хочется вспомнить любимую песню Леонида Алексеевича «Там, вдали, за рекой»:
- Там вдали, за рекой
Догорали огни,
В небе ярком заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала…
Хотя эта песня о другой войне и другом поколении, но она почему-то всегда жила в сердце дорогого моего свекра – Коротких Леонида Алексеевича, очень скромного, честного, трудолюбивого, ответственного, доброго человека. «Золотые руки» - говорили все о нем. Он вырастил детей, построил дом, посадил сад. Он честно сражался с врагом, обеспечивая надежность и безопасность полетов вверенных ему военных самолетов, внося свой вклад в Великую Победу.
++++++++++++++
Мы знаем: на таких простых, работящих, честных людях и держится наша страна, ими выстрадана Победа.
++++++++++++++
Дорогой Леонид Алексеевич!
Вы всегда в сердцах своих детей и нас, кто был рядом!
+++++++++++++
В праздник Великой Победы хочется низко поклониться Вам, всем воинам,
которым мы обязаны Победой и мирным небом над нами!
33. Солдат
Раиса Коротких
3 место в Основной номинации «ГТ»
В дни празднования 75-летия Великой Победы так мало осталось в живых воинов, перед которыми мы низко склоняем головы за все, что они пережили на войне, сохранили мир. Хорошо, что в эти дни они получили некоторую материальную помощь. Трогает, что под окнами ветеранов в Москве проходят молодые солдаты, отдают честь совсем старым людям, на груди которых ордена, медали. Звучит музыка. Если бы так было всегда...
И мне вспоминается другой День Победы.
Утро, совсем рано. Солнце только начало освещать своими лучами землю.
Моя собачка начала тормошить меня чуть свет. Пойдем, говорит, гулять, и не принимает никаких моих сонных отказов. Пришлось встать, выйти за ворота нашего небольшого дачного сада, и пойти с нее по дороге между дачными домиками. «Хорошо, что вышла так рано", - радовалась я, обласканная теплом все выше поднимающегося солнышка, вдыхая чистый воздух, наслаждаясь особой утренней тишиной, где, кажется, только прислушайся, и ты услышишь, как лопаются почки на деревьях, раскрываются нарядные тюльпаны, тянутся вверх, все выше и выше гордые нарциссы. Взяв пуделя на руки, я уже собралась идти домой, как увидела с другой стороны дороги пожилого человека, явно спешащего ко мне.
Поняв, что он хочет мне что-то сказать, я пошла к нему навстречу. Подойдя, поздоровалась, тепло поздравила его с праздником Победы, так как это был день 9 мая. Лицо Николая Степановича, которого все на даче звали просто дядя Коля, было радостным, светлым, а на пиджаке, накинутым, показалось, на голое тело, переливались начищенные до блеска ордена и медали. Их было много, чувствовалось, что человек прошел всю войну, и теперь, почти по детски, радуется дню Победы.
«Не уходи", - говорит он мне, протягивая с особым трепетом листок бумаги. Взяла его в руки, прочитала персональное поздравление участнику войны. Слова хорошие, теплые, не формальные. «Да ты сюда смотри!», - говорит мне Николай Степанович, указывая дрожащими руками на подпись. «Смотри: Борис Николаевич Ельцин, и его подпись». Действительно, это так. «Представляешь, сам Борис Николаевич Ельцин меня поздравил!», - вновь и вновь повторял дядя Коля, и лицо его молодело. В нем даже трудно было узнать обычно ссутуленного, небритого, сторонившегося людских глаз нашего дачного жителя.
Ходил он всегда в такой потрепанной, ношенной-переношенной одежде, что смотреть было больно. Да и сейчас его пиджак, завешенный орденами и медалями во всю каким-то чудом распрямившуюся грудь, лоснился и был таким ветхим, что казалось, только тронь и все его награды падут на землю.
Дядя Коля жил на даче весь год. Жена давно умерла, говорили, что есть сын, но никто из живших поблизости соседей дяди Коли ни разу не видел, чтобы сын навещал отца. Дом его совсем обветшал, забор покосился, неухоженные годами деревья сада все больше клонились к земле, словно ища в ней защиту.
Как он жил, трудно было понять. В магазин,что находился в ближайшей деревне, он выбирался очень редко.Соседи пытались помочь дяде Коле, принося одежду, еду, но к себе в дом он никого не пускал, еду и одежду не брал, и попытки людей помочь дяде Коле переключились на его собак, которых он очень любил.Собак звали Белка и Шарик. Предоставленные свободе, они все дни напролет проводили у тех калиток, где люди давали им еду и питье. Но ночевать всегда возвращались домой. Они отвечали своему хозяину собачьей преданностью, охраняя его ветхое жилье и сопровождая в редких походах. Так и шли: дядя Коля посередине, Белка и Шарик - слева и справа от него. Всегда вместе.
Белка дважды в год наделяла дачников своим многочисленным потомством, часть из которого кто-то забирал к себе домой, а часть погибала, и нетрудно было догадаться, что происходило.Помню морозный зимний день, мы с мужем приехали на дачу, и соседи сказали, что у Белки опять щенята. Будучи всегда неравнодушной к собакам, я пошла, чтобы навестить их, взяв разной еды, в надежде покормить и дядю Колю.
В его доме горел свет, но на все попытки позвать его он, как всегда, не откликнулся. Попыталась забросить пакет с едой на его крыльцо,так как крыльцо было далеко от запертой калитки, но Белка налету перехватила пакет, и с жадностью набросилась на еду, рыча на маленьких щенят, но все-таки оставив им чуть-чуть.Пока они ели, я успела сосчитать, что щенят было десять. Корм быстро кончился, и я пошла домой, с грустью думая о судьбе обитателей этого дома.
Какое-то рычание заставило меня оглянуться, и каково же было мое удивление, что за мной след в след по глубокому снегу шла Белка и весь ее выводок. Кто-то из щенят попытался вырваться вперед, поближе ко мне, но мама рыком поставила его на место. Замыкал эту цепочку Шарик. Так мы и подошли к нашему дому. Съев все, что нашлось для них в доме, они также, след в след, пошли назад к своему хозяину.
Сцена, словно наяву, стоит у меня перед глазами много лет. И дядя Коля всегда спешит ко мне ранним утром со всеми своими военными наградами и протянутой рукой с письмом. Пожалуй, это письмо искренне радовало дядю Колю. Весь день он ходил с ним по дачным тропинкам, показывая его каждому, кто выходил за ворота своего дома. Наверное, оно было единственной почестью, оказанной старому солдату, прошедшему всю войну, заслужившего кровью свои ордена и медали.
Дядя Коля как-то незаметно умер и незаметно похоронен. Как умирал дядя Коля, я не знаю. Наверное, если он был в сознании, то, пересиливая боль, одел пиджак со всеми заслуженными наградами, положил рядом поздравительное письмо Президента, не хуля его за эту «милость» и за так прожитую после войны жизнь. Может быть, все было иначе.
В последнее время мне нередко снится сон, что идет ко мне навстречу дядя Коля, как всегда, со своей стражей, протягивает какую-то бумагу и жалуется, что, вот, мол, совсем сдали глаза, и не могу разобрать,чья это подпись. "Ведь это письмо от Президента?", - неуверенно переспрашивает он. "Но как его зовут, помоги разобрать". "Прости, - говорю, - дядя Коля, у меня тоже что-то с глазами".
От этого сна я просыпаюсь в тревоге. Выхожу потихоньку за калитку. Уже без своей собаки. Вокруг все также цветет сирень, раскрываются тюльпаны. Тянутся вверх, все выше и выше, до самого неба,к ангелам, гордые нарциссы, словно пытаясь сказать что-то очень хорошее дяде Коле - старому солдату, всем солдатам, прожившим такую жизнь в Отечестве, которое они защищали.
Прости нас, дядя Коля.
34. За два месяца до Победы
Мила Кудинова
"Нет оправдания войне
И никогда не будет."
Зинаида Гиппиус
Март 1945 года.
Война уже откатилась далеко на запад.
От многих деревень остались одни названия.
О том, что там раньше жили люди, напоминают разрушенные и сожженые хаты.
И только печи стоят, как памятники каждой из них.
Люди живут в землянках.
Холодно и голодно.
Василий собирается с ребятами на болото за клюквой.
Раньше он ходил вместе с сестрой, но она заболела тифом.
Да и опасно сейчас вдвоём. В лесу бродят брошенные немцами овчарки.
Они, пожалуй, страшнее волков.
Мама, надеясь найти хоть какую-то еду, ушла в соседнюю деревню.
Василий подошел к братику, который возился с самодельной машинкой.
- Я ухожу в лес за ягодами, а ты остаёшься за старшего.
Вот на столе кружка с водой, если Наташа попросит, дашь ей попить.
Ты понял меня?
- Да. Я тоже хочу в лес! - заныл братик.
- Это невозможно! Во-первых, у тебя нет обуви.
А во-вторых, сестру больную оставить не на кого.
Ты же хочешь ягод поесть?
- Да, хочу - малыш сразу стал вытирать слёзки.
- Вот тебе пистолет. Будешь охранять сестру! Я могу на тебя положиться?
- Хорошо! - глаза малыша засветились радостью, когда он увидел вырезанный из дерева
пистолет.
С тяжелым сердцем Василий вышел на улицу.
«Никакой надежды на то, что мама раздобудет хоть какую-то еду.
Когда потеплеет, будем пробираться на родину.
Я помню, где мы, ещё в начале войны, закопали сундук с ценными вещами.
Мама надеется швейную машинку обменять на корову. Вот было бы здорово!
Ничего, прорвёмся как-нибудь! Скоро в лесу появится черемша, на лугу щавель, крапива.
На озере можно будет найти утиные яйца, а там и разные ягоды, грибы, орехи, мёд диких пчёл ...» - думал Василий. Но это все потом.
А пока ...
Пока он шёл с ребятами за клюквой.
А маме, тем временем, удалось раздобыть немного перловой крупы и яйцо.
Одно яйцо.
А дома трое голодных детей, один из которых болен.
Вот как бы вы поступили? И это не врач, а мать.
Она дает в руки больной дочери яйцо и велит выпить, а сама быстро выходит из землянки.
И один только Бог ведал, что творилось в её душе! Какая драма была прожита за дверью? Однако, быстро взяла себя в руки.
Вошла в тот момент, когда малыш держал в руках уже пустую скорлупу.
Конечно же, она посетовала вслух на то, что мальчишка снова взял у больной сестры еду,
но это скорее потому, что надо было что-то сказать ...
Малыш умер. Позже.
Василий умер несколько лет назад.
Наташа выжила, переболев всеми формами тифа и малярией.
И живет по сей день.
У каждого своя судьба.
Написано по рассказам моей мамы и бабушки.
35. Часто снишься ты мне по ночам...
Мила Кудинова
Моей бабушке Федоре, от имени которой написано стихотворение,
и дедушке Дмитрию, погибшему на войне посвящается
"Ни на солнце, ни на смерть
нельзя смотреть в упор"
Ларошфуко
Часто снишься ты мне по ночам...
Там военный фонарь, как свеча.
И Ларошфуко, как укор:
Вы на смерть, вопреки, и в упор …
Тьма сгустилась. Тебе не спится.
И, предательски так, на ресницах
Иногда заблестит слеза.
Кто сказал, что вам плакать нельзя!?
Тень моя не спеша выползает,
Я её к тебе провожаю,
И сама по пятам вхожу …
Дай же я на тебя погляжу!
Я с собой принесла свечу.
И беззвучно тебе кричу:
«Он придет, хочешь ты или нет,
Неизбежный, как жизнь, рассвет!»
Вынес свой приговор палач.
Ветер воет. А в доме плач...
Догорела ... сгорела свеча ...
Не приходишь уже по ночам ...
36. Война, жизнь и смерть глазами девятилетней девочки
Мила Кудинова
«В те дни мы в войну не играли.
Мы просто дышали войной.»
А. Иоффе
Вступление
Зима. Декабрь 1941 года.
В деревню пришел карательный отряд. Всех людей согнали в баню.
Ни у кого и сомнения не было, что нас или сожгут или расстреляют.
Но, оказалось, что нужны были рабочие по расчистке снега на дорогах.
И все должны были жить в одном месте.
Мужикам было разрешено смастерить трехэтажные лежанки.
Народу было много, поэтому топить не было нужды.
У дверей всегда стоял часовой с автоматом.
Мы были предупреждены о том, что выходить без разрешения нельзя.
Еду выдавали раз в день, и только работающим людям.
Нас у мамы было двое. Брат был на год старше меня. А мама была беременна.
Когда папа уходил на фронт, они еще и не знали об этом.
Днем в бане оставались только дети, да немощные старики.
История первая
И вот однажды, одной женщине поздно вечером вздумалось пробраться к своей хате,
чтоб вытащить припрятанное сало. Очень уж ей хотелось накормить своих мальчиков.
Битый час ее отговаривали. Стращали тем, что дети могут остаться сиротами.
Но все бесполезно. Она все равно побежала. Ну, и куда она может убежать от автоматчика?
Он подстрелил ее сразу.
Поднялась тревога. Налетели немцы.
Стали пытать ее раненую в предбаннике.
Говори, мол, куда бежала ночью, кого предупредить хотела.
Долго били ее. Она кричала и просила о помощи, но кто мог осмелиться выйти,
да и чем бы помогли. Плакали все.
Мальчики рвались к маме, а тетеньки держали их. Смотреть на это невозможно было.
Через полчаса она умолкла, наверно умерла.
Но на этом все не закончилось.
Они вошли к нам и приказали всем стать на колени.
Дали 3 минуты, на то, чтобы мы ответили, куда она хотела бежать,
в противном же случае они будут стрелять через одного до тех пор, пока кто-то не признается.
Про сало ничего не хотели слушать. А, поскольку другого ответа не было,
они начали стрелять.
Мы с мамой не были рядом. И за те три минуты я успела просчитать,
что выстрел приходится именно на маму. Не могу вам сказать сейчас,
почему не думала о брате, почему не думала о себе.
Очень хотелось, чтобы мама осталась жива!
Даже больше думала о том не родившемся ребеночке, чем о себе.
Боже! Как же хотелось, чтобы мама осталась жива!
Когда они стали стрелять, я начала вслух молиться.
Говорила что-то Богу, просила, чтоб Он пощадил мамочку.
И,чем ближе немцы приближались к ней, тем громче и неистовее молилась.
Старший немец услышал, подскочил и пнул сапогом в грудь так,
что я отлетела к стене. Потом он еще выругался, и все немцы ушли вместе с ним.
А я потеряла сознание.
Наверно от счастья, что моя мама осталась жить.
История вторая
Все та же баня, та же зима, но уже 42 год.
Как не пыталась мама уберечь нас от чесотки, которой заболели многие дети,
но, при таком скоплении народа, это было невозможно.
Я заразилась.
Мужик с другой деревни принес маме на работу бутылку с какой-то жидкостью.
Он разъяснил, что это сильное средство, и как его надо развести.
Но, вы не знаете мою маму, она же хотела, чтобы уже наверняка.
Развела она, как ей вздумалось, да еще чего-то добавила.
Когда смазывала, меня жгло как огнем.
Я просила, мол, мама не надо, но она еще и приговаривала, мол, буду знать,
как лазить куда не следует. А, куда не следует она и не говорила.
И не успела она намазать ноги, как увидела, что натворила.
Я вся стала, как сплошной волдырь.
И уже больно не было. Но мама начала голосить, и мне ее было очень жаль.
Она бегала вокруг меня, причитала, но не знала, что надо делать.
А время было позднее, и все были на месте, но никто ничем не мог нам помочь.
А я все стояла, потому, как ни сесть, ни лечь не могла.
Люди уже хотели ложиться спать, но разве под мамины вопли кто-нибудь бы уснул?
Да и я стою … тут…
Мне всех было жалко, но больше всех маму.
И я временами выпадала из жизни ...
Почему не падала, не знаю. Должно быть из жалости к маме.
Когда она, наконец-то, поняла, что криком ничем не поможешь,
остановилась и замерла.
И, казалось, ситуация безвыходная. Но надо знать маму!
Она вдруг сорвалась с места и побежала на улицу.
Все люди даже ахнуть не успели, как за ней закрылась дверь.
Тут уже я стала голосить и громко молиться!
Все ждали выстрелов.
Кто-то увидел в окно, как она побежала в сторону комендатуры.
Дальше все из рассказа мамы.
Она сама не помнила, как влетела в комендатуру, и, уж конечно, не понимала,
да и вряд ли думала о том, почему в нее не стреляли часовые.
Она, сходу бухнулась на колени и стала кричать что ей нужен доктор.
Конечно, подлетели охранники, схватили ее под мышки и хотели вытащить на улицу.
И Бог знает, чем бы все это закончилось, но надо было такому случится,
чтобы в это время там был доктор. Он махнул охранникам, чтоб отпустили;
и через полицая пытался выяснить у мамы, что же все – таки произошло.
Вероятно, он понял, что без очень важной причины женщина не смогла бы
совершить столь отважный поступок.
Её отпустили. И сказали возвращаться в баню.
Доктор взял с собой двух солдат и поспешил за ней.
А я, как вы понимаете, все стою.
И не теряю сознание, только лишь из-за страха за маму.
Мама буквально ворвалась в баню.
Все были в шоке от того, что она все еще жива, и никто не мог вымолвить ни слова.
Через пару минут вошли немцы.
Все люди очень испугались. Подумали что из-за поступка мамы их всех расстреляют.
Немецкий доктор посмотрел на меня, потом потребовал показать то,
чем мама меня смазывала.
Когда он исследовал содержимое бутылочки,
сказал, мол, матка-дура, и, покрутив у виска, вышел на улицу.
Все были в недоумении, никто, конечно же не мог спать.
А я, как вы понимаете, все стою, и периодически выхожу из жизни,
в которую меня возвращают громкие мамины стоны.
Через какое-то время немцы вернулись с жердями.
Пока доктор меня смазывал, солдаты делали что-то вроде гамака.
Эта мазь, или скорей жидкость, которой смазывал,
так сильно пахла яблоком, что хотелось вырвать из его рук бутылочку и отхлебнуть.
Потом положил меня в гамак, и я больше ничего не помнила.
Очнулась на другой день от его голоса.
Доктор вытащил меня из гамака, и опять смазал этой головокружительной жидкостью.
Через пару дней он приказал освободить для меня какую-то лежанку,
и подал маме чистые простыни, которые принес с собой.
Два раза в день доктор приходил и кормил меня той едой,
которую приносил с собой. Даже передать не могу, как же это было все вкусно.
Так хотелось оставить что-нибудь для мамы и брата.
Но доктор никогда не уходил, пока я все не съем.
Он постоянно мне что-то рассказывал.
И, может быть, вам это покажется странным, потому, что говорил он по-немецки,
но я его понимала. Он показывал фотографию, на которой был он, его жена и двое деток.
Мальчик и девочка. Все они мне казались безумно красивыми.
Доктор говорил, что, когда закончится война, я приеду в Германию,
и он познакомит меня с его семьей.
И так он приходил каждый день долгое время.
Всегда знала, когда он придет, и старалась утром к его приходу умыться
и привести себя в порядок. И он всегда улыбался и хвалил.
Называл он меня Натали. Думала, как хорошо, что мама не намазала мне еще и лицо.
Однажды он пришел в то время, когда я его совсем не ждала.
Он принес мне самые маленькие, какие только мог найти, ботинки, носки, одеяло и еду.
Это было тонкое одеяло, и сказал, чтоб мама сшила мне из него платье.
Потом он сказал мне, что они уезжают куда-то, и его не будет три дня.
И вот, когда наступит этот четвертый день, я должна смотреть в окно,
когда услышу звук машины. Но, если его не будет, то мол, мне передадут его фото
и я тогда пойму, что его уже никогда не будет.
Еще он сказал мне шепотом, что Гитлер капут.
И вот, когда наступил этот четвертый день, я, не дожидаясь звука машины,
торчала у окошечка, которое было над моей кроватью.
И машина действительно пришла, и из нее вышел высокий худой немец,
как мне подумалось, генерал, а может капитан,
так перед ним бегали немцы. Но я не понимала в этом, а из взрослых никого не было.
Когда он входил в дверь, ему нужно было здорово пригнуться.
Окинув взглядом баню, Немец подошел именно к моей постели.
Думаю, что он выбрал самую чистую.
Когда подошел, то спросил лишь одно слово:"Натали?" Я, кивнула.
Он полез во внутренний карман, достал фото и протянул его мне.
Несколько секунд, а, казалось, что вечность, смотрела на это фото,
боясь до него дотронуться. Словно, пока оно еще в его руках, то это неправда.
Потом какая-то странная и страшная боль появилась у меня в животе, и я закричала.
Закричала не от боли, нет ... поняла,
что доктора уже нет, и, что ничего уже не изменить.
Подалась вперед и стала колотить руками этого длинного немца,
который стоял передо мной, как вкопанный.
Била кулачками, что было сил, словно только он и был во всем виноват.
Била его кулачками и кричала: « Нет! Нет! Нет!».
Кричала так, что все дети попрятались под лежаки, думая, что немец будет стрелять.
Била, пока не обессилела, а немец все стоял, как вкопанный.
Обессилев, не переставая плакать, опустилась на кровать.
А через пару мгновений подняла на немца глаза и стала кричать:
«Пусть это будет неправда! Ну, пожалуйста, пусть это будет неправда!»
И вдруг увидела, что он плачет. По щекам текли настоящие слезы.
И он снова полез во внутренний карман.
Все Подумали, что за пистолетом, и что сейчас он точно меня убьет.
Но немец достал сверток, перевязанный бечевкой, и протянул его мне.
Я ударила руками по этому свертку.
Как же он, этот немец, не понимал, что мне нужен был живым мой друг!
Он поднял с пола сверток, положил на кровать и, молча, вышел.
В тот же день часовой был снят.
А утром Карательный отряд покинул нашу деревню.
Уже потом, став взрослой, часто думала,
о чем же тогда плакал немец, стоя у кровати белоруской девочки.
(Реальная история из жизни моей мамы и бабушки.)
37. Везунчик
Юрий Кутьин
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Редко какая семья в ту войну не понесла утраты. Взяла война свою дань и с нашей семьи: израненный отец, пропавший без вести молоденький лейтенант дядя Коля (по маме), тётушка потерявшая здоровье при мобилизации.на торф...
Сколько после той войны осталось горевать людей, показал Бессмертный полк - до сих пор эта боль в народе не изжита.
Но были на войне и примеры невероятного везения.
Везунчиком называли младшего брата отца, дядю Колю.
Николай, призванный с началом войны в пехоту, по дороге на фронт на стоянке в одной рубахе осенью выскочил за кипятком с чайником.
Обратно под составами пробирается, уже свой видит. И патруль. А у него нет документов, в гимнастёрке остались.
-Да вот состав мой, догоню,-патрулю показывает и бежать, вроде как, собирается.
-Стоять!-Разговор у патруля короткий.–Дезертир! И по законам военного времени за самовольное оставление позиций и попытку бежать - вплоть до расстрела на месте.
Заперли в камере, а там таких много, ждущих решения своей участи.
И заходят гражданские в кожанках, сразу к патрулю: "Верзилы были?"Потом ко всем:
-Нам здоровые ребята нужны, чтобы пять пудов по одному подносили.
-Да я в деревне по десять носил, - говорит Никола. А ростом он был чуть выше среднего, но торс плотный и в плечах широк. Всё пропорционально, поэтому внешне верзилой не казался. Хмыкнули скептически эти в кожанках и предлагает один:
-Я девяносто, пронесёшь меня сто метров на плечах – вытащим отсюда.
Дядя Коля подхватил его, как девушку на руки и бегом туда и обратно принёс и на ноги поставил. Сила была у него природная, врождённая и проявлялась в критические
моменты и тем больше была, чем момент опасней.
Николаю это от отца своего (моего деда Тараса) передалось. Дед Тарас был сильный. Если он хлыст в лесу спиленный не приподнимет, вместо одной лошади двух впрягали. Умер 1925г.от тифа. Никто кроме него не пошёл тифозных выносить. И заразился, уже лошади к пахоте стояли. Подойдёт по стеночке к ним, обнимет каурого: "Видно, Карько, не пахивать нам уже вместе." Отцу моему было тогда семь лет, Коле около пяти и уже тогда одолевал он старшего.
...Его одного и отобрали. В амбарной тетради сделали запись, патрульным -расписку, те под козырёк и стал дядя Коля (ещё и чайник не остыл)после соответствующей проверки заряжающим на «Катюшах», реактивные снаряды которых весили девяносто и более килограммов.
Да, бывало и так на войне. Приказывали решить вопрос, наделяли полномочиями и крутись, формируй сам свою часть из кого угодно: окруженцев, отставших, арестованных и т. д.иначе за невыполнение приказа в военное время разговор короткий. «А то ведь доходило до ЧП, рассказывал дядя Коля: "Просят у батареи «Катюш» поддержки огнём, а огня нет. «Катюши» есть, снаряды есть, а заряжающие выдохлись – не могут снаряд поднять и всё тут.»
Помню, как приезжая к нам и "излажая" баньку, носил дядя Коля воду для время экономии двумя молочными четырёхведёрными бидонами. Помню, хоть и маленький был,как он рассказывал.
-Сначала-то мы залп сделаем и сматываемся, чтобы не накрыли. На нас немцы охотились. А уж к концу войны стреляли, не меняя позиций – только заряжай. Пукнет их батарея по нам, быстро меняли наводку и одним залпом сметали, сжигали их напрочь.
Всю войну прошёл дядя Коля и ни одного ранения. "Везунчик",-говорили про него.
-Да,-соглашался он,- повезло, что отстал от эшелона, повезло, что не расстреляли, повезло, что реактивщикам-ракетчикам понравился, повезло - за всю войну из десятка тысяч ни один снаряд в руках не сдетонировал. А из земляков пехотной части, от которой отстал, ни один из друзей одногодков в деревню не вернулся.
Да, повезло,- думал я,- только почему-то не слышно было радости в голосе дяди Коли? Невыносимо было осиротевшим бабам и девкам трёх деревень смотреть на него одного - уезжай попросили. И осел дядя Коля в Москве. Дослужился в милиции до майора, но кроме детей и двушки на окраине не нажил ничего. "Не беру"- не раз я от него слышал.
Тот который не стрелял - Владимир Высоцкий
https://www.youtube.com/watch?v=Or97gGP88kA
38. Со страху
Юрий Кутьин
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Не торопите ветерана просьбами рассказать о войне. Воспоминания о войне для него трудны и тяжелы, он их отодвигает в самый дальний уголок памяти и старается забыть. Сходу, не собравшись с мыслями, ему трудно что-то вспомнить кроме общих слов.
И носят ветераны в себе невысказанное о войне до тех пор пока не переполнят их мысли и эмоции по какому-то эпизоду, событию. И тогда поведают, расскажут они об этом, как выдохнут, не подбирая ни аудиторию, ни ситуацию, ни время. А сколько же воспоминаний, до которых так и не дошла очередь, ветераны унесли с собой?
Но не торопите ветерана с воспоминаниями. Знаю, как легко можно спугнуть неосторожным или пафосным словом драгоценную частичку памяти сердца воевавших, как легко можно порвать настроенную в лад с памятью струну их воспоминаний любым неловким движением. Сколько историй мы спугнули так в детстве у отца, когда он, видя несерьёзность мальцов, и непонимание, замолкал на полуслове. Настраиваться на воспоминания ветеранам с каждым разом всё сложнее.
– Пап, а почему у тебя один только орден,– приставали мы братья с расспросами.
– А потому что прикручен, а то б и его не было, – отшучивался отец, намекая, что старшие сестры–соплюшки ещё до моего рождения цепляли отцовские медали себе на одежонку вместо брошек и значков, форсили по деревне и, естественно, всё растеряли.
Потом уже в 70-ые годы, когда ветераны стали встречаться в День Победы, через военкомат отец всё утерянное восстановил и получилась приличная для простого пехотинца наградная планка, хоть в первые три года войны бойцов и не так щедро осыпали наградами. А раз есть медали, то мы мальцы искренне считали, что отец и фашистов бил и танки взрывал, приближая победу. Отец же отвечал, помню, всегда одинаково, что воевал, стрелял – за это и орден дали…
Много позже приезжал я на каникулы и помогал отцу рубить сруб нового коровника...
– А не поднять нам, Жорка, это бревно-то, – сокрушался отец.
Я, бравируя словечками (студент всё–таки с Питера), приводил примеры о том, что человек в состоянии аффекта бывает способен поднять тяжесть свыше своих возможностей, совершить то, что в обычное время ему не по силам.
– Способен, говоришь, совершить? – Задумчиво переспросил отец, присаживаясь на бревно, – Вот и я орден-то, помнишь, всё спрашивали, в этом, как ты там его, эффекте?... короче, получается со страху заработал,- выдохнул отец.
Я замираю, боясь сбить его настрой, а он, всё больше волнуется, погружаясь в те события, продолжает.
– Напали на нас немцы ночью, проспали часовые. Очнулся – кто–то по ногам пробежал. Слышу возня, стоны, хрипы и звуки булькающие, как–будто бычку годовалому горло перерезали. А откуда в траншее бычок? Понял сразу, это нас сонных, живых режут молча. Дернулся спросонья бежать, туда, сюда, темень, кругом стоны, паника. Наткнулся в темноте - двое, ногами сучат и вытягиваются уже в предсмертных судорогах. Всё, сейчас и меня, думаю, не пропустят... Нашарил что–то тяжёленькое подвернулось, машу, тычу в темноту, как тележной осью, мычу спросонья: «Не подходи – пришибу». Ну как, когда деревня на деревню дрались… И, чувствую, зацепил кого–то, хорошо так, только челюсть чавкнула.
– Слава Богу, оказалось..., – передохнув, после паузы продолжил отец,–оказалось ДП схватил за дуло, снаряженный с диском и с сошками, перехватился, затвор передёрнул и короткой очередью с рук в небо обозначил, кто здесь хозяин, суйся теперь. В пламени выстрелов различил разбегающиеся и как проваливающиеся в землю силуэты и свою тень сзади на стенах построек – огромную с пулемётом и в полный рост.
– А тут и командир подбегает, орёт: «Стреляй, стреляй!» Тут уж и я окончательно пришел в себя, сошки на бруствер, приклад в плечо и весь диск в их сторону разрядил. Диска и на минуту не хватило. Но за это время другие бойцы запостреливали…
– По темноте немцы отошли. Их разведчики, наверное, "за языком" приходили, но так никого и не взяли, офицера не выследили, а рядовые все наши убитые остались на месте… И все убиты с одного удара ножом. Выученные, здоровые фрицы были. Следы сапог 45 размера со шляпками гвоздей в глине отпечатались. Уж как они меня пропустили – не знаю... Но и у диверсантов выдержка-то тоже не железная. Тоже боятся. Выдавили пулемётом мы их подальше от наших позиций в низину в небольшой лесок. Они-то надеялись,что там отсидятся и уйдут затемно, а у нас там каждый куст пристрелян. Рассвело быстро, мы их минами и закидали. Мин не жалели, злые были очень. Где фриц обозначился туда мы минами и долбили. Понавешали их кишков на кустах. Думаю,что ни один не ушёл...
– Но как так я тогда махался дегтярём, а потом с рук стрелял, ума не приложу – тяжёлый ведь зверюга и отдача страшная, – удивлялся отец. – Пробовал я потом пострелять с рук в спокойной обстановке - дольше трёх выстрелов не мог удержать. А там-то очередью поливал! Командир потом говорил, – не начни работать пулемёт – неизвестно, чем бы всё кончилось, и перед строем объявил о представлении меня к награде за отражение нападения диверсантов.- Вовремя открыл огонь, пусть и неприцельный, но там и тень бойца в полный рост, поливающего из пулемёта, заставила диверсантов отойти. А часовых, что прозевали, перед строем арестовали и под трибунал. Молодые совсем... Хорошо,если штрафбат...
– Эх, война, война, война. Что же ты наде-е-лала? – затянул было отец, но голос его дрогнул, осёкся...
– А-а-а,– срывается он с места, маскируя окриком предательский всхлип,– чего расселись, давай берём бревно что ли. Сходу его и на место... И р-а-а-з, как тут и было...
– Сколько девок, сколько баб сиротами сделала, – допел куплет речетативом, воткнул топор в торец бревна, – вот так и бывает, один со страху помер, другой ожил...
Теперь-то я понимаю, почему раньше нам маленьким отец не любил рассказывать о войне — не хотел он нас ещё не окрепших нагружать тяжёлыми, страшными воспоминаниями, да тогда бы и мы в его рассказах многого просто не поняли. Не принято было, например, в ту пору ура-патриотизма говорить, а тем более признаваться в страхе на войне. А страх на войне был и порождал как трусость, так и храбрость, доводя "кого до ордена, ну а кого до вышки."
И кому, как не сыновьям хранить память отцов о войне,
чтобы передать эстафету памяти детям, внукам, правнукам.
Чтобы понимали!
Чтобы помнили!
В.ВЫСОЦКИЙ. ШТРАФНЫЕ БАТАЛЬОНЫ
http://www.youtube.com/watch?v=OXSOQbsOmg8
39. Рисуют мальчики войну
Юрий Кутьин
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
В детстве в деревне с развлечениями было не богато. Помню, как-то после старших сестёр школьниц мне достались цветные карандаши и рисовальный альбом. Отсюда и началось тогда моё увлечение рисованием. А что рисовали в то время мальчишки? Ну, естественно, войну! И рисовали так, как им хотелось.
Это сейчас мы думаем, что о войне понимаем всё. А вот в 60-ые годы, хорошо это помню, у меня, 6-8-милетнего пацана, было двойственное восприятие войны: с одной стороны, по "ура-патриотическим фильмам", и названия которых забылись, где наши доблестные воины в хвост и гриву шутя лупили глупых немцев. По ним война мне тогда казалась очень, очень далёким прошлым и едва ли не увлекательным, опасным, но приключением. Казалось, на войне можно было запросто насовершать подвигов, наполучать орденов.
И это, безусловно, находило отражение в тех детских героических рисунках.
Но уже тогда были моменты, когда война виделась другими глазами. Даже по случайным, между делом, репликам взрослых (ох, не дай Бог), замечаниям (кому война - кому хреновина одна), которые были непонятны мне, мальцу, и потому западали в душу и требовали ответа.
Сейчас сам понимаю, что 15 послевоенных лет для тех, кто прошел войну, - не срок. И по каким бы праздникам тогда ни собирались взрослые, их разговоры всегда переходили на войну. Да чего греха таить, собирались мужики не только по праздникам - на фронте "наркомовские сто грамм" сделали из мужиков людей выпивающих, и не всегда их лексика была нормативной, а темы разговоров приемлемы для детей. Нас, мальцов, поэтому отправляли погулять, но я незаметно забирался под высокую кровать с никелированными шариками и, лёжа на животе и черкая цветными карандашами что-то в рисовальном альбоме, слушал и наблюдал за происходящим сквозь дырки узорчатого подзора, пропуская мимо ушей всё, что было не о войне. И впитывал только разговоры о войне подвыпивших мужиков, которым всего-то было тогда по сорок с небольшим.
А они, простые работяги, шоферы, трактористы, вальщики леса, пилорамщики, из которых в обычное время о войне и слова не вытянешь, выпив, становились разговорчивей, вспоминали кто где воевал, звучали имена известных генералов, названия фронтов... Когда захмелеют, тут уж эмоции через край: и кулаком по столу, и, бывало, рванув на себе ворот рубахи, заплачут с надрывом, то ли от вина, то ли от воспоминаний...Вспоминали захмелевшие мужики и о личном, самом сокровенном. Я погружался, утопал в этих рассказах. А неумелая детская рука торопилась зафиксировать эти картины в альбоме...
Плен, концлагеря, гибель сослуживцев, огонь по своим… и много-много всего, о чём говорили мужики. Вплоть до обид на послевоенную несправедливость: "Я с первых дней на войне. Раненый, не по своей воле, попал в зону окупации, два года по концлагерям, и сейчас с неснятой судимостью за это, а ты призвался в апреле 45-го и в боях то не успел поучаствовать, а как участник ВОВ все льготы исправно получаешь".
Эти разговоры были совсем не похожи на причёсанные рассказы застёгнутых на все пуговицы, с кучей юбилейных медалей на груди, ветеранов на праздничных школьных утренниках. Та лихость и книжная заученность, с какой приглашённые ветераны рассказывали о своём участии в войне, вызывали странное чувство. Не было в их рассказах той доверительности и откровенности, как в словах мужчин за столом.
И здесь мужчины рассказывали о том, как воевали, и понимаю сейчас, что и приукрашивали, и привирали, но делали они это без какого-то умысла, искренне и простодушно, "со слезами на глазах". И верилось, что всё именно так и было. Ведь они больше говорили не о своих подвигах, хотя у всех медали, ордена и не только юбилейные.
А о том, как уже на второй день войны испытали жуть бомбёжки и обстрела с немецких самолётов, когда «хотелось, как жуку зарыться по-глубже в землю, чтобы не слышать вой, безумные крики, не видеть разорванных пополам лошадей и людей.»
Как 6-го августа приняли первый бой с наступающими превосходящими силами немцев. В том бою полк потерял 85%(!) всего состава, но и противник здесь не прошёл, обошёл с флангов.
Как выходили с боями из окружения под Киевом, а это было крупнейшее окружение в мировой истории войн. Из 522 тысяч наших бойцов вышло только 15 тысяч, в их числе и мой отец двадцати трёх лет от роду тогда.
Как, встав вокруг костра, прожаривали бойцы на огне свои рубахи, а вши так и щелкали. Как прибывшие необученные новобранцы бегут в атаку толпой, а не цепью, и всех накрывает одной миной. О ровесниках 1918-1923 года рождения, убитых и пропавших без вести на войне.
Как в наших вологодских вновь организованных лесопунктах вылавливали заметающих следы бывших предателей - полицаев, врагов народа, у которых «руки по локоть в крови», и дезертиров, годами отсиживавшихся в подвалах.
Как валялись в забытьи раненые мужчины по госпиталям и по неделе не могли есть от боли. Потом, в общественной бане, куда меня брал с собой отец, я видел эти страшные военные раны и увечья на телах мужчин, вперемешку с татуировками. Помню, как, сидя намыленным в большом тазу, я спрашивал у отца, показывая, но не касаясь пальчиком шрамов на его плече: "Пап, больно?"
Осмысливая всё это детским умишком, понимал, насколько тяжелые испытания выпали на долю этих мобилизованных и призванных, вспоминающих сейчас военные дни, мужчин. И я пытался рисовать всё это, в меру своих возможностей старался отразить это в рисунках, получалось неумело, но, видимо, по-детски непосредственно и это подкупало зрителей.
Освещение под кроватью было неважное, свет проникал сквозь кружева подзора и проецировался на лист бумаги причудливым чередованием теней линий, кругов и других фигур. С известной долей воображения в этом переплетении теней на листе можно было увидеть всё что угодно. И я видел в этих светотенях всё, что мне в данный момент было интересно: от колонн войск на марше, рвущихся снарядов и стреляющих «Катюш», до ограды из колючей проволоки со сторожевыми вышками.
Я пользовался этим, подрисовывал полосатую одежду к теням вытянутых овалов, которые становились для меня измождёнными лицами, и ясно видел уже шеренги узников концлагерей. Переворачивал лист, большие кружочки теней от подзора у меня становились колоннами танков. Дорисовывал башни со стволами – и получалась танковая атака. На другом листе - залп «Катюш», а здесь - госпиталь и т.д.
Так, бывало, увлечёшься подобным рисованием, что заснёшь и не заметишь конца застолья. А когда потерявшие меня сестры допытывались, что я делал под кроватью, я показывал им свои рисунки. Но без теней подзора они видели одни каракули. А рисунки, которые я ясно видел, сохранялись в моей памяти. Они были очень похожи на подобные рисунки о войне детей, взятые из интернета, и приведенные здесь...
Помню, я был уже пятиклассником (под кроватью уже не прятался).
И собрались, как обычно, мужики - участники войны отпраздновать Победу.
Тогда, в 1965 году, по чёрно-белому «Рекорду» в 19.00 объявили первую в Советском Союзе Минуту молчания в память о не вернувшихся с той войны.
Услышав проникновенные, берущие за сердце, слова диктора и отсчёт метрономом минутного интервала, уже подвыпившие мужики притихли, потом без команды как один встали и застыли, и стояли кружком, глядя в стол заблестевшими вдруг глазами, и старались не смотреть друг на друга, чувствуя, что и у других ком в горле, и перехватило дыхание, и неудержимо дрожит подбородок, и судорожно кривятся губы от сдерживания рвущихся из груди сдавленных звуков. А бывший узник концлагеря к концу минуты совсем поник плечами и облокотясь на комод стоял, уронив голову лбом на ладони рук и плечи его вздрагивали…
Эта картина потрясла меня. Я много раз пытался нарисовать «Минуту молчания» карандашами на бумаге. Отец, как-то увидев рисунок, сказал: «Эк ты момент схватил! Праслово...» Но мне не нравилось. Лица у мужчин получались смешные, и узник не горевал, а как-будто прилёг отдохнуть на комод… Много было вариантов «Минуты». Этот крайний, написанный словами, отец уже не прочтёт.
После окончания той первой минуты молчания мужчины, не чокаясь, помянули не вернувшихся с войны и долго ещё продолжали молчать, смаргивая и хлюпая носами...
– Всё, мужики, хватит, не пью больше,– сказал кто-то тихо, но решительно.- Сердце ни к чёрту, давит. Всё здоровье война забрала.
- А ведь там не болели, бывало, на снегу в шинелях спали – и ничего,- замечает другой,- шинель оторвёшь от льда, заправишься горяченьким от полевой кухни, примешь наркомовские от старшины, и как огурчик снова.
- Это, как доктор объяснял, организм тогда мобилизовался, включил резервы, он брал в долг сам у себя. А сейчас подошло время платить по долгам, а платить-то и нечем. Кто изранен, кто в трудах надорвался, а кого и водка сгубила. Ветераны пачками уходят,- подключается ещё один.- Неужели и за Победу не выпьешь? Не помянешь погибших и ушедших?
- За Победу - это святое! Помирать буду, а за Победу пригублю. Вон как о нас теперь заговорили, слыхали: «Перед подвигом советского Воина-освободителя склоняет голову благодарное человечество». Пожить ещё охота, посмотреть на благодарное человечество.
– Ты прав,– поддержали остальные,– Победа это такое дело! Победа это важнее всего!!! И чем дальше, тем больше...
С того дня День Победы стал и для меня самым главным праздником.
Так, видя реакцию взрослых на события, слушая их рассказы и фиксируя это в рисунках, я уяснял, что война – это страшная беда для народа, это разрушения, осиротевшие голодные дети, смерти и ранения и постоянный страх за свою жизнь, и жизнь своих близких... Такой я и рисовал войну в дальнейшем.
Наш народ выстоял в этой беде и победил!
Низкий поклон всем, кто справился с ней.
РИСУЮТ МАЛЬЧИКИ ВОЙНУ. Песня
http://www.youtube.com/watch?v=nA61cZP5JME
*****
12. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №12. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ («Л»-«М»)
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту («Л»-«М»)
Всего 34 произведения.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Игорь Лебедевъ http://proza.ru/2008/10/27/167 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Игорь Лебедевъ http://proza.ru/2009/06/01/259 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
3. И.Лебедевъ http://proza.ru/2008/10/20/181 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
4. И.Лебедевъ http://proza.ru/2009/01/11/236 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
5. Инна Левченко http://proza.ru/2020/01/23/775 («ВТ») - Основная номинация
6. Альбина Лисовская http://proza.ru/2020/05/07/1954 («ВТ») - Основная номинация
7. Альбина Лисовская http://proza.ru/2020/01/01/426 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
8. Алина Литвиненко http://proza.ru/2020/04/12/1682 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
9. Алина Литвиненко http://proza.ru/2018/03/02/1516 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
10. Анна Магасумова http://proza.ru/2020/05/04/855 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
11. Анна Магасумова http://proza.ru/2020/05/08/2339 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
12. Людмила Май http://proza.ru/2020/05/24/1333 («ВТ») - Основная номинация
13. Людмила Май http://proza.ru/2020/05/24/1306 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
14. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2020/05/09/2036 («ВТ») - Основная номинация
15. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2018/08/17/648 («ГТ») - Основная номинация
16. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2020/05/09/2101 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
17. Дарья Михайловна Майская http://proza.ru/2013/12/09/984 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
18. Лариса Малмыгина http://proza.ru/2016/09/20/1024 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Евлуп Малофеев http://proza.ru/2014/05/06/1930 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
20. Владимир Мальцевъ http://proza.ru/2020/03/26/517 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
21. Зинаида Малыгина 2 http://proza.ru/2016/03/08/2487 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
22. Зинаида Малыгина 2 http://proza.ru/2016/02/22/1201 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
23. Олег Маляренко http://proza.ru/2012/02/07/704 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
24. Олег Маляренко http://proza.ru/2014/01/14/690 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
25. Майя Манки http://proza.ru/2020/05/23/1640 («ВТ») - Основная номинация
26. Сергей Маслобоев http://proza.ru/2017/04/24/866 («ВТ») - Основная номинация
27. Геннадий Мингазов http://proza.ru/2020/06/11/723 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
28. Олег Михайлишин http://proza.ru/2019/01/10/1068 («ВТ») - Основная номинация
29. Олег Михайлишин http://proza.ru/2019/01/18/140 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
30. Александр Михельман http://proza.ru/2020/05/24/606 («ВТ») - Основная номинация
31. Варвара Можаровская http://proza.ru/2019/03/21/150 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
32. Илья Молоков http://proza.ru/2020/05/09/473 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
33. Илья Молоков http://proza.ru/2020/05/25/352 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
34. Василий Мякушенко http://proza.ru/2015/05/27/1135 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Рассказы о войне. Шелковые мешочки
Игорь Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Детям Войны посвящается...
Шелковые мешочки...
Что это такое? Ни за что не угадаете!..
Во время Войны внутри целых, неразорвавшихся снарядов можно было найти шелковые мешочки (натуральный шелк - другого тогда не было!).
Зачем они там находились? Хороший, но дилетантский вопрос. Извините!
В них засыпали порох.
Зачем?
Да чтобы не просыпался!
Хотя, речь идет не о тонкостях производства боеприпасов! Речь идет о жизни, вернее о жизнях десятков и сотен ребят, чье детство выпало на страшные, тяжелые годы Войны...
Эти самые шелковые мешочки были в ту пору – мечтой и желанным подарком всех деревенских девчонок! Это вам не теперешние девчоночьи мечты! Что только не делали из этих мешочков? Можно было сшить платьице для куклы (гордость хозяйки такой куклы - не знала границ)! А можно было даже и для себя что-то скроить! Какие в ту пору были наряды? А добывались эти самые мешочки только путем разборки этих самых снарядов деревенскими детьми, в основном мальчишками! Не буду говорить о смертельной опасности, которая ждала за этим занятием ребят! Да что тут говорить – горячее желание деревенских маленьких кавалеров угодить местным несовершеннолетним красавицам очень часто приводило к жуткой трагедии, выражавшейся в лучшем случае к оторванным рукам и ногам, а зачастую и к более тяжелым последствиям! Да и девчонки, которые посмелее, тоже тянулись за мальчиками. И тоже занимались опаснейшим из дел земных – разборкой боевых снарядов, которые в изобилии валялись повсюду в местах боев...
Много лет прошло, прежде чем мы узнали, что наша мама, в возрасте 10 лет тоже принесла с ребятами домой артиллерийский снаряд и пыталась его разобрать. К счастью, домой неожиданно (для них) вернулась моя бабушка! Это, наверное, и спасло всем жизнь.
Такая простая история...
2. Рассказы о войне. Штрафники
Игорь Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Рассказы о войне. Штрафники.
В основе рассказа положена реальная история.
С возвышения бил немецкий пулемет. Наш взвод залег в полном составе. Ситуация была непростая. Ни голову поднять, ни отползти. Взводный Иванов лежал рядом с нами, вжавшись в рыхлую землю. Задача была всем понятна. Но как её выполнить, пока не знал никто! Фронт уже прокатился по всей Украине и уже скоро, очень скоро вся наша земля будет свободна от фашистской гадины! Скоро! Всем хотелось дожить до Победы и в ней, в Победе - в нашем взводе никто не сомневался. Это точно.
Взводный Иванов приподнялся:
-Ребята, приготовиться к атаке! Нужно взять гада, пока он нас всех здесь не уложил! Шевченко и Петров, вы отвлекаете его с левого фланга. А мы идем в лоб!
И тут с правого флага послышались какие-то крики. Сначала их было не разобрать. Кто это? Немцы? Да вроде не похоже. Румыны? Так Румыния вроде больше не союзница Германии. Но шинели не наши. Какие-то рыжие… О! Немецкий пулеметчик бьет по этим шинелям. А вот уже и крики стали отчетливо слышны: «Ё.. твою мать! Бей их!» Так кто же это? На власовцев не похожи… Но почему не кричат «Ура!?»
Мы бежим. Пулемет бьет по рыжим шинелям. У них большие потери. Но они упорно ползут вперед, сжимая в руках свое оружие.
Днепродзержинец Шевченко забрасывает немецкий пулемет гранатами. Уф. Бой закончен. Падаю без сил прямо на землю. Вот и кисет. Самокрутка. У нас все живы. Один ранен. Легко.
Теперь мы вместе с этими бойцами, одетыми в рыжие румынские шинели, без знаков различий.
-Мужики! Свои мы. Штрафные… Дайте патронов, ради Христа! Видите вот, с голыми руками послали. Хорошо, хоть Вы пулеметчика завалили! Иначе всем бы нам тут полечь. Спасибо, братцы.
Мы поделились с штрафниками, чем могли: едой, куревом, патронами. Короткая передышка. Наш взвод закрепился на высотке. А штрафники под командованием своего капитана двинули куда-то дальше. Больше мы их не видели. Прощайте, рыжие шинели! Храни Вас солдатский Бог!
3. Рассказы о войне. Дядя Яша. По рассказу моей мамы
Игорь Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Памяти Якова Коновича, школьного учителя, убитого немцами в 1941г.
Памяти всех жертв нацизма.
Дядя Яша – наш родственник. Он был женат на родной сестре моей бабушки по матери – Марии. У них до войны родилось двое детей, как у всех, мальчик и девочка. Жили они скромно. Оба и дядя Яша, и бабушка Мария – работали сельскими учителями. Оба закончили до войны педагогический институт в Смоленске. Дружно вели свое небольшое хозяйство и растили детей. Дядя Яша был директором сельской школы, а бабушка Мария – учительницей, там же. Преподавали учителя в таких школах, обычно по нескольку предметов, что не сказывалось на качестве обучения. Старательные дети всегда на селе были и другой возможности, как при помощи грамотности, у них выбиться «в люди» не было. Все бы так и продолжалось. Но тут началась Война.
Паники не было. Но тревога, обида, отчаяние были! Немцы быстро продвигались вглубь страны. Примерно через неделю местность, где проживала семья дяди Яши и бабушки Марии, была оккупирована. Через деревню проехала колонна немецких танков без остановки. За ними веселые немецкие мотоциклисты, играющие на губных гармошках, и раздающие деревенским детям конфеты. За ними пришли другие. На здании сельсовета появился красный чужой флаг со свастикой, похожей на паука, в белом круге. Еще через пару дней немцы назначили Старосту из местных, деревенских. Еще через пару дней на доске объявлений возле сельсовета был вывешен листок бумаги, который предписывал всем евреям в назначенное время явиться к сельсовету. Дядя Яша был человеком дисциплинированным и о немецкой нации знал, что она является высококультурной и просвещенной, что она дала миру много великих писателей, композиторов и поэтов. В общем, он поцеловал бабушку Марию, погладил деток по черноволосым головкам, и ушел.
Больше дядю Яшу уже никто не видел. Только много позже всем стала известна страшная правда. Страшная правда - о Войне!
Об этой трагедии в нашей семье узнали только поздней осенью. Мой прадед – Сергей Константинович снарядил по первому крепкому морозцу, на санях целую экспедицию, чтобы выяснить по возможности, что стало с семьей его младшей дочери. Путь наш был неблизкий, из Витебской - в Смоленскую губернию, по оккупированной немцами территории. Ехали долго, стараясь не попасться на глаза немецким патрулям, часто по заснеженным лесным дорогам, пережидая днем, и двигаясь преимущественно ночью.
И вот – дом дяди Яши, воскресенье. Дверь не заперта. В доме кто-то явно есть. Слышится какой-то негромкий шум. Дверь распахнулась. На пороге мой прадед. В комнате бабушка Мария деревянной маслобойкой взбивает масло. На полу возятся дети – маленькие Толик и Алла. Объятия, быстрые сборы, слезы на прощание с домом. Отъезд. С собой было взято только самое ценное и необходимое – каракулевая шуба бабушки, детские вещи, съестное на дорогу. Обратный путь. Долгий-долгий. Было очень холодно и страшно. Два раза останавливал немецкий патруль. Детей прятали под одеялом. Они, слава Богу, лежали на дедовом сене тихо-тихо. Наверное, уже познали, что такое ужас войны.
Приезд домой. Объятия. Слезы. Новые заботы. Ужас. Страх. Голод. Маленьких Толю и Аллу всю войну прятали, когда бывали облавы и «внезапные» проверки немецких властей. Спасибо соседям. Не выдали. Хотя несколько раз в дом приходили немцы, не из высоких чинов, а простые солдаты, и говорили нам на ломаном русском: «Мы знаем, что вы прячете двух маленьких Юден, но нам – все равно! Пусть живут! А вот вашим, здесь в деревне, не все равно. Они нам давно об этом рассказали!». Спасибо вам, немецкие солдаты! Весной мой прадед Сергей Константинович снова, уже на телеге, съездил в опустевший дом дяди Яши, загрузил скарб и вернулся домой.
Слава Богу, все наши, и дед Сергей, и его жена – бабушка Катя, и мы, и бабушки, и маленькие Алла и Толя, дети дяди Яши, выжили в эту страшную войну, перенеся ужасы бомбежек, меняющихся несколько раз фронтов, проходящих через нашу деревню, длительный поход в «беженцы» в сторону «сытой» Польши, в Барановичский район, жизнь в землянке после уничтожения дома в конце войны чьим-то снарядом (откуда мы знаем – немецкий он был или наш), остались живы. Прости нас, дядя Яша.
4. Узник нацизма
Игорь Лебедевъ
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Узник нацизма.
Когда я был пионером – перед нами часто выступали разные заслуженные люди. Может быть, чтобы передать свой выдающийся опыт молодому поколению. А может быть – по какой-то совсем другой причине. Мы тогда над этим не задумывались. Был среди них один человек, который был наиболее живописен в своих рассказах, показателен, что ли. По прошествии многих лет трудно подобрать точно слово, почему он нам, детям тогда еще, запал в душу. Он был высокий, седой, всегда в темном костюме и рубашке без галстука. Говорил всегда тихо, но доходчиво. В юности ему пришлось пережить ужасы немецкого лагеря смерти «Бухенвальд», о чем свидетельствовал номер, выколотый на его руке – на внутренней стороне, между локтем и запястьем. Каждый раз, когда он перед нами выступал, непременно этот номер всем нам показывал. Издали, конечно. Но, тем не менее, я этот номер хорошо помню. Помню наполненные болью и грустью глаза этого человека и ряд страшных цифр на руке. Сами цифры, конечно, мне не запомнились. Да это и неважно! Помню, как наш директор школы всегда торжественно его представлял, жал руку на прощание, как мы ему аплодировали и верили всему, что он нам тогда говорил.
Прошло много лет. И вот мы узнали сногсшибательную новость. Это человек, который много лет называл себя узником нацизма, оказался предателем, прислужником фашистов в том самом «Бухенвальде», а каким образом он себе этот номер выколол на руке – можно только догадываться! Опознал его спустя 50 лет узник того же самого лагеря смерти, где тот нес свою позорную службу в совсем юном возрасте.
5. Судьба фронтовички стих на Конкурс-9
Инна Левченко
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
У входа в метро, недалече,
Старушка сидит день за днём.
Устало опущены плечи,
В пальтишечке ветхом своём...
Не нищенка, не побирушка,
Хоть жизнь доживает одна:
Платки предлагает старушка,
Которые вяжет сама.
"Прошу вас, купите платочек,
На выбор - любые тона!
Душой моей он, между прочим,
Согретый", - шептала она.
Как в жизни нелёгкой и длинной,
В свои девяносто годков,
Всё занята неутомимо
Плетеньем ажурных платков!
Судьба ей лихая досталась:
Девчонкой попала на фронт,
В семнадцать без слуха осталась -
Был немцами взорван парОм...
А дальше - бои и раненье,
Контузия, госпиталЯ...
А после войны, к сожаленью,
У ней не сложилась семья...
Одна, без детей и без мужа,
Живёт, не считая года.
Платки она вяжет. К тому же,
Работать привыкла всегда...
У ней с той поры нету слуха,
Не слышит людей голоса.
Живёт силой воли и духа -
И падать ей духом нельзя!
И, словно на фронте когда-то,
Приходится вновь воевать,
Живя на «смешную» доплату...
А что ж с этой пенсии взять?
Победу девятого мая
В весенние празднуем дни,
Но знаем ли, как выживают
Герои Великой страны?!
Их пенсия – это копейки,
Попробуй лекарства купить?
А кушать на что? Ты сумей-ка
Ещё за квартиру платить!..
Войну всю прошли ветераны,
Победу добыли для нас,
Остались на теле их шрамы,
Болят эти раны сейчас!
За что воевали когда-то:
За жалкую жизнь в нищете?
За что умирали солдаты?
Забыты, зарыты в земле...
Послушайте, кто там у власти:
Вы баловни странной судьбы,
Купаетесь в призрачном счастье -
Герои живут, как рабы...
А старенькую фронтовичку,
Хоть ты лишь прохожий простой,
С Победой поздравь её, лично,
Платочек купи шерстяной...
Её ты согрей добрым словом,
Окутай, как шалью, теплом,
Проснётся душа её снова
В общенье родном и живом!
Нужны ей забота, вниманье,
Поддержка, почтенье нужны...
И пусть прекратятся страданья
Героев прошедшей войны!
6. К 75-летию Великой Победы
Альбина Лисовская
К 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
Сегодня особенный день — сын принёс с почты бандероль с книгой: Литературный альманах "Страницы жизни": Выпуск 6. Составитель П.В.Лосев. — М. : Филинъ, 2020 -- 482 с. ISBN978-5-9216-0215-1. В нём опубликованы произведения авторов о Великой Отечественной Войне Советского народа против фашистских захватчиков.
Вот уже несколько часов с волнением, а часто и со слезами на глазах знакомлюсь с книгой. Качество издания — бумага, печать и все прочие типографские тонкости — на самом высоком уровне. Замечательное оформление обложки! Очень мне понравилось! Сочетание алого с чёрным символизирует торжество Победы и цену, заплаченную за неё — жертвы и страдания людей.
Перелистываю, читаю, рассматриваю фотографии... Мелькают имена и фамилии авторов портала Проза.ру и незнакомых авторов. Из числа авторов Прозы запомнились такие имена, как: Павел Лосев, Лев Неронов, Галина Преториус, Лидия Парамонова, Варвара Можаровская, Любовь Арестова, Нина Радостная, Олег Михайлишин, Юрий Кутьин… В публикациях представлен развёрнутый рассказ о героической борьбе нашего народа за независимость своей Родины, за освобождение от фашистских захватчиков оккупированных территорий.
Павел Лосев под заголовком "Они отдали жизнь за Родину"посвятил свои рассказы поэтам ушедшим на войну и погибшим в молодом возрасте. Каждому из них было немногим более двадцати лет. Среди них и отец Павла – Валентин Лосев – талантливый писатель, погибший в Севастополе в июле 1942 года. Ему было всего 35 лет. Павел никогда не видел своего отца. Когда пришло извещение о гибели отца, он был грудным ребёнком.
Проникновенны и потрясают душу рассказы о тяжёлом труде наших матерей, людей старшего поколения и подростков, которые, голодая сами, обеспечивали фронт необходимым питанием, снаряжением и боеприпасами. А дети войны, из которых многие не знали, что такое, к примеру, сахар или конфета… и даже – кусок хлеба, чтобы досыта… Страшно вспомнить… Как вынесли всё это они – вечно голодные существа?! И какими они выросли при питании щавелем и мёрзлой картошкой?
Тяжело вспоминать, тяжело писать. Но мы пишем, чтобы следующие за нами поколения были благоразумными, жили в мире и чтобы никогда не пришлось им пережить тех страданий, которые выпали на долю нашего народа в страшные годы войны.
В заключение хочется вспомнить замечательные слова из песни на стихи Соболева А. «Бухенвальдский набат»
Люди мира, будьте зорче втрое,
Берегите мир, берегите мир,
Берегите, берегите,
Берегите мир!
С праздником — 75-летием Великой Победы!
С благодарностью составителю альманаха «Страницы жизни». 6. — Павлу Лосеву.
7. Пусть не страдают дети!
Альбина Лисовская
ПУСТЬ НЕ СТРАДАЮТ ДЕТИ !
О начале войны я ничего не помню -- была несмышлённым ребёнком. По рассказам мамы в то время мы жили в одной из деревень Горьковской области. Отец работал в колхозе кузнецом. На фронт его призвали в 1942 году. К тому времени в нашей семье появился братик. Он родился за два месяца до начала войны.
Когда отец ушёл на фронт, мама с нами, двумя малышами, вернулась в свою родную деревню, в Татарию. Первое время мы жили у бабушки, в семье маминого брата, а позднее маме удалось приобрести с помощью родственников деревенский домик. Он стоял на самой окраине деревни. Это была небольшая, но построенная по всем правилам деревенской архитектуры, избушка с печкой, сенями, скотным двором и большим, в пятнадцать соток огородом. За огородом начинался бесконечный простор полей и степей с небольшими перелесками. Большого леса поблизости не было. Он находился далеко, в восьми километрах от деревни, на крутом берегу Волги.
Ближе к деревне был лесок с примечательным озером. В озере плавал небольшой островок, заросший травой, мхом и приземистыми берёзками. Островок постоянно перемещался в разном направлении в зависимости от того, в какую сторону дул ветер. Называлось озеро - Моховое. При сильном ветре островок прибивало к самому берегу, и тогда взрослые мужики могли переходить, осторожно ступая, на сам островок. Детям этого, конечно, не разрешалось. Совсем рядом с деревней было небольшое озерцо, в котором женщины полоскали выстиранное бельё, а летом купалась вся деревня - от мала до велика.
Сразу за нашей избушкой начинался степной простор - долинки. Так назывались пониженные места, где весной скапливалась талая вода. К началу лета вода уходила, долинки зарастали травой и это было излюбленное место наших с братиком игр. В хорошую погоду мы часто отправлялись туда, бегали по мягкой травке, играли. Было и чем полакомиться - щавель и дикий лук росли здесь в изобилии. И удивительно красивые цветы цвели среди изумрудно-зелёной травы всё лето, так что домой я неизменно возвращалась с букетом в руках.
Но никакие прелести природы не могли скрасить людского горя этих лет. Война! Это слово витало в воздухе и наполняло жизнь мраком и печалью. Мужчины воевали на фронте, защищая страну от фашистских захватчиков, а наши матери трудились на полях. "Всё для фронта, всё для победы!" - этот девиз звучал над страной, над всей незанятой врагом территорией.
Наши матери жали вручную серпами хлеб на полях. Припоминается картина, как каждой работающей в поле женщине отмеряли клочок хлебного поля, делая заметки по границе площадок. Это была дневная норма, которую нужно выполнить, сжать. Работай хоть до темноты, а сделай.
Мама была не слишком-то сильной от природы женщиной. Ей трудно было справиться с большим объёмом работ и поэтому нередко она приходила с поля с наступлением сумерек.
Мои воспоминания о жизни во время войны и первых послевоенных годах довольно скудные и эпизодические. А вот что рассказывает мой двоюродный брат, немного постарше меня годами.
Во время войны, в 1944–1945 годах наш колхоз «Красный Октябрь» был передовым в районе, и в правлении красовалось переходящее знамя. Кто же сумел поднять колхоз в такие суровые, неимоверно трудные годы? Подняла его женщина. Ее звали Сударикова Матрёна Терентьевна. Я не знаю, где её родина, только помню, что она эвакуировалась из Москвы и была назначена к нам председателем. Говорят, что она обладала исключительной энергией, вставала по утрам раньше всех и нередко будила каждого колхозника. Могла она и покричать. Но люди вспоминают о ней с благодарностью.
Не знаю, какими методами, какими усилиями сумела она добиться таких успехов. Ведь тогда у нас не было ни одного трактора, а лошадей – раз, два и обчёлся. Пахали на быках, Молотили цепами и конной молотилкой.
До того времени, как поднялся наш колхоз, в первую половину военных лет многие пухли с голоду, питались только щавелем и конёвником (конский щавель), весной - гнилой картошкой. Люди были подавлены, с пустыми глазами. Они желали только одного - поесть.
А напуганные войной бабы выли, причитая. И я помню, как часто раздавались эти страшные причитания то в одном, то в другом доме. Ведь война приносила вести о гибели сыновей или мужей. Собравшись в поле, женщины уже не работали, а больше плакали и причитали о своём горе.
Совсем другой стала картина после того, как пришла Сударикова. Она не давала женщинам уронить серп или мотыгу, не позволяла им выть, и хотя также шла война, и приходили страшные вести, люди стали совсем другими.
Поднялось небывалое соцсоревнование! Выпускалась стенная газета, где высмеивали нерадивых и ставили в пример передовиков.
Девятого мая Сударикова получила телефонограмму о Победе над фашистами и, несмотря на то, что многие ещё спали, она, неистово барабаня по окнам, разбудила всю деревню. И вскоре все жители во главе с нашей бабушкой с красным знаменем в руках собрались на митинг.
После окончания войны Сударикову отозвали в район и она долго работала там. У нас же в колхозе стал председателем мужчина. И что же? В первый же год наш колхоз съехал по наклонной плоскости из числа передовых в почти «передовые с низу» и больше уже не поднимался. А ведь пришли мужики с фронта, появились тракторы и сложные молотилки, но колхоз снова стал отстающим. А «ларчик просто открывался», - дело в руководителях. Одна была человеком знающим, умеющим руководить, другой только умел командовать людьми, а знания отсутствовали, его профессия была повар.
Я о Судариковой тоже много отзывов слышала от взрослых. Все они с небывалым восторгом отзывались о её человеческих качествах, её знаниях, способности сплотить людей и руководить ими.
Да, взрослые трудились, отдавая все свои силы, чтобы вырастить хлеб для фронта. А дети жили своей детской жизнью. Нас донимал голод. Хлеба не было и в помине. Мы с братиком ходили в ясли, мама продолжала работать. В яслях нас кормили заварихой. Так называлась жидкая каша, сваренная из муки на молоке пополам с водой. Помню, какой вкусной она нам казалась, и как быстро мы опустошали свои чашки.
Каша была большим подспорьем нашему голодному питанию. Сейчас думаю, что это Сударикова, наш мудрый председатель колхоза, заботилась о детях, матери которых работали на колхозных полях.
Но чувство постоянного голода не оставляло. Помню, как по вечерам мы, придя из яслей, сидели на крылечке нашей избушки и ждали возвращения мамы с работы. Мама приходила с колхозного поля, нередко уже в сумерках. Шла в огород, выдёргивала свёклу, чистила её. И это был наш ужин. А сахар я впервые увидела уже после окончания войны. И вот как это было.
Мы с братиком, как обычно играли в долинке, возле дороги. Вдалеке показался человек. По мере его приближения мы увидели, что это был молодой солдат. Высокий, сильный парень в огромной, почти до пят шинели из толстого сукна. Подойдя к нам, он остановился. Мы притихли, с опаской рассматривая его мощную фигуру. Но солдат приветливо улыбнулся и обратился к нам с вопросом, не знаем ли мы, где живёт молодая девушка- учительница нашей школы. Мы осмелели и объяснили. В знак благодарности солдат достал из кармана два кусочка сахара-рафинада и протянул их нам.
Помню, что я крепко зажала кусочки в кулачке, мы не съели их сразу, а оставили, чтобы показать маме. Дома мы с восторгом рассказывали, как увидели солдата, какой он здоровенный, сильный, какая длинная на нём шинель, и как он дал нам вот эти кусочки сахара. В общем, был полный восторг!
А какими трудными были послевоенные годы! Голодное существование продолжалось. Отец вернулся с фронта осенью. Работал по соседним деревням кузнецом. Семья быстро росла. В 1949 году мы по зову тёти, маминой младшей сестры, уехали в Таджикистан. Тётя была медиком, в составе медсанчасти прошла всю войну, а после войны их часть направили в Таджикистан на секретный объект для медицинского обслуживания. Там было хорошее продовольственное обслуживание, но отец устроился кузнецом в мастерские машинно-экскаваторной станции, где не было никаких преимуществ. Так что, и в Таджикистане мы хлебнули горя. Помню, как мама затемно утром уходила, чтобы занять в магазине очередь за хлебом. В школе не на чём было писать. Писали на клочках газет, на обрывках бумаги. Сколько было радости, когда мне купили первую настоящую тетрадку! Как я её берегла, как старалась аккуратно писать, чтобы она как можно дольше сохранилась!
Вспоминая всё пережитое, я часто восклицаю про себя: "Пусть будут прокляты все войны! И голод! И страдания людские! И страдания детей!"
8. Никто не спал в эту ночь
Алина Литвиненко
Дверь широко распахнулась, и на пороге появился седой мужчина, опирающийся на костыли.
- Дочка, - кинулся он к девочке, - доченька, чудо мое!
Лена от неожиданности отодвинулась к стенке, как щитом, прикрылась подушкой, и огромными глазищами уставилась на гостя:
- Ты кто? - Уходи! – Сейчас мама придет!
- Боже мой, дитятко мое, Леночка! Ты ведь Лена?
- Да, я Лена. А ты кто?
- Я твой папа.
- Не может быть, поезда еще не было.
- Какого поезда?
- Виктор!
Мужчина еле успел подхватить свою, теряющую сознание, жену...
Через полчаса все сидели на диване. Мужчина сцепил руки, прижимая к себе родных «девчонок», не в силах промолвить ни единого слова от душивших его беспощадных слез.
Виктора призвали весной сорок первого, сказали – на переподготовку. Только на месте он узнал, что его, прекрасно владеющего немецким, направляют в разведшколу. Малышке тогда было немногим более двух лет. На руках у молодых людей «горели» путевки в Крым, дочку решили отвезти на Украину к бабушке. Там, увы, и расстались: Виктор отправился по предписанию, Нина – в Ялту, Леночка осталась у бабушки под Киевом.
- А ты на войне был?
- Конечно, был.
- А на каком фронте воевал?
- Ничего себе вопрос, - подумал Виктор. Он еще не осознал, что перед ним не ребенок, а взрослый человек, узнавший ужасы войны.
- На невидимом.
- А ногу где потерял?
- Там же. Правда, благодаря врачам я ее не потерял. Они ее закрепили железными спицами, винтами, сшили, долго держали в гипсе. Можно сказать: и меня и ногу вытащили с того света, но опираться на нее пока не могу.
- А что с твоей ладошкой? Она какая-то исковерканная. Где ты получила такую рану?
- На видимом.
- С ума сойти! Как это случилось?
- Хочешь, расскажу,- спокойно сказала девочка.- Ну, тогда слушай.
- Когда началась война, я была у бабушки. Мама еле-еле прорвалась к нам. Оказывается, ты послал ей странную телеграмму: «Срочно выезжай к ребенку». Она поняла, что я тяжело заболела, и успела до начала войны выехать из Крыма. Несмотря на то, что меня называли «кнопкой», я прекрасно помню, что потом произошло. Всё небо, черное от самолетов с крестами. Нас начали бомбить. Мы буквально скатились в подпол (так было принято называть погреб), где хранилась картошка. Там, на верху, что-то выло, гудело, бабахало. Было слышно, как грохнулась летняя кухня, а в пристройке завизжала свинья и заорали куры. Бабушка молилась и просила Всевышнего сохранить нам жизнь. Казалось, что земля треснула, и мы вместе с домом, сползаем куда-то по трясущимся кочкам.
- Как часто вас бомбили?
- Мне кажется, очень часто. Бабушка сказала, что отсюда надо «швидше тікати».* Я не знала украинского языка, но эту фразу запомнила на всю жизнь. Мы пошвыряли теплую одежду, обувь, хлеб и сало в два чемодана и помчались на вокзал. Там начальником станции работал бабушкин сосед, с которым она очень дружила. После смерти жены он сильно горевал, жил один, готовить не хотел, и если бабушка не приносила ему ужин, оставался голодным. Зато помогал чинить забор, вскапывать грядки, делать скворечники.
На вокзале творилось что-то ужасное. Толпища возле пассажирского поезда была просто зверская, слышались вопли, ругань, плач. К дверям вагонов нельзя было пробиться. Людей было набито, как сельдей в бочке.
- Откуда ты знаешь такие выражения?
- Так мама говорила. Тогда мы пошли искать бабушкиного товарища. Увидели его среди злой, орущей толпы. Он что-то кричал, размахивал руками, кого-то пропускал, кого-то выталкивал. Нас он все-таки заметил и показал рукой, где его ждать. В этой каше мы почти утонули. Взрослые нервно цеплялись за поручни вагонов, их отталкивали, бабушкин друг с трудом протиснул женщин на ступеньки, а потом крикнул:
- Сейчас вас толпа «продавит» внутрь, пробирайтесь в купе, а девочку и вещи я вам подам через окно.
Вот так, вместе с чемоданами я буквально спикировала на руки мамы. Когда состав все-таки тронулся, все стояли плотной гурьбой, прижимая к себе чемоданы, сумки, мешки.
Вдруг сдавленный воздух вагона прорезал истеричный вопль:
- Пропустите меня, мне надо выйти.
Поднялся шум, началась какая-то возня. Сначала никто ничего не понял. А потом оказалось, что тетенька из соседнего купе не успела втащить через окно своего ребенка. Поезд быстро двинулся вперед, и малыш остался в руках незнакомого человека, который бежал вдоль вагона, но было поздно: скорость возрастала, как сумасшедшая. Женщины плакали, мужчины стояли с мрачными лицами. Но все понимали, что помочь бедняге невозможно. Кто и что ей говорил, не знаю. Отчаянные крики этой мученицы не умолкали всю ночь. Взрослые не спали, а детей кое-как «утрамбовали» на полках. Почему к утру эта женщина замолчала, нам никто тогда не объяснил. Но из тихих разговоров, из шепота пассажиров я услышала, что у нее случился инфаркт. Смысл этой фразы до меня дошел гораздо позже. Как ее вынесли из вагона, на какой-то остановке, я не видела.
Утром бедные пассажиры послушно потеснились, усевшись впритирку, кто на боковых местах, кто не чемоданах и мешках. Мама стояла и безучастно смотрела в окно. Вдруг какой-то мужчина схватил ее и вмиг повалил на пол. В ту же минуту весь вагон был прошит из пулемета немецким летчиком, и я снова увидела, как небо почернело от самолетов. На поезд обрушилась туча бомб. Вагон загорелся. Все кинулись к выходу, но движение затормозилось, образовалась давка. Тогда какой-то здоровенный дяденька огромного роста начал силком выталкивать орущих людей, и мы на всем ходу стали вываливаться, как мешки с картошкой: кто на насыпь, а кто прямо под колеса.
- А поезд продолжал двигаться?
- Сначала да, а потом, уже на земле, я увидела, что паровоз взорвался. Нас всех разбросало в разные стороны - под вагоны и на открытое поле. В это время вся огромная куча самолетов развернулась на второй заход. Земля встала на дыбы, как бешеный конь, все вагоны горели с каким-то диким свистом, черный дым лез в глаза. Меня подбросило взрывной волной, и я потеряла сознание. Когда очнулась, увидела, что мама перевязывает мне руку куском своего платья.
- А где была в это время бабушка?
- Бабушка лежала недалеко, без движения, и было трудно определить – живая она или мертвая. Слышались жуткие вопли испуганных и раненых детей и взрослых, которые искали своих близких на мокрой от крови земле. Лица, руки, одежда были красными. Узнать кого-либо в такой заварухе было трудно. Вдруг кто-то истерично заорал, что самолеты могут вернуться, и надо всех подряд тащить через большую поляну в лес. Только там спасение. Кто мог - полз самостоятельно, остальных волокли за руки, за ноги, за платья, за волосы.
- Как же ты ползла с раненой рукой, это же нестерпимая боль? А что было с бабушкой?
- Слава Богу, она была жива, но получила, как потом определили, сильную контузию. Поэтому мама одной рукой тянула её, другой меня. Правда, я тогда еще боли не чувствовала и не знала, что у меня осколок оторвал часть ладошки.
- В лесу все-таки было надежнее?
- Нет, папа, мы просто тогда многого не понимали. Бог нас уберег. Позже мама говорила, что, если бы самолеты вернулись, они без труда нашли бы нас, ведь от насыпи до леса протянулась широкая кровавая полоса, которая постепенно становилась черной.
Виктор что-то хотел спросить, но спазм клещами перехватил горло. Он почти задохнулся и схватился за голову.
- Как же вы потом, раненые, без чемоданов, без еды, без воды?
- Дети орали и ревели, я – тоже. Взрослые пытались нас успокоить. Они отрывали куски от своей одежды, чтобы перевязать раненых. Но ведь надо было еще похоронить убитых. Землю рыли руками, потом мертвых засыпали землей, закрывали ветками и листьями.
Вечером за нами приехала одна грузовая машина и крестьяне на подводах. Они привезли воду, еду и одежду для раненых. К этому времени многие, особенно дети, были без сознания. Нас всех отвезли на ближайшую станцию. Дежурный железнодорожник сказал, что через два часа подойдет состав, к которому прицепили дополнительные вагоны. В помощь эвакуированным прибудут также медикаменты, врачи и медсестры. Я тогда первый раз услышала слова «эвакуированные», но запомнила его на всю жизнь. Так мы отправились, как говорили люди, на Урал.
- Господи, как же всё это чудовищно! И долго ли вы ехали?
- Долго, десять дней. Мы еще раз попали под бомбежку. Но эта небесная стая с крестами, наверно, где-то уже отбомбилась, притом машинист гнал, как сумасшедший, и ни один вагон не загорелся. Навстречу нам, на Запад, уже «летели» военные эшелоны. Иногда приходилось стоять по полдня, а особенно ночами, чтобы их пропустить.
На остановках люди приносили нам еду и воду. А когда мы, наконец, прибыли в маленький городишко, местные жители встретили нас со слезами. Мы были первыми, прибывшими «с фронта». Нашу семью забрала к себе многодетная женщина, человек небогатый, но очень добрый. Она нас и поила, и кормила, и одевала, как могла. Правда, бабушка вскоре заболела, у нее начались боли в сердце. Ее забрали в больницу. Мама тогда мне сказала, что бабулечку увезли куда-то далеко для дальнейшего лечения. Домой она уже не вернулась. Мама помогала нашей хозяйке, готовила, варила, ухаживала за детьми, стирала, убирала в доме. Я видела, что она очень уставала, ведь нас было пятеро. Найти работу в этом небольшом городишке было очень трудно.
Вскоре меня отдали в садик для детей эвакуированных. Нас еще кое-как кормили, а у взрослых начались проблемы с едой. Второй и третий год были очень тяжелыми, люди буквально голодали, ведь всё отдавали фронту. Тогда один раз я решила не есть хлеб, который нам давали в детсаду, а отнести его маме. Правда, от воспитательницы мы много раз слышали предупреждения, что так делать не хорошо. Не хочешь есть, положи на кухонный стол, на специальный поднос, тогда твой кусок отдадут другому. А у меня на фартучке был карманчик. Туда я потихоньку и спрятала хлебушек.
Подошло время «мертвого часа». После сна мы все обычно рисовали за круглым столом в большой комнате. Но вместо этого нам велели построиться в шеренгу.
Воспитательница взяла меня за руку, поставила перед детьми и зло сказала: «Дети, у нас в группе появилась воровка. Она крадет хлеб». Потом другой рукой залезла в мой кармашек, вытащила оттуда ломтик, высоко подняла вверх, а меня буквально поволокла перед строем.
Дома мне стало плохо, поднялась температура, и я покрылась какими-то красными пятнами и волдырями, которые сильно чесались. Так бывает, когда обожжешься крапивой. Ходить я не могла. Пришлось остаться в избе хозяйки, и целую неделю пить какие то настойки и натираться чем-то очень противным.
- Как же ты всё это вытерпела? Ведь можно было с ума сойти! Разве твоя воспитательница не видела, что ты – фактически инвалид с одной рукой.
- Видела. Позже мы с мамой обсуждали этот случай и решили, что она просто воспользовалась моментом. Дело в том, что на кухне иногда « по щучьему велению» исчезали куски хлеба. Куда они пропадали, никто не знал. Но через месяц пришла проверка, и эта тётенька больше на работе не появилась. Выяснилось, что исчезал не только хлеб.
- Бедный ребенок, как же ты себя после этого чувствовала?
- А никак. Дети этой врушке не поверили. Ведь мы вместе садились завтракать, обедать и ужинать, вместе выходили из-за стола. И вообще, мы уже не были «малявками». Мы всё понимали, рассуждали, как взрослые, и часто поступки наши были вполне сознательными.
Например, когда черная тарелка** начинала передавать сводку с фронтов, мы вместе со взрослыми застывали и внимательно слушали. Эти известия стали частью нашей жизни. Дома и в садике взрослые объясняли события под Москвой, потом под Сталинградом. Новая воспитательница нарисовала нам карту, и по ней мы видели, как шли дела на фронте.
- И вы всё понимали?
- Наверно понимали не всё. Но когда увидели первые эшелоны с ранеными, сразу поняли, что такое война, смерть, потеря рук, ног, даже памяти. Санитарные поезда прибывали на станцию, которая была недалеко от садика, и мы всей группой мчались туда, сломя голову.
- Как же вам разрешали покидать без спросу ваше помещение?
- Почему без спросу? Все, вместе с воспитательницей, спешили к носилкам, которые выносили санитары на перрон, И она, и дети искали своих родных. Мы наклонялись к каждому раненому, спрашивали, как его зовут. Часто прибывшие были так сильно забинтованы, что удавалось узнавать их фамилии лишь в госпитале, который разместился в близлежащей школе. Я искала тебя, ведь похоронки на тебя почтальон не приносил. Для нас это означало, что ты жив.
Виктор сидел, схватившись за голову. Какое-то страшное чувство вины разрывало его на части.
- Ты знала, что такое похоронка?
- Ну, как же не знать! Ведь, когда на улице появлялся почтальон, все женщины выходили из домов и стояли, сжав руки, стараясь по его лицу узнать, кому он несет горе в своей сумке. Некоторые даже теряли сознание, когда он сворачивал в их сторону, опустив глаза.
По лицу мужчины текли слезы.
- А дальше? Как же вы воспринимали всё происходившее?
- Воспитательница сказала, что надо помогать раненым. Мы начали разучивать песни, стихи, танцы и навещать госпиталь. И ты знаешь, после наших выступлений многие улыбались, обнимали, целовали нас и …плакали. Наверно у каждого оставались в тылу дети, братишки и сестрички. Многим ничего не было известно об их судьбе. Весь детсад ревел вместе с ними. Когда наша семья возвратилась в родной город, я сказала маме, что в будущей своей жизни стану врачом. А когда приедет папа, буду его лечить.
- Боже мой, Леночка, ты верила, что я живой?
- Ни секунды не сомневалась. Вот здесь коробка, в ней есть всё для оказания первой медицинской помощи пострадавшему. Между прочим, до сегодняшнего дня я бегала на вокзал встречать военные эшелоны и металась по перрону, заглядывая всем в лица. Но вот пропустила твой поезд.
- Солнышко мое, я ведь прилетел на самолете, а в аэропорту меня ждала машина.
…День промчался, как один миг. Луна тихо и ласково освещала фигуры трех людей, замерших в радостных объятиях.
- Милые мои! - воскликнула мама. Уже полночь. Ложимся. Ведь Леночка завтра первый раз идет в школу.
Все послушно легли и затихли.
Никто не спал в эту ночь.
*«Швидше тікати» (укр.) - скорее бежать.
**Черная тарелка – громкоговоритель в виде черной бумажной
конусной тарелки.
9. Застыли стрелки на будильнике
Алина Литвиненко
- Милые мои детки, солнышки лесные, завтра у вас начнется совсем другая жизнь. Вы впервые сядете за парты, станете первоклассниками! Нарядно оденьтесь, и с утра строем мы все вместе отправимся в школу.
Малыши слушали внимательно, отодвинув в сторону карандаши и бумагу. Никто не издал победный клич и не подпрыгнул от счастья. Они просто застыли. Со стороны дети напоминали маленьких добрых старичков и старушек: им говорят - они внимательно слушают рассказ о школе, партах, букварях. Правда, про познание окружающего мира и радость новых открытий здесь решительно никто не имел ни малейшего понятия. Маленькие слушатели просто не ведали таких слов, зато хорошо знали, что такое смерть родных, бомбежка, взрывы, налеты, мессершмитты, голод.
Прошло несколько месяцев с момента освобождения поселка от фашистов, но по ночам мальчишки и девчонки вскакивали от любого шума, кричали, плакали. Мамы, бабушки, тёти крепко прижимали их к себе, гладили, успокаивали, часто искали, чем бы отвлечь бедняжек. Увы, никаких игрушек не было и в помине. Оставалось одно: лечь рядом, обнять свое чадушко и уснуть вместе с ним. Днем было немного легче. Все заботы брал на себя детский сад. Но домой воспитанники возвращались сломленные, удрученные видом пустых глазниц бесхозных зданий и руин сгоревших домов.
В центре этого угрюмого пейзажа стояло наполовину уцелевшее кирпичное здание поселковой начальной школы. Оставшиеся в деревне старики сделали всё, чтобы подготовить его к началу прихода детишек: реставрировали стены, вставляли стекла, прилаживали двери, перекладывали полы, пилили бревна, кололи пни, заготавливая дрова на зиму. Бывший сторож этого учебного заведения, дед Пантелей, считавший себя его хозяином, отгородил в подсобке небольшой закуток и перебрался туда жить. С рассвета до полуночи жители слышали стук его молотка, видели сутулую фигуру, налаживающую скамейки и забор во дворе.
Утро первого сентября выдалось светлым, ярким и приветливым. У новых ворот детей встречали жители поселка – женщины, пожилые люди, четыре учителя и директор школы, вернее, хорошо всем известная до войны, директорша Марьванна. Ее уважали, ценили за ум и отзывчивость, и часто обращались за советом по разным житейским вопросам. Правда, теперь, после ранения во время одной из вылазок в партизанском отряде, она ходила на костылях.
Вот в конце улицы показалась детсадовская группа. Многие из собравшихся плакали навзрыд, торопливо вытирали слезы, чтобы не расстраивать детей. На мальчиках и девочках была простая, будничная одежда. В руках они держали васильки и ромашки, собранные на поле взрослыми. Ходить туда малышам не разрешалось, поскольку в прифронтовой полосе, кроме подбитых танков и пушек, оставались неразорвавшиеся мины. И это еще не всё. Нередко, нацисты оставляли после себя «смертельные» ловушки. Они минировали каски, консервы, часы, коробки спичек, бруски мыла, плитки шоколада, игрушки. Подбирая эти «подарки», дети погибали или на всю жизнь оставались калеками.
Торжественная процессия приблизилась к школе. С окрестных поселений и хуторов в школу подтянулись деревенские ребята. Постепенно небольшой двор наполнился людьми, и директор поднялась на невысокое дощатое возвышение, сооруженное специально для праздника. Но радостных лиц видно не было. Дети просто стояли и ждали.
- Дорогие односельчане, милые детки. Поздравляю Вас с началом учебного года, с началом мирной жизни,- начала свое приветствие директорша.- Вы пережили страшное время и …
Больше она говорить не смогла. Спазм перехватил горло. Она судорожно хватала воздух, но голоса не было. Пантелей едва успел ее подхватить и усадить на скамейку.
Положение спасли учителя. Они быстро «разобрали» учеников. На месте остались лишь новички, остальные отправились на окраину поселка в уцелевшие деревянные бараки, временно приспособленные для второго, третьего и четвертого классов. Первоклашки заняли свои места за партами и выжидательно затихли. Цветы держали в руках, не представляя, когда же их надо дарить. Ведь они знали только войну.
- Меня зовут Татьяна Михайловна,- сказала милая, приветливая девушка. До войны я работала в этой школе. Буду работать вашей классной руководительницей. Четыре года мы проведем вместе. Задавайте вопросы, а цветы подарите после нашего с вами знакомства.
Дети внезапно оживились. Учительница едва успевала отвечать.
- А гулять вы с нами будете?
- Конечно. Я буду теперь возиться с вами, как клуша с цыплятами: играть во дворе в жмурки, салочки, казаки-разбойники, «Гуси-гуси», лапту.
- Мне старший брат говорил, что для лапты нужен мяч, а у нас его нет.
- Сами сделаем. Сошьем.
- Из чего?
- Тряпки, опилки
- В детском садике мы много рисовали. А в школе – будем?
- Обязательно. Вот только подождем, пока привезут посылку из города с книжками, тетрадями, ручками, карандашами, альбомами, чернильницами.
- А когда привезут?
- Детки мои дорогие. Машина, на которой везли товар, при переезде через мост подорвалась на мине. Шофер погиб, весь груз утонул в воде.
Больше вопросов не было. Такие вещи малыши понимали с полуслова.
Так началась новая, еще не понятная и не известная, послевоенная жизнь. Букварей, конечно, на всех не хватило. Пришлось первоклашкам разделиться по принципу: один букварь на два-три человека из близлежащих домов. Все тетради - и для письма и для арифметики, были в косую линейку. Стеклянные чернильницы – непроливайки, выглядели красиво: небольшие стаканчики с вплавленным внутрь хоботком. Только вот чернил для них не было. Выход нашли: стали вливать туда сажу, разведенную водой.
Все это было непривычно, но интересно. Свою наставницу ребятишки обожали. Они хвастались перед друзьями из других классов: она самая веселая, самая красивая, самая молодая, самая смелая, воевала в партизанском отряде. Никто не догадывался, как эта «самая весёлая» Таня по вечерам сидит за столом, обхватив голову руками, и решает сложнейшую задачу: как расплавить заледеневшие детские сердечки «своих цыплят». Ведь даже на переменках – в классе, во дворе, вместо задорного смеха и хохочущих лиц, она видела натянутые, неживые улыбки и грустные глаза. Небольшой педагогический опыт ей подсказывал, что дети испытывают неосознанную тягу к теплу, ласке, вниманию, к тому, чего их лишила война.
- Внимание, ребята, задержитесь на минутку,- обратилась она к своим первоклашкам. - С завтрашнего дня после уроков будем делать игрушки.
Сначала дети с удивлением онемели на месте, а после подробных разъяснений обрадовались. Дома вместе со взрослыми начали подбирать необходимый «подсобный материал». Придя на следующий день в школу, обнаружили в углу классной комнаты большой ящик. Попытались сдвинуть этого великана с места, но он словно прилип. Что там было внутри, исследовать не успели. В вестибюле пронзительно зазвенел будильник. Так дед Пантелей, который теперь называл себя «ответственным дежурным», оповещал учеников о начале занятий.
После уроков Татьяна Михайловна предложила разобрать таинственный сундук. Чего там только не было: лоскутки, чулки, платки, опилки, крепкие дощечки, небольшие колеса и рули от детских велосипедов, подшипники, разрезанные консервные банки, проволока.
- Девочки будут шить кукол, а мальчики сооружать самокаты,- разъяснила учительница.- Рукодельницам я помогу, а вот новый вид передвижения по земле
поможет соорудить наш «ответственный дежурный». Петя, сбегай, позови его сюда.
Глаза детей вдруг полыхнули маленькими звездочками. Их ожидала очень интересная работа. Правда, с чего начинать создание игрушек они не представляли. У некоторых девочек даже слезы появились на глазах:
- Здесь одни тряпочки, а ведь у кукол должно быть туловище, головы, ручки, ножки.
- Я сейчас научу вас, как сделать необходимые выкройки, потом мы их сошьем.
- Но ведь маленькие человечки должны быть толстенькими.
- Будут! Мы их набьем опилками. - Ну-ка, несите сюда вон тот серый мешок.
И работа закипела. Появились ножницы, иголки, нитки. В это время открылась дверь, и раздался голос деда Пантелея:
- Эй, пацаны, что это вы бездельничаете! Посмотрите на своих соседок, поучитесь у них.
- Так там тряпки, а здесь доски, колеса, гвозди.
- Это как раз то, что нам нужно. Каждый выбирает себе крепкие деревянные дощечки, два колесика и руль. Всё это соединим, и получится почти велосипед, правда, без педалей.
Дед хитро улыбнулся:
- Сейчас будет необыкновенное представление.
Он вышел и через минуту с грохотом въехал класс на самокате. Все ахнули:
- Вот это да! А можно нам покататься?
- Конечно, можно.
- А почему он так тарахтит?
- Так я экономил для вас, и вместо колесиков поставил старые шарикоподшипники.
Минут двадцать в классе раздавались громоподобные раскаты. Прокатиться решили все, в том числе и девчонки.
- Татьяна Михайловна, а вы, почему вы не катаетесь?
- Это так здорово! Ничуть не страшно. Попробуйте!
Под аплодисменты детишек учительница сделала два круга.
Постепенно первоклашки втягивались в новое увлекательное занятие. Под руками малышек оживали человечки, набитые опилками и паклей. Лица им раскрашивали химическими карандашами и углем. К концу осени Марьванна привезла из города пластмассовые кукольные головки. К ним можно было пришить самодельное туловище, и тогда игрушки выглядели, как настоящие. Мальчишки уже обзавелись персональными самокатами. Теперь из старых досок мастерили себе самодельные пистолеты и автоматы. Несколько человек какими-то неизвестными путями приобрели парусиновые сумки от противогазов, что стало предметом всеобщей зависти. Портфелей тогда ни у кого не было, книги и тетради носили в небольших мешках, сшитых к началу учебного года.
На уроках рисования кукол делали из бумаги, а потом вырезали для них разную одежду. Мальчики лепили из картона военную технику с опознавательными знаками «наши» и «враги», а затем на переменках устраивали настоящие бои, полностью уничтожая противника.
К концу осени дети немного оживились. В школьных стенах зазвучал громкий смех, на переменках во дворе малыши затевали весёлые игры. Правда, когда началась зима и выпал снег, вся компания переместилась в вестибюль, где топилась железная «буржуйка». Старые туфли и ботинки не защищали от холода. Зато, какой радостью и визгом встретила детвора Марьванну, которая, вернувшись из города, привезла валенки, ватники, перчатки и даже коньки-снегурочки с загнутыми носиками. Если с одежкой разобрались быстро, то на «снегурочки» даже не обратили внимания. Через некоторое время детишки удивленно уставились на Таню, которая, веревками прикручивала коньки к своим валенкам.
- Татьяна Михайловна, что вы делаете?
- Сейчас увидите.
И учительница красиво пробежалась на «снегурочках» по твердому насту. Вся толпа с криком ринулась за ней вслед, а через некоторое время первые энтузиасты тоже стали на коньки. Не обошлось без шишек и синяков, зато моментально выстроилась целая очередь желающих. Коньков на всех не хватило, поэтому дед Пантелей строго ограничивал катающихся во времени, отслеживая минуты по будильнику.
Время упорно двигалось вперед. Трескучие морозы больно кусались. Малыши на переменках с удовольствием пускали бумажные самолетики в классе, где тоже была установлена «буржуйка», или толпились в вестибюле у печурки. Такие перерывы Татьяна Михайловна старалась сделать домашними, уютными, понимая, как необходимо ребятам человеческое тепло. Она рассказывала «своим цыплятам» всякие интересные истории, читала стихи, а однажды даже спела песенку про елочку:
- И вот она нарядная
На праздник к нам пришла…
Неожиданно кто-то из ребят ее перебил:
- Вы сейчас рассказали про ёлочку, которая нарядилась и пришла в гости к детям. Она что, ходить умеет?
- Да и как могло деревце во что-то нарядиться?
Таню бросило в жар: как это она выпустила из виду тот факт, что ее «цыплята» – дети войны, ничего не знают про новогоднюю елку.
- Слушайте, мои хорошие, сейчас я все объясню. Дети слушали, раскрыв рты.
- Так вот, теперь вы поняли, что скоро елочка и Дед Мороз прибудут к вам в гости, а вот наряжать нашу зеленую красавицу вы будете сами.
- Но ведь у нас нет цветных шариков и розовых пряников, про которые вы пели.
- Нам не нужны готовые шарики и пряники. Мы сделаем украшения сами, и это будет еще красивей.
Полмесяца малыши трудились, цветными карандашами раскрашивали бумагу, нарезали полоски, потом крахмальным клейстером клеили цепи. Марьванна где-то достала фольгу, и принесенные Пантелеем шишки весело заблестели. Из цветной бумаги вырезали ангелочков и обклеили их ватой. Елка, которая ночью, откуда ни возьмись, появилась в вестибюле, получилась необыкновенно привлекательной. Новогодний праздник удался на славу. Детишки веселились, забыв обо всём на свете. А в заключение Дед Мороз, которого, умело, изобразил тот же Пантелей, подарил всем подарки - по кульку сахара, главного лакомства тех времен.
После каникул дети еще долго делились впечатлениями, вспоминая зеленую гостью.
Однажды на перемене в класс заглянул «ответственный дежурный».
- Скажу вам по секрету: у вашей классной десятого февраля День рождения. Порадуйте ее стихами и песнями.
- Что же нам делать?- задумались малыши.- Где взять новые стихи?
Потом вспомнили всё, что учили в детском саду, и даже начали репетировать танцы.
Утром в праздничный день девочки принесли большую нарядную куклу, которую тайно сшили для любимой учительницы. Увидев такой сюрприз, мальчишки начали о чем-то шептаться. Вскоре двое из них куда-то исчезли. Прозвенел будильник, и в класс вошла улыбающаяся Татьяна Михайловна. Дети встретили ее песней, которую выучили еще в детском садике.
- Спасибо, мои дорогие! А где Вова и Игорь? Дети молчали.
- Спрашиваю серьезно, куда делись два ученика? Я их видела утром в школе. Или я отменяю день рождения, или вы выкладываете всю правду.
- Они побежали на гору к пустой избушке лесника. Там на подоконнике кто-то видел красивую книгу.
Татьяна, как была, в туфельках и платье, рванулась к двери и помчалась в сторону одинокой избушки. Она ворвалась в комнату с криком:
- Не трогайте. Бросьте. Все на пол! Оттолкнула детей от окна и вырвала у них книгу.
Раздался оглушительный взрыв. Прибежавший через несколько минут Пантелей увидел страшную картину: все трое лежали на полу в луже крови…
Похоронили Татьяну Михайловну на горе, там, откуда была видна школа, да и весь поселок. Раненых мальчиков отвезли в городскую больницу. Первоклашки снова перестали смеяться, бегать и играть на переменах. Замолчал будильник. Дежурный просто открывал двери класса в нужное время. Дети часто после уроков собирались на горе, у дорогой могилы, молча стояли, вытирая слезы.
Прошли годы, но горький след в сердцах остался, как и память о совершенно необычном человеке – первой любимой учительнице.
Много испытало на себе послевоенное поколение. Но война закалила характер этих ребят, сделала их выносливыми, терпеливыми, добрыми, порядочными, трудолюбивыми. Именно они, дети войны восстановили разрушенную страну.
"На Конкурс "Дитя войны" памяти Любови Розенфельд" http://www.proza.ru/2018/11/27/1332 Международного Фонда ВСМ"
Конкурсное произведение Алины Литвиненко "Застыли стрелки на будильнике" опубликовано на странице Лауреаты ВСМ http://www.proza.ru/avtor/velstran1 .
Произведение победителя Алины Литвиненко "Застыли стрелки на будильнике" опубликовано в Журнале "Жизнь Международного Фонда ВСМ", номер 93, в разделе "Творчество наших авторов".
Редакция Журнала "МАвочки и ДЕльчики" выбрала для публикации
"Застыли стрелки на будильнике" Алины Литвиненко. Произведение опубликовано в 151-м выпуске Журнала, который вышел 6 мая 2020 года.
10. Знаменосцы Победы
Анна Магасумова
К 75-летию Великой Победы. Известные и неизвестные Герои.
Официально все учебники по истории Отечества России ХХ века рассказывают о том, что первыми Знамя Победы над Рейхстагом водрузили Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Русский и грузин. Произошло это около 3.00 часов 1 мая 1945 года.
Но всё было несколько иначе. Их, героев, да, да, настоящих героев, как и флагов, развевавшихся над Рейхстагом было много.
Историю!
Отбеливать не надо!
Не надо очернять!
А надо просто знать!
От поражения
до Победного Парада!
Знать...И уважать!
Пусть будет так, как было.
Для каждого.Для всех.
(Николай Смирнов-Милославский)
Ближе всех к ступеням Рейхстага волею судеб оказались, согласно журналу боевых действий 150-й стрелковой дивизии, в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 года лейтенант Ракымжан Кошкарбаев и рядовой Григорий Булатов. Казах и русский.
В своей книге "Мы штурмовали рейхстаг" Герой Советского Союза И. Ф. Клочков написал что лейтенант Р. Кошкарбаев первым прикрепил к колонне красный флажок.
Кошкарбаев после войны написал две книги "Знамя Победы" и "Штурм". В одной из них он описал водружение первого красного знамени.
Комбат Давыдов, в мирное время учитель сельской школы Красноярского края, подвёл Ракымжана к окну в "доме Гиммлера".
"Видишь рейхстаг? Подбери нужных людей, будешь водружать флаг".
И передал ему тёмный, довольно тяжёлый сверток - флаг, завёрнутый в чёрную бумагу.
С группой разведчиков Кошкарбаев отправился
на задание. От дома Гиммлера до Рейхстага было всего 260 метров. Самых трудных. 260 метров, которых преодолелм, в основном ползком, в течение 7 часов...самых долгих, самых тяжёлых.
Разведчикам пришлось залечь, так как начался шквальный огонь. Возле Ракымжана остался Григорий Булатов. Они лежали вдвоём возле рва, заполненного водой. Григорий всё спрашивал:
"Что мы будем делать, товарищ лейтенант?"
"Давай поставим свои фамилии на флаге", - предложил Ракымжан.
В его кармане оказался химический карандаш и они написали:
"674 полк, 1 б-н".
А потом вывели свои имена: "Л-т Кошкарбаев, кр-ц Булатов".
Так пролежали до темноты.
Шёл восьмой час вечера. Дневной свет угасал, и в это время началась мощная артподготовка наших войск. Сразу вслед за ней из соседних зданий - дома Гиммлера, швейцарского посольства, временных укрытий, противотанкового рва, с криками "Ура!" на площадь перед Рейхстагом вырвались несколько десятков бойцов. Услышав крики, Булатов и Кошкарбаев вскочили и, стреляя на ходу, побежали вверх по ступеням. В эти секунды пуля ударяет в ногу Ракымжану, но он не останавливается.
Прижавшись к стене, разведчики оказались вне досягаемости гитлеровцев. Кошкарбаев передаёт Булатову флаг и даёт команду:
"Закрепить знамя над крыльцом за колоннами, посередине фасада".
Затем Ракымжан подставляет свои плечи ловкому Грише Булатову и тот, встав на них, как кошка дотягиыаеися до выступов стены и закрепляет Знамя на максимально возможной высоте!
За совершённый подвиг командование полка представило лейтенанта Кошкарбаева и красноармейца Булатова к званию Героя Советского Союза, был подготовлен и подписан наградной лист, но награждён Булатов был только орденом Красного Знамени.
5 мая 1945 года "Комсомольская правда" напечатала рассказ очевидца тех событий, капитана Андреева:
"Путь к рейхстагу лежал через нагромождения, баррикады, через пробоины в стенах, тёмные тоннели метро. И везде были немцы. Наши бойцы в третий раз пошли в атаку и наконец ворвались в рейхстаг, вышвырнули оттуда немцев. Тогда маленький, курносый, молоденький солдат из Кировской области, как кошка, вскарабкался на крышу рейхстага и сделал то, к чему стремились тысячи его товарищей. Он укрепил красный флаг на карнизе и, лежа на животе, под пулями, крикнул вниз солдатам своей роты:
"Ну как, всем видно?"
И он засмеялся радостно и весело. И хотя немцы опять бросились в отчаянную контратаку и даже заняли первый этаж, наши бойцы, успевшие закрепиться в верхних этажах рейхстага, чувствовали себя хозяевами этого большого обгоревшего здания. Теперь никакая сила не заставила бы их уйти отсюда".
Первого мая пал в боях Рейхстаг!
И над Берлином яркий алый всполох -
Там гордо реет наш советский флаг,
Победный гимн чеканят серп и молот!
(Анастасия yapishu.net)
В 22 часа 40 минут 30 апреля 1945 года водрузил Красное Знамя над зданием рейхстага татарин Гизий (Гази) Казыханович Загитов, родом из Башкортостана.
Гази Загитов родился 20 августа 1921 года в татарской деревне Янагушево Мишкинского района Башкирской АССР. В ряды РККА призван 19 октября 1940 года.
Боевой путь Загитова пролёг до Берлина, где он воевал в разведке 136-й армейской пушечной артиллерийской бригады 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии в звании сержанта.
27 апреля 1945 года в составе корпуса были сформированы штурмовые группы добровольцев для захвата рейхстага и установления Красного Знамени. Одну из них в составе 25 человек возглавлял капитан В.Н.Маков. Группа действовала совместно с батальоном капитана С.А.Неустроева. К вечеру 28 апреля войска переправились через Шпрее со стороны района Моабит по мосту Мольтке (ныне Вилли-Брандт-штрассе) и вышли с северо-западной стороны к рейхстагу.
Загитов вместе со старшими сержантами М.П.Мининым, А.Ф.Лисименко, сержантом А.П.Бобровым из группы В.Н.Макова ворвались в здание рейхстага. Не замеченные противником, они нашли запертую дверь и выбили её бревном. Поднявшись на чердак, через слуховое окно пробрались на крышу над западным (парадным) фронтоном здания и установили знамя в отверстие короны скульптуры Богини Победы.
Минин вспоминал:
"Впереди бежал Гия Загитов, который предусмотрительно захватил с собой фонарик. Им-то он и освещал путь по полуразрушенной лестнице. Все выходящие на неё коридоры мы забрасывали гранатами и прочёсывали автоматными очередями…
Перед самым чердаком я на ходу запасся "древком", сорвав со стены полутораметровую тонкостенную трубку.
Достигнув просторного чердака, мы столкнулись с проблемой: как выбраться на крышу. И снова выручил Загитов, высветив фонариком грузовую лебёдку и две массивные, уходящие куда-то наверх цепи. По звеньям этой цепи через слуховое окно мы выбрались на крышу над западным фронтоном здания. И здесь у еле различимой в темноте башни Загитов и я стали прикреплять Красное знамя. Вдруг на фоне огненного зарева от разорвавшегося на крыше снаряда Лисименко заметил наш дневной ориентир - скульптурную группу: бронзового коня и огромную фигуру женщины в короне. Сразу же решили, что лучше установить знамя там.
Ребята подсадили меня на круп вздрагивающего от разрывов снарядов и мин коня, и я закрепил знамя в короне бронзовой великанши…
Засекли время. Было 22 часа 40 минут по местному времени."
При этом Загитов был ранен в грудь навылет, но продолжил бой.
Вновь встаёт за спиной рассвет.
Я лечу через тысячу лет.
Шквал огня поливает нас,
До Победы остался час.
Вот проходим первый этаж,
Смерть сурово смотрит на нас.
Я троих потерял в пути,
С Мининым должен дойти.
Шаг до купола, только шаг,
Укрепить бы покрепче флаг!
Мне Мадонна смотрит в глаза
И бежит по щеке слеза.
Над Рейхстагом птицей парю,
Всем народам несу зарю.
Пусть Победа живёт в сердцах,
Люди помнить будут о нас.
(Гундорова В. Магасумова А.)
Группа охраняла подступы к Знамени до 5 часов утра 1 мая, после чего по приказанию генерала Перевёрткина покинула Рейхстаг.
Командование 136-й артиллерийской бригады 1 мая 1945 года представило всю группу к высшей правительственной награде - присвоению звания Героя Советского Союза. 18 мая 1945 года они были награждены орденами Красного Знамени.
Позднее за Кошкарбаева и Булатова ходатайствовали герой обороны Москвы панфиловец Бауыржан Момышулы, представители казахстанской интеллигенции. Сам Кунаев, Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, представлял просьбу о награждении Кошкарбаева и Булатова в ЦК КПСС лично Л. И. Брежневу. Но ответа так и не последовало.
"...я просто терзался, что тот подвиг, что был совершен молодым Рахимжаном и Булатовым как бы забылся. Ничьё имя, как бы оно не было поднято, не должно затмевать других, проявивших столь же высокое мужество".
(Василий Субботин)
В 22 часа 40 минут на западном фасаде крыши разведчиками 674-го полка во главе с лейтенантом С. Е. Сорокиным был установлен третий красный флаг...
Овеянный победами и славой,
Ликуя там, где лишь вчера был враг,
Прославленный великою Державой
Над миром реял краснозвездный флаг...
(Верона Шумилова)
В середине мая 1945 году Григорий Булатов был вызван к Сталину, который ему заявил:
" На сегодняшний день обстоятельства требуют, чтобы на вашем месте были другие люди. Вы должны забыть, что совершили подвиг".
Точно такие слова мог бы услышать и Гази Загитов.
После войны он вернулся в Башкирию, в родной аул, работал председателем колхоза и механиком на МТС. Награждён многими орденами и медалями, в том числе Красной Звезды.
Погиб в автокатастрофе 23 августа 1953 года.
Такова судьба...Пуля на войне не достала, а мирное время не сохранило...
Через 20 лет ушёл из жизни Григорий Булатов. Это очень печальная история...
Григорий Петрович Булатов (16.11. 1925 - 19.04. 1973) - родом из небольшой деревни Кировской области, рядовой-разведчик Красной Армии. Совместно с лейтенантом Рахимжаном Кошкарбаевым одними из первых водрузил красное знамя на фасаде здания рейхстага 30 апреля 1945 года.
После приёма у Сталина Булатова привезли на одну из правительственных дач. Горничная обвинила его в попытке изнасилования. В результате Булатова приговорили к полутора годам тюрьмы. Из заключения он вышел в конце 1946 года и вернулся на службу.
В 1949 году работал на сплаве древесины в городе Слободской Кировской области. Мало кто из окружавших верил в его подвиг, традиционно связывавшийся с Егоровым и Кантарией, отчего Булатов сильно пил.
Спустя 20 лет он вновь безуспешно пытался доказать своё первенство, за что среди знакомых получил прозвище "Гришка-рейхстаг". В 1970 году Булатов вновь оказался в тюрьме за мелкое хищение. По ходатайству маршала Жукова, был освобожден досрочно.
19 апреля 1973 года Григорий Булатов повесился в туалете Слободского механического завода. Похоронен в Слободском.
В 1970 году ушел из жизни Алексей Берест. Во время штурма Рейхстага, совместно с Михаилом Егоровым и Мелитоном Кантария при поддержке автоматчиков роты И. Я. Сьянова выполнил боевую задачу по водружению Знамени Победы на крыше немецкого Рейхстага 1 мая 1945 года.
Олексий Прокопович Берест (9.08. 1919 - 3.11. 1970) - по национальности украинец, советский офицер, участник Великой Отечественной войны. Герой Украины (2005). После смерти родителей от голода в 1932/1933 годов вместе с восьмю братьями и сестрами воспитывался в детдоме. Окончил 7 классов, после работал трактористом и снабженцем на заводе в городе Харькове.
В октябре 1939 года добровольцем пошёл в Красную Армию. Участвовал в Советско-финской войне.
За годы Великой Отечественной войны прошёл путь от рядового до заместителя командира батальона по политической части 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии. В марте 1942 года вступил в ВКП(б).
30 апреля 1945 года по приказу первого коменданта рейхстага, командира 756-го стрелкового полка, полковника Ф. М. Зинченко, лейтенант Берест Алексей Прокопьевич возглавил выполнение боевой задачи по водружению знамени Военного совета 3-й ударной армии на куполе здания Рейхстага. В ночь на 2 мая по заданию командования, переодевшись в форму советского полковника, Алексей Прокопьевич Берест лично вёл переговоры с остатками гарнизона рейхстага,[7] принуждая их к капитуляции. За "исключительную отвагу и мужество, проявленную в боях" 3 августа 1946 года был представлен к награждению Золотой Звездой Героя Советского Союза, но 22 августа 1946 года награждён был орденом Красного Знамени.
После войны был парторгом отдельного артдивизиона, секретарём партбюро 31 отдельного батальона связи
В 1948 году закончил службу в Вооружённых силах в должности заместителя начальника по политчасти передающего радиоцентра узла связи Черноморского флота в Севастополе.
По официальным документам, был уволен "за двоеженство". Обвинений в его жизни было много... Даже обвинен в хищении и три года, три месяца провел в заключении. Попал под амнистию.
После освобождения вернулся в Ростов-на-Дону в посёлок Фрунзе. Работал грузчиком на ростовском мельзаводе № 3, на заводе "Главпродмаш", в сталелитейном цехе на заводе "Ростсельмаш". Последнее место его работы - шофёр на Ростовской кондитерской фабрике.
Алексей Берест стал героем написанного в 1960 году рассказа "Полковник Берест" писателя-фронтовика В. Е. Субботина. Официальной публикацией, прорвавшей стену замалчивания подвига Алексея Береста, стал документальный очерк Игоря Бондаренко, опубликованный в журнале "Дон" в 1961 году.
Погиб Алексей Берест 3 ноября 1970 года, спасая девочку из-под колёс скорого поезда "Москва - Баку" на разъезде "Сельмаш". Скорая приехала только через три часа. Алексей умер в больнице.
Рахимжан Кошкарбаев (19.10. 1924 - 1988) - офицер Красной Армии. Народный Герой Казахстана (7.05.1999. ) После Великой Отечественной войны Кошкарбаев работал управляющим гостиницы "Алма-Ата", три раза избирали депутатом Советского районного Совета народных депутатов города Алма-Ата.
Кошкарбаев и Булатов оставались близки и в далекое послевоенное время. Кошкарбаев очень переживал за судьбу Григория. Также как маршал Жуков, стремился вернуть ему надежду на справедливость. Ведь Кошкарбаев понимал, что именно благодаря Булатову и его имя вписано в Историю страны. Он стал Героем Республики Казахстан: 7 мая 1999 года Указом Президента Республики Казахстан Н.Назарбаева, Р.Кошкарбаеву присвоено Звание "Халык Кахарманы"/"Народный Герой".
Михаиил Алексеевич Егоров (5.05. 1923 - 20.06.1975) - Герой Советского Союза, сержант Красной Армии, вместе с младшим сержантом М. В. Кантария (по официальной версии) под руководством лейтенанта А. П. Береста водрузивший Знамя Победы на крыше немецкого Рейхстага рано утром 1 мая 1945 года. До 1947 года оставался в армии. Закончил совпартшколу в Смоленске. Работал на Руднянском молочноконсервном комбинате. Одним из первых Знаменосцев Победы погиб в автомобильной катастрофе на 53-м году жизни 20 июня 1975 года в Смоленской области
Алексей Петрович Бобров (1919-1976) - старшина, на фронтах Великой Отечественной войны с ноября 1941 года. Член ВКП(б) с 1943 года. После демобилизации работал в Жилкомхозе Ленинграда. В результате конфликта с руководителем попал в тюрьму за "хулиганские действия в отношении начальника". Отбыв срок, сильно запил. Умер от сердечного приступа в возрасте 59 лет.
Владимир Николаевич Маков (1922 - март 1976) - гвардии капитан Рабоче-Крестьянской Красной Армии, на фронте с августа 1941 года. Пять раз ранен. В конце апреля 1945 года руководил группой воинов, водрузивших Красное знамя над Рейхстагом.
В конце 1970-х Маков начал сильно пить, был исключён из рядов КПСС. Семья распалась. В марте 1978 года Маков был найден мёртвым в своей квартире.
Александр Филиппович Лисименко (22.09.1922- 22.09.1979) - участник Великой Отечественной войны с сентября 1941 года, член ВКП(б) с мая 1942 года. После войны занимал руководящие должности в объединении нескольких небольших фабрик города Клинцы Брянской области, был выдвинут на партийную работу. Умер от рака. Ему было 57 лет.
Мелитон Варламович Кантария (5.10. 1920 - 26.12.1993) - младший сержант РККА.
За водружение знамени Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1946 года ему присвоено звание Героя Советского Союза с вручением Ордена Ленина и знака отличия Золотая Звезда за № 7090.
Демобилизовавшись в 1946 году, вернулся на родину, работал в колхозе, занимался мелкой торговлей. Затем поселился в Сухуми, столице Абхазской АССР, где работал директором магазина. В 1947 году вступил в ВКП(б). Был депутатом Верховного Совета Абхазской АССР.
В 1965 году вместе с Егоровым и Константином Самсоновым нёс знамя на Параде победы на Красной Площади в Москве. В 1970 году в том же составе они пронесли знамя победы на первомайской демонстрации трудящихся в Москве.
Характером Мелитон Кантария был настойчивым и пробивным, но не любил рассказывать о своём подвиге. До 1965 года Кантария числился бригадиром плотников. Жил в городе Очамчира Абхазской АССР. Вскоре Кантария избрали депутатом Верховного Совета Грузии.
В 1992 году, в начале грузино-абхазской войны он вместе с семьёй был вынужден уехать в Тбилиси, а в 1993 году решил переехать вместе со своими детьми в Москву. С помощью комитета ветеранов ему удалось получить для своей большой семьи лишь временную небольшую однокомнатную квартиру на окраине. Его поставили на льготную очередь, которая подошла только после его смерти (семья получила новую квартиру)
Умер Мелитон Кантария 26 декабря 1993 года в поезде по пути в Москву, куда ехал получать статус беженца.
Семён Егорович Сорокин (9.02. 1922 - 30.04. 1994) - советский военнослужащий, лейтенант, участник штурма Рейхстага 30 апреля 1945 года.
Подростком уехал в Москву, выучился на токаря, работал на Московском авиаремонтном заводе.
В январе 1942 года ушёл добровольцем в РККА. На фронте с марта 1943 года. Дважды ранен - в августе 1943 года и в сентябре 1944 года. Командовал миномётным расчётом, а после курсов - командир взвода 674-го стрелкового полка 150-й стрелковой Идрицко-Берлинской дивизии. Член ВКП(б). После окончания войны некоторое время служил в Германии, демобилизовался в 1947 году. Жил в Москве, работал токарем. 1985 году награждён орденом Отечественной войны I степени.
Степан Андреевич Неустроев (12.08.1922 - 26.02.1998) в Красной Армии с апреля 1941 года. В ноябре 1941 года в звании лейтенанта Степан Неустроев окончил ускоренный выпуск Черкасского военно - пехотного училища в Свердловске. Получил направление в 423-й стрелковый полк 166-й стрелковой дивизии Северо-Западного фронта. Был командиром взвода пешей разведки.
В бою 1 августа 1942 года Степан Андреевич был тяжело ранен осколком снаряда. Очнулся на пятые сутки в медсанбате. Пролежав несколько месяцев в госпитале, вернулся в свою дивизию, был назначен командиром стрелковой роты 517-го стрелкового полка. В бою за деревню Высотово близ Старой Руссы был тяжело ранен в ногу.
С апреля 1943 года и до конца Великой Отечественной войны воевал в составе 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии, участвовал в Прибалтийской, Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской наступательных операциях.
В апреле 1945 года капитан Неустроев командовал батальоном 150-й Идрицко-Берлинской стрелковой дивизии, участвовал в штурме Берлина и бойцы под его командованием штурмовали главный вход в Рейхстаг и водрузили Красное Победное знамя.
24 июня 1945 года Степан Неустроев должен был во время парада победы нести Знамя Победы, но в связи с ранением в ногу и хромотой не мог этого сделать. Поэтому по приказу Г.К.Жукова передал Знамя Победы в Центральный музей Вооружённых Сил.
За успешную операцию по водружению Знамени Победы на куполе рейхстага Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1946 года капитану Неустроеву Степану Андреевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
После войны продолжил службу в той же дивизии в составе Группы советских оккупационных войск в Германии. В 1946 году ему было присвоено воинское звание майор, он был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, но не прошёл медицинскую комиссию. После этого написал рапорт и в конце 1946 года был уволен в запас.
С 1947 года Неустроев служил в системе лагерей МВД СССР по содержанию немецких военнопленных и бандеровских националистов.
После репатриации основной части немецких военнопленных на родину в 1949 году переведён в систему исправительно-трудовых лагерей Свердловской области. В мае 1953 года майор С. А. Неустроев был уволен в запас по сокращению штатов.
Участвовал в сопровождении этапа особо опасных бандеровских головорезов, отбывавших срок заключения на Урале, в Берлаг, командировка длилась несколько месяцев.
В 1953-1957 годах работал слесарем на Уральском электрохимическом комбинате города Свердловска.
С 1957 года служил во внутренних войсках МВД СССР по охране особо важных государственных объектов на Урале.
Был дежурным комендантом в воинской части, охранявшей завод № 318 для обогащения урана (впоследствии переименованный в Уральский электрохимический комбинат) в закрытом городе Новоуральск (Свердловск-44).
В 1959 году Неустроеву присвоили специальное звание "подполковник внутренней службы".
После переподготовки, служил в "закрытом" городе Лесном Свердловской области (Свердловск-45) в должности заместителя командира 31-го отряда внутренней охраны.
С марта 1962 года подполковник С. А. Неустроев - в отставке.
Жил в городах Свердловске, Краснодаре, Севастополе. Писал мемуары. Участвовал в Параде Победы 1985 года. Был ассистентом у Знамени Победы на параде.
Умер 26 февраля 1998 года, в Севастополе у себя в квартире. Похоронен на Аллее Героев городского кладбища "Кальфа" в Севастополе.
Михаил Петрович Минин (29.07. 1922 - 10.01 2008) - Почётный гражданин Пскова (2005). Прожил долгую жизнь. После войны остался в армии, в 1959 году закончил Военно-инженерную академию имени В. В. Куйбышева в Москве. Служил в ракетных войсках стратегического назначения, демобилизован по болезни в 1969 году в звании подполковника. Награждён многими орденами и медалями, в том числе Красной звезды, Красного Знамени, Отечественной войны. В 1977 году вернулся в Псков. Умер одним из последних Знаменосцев Победы, на 86 году жизни.
В мае как-то ярче светит солнце...
Ветеранов меньше остаётся,
Превращаясь в белоснежных птиц,
Для которых мир лишён границ.
Улетают, пролетают, залетают
В те места, где их совсем не знают.
Только будем помнить! Будем, будем!
Никогда о павших не забудем!
Мы не забудем подвиг бойцов прорвавшихся в Рейхстаг вечером 30 апреля и установивших свои флаги. Все они Герои! И командир штурмовой группы капитан Маков В.Н. со своими бойцами Г. Загитовым, М. П. Мининым М.П., Бобровым М.П., Лисименко А. и Щербина П.Д., и А. П. Берет, и И. Я. Сьянов, и комбат С.А. Неустроев и … Этих Героев были десятки. Ведь не даром на рейхстаге алело не менее 40 флагов, знамен, флажков!
Институт военной истории Министерства обороны Российской Федерации на запрос о том, кто же первым водрузил знамя над Рейхстагом, ответил:
"В каждой из армий, наступающих на Берлин, готовилось по одному красному знамени для водружения над зданием Рейхстага. В 3-й ударной армии 22 апреля 1945 года было подготовлено девять таких знамен (по числу входящих в нее дивизий). Красные знамёна, флаги и флажки имелись во всех штурмовых группах, которые шли в бой с главной задачей - прорваться в Рейхстаг и установить их на здании. Всего над Рейхстагом было поднято около 40 флагов. В связи с этим, и по ряду других причин, вопрос о том, кто первым совершил этот подвиг, до сих пор остается дискуссионным".
Флаг, переданный Кошкарбаеву, не был официальным знаменем Победы, предназначенным для водружения на Рейхстаг. Говорят, его скроили в отряде на скорую руку из красной немецкой перины. Возможно, в этом главная причина?
В Москве на Поклонной горе (Центральный Музей Великой Отечественной Войны 1941 – 1945 гг.) при активной поддержке Администрации Президента в феврале 2016 года открыт для обозрения макет Рейхстага (фасад) в натуральную величину. Реалистичная панорама с предметами места и времени, с фигурами действующих лиц. Так вот на ней по ступеням Рейхстага бежит именно группа Сорокина, впереди Григорий Булатов со Знаменем за пазухой, Сорокин в своей знаменитой кожаной куртке с автоматом!
Правда восторжествовала!
"Правда всегда побеждает. Ибо то, что побеждает, всегда оказывается правдой"
(Г. Лауб)
Основано на материалах, опубликованных в Интернете.
11. Тетя Люба. Позывной Ядвига
Анна Магасумова
К 75-летию Великой Победы
Любовь Мироновна Яцко. Для меня тётя Люба, хотя и была тётей моему папе, родной сестрой моей бабушки Марфы. О том, что она была ветераном войны я слышала, но где проходила службу не интересовалась. Тогда, в 70-е годы ученикам не давали домашних сочинений о родных, прошедших Великую Отечественную войну. А сейчас даже в начальной школе дети вместе с родителями выполняют подобные задания.
Мы должны помнить тех, кто приближал Победу. За это им особая благодарность!
Чем дальше от нас годы войны
Для нас тем памятнее они!
Сражались на фронте прадеды, деды,
Чтоб встретить весной Праздник Победы!
И не только мужчины ушли на войну, но и женщины, девушки... И пусть говорят, что у войны не женское лицо,
"На фронт их направляло сердце", - так писал Алексей Заквасин.
По разным подсчётам, в Красной армии служили от 600 тыс. до 1 млн представительниц прекрасной половины человечества, включая 80 тыс. офицеров. Более 90 женщин были удостоены звания Героя Советского Союза, к сожалению многие посмертно...
В годы войны женщины освоили более 20 военных профессий.
У каждого была своя война,
Свой путь вперед, свои участки боя,
И каждый был во всем самим собою,
И только цель была у всех одна.
(М.Алигер)
***
21 июня 1941 году Люба Яцко заканчивала 10 классов в городе Белебее Башкирской АССР. На выпускной приехали сестра Соня, братья Владимир и Иван. А было в семье Мирона и Марты Яцко девять детей!
В воскресенье на улице от дворовых мальчишек Люба узнала, что началась война. Владимир и Иван ушли на войну.
В 1942 году пришли похоронки на Владимира и Ивана. Гибель братьев Люба переживала тяжело. Не долго думая, она оставила записку родителям, что уходит с подружкой на фронт.
" Мати и батько! Я ухожу на фронт! Я отомщу за смерть улюблених братив. Не турбуйтесь! * Я не одна, с подружкой"...
* улюблених братив - любимых братьев;
не турбуйтесь - не беспокойтесь, - на украинском языке.
В начале XX века, в голодные годы семья Мирона Яцко выехала с Украины в Башкирию.
В Давлеканово Люба закончила курсы медсестер, телеграфистов и шифровальщиков. Сразу же получила направление в 164 Отдельный Гвардейский Краснознаменный Керченский разведывательный авиационный полк (ОГРАП).
* * *
Каждая воинская часть имеет и широко празднует свой День части. День своего образования и получения боевого знамени. Для 164-го Отдельного Гвардейского Краснознаменного Керченского разведывательного авиационного полка (ОГРАП) таким днем является 25 августа 1941года.(1)
Именно в этот день в Армении был сформирован 366-й Бомбардировочный авиационный полк (БАП). Свою боевую летопись полк начал с участия в 1941 году в боевых операциях в Северном Иране.
В июле-декабре 1942 года полк в составе 219-й Бомбардировочной дивизии 4-й Воздушной Армии участвовал в Воронежско-Ворошиловградской и Северо-Кавказской стратегических оборонительных операциях. С осени этого же года полк выполнял разведывательные задачи в интересах 4-й Воздушной Армии.
А в декабре 1942 года, в состав полка была включена 9-я дальняя разведывательная авиационная эскадрилья (ДРАЭ), известная раннее в войсках, как 34-я ОДРАЭ (отдельная дальняя разведывательная авиационная эскадрилья при Академии Генерального штаба им М.Фрунзе РККА. С этого момента полк получил новое наименование - 366-й Отдельный разведывательный авиационный полк (ОРАП).
28 января 1943 года полк в составе 4-й Воздушной Армии вошёл в состав Северо-Кавказского фронта 2-го формирования.
В конце января - феврале 1943 года участвовал в Северо-Кавказской стратегической наступательной операции;
В феврале - марте 1943 года - в Краснодарской наступательной операции;
В сентябре-октябре 1943 года - в Новороссийско-Таманской стратегической наступательной операции;
В ноябре 1943 года - в Керченско-Эльтигенской десантной операции.
Весной 1944 года 366-й Отдельный Разведывательный Авиационный Полк принял участие в освобождении Крыма.
11 апреля 1944 года, за отличия в боях за освобождение города Керчь, полку присвоено почетное наименование "Керченский". В этом же году, 14 апреля, Приказом Наркомата Обороны за №55, полк преобразован в 164-й Отдельный Гвардейский Краснознаменный Керченский разведывательный авиационный полк (ОГРАП).
Любовь Яцко, позывной Ядвига топографом летала на самолетах и фотографировала вражеские объекты, проезжие дороги, а потом всё это переносила на карту.
Зимой 1944 года самолёт был сбит и она вместе с раненым лётчиком всю ночь пробиралась к своим. Так сильно замерзла, что простыла и заболела тифом. Перенесла операцию по - женски, а через месяц вернулась в свой полк, к своим подругам. Они ее очень ждали, так как были очень дружны. Всегда находили время для весёлой песни и шутки.
В составе Северо-Кавказского, 4-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов, 164 полк, а вместе с ним и Люба Яцко участвовала в боях за освобождение: Северного Кавказа, Смоленска, Украины, Белоруссии, Восточной Пруссии, и Польши.
18 апреля 1944 года 164-й Отдельный Гвардейский Краснознаменный Керченский разведывательный авиационный полк (ОГРАП) в составе 4-й Воздушной Армии был включён сначала в состав 4-го Украинского фронта, через неделю - 25 апреля - в состав 2-го Белорусского фронта 2-го формирования.
В июле-августе 1944 года, полк принял участие в Белорусской стратегической наступательной операции. В январе-апреле 1945 года участвовал в Восточно-Прусской и Восточно-Померанской стратегических операциях.
За годы войны шесть летчиков полка: полковник Бардеев А.П, майор Боронин И.К (посмертно), полковник Руденко А.А, полковник Смирнов Н.Ф, подполковник Темпов В.П, подполковник Яцковский С.В стали Героями Советского Союза.
После окончания Великой Отечественной войны полк вошёл в состав 4-й Воздушной Армии Северной группы войск (СГВ), советской военной группировки в Польской народной республике (ПНР).
Победу Люба встретила в маленьком городке под Берлином. Домой вернулась в октябре 1945 года. Закончила бухгалтерские курсы. В 1949 году познакомилась с будущем мужем.
Бравый парень Леонид Попов был младше девушки на 8 лет. За ее плечами - война, а он, хотя не воевал, но на войне погиб его 19-летний брат Николай.
Люба и Леонид поженились. Поселились в Уфе, в столице Башкирии. Детей не было, сказалась та, зимняя вылазка, но они удочерили девочку, Иринку - дочь Любиной племянницы. Так сложились жизненные обстоятельства. Жили в дружбе и согласии. А когда состарились, Ирина увезла их в Белоруссию, в город Минск.
***
Нет уже т.Любы и д. Лени. В память о них, к дню 75-летия Великой Победы я посвящаю этот рассказ.
(1) 164-й Отдельный Гвардейский Краснознаменный Керченский разведывательный авиационный полк
brzeg28sgw.narod.ru
Читайте: Проза ру Владимир Савончик
"164-й отдельный Гвардейский разведывательный авиационный "Керченский" Краснознамённый полк
12. От имени поколений
Людмила Май
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
В распахнутое окно льётся солнце, лёгкий ветерок треплет занавеску, и по стенам прыгают зайчики. Маленьким зеркальцем ловлю одного и отправляю деду. Зайчишка пробегает по смуглому лицу и скачет на странице толстенной книги. Дед притворно сердится и смотрит на меня поверх очков.
– Ну де-ед, – канючу я, – Ну пожа-алуйста...
– Ну правда, Вань, расскажи, – приходит на помощь бабушка, – Девчонке же интересно. Ты всё ж таки всю войну прошёл, медали имеешь.
– Мне двойку поставят, если ты ничего не расскажешь, – добавляю я.
Хитрю конечно: дедов рассказ мне нужен вовсе не для урока, а для праздничного мероприятия в нашем четвёртом «Б». Будет выступать участник войны, и учительница сказала: – Вы тоже можете поделиться воспоминаниями ваших родственников-ветеранов.
Представить тихого, доброго дедушку с винтовкой в руке очень сложно. Мне хочется видеть в нём отважного героя, защищающего страну от врага, но о своих героических подвигах дед умалчивает.
Я продолжаю ныть: – Сказали любое-прелюбое можно, даже смешное...
Дед сдаётся: – Ну... Не знаю... Разве ж только про собаку...
– Да!
И он рассказывает об одной забавной собачонке: как она однажды во время затишья прибежала в расположение роты, как солдаты кормили её кашей и как она потом «пела» под гармошку, смешно повизгивая.
Дед умолкает, а я ёрзаю от нетерпения: – А дальше? Рассказывай дальше!
Но дед не торопится, достаёт Беломор, долго чиркает спичками, а потом так же долго прикуривает.
– Да ничего дальше не было. Посмеялись, и только. Потом обстрел начался, собака испугалась и убежала. Мы её больше не видели.
– Да нет же, – сходу придумываю я, – Она снова прибежала. Только уже к другому гармонисту, из другого подразделения. Так и бегала, чтобы солдатам скучно не было.
– Может и так, – соглашается дед, и мы вместе смеёмся над моей выдумкой.
Летят едва осязаемые, ускользающие паутинки, кружатся лёгкой вуалью...
Где-то очень далеко в распахнутое окно по-прежнему заглядывает солнце и порхает занавеска... Там живы дедушка с бабушкой, играет гармошка, и смешная рыжая собачка веселит уставших от войны солдат...
Через много лет, когда деда уже не стало, я случайно узнала как было на самом деле. Я приехала тогда из другого города к двоюродной сестре Ольге, и мы много говорили о нашем дедушке. Я с улыбкой вспомнила, как мне однажды удалось выведать у него фронтовой случай.
Ольгин муж очень удивился: – Я слышал от деда эту историю, только там по-другому всё закончилось... Ещё до начала обстрела собака была убита немецким снайпером. Непонятно зачем этот гад пальнул в неё. Возможно, просто ради развлечения. Дед плакал, когда рассказывал об этом.
Мы с сестрой тоже плакали... Дед бережно заслонял нас от осколков, прилетающих с войны через десятилетия. Раны, полученные им под Орлом и Варшавой затянулись, а душевные – кровоточили всю жизнь...
Недавно Ольга прислала ссылку на один интернет-проект: – Посмотри, там внучка о дедушке Иване написала.
Множество чёрно-белых фотографий, рядом с каждой – трогательные, волнующие строки...
Дед, молодой, красивый, смотрит на меня сквозь время. Задорный взгляд, кудрявый смоляной чуб... Это ещё довоенное фото, с фронта дед вернулся седым... Чуть ниже – самое главное и важное от имени всех поколений: – Я горжусь своим прапрадедушкой, потому что он – настоящий герой!
А мне представляется, как дед смущённо улыбается и машет рукой: – Да какой я герой...
13. О дяде Мише, ангелах и советских пионерах
Людмила Май
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
– Ты помнишь дядю Мишу? – улыбнулась Ольга.
Ещё бы я его не помнила! Однорукий фронтовик был соседом бабушки с дедушкой и, наверное, самой примечательной фигурой из всего взрослого населения небольшого переулка, где они жили.
По примеру своих родителей мы называли его дядей Мишей, а наш дед – Балаболом, но с его стороны это не звучало насмешкой, наоборот, он с удовольствием слушал весёлые байки, которых у старика было великое множество. Часто эти истории были не для детских ушей, за что ему крепко доставалось от нашей бабушки и собственной жены.
– Конечно помню!
И тогда моя двоюродная сестра рассказала одну историю.
***
Однажды в тихий переулок, затерянный посреди большого города, пришли пионеры, человек пять. Оленьке они показались очень взрослыми, особенно один мальчик – это был довольно рослый подросток в очках и, судя по всему, был у них за главного. Она сразу же бросила прыгалку и во все глаза разглядывала незнакомых ребят в красных галстуках и синих пилотках.
Оленька училась в третьем классе и совсем недавно её тоже приняли в пионеры, но эти ребята были не из их школы. Они прикрепляли к калиткам красные звёзды с надписью «Здесь живёт участник Великой Отечественной войны» и просили ветеранов поделиться своими воспоминаниями: – Нам для школьной стенгазеты нужно.
К Оленькиному огорчению, дед воспоминаниями делиться не стал: – Не мастак я, ребята, рассказывать, пусть лучше вот Михаил Семёнович, это по его части, – и показал на соседа, который выглянул из ограды.
– Для стенгазеты? Это пожалуйста, это я могу, – дядя Миша с готовностью подсел к деду на скамейку: – Пишите!
И стал говорить, будто оратор с трибуны, но совсем не о том, о чём требовалось: – Советский народ долгих четыре года шел дорогами тяжелой войны, чтобы спасти свою Родину и все человечество...
Парень в очках прервал пафосную речь: – Э-э... Михаил Семёнович, мы это сами напишем. Нам нужна какая-нибудь история или интересный случай. Мы, собственно, за этим и пришли.
Дядя Миша задумался, а потом его лицо озарилось радостной улыбкой: – Есть такой случай!
Памятуя о дяди Мишиных байках, Оленька слегка напряглась, а тот уже почесал как по писаному:
– Однажды батальон получил задачу атаковать опорный пункт фашистов. Однако вражеский пулемёт в дзоте обстреливал беспрерывно, не давая никакой возможности подняться. Тогда один из бойцов, прихватив гранаты, пополз в сторону дзота. Отчаянный парень был, я вам скажу...
В какой-то момент Оленька поняла, что дядя Миша рассказывает о подвиге Александра Матросова: – Да об этом же все знают!
Но тот уже строчил из воображаемого пулемёта: – Тра-та-та-та-та! Куда деваться? Гранат-то больше нет. Ну вот, паренёк и накрыл своим телом амбразуру. Погиб, конечно, но погиб геройской смертью.
Пионеры деликатно помолчали и попросили рассказать другую историю: – Этот подвиг широко известен. Может быть, вы ещё что-нибудь вспомните?
– Не подходит, значит? Тогда вот другой случай, – дядя Миша устроился поудобнее, достал беломорину и прикурил, привычно щёлкнув зажигалкой.
– Зимой сорок второго года группа вражеских танков прорвалась в наш тыл. Был получен приказ: немедленно уничтожить врага...
Дальше дядя Миша без зазрения совести стал пересказывать заметку, напечатанную недавно в Пионерской Правде. Оленька знала эту историю, им в классе вожатые читали на политинформации, там про танкистов было, как они немцев обманули. Конечно же пионеры тоже это читали, но с большим интересом слушали – очень уж потешно всё это рассказывалось.
– А наши ка-ак вдарили бронебойным! Огонь!.. Есть!.. Ещё снаряд!..
Разыгрывался целый спектакль: – Ахтунг, ахтунг! – кричал дядя Миша в воображаемые лингафоны, изображая на лице ужас, – Откуда здесь русский танк? Почему разведка не доложила?
Оленька смеялась вместе со всеми, то и дело оглядываясь на зрителей и проверяя их реакцию, она-то давно знала об артистических способностях дяди Миши. Зрители просто загибались от смеха, а Оленькин дед даже смахивал слёзы, восхищённо повторяя: – Ну Балабол... Ну артист...
Пионеры тут же захотели услышать ещё какую-нибудь историю.
– Только вы нам о себе расскажите, – попросили они, всё ещё посмеиваясь.
– Так о себе мне, ребятки, и вспомнить-то особо нечего, – сокрушённо вздохнул дядя Миша, – Меня через полгода войны подчистую списали по ранению. На фронте я шофёром был, возил на передовую продовольствие и боеприпасы.
– А как вас ранило?
– Ну как... В мою полуторку снаряд попал. Если бы боеприпасы вёз, то всё, кранты, от меня ничего б не осталось, а так — только этим вот и отделался, – дядя Миша показал на пустой рукав.
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее, а мы в стенгазете напишем.
Лицо старика приняло загадочное выражение: – Я бы вам рассказал, но вы ведь мне всё равно не поверите...
Такое заявление только разожгло любопытство, и пионеры наперебой стали уверять, что обязательно поверят.
Вот тогда Оленька и услышала невероятную историю о двух ангелах.
– Очнулся я ночью на дне воронки, куда меня взрывом отшвырнуло, – неторопливо начал свой рассказ дядя Миша, – Шевелиться ещё могу, а выползти на дорогу – никак, нестерпимая боль во всём теле. А что руку оторвало, это я даже и не понял сначала. Потом уже нащупал – нет руки, одни ошмётки. Понимаю, что не выбраться. Ну, думаю, если кровью не истеку, то обязательно замёрзну – аккурат заморозки стукнули.
Бог его знает, сколько я в этой воронке провалялся. Смотрю, светло стало, вроде как день наступил. Пригляделся, а передо мной два ангела в белых одеяниях. Сами большие такие, гораздо выше любого человека будут, ну вот с этот тополь, наверное, – дядя Миша показал на растущее рядом дерево, – Я сразу же понял, что это ангелы – они словно бы парили в воздухе, не касаясь земли, и шло от них такое сияние, что мне ночь белым днём показалась. Подумал, что всё, отхожу значит.
Пионеры ошеломлённо переглянулись, а дядя Миша затуманенно всматривался куда-то за крыши домов, словно припоминая, и лицо его было очень серьёзным. Оленька никогда его таким не видела, ей даже не по себе стало, прижалась к деду, а у самой мурашки по коже.
– Ну вот... Наклонились надо мной, лица у обоих, как на иконах, строгие такие, и как-то так они подняли меня и понесли... Высоко подняли... Так и летел с ними по воздуху, как птица. Я собственными глазами видел сверху свой раскуроченный грузовик, деревушку какую-то, рощицу...
– Вам страшно было? – не выдержала одна из девочек.
– Ни боли, ни страха – ничего не испытывал... А потом они меня обратно на землю опустили и шагах в пятидесяти от медсанбата на обочину положили. Тут я опять отключился, а там уж меня санитары подобрали.
Ребята притихли, а тот, что главный, сказал: – На галлюцинации похоже. Такое бывает от потери крови.
– Я же говорил – не поверите. Никто не верит, даже вот он, – дядя Миша кивнул на Оленькиного деда. Тот сумрачно курил, согнувшись и уставившись под ноги. – Я уж и сам, иной раз, думаю: может и вправду мне это всё привиделось? Но кто-то же помог мне из глубокой воронки вылезти, да ещё до медсанбата добраться? Даже если это не ангелы были, а люди во плоти, то почему тогда в сам лазарет не отнесли, а оставили неподалёку? Главное, что никто не видел как я там оказался.
Сам я точно бы ни дойти, ни доползти не мог – там версты три было, не меньше, от того места, где меня шарахнуло. И врач, который меня оперировал, подтвердил, что не мог: мало того, что руки лишился, так ещё и осколков разного калибра с десяток... От телогрейки ничего не осталось, одни клочки. Нет, никак не мог...
И что характерно: потом я не раз ещё попадал под обстрелы и бомбы – немцы всё наступали и наступали. Госпиталь постоянно бомбили, и санитарный поезд, когда в тыл везли, тоже. Но я каждый раз чувствовал, что те два ангела продолжают меня охранять. Нет, видеть я их больше не видел, а именно чувствовал.
В бога я так и не стал верить, – напоследок сказал дядя Миша, – Но что-то такое всё-таки есть, чего мы не знаем. Зато жена моя... Она до войны церковь никогда не посещала, а когда война началась, стала ходить вместе с другими женщинами. В общем я думаю, что небесные силы услышали мою Марусю...
Оленька пошла вместе с ребятами, ей интересно было, к кому они ещё пойдут. Они всю дорогу спорили меж собой, и мальчик в очках доказывал: – Мы же советские пионеры! Как можно в такое верить, да ещё размещать в стенгазете? Давайте напишем, что Михаил Семёнович выжил, благодаря своему мужеству и сильной воле.
Дома Оленька спросила у деда: – А почему ты не веришь в дяди Мишиных ангелов?
Тот долго молчал, а потом вздохнул: – Да верю я, Олюшка, верю, на войне ещё и не такое бывало.
***
Давно уже нет того переулка, на этом месте теперь разбит сквер с красивыми фонарями, кованными скамейками и небольшим фонтаном. Оленька часто приходит сюда со своей внучкой и с улыбкой рассказывает о дедушке с бабушкой, о своём пионерском детстве и конечно же о дяде Мише и его ангелах.
14. Война! Первая часть
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Как-то мы, шумливая стайка студенток, бежим на практику.
Вдруг видим идёт седой, но не старый мужчина. Он тяжело припадает на одну сторону – грубая деревяшка, заострённая к низу, заменяет ему ногу.
Мы мгновенно притихаем.
- В нашем селе многие мужчины ходили на таком протезе,- говорит Тоня, когда этот изувеченный отошёл на достаточное расстояние.
Подружки повернулись к ней, внимательно слушают.
- Лет двенадцать назад мы со своими ровесниками целыми днями пропадали на улице.
Как оголтелые носились мы по ним, играя в войну, кричали: «ура», «хенде хох». Но, заметив группу мужчин-фронтовиков, окружали их, чтобы послушать, потрогать костыли фронтовиков, протезы.
Ручки костылей и перекладинки у подмышек были отполированными, гладкими, лоснились. Детские ладошки благоговейно прикасались к наглядным свидетельствам войны. Нечаянно глянув на лицо одного из мужчин, я увидела, что он смотрит на грязную крошечную ладошку, гладившую протез. - По его щеке ползла слеза… Другие мужчины не плакали, но как-то странно покашливали, отворачивались…
И тут Лида Протасова, наша сокурсница, прерывает рассказ:
- Мне эта деревяшка постоянно снится – у папы такая. По утрам он звал меня: «Дочка, тащи мою левую». Я была ещё маленькая и слабенькая. Деревяшка мне казалась огромной, тяжеленной. Закусив губу, я тащила «левую». Иногда он ещё не успевал замотать культю, и я видела синюшный, в рубцах обрубок ноги, распухшее колено, краснота которого за ночь не сходила. Бывали и свежие болячки.
Втискивая в деревяшку согнутое колено, папа морщился, стонал. Потом он пристёгивал протез к поясу и, откидывая всё тело, тяжело переставлял подпорку.
Но по-настоящему было жутко, когда он, сдерживая крик, скрипел зубами и рычал от боли в ноге, которая осталась на войне. Говорили, что это фантомные боли.
- У нашего соседа такая же нога. Иногда он стучит и стучит деревяшкой о пол, о стену: пальцы, которых нет, чешутся… - вступает в разговор Таня Лобкина. Она из Острогожского района, поэтому её выговор отличается от нашего "хохлячим акцентом".
- Наше село было оккупировано немцами. Им почему-то вздумалось отправить всех колхозных коров и доярок в Германию. Может, стадо было племенное, а может, немец, самый главный был жадным... Таня спохватывается: Я не о том!
- Рассказывай! Рассказывай, - просят подружки. И Таня продолжает:
- Два или три года жили на чужбине горемыки. Ухаживали за коровами, ели, спали около них же – познали рабскую долю...
И вот однажды: Наши! Наши!- захлёбываясь слезами радости, кричали измученные и душой, и телом женщины. Их и питомиц освободили и отправили своим ходом на родину, домой!
Раздетые, разутые, не имея даже малости из еды, брели женщины. Они рады были деревням и городам на пути. Прогоняя скот по улицам, предлагали жителям подоить коров и взять себе молоко. За это им давали хлеб, предлагали обувь, но на распухшие, разбитые в кровь ноги, не налезала никакая обувка. Поношенные кофты и платки кое-как спасали от зноя, а потом и от холода.
Доить животных необходимо два-три раза в сутки. Молоко выдаивали прямо в землю, до капельки, только бы вернуть стадо, не испортив его. Руки женщин от постоянного доения распухали, болели, не давали заснуть в короткие передышки.
Дошли!!!...
15. Слепой дождь
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Плывут облака над Донбассом
Красивы. Как перья, легки.
Под ними строений каркасы,
Разбиты машины на трассе,
Склонились в огне колоски.
Домов обгорелые трубы
Молитвенно в небо глядят.
Глаза и поджатые губы -
Для них небывалое чудо,
Когда в этот день не бомбят.
Над кладбищем облако плыло -
Обманной картины покой,
Но сердце любого б заныло:
По кладбищу мальчик уныло
К могиле идёт дорогой.
Конфеты принёс маме с папой
В обёртке неброской, простой, -
Они их любили... когда-то...
И, будто во всём виновато,
Откликнулось небо слезой.
*
Заплакало облако слёзно,
Растаяло дымкой седой...
Малыш маме с папой серьёзно
Сказал: дождик льётся слепой*...
...................................
* - Слепой дождь — дождь, идущий при свете солнца
16. Война и жизнь
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Что может быть прекрасней, счастливей, радостней цветущей молодости? У неё свои ценности, своё понятие о красоте и, вообще, совершенно иное мироощущение. И даже трудные, послевоенные годы не могут изменить самой природы, сути молодости.
Вот мы, шумливая стайка студенток, бежим на практику. Мы не опаздываем. Просто шагом идти не можем: нам так весело, так здорово, мир так прекрасен, что хочется движения, музыки, смеха!..
Вдруг навстречу нам идёт седой, но совсем не старый мужчина. Он тяжело припадает на одну сторону – грубая деревяшка, заострённая к низу, заменяет ему ногу.
Мы мгновенно притихли.
- В нашем селе многие мужчины ходили на таком ужасном протезе,- говорю я, когда этот встречный отошёл на достаточное расстояние.
Подружки повернулись ко мне, внимательно слушают, и я продолжаю.
Лет десять-двенадцать назад я со своими ровесниками целыми днями пропадала на улице. Сами знаете, некому было присматривать за нами. Всё мало-мальски трудоспособное население работало на колхозных полях, фермах. Улицы были пустынны, а значит, в нашем полном распоряжении.
Как оголтелые носились мы, играя в войну, звонкими голосами кричали: «ура», «хенде хох». Редко-редко выйдет чья-то заспанная старуха, махнёт в нашу сторону палкой – у – у… заполошные… – и бредёт назад. Мы даже не удостаивали её внимания, с теми же криками бежали мимо. Но, иногда нам выпадало счастье увидеть группу мужчин -фронтовиков. Мы мгновенно замолкали, не сговариваясь, подходили к ним, стараясь быть незамеченными. Надеялись, что разговор у них идёт о войне. Тогда мы слушали, а те, кто посмелее, трогали костыли фронтовиков, протезы.
Ручки костылей и перекладинки у подмышек за время использования были отполированными, гладкими, лоснились. Детские ладошки благоговейно прикасались к наглядным отметинам войны. Нечаянно глянув на лицо одного из мужчин, я увидела, что он смотрит на грязную крошечную ладошку, гладившую его протез, а по его щеке сползает… слеза… другие мужчины молчали, но как-то странно покашливали, отворачивались…
Однажды я прикоснулась к ноге-деревяшке, как у этого прохожего. Она была шершавой и неприятной до жути…
И тут Лида, наша сокурсница, прерывает мой рассказ:
- Мне эта деревяшка постоянно снится – у папы такая. По утрам он звал меня: «Дочка, тащи мою левую». Я была ещё маленькая и слабенькая. Деревяшка мне казалась огромной, тяжеленной. Закусив губу, я тащила «левую». Иногда он ещё не успевал замотать культю и колено, и я видела синюшный, в рубцах обрубок ноги, распухшее колено, краснота которого за ночь не успевала сойти. Бывали и свежие болячки.
Втискивая в деревяшку согнутое колено, папа морщился, стонал. Потом он пристёгивал протез к поясу и, откидывая всё тело, тяжело переставлял свою подпорку.
Но по-настоящему было страшно, когда папа, сдерживая крик, скрипел зубами и рычал от боли в ступне, которую он оставил на войне. Говорили, что это какие-то фантомные боли.
Клава поддерживает:
-У нашего соседа такая же нога. Иногда он стучит и стучит деревяшкой об пол или об стену – пальцы, которых нет, чешутся… - это в разговор вступает Таня. Она из Острогожского района, поэтому её выговор отличается от нашего: с "хохлячим акцентом".
- Наше село было оккупировано немцами. Им почему-то вздумалось отправить всех колхозных коров и доярок в Германию. Может, стадо было племенное, а может, немец, самый главный их начальник, был очень жадным.
И вот погнали коров и доярок к железнодорожной станции. Немцы разгоняли бежавших следом родных и близких женщинам, насильно вывозимым на чужбину. Но родственники всё равно бежали в отдалении, плакали, причитали, умоляли:
-Катя, доченька моя, кровиночка родная, напиши, если только можно – о – о…
- Зина, сестрица, сыночка твоего Петеньку, себе возьму… Господь с тобой…
Некоторые ни кричать, ни благословлять не могли: замертво падали, не совладав с болью расставания, несправедливостью, жестокостью.
И вот животных и их обслугу погрузили в вагоны. Колёса вагонов весело перестукивают на рельсах. Им всё равно, что творится, они не переживают, они железные…
Два или три года жили на чужбине горемыки. Ухаживали за коровами, ели, спали около них же – сполна познали рабскую долю.
-Наши! Наши!- захлёбываясь слезами радости, кричали измученные и душой, и телом женщины. И они, и бессловесные питомицы были освобождены и отправлены своим ходом на родину, домой!
Как же пересказать все муки, доставшиеся и людям, и животным? Где найти такие слова, что бы воочию представить жуткую картину?
Раздетые, разутые, не имея даже малости из еды, брели женщины. Они рады были деревням на пути. Прогоняя скот по улицам, предлагали жителям подоить коров и взять себе молоко. Селяне давали хлеб. Некоторые предлагали обувь, но на распухшие, разбитые в кровь ноги не налезала ни одна обувка. Поношенные кофты и платки кое-как спасали от зноя, а потом и от холода.
Доить животных необходимо два-три раза в сутки. Молоко сдаивали прямо в землю, до капельки, только бы вернуть стадо, не испортив его. Руки женщин от постоянного доения распухли, болели, не давали заснуть в короткие передышки.
* * *
У царя Соломона на перстне была надпись: «Пройдёт и это». Для женщин и животных так же всё прошло. Закончился кошмар, растянувшийся на тысячи километров в пространстве и годы во времени.
…- Овча-арка-а!.. Немецкая-я-я ов-ча-а-рка-а! – доносится с одного конца улицы и на пол села. Это выпивоха Степан, муж Екатерины, куражится, позорит жену, поминая её мученичество в годы войны.
Екатерина выбегает, дрожащим голосом уговаривает непутёвого мужа, успокаивает, заводит в дом. Слёзы потоком льются по её щекам… но ни слёзы, ни уговоры, ни увещевания несчастной жены на него не действуют.
Снова и снова раздаётся на улице Стёпкин ор. Даже на замечания и предупреждения участкового он только нагло ухмыляется.
Однажды Екатерина видит, что к орущему Степану бегут её подруги по прошлому несчастью. У одной палка в руках, другая со скалкой, у третьей скамеечка для доения коровы. Свалили они глумца. Они били его с плачем, причитаниями,
видя в нём тех фашистов, которые причинили им такие муки,
а теперь этот, "свой" изощряется...Не убили, конечно, и не покалечили, но досталось ему здорово. Стыдно Степану - бабы дубасят, а пожаловаться некому, да и сам знает – поделом!
Взмолился он, зарёкся жену обижать…
Радостно нам,молодым, что всё так замечательно закончилось, и мы весело хохочем!..
17. Мы смиииирные...
Дарья Михаиловна Майская
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №15
Специальный приз №16
Иногда, оставшись одна, я вспоминаю разговоры мамы с бабушкой. Говорили они, чаще всего, о старине, давнем прошлом, когда они были молоды и всё было не так, как сейчас… Им разное приходит на память, а я - то умиляюсь, то грущу, а бывает, сожалею о чём-то, безвозвратно ушедшем, навсегда утраченном.
Вот моя бабушка рассказывает.
Идёт по улице Ваня. Ему уже под сорок. В любое время года он одет в рубище, босой,
лишь зимой обут в лапти, и то, без онучей.
Все, кто видит его - зазывают к себе. Но он уже наметил, у кого сегодня будет ночевать и на уговоры не поддаётся.
Заходит к Пантелеевым, радостно улыбается бабушке, и ребятишкам, игравшим на тёплой печке.
- О! Ваня пришёл! Холодно на улице, а ты почти раздет, разут… - сокрушённо качает головой Пантелеева бабушка.
- Ничаво-о-о…
- Да как же - «ничаво»? Ноги, руки посинели…
- Ничаво-о-о…
-Ну, лезь скорее на печь, грейся.
Ваня влезает, прячет ноги под настеленное тряпьё к горячим кирпичам.
Восторгу детей нет предела: такой большой, взрослый и не гнушается ими, наоборот, они лазают по нему, прыгают, а он только улыбается и придерживает карапузов, чтобы не свалились.
Дети никогда не слышали о Ване: «дурачок», «глупый». По примеру взрослых, он для них особенный, желанный гость.
- А ну-ка там, потише! Дайте Ване покоя! - прикрикивает на детей бабушка.
- Ничаво-о-о! – весело хохочет Ваня, складывая ребятню в кучу-малу.
- Вань, ты ел ныне? – не унимается бабушка.
-Не-а,- беспечно отвечает гость,- из Чесменки пришёл. Рано встал, нянЮшка с братУшкой ещё спали.
- Иди сюда, накормлю. Это же двадцать километров по морозу, без одёжки… сердешный…
- Ничаво-о-о.
Спать Ваня ложиться на полатях. Там, конечно, и клопы, и блохи. Дети засыпают непробудно, утром чешут места укусов. А Ваня спит плохо, часто кричит:
- Нянюшка! (Всех женщин он называет «нянюшками», а мужчин - «братушками»). – Дай редюшку (дерюжку), меня пчёлы закусали!
Утром он с бабушкой вытряхивает на морозе всё тряпьё, снятое с полатей. Следующая ночь пройдёт поспокойней.
Дня через два-три Иван собирается в дорогу.
- Ваня, обождал бы уходить, непогода разгулялась, как бы, не застыл совсем…
- Ничаво-о-о.
Далеко идёшь-то?
-Не-е. В ШишОвку.
-Зачем тебе в ШишОвку? Это же вёрст десять шагать... Оставайся у нас или в любой дом иди, тебе везде рады.
- Не-е. НянЮшка с братУшкой ждуть.
- На, треух надень, онучи да поддёвку… - предлагает настойчиво бабушка.
- Ничаво-о-о.
Иногда Иван, всё-таки, брал что-нибудь из одежды, но почти сразу отдавал в какой-нибудь избе детям: носите, а мне - ничаво-о…
Боялись люди Бога. Считалось, обидеть безответного человека - грех непростительный. А как придёт этот человек в дом, забывали и про грех, и про награду от Бога за доброту… радовались божьему человеку просто так, от чистого сердца, жалели, как родного, последним куском с ним делились.
Я слушала, но стеснялась вступить в разговор и рассказать об одном случае…
Было нам, девчонкам, лет по шестнадцати. В клуб, на танцы или в кино, нас отпускали только в субботу и воскресенье, поэтому мы с нетерпением ждали этих дней, тщательно готовились к ним.
И вот прекрасный летний вечер! Мы нарядные, трепетные в предвкушении музыки, свиданий со своими «симпатиями», идём в сельский клуб.
Вдруг навстречу нам медленно-медленно идет женщина. Она очень маленького роста. Тогда было принято здороваться со всеми, и мы поздоровались с незнакомкой. Вместо приветствия она тихо проронила:
-Я не знаю, куда мне идти…
Мы окружили её.
-А где вы живёте?
-В Берёзовке…
-Это же соседнее село, как вы здесь-то оказались?
-В церковь пришла. Служба давно закончилась, а я всё своих ищу. Тут она чуть оживляется:
-Когда я к ним прихожу, они меня встречают: «Мать, мать пришла! Заходи!
-Они ваши дети? - спросила Таня.
- Нет. Просто они меня так называют.
Мне показалось странным: хорошие знакомые, матерью называют, а она с полудня до позднего вечера не может найти их дом…
-Вы знаете, где ваши знакомые живут?- спрашиваю у неё.
-Хорошо знаю! У них дом от дороги в стороне.
Мы переглянулись. Догадка осенила нас: понятие у этой женщины, как у малолетнего ребёнка.
-А на какой улице этот дом?
- Да на этой!.. Там ещё большие дома есть…
«Какие же это большие дома? Может, школа и правление?» - размышляем вслух. И мы повели её почти на другой конец села, не решаясь оставить женщину-ребёнка на ночной улице одну, без помощи.
Но ни один дом не подходил под слабенькое описание.
- Не этот… не этот…
На душе у меня (думаю, и у всех нас) становилось всё тоскливей: такой долгожданный вечер танцев уже в разгаре и… без нас.
На улице нет ни одного прохожего, от которого можно было бы услышать что-то более вразумительное про этот таинственный дом.
На наше счастье, дорогу переходит старушка. Мы окликнули её.
-Скажите, вы не знаете людей, которых навещает вот эта женщина?
Старушка скорым шагом подошла к нам. Поздоровавшись, она посмотрела на нашу протеже.
-О! Да я знаю её! Она в наш храм ходит, я её там часто вижу. Негде ей ночевать. Никого у неё здесь нет и, обратившись к несчастной, заговорила тепло-тепло чуть растягивая слова, как с маленькой:
-Мотя, ко мне пойдём, у меня переночу-у-ешь. А завтра в це-е-рковку пораньше сходим, и ты домой пойдёшь…
-Возьми меня ночевать, возьми,- взмолилась Мотя.- Я сми-и-рная…
-Возьму-возьму, не переживай. Сейчас поеди- и-м с тобой, молитовку почитаем и – на покой.
-Я смирная, ты меня не бойся…
Мотя уже забыла про нас, она доверчиво жмётся к своей спасительнице, тихо-тихо и почти со слезами повторяет:
-Я сми- и- рная… я сми - и - рная…
Старушка обращается к нам:
-Идите, девчатки, идите… не беспокойтесь…
Она берёт Мотю за руку, и уже через несколько мгновений они растворяются в кромешной тьме.
Мы обо всём на свете забыли, смотрим вслед, пытаясь разглядеть две удивительные фигурки. И нам так стало одиноко, остро захотелось попросить: возьмите нас с собой…
…мы… сми- и - рные…
18. Русские идут
Лариса Малмыгина
Уже пятые сутки над серым небом Равенсбрюка гремела отдаленная канонада, и заключенные концлагеря с надеждой прислушивались к ней. С каждым днем взрывы приближались. Казалось, земля вздрагивала от падения артиллерийских снарядов, отвечая на них отчаянными огненными всполохами, только концлагерь благополучно оставался в изоляционном круге среди всеобщего армагеддона.
- Посмотри, как засуетились эсэсовцы, - шептались меж собой узницы, - значит, скоро наши придут.
Польки, чешки, француженки, шведки, норвежки, югославки, румынки, русские спали в одинаковых бараках на нарах в три этажа и ежились от предутренней сырости. Стоял конец апреля, но долгожданного тепла до сих пор не было, а значит, кто-то из них снова заболеет, и его выудят из общей массы пленниц специальным крюком, чтобы увести в газовую камеру. Несмотря на каторжный труд и более чем скудное питание, болеть в лагере нельзя, во время любого недуга надо твердо стоять на ногах, ибо малейшее покачивание привлекало к себе внимание надзирателей.
А как не болеть, если заключенных поднимали в четыре утра и после полкружки холодного кофе в любую погоду держали на улице для переклички по два-три часа (такая же процедура ожидала и перед сном), а затем отправляли на работу, которая длилась более полусуток? Если к этому прибавить обед, состоящий из пол-литра воды с брюквой или картофельными очистками, и ужин с двухстами граммами хлеба, то вопрос о здоровье несчастных отпадал сам собой.
В последнее время над узниками издевались особенно изощренно, вместо пошивочной мастерской посылали разбирать развалины, находящиеся в трех часах ходьбы, и уносить оттуда по кирпичу в каждой руке. Кирпичи были никому не нужны, но подневольные покорно тащили их в немеющих от натуги пальцах. Идти в продуваемом ветрами хефтлинговском полосатом кринолине и деревянных голландских башмаках было тяжело, тело будто покрывалось ледяной коркой, а ноги стирались до крови, но малейшая хромота вызывала торжествующую улыбку на застывших лицах тюремщиков.
Газовая камера, в которую одновременно загоняли сто пятьдесят женщин, чадила нещадно, её отравляющий мысли и дыхание смог злобной плесенью въелся в быт и сознание арестанток, не оставляя надежды на избавление. До сорок четвертого года недужных убивали выстрелом в затылок, но после визита Гиммлера, посчитавшего такой метод трудоемким и неэффективным, ситуация изменилась.
А теперь вот канонада… И далекие взрывы, повторяющиеся регулярно и заставляющие гитлеровцев покрываться красными пятнами… Даже невозмутимый главный врач лазарета Троммер, сыскавший мрачную славу стерилизацией цыганских девчонок и лечением тифозных больных мочой беременных женщин, нервничал и брызгал слюной на чешскую докторицу, пытающуюся продлить жизнь пациенткам, пока не потерявшим способность шить одежду для немецкой армии.
- В Освенциме еще хуже, я была там, - успокаивала врачиха отчаявшихся подопечных и призывала бороться за жизнь. – Крепитесь, скоро нас непременно освободят. Русские рядом, они громят Берлин.
- Наши рядом, - поддерживали отчаявшихся захваченные в плен на поле боя в Крыму медсестры из Советского Союза, державшиеся со спокойной уверенностью в избавлении от неволи. Жившие прежде в пропитанном чистым воздухом климате огромной страны, лишенные иммунитета к палочке Коха, эти симпатичные, плотного сложения, девушки не страдали нервными расстройствами, не знали недомоганий. Зато если заболевали туберкулезом, свирепствующим в лагере, умирали от чахотки через пять-шесть месяцев.
- Странно, - удивлялись узницы и с завистью наблюдали за трепетным отношением друг к другу группы неразлучных подружек. – Грузинка, татарка, белоруска, украинка и только одна из них коренной национальности, а, поди ж ты, - все они русские!
Чаще других в газовую камеру попадали изнеженные и впечатлительные француженки. Их, согретых южным солнцем и воспитанных на сентиментальных рыцарских романах, невозможно было уговорить терпеливо нести свой крест во имя мифического освобождения, в которое они не верили. Эти тепличные создания чрезвычайно боялись холодной воды и с придыханием называли пятна на своей коже красивым и непонятным для контингента словом - авитаминоз.
Зато норвежки по сравнению с остальными заключенными жили не так плохо и по договоренности своего правительства с властями Германии регулярно получали продуктовые посылки с родины. К тому же, время от времени за ними приезжали красивые автобусы кремового цвета под эгидой Красного Креста и, на удивление полупустые, увозили подданных норвежского короля в свободную жизнь.
***
- Auf! Auf! Sofort! Alles mit! – среди ночи ворвались в барак эсэсовцы и стали прикладами расталкивать сонных, ничего не понимающих узниц.
- Наконец-то, - пробормотала русская девушка Татьяна и протянула ладонь Верико, помогая той спрыгнуть с нар. На днях грузинка стерла в кровь ноги и всеми силами старалась скрыть боль от мучителей.
- Наши близко, - откликнулась украинка и неосторожно улыбнулась.
- Bl;des Schwein , - заметив улыбку, стукнул кулаком Лесю в нос молодой и рьяный надзиратель Ганс.
Девушка прикрыла истекающее кровью лицо лоскутом хлопчатобумажной материи, который подобрала в пошивочной мастерской и сжала от ненависти зубы.
Худых, похожих на обтянутые кожей скелеты, пленниц выгнали на аппельплац. Прожекторы не светили, - гитлеровцы боялись советских истребителей, - даже собаки не лаяли. Крематорий застыл в ожидании новой пищи.
- По техническим причинам вас эвакуируют, - выступил перед узницами начальник лагеря. Впервые в его стальном голосе невольницы расслышали тревожные нотки. – Сохраняйте образцовую дисциплину, причин для беспокойства нет. Германия непобедима. Хайль Гитлер!
- Провались пропадом этот Гитля вместе с его непобедимой Германией, - прошептала черноокая татарка Рамиля и пожала ладошку синеглазой белоруске Ванде. Ванда уже неделю как кашляла, и подруги боялись, что она заразилась туберкулезом. Пробовали уговорить ее лечь в лазарет - бесполезно.
- Хотите, чтобы меня упекли в крематорий? – огрызнулась белоруска, и девушки замолчали.
По команде пленницы построились в шеренги, ворота распахнулись, и две тысячи женщин под конвоем солдат двинулись в темную мекленбургскую ночь. Советские медсестры шагали в ногу в первом ряду, образовав в толпе сомкнутую группу. Рядом, поддерживая старушку, шли две ее дочери-чешки. Они уже полгода всеми силами спасали мать от газовой камеры: при помощи землячки-докторши закрашивали седину, лечили кровавые мозоли, подкармливали продуктами из пайков, подаренными великодушными норвежками.
Стояла мертвая тишина, пропахший древесной смолой и влагой озер промозглый воздух приятно щекотал легкие, отвыкшие от запахов свободы.
Постепенно глаза стали привыкать к темноте. На ровной местности вольготно гулял ветер, он упивался раздольем, кружился возле людского потока, отталкивался от него и летел по направлению к виднеющимся на горизонте горам. Наслаждаясь рикошетом, зефир возвращался, чтобы потрепать по впалым щекам молчаливую процессию, гадающую, что ее ожидает в конце пути.
Перед выходом на шоссе колонна остановилась, по нему привидениями плыли люди и животные. На спинах у больших человеческих призраков висели ранцы, руки были загружены вьюками. На телегах, в окружении пожитков, сидели маленькие людские фантомы. Все молчали.
- Наши так же бежали от линии фронта, - прошептала русская, но ее никто не расслышал. Жалела ли она этих немцев, Татьяна не знала. Чувства злорадства, как ни странно, не было.
- Бедняжки, - вздохнула Ванда, но сзади ее одернули чешки, помогающие держаться на ногах больной матери.
- Русские идут, - дуэтом произнесли они, - так фрицам и надо.
Поскольку узниц из Равенсбрюка от шоссе оттеснили беженцы, пришлось шлепать по бездорожью. Деревянная обувь хлюпала, оставляя глубокие следы в грязевых лужах, она застревала в них и слетала с ног, приходилось наклоняться, сдерживая наседающую толпу. И тогда раздавались выстрелы, охранники зорко сторожили свои жертвы. Кто-то вскрикивал и падал, оставляя на чужой земле бренные, измученные войной тела.
Светало. С лугов повеяло холодом и сыростью. По шоссе уже двигались военные грузовики. Под ногами у Рамили звякнуло металлическое изделие. Она нагнулась и быстро подняла его.
- Фашистская каска, - усмехнулась татарка и швырнула находку в сторону тюремщика. Залаяла собака.
- Тише! – шикнула на подругу Ванда, но охранник не прореагировал. Он остановился, оглянулся по сторонам и неожиданно свернул в сторону чернеющего соснового леса. Преследовать дезертира сослуживцы не стали.
- Танк? – через какое-то время удивилась зоркая Леся и вытянула вперед руку. - Смотрите, девочки, брошенный немецкий танк.
- К тому же, подбитый нашими, - возликовала Рамиля.
- Или американцами, - подхватила одна из чешек.
Русские переглянулись, но промолчали.
Наконец, около полуразрушенного городка объявили привал. Узницы опустились на пробивающуюся траву и, невзирая на холод и зверский голод, мгновенно отключились от действительности. Разбудили их жуткие вопли.
Завизжали и помчались в сторону придорожного трактира, пригибаясь к земле, эсэсовцы, заскулили, поджав хвосты, овчарки.
Шума слышно не было, но в высоком весеннем небе люди увидели пикирующий самолет. От его крыльев обдало ветром, с бреющего полета застрочил пулемет. Пленницы бросились ничком на землю, но мотор торжествующе взревел и самолет снова взмыл к перистым облакам.
- Американцы, - проводив расширенными от ужаса зрачками аппарат, простонала Ванда. - Я заметила белую звезду. Зачем они стреляли в нас?
- Шутники, - хмыкнула Леся и сжала кулаки.
- Уходим! - покрутив головой по сторонам и убедившись в отсутствии гитлеровцев, скомандовала Татьяна.
И невольницы, пользуясь переполохом, провожаемые недоуменными взглядами товарок по несчастью, бросились в лес.
Прошли, наверное, полчаса, прежде чем перепуганные эсэсовцы вернулись из трактира и построили в колонну обессиленных заключенных концлагеря, среди которых недоставало пять русских девушек.
***
"Русские идут"! – эта фраза звучала на многих языках, оставшиеся в лазарете узницы концлагеря радовались как дети.
- Русские идут! – слова незнакомого языка, принадлежавшего освободителям, походили на сказочную мелодию, и эти слова растягивали, прислушиваясь к их жизнеутверждающему звучанию.
За забором, обнесенным колючей проволокой, с адским шумом взрывались снаряды, наполняя окружающее пространство очищающим огнем, но шум этот казался пленницам райской музыкой. Смерти не боялись, боялись возвращения в Равенсбрюк гитлеровцев, трусливо бежавших от Красной Армии.
Не боялись даже тогда, когда увидели, как перед побегом немецкая подрывная команда минировала бараки, но, к счастью, один из заключенных мужского концлагеря перерезал электропроводку к детонаторам и тем самым предотвратил катастрофу.
-Наверное, у русских будут раненные, - предположила чешская докторша.
И узницы, засучив рукава, принялись за уборку лазарета. Они продезинфицировали операционную, простерилизовали медицинские инструменты, подготовили палаты для советских бойцов.
Гостей ждали с нетерпением. А когда приехал русский офицер, растерялись.
- У нас нет раненных, - осветился улыбкой он и низко поклонился растроганным женщинам.
- Может, выпьете чаю? – озадачились заключенные и усадили незнакомца за стол.
- Спасибо, я сыт, - твердо ответил гость.
- Позвольте задать вопрос, товарищ командир? - вышла вперед докторица.
- Задавайте, - разрешил русский.
- Ни одна бомба не была сброшена на Равенсбрюк. Это случайно?
Командир улыбнулся, вынул из планшетки карту и развернул ее перед узницами. На ней виднелись очерченные красные прямоугольники.
- У нас был план местности, - минуя паузу, встал с кресла офицер. – Готовьтесь, через два дня за вами придет гарнизон.
Начинался май, самый красивый месяц года, принесший миру освобождение от фашизма.
19. Весна в Одессе над домом погибшего отца
Евлуп Малофеев
Есть много мест на матушке Земле где всё славно и знаменито. К примеру Святой Рим или Константинополь, Вавилон или Афины, но есть только одно место на Земле, где земля сходится с морем, а море сходится с небом, а небо стремится к земле. Это ЕЁ Величество Одесса и её неотъемлемая часть Люстдорф!
Когда цветут в Одессе каштаны это что-то невероятное. Или когда отцветают! Идёшь по бело-розовому ковру, шагов не слышно, только лёгкое, пушистое и душистое облачко лепестков вспархивает под ногами, лёгкой пуховой немецкой периной покрывает землю и ластится к ногам как нежная и заботливая бабушка или верная жена. Но бывает и такое чудо, что вместе цветут каштаны, сирень и акация.
Это что-то непонятное, невозможное и неосуществимое. Но иногда и это бывает! Добавите к этому яркие, сочно зелёные нивы и среди них потом вспыхнут красные маки, памятники павшим бойцам от природы, среди нив зелёные рощи и торжествующие птицы, люди, расцветшие и внезапно помолодевшие среди пожилых, и летающая по воздуху молодёжь.
Дети, неуправляемые и не загоняемые под кров дома, их весёлый щебет и не затенённые надежды родителей - всё говорит о торжестве жизни и природы на этой земле. Это был ещё один год в жизни славного, великого города и в моей тоже.
Природа долго демонстрировала неуютность зимы и её несговорчивость. Низкие тучи, разорванные и клубящиеся, грязно-серого цвета, как спутанная пряжа, которую казалось бы невозможно исправить. Косматые облака сменялись чистым, безоблачным небом, но тепла не было. Глазуревые разливы, как полуобнажённая ножка красавицы, ухоженная и отбритая, запедикюренная и закремованная - манили обещаниями, которые вряд ли будут выполнены. Небо было уже высоким, но каким-то безразличным. Оно как дама с претензиями демонстрировало свои прелести и желания, но только в цвете, холодном и бездушном. Такая не нужна никому.
И опять небо покрывалось рваными серыми тучами обид. Ветер, пронизывающий и холодный, рвал и кромсал облака, гнал их то низко над землёй, то высоко, порой показывая снова и снова обнажённое небо. Но и ветер был холодным. Сухие травы по лесополосам и неудобям полоскали по ветру своё прошлогоднее убранство, не замечая того, что оно давно уже не убранство, давно высохло и теперь стало пищей многочисленных, неприхотливых почитателей.
Беспощадный ветер гнал по дорогам и трепал прошлогодние листья, требушил сухие, оставшиеся на деревьях, разговаривал с ними с не потаённым злорадством, говорил о том, какие красивые, нежные и душистые они были прошлогодней ранней весной, как они играли всеми искрами зелёного, какими крепкими и мощными стали летом, сколько цветков и плодов выкормили, сколько усталых людей нашли тень и приют под этими кронами, как бесились ребятишки, то влезая на дерева, то спускаясь с громкими воплями, сколько разных гнёзд было свито в гуще ветвей и листьев, сколько весёлых жуков и бабочек прятались в этих листьях от непогоды и на ночь, как листья не сдавались осенним непогодьем. Потом пришла осень и уже все листья пожелтели. Ведь ещё тогда ветер уговаривал их оторваться от ветки родимой. Нет, ведь не послушали, а теперь болтаются ржавые и неухоженные.
-Вот ведь мусор и умереть то не могут как все - по законному!
Но почки набухли и с каждым днём становились всё крупнее и больше. Уже первый незаметный листик отклеился от почки и зазеленел. Среди прошлогодних бурых кустов трав появились зелёненькие упругие шильца, изменяя цвет всего лоскутного одеяла.
А озимые как торжествовали! Их яркие изумрудные поля, не смотря на холодную погоду, быстро сбросили грязь и ненужные части к земле, умылись снежком и засияли всем великолепием изящных, живых изумрудов. Казалось, им холод и непогода только к лучшему.
Вечная труженица яблонька вскоре протянула к небу второй лист, обещая большое и дружное цветение. Там акация спохватилась и стала дальше плести своё тончайшее филигранное кружево. Задиристый каштан, конечно, никак не хотел отстать и выстрельнул в небо свой праздничный салют. А виноград заплакал.
Заплакал обильно, навзрыд, не стесняясь никого, как дети, которым стригут их первые детские волосы. И падают замечательные кудри к ногам, обещая ещё более роскошные, но дети этого не понимают и плачут.
Пасока была до того обильна и продолжительна, что виноградари забеспокоились и стали обсуждать между собой эту тему. Ведь они не срезали ничего лишнего, только для ухода, только для лучшего урожая, что бы лоза не кормила зря дармоедов, от которых всё равно не будет толку.
Но и такая, казалось бы, совсем безобидная операция вызывала беспокойство. Ведь благими намерениями выложена лучшая дорога в ад! Виноградари знали это на своём опыте. А виноград плакал и плакал. Теперь уже как девушка перед свадьбой, не зная сама почему плачет. То ли жаль девичества, то ли девичьей свободы, то ли будущее пугает своей неизвестностью.
Между тем тропинки стали протаптываться и подсыхать. Воздух становился всё прозрачней и птицы, без которых весна - не весна, запели.
Птичьи концерты продолжались от зари до зари всю ночь напролёт и не было никаких звуков красивее. Даже рыбы в лиманах и те всплескивали, что бы послушать как поют пернатые.
Мы не так уж глухи к птичьему языку. Мы ещё не понимаем значение каждого звука, но мы понимаем интонации, дух песен, а песни любви мы различаем всегда от роду и по всюду.
Послушать птичье пение это лучший предлог назначить свидание наедине, а послушавши и самому спеть, даже если нет голоса. Всё равно хуже всех не будет.
Милая скажет, что поёшь, пожалуй, не так уж и плохо. Это весенняя песня! Песня молодости!
Люди взрослые и женатые, которые говорят о любви, как о чём-то далёком, закрытом под спудом забот о хлебе для детей и семьи, тоже хотят послушать птичьи песни и уставший, не выспавшийся человек находит время постоять под акацией в это позднее, вечернее, торжественное время.
Старые бабушки, стесняясь, под разными предлогами, в это время обновления земли, тоже слушают птичий хор и кто знает, что вспоминается им:
Вспомнишь тихо об отрочестве,
О несбывшейся любви,
О девичьем одиночестве,
От зари и до зари.
Эти мысли твои светлые
О не пройденных путях,
О желаньях тела грешного,
О твоих счастливых днях!
Крестьяне давно отсеялись. Всходы дружно зазеленели, а тут солнышко тоже спохватилось.
Пронозливый ветер притих не так что бы совсем, но стал много тише и не таким гонористым. Рваные, угрюмые облака унесло за горизонт на восток, а солнышко тщательно обозрело весеннюю землю.
Земля потянулась ленивою истомою, всплеснула водой лиманов, послала ветерки и они зарябили по пересыпи, покивали полуодетыми ветками акаций, пошуршали сухими, прошлогодними травами, а сама выпустила прямо в поднебесье победную птичью песню, отозвалась весёлой мелодией и звоном трамваев и редких церковных колоколов. Солнышко застыдилось своей надменности и само увлечённости, покрылось сначала, как вуалью, лёгкой, багряной дымкой, а за тем уже не скрывая полыхнуло всеми ярчайшими красками стыда и раскаяния. То-то началось!
Солнце светило с одесской яростью, просвечивая все затаённые уголки с кучками прошлогодних листьев и прочими остатками суровой зимы, прогревало последнюю подзаборную мокроту и подсушивало землю. Ветерок подгонял лёгкие тучки, которые эту ярость усмиряли.
И... море! Великое Чёрное море стало голубым и заиграло волнами солидно и торжественно, как женщина ещё не старая, но пожившая, красивая и знающая себе цену, к которой не один мужчина пылает внеземной страстью, показывая всю прелесть свободы, переливаясь полной радугой красок и гибкостью движений, гордо неся на своей груди и огромные, тяжёлые океанские лайнеры и быстроходные, легкокрылые шаланды.
На берегах были редкие отдыхающие, больше из местных,которые не любят суету курортного сезона. Они, как те тюлени, лениво лежали на берегу, вбирая в себя первые, по-настоящему весенние лучи светила.
Море было ещё холодное. Кристально-чистая вода манила в свои волны и дразнила своей чистотой, но первое прикосновение к игривым волнам отрезвляло. Люди любовались чистым дном, брали воду ладонями, кто-то пробовал её. Я тоже попробовал.
Это была самая вкусная вода в моей жизни.
Каштаны выбросили к небу свои канделябры ещё из малахита, но многообещающие. Развесила свои драгоценности из кружев акация и набрав цвет начала робко цвести.
Сирень обнажила грозди и они тоже начали скромно, но напористо распускаться, начиная снизу. Гроздей сирени было, наверное, немножко больше, чем хотелось для восприятия. Тесные, тяжёлые гроздья большими шапками покрывали кусты, распространяя запах уже лета.
Но и весна ещё далеко не прошла! Вот акация распустила почти половину своих бутонов и природа одурела от аромата, закружились головы и людей и зверей. Ничто не может спорить красотой и ароматом с царицей Одессы.
Трудяги яблоньки отцвели скромно и не так заметно. Они не хуже других, но они предназначены для другого. Стройная груша отцвела ещё раньше. В Одессе они как колокольчики, которые дают второй звонок или надёжную весть о приходе настоящей весны.
До них, конечно, успевают зацвести серьёзные абрикосы и сумасшедшие сливы и другие ранние женихи и невесты нашего края. Их веточки голые, как босяки, без зелёного наряда, но все в белоснежных, розовых или чуть-чуть зеленоватых, душистых цветках.
Только, всё заслоняющие цветки, никаких листьев. У яблонь и груш другие просторы, где они царствуют, а в Одессе они славны больше плодами, но за то некоторые яблоньки цветут только в Одессе иногда трижды за сезон. И нигде больше!
Озабоченные пчёлы торопливо собирают нектар и пыльцу с соцветий, выбирая только лучшие цветки из многих. Пчёлы по другому видят мир. Кропотливый учёный, рассматривая больную ветку, порой не находит видимого проявления болезни. Он делает скрупулёзно анализ за анализом и гордится, если после долгого труда находит искомое. Это его труд и достижение.
Но пчёлы! Пролетая над бескрайним белопенным морем цветов, они безошибочно отделяют больное от здорового. У человека два глаза, а у пчёл много и разных!
Человек не видит ультрафиолета, пчёлы видят. Для человека цветки небесных красавиц только белые и розовые, а для пчёл разноцветные. Больные цветки чёрного цвета. Их-то не посещают звонкокрылые. Для этого у них нет времени. И осыпаются больные лепестки, сохнут тычинки и пестики. В конце-концов засыхает полностью не опылённый больной цветок. «Дубовый листок оторвался от ветки родимой.» А чтобы не переносить заразные болезни растений, пчёлы выделяют специальный, лучший природный антибиотик-прополюс, которым дезинфицируют улья и посещаемые цветки!
Пчёлы всё запасают и запасают. Вот мёд с первоцветов, который почти весь идёт на скармливание потомству - расплоду. Вот мёд с акаций, который будет откачан и останется жидким на весь год и будет ещё долго напоминать о вечно молодой весне.
Найдётся много людей, что положивши ложечку мёда в рот, будут долго вспоминать свои весенние приключения и шалости, влечения, удар грома судьбы и ослепление молнией красоты своего избранника, и не сразу проглотят это, а сначала разотрут язычком по рту, ощущая и вдыхая всё новые и новые ароматы, ароматы времени, солнца, луны, воздуха и людей. Ароматы своего прошлого и надежд на будущее.
Вот мёд с разнотравья, который в общем больше всего бывает в продаже, через полтора месяца станет засахаренным и напоминает о другой поре. Это сбор не только с посевов, но и с сорняков (в Одессе ничего так, даром не пропадает).
Одесский мёд сильно отличается от любого другого. Запах весенних, цветущих фей только в нём. Солнечный, вечно жидкий или засахаренный, густой и тягучий он вбирает в себя ещё и солёный привкус моря, и шум каштана, и ярость неба, и вздохи волн, и дыхание степей, привкус пота и запах натруженных ладоней.
Пчёлки трудятся и трудятся, жужжжжат и жужжжжат и нет прекрасней музыки, чем шум прибоя, нежность ветра и жужжание пчёл в это тёплое и ароматное время.
Как хороша свободная минута, когда это можно слышать и видеть! Приятель, оторвись от своих хлопот, хоть совсем на немного, остановись и посмотри вокруг, послушай симфонию благодати! А если случайно встретится пчеловод, то скажи ему первый: «Здравствуйте!»
Виноград тоже готовился зацвести, но заметили это только виноградари. Для остальных это не так заметно. Уж сильно скромно цветёт он. Каштаны хороши и в Париже, но одесские каштаны, конечно, на много лучше. Их белые, роскошные гроздья, как невиданные канделябры, венчают каждую ветку в строгом классическом порядке, как по заказу Богов и по вкусу лучших ваятелей древней Греции. Красота.... неописуемая!
А слышали ли Вы как нежно шепчется каштан с другом-орехом весенней лунной ночью, обсуждая мужские и женские дела?
А как трепетно-нежно взирает лоза на красавца-дуба своими влажными от росы глазами, как мечтает она обвить его сильное тело и взобраться по нему высоко-высоко под тёплые лучи солнышка, греться и чувствовать нежность касаний его листьев? Какие бы крупные и прекрасные гроздья она бы на нём развешала! Как была бы она счастлива при этом! Какое это было бы блаженство и радость!
А на излёте ночи как трепетно-нежно касается первый ветерок своим робким дыханием волосков, ещё не проснувшихся листочков, как ласково гладит их, пробуждая.
То на первых свиданиях мальчишечка вроде бы случайно касается своей девочки и весь дрожа, затаиваясь и замирая ждёт её реакции. Сияния солнца на её губах, радостного всплеска в глубине бездонных глаз! Или оплеухи!!!
В Одессе и в Люстдорфе люди относятся друг к другу больше с любовью, чем где-либо.
Здесь это не просто физиологическое с примесью в разной степени инстинктов, образования, воспитания, требований и оценок общества, условий и результатов быта.
У нас прежде всего ценится духовная близость, потребность в духовном наполнении отношений. Здесь подай духовное соответствие, подай чистой монетой, не замазанной ложью, а то может быть всякое!
Если соответствуешь духу, то всё остальное не так уж и важно. Общая атмосфера любви, выкованная всей историей жизни, рукотворной и дикой природой, традициями, на месте созданными и привнесёнными с разных концов планеты. Любовь в Одессе это как катакомбы.
Там легко заблудиться, никто не знает где их начало и конец, какие лабиринты и ходы в них, когда ты запутаешься в темноте и выберешься или нет в наружу. Но есть что-то, что тянет зайти, вопреки опасности их всё равно хочется посетить, попробовать себя.
В катакомбах добывали камень для строительства домов. Из этого камня строилась вся Одесса, только Люстдорф строил свои дома из морского камня «со слезой». Одесса очень велика! Много потребовалось и камня. Поэтому возник город под городом.
В этом подземном городе свои улицы и переулки, магистрали и тупики. Каждый шаг имеет свою неповторимую историю. В этой темноте хранятся радости, охи и вздохи предков, их страдания, любовь и тайны гибели некоторых из них.
Сейчас по небольшой части катакомб водят экскурсии, снимают фильмы. Снимают фильмы и проводят экскурсии по одесскому духу, который и создал этот великий город и сам создан им же.
Катакомбы это не просто музей духа, а ещё и постоянно пополняющаяся кладовая. Много чего пронеслось над людьми. Был изнурительный труд по добыче камня, а так же смерти при этом.
Были посещения печально известных налётчиков типа Мони и Крика, которых иногда почему-то называют хранителями одесского духа, вероятно той, очень мизерной части его, которая называется протухшим и гнилым духом, были там и Мишка Японщик и партизаны, были люди, которые просто не в ладах с законом.
Возможно, был там и Остап Бедер, но Ильф с Петровым забыли по случайности об этом написать.
Во время войны часть катакомб заминировали. Ржавые, коварные и беспощадные они долго лежали в подземных коридорах. Сейчас говорят их убрали. Но кто властям поверит.
Каждый шаг по катакомбам это соприкосновение. Прикосновение к чему-то древнему и едва уловимому. Нельзя сказать что именно там есть особенного, какой магнит тянет туда.
Мечта, тоньше чем воздух, легче чем мысль, это почти неосязаемый эфир, это тот микроэлемент, без которого нормальная жизнь существовать не может. Не рассказанная любовь к родному городу, к его берегам, к его людям.
Тот, кто не имеет этой любви может не притворяться. Всё равно его поймут правильно и разоблачат. Он будет топтать и портить эту землю до удобного случая, а потом легко сбежать и посмеяться над окружающими.
Но вокруг его вакуум. Не услышит он возгласов одобрения и поддержки в тяжёлый час. Никто не поднесёт ему стакан воды в трудную минуту болезни или смерти. Такие не посещают катакомбы!
Катакомбы для Одессы это нечто вроде паспорта. Отнимите их у города и превратится Одесса в заштатный портовый город. Да, есть такой известный по всему свету порт, да, есть курортное место у моря, да, есть известные и приятные места, есть знаменитые музыканты, писатели и композиторы.
Но без катакомб нет того духа особенного народа, который все эти знаменитости создал и вырастил, обиходил, который построил город, который и создаёт всё, что называется одесским колоритом, одесским духом. Нет Одессы без катакомб! Катакомбы под землёй, а на земле тётя Люба!
P.S.
Вот такой мой город. За него, за счастье его погиб геройски мой отец (до сих пор в мемуарах знаменитых асов Германии про него прочитать можно),красавцы- дядья в самом нежном возрасте, ещё не целованные. За него погибли в разное время братья Геппер и многие другие из наших славных родных и близких. Они в страшном сне не могли увидеть, что одесситов можно убивать и жечь как поросят, улюлюкая при этом. Даже Гитлер не стал убивать одесских евреев. Киевские подонки ненавидят Одессу. Они жгут людей и убивают. Они ещё хуже! Это нелюди! Но пасаран!
20. Курьёз
Владимир Мальцевъ
75-летию Великой ПОБЕДЫ посвящается
Вчера Пашка не вернулся. Бой был очень жарким. Мы показали фрицам их немецкую бога душу мать. Но и нам досталось. Возле этого проклятого лесочка остались многие наши. И мой друг тоже. Самый лучший, самый закадычный. Он спас мне жизнь, опередив того немецкого гада который стрелял в меня. Я не мог ответить, у меня заклинило автомат. Фриц в первый раз промахнулся, а во второй выстрелить не успел, поскольку Пашка его убил. Друг меня спас, а я его не смог. НЕ СМОГ! Ну и кто я после этого? Меня душили слёзы. Слёзы обиды, жалости, горечи, стыда и ещё чего-то такого, чему названия не знаю. Но я особо не задумывался, поскольку все мысли были заняты Пашкой.
Уже принесли с поля боя всех раненых. Пашки среди них не было. Я пошёл искать его среди погибших. Искал и не находил. Да где же ты, чёрт возьми? Где же ты есть? Не такой ты человек, чтоб без вести пропасть. Не такой! Дошёл до леса. Боя в лесу не было. Но я всё равно пошёл вглубь. Уже начало темнеть. Я шарил по кустам и по высокой траве. И совершенно неожиданно увидел своего друга. Он лежал на лесной поляне среди спелой земляники, раскинув руки – обнимал эту душистую поляну. Как же ты здесь оказался, Пашка? Какая же сука загнала тебя сюда? Я подошёл к нему.
Сколько я стоял рядом? Наверное, долго, всё поверить не мог. Скорее всего, плакал. Не помню. Очнулся, когда совсем стемнело. Нужно было нести Пашку в последний путь. К своим. Я твёрдо решил, что сам похороню друга. Я ему должен на всю свою оставшуюся жизнь. Дотронулся до него, чтобы закинуть на свои плечи и понял, что он тёплый. Сукин ты сын, так ты жив?!! Что же я стою? Что же я за раззява?!! Было темно так, хоть глаз коли. Где дорога? Разве ж я запомнил? Но каким-то чутьём собачьим тропинку нашёл быстро. Пашка, ты только держись! Не помирай. Скоро лазарет. Миленький, давай дотянем, а? Я старался бежать так быстро, как только мог. Откуда столько силы взялось? Ведь Пашка сибирский здоровяк.
В лазарете умелые руки медсестры быстро сняли с Пашки одежду. Ран не было. Ни спереди, ни сзади. Сестра наклонилась к нему, чтобы внимательно осмотреть голову. Громко хмыкнув, сказала:
- Перекладывай его на топчан возле двери. Там сквозняк. Ему полезно проветриться.
- Да ты что!!! Какая ему от проветривания польза? С ума сошла? Чем это ему сквозняк полезен?
- Друг твой не ранен. Он смертельно пьян.
Глядя на мой столбняк от услышанного, сестра рассмеялась заливистым смехом и ушла в операционную. Я чуть не сдох, пока тащил этого кабана на себе, а он напился! Где? Как умудрился? Я начал его трясти и кричать:
- Вставай, сволочь!!! Да проснись же!
Все попытки были совершенно бесполезны. Я в прямом смысле слова плюнул на него и ушёл, матеря всех подряд и своего друга в первую очередь.
Ещё не взошло солнце, как Пашка меня разбудил и поведал, что с ним вчера произошло:
- Когда наши насели на этих гадов, я увидел, как ихний старший – оберфюрер, скрываясь за столбом дыма, побежал в лес. Ну и погнался за ним. Кровь из носу я должен был взять его живым. За него ж нальют лишние 100 грамм, а то и медаль дадут. Зависит от того, сколько он после поимки на допросе рассказать нашим сможет. Немец стрелял, но патроны у него закончились быстро. Я гнал его, как оленя, обходил то справа, то слева. Но и у меня патроны закончились. Он бы, может быть, и полез в рукопашную. Но он дохлый, куда ему против меня. Зато, зараза такая, бегает быстро. И убежал бы, если бы мы не наткнулись с ним на избушку. Этот фриц подумал, что там нет никого, и стал за ней прятаться. Чтобы передохнуть немного. Но малёк ошибся.
В избушке той дед живёт. Совсем старый, но крепкий, как волк матёрый. И кстати ружьё имеет! Мы с дедом этого оленя загнанного и поймали. Скрутили и в погреб засунули. Я, было, пошёл за своими, чтоб помогли его доставить нашим особистам. Но дед просто так меня не отпустил. У него заначка имелась. Нужно же было обмыть такую удачную охоту. Мы с ним банку спирта опрокинули. Я только потом пошёл. Но сморило меня на полдороге. Там-то ты меня и нашёл. А обер этот так и сидит в погребе. Вставай, пошли за ним. Пока солнце не взошло.
21. детство прошло в концлагере
Зинаида Малыгина 2
Из рассказа Щербакова Алексея Прокопьевича, проживающего в городе Кировске (Мурманская область)
Своё детство мне пришлось провести в концлагере в Австрии, когда мне было 11 лет и когда деревня Дубово Витебской области была захвачена фашистами. Это было в 1943-45 годах, два трудных года. В одном бараке концлагеря рядом с нашей семьёй жила семья Дудкиных с маленькой худенькой девочкой Тамарой.
И вот через 50 лет в Петербурге мы встретились с ней, уже взрослой женщиной Тамарой Николаевной. У неё каким-то чудом сохранилась лагерная фотография. Говорить не могли, сидели и плакали…
Она нашла в архивах цифру: среди заключённых поимённо было названо 104 ребёнка. Тамара Николаевна многие годы разыскивала данные о каждом, ожидала встречи, но сумела найти только мой адрес.
Начали вспоминать военные годы. Когда в нашей деревне Дубово был убит партизанами немец, деревню фашисты подожгли и велели жителям построиться в колонну.
Погнали женщин с малыми детьми и стариков по снежной колее. Оглянувшись, мы могли видеть зарево от догорающей деревни, от наших домов вместе с нашим небогатым имуществом.
Несколько километров шли до деревни Стыкино, где нас приютили местные жители, а немецкий штаб расположился в деревне Пахомовичи.
По дороге немецкая колонна подорвалась на мине, заложенной партизанами. Теперь было понятно, что покоя нам не будет – жди расправы. Так и случилось. По доносу выгнали из дома старика и двух подростков и расстреляли на виду у всех.
Как осталась жива моя бабушка и мама с тремя детьми – чудо. Ведь наш отец был председателем колхоза и ушёл на фронт в июле 1941 года. Полицай Гришка Лукашев почему-то скрыл эту информацию, пожалев женщину с тремя малыми детьми.
Начались наши скитания по чужим углам. Летом жили в землянке, соорудили каменку из булыжников для приготовления пищи. Дым из землянки выходил через дверь, а в питание шли грибы, ягоды и травы. Перебивались, как могли, нашими малыми силами без мужской помощи.
Однажды утром приказали всем жителям вместе с детьми построиться в колонну. Тех, кто не вышел, расстреливали на месте. Колонну погнали на ближайшую станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли на Запад в заколоченных вагонах-телятниках.
Прибыли в польский город Белосток. Поселили нас в бараки, обнесённые колючей проволокой.
Так мы оказались в концлагере, где кормили баландой. От этой пищи у всех случилось расстройство желудка, а моя маленькая двухлетняя сестрёнка умерла, как и многие другие дети.
Мне же помогла смекалка: я подползал под колючую проволоку и бежал в деревню к австрийцам, просил у них хлеб и бегом бежал назад покормить маму, бабушку и вторую сестрёнку.
Мама понимала, что я подвергался смертельной опасности, но другого выхода не было. Так в 11 лет я стал кормильцем трёх женщин: бегал я быстро, просил жалостливо и так спас семью от смерти.
Через год нас перевели в лагерь Дойчендорф, который находится около города Капфенберга в альпийских Альпах. Это красивая местность на холмах, покрытых зеленью. Среди этой красоты было построено много лагерей для гражданского населения и военнопленных.
К нам в лагерь приходили поляки, чтобы выбрать из обессиленных людей рабочую силу для сельскохозяйственных работ, но из нашей семьи им никто не понадобился.
Весной 1944 года нас опять погрузили в вагоны и повезли дальше на Запад.
Оказались мы в Австрии в городе Грац, который по величине уступает лишь Вене. Город утопает в зелени, ярко светит солнце, а на платформу выходят грязные и оборванные люди, от которых все отворачиваются и показывают пальцем.
Опять построили колонну и в сопровождении конвоя поселили в лагере на окраине города. Всех остригли наголо, обсыпали каким-то серым вонючим порошком и отвели в бараки на двухъярусные нары.
Спали на голых досках, а от скудости пищи и скученности началась эпидемия брюшного тифа. Выживших, которые покрепче, отправили в город Гамбург для разборки завалов после бомбёжки и для земляных работ.
Заболела сестра, а я был так слаб, что даже не мог навестить её в лазарете.
Теперь уже мама пролезала под проволоку в темноте и шла просить милостыню. На ней был мундир неизвестного происхождения с блестящими пуговицами, и почему-то, глядя на этот мундир, ей охотно подавали и при этом смеялись.
Истина открылась позднее. Оказывается, на пуговицах была изображена карикатура на немецкую символику.
Позднее немцы разглядели этот мундир и приказали пуговицы спороть. Так мама лишилась заработка, а мне стала постоянно мерещиться еда во сне и наяву.
Мне казалось, что я глотаю овсяный отвар, о котором мечтал днём и ночью…
Немного повезло, когда меня выбрали вместе с другими подростками возить тележку с мясной тушей.
Мы становились по бокам тележки и катили её, отталкиваясь одной ногой от земли. Рядом с тележкой шёл охранник, но мы все же умудрялись отрезать ножичком маленькие кусочки мяса и прятать их за пазуху.
Это было опасное и смертельное занятие, но другого выхода от голодной смерти не было. Эти лепёшки из кусочков спасли нам жизнь…
Уже в мирное время взрослым человеком я посетил место пребывания моей семьи в концлагерях. Не описать чувства, которые нахлынули.
Ведь у меня в детстве не было детства - оно прошло в борьбе за выживание. В Капфенберге сохранилась арка с колоколом в память о русских военнопленных.
Со слезами на глазах я стоял перед ней и тогда решил рассказать эти воспоминания для своих потомков. Пусть никогда не будет войн! Это говорим мы, дети войны.
Записано мною со слов Щербакова А. П., 1932 года рождения
22. солдатские матери
Зинаида Малыгина 2
Накануне дня Защитника Отечества вспомнились события 1996 года, когда я ждала солдата срочной службы, своего сына , с Чеченской войны, как говорят теперь: Военно-вооружённый конфликт.
Это настоящая война с сообщениями о засадах, больших цифрах убитых и раненых в ежедневных сводках. Как выживали мы, солдатские матери?
Поседели, постарели, объединились в общем горе в союз солдатских матерей. Встречались каждую неделю, обмениваясь информацией. В письмах звучали слова: Грозный, Самашки, Шали, Элистанжи, Шатойское, Веденское ущелье, Херсеной, Ичкерия…
Всю географию Чечни выучили мы, солдатские матери, по письмам сыновей. Но самое страшное, когда нет писем с войны…
На Север, в цинковых гробах,
Не на побывку и не в гости –
Всегда есть место на погосте,
Чтоб схоронить солдатский прах.
На Север в цинковых гробах.
Мы возвратились: «Здравствуй, мама,
Теперь мы вечно будем с вами
Морщинками на ваших лбах…»
Эти строки прочитаны мною на митинге солдатских матерей в нашем городе, когда мы хоронили груз 200. Это был кировчанин Игорь Чиликанов, окончивший школу №11.Он закрыл своим телом гранату, чтобы спасти солдат. Ефрейтору И. В. Чиликанову присвоено звание Героя Российской Федерации (посмертно).
- Вот скажи мне, почему
Называют ту войну
Все вокруг горячей точкой?
- Жарко там всегда, сыночек. (И. Боголей)
23. Штрафной лётчик
Олег Маляренко
Крайне мало осталось в живых людей, защитивших страну в минувшую войну. О ней было написано множество книг, снято фильмов и сложено песен. Однако они отражают лишь ничтожную долю ужасов и страданий войны, невосполнимых потерь, подлинного героизма на фронте и неистового труда в тылу.
Мой покойный дядя Володя провоевал с трагического 1941-го года до победного 1945-го. Начало войны застало его курсантом лётного училища. В декабре 41-го училище прикрывало брешь в обороне Москвы. В том сухопутном бою полегло до половины несостоявшихся лётчиков. Но врага не пропустили.
Спустя двадцать лет после окончания войны дядя случайно узнал о том, что его училище, в том числе и он, награждены медалью «За оборону Москвы». Много наград заслужил дядя за годы войны, но ту первую запоздалую считал для себя главной.
Во многих сражениях участвовал Владимир Борисович на штурмовике Ил-2, том самом, который немцы назвали «Чёрной смертью». Дрался не на страх, а на совесть. Дважды был сбит. Во второй раз сам был тяжело ранен, но каким-то чудом дотянул до своего аэродрома и с горем пополам посадил самолёт.
На войне нашёл дядя свою будущую жену, тётю Тамару, которая служила в его полку медсестрой. Молодые люди дали клятву пожениться по окончании войны. И расписались они через несколько дней после великой Победы в поверженном Берлине.
С большой теплотой вспоминал дядя Володя своего фронтового друга Георгия. Это был человек щедрой доброты, цепкого ума и неиссякаемого оптимизма. Также как и дядя, он летал на штурмовике. Это был отважный лётчик высокой квалификации, настоящий ас, самый лучший в полку. Не раз ему предлагали командную должность, но он неизменно отказывался, предпочитая оставаться просто лётчиком. Глядя на Георгия, другие однополчане стремились хоть как-то приблизиться к уровню его мастерства.
У дяди с Гошей, как он его называл, установились самые добрые, тёплые и доверительные отношения. Между ними не было никаких недомолвок и тайн. Гоша стал лучшим фронтовым другом Владимира. О нём дядя рассказывал много и подробно.
Один случай суровой военной жизни круто изменил судьбу Георгия.
Вместо погибшего в бою стрелка в его экипаж назначили узбекского парня по имени Акбай. Лётчики быстро сдружились и понимали друг друга с полуслова. Акбай гордился тем, что у него такой опытный и надёжный пилот, как Георгий. А пилот тоже был доволен новым стрелком.
Однажды их самолёт возвращался с боевого задания. Неожиданно из облаков на них спикировали два «Мессера». Истребитель превосходит штурмовик по маневренности и скорости, поэтому улизнуть не было никакой возможности. Пришлось принять неравный бой с двумя «Мессерами». Они непрерывно атаковали, стремясь взять «Илюшу» в клещи. То ли немецкие пилоты были молоды, то ли захотели поиграть в «кошки-мышки», но бой затянулся. В противном случае они могли бы завалить самолёт Георгия в два счёта. Ему пришлось мобилизовать всё своё мастерство, чтобы оказать достойный отпор врагам.
И тут пилот заметил, что стрелок молчит. Бросил быстрый взгляд – не убит ли? Акбай был жив, но прижался от страха к стенке турели, выпустив из рук гашетку пулемёта.
Важные узлы штурмовика Ил-2 и даже пилот были защищены бронеплитами, а у стрелка, прикрывающего заднюю полусферу, такой защиты не было. Поэтому, если стрелок не стреляет, то рискует не только сам, но и самолёт подвергается большому риску быть сбитому.
«Мессеры» заметили, что «Илюша» не ведёт огонь из турели и стали атаковать его сзади.
- Стреляй, гад! Стреляй, чурка! Я тебе приказываю! – заорал Георгий.
Акбай ничего не ответил, только дико вращал глазами.
Один из «Мессеров» дал очередь по плоскости, в то время как другой по фюзеляжу. Штурмовик вздрогнул, но управляемость не потерял. Георгий огрызнулся из двух пулемётов. Глянул на Акбая. Тот сполз на дно турели.
- Вот что, паразит, если мы останемся живы, то обещаю собственноручно застрелить тебя, - зло отчеканил Георгий.
Как бы в ответ на его слова появилась четвёрка наших «Яков». Немцы оценили, что преимущество не на их стороне, и дали дёру.
Когда вернулись на свой аэродром, первым на полосу сошёл пилот, а за ним выполз и стрелок. Злость к нему у Георгия ещё не прошла. Он захотел проучить труса. Достал из кобуры пистолет и направил его на Акбая.
- Я обещал пристрелить тебя, как собаку. А теперь выполняю.
Георгий хотел посмотреть на реакцию стрелка. Однако совершилось самое невообразимое. Раздался выстрел, и Акбай рухнул на землю. Из его груди полилась кровь. Георгий бросился к парню.
- Передай маме, что я не трус… - прохрипел стрелок.
- Ты не трус, Акбай. Я не хотел стрелять в тебя. Прости меня, если можешь.
Сбежались люди, прилетел санитар с носилками, и быстро понесли раненого в хирургическую палатку.
В тот же день Георгия отправили в трибунал. Приговор был предвиденный – штрафной батальон. Это считалось более мягким наказанием, чем расстрел. Штрафников направляли для выполнения самых опасных задач, давая возможность искупить свою вину почётной смертью в бою, либо пролитой кровью.
За короткое время лётчик-ас превратился в первоклассного пехотинца. Пулям не кланялся, действовал решительно, но при этом соблюдал известную осторожность. Удача благоволила к нему так, что в течение долгого времени он не был ранен, когда рядом гибли товарищи по батальону.
Однажды задание предстояло серьёзное и крайне опасное: надо было взять хорошо укреплённую высоту, занятую гитлеровцами. Атаки, одна за другой захлёбывались под ураганным огнём. Потери были ужасные. Бойцы забыли о том, что они штрафники, и в боевом азарте рвались вперёд. Наконец добрались до окопов врага, и завязался рукопашный бой. Отчаянная атака наступающих смела гитлеровцев, и они поспешно отступили.
Высота была взята, но надо было её удержать до подхода наших войск. А пока малочисленные бойцы заняли круговую оборону. Враги, во что бы то ни стало, захотели вновь вернуть себе высоту. Для этого они начали вести по высоте артиллерийский и миномётный огонь. Один за другим гибли защитники высоты, а помощь всё не приходила. Георгий вёл нещадный пулемётный огонь по наступающему врагу. Число защитников непрерывно сокращалось. Уже некому было оборонять правый фланг. Тогда наш пулемётчик перебегал туда и отбивал атаку. Благо, что оружия и боеприпасов пока хватало. Смолк центр, и Георгий перебежал туда. Враги подняли головы, но под его огнём залегли.
В живых оставалось только трое, причём двое из них были тяжело ранены. Георгий был как заговоренный, и в том аду на высоте оставался невредимым. Его силы были на исходе, но решил обороняться до конца. Немцы не могли понять, откуда у сумасшедших русских берутся силы, когда они измотаны. Кинулись ещё в одну атаку, и вновь были остановлены пулемётным огнём.
Георгий окликнул тех, кто ещё недавно стрелял. Никто не отозвался. Мёртвые бойцы застыли в неестественных позах. Георгий остался один на высоте. Теперь и боеприпасы заканчивались. Если не произойдёт чудо, то это конец.
И тогда он заметил, что со стороны, противоположной от позиции немцев, начали продвигаться наши войска. Перемещались осторожно, так как не знали, в чьих руках находится высота. Надо было срочно передать нашим, что высота занята своими. Но сделать это надо так, чтобы никто в этом не усомнился.
Ничто не может быть в этом случае лучше, чем настоящий русский мат. Георгий набрал в лёгкие побольше воздуха и прокричал трёхэтажный мат, добавив ему ещё два или три этажа.
Его услышали. Бойцы поднялись и смело рванули на высоту. Задание командования было успешно выполнено.
На глаза комбата навернулись слёзы, когда он узнал, что из всех штурмующих живым остался только один Георгий.
- Дорогой мой человек! - расчувствовался майор – Без всякого сомнения, ты совершил подвиг. Не будь ты штрафник, я направил бы документы на присвоения тебе звания Героя. Но ты даже не ранен, а потому придётся тебе дальше служить в штрафбате.
А потом обратил внимание на перевязанную руку Георгия.
- Так ты же ранен. Почему молчал?
- Ранение лёгкое, касательное и кость не задета. Хирург уже обработал рану.
- Жаль, что ранение лёгкое.
Георгий продолжил воевать в штрафбате. Однако рана оказалась не пустяковой. Рука опухла, и его отправили на лечение в лазарет. Месяц пребывания в лазарете стал для него лучшим временем за всю войну.
После лечения Георгий вернулся в свою часть. Это стало всеобщей радостью, так как его сильно не хватало. Бойцы окружили однополчанина и засыпали его вопросами.
- А в штрафбате, видно, не так и плохо, если ты отъел такую харю, - подначил техник.
- Харю, ребята, я отъел в госпитале, – посерьёзнел Георгий. – Штрафбат это сущая преисподняя. Вот мы летаем и стараемся верить, что очередной полёт не последний. Порой бываем от смерти на волосок. Так вот, в штрафбате этот волосок тоньше в сто раз. А что я не вижу Ивана, Ефима и Богдана?
- Нет их больше. Уже отлетали своё. Сейчас они у Бога в гостях.
- Считайте, что мы перед ними в долгу и должны поквитаться. А как мой стрелок Акбай?
- Жив и здоров, но из лётчиков доктора его списали.
- Обещаю и за него поквитаться…
И своё обещание Георгий честно выполнил. Нещадно громил врага, не зная устали. За его мужество и боевые успехи командование дважды направляло бумаги на присвоение звания Героя. Но бесполезно, так как припоминали штрафное прошлое героя.
Георгий погиб, когда до окончания войны оставалось всего две недели.
Дядя Володя закончил рассказ и умолк. По щекам старого воина катились слёзы, но он их не стеснялся.
- Дядя, а какое главное чувство было у вас во время войны?
- Многие думают, что страх, но это не так. Не то чтобы не боялся смерти, но старался о ней не думать. А главным испытанием была усталость. После полётов хотелось только спать и ничего больше.
- О чём вы мечтали в годы войны?
- Чтобы дожить до победы.
- А после войны?
- Чтобы она больше не повторилась никогда…
24. Никто не хотел умирать
Олег Маляренко
Первый эпизод из жизни малыша, который сохранился в его памяти, был ничем не примечательным. Тем не менее, он так глубоко врезался в его сознание, что даже сейчас, спустя многие годы, он отчётливо помнит его во всех мельчайших деталях. Именно с тех пор он осознал себя как личность и последовательно помнит всю свою дальнейшую жизнь. Ему тогда было всего два года и девять месяцев. Для большинства людей такое сознание приходит значительно позже, но для него последующие события закрепили в памяти этот эпизод как отсчётную точку чего-то хорошего, приятного и счастливого.
Итак, время этого события – август грозного 1941 года, а место действия – станица Стеблиевская Краснодарского края. Он стоит на коленях на стуле, стоящем у окна, раскачивает его за спинку в такт с весёлой песенкой, которую он негромко напевает.
Сестричка предлагает ему играть в прятки, но находит его не она, а папа. И поднимает его под потолок, а потом щекочет своей щетиной. Всем весело, хотя и не очень. В комнату входит мама с полной тарелкой горячих пирожков.
Наступил сентябрь того же года, и сестра Фаня пошла в школу в первый класс станичной школы, мама устроилась в эту школу уборщицей, а братика Налика отдали в детский сад.
Однажды к забору детского сада пришла Фаня, подозвала брата и сказала:
- Налька, пойдём провожать папу.
Он выбрался через щель в заборе, и они пошли к сельсовету. На площади перед сельсоветом было многолюдно. Дети подошли к маме с папой. Пьяные мужики лихо плясали под гармошку и горланили песни. А потом раздалась команда: «По машинам!». Отец крепко обнял всех по очереди и поцеловал. Налик заметил скатившуюся у него по щеке слезу, хотя это он скрывал. Вероятно, в тот момент отец подумал, что никогда больше он не увидит своих родных. К глубокому сожалению, так и случилось. Они больше никогда не увидели его. Нахману хотелось бы запомнить отца смеющимся, улыбающимся, но память сохранила его печальным в момент расставания.
Ни мама, ни Фаня не верили, что он запомнил отца, говорили, что в том возрасте он ничего не смог бы запомнить, но они были не правы.
Где-то далеко шла война, и волны от нее доходили даже до детсада. От папы пришло письмо с фронта, в котором он просил дочку и сына быть хорошими детьми и слушаться маму.
Мама поступила на работу в колхоз и приносила домой мёрзлую картошку и свёклу, что она выкапывала на полях. А для жилья они сняли комнату в доме напротив школы у старой женщины по имени Дуся. Нахман с теплом вспоминал о ней и был бесконечно благодарен за доброту. Осталось неизвестным, платила ли мама за жильё, но детей она всегда угощала горячим борщом.
Прошла зима, а за ней и весна, и Нахман чаще стал видеть озабоченные лица взрослых и слышать их тревожные разговоры. Очень часто они говорили о каких-то страшных немцах. Кто это такие, тогда он не знал, но они представлялись ему в виде ужасных зверей с рогами. В соседнем дворе остановились черноволосые солдаты и стали на костре жарить мясо. Оказалось, что это наши кавказцы. А потом появились и русские солдаты, вооружённые длинными винтовками. Солдаты пробыли в станице недолго и куда-то исчезли. Наступило зловещее затишье.
Всё ближе и ближе к Кубани приближался фронт. И когда он приблизился вплотную к станице, мама отважилась тронуться в путь. Они ехали на подводе наряду со многими другими.
Вскоре движение подвод остановилось перед взорванным мостом. Скопилось множество людей, подвод и машин. В это время налетели фашистские самолёты. Все заметались в панике. И тут начали падать бомбы. Раздались оглушительные взрывы и отчаянные крики. Задрожала земля, и посыпались осколки. Всё вокруг стало гореть. В одно мгновение солнечный день превратился в чёрную ночь. Дети попадали на землю, и это их, по-видимому, спасло. Мамы рядом с ними не было, и где она, они не знали. В панике они потеряли друг друга. Брат и сестра крепко держались за руки. Казалось, что этому кошмару не будет конца. Наконец взрывы прекратились. Постепенно дым рассеялся, и перед ними открылась страшная картина: убитые и раненые люди и лошади, разбитые подводы и машины. И тут их нашла мама. В таком ужасном виде они её ещё никогда не видели. В тот день у мамы появились седые волосы. Семье невероятно повезло, что они в том кромешном аду не только не погибли, но даже не были ранены.
Так их настигла война. Начался самый страшный период в жизни семьи.
Всё, что произошло в дальнейшем, было недоступно для детского понимания Налика. И только тогда, когда он стал старше, ему раскрылся весь ужас минувших событий. Об этом много рассказывали мама и Фаня. Малыш часто просил маму, чтобы они уехали туда, где нет войны, не зная, что это не было в её силах.
Опасность их положения состояла в том, что они были еврейской семьёй на оккупированной гитлеровцами территории. На евреев была устроена настоящая охота. Выжили они лишь благодаря героическим усилиям мамы, помощи добрых людей и счастливой случайности. Каждый их день мог стать последним, и страх преследовал до самого дня освобождения.
Когда семья Налика вернулась в станицу Стеблиевскую, наших войск уже там не было. А наутро следующего дня через станицу прогрохотали немецкие танки и грузовики с солдатами и пушками. К величайшему удивлению малыша немцы оказались похожими на людей. Они с хозяйкой сидели дома, боясь выйти во двор. Но вскоре в ворота громко постучали. Жителей станицы собрали на сходку. А оттуда все вернулись в мрачном настроении. В доме бабы Дуси поселили троих немцев, которые сразу же стали хозяйничать. В станице появились полицаи.
Уже в первый месяц оккупации еврейская семья оказалась в тюрьме в ближнем хуторе. А попали они туда, благодаря одной еврейской женщине. Мама её не знала, но поговорила с ней на идиш. Когда среди прочих эту женщину схватили полицаи, то им подло объявили, что выпустят при условии, что они выдадут других евреев. Обезумевшая от страха, несчастная женщина выдала их семью. К сожалению, это ей не помогло, и её расстреляли вместе с другими евреями.
Из тюрьмы несчастных выручил председатель колхоза, в котором трудилась мама. Он поклялся, что они никакие не евреи, а самые настоящие украинцы. Навсегда у Нахмана осталась искренняя признательность неведомому председателю за их спасение.
Именно тогда мама уничтожила все личные документы и достала новые аузвайсы (удостоверение, нем.). Вместо Айзенбергов они стали Пархоменко. Мама вместо Блюмы превратилась в Любу. Сестру до войны звали Фаня, и она стала Машей. Малыша в честь деда назвали Нахманом (Наликом), и он стал Ярославом (Яриком). Мама строго наказала детям никогда больше не упоминать прежние имена. Началась жизнь в маскировке. Тогда мама крестилась в православной церкви.
Возвращаться в станицу Стеблиевскую было опасно из-за того, что их там знали как евреев, поэтому они стали скитаться по другим местам. Детская память Ярика сохранила названия станиц, где они побывали – Ильская, Линейная, Славянская и Крымская. Трудно передать, как они выжили без жилья, без еды и вещей. У них было только то, что надето на себя. Позже Ярик узнал, что они обладали и драгоценностью – золотыми часиками, которые до войны папа подарил маме. Их прятали в густых волосах нынешней Маши. Эти часики были предназначены на «чёрный» день.
Этот день очень скоро наступил, когда их задержали как бродяг и отвели в комендатуру. Мама отдала часики немецкому солдату, что конвоировал семью из комендатуры в тюрьму. И он отпустил их. После этого беженцев на несколько дней приютили баптисты. Только благодаря таким добрым и отважным людям им удалось выжить в страшном круговороте войны и беспощадного уничтожения еврейского населения.
Но на воле они пробыли недолго, потому что вскоре попали в облаву. Вместе с группой в несколько десятков человек, в основном женщин и детей, их погнали в населённый пункт за несколько километров. Для чего гонят, никто не знал, поэтому у всех были озабоченные лица. Ярик очень хорошо запомнил тот маршрут, так как быстро устал идти пешком, а у мамы не было сил нести его. Над малышом сжалился конный полицай и усадил его за собой. Хребет лошади сильно давил, но он терпел. Когда группа арестантов прибыла на место, то им предложили разделиться на евреев и тех, чьи мужья воюют в Красной Армии. Мама выбрала вторую группу и не погрешила против истины. Как впоследствии она узнала, евреев расстреляли.
Ярику не пришлось видеть зверства оккупантов кроме случая, когда немецкие солдаты до крови избивали старика по зубам и рёбрам сапогами.
Злой рок продолжал преследовать их, и они снова оказались в концлагере. Лагерь был огорожен двойными рядами колючей проволоки и вмещал много людей. Спали все в бараках на деревянных топчанах на голых досках. Узникам досаждали вши и блохи. Ярику запомнились полчища голодных крыс, которые не боялись людей, а иногда запрыгивали на топчаны и кусали спящих. Некоторые их ловили и поджаривали на костре. Однажды угостили и его этой необычайно вкусной едой. Узники лагеря питались баландой, которая представляла собой жидкую похлебку бурого цвета с гнилой килькой и редкой крупой. Баланда отвратительно пахла, но ели её все, потому что другого ничего не было. Не хватало не только пищи, но и воды. Ночью было довольно холодно, и чтобы согреться, все плотно прижимались друг к другу. Но сильнее всего было чувство страха, потому что каждый день уводили группы заключённых, и они больше не возвращались. Трудно представить, как им удалось выжить в тех нечеловеческих условиях.
Однажды вечером недалеко от лагеря грохотала сильная бомбёжка. Был хорошо слышан вой падающих бомб, и при каждом взрыве стены барака вздрагивали. В любой момент бомба могла угодить в барак. Спрятаться было некуда. Всех охватил ужас. Мама тихо молилась. Маша и Ярик, наконец, нашли убежище под топчаном. Это было слабой защитой, но их она немного успокоила. Вдруг неожиданно раздалось громкое «ура!». Это кричали узники концлагеря. Из уст в уста передавали, что бомбят наши. Эти бомбёжки стали предвестником скорого освобождения, даже с риском собственной гибели.
Когда бомбёжка закончилась, люди высыпали из барака. Рядом с лагерем горели железнодорожная станция и нефтебаза. Благодаря мастерству наших лётчиков бомбы точно легли в цель. Ветер дул в их сторону, и над лагерем потянулись клубы чёрного дыма. Несколько мужчин попытались перебраться через ограждение, однако охрана открыла огонь из пулемётов, и они отступили.
Для Ярика осталось загадкой, каким образом они выбрались из этого концлагеря, а спросить уже не у кого. В памяти сохранилась долгая и узкая дорога в полной темноте. Возможно, что это был побег. Мама решила вернуться в Стеблиевскую. После всего, что уже с ними произошло, худшего ждать не приходилось. У бабы Дуси на постое были немцы, холёные и наглые типы с орлами на пряжках. Ярик узнал впоследствии, что на них была надпись «Gott mit uns» («С нами бог»). Это уже были не те немцы, что поселились вначале. По вечерам они пиликали на губной гармошке. Баба Дуся поселила прежних жильцов в свою комнату. Однажды среди ночи к ним врывался пьяный немец, но задвижка оказалась прочной, и он ушёл отсыпаться. В поведении немцев даже дети почувствовали нервозность. А в один прекрасный день они организованно погрузились и убыли из станицы.
Вдалеке была слышна канонада. К станице стремительно приближался фронт. Приход наших войск не был ничем примечательным. Чувство радости от освобождения притуплялось сознанием того, что война еще не окончена, и беспокойством о судьбе близких людей. Наши солдаты на этот раз были вооружены автоматами. В доме бабы Дуси расположилось трое солдат на койках, оставленных немцами.
Вместе с немцами сбежали и полицаи, но одного солдаты задержали и с большим трудом отбили его от станичников, которые хотели учинить над ним самосуд.
Радость от освобождения омрачилась горечью потери. Однажды почтальонша принесла похоронку на отца. Мама отчаянно заголосила. А когда немного пришла в себя, то сказала детям, что у них больше нет отца, а потом добавила:
- Скорее всего, это ошибка. Моё сердце говорит, что отец жив, и вернётся домой после победы. Мы ещё хорошо заживём, как до войны.
Вряд ли мама верила в то, что говорила, но у Ярика и Маши зародилась надежда на возвращение отца и лучшую жизнь. Когда мама овдовела, ей было всего двадцать восемь лет, и на ее плечи легла забота о семье в трудные военные и послевоенные годы.
Уже взрослым Ярослав с большим трудом нашёл место захоронения отца в братской могиле в Воронежской области. Его дивизия выбивала гитлеровцев из захваченного ими плацдарма на левом берегу Дона. Пехотинцы, вооружённые стрелковым оружием, были брошены в лобовую атаку на хорошо укреплённую высоту. Немцев прогнали, а большая часть дивизии, включая отца, полегла. За тот бой дивизии присвоили звание Гвардейской, а её командира наградили высоким орденом.
В начале лета 1944 года мама собралась возвращаться в родной город, недавно освобождённый от немцев. В военное время проезд предвещал многие трудности и опасности, но семья их преодолела. В первую очередь, волновала судьба маминых родителей.
В 1941 году дед категорически отказался эвакуироваться.
- То, что немцы убивают евреев, большевики врут, - заявил он. - Я немцев знаю, воевал с ними в Германскую войну. Это культурная нация, а не какие-то варвары.
Большевистская пропаганда была настолько лживой, что ей не верили даже тогда, когда они говорили правду. Дед не знал, что на этот раз в его дом пришли не немцы, а фашисты. Мамины родители были расстреляны во рву недалеко от города.
Родители отца жили в другом городе, но также не эвакуировались. В то время папин отец серьёзно заболел, а бабушка не могла оставить его одного.
- Кому мы нужны, старые и больные? – возражала она. – Ничего с нами не случится.
И действительно, с ними ничего не случилось кроме того, что фашистские изверги их жестоко уничтожили.
Мама поступила на металлургический комбинат, где трудилась до войны. А перед тем надо было принять решение – оставаться на фамилии Пархоменко или вернуться на Айзенберг. И она решила оставить славянские имена, так выручившие во время войны. С этим проблем не было, так как городской загс сгорел. Остались неизменными только даты рождений, а у Ярика изменилась даже она. Еврейские родственники поняли маму, пережившую оккупацию, и не осуждали её. Смена имён сыграла злую шутку, когда дети лишились пособия за погибшего отца. Но маму не остановило и это.
Окружающих никак не вводили в заблуждения славянские имена еврейской семьи, поскольку их семитские лица никуда не спрячешь. Зато по документам они были настоящими украинцами. А ведь и в самом деле они родились на Украине, и несколько поколений их предков тоже жили на Украине.
Мама Ярика никогда не была верующей, не посещала ни церковь, ни синагогу. Зато на иудейскую Пасху она пекла мацу, а на православную – куличи и красила яйца. Она никогда не делила людей по национальности и говорила, что существует только две национальности – плохие и хорошие.
В детстве и юности Ярика не было не только отца, но и бабушек с дедушками. Их безжалостно перемололи жернова ужасной войны. Но если отец погиб с оружием в руках, защищая родину и семью, то бабушек и дедушек убили лишь за то, что они были евреями.
Когда Ярослав сам уже был отцом двоих детей, ему приснился сон, что он нашёл отца. Сын крепко обнял его и сказал:
- Папа, я так рад тебя видеть! Где ты так долго пропадал?
- Я живу в Запорожье.
- Как жаль, что я не знал этого прежде. Ведь я так часто проезжал мимо этого города.
- У меня там другая семья. Сейчас у меня два взрослых сына.
- Папа, как ты мог бросить нашу семью? Если бы ты знал, как нам тебя не хватало! – закричал Ярик и проснулся.
Всё его лицо было в слезах. Такое могло присниться только в кошмарном сне, потому что в жизни папа любил свою семью безмерно.
25. Трёхлинейка
Майя Манки
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №10
Вдалеке, за невидимой чертой линии фронта прострекотал гигантский сверчок, и перед самым лицом бойца пулемётная очередь взрыхлила перепаханную войной землю.
Шел его второй бой, но опять старая трёхлинейка, досталась не ему. Сашка – весёлый пацан, призванный сразу после школы - вот кому сегодня подфартило. Ему же досталась только саперная лопатка, чтобы окопаться и подобрать винтовку, если Сашку убьют… «Вот так, мы еще повоевать-то не успели, а Сашку уже вроде как и похоронили».
Третий претендент – Пётр. Был Пётр, потому как смотрит он сейчас в небо стеклянными глазами. Так и погиб ни разу не выстелив… За что погиб - только командир знает, который его в бой с одной лопатой отправил.
А Сашка, хоть и годами не вышел, но окопался грамотно, бьёт прицельно – патроны бережёт.
… Тут он поймал себя на мысли, что где-то в глубинах подсознания ждёт, а может и желает его смерти.
«Это не так! Не правильно! Они же земляки, сдружились по дороге к фронту».
…Только душу точил червячок. Боец прятался в наспех вырытой траншее и тупо ждал, когда убьют Сашку.
Метрах в тридцати валяется случайно убитый немец. При нем автомат совсем новенький, воронёный, с магазинами в подсумке… только брать его нельзя. Старички предупреждали, чтобы немецкие автоматы не брали – особист отберёт - "не по уставу", и завтра в бой пойдёшь опять со своей лопатой. …Да, и не доползти ему до него под пулемётным огнём.
Неожиданно всё стихло: замолк немецкий пулемет, неслышно даже стрекотания автоматов. Эта звенящая тишина казалась сейчас страшнее шквального огня. Немец что-то готовил.
… Первые мины взорвались далеко от наших позиций – не жалеют сволочи снарядов, видать этого добра у них как дерьма в коровнике. В следующую секунду новый залп мин взорвался заметно ближе… через секунду - ещё ближе. На них шел «огненный вал», и казалось, что ничто не может в нем уцелеть. Мины рвались рядами, приближаясь всё ближе и ближе. Многие не выдерживали, пытались убежать из этого ада, но их тут же косило осколками или автоматной очередью. Боец приготовился к худшему: вжался в землю и попрощался со всеми, и родными , и друзьями, и с недругами. Земля дрожала от взрывов, мины рвались совсем рядом. Он чувствовал, как осколки режут его плоть, и только ждал, когда очередной осколок пробьет ему грудь…
Всё стихло, опять эта зловещая тишина – сейчас немцы пойдут в атаку и никто бы его не упрекнул, что он покинул передовую. Он перевалился на спину. Левая рука перебита, из бедра торчал осколок немецкой мины. Боец огляделся вокруг, в живых не осталось никого, и Сашка так и остался лежать, зарывшись лицом в землю, только винтовка валялась рядом. Он понял, что обречен… пополз, превозмогая боль, полз к Сашке. Его единственной целью сейчас было - умереть с винтовкой в руках. Немцы не стреляли, должно быть готовились к атаке. Ему удалось подползти совсем близко, единственным препятствием оставалось Сашкино тело. Надо только приподняться…
Боец не услышал автоматной очереди, только почувствовал, как в тело ударилось что-то твердое и тупое...
Когда он очнулся, солнце клонилось к закату, и земля дымилась перепаханная взрывами. Винтовка лежала совсем рядом, сейчас уже ничья, а значит - только его.
Он протянул руку, подтянул её за ремень и обнял как самую дорогую женщину…
26. Сколько весит пушка? К Дню Великой Победы
Сергей Маслобоев
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Из далёкого детства. Врезалось в память. Ни до, ни после я не слышал, чтобы так рассказывали о войне.
Деревенский дом, куда мы с родителями приехали погостить на майские праздники. Женщины ушли в магазин. Мои двоюродные братья, не зная о нашем приезде, ещё не вернулись с рыбалки. Я, двенадцатилетний подросток, слоняюсь по дому, рассматривая фотографии на стенах. За столом, на котором начатая бутылка водки и нехитрая деревенская закуска, папа и мой дядя. Разговор двух фронтовиков о войне.
Дядя на войне был артиллерийским корректировщиком. Тогда я не понимал, что это такое. Потом узнал. Артиллерийская разведка. А разведка, она везде разведка. Всегда на передке.
Дядя рассказывал, попыхивая папиросой:
-Летом сорок четвёртого в Румынии это было, под Плоешти. Поле огромное между нами. Несколько раз атаковали то мы, то они. Так и застряли там. Всё поле убитыми усеяно. И нашими, и немецкими. Жара! Вонь ужасающая, аж глаза слезятся. Трупы на жаре быстро разлагаются. Дышать невозможно. Даже, как обычно, специальный окоп отрывать не стали. Чего уж там, если по нужде и то под себя. И пить хочется невыносимо. А воды ни капли.
К вечеру какую-то канаву рассмотрели на краю поля ближе к нам. Как стемнело, поползли. Прямо по трупам. А они скользкие уже. Только настолько похрену, что и внимание на это никто не обращает. Напились какой-то коричневой жижи. Фляжки наполнили. Вернулись, остальных немного напоили. До утра ещё два раза ползали.
А как только начало светать, они нас глушить стали. Больше часа снарядами окопы утюжили. Потом танки. Много. Мчатся через поле прямо по трупам. Оторванные руки и ноги выше брони подлетают.
Тут к нам в окоп лейтенантик прыгает. Молоденький такой. Шейка тоненькая.
-Братцы! Помогите орудие выкатить,-
кричит не своим голосом. Ну, мы за ним. А к этому времени народу уже много побило. У них в расчёте он, да ещё один. Остальные вокруг мёртвые лежат.
Их двое, да нас двое, схватили мы эту пушку и бегом. По кочкам, через кусты, дороги не разбирая. Выкатили на прямую наводку, палы развели, ещё отдышаться не успели, а лейтенантик к панораме. И надо же, хоть и тщедушный, а первым же выстрелом танк поджёг. А сам кричит:
-Снаряды тащите!
Мы назад. Каждый по ящику и бегом обратно. За это время лейтенант ещё два танка уконтропупил. Задержали на несколько минут. Только видим, всё равно не устоять. Но, как раз, этих минут и хватило. Дальнобойщики наши поляну накрыли. Сразу море огня. Танки почти все там и остались.
Когда отгрохотало, лейтенант и говорит:
-Ребята помогите орудие назад откатить, а то влетит мне за самовольство.
Навалились мы на эту пушку, а хрен… Нам вчетвером не только развернуть, но и пошевелить-то её никак. Стоим, смотрим друг на друга и понять не можем, как же её сюда через кусты допёрли? Откуда только силы такие порой в человеке берутся?
P.S. Город Плоешти 56 км к северу от Бухареста. Во время Второй мировой войны регион Плоешти был главным источником нефти для нацистской Германии. В августе 1944 года город был освобождён советскими войсками.
ТТД Пушки ЗИС-3:
Главный конструктор В.Г.Грабин
Боевой расчёт 6 человек
Полный боевой вес 1116 кг
27. Годы войны. Воспоминания фронтовика
Геннадий Мингазов
ГОДЫ ВОЙНЫ. ВОСПОМИНАНИЯ ФРОНТОВИКА. К 75-летнему юбилею Великой Победы
ПОСЛЕДНИЙ МИРНЫЙ ДЕНЬ
21 июня по всей стране в школах проводились выпускные вечера. Не стала исключением и школа в селе Сафакулево Курганской области. Удивительно, но меня, имеющего лишь восьмиклассное образование, тоже пригласили на этот вечер. Недолго я пребывал в недоумении, потому что сказали, что я нужен как пианист.
К тому времени я научился исполнять мелодии фокстротов, вальсов, цыганской венгерки и много разных песен. Было приятно получить подарок наравне с выпускниками.
Веселились долго, почти всю ночь. Потом мы узнали, что когда расходились по домам, немцы уже бомбили Киев и другие города…
ВОЕННОЕ ВРЕМЯ
Мы договорились под утро, что в 10 утра соберёмся на известной нам лесной полянке. Часа через два, после того, как мы собрались и продолжали веселиться, прибежала сестрёнка Яхина и крикнула, что началась война. Это нас потрясло, и сразу стало не до веселья.
Мирная жизнь кончилась. Начались трагические дни нашего народа, страдания, смерть, кровь, холод и голод.
Через день провожали первую партию мобилизованных на фронт. Тысячи людей рёвом ревели, плач жён и матерей слышался по всему селу, по всей стране. Эту трагедию описать невозможно, она описанию не поддаётся. Это надо только видеть своими глазами, слышать своими ушами. Трагедия народа продолжалась долгие военные, а потом и послевоенные годы.
В начале июля райком комсомола направил меня на сельхозработы в деревню Карасёво.
С сентября работал в колхозе «Активист» уполномоченным по определению урожайности зерновых.
В начале ноября нас, комсомольцев допризывного возраста (пять девушек и десять парней), мобилизовали на заготовку дров и вывоз соломы с полей в отделение совхоза. Поселили в холодный необитаемый дом, где не было ни мебели, ни посуды. Мы насыпали на полу толстый слой соломы, на которой и спали одетыми все вместе. Старую печь топили всю ночь по очереди, чтобы она не остыла.
Девушки были заняты стогованием сена и укладыванием его в скирды, а также готовили пищу для всех. Парни на быках с помощью волокуш собирали и возили солому, заготавливали дрова на лесоразработках.
Кормили нас скудно, а работали мы много. К вечеру с ног валились от усталости. Едва переступали порог своей хижины, валились на пол, на холодную солому. Спасибо девчатам: они на второй или третий день раздобыли у местного населения старые одеяла, половики, какие-то лоскуты ткани, чтобы хоть чем-то укрываться. Ничего, выжили.
В конце декабря нас, 17-летних, мобилизовали в школу ФЗО в Копейск. В Щучье приехали вечером, и всю ночь сидели на полу в зале ожидания станции Чумляк. На весь зал горела лишь одна 7-линейная лампа. И вот при таком скудном освещении я три раза нарисовал Ольгу Турчанинову с разного ракурса. Она не сопротивлялась, когда я просил её поворачиваться. У меня в сумке была какая-то книга с хорошей картонной обложкой, а в ней несколько листов ватмана. Нож, резинка, карандаши всегда при мне. Не помню, где Ольга работала, но в Сафакулево я видел её много раз, но разговаривать не приходилось. А тут случайно встретились и всю ночь проговорили.
Когда приехали в Копейск, нас распределили по комнатам, и я впервые в жизни спал на мягкой койке с ромбической сеткой.
1942 год
Школа ФЗО
Меня определили в группу токарей школы ФЗО №30. (ФЗО – это система фабрично-заводского обучения, действовавшая по всей стране много лет. – Прим. ред.).
Примерно через месяц обучения меня избрали комсоргом группы. Начиная с марта, мы уже работали самостоятельно.
К празднику 1 Мая художественная самодеятельность школы готовила концерт. Мы выступали в радиоузле Копейска. Наш секретарь комсомольской организации пел песню «Надина косынка», которую я переписал и до сих пор помню, а одна из девушек пела песню «Саша».
Токарь Нина Зверева
Наступило лето. В один из жарких дней мы с ребятами пошли купаться в сторону станции Потанино. Заметив лодку с девушкой, решил подшутить: нырнул незаметно среди ребят, а вынырнул рядом с лодкой. Девушка от неожиданности вскрикнула и стала меня ругать: хулиган, чармаш, откуда ты взялся, я тебя боюсь!.. Схватила вёсла и поплыла прочь, я увязался за ней, но вскоре стал отставать, надолго скрываться под водой, имитировать тонущего… Стал кричать: «Девушка, я тону, возьми меня в лодку!» Она пожалела меня, остановила лодку, помогла забраться в неё. Так я познакомился со Зверевой Ниной, которая, оказывается, тоже училась в нашей школе. Прежде всего, я извинился за то, что притворился тонущим, а иначе как попасть в лодку. Мы поплыли к берегу, и я пошёл к ребятам.
Через 3-4 дня после этого я с Андреем Романенко сидел во дворе, играл на мандолине. Недалеко проходила Нина, узнала меня и подошла. Постояла, послушала и села рядом. Я учил Андрея играть на мандолине, и Нина попросила меня, чтобы я её научил играть. Так познакомились ближе, стали встречаться, дружить.
Как-то раз напомнил ей, что она меня назвала чармашом. В то время это слово было распространённым ругательством. Она в ответ извинилась, но сказала, что я действительно её сильно испугал: «Вы купались далеко, я не видела никого вокруг, и вдруг неожиданно ты появляешься рядом с лодкой. Тут, наверное, любой испугается. Как ты можешь так долго и далеко плыть под водой?»
Она работала токарем в нашем цехе. На заточку резцов ходили вместе. Для интереса в заточке целовались. Когда Нина шла в заточку, то, проходя мимо, если я не замечал её, кричала: «Лёша, я пошла!». Я брал запасной резец и шёл в заточку. Электронаждаки стояли в заточке рядом возле дверей, а там дальше была маленькая комната, где нет наждаков, и куда никто не заходит. Там и целовались. Желудки пустые, охота жрать, а целоваться тоже хочется. А вообще-то Нина меня частенько подкармливала, потому что на карточки давали всего 800 г хлеба, чёрного, плотного, с отрубями. Один раз только баланду дали.
Работали мы по 12 часов. Я на карусельном станке растачивал отверстие для стабилизатора на корпусе морской мины. Вес корпуса 50 кг. За смену ставил и снимал со станка по 20-25 шт. Возле станка образовывались горы чугунной стружки. Мы в ней пекли картошку.
Около месяца так прожил, и на этом жизнь моя в Копейске закончилась.
КУРСАНТ ПУЛЕМЁТНОГО УЧИЛИЩА
Меня мобилизовали в РККА, отправили в Сибирь. Там я стал курсантом 2-го Тюменского пехотного пулемётного училища. Поселили нас в бывшей конюшне. Нары в три яруса. Подушки и матрацы набиты гнилой соломой. Сушить её некогда, да и заменить труху нечем. Зимой в казарме собачий холод, несмотря на пару железных печек. В умывальнике вода постоянно замерзала. Дрова возили на себе за 30 км.
Зима 42-го года, как и 41-го, выдалась очень холодной, постоянно минус 35-40 градусов. Это же Сибирь, а не Сочи. Утром выводили умываться на мороз в нательных рубашках. Умывались снегом. Многие отмораживали уши, щёки.
Обучаться ратному делу ходили в сапогах и отмораживали ноги... В санчасти дадут какую-нибудь мазь, этим и спасались от тяжёлых последствий.
Однажды на полевых занятиях я потерял затвор от самозарядной винтовки СВТ. С трудом нашёл, ребята помогли в поисках. Струхнул изрядно. Если бы не нашёл, то по закону военного времени попал бы под трибунал, а там пощады не жди…
Дружил я с одним казахом. Он очень хорошо рисовал, был исключительно талантлив. Меня рисовал с натуры. Мне очень понравился этот портрет, и я его отправил домой. До сих пор цел. Я его тоже нарисовал, но ему не понравилась моя работа, он сказал, что мне надо много рисовать, чтобы повысить уровень мастерства.
Холод, голод, суровая жизнь делали людей отвратительными в общении. В училище услышал впервые такие слова: холуй, хамило, хапуга, хлюст, жополиз… Что под этим понимать, долго объяснять не надо.
В столовой за длинные столы садились на скамейки по 20 человек. Один из нас делил хлеб на равные 20 частей, остальные голодными глазами смотрели на этот процесс, высматривая кусок побольше. У меня на всю жизнь остались в памяти глаза истощённых людей. По команде хлебореза ребята с жадностью хватали выбранные куски. Я всегда брал хлеб в числе последних. Среди нас таких выдержанных было человека 2-3. Мы не набрасывались на хлеб как коршуны. Запомнил только одного из таких нежадных как я. Звали его Андрей Парфёнов, родом из Ялуторовска.
Нам казалась невыносимой такая жизнь в училище, мы даже как-то написали рапорт на имя начальника училища полковника Симонова с просьбой отправить нас на фронт, но получили отказ.
Был среди нас курсант со странной фамилией Бандитов. Естественно, все звали его «бандит». Он много знал, к тому же был хорошим говоруном, и когда возле него собиралось несколько человек послушать его рассказы, старшина роты, заметив эту группу, издалека кричал: «Эй, вы! Опять занимаетесь «бандитизмом»?..». Однажды Бандитов написал рапорт на имя начальника училища примерно такого содержания: «Прошу Вас переименовать мою фамилию на любую другую, так как я не соответствую своей фамилии». Мы узнали об этом и, хотя были голодными, но не лишёнными чувства юмора, то смеялись над ним до последних дней нашей учёбы в Тюмени.
ДОРОГА НА ФРОНТ
В последних числах февраля 1943 год нас среди ночи подняли по тревоге. Пошли на станцию, там загрузились в пульмановские вагоны по 80 человек и поехали на фронт.
Ехали долго. Запомнилась Пенза, имеющая четыре станции: Пенза-1, Пенза-2 и т.д. Эти станции узловые, там проходит много эшелонов. Наш эшелон подолгу стоял на каждой из них. Пути были настолько обгажены, что ступить некуда, а на остановках нельзя далеко отходить от поезда: в любую минуту состав мог тронуться. Поэтому люди, спрыгнув со ступенек, тут же пристраивались отправлять естественные надобности… Попытаешься отойти дальше – рискуешь опоздать к отправлению. Патруль поймает и за дезертирство – под суд военного трибунала. А там попробуй объяснить, что отошёл в туалет по нужде.
ЛЕДЫШКА
К концу марта мы, наконец, приехали на ст. Лиски под Сталинградом. Оттуда походным маршем пошли в сторону Воронежа. Выдали нам оружие, начались полевые занятия. В один из дней пошёл небольшой дождь, но мы так устали, что не обратили на него особого внимания. С моим другом Колей Миняевым я всегда был неразлучен, и на первом же привале, укрывшись двумя шинелями, заснули рядом мёртвым сном. А к утру неожиданно подморозило, и мы вместе с шинелями превратились в одну ледышку, встать не можем – окоченели. Лейтенант нас еле растолкал и поднял, но идти мы не могли: ноги не шевелились. Тогда ребята волоком подтащили нас к костру, с трудом поставили на ноги и поддерживали, чтобы мы не упали в огонь. Когда ледовая корка растаяла и от нас пошёл пар, мы смогли кое-как двигать руками-ногами, а до этого даже говорить не получалось: так сильно челюсти свело от холода. Наши организмы были просто на грани замерзания...
До сих пор вспоминая этот случай, не могу понять, почему не заболели, даже не чихнули ни разу. Потом читал, что на фронте боец постоянно пребывает в состоянии стресса, и организм настолько мобилизуется, что никакие «мирные» болезни попросту не пристают к нему.
УЧАСТИЕ В БОЯХ
В начале мая случились небольшие стычки, даже бои местного значения с группами противника, прорвавшегося в наш тыл предположительно с целью разведки боем. Их интересовало, видимо, насколько укреплённым являлось расположение наших войск. Одновременно прошёл слух, что немцы готовятся к наступлению.
Так и случилось: крупное наступление началось 5 июня на Курско-Орловской дуге. Газета «Окопная правда» сообщала тогда, что на некоторых участках немцы, прорвав нашу оборону, углубились на 15-20 км.
КОНТУЗИЯ
На нашем участке прорыва не было, но фашисты наступали, давили на нас крепко. Потерь с нашей стороны было много, особенно доставалось от «Ванюши» – так мы называли немецкий шестиствольный миномёт, бивший по нашим позициям навесным огнём. Спасения от него в траншеях и окопах нет, только в блиндажах.
Мы с Миняевым соорудили перед собой хороший бруствер, он и спас однажды от гибели. Когда впереди нас разорвался крупный снаряд, то взрывная волна разворотила бруствер, отбросила пулемёт, а меня завалила землёй. Коля был правее, и его не задело. Меня быстро откопали, но в результате контузии я несколько дней заикался, а в левом глазу на всю жизнь осталась какая-то чёрная точка. К счастью, эта отметина не отразилась на зрении.
ПУЛЕМЁТНЫЙ РАСЧЁТ
Боевые действия происходили с переменным успехом. То мы отступаем, сдаём позиции, то на следующий день или позже, получив подкрепление, отвоёвываем потерянное.
Однажды мы и ещё один расчёт получили приказ под покровом ночи пробраться к немецкому дзоту с левой стороны. Ползли медленно и тихо. При вспышках осветительных ракет направление не потеряли, хотя приходилось огибать какие-то препятствия. Залегли. Стали ждать утра. Дремали по очереди, чтобы не проспать рассвет. И вот утром, когда немцы, погрузив оружие и технику, стали отступать, мы с нашей, как оказалось, удобной огневой позиции начали их косить. Не один десяток фрицев уложили. Они даже не огрызались тогда, спешили побыстрее убежать. Когда мы вернулись на свои позиции, командир нас похвалил.
Как-то раз мы обедали, сидя рядом с пулемётом на краю ржаного поля. До немецких окопов было далеко, поэтому немного расслабились и чуть за это не поплатились. Всего в 3-5 см от моей головы просвистела пуля снайпера и пробила кожух пулемёта.
Увидев вытекающую из кожуха воду, я, спрятавшись за щиток, немедленно подставил под струю котелок, несмотря на то, что в нём оставалось ещё много недоеденной каши со свининой. Вода в те дни была дороже золота, и нельзя её понапрасну терять, потому что пулемёт «максим» без водяного охлаждения быстро выходил из строя.
На смену позиции мы, как правило, шли колонной. Стояла невыносимая жара. Солнце светило с зенита. Сильно хотелось пить. На наше счастье недавно прошёл небольшой дождик, и поэтому кое-где в углублениях мелькала зеленоватая вода. По ходу марша мы по одному подбегали к ямкам с водой, разгребали с поверхности зелёный налёт, и, закрыв рот марлей, чтобы не наглотаться букашек и растений, пили горячую от солнца мутную воду.
До сих пор удивляюсь, как и в случае с «ледышкой», почему никто из нас не заболел ни простудой, ни каким-то кишечным расстройством. Возможно, потому, что на войне просто некогда болеть: слишком много тяжёлой работы, организм работает на износ, напрягая все силы. И расслабляться нельзя даже на привале: снайперы начеку.
СМЕРТЬ ДРУГА
На новом участке фронта, не успев, как следует окопаться, мы приняли бой. Артиллерия и авиация немцев обработали снарядами и бомбами наш передний край, а потом пехотинцы пошли в атаку. Наш пулемёт работал безотказно и непрерывно разил наступающих, потому что они, будучи в подпитии и что-то горланя, шли в полный рост…
Вдруг Коля свалился на моё правое плечо: пуля его сразила наповал, он даже ничего не успел произнести. Я сразу сообразил, что где-то недалеко немецкий снайпер. Они усердно охотились за расчётами наших станковых пулемётов. Быстро подозвал на помощь ближайшего подносчика патронов и продолжал вести огонь, стараясь не слишком высовываться для осмотра территории. Моего мёртвого друга и напарника подобрали подползшие к нам санитары.
За два дня до гибели Коля говорил мне, что во сне видел наши фамилии в списке представленных к награде за тот бой, когда мы немецкую колонну обстреляли. Только он не запомнил, к какой награде представили.
До ужаса жалко друга. О нём можно очень много рассказывать. Как он с упоением читал Некрасова! Наизусть знал поэмы «Кому на Руси жить хорошо» и «Железная дорога». Коля вырос в учительской семье, и среди нас был самым начитанным и культурным.
Перед началом боёв на «дуге» я сказал лейтенанту, что надо бы Миняева поставить первым номером, а не меня, ибо он более грамотный. В ответ комвзвода возразил: «Нет, Мингазов, я тебя ставлю первым номером, потому что ты лучше стреляешь. У тебя глаза узкие, их даже прищуривать не надо. А у Миняева большие глаза, и пока он их прищурит, ты уже успеешь выстрелить!».
Шутил, конечно, офицер, но всё же в принципе был прав, потому что на стрельбищах я в одиночных выстрелах и в стрельбе очередями, короткими и длинными, получал больше очков, чем мой друг. Поэтому меня поставили первым номером, а его вторым. В результате я был защищён щитком, и фашистский снайпер выбрал его, беззащитного, в качестве мишени…
Уже в конце войны до меня дошла та награда, которая приснилась моему дорогому и незабвенному другу, равного которому мне уже не довелось обрести. За ту бойню, которую мы с Колей устроили немцам, нас, оказывается, действительно занесли в список награждённых медалями «За Отвагу».
А через много лет мне вручили орден «Отечественная война» сразу I степени, потому что ранее был удостоен боевой награды.
РАНЕНИЕ
21-го июля при наступлении меня тяжело ранило осколком мины: не оберёгся от «Ванюши». Принесли меня сначала в санитарную роту, потом в санбат, полевой госпиталь. Оттуда перевезли в Тамбов, там хотели отнять ногу, чтобы не мучился, но я не согласился. Наложили шину и отправили в уфимский тыловой госпиталь. Лечился долго. Признан негодным к строевой службе, и больше мне не довелось стрелять по врагу из знаменитого пулемёта «Максим».
Инвалидом войны меня признали через много лет, хотя я и не настаивал, потому что по молодости стеснялся, да и не так сильно нога беспокоила. Потом уже, после выхода на пенсию, я не стал сопротивляться…
В шкафу у меня сохранился гвардейский знак, полученный на фронте в 1943 году. Он такой же побитый, как и его хозяин. Потом, в военкомате выдали новенький знак, но фронтовой оставили мне на память.
ЖИЗНЬ В ТЫЛУ
Госпиталь. Мне опять повезло: я попал в руки замечательного хирурга Бориса Ароновича. Фамилию, к сожалению, не запомнил. Он сказал: «Хорошо, что ты не дал ампутировать ногу, мы её вылечим». И вылечил! Три операции мне пришлось перенести, нога долго находилась в гипсе.
В конце августа во дворе госпиталя показывали кино, натянув полотнище между деревьями. Я обратил внимание на одну миловидную девушку, сидящую прямо на земле недалеко от экрана. Подсел к ней, познакомились. Она назвала себя: Зина Денисова. Тоже в левую ногу ранена, и рядом с ней два костыля, как и у меня. С того вечера стали дружить. Ходил к ней в другое здание госпиталя. Нашлась мандолина, я играл, а Зина с удовольствием пела «Коробочку», «Андрюшу» и другие популярные песни.
Когда песни кончались, и раненные уходили кто куда, мы ещё долго сидели рядом и секретничали. Она интересно говорила: «Алёша, мне хочется с тобой целоваться». Я опять, как раньше, удивлялся, почему девушкам так нравится целоваться?.. Зина подарила мне фотку и думочку (небольшую подушечку) с надписями, из которых я запомнил только «Приятного сна».
Дружил я ещё с дежурной медсестрой нашей палаты. Забыл, как её звали. Она достала мне всё для рисования. И я рисовал её и брата портреты. Её брат работал на заводе, там сделал мне хороший перочинный нож. А медсестра иногда под строгим секретом угощала меня спиртом.
Был у нас в палате один шут. Он частенько кричал: «Се;стра, а се;стра, дай мне утку, судно и попить!».
Недалеко от меня лежали два узбека. Сало из пайка не ели, а отдавали мне взамен за полпайка сахара. Это меня устраивало, и я стал потихоньку поправляться.
В начале ноября в госпитале я нарисовал портрет Сталина. Видя мои успехи, директор клуба, женщина по фамилии Заец уговаривала меня, чтобы я остался в госпитале после лечения. Обещала договориться с начальником госпиталя, чтобы устроить меня кладовщиком продовольственного или вещевого склада. Я не согласился: хотел вернуться домой.
В конце ноября меня выписали с последующим продолжением лечения в эвакогоспитале 3121. Он находился на моей родине в санатории «Озеро Горькое».
ДОМА
Встретили меня с радостью, что жив. Рассматривая подарок – думку и читая надписи, отец спрашивал меня, что они означают? Мне было смешно над его удивлением. Он ещё меня предупреждал, как бы мне не повредили эти надписи. Потом до меня дошло, что он ни о чём таком не слышал и не видел, поэтому опасался любой непонятной новинки.
Домой я вернулся с палочкой, сразу же поступил на работу в пожарную часть, а через месяц меня перевели библиотекарем в госпитальный клуб, потому что я любил читать, хорошо говорил по-русски.
Дней через 10 после того, как вернулся домой к родителям, со мной произошёл такой случай. Далее со слов матери.
Ночью я кричал. Сполз с кровати и заполз под неё. Мать услышала шум, подошла ко мне, растормошила, привела в чувство и спросила удивлённо: ты зачем полез под кровать? Тут я окончательно проснулся, и мне стало стыдно, что я полез под кровать. Я снова лёг на кровать, а мать сказала, что я громко кричал, слов не разобрала, но крик был сильный.
Всё это следствие моего участия в боях. В памяти отложились страшные минуты бомбёжки, артобстрелов, когда приходилось врассыпную бегать в поисках хоть какого-то укрытия, спасения жизни.
Подобных случаев в те военные и первые послевоенные годы было много: войну невозможно стереть из памяти. Только время приглушает боль и страх.
1944 год
С начала года раза три ездили в деревню Карасёво. В мае меня стали уговаривать, чтобы я стал экспедитором по обеспечению вещами и продуктами из Кургана. Не дал согласия. В июле меня уволили, уехал в деревню Карасёво, там женился.
Где-то в середине августа мы переехали в Сафакулево, поступил работать в райфо участковым налоговым инспектором. Поездил по деревням, видел, в каких тяжёлых условиях люди жили. Голодные, холодные, оборванные. В основном живут старики и старухи. Даже молодых женщин мало. Дети истощены до невозможности. Нигде не видно собак и кошек: их давно съели. Военный налог забирал у людей до последнего зёрнышка. От голода многие пухли и умирали. Зайдёшь к кому-нибудь домой, а там сидят дети на топчанах, грязные, оборванные, тощие, голодные и холодные. От их вида кровь стыла в жилах. Только руки протягивают за подаянием, а сказать – уже нет сил. Обречены на смерть.
1945 год
В феврале меня мобилизовали на нестроевую службу. Привезли в Чебаркуль. Стал служить артиллеристом в 3-м ЗАПе. (ЗАП – запасной артиллерийский полк). В конной артиллерии: а/п 33193. Впервые поездил на осёдланном коне. Хорошо и удобно сидеть в седле. С ребятами ездили лошадей поить на озера Чебаркуль и Мисяш. Скакали во всю прыть.
Жили в землянках, кормили клопов, а нас кормили баландой. Слабосильная команда. Все были истощены. Поили жидкими дрожжами. Почему именно дрожжами, мне до сих пор непонятно. Жалко было смотреть на эту слабосильную команду. Еле ноги передвигали, согнулись, состарились.
На Урале Чебаркульские, Яланские и Бершетские военные лагеря фактически были концлагерями. От такой голодной жизни многие рвались на фронт.
Первые дни, когда нас привезли в Чебаркуль, я видел, слушал одного молодого паренька, талантливо исполнявшего народные военные песни своим красивым голосом. Возле него всегда собирался народ, слушали его с удовольствием, вызывали на бис, кричали: молодец!
Он мне напомнил моего незабвенного друга Колю Миняева. А запомнилась песня с такими словами:
Где же нашему знакомству
Продолжиться суждено?
Или в Омске, или в Томске,
Или в Туле – всё равно!
ПОБЕДА!
И вот пришла Победа. Какое было ликование, описать невозможно. Дали всем по чарке. Офицеры обнимали и целовали солдат, отдавая им должное: именно на их плечи легла основная тяжесть войны. Солдат приглашали в свою офицерскую столовую, угощали водкой и хорошими закусками.
Анас МИНГАЗОВ.
Воспоминания отца, написанные им собственноручно незадолго до ухода на тот свет в декабре 1997 года, перепечатал Геннадий Анасович Мингазов, родившийся в Чебаркуле 4 августа 1947 году.
28. Солдат
Олег Михайлишин
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Что стоишь у дороги, солдат,
И тревога в глазах у тебя?
Вспоминая погибших ребят,
Ты воюешь, войну не любя.
Много жизней она унесла,
Не сбылись молодые мечты.
Мать старушка седая пришла
Возложить на могилу цветы.
29. Погиб солдат
Олег Михайлишин
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Погиб солдат. Осколок мины
Навылет шлем его пробил.
Землею согревает спину,
А он ведь даже не пожил
И смотрит в небо, не моргая,
Со струйкой крови у виска.
"Не обижайся, дорогая,
Теперь я вижу свысока
Наш мир земной в грязи и пыли,
Лесок темнеющий вдали..."
Кого-то мы уже забыли,
Кого-то вспомнить не смогли...
30. Мои родственники на войне
Александр Михельман
Увы, будучи поздним ребёнком в семье, я знаю о подвигах своих предков весьма мало. Родственники, способные рассказать хоть что-то или давно умерли, или уехали в Израиль и Америку, остались лишь малые крохи знаний. Отец ничего не рассказывал, а мама вообще родилась в первый год войны, помнила лишь голод. Дед мой со стороны отца, Михельман Израиль Давидович, капитан второго ранга, доцент, во Второй мировой войне не участвовал, был эвакуирован вместе со своим институтом. Думаю: просто не отпустили, поскольку являлся гениальным изобретателем, после него остался целый чемодан с патентами. Зато во время гражданской войны совершил немало подвигов. Мне известен лишь один, когда дедушка вёз красноармейцам припасы на телеге, лошадь не то сдохла, не то застрелили, тогда Израиль Давидович выпряг её, взялся за оглобли да и дотащил груз сам и вовремя. Вполне верю этому рассказу, поскольку сам могу сдвинуть полтонны и волочить не менее трамвайной остановки, а я в жизни никогда не тренировался и не могу сравниться с настоящим воином.
Увы, война оставила и ужасные следы. Мой отец, десятилетний ребёнок, попал под бомбёжку мессеров в своей школе, испугался, начались проблемы с щитовидкой, а через пятьдесят восемь лет уже русский врач - маньяк перепутал раздувшуюся щитовидку с опухолью и пытался её искать в средостении, убив моего родителя, в остальном, полностью здорового человека. Закончил дело, начатое фашистами и не понёс за это вообще никакого наказание, выгнали с работы лишь, когда убил ещё двух пациентов.
Точно знаю, что были ещё какие двое родственников со стороны отца, погибшие на войне, и один, некий Арик, вернувшийся без ног, но не имён, ни званий не сохранилось.
Отец со стороны матери, Нейштадт Соломон Айзикович, всю войну прошёл, точнее, проехал шофёром, ни о каком его свершении или наградах я не слышал, но думаю, что и он был смел, поскольку трусов в нашем роду отродясь не водилось, да и возить грузы под бомбами и обстрелами, без оружия, не менее сложно, чем идти в атаку. Нельзя не упомянуть и ещё один след войны. Дедушка хотел вывезти свою семью в эвакуацию, неосторожно посадил беременную жену в кузов, машину тряхнуло, на бедняжку упал какой-то ящик, ударил в живот, из-за чего моя мама родилась с близорукостью. Машину остановили и повернули назад, всё оказалось напрасным.
Моя бабушка Евгения Прут оставалась в Москве, с тремя детьми на руках (ещё один, новорожденный умер, зато молоком кормила выживших), шила телогрейки для бойцов в подвале без окон и вентиляции, дышала пылью и из-за этого заболела туберкулёзом и умерла в ужасных муках на руках у своей старшей дочери. Сердце было очень сильным, а лёгкие полностью сгнили.
Помимо этого, двое кузенов бабушки воевали, и ещё один, комиссар, попытался повести бойцов в бой, вышел из окопа с пистолетом в руке и тут же был убит своими же красноармейцами, не желавшими рисковать под пулями, в спину. Рассказал это однополчанин, привёзший известие печальное. Антисемитизм никуда не делся и во время великой войны.
Ещё одна родственница после войны усыновила молодого солдатика – художника, потерявшего ноги, от которого отказались родители, выходила, помогла ему найти работу, приняла в своей квартире жену, которую привёл после, а после оставила в наследство.
31. Кусок мыла
Варвара Можаровская
Читая о войне, мы не часто встречаем упоминание о тех, кто сыграл незаметную, но немаловажную роль в победе нашей армии над захватчиками – о работниках тыла. В числе многих незаменимых профессий была очень важная и тяжёлая – работа прачек.
А между тем это они, прачки, в холод и зной, огрубевшими от щелочей руками стирали тонны пропитанного кровью и потом белья.
Моя свекровь – Белла Борисовна Засновская относится к таким труженикам тыла, которые ковали победу далеко от передовой, но причислены к участникам боевых действий за неоценимую помощь фронту своим самоотверженным трудом.
А её муж - Григорий Дмитриевич Зубко прошёл всю войну, бежал из плена, воевал в партизанском отряде Чехословакии и вернулся домой.
До войны они счастливо жили в славном городе Киеве, у них был прекрасный, годовалый ребёнок и они не могли нарадоваться на свою доченьку Светлану…
Когда мы, будучи взрослой супружеской парой, приезжали к ним в Киев, родители очень радовались. Они гордились своим сыном-лётчиком и, насколько я знаю, были довольны своей невесткой. Свекровь готовила много всяких разносолов, носилась по дому как на крыльях, варила, жарила и запекала. Особенно вкусно у неё получался запечённый в духовке окорок, мясо с черносливом и любимые мною котлеты.
А как смешно она прыгала через две ступеньки на четвёртый этаж, когда возвращалась домой, забрав почту в ящике! Не хотела терять ни секунды, чтобы подольше побыть с дорогими гостями.
Накрывался стол, и начиналось весёлое застолье, песни, разговоры, все наперебой рассказывали свои истории – муж про авиацию, его старшая сестра Светлана работала в министерстве лёгкой промышленности и рассказывала о своей работе, и очень любила вспоминать как она во время войны «помогала» маме стирать солдатское бельё.
Это было в Оренбургской области, в образовавшихся отрядах работали вольнонаёмные женщины, жили они в лесу в землянках, многие были с детьми.
Старшие дети присматривали за младшими, в то время, когда женщины летом стирали бельё на речке.
В один из дней Светлана, улучив момент, когда никого не было рядом, затосковала по маме и решила пойти к ней. Зная направление, по которому уходили взрослые, маленькая трёхлетняя девочка пошла по тропинке, через лес к женщинам. Расстояние было небольшое для взрослого, примерно полкилометра, но для ребёнка - это дальняя дорога, полна опасностей и приключений. Когда этот героический ребёнок предстал перед глазами матери, она так и села в воду, настолько это было неожиданно – видеть своего крохотного ребёнка, выходящего из леса без сопровождения.
И слёзы были и радость оттого, что со Светланой ничего не случилось.
А Белла Борисовна частенько вспоминала военные годы и истории, случавшиеся с ней на трудовом фронте под Оренбургом. А случаев и приключений разных было предостаточно, так как она была человеком живым, подвижным, характер у неё был взрывной, с повышенным чувством справедливости. Всегда бросалась людям на помощь и на просьбу никогда не отвечала отказом.
Одна из историй особенно запомнилась мне, потому что, будучи совсем старенькой, (дожила до девяноста лет) она рассказывала «как трясла своего начальника за барки». Этот рассказ мы знали наизусть, так как слышали его каждый раз, когда с мужем приезжали в Киев.
Война застала молодую семью в Кишинёве, куда отправлялись военные в формирующиеся пограничные части для укрепления границ после включения Бессарабии в 1940 году в состав СССР.
Григория Дмитриевича тоже отправили в Молдавию для охраны западных границ Советского Союза. Забрав жену и маленькую Светочку, они уехали в Кишинёв.
Белла Борисовна, будучи натурой деятельной, дома не сидела, а сразу же устроилась в часть мужа вольнонаёмной. Но недолго радовались они жизни, через год пришла беда и разрушила безоблачное счастье семьи - началась война.
Пришёл приказ эвакуировать семьи военных, и молодая жена, забрав ребёнка, отвезла его на родину Григория Дмитриевича, на Полтавщину. Когда она отмечалась в Штабе Округа, начальник огорошил её известием, что часть в Кишинёве, к которой она была прикомандирована, отступает в Одессу, а ей предписано эвакуироваться в Среднюю Азию.
Пришлось возвращаться в Полтаву, забирать дочку и уезжать в назначенное место.
В первые месяцы войны началось крупномасштабное перемещение населения, предприятий, культурных и научных учреждений. Объём эвакуации был настолько велик, что в июле 1941 года для её проведения была использована почти половина всего вагонного парка СССР. За первые четыре месяца войны на восток были эвакуированы 18 миллионов человек, 2,5 тысячи промышленных предприятий, 1,5 тысячи колхозов и совхозов.
Пассажирских поездов не хватало, поэтому Белле пришлось ехать с маленькой дочкой не в пассажирском, а в товарном вагоне, который не был приспособлен для перевозки людей. Спали на полу, потому что не было нар, по вагону гуляли сквозняки, нужду справляли через дыру в полу.
Дочка простудилась и заболела, поднялась высокая температура, лекарств не было, медицинского обслуживания тоже. Мать в поисках кипятка вышла на станции Акбулак Оренбургской области и неожиданным образом, подобно чуду, встретила свою двоюродную сестру. Многие жители Акбулака устремлялись к станции, когда прибывал очередной проезжающий эшелон, в надежде встретить своих близких, знакомых, чтобы помочь оставшимся без крова людям.
Сестра, узнав, что маленькая Светочка с температурой, тут же предложила им сойти с поезда и приютила их у себя. Прервав маршрут в Среднюю Азию, они обосновались у родственников. Отметившись в военкомате, эта неугомонная женщина, не теряя ни одного дня, стала работать санитаркой в госпитале, там же лечила свою Светлану.
Трудилась с утра до вечера, отдавая все силы на помощь армии и помня, что она своим трудом также помогает и своему любимому мужу, с которым они расстались в Кишинёве.
Была она невысокого роста, худенькая, но в ней была сила, выносливость и решимость. Об этом можно судить по тому, как она поступила со своим начальником, который обвинил её в краже куска мыла.
Один тяжелораненый солдат, за которым она ухаживала, подарил ей, на то время, очень ценную вещь – кусок хозяйственного мыла.
Она, будучи натурой открытой и доверчивой, поделилась радостью с подругой, не ожидая от неё подлости и коварства. Та оказалась нечестным человеком и донесла об этом начальнику хозяйственной части, который предложил Белле Борисовне уволиться, чтобы не возбуждать дело о хищении военного имущества. Он подозревал, что она догадывалась о его служебных нарушениях, и подумал, что Белла, испугавшись, уйдёт.
В военное время, за разбазаривание имущества полагалось наказание в виде лишения свободы на срок не менее пяти лет.
С начальника летели и пуговицы с кителя, и погоны с плеч, когда оскорблённая женщина услышала несправедливую клевету в свой адрес. Она тут же, не раздумывая, написала заявление в суд для разбирательства.
Суд восстановил доброе имя моей свекрови, раненый солдат подтвердил её невиновность, начальник наоборот попался на злоупотреблении служебным положением. Он устраивал всех своих родственников на хлебные места, попутно выявились и другие нарушения. И его с тёплого насиженного местечка отправили на фронт.
Свекровь, рассказывая про этот случай, всегда радовалась как ребёнок, тому что ей удалось поставить на место зарвавшегося начальника, и невероятно гордилась собой.
В 1942 году повсюду начали формироваться сотни полевых прачечных отрядов, из-за санитарно-эпидемиологической обстановке в Армии, она была катастрофической. Виной явилась царившая повсеместно жуткая антисанитария. Надо было спасать положение. В отряды, в основном, набирали женщин из числа вольнонаёмных.
Моя свекровь – всегда в первых рядах, она поступает прачкой в 59-й запасной стрелковый полк, задачей которого было формирование воинских частей из солдат прошедших реабилитацию после ранения и отправки их фронт.
И до конца войны эти самоотверженные женщины, зимой и летом, в дождь и снег, в жару и холод, перестирывали горы гимнастёрок, телогреек, белья, стирая руки в кровь и зарабатывая хронический артрит.
Зимой приходилось жить в землянках, таскать дрова для печек, чтобы нагревать воду, золу тщательно сохраняли, чтобы использовать вместо мыла, когда оно кончалось.
Летом горы белья стирали на речке. Это для них было обычным делом, они знали и верили, что своим трудом вносят вклад в приближение победы и не жалели для этого здоровья и сил.
Война закончилась, наступил долгожданный мир. После победы мать с дочкой, которой было уже пять лет, возвращаются в свой родной Киев. А через некоторое время возвратился Григорий Дмитриевич, получивший несколько ранений на фронтах, попавший в плен, из которого ему удалось невероятным образом сбежать. Он попал в партизанский отряд в Чехословакии и там закончил войну.
Семья воссоединилась после многих лет разлуки, ожиданий и надежд. Началась новая послевоенная жизнь и вместе с ней новые трудности, новые испытания - нужно было восстанавливать разрушенную страну…
32. Мирный завод
Илья Молоков
К 75-летию Великой Победы
Принимал ли я участие в Великой Отечественной войне? С марта месяца 1943-го года по май 1945-го я был на фронте! Да и последующие годы трудился там же, потому что в 1943-м году наш сельский восьмой класс направили в ФЗО на шахты Караганды, то есть в школу фабрично-заводского обучения. Лишь трое не прошли по здоровью – я и два мои одноклассника. Один в городе поступил в ремесленное училище железнодорожного транспорта. Мы с другом пришли в отдел кадров вагоноремонтного завода, где нас приняли на работу в качестве учеников слесарного дела в секретный в то время цех.
Рабочих и учеников в завод и цех пускали по специальным пропускам. Дисциплина была военного времени. За опоздание наказывали очень строго. За симуляцию судили судом военного времени. Также наказывали за умышленный брак изготовленных деталей, лишали премий, объявляли выговоры. Надо сказать, что браком были забиты водостоки в полу и другие тайные места. А за хорошую работу поощряли за смену мешком крупной древесной стружки, которая годилась для отопления жилого помещения. В цехах все работали молча, не отвлекаясь лишними разговорами, таков был порядок военного времени.
Мастер слесарного участка, к которому нас – одноклассников прикрепили, был очень строгим и не всегда справедливым. Однажды он у заготовительного участка положил на металлический лист нужные ему железяки, проделав два отверстия в листе, зацепил крючками и потребовал тянуть к цеху. А на дороге, по которой нужно было тащить груз, находилась металлическая стружка, она создавала большое трение. Два дня меня занимал мастер этой непосильной работой. На второй день я сказал ему: «Нет сил тащить лист, живот от такой работы разболелся, могу случайно пустить в штаны…»
Днём позже я стоял у верстака со своим наставником-учителем, к нам подскочил сорвавшимся с цепи псом мастер и прорычал мне: «Больше за железом тебя брать не буду. Сегодня ты должен сделать тридцать штук петлей для армейских ящиков». Я уже мог делать такие петли, взял молоток, напильник, другие инструменты и начал изготавливать петлю. Всё валилось из рук, из глаз текли слёзы… Мастер ушёл, и наставник спросил: «Почему ты плачешь? Обидел кто?» «Боюсь не успеть выполнить приказ мастера». «Ты не беспокойся, я свои петли тебе добавлю, если не успеешь». Помощь не понадобилась, я задание выполнил, причём с хорошей отметкой ОТК.
Через три месяца мы с товарищем сдали экзамены и стали работать самостоятельно, задания выполняли с хорошим качеством. Мы вставали на подмостки – ящики, чтоб дотянуться до верстаков. Я привык к гулу станков, стуку прессов, лязгу металла. В цехах завода в основном работали подростки 13-15 лет. Кто токарем, кто фрезеровщиком. Все мы выполняли работу по заказу военного времени в две смены по 12 часов. В то время станки не простаивали. Ну и наши лапти изнашивались быстро, взамен них выдавали деревянные колодки. Не только обувь, люди не выдерживали нагрузки, падали на рабочем месте. Смертельных случаев было немало.
Три раза в неделю после работы нас – ребят собирали у завода на двухчасовую военную подготовку. В остальные дни мы посещали кино, танцы. В выходные дни – раз в месяц мы с другом ходили в родное село. Туда налегке 35 км и обратно столько же с мешками за спиной, в которых приносили по 6 кг картошки, по бутылке молока, хлеб, яйца. По пути для уточнения, как получить паспорт, друг в июле месяце 1944-го года зашёл в милицию. Я остался на базарной площади у перил, где привязывали лошадей приехавшие люди. Ко мне подошёл милиционер, приказал: «Пойдём со мной». Я хотел оставить свою поклажу, но услышал: «Возьми с собой, она тебе может понадобиться».
В милиции дежурная спросила меня: «А где вы работаете?» «Я и мой друг работаем в вагоноремонтном заводе с 15 числа марта месяца 1943-го года». Затем последовал вопрос: «А документы у вас есть подтверждающие то, что вы работаете на заводе?» Я пояснил: «Когда мне исполнилось 16 лет, согласно моего свидетельства о рождении выдали паспорт, который я сдал в отдел кадров на хранение. Как таковых документов у меня нет, при себе имею пропуск для входа на территорию завода». Милиционерша попросила показать пропуск. Посмотрев мой пропуск в завод, сказала: «Всё правильно, фамилия, имя, отчество, название завода и печать есть».
Неоднократно мы с другом обращались с просьбой к начальнику завода о расчёте с завода ввиду добровольного ухода на фронт. Начальник всегда наставлял: «Здесь такой же фронт, только невидимый. Наш мирный завод выпускает военную продукцию – всё для фронта, всё для победы над фашистской Германией. Вы такие же солдаты, как и на фронте, несущие службу в тылу СССР. Вы делаете мины, танки, бронепоезда, и всё это идёт на разгром врага». Однажды я спросил: «А если убегу на фронт, не рассчитаясь с заводом?» «Если убежишь, судить тебя будут, как военнообязанного солдата, военным судом. Могут приговорить к расстрелу, как дезертира убежавшего с фронта».
Село наше во время войны осталось без техники и хороших семян. Пахали землю на непригодных к военной службе нездоровых лошадях на малую глубину. Зерно разбрасывали руками по поверхности вспаханной земли, затем женщины втроём-вчетвером тащили бороны, чтоб закрыть зерно. Почти весь урожай под лозунгом "Всё для фронта! Всё для победы!" увозили представители райцентра. Но женщины верили, что закончится проклятая война. Они ждали возвращения с передовой мужей и детей. После Великой Победы через год уцелевшие фронтовики вернулись домой больными, ранеными в руку или ногу, поэтому от них помощи в работе почти не было.
Я мечтал получить десятилетнее образование, затем поступить в институт, стать толковым преподавателем русского языка и литературы. Осуществить мечту не дала война. Завод дал мне проводницу по всей жизни. В 1946-м году я женился на девушке, которую встретил, работая с ней в одном цехе слесарем по изготовлению спецарматуры. Она данную арматуру – петли, накладки, вертушки устанавливала на армейские ящики. В победном году правительство нашей страны разрешило службу в церкви без колокольного звона. Мы обвенчались и тихо живём по сей день. В мирное время наш завод выпускает вагоны, и состав нашей семьи постепенно увеличивается.
Миниатюра написана по рассказам дяди Володи.
33. Добрый конь
Илья Молоков
У нас был конь по кличке Добрый тёмно-коричневого цвета со звёздочкой на лбу, продлённой немного к носу. Конь любил, чтоб его гриву, хвост и всё тело расчёсывали гребёнкой. Упирался носом в того кто, поглаживая его по голове, по щекам, говорил ему ласковые слова. Мы – братья и сёстры баловали нашего коня, кто кусочком хлеба, кто кусочком сахара, кто сеном. Сильнее всех Доброго обихаживал мой старший брат Ваня, наверное, потому что он часто находился с отцом, который работал возчиком на колхозной лошади. Ваня мог целыми днями быть с Добрым рядом, разговаривать, гладить, чистить его со всех сторон. Конь стоял молча, затаив дыхание, и только хвостом иногда взмахивал. Я первоклассником сел на Доброго, как это делал Ваня, но упал и рассёк губу.
Однажды осенью пропал мой брат. Мама забеспокоилась: «Нужно искать. Куда же Ваня-Ванечка мог уйти?» Отец успокаивал: «Придёт, где-то с ребятами заигрался, придёт». Но мама всё говорила и говорила: «Нужно искать Ваню-Ванечку, пропадёт. Стемнело, да и дождик идёт осенний холодный». Сёстры молчали. Я сказал: «Наверное, в конюшне с Добрым сидит». И правда, когда мы зашли в конюшню со светом фонаря, мы увидели Ваню сидящего на коне, брат склонился на его шею и крепко спал. Конь стоял неподвижно, лишь поводя хвостом, а брат мой в это время чего-то говорил, еле шевеля губами, и улыбался. Ваню отец занёс в избу, положил его спящего на печку, которая была ещё тёплой, накрыл одеялом, сказав: «Пусть досматривает счастливые сновидения, забавные для детей».
Ваня утром чего-то искал, мама спросила его: «Ты чего, сыночек, потерял?» Он продолжал искать под кроватью, под скамейкой и в чулане. Ничего не нашёл, сказал: «Наверное, на берегу оставил». «Ты, Ванечка, чего ищешь?» «Рубашку с короткими рукавами, такую красивую, в цветочках, мягкую, шелковистую». «Ванечка, у тебя и у Володи таких рубашек нет, и не было». Я спросил брата: «А ты где спал, и когда вчера пришёл?» Брат ответил: «Как где? На печке. Всё помню, в футбол играл с ребятами, а спал на печке, сами видели, где спал». «Нет, ты спал на печке на четырёх ногах». Брат возразил: «На каких таких четырёх ногах, посмотри вот на печку, у неё никаких ног нет!» Мама, улыбаясь, сказала: «Ты, Ванечка, спал на печке, у которой есть четыре ноги – ты спал на Добром, склонился на его шею, крепко обхватив руками. Вот тебе и привиделось то, чего ты искал». Ваня воскликнул: «А я-то подумал, что это было наяву!»
После работы отец, выслушав рассказ мамы о Ванином сне, сказал нам с братом: «Мы с вашей мамой решили, что обязательно купим такие красивые рубашки с цветами и с петухами обоим – тебе, Ваня, и тебе, Володя. По две с разными цветами, чтоб вы выглядели опрятными, уважаемыми. И играйте в футбол на благо здоровья, счастья!» Родители слово обещанное сдержали, весной следующего 1936-го года купили нам по две рубашки с короткими рукавами – футболки с разными цветами. Нашей радости не было конца, ведь теперь мы были в настоящих футболках, словно заслуженные футболисты страны. В лугах под солнцем играли с ребятами в футбол, а при свете луны и костра вдвоём пасли лошадей до 1941-го года, потому что правление колхоза доверяло нам эту ответственную работу.
21 числа июня месяца 1941-го года Ваня плавал в глубоких местах реки на Добром, как на корабле, смеялся надо мной: «Ты, братик мой Вовка, боишься осёдлывать лошадей и напрасно. Лошади они, словно человек, понимают, и разговоры, и ласку человека. Могут и плакать, если их бьют, дёргают сильно вожжами, заставляя бежать быстрым шагом, таща на повозке тяжёлый груз. Лошадь никогда не наступит на упавшего человека-седока, никогда не оставит, если с ним что-то случилось. Лошадь остановится, подойдёт к человеку, обнюхает, толкнёт носом, если седок сильно ушибся, чтоб тот очнулся. Она не сбросит возчика, сидящего верхом, и всегда – в дождь проливной и по глубокому снегу придёт домой обязательно». Я вспомнил, как упал с Доброго. Теперь-то я собирался в седьмой класс, решил назавтра в конюшне сесть на нашего коня и доказать брату, что ничего не боюсь.
22 числа я вернулся с пастбища домой, мама, сидя на передней лавке, причитала: «Что же теперь будет с нами…» Я спросил её: «Почему плачешь и не только ты, но и на улице люди плачут?» «Сынок, война, война, сынок». «Какая война?!!» «Война началась…» Я выскочил из дома, побежал к клубу. Там было много наших сельчан, люди в военной и милицейской форме, какой-то человек в кожаном пальто, фуражке и сапогах. Один военный, стоя на телеге, спокойным голосом сказал: «Тише, товарищи, успокойтесь». Собравшиеся замолкли. Он начал: «В нашу миролюбивую страну СССР пришла беда, фашистская Германия напала на нас – на нашу страну! Есть приказ главного Верховного Совета СССР и правительства провести мобилизацию, то есть призвать в армию трудоспособных людей от 18-ти до 55-ти летнего возраста, также годных в работе лошадей, телеги, сбрую, трактора, автомашины». Начались возгласы, ругань и проклятия в адрес Германии, а оратор продолжал выступление…
Дома брата Вани не было, где он никто не знал. И только на второй день Ваня появился сердитый. Мама спросила его: «Ваня-Ванечка, где ты был целый день? Сыночек, и ночью тебя дома не было». Он ответил: «Я на собрании слышал, что всех лошадей, а, значит, и нашего коня заберут в армию на фронт, я пошёл на луга, подумал, что лошадей приведут на ночное пастбище. Но так я и не дождался. Вот и пришёл домой». Обедать брат отказался, он долго смотрел в окно на просёлочную дорогу, ведущую в райцентр. Ваня жалел, что лошадей направят на фронт, где они могут погибнуть и тогда он никогда не увидит их и нашего коня на пастбище в пойме реки и на пахоте земли. Не сможет погладить Доброго и прокатиться верхом.
Брату Ване в 1942-м году исполнилось 18 лет, в сентябре месяце он попал во флот. Военный корабль, как добрый конь, в глубоких местах реки жизни не сбросил Ваню – брат прошёл палящее солнце, дождь проливной, глубокие снега.
34. Дед
Василий Мякушенко
На краю улицы Свободы, в народе носящей название «Пьяный хутор», возле старого почерневшего бревенчатого дома № 107, утопающего в белом вишнёвом цвету, стояла машина скорой помощи и милицейский уазик.
Немного в стороне, через дорогу, около дорогих иномарок полукругом расположились празднично одетые, солидные люди. Руководители всех важных служб небольшого районного городка что-то живо обсуждали. По их напряжённым лицам можно было понять, что случилась серьезная неприятность.
Особо рьяно, с белой пеной в уголках тонких губ от долгих объяснений, выступал городской мер, он же, по совместительству, лидер районной ячейки партии «Свобода». Вышитая черно-красными нитками его национальная сорочка взмокла от пота, под руками и на спине…
Срывалось серьёзное мероприятие с освещением на всю Украину, по утвержденному высшим руководством сценарию. Столичные журналисты, ТВ, приглашенные многочисленные гости, контролирующие органы власти еще не знали о случившемся.
При помощи двух милиционеров, с трухлым скрипом открылась одна створка поросших сине-зелёным мхом перекошенных ворот. Зашаталась прибитая когда-то одним гвоздём красная, а теперь ржавая звезда на давно не крашенной калитке. Два санитара вынесли носилки с телом, накрытым серой простыней. За белыми халатами вышел местный начальник милиции в парадной форме, держа в руках старый солдатский ремень и белый толстый конверт. Полковник прямиком направился к затихшему начальству, смотревшему на санитаров, которые устанавливали носилки в «скорую».
Иван Петрович Кравцов прожил долгую, сложную жизнь. В этом году 9 мая, в День Победы, ему исполнилось 95 лет. В своем городе он остался последним ветераном Великой Отечественной войны и единственным бойцом прославленного партизанского отряда, который в годы немецкой оккупации беспощадно громил врага.
В конце 41 года он ушел в партизанский отряд. Полтора года бил фашистов в тылу врага на территории Украины и Белоруссии. За личную храбрость и мужество командир партизанского соединения лично наградил орденом Красной Звезды бесстрашного бойца. В 43-м после тяжелого ранения, полученного при подрыве железнодорожного моста, самолётом был отправлен в тыловой госпиталь. Пройдя курс лечения, ушёл на фронт и воевал на 1-м Украинском в полковой разведке.
Орден Славы 3-й степени получил за два сожжённых фашистских танка в ночном бою. В 44-м году его наградили орденом Славы 2-й степени за операцию по подрыву немецких окружных складов ГСМ. А в 45-м сам взял в плен важного «языка» с погонами полковника СД. Был представлен к награде орденом Славы 1-й степени. За неделю до Победы получил контузию с осколочным ранением в бедро и четыре месяца пролежал в госпитале. После войны вместе со всем народом поднимал Страну из руин. Работал на разных стройках от Калининграда до Новгорода. В 52-м году вернулся на Украину, в свой тихий, маленький городок. Жил, работал, любил, растил детей. С появлением седины менялась его жизнь, изменилась и Страна. Пришли новые правители, с переписанной историей и новыми героями. Старых и немощных ветеранов Великой Отечественной предали со временем забвению.
Ордена и медали, святыни, кровью заслуженные в боях, теперь продавались и покупались барыгами на базарах, как пучки редиски. Приходили и к деду Ивану шустрые дельцы, уверенные, что за зелёные бумажки с портретами американских президентов в обмен на ордена и медали, он сможет предать память о фронтовых друзьях, лежавших в сырой земле. Дед послал подальше настырных посетителей, потом собрал в старый солдатский котелок все свои боевые ордена, медали и закопал в саду под старой грушей. На выцветшей солдатской гимнастёрке с погонами старшины остались только орденские планки, нашивки ранений и Гвардия.
За полгода до первого Киевского «оранжевого майдана» деду пришло заказное письмо из столичного военкомата. Там сообщалось, что в Московских архивах В.О.В. нашли документы, подтверждающие, что гвардии старшина Иван Кравцов является полным кавалером Ордена Славы. Золотой орден Славы 1-й степени через долгие годы нашёл своего героя. Для торжественного награждения (с салютом и встречей с фронтовыми друзьями) в столице Украины Киеве, у памятника генералу Ватутину, ждут гвардии старшину Кравцова к празднику Победы.
После 1 мая дед потихоньку засобирался в дорогу. Местные власти в помощи ветерану отказали, сославшись на пустую городскую казну. Любезно предложили поискать спонсоров для поездки или добираться за свой счет.
Какие там счета у деда… Копеечная пенсия и шесть ульев пчел в саду. Дочка с внуками давно жила в Молдове и последнее время сильно болела. Сын ещё в молодости разбился на мотоцикле, по пьяному делу. Остальные родственники давно умерли. Продав соседу-пасечнику три семьи пчел с ульями, дед Иван почистил наждачкой свою старую суковатую палку, собрал в потёртую кожаную сумку свои нехитрые пожитки – гимнастерку с орденами – и отправился на вокзал к проходящему Киевскому поезду.
Город-герой Киев изменился до неузнаваемости за 30 лет после последнего посещения. Для деда это был уже не тот знакомый, родной и приветливый город, город величия вековой исторической Славы. Непонятно, куда исчезла теплота людских сердец, как появились кичливость, сухость в общении, безразличие к человеку и бестолковая суета.
Прибыв к открытию военкомата, дед просидел с конвертом в руках возле разных кабинетов до 2-х часов дня. Никому не было дела до старого воина. После обеда Ивана Кравцова принял военком. Рыхлый майор в непонятной форме, весь обшитый разноцветными шевронами и трезубцами, почитал приглашение. Потом, поковырявшись карандашом в своём волосатом ухе, похожем на свиное, безразлично сказал:
– Ничем, дед, помочь не могу. Старых начальников, отвечавших за такие мероприятия, всех повыгоняли. Новым руководством выбран другой курс и поставлены совершенно иные задачи. А орден твой опять где-то затерялся… Так что такие вот дела, – развёл в разные стороны короткие толстые руки, как клешни краба, новый военкомовский начальник.
– Погуляй часок тут рядом в скверике. Скоро освободится служебная машина, подбросим тебя до вокзала, и с обратным билетом поможем, а пока вот тебе талон на праздничный сухпаёк. Там банка тушёнки, килька, конфеты, гречка и макароны. Да, и конечно, чекушка водки, – хрюкнул лоснящийся майор.
Молча вышел дед Иван из кабинета военкома, так и не проронив ни единого слова. На вокзале 14 часов прождал свой поезд. За час до посадки решил пройтись по вокзальной площади, размять ноги и купить воды в дорогу. Возле непонятной харчевни с патлатым клоуном на фасаде собралось несколько десятков лысых, крепких молодых парней, что-то кричащих хриплыми голосами. Два передних молодчика в чёрных рубашках с красными повязками на руках держали большой, обмотанный рушниками портрет незнакомого худого мужчины лет тридцати.
– Героям Слава! Слава Украине! Героям Слава... Слава… Слава, – глухим эхом откликалась привокзальная площадь…
Только на подъезде к дому, стоя в тамбуре, дед вспомнил крысиный профиль на портрете.
– Это ж Бандера, сволочь, – сухими губами прошептал Иван.
– Вот кому сейчас гремит «Слава», а моя, ненужная солдатская пятиконечная Слава ушла на продажу по бросовой цене на соседний базар. Как же дальше жить, с кем поговорить, у кого совета спросить? Сам себе задавал вопросы дед, вытирая кулаком крупные горячие слёзы, ручьями полившиеся из выцветших глаз по сухим бороздкам морщин.
Ранним утром 9 мая с мокрой от слёз белой бородой и дрожащими руками приехал дед Иван на свою станцию…
А два года назад случилось событие, которое с новой чудовищной силой разворотило старые кровоточащие раны солдата. В далекой юности был у него закадычный дружок Колька Кухаренко, по-уличному Кухарь-ухарь. Жили на одной улице, учились в одном классе, летом работали в одной бригаде. Всегда вместе и на рыбалку, и за яблоками в соседский сад, и в драку с деревенскими парнями…
После окончания школы родители отправили Кольку к своим дальним родственникам в Черновцы учиться в лесном техникуме. Через год началась война. В те самые трудные первые месяцы войны и развела судьба, разделила колючей проволокой друзей по разные стороны окопов. Служил Кухарь сначала полицаем в Тернополе. Отлавливал цыган и «жидов» для отправки в лагеря смерти. Потом в 43-м году во Львове вступил в Галицкую дивизию СС.
Карательными чистками прошлись эсэсовцы по Украине и восточной Европе. В 45-м, уже в составе украинской национальной армии, трусливо сдались в плен союзническим войскам. Выжил Кухарь и в бою под Бродами, а при сдаче союзникам покинул Украину, на долгие годы затерялся в Канаде. Потом перебрался в Румынию. Последние годы жил в Болгарии в частном доме под Варной. После развала СССР стал часто ездить на Украину. Получил паспорт гражданина самостийной. Его старший сын купил дом на тихой улочке в городе, где родился Кухарь. Каждое лето Николай Степанович приезжал отдыхать в живописные края своей молодости, часто сидел под плакучей ивой на берегу большого ставка с удочкой: любил в тишине раннего утра ловить карасиков.
Первый раз встретились два бывших друга через много десятилетий на местном шумном базаре. Дед Иван продавал там свой мед, считавшийся целебным и лучшим в районе. Шумная «толкучка» к обеду начала затихать. Осталась последняя пол-литровая баночка янтарного нектара. Дед Иван засобирался домой. Надо было ещё зайти на почту, чтобы вырученные от продажи мёда деньги отправить дочери на лекарства. Пересчитав мятые, немного липкие купюры и переложив их во внутренний карман пиджака, дед поднял глаза и увидел прямо перед собой элегантно, по-городскому одетого седовласого пожилого человека его лет. Держа в руке белую шляпу и дорогую трость черного дерева, широко улыбаясь вставными ровными белыми зубами, незнакомец спросил:
– Славный мед, я думаю, гречишный?
– Да, верно, он родимый, недавно откачал. Свежак… Хотите попробовать? – пристально вглядываясь в незнакомца, предложил Иван.
– Запах детства… Горбушка черного горячего хлеба только что из печи, глиняная кружка молока и блюдце такого меда… Горькая полынь в садку, и мама, зовущая вечерять. Ох, как давно это было, – задумчиво вздохнул собеседник, поправляя очки в тонкой золотой оправе.
– Ну, здравствуй, Ваня, – протягивая сухую руку с перстнем на мизинце, торжественно сказал солидный старик. Деда Ивана словно молнией шарахнуло… «Как же, узнал. Кухарь. Колька. Сколько же лет прошло? Стало быть, так нынче недобитые эсэсовцы живут, в белых шляпах по городу победителями разгуливают, с перстнями на плохо отмытых от человеческой крови руках», – с горечью подумал дед. Не замечая протянутой руки, так и оставив банку на прилавке, Иван молча повернулся и, сутулясь, спешно пошёл прочь с рынка.
– Иван, Иван, постой! Не узнал, что ли? Это же я, Колян Кухаренко! – закричал в спину уходящему холёный старик. Только на секунду Иван остановился, сухо плюнул в сторону белой шляпы и, прихрамывая, покинул базар.
В обед к деду забежала Тамара, работавшая почтальоном, частенько помогавшая старику по хозяйству. Принесла пенсию, разные квитанции и свежий номер местной газеты. На первой странице находилась большая фотография и перепечатанная из Львовской областной газеты статья «Слава Героям».
«Уроженец нашего города Кухаренко Николай Степанович в годы второй мировой войны героически защищал свой народ и независимость Украины от большевистских палачей…». Прочитал эти строки начавший мелко дрожать дед Иван. На крупной фотографии в центре Львова, у памятника Бандере, Кухарю, одетому в нацистскую форму, торжественно вручали высокую награду – железный немецкий крест.
К вечеру следующего дня к дому, где жил Иван, явился непрошеный гость с пакетом разных закусок и пузатой бутылкой коньяка. Хозяин ковырялся в саду возле своих пчел. Кухаренко прошел в сад, сел под ветвистой грушей за сколоченный из грубых досок, серый от дождей и солнца крепкий стол. Аккуратно начал выкладывать гостинцы из принесенного пакета. Услышав неясный шум, Иван повернулся и увидел гостя, ждущего за накрытым столом. Твердым шагом подошел к столу и спокойно сказал:
– Уходи, забирай всё, что принес, и уходи. Слышишь, чтоб ноги твоей здесь никогда не было. Не доводи до греха…
– Подожди, Иван, успокойся, давай не спеша поговорим, всё мирно обсудим. Ведь целая жизнь прошла, всё давно изменилось, – предложил Кухаренко.
– Да, жизнь прошла, это верно, но ничего не поменялось. Запомни – и никогда для меня не поменяется. А с тобой, сволочь, мне не о чем разговаривать. Не ровен час, возьму перед смертью грех на душу, убью ещё одного фашиста! – всерьёз разволновался гвардии старшина Кравцов.
– Думалось мне, не так наша встреча закончится, – вставая, ответил поникший Кухаренко. Ведь ты, Ваня, пойми наконец: мы с тобой жертвы всех тех мировых кровавых режимов, которые бросали миллионы жизней в мясорубку войны, и мы, волею судеб, оказались на разных сторонах. Но ведь время лечит, почти 70 лет прошло, всё плохое и страшное забывается. Что нам с тобой теперь делить, Иван? Что?
Тяжелая суковатая палка просвистела над головой Кухаря, сбив шляпу и глубоко царапнув сухую выбритую щеку.
– Еще одно слово – и зарублю! – прохрипел Иван бескровными губами, беря в руки топор, торчащий в толстой колоде. Через минуту, когда гость спешно ушёл, дед сгреб всё со стола и вместе с белой шляпой выкинул на помойку…
Директор городской средней школы, Валентин Павлович, после провозглашения Украины самостийной открыл в себе дремавший талант поэта. Стихи его о природе и красотах родной земли печатались в районных и областных газетах и журналах. Со временем вышел сборник, и автор получил признание коллег по писательскому цеху.
Поэма Валентина Павловича «Цветы на могилах героев» – о единстве и сплочении Украины – была высоко оценена в Киеве. Начиналась она с исторических событий, когда потомки казаков в годы войны сражались на разных сторонах, но каждый за свою вильную Украину. Оставшиеся в живых старые воины УПА и советские солдаты по прошествии стольких лет, считал автор, должны побрататься и, объединившись, показать всему сегодняшнему расколотому обществу Страны хороший пример.
На предпраздничном совещании в городской мэрии вместе с депутатами было принято решение возвести стелу героям майдана и воинам, погибшим за единство Украины, на месте разрушенного памятника Ленину, и торжественно открыть 8 мая. А 9 мая, в день скорби и единства, под камерами центральных каналов показать всему миру реальное братание двух старых воинов Украины: старшего полкового стрелка дивизии СС Галичина Кухаренко Николая Степановича и разведчика отдельной танковой бригады Первого Украинского фронта, старшину Кравцова Ивана Петровича. Последних ветеранов, живущих в городе.
Сценарий этого мероприятия одобрило и утвердило высшее руководство Министерства Культуры, под особый контроль взяли также три депутата Верховной Рады и глава области. На местном уровне ответственными назначили мэра города и директора школы. К началу весны к деду Ивану появилось повышенное внимание городских властей. За государственный счет поставили новый, экономичный газовый котел. Заасфальтировали часть дороги прямо перед домом, починили фонарь на столбе возле ворот, который не светил лет 20. Мэр города долго тряс узловатую руку деда, лично пообещал после майских праздников перекрыть крышу дома металлочерепицей, поставить новые ворота и сделать канализацию.
В последнюю апрельскую субботу около шести вечера дед услышал стук в дверь.
– Не спишь еще, Петрович? – заходя в сени и улыбаясь, спросил Валентин Павлович. – Я к тебе в гости, извини, что без приглашения решил зайти проведать старого героя, не прогонишь?
– Заходи, заходи, Валентин Павлович, давно я тебя не видел.
В доме директор поставил бутылку рябиновой наливки на круглый стол, положил коробку конфет, стал оглядывать небольшую комнату со старыми фотографиями на стенах.
– Садись, садись, я сейчас чайник поставлю и мёда из кладовки принесу.
Через несколько минут сели за стол. В большие чашки с красными горошинами дед Иван налил кипяток. Гость наполнил гранёные рюмки наливкой. Чокнулись. Молча выпили.
– Как живешь, Иван Петрович, на здоровье не жалуешься? А то зимой тебя было не видать, не хворал ли, часом? – закусывая конфетой, поинтересовался Валентин Павлович.
– Да, я давно уже одна сплошная хворь. Пока двигаюсь – живу, а если лягу немного похворать, то уже не встану… Зимой в последние снегопады сильно замело, четыре дня двери открыть не мог. Хорошо, на пятые сутки Тамарка, почтальонша наша откопала. Дак, она больше меня испугалась, стучала лопатой по окнам и кричала: – Дед, не умирай, подожди, я пенсию принесла, и водка у меня с собой есть, щас растирать будем…
– Я ей когда-то пионерский галстук возле Ленина повязывал, а теперь она сама бабка, двух внуков имеет.
– Ты, Иван Петрович, полгорода в пионеры принял, на моей директорской памяти пять отрядов твоим именем назывались. И в школьном музее целая стенка тебе посвящена. Во всей области такого героя нет, да и…
– Погодь, погодь, Палыч, моё старое геройство вспоминать, давай к делу, ведь не просто так зашёл, лет семь никого из вашей братии не было. Понял давно, что другому теперь детей учите, всё соревнования проводите, кто Украину больше любит, заборы и сараи в жовто-блакитные цвета красите… Ты сам-то, Палыч, ведь уже лет 25 директорствуешь, всего навидался. И раньше под разных райкомовских дуроломов для пользы школы подстраивался. Было. А недавно в газете фотографию вижу: ты на Покрова в церкви в сорочке вышитой с иконой стоишь, а рядом с тобой старшеклассники твои в черных майках с портретом Бандеры… Что же это теперь делается, расскажи ты мне, из ума выжившему деду. Давно ни с кем не говоривший по душам, разоткровенничался старик.
– Давай, Петрович, еще по рюмочке рябиновой, и поговорим, – издалека начал директор свой путаный рассказ. Вспомнил перегибы советской власти, голод, репрессии. Брежневский застой. Развал Союза. Все времена «обездоленной и несвободной нэньки». Постепенно дошел до сегодняшних дней.
– Украина наша многострадальная, разрываемая внутренними и внешними врагами на части. Крым потерян. Восток в огне. Тысячи невинных жертв. Народ расколот. В такое сложное время нужны простые человеческие примеры всепрощения и объединения. На праздник 9 мая есть такая возможность – показать всему обществу такой жизненный, живой пример. И без Вас, уважаемый Иван Петрович, не обойтись. Просим Вас открыть митинг памяти всем погибшим во второй мировой войне вместе с другим ветераном – Кухаренко Николаем Степановичем.
Таким неожиданным предложением закончил свое «дело» немного вспотевший директор школы. Долго молчал Иван Петрович, прикрыв ладонью задергавшийся нерв под левым глазом.
– Вот, значит, отчего такое повышенное внимание в последние дни к моей дряхлой персоне. Что же это, неужели пришло время моего страшного позора? Вместе с эсэсовцем стоять на могиле неизвестного солдата, и в день 70-летия нашей святой Победы предать прах всех погибших однополчан, прилюдно братаясь с фашистом? – сказал, как отрезал, старый солдат. Покрасневший (не от наливки) директор попытался найти нужные, правильные доводы, чтобы успокоить деда.
Иван Петрович прервал его на полуслове:
– Погодь минуту. Послушай, Валентин Павлович, один рассказ о самом страшном дне моего военного прошлого. Никогда и никому не рассказывал пережитое. Ты первый…
Освобождая Польшу от немцев, с боями наша бригада вышла на окраину небольшого городка с важной узловой железнодорожной станцией. Вокзал был разрушен, пути частично повреждены. В нескольких километрах в тупике стоял уцелевший немецкий состав, не успевший уйти из котла боёв. Меня старшим, с тремя разведчиками и сапёрным отделением, послали осмотреть состав, проверить наличие груза и доложить по результатам разведки. Подходы к составу были чистые, немец спешно покидал город, не успев заминировать. Начали проверять вагоны. Отбив опечатанные замки, открыли сдвижные двери последнего вагона…
Дед на секунду замолчал, сильно надавив рукой на дергавшийся нерв под глазом, и глотнул остывшего чая. Горло пересохло. Прокашлявшись, продолжил.
– Дак вот. Когда сдвинули двери, меня, стоящего в метре от вагона, сбило с ног и за секунду завалило вонючей кишащей массой отрезанных женских волос. Тысячи килограммов утрамбованных чёрных, русых, седых, грязных, окровавленных, с кусками почерневшей кожи женских волос накрыли меня удушающим, шевелящимся одеялом смерти. Теряя сознание от страха, задыхаясь от смрада, я заорал страшным криком. И спасаясь, начал руками рыть щебёнку под собой, обламывая ногти. Эти мертвые волосы, казалось мне, ожили и лезли в горло, нос, уши, глаза. Душили и вязали руки и ноги. Еще мгновение, и сердце мое разорвалось бы в клочья…
Через несколько минут ребята, разгребая руками страшную кучу смерти, вытащили меня. С обезумевшими глазами и пропавшим голосом, я несколько часов приходил в себя, валяясь на сырой насыпи дороги, грыз твёрдую землю от бешеной злости и лютой ненависти к фашистским выродкам, замучившим и убившим столько невинных девочек и женщин.
Следующий вагон был с женской и детской обувью. Тысячи и тысячи пар маленьких разноцветных туфелек и ботиночек вместе с другими человеческими материалами шли на переработку. Кожа, кости, даже пепел сгоревших трупов – всё шло в дело, в безотходное фашистское производство.
Стемнело. С трудом меня отвели разведчики к военному доктору, они всерьёз решили, что я тронулся умом. Седой врач, услышав мою историю болезни, повидавший всякого на своём веку, больно врезал ладонью по моей мычащей морде и с силой влил в глотку спирта. Утром, очнувшись, начал я приводить себя в порядок. За моим широким солдатским ремнем зацепилась детская тонкая косичка, сантиметров 25 чёрненьких волнистых волос с заплетенною в них розовой ленточкой.
Косичку я закопал на краю леса под молодой сосной, а ленточку до конца войны проносил в кармане под сердцем.
– Щас, Валентин Павлович, я тебе покажу мою ленточку, – закончил свой рассказ старшина. Директор школы, ответственный за городское мероприятие, беззвучно сидел за столом, обхватив лысеющую голову руками. Куда-то улетучились все высокопарные фразы о пользе примирения и братания.
– Прости меня, Иван Петрович, прости. Вот в таких людях дух и настоящая, несокрушимая сила великого украинского народа. Прости за все мои пустые слова и пафосные речи. Подняв голову, Валентин Павлович посмотрел с уважением на несломленного жизнью старого воина, державшего в подрагивающих пальцах розовую ленточку.
За первую майскую неделю старика посетило до 10 разнообразных делегаций, непонятных просителей. Кого только не было в эти дни посещений. Седые историки с докторскими степенями, трясущие выписками из каких-то архивов, разодетая в национальные костюмы молодёжь (красивые голосистые девчата и скучающие хлопцы), разные городские службы, областные депутаты, давно уволенный директор Дома культуры. Несколько раз приезжали врачи для контрольных осмотров, даже привезли из деревни старого пасечника Митрофана, вместе с которым Иван давно занимался пчеловодством. Митрофан так и не понял, чего хотят от него и Ивана. Немного поулыбался беззубым ртом и уснул, сидя на лавочке.
Дед после ухода Валентина Павловича больше ни с кем в разговоры не вступал. Молча слушал непрошенных гостей и уходил в дом. 8-го мая к деду подрулил на своей старой «Ниве» Володька, старший сын почтальонши Тамары. Володька зашёл во двор и позвал деда:
– Иван Петрович, мама обед праздничный приготовила, без Вас сказала не приезжать. Ждут все, за стол не садятся.
Дед вышел из дома.
– Ты, Володь, не серчай и маме передай, что не до обедов мне, замучили ходоки разные: то телеграммы поздравительные правительственные несут, то планы мероприятий утверждённых. Сил уже нет от них отбиваться. Виски третий день клещами давит, и в глазах мутится, – начал отказываться дед Иван. Но хитрый Володька с шуточками и прибауточками посадил деда в авто и дал газ.
– Ты прости, Иван Петрович, что раньше времени позвала, но завтра начальство тебя и так затаскает по разным мероприятиям. Не хватит силёнок у тебя завтра на нас. А мы и сегодня по-христиански помянем павших наших освободителей. Проходи, гость дорогой.
Приглашая, Тамара взяла под руку деда. Сели за стол. Старший внук поставил песню «День победы… со слезами на глазах». Слушали все молча. Потом стоя помянули героев Великой Отечественной войны, положивших свои жизни во имя Победы. Немного стесняясь, младший внучек тихо спросил:
– А Вы, дедушка, как Победу 9 мая в 45-м году встречали?
– Контузило меня 2 мая при штурме Берлина, только в двадцатых числах сознание вернулось. В госпитале сосед по койке с простреленной грудью прошипел мне в ухо: «Победа, браток».
Покидая гостеприимный дом Тамары, дед, наклонившись, тихонько ей сказал:
– Тамар, у меня в сарае слева от двери в старом желтом улье пакет лежит. Деньги там, документы и письмо на случай смерти. Разберешься, если что…
– Перестань, Петрович. Сотню твою отметим вместе, а потом… дальше видно будет. Так что даже и не думай, – спокойно ответила Тамара.
Дома Иван Петрович начал готовиться к своему завтрашнему главному дню. Погладил гимнастёрку, почистил сапоги. Присел за стол и начал перебирать старые письма и семейные фотографии. С теплотой вспомнил жену, ушедшую 16 лет тому назад. Сына… Стук в дверь прервал воспоминания. В комнату вошел мэр с двумя коллегами. И снова начал свои тошные речи:
– Уважаемый, мы рады Вам сообщить, что весь город ждет, все готово к завтрашнему, – затрещал как сорока городской чиновник.
– Все мы гордимся… Особенно Ваш боевой товарищ Кухаренко. Завтра… – выступал, как на трибуне, мэр. Дед не слышал его болтовню, она шла сплошным гулом потревоженных пчел.
– Сегодня наш президент с трибуны Верховной Рады лично поздравил всех героев второй мировой войны. Вот, пожалуйста, посмотрите… Взяв у помощника плоский экран, потыкал в него пальцем, и через секунду там появился президент. Под аплодисменты, громко славя героев красной армии, как и ветеранов УПА, и эсэсовцев национального движения, депутаты истошно кричали «Героям Слава!»
Сдерживаясь из последних сил, чтобы не плюнуть в экранного президента и в толстые хари подонков, дед с трудом сел за стол и опустил голову на чёрно-белые фотографии.
– Уходим, уходим, отдыхайте, уважаемый. Завтра я лично в 9 часов к Вам заеду, все нюансы обсудим утром, время будет. До свидания. Вот только Вам небольшой презент к празднику. Положив на стол белый пухлый конверт с мелкими купюрами, гости спешно покинули дом.
С поникшей головой просидел дед за столом до глубокой ночи, вспоминая всю свою долгую жизнь. В пятом часу старик умылся, надел гимнастёрку, обул начищенные сапоги и подошёл к своей кровати. Старая железная кровать с высоким кованым изголовьем стояла возле окна. Часы пробили 5 утра. Дед Иван налил полстакана водки.
– За Победу! Со скатившейся слезой, выпил стоя свои фронтовые дед Иван.
Проснувшись в шестом часу от удушающего беспокойства, Тамара быстро оделась и побежала на соседнюю улицу к дому Ивана Петровича.
Остановившись перевести дыхание возле цветущей вишни, увидела свет в окнах и немного успокоилась. Значит, проснулся старик. Расхаживается.
Резко дернув дверь, вошла в комнату. Осмотревшись, громко вскрикнула, прикрывая рот руками. Гвардии старшина Иван Петрович Кравцов ровно сидел на полу. Туго натянутый ремень, впившись в хрящеватую шею, крепко был привязан к железной розе кованого изголовья кровати. Розовая ленточка дрожала от сквозняка в его сухой руке…
*****
13. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №13. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ («Н»-«О»)
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту («Н»-«О»)
Всего 23 произведения.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Neivanov http://proza.ru/2014/01/29/1707 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Neivanov http://proza.ru/2002/06/13-08 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
3. Тамара Непешка http://proza.ru/2020/03/31/958 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
4. Лев Неронов http://proza.ru/2020/05/08/2119 («ВТ») - Основная номинация
5. Лев Неронов http://proza.ru/2020/05/08/2127 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
6. Лев Неронов http://proza.ru/2019/04/30/553 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
7. Лев Неронов http://proza.ru/2019/12/12/164 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
8. Валерий Неудахин http://proza.ru/2020/05/12/1286 («ВТ») - Основная номинация
9. Валерий Неудахин http://proza.ru/2020/05/12/1309 («ГТ») - Основная номинация
10. Валерий Неудахин http://proza.ru/2019/07/09/138 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
11. Валерий Неудахин http://proza.ru/2018/07/14/82 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
12. Владимир Николайцев http://proza.ru/2019/05/07/351 («ВТ») - Основная номинация - закрыл страницу
13. Владимир Николайцев http://proza.ru/2018/03/08/1982 («ГТ») - Основная номинация закрыл страницу
(Владимир Николайцев http://proza.ru/2016/12/05/2383 («ВТ») - Внеконкурсная номинация – нет текста – закрыл страницу)
(Владимир Николайцев http://proza.ru/2018/10/31/889 («ГТ») - Внеконкурсная номинация - нет текста – закрыл страницу)
14. Юрий Никулин Уральский http://proza.ru/2020/01/06/6155 («ВТ») - Основная номинация
15. Лариса Оболенская-Азбукина http://proza.ru/2020/05/26/2139 («ВТ») - Основная номинация
16. Лариса Оболенская-Азбукина http://proza.ru/2020/05/27/10 («ГТ») - Основная номинация
17. Лариса Оболенская-Азбукина http://proza.ru/2014/06/07/2059 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
18. Сергей Одзелашвили http://proza.ru/2014/04/30/215 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Сергей Одзелашвили http://proza.ru/2018/03/09/1108 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
20. Татьяна Григорьевна Орлова http://proza.ru/2020/05/22/1272 («ВТ») - Основная номинация
21. Татьяна Григорьевна Орлова http://proza.ru/2011/05/30/341 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
22. Татьяна Григорьевна Орлова http://proza.ru/2018/02/07/839 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
23. Виктор Осмаров http://proza.ru/2018/07/25/1204 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Иcтория старого доктора
Neivanov
Мой папа выучился сначала на военфельдшера, и всю войну, с ранениями, орденами и медалями (не юбилейными, настоящими!) прошёл фельдшером, а сразу после войны отец окончил военно-медицинскую академию им. Кирова в Ленинграде и отбыл по месту службы, за Полярный круг. Там, под Мурманском, я и появился на свет. Но речь сейчас не обо мне, просто к слову пришлось.
В то время отец был начальником медсанбата и единственным доктором на весь военный городок; естественно, лечить приходилось от всяких хворей, и не только армейских, но и их семьи.
Однажды приболела мать комполка, весьма пожилая женщина. Я уж не помню, что точно у неё было, но что-то дежурное – то ли ангина, то ли грипп сильный приложил, но не конечности или там колики какие – это точно.
Меня сейчас лечат постепенно:
— Попробуйте вот это, если не улучшится, будем принимать более серьёзные меры.
Моя врач активно применяет гомеопатические таблетки. Наверное, это правильно, я в принципе докторам доверяю, может даже больше, чем они того заслуживают. Прихожу к одному – верю, и другому верю, хоть говорят они порой абсолютно разные вещи. Это, благодаря папе, наверное, рефлекс такой остался.
Папа любил , если можно так выразиться, диагноз несколько преувеличивать, но и лечил так же – на полную катушку! Видать, и мамаше той командирской уколов всяких и таблеток досталось, будь здоров.
Ну что ж, вылечил и забыл. Больных много, а он один. И не станешь харчами перебирать, мол, я аппендикс не удаляю, я сугубо по прямой кишке специалист или, скажем, отоларинголог. Конечно же, бывали случаи, что без госпитализации не обойтись, тогда уж в город, в госпиталь отправляли.
Прошло какое-то время и от матери комполка прислали подарок в благодарность за лечение. В те времена это было не столь распространено, как сейчас. Ну, какой-то маленький знак внимания – коробочка конфет, бутылка вина – то другое дело, но отец рассказывал, что подарок был непропорционально щедрым, явно не соответствовал оказанной услуге. Да и не услуга это была вовсе, а просто работа. Короче, отец направился к начальственной родственнице с намерением поблагодарить, но непременно вернуть полученное.
— И речи быть не может, Юрий Михалыч, миленький, да вы же кудесник просто! - остановила его бывшая пациентка, – я уж лет сорок белый свет таким не видела, как нынче! Про очки просто забыла, огромнейшее спасибо Вам! И не волнуйтесь Вы, Петенька Вас ни в чём не упрекнёт, он сам мне и посоветовал Вас хорошенько отблагодарить!
«Чудеса в решете, да и только!» – подумал отец и стал мучительно вспоминать, что же он такое мог сделать, чтобы зрение резко улучшилось?! Ну, таблетки, аспирин, потом противовоспалительное, полоскания раствором фурацилина – это всё обычное, дежурное… но что же так на зрение повлияло?!
— А что я Вам колол, простите, Анна Ильинична, не осталось ли упаковки? Что-то было общеукрепляющее...
— Сейчас, сейчас, миленький, я всё как есть сохранила! Вот, витамины разные в коробочках были, а в ампулах - только B1, B6, B12...
Если бы отец был ещё жив, я бы обязательно уточнил, какие именно витамины группы "B" он вколол давнишней пациентке, я ведь очень хочу, чтобы это чудо произошло ещё с кем-нибудь из вас. Да, если бы он был ещё жив...
2. Люська медицинская. Опубликовано дважды
Neivanov
Опубликовано в газете "Новые известия "BW" и Альманах Моя Армия.
Его прошило очередью в тот же миг, как только он выскочил из окопа. От правого плеча – наискось вниз. Там, впереди, за оранжево – глиняным бруствером пролегла граница между жизнью и смертью. Он ушёл за эту границу, но вопреки логике, опыту и всему остальному, почему-то не падал. Все понимали, что он убит, что нет его больше в списках живых, но он бежал и бежал вперёд.
А Лейтенант Вахрамов озверел вконец: «Кто останется через секунду в окопе – пуля в лоб!» Люди поверили и, преодолевая почему-то особенно сильное в этом месте земное притяжение, ринулись туда, где хозяйничала смерть. А чего ему не верить, ему такое же гарантировал полковник Гавриленко. Оба они были вполне надёжные мужики, как сказали, так и сделают.
Тот простреленный шахтёр из Днепропетровска был на ногах до конца атаки, пока лейтенант не сказал ему: «Всё, Горский, взяли мы высотку.» Вот только тогда и рухнул. Сердце билось ещё, но всем было ясно, что это последние его удары. Шутка сказать, три пули навылет и ещё до конца атаки добежал! Оставшиеся волею капризного случая в живых смотрели на лежащего Горского в тупом оцепенении, будто пытаясь разобраться в устройстве этого странного организма. Похоже, это была не серийная модель
Не зря Люська медицинская за ним сохла. Почему-то называли её так странно, не медсестра Люська, а Люська медицинская. Было в Горском что-то, заставлявшее ещё раз окинуть взглядом всего, вглядеться... Жилистый, некрупный молчун, с огромными ладонями умельца, он был единственным, добившимся люськиной благосклонности. Между тем, Люська, бедовая, глазастая, русоволосая одесситка могла выбирать. Весь кобелирующий состав полка истекал по ней нежелудочными соками, но она держала оборону со знанием дела. Оборонялась словом, коленом, зубами и скальпелем, а совсем уж тупо-дебильно-упрямых брал по её жалобе в оборот Старик - маленький, румяно-лысый майор мед.службы Гольденшулер, который защищал подопечную свою, Люську, от наездов, сплетен (абсолютно, кстати, беспочвенных) и прочих неприятностей хорошенькой женщины данной ему властью и... спиртом. Так замял майор месяцев пять назад скандал по поводу продырявленной вышеупомянутым скальпелем нахальной руки командира танка Саркисьянца. Старику удалось избавить Люську от официального разбирательства, а это было равносильно победе, ибо женщины, да ещё хорошенькие, да ещё в армии подобные "кляузы" практически не выигрывают. Когда одни мужики судят других, в накладе всегда остаются бабы.
Примчвшаяся Люська, запихнув глубоко внутрь столь естественный в миру и неуместный здесь, в армии, бабий вой, вызверилась на мужиков: «Сссуки! Шакальё! Некому перевязать его?!»
-Люськ, дык он же, чего уж тут... – пытались мягко вразумить, а точнее отбрехаться мужики.
-А ну, валите от света! – перебила их бормотание Люська, разрывая на Горском кровавую гимнастёрку. Девушка злилась на мужиков больше всего за их правоту, ибо ей и самой было ясно – Горский не жилец.
Старик, стараясь не встречаться с Люськой взглядом, сказал, что попробует посодействовать и, как всегда, ничего не обещая наверняка, добился невозможного: Люська была откомандирована в тот самый госпиталь, куда отправляли безнадёгу Горского. В это время душа его очевидно перезнакомилась уже со всеми близлетающими в небесах ангелами и ожидала лишь, когда разорвётся наконец полупрозрачная серебристая нить, связывающая её ещё каким-то чудом с телом Горского...
Проползло, проковыляло несколько тягучих, суматошных месяцев. Люська измучилась совершенно, отбивая своего любимого у пожилой, неприветливой женщины с косой, разрываясь между Горским и остальными больными. Посерела, похудела, зато Горский, вопреки всем прогнозам оставался в живых. Затянулись постепенно все его шесть дырок. Три, где влетело и три выходных. Даже пролежней не было, что при таких сроках обездвиженности считали неизбежным. Радоваться бы ей и господа благодарить, вот только... не приходил Горский в себя.
Конец войны был уж совсем близок. Госпиталь находился теперь в глубоком тылу. Где-то под Вроцлавом погиб полковник Гавриленко, Вахрамов стал капитаном, хотя растерял постепенно всех своих людей. Старик, пройдя после ранения через тот же госпиталь, был комиссован вчистую и долго прощался с Люськой у ворот госпиталя. Рыжим, потёртым символом расставания стоял между ними фибровый чемоданчик Гольденшулера. Люська медицинская не удержалась, чмокнула на прощание маленького доктора прямо в лысину.
А Горский лежал и лежал без движения. Он почти выкарабкался, он не умер, но и не жил. Люся делала для неподвижного Горского всё, что могла – обмывала, брила, регулярно переворачивала, таскала к нему медицинских авторитетов и кусала ночами подушку, чтобы рыданиями своими не поднять весь госпиталь на ноги.
Победа, активно воздействуя на выздоравливающих больных мощной терапией позитивных эмоций, в несколько недель опустошила госпиталь. Пора было перебираться в родную Одессу. Там, в одной из халуп на Молдаванке ждала Люську мама. Только, как туда добираться с Горским на руках? Эх, была-не была – решила Люська и черкнула короткое письмецо Гольденшулеру. Через неделю вместо ответа сын безотказного Старика перевёз Люсю с Горским на трофейном Опеле. Слава богу жил Гольденшулер неподалёку, в Николаеве. Такой вот маленький, лысый ангел – хранитель. И сын Старика, Сева был маленький, мускулистый, лет девятнадцати наверное. Он поглядывал на Люсю с интересом и почтением – всю войну с отцом прошла!
Люська в свои 25 воспринимала его почти, как сына. В то же время автоматически примешивалось и женское любопытство - вот каков он был, начальник мой. А глаза красивые. От него как-то повеяло теплом... Люська вдруг представила себе, будто сидит она на скамейке в Горсаду недалеко от ажурной беседки, где играл до войны духовой оркестр пожарной команды, а рыжая голова Севы лежит у неё на коленях. Молодой Гольденшулер щурится на неё против солнца и жуёт травинку. «Вот, вышла бы за Гольденшулера и был бы он моим сыном» - усмехнулась она своим мыслям. В то же время что-то совсем не материнское промелькнуло лёгким ветерком в люськином мозгу. Она встряхнула головой, отгоняя странную мирную картинку и стала снова думать о Горском...
Работа Люсе нашлась сразу. В окружном госпитале опытные медсёстры всегда нужны. Мать безропотно нянчилась с Горским, молча преодолевая огромное внутреннее сопротивление и брезгливость. Так прошло ещё три месяца. Два раза приезжал Гольденшулер, привозя с собой медицинских светил. Случай был интересный, выгодный для научной работы, особенно если вылечить. Но вот именно это и не получалось. Как и прежде, Горский лежал без сознания.
Кроме светил привозил Старик свой старый, рыжий чемоданчик с дефицитными продуктами и было это ох как кстати. Однажды доктор Гольденшулер приехал один. Люська знала его, как облупленного и про себя сразу отметила, Старик возбуждён, как перед проверкой из штаба. Пораскинув мозгами, решила: «Свататься будет!» Столько лет на войне и теперь вот был он Люське надёжным другом, чуть ли не отцом. Теперь всё, приехали. После отказа, небось, ищи – свищи, он ведь гордый, мой маленький доктор...
Гольденшулер вызвал Люську на кухню, попросив мать прогуляться к подружке, что та и сделала. Люся напряглась.
Доктор тщательно, как все хирурги вымыл руки и посмотрел Люсе в глаза. (Ей показалось, что в душу.) «Любит, любит милый доктор. Ах, как не хочется расставаться!» - думала Люська.
«Люся, я за это время изучил море литературы, консультировался со многими спецами, в том числе и с психологами, привозил двоих, Вы помните...» -Люся не сразу уловила смысл, ибо ожидала совсем иного. Это было такое облегчение, что доктор не стал объясняться в любви, что она потеряла нить его рассуждений, вернее просто не слышала какое-то время.
«...связан с миром только через Вас, следовательно и воздействие должно базироваться на Вас и через Вас» - продолжал доктор. Теперь она ловила каждое слово, но сути ухватить не могла.
-Вам, Люсенька, не нужно и даже вредно знать, что я буду говорить. Я Вас очень люблю... вот, только поэтому и приехал. - сбился с научного слога Гольденшулер.
-Ага, про любовь всё-же сказал, не удержался – мысленно констатировала девушка.
-Да, и вот ещё что, переоденьтесь, оденьте самое-самое, что там у Вас есть, подрисуйте губки, ну и всё такое. – распорядился Гольденшулер. Через десять минут Люська в ослепительно-белой кофточке из старого медсестринского халата, в довоенных своих, чудом сохранившихся босоножках на каблуках и с алыми губами бантиком предстала пред очи бывшего начальства. Гольденшулер придирчиво оглядел её, стоящую по стойке «смирно», и кивнув головой, пошли, мол, шагнул в дверь первым.
- Что, лежишь, сукин сын!? Воняешь тут, бездельник!? Она, смотри, красавица какая, пашет на тебя, засранца, как рабыня, задницу твою моет! А ты её даже не хочешь? Смотри на неё, ты, ничтожество! - гремел набатом маленький доктор.
- Гляди, эти бёдра снились целому полку! Открой глаза, смотри, этой груди не нужен лифчик, а ты, говнюк, её не хочешь, да?
Люся молча стояла, обалдев от непривычной грубой нахрапистости Гольдшулера, от неслыханного металла в его голосе, от той невыносимой правды, что швырял маленький доктор к ногам вечно спящего Горского.
- А я ...хочу ! - распалялся доктор – Ты увидишь, я буду иметь её прямо здесь, перед твоими глазами! Я знаю, ты видишь всё внутренним зрением, ты всё видишь! Так гляди же! – Гольдшулер резким, неожиданно сильным движением схватил ворот Люськиной кофточки и рванул его вниз. Она и охнуть не успела, как прекрасная, высокая её грудь оказалась оголённой. Следующим движением маленький, лысый мужчина буквально швырнул её к кровати Горского, да так, что она оказалась на коленях, чуть ли не упираясь в ноги больного.
-Что же это он вытворяет? Так это он себе что угодно может позволить - пыталась она разжечь в себе возмущение. Но, странное дело, то ли в силу полного отсутствия элемента критичности по отношению к бывшему начальству, то ли ещё почему, оно не разжигалось. А если что и разжигалось, то, к собственному её удивлению, это было... желание. Люська хотела прикрыть оголившуюся грудь, обхватила её ладонью и невольно представила себе, что рука была вовсе не её, а молодого майора, то есть его сына, да нет же, Горского... и прислушалась к своему звенящему от нетерпения телу...
В следующую секунду оба они заметили, как медленно-медленно сжимается в кулак бледная рука Горского, лежащая на одеяле. «
- Ай да молодец! Вот это мужчина! - воскликнул доктор, и стремительным шагом направился в кухню, вытирая вспотевшую лысину. Накинув другую кофточку, следом вышла Люська. В кухне встала на колени и пыталась поцеловать Гольденшулеру руку. Он отбрыкивался, ворчал: «Уфф, как же я устал! Люся, принесите-ка мне водички... запить. Да, нет, какой на хрен водички?! Где тут у вас спирт, чёрт побери?!!
Ну и работёнка у этих психологов! Не-е-ет, хирургия не в пример лучше!
Через две недели Горский встал. Через месяц пошёл слесарить на канатный. Люся родила ему трёх девочек и четырёх мальчиков. Это была их месть поверженной смерти. Это было ей назло.
3. Бойцы трудового фронта
Тамара Непешка
На Новодевичьем кладбище я оказалась случайно — пришла вместе с подругой, у которой там захоронены родственники. Мы шли, рассматривая памятники, большинство высеченных на них имён были нам обеим хорошо известны. Но вдруг моё внимание привлекла надпись, на которую подруга не обратила внимания: народный артист СССР Максим Дормидонтович Михайлов. В фигуре, вырастающей из постамента, легко узнавался певец, - свидетельством тому были фрак, бабочка, характерно сложенные руки. Это имя я слышала от мамы в связи с историей, приключившейся с ней в первый, самый тяжёлый военный год.
Когда началась война, мама была студенткой Московского авиационного института и жила в общежитии. Каждое утро она приходила на распределительный пункт и получала трудовое задание. Очередным утром группу, в которой была мама, отправили не на городской объект, как всегда, а на железнодорожный вокзал и посадили в поезд, который пошёл на восток. Погода стояла летняя, девушки были одеты в платьица и туфельки, никаких тёплых вещей и запаса еды у них не было. После многих часов пути их высадили из поезда, они долго шли пешком пыльными дорогами до какой-то деревни, где их разместили на проживание. Каждый день они ходили рыть противотанковые рвы в нескольких километрах от деревни.
Дни тянулись похожие один на другой, но однажды, шагая как обычно на работу по просёлочной дороге, они вдруг увидели толпу людей, бегущую им навстречу.
- Куда вы идёте, поворачивайте назад! - взволнованно кричали эти люди. - Там немцы, немцы!
Тут же послышался гул приближающихся самолётов, он неумолимо нарастал, послышались взрывы. Все бросились с дороги врассыпную, но в поле укрыться было негде. Пробежав немного, мама упала на землю и накрыла руками голову, но не удержалась и посмотрела вверх. Совсем низко над ней летел самолёт с фашистскими знаками. Она отчётливо увидела лицо немца, который смотрел прямо на неё и хохотал, стреляя из пулемёта.
- Не понимаю, почему он не убил меня, - говорила она всякий раз со слезами на глазах, вспоминая эту историю.
Налёт закончился, вокруг стояли крики, стоны, плач. Мама отыскала подруг, к счастью, никто из них не пострадал. До этого утра они представляли себе, что война — это страшно, но в действительности всё оказалось гораздо страшнее. Девушки не знали, что делать дальше. Им казалось, что они остались одни на всём белом свете, всеми забытые и никому ненужные.
* * *
Максим Михайлов родился в 1893 году в бедной крестьянской семье в далёкой чувашской деревне. Он учился пению в хоре земской школы, к окончанию которой у него развился бас. В двадцать лет закончил пастырские курсы и начал служить протодиаконом в Казани, а позже был переведен в Москву. Много людей приходило в церковь послушать его пение — такой, как у него, очень низкий бас профундо встречается редко. Он мечтал петь на сцене, поэтому в 1930 году оставил служение, не снимая сана, и стал выступать как оперный певец. Сам Фёдор Шаляпин говорил, что завидует его голосу. Очень скоро Максим Михайлов стал солистом Большого театра и был замечен Сталиным, который назвал его голос могучим. Познакомившись с певцом, Сталин приблизил его к себе и нередко встречался с ним один на один.
Сохранились свидетельства современников о Максиме Михайлове, записи его исполнений. Он признан одним из лучших исполнителей партий Ивана Сусанина, Кончака, Гремина. Бывший дьякон с богатыми вокальными данными легко исполнял труднейшие оперные партии, на которых нередко спотыкались рафинированные воспитанники консерватории. Народные песни звучали у него мощно и убедительно. Никаких вычурностей в исполнении у него не было, просто свой прекрасный голос и человеческая душа.
В годы войны Максим Михайлов выезжал на фронт в составе концертных бригад, пел в госпиталях для раненых бойцов. Многие отмечали, что в его исполнении были проникновенность и уверенность. Неважно, сколько солдат его слушало, когда он выступал на фронте — пять, пятьдесят или пятьсот. Он всегда пел как на исповеди, как для самого себя. И в окопе под аккомпанемент баяна он пел так же истово, как в Большом театре. В 1941 и 1942 годах ему были присуждены две Сталинские премии, а в 1945 году он был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.».
После окончания войны Максим Михайлов выступал на различных пусковых объектах, его любили слушать не только строгие любители классики, но и простые рабочие люди, считая своим. Народный артист СССР Александр Ведерников оставил такое воспоминание: «Когда он приходил на концерт, вытаскивал ноты, то обычно спрашивал у конферансье: «Ну как тут, какая сегодня у нас публика?» Ему говорили: «У нас сегодня хорошая публика, интеллигентная, учёные, инженеры». «Ну тогда поём «Варяжского гостя». На следующий концерт он приходил и спрашивал: «А какая сегодня у нас публика?» «Да, публика здесь, знаете, разношёрстная — в основном рабочие». «Ага! Рабочие... Ну тогда споём «Варяжского гостя».
Многие отмечали скромность и простоту Максима Дормидонтовича, его абсолютное неучастие в закулисных интригах. Сталин на юбилее по случаю своего семидесятилетия сказал, что бывший священник Михайлов — единственный, кто ни разу не обращался к нему с просьбами для себя.
А вот по рассказу моей мамы, именно Максим Михайлов оказался их спасителем, обратившись к Сталину за помощью. Дело в том, что среди потерявшихся вместе с мамой девушек оказалась его дочь Валя. По просьбе любимого певца Сталин распорядился выделить машину для розыска. Каким-то чудом во всеобщей сумятице того периода войны их нашли и совершенно обессиленных, оборванных, босых и голодных вернули в Москву.
Впоследствии мама участвовала в противопожарной обороне Москвы — дежурила по ночам на крышах зданий, тушила зажигательные бомбы.
Максим Дормидонтович Михайлов скончался в 1971 году, перед смертью он принял монашеский постриг. Патриарх благословил отпеть его в облачении и поминать как протодиакона. Дочь Валентина захоронена вместе с отцом, её имя высечено на надгробной плите. Мир праху этих людей!
4. Три генерала. К Дню Победы
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Мы с внуком решали занимательные задачи в Интернет. Нам попался интересный вопрос:
«Не желая признавать, что Красная армия могла нанести им поражение, немцы утверждали, что Великую Отечественную войну выиграли генерал Мороз, генерал Грязь и генерал Мышь. По поводу мороза и грязи все понятно. А вот при чем тут мышь?»
Внук спрашивает:
- Дедушка, а мне не понятно, кто такие генерал Грязь и генерал Мороз?
- Собрались в чистом поле генерал Грязь, генерал Мышь и генерал Мороз на тайный совет. Середина осени. В полях не убран урожай пшеницы, убирать было некому. Амбары и сараи сожжены. Вместо хат, всюду вражеские танки. Немец под Москвой.
Первым выступил генерал Грязь: "Я задержу немца, не пущу его в Кремль!".
В середине октября 1941 года, когда подул тёплый южный ветер, в небе собрались свинцовые облака, пролились затяжные дожди, и потекли ручьи, и поле превратилось в болото, а дороги – в реки. Тогда, недалеко от Москвы, надолго завяз в грязи немец с его танками, мотоциклами и лошадьми. Для фашистов Россия превратились в кошмар.
Столица долго будет вспоминать генерала Грязь. Он дал передышку Красной армии!
- Дедушка, а потом земля замёрзла, и тогда помог генерал Мороз?
- Нет, внучек! Генерал Мороз не всегда помогал нашим войскам. Русская зима не была другом во время битвы под Москвой. Холод заморозил землю и болота, тем помог немецким танковым дивизиям!
Но немецким солдатам не хватало тёплой зимней одежды, и их военная техника часто глохла на холоде. Генерал Мороз уничтожил окружённую 6-ю армию в Сталинградской битве, что стало переломным моментом во всей войне.
- А что сделал генерал Мышь?
- О, генерал Мышь очень помог нашим войскам!
Опять собрались в поле генерал Грязь, генерал Мышь и генерал Мороз на тайный совет. На этот раз первым заговорил генерал Мышь: "В апреле 1942 года я вывел половину вражеских танков из строя. Моя доблестная армия мышей перегрызла электрическую проводку двигателей, и танки надолго застряли в поле. Я буду продолжать это делать, пока враг не уйдёт с нашей Земли!"
- Дедушка, но мыши перегрызли проводку и советских танков?
- Нет, это была специальная воздушная операция!
Идею превратить мышей в грозное оружие подсказала Библия. Биолог Игорь Валенко вспомнил о десяти «казнях египетских», которые пророк Моисей насылал на земли фараона. В четырех из них в качестве оружия он использовал «мелких тварей» - жаб, мошек, «песьих мух» и саранчу.
А почему бы не применить против танков мышей-полевок? Если выпустить маленьких грызунов поблизости от стоящего танка, они проникнут в него через отверстия, что меньше толщины их собственного тела, и примутся обгрызать провода. Важно то, что не нужно тратить время на обучение «серых диверсантов». Нужно наловить их много и доставить к фашистским танкам.
Забравшиеся в танки, мыши стали обустраиваться, сооружали теплые гнезда и, в поисках строительного материала, грызли все, что поддавалось их зубам. Больше всего страдала изоляция электрических цепей, и многие танки оказались обездвиженными. Утром, когда была дана команда начать движение, оказалось, что у большинства машин не заводятся моторы из-за повреждений электропроводки.
Так "мыши-партизаны" отомстили непрошеным гостям, выведя из строя множество фашистских танков.
5. Тянем-потянем...
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Предстояло пройти долгий и плоский Ледник Шокальского, покрытый плотным крупнозернистым снегом. Сзади, опасные снежные склоны, откуда в любой миг могут оторваться тонны снежной массы, сметая все на своем пути, вместе с альпинистами.
4 группы по 4 человека начали терять друг друга из-за громадных камней на пути. Солнце уже слегка увлажнило ледовую поверхность. Перемещаться стало еще тяжелее. Время приближалось к лавиноопасному, т.е. к 12 часам, а конца Ледника не видно.
Вдруг, послышался призывный голос командира Литвинова: «Ко мне! Все быстро ко мне!». Литвинова и его связку видно не было. Что-то случилось. Но передвигаться быстро не получалось, - можно свалиться в глубокую трещину в несколько сот метров. Прибежав на голос, я и мои товарищи по группе увидели брата Литвинова, висевшего на веревке в трещине.
По ту сторону трещины лежал командир Литвинов. Он успел врубить свой ледоруб в лед, и не мог шевелиться. Остальные двое без ледорубов лежали по эту сторону трещины и своей массой держали другой конец веревки.
Из трещины выступала часть рюкзака, и сверху – гитара. Брат Литвинова висел в трещине на лямках рюкзака, как на парашюте.
Все лежали, не шевелясь, и не смея чихнуть. Нужна внешняя сила, чтобы вытянуть человека из трещины.
Литвинов предложил это выполнить тяжелоатлету - мне.
Но сначала нужно правильно организовать страховку спасателю. К счастью был надежный камень.
После завершения важной страховочной операции, я приступил к извлечению гитары, рюкзака и брата Литвинова из трещины.
Общий вес, который предстояло извлечь, равен примерно 100 кг, его надо умножить на коэффициент 1.5, с учетом неудобства позы, ведь это не гриф штанги на устойчивом помосте в спортзале...
Теперь все сводится к простому упражнению: «тяга» весом в 150 кг. Это я делал на каждой тренировке с еще большими весами: до 180 кг. От волнения и ответственности, я немного суетился - причитал над пострадавшим, как родная бабуля над внучком, разбившим коленку.
«Тянем, потянем», и вытянул я из ледового плена гитариста, как репку из земли.
Выполнив порученное дело, я полностью оправдал доверие руководителя Литвинова, который меня в горы тянул не зря!
Теперь уже настоящие, альпинисты двинулись дальше. На горизонте показалась зелено-голубая долина. Но вдруг, опять вдруг. Здесь, в горах, всё и всегда: «Вдруг!»…
16 человек стоят на краю ледовой стенки, как на крыше 10 этажного дома, и беспомощно смотрят на Литвинова и с опаской вниз, туда, где цветущая лазурная долина. Как же спуститься с 30-метрового ледяного обрыва?
Предстояла работа с веревками, о которой предупреждал врач, не давая разрешительную эпистолу беспалому Литвинову.
По секрету скажу, что разрешение от врача меня попросил подписать Литвинов, иначе бы похода без руководителя не состоялось. К счастью, эта справка не потребовалась…
Литвинов, спускаясь на страховочной веревке, ледорубом ваял во льду ступеньки. Их понадобилось штук триста. Затем снова поднялся на Ледник и каждого по очереди спускал по этим ступенькам, страхуя веревкой и своими нестандартными пальцами, забракованными спортивным эскулапом.
Литвинов спустил рюкзаки, спасенную гитару, и, как капитан корабля, последним из нас покинул стенку, т.е. Ледник Шокальского.
Таких подвигов, что проделал со стеной Литвинов, в коллекции Геракла нет!!! Можете не сомневаться!
6. Ранение. К Дню победы
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Морозный воздух, лунный свет
На звездном фоне взвод рисует.
И ничего важнее нет,
Вгрызаться спешно в твердь земную.
Крушат лопаты мерзлый грунт,
С лица слетают капли пота.
Враги коварные не ждут,
Здесь завтра бой, - не ждёт работа...
Заметны стали за холмом,
На белоснежном поле чистом
Косые тени - смерть и зло:
Там двое снайперов фашистов!
От тех стрелков спасенья нет,
Пока траншея не готова!
Ещё быстрей на грязный снег
Ложатся горсти чернозема.
Их жизнь на ниточке висит, -
Солдаты все переглянулись.
Их только жребий защитит...
Упал сосед от первой пули!
Лицом свалившись в рыхлый грунт,
Упал еще второй и третий...
Что приключилось с ними тут!?
Узнают ли их жены, дети?
В окопной скрыться темноте, -
Копать скорее нужно глубже!
От боли острой в животе
Воспламенилось тело тут же...
Под ним, как знамя, красный снег, -
Всю ночь солдат лежал недвижно,
Что жив ещё тут человек,
Медбрат мог просто не услышать!
Раненый солдат – это мой родственник.
7. Для бешеной собаки семь вёрст не крюк
Лев Неронов
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №1
Участнику спортивного ориентирования выдается топографическая карта местности, где отмечены КП /Контрольные Пункты/.
Сорвавшись со старта, спортсмен устремляется в направлении 1-го КП, прокладывая маршрут, как ему совесть подскажет.
Сотрудничество на маршруте не разрешается. Но в первый раз я пренебрег этим запретом. Наставника звали Игорем. Бегал он быстро по причине не крепости стула.
Успех не в том, чтобы быстро бежать, а в том, чтобы бежать правильно. На маршруте в 10 км можно и 30 км набегать: «Для бешеной собаки семь верст не крюк!».
Ориентирами служат, отмеченные на карте, лесные просеки, дороги, холмы и впадины, озера, линии электропередачи.
Подбегаем мы с Игорем в район 1-го КП. Видим крутой спуск. Сгоряча кинулись мы вниз кубарем с 30-метровой кручи. Осматриваемся. Тьфу, что ж это мы сделали? Вон же он КП, - вверху.
И уже «сизифовым кубарем» с рвением царапаемся, пыхтим, взбираемся на кручу. Отметились. Отдышаться некогда. Перенастраиваемся на второе КП, и вперед!
Приближаемся к финишу. Тут рвать нужно на последнем издыхании в борьбе за секунды, роняя друг друга, как будто в столовку бежишь.
А мы не знаем, что делать, вежливые друг перед другом. Я взял да нарочно упал, уступив Игорю честь перерезать финишную ленту. Я же бежал за ним, как хвост за собакой.
В следующий раз я бежал один, как положено.
Попались озёра в виде водного лабиринта. Не всегда и заметишь озерцо из-за кустов и деревьев. На карте нужно искать выходы из лабиринта. Возникает мысль пересечь озеро вплавь, по азимуту!
Какое наслаждение, пропотев от беготни по кустам, погрузиться в прохладную воду. Конечно же, в одежде, в кедах, в бейсболке. Плыл я на спине, барабаня по воде кедами или, как водный жук, отталкиваясь ногами, сгибая колени.
В руках, в сухости держу планшетку с картой и компасом. Главное - правильное направление!
Выплываю я возле села. И попадаю «в плен» к бдительным мальчишкам. Пацаны вылезли из воды, окружили меня. Допрашивают:
- Дяденька, Вы не шпион? - смотрят на небо, может я с самолета сюда свалился!
Хорошие ребята! Любят край свой озерный. Я им объяснил, что, мол, тренируюсь. Показал пацанам свою карту с, обозначенными на ней, КП, и штампики за пройденные КП, и куда я еще собираюсь добраться, если они меня, конечно, не задержат!
Дал каждому подержать компас. Не школьный, а жидкостный!
- Ух, ты класс! - восхищались мальчишки.
Поработал я тут с молодежью. Куда мне торопиться, я ведь участвовал всего лишь в личном первенстве. Похвалил юных пограничников…
Короче, хотел, как лучше, а к финишу пришёл последним!
8. Ладога
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Михаил положил телогрейку к спинке сидения, пайку хлеба оставил за пазухой. Каждая поездка либо завтрашний день, либо вечность. Очередной рейс через Ладогу. В одну сторону груз, на обратном пути, эвакуированные люди. Кусок хлеба для детей голодного города; как спасение души, просьба заглянуть в глаза. В каждый рейс - паек четверть буханки, чтобы отдать своему бесценному грузу – давно некормленым малышам...
В запомнившийся день высыпало солнце. На небе ни облачка, самое страшное для водителей Ладоги. Чистое небо вестник того, что обязательно будут бомбить. Немцы не упускали возможности отработать по беззащитной мишени. Водители давно убрали у левую дверь в кабинах и на опасных участках крутили баранку стоя на подножке. Чтобы в случае надобности, толчком одной ноги остаться в жизни.
Дорога в направлении блокадного города выпала спокойная, словно немцы дали передышку. Рейс получился размеренный, тревожили полыньи, объезжали - стороной брали. Под разгрузкой стояли недолго, получив задание, направились со Степаном двумя машинами к указанному месту.
Груз! Михаил опустил борт и поднялся в кузов. Подал руку и вслед за ним поднялась худенькая девушка санинструктор. Из помещения взрослые принялись передавать детей, укутанных в пальто, платки и тряпки. Кого-то несли, кто постарше управлялись сами, шли с большим трудом. Располагались прямо на дне, так безопаснее, немного прикрывают борта. Группа детей, почти не способных двигаться, беззащитных перед погодой и войной, которая жалит огнем, пулями и осколками.
Михаил встал на подножку, заглянул в кузов. Наполненные страхом глаза девушки и в щелке платка черные бездонные глазищи ребенка на ее руках.
- Эх, что так укутали? Ничего не видно.
- Они голодны и ослабли очень. Мерзнут.
В руках появилась мелкая дрожь, как за баранку садиться? Какую цену назначить грузу, расположившемуся сзади? Плавно тронул полуторку за товарищем по рейсу. Так и пошли, поторапливаясь, но, не теряя внимания за дорогой. Половину пути проскочили, тут из белого безмолвия свечой взмыл самолет, ревом двигателя нагоняя страх. В кузове молчали, наверное, привыкли к бомбежкам. Да какой привыкли? У них просто не было сил кричать. Беззащитны, даже жизни крикнуть: «Спаси!»,- не могут
Справа от машины Ладога метнула фонтан воды и мелкого льда. Трещина побежала в сторону, но Михаил успел проскочить, только скаты тряхнули автомобиль, осела сзади волна. Держаться колеи, не сходить в сторону. Неожиданно султан взрыва перед машиной Степана, волна, и переломившееся на краю полыньи движение. И медленно, двигателем в воду! А затем и кузов туда, в полном молчании, как в немом кино оседает с детьми в открывшуюся воду. Не вскрика, ни упрека. Безвинные малыши, обессиленные от голода, не сопротивляясь, исчезали в промоину. И с последним выдохом машины выбросился фонтан воды, и растаял в небе изморозью. Словно безвинные души растворились , только взлетом своим прошелестели.
Занесло второй автомобиль. Михаил, вцепившись в баранку, давил на газ, чтобы выскочить от полыньи, но протектор не цеплялся за лед. Все! Не смог довезти беззащитных ангелов Ленинграда! Последним движением выхватил из-под себя телогрейку, наугад бросил под колесо. Полуторка дернулась, скольжение прекратилось, все увереннее покатилась вперед.
Бездонная полынья, черными глазами, смотрящая в вечность, ощущение бессилия долго снились ночами.
С того рейса берет хлеб, чтобы на грани вечности и жизни накормить ребенка.
9. Мужчина
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Пашка, городской парнишка, отправленный на летние каникулы в деревню к бабушке, боялся выходить за ворота. Причиной тому служил соседский гусак, прозванный Жоркой. Он прохода не давал мальчишке, норовил при встрече ущипнуть за голые ноги. И вместо того, чтобы набираться килограммов веса, витаминов в организме от бабушкиных пирогов и зелени с огорода, он старательно избегал встреч с вредной птицей.
В городе проще: воробьи, синички, голуби. Безобидные, вечно стайкой выпрашивающие семечки и крошки. Самой крупной считается ворона, но и она довольно безобидна своим поведением: каркает с деревьев на бульваре. Слышно ее обычно, когда идешь в школу. Ну, погорланит утром в выходные, так на то и птица неразумная, не знает дней недели.
Деревенская – другое дело. Улица на краю деревни примыкала к пруду, здесь собиралась вся водоплавающая рать. Вдоль берега копались куры. Вся живность соседствовала мирно, каждый занимался своим делом. Заводилой в этом царстве – Жорка, который взял добровольно на себя роль защитника водоема. Даже рыбаки не располагались рядом, он и взрослым спуску не давал.
За что гусак невзлюбил Пашку неизвестно. Может яркие шорты показались ему вызывающими, или интонации голоса мальчишки, крикливые и беспокойные, так тревожили птицу. Но при первой встрече потянулся головой на длинной шее, раскрыл клюв, крылья в стороны раскинул. Пока бабушка отогнала в сторону, успел несколько раз пребольно ущипнуть парнишку за голые ноги. До синяков. Обиженный гость взревел на такую оказию, долго всхлипывал и сопел, пока старая делала примочки.
Страх поселился в сердце, играть, не боясь нападения можно только во дворе. Выходить на улицу, значит подвергать себя опасности. Нападения происходили неожиданно и коварно. Пойдут с бабушкой в магазин, этот подлец момент выбирает. Отвернулась женщина калитку прикрыть, гусь уже шипит и голову тянет. Хвать и новый синяк на ногах у парнишки. Жизнь на отдыхе превратилась в каторгу, у забора Пашка находиться боялся. Через дырку в заборе однажды подловил, голову просунул и вцепился в майку. Еле отбился малец. Бабка щелку заколотила дощечкой, тем и спасались.
Ведет вожак стаю домой вечером, мимо ограды не проследует спокойно. Так в раж входил, грудью о доски бился, кричал на дурнину. Победу праздновал над мальчиком и уходил с гордо поднятой головой. Сами понимаете, какой тут отдых? Жизнь вприглядку получалась. Страшнее гуся птицы нет на белом свете, думал Пашка и всячески избегал встреч. Взрослые отстоять не могли, противостояние получилось между птицей и маленьким человеком.
Окотилась у соседей кошка, детки подросли, непослушными поднимались, двор изучали. Избегали вдоль и поперек. С ними общение получалось сподручнее. Они хоть и царапались, но от того, что неразумные, как Пашка полагал, от того и безобразничают. Облюбовали котята место у забора, в теплой пыли. Мать вечерами долго их вылизывала, чтобы спать уложить.
Рыженький особо непоседой слыл, везде побывал, ничего не боялся. Умудрился как-то под забором пролезть и оказался на улице. На ту беду возвращалась с пруда стая гусей. Почему Жорке маленький зверек показался опасным неизвестно, напал, принялся трепать. Пашка услышал мяуканье, открыл калитку и бросился на защиту. Поднялся ор и крик, в клубах пыли выяснялась справедливость. Из битвы вышли с потерями обе стороны: пощипанный гусак и потрепанный мальчишка.
После этого парнишка смело ходил мимо вожака стаи.
10. Отец
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Старый алтаец сидел на камне. Сторона солнечная, время подходило к обеду. Несмотря на прохладный ветер, что веял по долине, шершавая поверхность нагрелась, и было комфортно и спокойно. Здесь, в альпийских лугах много необычного: к солнцу близко, но холодно, снега много - да поверхность гор прогревается в момент. Камень вообще быстро набирает тепло и остывает так же скоро. Нужно поймать время, чтобы согреть тело в эти короткие промежутки. Он внимательно наблюдал за далекой точкой, что появилась на склоне от перевала. Но это для чужого в горах человека – точка, Мерген ( меткий, ловкий) и на таком расстоянии видел человека. Зрение даже в этом возрасте не подводило его, многим молодым фору даст.
Человек спускался в долину. Незнакомец шел ходко, делая большие шаги и привычно ставя ногу на пятку с перекатом нагрузки на всю ступню. Но заметно, что прихрамывал на правую ногу, видимо, повреждена. Странно.
- Часа два пройдет, прежде чем доберется до места, - подумал старик. За это время будет переделано немало дел. В горах на стойбище всегда есть чем заняться.
И, почерпнув воды, поставил котелок на огонь. Главное правило гостеприимства – напоить пришедшего горячим чаем. Старика давно никто не посещал и услышать человеческую речь для него являлось подарком судьбы. Не так часто появляются среди громад скал и бескрайности лугов идущие по своим делам. С ними всегда приятнее беседа. Люди по-особенному открываются здесь в горах и рассказывают о себе правду. Видимо, понимают, что после расставания маленькие тайны остаются с собеседником и на его совести поведать ли их еще кому. Как в поезде попутчик откроет все сокровенное и уйдет на очередной станции в стылый дождь или в раскаленное марево полдня.
Мерген поднялся и, прихрамывая, направился в аил, болела правая нога на непогоду, после ранения. От полученных увечий на фронте подчистую был списан и отправлен из госпиталя домой. С тех пор и носит боль в себе до сего дня. Вон уж, сколько лет минуло, а напоминает о себе. Тогда в госпитале думал, что не выживет, но все время вспоминал слова отца о том, что в человеческой судьбе после самой темной и черной ночи всегда должно приходить светлое утро. Это ожидание помогло увидеть новый день. Мерген сделал этот шаг из глубокого горячего забытья и боли в мир госпитальной палаты, где окна были прикрыты короткими белыми занавесками.
Сегодня больших дел нет, день посвящен рутинной работе по хозяйству. Она выматывает эта мелочевка, кажется, сделал всего ничего, а день пролетел. Но он привык к такому времяпровождению: что еще делать старому скотоводу высоко в лугах, где и словом перекинуться не с кем. Только и собеседников, что горы, ветер, вершины да вода. Изредка сурок появится из норы, просвистит на своем зверином языке и исчезнет в траве по неотложным делам.
Ему же все грезится давно прошедшая война. Хорошо, если днем, а ночью зубы скрипят, стираясь от боли до корней. Сегодня вновь ходил в атаку. В ту, после которой и оказался в госпитале с тяжелым ранением, что определило всю дальнейшую жизнь. Они тогда взяли языка, все складывалось удачно до того момента, как добрались до своих окопов. Начался обстрел и Мерген еле перетолкнул здорового тяжелого немца через бруствер в окоп, прикрыв его своим телом, и получил несколько осколков в спину. Последней мыслью было: «Как неудачно, что в спину. Будут говорить, бежал от боя». Провалился в черную тягучую пустоту и пришел в себя спустя два месяца в тылу.
После долгого лечения вернулся в родное село. Худой, как свечка, от любого неловкого движения готовый погаснуть навсегда. Только помогли подняться и ожить горы и воздух, реки и вода, деревья и растения. Мать была удивительной травницей и большой души человек. Половину боли взяла на себя и ценой умирающего сердца подняла сына. Его-то подняла, а сама угасла, едва встретив весть о победе. Это он понял гораздо позже, когда и сам стал лечить людей, которые обращались к нему с просьбами.
В один из дней, почувствовал, что видит человека изнутри. Все его болезни и недостатки. Словно духи ему подсказывали, что нужно разглядеть и сделать для того, чтобы помочь. Надо уметь видеть духов и общаться с ними, он стал прислушиваться к ним. А они ему давали предупреждения, что являются пробуждающим знаком. Это сила жизни, пытающаяся привлечь внимание к чему-то, что может стать причиной неприятностей. Но большинство людей не прислушиваются к ней. Ему это дано, и он слушал жизнь, совершая поступки, которые ему подсказывали духи.
Старик принялся за ремонт упряжи. Несложное занятие, но вблизи видел плохо и, орудуя шилом, то и дело накалывал себе пальцы. Седло и сбрую не доверял никому. Только своими руками выполнял простые операции, но затягивал каждый стежок намертво, любовно пробуя пальцами, чтобы не оставалось бугорков от узлов. Казалось, ну и что, немного узелок выступает? А коню он с каждым километром шкуру трет и отдает болью. Уж Мерген знает про боль много, испытал ее на своем теле.
Пришелец прошагал большую часть пути. Странность его движений поражала необычностью, человек то и дело останавливался, нагибался и что-то поднимал с земли. Вскоре и это перестало удивлять старика, он признал в приближающемся седого геолога, работающего в партии, которая приезжала каждое лето и становилась недалеко от села. Они ходили по горам и находили полезные ископаемые, а вернее следы, говорящие о присутствии минералов. Раньше не доводилось встречаться с этим интеллигентным на вид человеком. Тем интереснее будет встреча и беседа.
Вскоре они пересеклись взглядами и пожелали друг другу удачного дня и здоровья. Пожилой геолог с удовольствием попил предложенной воды, и пока старик занялся чаем, принялся набивать трубку. Спросил разрешения прикурить от костра. Законы гор и обычаи местные знает. Мерген отметил для себя добротную обувь, в горах это в-первую очередь необходимо, легкую, н теплую одежду, нужное снаряжение. Неожиданно для себя засуетился, предлагая чай: время обеденное и стало непонятно, какой предложить. Белый или черный? У алтайцев с утра пьют забеленный молоком, нельзя предлагать черный – день испортишь. Только – белый. Видимо и эта традиция была знакома ученому человеку. Разговорились. Беседа пошла без раскачки, словно они были знакомы многие годы.
Геолог рассказал, что воевал и ранен. А по тяжелому ранению списан и для восстановления здоровья начал разъезжать по геологическим партиям. Они уже и впрямь оказались как братья и без утайки доверяли друг другу те воспоминания, которыми давно не делились с людьми. Мерген так и не женился после войны, а вот собеседник соединил жизнь со всей однокурсницей, молоденькой девочкой, которая не побоялась выйти за фронтовика израненного душой и телом. Трое детей обрадовали землю появлением на свет. Сейчас уже взрослые, устраивают жизнь. А они с женой разъезжают по геологическим партиям, как-то скрашивая свое одиночество. Шумно в доме только тогда, когда приезжают внуки.
- А у тебя жена, дети есть? – спросил геолог.
- Жены нет, однако. А детей?... - и старик задумался. Помолчав немного, принялся вспоминать.
- После госпиталя, когда вернулся, совсем доходягой был. Бабы смеялись вслед, мол, как с ним переспать-то? Умрет и дела не закончит, которое начал. Не со зла, конечно, смеялись, жалели. От безысходности этой и шутили. Многие женщины остались одинокими. С фронта только похоронку и дождались, ни детей, ни мужика. А женщине что в этой жизни нужно? Конечно, заботиться о ком-то: мужик ли, ребенок. А тут выкосила война сильный-то пол, бабы за них всю работу в колхозе делали. Уставали до смерти. А нутро, душа, значит, все одно просит заботиться о близком человеке. Как быть, коль нет этих близких?
Когда здоровьем поправился, начал табуны водить в луга альпийские, целое лето проводил высоко, близко к вершинам. Изредка председатель посылал кого-нибудь с продуктами. Привезут, переночуют и в обратный путь. Приехала в один вечер соседка Карлагаш, ласточка значит. Поужинали, спать легли. А ночь выдалась такая!.. Весь Млечный путь виден, в глубину и вдоль всего горизонта. Звезды падают с неба на землю, догоняя одна другую. Прямо игрище устроили, исполосовали весь небосклон белыми черточками. Костер погасил и сидел в темноте, боясь дыханием спугнуть эту красоту и необычность. Только услышал рядом с ухом горячее дыхание. Повернул голову… глаза в половину Луны. И шепчет:
- Возьми меня, Мерген. Мальчика родить хочу, помощник нужен в хозяйстве. Похоронка на мужа пришла, а жить- то надо. Ничего мне не нужно, сама подниму. Да без семени никак не растет дерево, белка детенышей не родит.
Под утро очнулся от жаркого дурмана. На коня подсадил ее, а она:
- Не жалей ни о чем, спасибо! Обязательно понесу от тебя, а знать никто не будет.
Через месяц приехала еще одна вдова. И слезно просила об этом. Помог и ей. Скоро стали к нему заезжать солдатки, и все с одной просьбой. А он и сам не знал тогда, сколько проживет на этом свете и помогал по мере возможностей и доброты характера. Пусть родятся дети, кому-то нужно будет страну из разрухи поднимать. Не обижайтесь, мужики, глядя на это с небес.
Начали бабы рожать одна за другой. Все детки, на удивление, крепки здоровьем и к жизни приспособлены. Никто из бабенок не говорит, откуда «ветром надуло», хотя все вроде догадываются. Одно негоже. Как жениться, коли все село в родственниках ходит. А со стороны привези невесту, в один момент обозначат нравственные ориентиры. Так и упустил время – остался холостяком. Одно вот радует - дети подросли, многие уже и сами семьями обзавелись. Невест везли со всей краинки, женихи оставались в селе. Колхоз знатно прибыл населением. Как бабы умудрялись объясняться, чтобы кровосмешения не было?!
Одним словом в «одиночку» поднял село. Так и получается – не женат, а детей много.
Геолог молча слушал и кивал головой, толи одобряя, толи умиляясь этой дивной истории. Наконец последний раз выбил пепел из трубки о полено у костра, знает все же обычаи наши, и засобирался в путь.
Переночевать не остался, упирая на то, что будут ждать и беспокоиться. А до темноты еще время есть, доберется.
Обнялись, словно знакомы много лет. Один направился вниз в долину, а другой стоял возле костра, наблюдая за уходящим. У каждого своя судьба, с особенным переломным моментом. И обоим дала счастье существования и продолжения рода.
Мерген с удивлением качал головой – даже госпиталь им достался один и тот же. Только лежали в разное время.
Ночью быть дождю. Старик занялся приготовлением ужина. Много ли ему надо в этом мире?!
11. Качели
Валерий Неудахин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Качели качались под дождем. Старые, под названием «лодочка», поскрипывали в заржавевших подшипниках. Капли били больно и холодно. Но качелям было все равно. Их услугами перестали пользоваться и среди новых аттракционов явно не до них. Это раньше они собирали очереди детей и молодых людей и поднимали их к «небесам», заходясь в восторге от крика качающихся. Соперничали даже с каруселями, с теми, у которых сиденья на цепях раскручивают людей. Сегодняшний день их казался безнадежным.
Полет на лодочках был непередаваемо крут. Сколько детей стояло за ограждением с мечтой в глазах, что придет возраст и им можно будет встать, взявшись за металлическое ограждение из лент. Когда их, наконец, подтолкнут и они начнут раскачиваться. Это так просто, когда движение назад – необходимо выпрямить ноги, а вперед – присесть и словно толкнуть ногами площадку под тобой. Не у всех это получалось с первого раза, и было до слез обидно, когда время закончилось, а ты так и не сумел раскачаться по -взрослому. И вот снимают ограничивающую цепочку и просят освободить аттракцион, а на лодочку поднимаются другие желающие раскачивать челнок своей судьбы.
Качели действительно являли собой судьбу для многих мальчишек и девчонок, а еще вернее – для юношей и девушек. Даже вполне взрослые мужчины не стеснялись пригласить своих дам и, придерживая под локоток, помогали подняться в лодочку. Ах, как это было восхитительно! Дамы кричали от падения вниз и взлета вверх под ветки деревьев, и старались придерживать платье, чтобы с подолом не заигрался ветер. А мужчины и юноши, гордые своей силой, приседали и толкали качели выше и выше – туда, где захватывало дух и восхищенные сердца женского пола уступали в трудном решении: быть или не быть женой.
Казалось, что такой полет никогда не кончится, но вот рабочий аттракциона начинает тянуть рычаг тормоза, раздается первый звук «вжжж». И замедляется полет. Чем выше дощечка тормоза, тем меньше амплитуда колебания. Остановка. И раскрасневшиеся, довольные собой парочки шли от ограждения в глубину аллей, которые манили романтикой и неизвестностью. Это было восхитительно – покачать вторую половину именно на лодочках.
Тогда не было ржавчины в суставах и шарнирах, все блестело отполированное руками качающихся. Администрация любовно окрашивала лодки в разные цвета. А молодежь придумывала приметы, на которой качели тебе обязательно повезет: желтой, зеленой или красной. И соединялись в полете сердца, вздыхали люди пожилого возраста, вспоминая, как и у них складывалось все в дивном воздушном замке. Украдкой вздыхали мамы, папы отворачивались в сторону и смахивали слезу, вроде нечаянно сделав движение рукой. Словно отгоняли комара. Но мы-то с вами знаем, что не в этом дело. Откуда комару взяться?
Работа качелей продолжалась полный день и заканчивалась с последними звуками музыки на танцплощадке городского парка. Тогда поручни крепления протягивали цепь и закрывали аттракцион на замок, чтобы никто не смог качаться в неурочное время. Качели могли трудиться круглые сутки, да только людям обслуживающим их, требовался отдых. Рассказывали, что когда работал дядя Миша, то с ним договаривались и качались и после закрытия парка. Молодежь пробиралась по освещенным « улицам» городского сада, угощала сторожа пивом или бутылочкой красного вина и тот, как по мановению волшебной палочки, открывал замок. Тогда качались до утра, а охранник и чародей спал на скамейке, зная, что ничего не произойдет. Ведь это время влюбленных пар. А влюбленные не способны на неблаговидные поступки. Слаб оказался дядя Миша, слаб на уговоры молодых людей а не на спиртное.
Приходили на качели и пожилые люди. Тоже ночью, видимо, стеснялись, что их заметят за этим занятием. А они вспоминали молодость. Боялись, конечно, раскачиваться сильно. Но в мыслях и воспоминаниях души их взлетали под нижние ветки деревьев. Старых деревьев, которые когда-то были молодыми. Да и кому, как не дедушкам и бабушкам знать, какими были клены и ивы. Ведь высаживали их на комсомольском субботнике они.
Маленький мальчик внимательно слушал бабушку, которая рассказывала историю «лодочек», женщина их так и называла. Он не стоял на месте и все рвался перелезть через ограждение, уж очень ему увлекательным показался рассказ.
- А вы с дедом качались на качелях?
-Да, конечно, и не один раз.
- И все время влюблялись друг в друга?
- Мы влюбились с первого раза и на всю жизнь.
- А как это – с первого взгляда?
Прохожие улыбались такой дотошности мальчика. Но он- то был горд, что его бабушка с дедушкой… с первого раза. На всю жизнь. Он, наконец, протиснулся между полосок ограждения и с разрешения женщины подошел к «лодочке». С сожалением и с любовью, жалостью и восторгом прикоснулся к ржавому боку качелей, понимая всю необычность происходящего. И в его лице вздрогнуло и замерло восторженное чувство сопричастности к чему-то великому, давно ушедшему. Но не забытому.
- А можно мне!
Почти шёпотом произнес мальчуган. Бабушка понимала, вряд ли кто пустит их на неработающий аттракцион, но обратилась к охраннику парка с этой просьбой.
- Нет! Даже думать не смейте! И уберите мальчика за ограждение.
Не помогало ничего. Худенький человек, обременённый властью, испытывал гордость сейчас за свой пост и за то, что обладал властью над людьми. Распрямив свои тщедушные плечи, он даже подрос в собственных глазах.
- Дядя, можно. Мы маленечко, всего вот столько раз,- зажал два пальчика мальчик.
Держась за руку бабушки, он смотрел во все свои глазенки на охранника в последней надежде, что тот разрешит. Ведь у него тоже есть мама и бабушка. Он ведь добрый. Он просто шутит.
- А мы Вам за это мороженое купим. И фея Вас обязательно сделает добрым. Пожалуйста!
Чуть не прошептал парнишка. Бабушка видя, что из разговора ничего не получится, пыталась объяснить внуку, что нельзя трогать качели, они просто больны и ждут мастера, который завтра придет их лечить. А вот после того, как наладят, они обязательно возьмут билет на аттракцион- качели «лодочки».
Разве можно ломать мечту?! Тем более мечту ребенка: он и просил-то немногого – постучаться в мир своих любимых бабушки и дедушки. Оказаться на минутку в их молодости и стать счастливым. За уговоры принялись отдыхающие в парке. Только охранник был неприступен. Кто-то молвил:
- Да, это не дядя Миша. Я бы сейчас за пивом в магазин обернулся.
Никто не приметил женщины, что стояла в стороне и слышала этот разговор. Директор городского парка. В ее руках сейчас находился ключик от цепи. Да что там ограждение? От надежды и любви, от доброты и мечтаний. От всего этого огромного мира.
- Пустите их. Только Вы, пожалуйста, будьте аккуратнее, - это она бабушке.
Бабушка подсадила внука, встала в лодочку сама и невесомо оттолкнулась от пола. Качели качнулись, и лодка поплыла, поднялась совсем чуть. Мальчик напряженно смотрел перед собой, и присел, толкая ногами в площадку. И тут же в улыбке расцвело его лицо и огромные глаза брызнули искрами в людей, что помогали осуществить его мечту и сейчас стояли вокруг ограждения.
И с улыбкой этой, отодвинув тучи, в просвет ярко и необычно выглянуло солнце!
12. Никто не забыт!
Владимир Николайцев
На скалистом берегу Шершнёвского водохранилища в Сосновке, что расположена близ Челябинска, гордо возвышается обелиск, устремлённый в южноуральское небо. На мраморных плитах, закреплённых на обелиске, высечены фамилии уроженцев Сосновки, геройски погибших на фронтах Великой Отечественной войны при защите нашей Отчизны от нашествия оголтелого немецкого фашизма в 1941-1945 годах.
По какой-то случайности в списках защитников не значился Давыдов Гаврил Васильевич, мой родной дядя, черноморский краснофлотец, защищавший Севастополь в легендарной 9-ой бригаде морской пехоты.
В нынешние светлые пасхальные дни фамилия моего дяди была увековечена на памятном обелиске рядом с его земляками-воинами. В прослеживании боевого пути моего дяди участвовало большое число сотрудников государственных органов, начиная с Министерства Обороны, Государственного архива Военно-Морского Флота в Гатчине, местных военкоматов: районного и областного, а также Сосновской поселковой администрации. Низкий поклон всем сотрудникам и душевная благодарность за содействие в увековечивании памяти нашего незабвенного родственника Давыдова Гаврила Васильевича. Отдельно хочется поблагодарить за активное участие в этом благородном деле председателя Сосновского поселкового совета Подшивалову Валентину Васильевну !
P S. Рассказ, где есть упоминание о Севастопольском периоде жизни моего дяди Давыдова Гаврила Васильевича здесь http://www.proza.ru/2016/12/05/2383
13. По воспоминаниям отца, бывалого понтонёра
Владимир Николайцев
Посвящается памяти моего отца,
Давыдова Николая Васильевича.
Как вы думаете, по жизни легче высокому или низкорослому человеку шагать? У моего отца на этот счёт было непоколебимое мнение, что низкорослые люди — это везунчики. Своё мнение отец особенно явно выражал, вспоминая армейскую жизнь, сидя за столом с нехитрой закуской и бутылкой водки.Сама армия в те,уже неблизкие времена, носила название Рабоче-Крестьянская Красная Армия.Кадровую службу в ней отец начал по призыву в 1938 году.И через всю жизнь пронёс воспоминание о том,как его мать, Елизавета Вавиловна, вслед за ним послала ему в армию мешок сухарей.Слишком свежи были в народе воспоминания о голодном времени начала тридцатых годов двадцатого столетия.Отец тут же,в следующем письме,попросил матушку так о нём не беспокоиться,ибо у них с пропитанием всё устроено прекрасно.В ответном письме сыну Елизавета Вавиловна не преминула порадоваться за всех рабочих и крестьян,пребывающих нынче в солдатах Красной Армии,и добавила,что вот в ранешнее время,ещё при царе,все,кто служил в армии,говаривали,что"в армии быть да служить,это тебе не у тятеньки,да не у маменьки,да не дома на печке сидеть.А теперь ты,мол,Николай, служишь достойно,ни об чём не беспокоясь,и я за тебя спокойна".
Служить моему отцу довелось в инженерных войсках, в понтонном подразделении. Рост отца в один метр и девяносто сантиметров не делал из него Гулливера,но выдвигал его на одну из главенствующих ролей при разгрузке понтона на берегу реки,которую необходимо было форсировать воинской части,в которой тогда он служил. Это сейчас любо — дорого посмотреть, как на учениях понтоновозы сбрасывают в реку со своих платформ понтоны, и те автоматически раскрываются на воде и раскладываются, как по мановению волшебной палочки, образуя переправу.
А в те годы, слава богу, если на тягачах понтоны подтянут поближе к воде, а дальше солдатская силушка вступала в действие, сволакивая на своих спинах понтоны в воду, и раскладывая их в надлежащую переправу. А если эта река называлась Амур, то мурашки по солдатской спине потом бегают всю оставшуюся жизнь, отец был на этот счёт не мастак врать. Попробуй не согнуться, если тебя стальная махина понтона прижимает к земле. А потом, попробуй не разогнуться, если тебя взводный командир кроет отборными матюгами,чтобы ты не пригибался при перетаскивании понтона. Конечно, не надо думать, что мой отец один был высокорослым среди сослуживцев, да и коротышек было ровно столько,чтобы было видно, кому живётся хорошо в понтонном подразделении.
Наведению понтонных переправ для перемещения живой силы и боевой техники через водные преграды мой отец отдал 8 лет своей жизни. Часть этой жизни прошла в непосредственных боях. Ровно столько, сколько длилась военная кампания до капитуляции милитаристской Японии. Больших чинов на солдатской службе мой отец не стяжал, дослужившись до звания ефрейтора. В 1946 году отец вернулся из действующей армии домой с солдатским вещмешком контрибуции от правительства Японии. До сих пор помню солдатское тоненькое одеяло и тупоносые туфли, которые отец носил-носил, а потом я в них на танцы бегал в начале 60-х годов. А в конце 60-х годов эти туфли почти целыми выкинули на свалку.
14. Один из многих
Юрий Никулин Уральский
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №9
Танк горел.
В ушах уже не звенел полный ярости крик командира "Вперёд!", но Алексей и сам бы не стал останавливать погибающую "тридцатьчетвёрку": только вперёд!
Впереди была замаскированная позиция немецкой противотанковой батареи, уцелевшей после артиллерийского обстрела, и теперь расстреливавшей идущие в прорыв советские танки с убойной дистанции в несколько сотен метров.
Сухое июльское утро еще не переросло в знойный летний день, но внутри горящей машины уже начинался ад. Семидесятишестимиллиметровое орудие каждые шесть-семь секунд отправляло в сторону вражеской батареи фугасные снаряды, и было ясно, что если сейчас не прекратить стрельбу, то командир и наводчик не уцелеют даже в том случае, если удастся сбить огонь с кормы танка – просто от отравления пороховыми газами, заполнявшими боевое отделение после каждого выстрела.
Предельная – четвертая – скорость. Лязг и грохот железных гусениц со стальными опорными катками; рев надрывающегося дизельного двигателя; клацанье орудийного затвора, выбрасывающего внутрь танка очередную стреляную гильзу… Бросив быстрый взгляд вправо, на сидящего рядом стрелка-радиста Егора Кошкина, и увидев его перекошенное от напряжения и боли лицо, Алексей безошибочно определил, что Егор получил контузию и вот-вот потеряет сознание. «Скорей бы уж», - пронеслось в мозгу, и он вновь устремил взгляд в зеленоватое оргстекло триплекса, прикидывая расстояние до ближайшей немецкой пушки.
Жар становился нестерпимым. Неожиданно на плечи обрушился град ударов ногами сидевшего в башне командира танка Геннадия Иванова. Только сейчас Алексей понял, что переговорное устройство вышло из строя. Может быть, командир заставлял его покинуть обреченный танк; может быть, он требовал маневра, хотя на маневры времени и не было; может быть, он просто сучил ногами в предсмертной агонии, что, в общем-то, соответствовало прекращению огня из башенного орудия; Алексей же истолковал это как приказ: «Дави!».
«Господи, дай дотянуть…». Удивиться своей невесть откуда взявшейся вере в Бога Алексей не успел. Выпущенный в упор бронебойный снаряд сорвал башню танка, пополам разорвав находившихся в ней командира и заряжающего.
За секунду до детонации боекомплекта Алексей отчетливо увидел разбегающихся от орудий гитлеровцев и падающего на колени немецкого офицера…
15. Письмо из сорок первого
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Это произведение написано на основе реальных писем. Героя звали Михаил Степанович Крутько.
Ну здравствуйте, мои потомки,
Я не писал давно, с войны,
Вам не прислали похоронки,
Но в этом нет моей вины.
Была весна, цвели каштаны,
Когда пришли мы на вокзал,
Я скупо попрощался с мамой,
И тёплых слов ей не сказал!
Пейзаж за окнами плыл сельский,
В щелях вагонов ветер дул...
Не дали формы нам армейской,
И покупали мы еду...
Сухиничи. Здесь остановка.
Домов не видно деревенских...
Уже слышны бомбардировки,
Тропинками пошли к Смоленску...
Совсем изношены ботинки,
Спим на шинелях мы в лесу,
Недалеко поселок Глинка!
Но нам неведом был маршрут!
Снаряды ближе стали рваться,
Зловеще зарево с огнём!
Нам было всем по восемнадцать,
Мы знали, что на смерть идём.
И день побоища настал:
Свистели пули, крики, стоны...
Искрил, корёжился металл,
Редели наши батальоны!
Земля гудела в поле брани.
Взлетали души в небеса.
И страх искал в телах страданий,
Смотрел в открытые глаза.
Убит комбат, сержант - мальчишка -
Белеет бинт на голове -
Поднял наш взвод. Удар и вспышка,
Тела разбросаны везде!
Тот страшный бой мне не приснится,
Не вспомню ярость я во сне...
И перекошенные лица...
Я там остался... на земле!
Надежду мать, не растерявши,
Писала, плача от обид...
В ответ: "сын без вести пропавший",
Неправда, я в бою убит.
Пишу я вам немного, вкратце,
Как мне велит солдатский долг.
Ведь нас призвали в восемнадцать
В тот страшный сорок первый год!
16. Письмо
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Я вчера получила письмо -
То ли ветер принёс, то ли наш почтальон,
Положил кто-то мне на крыльцо
Треугольник простой из военных времён.
Покачнулась берёза слегка
Зашумели зелёные листья дрожа,
И почудилось - издалека
Возвратилась домой мне родная душа.
Заскрипела доска на крыльце,
Пёс лохматый вдруг хрипло залаял и смолк.
И морщинки на старом лице
Незаметно исчезли. Лишь горький комок
Подкатился тоскливо бедой,
Как тогда в декабре в сорок первом году,
Где была ты совсем молодой,
Провожая большую любовь на войну!
И с тех пор, не надеясь, ждала,
Что однажды во имя той чистой любви,
Возвратится из странствий душа,
Без которой вообще немыслимо жить.
Вдруг слеза скатилась на строчки.
И листок пожелтевший невольно дрожит:
"Я прошу,прочитай мне дочка!
Письмо". И взгляд неподвижно с грустью застыл!
Долго смотрела ты на портрет
На ушедшего в Вечность мужа-солдата.
Ведь через семьдесят с лишним лет
Достигло письмо своего адресата...
17. Героическое мужество защитников Севастополя!
Лариса Оболенская-Азбукина
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
После возврпщения в Москву севастопольская трагедия 35 батареи не выходит из головы. (http://www.proza.ru/2014/06/01/2005) Вновь и вновь просматриваю видео и фотографии, читаю воспоминания очевидцев. Их осталось очень мало. Большинство прошли плен. Потом лагеря на Родине, за которую дрались. Огромное количество людей было оставлено на гибель? Почему? Это ведь была целая армия. Армия подготовленная, успевшая повоевать и в Одессе и на других фронтах. Для усиления севастопольского гарнизона была оставлена Одесса, и переброска Приморской армии из Одессы прошла успешно. Воины, защищавшие Севастопольский оборонительный рубеж сражались героически за каждый сантиметр родной земли. Они готовы были отдать самое дорогое - жизнь! Можно терпеть боль, холод, голод, только не предательство. Ведь 2-е батареи 35-я и 30-я прикрывали город и с моря и с суши. 30-я была уничтожена раньше, а 35-я дралась до последнего глотка воздуха
Но вернемся в прошлое, к первому штурму. Взятию Севастополя немцы придавали огромное значение. Ведь это был путь к Черному морю, путь на Кавказ, к нефти. 30 октября 1941 г начался первый штурм Севастополя. Войска Манштейна попытались захватить город сходу. Попытка не удалась. Немцы встретили организованное сопротивление. С 7 ноября сопротивление защитников усилилось. Прошла удачно эвакуация частей Приморской армии из Одессы, ее перебросили в Севастополь для усиления гарнизона. К сожалению, Командующим войсками СОР назначили Октябрьского Ф.С., Петров же стал его заместителем по сухопутным войскам.
С 9 по 10 ноября 1941 Севастополь был полностью окружен немцами. Но понеся огромные потери в результате боев (около 6 тысяч человек), немцы наступление прекратили.
С 17 по 31 декабря 1941 года немцы начали второй раз штурмовать Севастополь. Ставка ВГК обязала командующего Закавказским фронтом срочно доставить в Севастополь подкрепления и одновременно переподчинила СОР Закавказскому фронту. Переброска войск была возложена на корабли Черноморского флота. 20 декабря советские корабли на полном ходу ворвались в Севастопольскую бухту, морская пехота, едва сойдя на берег, сразу вступала в бой. После второго наступления немцы снова перешли к обороне.
Началом третьего штурма города принято считать дату 7 июня 1942 года. В то утро началась и не прекращалась целый месяц массированная атака немцев севастопольских позиций. Впервые немцы применили новые формы боевых действий – авиация и артиллерия поддерживали сухопутные войска, которые шли в наступление. Освободились и немецкие войска после разгрома Крымского фронта, Манштейн перебросил их для штурма Севастополя. "Сотни тяжелых орудий и минометов, множество пикирующих бомбардировщиков обрушили свои удары по боевым порядкам защитников города. От не оседающей пыли и дыма пожаров закрылось всходящее над развалинами многострадального Севастополя солнце. Не было такого клочка земли, где бы ни рвались авиабомбы и снаряды".
С 20 мая 1942 г. 17 дней немцы бомбили и обстреливали артснарядами город круглосуточно: 700-800 вылетов самолетов в сутки, сбрасывали по 3000 авиабомб в сутки. На каждый квадратный метр севастопольской земли немцы сбросили до полутора тонн боеприпасов.
Немцы перекрыли путь доставки боеприпасов морем, бесконечные бомбежки истощали силы защитников города. О последних днях обороны писали воины в своих последних записках. Южный берег хорошо был укреплен, и Манштейн решил нанести удар с севера. Скрытно в ночь 28-29 июня на надувных лодках немцы переправились через бухту и атаковали. Никто не ждал такого поворота событий. После 30 июня 1942 года эвакуация защитников стала невозможной.
Но я возвращаюсь к ДЕЙСТВИЯМ РУКОВОДСТВА. "В 9:00 30 июня за подписью Октябрьского и Кулакова (член военного совета СОР, дивизионный комиссар – ред.) была послана телеграмма, которая другим лицам из руководящего состава СОР не была известна вплоть до последнего заседания военного совета флота. Вот ее текст: "Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону… Оставшиеся войска устали (дрогнули), хотя большинство продолжает героически драться. Противник усилил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2-3 дня.
Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200-500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова. Около 500 человек".
Более того, Октябрьский значительно сократил количественный состав войск. Он доложил в Ставку, что осталось защитников 5 с половиной тысяч человек. Вот текст телеграммы: "...оборону держат частично сохранившие боеспособность 109-я стрелковая дивизия численностью 2000 человек, 142-я стрелковая бригада 1500 человек, 4 сформированных батальона из частей Береговой обороны, ВВС, ПВО и др. с общим числом 2000 человек".
НА САМОМ ЖЕ ДЕЛЕ, здесь было 79956 военнослужащих, 30 тысяч раненных лежали под землей, ожидая эвакуации. И 100 тысяч жителей Севастополя и гражданских лиц, которые тоже пришли на 35-ю батарею с надеждой на эвакуацию. Видимо запамятовал Командующий. Или не знал!
Буденный в это же время просил подтвердить задачу войскам СОР – вести борьбу до конца, чтобы вывезти людей и ценности, прекратить подвоз пополнений и продовольствия в Севастополь. Но… военный совет СОР, которым руководил тот же Октябрьский, не дожидаясь официального решения Ставки, принял свое решение о подготовке с ночи 30 июня к быстрой частичной эвакуации. Помимо ответственных работников города, высшего командного состава армии и флота, указанных в телеграмме в Москву и Краснодар, было решено вывезти также старший командный состав армии и флота и ответственных партийных и государственных работников города.
Весь высший командный состав полковники и подполковники, оставив войска на младший командный состав: старшин и сержантов, прибыли на 35 батарею. В течение 30 июня в штабе шла скрытая работа по подготовке списков на эвакуацию. Рядовые же продолжали отстаивать рубежи Севастополя. Для эвакуации выдавались посадочные талоны отдельным людям согласно спискам. Среди связистов талонов было получено больше. Они же были ближе всех к командованию.
Командиров и ответственных лиц с посадочными талонами на рейдовый причал для посадки на подводные лодки сопровождала группа бойцов особого назначения. Также этими бойцами осуществлялась охрана Херсонесского аэродрома во время прилетов транспортных самолетов, и для соблюдения порядка при посадке по посадочным талонам военных и гражданских лиц - многотысячная вооруженная масса уже была неуправляема.
В тот же день, 30 июня, к 19 часам был получен ответ из Москвы о разрешении эвакуации ответственных работников и выезд Военного Совета флота на Кавказ. Но разрешение то на выезд было только для руководящего состава. В спешке Октябрьский забыл подготовить Приказ об организации эвакуации и обороне.
Накинув потрепанную штатскую одежду, прихватив 3 тонны документов и ценности, Октябрьский, покидал город на глазах остававшихся защитников. Когда он подходил к самолету, его узнали и толпа зашумела, были слышны даже выстрелы. Спас ситуацию Михайлов, который сказал что остается, чтобы подготовить эвакуацию. Экскурсовод говорила, что было направлено несколько писем, когда мы осмотрели комнату, где состоялся последний Военный совет. Впоследствии он погиб.
Буденный, согласовав решение по Севастополю со Ставкой, издал свою директиву для Севастополя, в которой было написано: "Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза".
Но эта директива пришла на узел связи 35-й батареи с большим опозданием из-за выхода из строя радиоцентра. И пока шифровку обрабатывали, командующий Приморской армией генерал Петров со своим штабом был уже в море на пути в Новороссийск на подводной лодке Щ-209.
Из Новороссийска же Октябрьский направил донесение в Ставку с копией Буденному: "Исходя из сложившейся обстановки на 24.00 30.06.42 г. и состояния войск, считаю, что остатки войск СОР могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня <...>. Одновременно докладываю: вместе со мной в ночь на 1 июля на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около 600 человек руководящего состава армии, флота и гражданских организаций..."
На самом деле всеми правдами и неправдами Севастополь ухитрились покинуть 1228 военных и партийных чинов. В панике пробивались к самолетам и с кулаками. Огромное количество утонуло в море, при попытке спастись на катерах, которых было очень мало. Море стало огромной братской могилой. В несколько рядов около берега лежали погибшие воины.
По словам Октябрьского на военно-исторической конференции, посвященной 20-летию начала героической обороны Севастополя. " … обстановка тогда сложилась трудная. Севастополь был блокирован с земли, воздуха и моря. … В конечном счете, была потеряна армия, но сохранен флот".
Потеряна армия! Погибли мужья, сыновья, братья, сестры. Ни сожаления, ни покаяния! Из воспоминаний очевидца: "Выживший снайпер из 25-й Чапаевской дивизии вспоминал: "Когда нас уже пленными гнали, немцы смеялись: "Дураки вы, Иваны! Вам надо было еще два дня продержаться. Нам уже приказ дали: два дня штурм, а затем, если не получится, делать такую же осаду, как в Ленинграде!" А куда нам было держаться! Все начальство нас бросило и бежало. Неправда, что у нас мало было боеприпасов, все у нас было. Командиров не было. Если бы начальники не разбежались, мы бы города не сдали...".
В то же время База флота располагала достаточным число подземных хранилищ боеприпасов. В августе 1942 г. боезапас главной базы Черноморского флота был укрыт в подземных хранилищах Инкерманских штолен, которые были недоступны для авиабомб. А ведь Севастополь в то время подвергался усиленной бомбежке.
Если бы перед первым штурмом! "командование Черноморского флота (см. Октябрьский Ф.С.) в середине октября 1941 г. не вывезло значительную часть боезапаса Черноморского флота из Севастополя на Кавказ, боекомплекты, зенитную артиллерию, медицинский персонал, возможен был другой исход сражения за Севастополь. Объяснений впрямую не озвучивалось, зато была оговорка: "создание новых баз для флота". Оружие было, люди были, а стрелять-то было нечем… В первую очередь на обороне Севастополя сказалась нехватка боевых снарядов.
Командованию Черноморского флота показалось, что Севастополь не выдержит атак противника и падет в ближайшие недели, хотя по утверждению Манштейна "количественно советская и немецко-румынская армии были равны".
Странно. Здесь в Севастополе погибают люди, не хватает оружия, боеприпасов, никто не собирается покидать Севастополь, наоборот был огромный героический патриотизм и необыкновенный энтузиазм. А адмирал Октябрьский с 12 по 20 ноября отправляет из Севастополя в порты Кавказа две трети зенитной артиллерии, а в Севастополе оставляет наспех сформированный из курсантов Военно-морского училища береговой обороны имени ЛКСМ 92-1 дивизион. На всякий случай 25 декабря вывез и одну из двух радиолокационных станций РУС-2. И даже винтовочные патроны, которых так не хватало защитникам.
Адмирал Октябрьский готовился покинуть Севастополь сначала на подводной лодке, не получилось. Кинулся к самолету. Адъютант командующего С. В. Галковский пишет, что за час до вылета самолета Ф.Октябрьский дал ему команду: "Поедешь на аэродром, найдешь самолет. Вот фамилия летчика. Надо все проверить, обеспечить". Потом Октябрьский будет говорит, "что он не помнит, как его вывезли…"
Итак, для организации обороны в Севастополе должен был остаться командующий Приморской армии генерал Петров. Зачем же в последний момент Петрова заменили на генерала Новикова? Ни Кузнецов, ни Буденный тогда не знали истинную причину замены. Кстати Петров уже был готов застрелиться, но Член Военного совета Иван Филиппович Чухнов вовремя открыл дверь и остановил его.
В 2 часа ночи 1 июля Петров с членами Военного совета Чухновым и Кузнецовым, начальником штаба Крыловым, своим заместителем Моргуновым и другими работниками управления армии пошел на подводную лодку. Октябрьского тайно отвезли на аэродром к самолету.
01.07.1942 г на Херсонесском полуострове окончились авианалеты противника, зато внезапно и очень заметно усилился артобстрел.
Чтобы выиграть время и выполнить приказ командования: продержаться двое суток, Генерал Новиков принял решение о контратаке…
"Как отмечают исследователи, эта памятная атака началась около 18:00 - неохватная глазом толпа атакующих, серая, выгоревшая, почти поголовно белеющая бинтами, что-то ревущая масса производила такое жуткое впечатление, что изрядно выдохшиеся за день немецкие роты обратились в бегство, лишив возможности германских корректировщиков передать на свои батареи данные о переносе огня. Именно поэтому остановить атаку артиллерийским огнем не получилось. Атака прекратилась сама, когда бойцы продвинулись на полтора километра, уничтожив много солдат противника и захватив до 20 пулеметов, пять орудий, танк Pz.Kpfw.II Pz.Kpfw.38(t) из состава III танкового батальона 204-го ТП 22-й ТД."
Атаки со стороны немцев не последовало.
Еще один пример мужества и героизма: фашисты заставляли наших командиров, захваченных в плен, садиться на корточки и расстреливали их в голову сзади. Один из наших командиров быстро схватил камень и кинулся на немца с возгласом: "Умрем за Родину, за Сталина!", сшиб фашиста с ног и впился зубами в его горло. Фашисты бросились на помощь. Но немец был мертв, а тело нашего командира превратилось в кровавое месиво.
Из изложенных выше фактов армия СОРа могла еще держаться! Надо было организовать постепенную эвакуацию людей и прикрывать отход советских войск. Бегство же начальства, в первую очередь Октябрьского и Петрова оказало на подчиненных сильнейший деморализующий эффект и привело в результате к полному развалу обороны. Генерал-майор Новиков на допросе у Манштейна сказал: "Можно было бы еще держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить оборону, посеять панику, что и произошло".
В истории обороны Севастополя много белых пятен. Почему приказ Буденного, где всё было ясно и четко расписано, никого не остановил и ничего не изменил? … Ведь в соответствии с Корабельным уставом Военно-Морского Флота командир покидает корабль последним! Или разделяет участь с обреченным экипажем! Это правило старое. В период первой обороны Севастополя в 1854 — 1855 гг ни один из адмиралов и генералов не оставил свои войска. Ни Нахимов, ни Корнилов, ни Истомин. И фельдмаршал Паулюс под Сталинградом не покинул свои войска, он разделил участь своих солдат. Суворов А.В всегда находился со своими солдатами, особенно в минуты опасности: "Кого бы я на себя не подвиг, мне солдат дороже себя".
А по сводкам прошла лживая информация о якобы успешной проведенной эвакуации: "3 июля 1942 г. советские войска, по приказу Ставки Верховного Главнокомандования оставили Севастополь и были эвакуированы морем... Чтобы не дать противнику возможности помешать эвакуации, части прикрытия в районе Севастополя и на Херсонесском полуострове сдерживали наступление врага, а тем временем по ночам производилась посадка на корабли", на самом же деле эвакуации не было и не планировалось! Брошенные войска продолжали сражаться в периметре обороны, а раненые находились в подвалах и штольнях, там же были и местные жители. Утром 1 июля в окопы добавились еще 2000 человек наземного персонала, которые обслуживали самолеты на аэродроме.
Мало того, что защитников Севастополя оставили без продовольствия и без оружия на физическое уничтожение и плен, не было патронов, чтобы застрелиться. Хватило наглости у руководства объявить их предателями! И соответственно после плена многие сидели в лагерях.
После войны 35 батарея не восстанавливалась. Трагедию 35 батареи тщательно скрывали. Проезд раньше был закрыт на территорию. Да и документов периода штурма Севастополя почти не сохранилось. Мне кажется, что сокрытие фактов велось не без участия Октябрьского. Ведь почти все документы не сохранились. А может быть они уничтожены?
Вторую жизнь батарее севастопольцы решили дать в 2005 году. И снова пришлось воевать, на этот раз с дачниками, которые облюбовали политые кровью скалы для отдыха. "Черные копатели" грабили захоронения погибших, металл продавался, поэтому в некоторых галереях отсутствуют железные двери. Алексей Чалый с группой энтузиастов на свои и собранные народом деньги начал работы по созданию Музейного историко-мемориального комплекса Героическим защитникам Севастополя "35 Береговая батарея". Открыт он был 5 мая 2012 года.
В ходе реставрационных работ были обезврежены тысячи мин и снарядов ВОВ, до сих пор ведется работа по обнаружению и идентификации останков защитников крепости. Некоторых защитников находили замурованных в скалах.
Весь комплекс мы не осмотрели. Дело в том, что сразу же из крепости мы были направлены в Пантеон Памяти. Представьте: темное помещение, вдоль стен, словно огоньки душ высвечиваются имена погибших. Переходим потом в другой зал: на куполе черного неба зажигаются свечи и из небытия выплывают фотографии лиц, погибших защитников Севастополя, оставленных на 35 батарее. Их тысячи. Звучит мелодия, голос за кадром говорит: "Севастополь оставили 3 июля 1942 года. Не верьте им, это не все. Мы сражались и 4, и 10, и даже 17 июля 1942 года. У нас не было другого выхода. Это был наш последний бой. Самый трудный. И вот мы снова живы. Мы возродились в потомках. Ведь мы дрались и за свою жизнь и за вашу. Мы долго ждали этой встречи, и вот мы встретились. Наконец-то! Запомните нас такими, какими мы были в 42-м. Мы хотим посмотреть вам в глаза. Мы все здесь, чьи-то лица затерялись во времени. Даже если нет лица, душа продолжает жить. Мы здесь."
Октябрьский в 1958 году получил звание Героя Советского Союза. Оставшиеся воины на маленьком клочке Севастопольском земли, получили братские могилы, лагеря и забвение… Потрясенный отвагой и самоотверженностью защитников Севастополя Эрих Майштейн заметил: "я склоняю седую голову перед мужеством русского солдата и матроса."
В июле 1942 года, стоя здесь на пропитанной кровью земле в присутствии немцев один из старших офицеров обратился к измученным красноармейцам и краснофлотцам: "Сейчас мы в плену, но мы честно дрались, защищая наши священные рубежи. И мы выполнили свой воинский долг до конца. Пусть знают об этом люди!" И я повторяю: Пусть об этом знают люди!
Источники: Крылов Алексей Николаевич: Севастополь. Кровавый июль 1942 года; Маношин И. С. Героическая трагедия: О последних днях обороны Севастополя (29 июня - 12 июля 1942 г); Александр Широкорад "Время больших пушек"
18. Калеки
Сергей Одзелашвили
Калеки.
Послевоенные годы южный город был наводнён инвалидами. В нашем дворе жило одиннадцать семей, разных национальностей и в три семьи пришли похоронки. Я родился в 46 и уже перед школой в моём сознании не то чтобы исчез ореол победителя солдата, нет, с этим всё было в порядке. Но я стал понимать войну глубже, воспринимать не только разумом, но и сердцем. Та, другая сторона войны, неприглядная, жуткая и пугающая так, что моё детское сознание пыталась отвергнуть очевидное, но оно врывалось в меня жутким звуком.
Прошли десятилетия, на дворе третье тысячелетие, но я этот звук не забуду никогда. Звук, как эхо жуткой реалии войны.
Каждое утро, по тротуару, мимо нашего двора катилась деревянная самодельная тележка на подшипниках. На этой тележке сидел калека, сказать, что сидел было бы неправдой, потому что у калеки не было ног. Они были ампутированы полностью, никаких культей и держался он на этой тележке привязанный.
Калека отталкивался от асфальта деревянными ручками-утюжками, которые при ударе об асфальт издавали глухой приглушённый звук, толкая тележку вперед.
О, этот ненавистный звук подшипников об асфальт, раздражал, он был, как зубовный скрежет. Неприятный, отталкивающий и этот звук раздражал ещё сильнее при виде жуткой нереальной фигуры калеки-фронтовика.
Знаете, их было как-то много, и они появились сразу, как бы из небытия. Это, уже повзрослев, юношей с горечью понял, что они точно также разом исчезли с улиц, уйдя в небытие.
Мальчишкой, я приятельствовал со многими пацанами нашего квартала, вот у одного из них вернулся отец, такой же калека. Я слышал рёв его жены, (которая получила похоронку уже через года после войны на своего мужа), а теперь перед ней, воочию живой калека. Где его мотала судьба все эти годы - неясно.
Они жили в соседнем дворе. Вышли все соседи, кто-то плакал, у кого-то ходили желваки на лице, а кто и смотрел с равнодушным любопытством. Для нас мальцов, он был герой, и мы все завидовали своему приятелю. Но время шло, менялся мир, менялось моё сознание.
Впервые моё отношение к этой изнанке войны пришло связанное с отцом-калекой моего соседа, приятеля по улице. Был праздник Седьмого Ноября, стоял солнечный тёплый день. Как обычно, общественные здания у входов были украшены зелёными стволами бамбука увитые кумачовыми лентами.
Народ, празднично галдя, оживлённый устремился к центральной площади, где проходил парад. Тут я и увидел соседа калеку, который метался на своей тележке, и на его лице была такая мука. Не знаю, что на меня подействовало, но я проследовал за его тележкой. А он так же хаотично метался, то в какой-то двор, или в тупик.
Я не понимал его действий. Кругом были люди, и я наконец-то понял, он катился от людей. Наконец он выбрался к приморскому бульвару, неожиданно заозирался по сторонам, его лицо побелело, и он ринулся к поодаль стоящему толстому стволу магнолии. Его корпус наклонился, и я с ужасом увидел, что под ним разливается лужа.
Он писал, он так мучительно искал уединения и теперь прямо на улице, под магнолией, не выдержав писал под себя. Мне стало так стыдно, что я это увидел. Вот тогда, я впервые увидел, как плачут мужчины. Это небыли слёзы от облегчения, что ты справил нужду. Нет, в этих слезах было унижение перед своей беспомощностью, от жуткого беспросветного одиночества, от той несправедливости, которая обрушилась на него войной.
Вспоминаю, и слёзы наворачиваются на глазах, тогда пацаном я не плакал, но меня так глубоко это проняло, впервые увидел и ощутил всю неприглядность войны. Жизнь горькая штука, в ней горя и несправедливости больше чем счастья. Было бы иначе, мы бы жили в раю.
Мой приятель стал тяготиться своим отцом-калекой, которого любил, но и стеснялся. И я видел, он старается его избегать, стараясь, как можно меньше быть дома. Через год жизнь калеки нелепым образом оборвалась. И я был свидетель его конца. Точнее, что предшествовало этому концу. Тогда, послевоенные пацаны взрослели быстрее, чем сегодняшние - это, наверное, хорошо. Но тогда, его взросление сыграло злую шутку.
Мы играли на улице, когда раздался этот ненавистный звук подшипников об асфальт. Калека был немного навеселе, увидев сына, обратился к нему.
-Здорово Ванечка.
Ваня, как сорвался с цепи.
-Что ты ко мне пристаёшь, нажрался, так и катись в свою каморку, всех нас измучил, мама каждый день в слезах. Лучше бы ты погиб там на войне.
Понятно, он повторял слова взрослых. Ваня разрыдался, его душили слёзы. А калека отец, разом протрезвев, побелев как-то весь, скукожился, превратился в карлика. Опёршись руками, он приподнял своё тело, развернулся и неторопливо покатил от дома. На следующий день я услышал громкие рыдания матери моего приятеля. Приехала милиция, которая сообщила, её муж бросился с пирса в море и утонул, оставив записку, прижатую камнем - «В моей смерти виновата война».
Прошло много лет, Ванечка вырос, и в шестнадцать лет покончил с собой. Оставив записку - «В моей смерти виновата война». Мать его не простила, когда доброхоты рассказали о том, что сказал сын своему калеке-отцу. Она перестала с ним разговаривать. Но больше всего не простил себя Ванечка, который так любил своего отца.
Примерно, в это же время, у нас во дворе поселился бывший военнопленный, дядя Гиви. Такой грузный седой молчун. Жил он в сарае обитом изнутри картоном. Эта конура два метра на два, помещала только его топчан, табуретку с керосинкой, и у маленького окошка небольшой столик, за которым он ремонтировал обувь. Этим он зарабатывал себе на жизнь.
Я любил смотреть, за мастерством взрослых, и многому научился наблюдая за их работой.
В один из таких дней, когда я впервые подошёл к его окошку и смотрел, как дядя Гиви острым сапожным ножом обрабатывает каблук.
Неожиданно, он со всей силы бросил в меня башмак, который ремонтировал, разбив своё маленькое оконце, осколок стекла отлетел, поранив меня в щеку, обильно потекла кровь. Последнее, что я увидел, трясущегося с ужасом смотрящего на меня дядю Гиви.
Мать увидев на мне кровь, подскочила ко мне. Выпытав, что со мной произошло, она бросилась к каморке, и остолбенело смотрела, как грузный сапожник стоя на коленях, отбивая поклоны иконке на фотографии, плача, как ребёнок.
Вечером он постучался к нам и, не входя в комнату, попросил у меня и у мамы прощение. Постоял, а потом равнодушным голосом забубнил, рассказывая, как он сидел в лагере Освенцима. Сколько погибло людей и, что он до сих пор с ужасом, вспоминает глаза надсмотрщиков, чей один взгляд решал участь того или иного заключённого. И ему, на миг, мой взгляд напомнил то время, и он жутко испугался.
Он ушёл, а моя мама печальная долго сидела за столом, прижав меня к себе.
Так входила в меня война своей изнаночной стороной. Дядя Гиви через полгода бросился под поезд. Не вынес постоянного тыканья, что он был в плену, а поэтому предатель, а предателям положена только смерть - так ему сказали в Горсовете, куда он пришёл с просьбой в содействии получения комнаты.
Через улицу, прямо напротив нашего двора, в подвале, в котором раньше хранилось всякое коммунальное барахло, поселили семью из шести человек. Дворничиха с мужем на одной ноге и четверо детей, которые родились сразу в послевоенные годы. Самому старшему было шесть лет. Шёл пятьдесят третий год.
Мы сдружились со Спартаком, так звали мальчика. Армяне любят такие имена, у нас в школе даже учился Ганнибал. У Спартака была удивительная левая рука с шестью пальцами.
Отцу Спартака повезло. Для него война окончилась в сорок четвертом, когда он со своей ротой вышел из окружения, и прямиком отправился в лагерь под Минусинск. На лесоповале на него упало дерево, и часть ноги до колена ампутировали, сжалились и отправили домой, освободив досрочно.
Отец Спартака запил, бывший орденоносец, у которого отобрали все регалии, сломался и в горькую запил. Работал маляром и после очередной обмывки, сделанной покраски, напился в стельку и упал. Шёл проливной дождь, и он поскользнулся. Костыль сломался.
Нашли его захлебнувшегося в луже, в которую он упал лицом, и так был пьян, что не смог поднять голову. Его тоже забрала война.
Жизнь меня столкнула со многими фронтовиками, с разными судьбами. Но эти три случая врезались в мою память навсегда.
19. Скоро Девятое Мая
Сергей Одзелашвили
Скоро Девятое Мая.
Прошли десятилетия, как наша страна вышла из той страшной мясорубки войны развязанной фашисткой Германией. Ре¬шился на эту заметку по причине той вакханалии развязанной на Западе и в частности, в Европе. Ладно там с США, они за океаном и у них свой взгляд и отношение ко Второй Мировой войне.
Задолбало оголтелое тявканье на итоги Второй Мировой войны. Поразительно, как можно извратить Победу нашего народа, нашей страны, низводя ВОВ как второстепенную силу не повлиявшую на итоги войны.
Господи, какая Америка, какая Европа победитель, кому сдалась Германия, где на их площадях швырялись под ноги штандарты и флаги побеждённой Германии.
Мне понятна русофобия Польши, Россия, для неё, та стра¬на, не давшая осуществиться амбициозному проекту Великой импе¬рии Польши. Ей плевать на сотни тысяч советских солдат погибших за освобождение Польши. Ей плевать на освобождённый и спасён¬ный Краков, от тотального уничтожения. Такова благодарность «брат¬ского» народа.
Вспомните, что сказал генерал Фашисткой Германии перед Нюрнбергским судом, кивая на генералов Франции — Это тоже побе-дители Германии.
Оккупированная Франция, это «оккупированная» Россия?! Сколько сгорело деревень и городов Франции? дорогие российские либералы тыкающие нам пактом Молотова Рибентропа, это я вас спрашиваю?
Этот мерзкий Амнуэль с многозначительным видом охаиваю¬щий собственную страну. Уничижительно, как прокурор обви¬няющий нашу страну, желающая отсрочить неизбежную войну.
Политика не богадельня, на кону безопасность государства, сохранение как целостности. И мы последние подписавшие подобно другим европейским странам пакт о защите интересов своей стра¬ны.
Почему подобные Гозману, Амнуэлю, Сытинну не обличают просвещённую «проститутку» Францию. Мне не стыдно давать такой эпитет Французскому государству. Разве Германия не отправляла своих «галантных» вояк, после Восточного фронта, на отдых в бордели Франции.
Смотрите на фото оккупированного Парижа. Вы видите на их лицах измождённость от голода, от нечеловеческих условий под пятой германского сапога.
Знаете ли вы, что французские лидеры мечтали создать объединённую Европу ещё до войны, заключив для начала трой¬ственный союз с Германией и Италией в борьбе с нашей страной.
Видный французский деятель Жак Бенуа-Мешен мечтал сформировать «объединённую Европу без побеждённых», не сомне¬ваясь, что подобная евроинтеграция толкнёт нападение Германии на СССР.
В ноябре 1942 года он писал в одном из своих писем:
«Я полагал, что Гитлер объединит все континентальные страны, чтобы начать штурм сталинской империи. В качестве образца мне виделся Александр Македонский, который объединил все эллинские города, чтобы начать захват персидского царства. Разве борьба с большевизмом не была тем общим принципом, который мог даровать нам чувство единого континента? Это был бы посыл, который позволили бы избавиться от местечковых патриотизмов, освободившись от застарелых противоречий и традиционного соперничества между странами в Европе. Более того, это был тот рычаг, который бы позволил национализму, терзаемому внутренними конфликтами, расшириться и превратиться в европейский супернационализм».
Как вам такой пассаж, ау либерасты, дайте оценку этим победителям Германии.
Вдумайтесь, уже горела наша страна под авианалетами не¬мецкой авиации. А во Франции на улицах уже стояли столы с при¬зывами Немецкого руководства о вступлении французов в общую борьбу с СССР. Впервые две недели записались десять тысяч до¬бровольцев.
Мы брали Берлин, и вместе с фашистами воевали французы, не добровольцы, а отправленные Францией отборные подразделения подчинённые СС. И это победители Германии. Представляю, вы либералы приведёте пример Власова. Но он предатель, как и его солдаты. (О, это интерсная неоднозначная тема Сталинских репрессий над несчастными генералами, как видно по Власову, не всех врагов устранили перед войной)
Но французы не предавали, они добровольно шли, оказы¬вая всяческую помощь Германии.
Говорят о Великом французском сопротивлении, но даже в свои «лучшие» дни их было не более двадцати тысяч. Чего уж там, в фашисткой Италии сопротивление было на порядок выше.
В рядах французских волонтеров и так называемых истре¬бителях, боровшиеся против, на территории Франции, с теми же антифашистким сопротивлением, состояло более миллиона человек. И это Великая Франция о которой с фальцетом кричал на параде в честь «побе¬ды» над Германией, президент Оланд.
Ни в коем случае не принижаю французское сопротивле¬ние. Порядочные люди были даже в фашисткой Германии.
Де-Голь та личность, которой можно гордиться. Но Франция не внесла решающего вклада в разгроме Германии и это касается и США и Англии.
Ели бы Германия не открыла фронт против России, от Англии ничего бы не осталось.
Двадцать восемь миллионов наших соотечественников по¬гибло в этой жуткой мясорубке, и мы так, с боку припёку, ну были на стороне США победившей Германию???
Это ли не издёвка над историей.
Я горд за своё Отечество, пройдя через распад СССР, унижения под властью Ельцина, смотрел со слезами на глазах и с такой гордостью, на много сот тысячный Бессмертный Полк.
Вот оно новое поколение сыновей, дочерей и внуков осо¬знающих, кто был и будет победителем над Фашизмом.
20. Вопросы
Татьяна Григорьевна Орлова
Когда разгораются битвы -
Кто будет тушить пожар:
Тот выберет "лезвие бритвы",
Другой - острие ножа.
Кому-то война - планида,
Другому война - маята:
Кто выберет пояс шахида,
А кто-то и чашу Христа!
В полымя за правду иль кривду?
Шутов, палачей иль воров?
За рубль, за доллар, за гривну?
А может, и вновь -
Кровь за кровь?
21. Послесловие о войне
Татьяна Григорьевна Орлова
Опубликовала сегодня "Послесловие о войне" Не давала мне эта тема покоя. Сколько раз вспоминала отцовский рассказ о том, как он жил-выживал в Дмитлаге, на Второй мировой, начиная с Финской в 1939 году.
Неплохо было бы вспомнить и рассказ моей мамы о том, как она, юная девушка, в лютый мороз на лесозаготовках в Дмитровском районе заболела тифом, чуть не умерла. Потом, уже в пожилом возрасте вспомнили о "тружениках тыла", вручили ей медаль...
А не вспомнить ли рассказ моей свекрови о том, как она, партизанка, чуть живая от страха шла в разведку?
Однажды я спросила одну свою родственницу о том, почему она не пишет и не вспоминает о войне. И она ответила: "Нет, не хочу вспоминать. Ведь надо будет вспоминать всё в угоду власти. НЕ ХОЧУ ГОВОРИТЬ НЕПРАВДУ..."
Рассказывая мне о своих военных дорогах, отец говорил, что слова «За Родину, за Сталина» всегда воодушевляли его, как и всех советских людей. Отец говорил: «Я рвался в бой!».
Но я задаю себе вопрос: как патриотизм соотносится с общечеловеческим инстинктом самосохранения, как эти понятия пересекаются?
Потому и эпиграф в начале рассказа об отце именно такой:
"Нам не дано предугадать,
как наше слово отзовётся...". (Ф.М.Тютчев)
Личность моего отца, в общих чертах ничем не выдающаяся, тем не менее - личность для меня самой. И ещё более - характер моего отца имеет черты, общие для людей его поколения.
Отец родился в год начала Империалистической войны, в 1914 году. Прошёл Вторую мировую. С 1939 по 1945 год. А до этого времени - отбывал срок в Дмитровском лагере, копал канал имени Москвы, три года (сидел за дорожно-транспортное происшествие). С 1935, когда ему исполнился лишь 21 год ... Выходит, что фактически десять лет до 1945 года человек не просто жил, а старался остаться в живых. Выживал.
Я хочу поразмыслить о том, как он выживал. Как? Его не закопали на дне канала, как других закапывали, умиравших с лопатой в руках? Нет. Он работал на стройке шофёром. Повезло. Потом пересел на катер и возил начальство до призыва в 1939. Значит, повезло ещё раз.
На "зимней войне", на линии Маннергейма не замёрз, не убит. В 1941 году, когда он мотался с донесениями на мотоцикле по прифронтовой полосе - не убили. Ранили. Госпиталь. Везёт?
А по льду на Ладоге? Нет, не провалился вместе с людьми в кузове под лёд. Разве он не рисковал жизнью?
Потом было танковое училище. Освоил Т-34. Лейтенантские погоны? Нет... Техническое обслуживание танков. Ему предложили это взамен на лейтенантское обмундирование, и он не отказался. Не хотел гореть в танке... А кто-то хотел гореть в танке? Известно, что командирами танков были и девушки. И горели... Вот здесь я впервые задала себе вопрос: как можно выживать и всё-таки - "рваться в бой"?
Уже в Европе отец снова "крутил баранку", заменив раненого шофёра. В Брандербургские ворота он въехал на автомобиле "Виллис".
Есть о чём подумать. Впрочем, что нового я могу сказать, кроме того, что уже все знают о войне. Особенно те знают, кто там был.
И я решила найти письменные свидетельства, воспоминания...
Недавно я с интересом прочла мемуары немецкого пехотинца Бенно Цизера о 1941-1943 годах. ("Дорога на Сталинград", 2007 года издания, Москва, Центрполиграф.) Интересно мне стало узнать о немецких простых солдатах, о ровесниках моего отца, из первых рук. Как и почему они «рвались в бой»? Благо, что пехотинец Бенно честно писал, без купюр на патриотизм, просто: и о героизме, и о трусости, и о глупости, и о том, что никто не хотел умирать. И страшно было умирать.
Вот что Б. Цизер пишет о себе и своих однокашниках:
"Расстояние, которое мы покрывали за день, резко сокращалось; едва ли можно было найти среди нас способного нормально идти пешком человека. Затем наш марш совершенно неожиданно прекратился. Мы поравнялись с колонной поджидавших нас грузовиков.
Приятель нам говорил:
- Вам нужно сообщить, что у вас есть водительские права. Тогда попадёте в часть моторизованной пехоты, может быть, в колонну снабжения. Вот это дело! Никакой утомительной ходьбы!
Удача нам улыбалась: нужны были водители. Франц оказался единственным, не считая меня, кто практически выдержал проверку... Но Шейх практически никогда не садился за руль автомобиля. Набравшись наглости, он сказал старшему сержанту, что у него есть всякие, какие только существуют, водительские права... а в следующий день нас перевели в транспортную часть. Мы стали арьергардом инженерных войск, весьма непыльная работёнка...
...В тот день в первый раз мы услышали громыхание фронта, и сразу же от страха перед этим диким монстром у нас мурашки пошли по коже и натянулись все нервы. Теперь мороз был у нас не только снаружи, но и внутри... Было видно, что эти фронтовики-ветераны бывали и в худших условиях. Но теперь мы присоединились к ним, мы были среди тех, которых по возвращении домой назовут "наши герои". Поэтому мы собирались стать героями. Притягательное слово, даже чарующее. Мы берём штурмом город, а через несколько часов весь мир узнает обо всём этом, а по возвращении домой мои родные и близкие будут говорить: "Наш Бенно был там, он был в этом снегу". А если я получу награду, все будут благоговейно перешёптываться: "Видишь того парня там? Вот это настоящий мужчина". А если мне доведётся умереть, это будет славная смерть: смерть героя на поле брани... Ну и пусть, мои родители смогут с полным правом говорить: "пожертвовали сыном" во имя Отечества... Я знал, что во всём этом не было и слова правды. Мои родители будут убиты горем, а вовсе не горды мной... Боже всемогущий, почему мы все должны стать героями?
...Как только назревал тяжёлый бой - а мы предчувствовали его заранее - обстановка становилась настолько напряжённой, что малейшей реплики было достаточно, чтобы вызвать потасовку... ДЕЛО В ТОМ, ЧТО МЫ БОЯЛИСЬ. Среди нас не было ни одного человека, который не боялся бы... Никто не хотел признаваться в том, что происходило у него внутри; никто не хотел выглядеть трусом... Перед боем, когда повсюду со свистом летает шрапнель, никто не хочет первым поднять голову. Стараешься подождать, пока это сделает кто-нибудь другой...
... Этот бой мы проигрывали. Мы могли бы потягаться с их пехотой, но у них было огромное численное преимущество, а мы были бессильны перед этими ужасными Т-34... Эти монстры, абсолютно уверенные в своей неуязвимости, сотрут нас с лица земли... Наконец, я решил, что это кошмарное ползание в окопе совершенно невыносимо. Я встал во весь рост, схватил свой пулемёт и открыл огонь...
... Да, всегда оставался только один выход, реально осуществимый путь. Это была надежда на то, что ты получишь рану, не достаточную для того, чтобы умереть, но настолько серьёзную, чтобы тебя отправили домой. Ранение в мягкие ткани не годится. О нём позаботятся в полевом госпитале. Самым лучшим был бы сложный перелом..., такой, который предполагает длительный период лечения..."
(Конец цитаты)
Вот так. Никто ни за что не хотел умирать на той войне: ни мой будущий отец, ни немец Бенно, ни кто-то другой...
Думал ли мой отец, что я пойму, насколько неправдоподобна была фраза, сказанная им однажды: "Я рвался в бой..."?
Как бы то ни было, но он ДОЛЖЕН БЫЛ сказать так... Я ВЕРЮ, он сделал бы то, что говорил, он даже "встал бы во весь рост", если бы у него «… оставался только один выход, реально осуществимый путь.., надежда на то, что он получит рану, не достаточную для того, чтобы умереть, но настолько серьёзную, чтобы его отправили домой».
Заметка к Послесловию о войне.
22/09/11 г.
Вчера читала Дневник А.А. Столыпина, белого офицера.
Период Гражданской войны в России. Белая армия. Братоубийство. Грязная работа с обеих сторон. К смерти привыкли, она даже переживается легко, идут на неё часто без страха. Казнят хладнокровно и деловито всех: красных "товарищей", своих "белых" солдат и офицеров за мародёрство и убийство мирного населения... И они идут на казнь, молодые и красивые, преступники и оклеветанные... Всего не перечислишь. На войне как на войне.
Но и тут я вдруг натыкаюсь на обыкновенную человеческую тоску. Ту самую тоску, которую не спрячешь за словами "Я рвался в бой".
Из дневника А.А. Столыпина:
"После стрельбы здесь как-то странно тихо. Купы деревьев темнеют сплошной массой, и на их фоне белеет церковь. Откуда-то несётся запах белой сирени. Сквозь листву горят окна пригородных дач и слышится пение. Поёт женский голос. Как здесь спокойно и хорошо! И при мысли, что мне не придётся больше ночевать в мокром тулупе под открытым небом, что меня ждёт тёплая белая лазаретная палата, что я отдохну и скоро пройдёт самая боль, и что Я, НАКОНЕЦ, РАНЕН, МЕНЯ ОХВАТЫВАЕТ БЕЗУМНАЯ РАДОСТЬ. Хорошо быть легко раненым! Будешь потом гулять этакой «жертвой» войны."
Вот такая откровенность ценна более всего. Героизм и самопожертвование, подвиг - этому есть место всегда, это бесценно. Но нельзя забывать о человеке...
О человеке в обстоятельствах, не совместимых с жизнью.
"Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне..." - сказала Юлия Друнина.
22. Послесловие о войне 2
Татьяна Григорьевна Орлова
Мои экскурсы в военное время заставляют сделать дополнения к страницам памяти моего отца, Григория Павловича Горшкова.
Во-первых, я исправляю его Ладожскую историю: по льду ему пришлось ехать и идти в период «Зимней войны» 1939-1940 года, по озёрам Кольского перешейка в районе линии Маннергейма. Не мог он быть на дороге жизни в Ленинградской области, которая была в период с 12 сентября 1941 по март 1943 года.
Хронология такая:
В 1941 году он был на Западном фронте, затем в госпитале в г. Чусовом за Уралом.
В 1942-43 г. – после госпиталя направлен в Нижний Тагил, где осваивал в учебном танковом полку танк Т-34. (Прик. НКО СССР № 003 от 03.01.43 г.)
А затем с 1943 года - на 1-ом Украинском фронте в составе 52 Гвардейской танковой бригады в роте технического обеспечения. (В 52-ю гвардейскую танковую бригаду на основании Приказа НКО № 0404с от 26.07.1943 г. и Директивы ГШ КА № Орг/3/138087 от 15.08.1943 г. была переименована 97 танковая бригада). Полное наименование: 52-я гвардейская танковая Фастовская ордена Ленина дважды Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригада.
Из роты технического обеспечения в ходе боевых действий был переведён в роту управления шофёром автомобиля «Виллис» для командного состава.
В конце войны шофёр роты управления Горшков Г.П. был представлен к награде «Орден Отечественной войны 2 степени». Участвовал в боях за город Барут и Берлин в период с 12.01.45 по 02.05.45 г.
И снова я в Интернете:
Re: Боевой путь 97-й тбр (52-й гв тбр)
« Ответ #9 : 09 12 2009, 16:46:09 »
Если просмотреть потери по 52 гв тбр, то с 15 по 20 апреля эта бригада несла потери в след. населенных пунктах:
д.Зимерсдорф
д.Ете
д.Гросс-Бадемейзе
г.БАРУТ
д.Гросс-Шнаксдорф
д.Форст-Пферген
А далее с 20.04.45 г. потери идут уже в районе г. Цоссен и окраин БЕРЛИНА...
д.Царенсдорф
д.Левенсбрух
д.Целенсдорф
д.Рисдорф
А с 1.05.45 г. потери ИДУТ УЖЕ ПО БЕРЛИНУ....
http://www.poisk-pobeda.ru/forum/index.php?topic=608.0
Текст из «Наградного листа»:
Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг:
«Шофёр роты управления на Виллисе гв. ст. сержант Горшков в боях с января м-ца по 2 мая с.г. проявил доблесть и мужество. Будучи при ком.бригады в период всех боевых действий с 12 января и по 2 мая 1945 г. тов. Горшков на своей машине передавал приказания и распоряжения ком.бригады в б-ны под сильным мин. арт. огнём и пулемётно-автоматным обстрелом. В бою за г. Барут 19.04.45 из-под сильной бомбёжки пр-ка, рискуя своей жизнью, вывез командира бригады. В боях за город Берлин под сильным пулемётным и автоматным огнём имел связь с батальонами и передавал распоряжения и приказы ком.бригады.
За проявленную доблесть и мужество достоин Ордена Отечественной войны II степени.
Ком. Роты управления гв.лейтенант =========Шульгин==
23. Герой по разнарядке
Виктор Осмаров
Эта встреча произошла случайно. В начале 90-х, меня послали в командировку в Смоленскую область. Я заселился в гостиницу. Администратора попросил, ко мне в номер никого не подселять.
Вечером, после работы, прихожу в гостиницу. Администратор виновато смотрит на меня и говорит, что ей пришлось подселить ко мне в номер жильца. Что делать? Подселила, значит подселила. И забегая вперёд, очень счастлив, что так получилось.
Захожу в номер. Две кровати, стол, два стула, две тумбочки – обычный номер тех лет. На кровати сидит пожилой мужчина, совершенно ничем не примечательный. На стуле около его кровати висит пиджак… Пиджак как пиджак, если бы не одно но. На лацкане на красной муаровой колодке простая золотая звезда. Мой сосед – Герой Советского Союза.
Не буду описывать наше знакомство и тем более все его подробности. Но в ходе разговора, я не мог не спросить о том, за что мой сосед по номеру получил высокое звание Героя. Вот что он рассказал.
Услышав мой вопрос, он усмехнулся:
- Случайно. По разнарядке….
- Как по разнарядке, - мягко говоря, я был удивлён.
- Да просто. Это было в конце войны, в Германии. В часть пришла разнарядка на присвоение наград. В конце войны это было в порядке вещей. Вот и наша часть получила разнарядку на Героя и ещё несколько наград. В общем, если честно, я ничего особо героического не совершал. Просто так получилось… Часть была на марше. Топали по дороге, а тут мне приспичило… Предупредил командира. Выскочил из строя и в кусты… Пока занимался своими делами, колонна успела довольно далеко уйти вперёд. Я знал, что дорога обходит рощу и поворачивает. Решил сократить путь и пошёл через рощу напрямик. В самой середине этого леска полянка. Я иду по ней и… проваливаюсь под землю! И прямо в большой схрон… Проморгался. В бункере полутьма, а наверху яркое солнце. А в схроне двадцать пять офицеров СС… Полупьяные, с автоматами… Я смотрю на них… Они – на меня… Автомат на груди, а толку… пока я его взведу и начну стрелять, они меня в сито превратят…. Ситуация. А фашисты – руки подняли, и кричат: «Гитлер капут! Них шлиссен!» Они не понимают по-русски, я – по-немецки. Кое-как они объяснили, что хотят сдаться, но боятся, что как только их увидят Русские солдаты, то сразу убьют, что было очень даже вероятно. Эсесовцев очень не любили, да ещё и с оружием… Вот они и решили в полном составе мне сдаться в плен, а я должен был их сопроводить до командования. Короче… Они помогли мне выбраться первым из схрона, вылезли сами, сложили все своё оружие и документы. Но возникла проблема, всё оружие я один поднять не мог, а вооружённые пленные… сам понимаешь. Но пленные сами быстро и обстоятельно решили проблему. На ближайшем хуторе конфисковали лошадь и повозку, сами загрузили её. Меня бережно посадили на козлы, а сами выстроились колонной за повозкой. Так и двинулись догонять мою часть. Вот свои меня чуть не убили… Просто замыкающие в первую очередь увидели немцев… Ох, как же я орал, что я свой, а фашисты мои пленные… Слава Богу! Все закончилось хорошо…. Вот за пленение двадцати пяти офицеров СС, мне и присвоили звание Героя..».
Ни добавить, ни убавить…
ЧЕЛОВЕК, ВОИН, который прошёл ВОЙНУ и остался ЧЕЛОВЕКОМ – что может быть выше этого? Да о своём подвиге он рассказывал с юмором.
Именно такие ЛЮДИ и составляют ГОРДОСТЬ и СИЛУ РОССИИ!
Лично я горд и счастлив, что судьба свела меня с ним.
*****
14. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №14. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ «П»
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту «П»
Всего 29 произведений.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Дария Павлова http://proza.ru/2016/05/07/585 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
2. Дария Павлова http://proza.ru/2018/05/10/1845 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Внеконкурсная номинация
3. Дария Павлова http://proza.ru/2018/05/09/1640 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
4. Нина Павлюк http://proza.ru/2016/04/25/133 («ВТ») - Основная номинация
5. Нина Павлюк http://proza.ru/2019/08/09/1086 («ГТ») - Основная номинация
6. Нина Павлюк http://proza.ru/2017/05/06/2045 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
7. Нина Павлюк http://proza.ru/2017/05/16/1461 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
8. Виктор Панько http://proza.ru/2015/04/23/531 («ВТ») - Основная номинация
9. Виктор Панько http://proza.ru/2015/04/15/409 («ГТ») - Основная номинация
10. Виктор Панько http://proza.ru/2015/03/22/1130 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
11. Виктор Панько http://proza.ru/2020/03/15/1000 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
12. Лидия Парамонова -Фокина http://proza.ru/2020/05/10/1562 («ВТ») - Основная номинация
13. Лидия Парамонова -Фокина http://proza.ru/2020/05/08/1853 («ГТ») - Основная номинация
14. Лидия Парамонова -Фокина http://proza.ru/2020/05/10/125 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
15. Лидия Парамонова -Фокина http://proza.ru/2020/05/10/219 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
16. Владимир Пастернак http://proza.ru/2018/05/05/317 («ВТ») - Основная номинация
17. Владимир Пастернак http://proza.ru/2020/05/13/1574 («ГТ») - Основная номинация
18. Владимир Пастернак http://proza.ru/2018/12/08/605 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Людмила Петрова 3 http://proza.ru/2020/05/14/2090 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
20. Светлана Петровская http://proza.ru/2020/05/05/1612 («ВТ») - Основная номинация
21. Нина Пигарева http://proza.ru/2020/05/10/1400 («ВТ») - Основная номинация
22. Нина Пигарева http://proza.ru/2018/11/06/513 («ГТ») - Основная номинация
23. Нина Пигарева http://proza.ru/2018/09/26/1479 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
24. Вера Полуляк http://proza.ru/2020/05/07/512 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
25. Никита Евгеньевич Попов http://proza.ru/2018/11/14/1664 («ГТ») - Основная номинация
26. Лариса Потапова http://proza.ru/2020/05/27/2121 («ВТ») - Основная номинация
27. Лариса Потапова http://proza.ru/2020/05/27/2079 («ГТ») - Основная номинация
28. Лариса Потапова http://proza.ru/2018/05/07/1224 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
29. Лариса Потапова http://proza.ru/2018/06/18/1815 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Та, Вторая Мировая война
Дария Павлова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Слезы неба
Прольются дождем
На нашу землю.
Так плачет небо
Об ушедших,
Не вернувшихся с войны.
Так плачет небо
Об искалеченных,
Но доживших до Победы.
Так плачет небо
О солдатах,защищавших Родину,
Их матерях,их сестрах,
Не увидевших их,
Их женах,
Не встретивших их больше
В жизни.
Так плачет небо
О бессмертных Героях.
Так плачет небо.
Опубликовано в Альманахе Победа 8-й выпуск http://www.stihi.ru/go/www.proza.ru/2016/05/09/796
2. Картины полыхающего заката
Дария Павлова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Заполыхал майский закат в небесах, словно знамя среди хризолитовых листьев на ветру. Рисовал алой кистью закат и пел сквозь грань времен песни воинов сражавшихся за Родину - Матушку.
Мимо проходили людские судьбы искалеченные войной.
Расцветала черемуха, а закат все вспыхивал в небесах и рисовал картины вечной памяти.
3. Побагровел закат
Дария Павлова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Побагровел закат
В небесах,
Вспыхнув
Карминно-красным заревом,
Словно Знаменем.
Огненно запел
Песню закат,
Словно пронес
Память
Через года, века.
И прошли мимо
Судьбы, искалеченные войной.
Высекая
Знамя Победы,
Пламенно отзвучал закат.
4. Девушка-снайпер
Нина Павлюк
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Посвящается Анне Петровне Козак из г. Сочи.
В 19 лет любовь приходит
В 19 лет всегда весна.
Аня Козак это время помнит.
В 19 Аня на войну пошла.
Все поднялись на защиту
Городов, заводов, деревень.
добровольно шли и по призыву.
Все мы знаем этот страшный день.
Девушка-снайпер, трудно понять:
Ей бы детишек надо рожать.
Только война ее не спросила.
И убивать ее научила.
Дали винтовку, сапоги, шинель.
Косу отрезали - боец ты теперь.
Красивая девушка и детский взгляд.
Теперь Красной Армии ты солдат.
Она же девчонка, ей важен прикид,
А тут гимнастерка до полу висит.
В сапог три ноги свободно войдет
И Аню под шапкой никто не найдет.
Трудно ей первого было убить.
Стрелять в человека, жизни лишить?
Убить не смогла, оставила жить...
От злости ревела: он же фашист!
Но, главное, в этой девчонке другое.
Не просто стреляет, а в лоб и нет боле.
Она впереди всей бригады подчас.
Часами сидит, чтобы выстрелить раз.
Аня фашистов уничтожала.
А бойцов она этим спасала
Девушек-снайперов было за сто.
Осталось в живых - почти никого.
Любая помощь в бригаде нужна.
Раненых тащит она из огня.
Жизнью своею рискует всегда.
В плен попадет - участь Ани ясна.
Годы войны, горя и слез:
Девушек сколько лежат у берез.
Ушли молодыми, не долюбив,
Жизни отдали за нас, за живых.
На груди у Ани медали, ордена.
В Австрии узнала: закончилась война.
Вальс победный в Вене прокружила.
Красотой своей всех мужчин сразила.
И сегодня в этот светлый день:
"Аня Козак, ордена надень!"
Пусть все знают, что не зря
На войне ты снайпером была.
Становится мало героев войны.
Уходят вдаль они навечно,
Их подвиг во имя нашей страны
Останется в нашей памяти вечно.
5. Колыбельная
Нина Павлюк
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Концлагерь. Женщины в плену.
Таскают вагонетки с камнем.
Ходят по кругу, как в аду.
Лица с потухшим взглядом.
Это наши матери и жены.
Им бы детей надо рожать.
Они войной разбиты, обожжёны...
Приказ: из строя шаг-стрелять.
Бравурные гимны звучали.
Шли узницы, опустив глаза.
И, вдруг, в эфире прозвучали
До боли знакомые...крики дитя.
Движенье вмиг остановилось.
И лица женщин не узнать.
Чувство материнское проснулось:
Их разбудил ребенка плач.
Они руки к солнцу протянули,
Им захотелось танцевать.
Улыбки лица женщин озарили,
А немцы начали... стрелять.
Одна из них такая молодая-
вдруг запела песню малышу.
И зазвучала"Колыбельная",
Чтобы помочь уснуть ему.
Она все шла и громко пела.
А немцы убивали матерей.
А вот и "Колыбельная "пропета,
И пуля попадает в сердце ей.
А этот детский плач младенца
Вернул им звание матерей.
А эта песня, словно с неба,
Освободила узниц от цепей.
Вдоль бараков тела их лежали
С улыбкой на серых губах:
Умирая, они вспоминали,
Как качали детей на руках.
6. Наследство
Нина Павлюк
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Я слышала этот рассказ от своей бабушки и записала его на бумаге, чтобы знали и помнили наши внуки и дети, что их дед, а кому-то прадед, был героем этой страшной войны и прошел через весь ад, защищая нашу Родину.
Чтобы все помнили, как защищали нас и погибали солдаты ушедшего поколения.
Как хорошо, что у нас сохранился один портрет деда, еще довоенный: простая карточка, конечно, черно-белая, наклеенная на картонке...
А на ней такой красивый дед, как будто мой отец, смотрит не мигая, в костюме с галстуком, как жених.
А он и в правду был им.
Женатым не был, а детей родил, а третьей дочкой и была моя родная мама.
А обстановка была предгрозовая.
Несмотря ни на что, по стране ходили слухи, что война не за горами.
Но, мы, ведь, заключили договор...
И сам Сталин обещал:
-НЕ БЫТЬ ВОЙНЕ. Мы с Гитлером друг другу обещали не нападать, и пакт о мире мы подписали.
И в сорок первом после рождения третьего ребенка, хорошо поразмыслив, дед - тридатилетний мужик - повел свою гражданскую жену в ЗАГС.
Чтобы, на всякий случай, дети не были незаконно рожденными.
А через полгода, внезапно, началась война.
Наш дедушка Федор работал на заводе, а чтобы прокормить свою многодетную семью, он каждый вечер стучал молотком: работал на дому сапожником и за копейки ремонтировал соседям обувь.
Нрава он был крутого, а уж если ему доводилось выпить одну- другую стопку водки, остановить было нельзя - впадал в буйство.
За детьми гонялся с ремнем, тут уж доставалось тому, кто попадался.
Потом, успокоившись, сидел и плакал от жалости к побитому.
Слава богу, это было не так часто.
Еще бабушка, вздохнув, признавалась, что дед был слаб по женской части, уж так его наградила природа, хотя бабушка была первой красавицей, но справиться с ним было трудно.
С первых же дней войны дед ушел на фронт добровольцем и прошел через всю войну от начала и до конца, как заговоренный, не получив ни единой царапины.
ОН был простым рядовым солдатом.
Довелось ему прошагать пол- Европы, сносить не одну пару солдатских сапог, которые продолжал ремонтировать и в промежутках между боями.
Смерть, кровь, пот, грязь - через все это прошел русский солдат.
И сейчас, когда многие или почти все- ушли, какие-то непонятные люди, далекие от войны, стараются перекроить историю в своих неблаговидных целях, уничтожить роль Россиив той страшной войне.
А как ее уничтожить, если в каждой семье есть военные раритеты, в виде медалей, орденов, похоронок, над которыми было пролито столько горьких материнских, вдовьих слез.
И миллионы могил мужей, жен, детей, братьев и сестер осталось на нашей Земле.
Освобождая от фашистов Венгрию, наш орденоносец дед Федор вместе с несколькими разведчиками провел длительное время в ледяной воде, где нельзя было и шелохнуться, чтобы не быть обнаруженным врагом.
Таким образом он заработал язву, перешедшую в рак.
Спустя несколько лет после войны дедушка нас покинул.
Ордена его и медали, полученные им за его военные заслуги, до сих пор являются для нас семейной реликвией.
Говорят, некоторые люди привозили с войны из-за границы барахло вагонами.
Может и правда, а может и нет, но все получат по заслугам.
А наш дед, как и все, привез с войны застарелые болячки ,огромную радость жене и детям, что вернулся живой.
А ещё он привёз с фронта удивительную немецкую курительную перламутровую трубку, хотя сам и был не курящий.
А трубка эта была особенная: уже в Берлине, когда закончилась война, она спасла ему жизнь, приняв на себя удар немецкой пули.
В развалинах он увидел что-то сверкающее: это оказалась красивейшая курительная трубка.
Он ее взял и положил в карман гимнастерки, а сверху висела медаль.
Он не успел сделать и шаг, как просвистела пуля.
Своим касательным движением она сорвала карман гимнастерки с медалью и лишь чиркнула по трубке, а у Федора - ни царапины.
И теперь дедушкины награды и эта курительная трубка передается из поколения в поколение.
Слава живым и вечная память погибшим участникам Великой Отечественной Войны.
7. Один из многих героев войны...
Нина Павлюк
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Ивану Петровичу Сидорову уже 90 лет.
Подумать только - де-вя-но-сто. Он прошел всю войну, не получив ни одной царапины, если не считать контузии, когда юная медсестра вытащила из-под обломков разрушенного здания здоровенного солдата без признаков жизни и, самое интересное: дотащила до своих и тем самым спасла ему жизнь.
Но головные боли сопровождали его всю жизнь, как и эта медсестра Настенька, ставшая впоследствии его женой.
Иван Петрович был разведчик, много чего повидал на войне, но был немногословен и мало кому, что рассказывал.
Только в день Победы 9 мая мог поговорить о войне со своими однополчанами и со своей любимой Настей вспомнить те страшные дни войны.
Для них главным праздником стал день Победы - 9 Мая, и теперь для них время исчислялось: от праздника к празднику.
Детей, внуков вырастили, а воспоминания о войне были в душе, всегда рядом.
День 9 Мая был для них - святой.
Участников войны становилось все меньше и меньше, а живые - все старше и старше.
И вот уже несколько лет их с женой приглашают на парад Победы в качестве почетных гостей, и сам президент присылает им свои поздравления с этим праздником.
А самым главным для них было то, что там они встречались со своими однополчанами, с которыми встречаться уже не позволяло здоровье.
ИХ же с каждым разом становилось все меньше.
При встрече они горячо обнимались, целовались и со слезами на глазах
вспоминали те страшные дни.
Они вспоминали, как страшно было идти в атаку, стрелять, убивать, самому находиться под градом пуль.
И это не один день и не два, а годы.
Как щемило сердце, когда погибали близкие люди, сгорая живьем в танках, вызывая огонь на себя.
Неправда, если кто скажет, что на войне не страшно.
Вместе с тем эти дни войны вспоминались, и как самые счастливые дни, так как они были молоды, и считали эти военные будни самыми счастливыми днями своей жизни.
Им так хотелось жить, а была война, им так хотелось любить, а в глаза заглядывала смерть.
Им хотелось быть веселыми и любимыми, а была война, и надо было Родину защищать.
И многим молодым пришлось умереть, так и не почувствовав на губах вкус поцелуя, так и не удалось сходить на первое свидание с девушкой.
Но на войне, как ни странно, была и любовь. Да, была..
А КАК НА СВЕТЕ БЕЗ ЛЮБВИ ПРОЖИТЬ?
И в последующие послевоенные годы Иван Петрович с женой и однополчанами отмечали этот день Победы: варили в мундире картошку, резали сало, селедочку, выпивали наркомовские сто грамм и поминали своих ушедших товарищей.
А потом, обнявшись, вполголоса пели любимые военные песни. А затем пили сердечные капли и валидол.
Прощаясь, надеялись встретиться через год...
Незаметно дожили и до седых волос, и меньше стало ветеранов, а он - все живет.
Вот и любимая жена ушла, успокаивая его нежным слабым рукопожатием.
- Ты, Ванечка, не переживай. Я буду тебя ждать, живи, не торопись...
Стало совсем одиноко. Пройден и 90летний рубеж, а за ним пролетели ещё три года.
К нему переехал жить внук с женой. Он им , конечно, рад.
В этом году попросил внука проводить его на парад, а это был уже 2014год.
Долго рассматривал свой единственный праздничный костюм, который одевал раз в году, и в котором завещал его похоронить.
Смерти он не боялся, но про себя почему-то решил, что пора.
Был он торжественный и очень спокойный.
Накануне долго смотрел старые фотографии.
Своими старческими руками долго гладил фотографию жены и что-то шептал.
-Настенька, завтра, встречусь с друзьями, отметим день Победы, приду и все тебе расскажу...
И вот сидел он на параде среди гостей и ждал, вот-вот подойдут его однополчане.
Но... на этот раз не пришел никто.
Проходила мимо праздничная колонна и все, радовались и кричали "УРА".
Он тоже радовался, видя парад победителей.
...ОН увидел себя совсем молодым, 20тилетним на призывном пункте, потом на курсах разведчиков, потом на фронте, потом в первом бою, когда он от страха чуть не умер. Но... бежал вместе со всеми и кричал: "За РОДИНУ"!
В руках он держал красные гвоздики.
Пиджак был увешан орденами и медалями.
Иван Петрович, словно, наяву увидел свою Настеньку и протянул ей гвоздики.
Потом все исчезло.
На следующий год 9 мая 2015года в день Победы Иван Петрович Сидоров вместе со своей женой Настенькой принимал участие в "Бессмертном полку."
ИХ ПОРТРЕТЫ НЕС ВНУК.
ВЕЧНАЯ СЛАВА НАШИМ ДЕДАМ И ОТЦАМ!!!
8. Отвага
Виктор Панько
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Навстречу 70-летию Победы
15 апреля 2015 года жителю города Глодень Владимиру Михайловичу Рыбальченко исполнилось 90 лет. Поздравить ветерана пришли близкие ему люди. А моя с ним беседа состоялась на следующий день.
Он редко выходит из дому. Болят ноги, сказывается и давнее ранение в ногу, которое он получил в феврале сорок третьего. Тогда он выжил, благодаря одному украинскому селянину-старику, позаботившемуся о том, чтобы его подобрала после боя санитарная машина. До сих пор с благодарностью вспоминает того старика.
День нашего разговора выдался солнечным, тёплым. Назначив мне встречу, он поджидал у себя во дворе, сидя на скамейке. Неспешно рассказал свою биографию. Родился в селе Чернянка Курской области. Был призван после Сталинградской битвы, из 10-го класса. Воевать пришлось в составе 40-ой армии на Курской дуге, сначала во втором эшелоне, а потом – непосредственно на передовой. Была поставлена задача: пропускать немецкие танки и отсекать от них наступающую пехоту. Бои были очень тяжёлыми…
А медалью «За отвагу» он был награждён за выполнение боевого задания на Днепре. Командование тщательно отбирало для его осуществления солдат, умеющих хорошо плавать. Спрашивали каждого из них, где он родился, есть ли там река, умеет ли он плавать и сможет ли переплыть в одиночку Днепр.
Володя детство провёл на реке Оскол, чувствовал себя как рыба в воде, и сказал, что Днепр он мог бы переплыть, если по течению, а не против течения. Это и определило его участие в группе из 8 человек, которой было приказано переплыть ночью Днепр и ликвидировать находящуюся на противоположном берегу вражескую пулемётную точку.
Задание было выполнено, и это способствовало более безопасному форсированию Днепра советскими войсками. Командир группы Иван Чехов был представлен тогда к Герою Советского Союза, а Владимир Рыбальченко – к медали «За отвагу».
Боевой путь Владимира Михайловича отмечен освобождением Белгорода, Харькова, Полтавы, Краснодара, Бухареста, а также городов Грац и Линц в Австрии. Закончил войну старшим сержантом, начальником телефонной станции. Награждён орденом Отечественной войны, многими медалями, в том числе одной – правительством Болгарии.
Прослужил в армии до 1950 года, а в Молдавию приехал по направлению на восстановление народного хозяйства. Был заведующим ремонтными мастерскими машинно-тракторной станции в Котюженском районе, затем – в Болотино, главным механиком совхоза-завода «Бируинца» и Дорожно-эксплуатационного участка в Глодянах, начальником Спортивно-технического клуба ДОСААФ в селе Стырча.
За его плечами – большая, заполненная событиями, испытаниями, трудом и переживаниями жизнь простого пожилого уже человека. Обычного.
И - не совсем обычного.
Отважного.
9. О чём шумит осенний лес...
Виктор Панько
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
О ЧЕМ ШУМИТ ОСЕННИЙ ЛЕС…
О чем шумит осенний лес,
Роняя листья на поляну?
О чистоте берез-невест,
Что стали рядом у кургана,
А может быть, шумит о том,
Что под курганом спят солдаты
И что поэтами давно
Они мечтали стать когда-то…
И что поэтами в душе
Они на самом деле были,
И что на Прутском рубеже
Ребята бдительно служили.
И что в военный грозный час
Двенадцать дней они сражались
И полегли у синих глаз,
Что васильками назывались…
О чем шумит осенний лес,
Роняя листья на поляну?
О чистоте берез-невест,
Что стали рядом у кургана?
А, может быть, шумит о том,
Что в лес пришли за васильками
И унесли букет цветов
Мальчишки с синими глазами?
О чем шумит осенний лес?
О чем шумит…
О чем…
10. Сквозь бури и пламя
Виктор Панько
СКВОЗЬ БУРИ И ПЛАМЯ
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Наша встреча произошла в 1986 году в Вильнюсе.
С Виталием Николаевичем Каракулиным мы были знакомы по переписке. Он прислал Клубу интернациональной дружбы Кухнештской средней школы свои воспоминания и некоторые материалы. Среди них был фотоснимок военных лет: группа офицеров-пограничников сфотографировалась на память на 1009 день Великой Отечественной войны в селе Липканы, когда 24-ый пограничный полк вышел на Государственную границу СССР. Было это 26 марта 1944 года.
1009 день Великой Отечественной войны стал днём освобождения от немецко-фашистских захватчиков нашего Глодянского района. Через 41 год, 26 марта 1985 года наша районная газета «Ленинская мскра» опубликовала эту фотографию. Я выслал Виталию Николаевичу газету, так мы познакомились.
И вот по счастливой случайности я - в Вильнюсе проездом из Паланги в Кишинёв.
Вечерний Вильнюс шуршит за окнами шинами проезжающих автомобилей и автобусов. Жители столицы Литвы заняты своими повседневными делами. На город опускаются крупные белые снежинки, покрывая неширокие улицы, своеобразные по своей архитектуре дома Старого Города, крупные многоэтажники современных кварталов. А в квартире Виталия Николаевича на улице Пяркуно тепло и тихо, городские автострады отсюда далеко, и ничто не мешает спокойной и плавной речи хозяина.
Высокий лоб, неторопливость в движениях и в разговоре, внимательный взгляд из-под чёрных бровей – таким я его и представлял себе по воспоминаниям.
Слушаю неторопливую речь Виталия Николаевича, в которой он то и дело упоминает названия сёл Болотино, Чучуля, Кухнешты, Калинешты, и чувствую: для него не существует расстояния длиной в 45 лет, точно так же, как для меня не существует теперь расстояния в тысячу с лишним километров от Вильнюса до Глодян. Мы оба – рядом, в Молдавии, в сорок первом, на берегу Прута.
- В четыре часа утра 22 июня немецко-румынские войска, открыв ураганный огонь, начали форсировать Прут, атаковать наши пограничные заставы,- говорит Виталий Николаевич.- За считанные минуты преобразовалось июньское утро. Дым пороховых газов застилал долины и луга. Я в это время находился в Калинештах, на участке 15-ой заставы, спать лёг около трёх часов, спал в доме техника лесничества. Проснулся от взрывов, пошёл в сельский Совет и позвонил в Чучулю в комендатуру. К телефону подошёл помощник начальника штаба комендатуры Александр Махнин. Я сообщил ему обстановку на участке. Он мне ответил, что комендант уже воюет на правом фланге комендатуры и передал, чтобы я немедленно возвращался в Чучулю, где находилась комендатура. Я вскочил на своего коня. На полпути встретил начальника 14-ой заставы лейтенанта Герасёва с личным составом. Спросил, что он предпринимает. Герасёв ответил, что занимает запасные окопы. Он мне дал облигации, чтобы я передал его жене.
Когда я приехал в комендатуру, все семьи офицеров, в том числе и моя, были загружены в машины. Я только успел поцеловать жену и дочку. Вещей они взять не имели возможности. Они уехали, а мы стали готовить все служебные документы к эвакуации. У нас была топографическая карта в 20 листов. Старший лейтенант Наумов приказал вложить её в полевую сумку, но она туда не входила. Тогда он предложил часть карты местности, что за Днестром, оторвать и сжечь, так как мы не думали, что нам придётся отступать вглубь страны….
Виталий Николаевич на секунду замолкает. Может быть, вспоминает он в этот промежуток времени не языки пламени, лижущие топографическую карту в маленьком молдавском селе Чучуля, а солнечные блики, какие видел он, отражённые в стёклах окон и куполов Златой Праги 9 мая 1945 года? Кто знает? Довелось ему участвовать в боях в составе Южного, Северо-Кавказского, Второго и Третьего Украинских фронтов. За это он награждён боевыми тремя орденами и несколькими медалями.
- 22 июня сорок первого, - продолжает он,- на участке нашей комендатуры противник пять раз пытался форсировать Прут, но его отбрасывал назад огонь погранзастав….
Виталий Николаевич достаёт фотографию и протягивает её мне.
- Так это же Иван Петрович Булгаков! – говорю я удивлённо, увидев знакомое лицо.
- Да, это – он. Я его хорошо знал. Эту фотографию мне прислала дочь Ивана Петровича уже после войны. Иван Петрович совершил подвиг 23 июня, на второй день войны. Ночью комендант нашей третьей комендатуры капитан А.М. Липатов приказал лейтенанту Булгакову поддержать соседа слева. Несмотря на артиллерийский и пулемётный обстрел, группа Булгакова выступила по заболоченной, поросшей кустарником местности по направлению к мосту. Противник усилил огонь. Когда обстрел стал стихать, Булгаков с возгласом: «За Родину, вперёд!» поднял бойцов-пограничников и повёл их на врага. Из автомата он уничтожил несколько фашистов, в упор застрелил румынского офицера. В разгар схватки он был ранен, но продолжал руководить боем. Пограничники выбили врага с позиций. Впереди был Иван Петрович. Перебегая от укрытия к укрытию, пограничники продвигались к мосту. В это время вражеская очередь сразила бесстрашного командира. Теряя последние силы, он приказал принять командование старшине Соколову….
Виталий Николаевич замолчал.Ему и мне известно, что через много лет после этого боя один из местных жителей, тоже участник Великой Отечественной войны, кавалер ордена Славы, один из первых комсомольцев и организаторов колхоза в селе Кухнешты, Евстафий Фёдорович Харя установил точное место гибели лейтенанта Булгакова. По его инициативе на этом месте, у большого дуба воздвигнут обелиск, а рядом - Евстафий Фёдорович посадил с учащимися Кухнештской средней школы девять ёлочек – символ 9 Мая – Дня Победы.
В апреле 1980 года совет ветеранов 24-го Прутского ордена Богдана Хмельницкого пограничного полка сообщил Каракулину, что ему, вместе с Павлом Ивановичем Коломацким, Николаем Степановичем Беляевым, Николаем Михайловичем Тихомировым и Василием Ивановичем Матиец предстоит поездка на границу, где они принимали первый бой с фашистами. Эта группа ветеранов-пограничников побывала на заставе имени Ивана Петровича Булгакова. В то время на заставе служил внук Булгакова Костя Шаров и 12 односельчан Булгакова. Ветераны выступили перед пограничниками заставы, сфотографировались у памятника Булгакову. 8 мая 1980 года Виталий Николаевич Каракулин выступил на митинге по случаю открытия обелиска погибшим односельчанам в Кухнештах. Здесь он познакомился с бывшим военруком Кухнештской средней школы Е.Ф.Харей, с которым переписывается до сих пор. Их, бывших фронтовиков, объединяет многое, они чем-то похожи друг на друга.
Многое узнал я в тот вечер о героях-пограничниках 24-го полка, об его подвигах в боях и работе по борьбе со шпионами и диверсантами врага, прочитал слова стихотворения, сочинённого командиром взвода лейтенантом Зыковым:
Позором свои не покроем петлицы,
Всегда мы готовы к боям,
Ни шагу родимой советской землицы
Без боя не сдали чекисты врагам….
Это – слова о боях на Маныче. На месте тех боёв в 1974 году воздвигнут монумент в честь подвига 24-го Прутского ордена Богдана Хмельницкого пограничного полка. Его авторы – члены Союза художников СССР А.А. Синарин и С.П. Голосов. Монумент был торжественно открыт 1 августа 1974 года. Где-то здесь в военную годину звучала и другая песня, сложенная пограничниками в наших краях, у Прута:
Погожим июньским холодным рассветом
Вломились фашисты звериной ордой.
Отчизны Советской любимые дети
Бесстрашно пошли пограничники в бой….
…Виталий Николаевич Каракулин родился в 1911 году в Ярославской области. По призыву комсомола пошёл на строительство детища первой пятилетки – резино-асбестового комбината в Ярославле. В тридцать втором году по призыву ЦК ВЛКСМ был направлен на строительство Комсомольска-на Амуре. Тринадцать лет прослужил пограничником. После войны боролся с бандитизмом в Литве, участвовал в укреплении разрушенного войной хозяйства Литовской ССР, был секретарём партийной организации крупного производственного коллектива….
Он вспоминает, как в 1942 году наши части отходили к Днепру. Пограничники обеспечивали порядок на переправах. В одно раннее утро к Каракулину подошёл человек в форме политрука Красной армии и начал вести панический разговор. Каракулин его задержал. Тот оказался агентом немецкой разведки. В его задание входило распространять среди военнослужащих нашей армии пораженческие слухи. Однажды в Грозном Каракулин задержал девушку. При работе с нею выяснилось, что она выполняла задание немецкой разведки, а её мать являлась немецким резидентом в Грозном. Было трудно установить её адрес и место работы, так как она сменила их несколько раз. Большими усилиями разведчиков полка (Каракулин был командиром разведотделения первого батальона) удалось обезвредить её и до десятка немецких агентов, находящихся у неё на связи.
В ноябре 1942 года полк стал выполнять задачи по охране тыла войск Северной группы Закавказского фронта. Очищая Северный Кавказ, полк задержал и разоблачил только в январе-феврале 24 шпионов, 2 бандитов, 460 ставленников и пособников врага. Эта работа требовала смелости, находчивости, сообразительности, большого мужества.
С гордостью вспоминает Виталий Николаевич о том, как пограничники оперативно-чекистской группы, которой он тогда командовал, участвовали в танковом десанте.
- В конце августа 1943 года я был назначен начальником оперативно-чекистской группы от нашего первого батальона в составе 22 человек. При выходе из села Новый Айдар на берегу Северного Донца мы увидели командарма 3-ей гвардейской армии генерал-лейтенанта Героя Советского Союза Лелюшенко. Он готовил танковый десант. Когда он увидел нас, то сказал, что очень хорошо, что мы появились в этот момент. Узнав, что я – старший, он приказал всю группу выстроить. Я выполнил это распоряжение. Генерал Лелюшенко перед строем сказал, что ему нужно 15 добровольцев для танкового десанта. Желание пойти изъявили все. Тогда он отобрал подряд 15 человек и, обращаясь ко мне, попросил одного офицера. Я попросился сам, но, та как должен был выполнять поставленную передо мной задачу, он отклонил просьбу. Тогда пожелал пойти лейтенант Селехов. На танках, ведя огонь из автоматов, пограничники внезапно для противника ворвались в Горловку, а затем – в Константиновку. За решительность и бесстрашие в бою по указанию командарма Лелюшенко все участники танкового десанта были представлены к правительственным наградам.
- Виталий Николаевич, а чем тогда была занята вторая часть Вашей группы? – спрашиваю я его.
- Мы задержали и разоблачили палача, который казнил советских граждан, приговорённых оккупантами. Был найден проводник, который выводил немецких карателей на места нахождения партизан и тех, кто скрывался от немцев. Тогда же мы разоблачили бывшего начальника полиции и арестовали его и всех его пособников.
… Подразделения 24-го пограничного полка участвовали в марте 1944 года в освобождении населённых пунктов Молдавии от города Сороки до села Липканы, очищая тыл действующей армии от шпионов и диверсантов, выявляя, задерживая и разоблачая изменников Родины, предателей, ставленников врага и других враждебных элементов. В результате этой работы в селе Бричаны офицерами-разведчиками отделения, которым командовал капитан Каракулин, были установлены по архивам, брошенным в панике отступающими фашистами, задержаны и разоблачены 22 агента врага. Эти архивные материалы были найдены старшим лейтенантом Петром Мартыновичем Давиденко и практикантом разведотделения старшиной Алексеем Саламатиным. В розыске этих агентов активную помощь оказали местные жители.
В Липканах пограничники первыми в полку вышли на Государственную границу СССР 26 марта 1944 года. Затем они участвовали в освобождении Румынии, Венгрии, Австрии и Чехословакии.
В апреле 1946 года Каракулин был направлен в Литовскую ССР на борьбу с бандитизмом. Служил заместителем начальника Биржайского отдела МГБ по борьбе с бандитизмом. За выполнение особого правительственного задания награждён орденом Отечественной войны второй степени. В Салочайской волости Каракулин участвовал в ликвидации банды из 11 человек, которая ограбила магазин на территории Баусского уезда Латвии. Помогла хорошая координация работы чекистов Литвы и Латвии. Да разве обо всём расскажешь?
Уже теперь, находясь на пенсии, Виталий Николаевич активно участвует в работе по военно-патриотическому воспитанию молодёжи, переписывается со школьниками Молдавии и Литвы, своими однополчанами. Среди адресатов Каракулина – рабочие Кишинёва, школьники Глодян и Кухнешт, ветераны, проживающие сегодня в разных уголках нашей Родины.
В канун 23 февраля и 9 Мая он отправляет около 70 открыток во все концы страны.
Многие из тех, чьи фамилии на них записаны, получат от него поздравления и в конце мая. Тогда цветут сады, зеленеют леса, земля дышит синеющим в дымке воздухом, а самолёты и почтовые грузовики передают однополчанам от Каракулина поздравления с Днём пограничника.
Виктор ПАНЬКО
1986 – Вильнюс - Глодяны
2015 - Село Дану Глоденского района Республики Молдова.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Этот очерк был написан почти тридцать лет назад. С тех пор произошло множество самых разных событий. Но я решил опубликовать его в том виде, в котором он был написан тогда, за исключением незначительных правок. Думаю, сегодняшний его читатель получит возможность глубже проникнуть в атмосферу отражённых в нём событий, как военных, так и послевоенных лет. Кроме того, благодаря интернету им могут заинтересоваться потомки, друзья и родственники тех людей, чьи фамилии здесь упоминаются.
Виктор ПАНЬКО
11. Журчит Чирчик...
Виктор Панько
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
ЖУРЧИТ ЧИРЧИК…
Приветствую тебя, узбекский город Спутник!
За полвека вырос ты, расширился, окреп,
И редкий нынче вспомнит проходящий путник
Год шестьдесят шестой, тот страшный гул и скрип.
Рождался в муках ты и в потрясениях.
Рядом – в горе корчился Ташкент.
Охваченный тогда землетрясением,
Был в центре информационных лент.
Тебя построили советские солдаты.
Приехали со всех концов большой страны.
(Был там и я, служил тогда в стройбате),
Следы наши до сих пор видны.
Мы улицу назвали «Белорусской»
(Военный округ назывался так).
Над «Дальневосточной», и «Одесской»,
И остальными развевался красный флаг.
Как изменилось всё! Троллейбусы, маршрутки,
Школы, магазины и ДК,
И лишь Чирчик журчит, внимательный и чуткий,
Память сохраняя на века….
12. Музыкальная эмблема Великой Отечественной войны
Лидия Парамонова -Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
Музыка удваивает, утраивает армию,
с развёрнутыми знамёнами и громогласною музыкою
взял я Измаил.
А. В. Суворов
Во время Великой Отечественной войны песня, стала одним из мощных орудий в борьбе с фашистскими захватчиками, попутчиком солдата в походе, на привале, в бою. Она помогала преодолевать все тяготы на фронте, поднимала боевой дух армии, придавала силы, смелость, вселяла стремление к победе.
Она учила ценить жизнь, боевую дружбу, любить и воспевать Родину, мужество и отвагу, научила ненавидеть врага. Велика её заслуга в поддержке народа в тылу.
Может, сидя в окопах, мой отец- красноармеец Третьяков Александр Тихонович- наводчик роты противотанковых ружей 247 стрелкового полка 37-ой стрелковой дивизии 2-го Прибалтийского Фронта и его боевые товарищи крутили самокрутку из двадцатиграммовой суточной нормы махорки, пели немудрёные слова довоенной песни «МАХОРОЧКА»:
Как письмо получишь от любимой,
Вспомнишь дальние края.
А закуришь- и с колечком дыма
Улетает грусть моя
Эх, махорочка- махорка,
Подружились мы с тобой.
Вдаль глядят дозоры зорко,
Мы готовы в бой, мы готовы в бой.
Или мой дед орудийного номера батареи 76 мм пушек красноармеец 306- ой стрелковой дивизии 1-го Прибалтийского Фронта Фокин Николай Филиппович и его однополчане подбадривали колонну задорной строевой песней «БОЕВАЯ ПЕХОТНАЯ» во время девятидневного марш-броска протяжённостью 215 км из окрест города Андреаполя.
В 1941 году поэт, автор слов многих советских песен Василий Лебедев- Кумач и композитор, военный дирижёр, генерал- майор Семён Черницкий подарили нашему народу задорную песню, которая одушевляла бойцов.
С песней молодецкой весело в походе,
Красную пехоту не собьёшь с ноги.
Грянем Сталинскую песню о пехоте,
Песню про геройские советские штыки!
Мы в огне сражений сроду не дрожали,
Не роняли русской славы боевой.
Знамя Родины высоко мы держали,
Пехотинцы смелые державы трудовой!
Бить врага привыкли мы без разговоров,
Устали не знают красные бойцы.
Если б видел нашу выправку Суворов,
Он бы улыбнулся и промолвил: "Молодцы!"
Маршал Тимошенко нас учил отваге,
В грозный бой ведёт нас сталинский нарком.
Одолеем мы и горы, и овраги,
На врага обрушимся гранатой и штыком!
Грозен и уверен будет каждый выстрел,
Мы врагу пощады не дадим в бою.
Смертным боем мы идём громить фашистов
За народ, за Сталина, за Родину свою!
На отдыхе пели тихие , так необходимые, душевные песни Константина Листова на слова Алексея Суркова «В землянке», песню Никиты Богословского на стихи В. Агатова «Тёмная ночь», и другие.
Каждый советский гражданин знал гениальную песню- гимн «Священная война»*,
написанную на третий день войны, олицетворяющую масштаб трагедии, безмерность тяжелейших испытаний. Звучала редко- в ней не говорилось о скорой победе...
С октября, когда враг захватил Калугу, Ржев, Калинин, песня стала звучать по всесоюзному радио каждое утро после боя кремлёвских курантов и на всех фронтах.
Она была призывом, присягой, клятвой бойцов и тыловиков. С ней рос дух армии, величие народа, вставшего на «смертный бой», совершался подвиг народа!
Мой дед любил песню, гордился земляком- композитором***, рождённым в селе Плахино Захаровского района Рязанской области в семье крестьян Василия Александровича и Анастасии Никитичны Александровых.
Я СКЛОНЯЮ ГОЛОВУ пред величием подвига авторов двести песен, которые исполнял «Краснознамённый ансамбль песни и пляски Союза СССР», перед Александром Васильевичем Александровым, награждённым орденом «Красная Звезда»,- руководителем коллектива.
Сноски * , **, *** см.
http://proza.ru/2020/05/10/1803
13. Никто не забыт, ничто не забыто
Лидия Парамонова -Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
«НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО» - лозунг, употребляющийся применительно к легендарному подвигу солдат Великой Отечественной войны, который остался достоянием народной памяти.
Именно этим лозунгом открываются «Страницы жизни»- юбилейного выпуска альманаха, посвящённого 75-летию Великой Победы. Составитель и редактор Павел Лосев, который постоянно ищет необыкновенные формы воплощения своих замыслов и успешно реализует их.
Я имела счастье встретиться с этим замечательным человеком, автором прекрасных произведений различных жанров.
Встреча состоялась в Москве в преддверии этого года и она очень значима для меня. Мне посчастливилось принять участие в трёх из шести выпусках альманаха. Моей благодарности нет предела.
В альманахе опубликовано более ста произведений сорока двух авторов.
За годы жизни мной прочитано много о войне, а фильмы о ней пересмотрены по несколько раз.
При чтении произведений из альманаха вновь и вновь открывались трагические страницы кровавых боёв, гибели бесстрашных солдат- сынов Великой страны СССР на полях сражений, их успехи в многочисленных операциях по уничтожению врагов, всеобщего горя, смерти от голода и холода. Сердце сжималось то от боли, то от гордости за наш народ, то от радости за нашу Победу над фашизмом.
Павел Лосев делится с читателями информацией о творчестве отца, Валентина Лосева, - журналиста, драматурга, бойца, его произведением «Последний выстрел», воспоминаниями матери Н.З.Зиновьевой- Лосевой об отце. И знакомит читателей с творчеством четырёх поэтов, сражавшихся на фронтах: поэта, журналиста, военного корреспондента Семёна Гудзенко; поэта Павла Когана, подарившего нам песню «Бригантина», погибшего 23 сентября 1942 г. на сопке Сахарная Голова под Новороссийском; поэта классика военной лирики Михаила Кульчицкого, погибшего в бою под селом Трембачево Луганской области; поэта Николая Майорова, погибшего 8 февраля на Смоленщине.
Я выражаю восхищение и уважение Павлу Валентиновичу Лосеву и кланяюсь в его лице всем авторам публикаций в альманахе.
НИЗКИЙ ПОКЛОН ВСЕМ, КТО ПРОДОЛЖАЕТ НЕСТИ ПАМЯТЬ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 г.г., КТО ПИШЕТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНУЮ ПРАВДУ О НЕЙ, КТО НЕ ДАЁТ ПЕРЕВИРАТЬ ЕЁ ИСТОРИЮ И ОТСТАИВАЕТ ПРАВО НА ПОБЕДУ СОВЕТСКОГО НАРОДА- ОСВОБОДИТЕЛЯ ТЕРРИТОРИЙ СССР И ПРАВО НА ПОЛНОЕ ИЛИ ЧАСТИЧНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ТЕРРИТОРИЙ ДЕСЯТИ ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН: РУМЫНИИ, БОЛГАРИИ, ВЕНГРИИ, ЮГОСЛАВИИ, ПОЛЬШИ, ЧЕХОСЛОВАКИИ, АВСТРИИ, ДАНИИ, НОРВЕГИИ И ГЕРМАНИИ.
На всю жизнь я запомнила строки из стихотворения Юлии Друниной:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне...
ЛЮДИ МИРА, НЕ ДОПУСКАЙТЕ ВОЙНЫ! БЕРЕГИТЕ МИР!
14. Боевой путь деда
Лидия Парамонова -Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
Вставай, страна огромная.
Вставай на смертный бой
С фашисткой силой тёмною,
С проклятою ордой...
В.И. Лебедев- Кумач
Моему деду, Фокину Николаю Филипповичу, было тридцать девять лет, когда началась Великая Отечественная война. В 1941 г. был призван в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии Шацким районным военным комиссариатом Рязанской области Шацкого района и
зачислен красноармейцем в 935 стрелковый полк 306 стрелковую дивизию, 1-го Прибалтийского Фронта.
В селе Кривая Лука осталась жена и пятеро ребятишек. За их счастье, свободу и независимость нашей Родины дед со своей боевой подругой- пушкой бил по вражеским позициям и огневым точкам.
1 сентября 1942 наступили «сухопутные дни» пехоты: дивизия выведена из резерва Ставки Верховного Главнокомандования (ВГК) перешла в состав 43-й армии, которую 3 сентября приписали к Калининскому фронту, была переброшена по железной дороге район деревни Старая Руза Московской области для боевой подготовки.
Совсем рядом была Москва, где каждый день звучала гениальная песня «Священная война». Она выражала масштаб людского горя, величину тяжести испытаний, вызывала высокий душевный порыв бойцов на борьбу с агрессором.
26 сентября в недельный срок дивизия переброшена в район г. Андреаполя Тверской области. Сразу же был произведён девятидневный марш-бросок протяжённостью 215 км. Началась боевая подготовка к наступлению на врага.
В ночь с 12 на 13 ноября дивизия перешла к жестокой упорной обороне на фронте в деревне Покровское Торопецкого района Тверской области близ озера Слободское.
Противник периодически производил налёты артиллерией. Части дивизии готовились к предстоящим боям, совершенствовали свои навыки, обновляли технику.
За время марш-броска дивизия продвинулась на юг, минуя посёлки: Западная Двина, Жарковский, Озёрный, а затем на запад, до посёлка Пржевальское Смоленской области.
Противник резко усилил состав армии, начал ожесточённые бои:
23 ДЕКАБРЯ 1942 г. в 4:20 произвёл три сильных арт-миномётного налёта, атаковал районы боевого охранения и линии обороны, к 9:00 - занял район обеих флангов, три контратаки не увенчалась успехом, после четырёх с половиной часов под гранатным огнём рукопашного боя с численным перевесом живой силы был уничтожен весь 4-й стрелковый полк дивизии: ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ!
31 декабря в 11:45, близ озера Сашко (пгт. Пржевальское ) совершилось контрнаступление, продолжавшееся до 13:00. Было взято много трофейного оружия.
С января по август 1943 года дивизия занимала оборону по берегам озёр Рытое- Сашко- Мужицкая (северо-восточнее г. Демидов Смоленской обл.), ведя незначительные бои. Противник периодически производил налёты артиллерией, вёл разведывательную и подрывную деятельность на линии фронта и позициях дивизии.
С 17 по 21 марта дивизией был совершён марш-бросок, в ходе которого было пройдено 25 км. Линия фронта переместилась от пгт. Пржевальское до д. Верхние Моховичи- на западе и от д. Мужицкое до д. Тарасово- на востоке.
С 22 МАРТА ПРОТИВНИК НАЧАЛ ОТСТУПЛЕНИЕ. В ходе двухдневного преследования дивизия освободила 30 кв. км территории.
До 6 июля враг периодически производил налёты артиллерией на линии фронта и позиции дивизии. На следующий день по разработанному плану взяты стратегические точки, что приблизило взятие деревни Горохово. Противник, резко усилив разведку, бомбардировал наших позиций с воздуха. Лишь в ходе Смоленской операции на Рибшевско- Витебском направлении (с 13 августа по 15 ноября), благодаря успешным наступательным, победным(!) , боям 1043 арт. полка 43 армии 4 августа д. Горохово была освобождена. Два дня, преодолевая упорное сопротивление и отбивая неоднократные контратаки противника, поддерживаемые танками, части дивизии продолжали наступление в прежних направлениях и овладели рубежом Горохово - Матвеево- Ивошино.
Начались ежедневные ожесточённые бои. Части дивизии занимали оборону, готовились и наступали на врага, свобождая населённые пункты: Беденки, Боровая, Гончарово, Пашково, Мазуровка, Городище и Борисенки.
23 сентября, перегруппировавшись, дивизия форсировала приток р. Каспля - р. Ольшу в районе д. Мамошки. Велись кровопролитные бои. С 29 сентября по 2 октября — марш-бросок д. Косые и Амбросенки. Успешное двухдневное укрепление обороны и 5 октября дивизия при наступление на юго-западном направлении заняла: Кляриново, Александрово, Карбана, Волки, Верхние стволы, Каутка, Москалька. В дальнейших боях овладели множеством населённых пунктов.
15 октября- победный бой! 20 октября дивизия вела бои на территории Белорусской ССР и 43- я армия вошла в состав 1-го Прибалтийского фронта. До 7 ноября велись бои с преследованием.
За успех Смоленской операции 306 стр. дивизию назовут «РИБШЕВСКОЙ» КРАСНОЗНАМЁННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИЕЙ. И в ходе этой операции за период с 01.10- 31.10.1943 г. дедом был совершён подвиг, о чём свидетельствует приказ подразделения No: 36/н От: 06.11.1943
ИЗ ПРИКАЗА
ПО 935 СТРЕЛКОВОМУ ПОЛКУ, 306 РИБШЕВСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ,
ПЕРВОГО ПРИБАЛТИЙСКОГО ФРОНТА.
6 ноября 1943 года.
No 36.
Действующая армия.
ОТ ИМЕНИ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СОЮЗА ССР, - НАГРАЖДАЮ:
Медалью «ЗА ОТВАГУ»: 1- 11 перечислены бойцы, отличившиеся в тяжёлых кровавых боях в октябре месяце 1943 г.
Под номером 12 награждался мой дед, о чём свидетельствует запись:
12. Орудийного номера батареи 76 мм пушек красноармейца Фокина Николая Филипповича за то, что при наступлении полка в октябре м- це с. г. со своим расчётом уничтожил одну 37 мм пушку и две огневых пулемётных точки противника.
1902 г.р. русский, канд. в члены ВКПб, призван в РККА Шацким РВК Рязанской обл. в
1941году.
8 ноября во время прорыва сильно укреплённой обороны противника на рубеже Самосадки- Скрабово велось наблюдение за полем боя, наносились разрушительные удары по цели. Даже раненные не ушли с поля боя до прорыва немецкой обороны. Они, ГЕРОИ РОДИНЫ, ЕЁ ВЕРНЫЕ СЫНЫ, выполнили задачу, поставленную перед полком!
При дальнейших наступательных боях нашей дивизии и отступление противника освобождены населённые пункты: Климово, Юрченки, Дворище, Мотяши, Ляхово и Худилово.
За месячный срок у нашей дивизии не было людских потерь, она прочно укрепилась на позиции д. Горбачёво - Хохловщина.
27 января- 19 февраля после ряда атак противник потерпел серьёзный урон, но продолжал оборонять рубеж.
20-22 февраля - марш-бросок, в ходе которого дивизия форсировала Городок (Витебская обл.).
В конце февраля вся 43-я армия была перегруппирована в районе Городка, где приняла участие в Витебской наступательной операции.
За освобождение Шумилинского района Витебской области воинам- артиллеристам 6-ой и 43-й армий установлен памятник в посёлке Шумилино.
Знамя 306-й «Рибшевской» стрелковой дивизии хранится в музее города Духовщина Смоленской области.
Лишь после войны дед узнал, что мелодию на слова Василия Ивановича Лебедева- Кумача написал его земляк, крестьянский сын, из села Плахино Захаровского района Рязанской области- Александр Васильевич Александров. Дед очень гордился этим.
И говорил, что эта песня была бронёй для бойцов.
Дед был сутуловатым, а когда звучал голос Левитана или исполнялась «Священная война», выпрямлялся, менялся в лице. Оно становилось, как мне казалось, каменным. А на глаза навёртывались слёзы.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война.
Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать,
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
О6.06.1974 года дед тихо ушёл навсегда. Он воспитал пять сыновей и четырёх дочерей. Имел четырнадцать внуков и одного правнука. Посадил яблоневый сад на двадцати сотках рязанской земли. Умело ухаживал за более двадцатью пчелиными ульями. Его пройденный путь- сотни тысяч километров фронтовых дорог.
В шахтёрском сибирском городке цвела сирень. Мне было семнадцать лет. В десятом «Б» классе шли экзамены.
Я сожалею о том, что деда нет и не с кем мне поговорить о его боевых товарищах.
Жив ли кто из них? Не знаю. Но знаю, что память о боях дивизии останется в сердцах потоков.
Я понаслышке знаю о войне,
По фильмам, книгам и рассказам очевидцев,
Так часто снятся мне бойцы- красноармейцы
И с ними бью фашистов я во сне.
15. Ещё одна страница подвига. А. А. Батюшкин
Лидия Парамонова -Фокина
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №20 «Опытные Зубры»
Андрей Александрович Батюшкин родился 10.08. 1905 года в Ульяновской обл. Верхние Тимерсяны.
Семнадцатилетним парнем Андрей уехал на заработки в Сибирь, где судьба подарила встречу с будущей женой, землячкой из села Нижние Тимерсяны, Александрой Васильевной Батюшкиной( в девичестве Ромашкиной). Поженились, «осели» в с. Ульяновка Топкинского района Новосибирской, ныне Кемеровской области. Андрей работал трактористом. Любовь крепла с рождением детей. Первой родилась Оленька в 1929 году, а затем каждые два года: Лиза, Веня, Толя, Лида, Коля, Владимир- последыш появился на свет за двадцать дней до начала Великой Отечественной войны.
С её приходим началась всеобщая мобилизация.
В начале июля Андрея и двоих односельчан Родина призвала на защиту.
Провожали всем селом. Старец, дедушка Сетнеров, напутствовал троим будущим воинам. Велел им поочерёдно, заглядывая в печь, читать и запомнить молитву- оберёг на возврат домой.
Андрей и ещё один селянин выполнили волю старца. Третий отказался. Счёл за предрассудки. Он погиб в первом бою.
Александра проводила мужа на фронт. Следом- родного брата- вдовца. Пришлось взять опекунство над племянниками- Сергеем, Андреем, Марусей, осиротевшими три года назад.
Началось тяжёлое время для семьи, народа, страны.
Ольга и Маруся работали с раннего утра до позднего вечера полях по уборке урожая. Вязали снопы. Руки не заживали от порезов.
Андрей Александрович не любил рассказывать о войне.
О его боевых дорогах рассказали награды и важнейший документ, в правом углу которого чёткое предупреждение: «Красноармейскую книжку иметь всегда при себе. Не имеющих книжек- задерживать!»
Места расположения роты и значимые даты документа говорят о местах нахождения дивизии, роты, бригады.
Прохождение службы:
Отдельная рота связи Стрелковой дивизии 98 от 7-го месяца 1941г.
21 отдельная рота связи 42 стрелковой бригады, телефонист. 08.01.43
308 стрелковая дивизии , 899 отдельной роты связи, красноармеец- телефонист.
1451 отдельная рота связи 20 гвардейской дивизии 26 к. с. д. от 22 июля 1943 г.
присвоено звание ефрейтор 16.08.43
Демобилизован на основании Закона Верх. Сов. СССР от 23.06.45
Переименовано:
135 отд. гв .р. с . отд - дату не видно , год 43г.
149 отд. гв. батальон связи
гв. ефрейтор телефонист - 4.12. 44.
Связистам- телефонистам 21 отд. роты приходилось обеспечивать связь под арт. огнём противника. Под пулями и взрывами восстанавливалась связь командования с фронтом. По документам и записям в красноармейской книжке Батюшкина А. А. имеются отметки об участии в боях записи о благодарностях, наградах, и о присвоении звания ефрейтора. Подтверждение тому:
III. Участие в походах, награждения и отличия
Место службы: 899 отдельная рота связи 308 стрелковой дивизии 2-ой Прибалтийский Фронт
Дата подвига: 18.07.1943-28.07.1943
Сталинградский фронт с 6. 7. 4
Брянский. Белорусский. с 1. 7. 43.
Присвоено звание гвардейца 20. 9. 43
Медаль за отвагу 31. 7. 43
Орден Славы III степени 13. 4. 44
Медаль за отвагу 05. 6. 45
ПОДВИГ: Во время наступательной операции дивизии тов Батюшки проявил себя грамотным ездовым- телефонистом. В любых условиях под огнём противника резерв имущества связи всегда вовремя Батюшкин доставлял командиру. В ночь с 26 на 27 апреля 1945 в районе Прирос под миномётны, пулемётным огнём противника резерв имущества связи на НП 336 Гсп Батюшкин доставлял во время. Этим самым обеспечил бесперебойной связью командира полка с командиром дивизии. 6 мая 45 в районе Бергцов НП 339 Гсп перемещалась новое место, кабеля не хватало, тов. Батюшкин под огнём противника
доставил резерв связи и обеспечил командование бесперебойной связью.
НАГРАДА: Медаль» За боевые заслуги».
ПОДВИГ: Гв.ефрейтор Батюшкин в боях с немецкими захватчиками показал себя отважным и мужественным связистом. 24.6.44 во время боёв при прорыве обороны противника на р. Друть т. Батюшкин под огнём противника переправился с повозкою через р. Друть, доставив своевременно кабель и другое имущество связи, необходимое для наводки линии связи между НП комдива и командира наступавшего 336 Г.с.п. 27.6. 44 во время наводки линии
в районе д. Шаровщино т. Батюшкин был легко ранен осколком снаряда, но несмотря на это
остался в строю и вывел повозку с имуществом связи из-под автоматного и оружейного огня противника. НАГРАДА: Орден Славы III степени.
Пятнадцать записей о благодарностях от Главкома Маршала Советского Союза тов. Сталина от какого числа и за конкретные действия моего героя на фронте. О последующих буду излагать в виде порядкового номера и за что вынесена благодарность.
Гв. ефрейтор Батюшкин,
1. Вам, приказом Верх. Главноком Маршала Сов. Союза тов. Сталина от 5 августа 1943 г. объявлена благодарность за отличные боевые действия при освоении города Орла. ( Запись закреплена печатью и подписью командира) .
2. ... за город Рогачёв, за боевые действия...24 феврвля 1944
3. за отличные боевые действия при прорыве обороны противника и форсирования р. Друть. от 25 июня 1944 г.
4. ... от 29 июня 1944 г. за боевые действия по окружению и уничтожению бобруйской группы немецких войск и освобождение г. Бобруйска.
5. ...от 17 июля 1944 г. - за освобождение г. Волковыск - важнейший ж/д объект.
6. ... от 27 июля 1944 г. - за отличные боевые действи при освобождении г. Белосток.
7. ... в сентябре 1944 г. - а отличные боевые действия при овладении города и крепостью Остроленко.
8. ...17 янв.1945 - за отличные боевые действия при прорыве сильной глубоко эшелонированной обороны противника на Запад. Берегу р. Нарев сев. Варшавы.
9. ... 21 янв.1945 г. - за отличные боевые действия при вторжении в в южные районы
Восточной Пруссии.
10. ... 23 янв. 1945 г. объявлена благодарность за отличные боевые действия при овладении городами Вост. Пруссии: Вилленберг, Ортельсбург, Морунген, Заальфельд и Фрайштадт.
Я добавлю, что эти города являлись важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев.
В этот день в 21 часов Москва салютовала двадцатью залпами из 224-х артиллерийских орудий доблестным войскам 2-го Белорусского фронта.
11. ...от 17 фев. 1945 г.- за отличные боевые действия при овладении городов Вормдитт и Мельзак.
Войска 3-его Белорусского фронта, продолжая сжимать кольцо восточно- прусской группировки противника, штурмом овладели этими городами.
В этот день в 21 часов Москва салютовала 20-тью залпами 224 арт орудий).
12. ... от 20 марта - за отличные боевые действия при овладении г. Браунсбер. Из истории приказа в Интернете- этот город являлся сильным опорным пунктом обороны немцев по побережью залива Фриш- Гаф.
Москва- Столица Родины СССР салютовала 12-тью залпами из 124-х арт. орудий доблестным войскам 3-его Белорусского фронта.
13. ... от 25 марта - за отличные боевые действия за овладение г. Хайлигенбаль — последним опорным пунктом немцев на побережье залива Фриш- Гаф, юго- западнее Кенигсберга. В плен было взято более 7000 пленных солдат и офицеров.
В этот день в 23 часов Москва салютовала 12-тью залпами из 124-х арт. орудий доблестным войскам 3-его Белорусского фронта.
14. ... от 29 марта за отличные боевые действия — разгром восточно- прусской группировки немецких войск.
В боях с 13- 29 марта немцы потеряли:
более 50000 пленных и 80000 убитых, 605 танков и самоходных орудий, свыше 3500 полевых орудий.
29 марта в 23 часов Советский народ лицезрел и радовался 20-тью залпам 224 арт орудий.
15. Приказом Верх. Главноком Маршала Сов. Союза тов. Сталина от 2 мая 1945 г. за № 357. За отличные боевые действия в боях по окружению и ликвидации группы немецких войск юго- вост. Берлина Вам объявляю благодарность. (Заверено печатью 149 отд. гв. батальона связи и подписью командира.)
2 мая в Москва салютовала войскам 1- го Белорусского фронта (Маршал Советского Союза Г. К. Жуков) и войскам 1-го Украинского фронта (Маршал Советского Союза И. С. Конев) двадцатью артиллерийскими залпами двести двадцати четырёх орудий!
Эти 15-ть благодарностей- итог пятилетнего похода в борьбе за свободу малой родины и Могучей Державы- СССР.
В памяти Наташи, внучки героя, всплыла картина из далёкого детства, в ней остались ещё два чётких эпизода из рассказа Ольги Андреевны- старшей дочери героя.
Однажды группа бойцов из пяти человек, имея задание: пробраться в деревню, захваченную немцами, наладить связь, взять «языка», вошла в заброшенную крайнюю избу, находившуюся на приличном расстоянии от леса. И были обнаружены немцами, которые начали обстреливать дом со всех сторон.
Красноармейцы вели ответный огонь. Немцы не могли захватить наших солдат, но им удалось подпереть дверь, обложить дом соломой, облить бензином и поджечь. Огонь быстро охватил весь дом.
Наши бойцы обнялись и попрощались друг с другом. Встали в круг. Андрей прочитал молитву старца и начал перечислять имена своих детей и никак не мог вспомнить имя сына- последыша. Не успел вспомнить, как вдруг поднялся сильный ветер и понёс дым. Образовалась дымовая завеса до самого леса. И бойцам удалось уйти через окно под её «прикрытием».
Чудотворная молитва спасла Андрея Александровича одном из боёв. Он был ранен, но остался жив и попал в госпиталь.
В детской памяти остались воспоминания, рассказанные дедом, о 9 мае в Берлине.
Русские солдаты праздновали Победу, находясь в одном из разрушенных немецких домов. Молодой парень, прошедший всю войну с дедом, зачем-то вышел из дома на открытую площадь (этого внучка Андрея не могла припомнить). Из соседнего дома раздался одиночный выстрел, он оказался смертельным.
Из рассказа мамы Наташа помнила, что после Победы семья долго ждала возвращения её деда в фронта. А его всё не было. И ни одной весточки о нём.
Оказалось, что тяжёлый военный путь моего героя не закончен.
4.05.45 года ему выдали полный комплект обмундирования,от котелка до носового платка, чему свидетельствует запись в красноармейской книжке.
20. 08. 1945 г. красноармеец А. А. Батюшкин был направлен на Дальний Восток, с целью отправки на Советско- японскую войну (с 9 августа по 3 сентября 1945 г.). Эшелон промчался мимо родного дома.
По прибытию на место назначения, их пересадили на военное судно и отправили по воде.
Вражеский снаряд попал в судно.
Дед снова чудом остался жив. Плыл в ледяной воде на обломке от судна. Какое-то значительное время продержался на воде.
Очнулся в госпитале. Долго лежал с двусторонним воспалением лёгких. Только тогда семья получила весточку, что он жив, находится под наблюдением врачей.
Радость пришла в семью, когда дед вернулся домой.
Он говорил, что по имеющимся сведениям с тонущего судна спаслись несколько человек. Поведал, что в то тяжёлое время его спасла молитва старца Сетнерова. Сетовал, что не попал на Советско- японскую войну.
В 1953 г. в семье родилась дочь- Любовь. Она олицетворила собой ещё одно подтверждение огромной любви к жизни, семье и Родине.
Поколение детей, внуков, правнуков, у которых уже родились и растут малыши, чтят память о родном Андрее Александровиче Батюшкине, преклоняются в его лице перед подвигом воинов оставшихся в живых и павших в боях за освобождение нашей Родины, нашего народа.
Я всё время думаю, если одного врага уничтожил наш солдат, партизан или мирный житель, оказавшийся в тылу врага, он уже совершил подвиг, потому что не дал врагу продолжать убивать наших дедов, отцов, матерей, сестёр, братьев, детей, жечь наши сёла, хлебные поля, рушить города, угонять в концлагеря и в рабство наших соотечественников.
75 лет назад отгремели последние бои Великой Отечественной войны, но их эхо летит по Миру. И долго ещё не стихнут отголоски людского горя.
Хочу закончить волнительную тему подвига своих родных и близких, а в их лице всего народа СССР, главой «Помните!» из поэмы «Реквием» Роберта Рождественского:
Помните! Через века, через года, - помните!
О тех, кто уже не придёт никогда, - помните!
Не плачьте, в горле сдержите стоны, горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!
Хлебом и песней, мечтой и стихами, жизнью просторной,
Каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны!
Люди! Покуда сердца стучатся, - помните!
Какою ценой завоёвано счастье, - пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полёт, - помните!
О тех, кто уже никогда не споёт, - помните!
Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!
Во все времена бессмертной Земли помните!
К мерцающим звёздам ведя корабли, - о погибших помните!
Встречайте трепетную весну, люди Земли!
Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!
Мечту пронесите через года и жизнью наполните!
Но о тех, кто уже не придёт никогда, - заклинаю,- помните!
Хочется всему Миру в унисон голосу Роберта Рождественского во всю мощь крикнуть голосами детей внуков и правнуков моего отца:
«Будем достойны памяти павших! Будем передавать эстафету памяти павших последующим поколениям!»
Я горжусь людьми, соотечественниками, которые в память о героизме нашего народа в Великой Отечественной войне, нескончаемым потоком идут в БЕССМЕРТНОМ ПОЛКУ.
НИЗКИЙ ПОКЛОН ЖИВУЩИМ И СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ПОГИБШИМ ВОИНАМ:
ЗАЩИТНИКАМ- ПОБЕДИТЕЛЯМ - ОСВОБОДИТЕЛЯМ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ВОЙНЕ!
16. Медаль за город Будапешт
Владимир Пастернак
2 место в Основной номинации «ВТ»
2 место в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
2 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №4
Решил написать тебе письмо, отец. Наконец побывал в Будапеште. Потрясающий город, здесь можно подолгу рассматривать каждое здание и даже огромное количество бомжей не испортило впечатления о венгерской столице. А какой прекрасный вид открывается с небольшого пароходика во время ночной экскурсии по Дунаю! Сверкающие огнями великолепные дворцы Буды и Пешта запомню надолго. Да что я рассказываю, ты ведь и сам здесь побывал. Свидетельство тому – медаль «За взятие Будапешта». Есть у тебя и другие, например, «За освобождение Вены», но за Будапешт досталась более дорогой ценой.
Вы стояли всего в ста пятидесяти километрах от столицы, рядом со старинным городом с труднопроизносимым названием Секешфехервар. В канун Нового 1945-го года экипажам выдали по поллитра спирта. Возможно, планируя начало контрнаступления на первое января, гитлеровское командование рассчитывало и на то, что русские будут пьяны. Помню, когда был маленьким, ты мне пел «три танкиста выпили по триста, а механик выпил восемьсот». То была шутливая фронтовая пародия на известную песню, но я своим пацанячьим воображением рисовал картину, где ты смог выпить больше всех и гордился тобой, отец. Жаль, что ты мало мне рассказывал о войне, когда я стал чуть взрослее. О том, что ты был одним из лучших механиков-водителей дивизии, мне рассказал позже твой фронтовой друг, воевавший с тобой в одном экипаже. «Если бы не Борис, нас ещё во время Ясско-Кишенёвской операции сожгли, - сказал он мне на твоих похоронах. - Водитель твой батя был феноменальный».
На Балатоне против вас бросили «королевские тигры» элитных танковых дивизий СС «Мёртвая голова» и «Викинг». Гитлеровское командование возлагало большие надежды на контрнаступление, стремясь прорваться к окружённому Будапешту. Не прошли «королевские тигры», отец, ты и твои товарищи встали насмерть и не пропустили этих чудовищ к осаждённому советскими войсками Будапешту. Много танкистов сгорело на подступах к венгерской столице. Да и ты был ранен и чудом выжил в тех кровавых сражениях.
Ах, батя, как бы я хотел, чтобы ты увидел нас с братом взрослыми людьми, наших жён, твоих внуков и внучку. А ещё, у тебя есть теперь две правнучки. Как жаль, что ты рано ушёл, тебе было всего 45. Врачи «скорой» сказали, что ты умер от острой сердечной недостаточности, но я-то хорошо знаю – это память с Балатона. В госпитале врачи оставили и не стали трогать два из четырёх полученных осколков, остановившихся недалеко от сердца.
9-го Мая, как обычно, достану из шкатулки все твои боевые награды и, конечно, медаль «За взятие Будапешта», разложу на столе, рядышком положу фотографию с обгоревшим уголком. На ее обороте написано: «Будапешт. 20/XI 1944 г. На вечную память Андрею от Бориса». Эту фотографию ты подарил своему командиру, а через два с половиной месяца вы горели на Балатоне от прямого попадания «Тигра». Через нижний люк ты вытащил Андрея за ноги в тот момент, когда начали рваться ваши снаряды внутри танка. Только Андрей всё равно уже был мёртв. А тебя, отец, добили два проклятых осколка с Балатона через двадцать лет после войны.
Положу я святые для меня реликвии перед собой, вспомню вашу шутливую фронтовую песенку, налью сто грамм и молча выпью за тебя и за Победу, которая досталась такой большой кровью.
С Днём Победы, отец!
17. Отвлекающий десант
Владимир Пастернак
2 место в Основной номинации «ВТ»
2 место в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
2 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №4
Говоря о победе советского народа в Великой Отечественной войне, никогда не следует забывать о том, что наряду с русскими воевали все национальности СССР. Например, звания Героя Советского Союза были удостоены : 7998 русских, 2021 украинец, 299 белорусов, 161 татарин, 107 евреев, 96 казахов, 90 грузин, 89 армян, 67 узбеков...
ОТВЛЕКАЮЩИЙ ДЕСАНТ
Здесь на скалистом берегу
Ты не увидишь обелиска,
Лишь чайка, пролетая низко,
Крылом разрезала волну.
Тот отвлекающий десант
Не слишком долго отбирали
И хорошо в начальстве знали,
Что отправляют к небесам.
Из новобранцев целый взвод,
В нём пятеро сынов Востока,
Смирившихся – судьба жестока,
Ведь понимали, что их ждёт.
Но матерился старшина
И поминал чужого бога:
Какая тут, Аллах, подмога,
Когда по-русски – ни хрена.
Узбеки, господи, прости,
Они же моря в жизни не видали!
Как будто специально отбирали,
Чтоб утопить от родины вдали.
Тот отвлекающий десант
Был очень быстро обнаружен,
Но для победы так он нужен,
Как для молящихся Коран.
Лишь сотню метров не хватило
И баржа села на песок.
Никто из воинов не смог
Доплыть, дойти...их всех убило.
У смерти предпочтений нет,
Таков очередной итог войны.
Пред нею все теперь равны –
Татарин, русский и узбек.
Накрыло взрывом целый взвод
И чья-то старая пилотка,
Разбухшая плыла, как лодка,
Звездою красной на Восток.
Как жаль. Чего-то не учли,
Чего-то там не дорешили
И наступление отложили
Или бессмысленным сочли.
Беда, но так тому и быть.
Зазря на фронте не бывает
И если где-то убывает,
То кто-то продолжает жить.
Нет, не шакал завыл в степи
Так жутко, муторно и тонко.
Рыдал аул, читая похоронку,
Что через месяц принесли.
Здесь на скалистом берегу
Ты не увидишь обелиска.
Лишь чайка, пролетая низко,
Крылом разрезала волну.
ЭПИЛОГ. Это стихотворение не имеет отношение к тому, что произошло 11 мая 2019 года. Жители г. Николаев (Украина) собрались у памятника "67-ми героям-десантникам", чтобы почтить память героев отвлекающего десанта старшего лейтенанта Константина Ольшанского. Люди возлагали цветы, заиграла музыка, раздалась всем знакомая песня "Журавли" и тут... случилось чудо. Все присутствующие, задрав головы, смотрели в небо и плакали. Над их головами летели два клина журавлей. Пока звучала песня, журавли плавно кружили над монументом и улетели только, когда закончилась песня.
Обязательно посмотреть:
http://www.youtube.com/watch?v=kUtX9P5z_Xc
18. Куцый
Владимир Пастернак
2 место в Основной номинации «ВТ»
2 место в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
2 место в розыгрыше «Приза читательских симпатий»
Специальный приз №4
Он пришел на первый послевоенный экзамен в старенькой гимнастерке, кирзовых сапогах и ушитом на фронте галифе. Возле двери стояли молодые парни и девчонки с конспектами в руках и ему было неловко, что он в военном обмундировании. Две девушки, с любопытством разглядывая новенького, о чем-то шептались, отчего парень еще больше смущался. Одна из них решительно шагнула навстречу.
- Хотите мой конспект? - спросила кареглазая студентка. - Я вижу, у вас нет, а я уже сдала. Меня зовут, Соня. А вас?
- Борис, - ответил он и протянул руку. - Вот, восстановился на второй курс, учился тут до войны.
- Ой, как интересно! Мой брат тоже воевал, у него даже медали есть. Расскажете потом о вашем боевом пути? Вы извините, я вас заболтала, заходите в аудиторию, вы последний, а профессор у нас очень строгий. Просто зверь!
Борис толкнул дверь и вошел. За столом сидел пожилой профессор в форме подполковника железнодорожных войск, на темном кителе выделялись наградные планки. Рядом со столом прислоненные к стене стояли костыли. Профессор что-то писал в общую тетрадь и не обращал внимания на вошедшего. Так продолжалось несколько минут.
- Нехорошо опаздывать на экзамен, молодой человек, - наконец, он поднял глаза. - Почему в военной форме, да еще без знаков различия?
- Извините, гражданской не успел обзавестись. Вернулся в пустую квартиру, родители в эвакуации.
- Фронтовик?
- Так точно.
- Мы не на фронте, молодой человек, отвечайте нормально! Где воевали?
- Танкист, Третий Украинский.
- А я до войны проектировал мосты и тоннели, а потом сам же их и взрывал. Когда отступали. Правда, до конца не довоевал. Вас тоже я смотрю зацепило, - профессор указал рукой, где передавленный воротом гимнастерки багровел длинный шрам.
- Румынский снайпер под Яссами. Мы сидели на орудии с командиром, я держал зеркало, а он брился. Если бы в момент выстрела меня не окликнул наш наводчик, лежал бы в одной могиле с лейтенантом - ему пуля перебила сонную артерию, а меня чиркнула по касательной. Румын, сволочь, хотел одной пулей двоих снять.
- Значит, погиб командир?
- Так точно.
- Вы кто по званию?
- Гвардии старший сержант.
- Награды имеешь, гвардии старший сержант? Только оставьте вы свои «так точно», сказано вам: не на фронте.
- Орден Славы третьей степени, медаль «За взятие Будапешта», медаль «За освобождение Вены» и «За победу над Германией».
- Выглядите молодо. Сколько провоевали?
- Не считая госпиталя, полтора года. В сорок втором мне исполнилось восемнадцать, полгода проучился в летной школе, потом... Началось наступление и срочно потребовались механики-водители танков. За три месяца переучились в танкистов и на фронт.
- А в госпитале как оказались?
- Сожгли нас на Балатоне.
- Да-а, гвардии старший сержант, досталось, видать, вам. А почему награды не надели?
- Стыдно перед молодыми, подумают: хвастаюсь. И так, чувствую себя стариком среди них.
- Стыдно, говорите? Зачетку-то успели получить?
Он достал новенькую книжицу и положил на стол. Профессор открыл, посмотрел на довоенное фото, потом на сидящего напротив студента в военной форме.
- Лицо мне ваше знакомо, гвардии старший сержант, вы в футбол случайно не играли?
- Играл за «Локомотив».
- Правым нападающим! Кличка у вас еще была «малый»!
- «Куцый».
- Точно, «куцый»! Помню, как трибуны орали «куцый, давай!!!» Да я и сам орал, как ненормальный. А как сейчас с футболом?
- Врачи не допускают. У меня два осколочка с Балатона до сих пор в левом лёгком, у самого сердца.
- Жаль, жаль, если бы не война... Вы курите? Собственно, что я спрашиваю? Редко встречал на фронте некурящих. Если не трудно, захватите стул, - профессор взял костыль и, опираясь на него, попрыгал на одной ноге к окну. - А вы можете присесть на подоконник.
Они дымили «Казбеком» в распахнутое настежь окно и говорили не о войне.
- Я в молодости тоже любил играть в футбол. Теперь хожу на матчи, когда играет «Локомотив», правда, сейчас слабый состав, не то, что до войны. А я ведь помню, как вы забили в «девятку» харьковскому «Спартаку». Кажется, это было в мае сорок первого?
- В начале июня. После этого мы успели сыграть только два матча. А насчет состава, вы правы, сейчас почти все игроки новые, из старых многие не вернулись...
- Эх, война, война, будь она проклята! Столько беды принесла.
Докурив папиросу, профессор попрыгал обратно к столу, снова взял в руки зачетку, еще раз внимательно посмотрел на фотографию, закрыл и протянул студенту.
- Так вы говорите перед молодежью стыдно? Ты вот что, гвардии старший сержант, приходи на переэкзаменовку через неделю. Только не забудь надеть свои боевые награды.
Борис вышел из аудитории чему-то улыбаясь. Подбежала кареглазая знакомая.
- Ну как? Сдали?
- Пересдача через неделю.
- Я же говорила. Не профессор, а зверь!
- Так точно, Соня, лютый зверь – ваш профессор.
19. Рулевой минного тральщика
Людмила Петрова 3
Посвящается моему свекру Петрову М.С.
Нет, не кончилась война
в 45-ом.
Ликовала вся страна,
И солдаты
Возвращались по домам -
Победили!
А в заливе мин полно,
Их ловили.
Минный тральщик шёл в моря,
Страх отбросив,
Не на вахту - в смертный бой
Вёл матросов.
А матросы были просто
«салаги»,
Но решимости полны
И отваги.
У штурвала рулевым -
Встать почетно,
Девятнадцать лет всего,
Но несчетно
Было выловлено мин
Смертоносных,
Сколько жизней сберегли те
Матросы!
Но однажды взрыв - и
Тральщик ко дну.
Удалось спастись
Ему одному,
Рулевому.
Был отброшен волной,
Плыл и плыл
и вдруг упёрся ногой
В камень,
встал он на него и стоял,
Пока катер проходящий не снял.
А потом лечил проклятый артрит,
Хоть не рана, но ведь также болит.
Хоть и мирная вокруг тишина,
Затаившись миной, дремлет война.
Нет, он ничего не рассказывал о себе, о войне, о службе на флоте. Да мы его и не спрашивали. А у них, у их поколения, скромность была самым главным достоинством. Считалось неприличным говорить о своих поступках, которыми можно гордиться, достижениях и наградах. Об этом могли говорить другие, если хотели. Но они тоже молчали. Свекровь рассказала мне об этом случае из жизни своего мужа уже после его смерти.
Она была уже почти слепая, могла различать только свет и темноту. Глаукома. Как-то сидела и перебирала его ордена и медали. Нашла этот Орден Великой Отечественной Войны 2 степени, задумалась и сказала:
- И все-таки достала его война, хоть он и держался столько лет.
- Как достала? Ведь у него инсульт был.
- Он бы и инсульт одолел, если бы полиартрит не доконал. А он у него с войны.
- Так ведь он же совсем молодой тогда был? Его же, как и моего отца, в 17 лет призвали.
- Да, на флот. А потом он служил на минном тральщике и уже после войны мины они вылавливали в Финском заливе. Весь залив был сплошным минным полем. Он был рулевым, очень ему это нравилось, он этим гордился, и на флоте служить нравилось, и форма ему шла - красавец! А какие клеши тогда моряки носили! Модно было.
Но однажды стоял он за штурвалом, вперёд смотрел, шли медленно, трал выбирали. Видимо, в нем мина была. Взорвалась. Взрывной волной его выбросило далеко за борт. Тральщик затонул так быстро, что никто из команды больше не спасся. А он поплыл к берегу, плыл, пока сил хватало. Лето, вода, наверное, тёплая была. Но стал из сил выбиваться. Думает, ну вот и все, утону сейчас, как ребята. И вдруг нога обо что-то твёрдое стукнулась. Оказался камень на мели. Встал он на него и простоял, несколько часов (не знает даже сколько) по пояс в воде. Подробности не рассказывал. А потом помнит: подошёл катер и снял его. Растирали, спиртом натерли, выпить заставили. Оклемался. Не любил он об этом рассказывать, очень переживал. Ведь его друзья-сослуживцы погибли, а он жив остался. Болел очень, о флоте пришлось забыть.
Свекровь замолчала, думая о чем-то. А я вспомнила, как он радовался и гордился, когда сын его закончил Макаровку и стал штурманом.
Сам свёкор проработал всю жизнь слесарем на заводе «Двигатель». У него были «золотые руки». Но уже в 50 лет он ушёл на инвалидность, ходил с палочкой, а в квартире часто пахло меновазином. Он, видимо, боль снимал. Но никогда не жаловался. Обожал свой «Запорожец», любил дачу и всегда был аккуратно и даже элегантно одет.
Со свекровью они жили душа в душу, очень заботились и оберегали друг друга. Я прожила с ними 13 лет в маленькой двухкомнатной хрущевке, и ни одной ссоры, ни одного скандала, ни разу друг на друга голос не повысили. В 2001 году мы отметили их золотую свадьбу.
Из интернета я узнала:
К концу 1944 года на Балтике было выставлено с обеих воюющих сторон 66500 мин немцами, финнами и русскими. Финский залив был похож по выражению моряков на суп с клецками. Ленинград оставался заблокированным со стороны моря. Было смертельно опасным судоходство и рыболовство.
Уже осенью 1945 года от мины получил серьезное повреждение крейсер «Киров», 5 человек погибли.
Мины были разные: контактные и бесконтактные, установленные на разной глубине, связанные тросиками и плавающие самостоятельно. Особенно опасны были немецкие мины, которые назывались «рогатая смерть».
Чтобы снять морскую блокаду, мины надо было обезвредить. Их надо было тралить, прочесывая морскую гладь метр за метром. Минных тральщиков не хватало. Траление проводилось только в светлое время суток и в чистой ото льда воде. Минные тральщики работали, как правило, по двое. Очень тяжелая, изнурительная и опасная работа. Зачастую, мины определяли только визуально.
За период после 9 мая 1945 года на Балтике подорвались на минах 29 тральщиков. 17 погибли вместе с экипажами.
Огромная ответственность лежала на командирах этих морских тружеников, да и на всех членах экипажа, ведь оставшаяся мина это затаившаяся смерть.
Уже в 1946 году от мин были очищены основные фарватеры Балтики. Но мин ещё оставалось очень много. С 1945 по 1950 год в разминировании участвовали и финские тральщики. Они обезвредили 9276 мин. 28 человек погибли.
Все основные работы по разминированию были закончены в 1957 году, но окончательно очистили от мин Балтику только в 1963 году через 18 лет после окончания войны. 18 лет под мирным небом военные моряки рисковали своими жизнями ради того, чтобы другие моряки могли спокойно вести торговые суда и пассажирские лайнеры, рыбаки ловить рыбу, водолазы работать, а дети купаться.
В Кронштадте возле Купеческой гавани будет установлен памятник морякам-тральщикам Балтийского флота, погибшим при исполнении воинского долга.
20. Последний ветеран
Светлана Петровская
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
КО ДНЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
Еще немного — и последний ветеран
Вздохнет легко.
И крыльями взмахнет
Его душа, свободная от ран,
От снов, где он стрелять не устает.
Он вдруг поймет: в груди осколка нет!
Нет сгорбленной спины и седины.
Ему всего…
неважно, сколько лет,
Неважно потому, что нет войны!
Навстречу выйдет взвод его живой –
Не перечень фамилий на стене.
И, как огонь в печурке тесной той,
Забьется сердце в гулкой тишине.
Он все забудет: боль свою и страх...
Но памяти не оборвётся нить.
Он с тихою улыбкой на губах
Попросит:
«Братцы, дайте закурить».
И все поймет…
Прощальных слёз роса
Растает, и часов утихнет бой…
И ангелы задернут небеса
Последней, самой тайной пеленой.
Он нам оставит очень хрупкий мир,
Мерцающий в ладони светлячком.
Мир — не приют,
не рынок
и не тир…
Мир просто ждет, что вспомним мы о том,
Что человеку человек не волк!
Колоколов не потускнеет медь…
И вновь весной
идет Бессмертный полк –
На правнуков
с надеждой
посмотреть!
21. Оккупация
Нина Пигарева
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Проснулась Шура на рассвете,
Накинув шаль, метнулась в сенцы.
На печке в хате спали дети,
А по двору шныряли немцы.
Подав сигнал, вдруг смолкла Лайка,
Кровь обагрила снег пушистый.
От страха вздрогнула хозяйка,
Завидя в щёлочку фашистов…
Зверьё безжалостно все семьи,
Как скот, сгоняло на расправу
К оврагу за черту деревни.
За что и по какому праву?
Шеренга в ужасе застыла.
Живую цепь замкнула Шура,
В подол вцепились дочка Зина
И два сынка – Захар и Юра.
Раздался первый гулкий выстрел
На том краю, и в центре – следом.
И застрочили фрицы быстро,
Видать, спешили до обеда
Управиться и, вымыв руки,
Спокойно жрать в день новогодний.
Шептала Шура: «Звери, суки,
Чтоб вам гореть в аду сегодня…»
- Шо, матка, шопшешь? Кажи громо! -
К ней подлетела мразья шкура.
- Поди жена и дети дома?! -
Прожгла вражину взглядом Шура.
Опешил немец на мгновенье,
Застыл оскал на роже сальной.
И в это время, как знаменье,
Як-9 – из-за тучи дальней…
--------------
В живых осталась Александра,
Из деток – лишь последыш Юра.
Всё это было. Это правда.
Я лично знала тётю Шуру.
P.S.
Муж Александры Василий прошёл всю войну.
Домой вернулся.
В последствии семья пополнилась тремя дочками.
--------------
3-е место в конкурсе "Ассоциаций"
(Единомышьленники) Тема "Помнит сердце".
Сайт "Стихи.ру"
2-е место в конкурсе "Война и мир"
(Единомышьленники)
22. Дед Леон, Орлик и мы. Призёр МФ ВСМ
Нина Пигарева
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
(Из воспоминаний моей мамы)
На женщинах, на стариках и подростках в годы войны держался тыл, считавшийся прочным, надёжным. Наша учёба в школе не прерывалась, но уже с последним звонком мы на всё лето поступали в распоряжение деда Леона - дробного, но ещё крепенького старичка, славившегося самым ловким и сноровистым скирдоукладчиком.
И были ещё закреплены за нашей бригадой четвероногие помощники, два бычка - Мартин и Орлик, которые выполняли обязанности недостающих в колхозе лошадей. Здоровым, лобастым был Мартин, но силушку свою всю не оказывал. Бывало, лишнего на его воз не клади - засипит, набычится и ни за что с места не тронется, хоть засеки его до смерти. А Орлик, наоборот, с виду маленький и слабенький, всегда тянул свой гуж из последней мочи. За выносливость и покорность мы все очень уважали и жалели Орлика. А вот Мартина недолюбливали.
Однажды перевозили с запольного снопы соломы поближе к фермам. Дед Леон укладывал, а мы подавали. Все изрядно устали. Выбились из сил и наши рогатые тягачи. На последнем рейсе дед Леон решил сократить путь. Срезав угол, он направил Мартина на дорогу, ведущую через лог. А «рулить» послушным Орликом доверил самому старшему из нас, пятнадцатилетнему Кольке. Легко преодолел подъём Мартин, а Орлик на полпути заспотыкался, и потянула его телега назад. Тогда он, бедолага, повалился на передние ноги, вытянул вперёд шею, пополз дальше. В мгновение ока, мы все как по команде, кинулись на подмогу Орлику.
«А ну-ка, живо расступись! - испуганно закричал дед Леон, - понесёт вниз, не остановишь, покалечит всех. Бросай, Колька, вожжи! Кому говорю, бросай». Но Колька и не слышал будто. Со слезами на глазах он молил Орлика: «Ну, давай, хороший, чуть-чуть осталось, не подкачай». Не внимали приказам старика и мы, кружась под колёсами и подталкивая тяжёлый воз. Не могли мы оставить Орлика в трудную минуту. Видя наше упорство, кряхтя, подставил под край телеги своё плечо дедушка Леон. Всё это заняло несколько минут, а показалось - прошла целая вечность. Сообща мы справились с трудной задачей, весёлые и довольные вернулись домой. Назавтра дед Леон устроил нам выходной, а Орлику «больничный». И был он на «больничном» до тех пор, пока полностью не зажили его сбитые до крови колени.
23. Гостинец для Вани
Нина Пигарева
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
В послевоенную пору догляд за колхозными посевами вели специальные работники-объездчики. Один из них – Силантий – отличался в нашей деревне неслыханной жестокостью.
На фронте Силантий не воевал, прикрывался врождённой хромотой и слабым зрением. Не гнул спину и в тылу: то амбары сторожил, то бригадирствовал над бабами да подростками. Хотя сила в этом сорокалетнем мужике чувствовалась. Раздражал солдаток здоровый румянец, не сходивший с лица Силантия, завидовали они его жене – бездетной рыжей толстухе Ганьке, сытно жившей за широкой мужниной спиной в то время, когда их мужья защищали Родину от фашизма.
После войны Силантий и вовсе возомнил себя хозяином. Одного деда за горсть колосков суду предал, безродного Пашку – юродивого за кукурузный початок до полусмерти забил. С той поры люди даже близко боялись подходить к общественным полям.
Строго-настрого заказала и Анисья старшему десятилетнему сыну Митьке не попадаться Силантию на глаза.
В отца пошёл Митька, отчаянный да горячий. Вот Анисья и опасалась – не вышло бы беды.
На мужа Анисья в сорок втором получила похоронку. Закричала от горя, все домашние дела забросила, но скоро одумалась. Четверо ртов остались без кормильца. Кругом беда, не о себе, о детях надо думать – убеждала себя вдова.
Лицом Анисья особо из других женщин не выделялась, а вот стати выдалась редкой. Не успели обсохнуть от слёз глаза Анисьи, как Силантий принялся тайно её обхаживать. Но чем больше он за нею увивался, тем сильнее гнала его прочь верная солдатка, разжигая разом гнев и страсть в душе Силантия.
Однажды сильно заболел младший сынишка Анисьи Ваня. Трое суток температура держалась под сорок, до докторов было далеко, потому кое-как с Божьей помощью, народными средствами матери самой удалось выходить Ванюшку. Но ослабленный малыш продолжал отказываться от пищи. Да как на грех и побаловать его было нечем в ту голодную пору.
И надумал Митька порадовать брата молодым горошком, поспевающем в поле в нескольких километрах от села. Затемно шмыгнул он за дверь и, минуя огород, зашлёпал босыми ногами по росистой траве за добычей.
С зарёй перед ним раскинулась огромная колхозная плантация гороха. У самой кромки поля, не затаптывая стеблей, Митька стал рвать зелёные стручки, воображая, как обрадуется этому гостинцу Ваня. Часть их спрятал за пазуху, немного себе на дорогу в карман положил. И уже собирался двинуться в обратный путь, да не тут-то было. Словно из преисподней, перед ним появился объездчик верхом на лошади с плёткой в руках.
Засипел Силантий, раздувая ноздри в предвкушении скорой расправы. «Не себе я, дяденька, - взмолился мальчишка. - Брат у меня заболел…», - только и успел сказать Митя, как Силантий стеганул его хлыстом меж худых лопаток, приговаривая: «Чтобы впредь неповадно было».
Вмиг пропала жалостливая нотка из голоса Митьки. Будто волчонок огрызнулся он, вскинул брови на обидчика. И тут в суровом недетском взгляде парнишки разглядел Силантий его погибшего отца – сильного и ловкого Матвея, которого в душе ненавидел, завидуя по поводу и без повода. И красотой мужской того Бог не обидел, и жена ладная досталась, не то что – его конопатая Ганька.
- Так ты, значит, Анисьи сын будешь? - смягчился Силантий. - Ну-ка вытряхивай всё из рубахи наземь и выворачивай карманы. А матери скажешь – должок за ней останется…
Не мог по малолетству сообразить Митька, чем таким может расплатиться мать, чего нет у зажиточного Силантия.
Темнее тучи возвратился он домой. Напрасно старалась мать выведать у сына, где тот пропадал и что случилось? Но уже следующей ночью Анисья узнала о Митькиной провинности и о назначенной цене за её сокрытие.
…Проснулся Митя на печи от плача матери, доносившегося из-за плотной ширмы, где стояла её кровать.
В полутьме заметил он приоткрытую дверь, а на столе – горку сладкого гороха.
Для Вани…
24. Небо
Вера Полуляк
Специальный приз №3
- А небо - оно какое? - Михаил Иванович на минуту задумался.
Потом продолжил:
- Я помню, какая земляника, красная она. Я помню этот цвет. Помню траву - зелёная. А небо... Знаю, что голубое, но не помню, как это...
Ольга замерла, не зная, что сказать, как объяснить человеку, лишённому возможности видеть белый свет, какое оно - небо. Михаил не отступал, желание понять, как выглядит небо, вдруг завладело им с невиданной силой и не отпускало. Казалось, давно привык к вечной темноте, научился ориентироваться в пространстве и жить полноценной жизнью. О том, что случилось много лет назад, в годы войны, старался не вспоминать. Но память иногда уводила всё же его туда, в прошлую жизнь, в которой он был обычным ребёнком, и у него было отличное зрение. Тогда он не понимал, какое это счастье - видеть всё своими глазами.
- Небо - оно такое...голубое, - растерянно пролепетала Ольга...Оно бывает и лазурно-голубым летним днём, и тёмно-синим перед дождём, бывает и серым, и белёсым.
Михаил слушал не перебивая, изо всех сил пытаясь представить себе эти цвета, стараясь вспомнить - видел когда-то всё это! Но - ничего не получалось... Откинув грусть, ничего не поделаешь, он поспешил перевести разговор на другую тему.
Ольга, соседка, иногда помогала по хозяйству Михаилу Ивановичу и его супруге, тоже незрячей. Она знала их с раннего детства, привыкла, в общении вовсе забывала о том, что эти милые люди ничего не видят. А вопрос про небо вдруг резанул своей простотой и скрытой болью, которая навсегда поселилась в душе человека, потерявшего зрение. Эта боль скрыта от людей, только иногда, случайно, прорывается наружу, как сейчас.
Ольга принесла с рынка землянику - первый урожай в наступившем году. Купила, как часто это делала, себе и соседям. Аромат спелых ягод пленил и словно вернул на минутку Михаила в далёкое детство, когда сам собирал на лугах созревающую землянику, зажимал в кулачке и нёс домой, чтобы угостить маму, младших братьев и сестёр. Их было шестеро детей в семье, Михаил - старший, помощник мамы, её опора. Хотя был ещё ребёнком - всего-то девять лет. Но в военное время взрослели быстро.
... Далёкий 1943 год. Войска Красной Армии освободили оккупированные территории, жизнь там потихоньку налаживалась. В тот злополучный день старшие ребята, соседские, опять нашли какие-то снаряды и придумали их побросать в костёр. Михаил решил хотя бы издали посмотреть, как это будет. Пойти вместе с ребятами хотел, но не мог, был оставлен дома за старшего.
Пламя костра - это последнее, что видел в своей жизни Михаил. Очнулся в больнице, в полной темноте, темнота стала его спутницей на всю оставшуюся жизнь.
...А ребята, соседские... Никто не выжил. Их тела были разорваны тем снарядом...
P.S.
За основу рассказа взята реальная история. У главного героя был прототип. Его земной путь завершился в 54 года, заболевание сердца стало причиной.
...А небо - оно бывает разным. Главное, чтобы мирным оно было - небо над всем нашим миром, над нашей Землёй.
25. День Победы
Никита Евгеньевич Попов
Суровый май. Крупа щекочет нервы.
Холодный ветер рвётся к облакам.
Как будто вновь живём мы в сорок первом,
Страшась сверхсилы лютого врага.
Нет солнца. Мрак зияет ежедневно,
И душу рвут бескрайние дожди.
Нигде нет места радости душевной,
Лишь слышен гул сражений впереди.
Суровый май. Он шествует, сияя
Меж бурь, снегов и яростных побед.
Растает лёд, и Солнце заблистает,
Призвав природу двигаться вослед.
Вперёд, к победам Разума и стали!
Вперёд, в аккордах песен и пурги!
Врагам плевать, что мы идти устали,
Иль поднялись во тьме не с той ноги!
Суровый май. Как порохом объятый,
Несётся он на танке сквозь года.
Победы нам! Как в грозном сорок пятом,
Что не забудем в жизни никогда!
26. Под Меденау в 45-ом
Лариса Потапова
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №12
Сижу и чуть дыша внимаю,
Что выдал нынче интернет
Войны волнующий сюжет,
Как спас мой дед под Меденау
Жизнь офицера, что был ранен.
Солдатским действуя чутьём,
Дед ловко управлял конём –
Он всей душою был крестьянин.
С одной защитой – автоматом
Под артобстрелом и огнём
Твердил коню: «Всё довезём!»,
Спеша доставить всем солдатам
Еду горячую – щи с кашей,
Забыв, что значит слово – страх.
Пусть трижды ранен был в боях,
Но верил он в Победы нашу.
А после деду сообщили,
Что орденом он награждён,
И в список наградной внесён,
Который тут же огласили.
Про многие его награды
Узнать помог мне интернет,
Что он - Герой. Таков мой дед!
И этому я очень рада!
В феврале 1945г. моим дедом был вывезен из под артобстрела раненный командир 1-й батареи капитан Матвеев Г.И., и которому была оказана своевременная мед.помощь.
27. В сорок втором
Лариса Потапова
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №12
Когда сожгли фашисты хату -
Семья ютилась лишь в землянке.
Одежда сплошь была в заплатах,
Мечталось о еде и баньке...
Все в оккупации в то время
Немало горя испытали…
Нелёгкою была проблема –
Еду найти. Так голодали...
И мать моя как-то решилась
Пойти к врагам ради сестрёнки.
Проявят, может, немцы милость,
Горсть макарон дадут, иль пшёнки.
Где кухня ихняя стояла,
Клевали что-то две сороки.
Там, на земле - еда, но мало.
Ах, если бы схватить те крохи!
Недоброю была минута…
В ладонь собрала макароны.
Вдруг немец с псиной, очень лютой,
Да и фашист был обозлённый.
- Фас! – крикнул он. И пёс рычащий,
За ней рванул. Она, как кошка,
На липу от беды грозящей
"Взлетела", поджимая ножки.
Сковал как страх её под кроной!
За ветви чуть держась руками,
Рассыпала все макароны.
На них стал немец сапогами.
От страха Боженьку молила,
Чтоб ей тогда помог, хоть кто-то.
«Забавы» немцу так хватило, -
От смеха началась икота.
Соседи видели "картину".
Спасти как Власенкову Шуру?
Боялись немца вместе с псиной.
И тут его в комендатуру
Позвал вдруг срочно караульный.
Она тотчас тогда решила
Бежать и с липы соскользнула,
Да, жаль, упала. Где взять силы
Добраться вовремя до дома?
В крови ладони и колени.
Нет, слава Богу, переломов.
Теперь скорей в родные стены!
И вот с недоброй той минуты
Девчонку мучали кошмары,
Что гонится за ней, как будто,
И злобный пёс и фриц, тот старый.
И много лет потом боялась
Больших собак и их рычанья.
Воспоминанья обострялись,
И мама прятала рыданья...
* - маленькая мамина сестричка Валя родилась в июле 1941г., а умерла в середине мая 1945г., когда солдаты возвращались с Победой домой. Не выдержало детское маленькое сердце радости предстоящей встречи с отцом, которого она ждала, но так и не увидела...
28. Весточка... от деда ветерана ВОВ
Лариса Потапова
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №12
Недавно меня потрясло до глубины души то, что через интернет нашёлся, важный для нашей семьи, документ - Наградной Лист на одном из сайтов о ветеранах ВОВ, в котором рассказывается про моего деда Власенкова Фёдора Тимофеевича, простого солдата, который пришёл с войны без единой награды на груди в конце сентября 1945 года. Точнее, его нашёл в интернете мой сын Саша, которому я очень благодарна. Он не остался равнодушным к моим поискам любой информации о нашем близком и родном человеке.
Много раз я проговаривала своё сожаление вслух, что ничего не знаю о боевых буднях и разных случаях на войне моего деда Власенкова Фёдора Тимофеевича 1898г.р. Дедушка никогда не рассказывал ни родственникам, ни своим дочерям, ни нам внукам о своих каких бы ни было подвигах и тяготах военной поры. Он прошёл дорогами двух войн: ВОВ -с 24 июня 1941 года и войны с Японией.
А как было не переживать? Я очень хотела написать в память о нём, замечательном и добром человеке, очень любившем детей. Он всегда старался приберечь для нас, внуков, какую-либо сладость, чтобы угостить и порадовать нас. Помню, как он в детстве катал меня на лошади и когда целовал в щёчку, то его рыжеватые усы были колючими и пахли махоркой. Всегда помогал бабушке по хозяйству и зарплату отдавал всю, только вот ещё тратился на гостинцы для всех. Зато радовались ему все родные и соседские дети. Не забывал и о них. И особый какой-нибудь гостинец - любимой хозяюшке-жене.
И вот награды стали его находить дома спустя месяц, год, три… после его возвращения. Это были медали «За Победу над Японией» - октябрь 1945г.; «За Победу над Германией»- октябрь 1946г.; «Орден Славы 3ст» - октябрь 1946г.; медаль «За взятие Кенигсберга» - 1948г. и юбилейная медаль ХХХ лет Советской Армии и Флота – 1949г.
(Возможно, что где-то есть ещё и другие его награды. Он в 1962 году поменял место жительства, а до этого ещё раньше был снят с воинского учёта).
А ранее были вручены (запись из красноармейской книжки) две благодарности от Верховного главнокомандующего страны:
1 - «За отличные действия в бою по разгрому витебской группировки противника объявлена благодарность Верховного главнокомандующего в составе частей.. Приказ от 26.0644г 17.09.44г. НШ */555 замп. Капитан /Лашенекин;
2 - «Объявлена благодарность Верховным главнокомандующим от 23.08.45г. за прорыв укреплённых районов японцев и форсирование горного хребта Большой Хинган 30.09.45г.».
Итак, напишу, что смогла прочитать во второй половине Наградного Листа через лупу:
«Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг.
19.02.1945г. в районе дер. Крагау противник предпринял наступление, но тов. Власенков Ф.Т. не смотря на арт.обстрел противника вывез на лошади из поля боя четырёх раненых, из них одного офицера. Благодаря смелости была сохранена жизнь раненным бойцам и офицеру.
22-го и 23.02.45г. в р-не Меденау под арт. огнём противника три раза подвозил горячую пишу в боевые порядки пехоты, которая обороняла сев. часть Меденау, а на обратном пути так же вывез тяжело раненого ком-ра 1-ой батареи капитана Матвеева Г.И..
Благодаря своевременной эвакуации офицеру была оказана быстрая первая помощь.Кр-ц Власенков Ф.Т. за мужество в бою и два раза пролитую кровь за Родину достоин правительственной награды орденом «Слава третьей степени»
Командир 555 АМВП
гвардии подполковник /Непряха/
Начальник штаба полка
майор / Комогорцев
8 марта 1945г.»
И печать, где можно было прочитать: 555 Армейский Миномётный полк РГК
Дедушка не ждал славы и почёта. Он просто жил, трудился после войны, радовался своим подрастающим дочерям, а потом внучкам и внуку. Умер под Рождество в возрасте 64 лет от воспаления лёгких, когда мне было всего восемь лет. Дедушка никогда не повышал голоса на близких, не участвовал в разного рода скандалах и спорах. Это был очень скромный и мирный человек. И все рассказы бабушки о нём только подтверждали, что он был уважаемым человеком в их селе Слободище Дятьковского района Брянской области.
И потому у меня, конечно, в душе родились два стихотворения под впечатление от того, что неожиданно друг открылось через столько лет… А ещё наревелась вволю, что нет нашего Героя рядом, чтобы я почитала ему то, что прочувствовала душой.
Под Крагау в 45-ом
Мой дед в бою под артобстрелом
Бойцов израненных сберёг.
Земля взрывалась и горела,
А он на сене битых дрог
С конём-товарищем старались
В тот день там четверых спасти.
Через завалы пробираясь,
Шептал он: «Боже, защити!»
Кто знает, Бог кого услышал,
Дошла ль к Нему молитва их?
Но Федя из коня всё «выжал»,
Чтобы остаться всем в живых.
Под Меденау в 45-ом
Сижу и чуть дыша внимаю,
Что выдал нынче интернет
Войны волнующий сюжет,
Как спас мой дед под Меденау
Жизнь офицера, что был ранен.
Солдатским действуя чутьём,
Дед ловко управлял конём –
Он всей душою был крестьянин.
С одной защитой – автоматом
Под артобстрелом и огнём
Себе твердил: «Врешь! Довезём!»
Спешил доставить и солдатам
Еду горячую – щи с кашей,
Забыв, что значит слово – страх.
Пусть трижды ранен был в боях,
Но верил он в Победы нашу.
А после деду сообщили,
Что орденом он награждён,
И в список наградной внесён,
Который тут же огласили.
Про многие его награды
Узнать помог мне интернет,
Что он - Герой. Таков мой дед!
И этому я очень рада!
29. Жизнь Насти и её семьи в оккупации - 1 часть
Лариса Потапова
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Специальный приз №12
Несколько человек уже через месяц было назначено, чтобы перегнать колхозное стадо коров из их села в Саратовскую область. Вопреки всем военным сводкам на фронте, передаваемых по радио, люди верили, что война быстро окончится, что наша армия самая сильная и могучая. Потому погнали коров, не очень заботясь о тёплой одежде и обуви. Коров гнали несколько месяцев.
Как рассказывали потом эти люди, вернувшиеся домой после освобождения родного края от фашистов, им приходилось очень туго. Спали под открытым небом, не всегда можно было обсушиться после дождя, многие люди простудились, и стали сильно кашлять. Жаль, что молоко часто приходилось выливать на землю. Некому было предложить его в лесных и других безлюдных местах. Крестьянскому человеку, который всегда дорожил своим трудом, куском хлеба и кружкой молока, это всё было тяжело делать и видеть. Страдали ещё от нехватки хлеба и соли, пока дошли до назначенного пункта.
К зиме 1941 года было, что заготовить на зиму и чем заполнить погреба, точнее ямы, которые копали ночами, что помогло людям пережить первое лихое время. Ведь весною сажали с радостью и верой в хороший урожай и хорошее будущее. Прятали от немцев всё, что можно было спрятать. Закапывали под полом, в погребах и на огородах квашеную капусту, мочёные яблоки, картошку, свеклу, морковь, редьку, репу...
Некоторые овощи, как свеклу, репу и морковь, тёрли на тёрке и сушили на печи, чтобы потом было, что давать детям вместо сладкого. А морковь сушёную использовали ещё и как заварку вместо чая. Колоски собирали тоже тайком от немцев. Кому как удавалось. Затем собранные колоски очищали, сушили и мололи ночами, сохранившимися кое у кого, ручными жерновами. Затем прятали готовую муку и жернова, как могли от ненавистных врагов. А ведь ещё и партизанам нужно было помогать продовольствием.
В первые же дни, как появились немцы в селе, они расстреляли много людей. Был убит и отец Насти прямо на пороге дома на глазах у дочери и внучек. Тело убитого не давали похоронить, но спустя три дня ночью Настя с дочерьми Таней и Шурой смогли похоронить отца и деда в огороде за домом. А дом Насти фашисты вскоре сожгли. Их приютила одна одинокая женщина из их деревни в своём стареньком обветшалом домике, почти землянке. А Настя с тремя детьми была и этому пристанищу очень рада. Ночами взрослые и дети молили Бога о спасении всех родных и близких, о скорой Победе над врагом. В людских сердцах тогда жили две веры: одна - в скорую Победу над врагом и вторая - в то, что Бог не оставит их страну без защиты. Пусть и была политика партии и правительства, что вера в Бога - это опиум народа, только многие люди продолжали верить в то, что им помогало выжить в то неимоверно трудное время.
Весной 1942 года люди ночами пытались что-либо из овощей посадить и посеять на своих огородах и на полях. А летом выходили полоть рано утром, едва первые лучи показывались над землёй. Старались меньше привлекать внимания немцев к своему будущему, какому ни есть, урожаю. Убирали урожай тоже ночами, чтобы врагу ничего не досталось. И взрослые, и дети недоедали. Весну всегда ждали с нетерпением. Можно было использовать в еду разную зелень, молодые листья липы, смородины, и разные травы, как крапива, лебеда, щавель, медвежий лук, "нюньки" - светлая часть осоки, сурепка... Приходилось делиться с партизанами своей скудной пищей и продуктами. Часто детишки ходили к немецкой кухне, чтобы там отыскать что-нибудь из остатков еды. Да птицы, собаки и кошки, а то и птицы, успевали раньше детей подобрать бесценные, для того времени, крошки еды.
Однажды Шура (моя мама), одна из дочерей Насти, тоже отважилась пойти с ребятами, но на их беду к кухне подошёл немец с овчаркой. Фашист решил позабавиться и спустил собаку с поводка и натравил овчарку на детей. Шура вместе с ребятами, не помня себя от страха перед огромной злобной тварью, помчалась со всех ног домой. Только до временного дома бежать было далеко, а злобная псина близко. Тогда она бросилась к огромной старой раскидистой липе и, как кошка, вскарабкалась на дерево, как можно выше и затаилась среди ветвей. Благо, что была она подвижная и худенькая. Только те несколько макаронин, что она успела подобрать с земли около немецкой кухни, рассыпала у дерева. Так немецкий офицер растоптал их сапогами.
Остальные ребята быстро разбежались в разные стороны, словно бы птички разлетелись. Ещё спасло их от страшной участи быть покусанными или разорванными овчаркой то, что собака помчалась за Шурой. Фашисту стало смешно, что маленькая девочка так быстро забралась высоко на дерево. Кто знает, что было бы потом, только его вдруг позвал караульный в дом, где был их штаб. Он отозвал собаку и ушёл. Лишь тогда Шура, обдирая ещё раз свои руки и колени до крови смогла слезть с дерева и, насколько хватило ей её силёнок, и побежала домой, чтобы там можно было спрятаться от фашиста и его злобной собаки.
Односельчане видели всю эту волнующую ситуацию, но как помочь девочке, они не знали. Да и сами боялись этого немца с овчаркой за себя и своих детей. Настя не знала об этом, иначе бы она побежала б помочь дочке. Только чем могла закончиться встреча с врагом, один Бог ведал в ту минуту. Шура не могла долго прийти в себя от пережитого страха. Ведь она хотела принести поесть маленькой своей сестре, которой шёл второй годик. В ту ночь она так и не сомкнула глаз. И вместе с нею Настя тоже переживала и, как могла, успокаивала дочку.
Настя молилась каждый день Богу о муже своём Фёдоре, о всех тех, кто сражался с ненавистным врагом. Она шептала молитвы, чем бы не приходилось заниматься: поиском еды для семьи, хлопотами по дому. Какими могли быть эти хлопоты, чтобы выжить там, где хозяйничали враги? Приходилось собирать съедобные корешки, печь зелёный хлеб из лебеды, драники (картофельные оладьи) из мёрзлой картошки, которые называли в то время «тошнотиками»? Искали хворост вдоль леса, которые могли пригодиться для топки самодельной печурки в землянке, какие-нибудь предметы для их убогого жилища. Побирались в соседних деревнях. Старались хоть что-то делать, чтобы не сидеть, сложа руки, и не изводить себя напрасными грустными и тяжёлыми думами о том, что может случиться дальше. Но в Победу над врагом свято верили все люди.
*****
15. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №15. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ («Р»-«С»)
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту («Р»-«С»)
Всего 39 произведений.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Нина Радостная http://proza.ru/2016/04/28/550 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Нина Радостная http://proza.ru/2013/04/23/681 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
3. Нина Радостная http://proza.ru/2020/05/18/924 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
4. Мария Куликова-Радостная http://proza.ru/2014/04/25/1774 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
5. Роман Рассветов http://proza.ru/2019/05/09/1250 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
6. Александр Ресин http://proza.ru/2017/12/25/1849 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
7. Александр Ресин http://proza.ru/2019/07/20/1726 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
8. Вахтанг Рошаль http://proza.ru/2020/05/14/904 («ВТ») - Основная номинация
9. Вахтанг Рошаль http://proza.ru/2020/05/14/946 («ГТ») - Основная номинация
10. Михаил Рябинин 2 http://proza.ru/2020/05/24/1661 («ВТ») - Основная номинация
11. Михаил Рябинин 2 http://proza.ru/2017/03/03/695 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
12. Анна Сабаева http://proza.ru/2017/03/16/2305 («ВТ») - Основная номинация
13. Анна Сабаева http://proza.ru/2020/05/23/1492 («ГТ») - Основная номинация
14. Анна Сабаева http://proza.ru/2015/05/02/1172 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
15. Анна Сабаева http://proza.ru/2020/05/23/1500 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
16. Роза Салах http://proza.ru/2019/07/04/1349 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
17. Роза Салах http://proza.ru/2015/03/21/1569 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
18. Галина Санорова http://proza.ru/2016/05/08/404 («ВТ») - Основная номинация
19. Галина Санорова http://proza.ru/2018/05/25/1373 («ГТ») - Основная номинация
20. Галина Санорова http://proza.ru/2014/05/26/1167 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
21. Миша Сапожников http://proza.ru/2020/05/09/1395 («ГТ») - Основная номинация
22. Миша Сапожников http://proza.ru/2013/12/14/401 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
23. Миша Сапожников http://proza.ru/2013/12/16/785 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
24. Светлая Ночка http://proza.ru/2020/05/25/1831 («ВТ») - Основная номинация
25. Светлая Ночка http://proza.ru/2020/06/01/1453 («ГТ») - Основная номинация
26. Светлая Ночка http://proza.ru/2020/05/06/14 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
27. Ольга Сергеева -Саркисова http://proza.ru/2014/06/23/1473 («ВТ») - Основная номинация
28. Ольга Сергеева -Саркисова http://proza.ru/2015/05/06/1940 («ГТ») - Основная номинация
29. Ольга Сергеева -Саркисова http://proza.ru/2012/05/04/1348 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
30. Ольга Сергеева -Саркисова http://proza.ru/2015/02/20/898 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
31. Алёна Сергиенко http://proza.ru/2015/03/24/2067 («ВТ») - Основная номинация
32. Алёна Сергиенко http://proza.ru/2016/04/22/1500 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
33. Ольга Сквирская Дудукина http://proza.ru/2018/04/24/489 («ВТ») - Основная номинация
34. Наталья Скорнякова http://proza.ru/2019/01/28/587 («ВТ») - Основная номинация
35. Наталья Скорнякова http://proza.ru/2019/08/11/524 («ГТ») - Основная номинация
36. Наталья Скорнякова http://proza.ru/2020/02/16/641 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
37. Сотр 1 http://proza.ru/2016/07/06/1381 («ГТ») - Основная номинация
38. Сотр 1 http://proza.ru/2015/06/24/859 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
39. Зайнал Сулейманов http://proza.ru/2020/05/12/1724 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Наша тётя Паша
Нина Радостная
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Мы узнали тётю Пашу уже в 70-х. Познакомились через девчонок, что жили с ней рядышком, в соседних домах. Они называли её только тётя Паша и никак иначе. А она защищала ребятишек, как своих внуков. Не позволяла никому про детей,что в соседях жили, плохо говорить.
Переживала тётя Паша, горе пришло в дом к соседям. Мать у детишек умерла от тяжёлой болезни. Младшей дочери только десять лет. И как часто, она, тётя Паша оказывалась рядом. Увидит ребятишек-сирот и попросит:
-Придите ко мне, помощь нужна. Без ВАС не обойтись. Воды в баню надо наносить.
Дети приходили, не отказывались, помогали бабушке. Баня протопилась, а она тут опять уж с разговором:
- Слушайте, ребятки. Баня протопилась, воды много. Куда мне одной? Приходите мыться.
Приходили, не отказывались. Намылись все и после бани чаю попили вместе с тётей Пашей. Обогрела бабушка детишек.
Тётю Пашу знали все. Во-первых деревни не велики, все люди на виду. Но если возникли вопросы, как разрешить, она знает и подскажет. Как никак жизнь прожита за делом.
С вопросами заходили часто. А она, как щедрая хозяйка, к разговору ещё и сущичка предложит и чайку с хлебом. Всё от души.
Сама время познала тяжёлое, войну. Детей четверо. Младшая дочка родилась уже в конце 41-го, когда мужики воевать ушли. Тётя Паша вспоминая, говорила:
- Фёдор на финской воевал, домой пришёл, года не прошло и опять на войну. А больше уж и не видались.
Ушли на войну мужчины, Прасковью председателем колхоза поставили. Больше некого. Коров доить надо, землю пахать. Всё легло на женские и детские плечи.
На работу с восходом, с работы с закатом. А на ферму идти, на солнце не глядели. Коровушки ждут. Вернулась как-то к ночи, у ребят и печка не топлена. Труба у печки обвалилась. Чего им делать? За окном -ноябрь, нашла выход. Сама с детьми разобрала, сама и собрала трубу. Не замёрзли, спаслись.
Позднее нужда заставила рыбачкой стать. Озеро многих спасло от голодной смерти. Когда уже её годы к 70-и подошли, всё равно на озеро спускалась, брала вёсла и вперёд. Чувствовала, что сможет.
В один из осенних, уже холодных дней, договорились с соседом сходить за рыбой. Взяли невод, на деревне "бродник" называется. Сели в лодку и вперёд. Закинули невод, стали тянуть. В это время ужище, верёвка из её рук вырвалась. Тётя Паша упала в воду. Напарник помог ей выбраться из воды и предложил грести к берегу.
Услышал в ответ:
- Мы в озеро за рыбой выходили? Если из-за этой глупости возвращаться обратно, тогда пошто мы здесь?
Нагрелась тётя Паша,потому что взяла вёсла в свои руки. Вымокла, но домой с рыбой вернулись.
Вот такой удивительно простой, доброй, сильной знали мы нашу тётю Пашу.
Войну пережила.
Мужа не дождалась.
Детей подняла одна и в люди вывела.
Мы не забыли тебя, тётя Паша... Светлая тебе память...
2. Память. Дети войны
Нина Радостная
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Я обращаюсь к записям, сделанным несколько лет назад. Посвящены они тревожной теме-теме войны. ВЫ понимаете, насколько сегодня нужна правда о войне. Нужна детям, внукам, правнукам...
Чёрный день начала войны-22 июня 1941 года. У кого то он совпал с проводами из дома отца или брата. Что запомнили дети? Перелистаем воспоминания:
-О войне сказал какой-то мужчина, он приехал из города. Я проводил его в поле, там все работали...
-Когда мы провожали отца - он нёс меня на руках...
-Родные очень плакали, собирали сухари, портянки...
-Все плакали...
-Когда мама собирала отца, сушили сухари, наварили яиц. У кого было мясо, так отваривали. Уходя, отец от порога вернулся к нам и всем раздал по яичку...
-Ночью мама напекла хлеба, чтоб тятя взял с собой. А я была маленькая и заплакала, что мама отдала весь хлеб тяте, а нам ничего не оставила...
Да, было спасительное детское восприятие мира. Дети осознавали жизнь только в эту минуту. Они не могли бояться за будущее. Это, наверное, помогало им выдержать испытание войной.
Встречаясь с ВАМИ, ДЕТИ ВОЙНЫ, я спрашивала, что больше всего вы запомнили из жизни в трудные военные годы. Ответы были такие:
-Когда началась война, я ходил в 3-й класс. Школу бросил, пошёл работать в колхоз. Пахали по гектару в сутки. Вставали в 3 часа утра и работали до тех пор, пока ходила лошадь...
-Старшие сёстры были отправлены на оборонные работы пешком. Они приходили домой, чтобы вымыться: накопили много вшей. Бельё, какое было, пришлось всё сжечь в печке...
-Чем кормились? Ели мох, крапиву. Спичек не было. Чтобы затопить печку, бегали друг к другу за углями. У многих есть было нечего, люди пухли от голода...-
-На отца в 44-м пришло извещение, что пропал без вести. Мама окучила нас всех вместе около себя, младший братик на руках. Очень плакала мама, не знала, как будет нас всех поднимать...
-Все вещи променяли на еду. Сколько слёз было в войну в деревне, сколько пропавших без вести! Люди жили без радости, одни слёзы. Каждого погибшего оплакивала вся деревня...
Вы, дети войны, смогли пережить войну.И День Победы, со слезами на глазах, вы тоже, конечно, помните.
"Утром объявили День Победы
В колхозе председатель объявил.
На улице у сельского совета
Собрались те, кто РОДИНУ кормил.
И во дворе торжественно и тихо
Толпился у некрашеных ворот
Мой самый величайший из великих,
Мой самый удивительный народ!"
Вы, дети войны, вместе со своими родителями приближали ВЕЛИКИЙ день - День Победы! Спасибо Вам за мужество, терпение, труд!
Спасибо Вам за ЖИЗНЬ!
3. Двадцать шесть лет ждала тебя мама
Нина Радостная
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Нет ещё двадцати, а ушёл воевать.
Двадцать шесть лет ждала тебя мама.
Сколько дней горевала, ночей не спала,
Только ждать она всё продолжала.
Написал ты письмо, сообщив семье то,
Что, конечно, бой будет тяжёлым.
Ты не ведал, что ждёт, что тебе суждено.
А тем более, будешь ли дома.
Мы заходим сегодня в родимый твой дом,
Ты встречаешь гостей у порога.
На нас смотрят с портрета мальчишки глаза.
Боже мой, в них такая тревога...
4. За окном кончалась ночь
Мария Куликова-Радостная
«За окном кончалась ночь. Земля поворачивалась боком к солнцу и дню…»
С этими словами она проснулась и стала вспоминать. Неужели на самом деле всё это просто приснилось? Да, точно, лишь сон. Никогда не была она на этом поле, "нехоженом, косы не знавшем", никогда не видела этой "немой степи", никогда не слышала этой "пустынной тишины". А всё словно с нею было.
Теперь, уже наяву, снова плыли перед ней картины прошедшей ночи. Проплывали картины боя, пугали взрывы, издалека слышалась пугающая немецкая речь, вой голодных собак, скрежет гусениц по промёрзшей земле.
Слышался где-то совсем близко нежный женский голос: "Мы рождены друг для друга...".
Теплым ветром пролетал ответ ей: "Милая, милая моя!.."
Виделся над военным полем лик матери, святой лик, читающий молитвы сыновьям своим, посылая в бессонных ночах через всю страну любовь и покой.
Да, это было. Было не со мной, было страшно, было жестоко...
Но было.
Бесшумно поднялась она и подошла к кровати сына. Спит. Её маленький мужчина тихо спит, сопит в подушку и снова улыбается своим снам. Опустившись на колени рядом, она захватила ладонь его и прижалась губами: "Никогда, слышишь, никогда и никто не обидит тебя. Я молюсь за тебя и всегда рядом." Слёзы катились по щекам, касались нежной детской кожи, а она, забыв про ночь, шептала ему слова любви, обещая беречь.
Поднявшись, она вышла из спальни; аккуратно ступая по чуть скрипевшим половицам, перешла на кухню и посмотрела в сад. Да, «за окном кончалась ночь. Земля поворачивалась боком к солнцу и дню…» Ломаной линией лес разделил границу между небом и землёй – совершенно тёмная снизу, ярко алая сверху. Первые лучи раннего солнца робко заглянули в окно, заиграли на стенах, пробежали по часам, и лишь сейчас увидела она, что в природе и мире только пять утра.
- Как рано! Как красиво! Как мне всё ещё тревожно!
Весна в этот год прогнала зимние устои совсем рано: снег сошёл в начале апреля, лёд с озера – неделей позже. Вспомнились ей слова «обнажилась земля, избитая войною, и лечила самоё себя солнцем, талой водой, затягивала рубцы и пробоины ворсом зелёной травы». Её земля тоже торопилась прикрыть открытые после зимы луга и тропинки молодой порослью, старалась заменить холодные напевы метелей и вьюг на тёплый, звонкий щебет первых вернувшихся птиц. Но было одно местечко - давно заброшенный сенокос, на котором каждую весну поджигали его сухую, истрёпанную за предыдущее лето траву. Чёрная, обгорелая до корня она стелилась по земле; дым серыми волнами перекатывался по ней, то поднимаясь и рассеиваясь в светлых облаках, то опускаясь к земле, становясь от того еще темнее. Средь этого серого полумрака иногда появлялись обожжённые, чудом уцелевшие невысокие берёзки, чьи юные стволы, исхудавшие у основания от жара, тонкими чёрными линиями напоминали картины этого страшного сна, того страшного боя…
Старый кофейник на столе словно бы напоминал, что пора отогнать все сны и видения этой ночи. Когда вода в нём с шумом стала нагреваться, он вдруг непривычно тоскливо, непривычно жалобно загудел. И не бывало так никогда, но даже простой старый кофейник в это утро был совершенно другой.
- Мама, что с тобой?
Она так ушла в воспоминания, что не заметила, как проснулся и поднялся сын.
- Родной мой, чего же ты не спишь?
- Мама, уже семь утра, мне же в школу пора!
- Ах, сколько времени пролетело… Я даже не заметила…
- Мам, что с тобой? Ты плакала? – бросил беглый взгляд на стол, увидел на нём маленькую книгу в черном переплёте.
- «Пастух и пастушка»… Зачем ты читаешь её снова и снова, если каждый раз плачешь? Бедная ты моя...
Порывисто шагнул ей навстречу, крепко обнял и прошептал:
- Не плачь, у нас же всё хорошо! Завтра приедет с работы папа, и мы снова будем все вместе. Не плачь, я тебя люблю.
- И я тебя люблю, люблю крепко-крепко, больше всех, сильнее всех.
Он оставил лёгкий поцелуй на щеке и убежал, а мысли её катились по воспоминаниям и повторяли слова:
«Родной мой! Ты вот тут, – я дотронулась до сердца рукой…»
5. Наш Бессмертный полк
Роман Рассветов
Я книгу о нашей семье начал писать, когда вышел на пенсию. К тому времени родителей уже не было в живых. Да и не ставил целью написать документальное произведение.
Родители:
Мама: Басулис Мария Яновна, всего их было пять детей, три сестры: Мария, Анна и Янина, и два сына: Янис и Язеп; их родители: Мальвина и Янис, т.е. - мои бабушка и дедушка. Проживали они в деревне Паулюкалнс, Асунской волости в Латгалии, это южная часть Латвии, граничащая с Белоруссией.
Папа: Гринцевич Владислав Антонович, единственный сын питерских дворян, его родители: Алевтина и Антон. Родился в Колпино, под Ленинградом.
Его отец Антон смог добраться до Парижа. В 1937 году решил вернуться в Россию. Друзья говорили ему: - Антон, ты с ума сошёл? Сталин же тебя расстреляет! - Ну и что? Зато умру на родине! - храбро отвечал он, в душе не веря, что это случится, крови на нём не было. Он прожил в Ленинграде пол-года и был арестован, как французский шпион, дальнейшая его судьба неизвестна.
Его мать Алевтина пережила блокаду Ленинграда, не смогла простить сыну того, что он, дворянин, женился на латгальской крестьянке, ни сама к нам не приезжала, и к себе не приглашала.
Только Владислав отслужил в Армии, как началась Великая Отечественная война...
Красная Армия вошла в Прибалтику в 1940 году. Беднота встретила её с радостью, а богатые и зажиточные с ненавистью...
Когда началась В О Война, мама пошла добровольцем на фронт. Первоначальная её работа была прачкой в группе женщин, они стирали, сушили, гладили и т.д. обмундирование, портянки, бинты красноармейцев. Спустя время готовила еду для них. Позже прошла курсы санинструкторов, участвовала в боях, перевязывала и вытаскивала с поля боя раненых.
С моим отцом мама познакомилась в Гороховецких лагерях, где формировалась Латышская стрелковая дивизия, он служил в артиллерийской разведке в звании старшины. Оказался очень везучим, неоднократно попадал в разведке в такие ситуации, когда казалось, что нет никаких шансов вернуться живым. Однажды вернулся с разведки единственный из всей группы, остальные погибли. Принёс очень важные сведения о расположении боевой техники гитлеровцев.
Родители поженились в 1944 году, в блиндаже, при свете коптилок из артиллерийских гильз. Комполка выписал им Свидетельство о браке, а через неделю погиб от снаряда, залетевшего на НП полка...
Маму демобилизовали в феврале 1945 года, беременную мной. Когда она добралась до дома, то её мама рассказала, что Язеп воюет, а Яниса и его жену Марфу немцы увезли на принудительные работы в Германию, их дети Элмар и Илья живут у родителей Марфы. При отступлении фашисты подожгли соломенную крышу дома родителей.
Случилось чудо: хлынул ливень и потушил пожар, стены дома уцелели, а крыша сгорела. Отец мамы на плечах таскал из леса потолочные балки, стропила и тонкие стволы на обрешётку, поставил их и слёг, надорвался, вскоре умер...
Соломой накрыли крышу соседи после уборки зерновых.
Мой отец был в числе красноармейцев, которые окружили Курляндскую группировку гитлеровцев, те долго ещё не сдавались после Победы, всё же пришлось, когда запасы еды подошли к концу...
К нам с мамой отец приехал уже осенью, когда мама с бабушкой копали картошку...
Язеп вернулся весь израненный, через пол-года скончался...
В 1945 году Яниса и Марфу освободила Красная Армия и они попали в фильтрационные лагеря, что с ними было дальше, осталось неизвестным.
Анна и Янина жили под Ригой...
Родители моей жены Людмилы родились в деревне Большая Чернь Орловской области. Её отец Сорочкин Илья Сергеевич 1917 г.р. был призван в Тихоокеанский флот, там его и застала В О Война. Он неоднократно писал рапорты, просился на фронт, ему неизменно отказывали, слишком велика была угроза нападения Японии на СССР. Потом принял участие в войне с Японией...
Мама Людмилы Тамара, попала в немецкий трудовой лагерь в 14 лет, пробыла три года там со своей семьёй, кроме неё, ещё там были: её мама Наталья, сёстры Полина и Валентина, маленькая Людмила, которой было всего два годика, она просто чудом выжила, правда её всю жизнь преследовали болезни, тем не менее, она стала профессором и писательницей, Тимощенко Людмила Николаевна написала книгу, которую невозможно без слёз читать: "Дети и война" - о малолетних узниках фашистских концлагерей... А ещё с ними был брат Саша... Потом они вернулись домой, в Большую Чернь...
В 1945 году Илья приехал в отпуск в их деревню и попросил руку и сердце Тамары, которая была моложе его на 10 лет, юное сердечко Тамары дрогнуло при виде бравого главстаршины Тихоокеанского Флота с чёрными кудрями и горячими карими глазами, и она согласилась стать его женой. Собрали соседи, что у кого было из еды, принесли самогонку и сыграли скромную свадьбу... А потом Илья увёз Тамару во Владивосток.
25 декабря 1946 года родилась моя будущая жена Людмилка... Когда ей было пол-годика, Илью Сергеевича демобилизовали и направили, как коммуниста, в Латвию, организовывать колхозы... Первое время они жили в Риге, а потом приехали в Дагду... В Дагде мы с Людмилкой и познакомились...
У моих родителей появились на Свет Божий четверо детей: я - 17 июля 1945 года, мой брат Леонид - 17 ноября 1946 года, сёстры: Алевтина - 14 сентября 1949 года, Лидия - 14 августа 1951 года.
У Сорочкиных после дочери Людмилы родились сыновья: Владимир - 7 мая 1949 года и Александр - 2 ноября 1951 года.
Алевтина училась в одном классе с Владимиром, а Лидия - с Александром, в Дагдской средней школе.
У Владимира родилась дочь Светлана.
У Александра родился сын Руслан, у него тоже два сына: Илиан и Эрланд. Живут с 1998 года в Лондоне.
Отец мой Владислав Антонович умер от рака 21 мая 1982 года.
Мама Людмилы Тамара Николаевна скоропостижно скончалась по дороге в магазин 30 октября 1991 года, почувствовала, что ей плохо, прислонилась к стволу огромного клёна и сползла на землю, умерла на коленях сына Владимира, который приехал в гости в Краславу из Даугавпилса.
Брат мой Леонид умер от рака в 1993 году, не оставив детей.
Мы с Людмилой решились уехать из Латвии в 1992 году, остались без работы, не могли жить в новой Латвии, в которой героями стали "лесные братья". Оставили дочерям Аурике и Наталье четырёхкомнатную квартиру со всеми удобствами в Краславе и переехали в Белоруссию по адресу: Витебская область, Верхнедвинский район, Бигосовский сельсовет, дер. Опытная. Там нам предоставили трёхкомнатный дом с хозпостройками и большой участок возле дома площадью 64 сотки.
В годы В О Войны в Верхнедвинском районе (ранее - Дриссенский р-он)погиб каждый второй житель, латышские фашисты сжигали людей и их дома, большинство деревень так и не были восстановлены.
Отца Людмилы Илью Сергеевича забрали с собой.
Он скончался 9 декабря 1996 года. Мы договорились с пограничниками Белоруссии и Латвии, перевезли гроб с его телом в Дагду и похоронили рядышком с Тамарой Николаевной.
Брат моей Людмилы Александр утонул в июле 1997 года в Дагдском озере, судорога скрутила ему правую ногу, его нашли с прижатой к животу ногой и выражением мУки на лице.
Мама моя Мария Яновна скончалась в возрасте 87 лет 10 ноября 2003 года, пролежав в кровати, не вставая, четыре года и три месяца, все трудности по уходу за нею легли на плечи моей сестре Лидии, за что ей мой низкий поклон!
Прожили мы с Людмилой в Белоруссии 16,5 лет, а затем приехали на ПМЖ во Францию 5 марта 2009 года, в семью младшей дочери Наташи, её мужа Владислава и их детей: Влады, Яниса и Антуана.
Через пол-года к нам, тоже на ПМЖ, приехали на автобусе из Риги Аурика и её дети: Анастасия, Никита и Егор.
У Алевтины родились две дочери: Анжела и Инга.
Анжела родила сыновей Александра и Никиту.
Инга родила Марка и Веронику, в прошлом году ей сделали операцию: прободная язва, в апреле этого года она подняла на работе тяжёлую кастрюлю с салатом, ей стало плохо, вызвали "скорую", отвезли в больницу, 21 апреля она умерла в возрасте 46 лет... Умница и красавица, весёлая и добродушная, Господи! Как это не правильно, умирать такой молодой!
Лидия родила сыновей Дмитрия и Юрия, у них тоже сыновья: Дайрис и Демис.
7 сентября 2014 года моя любимая жена Людмила скончалась от рака, погрузив нас всех в бездну горя...
Сейчас мы с Аурикой живём в городе Моrlaix, совсем близко от пролива Ла Манш, в двух соседних двухэтажных индивидуальных домах, стыкующихся торцевыми стенами, все праздники отмечаем вместе, живём весело и дружно, чего и всем желаем!
Не хочу считать, во сколько букв вылился мой рассказ, поэтому пошлю его вне конкурса.
Хочу пожелать всем читающим эти строки благополучно избежать заболевания коронавирусом!
Подробно историю нашей семьи можно прочитать в саге "Их жизнь. В краю голубых озёр".
Искренне Ваш, Роман Рассветов.
6. Четырежды герой Советского Союза
Александр Ресин
Как известно, в истории СССР, было два человека ,которым звание Героя Советского Союза,было присвоено четыре раза . Этими людьми были, Георгий Константинович Жуков и Леонид Ильич Брежнев.
Брежнев получил свои звания в 1966, 1976, 1978, 1981 годах, занимая в стране высший государственный пост Генерального секретаря ЦК КПСС ,а Жуков своего первого Героя получил за Халхин–Гол, командуя войсками и два последующих в период Второй Мировой ,командуя войсками фронтов. Четвертого героя он получил в связи с шестидесятилетием со дня рождения, будучи Министром обороны страны.
Имена этих двух людей знают все ,а вот имя человека, который действительно пять раз заслужил столь высокую награду, будучи не в штабе ,а непосредственно в окопах на передовой, дважды тяжело раненного, потерявшего глаз, и закончивший войну в звании майора и должности комбата , знают только немногие.
Начальник управления по увековечению памяти погибших при обороне Отечества нынешнего Министерства обороны России генерал-майор Александр Кирилин сказал в беседе с корреспондентом одной из газет России: «Я не раз читал представления к званию Героя Советского Союза. У многих одного эпизода хватало, чтобы это звание присвоить. Иногда человека представляли к ордену, а давали Героя.У этого человека таких эпизодов пять, достойных присвоения звания Героя Советского Союза, плюс тяжелое ранение и возвращение в строй через три недели – сбежал из госпиталя. У меня волосы дыбом вставали, когда я читал документы на этого человека. Что он творил!».
Кроме подвигов заслуживающих пяти Героев ,этот человек так же был выдвинут Шведским комитетом на Нобелевскую премию и был лауреатом Ленинской премии. В том, что сейчас Россия, является крупнейшим в мире экспортером зерна, также есть и большая доля его труда.
Так кто же этот человек, о котором подавляющее большинство людей никогда не слышали .
Этим человеком был Иосиф Абрамович Рапопорт. Вот что пишет о нем все знающая Викопедия.
Иосиф Абрамович Рапопорт (14 марта 1912 года, Чернигов — 31 декабря 1990 года, Москва) — советский учёный-генетик, открывший химический мутагенез, член-корреспондент АН СССР (с 1979 года). Лауреат Ленинской премии (1984), Герой Социалистического Труда (1990).
Иосиф Рапопорт родился в еврейской семье врача-терапевта в городе Чернигове. После окончания школы в 1930 году был принят на биофак Ленинградского государственного университета, где после защиты дипломной работы прошёл курс по специальности «генетика». Еще школьные учителя обратили внимание на необыкновенную память мальчика и его исключительные способности к языкам. Студент Рапопорт уже с первого курса свободно читал книги на немецком, французском и английском языках.
Далее следовала аспирантура в генетической лаборатории Института экспериментальной биологии АН СССР, которым руководил биолог Николай Константинович Кольцов. Аспирантура была завершена в 1938 году, а диссертация на учёное звание кандидата биологических наук была защищена в Институте генетики АН СССР.
В годы Великой Отечественной войны Иосиф Рапопорт с первых дней войны пошёл добровольцем на фронт. Прошёл путь от командира взвода до начальника штаба 184-го гвардейского полка 62-й гвардейской стрелковой дивизии, дважды был тяжело ранен, потерял левый глаз. 5 мая 1943 года защитил докторскую диссертацию, находясь на лечении после одного из ранений. Сама докторская была написана ещё до войны, и её защита была запланирована на конец июня 1941 года, но отложена в связи с призывом в армию.
За мужество и изобретательность, проявленные на полях сражений (в частности, примечателен случай успешного отражения атаки немецких танков в Венгрии стрелковым батальоном Рапопорта с помощью фаустпатронов, захваченных у самих же немцев) гвардии капитан Рапопорт был удостоен награждения двумя орденами Красного Знамени (первым — ещё за форсирование Днепра) и орденом Суворова III степени. В этом сражении пулей ему выбило глаз.
За боевую операцию по соединению с американскими союзниками в районе Амштеттина уже в звании гвардии майора был в третий раз представлен к званию Героя Советского Союза, вместо этого был награждён орденом Отечественной войны I степени, также получил американский орден «Легион Почёта».
После войны Иосиф Рапопорт продолжил научные исследования в области генетики в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР. Главным научным достижением Рапопорта стало открытие химических веществ, которые обладали сильными мутагенными свойствами (мутагенов и супермутагенов), и проведение соответствующих опытов на мухах-дрозофилах, подтвердивших первоначальные догадки и прозрения учёного, которые впоследствии вылились в появление самостоятельного раздела генетики, известного как химический мутагенез.
На «августовской сессии ВАСХНИЛ» 1948 года Иосиф Рапопорт, будучи приверженцем генетики, противостоял воззрениям академика Т. Д. Лысенко. В 1949 году за несогласие с решениями этой сессии и «непризнание ошибок» Рапопорт был исключён из ВКП(б) (в партию вступил на фронте в 1943 году..
Разгром генетики и последующие карательные меры против её приверженцев, заключавшиеся прежде всего в развале научных школ и принудительной переквалификации учёных не обошли стороной и Иосифа Рапопорта: с 1949 по 1957 год он работал в качестве сотрудника экспедиций нефтяного и геологического министерств, занимаясь палеонтологией и стратиграфией.
В 1957 году Рапопорт возвращается к научным исследованиям в области генетики: в Институте химической физики АН СССР вместе с группой учёных он ведёт поиск химических мутагенов, анализ их свойств в сравнении с радиационными мутагенами, а также эксперименты в области феногенетики.
В 1962 году Нобелевский комитет сообщил советским властям о выдвижении кандидатуры Рапопорта (совместно с Шарлоттой Ауэрбах) на Нобелевскую премию за открытие химического мутагенеза. Рапопорт был вызван в отдел науки ЦК КПСС, и ему было предложено подать заявление о вступлении в партию для того, чтобы власти не возражали против присуждения ему премии. Однако Рапопорт настаивал на том, чтобы его исключение из партии было признано неправомерным, и он был восстановлен с сохранением стажа, а не принят заново. В этом ему было отказано, и в результате премия за открытие химического мутагенеза не была присуждена вообще.
В 1965 году по предложению академика Н. Н. Семёнова в том же Институте химической физики начинается создание отдела химгенетики в составе четырёх лабораторий. Это позволило развернуть исследования по ряду направлений теоретической и экспериментальной генетики, но главной темой осталось изучение наследственной и ненаследственной изменчивости. С начала 1960-х годов развернулось внедрение полученных результатов в сельскохозяйственную селекцию, в промышленную микробиологию и потом ещё в нескольких направлениях.
В начале 1970-х годов Иосиф Рапопорт был награждён орденом Трудового Красного Знамени; в 1979 году — избран членом-корреспондентом АН СССР по Отделению биологии. В 1984 году ему была присуждена Ленинская премия.
Указом Президента СССР от 16 октября 1990 года Иосифу Рапопорту было присвоено звание Героя Социалистического Труда с формулировкой «за особый вклад в сохранение и развитие генетики и селекции, подготовку высококвалифицированных научных кадров».
25 декабря 1990 года был сбит грузовиком при переходе дороги и 31 декабря скончался в больнице. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.
Как мы видим, из этого краткого описания биографии, заслуги этого человека перед страной огромны ,но не были в должной мере оценены и очень мало было сделано для сохранения памяти об этом выдающемся человеке.
Его подвиги на ратном и научном фронте заслуживают подробного описания ,чтобы показать, на сколько выдающимися были его моральные человеческие качества.
Уже 23 июня младший лейтенант И. А. Рапопорт явился в военкомат добровольцем, отказавшись от защиты докторской диссертации назначенной на 27 июня. Как известно, тогда кандидатов наук в армию не призывали и Иосиф Абрамович отказавшись от брони пошел защищать страну. Он был направлен на курсы «Выстрел» и уже 25 октября 1941 года батальон Рапопорта вступил в бой у поселка "Семь колодезей" в Крыму.
В конце ноября 1941 года при отступлении Красной Армии он был тяжело ранен (два сквозных пулевых ранения - в плечо и в руку), сумел добраться до своих частей и через Керченский пролив был эвакуирован и отправлен в госпиталь в Баку, где с ноября по декабрь 1941 года находился на излечении. После выздоровления, с декабря 1942 по июль 1943 года, командир батальона И. Рапопорт находился в Москве для прохождения ускоренных командирских курсов начальников штабов полков в Военной академии им. М. И. Фрунзе.
Благодаря случайному стечению обстоятельств 5 мая 1943 года Рапопорту удаётся защитить ранее завершённую докторскую диссертацию на кафедре генетики биофака Московского Государственного Университета. Как вспоминала его вторая жена Ольга Строева : "Иосиф Абрамович случайно встретился на улице с генетиком Н. Н. Медведевым, который рассказал о встрече профессору А. С. Серебровскому, заведующему кафедрой генетики в МГУ, и тот пригласил Иосифа Абрамовича защитить диссертацию. На кафедре, на стенках аудитории еще висели таблицы со времени несостоявшейся до войны защиты. Так капитан И. А. Рапопорт в 1943 году стал доктором биологических наук.
После этого он получил два предложения, позволявшие ему быть отозванным из армии: одно - для продолжения научной работы, и второе - остаться преподавателем в Военной академии. Рапопорт отказался от обоих предложений остаться в Москве при Военной академии им. Фрунзе и предложения секретаря президиума Академии наук СССР академика Л. А. Орбели. Рапопорт вернулся в действующую армию - Воронежский фронт в августе 1943 года.
Генерал Николай Бирюков, принимавший участие в Битве за Днепр в сентябре 1943 года, писал, что переправа советских войск через реку в районе Черкассы-Мишурин Рог должна была обернуться огромными человеческими потерями:немцы стояли на противоположном берегу стеной. Но накануне переправы Рапопорт провел дополнительную разведку близлежащих территорий и внезапно обнаружил «прогалинку» в защите немцев недалеко от села Солошино. Согласовать новый маршрут переправы с руководством фронта было уже невозможно: приказ был дан, обсуждению не подлежал. Рискуя попасть под трибунал, в ночь с 27 на 28 сентября Рапопорт все-таки переправил своих солдат на другой берег не там, где было приказано. И мало того что не потерял почти никого из своих бойцов, так еще и разогнал своей внезапной атакой всех немцев, наступив на них с тыла. Это существенно облегчило переправу остальным подразделениям 62-й дивизии, да и отвоёванный тогда у немцев кусок земли стал одним из крупнейших Мишуринских плацдармов.
Рапопорт командовал передовым отрядом, при захвате плацдарма на правом берегу Днепра . А когда плацдарм расширили, две дивизии немцев -- «Райх» и «Гросдойчланд» -- ударили по нему. Комдив собрал штаб дивизии и маханул обратно на тот берег. А капитан Рапопорт, исполняющий обязанности командира полка, вместе с другими командирами полков трое суток отражали атаки элитных немецких дивизий.
За успешное форсирования Днепра и расширение плацдарма для освобождения города Киева от фашистских оккупантов И. А. Рапопорт был награжден орденом Красного Знамени и представлен к званию Героя Советского Союза, но последнего не получил. Как было сказано в представление к высшей награде 27 декабря 1943 года «За проявленное мужество и умелое управление войсками в период форсирования р. Днепр в районе с. Мичурин-Рославлев за захват, удержание и расширение плацдарма полком на правом берегу Днепра начштаба гвардии капитан Рапопорт Иосиф Абрамович представлен к правительственной награде и присвоению звания Героя Советского Союза.»
Представление было отозвано. Кем – найти не удалось. 32 человека, включая сбежавшего комдива, получили звание Героя за этот плацдарм, а Рапопорт нет.
С. Э. Шноль в своей книге о советских биологах, описывает причины несостоявшегося присвоения высокого звания Иосифу Рапопорту: "После форсирования Днепра завязались тяжелые бои на правом берегу. Немецкая армия была еще очень сильна. В трудном положении ввиду угрозы окружения командир полка бросил свои батальоны. Рапопорт принял на себя командование оставшимися подразделениями, и они без потерь вышли из окружения. Командир дивизии "воссоединился" со своим войском и, построив все батальоны, потребовал рапорт командиров. Первым докладывал Рапопорт. Он подошел и ударил дивизии по лицу.По другой версии он лишь сказал командиру что он подлец. Ситуация была предельно серьезной. Существовал приказ Сталина № 227 о расстреле командиров, начавших отступление. Поступок Рапопорта остался без немедленных последствий. Однако ему отомстили, и командир стал посылать рапорты о крайне плохой работе своего начальника штаба полка. Золотую Звезду не дали.
И это при том, что за форсирование Днепра 2438 воинам было присвоено звание Героя Советского Союза, что больше, чем суммарное количество награждённых за всю предыдущую историю награды. Такое массовое награждение за одну операцию было единственным за всю историю войны. Беспрецедентное количество награждённых также отчасти объясняется директивой Ставки ВГК от 9 сентября 1943, гласившей:
В ходе боевых операций войскам Красной Армии приходится и придётся преодолевать много водных преград. Быстрое и решительное форсирование рек, особенно крупных, подобных реке Десна и реке Днепр, будет иметь большое значение для дальнейших успехов наших войск.
За форсирование такой реки, как река Десна в районе Богданове (Смоленской области) и ниже, и равных Десне рек по трудности форсирования представлять к наградам:
1. Командующих армиями — к ордену Суворова 1-й степени.
2. Командиров корпусов, дивизий, бригад — к ордену Суворова 2-й степени.
3. Командиров полков, командиров инженерных, сапёрных и понтонных батальонов — к ордену Суворова 3-й степени.
За форсирование такой реки, как река Днепр в районе Смоленск и ниже, и равных Днепру рек по трудности форсирования названных выше командиров соединений и частей представлять к присвоению звания Героя Советского Союза.
Ему не раз говорили однополчане – пиши наверх: ведь 30 человек твоего передового отряда, которым ты командовал стали Героями. А он отвечал: «комдив был прав, я не имел права прилюдно подрывать его авторитет, как он дивизией после этого будет командовать».
На послевоенных встречах ветеранов дивизии её командир несколько раз пытался помириться с Рапопортом, но тот ни разу не подавал ему руки, просто не разговаривал.
Второе представление И. Рапопорта к званию Героя произошло в Венгрии с конца 1944 года.
Приведём выписку из наградного листа: Батальон гвардии капитана Рапопорта 3.12.1944 г., действуя в головном отряде полка, стремительным натиском выбил упорно сопротивляющегося противника из населенных пунктов Потой, Фельшеньек, Cабад-Хидвен. Не имея задачи овладеть переправой через канал Саваш, но учитывая, что последний соединяет озеро Балатон с р. Дунаем, Рапопорт проявил разумную инициативу. На плечах у противника перебрасывает пехоту через минированный мост, атакует командные высоты противника на северном берегу канала, с хода захватывает крупнейший пункт обороны немцев гор. Мозикамаром. 4.12.44 батальон отражает 14 атак, 40 танков, батальона пехоты противника, удерживает мост и плацдарм на северном берегу канала. 8.12.1944 батальон в ночном бою выбивает противника из важнейшего опорного пункта Балатон Факояр, перехватывает основные шоссейные дороги, захватывает ж. -д. ст. Балатон Фокояр. 9.12 и 10.12. 44 г. батальон отбивает 12 контратак сил пехоты и танков противника, стойко удерживает дер. И ж.д. станцию. 22.12.44 г. ведет тяжелые бои на подступах города Секеть Фехервар. После отражения всех атак противника в23-00 переходит в наступление и в ночном бою штурмом овладевает юж. окр. города. 23.12.44г. 13-00 выходит на сев. окр. города. 24.12.44г. продолжает преследовать противника в районе деревни Забуоль
24.12.44 г. и 25.12.44 г. ведет тяжелые бои по отражению 12 контратак батальона пехоты противника, поддерживаемого 20-30 танками. В этих боях батальон Рапопорта уничтожил 1000 немцев, подбил 12 танков, 8 бронетранспортеров, 16 огневых точек противника, захватил 220 пленных. Во всех перечисленных боях тов. Рапопорт беспрерывно находясь в боевых порядках, умело обеспечивал взаимодействие пехоты с приданными средствами, в критические моменты боев лично руководил приданной артиллерией, действовавшей на прямой наводке. 25.12.44г., будучи тяжело ранен не ушел с поля боя до отражения батальоном всех контратак. Личной храбростью, бесстрашием в борьбе с противником, воодушевлял бойцов на выполнение всех боевых задач. Достоин высшей правительственной награды звания «Герой Советского Союза».
Операция по прорыву линии "Королева Маргарита" в столице Венгрии Будапеште началась 20 декабря 1944 года. 23 декабря пригород Будапешта - Секешфехервар был освобожден от противника. За эту операцию. И. А. Рапопорт был награжден вторым орденом Красного Знамени, а после войны, в 1970 году, венгерское правительство наградило майора орденом Красной Звезды Венгрии.
Он никогда не повышал голоса на подчиненных, однако умел отдавать приказы так, что ни у кого и мысли не возникало его ослушаться. Правда, один раз он изменил своей манере. После того как немецкий снайпер попал ему в голову и Рапопорта доставили в госпиталь для срочной операции, мест не было и рядового солдата сбросили с койки, освободив её для него. Рапопорт громогласно, не выбирая выражений, так разнес руководство госпиталя, что в мгновение ока для обоих нашли места.
Генерал Н. И. Бирюков сообщил об И. А. Рапопорте: "Вскоре после этих боев он был тяжело ранен и лишился глаза. В канун нового года я попросил капитана Никитина отвезти ему в госпиталь подарок, приготовленный для него товарищами. Никитин уехал, а на следующий день они явились на КП вдвоем: "Товарищ генерал, капитан Рапопорт прибыл для дальнейшего прохождения службы во вверенном вам корпусе!" - "То есть... сбежал из госпиталя?" - "Так точно, сбежал, долечусь в медсанбате...".
За этот подвиг Рапопорт был награжден орденом Суворова III степени с формулировкой "За прорыв линии "Королева Маргарита" и 29 декабря 1944 года был представлен к званию Героя Советского Союз с вручением ордена Ленина, которое подписали: исполняющий обязанности командира дивизии гвардии полковник Дерзиян, командир 20 стрелкового корпуса гвардии генерал-майор Бирюков, командующий 4 Армией гвардии генерал армии Захаров, Член Военного Совета гвардии полковник Д. Шепилов (16 января 1945 г.). Однако награждение Рапопорта вновь не состоялось без каких-либо объяснений.
Вечером 6 мая 1945 года по приказу командира 20-го стрелкового корпуса генерала Н. И. Бирюкова был создан подвижной передовой отряд, задача которого заключалась в том, чтобы пройти сквозь огромные массы отступающих фашистских войск и войти в соприкосновение с передовыми частями союзных американских войск. Рапопорт был выбран для командования этой операцией, так как совершенно свободно владел немецким и английским языками..На пути отряда они наткнулись на три тяжелых немецких танка «Тигр».
Вспоминая впоследствии об этом эпизоде, Иосиф Абрамович рассказывал: «я подбежал к головному немецкому танку, откинув плащ-палатку, чтобы видны были ордена, постучал рукояткой пистолета по броне и на чистом немецком представился командиром авангарда Сталинградского корпуса тяжелых танков. Высунувшемуся из люка немцу приказал: «Орудия разрядить, шоссе очистить, танки отвести!» И, не дожидаясь ответа, пошел назад. Ошеломленные немцы после некоторого колебания немцы подчинились, и отряд Рапопорта двинулся вперед и соединился с американцами.
Возглавляя отряда, Рапопорт осуществил прорыв через 300-тысячную вооруженную армию немцев, отступающую в направлении Мельк-Амштеттен. Отряд Рапопорта "малыми силами очистил от немцев три города, несколько сел и взял в плен несколько тысяч гитлеровцев”.
Когда колонна немецких военнопленных под охраной бойцов отряда Рапопорта двигалась по шоссе, ее приняли за скопление вражеских войск и на ее уничтожение были направлены штурмовики. На бреющем полете они стали расстреливать колонну. Как немцы, так и советские солдаты бросились врассыпную, стараясь укрыться в кюветах и воронках. На шоссе выбежал майор Рапопорт и стоя во весь рост, размахивал руками, показывая летчикам, что здесь свои. Летчики его поняли, прекратили стрелять и улетели. На шоссе вышел немецкий полковник. Он был потрясен и решил пожать руку советскому офицеру. Но Рапопорт ему руки не подал. Как вспоминали, впоследствии он сожалел об этом».
"В нескольких сотнях метров за Амштеттеном наш передовой отряд натолкнулся на танковую роту из состава 11-й бронетанковой дивизии США, которой командовал, , Юджин Эдварде, до войны студент Висконсинского университета. Американцы были поражены, они также не ожидали встретить советского офицера, свободно разговаривающего на английском языке. Американец спросил Рапопорта: "Сколько вы знаете языков?" - "Не считал", - был ответ. В память о встрече американское командование наградило Рапопорта орденом "Легион достойных", в центре которого выгравирован магендовид, а также именным оружием - десантным карабином и кинжалом.
На месте встречи с американскими войсками на Дунае ныне воздвигнуть стела с надписью: “Здесь закончилась Вторая мировая война”. Однако этот исторический факт сейчас почти не известен.
Никто не вспоминает эту историческую встречу с американцами, тем более не называл имени героя Иосифа Рапопорта. Все советские люди были уверены, что встреча с американцами впервые произошла на Эльбе.
В характеристике И. Раппорта при представлении к высшей награде за выполнение задания было сказано: "Тов. Рапопорт находится на занимаемой должности начальника оперативного отделения штаба дивизии с 25 марта 1945 года. За боевые успехи, умелое руководство награжден четырьмя орденами, представлен к ордену Кутузова 3 степени и ордену Ленина с присвоением звания Героя Советского Союза. Политически развит хорошо, морально устойчив.
Учитывая политическую значимость соединения с американскими войсками, командующий 3-м Украинским фронтом маршал Ф. И. Толбухин, доносил 8 мая в Ставку Верховного Главнокомандования, то есть лично И. Сталину: "Отряды 7 гвардейской дивизии в 14-15.00 в районе Шлидсберг (10 км западнее г. Амштеттен) соединились с передовыми частями 11 и 13 танковых дивизий 3-й американской армии. С нашей стороны действовал усиленный подвижной отряд под командованием майора Рапопорта Американские офицеры были приятно удивлены, что они могут объясняться с советским офицером без помощи переводчика". "Олицетворением советского офицера среднего звена, бесспорно, был Иосиф Абрамович, любимый комбат 29-го воздушно-десантного Венского ордена Кутузова полка" (Освободительная миссия Советских Вооруженных Сил в Европе во Второй мировой войне. Документы и материалы. М., 1985, стр. 493). Несмотря на упоминание в донесении Толбухина имени майора, Иосиф Абрамович в очередной раз не получил Героя Советского Союза.
В третий раз Золотая Звезда прошла мимо. Уже после окончания боевых действий в мае 45-го был Рапопорт был оперативным дежурным. Пьяный адъютант командира корпуса резерва верховного главного командования капитан на «опель-адмирале» на смерь сбил лейтенанта из пополнения. Рапопорт приказал засунуть пьяного в каталажку, составил рапорт в прокуратуру. Комкор подсуетился, и представил это дело так, будто оперативный дежурный сорвал выполнение важного задания, арестовав капитана-порученца. И хотя «опель-адмирал» был полон водки, прошли примерно сутки, капитан протрезвел, ничего не докажешь. И решили к званию Героя не представлять, дали орден. Хорошо еще, уголовное дело закрыли.
В конце августа 1945 года он был уволен в запас.
После увольнения из армии в августе 1945 года в возрасте 33 лет Иосиф Рапопорт вернулся с войны с двумя тяжелыми ранениями, с потерей глаза, после получения родными трёх похоронок, весь поседевший.
Рапопорт сразу же приступил к научной работе в институте, из которого он ушел на фронт, и уже в 1946 году появилась его первая публикация об открытии им химических мутагенов - научном открытии мирового значения.
Мировая научная общественность признала первооткрывателями химического мутагенеза двух учёных: И. А. Рапопорта в СССР и Ш. Ауэрбах в Великобритании. Сотрудница Рапопорта, Наталья Делоне, с которой Иосиф работал с 1946 года, написала о нём: "О войне он рассказывал мало, но то, что я помню из его рассказов, и то, что прочла из воспоминаний его однополчан, произвело на меня впечатление, что и там он был своеобычным, неординарным и вместе с тем очень квалифицированным, как и на научном поприще.
За 1945—1948 годы И. А. Рапопорт открыл целую серию веществ, вызывающих мутации.
Институт экспериментальной биологии стал главной мишенью «народного академика» Трофима Лысенко еще до войны. Опытный демагог он сумел уверить большевистское руководство CCCР, что его невежественные теории вскоре приведут к невиданному расцвету загубленного коллективизацией сельского хозяйства страны. Костью в горле у него были истинные ученые-биологи, такие как академик Н. Вавилов и Николай Кольцов. Комиссия лысенковских демагогов, которую впоследствии Рапопорт называл стаей, трясла институт. Но кольцовцы держались сплоченно. На общем собрании они всячески пытались доказать невеждам о важности их работы. Институт удалось отстоять перед войной ценой жизни его директора. Лысенко добился ареста академика Н.Вавилова, который умер в тюрьме от голода. Мало кому известно, что по доносу лысенковцев в 1937 году был арестован и погиб академик Г.А.Надсон. Он независимо от Г. Меллера и до него открыл явление радиационного мутагенеза, за которое Меллер впоследствии был удостоен Нобелевской премии.
Апофеозом расправы лысенковцев с истинной биологией стала августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года. Сессию открыл сам Лысенко докладом «О положении в биологической науке». Перед сессией был пущен слух, что доклад этот прочел и сделал несколько, разумеется, гениальных замечаний сам Сталин. Сессию умышленно провели летом в период отпусков, каникул и экспедиций. Пропускали на нее по специальным билетам. Рапопорт случайно узнал об этом сборище. Пригласительного билета у него не было. Но кто мог остановить бывшего десантника с колодкой боевых орденов и черной повязкой, закрывшей отсутствующий глаз. Он не только прошел, но сразу попросил слово. На фоне униженно кающихся докладчиков его выступление, где он четко и ясно объяснил значение классической генетики, произвело впечатление. Затем он уселся в первом ряду и своим единственным глазом пронзал выступающих невежд, отпуская нелестные для них замечания.
Идти тогда против Лысенко, зная, что его одобряет сам Сталин, было страшно. Но боевой офицер и принципиальный ученый Иосиф Рапопорт не раз и не два смотрел в глаза смерти. Поэтому в стенограмме этой позорной сессии отмечено, что «доктор биологических наук Рапопорт, защищая генетику, отпускал оскорбительные реплики, допускал выкрики типа — она является лучшей теорией, чем ваша. Обскуранты».
Иосиф Абрамович не испугавшись заявления Лысенко, что его доклад полностью одобрен Сталиным заявил ,что теория Лысенко ошибочна и что : «Ген является материальной единицей с огромным молекулярным весом порядка сотен тысяч и даже миллионов единиц. Гены имеются в ядре клетки в совершенно определенных точках, которые называются хромосомами. Эти единицы стали известными нам в результате настойчивых и трудоемких экспериментов. Мы убедились, что можно искусственно перемещать единицы из одной хромосомной системы в другую. Мы убедились, что эти наследственные единицы - гены - не являются неизменными, а, наоборот, способны давать мутации. Мутации являются огромным завоеванием советской науки и в смысле открытия могущественного действия внешних физических факторов и в смысле действия агрохимических факторов. В работе, о которой академик Перов здесь сказал так пренебрежительно, преодолены большие трудности и имеются определенные достижения. Эти достижения заключаются в том, что нами, советскими генетиками, найдены химические агенты, которые позволяют произвольно получать наследственные изменения во много тысяч раз чаще, чем это было ранее. Ламаркизм в той форме, в какой он опровергнут Дарвином и принимается Т.Д. Лысенко, -это концепция, которая ведет к ошибкам. Мы в десятках тысяч точных экспериментов убедились, что переделка животных и растений в результате только нашего желания не может быть достигнута. Мы должны знать механизмы, которые находятся в основе определенных морфологических и физиологических свойств»
7 августа происходило последнее заседание сессии, на котором с заключительным докладом выступил Т. Д. Лысенко. Попросили слово и покаялись П. М. Жуковский, С. И. Алиханян, И. М. Поляков. Выступил И. А. Рапопорт и снова стойко защищал генетику. Во время выступления кто-то из зала крикнул: "Откуда этот хулиган Рапопорт?" Иосиф тут же парировал в ответ: "Из 7-й воздушно-десантной дивизии".
Рапопорт спас честь своей и не только своей науки. Вслед за ним стали выступать и другие ученые, обвиняя лысенковцев в откровенном мракобесии. Расправа последовала немедленно. Всех несогласных с Лысенко выгоняли с работы, исключали из партии, что в СССР было равносильно волчьему билету. Не миновала чаша сия и Рапопорта.
В сентябре 1948 года его уволили из института, а в начале января 1949 исключили из партии. Когда его исключали в райкоме,то возмущенные его поведением члены комиссии спросили, как он может защищать генетику ,если товарищ Молотов против.Рапопорт ответил:
- Я думаю, что я понимаю в генетике лучше, чем товарищ Молотов .
Итак, герой войны, известный ученый, на работы которого ссылались во всех зарубежных генетических исследованиях, автор открытия мирового значения был выброшен на улицу. Но надо было кормить семью, и Рапопорт пытался устроиться на работу в метро, но его не взяли. Пришлось под чужой фамилией делать переводы для института научной информации. Наконец он устроился на должность палеонтолога в геологическую экспедицию, которая работала в Сибири. Начальство опасалось принимать его на постоянную должность, и каждый год его увольняли, а затем зачисляли снова.
И здесь Рапопорт сделал новое открытие, используя метод спорово-пыльцевого анализа. Так он обнаружил, что фораминиферы (группа микроорганизмов) являются индикаторами близости залегания нефти. Возникла даже легенда, что на основе этого Рапорт защитил диссертацию и стал кандидатом геолого-минералогических наук. На самом деле, как вспоминал автор этого открытия: «Однако, когда начальство узнало, что это тот самый генетик, который выступал на сессии ВАСХНИЛ против Лысенко», то его немедленно уволили. Так, на долгих девять лет ученый был насильно отлучен от любимой науки. Шло время. Умер Сталин, развенчан культ личности, но Лысенко уцелел. Он сумел втереть очки и Никите Хрущеву.
В 1956 году известному советскому ученому в области химической физики академику Николаю Семенову была присуждена Нобелевская премия. При вручении премии в Стокгольме он разговорился с разделившим с ним эту почетную награду Хиншелвудом. Тот спросил, а чем же ныне занимается Рапопорт после его сенсационного открытия мутагенеза ? . Вернувшись домой, Семенов разыскал Рапопорта и предложил ему возглавить отдел в руководимом им институте. Разумеется, Рапопорт занимался в нем не физической химией, а генетикой. А чтобы Лысенко и его покровители не вмешивались, всю тематику засекретили.
Когда кое-что стало им известно и они попытались вмешаться, то Семенов на корню пресек всякие попытки помешать деятельности Рапопорта.. В этом институте Рапопорт проработал до конца своей жизни.
В 1962 году за открытие химического мутагенеза кандидатуры И. А. Рапопорта и Ш. Ауэрбах были выдвинуты Комиссией Нобелевского комитета. Суть открытия состояло в том, что оба кандидата нашли определённые химические вещества, которые могут вызывать "сверхобильные" изменения ненаследственных признаков. Шведский Комитет решил обратиться к руководству Советского Союза с целью выяснения его позиции. Этот шаг был им предпринят после недавней травли Б. Пастернака из-за присуждения этой премии в 1958 году. Нобелевский комитет еще не совсем отошел от шока, вызванного отказом Пастернака от получения Нобелевской премии. Поэтому осторожные шведы решили провентилировать вопрос, а как советские власти отнесутся к присуждению премии Рапопорту.
Как вспоминал Рапопорт на встрече в МГУ в 1988 году: «Вдруг мне предоставляют от Академии наук квартиру. Через несколько дней стало известно, что Нобелевская комиссия выдвинула меня в число кандидатов на Нобелевскую премию. Меня стали звать в различные организации и просили восстановиться в партии. Я сказал, что восстанавливаться не буду, потому что исключен по принципиальному поводу. В партию я вступил на войне, и никаких других интересов у меня в том отношении не было. Исключен, значит исключен. На самом высшем уровне я был у Кириллина, тогда начальника отдела науки ЦК на Новой площади, который продержал меня два часа».
В некоторых источниках приводятся детали беседы Кириллина с Рапопортом. Последний спросил: «Так кто был прав я или Лысенко? Если я, то почему я должен что-то писать? Это вы должны извиниться и вернуть мне мой партбилет с уже оплаченными взносами за весь период моего исключения или новый партбилет с моим старым номером».
Вызывали и в другие отделы ЦК КПСС и требовали взамен их согласия на поддержку в Нобелевском комитете вступить вторично в КПСС. А это для Рапопорта означало капитуляцию перед теми, кто изгнал его из науки. Он отказывается. А какие радужные картины перед ним не рисовали: всемирное признание, автоматическое избрание академиком, деньги наконец. Но эти партийные чинуши не могли представить, что для таких людей как Рапопорт существовали другие ценности.
Так он и не стал лауреатом Нобелевской премии. В Нобелевский комитет советские власти сообщили, что Рапопорту рановато получать столь высокую премию. А чтобы «подсластить» пилюлю непокорному ученому еще изъяли из книжных магазинов и полностью уничтожили весь тираж книги Иосифа Абрамовича «Микрогенетика».
В 1975 году Рапопорт был награжден орденом Трудового Красного Знамени, в 1979 году избран членом-корреспондентом АН СССР, а в 1984 году получил Ленинскую премию за цикл работ "Явление химического мутагенеза и его генетическое изучение". В тот же день всю премию он распределил между работниками своей лаборатории.
В СССР к концу 1991 года, на основе открытого Рапопортом химического мутагенеза было создано 383 мутантных сорта сельскохозяйственных культур, из них 116 были районированы, в том числе 26 сортов пшеницы, 14 сортов ячменя, 8 гибридов кукурузы, 14 сортов крупяных культур, 8 сортов зернобобовых, 28 сортов кормовых, 11 сортов технических, 4 сорта овощных, 1 сорт лекарственных и 1 сорт ягодных культур.
Этим сортам не страшны фитопатогены, их корневая система подавляет рост сорняков, и они не требовательны к качеству агрономического фона. Они могут выращиваться без избытка удобрений, без фунгицидов и гербицидов, что сильно удешевляет производство, ограждает окружающую среду и пищевую продукцию от отравления ядохимикатами.
Созданные на этой основе сорта озимой пшеницы – «имени Рапопорта», «Беседа», «Бодрый», «Солнечная», «Белая» и др. – обладают комплексом вышеперечисленных адаптивных свойств. И это – подлинная инновация, которая стала одним из источников богатства нашей страны.
Именно исследования генетиков таких как Рапопорт, дали эти результаты ,а не Лысенко и его последователей, при которых в стране царил голод и советская наука была отброшена на десятилетия ,потеряв многих выдающихся ученых и свои лидирующие позиции в мире.
По инициативе известного зоолога профессора Н. Н. Воронцова 16 октября 1990 года М. С. Горбачев подписал Указ о награждении генетиков и других биологов, активно боровшихся с лысенковщиной, с награждением 50 человек. Шестерым ученым, в том числе И. А. Раппорту, было присвоено звание Героя Социалистического Труда и вручен орден Ленина - "За особый вклад в сохранение и развитие генетики и селекции, подготовку высококвалифицированных научных кадров".
Член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии, профессор, доктор биологических наук Иосиф Абрамович Рапопорт все же получил Золотую Звезду Героя. В 1990 году он стал Героем Социалистического Труда. Но, видимо, ему не суждено было носить эту звезду. Через месяц после вручения он трагически погиб; Переходил улицу и не видел, как с той стороны, где у него не было глаза, летит по ней грузовик.
Советы ветеранов, сослуживцы, общественные организации неоднократно выходили с ходатайством о присвоении Иосифу Рапопорту звания Героя Советского Союза за подвиги, совершенные во время войны. С таким письмом обращались к президенту и три выдающихся академика России – Виталий Гинзбург, Юрий Рыжков, Владимир Арнольд. Но, видимо, их обращение до главы государства так и не дошло. Вероятнее всего, чиновники рассуждали просто – Рапопорту это уже не нужно. Да, ему это никогда не было нужно. Он и Ленинскую премию – немалые по тем временам деньги – раздал сотрудникам лаборатории. И звание это нужно не ему и не его потомкам. Оно нужно всем нам, чтобы понимать и уважать слова Подвиг и Справедливость.
Начиная с 2002 года, вышло три документальных фильма, посвященных воину и учёному:
1. «Рапопорт Иосиф Абрамович. Острова». Режиссёр Е.С. Саканян. 2002.
2. «Батяня Рапопорт». Режиссёр Варвара Узиченко. 2009.
3. «Наука побеждать. Подвиг комбата». Режиссёр В.А. Глазачёв 2010. (Впервые фильм был показан по российскому телевидению 27 апреля 2010 года в преддверии 65-го Дня Победы)
В одной из статей, посвященной Рапопорту написано:
«Принято разделять праведников на строителей-просветителей, мучеников за веру и защитников отечества. Жестокие испытания времени ярко проявили все эти три ипостаси личности Иосифа Абрамовича».
7. Как истинный ариец Шломо предупредил Сталина
Александр Ресин
(Или о глупости арийской теории).
Работник консульства СССР в Вене ,в один из последних дней февраля сорок первого года ,с недоверием слушал сидящего перед ним человека,высокого роста, широкоплечего ,который предъявил документы на имя Тимофея Марко удостоверяющие его чисто арийское происхождение. Странно было то, что этот человек заявил, что он член коммунистической партии да еще и еврей, попавший в плен в сентябрьских боях и чудом уцелевший.
Человек уверял дипломата, что ему доподлинно известно что Гитлер принял решение напасть на СССР в ближайшее время и ,что в лагерях польских военнопленных, идет набор украинцев в национальные воинские формирования, которые примут участие в нападении на СССР.
Консул молча слушал и записывал его слова. На еврея этот человек был совсем не похож и передaвая услышанное шифровкой в Москву консул был уверен,что это очередная дезинформация.
Так думал не только консул в Вене, Информация о готовящемся нападении Германии поступала в Москву из множества источников: от шпионской сети НКВД и Главного разведывательного управления наркомата обороны (ГРУ), по линии наркомата иностранных дел, из коминтерновских источников, от пограничной службы. Недостатка в предупреждениях не было. Только по подсчетам, произведенным американским исследователем Бартоном Уэйл, советское правительство получило 84 предупреждения о готовящемся нападении. Эти предупреждения не укладывались в сталинскую оценку ситуации и поэтому либо ставились под сомнение, либо вовсе отбрасывались. Руководители разведывательных ведомств , прекрасно зная, что Сталин полагает, что информация о военных приготовлениях против СССР подбрасывается английской разведкой, чтобы посеять подозрительность в отношениях между СССР и Германией, делали заключения из информации, соответствующие образу мыслей Сталина.
Сталин с особым подозрением относился ко всем сообщениям, которые исходили из английских или американских источников, видя в них лишь подтверждение его анализа политики "невмешательства": западные державы хотят втянуть Советский Союз и Германию в войну между собой, а сами погреть руки. Версия, распространяемая гитлеровцами о провокационном характере слухов и сообщений о готовящемся нападении на СССР, как раз и отвечала его собственным суждениям. Но оказывается, что в начале апреля слухи о предстоящей германо-советской войне распространяли главным образом немецкие граждане. Об этом сообщает, в частности, в своем донесении германскому МИДу его представитель при верховном командовании сухопутных сил (ОКХ) 3 апреля 1941 г.: "ОКХ получил сообщения, согласно которым среди немецких граждан, проживающих в России, путешественники, следующие из Германии, распространяют слухи, что германо-советское столкновение неизбежно. Говорят также, что иностранные дипломаты в Москве также встревожены этими слухами". ОКХ просило в связи с этим министерство иностранных дел, чтобы немцам, направляющимся через территорию СССР, было дано строгое указание не только не распространять подобные слухи, но и опровергать их.
В мае месяце слухи о приближающейся войне не только не ослабли, но и продолжали усиливаться. Лондонская "Таймс", например, в номере от 1 мая сообщала, что во многих европейских столицах немецкие офицеры и пропагандисты во всеуслышание заявляли, что немецкая армия накануне нападения на Советский Союз. Литовские эмигранты поощрялись Берлином. Украинские националисты так же значительно расширили свою деятельность.
Так кем же был этот человек ,который рискуя жизнью, пришел в Консульство СССР в Вене и один из первых предупредил о готовящемся нападении на СССР. Настоящее имя этого человека Соломон (Шломо) Штраус и он родился 12 ноября 1912 года в местечке Варяж (Львовская область) (тогда Польша). Он был старшим из семи детей Лейба Штрауса и Шейндл Маркус Штраус. Как большинство еврейских детей он закончил еврейскую религиозную школу,увлекался театром и посещал — театральную студию режиссера Иона Зингера, где он играл казаков и украинских парубков-красавцев. Шломо выучился на портного и умудрился в силу своих убеждений вступить в Польскую коммунистическую партию.
Когда Германия напала на Польшу он был мобилизован в 19-й пехотный батальон в Львове,который был направлен на защиту Варшавы. Он был тяжело ранен в районе Полоцка в сентябре тридцать девятого года и прямо с поля боя доставлен в госпиталь, где после захвата немцами стал военнопленным, а затем после выздоровления был переведен в лагерь.
Уже давно среди военнопленных были выловлены все евреи: кто объявился сам по приказу выйти из строя, кого выдала внешность, кого — оставшиеся документы, кого — соседи по бараку, кого — баня. Однажды, чтобы не идти в баню со всеми, Соломон Штраус имитировал случайное падение с трехметровой высоты.Чудом он тогда не покалечился, но ведь и все его теперешнее существование было сплошным и зыбким чудом.
Опасаясь, что как еврей и коммунист он будет изоблачен и уничтожен, Шломо уничтожил все свои документы и всем говорил, что он украинец из Львова Тимофей Марко.
Как же он был теперь благодарен режиссеру Ионе Зингеру, который неукоснительно требовал знания всех обрядов и ритуалов, чтобы никакая неточность жестов не испортила роли. Как-то получилось, что о поголовном уничтожении евреев он еще не знал (точнее — слышал краем уха, но разум отказывался верить), а об отношении к коммунистам — уже знал. Именно это заставило его придумать себе новое имя, вспомнить все казацкие и украинские песни, что когда-то пел со сцены, и, конечно, — отпустить висячие усы и закурить классический чубук.
К концу 1940 года в лагерь для польских военнопленных Stalag VIII B в Ламсдорфе (Lambinowice) были собраны украинцы из других лагерей Третьего рейха.. Были здесь даже те, что когда-то эмигрировали в разные европейские страны, и сражались в армиях этих стран и попали в плен.
Руководство украинских националистов рассчитывали организовать обучение основной ударной силы оуновцев под руководством немецких инструкторов на территории Генерал-губернаторства, а при нападении Германии на СССР использовать их в «борьбе с большевизмом» в качестве союзной вермахту украинской армии. С этой целью в Кракове было создано и вело активную работу украинско-германское военное бюро под руководством полковника Романа Сушко.
25 февраля 1941 года руководитель абвера адмирал Канарис дал санкцию на формирование так называемых Дружин украинских националистов (ДУН), состоявших из групп «Север» (командир Роман Шухевич) и «Юг» (командир Рихард Ярый), которые в документах абвера именовались «Специальное подразделение „Нахтигаль“» (нем. «Nachtigal» ; «Соловей») и «Организация Роланд» (нем. «Roland») и входили в состав полка «Бранденбург-800»], подчинявшегося руководителю Отдела II абвера (Абвер-II, «диверсии и психологическая война»)
Заместитель руководителя Отдела II подполковник Э. Штольце в своих показаниях, которые были включены Нюрнбергским трибуналом в эпизод «Агрессия против СССР», заявил, что он лично отдавал указания Мельнику и Бандере «организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные выступления на Украине с целью подрыва ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы разложении советского тыла».
Что происходило в дальнейшем Соломон рассказал в кругу своей семьи в квартире в Тель-Авиве, известному поэту и писателю ,автору знаменитых «Гариков» Игорю Губерману.
Осенью сорокового года в лагерь для польских военнопленных в Ламсдорфе приехала высокая комиссия. Всего тут собралось около шестидесяти тысяч украинцев. Обращались с пленными настолько прилично, что давно уже поползли смутные слухи: скоро отпустят жить на завоеванных территориях, ибо немцы планируют восстановить независимую Украину. Соблазненные этим слухом, к украинцам стали примыкать польские пленные. Чтоб их найти, изобличить и отделить, прибыла из Берлина эта комиссия Центрального украинского комитета, озабоченного национальной чистотой будущей самостийной Украины.
В лагере непрестанно ходил еще один слух — быть может, именно он привлекал молодых поляков сильнее, чем улучшенное содержание украинцев. Поговаривали о неких специальных поселениях — «рассенлагерях», затеянных для физического укрепления арийской расы. Якобы уже отбирались красивые юные немки, преимущественно высокие блондинки с голубыми глазами, а также норвежки, датчанки и голландки таких же отменных статей. А мужчин для производства безупречно качественных детей решили выбрать и среди украинских пленных.
В Германии действительно существовала программа «Lebensborn» («источник жизни»), которой руководил лично Генрих Гиммлер. Основной задачей этой программы была подготовка расово чистых матерей, а также рождение и воспитание здоровых детей — будущую гордость арийской нации.
Требования к родителям обновленной расы были выставлены жесткие: безупречное здоровье, отсутствие судимостей и чистота крови. Женщины, отобранные для участи в программе улучшения генофонда, помещались в приюты — «гиммлеровские фабрики детей», где в комфортных условиях рожали и воспитывали детей. Если у рожденных детей волосы были недостаточно светлыми, их облучали ультрафиолетом до получения нужного оттенка.
Вскоре нацистские идеологи решили не ограничиваться матерями из Германии и обратили свои взоры на норвежек: белокурые и голубоглазые скандинавки как нельзя лучше подходили для «производства» чистокровных арийцев. Существуют сведения, что на роль «арийских матерей» подбирались и славянские женщины.
За весь период существования программы «Lebensborn» в Германии на свет появилось около 8 тысяч детей, в Норвегии еще больше — порядка 12 тысяч.
У дверей барака, где заседала комиссия, в толпе царило нервное возбуждение. Нескрываемо волновался даже писарь, занимавшийся учетом пленных, огромного роста смуглый красавец с висячими по-казацки усами, уважаемый всеми за силу и добродушие Тимофей Марко. Он не выпускал изо рта трубку с длинным чубуком и не принимал участия в общем воспаленном разговоре. А на шутки, обращенные лично к нему (насчет улучшения арийской породы), только улыбался и молчал.
Тимофей Марко вошел в комнату и выбросил руку вперед, приветствуя сидевших за столом.
— Слава Украине! — громко сказал он.
— Слава вождю, — последовал ответ. Тимофей Марко приблизился к столу.
— Перекрестись, — последовал первый приказ.
На этой символике проваливалось много поляков, забывавших от волнения, что по православному обряду осенять себя крестом следует от правого плеча к левому, а по католическому ритуалу — наоборот.
Далее Тимофей Марко отвечал на многочисленные вопросы о православных праздниках и святых, не побоялся сознаться, что в церковь ходил редко и то лишь для того, чтобы заигрывать с девушками, и что молился, когда мать драла его за уши. Но в этой груди, сказал Марко, и простодушно ударил себя в грудь, бьется чистое украинское сердце, и за независимую Украину он хоть сейчас готов прыгнуть в огонь.
Председатель комиссии встал и, выйдя из-за стола, пожал Тимофею Марко руку.
— Если бы ты знал, сынок, — растроганно сказал председатель, — как нашей земле сейчас нужны такие дети.
Лагерные слухи оказались реальностью. В ведомстве Гиммлера действительно был разработан план, по которому высоких и безупречно здоровых славянских мужчин следовало придирчиво отобрать, признать арийцами и с их помощью улучшить породу немецких сверхчеловеков. Первые опыты и первый отбор было решено проделать с украинскими националистами, собранными в лагере Ламсдорф.
«Украинским пленным начали выдавать сладкий кофе, мармелад и маргарин к хлебу, кусочек сала к обеденному гороховому супу. Приступили к обмену изношенных мундиров. За короткий срок украинский лагерь уподобился скорее какой-то опереточной армии, чем лагерю польских военнопленных. На нас надели французские береты и плащи, чешские мундиры, английские брюки, можно было даже увидеть мундиры пожарных из какой-то оккупированной страны».
Однажды утром все были выгнаны на плац, выстроены в одну шеренгу (процедура длилась несколько часов, каждый барак строился отдельно), и группа офицеров СС принялась медленно ходить вдоль шеренги.
— Выйди ты, — время от времени говорил один из офицеров, и вышедшего из строя немедленно отводили в сторону. Явно выбирались высокие широкоплечие здоровяки, уже пронесся по рядам пугливый слух, что это отбирают пленных для работы в шахтах. Все нервничали и напряженно молчали.
О, вот где настоящий казак, — один из офицеров указал на Тимофея Марко. Остальные согласились, и Тимофею Марко приказали выйти из строя. Всего из почти шестидесяти тысяч украинцев было отобрано к вечеру шестьсот человек. Их отвели в барак, где стояли скамейки и столы, а в уборных были отдельные кабинки, что поразило пленных более всего. Утром их накормили так отменно, что даже ярые оптимисты заподозрили неладное в своей дальнейшей судьбе.
А пару дней спустя в одной из комнат их барака обосновалась комиссия, состоявшая из эсэсовцев и нескольких врачей в белых халатах и с медицинскими инструментами — нечто вроде комиссии по приему в армию, как немедленно согласились пленные.
В комнату входили по одному. Держали коротко, не более минуты. Вышедшие рассказали, что им заглядывали в рот, измеряли головы, осматривали руки, плечи и ступни, испытывали крепость зубов, смотрели уши. Как лошадям на ярмарке, злобно сказал кто-то. Чего хотят?
День был холодный, многие сходили за одеялами, чтоб не окоченеть в очереди, но дрожали все равно — уже от волнения. Тимофей Марко, когда пришла его очередь, на своем слабом немецком извинился за свою дрожь от холода.
— Да, да, — согласился врач, подходя к нему ближе и тут же залезая пальцами ему в рот. — О, какой здоровяк! — восхитился он, показывая коллеге десны и безупречно крепкие ровные зубы. Коллега восхитился тоже и с дружелюбным одобрением потрепал Тимофея Марко по могучему крутому плечу.
А ближе к ночи выяснилось, что судьба шестисот отобранных действительно решалась этой комиссией: их признали полноценными арийцами с правом жениться на немецких женщинах и обзаводиться детьми. Чем больше, тем похвальней. Они были отобраны, как племенные кони или быки. Соответственно это означало свободу и совершенно иную новую жизнь.
Выйдя из комнаты, где заседала комиссия, Тимофей Марко, не разговаривая ни с кем, быстро ушел в глубь барака. Там он заперся в уборной, руки еще дрожали, разрезал бритвой незаметную тонкую нитку, больно впившуюся ему в кожицу члена. Ведь на восьмой день своего рождения юный Саломон Штраус, был обрезан, как и полагается в приличных еврейских семьях.
Перед самой комиссией, минут всего за десять (но сейчас уже невыносимо было больно), он в этой же кабинке натянул кожу на головку члена и, сжав зубы, натуго захлестнул ее ниткой.
А комиссия в Ламсдорфе была, похоже, последним из смертельных испытаний. Теперь он числился не только полноценным арийцем, но и улучшателем породы сверхлюдей — Соломон Штраус вскоре взялся с немалым усердием. Дальнейшая жизнь новоиспеченных арийцев была продумана пунктуально и педантично: прежде всего им предстояло обрести какую-нибудь рабочую профессию, чтобы достойно и усердно трудиться на благо рейха.
Итак, Тимофей Марко прилежно и успешно обучаясь ремеслу токаря, избирается старостой общей группы украинцев и белорусов, тоже ставших арийцами, даже порою забывает о своем еврейском происхождении. Но счастлив он не оттого, что спасся, и не от успеха у немецких девушек, а оттого (сейчас это смешно и странно), что находит среди немцев тайных единомышленников-коммунистов.
В один из последних дней февраля сорок первого года в их школу приехал человек для вербовки добровольцев в тайно формируемую украинскую армию.
— Ибо, — доверительно сообщил он старосте украинцев Тимофею Марко, — через несколько месяцев Германия нападет на Советский Союз, план молниеносной кампании уже разработан. И мы, украинцы, — сказал он Тимофею Марко, — мы должны пойти с Адольфом Гитлером против москалей и жидов. Я говорю вам это строго по секрету, ибо вижу тебя насквозь и доверяю, как самому себе.
Как мы уже знаем, через несколько дней Тимофей передал эту информацию советским дипломатам в Вене.
Он закончил обучение и был послан в город Винер-Нойштадт, где на авиационных заводах работали несколько тысяч пленных и перемещенных украинцев, белорусов, русских и поляков. Спустя год ариец Тимофей Марко был уже освобожденным от работы официальным опекуном всех этих рабочих разных национальностей (а были еще сербы, хорваты и другие). Он так и назывался — опекун, такая была должность по защите интересов этих свезенных сюда рабов, он мог просить и жаловаться от их имени. Сперва он был выдвинут на эту должность по желанию украинцев, а после потянулись остальные: у Тимофея Марко была репутация человека безупречно отзывчивого и неукротимого заступника. Немецкая администрация не возражала: Тимофей Марко знал несколько языков (немецким, в частности, уже владел свободно), был умен, энергичен, сообразителен, внушал доверие и оправдывал его. Теперь у Тимофея Марко было свое бюро, секретарша и помощники, право ездить по всем странам Третьего рейха (включая саму Германию) и постоянный пропуск во все лагеря, откуда привозили рабочих. Однажды Тимофей Марко лично давал пояснения маршалу Герингу, когда тот приехал осматривать подопечное ему производство, и стоял, отвечая на вопросы, в густой толпе .
Тимофей Марко, видный и уважаемый работник авиазаводов в городе Винер-Нойштадте, взял однажды недельный отпуск и уехал в город Львов по каким-то личным делам. Поздний вечер следующего дня застал его в далеком пригороде Львова, где находилось еврейское гетто. Он разыскал адрес своей семьи, и смертельная опасность разоблачения не остановила его. В гетто были его братья и сестры, еще живы были мать с отцом, в их убогом полуразвалившемся домишке было холодно, темно, и густо клубился страх. Он помог им с едой, оставил все, что было у него с собой, и клятвенно пообещал скоро приехать снова.
Через месяц с небольшим он уже опять был во Львове. В портфеле у него лежало множество подлинных и поддельных документов. У него было разрешение на выезд всей семьи, он собирался их устроить где-нибудь неподалеку от себя и спрятать с помощью друзей, в которых был уверен.
Уже во Львове на вокзале он узнал, что гетто более не существует. В ресторане за соседним столом, неторопливо потягивая пиво, разговаривали местные полицейские: кто из евреев как себя вел во время расстрела, что делали с молодыми еврейками, пытавшимися убежать или спрятаться, как еще три дня шевелилась земля над оврагом, куда падали убитые. Произносились знакомые имена, угадывались знакомые люди.
Ночью Тимофей Марко жег уже ненужные документы и разрешения. Ему очень хотелось заплакать, ему казалось, что тогда спадет с души невыносимая тупая тяжесть. Заплакать не удавалось.
О подробностях того дня и ночи Соломон Штраус никому не рассказывал.
В свое бюро Тимофей Марко вернулся через несколько дней — такой же спокойный, улыбчивый, доброжелательный и быстрый в решениях. Под его опекой состояли несколько тысяч рабочих, сутки его были заняты до отказа, а ему еще многое приходилось делать тайно.
Авторитетный даже среди гестаповцев, ежедневно появляющийся в сотне мест чиновник Тимофей Марко мог себе позволить однажды вечером заснуть от непомерной усталости прямо на стуле в одном из служебных кабинетов и оттого остаться на ночь в здании дирекции заводов. А ключ от сейфа он уже давно носил с собой, ловя удобный случай.
Спустя полгода Тимофей Марко в мае 1945 года, в ходе наступления советских войск в Австрии, передал планы подземного авиазавода в штаб командующего Вторым Украинским фронтом Родиону Малиновскому. Несмотря на это, он был арестован и обвинен в сотрудничестве с врагом. Содержался он в одиночной камере, и ночные допросы сильно изматывали его. Немецкий сотрудник крупного масштаба, оставшийся, несомненно, в целях шпионажа, он со дня на день ждал расстрела. Следователь не верил людям, приходившим свидетельствовать, что Тимофей Марко помог им выжить, — они были донельзя скомпрометированы собственным пленом.
Благодарность Малиновского за планы авиазавода была очень щедрой арестант был переведен из тюрьмы в местный лагерь. Теперь ему предстояла Сибирь, как и всем прочим рядовым предателям, перебежчикам и пособникам фашистов.
Но появился новый следователь, и допросы продолжались. От Саломона Марко теперь допытывались, кем именно был он послан в сорок первом году, когда явился в советское консульство, провокационно предупреждая о тайно готовящемся вторжении.
Голова шла кругом, все было непонятно и зловеще. Арестант шестым каким-то чувством, обострившимся за эти годы чутьем опасности ощущал, что на сей раз попался и обречен. А вот за что — никак не мог понять. Он так и оставался чистым и наивным коммунистом.
Чутье ему не изменило. Хорошо известно, что Сталин никогда не признавал собственных ошибок. Все кто напоминал ему о его неверии в многочисленные предупреждения о планах Гитлера напасть на СССР, которое так дорого обошлось нашей стране, по возможности уничтожались.
Даже Рихард Зорге, который не только точно сообщил дату начала Войны ,но и после сделал великое дело, передав точную, проверенную информацию о том, что Япония не нападет на Советский Союз. Это было чрезвычайно важно Сталину и стране в сентябре— октябре 41-го года. и Советский Союз смог снять до 30%, а потом и 50% дивизий, которые были размещены, на Дальнем Востоке и перебросить их на Запад . И хорошо подготовленные, вооруженные дивизии вступили в бой под Москвой. Без сомнения, в ноябре 41-го года это помогло переломить ход войны. И в этом главный подвиг Зорге. Однако вскоре после этого японцы вычислили его и арестовали.
Сталин даже не попытался спасти разведчика. Три года Зорге сидел в японской тюрьме. За это время Япония несколько раз доводила до сведения Москвы предложения обменять его на некоторых японских разведчиков, сидевших в советских тюрьмах. Однако всякий раз из СССР приходил один и тот же ответ: человек по имени Зорге нам неизвестен. Последняя попытка была предпринята японцами 5 ноября 1944 года, когда был отдан приказ привести смертный приговор Зорге в исполнение. Но Москва опять промолчала. Спустя 2 дня Рихарда Зорге повесили.
Живой Рихард Зорге был бы постоянным напоминанием Сталину о его самой крупной политической ошибке за всю историю его руководства Советским Союзом. Да, Сталин не терпел тех, кто был или мог быть ему живым укором. Таких свидетелей Сталин в ходе всей своей жизни убирал.
Саломон решил немедленно бежать. Что и сделал в одну из ночей после допроса. А потеряться в тысячных толпах, кочевавших в это время по Европе, не составляло никакого труда.
Его никто не искал. Он еще успел вступить в польскую армию. Он закончил юридический факультет университета в Лодзи. Он работал много лет юрисконсультом в Министерстве внутренних дел в Варшаве. Он собрал огромный архив документов о евреях-партизанах. Он написал одиннадцать книг.
После войны Саломон Штраус написал книгу «Польские евреи в лесах». — Я потому и взялся за эту тему после войны, — говорил Саломон Штраус, — за историю польских евреев-партизан, что весь мир знал, как мы не безропотно погибали, а как мы воевали и как выстаивали — а этого не знал никто.
Книгу эту запретила цензура, а верстка ее была конфискована.
В 1957 году, во время своей поездки в Львов, он познакомился с молодой скрипачкой Евой, дочерью Аркадия Шнейдермана, которая стала его женой и переехала в Польшу. Вскоре после переезда, Ева была принята в Варшавский филармонический оркестр. В конце 1958 года у них родился сын Генрик-Цви.
Глаза у него открылись — сразу и навсегда — в тот день, когда Гомулка в 1971 году,после студенческих волнений в Польше обвинил во всей происходящей смуте евреев и назвал их пятой колонной. Тогда Соломон Штраус, уважаемый и известный к тому времени писатель и общественный деятель, пришел в свой комитет и молча положил на стол партийный билет. Без объяснений, без надрыва и ажиотажа. Коммунистом он к тому времени был уже сорок два года.
А потом уехал в Израиль. С деловитой и спокойной хваткой опытного нелегала переправив туда весь архив о партизанах-евреях.И до самого ухода на пенсию (было уже два инсульта) он работал в Тель-Авивском университете.
Только через много лет в Польше вышла книга Соломона Штрауса о его жизни.
Соломон Штраус выстоял — один на один с могучей системой сыска,преследования и уничтожения именно таких, как он.
Соломон Штраус-Марко умер 12 апреля 1992 года в Тель-Авиве. Весь архив и личные документы его жена передала в Мемориальный музей Холокоста в США.
8. Сразу после Бога
Вахтанг Рошаль
3 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №5
Сразу после бога идет отец.
Вольфганг Моцарт
Моего папу Рошаль Еселя Шевелевича призвали 22 апреля 1941 года на сборы на три месяца. А вернулся он осенью 1945 года, за год до моего рождения. Я попросил свою старшую сестру написать о том, что она помнит из тех времен, и вот маленький отрывок из её воспоминаний:
«...большой буфет, за который папа бросал пачки с оставшимися папиросами и который его выручил в блокаду. Он курил очень много, почти до самой смерти. Я увидела отца первый раз четырехлетней - только в 43 году, когда он навестил нас после ранения. Я его называла «дядя Саша» (папой я стала звать его только в 1946). Когда я родилась, его посадили (или он уже сидел). К счастью, на дворе стоял уже не 37-й, его выпустили, а потом забрали на военные сборы. Потом началась война.
118 дивизия, в которой он служил, входила в 10 корпус 7-й армии, который отступал в сторону Ленинграда. Под Нарвой папу ранило в первый раз в щеку и его отвезли в Ленинград. Хорошо, что не в госпиталь на Кирочной, в который попала бомба и там почти все погибли. Война и блокада - это страшные вещи, это трудно представить. Мой папа был не трусливый, он страдал не от голода, а от отсутствия курева. Недостаток еды он компенсировал водой, пил так много, что весь распух. И сосед посоветовал ему постепенно сократить количество выпиваемой воды.
Он много раз ходил по Ледовой трассе пешком. Я спрашивала его – не страшно ли, он говорил, что нет. Страшно было, когда немцы наступают, а нечем стрелять. Он очень жалел тех, которые приходили с маршевыми ротами – все без оружия. Необстрелянные, они почти все погибали. После ранения папу взял к себе майор Трошкин – он работал в контрразведке «Смерш». Папа был очень доволен тем, что служил в Ленинграде, на Ленинградском фронте. Хотя было тяжело, но все-таки...
Папа вернулся с войны в конце 1945 года. Он приехал на виллисе (его подбросили) и карманы его были полны конфет. Он тут же начал угощать всех детей во дворе – и своих, и чужих...»
Лучше мне не написать, но помню, папа рассказывал, что, когда отступали голодные и разутые из Эстонии, им встретился склад. Немцы были рядом, надо было торопиться. Лейтенант, командир их взвода разрешил вскрыть склад,- солдаты набрали продуктов и вышли к своим. Там их уже ждал особый отдел, провел дознание и комвзвода за самоуправство арестовали и расстреляли.
Папа прошел всю войну от Ленинграда до Потсдама, но блокадные воспоминания были для него самыми тяжелыми.
Вот такое было время... А вообще-то мне повезло, что папа вернулся с войны живой. Ведь иначе бы меня на этом свете не было бы. Папа дождался внуков и безумно любил их, ни в чём им не отказывая. Я всегда вспоминаю его с теплом и любовью. А вдруг он там, в космосе или в другом мире прочитает это: Я люблю тебя, Папочка!
Хочу и вам пожелать , чтобы про своих отцов Вы вспоминали с Любовью.
"…Почитай отца твоего и мать твою, дабы продлились твои дни на земле, которые Господь, Бог твой, даёт тебе." (Исход)
9. Никто никогда не умирает
Вахтанг Рошаль
3 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №5
Светлой памяти моей бабушки Иды
Я помню своих дедушку и бабушку только по рассказам мамы.
Бабушка Ида… Была она, что называется, сорвиголова - вместе с Янкеле они заправляли целой ватагой соседских мальчишек в Житомире. Родители только и ждали, когда она подрастёт, чтобы выдать замуж. К 17 годам бабушка из гадкого утёнка превратилась в прекрасного лебедя. От женихов отбоя не было. Подрос и Янкеле. Работал у своего отца подручным в кузнице. Высокий, стройный, с лукавым взглядом карих улыбчивых глаз. Они много времени проводили вместе, но главных слов сказать не осмеливались. Была поздняя осень. Гуляя вдоль озера, Ида заметила кувшинки и восхитилась их красотой. Янкеле был смелый парень, да ещё и влюблённый; он бросился в воду, нарвал цветов, но обратно доплыть не хватило сил… Ида горевала так, как горюют только в юности, и приняла решение никогда не выходить замуж.
Но время лечит, и когда очередная шадхэнтэ (сваха на идиш) пришла сватать ее за вдовца Хаима – она согласилась. Хаим был кантором в синагоге. Когда он пел, все вокруг замирали от восторга и благоговения.
Хаим безумно любил бабушку, и готов был сделать для неё всё. Жили дружно. Каждый год Ида дарила мужу деток. Время было трудное - гражданская война. Холодным ноябрем 1918 года в городок ворвались петлюровцы. Когда начался погром, бабушка схватила четверых старших, в том числе и мою маму, и спряталась в лесу. А малюток-близняшек укрыли в погребе с родственниками. Петлюровцы нашли их и немилосердно с ними расправились. Малышей убили, разбив им головы о мостовую (не хотел писать о такой жестокости, но ведь все так и было - это история моей семьи). Дедушка Хаим и другие мужчины пытались задержать погромщиков, чтобы дать уйти семьям. Они отстреливались до последнего патрона. Получив отпор, бандиты отступили. Женщины и дети были спасены, но, скитаясь по лесам, дедушка простудился и вскоре умер.
Бабушка Ида не смогла пережить такого горя, и, отдав детей в детский дом, ушла с первой конной армией Буденного мстить за своих безвинно погибших младших детей и мужа. Она была санитаркой. С огромной душевной теплотой она ухаживала за ранеными, которые были ей очень благодарны. Однажды ей даже пришлось с винтовкой защищать свой госпиталь от белых. В том же госпитале она познакомилась с тяжело раненым красным командиром Барухом. Врачи говорили, что он не жилец, но бабушка выходила его. Естественно, Барух влюбился в свою спасительницу, и, как кончаются хорошие сказки, женился на ней. И родились у них ещё трое деток - тётя Поля, тётя Геня и моя любимая тетя Ася.
Бабушка умерла, когда я был совсем маленьким, а дедушка Барух ещё раньше.
Посчитать, сколько внуков и правнуков - понадобится счётная машинка. Только нас у мамы было пятеро. Мои же внуки - штучный товар. Старшему уже 20 лет, он курсант военного училища.
Я с душевным трепетом достаю из альбома эту старую пожелтевшую фотографию -
единственный сохранившийся снимок. Меня Вы конечно узнали - слева на коленках у моей бабушки Иды Яковлевны Гольдфарбер.
P.S. «Никто никогда не умирает, если у него есть дети и ВНУКИ». Рей Бредбери.
10. Русская смекалка
Михаил Рябинин 2
За ночь истребительный батальон, входящий в состав Отдельной Приморской армии, переместился с Керченского полуострова на триста километров, не доехав двух десятков километров до Карасубазара, где по данным разведки располагались хорошо укрепленные немецкие позиции. Костина рота расположилась в маленьком татарском селении. Он приказал выставить часовых и отправил в сторону Карасубазара конную разведку с рацией.
Да, немец, конечно, серьезный противник, но когда его лишили такого преимущества, как превосходство в технике, скорости и внезапности, он как-то сразу сдулся, как полежавший воздушный шарик.
Немец воюет грамотно, серьезно, но, если перед ним постоянно ставить трудно решаемые проблемы, он теряется. Костя вспомнил, как под Москвой, где он, младший лейтенант, принял боевое крещение, Жуков довел немцев до состояния невменяемости. Постоянными контратаками он заставил их сидеть в траншеях на сорокаградусном морозе, а ночами не давал уйти в блиндажи спать, организовав атаки партизан совместно с попавшими в окружение частями Красной армии. А потом перешел в наступление по всему фронту. Замороженные, измученные отсутствием сна немцы сдавались тогда целыми подразделениями.
Теперь в Крыму семнадцатая немецкая армия вместе с румынскими горно-стрелковыми дивизиями откатывалась под напором 4го Украинского фронта. Одновременно, Особая Приморская армия, прорвав немецкую оборону на узком Керченском перешейке, ринулась вглубь Крыма с востока.
Важную роль сыграло создание в каждой дивизии Приморской армии подвижной истребительной группы на базе батальона или даже полка. В основе каждой группы был взвод автоматчиков, посаженный на студебеккер, который имел на прицепе пушку. Четыре-пять взводов объединялись в роту, которая усиливалась двумя-тремя приданными к роте танками. В состав роты обязательно входила конная или мотоциклетная разведка, и каждая рота в обязательном порядке оснащалась рациями. Пять-шесть рот объединялись в батальон. Два-три батальона в полк. Такая структура позволяла ротам самостоятельно производить поиск и уничтожение противника, а, в случае необходимости, мгновенно вырастать до батальона или полка.
У Кости невольно возникли ассоциации с Махновскими тачанками времен гражданской войны, которые быстро собирались, превращаясь в грозную армию, а, потом также быстро расползались по хуторам.
В это время от разведки пришло сообщение, что в поселке, в десяти километрах от расположения роты, стоит вражеская часть, в которой примерно триста немцев и семьсот румын, всего около батальона. А у нас рота, немного больше ста человек. Но у нас четыре пушки и два танка, и, самое главное, фактор неожиданности. Костя решил атаковать силами роты, не дожидаясь помощи батальона, чтобы выиграть время и использовать фактор неожиданности.
Через двадцать минут рота окружала поселок. Пушки сделали несколько выстрелов, танки с бойцами на броне вошли в поселок и произвели по выстрелу в гущу вражеских солдат. Румыны побросали оружие, подняли руки и с криками побежали, смяли немцев и помешали им организовать оборону. Отдельные попытки немцев применить оружие были жестко пресечены нашими автоматчиками.
Теперь встала проблема: как взять в плен противника в десять раз превосходящего по численности. Для начала решили немцев отделить от румын. Автоматами их загнали в садик посреди площади и обрезали поясные ремни и пуговицы на брюках, так что немцам пришлось поддерживать штаны руками. После этого десять автоматчиков повели триста немцев, и два автоматчика семьсот румын в штаб батальона.
11. Жажда жизни
Михаил Рябинин 2
Андрей на одну минуту опоздал на автостанцию. Когда он выскочил из автобуса, то увидел, как ему ехидно подмигнули задние габариты пригородного Прусовского автобуса, заворачивающего за угол. Он взглянул на часы – восемнадцать ноль одна. Точный, зараза.
Но, он не сильно расстроился. Сразу за домами начинался большой хвойный лес, который протянулся вдоль Волги на двадцать километров до поселка Прусово. По лесу были проложены лыжни в большом количестве, в том числе и до Прусово. По воскресеньям, Андрей приезжал сюда побегать на лыжах, поразмяться, подышать хвойным воздухом. Так что он эти места знал хорошо. Не раз, в воскресное утро, он, в качестве разминки, добегал до хутора Александрыча и обратно. Хутор очень живописно располагался на берегу Волги, на опушке соснового бора.
Если добираться до него на автобусе, это займет около часа. Полчаса ехать до Прусово, и полчаса возвращаться три километра до хутора по тропинке вдоль Волги.
Если идти по лыжне, это будет 17 – 18 километров. На беговых лыжах, в спортивном костюме он бы пробежал за час, но, сейчас, хотя на нем и были лыжные брюки и ботинки, но сверху была лейтенантская шинель – память о двух годах, проведенных в армии после института. Но шинель, это еще полбеды, на спине у него был рюкзак, заполненный бутылками с водкой и пивом, килограмм эдак на двадцать пять. А к рюкзаку был приторочен непромокаемый чехол с гитарой.
По пятницам они, три приятеля, он, Мишель и Саша, после работы, взяв с собой выпивку и закуску, традиционно ездили к Александрычу в баню. Там они парились, катались на лыжах и снегоходе, стреляли по шишкам из охотничьего ружья, жарили жирную и жесткую кабанятину, а вечером в субботу или воскресенье, возвращались в город на том же Прусовском автобусе, чистые и отдохнувшие.
Шматок свежезабитого кабана всегда приносил местный егерь, он же его и готовил с картошкой на большой сковороде. Он очень любил посидеть, попить и попеть в их компании. Для него, лесного жителя, их приезд с водкой и с гитарой был праздником, как для них приезд в Ярославль труппы Большого театра или театра на Таганке. Он всегда заранее выяснял у Александрыча, приедут ли «городские» в эти выходные, а потом, как бы нечаянно, появлялся в субботу перед обедом и всегда с добычей.
Сначала за дверью раздавался грохот его снегохода, потом появлялся он, весь покрытый инеем, в огромном светлом овчинном тулупе, в каких в армии стоят часовые на посту или в колониях охраняют зэков, в больших валенках, лохматой шапке и с веселой красной рожей. При этом он всегда удивлялся:
- О, гости приехали! А я тут, недалече, охотился, думаю, дай-ка загляну к Александрычу, а тут вы. Вот, угощайтесь.
И он доставал из рюкзака добычу.
Петр Александрович был из поколения отцов, он даже успел год повоевать в сорок четвертом – сорок пятом годах. Война и определила судьбу Петра Александровича на всю оставшуюся жизнь. В военкомате его послали в войска связи, а в части определили в группу шифровальщиков. После войны его оставили шифровальщиком в группе советских войск в Германии, только перевели в войска МГБ. Он окончил училище, да так и остался в армии. Так всю жизнь и проработал он шифровальщиком, пока в звании подполковника КГБ не вышел в отставку по выслуге лет.
Всем своим существом Петр Александрович опровергал расхожее мнение о том, что бывших чекистов не бывает. Заядлый радиолюбитель, для которого великим счастьем было провести сеанс радиосвязи с полярной станцией, который писк морзянки воспринимал как сонату Шопена. Невысокого роста, худой, физически неразвитый, казалось, ему не то, что со шпионом, с обычным хулиганом не справиться. Единственно, что в какой-то мере выдавало в нем бывшую профессию, это исключительная память. Несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, на некоторое злоупотребление алкоголем, он наизусть читал всего Василия Теркина, мог часами читать своих любимых Симонова и Есенина. Несколько лет назад он пришел к Андрею в лабораторию работать рядовым инженером и, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, был принят, как свой, в компанию молодых инженеров-электронщиков.
Как-то незаметно сложилась традиция по-пятницам, после работы, покупать выпивку и закуску, и идти к Александрычу, так его друзья уважительно стали называть, чтобы подвести итог недели. Там они смотрели, как Александрыч проводит сеанс радиосвязи с Буэнос-Айресом или Пекином, и слушали, как он переводит им писк морзянки. Потом они выпивали, читали стихи, пели романсы и туристические песни, говорили за жизнь…
Года через три-четыре друзья Александрыча из комитета предложили ему место сторожа – администратора на базе отдыха МВД. База это слишком громкое название для двух домиков, в одном из которых была баня – каменка, греющаяся электрическими тэнами, второй - гостевой домик из трех комнат и большой кухни - столовой , с камином и головой медведя над входом. На самом деле это был охотничий домик для генералов МВД и КГБ, куда они приезжали поохотиться два – три раза в год. Остальное время база была в полном распоряжении Александрыча.
Обязанности его были простые: обеспечивать на базе круглогодичный порядок и, по звонку начальства, встречать высоких гостей теплым домом и горячей баней. Если генералов Александрыч встречал два – три раза в год, то своих молодых друзей – электронщиков - два – три раза в месяц.
Обо всем этом думал Андрей, вставая на лыжи на опушке леса. Скольжение было хорошее, и, несмотря на тяжелый рюкзак, он ходко пошел по лыжне. Несмотря на то, что уже давно стемнело, в лунном свете хорошо была видна лыжня. Падал редкий снег. Крупные снежинки падали на плечи, на лицо, создавая новогоднее настроение.
Через час крупный, пушистый снег сменился мелким, колючим. Подул сильный ветер, задувающий снег за шиворот, в рукава шинели. Ветер хлестал снегом по лицу, заносил лыжню. Вскоре накатанной лыжни стало не видно.
Андрей шел по лыжне наощупь, как по желобу. Ветер гнал по насту снежные буруны, окончательно заносящие лыжню. Еще несколько шагов, и левая лыжа провалилась в снег. Андрей сделал шаг вправо, надеясь найти лыжню, но правая лыжа тоже провалилась. Очевидно, под снегом он свернул на какое-то тупиковое ответвление лыжни и она закончилась.
Когда он ушел с основной лыжни? Андрей попытался восстановить события последнего получаса. Там, на развилке, он выбрал, кажется, левую лыжню. Значит лыжня проходит правее. Андрей, проваливаясь в глубоком снегу, пошел направо, вверх по косогору. Он забрался на горку и стал лыжами и палками пробивать нанесенный снег, пытаясь найти лыжню. Лыжни не было. Съехав с горки, он попал в какие-то чепыжи, лыжи застряли в торчащих из снега ветках. Андрей рванулся и почувствовал, что на правой ноге лыжи нет. Он достал из снега лыжу и увидел, что крепление сломано. Идти по глубокому снегу на одной лыже было невозможно.
Андрей снял вторую лыжу и воткнул лыжи в снег, чтобы потом можно было найти. Он сбросил тяжелый рюкзак и присел на поваленное дерево, передохнуть и осмыслить происшедшее.
На часах было десять вечера, очень хотелось есть. Уже четыре часа он бродит по этому темному, заснеженному лесу. За это время днем, по лыжне, он бы два раза сбегал туда и обратно.
А ребята, наверное, уже кончили париться и закусывают. Ну, вот, а водка и пиво у него… Надо быстрей идти, а то он всех подведет. Андрей на мгновение представил себе березовый жар парилки, и ему так захотелось немедленно оказаться там и согреться, а то ноги, в промокших в снегу ботинках, уже стали замерзать.
Он попробовал сориентироваться, но луна и звезды были закрыты снежными тучами. Он вспомнил , как однажды он сориентировался в глухом таежном лесу по мху, но тогда было лето, а сейчас деревья стояли по пояс в снегу и стволы были покрыты снежной наледью. По густоте веток определить юг в чащобе было невозможно. Оставалось одно, выбираться на Волгу или на дорогу.
Он посмотрел направление своих следов, которых заметал снежный ветер, и решил, что надо двигаться направо. По его прикидкам до Волги было километра три – четыре, но идти по чепыжам, буеракам и по пояс в снегу. Это полтора – два часа, но другого выхода не было. Он взгромоздил на плечи, показавшийся еще более тяжелым, рюкзак и начал пробираться к цели.
Прошло два часа, но ни Волги, ни какого – нибудь просвета, было не видно. Он начал уставать, все – таки шесть часов таскать на плечах двадцать пять килограмм по глубокому снегу - задача нелегкая даже для такого тренированного мужика, как он. Андрей нашел поваленное дерево с ветками, напоминающими спинку кресла, снял рюкзак, сел, поудобней устроился, поднял воротник шинели, чтобы ветер не задувал снег за шиворот, и расслабился.
Он не помнил, сколько времени отдыхал, вдруг заметил просвет между деревьями. Закинув рюкзак за спину, он рванул на просвет. И вот она, Волга. Его удивило, что снег здесь не сыпал, и было чистое звездное небо, и была лыжня. Он встал на лыжню и одновременным бесшажным ходом, едва касаясь палками снега, полетел к хутору Александрыча.
А там его ждала полная березового пара парилка и друзья, обрадовавшиеся его появлению. Вот он забирается на самую верхнюю полку, и ему подают кружку принесенного им холодного пива. Блаженство! Он всю дорогу так хотел пить.
Вот кто-то плесканул на камешки. Хорошо! Горячо. Вот только больно жжет отмороженные пальцы рук и ног. Так больно, что нету сил терпеть. Андрей застонал и открыл глаза.
Его всего занесло снегом. Вокруг был ветер и снег, и холод. Так хотелось вернуться в теплую баню. Андрей вспомнил, что именно так и замерзают. Неимоверным усилием воли он заставил себя встать, взять рюкзак и идти. Он шел, и в ритм своим шагам, как марш, как заклинание повторял слова Кожуха из «Железного потока» Серафимовича:
- Иттить надо, иттить…
Андрей не помнил сколько времени он шел, падая и проваливаясь в снег, час или три. Когда он захотел определить время, то обнаружил, что часов на руке нет, так же, как и перчаток. Очевидно, когда он упал на руки в снег, браслет расстегнулся, и часы, вместе с перчатками, остались в сугробе. Руки замерзли так, что не чувствовали, есть на них перчатки или нет.
Идти с каждым шагом становилось все труднее. Андрей снял с плеч тяжелый рюкзак и стал волочить его по снегу за собой . Так он и шел, падая и поднимаясь, продирался через ветки, снова падал, снова поднимался и опять шел и шел. За те восемь – девять часов, которые он ходил по лесу, можно было пройти лес вдоль и поперек. В народе говорят, это леший или черт водят по кругу. Андрей слышал много случаев, когда леший, закружив голову и измотав человека, заводил его в болото. Или в снежной замяти водил человека вокруг
дома, пока, обессилев, он не падал и не замерзал.
Андрей прислонился к березе, чтобы перевести дух. Он боялся садиться, чтобы не заснуть. Силы были на исходе. Еще немного, он упадет, уснет и замерзнет. Он устремил взор в снежные тучи и взмолился:
- Господи, помоги.
Перед глазами промелькнула вся сознательная жизнь, поступки, которыми гордился и которых стыдился до сих пор, хотя и прошло много лет:
- Ты же знаешь, что я всегда верил в тебя и старался жить по твоим законам. Да, грешил, слаб человек, но и добро делал. Но, никого не убил, и не украл. « И зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове». Не первый раз прошу, но дай мне еще шанс.
И он снова потащил за собой рюкзак. Минут через десять он вышел на берег Волги. Оказалось, что он бродил совсем рядом с хутором. От того места, где он вышел на берег, до хутора было не больше пятисот метров, но с Волги намело метровые сугробы, и, как только Андрей сделал шаг, он тут же провалился по пояс, одновременно он почувствовал острую боль в пояснице.
Остеохондроз – его ахиллесова пята. Он заработал его в далекой юности, то ли когда занимался силовыми единоборствами, то ли когда на шабашках таскал стокилограммовые мешки на одном плече, демонстрируя свою силу. Теперь достаточно было небольшого переохлаждения, и он терял способность двигаться из-за резкой боли в пояснице. И только три – пять уколов диклофенака ставили его на ноги. В любой нестандартной ситуации он брал с собой шприц и ампулы. Они и сейчас были в рюкзаке, но воспользоваться ими не представлялось возможным. Пальцы были не только не в состоянии взять шприц или ампулу, они просто висели, как связка мороженых сосисок.
И тогда он бросил рюкзак, лег на снег и покатился к спасительному дому. Катиться было тоже больно, но, в сравнении с тем, что он испытал, вытягивая ноги из сугроба и пытаясь сделать шаг, это было ласковое покалывание.
Андрей не помнил, сколько времени он катился до дома. Около палисадника его встретил заливистый лай Комика, большой сибирской лайки, охраняющей дом. Собачий лай звучал для Андрея музыкой надежды:
- Громче, Комик, громче, буди всех.
Он подкатился к дверям дома, но подняться у него не получилось. Тогда он стал стучать в нижние доски двери изо всех сил, которые остались после многочасового хождения по лесу, и насколько позволяли обмороженные руки. Удары получались настолько слабыми, что Андрей понял, Комик – его последняя и единственная надежда.
Глупо было, после стольких часов борьбы за выживание, замерзнуть у входа в дом. Умирать как-то совсем не хотелось. Комик, словно прочитав его мысли, лег рядом, согревая его правый бок и защищая от пронизывающего ветра с Волги. Пес слизывал соленый лед с его замерзших щек и громко лаял, с подвыванием.
В конце концов лай и вой Комика разбудили Веру Петровну, жену Александрыча. Она высунула голову в приоткрытую дверь, посмотреть, что так взволновало собаку, и увидела Андрея. Через минуту друзья втаскивали его в дом. Пока Александрыч с Мишелем оттирали снегом лицо, руки и ноги Андрея, Саша на охотничьих лыжах сходил за рюкзаком. После укола диклофенака Андрей смог шевелить ногами. Дальнейшую реанимацию Александрыч решил делать в парилке, и друзья отправились в баню.
На часах было четыре часа утра.
12. Непридуманная история моей мамы
Анна Сабаева
Моя мама родилась 28 февраля 1928 года. Когда началась война, ей было 13 лет. В семье было четверо детей: два брата и две сестры (1920, 24, 26, 28 года рождения). Мама была младшей. Вся семья ее погибла во время войны. Старший брат – на фронте, меньший остался в тылу врага, воевал в подполье, без вести пропал...
Сестра Софья умерла от тифа, когда они беженцами шли пешком по степи, пристроившись к красноармейскому обозу. Умерла на руках у своей матери, которая, будучи врачом, знала, как ее можно спасти – но не могла ничего сделать, так как не было нужных лекарств. Страшно представить, что может чувствовать мать, когда у нее на руках умирает ребенок, а она бессильна ему помочь! Зная при этом, что спасти его возможно!
Последним умер от голода мой дедушка, мамин отец (при мирной жизни блестящий математик и замечательный учитель), так как всю свою скудную еду старался отдавать дочери и жене, чтобы они выжили…
Мама не любила об этом вспоминать, но иногда рассказывала о том, как она, отлучившись от обоза ненадолго, заблудилась – и погибла бы, если бы случайно не набрела на землянку, где прятался какой-то местный житель, который и указал ей дорогу. И как они поднимали с земли кизяки*, думая, что это хлеб. И как ходили босиком по снегу. Голод, холод, страх, взрывы, пожары... Они лишились всего, но выжили – моя мама и бабушка. Их судьба чудовищна, невероятна – и в тоже время обыденна и проста, как судьба всего поколения, пережившего ужасы военного времени: когда голод, смерть, кровь уже не шокировали, а воспринимались как обычное повседневное явление. Вот это – самое страшное!
И сегодня, сталкиваясь с проявлениями насилия, терроризма, призывами к новой войне (и не только призывами), хочется искренне, от всего сердца КРИЧАТЬ ВО ВЕСЬ ГОЛОС – ОСТАНОВИТЕСЬ,ОПОМНИТЕСЬ! Вспомните простую непридуманную историю моей мамы, ее семьи и сотен тысяч их ровесников! ПРЕКРАТИТЕ ЭТО БЕЗУМИЕ! ПОКА ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО! Очнитесь, ЛЮДИ-И-И-И!!!
* Кизяки – кирпичи из навоза, употребляемые на юге России, как топливо
13. Стихи моего отца, ветерана-инвалида ВОВ
Анна Сабаева
11 июня 2014 года моего отца не стало. Вечная память ему и всем ушедшим воинам, давшим нам возможность жить, дышать, творить...
Мой отец служил в армии, начиная с 1938г. до марта
1946г. В 1938 году – на Дальнем Востоке (озеро Хасан, на
границе с Японией). С сентября 1939г. находился в соста-
ве 17 Красной Армии, которой руководил легендарный мар-
шал Жуков. Жуков тогда был комкором – командиром кор-
пуса. (После 1940 года это звание соответствовало чину
генерал-лейтенанта.) Уже в 20-летнем возрасте отец был
начальником физподготовки дивизии. Участвовал в русско-
японской войне, в битве за Халхин-Гол. Во время Великой
Отечественной Войны был ранен под Ленинградом, отправ-
лен в иркутский госпиталь, после ранения вернулся в строй.
В редкие часы отдыха организовывал для военнослужащих
концерты, писал стихи, вел концертные программы.
После победы 9 мая 1945г. продолжал служить, из армии
уволился в марте 1946 года. Вот два его стихотворения,
написанные во время войны.
СЕСТРИЦА
Мы знали девушек с несмелым робким взглядом,
Боявшихся в лесу простого пня.
Теперь они в шинелях с нами рядом,
На поле битв, на линии огня.
Лесные пни их больше не пугают,
У них сейчас спокойный твёрдый взгляд.
И страха, кажется, совсем не знают,
Когда спасают раненых солдат…
Есть в книге жизни светлые страницы –
Особые, в которых красота.
Но слово драгоценное «Сестрица»
Солдаты произносят неспроста!
Такого слова попусту не скажешь,
И слово это надо заслужить,
Такого слова не найдётся краше,
В него всю душу хочется вложить.
На поле битв, где пули хлещут градом,
Где оставляет бой кровавый след,
Она идёт в шинели с нами рядом,
Для подвигов, для славы и побед!
А.И.Рысин, 1941-1945гг.
ХАЛХИН-ГОЛ
Степные просторы, бескрайние дали.
Японцы с войной к нам пришли.
На этой земле мы им места не дали,
Зато под землёю нашли!
Где были полки их, там пусто и голо,
Лишь кости белеют одни…
Запомнят они берега Халхин-Гола,
Позор свой запомнят они!
А.И.Рысин. 1939г.
14. Первый День Победы без тебя...
Анна Сабаева
(памяти отца посвящаю)
День Победы… Первый День Победы без тебя, папа… Это твой праздник. И без тебя для нас он не имеет того смысла, каким был наполнен все эти годы… Я помню этот праздничный день с того самого момента, когда стала себя осознавать. Ты начинал готовиться к нему с самого раннего утра: тщательно брился, стряхивал с бритвы оставшиеся волоски, потом давал мне провести ладошкой по твоей щеке – смотри, как гладко выбрился! Надевал хорошо выглаженные брюки, пиджак с орденами и медалями – и мы отправлялись на парад. В этот день всегда было по-настоящему тепло: радостные флюиды подтвердившей свои права, устоявшейся весны пронизывали насквозь каждую клеточку тела; бравурная музыка, гремевшая на улицах, усиливала восторг, а толпа народа с сияющими открытыми улыбками не раздражала, а притягивала к себе: хотелось стать ее маленькой частичкой и так же, как и все вокруг, кричать с упоением “УРА!!!” в ответ на призывы громкоговорителя. Ты сажал меня на плечи, чтобы я, “малявка”, могла увидеть, как могучие ряды нашей лучшей в мире военной техники медленно проезжают по улицам города, ощутить их мощь, а себя – защищенной и уверенной в том, что живу в самой лучшей и надежной стране в мире! И чувство это переполняло радостью и гордостью. На обратном пути ты рассказывал мне, как воевал, вспоминал разные военные эпизоды, говорил о том, как много значил этот День Победы для всех нас. Мама ждала нас дома с праздничным обедом, приходили гости – ты разливал в бокалы шампанское, друзья вспоминали тех, кто не вернулся с войны, и выпивали за то, чтобы война больше никогда не повторилась! Потом ты включал старенький проигрыватель, ставил пластинки – большие блестящие черные диски фирмы “Мелодия”, и комната наполнялась звуками популярных песен: все веселились и танцевали. Вечером выходили на улицу посмотреть праздничный салют. Часто ходили в Стрыйский парк, где салют был особенно хорошо виден, и ты иногда приносил мне “кусочки салюта” – гильзы от “салютных” патронов, которые с радостными воплями искали и разбирали мальчишки, подбегая насколько можно близко к салютной установке. Наверное, мальчишеский дух был в тебе всегда... Беззаботным мальчишкой ведь в детстве тебе побыть не удалось. Ты рано лишился отца – он погиб на Первой империалистической, и бабушка воспитывала вас с сестрой одна. Оставшись единственным мужчиной в семье, ты с детства привык брать на себя всю ответственность за семью. А для этого надо было быть сильным, и ты это понимал уже тогда. Помнишь, как ты вместе с другими деревенскими мальчишками закалялся, ныряя зимой в ледяную прорубь? “Качалок” тогда не было, да они вам были и не нужны: в деревне хватало тяжелой мужской работы, которую вам, мальчишкам, приходилось выполнять – мужчин в деревне оставалось мало... С четырнадцати лет тебе пришлось начать взрослую жизнь, работать на любых, даже самых тяжелых, работах, чтобы содержать семью. Перед войной тебя взяли в цирк воздушным акробатом, где ты выполнял разные трюки, в том числе прыгал со стола на пол на руках (тогда мало кто мог это делать), потом стал профессиональным спортсменом... Война началась для тебя еще на Халхин-Голе, в 1939 году. А закончилась в 1946-м… Я – послевоенный ребенок. Это было трудное, но счастливое время. Помню узкую винтовую лестницу в доме на улице Фрунзе (где я родилась), по которой ты поднимался с охапкой дров (колол ты их в подвале, где поленья хранились). Я стояла и ждала тебя на лестнице, а ты наклонялся ко мне, подставлял свой лоб с крупными каплями пота и говорил – видишь, какой мокрый? Дрова нужны были для печки, центрального отопления у нас не было. В это послевоенное время случались перебои с продовольствием, длиннющие очереди за хлебом, не хватало обычных повседневно-необходимых товаров, жизнь была нелегкой… Но я этого не замечала – ведь рядом была мама и ты, и вы вместе делали все возможное и невозможное, чтобы меня эти проблемы не коснулись и у меня было счастливое детство, которого не было у вас…
В последний год своей жизни ты много болел. И я понимала, как тяжело человеку, который всегда находился в отличной спортивной форме (помню, как во время празднования своего 50-летнего юбилея ты сделал стойку на руках прямо на праздничном столе, чтобы показать, что не потерял своих спортивных навыков, - причем ни одна тарелка, рюмка или бокал даже не шелохнулись!), ощущать свою беспомощность. Но ты держался молодцом: врачи удивлялись, сколько силы воли в твоем обессиленном болезнью теле. И почти до последних минут ты не терял силы духа и присущего тебе всегда чувства юмора… Помню, как ты сказал мне в больнице, в своей ветеранской палате, слова, которые хоть немного сглаживают чувство потери : “Именно такую дочь, как ты, я и хотел иметь всю свою жизнь!”. Спасибо тебе, папа, за это. За все, что ты сделал для меня в этой жизни: отцовскую любовь, добро, тепло, заботу, которую ты мне дарил, за твои сильные руки, которые вели меня по жизни и поддерживали тогда, когда я в этом особенно нуждалась. Прости за то, что я могла быть еще терпимее и добрее к тебе; за то, что иногда во время твоей изнурительной болезни сдавали нервы и не оставалось сил, не хватало выдержки – я так надеялась, что ты еще сумеешь встать на ноги… Но этого не произошло. Я часто думаю о тебе, вспоминаю, как ты иногда брал меня с собой на летние сборы или соревнования, твоих любимых учеников-игроков ( ведь среди них были Александр Кафельников – отец всемирно известного теперь теннисиста Евгения Кафельникова; Владимир Кондра – впоследствии один из лучших “связующих” сборной России, которого в Париже называли “волейбольным Пеле”). Я так гордилась тобой, успехами и достижениями твоей команды, в которой ты был “играющим тренером”! Это большое счастье – быть дочерью человека, которого заслуженно уважают, любят и ценят все, с кем он делил свой жизненный путь. Спасибо тебе за это! И светлая тебе память!
Ты жизнь прожил достойно, честь по чести.
Спортсменом был, работал, воевал.
Не выносил предательства и лести,
Других своим примером окрылял.
Тебя любили все: жена и дети,
Знакомые и близкие друзья.
Добра желал всем людям на планете,
Как будто все они – твоя семья...
Всем близким отдавал ты по частице
Свою любовь, душевное тепло.
За это мы могли тобой гордиться...
Но отчего же так не повезло?
Немало в жизни было испытаний,
И ты их все сумел преодолеть.
Достоин всех своих высоких званий,
За Родину готов был умереть.
Но смерть настигла не на поле боя,
Настал прискорбный и нелёгкий час,
И с болью попрощались мы с тобою…
А ты ушёл в небытие от нас.
С любовью безграничной, бесконечной
Мы думаем и помним о тебе,
В сердцах хранить мы память будем вечно
О героической твоей судьбе!
15. В День Победы
Анна Сабаева
ВЕТЕРАНАМ
С утра подъём и ликованье
В душе у каждого звучат.
И льётся на одном дыханье
Военных песен дружный лад.
Весеннее многоголосье –
Раскаты бравого "Ура",
Военные чеканят поступь,
И веселится детвора…
За этот праздник жизнь отдали
Отцы и деды. Память им!
А мы их ордена, медали
Для внуков наших сохраним.
ФРОНТОВИЧКАМ
У фронтовичек головы седые,
Давным-давно закончилась война.
Уходят в прошлое дни боевые,
А на полях сражений – тишина.
Спасибо вам, что выжили – и живы!
Сто пуль вы обманули, сто смертей.
Так пусть же ваша жизнь течёт счастливо,
Вы заслужили радость мирных дней!
16. ЛЮСЯ
Роза Салах
Специальный приз №6
Иван Архипов встал рано. Сегодня воскресенье, 22 июня 1941 года. Утро солнечное, жаркое. Но на душе неспокойно, тревожно. Дочурка Люся спит, она ещё совсем маленькая. Ей недавно исполнилось четыре года. Её тёмно-русые волосы разлетелись по подушке. Чуть улыбается, возможно, видит хороший сон. Иван подправил одеяло, укрывающее Люсю.
- Спи, дочурка, спи, - сказал и вышел на улицу.
Семья Архиповых жила на улице Герцена. Тихо вокруг. Иван присел на скамейку перед домом у черёмухи, которая уже отцвела, но в воздухе чувствуется её аромат.
- Как хорошо, что не надо идти на работу, отдохну немножко, погуляю с дочкой, - подумал Иван, начальник отдела кадров Дома советов, - на Волгу с Люсей съездим, покупаемся, надо бы её научить плавать. Шустрая, смышлёная растёт. Умная будет. Привстал, но тут заметил бежавшего в его сторону парня-соседа.
- Война, дядя Иван, война началась с немцами, сегодня рано утром, с рассветом они перешли наши границы. Бомбят наши города.
- Надо идти в Дом советов. Немедленно ехать, - решил Иван, но тут проснулась Люся. Он умыл её, покормил и взял с собой. Жена Полина в этот день работала в ночную смену, вот-вот должна прийти с работы, но почему-то задерживается.
В Доме советов, несмотря на ранний час, народа много. По поведению людей, по их печальным, озабоченным лицам Люся поняла, что случилась большая беда, прижалась к отцу и спросила:
- Папа, что такое война? Она здесь, в Доме советов? Будут стрелять? Давай уйдём отсюда…
Отец и маленькая Люся шагают домой по улице Ленина. Люся вдруг заплакала. Прохожие, ещё не знающие о начале войны, спрашивают у папы, почему его дочь плачет, и он не может её успокоить.
Через две недели Иван покинул Чебоксары, оставил дома дочь и жену. Отправили Ивана на срочные курсы командиров противотанковых орудий. После учёбы Иван побыл дома недолго. Зима. На Волге выдалась холодная зима. Давно такого мороза не было. За ночь снега выпало столько, что перед калиткой образовались огромные сугробы. Иван из сарая достал деревянную лопату, прорыл траншею к калитке. Затопил последний раз печь. Из трубы дома Архиповых шёл тихий сине-серый дымок. Иван с полки снял котомку с вещами, собранную ещё вчера, попрощался с супругой, посадил на колени Люсю, сказал:
- Дочь, ты меня проводишь, а маме по снегу идти тяжело. Ты её береги, помогай по дому, её слушайся.
Застучало сердце жены Полины Сергеевны. Она обняла мужа, прижалась к нему, стала его целовать, причитать, точно чувствовала, что последний раз видит его, навсегда прощается с ним.
Перешли глубокий овраг два родных человека: крепкий плечистый мужчина и девочка-крошка поднялись на горку к Московской улице. Было холодно. Иван снял с себя пиджак, укутал им свою дочь, ещё раз её обнял, прижал к себе – слёзы сами покатились по щекам.
- Дальше, Люся, не ходи. Спустись вниз, шагай осторожно, иди домой. Мама беспокоится. А я пойду. Ждите меня. Я вернусь к вам.
- Нет, папа, иди ты, а я буду смотреть тебя в спину, - не сдаётся Люся.
- Дочка, послушайся своего папу. Иди домой.
Послушалась Люся. Долго стоял на горке Иван, провожая дочку, пока не скрылась из вида маленькая дочка.
Лейтенант Иван Архипов направляется защищать от врага город Сталинград. Сразу на фронт. Всё понимал лейтенант Архипов, сегодня же он выезжает в Сталинград, оставляет одних дочь и нездоровую жену.
Люська-непоседа всё ждала отца. В каждом человеке-солдате видела лицо родного человека.
Соседка по дому Маргарита пригласила Люсю в госпиталь, где работала санитаркой. Много раненых, койки стоят даже в коридорах. В фойе госпиталя кто-то включил патефон. Ходячие солдаты, санитарки, услышав музыку, собрались в небольшом зале-коридоре, закружились в вальсе, пустились в пляс…
- Яблочко, яблочко включи! – просит солдат, забинтованный с головы до ног. Его в коляске подвезла санитарка. Вышел на середину молодой боец, раненный в руку, а ноги-то целы.
- Давай, Мишка, давай за нас пляши, не жалей ног! – кричат солдаты. Вдруг выходит, выбегает на середину зала Люся, поёт и пляшет: «Эх, яблочко, куда катишься?» Смех, хохот, аплодисменты.
- Вот это да! Девочка, давай вприсядку!
- Ой, девчушка упала, поднимите её!
- Я не упала, я сижу на лодке, гребу, не мешай мне! – отвечает солдату Люся.
Люся продолжает плясать. Всем весело.
- Спасибо тебе, девочка! Спасибо, Люся! – благодарит её молодой лейтенант.
- Завтра этот симпатичный молодой лейтенант с утра отправляется на фронт, в Москву, - шепнула медсестра соседке Люси.
Однажды Полина Сергеевна выбрала время для прогулки с дочкой. Она только что сдала кровь, за что получила продукты, дали ей несколько дней выходных. Так что сегодня вкусно покормит свою дочь и погуляет с ней по Набережной.
Идут они по Красной площади Чебоксар. Направляются к Волге, чтобы полюбоваться красотой реки. Отдохнуть после работы, и вдруг Люся дёргает мать за руку:
- Гляди, мама, солдат с одной ногой на костылях. Он за девушкой бежит. Ему больно, мама, больно! Останови тётеньку, мама!
Полина Сергеевна слов не находит, что ответить дочери. Солдат на войне потерял ногу, воевал, после госпиталя вернулся домой, встретил свою девушку, хочет с ней поговорить, а она? Не желает видеть калеку, инвалида. А перед началом войны, провожая его, обещала ждать.
- Парень, пожалуйста, не беги! Она тебя не достойна! Встретишь ещё свою суженую, вон какой ты красавец! Любая за тебя замуж пойдёт, - подойдя ближе к парню, успокаивает Полина Сергеевна. – Ты жив, вернулся домой, а вот мой муж, её папа, погиб под Сталинградом. В прошлом году получила похоронку. Ты жив, счастья тебе, солдат!
Люська стала Людмилой Ивановной Архиповой. Фамилию отца не поменяла, гордится им, командиром противотанковых орудий. Ездила вместе с учащимися средней школы №4 города Новочебоксарска на экскурсию в Волгоград. Возложила цветы к подножию мемориала Матери Родины. В списках погибших нашла фамилию отца, хотя не совпадает одна буква в инициалах. Может, просто вышла ошибка?
Память об отце незаживающей раной тревожит сердце Людмилы Ивановны. Навсегда останется Он в памяти дочери, внука, правнучки и правнука!
17. В рубашке родился
Роза Салах
Специальный приз №6
Весть о начале войны с фашистами быстро дошла до деревни Кызыл-Чишма, расположенной недалеко от большого красивого посёлка Батырево.
- Карим, тебе повестка пришла, из военкомата принесли! – кричит Абзал своему другу, бежит за ним, за его машиной «ЗИС».- Остановись! Подожди! Значит, скоро и мне принесут. Мне тоже исполнится восемнадцать, так что с тобой вместе будем воевать.
Карим притормозил машину, вышел из кабины, взял повестку – учащённо забилось сердце.
- В военкомат явиться завтра к девяти часам утра,- Карим обратился к Абзалу.- Кто за руль моей машины сядет? Ты?
- У меня водительских прав нет. Ты меня учил водить, неуверенно за рулём сижу. Не смогу я, как ты.
- Сможешь!
- Так и я на войну прямо за тобой, Карим, ты первый шофёр в деревне. Все тобой гордятся. Как теперь в деревне без тебя? Кто будет ездить в район, в город? Кто поедет в Чебоксары?
- Три месяца поработаешь за меня, успеешь собрать урожай…
Карим ушёл на войну. Водительские права хранил в сапогах. Верил: скоро закончится война, вернётся в деревню, сядет за руль, женится на самой красивой девушке Рабиге. Воевал он в Белоруссии, водил машину, ходил в разведку, выполнял разные поручения командиров.
- Сержант Гаязов! Рядовые Петров, Яценко! К капитану.
- Под Витебском, отсюда в пяти километрах, скопление вражеской техники – Вам необходимо разведать подходы к складу боеприпасов, изучить обстановку, охрану. Вы должны выполнить задание в течение суток. Отправляетесь на рассвете. Лето. Ночи короткие. Полнолуние, светло. Будьте осторожны. Удачи!
Склад обнаружили быстро. Рядовые залегли на обочине дороги под раскидистым дубом. Ночью движение фашистской техники почти прекратилось. Немцы на чужой земле чувствовали себя полными хозяевами. Сержант Гаязов подполз ближе к складу, встал в полный рост, хотел снять часового, но сзади получил сильный удар в спину, затем в голову, потерял сознание. Очнулся – понял, что лежит в сарае. В голове шум, сильные боли в спине, видно, били. Сержант подполз ближе к стене сарая – заметил часового, с ним огромная овчарка, которая, услышав за стенкой шорох, завизжала – из избы выбежали другие немцы. Они вошли в сарай, дали волю своей собаке. Один из фашистов из колодца притащил ведро холодной воды, облил ею русского солдата, продолжающего лежать на кучке соломы, уже искусанного, окровавленного, снова потерявшего сознание. Со вчерашнего дня он ничего не ел.
Прошло три дня. Немцы от сарая не отходили. На этот раз часовой без собаки, сидит на бревне спиной к сараю, посвистывает, поёт. Карим определил, что часовой пьяный. Проверил засов – дверь открыта. Подождал несколько минут – тихонько вышел из сарая, немец не слышит, как будто бы спит, и вокруг никого. Карим чудом спасся, «В рубашке родился!» - подумал солдат.
Через день склад вражеских боеприпасов был уничтожен.
* * *
Осенью сорок первого и Абзал воевал с фашистами на юге Украины. И тоже на второй год войны попал в плен. Как и его друг Карим, Абзал пошёл в разведку в расположение немецких танков. В части он считался лучшим разведчиком, выполнял самые сложные задания. Однажды ему не повезло. Под Курганинском попал в плен. С ним фашисты не церемонились: не били, не допрашивали, а просто бросили в какой-то погреб - яму и замуровали. Ни дверей, ни окон. Три дня лежал, откуда-то поступал воздух. Абзал дышал. В яме темно, ощупью изучил обстановку, изучил своё «жильё». Потерял чувство времени. По его расчётам, прошло примерно три дня. Вдруг над его головой кто-то стал копошиться. Так чётко слышно: тяжело дышит, лапой или же руками разгребает землю, делает подкоп. Работает с перерывом. Абзал соображал, пришёл к выводу, шепчет:
- Наверно, ночь. Ночью работает. Неужели человек? Может, меня спасают, наши пришли. Узнали обо мне, кто-то передал им. Нет, не может быть! Фашисты зарыли меня на смерть, наши об этом не знают. Значит, это медведь, волк или собака, - рассуждает Абзал.- Звери тоже голодные, как и я. Посидел, полежал. Хорошо, что есть доска, не на голой земле сижу.
Копальщик стих. Абзал решил, что он устал, теперь отдыхает. Вдруг сверху послышался тот же шум: снова роет, часто дышит, чует человеческий запах. «Нет, это не человек!» – подумал Абзал.- Сколько же я здесь нахожусь? Не три дня, больше.
Наверху снова стало тихо, но ненадолго. Зверь начал работать с остановками. Пятый или шестой раз подходит к яме, усердно копает землю. Абзал заметил просвет, он насторожился, затем обрадовался, снова насторожился. Тихо сидит, не шевельнётся. Зверь работает без отдыха. Образовалась дыра. Абзал рассуждает: « Что делать? Можно просунуть голову, но как подняться? Подставлю доску, но нет сил». Опять тишина.
- Куда исчез зверь? Неужели кто-то его спугнул? – спросил себя Абзал. Подставил доску к стенке, полез наверх, ноги не слушаются. Снова и снова карабкается он по доске, ползёт к дыре, к свету.
- У меня получится, вырвусь отсюда. Мама мне всегда говорила, что я в рубашке родился, об этом говорила не раз. Сейчас просуну голову в дыру. Голова пролезла, значит, и туловище пролезет,- успокаивает себя Абзал.
Вышел на свободу человек, выкарабкался. Темно, ночь. Кто же спаситель человека? Да вот же он! Собака! Она, уставшая, видно, и голодная, плетётся в сторону населённого пункта. «Где я? Должно быть, недалеко море»,- присмотревшись вокруг, спросил себя Абзал и направился к домам, но услышал немецкую речь. Он повернул к лесочку. В лесу лежат трупы молодых советских солдат. Значит, здесь были бои. Хотел идти дальше, но по шуму понял, что немцы на машине едут к лесу. Абзал тут же сообразил: едут за трупами. Лёг на землю, бежать нет сил, ползти тоже. Немцы приближались. Притворился мёртвым. Немцев трое, немного. Они спрыгнули с машины, стали кидать мёртвых в кузов, как мусор, как поленья дров. Подъехали к берегу моря, сбросили всех в воду и уехали. Абзала сбросили последним, попал на берег, выполз – опять повезло. Терял сознание, полз, полз долго, ел траву, какую только можно было. «Буду, буду жить»,- твердил он. Заметила его, полуживого, обессиленного, жительница Курганинска, молодая девушка с красивым именем Мария. Она счастливца лечила, кормила с ложечки, выходила. «Видно, ты, парень, в рубашке родился»,- говорила Абзалу Мария. Полюбили друг друга татарин Абзал и казачка Мария. Поженились, жили долго. Недавно похоронила Мария своего мужа, солдата Абзала.
Вернулся домой в сорок шестом и Карим Гаязов. Работал в своей деревне Кызыл-Чишма шофёром. Рубцы от укуса собак так и не зажили. После войны родилась дочь-красавица София. Солдат Карим умер в 1975 году от ран и собачьих укусов, полученных на войне. Себя он считал счастливым человеком: вернулся с войны живым, всегда говорил:
- В рубашке родился!
18. Воробьиная жизнь Саньки
Галина Санорова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
"В мире есть царь: этот царь беспощаден,
Голод названье ему."
Н.А.Некрасов
День только-только нарождался. Деревня еще спала. Санька проснулся внезапно от всепоглощающего голода. Хотелось есть, есть и есть. Слопал бы ведро каши. Да где ее взять? Был бы рядом друг Пашка, усыпил бы сейчас так же, как на уроке вводил в сон голодных, замерзших, ревущих первоклашек. Не до знаний 7-летним ребятишкам. Понимают, что война, хлеба нет, а есть-то ох как хочется. Задают такого реву с голодухи, а учительница знает Пашкины способности, зовет его, чтобы помог забыться мелюзге. Ложатся головой на парты, под Пашкиным взглядом и убаюкивающим голосом закрывают глаза и так сладко дремлют, будто и нет голода и войны. Бабка у него знахарка, вот и научила 12-летнего мальца всяким премудростям.
Ох, нет Пашки, голод же, как хищная птица, разрывает желудок, не дает ни о чем думать. Хлеба бы кусочек, хотя бы крохотную морковочку или свеколку, но в доме хоть шарОм покати. Всё уполномоченные выгребли для фронта, для победы. Мать припрятала в подполе маленький мешочек картошки, нашли. Заревела в голос, троих детей чем-то кормить надо.
Еле встал Санька, умылся, одел свои заплатанные штаны, рубаху на исхудавшее тело и пошел в поле работать. Снег только-только растаял, но посевная шла во всю. Семенная пшеница была протравлена, и от вредителей, и от голодающих людей. Трудно удержаться подростку, так и затолкал бы в рот горсть зерна, но страх смерти удерживал его. Надеялся, что мать, как в прошлый раз, набьет немного зерна в чулки и трусы, отварят его дома в нескольких водах, и можно будет съесть. Кружилась голова от предвкушения еды, вот-вот упадет от слабости, выдержал, день проработал. Долгожданная ночь наконец-то наступила.
Дома узнал, что матери не удалось взять хоть чуточку пшеницы, бригадир неотступно наблюдал за ней, то ли потому что красивая, то ли заподозрил, что таскают потихоньку . «Ничего,- сказала мама,- сегодня сдохла корова на ферме, её уже закопали. Когда совсем стемнеет, пойдем, откопаем, отварим в трех водах, вот и будет еда.»
Собралось 5 семей, с лопатами, с ножами и топорами для разделки туши, пошли откапывать. Опять беда и бескормица, кто-то успел раньше.
Утром совсем не осталось сил. Но надо пахать и сеять, больше некому. Нет мужиков, все на войне, остались бабы да дети. А во рту не было ни макового зернышка уже два дня. Встал, еле поплелся на работу, если не выработаешь необходимое количество трудодней, то судили и садили. Вот оно зерно, так и просится в рот. Не было никаких сил терпеть, это же еда, взять всего лишь горсточку и съесть, ну что будет от маленькой горсточки. Прожевал, проглотил и даже не почувствовал насыщения, ещё поесть чуть–чуть, так вкусно, и будь что будет…
Когда потерял сознание, бабы бросились к нему, пытались отпоить, вызвать рвоту. Такие случаи уже были, иногда детей и подростков удавалось спасти. Саньку не удалось…
P. S. Все события реальны, записаны со слов мамы и бабушки. В нашей деревне от протравленного зерна умерли трое подростков.
19. Это грозное слово - война!
Галина Санорова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Это грозное слово - война.
Взорвалась от него тишина.
Льется кровь, руки, ноги летят.
Не вернется домой наш солдат!
Это жуткое слово - война!
Ты ужасна, ты нам не нужна.
Погибают на ней мужики,
Дети, женщины и старики!
Это смертное слово - война.
Но кому-то ты сильно нужна.
Если пули свистят вновь и вновь
На земле вымирает любовь!
И купаются мрази в крови.
Набивают карманы свои.
Из-за этих богатств опять
Кто-то будет других убивать!
20. Бабушкино лихолетье
Галина Санорова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Нас называют навозом истории.
Но без навоза не вырастет и роза.
Хоронили мою любимую бабушку. Воспоминания вихрем проносились в моей голове. Мне 5 лет. Воскресенье. Бабушка ещё не потеряла свою красоту, прихорашивается, одевается в яркое платье, и мы идем по гостям к ее деревенским подружкам и соседкам. Пьем чай, 45 - 50-летние «старушки» сплетничают, обсуждают деревенские новости. Вот Абрам вернулся с войны, женился на молоденькой учительнице, бросил деревенскую девушку, которая его дождалась, а лада в новой семье нет. Погнался за образованной, а толку-то. «Эх, война, ты война, ты меня обидела, ты заставила любить, кого я ненавидела». Вспоминают военный голод, когда ели пропастину, отваривая в нескольких водах. Собирали картофельную кожуру с председательской помойки, чтобы как-то дожить до весны. Обувь быстро износилась, сшить новую не из чего, ходили босиком до самых морозов, когда ноги уже примерзали к камням, грели ноги в свежих коровьих “лепешках”. Помолились за упокой души двух отроков, которые, не выдержав голода, наелись во время сева семенного протравленного зерна и умерли. Помолились и за деда Германа. Дед заболел и не смог выйти на работу, к нему пришел бригадир, сказал, что дед притворяется, и избил его. На следующий день Герман умер….. Вспомнили, как после революционного лихолетья, стали хорошо жить до войны, зерна давали вдоволь, а овечьей шерсти аж 7 килограммов на трудодни. Не было в колхозе лентяев, хорошо работали, вот и жили «будь, будь», а тут этот проклятый Гитлер. Осудили пьянчужку Ларьку, но что с него взять, он не из кержаков, он мирской, вот и пьет. А у кержаков питие – это грех. Но я – непоседа, верчусь, тяну бабулю домой.
Бабушка верующая. В переднем правом углу прибита полочка (божничка), на которой стоят 3 иконы. Бабушка рассказывает мне про Бога и просит молиться, но у меня столько дел и совсем мне не до молитвы: и на улице так интересно, и в цветные стеклышки поиграть, и в прятки… Все-таки я соглашаюсь помолиться и бабушка достает с божнички из-за иконы полконфеты – божий подарок за усердную молитву. Время послевоенное и в нашей деревне еще не продают конфет, я каждый раз жду с нетерпением эту сладость и верю, что мне ее послал Бог за усердие. Я так и не узнала, откуда у бабушки конфеты, спрашивала ее потом, но она, хитро улыбаясь, отвечала:”От Боженьки”.
Мне 9 лет. Мама и отчим переезжают в другое место и забирают меня с собой. Я теперь буду одна без бабушки, мне так плохо и тоскливо, слезы душат меня и я плачу навзрыд, никак не могу остановиться. Как же я теперь буду без бабушки! Кто будет за мою усердную молитву доставать с божнички конфету, кто будет меня жалеть, кому можно будет рассказать обо всех своих проказах, не боясь наказания. Мама сначала утешала меня, потом начала ругаться, ничего не помогло, слезы все текли и текли.
Я старшеклассница. Мы теперь живем в городе, и бабушка переехала к нам. Моя подружка и я – девочки красивые, отличницы и комсомолки, но на мальчиков уже заглядываемся и просим бабушку погадать на картах. Гадая нам, бабушка вспоминает и свою молодость. Была красавицей, любила парня из своей деревни, но родители выдали замуж за другого из соседнего села. Прожила с ним 2 года, муж ,суровый и злой по характеру, иногда даже бил ее , такого она не перенесла и убежала с ребенком на руках. Вышла снова замуж, родила 5 детей. «Работаю в поле, чувствую, что скоро рожать, иду домой, топлю печь, кипячу воду, собираю всё для родов, иду в баню, а оттуда прихожу домой с родившимся ребенком»,- рассказывала она. Мне и сейчас – дважды маме трудно представить такое. «А когда твоя мать – первородка не смогла разродиться трое суток и никакие повитухи не помогли, я своей рукой вытащила тебя на свет божий. Ты уже была синяя, и тебя еле удалось заставить заплакать. И вот какая девка выросла»,- продолжала она. Всюду мне помогала бабушка с первых секунд жизни!
Вспоминает и голод во время войны, когда забирали всё, даже свою картошку выгребали из подпола, всё для фронта, всё для победы, а колхозники были еле живы от голода, ели всё, что можно и даже нельзя есть. «Вот пропадет корова на ферме, придет зоотехник, обследует ее и закопают за селом. А мы ночью с лопатами идем, откапываем, делим, отвариваем в нескольких водах и едим. Наверное, поэтому и болею теперь. Но не унывали же, старались выжить и верили в победу. А сейчас молодёжь совсем не умеет веселиться. С водкой – какое это веселье, вот мы и частушки пели, и хороводы водили, и плясали и все от души, а не от вина. А какие весёлые случаи рассказывали, как шутили. А нынче сядут за стол, наедятся, напьются, разве это веселье»,- рассуждала бабушка. Она уже сильно начала болеть, но никогда я ее не видела праздной, всё время что-то вяжет, убирает, готовит. Часто повторяла бабушка, что только в городе и начала жить по-человечески. В колхозе работали от зари до зари, не разгибая спины, а придешь домой, скотину надо обиходить, детей накормить. Вот и ложишься спать после полуночи, с рассветом уже встаешь и бежишь на работу. Работали за трудодни, на которые должны были выдавать часть урожая, но часто получалось, особенно после войны, что ничего не давали, и работали только за палочки в тетради бригадира. Я удивлялась, почему от такой тяжелой жизни не уехали из деревни. «У колхозников не было никаких документов, и чтобы получить паспорт, нужна была справка из сельсовета, а справки никому не давали. Вот так и жили»,- отвечала бабушка. Было ясно, что так бедствовать и мучиться никто бы добровольно не согласился, вот и устроили крепостное право.
И я старалась хорошо учиться, чтобы получить высшее образование, а не надрываться в колхозе за палочки в тетради. Хотя жизнь в деревне становилась другой и колхозники стали иными. Но это уже следующая история.
А бабушку я буду вспоминать, как самого близкого, доброго, родного человека. Она любила меня, баловала, хотела, чтобы моя жизнь была счастливой. Не дай Бог нам пережить то, что пережило её поколение. Даже 90-е ельцинские годы просто цветочки по сравнению с их ягодками. Она была трудолюбивым, светлым человеком. Перебирая бумаги после её смерти, я нашла почетную грамоту лучшей доярке с портретом Сталина и его словами:"Сделать колхозы богатыми, а колхозников зажиточными". Бабушка вспоминала о слётах передовиков колхозного производства в краевом центре, но никогда не говорила, что работала так хорошо, что была лучшей дояркой. Вспоминала только изнуряющий труд. При такой жизни ни разу не накричала на внуков, всегда была с ними ровной ласковой. Злой я её никогда не видела. Рассказывали, что когда я научилась ползать, то добралась до ведёрной корчаги с мёдом, разлила мёд, а бабушка вместо того, чтобы ругаться, начала меня целовать со словами: «Наконец-то дождалась, когда внучка начала проказничать».
Светлая тебе память, моя милая бабушка Елена Кондратьевна Медведева.
21. Ровесник Победы
Миша Сапожников
Специальный приз №13
От пяти и до восьмидесяти лет
В День Победы встречаю рассвет.
Взрослел я с годами и праздник старел,
Но для Победы возраст не предел.
Сколько радости он мальчишке дарил,
Хоть отец мой погиб, Победы не дожив.
Помню яркое солнце, оркестров звон,
Фронтовиков наградами одаривал он.
Годы Празднику добавляют грусть,
Выпью рюмку за тех, кого не вернуть.
Светлую память о них хочу помянуть,
Из жизни людей войну надо вычеркнуть.
Мои внуки и правнуки, не знайте войну,
Она сеет народам всем только беду
Украшайте планету – нашу Землю,
Живите в радости и в любви ко всему!
22. Дитя войны. Часть 1
Миша Сапожников
Специальный приз №13
Посвящается памяти моего отца Сапожникова.Я. М.
погибшего на войне.
Отношу себя к категории «Дети войны» и по возрасту, и по тем многочисленным испытаниям, которые мне уготовила война.
Родился в 1940 году в городе Речица Гомельской области Белоруссии. Мать рассказывала, что зима в том году была очень суровая, многоснежная. Морозы стояли сорокоградусные. С матерью в роддоме лежала женщина из деревни (она тоже родила мальчика). Из-за погоды, к ней никто не мог приехать, и мать её подкармливала. Потом, когда эта женщина бывала в Речице, она встречалась с матерью, и угощала её дарами своего сельского труда. Любимой темой разговоров были, конечно, сыновья.
У матери были три брата и две сестры. Она была старшей из детей. На её плечи ложились хлопоты и заботы о младших детях.
До войны она ездила в город Воронеж к сестре. Там и познакомилась с Яковом Сапожниковым – моим будущим отцом. Они поженились и уехали жить в Речицу. О прошлом отца знаю мало, так как в 11 лет он остался сиротой. Как вспоминала мать, он легко выучил белорусский язык и устроился на работу в редакцию местной газеты рецензентом. Мать говорила, что отец меня очень любил, но я его не помню.
И вот пришла война. Она пропахала чёрной жирной бороздой нашу мирную жизнь на три этапа: до войны, сама война – чёрная борозда, и послевоенное время. Мать рассказывала сон, приснившийся ей накануне войны: «Во двор въехала грузовая машина, и на ней из нашего дома увезли шесть гробов».
Когда грянула война, местные власти заявили, что жителям еврейской национальности необходимо срочно эвакуироваться, немцы их в живых не оставляют. Но с собой брать ничего не надо, Красная Армия быстро выгонит немцев за пределы родины. Семья выехала, ничего не взяв с собой, даже теплых вещей для детей. Ехать решили в Воронеж, там жило много родни. Да и немцев до Воронежа разве допустят? Мужчин сразу мобилизовали. Отца я больше не увидел.
27 июня сорок первого года наша семья, вместе с другими погрузились на баржу и поплыли вниз по Днепру до города Днепропетровск. Там должны были сесть на поезд до Воронежа. Видимо, суматоха тех дней для меня, ребёнка полутора лет, оказалась стрессом, так как именно эти моменты стали моими первыми воспоминаниями. Помню баржу, на которой плыли. Разделённую на две части: открытую с кучей щебня, и закрытую, вдоль которой лежали длинные, ровные брёвна. В памяти осталось, что на барже было много детей, которые играли на них. За брёвнами стояла голубая будка, в которой детям давали манную кашу. Вкус этой каши запомнился на долгое время.
Однажды, стоя на открытой части баржи с ужасом увидел, как с неба в воду падают люди. Позже, когда поделился этими воспоминаниями со старшим братом, он объяснил, что это были немецкие десантники. На этом моя память о тех днях обрывается.
Что было дальше, рассказала мне мать. До Днепропетровска доплыли с трудом, под постоянными налётами немецких самолётов. Потом долго и мучительно на попутных поездах, в товарных вагонах добирались до Воронежа. Но там не задержались – приближался фронт. Нас направили в Омскую область.
Снова добирались долго и трудно. В поезде дети болели корью. Подхватил её, и трехлетний сын старшего брата матери, и по дороге умер. На какой-то станции мать успела сделать мне прививку. А жена дяди, после смерти сына решила, что нет смысла спасать свою жизнь, и вернулась в Воронеж. Устроилась уборщицей в столовую. В городе уже были немцы. Какая – то сволочь доложила им, что она еврейка. Немцы её расстреляли. В это время её муж – мой дядя, находился после ранения в госпитале города Куйбышева (ныне Самара). Узнав о потере жены и сына, он, недолеченный, попросился на фронт. Попал в мясорубку под Москвой, где и погиб.
Следующий отпечаток в моих воспоминаниях оставила Омская область. Была осень. Помню пыльную сельскую улицу. Стадо коров возвращается домой при закате холодного солнца, плетёный забор, деревянный холодный дом. В нём большая белая печь, деревянные лавка и стол.
Как-то все дети перелезли через высокий забор и там собирали крапиву. Мне понравился красный листик крапивы, взял его в рот и сильно до слёз обжёг язык.
Прожили зиму с трудом. Это была мучительная пора эвакуации. Дикий холод, тёплой одежды не хватало. Дети не выходили из дома. Взрослые обматывали ноги газетами, перед тем, как обуть ботинки. И, постоянный голод.
Мать рассказывала, что этой зимой был случай, в котором она чудом осталась жива. Ей дали лошадь, запряжённую в сани, для поездки в совхоз за капустой. Она поехала с сыном сестры двенадцати лет от роду. Туда добрались нормально, загрузились и поехали обратно. Дорога шла через лес. Вдруг повалил сильный снег. Дорогу быстро занесло, лошадь остановилась и не хотела идти дальше. Надвигалась холодная сибирская ночь. Мать подула: «Это конец». И тут лошадь пошла и сама вывезла их в село.
Следующие мои воспоминания, это весна – лето 1942 года. Мне чуть больше двух лет, тоже село. Чувствую себя маленьким, едва возвышаюсь над травой, на которой сижу. Мать работает рядом на грядках. Дед, видно хозяин, дает матери еду, которой она кормит меня. Позже, когда повзрослел, мать рассказала мне, что дед запретил её кормить меня, так как она голодная не сможет работать у него.
Этим же летом мы перебрались в город Ташкент. Его помню хорошо. Мать устроилась санитаркой в госпиталь. Прожили мы там 3 года до окончания войны. Опишу лишь отдельные эпизоды жизни в Ташкенте. Хорошо помню двор и комнату, в которой мы жили. Помню арык, протекающий рядом, будку, в которой дед по прозвищу Ёкушка, продавал детям конфеты – «подушечки» по цене рубль штука. Помню, как к нам ломились воры, а мы дрожали от страха. А ещё помню узбекскую свадьбу во дворе, с горящими деревянными столбами и большим количеством людей. Перед глазами всплывает красивый зелёный город, по которому мама везёт меня на трамвае в поликлинику, где мне вскрыли ножницами нарыв на большом пальце ноги. Из-за недоедания у детей болели органы желудочно-кишечного тракта. Я ещё болел цингой, долго не заживал фурункул, шрам от которого на животе остался на всю жизнь.
Следующее воспоминание и, уже постоянное, это осень 1945 года. Мы вернулись в город Речица. Дождь, телега, запряжённая лошадью, везёт наш скромный скарб по булыжной мостовой нашей улицы. Четверо детей сидят на телеге, четверо взрослых: дедушка, бабушка, моя тетя и мама, идут рядом. Это всё, что осталось от, когда-то, многочисленной семьи. Все дома целы, кроме нашего. Стоит без окон и дверей и без пола. Оказалось, что немцы устроили в нём конюшню.
И так, война для нас закончилась. Мамин предвоенный сон оказался вещим. Война действительно забрала из нашей семьи шесть самых близких человек. Погибли мамины братья, старший и самый младший, который вместо демобилизации, попал на войну и там сгинул без вести. Пропали без вести мой отец и муж средней сестры (у неё остались трое сыновей-сирот), с которой мы вернулись из эвакуации. Убили жену, и умер сын старшего брата мамы, да и бабушка зачахла от пережитого горя в 1946 году. Таков итог потерь. Вернулся с войны только средний брат, который воевал под Москвой. Он родился в «рубашке» в полном смысле этого слова. Ему повезло, так как до войны успел закончить три курса Воронежского мединститута, а правительство страны постановило вернуть студентов медиков доучиваться. Стране не хватало врачей. Но и ему досталось войны. После окончания института, как военный врач, побывал во многих горячих точках страны. Вернулся с войны и муж младшей сестры, которая жила в Воронеже. Он прошёл всю Европу.
Возвращаюсь к нашему полуразрушенному дому в городе Речица. Переночевали у соседей. Потом жилищная контора частично отремонтировала одну комнату (заложили окна кирпичом, настелили пол), которую мы заселили. Долго обогревались «буржуйкой» и освещались самодельной керосиновой коптилкой. Ни мать, ни тётя не могли найти хоть какую-нибудь работу. Жили впроголодь. На многие годы сохранился запах и вкус той варёной колбасы, которую давали тонкими ломтиками. Любимой едой был кусок хлеба, посыпанный солью или помазанный подсолнечным маслом. Сахара не было. Его заменял дорогой сахарин, купленный у спекулянтов. Ели жмых и отходы молочного производства. Мать и тётя вынуждены были заняться спекуляцией, хотя это было строго запрещено. Ездили в город Гомель, привозили оттуда на подножках вагонов мешки с чугунами, солью и продавали на рынке. На вырученные гроши еле сводили концы с концами. До 1948 года выдавали продуктовые карточки, но их явно не хватало. Помню такой случай. Мать продавала в белом мешочке соль стаканами, а я, шестилетний пацан, стоял рядом. Вдруг подошёл милиционер, взял мешочек и собрался отвести мать в милицию. Она вырвалась, бросила мешочек и меня, и убежала. Я покрутился по рынку и пошёл домой. Прихожу во двор, а за мной милиционер, выследил. Хитрый оказался, захотел выслужиться перед начальством за поимку «злостного преступника». Сытый милиционер спросил: «Ты здесь живёшь? А где твоя мама?» Он долго ждал появления матери. Не дождался и ушёл. А мать пришла поздно вечером, я стоял и плакал. Она взяла меня, и мы крадучись ушли к её хорошим знакомым. У них прятались месяц на печи. Они люди добрые, кормили нас. Тётя рассказывала, что милиционер на следующий день снова посетил наш двор. Она полуграмотная подрабатывала у людей мытьём полов, стиркой, уборкой и т. п., ведь у неё на руках остались трое сыновей. Моя мать устроилась на работу только в 1948 году. Она считалось грамотной по тем временам и её взяли на работу продавцом в продуктовый ларёк. Зимой ларёк не отапливался, она мёрзла даже в телогрейке и валенках. Приходила с работы в замасленной телогрейке с красными от мороза руками, и я согревал их своим дыханием, так как и дома было холодно. Выходной у неё был в понедельник, который она полностью посвящала домашней работе.
В 1948 году отменили продуктовые карточки, и матери платили на работе 600 руб., а мне за погибшего отца платили пенсию 200 руб. Жить стало легче. Мать часто простуживалась, и «заработала» бронхиальную астму, которая мучила её всю жизнь.
Зимой 1946 года меня познакомили с соседским мальчиком моего возраста. Я с ним дружил много лет. Он жил в большой семье. Отец его вернулся с войны и устроился на работу кладовщиком в ресторан. Жили они хорошо. У них я впервые увидел супницу и тарелку с подтарельницей. Мать его жаловалась моей, что я всегда отказываюсь обедать с ними, и ухожу, как только они садятся за стол. У друга было всё: коньки, лыжи, даже велосипед. У меня не было ничего. Все делал сам: пистолеты, самолёты, самокаты, деревянные коньки с полозьями из проволоки. Друг щедро делился со мной игрушками.
В городе было несколько детских домов, один для инвалидов. Дети всегда ходили строем парами за ручки. Они были грустные, в одинаковых серых одеждах. Я их очень жалел, круглые сироты. А у меня была мама, которая очень любила меня.
В нашем дворе собиралось много детей разного возраста, у многих отцы погибли на войне. Мы играли во всевозможные игры, и даже в карты на деньги. Любимой была – футбол. Сначала мяч делали из чулка, набитого тряпьём. Потом заимели резиновую камеру за сдачу старьёвщику металлолома, костей, макулатуры. Покрышку сшили из куска кожи. Играли на улице, часто выбивали стекла в окнах, а потом до вечера прятались от наказания. Часто был на краю от гибели или инвалидности. То свалился с турника плашмя, долго лежал в соплях, не мог встать, потом встал, умылся под колонкой. То попал под угол доски от качелей на полном ходу с двумя пацанами. Удар пришёлся в голову в сантиметре от глаза, лицо в крови, даже глаза не видно. Всей гурьбой побежали к врачу. Он промыл глаз, сделал перевязку на всю голову, укол от столбняка и сказал, что я счастливчик, мог остаться без глаза. О своих болячках матери не рассказывал, не хотел расстраивать её. А тут она пришла с работы, увидела меня забинтованного, разохалась, поругала и, всплакнув, сказала: «Вот она безотцовщина». Однажды пригнул с высокой крыши сарая, неудачно приземлился на попу. Целый месяц потом болела поясница. Как-то играли на чердаке в очко на деньги. Чей-то отец разогнал нас ремнём. Мы посыпались с очень высокого чердака, как горох. Чудом никто ни чего не сломал. Летом ходили босиком в одних чёрных трусах. Каждое лето прокалывал пятку гвоздём, лечился подорожником и долго хромал. Однажды съезжал на санках по дороге к реке и угодил в прорубь, которую сделали мужики, заготавливая кубы льда на лето. Они меня вытащили вместе с санками. Домой шёл мокрый. Слава Богу! Мать была на работе. Дома на печи разделся, согрелся, высушил одежду. Мать не узнала о случившемся. Удивительно, но я даже не заболел. На лыжах друга съезжали с горы вдвоём. Я держался за него сзади, и чуть что прыгал в сторону, а он ехал дальше. На его велосипеде мы тоже катались вдвоём, как в цирке. Катались на коньках по льду реки, или по улицам, цепляясь металлическим крючком за машины. А что только не вытворяли на реке? Ныряли с плотов (один мальчик попал под плот и не вынырнул). На глубине переворачивали лодку, ныряли под неё и там орали. Река Днепр очень большая. Возле пристани ширина её достигает 800 – 1000 м. Очень сильное течение. Почти ежедневно кто-нибудь тонул. Я и сам чуть не утонул, когда решили переплыть её. Хорошо, что посредине реки была полоса мели, не видимая из-под воды, на которой мы отдыхали и плыли дальше. До берега оставался участок самый опасный: сильное течение, снуют моторные лодки, катера на подводных крыльях. Доплыли до берега из последних сил, долго приходили в себя. Будучи взрослым, приезжая в отпуск, и глядя на ширь Днепра, удивлялся, как я мог решиться переплыть такую реку. Позже мне удалось спасти тонувшую девушку.
Однажды мы с другом играли в футбол. Сзади подкрался местный хулиган и хотел отобрать мяч у друга. Я бросился на него и положил на лопатки. Он не смог выбраться из-под меня, и попросил отпустить его. Я отпустил, он бросил в меня камень, не попал, и ушёл. Позже, в кинотеатре, он со своей шайкой избили меня до крови из носа и разбежались.
Ещё маленьким я катался на взрослых велосипедах, стоя на педалях под рамой. Один раз не удержал тяжёлый велосипед и грохнулся с ним на щебёночной дорожке и сильно ободрал коленки. Ночью не мог спать от засохших болячек. Можно ещё много описывать наши детские забавы. Научился всему: неплохо играл в шахматы, шашки, рисовал. Даже вышивал и вязал на спицах, сочинял стихи, вырезал шахматные фигуры. Позже первым из мальчиков в классе научился танцевать.
С моим другом любили строить. По всем дворам собирали доски, выдергивали старые гвозди из заборов, домов, и строили домики в свой рост, с проёмами для двери и окна, делали скамейку и стол. Любили сидеть там, мечтать, есть огурцы с хлебом, сорванные тут же с грядки. Я мечтал вырасти и выучиться на строителя. Позже эту мечту осуществил.
В детстве мы с другом курили мох, который выковыривали из зазоров между брёвнами домов, окурки. Но курить по-настоящему начал в 27 лет. И только через 10 лет с трудом бросил.
Однажды я был у матери в ларьке. В это время пришёл её директор. Она стала жаловаться, что не хватает денег на жизнь, не за что купить сыну ботиночки. Я возьми да ляпни: «Ты же недавно купила мне ботиночки». Мать смутилась, а директор заулыбался, но деньги потом выделил.
День рождения мать мне устроила один раз. Пригласил трёх мальчиков. Пили ситро, сосали карамельки. Шоколадных конфет у нас дома не бывало, поэтому я их не любил. Два раза мать ставила мне ёлку, игрушки на неё делал сам.
23. Дитя войны. Часть 2
Миша Сапожников
Специальный приз №13
Осенью 1946 года мы с матерью первый раз после войны приехали в город Воронеж, чтобы погостить у её младшей сестры. Она жила, по тем временам, неплохо. Мать решила откормиться немного у неё и помочь ей по случаю приближающихся родов второго ребёнка. Тёте даже не сообщили, что умерла её мать, чтобы не расстраивать в таком положении.
Когда мы с матерью вышли на улицу, передо мной предстал огромный город, почти полностью разрушенный. Тётя жила на улице Желябова. Рядом находилась территория кондитерской фабрики с разрушенными корпусами и землянками, в которых жили люди. По улице Кольцовской был сквер, вдоль которого проходил глубокий ров, и проложен ж. д. путь, по которому ездил паровозик «кукушка» на завод им. Ленина. На улице Плехановской много разрушенных домов, разрушен был «Утюжок» и дом напротив. В последующем мы с матерью раз в два года (из-за короткого её отпуска) приезжали в Воронеж. Я с интересом наблюдал, как быстро он восстанавливался, становился всё краше и краше. Я полюбил этот город. В этом городе я стал человеком, получил образование, любимую специальность и работу, обзавёлся семьёй. В 2013 году исполнилось 55 лет моей жизни в Воронеже.
Возвращаюсь к первому приезду в Воронеж. Моя двоюродная сестра (мы одногодки) подарила мне игрушку на ёлку – ласточку из ваты, покрытую клеем и бертолетовой солью, а мать купила мне чёрные блестящие ботиночки. Я часто доставал это добро из чемодана и любовался им. В Речице мать купила к ботиночкам галоши. Они были великоваты, и мама подложила в них вату. Однажды решил прокатиться на жердине, торчащей из телеги. Возчик не прогнал меня, и я с удовольствием прокатился.
Пришел домой, там были мама и тётя. Она глянула на меня и закричала: «Где ж твои галоши, только что купила за последние 300 рублей»? И замахнулась на меня, но тётя заступилась. Галоши, очевидно, соскочили, когда катался на телеге. Я любил животных, у нас во дворе в будке жила собака, а дома кошка.
Уже писал, что мама заболела бронхиальной астмой. У неё часто бывали приступы удушья. Иногда, из сочувствия, приходили соседи, а я каждый раз думал, что она умирает и тихо плакал в углу. Научился ставить ей банки с керосиновым фитилём. Ей становилось лучше, и она засыпала вместе с банками. Мама приспособилась курить специальный табак, облегчающий приступ. Я делал ей сигареты из газеты, и прикуривал. На улице прикуривать было трудно из-за ветра. Приходилось делать это в чужих подъездах. Трудно представить, что думали жильцы, проходя мимо нас.
С ребятами лазил по чужим садам за яблоками. Однажды днём залезли в сад, набрали яблок в запазухи, и уже уходили. В это время выскочил хозяин (мы думали, что его нет дома), и побежал за нами, потом бросил большую палку и попал по ногам младшему из моих двоюродных братьев, он упал. Хозяин затащил его в дом и привязал веревкой к стулу. Так брат сидел, пока не пришла его мать. Она расплакалась, увидев эту сцену, и сказала: «Не стыдно издеваться, изверг, над сиротой из-за каких-то яблок»? А этот сад до войны принадлежал нам вместе с домом, пока его не отняло государство.
Ещё помню пленных немецких солдат. Они были одеты в свою форму, работали на стройках, таскали гружёные телеги, запряжённые в них вместо лошадей.
Мать рассказывала, как зашла к соседям, которые никуда не уезжали из осаждённого города, и заметила у них наши вещи, спешно брошенные перед эвакуацией. Сосед, заметив мамин взгляд, сказал, что они взяли кое-что, чтобы не разграбили, когда немцы устраивали конюшню в нашем доме. Мать попросила соседку отдать хотя бы ботинки, так как ей ходить не в чем, ноги всё время мокрые, но та ничего не отдала.
Помню, стоял в очереди за хлебом, должны были привезти в ларёк. Ждали долго, наконец, появился фургон. Все бросились к ларьку. Я успел уцепиться за прилавок, который был мне по подбородок, мёртвой хваткой. Меня чуть не задушили в этой давке, но буханку хлеба получил. С трудом вылез из очереди весь растерзанный. Пока дошёл до дому, обгрыз все рёбра буханки, такой вкусный оказался хлеб.
Однажды с другом решили подзаработать на кино. Сосед, у которого была лошадь, привёз сено и попросил нас затолкать его на сеновал. Мы залезли туда. Он подавал нам сено вилами, а мы растаскивали его по всему сеновалу. Работа не детская, в духоте и пыли. Он дал нам на кино. Это был мой первый заработок, и я похвастался маме. Она сказала: «Что ж я не дала бы тебе денег на кино»? А соседа отругала.
1-ое сентября 1947 года. Иду с мамой счастливый в школу – в первый класс. Мама купила мне портфель (у двоюродных братьев были матерчатые мешки), карандаши, тетради, новые туфли и костюмчик. Отсидел урок и собрался домой. Мне говорят: «Ты куда, ещё два урока»? Учительница была старая и злая. А я, признаться, любил пошалить. Однажды разозлил её. Она попросила меня выйти из класса. Я не вышёл, тогда она, с прикушенной нижней губой, вцепилась в меня, а я за парту. Так с партой она потащила меня. Мне стало жалко старушку, и я вышёл из класса. Матери некогда было заниматься со мной, поэтому долго не мог научиться читать. Потом я учился неплохо, но дисциплина хромала. Первые две четверти по дисциплине у меня были четвёрки, это было плохо. В наказание учительница на каникулах заставляла меня ежедневно приходить к ней домой заниматься. Последние две четверти она ставила пятёрки, чтобы за год вышла пятёрка.
После окончания начальной школы поступил в среднюю. В этой школе учился плохо, любил погулять с ребятами, уроки почти не делал, да и дисциплина желала быть лучше. Мать не следила за моей учёбой, в школу не ходила, даже когда её вызывали. Правда, один раз ей пришлось побывать у директора школы. Он плохо отозвался о моей успеваемости и дисциплине. Обещал выгнать из школы, если и дальше будет так продолжаться. Учителя были равнодушны ко мне. Единственно, что я любил, это математику: алгебра, геометрия, тригонометрия, но и по ним мне больше четвёрки не ставили. Помню такие эпизоды, учительница геометрии предлагает: «Кто первый решит задачу, ставлю пятёрку». Я решал первый, она мне ничего не ставила, а давала решать другую.
В седьмом классе впереди меня сидела девочка (моя первая любовь), я всегда давал ей списывать контрольные по математике. Её отец был директором мебельной фабрики, а мать - домохозяйка, состояла в родительском комитете. Эта девочка окончила школу с серебряной медалью. В моём же аттестате были всего три четвёрки по математике, остальные тройки, даже по рисованию, хотя неплохо рисовал; черчению, которое стало потом основой моей работы; физкультуре. Я занимался многими видами спорта: лыжи, коньки, велосипед, плаванье, подтягивался на турникете, канате, неплохо пробегал стометровку. Нормы ГТО успешно выполнял. Как думаете: не обидно? Чувствовал несправедливость и равнодушие учителей.
Один раз решил доказать, что я не хуже других, у которых есть оба родителя, и неплохо устроенных. Классный руководитель вела у нас русский язык и литературу. Выучил назубок урок по литературе. Классная вызвала меня к доске. Рассказал всё по уроку без запинки. Она начала гонять меня по всему пройденному материалу. Я, конечно, не был готов к этому и спросил: «Вы, что мне экзамен устроили»? Она поставила мне тройку и отбила всякую охоту учиться. И даже на выпускном экзамене по литературе, списал сочинение, которое уже было оценено на отлично. Классная его проверила (она у всех проверила). Ну, думаю, поставит хотя бы четвёрку на последок, тем более, что это уже не имело значения. Так вот, она поставила тройку за отличное сочинение, ею же проверенное.
Спустя много лет, на 35 – ти летие окончания школы, моя бывшая классная сказала, что была уверена в моём поступлении. Я тогда ответил ей: «Спасибо, но поздно. Вы своим равнодушием испортили мне жизнь. Из-за неуверенности в себе я сначала поступил в техникум, потеряв на него три года, а потом ещё шесть лет учился в вечернем институте и работал на стройке».
Далее коротко. После окончания школы решил год поработать, чтобы заработать немного денег на учёбу. С трудом нашёл работу на мебельной фабрике учеником столяра. Работа оказалась тяжёлой. Фактически я был чернорабочим. Из-за сквозняков заболел фурункулёзом.
Летом поехал поступать в Воронеж. Остановился у тёти. Она жила неплохо и мне была гарантирована ночёвка на раскладушке и бесплатная еда.
Поступил в монтажный техникум на отделение ПГС – промышленное и гражданское строительство. Моя мечта детства, выучиться на строителя, начала сбываться. Послал маме телеграмму о поступлении. Потом она рассказывала мне. Шла с телеграммой и плакала. Встретила знакомую, та спросила: «Что ты плачешь»? Мать ответила, что получила от меня телеграмму о поступлении в техникум. – Что ж ты плачешь? Надо радоваться. – С одной стороны я рада, с другой – осталась одна, - сказала мать. Я всю жизнь чувствовал вину за то, что оставил её и уехал в другой город. Старался чаще бывать у неё. Все отпуска, сначала один, пока был холостой, а потом с семьёй, проводил у матери. И лучшего отпуска мне не надо было. Старался выкроить несколько дней из командировок, чтобы навестить её. А когда уезжал, она бежала за поездом и плакала. Я потом долго не мог успокоиться. Из всех городов: Брянска, Курска, Орла, и даже Минска, Киева (не ближний свет), ухитрялся заскочить в Речицу. Когда получил квартиру, уговаривал мать переехать к нам (она жила с сестрой, сыновья которой тоже разъехались). Но она, ни в какую не захотела переехать. Правда, на зиму приезжала, чтобы пожить с нами и отвлечься от печного отопления и удобств во дворе.
После окончания войны, вдовы долго ждали возвращения своих мужей, пропавших без вести (были редкие случаи возвращения). Многие, не дождавшись, выходили снова замуж. Моя мама тоже ждала, но замуж не собиралась, боялась, что её сынок не уживётся с отчимом.
В техникуме учился на хорошо и отлично. Видно мой троечный аттестат никого не интересовал. Дипломную работу защитил на отлично. С трудом устроился на работу каменщиком. Работа в три смены и в любую погоду была трудной. Поработал помощником мастера и перешёл на проектную работу.
От тёти ушёл, хотя она уговаривала меня пожить у неё, пока крепко не стану на ноги. Поблагодарил любимую тётю, но не остался. Сказал её, что не могу больше сидеть у них на шее. Пора начинать самостоятельную жизнь.
В год окончания техникума, чтобы не расхолаживаться, решил поступать в строительный институт на вечернее отделение. Времени на подготовку оставалось мало, но экзамены сдал успешно: две четвёрки, две пятёрки. Наконец, сочинение написал на четвёрку, а математику - на пятёрку (в школе мне такое и не снилось). Работать и учиться на вечернем было трудно. Приходил с мороза (ещё работал каменщиком), глаза слипались на лекциях. А ещё приходилось думать о еде, стирке белья, да и мотаться по чужим углам. В общем, хлебнул лиха. Но учился хорошо, дипломную работу, как и в техникуме, защитил на отлично.
По жизни был весёлый, общительный, жизнерадостный, имел друзей и подруг. После перехода на проектную работу стало легче работать и учиться. Проектировал мосты. По служебной лестнице поднялся до главного инженера проектов. По моим проектам построено много мостов в стране. Побывал в командировках в разных городах и регионах. Оформил пенсию в 2000 году, проработал ещё полтора года и ушёл по состоянию здоровья. Работу свою очень любил, и сотрудники меня уважали.
В заключение хочу сказать следующее. В нашей стране проживает много людей, которые причисляют себя к «детям войны». По моему мнению, они делятся на две группы: одна группа – это «дети», чьи отцы вернулись с войны, другая группа – это «дети», чьи отцы не вернулись с войны (я отношусь ко второй группе). Жизнь детей обеих групп резко отличается. Всё, что я имел от государства за отца, погибшего, защищая родину, - это пенсию 200 руб. до возраста 18 лет. Уверен, что если бы мой отец вернулся с войны живой, пусть даже больным или инвалидом, моя жизнь сложилась бы иначе. Мне не пришлось бы, пройти столько испытаний: уезжать на чужбину, скитаться по чужим углам, пробивать себе дорогу в жизни с таким трудом, зарабатывать квартиру, жить с семьёй в съёмной развалюхе с гнилыми, продуваемыми стенами, с подпорками, поддерживающими перекрытие. Дети, чьи отцы вернулись с войны, пользовались, и до сих пор пользуются льготами отцов: дефицитом во время тотального дефицита в стране, полученными квартирами, машинами, зарплатами, а потом, и большими пенсиями.
Это всё правильно, так и должно быть. За что же тогда воевали наши отцы, вернувшиеся и не вернувшиеся с войны? За то, чтобы их детям и внукам жилось хорошо, не зависимо от того, к какой группе они относятся.
Я глубоко преклоняюсь перед участниками войны за их мужество, неприхотливость, терпеливость, за победу, которую они добыли своим ратным трудом, не щадя своей жизни.
Считаю, что давно пора отдать им всё, что они заслужили, пока ещё живы: почести, блуждающие до сих пор награды, квартиры, заботу государства, нормальную спокойную старость.
«Дети войны» тоже должны почувствовать заботу государства. Они её заслужили, тем более, что они уже далеко не дети, и их с каждым годом становится всё меньше и меньше.
Когда повзрослел, пытался отыскать место гибели отца, что бы поклониться ему. Куда только не писал, где только не был, всё оказалось безрезультатным. А ведь лозунг: «Никто не забыт, ничто не забыто»! Никто не отменял. Поиском пропавших без вести занимаются их состарившиеся дети, добровольцы, общественные организации. К ним должно подключиться, со всей ответственностью и государство.
Ненавижу войну и не хотел бы, чтобы она когда-нибудь делала детей сиротами! Простым людям война не нужна. Они платят за неё своей жизнью, и жизнями их близких.
24. Сердцу непонятен забвения язык
Светлая Ночка
1 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Малыш, ты лучше не играй в войну, —
Она крадёт из жизни самых смелых
И возвращает неживых, нецелых, —
За мирную так платят тишину.
И деда твоего взяла она, —
Серьёзная игра не только взрослых;
Она брала красивых, умных, рослых, —
С судьбою сговор учинившая война…
Д. Куликов
Как же трудно говорить о войне…
Любой.
А о той, которая отняла родного деда и ещё семь родственников, — невыносимо горько.
Их было восемь, восемь.
Они ушли туда, где ждали.
Печальна жизни осень,
Страшнее смерть вначале.
Но вы не побоялись
И жизнь свою отдали.
Всё в мире устоялось,
Лишь вас мы не дождались…
Дед был статен и красив, одарен математическими способностями и очень любил свою семью.
... И на земле немецкой свою жизнь потерявший,
Для Родины спасённой — став без вести пропавшим,
Простой советский парень, войны испивший чашу,
В чужой земле остался; его молчанье — крик!
Да, хочется кричать от боли, слать проклятия в адрес ненавистных фашистов, но, как сказал когда-то в одном из интервью кинорежиссёр-фронтовик Петр Тодоровский: «О войне можно рассказать тихо»...
Вот всего лишь два эпизода из военного детства моей мамы о том, как в те лихие годы люди поддерживали друг друга. Повествование ведётся от лица мамы.
Е-е-е-шь?..
Папа ушёл на фронт в первые дни войны. На попечение мамы остались престарелые родители и нас пятеро, — мал мала меньше.
Изловчившись в очередной раз накормить семью, мама напекла лепешек из картошки с мякиной. Получив свою долю, я вышла на крыльцо. Только открыла рот в предвкушении, как услышала тихое и протяжное: «Е-е-е-шь?». Обернулась и увидела соседку, старенькую бабушку Наташу. Та жадно глядела на лепешку. Нет, она не просила, а просто смотрела, не отрываясь, и сглатывала слюну.
И я, ни на секунду не задумываясь о том, что сама останусь голодной, протянула ей лепешку. Всю. Бабушка схватила ее и в миг, почти не жуя, проглотила. А я вернулась домой. Видимо, по выражению моего лица и по тому, что я так быстро пришла, домашние всё поняли, и каждый, не сговариваясь, протянул мне свой, не съеденный еще, кусок.
Детская площадка
В нашем селе было немало многодетных семей. Для спасения детей весной 1944 года была создана, так называемая, детская площадка.
А поводом послужил случай. Однажды я вышла в свой огород и увидела на пригорке, у задней стены дома, троих мальчишек. Они лежали с закрытыми глазами, а их рты были чёрными. Испытывая страх и ужас от осознания того, что они мертвы, я все-таки приблизилась и припала к груди одного из них. Услышав дыхание, с криком: «Они живы! Они живы!», побежала в сельский Совет сообщить о «находке». Оказалось, что голодные дети, в поисках чего-нибудь съедобного, забрели в огород, накопали корней лопуха, наелись пополам с землей и уснули, разомлев на солнышке.
Вот для таких ребят и было организовано что-то вроде яслей-сада. Содержали их на пожертвования жителей села. Помогали, кто чем мог, отрывая от себя.
Детишек на «площадке» было тридцать. И все, все до одного, остались живы!
Прошли десятилетья; забыла всё Европа;
Как быстро безвозвратно утрачен горький опыт!
Вооружений гонка, и НАТО слышен топот...
Но сердцу непонятен забвения язык!
_____
Примечание. В тексте звучат стихи моего племянника Дмитрия Куликова
25. Полёты во сне и наяву
Светлая Ночка
1 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Вот уже и школьная форма наглажена, и туфельки новые нетерпеливо дожидаются у порога, и учебники с тетрадками уложены в портфель.
Кто же знал, что Даша впервые пойдёт в школу не в первый, а в десятый класс…
В канун сентября, после перенесения тяжёлой инфекции, её парализовало.
Боль. Шок. Растерянность. И ещё этот жуткий приговор врачей: «С каждым днём мышцы ног неизбежно будут атрофироваться, Девочка обречена. Перспектива — инвалидное кресло. Увы, мамаша, чудес не бывает»…
Растерянность сменилась непоколебимой решимостью противостоять нагрянувшей беде: «Ну, уж нет! Просто так мы не сдадимся!»
И началась эпопея.
На слово «инвалид» в доме было наложено табу. Даша никогда не примеряла его на себя.
В течение девяти лет девочка лечилась в различных клиниках и санаториях. По приезду домой лечение не прекращалось ни на один день. Мама окончила курсы медсестёр и профессионально проделывала все процедуры.
— Вчера мы натирались мёдом, а сегодня пчёлки будут тебя кусать. Такова, доченька, жизнь человеческая — нынче сладко, а завтра может быть горько. Но ты же у меня терпеливая, — приговаривала мама, сажая пчёл на ноги. Чтобы как-то облегчить боль, мудрая мама рассказывала дочери, что пчёлки так устроены, что лечат всех ценою собственной жизни. И Даша уже плакала не от своей боли, а от жалости к пчёлкам.
— Мамочка, ведь я буду ходить? — с надеждой спрашивала Даша маму. И та убеждённо говорила, вселяя веру в девочку: «Ты будешь ходить! Мы с тобой вместе одолеем этого врага».
Одновременно с лечением Даша училась, постигая школьные науки самостоятельно. А ещё были книги и музыка, — эти незаменимые добрые друзья, учителЯ и помощники роста души.
Но главное — в девочке росла Личность...
Даша рано испытала боль и в будущем уже не посмеет причинить её другим. Она усвоила, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя сдаваться и говорить себе: всё! я устала, я больше не могу. Сможешь! Отдышишься и будешь двигаться дальше. Она твёрдо знает: большое не достигается малыми усилиями. Она умеет быть благодарной каждой травинке и пчёлке. Она боготворит свою маму и гордится ею.
Как-то, возвращаясь из санатория, в поезде Даша познакомилась с мальчиком по имени Володя Белоног. Завязалась переписка. В одном из писем она написала: «Вот увидишь, придёт время, и я приглашу тебя на белый танец».
Регулярное санаторное лечение, несколько операций, пчелотерапия, иглоукалывание и все девять лет (!) ежедневно (!), по два раза в день — массаж и гимнастика. И болезнь отступила, не выдержав такого яростного отпора. И наступил день, когда Даша пошла. Без поддержки, костылей и трости, которые забросила далеко-далеко.
С той ещё поры, когда Даша лежала недвижно, она мечтала…
Влюбившись заочно в Санкт-Петербург, она мысленно бродила по Невскому проспекту, Летнему саду, Петропавловской крепости, над шпилем собора которой парит, о чем-то возвещая, ангел с позолоченной трубой, каталась на теплоходе по каналам и представляла, что это когда-нибудь непременно произойдёт наяву.
Дерзкая, невероятная мечта сбылась.
По окончании школы они с Вовкой поступили в один институт, и родители наградили их поездкой в Питер. И Даша, как и грозилась, во время прогулки по набережной Невы, пригласила Белонога на белый танец.
Стояли белые ночи…
Сами собой пришли строчки:
Людям снится, что они летают…
Я иду, и это — мой полёт!
26. Сеня - жив!
Светлая Ночка
1 место в Основной номинации «ГТ»
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Вспомнилось, как несколько лет назад меня потряс один эпизод из телевизионного репортажа о праздновании Дня Победы.
Это был рассказ ветерана Великой Отечественной войны, держащего на руках, по всей видимости, — правнучку. Девчушке было годика три. Она очень внимательно слушала, о чём говорилось.
А поведал фронтовик о том, как в последние дни войны, ценою собственной жизни, его спас друг Сеня. В какой-то момент голос мужчины задрожал, сорвался, и он заплакал. Девочка, увидев это, погладила его по щеке, обняла и поцеловала.
И старый солдат, прижав к себе свое сокровище, словно найдя в этой крохотуле необходимую ему в тот момент поддержку, тут же успокоился и продолжил: «А я вот, благодаря Сене, дожил до правнуков, а своего первенца назвал Семёном, и тот своего первенца назвал Семёном, а сейчас на моих руках сидит Семёновна», — закончил свой рассказ ветеран.
27. Давно закончилась война...
Ольга Сергеева -Саркисова
Давно закончилась война...
Вот Брянский лес,где много ягод,
Я с бабушкой туда пошла-
судьба готовила подарок.
Землянка - эхо той войны,
как часовой времён тех огненных,
...поленья в печке, угольки,
слезу смолы рукою трогаю...
Осколки, брёвна, пыль кругом,
замшело всё в землянке этой,
лежал планшет, поросший мхом –
хранитель воинских секретов.
Открыла- в нём письмо, оно
таит любовь исповедальную,
прочтём мы с трепетом его,
жаль не помочь, дела -то давние.
Какой- то женщины письмо -
и сердце рвётся птицей раненой,
оно из прошлого пришло -
слова любви звучат так пламенно!
...Она ждала его любя...
Письмо наполнено надеждой:
"Тебе я сына родила...
жизнь будет краше, лучше прежней.
Я буду ждать тебя всегда,
ты только доживи, любимый,
ведь скоро кончится война,
мы будем вместе,сокол ,милый!"
Но, пули след тут вижу я...
и кровь прожгла листочек этот.
Его закончилась война...
и не дождаться ей ответа.
Тот адрес еле разобрав,
заволновались, онемели...
Как удивительно...в словах
знакомый адрес разглядели.
Соседский дом, Валерка друг...
отец не возвратился с фронта...
Вот так Судьба замкнула круг -
рыдала мать над похоронкой.
***
Валерка много лет спустя
на вражеский набрёл "подарок"
в лесу он не грибы нашёл,
а мину... шаг и взрыв ударом.
Случайный шаг... - взорвался мир,
перевернул жизнь в одночасье.
Всё разлетелось ...где ,ты, счастье?
За горло смертью схвачен друг...
Эхо войны ...в "бою" случайном
чуть не погиб мой лучший друг.
С тех пор навек остался ранен,
хотя везде был мир вокруг.
28. Глаза мальчишки...
Ольга Сергеева -Саркисова
Воспоминание отца ...
Пена сирени у окон,
Небо салютом выткано,
тихо внук спросит у деда:
"А на войне... как было-то?"
Тогда...
Когда был я солдатом,
Мальчишкой ещё в 45-м,
В бою мы друзей потеряли,
А так все о мире мечтали!
Так сердце рвалось на части,
весь мир содрагался от боли,
Когда молодых хоронили,
Стонало русское поле…
Земля прочернела от горя,
Она истекала кровью,
Тогда её просто распяли,
А всем так хотелось другое.
Тогда...
Все мы жаждали мира,
Устали от ран и тревоги,
ещё...те глаза мальчишки...
Они не дают мне покоя.
Прекрасны были, как море,
Как небо …таких не бывает...
и как васильковое поле,
В которых любовь замирает...
Лежал он на поле бездвижно
Лицо представляя любимой,
И губы его бледнея
Лишь имя ЕЁ твердили...
Глаза - как синее небо,
Нигде не встречал прекрасней!
Молили они о жизни,
Любви, долгожданном счастье...
Но где-то растаяло счастье,
Слеза хрусталём скатилась...
Уже обещая несчастье
Беда в его дом заявилась.
Глаза эти были - небо…
Таких не встречал я боле,
Они мне напомнили море,
ещё- васильковое поле…
***
Ну, вот, наконец, Победа!
Нет слова важнее на свете!
Вот только забыть невозможно
Глаза василькового цвета...
29. История деда... и война
Ольга Сергеева -Саркисова
(БЫЛЬ)
Египет... Ещё одно волшебное слово в её жизни...
Она любила это сказочное бирюзовое море, загадочный рисунок гор, чудесный лечебный воздух пустыни, бедуинский чай, каркадэ, специи и масла в лавке Саида, где её всегда ждали и называли сестрой. Каждый год она приезжала сюда отдохнуть.
…Солнце припекало. Она млела от долгожданного тепла, с удовольствием загорая на солнышке.
…Алекс лежала на египетском пляже отеля «Савойя» и, от делать нечего, разглядывала первую, случайно попавшую к ней в руки книгу.
Видимо, кто- то оставил из отдыхающих. Она и сама часто оставляла книжки в отелях на отдыхе для других, жаждущих чтива , но оставляла обычно на рецепшен, а эту кто- то бросил небрежно прямо на берегу , на песке.
Что- то грело её в этой книжке, но что? Что- то напоминало,…пожалуй, необычный цвет…Она пока не могла понять…
Ну, конечно! Края книги были коричневого цвета и напоминали ей книги знаменитой дедушкиной старинной библиотеки из его огромного дома на Украине. Все книги в его библиотеке были коричневого цвета .
Почему? Она не знала и считала долгое время, что этим всем книжкам много веков, поэтому они такие старенькие и покоричневевшие. Время старит!
И вот эта пляжная книжка, которую она подобрала на берегу – просто настоящая жертва человеческих репрессий, тоже была такого цвета. Видимо она приобрела такой затасканный вид от частого нахождения на солнце и море, словно её засаливали и отмачивали в спец растворе, сидели в мокрых купальниках или спали на ней, и очевидно, ещё и закусывали или вытирали руки об неё, о чём красноречиво говорили жирные пятна от пирожков и сала…
Она ещё своеобразно пахла…Кроме пищевых запахов, она источала ещё и различные ароматы духов, масел, кремов и помады всех случайных пользователей.
Коротко говоря, получалась книга широкого профиля: явно отдыхающие использовали её не всегда по прямому назначению, что оставляло неизгладимый след на ней, её обложке и страницах.
Вот уж воистину, – книга источник знаний об окружающем мире и человеке!
Много можно было бы рассказать о людях, державших её в своих руках …Вообще, на ней успели пожить…: кто поел, а кто поспал… .
Алекс погладила книжку, подумав обо всех её случайных читателях, о разных руках, в которые она попадала, о владельцах, так бездумно распорядившихся её безрадостной судьбой…
Как мы мало думаем о вещах, которые попадаются на нашем жизненном пути, а они ведь почти живые, как и мы…
Размышляя о странной судьбе книжки, которую держала в своих руках, вдруг она услышала крики у себя над ухом:
- Шарк, шарк! Акула! Акула!Все соскочили с лежаков и кинулись за своими чадами к морю …
Началась паника … Кто находился в воде, те наперегонки ринулись из воды на берег с визгом и криками!
Другая часть народа, которая находилась ближе к понтонам, устремилась на них, стараясь спастись от непрошеной гостьи и, туда же родители запихивали своих детей.
Дети плакали и кричали в голос, боясь и трясясь от ужаса, думая, что их проглотит акула …
Огромная акула медленно плавала недалеко от берега, показывая свой огромный темный плавник.…Это впечатляло!
Кто- то из отдыхающих, обладатели стальных канатов вместо нервов, быстро придя в себя, уже снимали на камеру всё происходящее. Другие схватились за мобильники! Воцарилась тишина... Только щелкали затворы фотоаппаратов, телефонов и камер, некоторые уже названивали в Россию или отсылали эсэмэски, чтобы сообщить об увиденном.
Многих немного потряхивало от избытка адреналина … до мурашек на коже…, хныкали дети… Акула спокойно передвигалась по заливу делая круг почёта и демонстрируя свой огромный темный плавник…
Красиво!…Но на грани…
Два молодых египтянина из обслуги отеля на лодках стали шестами и криками гнать акулу из залива в сторону моря.
Она продолжала вальяжно плыть, будто изучала местность, куда случайно сдуру попала, чтобы попугать отдыхающих …
Обычно акулы не заплывают на пляжи так близко, да ещё в самом разгаре дня…
Не реагируя на плохой прием, она, сделала ещё раз круг почета, и затем гордо уплыла подальше от людского шума и берега…
Облегченно вздохнув, взрослое население с моря резко переместилось к бару, чтобы залить новость крепким спиртным, выпить и переговорить о случившемся, как говорится, выпустить пар…
Женщины и дети, собрав свои пожитки, срочно сдвинулись к бассейну, где в дальнейшем проводили все время, не рискуя заходить в море…
Тень акулы продолжала их беспокоить.
Плотность народа у бассейна на один квадратный метр достигала почти астрономических цифр!В бочке у селедки места было значительно больше, чем в бассейне у отдыхающих! На это было смешно и больно смотреть.
Но народ на море категорически не шёл, оно казалось им очень неуютным после всего, что произошло, и, испытывая большие неудобства, предпочитал ютиться у бассейна на полотенцах и стульях, кому не хватило лежаков.
Пляж надолго опустел.
Алекс почти в гордом одиночестве проводила время на опустевшем пляже у моря, где стало тихо, и можно было думать без помех о своем.…
Рядом только один мужчина сидел на лежаке, и смотрел на море не отрываясь, думая тоже о своем.
Она осторожно спросила его:
- А вы, почему не у бассейна, а здесь остались?
Не боитесь акул, вы с ними на Ты?- спросила она.
- Знаете, они меня принимают за своего… и не трогают. А здесь я ещё потому, что люблю смотреть на море , а не на хлорку в воде!
Любимая картина меня страшно волнует и завораживает. Волны бегут одна за другой - откат за откатом! Нет ничего прекрасней! Так всю жизнь бы и смотрел! Я и Айвазовского за это люблю!
Чего стоит один «Девятый вал»!- ответил он.
– Что вы говорите!- поддержала его шутку Алекс.
Они рассмеялись. Приятно, когда у человека есть чувство юмора.… Разговорились.
На самом деле, как она узнала позднее, он принадлежал к ранним «жаворонкам»,
приходил на море самый первый очень рано утром, когда солнце ещё не встало, и весь отель ещё спал, делал гимнастику и заплывал так далеко и так надолго, что
Алекс начинала волноваться о нём, и, поглядывая на его вещи, аккуратно
сложенные на лежаке думала, уж не стал ли он завтраком для акул, не успев сам даже позавтракать в отеле? Хоть он и свой для них, но всё же…
В море его не было видно. Через часа два он возвращался. … Это она определяла
по точке в море, которая появлялась на горизонте и постепенно увеличивалась, превращаясь в него, Серафима (так его звали) и она успокаивалась.
- Вы меня пугаете своим долгим отсутствием,- говорила она,- и не только меня, вот и соседи беспокоятся ваши, спрашивали о вас …
Я бы на вашем месте сменила имя, на всякий случай, на Ихтиандра, так всем спокойней будет и сразу многое объяснит народу.
Ваши родители ошиблись немного в выборе имени ...вам бы подошло имя -Ихтиандр.Первого человека встречаю такого, чтобы так долго плавал, У вас, правда, нет жабер? Все побережье только это и обсуждает. Они шутили и смеялись.
- Я на всех морях так плаваю, привычка, по- другому не умею.…Такая моя формула жизни…
Он был ученым. После заплыва шёл завтракать и садился за свою науку, потом заплывы перед обедом и ужином, всё повторялось.
Акула уплыла, оставив несколько человек в шоковом состоянии до конца жизни. Для них это было самое яркое, главное событие и переживание за все прожитые годы.
- Что вы читаете?- поинтересовался он, видя в её руках книжку.
Алекс никак не могла сосредоточиться на содержании книги, читая уже в третий раз одни и те же строчки, и не понимая смысла прочитанного, так как её постоянно отвлекали разные мысли ….
- Пока не удаётся читать…, вот, держу её в руках и размышляю о судьбе книги…, взгляните… Она протянула ему книгу. Что-то она мне напоминает и хочет сказать…
- Да, у нее незавидная судьба, это видно уже по внешнему виду…и запаху - он потянул носом. Отдыхающих не волновала её судьба, а жаль, неплохая книжка, я её читал, - заметил он.
Она смотрела на книгу, которую держала в руках и вспоминала деда, …его редкую библиотеку и рассказ отца, почему книги из дедушкиной библиотеки коричневого цвета…
- Я вспомнила кое- что … и поняла, почему меня задела судьба этой книги - сказала Алекс.
- Интересно, поделитесь?- спросил Серафим.
- Конечно! И она рассказала интересную историю про своего деда.
…Дед был известным человеком в одном из городов на Украине.Это позднее они с бабушкой перебрались к сыну на Волгу.
Он пользовался уважением и любовью горожан за свой ум, порядочность и интеллигентность.
Он был духовный человек, и духовность его была зримой для всех, можно сказать – доминировала во всём.Это отмечали все,кто с ним встречался в жизни.
Его любовь к книге - говорила сама за себя. Второй такой библиотеки не было ни у кого в городе, да и за его пределами, пожалуй, - тоже.
В его библиотеке много было редких и старинных книг, в красивых переплетах с кожаным теснением, инкрустацией и позолотой.
Книги - это было главное богатство для деда в его доме, не считая, конечно, детей и жены. Этим он жил, гордился каждой новой книгой и прививал любовь к ней своим близким и друзьям. …Была война. Немцы вошли в город …
Пришли они и в дом деда….
Через многие годы спустя рассказал ей отец, о том, что произошло тогда. Очевидец этих событий, он был тогда маленьким мальчиком , но все отлично запомнил.
Деда немцы трогать не хотели, слишком уж у него был огромный авторитет в мире ученых, как на родине, так и на международной арене.Они это знали и ценили тоже.Он мог и им пригодиться.
Они понимали, что перед ними глыба, а не простой человек. Сотрудничать с ними он отказался.Они его не тронули. Но тогда, перед уходом из города, они перевернули всё в его доме вверх дном, а самый главный их офицер понял,что было для деда ценным в жизни,и решил нанести решительный удар: приказал всю уникальную библиотеку утопить в туалетной яме во дворе, а сам стоял и любовался,получая удовольствие от содеянного, думая, что только так можно наказать непокорного деда, а главное, - сломить и унизить его.
Улыбка не сходила с лица фрица. Весь его вид красноречиво говорил, что уж он – то собой очень доволен.
- Как он тонко продумал наказание, это почище казни будет! Бесконечная пытка!
- Надо же, какой я тонкий психолог оказался! Такое пережить нельзя,
- радовался своему поступку офицер.
Вся уникальная библиотека, детище всей жизни деда, была на его глазах сброшена и утоплена в туалете!
Творя такое, и улыбаясь идиотской иезуитской улыбкой деду в лицо, они понимали, что нанесли ему непоправимый удар, … надеялись, что смертельный....
- На коленях ползать будет, и умолять будет, …ведь для него эти книжки – самое главное в жизни!… – предвкушал офицер. Но дед молчал…
- Что в эти минуты пережил дед? Можно только догадываться,…Что творилось в его душе, и что чувствовал он, когда его любимые книги, которых он любил, как детей, втаптывали в говно?
Это трудно представить! Но он не сдался, …хотя в тот момент он просто окаменел от такого варварства, ни один мускул не дернулся на его лице, как говорил отец.
- Варвары, отпетые варвары! Мерзавцы!- только и смог произнести дед, сжимая кулаки, и наливаясь красным цветом. Слов не было.
Запомни на всю жизнь, сынок, - сказал он громко отцу, положив руку ему на плечо, - так во все времена поступают только варвары!
Цивилизованные люди используют книгу,как источник знаний, ведь знание,- сила, да еще какая! …А не как мусор…
Фашисты с любопытством наблюдали за ним,как дед себя поведет дальше? Они любили спектакли. Это их развлекало…Когда им попадались русская фронтовая почта они ликовали и устраивали целый спектакль перед русскими ,– выворачивали все письма на землю и все справляли нужду на них, писали и какали , оскверняли долгожданные письма , а потом поджигали .
У них это был уже отработанный сценарий. Это была настоящая психологическая драма, точнее трагедия,когда без слов они выстраивали ситуацию. Так и тут было.Они всё продумали. Если он сорвётся, не сдержится,кинется на них,
то они его просто пристрелят, …и будут правы,- рассчитывали они.
Он тоже всё понимал, какую они затеяли с ним игру…в кошки-мышки.
- Не доставлю вам удовольствия,не ждите праздника - решил дед и застыл,как скала от негодования…
Бабушка боялась за его жизнь и молча, стояла рядом,убитая горем,наблюдая
за происходящим. Боялась, что он сейчас не сдержит себя и всё разнесет, в пух и прах,стерев всех в порошок,и этих фашистов в первую очередь …
Но он сдержался…
Он только неожиданно громко рассмеялся, глядя в лицо офицеру,который ожидал
другой реакции, и надеялся, что его будут умолять и просить,ползая на коленях в говне, … плакать…,а тут смеются,…да так громко!
Он ждал слез и мольбы о пощаде, но что-то пошло не так…, не по их сценарию…
А дед не унимался и стал хохотать всё громче и громче.
Смех уже звучал угрожающе, раскатисто, заполняя все пространство. Казалось , что с дедом смеётся все вокруг: дома,деревья,животные, птицы, - всё, всё всё!
Немцы недовольно зажали уши,… постояли немного, поежившись от дикого смеха, который их сковал, и они уже не знали, что же дальше делать?
Офицер схватился за пистолет и нервно его сжимал, перебирая пальцами…, раздумывая, как ему дальше поступить …
- Может убить лучше? … Он еле сдержался, чтоб не выстрелить в деда…
Затем прозвучала команда уезжать.
Они развернулись и, вскочив на машины, с чувством досады и неудовлетворенности, ведь такой реакции они не ожидали…, уехали прочь,
подальше от этого сумасшедшего дома…и его безумца хозяина, который смеялся, как громовержец, им вслед сотрясая всё пространство.
Создалось впечатление, что гомерический хохот раздавался с небес на всю округу.
- Псих, ненормальный, не понять этих русских! - думал с досадой офицер.
«Вот она, загадочный русская душа?» - так про них говорят?
Не знаю! И никто их не поймёт и не узнает!
Теряют самое дорогое и… смеются, …- досадовал офицер,…а…
Так они проиграли деду и уехали разочарованные…, ожидаемого спектакля не получилось.
Дед перестал смеяться только тогда, когда они скрылись из вида, и схватился за сердце.Он словно окаменел вторично.Сердце его разрывалось на части от горя.
Из его огромных,широко открытых глаз, которыми он даже не моргал,катились крупные, величиной с вишню, слезы. Никто и никогда не видел больше слёз у деда ни до, …ни после этого.Наступила звенящая тишина …
Все застыли в полном молчании… и потеряли дар речи, словно онемели от горя …
Это была настоящая минута молчания, насквозь пронизанная непередаваемым, беспредельным горем…
Через некоторое время после того, как немцы ушли, дед успокоился, молча и методично стал доставать книги из туалета и мыть каждую книгу с великой любовью, как моют любимое дитя, независимо от того в чём оно перепачкалось…
Он мыл под шлангом страницу за страницей в каждой книге, затем высушивал на солнце и воздухе, аккуратно раскладывая во дворе на траве каждую страничку, и восстановил свою библиотеку за несколько дней, не переставая спасать днём и ночью свою любимую библиотеку. Его друзья и соседи тоже помогали ему спасать книги.
Бабушка круглосуточно не выпускала из рук утюг, проглаживая им некоторые, особенно смятые страницы книг… Они коричневели…
Вот почему книги из дедушкиной библиотеки стали такого коричневатого цвета, как и эта книжка…, она так похожа на книгу из его библиотеки …- закончила свой рассказ Алекс.
- Очень необычная история, вам книжки самой надо писать, про такое должны знать многие, такой уникальный опыт…- сказал Серафим.
Эту историю она узнала однажды из рассказа отца.Отец был очевидцем этой истории и был потрясен ею до конца жизни. На его глазах разворачивались все эти события. Он помнил всё в деталях. Такое не забывается! Сильный человек был дед! Они им очень все гордились …
Да, война- война, столько судеб разных…, неизлечимых ран, трагедий…
- А с моим дедом тоже интересная история приключилась в войну, сказал Серафим. Его тоже судьба берегла…
Он начал рассказ:
- Как рассказывал мне дед, было это холодным ранним осенним утром…
Кругом тишина, только птицы поют…
Все занимались своими делами: кто- то писал письма родным и любимым, кто- то мылся и брился, кто- то стирал…
Дед мой, как и все, рад был свободной минуте, когда можно было заняться собой, и решил побриться…
Он прикрепил небольшое зеркальце на входе в своём блиндаже,где светлее и стал бриться.
Хорошо намылив лицо, заглядывая в зеркало, он очень старательно выскребал все волоски со щеки.
Он радовался, что бритва его была хорошо наточена, и приводил себя в порядок с удовольствием.
Одну половину лица он довел почти до совершенства, чисто выбрил…и только хотел заняться второй половиной, как начался внезапный налёт и обстрел с самолетов.
Все забегали, закричали… Никто не ожидал, что начнётся внезапный налёт на их расположение в это спокойное утро.
Слышит дед, что его срочно, то есть,немедленно вызывают в блиндаж к комдиву…
- Корецкий!Бегом!Немедленно к комдиву!
- Да я... - дед развел руки и показал на лицо…
- Отставить разговоры! Немедленно! Под трибунал захотел?
... Дед хотел чем- то вытереть, но услышал… - Отставить! Бегом!…Быстро!
Он бросил бритву и как был с намыленной щекой побежал в расположение блиндажа комдива…
Бежит, а кругом взрывы гремят, пули свистят, раненые…, стоны и крики …, еле добрался до места …
Прибегает - а там все разворочено,разметено, воронка дымится на том месте вместо блиндажа комдива,... видно ,прямо в блиндаж снаряд попал.
…Ну и дела! Что делать? Надо возвращаться… Он припустил назад, к своему блиндажу опять через все преграды.
…Прибегает, а там тоже все разметено, разрушено от взрыва, и осколки его зеркала валяются…
Представляете? Всего несколько минут …, как жизнь перевернулась…
Вот так он остался жив с одной небритой, намыленной щекой.…Так и не узнал, зачем его комдив вызывал,…судьба видно такая.
- Это точно судьба! Значит, его время ещё не пришло - сказала Алекс.
Да, много историй она могла вспомнить о своих близких,…и рассказывать часами о них.Она вспомнила фото деда, сделанного у одного скита на одном из островков Валаама.
В тридцать седьмом году его осудили, как врага народа и сослали на каторгу на Соловки. Там он пробыл до начала войны.
Интеллигентнейший человек, учёный,он нашёл общий язык с рецидивистами и хулиганами и выжил.
Они его уважали за то, что он много знал и умел, не зазнавался, не кичился своими званиями и наградами, а держался просто и достойно. Имел авторитет и у них в лагере, читал им лекции и вёл занятия, дискуссии.
Она вспомнила, что как – то, много лет спустя,когда она гуляла с дедом на улице, к ним подошли двое бандитского вида человека и потребовали у деда кошелёк. Стали грозить ножом, что зарежут его и меня, если он не отдаст.
Тогда дед произнес такую речь без остановки минут на десять!!!... и на таком непередаваемом языке!!! что голова у нее тогда чуть не отъехала от услышанного.
…Это была мощная атака деда на врага…
Она поняла, что дед их просто уничтожил, размазал по стенке…
Сашенька в тот момент не поняла ни слова из всего сказанного, и воспроизвести не смогла бы никогда в жизни, только стояла столбом с раскрытым ртом. Подобное выступление она слышала впервые в жизни.Дед никогда так не разговаривал. Интуитивно она поняла, что дед им сказал всё, что он о них думает на непередаваемом языке, точнее, на лагерном жаргоне. Это называлось «ботать по фене» на языке заключённых.
Так внезапно развернулась интересная сцена на её глазах.Она увидела деда ещё с другой стороны.
Те двое, что требовали кошелёк,растерялись, не ожидая такой жаркой тирады от старика, сжались как- то от неловкости, что так промахнулись, и, извиняясь,
кланяясь и застывая в реверансе от уважения к деду, как к великому
авторитету, склоняясь к земле,стали пятиться назад …чуть ли не на животе, прикладывая руку к груди, и не переставая извиняться.
Пот выступил на их лицах. Они попрощались с уважением и восхищением перед дедом, и скрылись из виду.Так дед победил.
Она ещё долго не могла прийти в себя, и переварить всё увиденное и услышанное, но гордилась дедом.
- Забудь всё, что ты слышала... и никому об этом не говори, - сказал дед. Даёшь слово?
- Да!- пообещала она и сдержала свое обещание.
Больше она никогда не слышала таких речей от деда. Это был первый и последний монолог на лагерном жаргоне.
Через много лет дед посетил те места и сделал снимок у дальнего скита. Когда его напечатали, то все ахнули.…
У темного входа в скит стоял дед и рядом светилось четкое изображение рыбы - символа Христа.
- Христос стоял рядом со мной…, он всегда был со мной - говорил дед.
Эта фотография- свидетельство этому, тоже висела на даче под книжной полкой.
Да, книги, книги…
Она погладила коричневые страницы книжки рукой. Да, они живые…
Это всегда больше, чем то, что мы держим в руках..Столько судеб, столько чувств и эмоций, и столько тайн!
** Реальное место событий и имя деда- Винницкая область ,Джупиновский район,село Джупиновка, Фурман Аврам Андреевич,- в миру, Отец Аврамий, (иерей митровый).
30. Эхо войны...
Ольга Сергеева -Саркисова
В соседнем подъезде хоронили молодого человека. Всего ему было двадцать пять! Что произошло? Отчего умер? Нелепо как! Такой молодой!
Да выпил водки и отравился… Обычная история наших дней. А эту водку люди продали, и ведь знали, что она «левая»… Но им никого не жаль, и неважно- молодой ты или старый, всё одно, принесёт деньги эта водка, и ладно… Я стояла у гроба и вспоминала другую историю, которую мне рассказал отец из своего времени, времени войны...
Весна сорок пятого. Отец воевал в Прибалтике. Курляндская группировка…Было восьмое мая. Все устали от войны и ждали уже её окончания с нетерпением, безоговорочную капитуляцию фашисткой Германии, ждали мир.
Вдруг низко пролетели самолёты. Они разбрасывали листовки, в которых призывали солдат и офицеров противника Курляндской группировки к безоговорочной капитуляции. Желанные белые листочки счастья… Если враг к вечеру не сдастся, то в пять часов утра начнётся решительный штурм. Последний бой, который, как известно, трудный самый…
Но есть надежда, что благоразумие возьмёт верх, и враг сдастся без боя.
Вдруг наблюдатели закричали: « Немцы подняли белый флаг! Ура! Капитуляция!». Все принялись махать им в ответ белыми полотенцами или тем, что было под рукой белое. Кто- то на радостях махал светлой портянкой…
Спустя некоторое время из немецких окопов стали осторожно высовываться головы в железных касках, затем высунулись по грудь и приостановились, выжидая чего-то.
Но вот около белого флага встал во весь рост солдат с винтовкой, чуть постояв, всадил её штыком в землю и сел на корточки рядом, все солдаты стали садиться рядом с ним… и завязался весёлый разговор.
«Что, отвоевались?»- кричали наши – Теперь «ауфидерзейн» русские яйки, курки, млеко!»
-Эй, русиш Иван! Карош, Гитлер капут! Карашо! Гитлер капут!»- кричали немцы. В наших окопах заиграла русская гармошка… у немцев тоже, губная только. Все были рады. Тут увидели, что немецкий офицер направляется к нашим окопам в сопровождении двух солдат. Комбат послал навстречу им двух разведчиков, которые провели гостей через проходы в минных полях.
Немецкий офицер представился, щёлкнув каблуками: - Обер- лейтенант Вольф. Типичный ариец со светлыми, как у рыбы глазами, долговязый, рыжеволосый, с веснушками на лице. Весна уже гуляла полным ходом по его лицу без стеснения рыжими пятнами…
«Капитуляция, что нам прикажите делать?» - спросил он. Отец ответил, что всё оружие и военное имущество нужно приготовить для сдачи . Завтра с утра начнём принимать всё по спискам. Тот всё понял и подтвердил, что всё сделают как надо. Затем Вольф пригласил всех к себе в гости, отметить это событие. Комдив с отцом поблагодарили, но отказались. Разведчики пошли в гости на шнапс… Ещё долго из окопов разносились радостные, хмельные голоса.
Ранним утром девятого мая все услышали радостное сообщение уже по радио: «Победа!» . Долгожданная ПОБЕДА!!!
Да! Нет слов прекрасней и слаще на земле! Глаза всех наполнились слезами. Многие вспоминали тех своих друзей, кто не дожил до этого дня… и думали о доме…, о скорой встрече с родными. Теплее стало на душе.
Всё это происходило недалеко от заброшенного, разбитого от снарядов полустанка, где на разрушенных путях стояли несколько чудом уцелевших вагонов и цистерн с чем- то… Любопытно кому- то стало. - А что там в них?
Один из солдат залез наверх, открыл люк и винный запах распространился из него. Там обнаружил жидкость, на запах и вид - спирт! То, что надо в данную минуту. Это настоящее богатство! Выпить за ПОБЕДУ- святое дело!
- Ребята! Давай сюда! Спирт здесь! Давай наливай! Наливай!!! Вот повезло! Все сразу повеселели. Стали черпать касками, а потом, чтобы не лезть к люку и было быстрее, стали стрелять в цистерну, и из неё фонтанчиками выливался спирт… Все подставляли кружки, каски, набирая спирт, тут же чокались ими и пили за Победу...
Вдруг подбежали к цистерне и стали размахивать руками встревоженные немцы - один, другой, третий… Они громко кричали что- то, указывая на цистерну, на надпись - Нихт, нихт!(Нет, нет, нельзя!) Стали вырывать, выбивать каски из рук у наших солдат, проливая спирт на землю…
Наши солдаты возмущаясь, злились и отшвыривали назойливых немцев. Что? Жалко спирта стало? Не хотите пить за нашу Победу? Чуть драки не завязались…
Кто- то из немцев побежал к отцу. Отец всё сразу понял - пить этот спирт нельзя, это метиловый(древесный) спирт, это яд! Отец дал команду отставить! Прекратить пить! Немец показывал на формулу на цистерне-(СН3ОН) и хватался за голову в ужасе. Немец говорил, что он химик и знает точно, что этот спирт пить нельзя. Это технический спирт, Яд! Но солдаты не хотели ничего слышать и верить ему, и недовольно возражали.
– Не верьте, товарищ майор, этой немчуре! Спирт хороший! Чистый! Вот сами попробуйте! Но отец никогда не пил и не курил, и даже свой паёк отдавал всегда солдатам.
- Эта немчура просто не хочет, чтобы мы за Победу пили! Да пошли они… Жалко им спирта стало! Кто не хочет, тот пусть не пьёт… каждому воля, каждому своё...
А немцы говорили правду. Из них никто не пил этот спирт. Знания -сила, всегда в этом убеждаюсь, в любое время- в мирное или в военное.
- Прекратите пить, я сейчас проверю можно его пить или нельзя. Принесите одну картофелину ...- сказал отец. Ему дали, он отрезал дольку и опустил в спирт- она стала розового цвета с оттенком фиолетового.
- Спирт этот пить нельзя, это ЯД! Отравитесь! Всё вылить немедленно! Но некоторые не хотели этому верить. Они думали- в такой день "авось пронесёт "...
Через некоторое время у всех выпивших этот спирт стали проявляться разные симптомы отравления, в зависимости от количества выпитого. Достаточно пять-десять грамм и ты слепнешь, а если много- пятьдесят, сто и более грамм- последствия очень тяжёлые, необратимые. Тут уже точка невозврата пройдена. Начинают синеть ногти на пальцах, затем пальцы немеют и синеют полностью, появляется рвота, колики в желудке, останавливалось дыхание и наступала полная слепота, всех мучали невыносимые боли… Закатывались глаза и шла пена изо рта. Люди умирали на глазах у всех, отмечая свой последний день и первый день мира этим смертельным напитком. Вот тебе и победа... Смерть забирала одного за другим. Все умирали в муках, некоторые, не вынеся боль, от отчаяния стрелялись. Кто это видел- знали уже, что их ждёт… Некоторые рыдали… На это было страшно смотреть. Помочь было невозможно. Это был их выбор... и расплата за "авось " ...
Такие были последние потери на этой войне…. Это была ужасная и незабываемая сцена.
Да, это была война,… а сегодня, когда разливают отраву для своих же жителей, лишь бы получить деньги, зная, что это яд, не фашизм ли это у нас собственный под боком? Сколько гибнет от этой дряни каждый год! Им бы жить да жить, этим ребятам,…а она уже закончилась, их жизнь, едва начавшись.
31. Письма с фронта
Алёна Сергиенко
Специальный приз №8
Как-то раз, работая в архиве,
Разбирала старые листы.
Мне попала в руки стопка писем -
Пожелтевших весточек с войны.
Предо мною ветхие страницы
Почерком исписаны чужим.
Строчки кое-где слезой размыты,
Временем обтрепаны углы.
Письма друг за другом я читала
Так, что оторваться не могла.
Между мною вдруг и тем солдатом
Ниточка сквозь годы пролегла:
"Здравствуй, Дуся! Тома, Вова, Нина,
Шлю отцовский фронтовой привет.
Редко пишите, мои родные,
Времени у вас, наверно, нет.
Нина, у тебя ведь выпал зубик,
Ты не бойся: вырастет другой.
Вова, ты подрос уже, наверно,
И "воюешь" с старшею сестрой.
Евдокия, если будет худо,
То продай уж мой велосипед.
Если нет нужды, храни покуда.
Я вернусь, придет такой момент.
Зная, Евдокия, твой характер,
Я прошу: плохое не скрывай,
Я могу помочь хотя б словами.
Помни это и не забывай.
Ты пиши мне обо всем подробно:
Как паёк, как дети, огород,
Отелилась ли у вас корова?
Посевная как в селе идет?"
Пишет он: "Спасибо за платочки,
Любовался. Показал друзьям.
Очень уж красивые цветочки
Вышила ты, Дуся, по краям"
Женщины войны! Когда ж вам было
Вышивать цветочки на платке?
Где вы чЕрпали любовь и силу?
Тыл на вас, заботы о семье.
И еще: "Пришли мне, Дуся, книги.
Очень мне они сейчас нужны.
Не забудь словарь по философии.
(Пишет так, как будто нет войны!)
Скоро стану младшим лейтенантом.
Бить фашистов буду, что есть сил.
Остаюсь всегда ваш муж и папка,
Ваш на веки, Фурсов Михаил".
43-й год. Слов нет с ошибкой.
Почерк - позавидует любой.
"Надо же, и это сельский житель", -
С удивлением качаю головой.
Кто он, неизвестный Миша Фурсов,
Что так ровно, грамотно писал?
Тракторист, учитель, культработник?
Может пост какой-то занимал?
Вновь перебираю почту эту,
Мыслями забита голова.
Здесь же среди писем есть газета,
Я её вниманьем обошла.
Лист потертый - "Трудовая слава" -
И заметка в ней обведена.
Фотография: в военном парень.
Я ответ на свой вопрос нашла:
Был редактором у нас в газете,
В первом же своём погиб бою,
Но его слова к жене и детям
Душу растревожили мою.
Странные я испытала чувства,
Жизни новый смысл открылся мне:
"Боже мой, - подумала я грустно, -
Как я мало знала о войне".
(Содержание писем М.Фурсова, погибшего в 1943г. на Украине, сохранено)
32. День Победы. Семидесятые...
Алёна Сергиенко
День Победы с самого детства был для меня главным праздником. Бывают праздники любимые такие, как Новый год. Бывают долгожданные, как день рождения. А день Победы - главный. Он начинался ещё 8 мая, в день рождения моего отца.
Во время войны папа жил на Украине. Их деревня была оккупирована немцами в первые недели войны. Почти все мужчины ушли в партизанский отряд. Остались женщины, дети да старики. Отцу было лет шесть, и он на всю жизнь запомнил чужую гортанную речь, вечное ощущение голода и дикий страх.
Выпив, он вспоминал, огромную виселицу в центре деревни, на которой вешали партизан. Для немцев все непокорные были партизанами. И только в сильном подпитии, вытирая слёзы, отец иногда рассказывал мужикам, как после взрыва моста через Десну, немцы вывели на край села детей и женщин на расстрел. Он помнил, как они с братом цеплялись за ноги, стоящей рядом матери, а ветер развевал её черную сатиновую юбку. Эта юбка была единственным укрытием от страшного дула автоматов, готовых вот-вот разразиться смертельной очередью. Он не помнил имени старика, вышедшего вперёд, упавшего на колени перед строем автоматчиков. На украинском языке, малопонятном немцам, дед просил пощадить деток; убеждал, что он партизан, и что именно он взорвал мост. Отец помнил, как молились женщины, тихо плакали дети и лаяли собаки, как жутким громом прозвучали выстрелы, и люди попадали на землю… Очнулся от громкого рёва брата и причитаний матери. Оказалось, немцы полоснули огнём поверх толпы. Погибли самые высокие. Отец просто потерял сознание.
Вспоминал, как «маленьких коммунистов» и его, в том числе, насильно крестили в полуразрушенной церкви. С тех пор он не мог носить крест и стал вечным атеистом. Эти рассказы я слышала неоднократно и в душе навсегда поселилась жалость к детям войны, у которых украли детство.
Отец не курил, и это тоже было своеобразным протестом, отторжением войны. Я помню его недовольный взгляд, когда мы с сестрой лениво и брезгливо возились ложками в супе, вылавливая лук или кусочки моркови. «Дай Бог вам никогда не пришлось есть, то что приходилось есть нам, лишь бы набить животы». Чтобы заглушить дикие приступы голода, отец с младшим братом начали курить. «Покуришь – вроде и есть не хочется». А после окончания войны, как только более – менее отступил голод, отец бросил курить.
… Итак, День Победы начинался для меня 8 мая, с дня рождения моего отца. «Я родился за десять лет до Победы», - говорил он. И вечером я точно знала, что утром проснусь под запах жареных котлет, под песню «День Победы», которая будет звучать по радио, а потом многократно повторится через громкоговоритель на сельской площади. На стуле меня ждала отглаженная с вечера пионерская форма и галстук, а в поллитровой банке на столе – букетик ландышей, собранных накануне в ближайшем перелеске. Других ранних цветов у нас в деревне не было.
С каким-то особенным трепетом я шла в этот день в школу. Мы собирались в огромную колонну по классам, каждый со своим отрядным флагом. Во главе колонны, под бой барабана и звуки пионерского горна, шла, чеканя шаг, знамённая группа. Мы отправлялись на сельскую площадь, где рядом с клубом стоял памятник солдату – победителю, а на мемориальных досках написаны имена погибших и пропавших без вести земляков. Было здесь и имя моего деда, маминого папы, которого она никогда не видела, потому что родилась через два месяца после того, как он ушёл на фронт. А ещё через месяц бабушка получила извещение, что под Смоленском дед пропал без вести.
...Ровно в десять на площади, где собирались практически все жители села, начинался митинг. На самодельной трибуне стояли большие и маленькие начальники, учителя, лучшие ученики школы, ветераны, ещё не старые и ещё не совсем седые. У кого-то на пиджаках медали, у кого-то просто орденская планка. Удивительно, но герои-победители тогда стеснялись носить награды. «Да что я такого особенного сделал? Просто воевал, как все» - ответил, приглашённый на пионерский сбор, ветеран войны, кавалер ордена Славы...
…Я помню дрожь в голосе выступающих, слёзы на глазах присутствующих и колючий ком подкатывал к горлу, мешая дышать.
У мемориала в почётном карауле стояли школьники. Каждые десять минут караул менялся. Право стоять на посту у памятника, с гордо поднятой в пионерском салюте рукой, надо было заслужить.Помню, как я радовалась, когда впервые в пятом классе мне доверили эту почётную миссию! Это было настоящее испытание на прочность: минуты через три поднятая рука устала, начала тяжелеть, через пять – дрожать. И я усилием воли старалась удерживать её в том положении, в каком нас учили. Я представляла себя в этот миг то солдатом, стоящим на посту, то разведчиком, сидящим в засаде... После смены долго не могла разогнуть руку, а потом ещё три дня, как после тяжёлой работы, болели мышцы.
Именно тогда в День Победы, стоя у памятника, я поняла, что лучшим быть почётно, но трудно.
Это была моя маленькая победа над собой.
33. Днем Победы, товарищ иезуит!
Ольга Сквирская Дудукина
- Не забудьте поздравить отца Алексея с Днем Победы, - напомнил брат Дамиан сотрудникам. - И не вздумайте поздравлять с Днем Победы отца Иосифа, - тут же предупредил он.
Дело происходило в монастыре иезуитов в Сибири, в начале 2000-х.
Отец Иосиф - это пожилой иезуит, родившийся в Германии. В годы Второй Мировой, будучи ребенком, он состоял в ГитлерЮгенде, так уж вышло.
Зато словацкий иезуит по имени Алексей воевал на нашей стороне. Да еще как!
***
Вторая мировая война застала молодого иезуита Алоиза Стричека в Бельгии, оккупированной немецкими фашистами.
Однако на территории этой страны подпольно действовали советские партизаны. Это была знаменитая партизанская бригада "За Родину". Русские вели подрывную деятельность, помогали бежать советским военнопленным из местного концлагеря.
В качестве связного партизаны привлекли молодого католического священника, который хорошо говорил на всех языках, в том числе и на русском (русский тот выучил в Грегорианском институте, - в Риме готовили пастырей для Восточной Европы).
- Я ездил на велосипеде, в черной сутане, и никому из немцев не могло прийти в голову, что я помогаю партизанам, - рассказывал нам отец Алексей.
Священник собирал информацию и передавал сообщения партизанам.
Об этой небанальной истории в России в период "оттепели" даже вышла книга "За Родину", которую тут же перевели на разные языки. Вот цитата из нее:
"- Я этого батю перетяну в нашу веру, - сказал Охрименко. - Семь языков знает, чертяка!"
И так далее, в таком же духе.
В нашей стране ее сейчас не достать, зато на книжной полке отца Алексея хранится переводное бельгийское издание, с качественными черно-белыми фотографиями.
- Вот наша бригада, это командир, это мальчик, - советский мальчик, которого мы спасли, - показывает батюшка.
- А это кто? - тычу я в молодого человека в черной сутане, с бородкой, в пенсне, немного похожего на Чехова.
- Это я, - улыбается отец Алексей.
Он достает из ящика письменного стола истрепанную пожелтевшую справку, выданную ему командиром бригады, которая удостоверяет в том, что Алексей Стричек является связным офицером советской партизанской бригады "За Родину", - и печать с пятиконечной звездой, - все, как полагается.
Похоже, отец Алексей - первый и единственный иностранный(!) священник-иезуит(!), являющийся офицером Советской Армии(!).
Дружба дружбой, однако после войны героического "товарища иезуита" в СССР не впустили.
Только при перестройке священник получил приглашение преподавать в Новосибирской семинарии.
Так сбылась его мечта.
***
- С Днем Победы, отец Алексей! - заваливаем мы к нему в келью с охапкой пионов.
- Спасибо, спасибо! Ребята, заберите у меня торт. Мне сегодня подарили целых два, а у меня диабет.
34. День памяти ленинградской блокады
Наталья Скорнякова
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
В день памяти ленинградской блокады, мне вспомнился рассказ моей соседки, которая пережила блокаду и дожила до ста лет. Вырастила троих детей. Она окончила мой институт - Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Там же познакомилась со своим будущем мужем, который в наше время долгие годы был директором Новороссийского вагоноремонтного завода.
Соседка рассказывала, как люди от голода падали на ходу и умирали. И если человек падал, он просил: «Поднимите меня!» – но проходящие мимо не могли его поднять, потому что от слабости и сами могли упасть. Людей поднимали военные, у них все-таки были хорошие пайки.
Соседка была молодая и не хранила ничего впрок, как это делали раньше старики.
Ее воспитывала бабушка в деревне под Псковом, а в Ленинграде она жила в общежитии.
Во время блокады многие продавали вещи, чтобы хотя бы маленькую сушечку или кусочек сахара принести домой. «Однажды, – вспоминала она, – одна женщина принесла очень дорогую шубу продать, и у нее эту шубу купили за половину буханки черного хлеба и бараночку». И так некоторые, у кого был запасец продуктов, наживались.
Мертвых на улице подбирали и складывали штабелями на грузовики. Соседка вспоминала, как однажды мимо нее проехал грузовик, в котором лежала замерзшая девушка с рыжими золотыми волосами, они спускались почти до самой земли.
В городе не было отопления, воды – всё замерзло. Чтобы сберечь силы, соседка не носила воду из реки, просто брала снег. Дров не было. Взрывались дома от бомбежек. Чтобы хоть что-то поесть, подержать во рту, варила клейстер и даже кожаный пояс, и она жевала его.
В то время не было почти никакой возможности эвакуироваться, все дороги были закрыты, кроме Дороги Жизни, куда трудно было попасть, достать и оформить документы на выезд. И вот когда ее парень, ее любимый слег, она решилась во чтобы-то ни стало достать такое разрешение. Помог декан института, у которого родственник занимал высокий пост, сделал им разрешение на выезд. Им выдали паек в дорогу – целую буханку хлеба. Однако много людей умерло в дороге оттого, что они съедали паек весь сразу.
На другом берегу крестьяне выносили им морошку, клюкву. Люди брали ягоды в рот, а рот был белый, одеревенелый, он уже не открывался и не закрывался – слюны не было. Им клали морошку в рот, и он становился красный и оживал.
Потом, когда они ехали в поезде, на одной из остановок соседка убежала за водой. Вернулась, а ее любимого не было. Ей объяснили, что всех мертвых и умирающих сняли с поезда. Узнала, куда увезли. Устроилась в госпитале санитаркой, чтоб быть ближе к любимому. Постепенно жизнь к нему возвращалась, помогли и годы молодые и любимая рядом.
Победу они встречали здоровыми, счастливыми. Удалось пережить жуткую блокаду.
Они прожили долгую счастливую жизнь, радовались каждому мгновению. Оптимизм, желание жить, творить, любить помогало им преодолевать все жизненные
невзгоды.
Мои реальные герои: Михайловы Георгий Владимирович и Лидия Васильевна.
35. Яшка
Наталья Скорнякова
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Жил на хуторе козел Яшка. Крупный такой козел с лохматой коричневой шерстью и черными рогами. Разило от него специфическим козлиным «ароматом» на несколько метров вокруг. Он любил стоять на бревнах, которые были сложены с улицы вдоль забора и обозревать окрестности. Здесь был его наблюдательный пункт. Люди и собаки чувствовали, что это его территория. Все жители знали Яшку и его характер, проходили мимо с опаской, иногда с палкой, чтоб дать ему по рогам, но чаще носили с собой морковь, которую Яшка, ой как обожал. Козел докучал детворе, которая по несколько раз на день бегала этой единственной дорогой на речку купаться. Яшка специально дожидался, а как только мальчишки приближались, спрыгивал и пытался догнать пацанов. На девочек, как ни странно, он не нападал. Пацаны знали, где граница Яшкиного участка и, если не успевали пересечь ее, то взбирались на дерево. Яшка молча возвращался на свое место.
К началу войны на хуторе жило всего несколько десятков семей. В сорок первом селение еще больше опустело – кто из жителей ушел на фронт, кто подался в партизанам. Остались старики, бабы, да ребятишки. В июле сорок второго в хутор строем входили немцы. Впереди, по четыре человека в ряду, шли автоматчики, за ними ехали мотоциклисты, сзади машины. Зрелище было пугающем.
И вдруг неожиданно для всех, а особенно для немцев, прямо перед строем с бревен спрыгнул козел. Думал ли он, что защищает свою территорию, и вообще, о чем он только думал?! Колонна остановилась, козла попытались пнуть и прогнать с дороги, но сильный зверь увернулся и стал бодать автоматчиков, ломая их стройные шеренги. Сзади на завозившуюся пехоту стали напирать мотоциклы и машины. Все сбились в кучу. И…козла застрелили. Он упал посреди дороги, большой и тяжелый. Чтобы двигаться дальше, немцам пришлось оттащить его под гору к речке, где они мыли руки и плевались.
Позже жители вспоминали, что Яшка в одиночку сдерживал наступление немецкой части целых двадцать минут.
Уже после войны жители долго вспоминали Яшку, без которого на хуторе стало скучно. Не надо было мальчишкам рисковать, хитрить и изворачиваться… А, что эта за жизнь – без приключений?!
36. Дети войны
Наталья Скорнякова
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Мы много знаем о войне из рассказов ветеранов, а также от наших бабушек и дедушек, которые в то время были детьми. На их детство пришлись эвакуация, переезды, голод; кто-то потерял близких и жил в детдомах, кто-то ушел на войну подростком.
Никто представить себе не мог те трудности, которые принесет война. Все были уверены в быстрой победе.
В наши дни мой внук, девяти лет, участвовал в Военно-патриотическом марафоне. Он проникновенно спел песню Тамары Гвердцители «Дети войны». Каждое слово пронизывало мое тело, трогало душу.
Дети войны...
Смотрят в небо глаза воспаленные.
Дети войны...
В сердце маленьком горе бездонное…
Моя знакомая Галя делилась с нами, что ей пришлось пережить. Родилась она в Белоруссии, которую немцы оккупировали в первые годы войны.
Выживание на оккупированной территории, тяжкое послевоенное время… Непосильный груз, который тогда свалился на хрупкие детские плечики, со временем вылился в бесконечный список болезней. Но душевной стойкости этой женщины можно только позавидовать.
Село, в котором жила Галя, немцы сожгли, не тронули лишь ее дом, который они заняли. Дом стоял на возвышенности,удобно было оттуда наблюдать. Галя с мамой, как и все мирные жители села, вынуждены были уйти в лес. Питались дарами леса и партизаны им помогали. Дети, как могли, помогали взрослым. Галя вспоминает, как они доставляли записки тем, кто был в оккупированной части. Капсулу тщательно прятали в косы, так как немцы могли раздеть их наголо и заставляли показывать рот. На ее глазах немцы убили мальчика, когда обнаружили послание. Часто убегать приходилось под пулями, иногда ползти, чтоб не быть мишенью.
На территории Белоруссии фашисты зверствовали, а тем временем в городах создавались диверсионные группы подполья, в лесах формировались партизанские отряды. Они подрывали эшелоны, идущие на восток с живой силой противника и боевой техникой, а также эшелоны, идущие в Германию с награбленным добром. К себе немцы везли скот, шедевры и драгоценности. Но самое главное — они везли людей: взрослых — для рабского труда в Германии или уничтожения в концлагерях, детей — для забора крови для раненых солдат Вермахта. В блокадном Ленинграде людей вывозили на большую землю по Дороге жизни. А в Белоруссии была Дорога смерти. Оттуда уже не возвращались…
Галине сейчас девятый десяток. Вырастила двух детей, они выпорхнули из родительского дома, обзавелись своими семьями. Муж умер, или, как говорят, ушел в иное измерение. Сейчас Галина живет одна. Она посещает танцы. Позитив, ангел хранитель уберег ее в войну, блеск в глазах притягивает к ней людей.
Молю Бога, чтоб не повторилась та мясорубка и, чтоб мои внуки никогда бы не познали б страшной войны.
Дети войны,
Стали собственной памяти старше мы.
Наши сыны,
Этой страшной войны не видавшие,
Пусть счастливыми будут людьми!
Мир их дому!
Да сбудется мир!!
Будет желание, посмотрите и послушайте. Внук в белом пиджаке, солирует. Он там самый маленький. Ему 10 лет. http://youtu.be/dsMf9Ua8lws
37. Полоска гранита
Сотр 1
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
«Я не знаю, случалось ли прежде в истории еврейского народа, чтобы живые читали заупокойные молитвы по самим себе»
(Elie Wiesel «Night»)
Невозможно на этот «памятник» жертвам Холокоста смотреть без слёз. Прямо на набережной Дуная разбросана мужская, женская, детская обувь. Сейчас она отлита из чугуна, а тогда…
В 1944-1945 годах здесь массово расстреливали евреев. Как всегда, немцы были изворотливы и предприимчивы. Они выстраивали вдоль набережной до шестидесяти человек, связав их цепью. Экономя патроны, делали только один выстрел. Первый погибший тянул остальных за собой в воду. Перед казнью приговорённым приказывали снимать обувь, так как она в то время была в дефиците, и её легко можно было продать на чёрном рынке…
Автор: Надежда Бойер
Огромная благодарность Вам, Надежда за пронзительную миниатюру "Слёзы на берегу".
Она отозвалась у меня так:
С Вашего позволения
ПОЛОСКА ГРАНИТА
Полоска гранита - обувь на ней.
Она не брошена, не забыта,
А из чугуна отлита
В память о тысячах мирных людей
Убиенных за то, что еврейских кровей.
Чуть ближе к воде - девчачья баретка.
Хозяйка - была ещё та кокетка.
Мама туфельки ей подарила
И доченька так их полюбила,
Что расстаться с обновкой никак не могла -
С ней она кушала, с ней и спала...
В то чёрное утро толпой согнали на берег
И приказали разуться.
Девчушке не спрятаться, не отвернуться ...
Выстрел в затылок ...
Душа в небеса полетела,
А волны прИняли хрупкое тело.
Нет, ничем нам не измерить
То, что творила фашистская нелюдь.
Многие годы
На берег Душа возвращается.
Обновке той умиляется.
И мама и папа опять живые,
И пряжки - блестят, как золотые.
Но, вдруг, оказалось - баретки нет!
Что же случилось? Кто даст ответ?
- Да это какой-то вандал
Чугунную обувь украл.
Я умоляю тебя, Дунай!
Настигни его и покарай!
Мощной своей волной
С лица Земли в бездну смой!
***
На дунайском стою берегу
И слёзы сдержать не могу -
У нас у каждого свой погост,
Но помните про Холокост!!!
P.S.
Вот такая полоска гранита -
Никто не забыт?
Ничто не забыто?
Кем же мы будем,
Если забудем?
38. Вот такое кино
Сотр 1
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Сентябрь. Осень золотая. "Очей очарование...".
Дачный сезон подходит к концу. Сад и огород требуют подготовку к зиме. Ближе к вечеру на одну из опустевших грядок водрузил железную бочку - время добывать золу. И вот уже к небу поднялся густой столб чёрно-серого дыма. А на самОм небе стали видны звёзды. Нахожу Большую Медведицу. Ещё в детстве, да и сейчас, напрягая всю свою фантазию, не могу представить в расположении этих звёзд образ косматого зверя. Вижу просто прямоугольный бездонный ковшик с изогнутой ручкой. Кстати о ручке - если встать у летней кухни спиной к кусту чёрной смородины и посмотреть на дом, то на фоне ночного неба отчётливо вырисовывается как эта самая "ручка" огибает крышу. Каждый раз, когда вижу это, интуитивно чувствую в этаком звёздном "козырьке" что-то знаковое. Защиту какую-то. И вот только в такой момент реально представляю лапу медведицы бережно прикрывающую дом от напасти и всяческих неприятностей.
Всё уже сожжено. В бочке на довольно солидной подушке из серой золы осталось несколько головешек. Пора накрывать бочку(на случай дождя)и идти спать. Пошевелив напоследок кочергой головешки увидел, как от одной из них с треском отскочил уголёк. Сохранив жар и светясь в ночи, он как-бы говорил:
- Я огонь! Я многое могу! Но... рядом не было ничего, что могло бы загореться и уголёк довольно быстро погас.
Горел,горел и вот итог -
Он никого зажечь не смог.
Как-то спонтанно возникли эти строчки. На душе стало печально и очень грустно. Я достал сигарету, щёлкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Перед глазами неожиданно ясно возникло виденное много лет назад.
На набережной реки Фонтанки (напротив "толстовского" дома) работники киностудии воссоздали
...Блокаду Ленинграда. Окна первых двух этажей одного из домов у спуска к воде задрапировали чёрной материей и заклеели полосками белой бумаги. Казалось,что чья-то безжалостная рука зачеркнула не только жизнь жильцов, но и судьбу самого дома. Искусственным снегом покрыли тротуар, проезжую часть и газон. "Снег" хлопьями лёг на подоконники, уличные фонари и чугунную ограду реки. Очень убедительными были непролазные сугробы.
Актёры дубль за дублем проигрывали эпизод в котором старик тащил санки с безучастно сидящим,обессиленым мальчуганом, с ног до головы закутанным в тоненькое одеяло. Девчушка (скорее всего его старшая сестра), одетая в большой ватник, изо- всех сил старалась помочь, толкая санки сзади. Когда санки оказывались на самом гребне сугроба она подскальзывалась, падала плашмя на снег, но спинку санок из рук не выпускала. Старик,не видя этого, тщетно старался продвинуться вперёд.
Движение на набережной было перекрыто, съёмочная площадка огорожена, А вокруг скопилось довольно много желающих посмотреть как делается кино. Я тоже остановился, хотя и спешил на работу. Невдалеке стояла стайка ребятишек 10-11 лет. Они оживлённо переговаривались, яростно жестикулировали и. толкая друг друга, показывали на что-то пальцами.
И тут я увидел пожилую женщину. Сумка с продуктами лежала у её ног, а сама она, застывшая как статуя, была напряжена. Одна рука-опущена вдоль туловища, а другая-касалась головы. Женщина неотрывно смотрела на происходящее и по её щекам текли слёзы.Трудно поверить, но для меня в этот момент исчезли все звуки мира и только гулко щёлкал метроном. Это было какое-то наваждение.
Через какое-то время, очнувшись, я поспешил на работу. Мысли вихрем носились в голове. Резкий контраст - цветущий город, Блокада, смеющиеся ребятишки, снег, слёзы пожилой женщины... Мои внуки, мои дети и я сам в этом настоящем-будущем о котором мечтали жители и защитники блокадного Ленинграда. Сколько горя, сколько лишений, сколько жизней отдано... Мои родители выжили, выстояли, победили! Вечная память павшим! Здоровья и долгих лет здравствующим блокадникам!
Всё это просилось на холст. К этому времени у меня уже было нарисовано несколько натюрмортов, пейзажей и копий полюбившихся картин, восхитившего меня, Поля Сезанна. Что-то из этого в городской квартире, что-то у друзей, а кое-что здесь на даче. Надо же - более двадцати лет я не возвращался к рисованию, а мысль написать картину под названием "Кино", до сих пор не отпускает.
Ещё одна сигарета. Затяжка. Может сейчас?
Спешно тушу сигарету, накрываю бочку и быстрыми шагами иду в дом. Внучка уже давно спит, но я знаю где у неё кисти и краски.
39. Журавли
Зайнал Сулейманов
Победитель во Внеконкурсной номинации
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
"В краю войны священной - газавата,
Где сталь о сталь звенела в старину,
Чеканною строкой Расул Гамзатов
Ведет с войной священную войну."
Самуил Маршак
1
Село Дзуарикау, Северная Осетия.
Памятник у дороги, ведущей во Владикавказ. Мама, Тассо, склонила голову перед сыновьями - журавлями, улетающими в небо.
Кровинушек семеро и всех забрала война: Магомеда, Дзарахмета, Хаджисмела, Махарбека, Созырко, Шамиля, Хасанбека.
Один погиб, защищая Москву. Двое - обороняя Севастополь. Трое пали в боях в Новороссийске, Киеве, Белоруссии.
Мать умерла после третьей похоронки.
Когда убили последнего при взятии Берлина, почтальон отказался идти в дом Газдановых.
Пошли старейшины.
Отец сидел на пороге с единственной внучкой на руках. Увидев гостей, всё понял, сердце разорвалось...
2
Хиросима, 1945 год.
Дом двухлетней Садако Сасаки - в полутора километрах от эпицентра ядерного взрыва. Девочка выжила, казалось, даже не пострадала. Росла обычным ребёнком - занималась спортом, была весёлой.
Внезапно, в ноябре 1954 года у неё проявились первые признаки недуга, а в феврале врачи поставили диагноз: рак крови, "болезнь атомной бомбы", как говорили японцы тогда.
Девочку поместили в госпиталь.
Однажды подруга, Чизуко, принесла бумажного журавлика и рассказала старинную легенду о том, что, если сложить тысячу таких же, исполнится любое желание.
Садако, мечтая жить, каждый клочок бумаги превращала в птицу.
Сделала больше тысячи, но… умерла 25 октября 1955 года.
Памятники девочке стоят во многих городах разных стран.
В Парке Мира Хиросимы возвышается особенный. На постаменте надпись: "Это наш крик, наша молитва, мир во всем мире". А на верхушке скульптура Садако с бумажным журавликом в руках.
3
Дагестан, Махачкала.
Расул Гамзатов побывал и в Дзуарикау, и на Родине Садако.
Там, на чужбине, его настигла весть о смерти матери...
"Вот здесь, в многострадальной Хиросиме,
Сложилась, мама, эта песнь во мне:
"Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда - то,
А превратились в белых журавлей" .
Я эту песню написал, родная,
Еще не зная горя сироты.
Я написал ее, еще не зная,
Что в стае журавлей летишь и ты;
Что к боли Хиросимы приобщиться
Пришлось мне безраздельно в этот миг,
Что всем смятеньем тайных чувств своих
Я, Хиросима, стал твоей частицей!..
А надо мной, кружась на нитке тонкой,
Уже качался легкий белый шар;
Тогда же утром старая японка
Вручила мне печальный этот дар.
Заплакала… "Не обо мне ли плачет? " -
Подумал я, в волненье чуть дыша.
" Скажите мне, что ваш подарок значит? "
"Ты знаешь сам", - ответила душа.
…Я сжал в руке квадратик телеграммы.
И задрожал, и прочитал едва,
И до сознанья не дошли слова…
Но сердце поняло:"Нет больше мамы. "*
Поэт вспоминал: "…Больше двадцати лет назад я был в Японии. И туда на зимовку откуда - то, наверное, из нашей Сибири, прилетели стаи журавлей. Они казались огромными белыми птицами. Именно белыми.
Возможно, от того, что белые одежды японских матерей сродни черным шалям наших горянок. Их надевают в дни траура. Белыми, потому что ослепшие от атомного взрыва стучат по камням Хиросимы белыми посохами.
От них скрыто сияние листвы и снежной вершины Фудзиямы -только белые посохи, как тонкие ниточки, связывают их с окружающим миром. Белых журавликов вырезала из бумаги маленькая японка, поверившая в сказку. Белой была телеграмма о кончине моей матери, которую я получил в Хиросиме, и там эту утрату почувствовал еще острее.
Стихи не возникают из мелочей, они начинают звучать в такт с чувствами, родившимися после глубоких потрясений. Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны,о семидесяти односельчанах,о двадцати миллионах убитых соотечественниках.
Они постучались в мое сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и - на миг показалось - превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность…"
4
Москва.
Через три года друг Расула, поэт и переводчик восточной поэзии Наум Гребнев, перевел это стихотворение на русский язык.
Оно было напечатано в журнале "Новый мир":
"Мне кажется порою, что джигиты,
С кровавых не пришедшие полей,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи - то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из - под небес по - птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле".
Эти строки прочитал один из известнейших артистов того времени Марк Бернес. Он был поражён и сразу же позвонил Гребневу, что мечтает превратить стихотворение в песню. Оговорили изменения, о которых Гамзатов вспоминал: "Вместе с переводчиком мы сочли пожелания певца справедливыми, и вместо „джигиты“ написали „солдаты“. Это как бы расширило адрес песни, придало ей общечеловеческое звучание".
Кроме того, текст сократили - из оригинальных 24 строк оставили 16.
Затем певец обратился к Яну Френкелю с просьбой переложить слова на музыку. Но "Журавли" не сразу "покорились" композитору - только через два месяца он написал вступительный вокализ, и работа пошла легче.
И вот музыка готова. Френкель писал: "Я тут же позвонил Бернесу. Он сразу же приехал, послушал песню и... расплакался. Он не был сентиментальным, но нередко случалось, что плакал, когда ему что - либо нравилось".
Бернес был болен раком лёгких, еле ходил. Чувствуя, что времени осталось мало, он хотел поставить точку в жизни «Журавлями».
8 июля 1969 года сын отвез его в студию. Записали песню с одного дубля. Через месяц Бернеса не стало, и, по его просьбе, на похоронах звучали "Журавли".
В 1988 году журавли приняли «в промежуток малый» и Наума Гребнева…
Ян Френкель закончил дни земные под звучание «Журавлей» год спустя, Расул Гамзатов - в 2003…
5
Планета Земля…
А журавли остались, разлетелись по всему миру…
Их можно встретить в высокогорных дагестанских сёлах Гуниб, Цада, Обода, Бухты, Алмак, Киче, Татиль, Хив, в городах Махачкале, Дербенте, Южно - Сухокумске.
В Алтайском крае, в Ростовской области, в узбекском городе Чирчик, в Кисловодске, в Ленинграде, Ленинградской области, в Саратове, в белорусских Полоцке и Светлогорске, под Луганском, в Крыму, в городе Видном, в Балтийске, в Свердловской области, в Красноярске и Тобольске, в Курске, в городе Изюм Харьковской области, в Тамбовской области, в казахстанском Петропавловске, в Москве, в Театральном центре на Дубровке, в Египте в городе Шарм-аль-Шейхе, в Лос-Анджелесе, в западном Голливуде, в израильском Ашдоде, во многих других местах...
6
Вселенная сердец материнских…
Самарская область, село Алексеевка.
Прасковья Володичкина проводила на войну девятерых сыновей. Не дождалась ни одного. С младшим не успела даже и попрощаться - тот служил в Забайкалье.
Только проезжая мимо отчего дома, смог тот бросить с поезда записку:
- Мама, родная. Не тужи, не горюй. Не переживай. Едем на фронт. Разобьём фашистов, и все вернёмся к тебе. Жди. Твой Колька.
Он и братья - Александр, Андрей, Михаил, Федор погибли с 41 - го по 43 - й, в Польше в 45 - м погиб Василий.
Сердце не камень, шестая похоронка маму не застала.
Вернулись домой после трое: Пётр, Иван и Константин. Но долго после ран не жили, до семидесяти дотянул только Константин.
Город Задонск, Липецкая область.
В семье Фроловых двенадцать детей: десять мальчишек, две дочки. На фронт не попали только двое: у электросварщика Лёши бронь, Митрофан не дорос.
Во время испытаний на боевом корабле Балтфлота Михаил попал под бомбежку и умер от ран.
От бомбы погиб и Константин.
Василий сложил голову на легендарном Невском пятачке. «Едва ли я вернусь отсюда - такое здесь идет крошево», - писал он маме.
В 43 - м не вернулся из разведки Петр.
Леонид добился, чтобы с него сняли бронь, ушел добровольцем и нашел смерть в конце апреля 45 - го.
В это же время, за несколько недель до Победы, был смертельно ранен Тихон, штурман авиаполка.
Домой вернулись только израненные Дмитрий и Николай. Дмитрий с 41 - го года защищал Балтику. Тонул в ледяной воде, многажды лечился в госпиталях. Последнее ранение в голову стало роковым: он ослеп и скончался уже в 48-м году.
Еще раньше ушел из жизни Николай.
До конца жизни мать не могла наговориться о сыновьях. Вспоминала все родимые пятнышки. Знала наизусть каждое письмо. И до самой смерти дарила в память о них соседским детям конфетки, пряники…
Омское село Михайловка.
Анастасия Акатьевна Ларионова. Муж умер в 38 - м. Тянуть семерых сыновей и двоих дочерей пришлось одной. Работали в колхозе и дома от зари до зари.
В 41-м пришла первая повестка.
Старший, Григорий, кадровый военный, служил на китайской границе. Пропал без вести, о нём до сих пор ничего неизвестно.
Еще в 39 - м в армию пошел Михаил. Служил стрелком, погиб в 43 - м.
В 41 - м ушел воевать Пантелей, лежит под Ленинградом.
Зимой 42 - го не стало Прокопия.
В этом же году ушли на фронт Фёдор и Петр. Не вернулись. Петр погиб в Польше, в 45-м. О Фёдоре ничего не известно.
В 44 - м добровольцем ушёл седьмой брат, Николай. Пропал без вести.
Не вернулись и зятья. Овдовевшие дочери так и не узнали, где похоронены их мужья.
Вернулся внук, Григорий. Его забрали в 43 - м, демобилизовали в 47 - м. Долгожданная встреча с ним бабу Настю просто подкосила. Разбитая горем, она ослепла от слёз. Скончалась в 1973 году.
Это в наших сердцах, "покуда вертится Земля"* …
"Каждая пуля, выпущенная во время войны, попадает в сердце матери"* - сильны же те мужчины, которые сеют смуту и зло…
Примечания:
1)"Но сердце поняло: "Нет больше мамы. " - Из поэмы Расула Гамзатова "Берегите матерей"
2)"Покуда вертится Земля" - стихотворение Расула Гамзатова
3)"Каждая пуля, выпущенная…" Кайсын Кулиев.
*****
16. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №16. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ («Т»-«Ц»)
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту («Т»-«Ц»)
Всего 25 произведений.
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Валерий Таиров http://proza.ru/2011/01/26/1736 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Валерий Таиров http://proza.ru/2016/01/23/473 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
3. Джули Тай http://proza.ru/2020/05/14/2077 («ВТ») - Основная номинация
4. Джули Тай http://proza.ru/2020/05/13/1214 («ГТ») - Основная номинация
5. Джули Тай http://proza.ru/2020/05/10/1879 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
6. Борис Тамарин http://proza.ru/2020/05/12/1517 («ВТ») - Основная номинация
7. Борис Тамарин http://proza.ru/2020/05/24/1288 («ГТ») - Основная номинация
8. Борис Тамарин http://proza.ru/2020/05/04/2272 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
9. Татьяна 23 http://www.proza.ru/2020/05/09/703 («ВТ») - Основная номинация
10. Татьяна 23 http://www.proza.ru/2020/05/10/581 («ГТ») - Основная номинация
11. Нина Турицына http://proza.ru/2010/03/03/474 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
12. Рина Филатова http://proza.ru/2020/03/23/1191 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
13. Рина Филатова http://proza.ru/2020/05/12/1305 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
14. Фрегатт http://proza.ru/2014/05/07/1071 («ВТ») - Основная номинация
15. Фрегатт http://proza.ru/2020/05/14/1274 («ГТ») - Основная номинация
16. Фрегатт http://proza.ru/2010/05/03/116 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
17. Василий Храмцов http://proza.ru/2014/05/16/1563 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
18. Валентина Хрипунова http://proza.ru/2019/05/09/400 («ВТ») - Основная номинация
19. Валентина Хрипунова http://proza.ru/2020/05/04/1888 («ГТ») - Основная номинация
20. Ирина Христюк http://proza.ru/2020/05/09/1484 («ВТ») - Основная номинация
21. Ирина Христюк http://proza.ru/2016/05/16/934 («ГТ») - Основная номинация
22. Ирина Христюк http://proza.ru/2017/10/10/21 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
23. Ирина Христюк http://proza.ru/2018/03/06/70 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
24. Нина Цыганкова http://proza.ru/2020/05/29/1898 («ВТ») - Основная номинация
25. Нина Цыганкова http://proza.ru/2017/06/22/1753 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Рассказ блокадника
Валерий Таиров
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
……………………….. Ольге Берггольц
Я – ровесник блокады,
Это значит – войне:
Был рождён в Ленинграде
В сорок первой весне…
Лишь три месяца мирных,
И пошла круговерть:
В коммунальных квартирах –
Голод, холод и смерть!
Отбивался я криком,
Запелёнут до пят…
Рвался немец блиц-кригом
Взять Неву, Ленинград.
Рвались в стенах снаряды,
Бомбы – в стылой реке –
И казалось, что рядом,
Враг был невдалеке…
…В тишине думать лучше
О простейших вещах –
Как господствовал Случай:
И казнил, и прощал!
Фронт держал оборону,
Дом от взрывов дрожал…
И висел в небе чёрном
Колбасой дирижабль…
Коммуналка, Фонтанка,
Мать – в больнице врачом…
Жизнь проехалась танком…
Хлеб… Ещё-то – о чем?
О невиданных бедах,
Разведённых мостах?
Нет важнее Победы,
Побеждающей страх!
Чем прогневались боги?
Или мы так плохи`?..
Вновь блокадные Ольги*
Я читаю стихи.
В память прошлое вбито,
Но вопрос не закрыт,
Что «Ничто не забыто,
И никто не забыт!..»
…Дальше многое было –
Не опишешь весь путь,
Если память забыла,
Можно сердцем всплакнуть.
Не положено плакать –
Лишь усталым глазам,
Отступленье атакой
Уготовано нам!..
……………………….
Я дожил… Что наградой?
- Позабыть о войне?
Позабыть о блокаде?
Не по силам то мне!
…Страшен стук метронома:
Как услышу опять –
Тянет выйти из дома, -
Скоро ль будут стрелять?
Был рождён в Ленинграде
В сорок первой весне,
Я – ровесник блокаде,
Это значит – войне…
* - Ольга Фёдоровна Берггольц – блокадная поэтесса
** - фото - своё (памятная доска О. Берггольц)
*** - см. также http://www.proza.ru/2011/06/21/1496
2. Блокада Ленинграда
Валерий Таиров
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Выжить – цель и обычная участь,
Чтоб пером нацарапать повесть,
Как в одних умирала трусость,
Как в других просыпалась совесть…
Только выжить – всего-то и надо,
Старый очень, неважно, иль молод…
Им, блокадникам. жаль Ленинграда,
Холод страшен был – внутренний холод!
В сорок первом жизнь билась со смертью,
Встав за грань и порог истощенья
Тягой к жизни стегала, как плетью,
У врагов не моля снисхожденья!...
Умирали за Родину роты
И не слышали сводок хвалебных.
Умирали, ползли на работу
Для победы и…карточек хлебных.
* * *
…Знал художник, поэт подворотен
Город тёмный не виден из рая!
На последнем из сотен полотен
Рисовал город свой, умирая…
Гневным стоном сирены завыли –
В небе тучи стервятников снова!
Как ладонями город прикрыли
Тучи – словно молились покрову…
Нет воды. Утром будет молитва,
Шёпот тихий сухими губами –
Лишь о будущем (каждый день – битва),
О Победе своих над врагами.
Нет вина на печальные тризны.
Смерть привычна. Жестоки итоги -
Жизнь ушла на Дороге их жизни,
А другой не бывает дороги…
…На Фонтанке лёд – стылая корка,
Только чёрные пятна местами:
Санки с трупом – везут их из морга
Под слепыми от горя мостами.
И не знает блокадная пресса,
Кто в тех санках –блокадный подросток?
А быть может, ушла поэтесса
Или Мастер – упал, умер просто…
Нет, не выжить, окопы не роя…
Сколь героев в родимой отчизне?
Жертвы мы, или, может, герои?
Всё равно – каждый тянется к жизни!...
…Метроном – звука точного сила,
Пострашней поднебесного грома,
И, когда бы меня ни спросили –
Слышу, чувствую стук метронома!
Не хотелось погибнуть нелепо,
Быть убитым фашистским снарядом…
Бомбы падают гулко и слепо -
ДО СИХ ПОР, КАК МНЕ КАЖЕТСЯ, РЯДОМ!
* * *
Не бомбите меня! НЕ БОМБИТЕ!
Говорят, что сегодня мой праздник?!
Повезло…Вот он я – жив, смотрите!
Я зовусь страшным словом – БЛОКАДНИК!
Вспоминают блокадные дети,
Зализавшие раны подранки.
Вот и я вспоминаю дни эти –
Берега лет военных Фонтанки!
…Как мне вспомнить всё это хотелось:
Всю блокадную, страшную повесть,
Где в одних просыпалась смелость,
А в других просыпалась совесть!
3. А звёзды, как маки
Джули Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
- Ну, что? Всех своих цыплят проверила? Бегают?
- Бегают. Только чёрный падает.
- Не переживай! В обед зелени с яйцом дадим - поправится. А пока помоги мне немного! Бери вон кисточку, ведро. Я лопату возьму, сапку. Пойдём.
- Тёть Нин, а мы куда? Ты же мне строго-настрого ходить за двор через заднюю калитку запретила. Там же овраг крутой.
- Одной запретила, а со мной можно. Дело у нас с тобой важное есть! Тропинку видишь? Вот тихонько по ней и иди.
- Тёть Нин, а что это там краснеет? Маки?
- Рано ещё макам цвести. Звёзды это красные! Туда и идём: могилки там солдатские, прибраться на них нужно. Весна в этом году дождливая была, долго за калитку не выпускала. Заждались они уже. Всю зиму к ним не приходила, не разговаривала.
- Тёть Нин, глянь - лисичка! Облезлая какая...
- Весна же! Ну, здравствуй, подружка верная! Поздороваться пришла?
- Ты, что её знаешь?
- Каждый раз приходит на меня посмотреть. У неё видать нора недалеко. Во двор-то к нам она не суётся - собака порвёт, а сюда можно... Здесь все свои... Здравствуйте, братцы! Вот и снова весна пришла... Травы уж поднялись... Заскучали небось без человеческой речи: только ветер вам песни поёт. Что-то у тебя, Васечка, звёздочка пообтрепалась. Ничего, сейчас подкрасим. А у тебя тут земли нужно подсыпать. Не переживай, Ванюш, подсыпем. Я сегодня с помощником.
- Тёть Нин, а откуда ты знаешь кто здесь похоронен? Ведь табличек на могилках нет! Ни фамилий, ни имён.
- Ниоткуда! Безымянные эти могилы...
- Почему же ты их называешь Ваней и Васей?
- Возле этой могилки каждый год васильков много, а возле той барвинок сам прижился, смотри какой.
- Тут две звёздочки, там дальше ещё три. Почему их рядом не похоронили?
- Когда дойдёшь до следующих трёх, увидишь таких звёзд целую поляну. По-над этим оврагом их много. Здесь долго немцам не давали пройти, а потом у наших боеприпасы закончились. Подмога не подошла, а приказ был не отступать! Вот и не отступили... Где пуля или снаряд достали, там и лежат без фамилий и имён...
- Тихо так!
- Здесь всегда тихо, только трава шумит. Даже птиц не слышно. Видать чувствуют, что покой солдатский нарушать нельзя. Ну, родимые, пойдём мы уже. Ещё ваших товарищей проведать надо. Поклон вам низкий! Спите мирно!
4. Та дорога меж ночью и днём
Джули Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
«Ах, какого дружка потерял я в бою.
И не сорок два года назад, а вчера,
Среди гор и песков, где сжигает жара всё вокруг,
Опаляя недетскую память мою. Слышишь, друг,
Мой дружок! Мы взошли на некнижную ту высоту,
Под которой ты лёг.
Ах, какого дружка потерял я в бою!
Мы всю жизнь любили читать о войне.
Он не ведал никак, что вот выпадет мне под огнём
Его тело тащить за валун на спине.
Далека - тридцать метров, но как же была далека -
Та дорога меж ночью и днём.
Песок да камень.
Печальный свет чужой луны над головами.
Равняйсь на знамя!
Прощай, мой брат!
Отныне ты навеки с нами!
Прости, что ты погиб, а я всего лишь ранен
В горах Афгани, в Афганистане...»
(А.Розенбаум)
Я дома! Дома... Сижу на кровати... Это не командир орёт: «Под машины!», не снаряды рвутся... Гром за окном! Гром...
Сестрёнка сжалась в комочек на своей кровати, глазёнками из угла глядит... Опять кричал... Испугалась... Не переживай, справлюсь! Выживу... Мне надо...
Выживу! За них - за тех, кто там «погиб, а я всего лишь ранен»! Ранен... И Камаз с обрыва... Пусть мать думает, что шрам на ноге от штыря железного и что медали «За отвагу» всем дали! Ей не надо знать! Им всем не надо знать, что было там «в горах Афгани»... Душно! Мокрый весь...
«Ах, какого дружка потерял я в бою! Мы всю жизнь любили читать о войне...» Порву кассету завтра! Выброшу! С ней не выжить! С ней в мозгу молотки стучат и сжать голову хочется... Деды гибли на войне: так за Родину, за детей! А вы?!.
А вы... Мне за вас теперь три жизни прожить надо! Успеть всё что не успели! С Розенбаумом не получится... С Розенбаумом сердце на куски и водки хочется - душу залить, чтоб не стонала...
Не переживай, сестрёнка, скоро уеду - будешь спать спокойно! Взяли таки в институт, хоть и завалили на экзамене. Знал, что правильно всё написал, не хотел на апелляцию идти - не привык выпрашивать! Из-за Коляна пошёл! Он мечтал выучиться, как вернёмся... Не смог... А Серёга в Грецию попасть хотел, на богинь посмотреть... Смеялись тогда над ним... Мне за вас теперь много надо: и выучиться, и в Грецию, и дом построить, и детей штук пять... За всех!
В горле пересохло... Заснуть бы теперь... Дотянуть до утра...
Спи, сестрёнка! Выживу! Мне надо!
5. Надёжный тыл
Джули Тай
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Катя бежала домой в слезах. Эти предатели большими горошинами катились по щекам и унять их не получалось. «Ну, как?! Как я буду им всем завтра смотреть в глаза? - причитала она. - О чём?! О чём я буду завтра рассказывать?»
Разувшись наспех, бросив ранец в угол, Катя, как была в школьной форме, упала лицом на кровать и зарыдала. Она громко всхлипывала, хватая ртом воздух и глотая слезы.
В комнату заглянула мама.
- Катюш, ты чего? Обидел кто?
- Нет... - еле выдавила из себя Катя.
Мама бросила все дела на кухне, прошла в комнату и села на край кровати. Она гладила дочь по спине, пока та не перестала вздрагивать. Немного успокоившись, Катя встала. Она вытирала щёки своими белыми нарукавниками и боялась посмотреть матери в глаза.
- Ну, что у нас за семья, а? У всех деды, как деды, - до Берлина дошли! А у нас?! - Катя снова разразилась потоком слёз.
Ничего не понимая, мама пошла на кухню за стаканом воды. Отпивая большими глотками, Катя стала рассказывать:
- Сегодня Колька Братищев пришёл в школу с дедом... Знаешь дед у него какой? У него вся грудь в орденах! До Берлина дошёл!.. Любовь Ильинишна пригласила его в класс, усадила нас за парты и мы... Мы, раскрыв рты, слушали и про пули, и про зенитки, и про фрицей... А потом... А потом Любовь Ильинишна сказала, что завтра каждый будет рассказывать про подвиги своих дедушек и бабушек... Вот о чём я буду завтра рассказывать? - Катя снова стала всхлипывать.
Мама обняла дочку за плечи:
- Пойдём на кухню. Я такой борщ сварила - пальчики оближешь! Да ещё пампушечки к нему с чесночком. Пообедаешь! А заодно я тебе про дедушек расскажу. Да и про бабушек тоже.
Катя успокоилась, помыла руки, переоделась. На кухне аппетитно пахло борщом, а посреди стола стояла огромная миска чесночных пампушек. Мама сняла передник, села напротив Кати и, подперев рукой голову, стала любоваться, как та уплетает еду за обе щеки. Большая кружка киселя из вишнёвого варенья дополняла вкусный обед.
Наевшись, Катя подняла глаза:
- Мам...
- Ну что ты так растроилась? Переживаешь, что твои деды не воевали на линии фронта?
- Я очень их люблю, но...
- А скажи, что самое важное для солдата?
- Ну... быть храбрым... любить Родину...
- Это да! Но как будет солдат воевать без надёжного тыла?
Катя с удивлением посмотрела на мать.
- Ну, с кого начнём? С моих родителей или с папиных?
- С твоих!
- С моих говоришь? Только давай приберём со стола.
Когда стол был приведен в порядок, мама пошла в комнату. Вернулась она с конвертом, в котором лежали бережно завёрнутые в белую бумагу фотографии.
- Вот, смотри! Это твои дедушка Витя и бабушка Шура. Сразу после войны поженились. Видишь, ни свадебного платья, ни костюмов модных... Не до того было!
С фотографии на Катю смотрели молодые и очень серьёзные лица: без тени улыбки.
- Дед Витя родился здесь - на Украине. Работал на заводе, доменные печи обслуживал. Когда война грянула, завод перевезли за Урал. И всех работников тоже. Думаешь не хотел он на фронт идти? Несколько раз сбегал... Возвращали! Танки из чего будут делать, если металла для них не будет? А в доменных печах не каждый понимает. Вот и дали ему бронь. А бабушка родилась на Урале. Всю войну она на заводском токарном станке гайки для танков делала. Росточком-то бабушка всего метр пятьдесят. Ей, что бы могла у станка стоять, специально сбитый ящик подставляли. Вот так всю войну они и трудились по четырнадцать-шестнадцать часов. Спали прямо у станков и печей между сменами...
Катя взяла фотографию и долго вглядывалась в знакомые черты.
- А это - ещё молодые твои дедушка Афанасий и бабушка Маня. Фотография тоже после войны сделана. Они старше моих родителей - у них до войны в семье уже двое детей было. Видишь, папа твой здесь совсем маленький. Жили они в портовом городе, на берегу Чёрного моря. Для немцев этот город был лакомым куском: грузовой и судоремонтный порт с одной стороны, нефтеперерабатывающий завод с другой. Твоему деду не надо было идти на линию фронта - линия фронта была в городе. Завод, где работал твой дед, прямо под пулями и снарядами из нефти и салярку для танков гнал, и авиационное топливо. Бабушка твоя, вместе с другими женщинами, в горных лесах детей прятала. А когда немцы отступили, то женщины с детьми вернулись в город, стали раненым помогать. Было очень тяжело - город разбомбили почти полностью, судоремонтный завод и порт практически стёрли с лица земли. Это всё нужно было срочно восстанавливать, ведь порт остался единственным незахваченным на всём побережье. Все жители города помогали чем могли. И женщины, и дети.
Катя с гордостью смотрела на разложенные старые фотографии. Знакомые глаза на них стали ярче. Они светились стойкостью и достоинством прошедших испытания людей.
- Знаешь, Катюш, даже не знаю чей подвиг больше: людей идущих грудью на врага или тех, кто поддерживает их в тылу. Мне кажется, что это даже сравнить нельзя! Нас бы не было ни без тех, ни без других...
На следущее утро Катя в накрахмаленных нарукавничках, в белом фартуке и с бантами, гордо подняв голову, шла в школу. Теперь она знала, что дед Коли Братищева не дошёл бы до Берлина без её дедушек и бабушек.
6. Дуэль
Борис Тамарин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Лейтенант Отто Бергмайер всегда хотел стать военным лётчиком. Мальчишкой, глядя на небо, представлял, как будет подниматься в бескрайность, поражая оттуда врагов подобно Эрнсту и Теодору*.
Сегодня, отправившись на "свободную охоту" с напарником, был уверен -
доведёт личный счёт побед до ста. Осталось сбить два самолёта русских.
Тактика отработана - внезапно атаковать и уйти, не ввязываясь в длительный бой.
Углубившись на двадцать километров за линию фронта, обнаружили бомбардировщик, прикрываемый тремя истребителями. Всего...
Лучшей цели не найти!
Атаковали с солнечной стороны, выскочив из облаков. Ведомый - истребители, связывая боем, а Отто длинной очередью прошил бомбардировщик. Тот неуклюже дёрнулся, задымил, полетев вниз.
- Одного сбил... Зажимают!... - донеслось в наушниках.
Развернувшись, Отто увидал "мессершмидт" , на хвосте которого висели два "яка".
Крикнул: - Пикируй! - Но поздно.
Вспышка, горящий факел понёсся к земле.
- Чёрт! - выругался Отто, увидав самолёт прямо перед собой.
Форсаж, заход в хвост, очередь... Самолёт завалился, раскрылся парашют.
Есть сотня!
Где последний?
Трассирующая очередь пронеслась слева, в метрах десяти. Отто инстиктивно увёл самолёт "бочкой"**, развернулся и понял, что противник делает то же самое.
- Придётся изменить принципам! Посмотрим, что умеешь, птенчик?
Отто считался одним из исскуснейших пилотов Люфтваффе. Сейчас немного поиграет с русским, затем отплатит за Гюнтера.
Что этот не был "птенчиком" Отто понял после первых манёвров. Петля, переворот, вираж, ранверсман, штопор**... Русский отвечал адекватно, не давая преимущества.
Они кружили минут десять...
Отто почувствовал уважение к противнику, испытывая восторг, что наконец встретил достойного соперника, победить которого действительно почётно. Тот был настоящим асом! Может просто уйти?... Нет, до конца!
Наконец, они оказались друг против друга и неслись навстречу...
Поймав цель, Отто нажал гашетку. И почувствовал, что теряет управление машиной...
Два купола раскрылись в небе...
Раздались выстрелы. Стрелял русский. Три выстрела мимо, следующий попал в купол парашюта, опять мимо...
Они приземлились почти одновременно в сорока метрах один от другого.
Отто отстегнул карабины, достал "вальтер" и пополз к врагу. И услыхал стоны.
Осторожно приподнявшись, увидел смятый купол и неподвижную фигуру, лежащую на боку с неестественно вывернутой ногой.
Пистолет валялся в нескольких метрах...
- Не повезло тебе! - подумал Отто, резкой перебежкой оказавшись рядом.
Молодой парень его возраста приоткрыл глаза... В них читалось ненависть.
- Чего ждёшь, стреляй! Хоть одного отправил на тот свет. Жаль, тебя не удалось, - зло произнёс он.
Русский язык Отто знал. Выучил, когда в 1935году почти год прожил в СССР вместе с отцом, инженером, помогающим строить машиностроительный завод.
- ... Не буду, - вспоминая полузабытые слова, ответил Отто. - Я лётчик, а не убийца! Ты хороший пилот, ас! Для меня была честь сразиться с тобой. Но если ещё встретимся в воздухе, постараюсь сбить. Чем тебе помочь?
Выражение лица изменилось...
- Ты тоже ас!... Ничем... Меня, наверное, скоро найдут, а тебе надо за линию фронта, к своим... А кто кого, посмотрим...
- Скажи, что сбил лейтенанта Бергмайера, у которого сто побед!
- Капитан Данилов!
- Запомню!...
Отто отсалютовал, приложив пальцы к шлему и пошёл, не оглядываясь.
И спиной чувствовал провожающий взгляд...
На второй день он вернулся в эскадрилью, а через неделю отправился на Западный фронт.
Они не встретились...
* - немецкие асы Первой Мировой войны.
** - фигуры воздушного пилотажа.
7. Благословение Героя
Борис Тамарин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
Три молодые женщины сидели в гостиничном ресторане, привлекая всеобщее внимание. Его тоже, особенно светловолосая. Несколько раз поймал изучающий взгляд. Когда объявили белый танец, она подошла:
- Танцуете?
- С удовольствием!
... Стройное тело, чутко реагирующее на музыку и его движения...
- Могу я Вас похитить?
К удивлению, она оказалась стеснительной и неопытной...
Когда затихли, он спросил:
- Почему меня выбрала?
- Ты приезжий... Со здешними не хотела... Спасибо за все мои ощущения...
- Останешься?
- Нет, дома муж ждёт. Мы очень любим друг друга...
- ...?
- Вернулся два месяца назад героем, но инвалидом... Не может...
Говорит, ты молодая, здоровая, роди мне сына, чтобы род не угас. Отнекивалась, но сегодня буквально заставил с подругами пойти...
- Чтобы встретились. Удачно приехал...
- Надолго?
- Три дня. Придёшь завтра?
- Полвосьмого...
- Боже, как мне хорошо!...- Она засмеялась.
- Ты просто создана для ласки и любви!
- Муж хочет с тобой познакомиться. Очень просил. Во сколько завтра уезжаешь? Можешь до этого?...
- Десятичасовым. К семи...
Его встретил молодой мужчина в инвалидной коляске.
- Танюша, пойди на кухню, у нас мужской разговор будет...
- Похож на описание... Фронтовик?
- Капитан Дмитрий Донцов!
- Майор Тимофей Мельников! Ранило под Берлином... Осколочные... Лёгкое и позвоночник..., три месяца госпиталей... Дали Героя, только лучше бы посмертно... Спасибо, что пришёл... Сколько тебе, женат?
- Двадцать шесть... Холостой... Инженер, здесь завод восстанавливаем...
- Хорошо... Капитан, мне немного осталось, максимум полгода... Женись на Танюше... Лучшей, любящей и верной не сыщешь...
- Неожиданно...
- Хочу, чтобы счастлива была... Я в людях не ошибаюсь. Ты достоин её любви... И она твоей... Ведь нравится?
- Не скрою...
- Мы поженились в 42-ом. Ей девятнадцать, мне двадцать четыре...
Через неделю призвали... Вернулся таким...
- Может восстановится здоровье...
- Капитан, понимаешь же, такое не восстанавливается...
Тимофей написал на листе, вложил в конверт, запечатал.
- Вскроешь, при разговоре с ней, если решишься... Если нет, сожги...
Подумай над сказанным... Ты ей нравишься, аж глазки заблестели...
- Подумаю... Мне пора... Приеду месяца через два, навещу. Держись, майор!
Дмитрий вернулся через четыре месяца. Завершив дела, вечером отправился по знакомому адресу.
Татьяна была в чёрном с округлившимся животом.
- Никак не получилось приехать раньше, извини... Тимофей?
- Похоронили месяц назад...
- Соболезную... Мой? - показал на живот.
- Твои! Врач сказал - двойня...
Он почувствовал ликование и облегчение...
- Знаешь, о чём мы говорили тогда?
- Нет.
- Он хотел, чтобы женился на тебе... Я много думал, всё время помнил тебя...
- Я тоже помнила...
- Он сказал, если решусь, прочесть...
Дмитрий вскрыл конверт.
- "Благословляю вас! Любите и будьте счастливы! Одно прошу, родите мальчика, назовите именем моего отца, Василием."
- Он был прав, лучшей жены не найти. И ты мать моих детей!
Согласна пойти за меня?
Она подняла полные слёз глаза.
- Я любила его и буду любить тебя! Согласна!
Они уехали через неделю.
Татьяна родила двух мальчиков. Одного зарегистрировали Виктором Дмитриевичем Донцовым, другого - Василием Тимофеевичем Мельниковым.
Они прожили долгую счастливую жизнь...
8. Испытание огнём и водой
Борис Тамарин
1 место в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Возможность бесплатной публикации в Альманахе П.Лосева
В рассказе частично использована история моего дяди, который раненный попал в плен, но вскоре был освобождён и вернулся с войны, потеряв ногу.
!941 год. Георгий
Он брёл по заледенелой дороге в колонне таких же, как сам, понурых и настороженных, не знающих, что будет с ними дальше. Единственное, что отличало его от многих, в нём не было страха.
Терзала единственная мысль, как получилось, что попал в плен, и можно ли было избежать этой участи.
- Можно было, - ответил себе после некоторого раздумия. - Умерев!
Если не ранение, он остался бы в окопе. И тогда сейчас был бы или вместе с отступившей ротой, или мёртв.
Но умереть он мог и до того... Немцы пошли в атаку, прикрываясь танками. До них оставалось метров сто, когда взводный скомандовал, коверкая его фамилию:
- Рядовой Каландашвили ( не смог выговорить Каландаришвили ), остановить танк! Две связки и вперёд!
- Есть! - даже с радостью ответил он и отложил ненужную теперь винтовку.
- Погоди, малец, не спеши! Ты молодой, тебе жить надо! - Это был сержант Николай Степанов, которого все называли Дедом, сорокатрёхлетний учитель из Сибири.
- Но Дед....
- Отставить!... Товарищ лейтенант, у меня лучше получится, я подорву танк! - Он забрал у Георгия связки, и пополз навстречу надвигающейся махине. Когда до той оставалось метров двадцать, чуть приподнявшись, кинул сначала одну связку, затем вторую. И упав, замер, прошитый автоматной очередью, забирая себе участь Георгия...
Ранение Георгий получил позже, когда они выскочили в штыковую атаку. Сперва не понял, почему грудь чуть ниже правого плеча вдруг обожгло болью. Но когда ноги предательски подвернулись, и он увидел кровь на сверкающем белом снеге...
Фашистов отбросили без него.
Санитар обработал и наскоро перебинтовал рану.
- Пуля насквозь вроде прошла, но может кость ключичная задета, - поставил диагноз. - Рукой двигать можешь? ... С трудом и болью, надо в санчасть!
Раненных погрузили в кузов газика и отправили в тыл. Только в этой неразберихе разве поймёшь... Откуда им было знать, что немцы прорвали оборону и вклинились в бывшие позиции. И дорога в тыл была уже перерезана...
Тяжелораненных и не способных идти растреляли на месте. Остальных привели к месту сбора, где уже собралось человек сто пятьдесят.
На следующее утро их выстроили в шеренги. Молодой обер-лейтенант, произнёс краткую речь о приверженности Германии международной конвенции и объявил всех военнопленными. Он понял сказанное до того, как переводчик унтер-офицер повторил сказанное на корявом русском. Потом обер-лейтенант прошёл вдоль шеренги. Почему-то остановился около него и внимательно посмотрел. В какой-то момент их взгляды встретились...
- Ты кто? - спросил обер-лейтенант.
- Ме адамиани вар! Да шен? - ответил Георгий, когда унтер-офицер перевёл вопрос.
- ... Я не понял, это не русский... - запнулся переводчик под вопросительным взглядом командира.
- Я человек! А ты? - перевёл сам Георгий на немецкий.
- Ты не русский? Откуда знаешь дойтч (немецкий язык)?
- Угадал, я грузин, как Сталин! А немецкому хороший человек научил, немец. Ведь среди вас не все фашисты и убийцы.
- У тебя хорошее берлинское произношение. В Берлине был?
- Нет, это он жил в моём городе. И в отличие от вас, его любили и уважали...
- Ты не боишься, что тебя расстреляют за дерзость?
- Боюсь! И мама плакать будет... Но зная, что я умер как человек и мужчина...
Обер-лейтенант рассмеялся.
- Ты и так ранен... Нет, расстреливать тебя не стану. И вообще не люблю жестокость. Только, если вынужден... - он прервал фразу и пошёл дальше.
А затем их погнали.
Они шли с короткими привалами и ночным отдыхом.
Ослабевших от голода и ран, не способных идти, пристреливали. Георгий пока шёл.
На второй день от прохудившегося сапога на левой ноге отлетела подмётка и приходилось идти по холодному грунту ступнёй, обёрнутой в портянку. На привале оторвал от шинели воротник и приделал под портянку, чтобы немного согреть ногу. Вначале полегчало, но затем намокшая от налипшего и растаюшего снега повязка ещё больше морозила. До такой степени, что он перестал чувствовать пальцы ног.
К тому же рана неустанной болью напоминала о себе. Он чувствовал, как убывают силы.
Временами на себе ощущал изучающий взгляд обер-лейтенанта. Словно тот хотел проверить, когда же сломается и сдастся этот раненый пленный. Хотел проверить, насколько велика в нём гордость и жажда жизни...
Из коротких реплик конвойных, Георгий узнал, что путь закончится завтра вечером. Их сдадут в наспех оборудованный концлагерь.
Значит надо выдержать полтора дня... Всего полтора! Но как это сделать, когда каждый шаг даётся всё труднее. И не только ему.
В колонне постоянно происходили перемещения, более ослабевшие откатывались в конец, затем останавливались и падали. Одиночный выстрел или короткая очередь и их страданиям наступал конец.
Шеренга значительно поредела, сейчас их оставалось не более ста.
И каждый трёхчасовый перегон сокращал количество на одного-двух человек.
Но почему-то был уверен, что для него всё кончится хорошо. Даже когда бредущий рядом солдат в изнемозжении повалился на него:
- Всё, не могу больше, лучше смерть... Сапоги мои забери, твои не годятся...
- Соберись, привал скоро... Я поддержу...
- Куда тебе... Сам еле... - Он оттолкнул руку, сделал шаг из колонны, сел на снег и начал снимать сапоги, не обращая внимания на крик конвоира.
- Не станавливаться! Вперёд, вперёд!
Георгий ещё раз посмотрел в безжизненные глаза, подхватил протянутые сапоги и влился в хвост колонны. Через несколько секунд сзади раздалась короткая очередь...
Юрген.
Если бы два года назад, Юргену Хесслеру, одному из лучших студентов Баварского университета, сказали, что декабрь 1941 года встретит в далёкой России, он бы рассмеялся. Тем более на войне и в военной форме.
В отличие от старшего брата, Клауса, который был ярым сторонником национал-социализма и Гитлера, Юрген был далёк от всего этого и интересовался гуманитарными науками. В основном, философией и психологией.
Тогда, два года назад, развивая мысли некоторых предшественников, он написал реферат на тему добровольного рабства. Под давлением каких факторов и в каких обстоятельствах человек теряет чувство собственного достоинства и превращается в раба.
Работу заметили и оценили, в ней нашли развитие идей Ницше и подтверждение арийской теории.
Когда началось наступление на запад, Клаус, имеющий уже звание штурмбанфюрера СС, звал его к себе. Но Юрген вступил в армию только через год, по настоятельному требованию семьи. Отлично проявив себя во Франции, получил чин лейтенанта. А недавно, обер-лейтенанта.
Хоть его тянуло назад, вновь заняться любимым делом, он был доволен, что участие в военной компании даёт много случаев изучения модели поведения человека в таком испытании, как война.
Когда ему поручили командовать сопровождением военнопленных, сначала почувствовал себя оскорблённым, но затем понял, что это ещё одна возможность наблюдения за поведением людей в экстремальной ситуации.
- Доведёшь их и сдашь. Рейху нужны рабочие, - сказал командир. - Выполнишь приказ и через три дня вернёшься.
Бесстрашие и самоотверженность русских поразила Юргена. Если во Франции такие были единицы, то здесь многие дрались с отчаянием, смело идя на смерть. Даже в колонне пленные поддерживали и ободряли друг друга.
Этих сложно будет победить и поработить!
Среди пленных почему-то сразу выделил того смуглого раненного, наверное, из-за ненавидящего выражения тёмных глаз.
Короткий диалог подтвердил его оценку. И теперь, по ходу движения, наблюдал за ним из коляски мотоцикла, когда же истощится его гордость и воля, и он станет жалким рабом, просящим пощады и снисхождения.
Юрген видел, как трудно даётся тому каждый новый переход. Было заметно, что ранение очень беспокоит и отнимает много сил.
Но грузин всё ещё шёл...
На последний ночлег вечером остановились в небольшой деревне.
Пленных загнали в здание церкви. Юрген расположился в пустой хате старосты.
- Приведи пленного, с которым я говорил, - приказал он унтер-офицеру.
- Как тебя зовут? - спросил, когда пленный был доставлен.
- Георгий.
- А меня - Юрген. Рана беспокоит? Я прикажу, чтобы сменили повязку.
- Не надо, не я один раненный.
- Тебе трудно стоять, садись. - Георгий сел.
- Ты сказал, что не русский.
- Да, я грузин. Есть такая республика за Кавказскими горами, Грузия.
Это родина Сталина! И моя!
- Скоро война окончится, и все будут под господством Великой Германии.
- Война не окончится скоро, и вы не победите!
Юрген засмеялся.
- Москва падёт через две-три недели.
- СССР - это не только Москва. Наполеон тоже вошёл в Москву, но потом позорно бежал.
- В этот раз будет иначе.
- Ошибаешься!
- Ты давно на фронте?
- Достаточно, чтобы убить многих!
- И сколько же?
- Не считал, но последних двоих перед ранением помню точно.
- Если я тебя отпущу, что станешь делать?
- Не отпустишь! Но если освобожусь, снова буду убивать!
- Интересный ты... У вас все такие?
- Почти все. А кто не такой, тот урод!
- Расскажи о себе... Чем занимался до войны?
- Нечего рассказывать. А до войны учился в университете, на историческом факультете...
- Немецкому кто научил?
- У нас немец жил, Фолькер Зееман, парикмахер. Он научил.
- Молодец, хорошо научил... Ладно, иди! Возьми шоколад, - Юрген показал на плитки, лежащие на столе.
- Нас покормили. Я не могу взять...
- Понимаю... Отоспись, завтра последний переход длинным будет.
- Гордый и бесстрашный, - подумал Юрген, оставшись один. - Тем любопытнее посмотреть на него завтра.
Георгий.
Пленных подняли в шесть утра.
- Быстрее, быстрее! - подгоняли конвоиры.
Их выстроили в три шеренги, пересчитали, и колонна отправилась в путь.
Георгию было плохо. Рана воспалилась, он чувствовал озноб. Мгновениями
жалел, что отказался от предложения обработать и перевязать рану. Но не мог принять помощь от врага. И левая нога беспокоила. Полученные сапоги были немного велики, но обмороженная ступня распухла и каждый шаг давался с трудом. Другие видели его состояние. Идущий слева обнял его за талию.
- Давай дружок, давай! Обопрись на меня, легче будет. Скоро дойдём...- подбадривал он, как мог.
Так они прошагали больше часа.
Вдруг, правая нога Георгия поскользнулась и он полетел на зеледенелый снег обочины, увлекая соседа. Острая боль пронзила грудную клетку, и на миг потерял сознание.
- Встать! Встать быстро! - От громкого крика конвоира Георгий очнулся.
Сосед уже был на ногах и протягивал руку.
- Всё... Оставь, не дойду я... - с трудом проговорил Георгий.
Конвоир подбежал к тому и грубо втолкнул в колонну. Затем повернулся к нему.
- Встать! - Видя, что упавший не двигается, передёрнул затвор автомата.
- Не стрелять! - Прозвучала команда.
Мотоцикл с обер-лейтенантом в коляске остановился в двух метрах от них.
Юрген рукой отослал солдата и подошёл к нему. И почему-то он улыбался...
- И сейчас ты меня убъешь... - насмешливо сказал Георгий.
- Не убью. Но ты должен идти. Я тебе дам десять минут, потом подвезу к остальным... Но дальше ты должен идти, - повторил Юрген.
- Мы стоим десять минут, - скомандовал он сидящему за рулём мотоцикла солдату. Затем повернулся к Георгию и протянул плитку шоколада.
- Возьми, тебе нужны силы. И выпей глоток. Это спирт. - Достал из кармана фляжку.
Георгий выпил обжигающий гортань напиток и надорвал плитку. Почувствовал, как утихает боль и прибавляется сила.
- Тебе лучше? Ложись на коляску передо мной, - сказал Юрген, посмотрев на часы. - Сейчас мы их догоним, - показал он на колонну в полукилометре, подходящую к опушке леса.
Они почти настигли хвост, когда из леса раздались выстрелы и громкое "Ура!". Георгий увидел бегущих к колонне красноармейцев. На опушку выкатили два артиллерийских орудия. Перед мотоциклом взорвался снаряд, затем второй, почти рядом. Взрывная волна сбросила сидящего за рулём солдата и опрокинула мотоцикл.
Георгий увидел, как обер-лейтенант выбирается из коляски, доставая из кобуры парабеллум. И услыхал затихающий свист снаряда. Понимая, что он разорвётся близко, инстиктивно повинуясь внезапному импульсу, сбил стоящего на одном колене немца и накрыл своим телом. Он почувствовал, как спину обожгло несколько жал...
- Смотри-ка, живой! - донеслось до Георгия откуда-то издалека.
Он с трудом разлепил веки и увидел склонившиеся над ним незнакомые лица.
- А тот гад улизнул, - произнёс знакомый голос. - Ну что, братишка, не зря я тебя на себе тащил, значит, жить будешь... - это было последнее, что расслышал Георгий...
Юрген.
Юрген выжимал из мотора максимум.
- Он спас..., спас мне жизнь! - повторялась мысль. - По крайней мере избавил от позорного пленения! Какая удача, что мотоцикл завёлся с первой же попытки. И то, что пули не задели. Рана только от осколка, поразившего предплечье, когда пленный грузин прикрыл своим телом. Оглушённый взрывом Юрген не сразу понял, что произошло. В первое мгновение решил, что тот хочет убить его, лютого врага.
Бедняга, всё-таки этот день стал для него последним... Жаль... Было что-то в нём такое, что не могло не вызвать уважения. Такие сильные личности должны жить! Обидно, что он не был немцем...
Левый рукав шинели набух от сочившейся из раны крови. Рука онемела. Ничего страшного, скоро он доедет до села, где расположена немецкая часть.
Но откуда появились эти русские? Ведь все вражеские части были окружены. Наверное, прорвались всё же. Он не выполнил задания, не довёл пленных до места назначения. Оставалось пройти километров пятнадцать... Удалось ли спастись кому-то ещё? Вероятно нет. Ещё до двадцати потерь... Война жестока....
А вот и село показалось, доехал...
- Герр обер-лейтенант, я обработал и перевязал рану. Она не опасна.
Но у Вас контузия! Вам надо в тыл, в госпиталь армии, - сообщил фельдшер.
В госпитале врач долго и придирчиво осмотрел Юргена.
- К сожалению, для Вас война закончилась. Серьёзно повреждены сухожилия левой руки. И контузия будет беспокоить. Но может со временем после операции всё восстановится. Не огорчайтесь, в Германии для Вас найдётся дело.
1981 год. Встреча.
Самолёт приземлился в Венском аэропорту точно по расписанию.
- Добрый день, герр Хесслер! Мне поручено Вас встретить и отвезти в гостиницу, - приветствовал его давно знакомый сотрудник издательства. - Презентация Вашей новой книги завтра в одиннадцать. Все ждут с нетерпением. А в три часа лекция в университете. Сейчас возьмём багаж и поедем.
- Никакого багажа, всё необходимое здесь, - показал Юоген на сумку.
- Тогда прошу к авто.
У выхода из здания Юрген увидел движущуюся навстречу небольшую группу. Его внимание привлёк седовласый смуглый мужчина, чуть прихрамывающий на левую ногу.
- Неужели?! Не может быть! Такого не может быть!
Мужчина тоже посмотрел на него. Юрген прочёл изумление на его лице.
Они остановились в трёх шагах друг от друга.
- Георгий Давыдович, не останавливайтесь, пожалуйста, - произнёс один из группы.
- Георгий?!... - растерянно произнёс Юрген. - Глазам своим не верю, неужели ты жив...
- Здравствуй, Юрген! Жив, как видишь, но два осколка, которые должны были стать твоими, до сих пор в себе ношу.
- Твой немецкий так же хорош, как тогда. Даже стал лучше! Но как я рад тебя видеть! Искренне рад! Часто вспоминал тебя и те три дня...
- Я тоже вспоминал...
- Георгий Давидович... - нетерпеливо прозвучал голос.
- Погодите, я знакомого встретил! - резко отреагировал Георгий. - Как ты, чем занимаешься?
- Меня тогда тоже осколком ранило. Комиссовали. После войны вернулся к своей любимой психологии. Книги пишу, лекции читаю. А ты?
- Я к истории вернулся, тоже книги пишу и лекции читаю. Здесь был на конгрессе, посвящённом истории басков и их возможной связи с Кавказом.
- А я теперь знаю, где Грузия. Даже прилететь хотел, посмотреть.
- Так прилетай, буду рад видеть у себя.
- Тебя снова торопят, - обратил внимание Юрген. - Вот моя визитка и дай мне свою. Мы обязаны не потерять больше друг друга.
- Ты прав! Держи мою взамен.
- Я не успел сказать тогда, спасибо, что спас меня!
- И тебе спасибо, что меня спас!
Мужчины сделали по шагу вперёд и крепко обнялись. Они не знали, встретятся ли вновь, но каждый из них в душе искренне желал этого.
9. Ты мать не верь, что я погиб
Татьяна 23
2 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Я не бравирую героическими поступками своих родных, совершёнными
в военное время. Трудно кого-либо выделить. Итог войны всех уровнял.
Лиха тогда досталось всему народу нашей многострадальной Родины.
Я пишу в тандеме со своим умом и сердцем, а фразы этой миниатюры,
посвящённой моим родственникам - это залпы, но залпы салюта в честь
погибших воинов, в честь мужественного народа нашей страны !
Эти строки, как залпы, которые будят воспоминания самих ветеранов и нас,
знающих о войне по их рассказам.
Я радостно салютую и говорю: "С Победой!"
(это мой комментарий рассказа.)
- Богданов, ты написал письмо домой?
Поторопись, почта вот- вот отправится. Завтра будет некогда.
- О чём писать в письме домой?
Как будто жив здоров, дошёл до двадцатилетия.
На всякий случай, родная Василиса Егоровна, молитесь за меня.
Говорят - впереди большая битва.
Да и понятно - Москва недалёко.
Привет родным...
Глаза совсем слипаются, может удастся немного поспать.
Рядом мужик не спит, наверно вспоминает о жене и детях.
А у меня ведь только - вы...
Куда это они идут? Ещё не время жать пшеницу.
Зачем цветы полевые рвут и песни напевают...
Как хорошо на зелёном берегу родной реки.
Мама, ты почему уходишь? Зачем цветы оставила лежать на пашне?..
Не уходи, прости за всё. Откуда песня?
- О-о-ом. Подъём!..
- Так это же не песня. Приснится же такое...
Давай с тобою, мама, я буду говорить. Меня со всеми вместе к передовой
везут. Уж слышатся раскаты артиллерии. Вокруг меня грохочут взрывы!
Над головою вой снарядов и гул моторов самолётов.
Вверху своё сражение. Пока нам не до них...
От взрывов перемешались земля и небо. И ничего, что грохот взрывов
и вой снарядов мешают нам с тобою говорить.
Я только знаю - назад дороги нет. Москва недалеко.
Сквозь дым горящих танков и взлетающую землю вижу много наших самолётов.
Они гудят, аж больно уши. Как тыща пчёл на пасеке в деревне.
Я научился метать гранаты, три танка ими остановил.
Они, всё прут, как тараканы...
Но наши танки уже на подступе. Прорвёмся!
Мам, почему- то правая рука не поднимается.
Не беспокойся - лёгкое ранение. До свадьбы чьей нибудь, конечно заживёт.
А я гранату брошу левой.
Тогда, чтобы не промахнуться, надо танк поближе подпустить...
Я знаю - день вокруг, но солнца не видать и небо в красных пятнах...
Но ты, Егоровна, не бойся, то - не светопреставление.
Это всего лишь кровь застит глаза мои. Она же - красная.
Не думай, мама, что я лежу и отдыхаю.
Я просто думаю, как лёжа мне ещё помочь солдатам нашим.
Как странно тихо. Так летом - в лесу перед грозой.
Не слышу взрывов, бесшумно пролязгали гусеницы наших танков, пробежали
в атаке солдаты, наступая на меня.
Вот танк по мне промчался, как простая телега с сеном.
Не бойся, мама, мне не больно.
Наверно думают, что я погиб. Неправда, я - живой.
Не плачь, родная, молись, как ты умеешь.
Но только знай, что жив я...
Я тут лежу на бурой от кровИ земле.
Трава помялась от танков, пронесшихся в бою по ней и мне.
Их было много и я горжусь, что лёжа помог им мчаться без остановки
на врага. Не думай, мама, мне не больно...
Я ещё не знаю, что у моей сестры родится дочь, а у неё когда- то
будет внук, который будет знать от бабушки и от тебя - родная мама,
как я беседовал с тобой в последней битве у Поныри.
Как мы сражались и оставались здесь лежать навечно...
Он будет помнить обо мне, как дочка твоей дочери и внук твоей внучки.
Их память воскрешает меня и продлевает мою жизнь.
Ведь человек до тех пор жив, когда о нём все помнят!
Не думай, мама, я - живой!
10. Хлеб с лебедой дороже белого
Татьяна 23
2 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
В этом рассказе, отображённые жизненные факты моих
родных, не кажутся чем то особенным.
Они просто эхо военных лет.
Во время войны на селе, даже не в оккупации, жили по-разному.
Ведь урожай, собранный в основном женскими руками, отправляли к линии
фронта.
Голодно было особенно зимой и в начале весны. Летом спасал подножный
корм. Вот его и запасали: что-то мочили, сушили впрок.
Одной такой выручалочкой была лебеда. Для них она была съедобной.
Из неё делали порошок, который добавляли к остаткам подобия муки и пекли
хлеб.
И на израненных войной просторах нашей, многострадальной Родины, были те,
кто даже такому хлебу были рады...
- Мама, почему хлеб тёмный и горький? -спрашивала семилетняя, худенькая
дочурка, запивая кипятком кусочек хлеба.
- Это от слёз моих, детка.
- Нет, мама. Я знаю - слёзы солёные.
А когда я вырасту, буду печь хлеб из белой-белой муки.
- Я надеюсь, у тебя всё получится.- подбадривала дочку мать.
Закончилась война.
Семилетняя девочка выросла, но горечь хлеба и материнских слёз оставили
неизгладимое впечатление в юной, выстрадавшей душе девочки, вынесшей
через горький опыт светлую мечту о вкусном хлебе.
Повзрослевшая девочка стала хорошим пекарем.
Она пекла разный хлеб, но особенно ей нравился белый.
Любовь и мечта быть пекарем передалась и её дочери, ставшей в своё время
кондитером.
И мы совсем не удивляемся, когда по праздникам, обязательно на День Победы
и в родительский вторник, тётя Маша угощает просто так соседей и желающих
отведать её стряпню.
В этот день повсюду висят красные транспаранты и флаги, напоминающие
знаменательную дату многонациональной страны!
И у нас во дворе красуется яркий плакат с нарисованной датой и цветами.
Но ещё большее праздничное настроение придаёт хлебосольная тётя Маша,
угощающая своей выпечкой.
Обычно на её мельхиоровом блюде разложен большой, сладкий пирог,
порезанный на кусочки, булочки с удивительной начинкой и пирожные.
И всегда по краю блюда лежали кусочки янтарного сыра на шпажках.
Она обязательно предлагала его к булочкам.
- Тётя Маша, как вкусно!
- Мария Фёдоровна, вы - кондитер и любите свою профессию.
Но почему вы с хорошей фигурой?
- Да, я люблю свою профессию. Хотите спросить- почему я не толстая?
Потому что знаю, мои хорошие, хлеб - всему голова!
Но как бы не был сладок пирог, надо всегда помнить,
что наши слёзы имеют солоноватый вкус...
11. Дети Багеровского подземелья
Нина Турицына
опубликовано в ж."Юность" http://www.unost.org/7-8.2010.swf
Нелли Ивановне Ковбасе,
одной из 137 детей подземных каменоломен «Шахты-Багерово I»,
члену Союза бывших узников-жертв фашизма,
с преклонением за подвиг и благодарностью за воспоминания,
Валерию Петровичу Барабашу,
прототипу главного героя
Редактор – плотный мужчина лет 35-ти в хорошо сшитом костюме и тщательно подобранном галстуке – чуть брезгливо протянул мне мою рукопись:
- Я прочитал. Не подходит.
Как будто туфли в магазине примерял. Где ему, бедолаге, жмет или, наоборот, хлябает?
- А что именно, можно узнать?
- Не именно, а вообще: тема - война. А война давно кончилась. И тема эта уже исчерпана.
Молодой еще, и на должности этой, наверно, недавно, а лицо уже успело приобрести типичное чиновничье выражение вежливого равнодушия. Как они быстро этому научаются!
Я взял рукопись и пошел домой, в пустоту и одиночество. Там меня ждет только Муська – средних размеров серенькая кошка – тихое деликатное создание, не пристающее с расспросами и советами. За семь прошедших лет мы и так научились понимать друг друга, без слов.
Как только я вытащил рукопись и положил на стол, Муська немедленно взгромоздилась на нее.
- Ну вот, - сказал я ей, - хоть тебе пригодилась.
Последние солдаты Великой войны еще доживают где-то свои последние дни. Мы, дети войны, тоже стали уже стариками. Мы - последние, кто видел войну своими глазами, кто пережил ее на своей шкуре. Мы – последние, кто носит ее в своей памяти.
Я пошел в школу после войны. Никто не знал, сколько мне лет. Может, семь. Может, шесть. А может, и все восемь.
Я и до сих пор не знаю свой возраст. Да если б только это! Я не знаю, кто мой отец. Я не помню, какая она, моя мама. После войны, когда беженцы возвращались на родные пепелища, я бегал каждый вечер на дорогу и смотрел, смотрел… Они шли, нагруженные котомками с бедным скарбом. За юбки держались изможденные дети. На что я надеялся тогда? Ведь я не знал, как выглядит моя мама, как ее зовут, у меня не было ничего – ни фотографии, ни ладанки, ни крестика, ни даже пуговицы от ее платья. Как я надеялся ее узнать, если бы она прошла мимо? Об этом я почему-то не думал. Просто стоял и смотрел, пока вечер не опускался на горы. А ночью плакал в подушку: почему меня никто не ищет, почему я никому не нужен?
В начальной школе мы читали повесть Короленко «Дети подземелья».
Учительница подробно объясняла, как тяжело было Валеку и Марусе, как их угнетали проклятые паны и всякие там богачи. Как любой советский ребенок, я, конечно, сочувствовал бедным, притесняемым буржуинами детям, но невольно сравнивал и тогда, еще в школе, пытался понять, кому было тяжелее.
Валек и Маруся могли гулять по окраинам городка, они знали, что никто их не расстреляет, у них была вода, они могли дышать, свободно выходить на поверхность и подставлять лицо ветру и солнцу.
Они знали, как зовут их отца. Только их отец, пан Тыбурций, был бедным, очень бедным.
Первая оккупация Керчи, начавшись в середине ноября 1941, была снята под новый 1942 год.
Фашисты продержалась всего полтора месяца.
Город снова трудился, но уже для своих, для родины.
Металлургический завод имени Войкова был разрушен весь, но и в разрушенных цехах, где не было крыши и даже стен, на январском холоде под ледяным ветром, рабочие трудились круглые сутки, из ворот завода шли на фронт огнеметы, гранаты, железные блиндажные печи, ложи к автоматам и винтовкам.
За два месяца заводские мастерские дали армии 50 орудий и минометов, 50 танков и тягачей.
Три наши армии были сосредоточены на Керченском полуострове, протяженность фронта составляла всего 18-20 километров, но немцы разгромили эти армии в считанные дни. Вслед за Керчью последовало падение Севастополя в июле 1942.
Это была страшная катастрофа, тем более страшная, что наступила она после эйфории наших первых побед: разгрома фашистов под Москвой, освобождения Тихвина и Ростова, после Керченско-Феодосийского десанта, давшего надежду на освобождение Крыма.
Утром 8 мая 1942 года 11-ая армия Манштейна перешла в наступление. Операция носила издевательское название «Охота на дроф».
72-я Кубанская кавалерийская дивизия сдерживала натиск ста фашистских танков.
Наступление врага было столь стремительным, что утром фашисты еще были в пригороде, а в полдень на главную площадь ворвались их моторизованные полчища. Кто выжил, помнит, как сутками гудело над городом небо, как надвигались лавины танков, как, укрываясь от бомбежек, прятались в штольнях старики, женщины, дети.
На металлургическом заводе имени Войкова скрывались под рельсами наши красноармейцы, раненые и те, кто не смог выбраться из горящего котла, в который превратилась Керчь.
Город пылал. Народ бежал к переправе. Кавказский берег виден, до него всего несколько километров пролива! Но каких километров!
Переправа красна от крови. Катера подходили к причалам кормой и даже не заводили концы, чтобы сразу же отчалить, а на палубу тотчас врывался поток людей.
Кто-то пытался наводить порядок, но какое там! Сминали и смели бы любого.
Падали в воду с бортов, рисковали перевернуть переполненные суденышки.
На переправе утонул пароход «Рот Фронт».
В небе - тучи самолетов Рихтгофена, и прямо в толпе рвутся мины и снаряды.
Тех, кто плывут сами, сносит течением как раз к тому месту, где их уже поджидают пулеметы передовых немецких частей.
На плотах переправляли на Кубань раненых, отступающие войска, тыловые службы. Их прикрывал женский авиаполк, базировавшийся в Темрюке.
Разбило взрывом инкассаторскую машину, но никто не нагнулся, чтобы подобрать с дороги, устланной купюрами, хоть одну бумажку. Вокруг грохотали взрывы, вода кипела от пуль. Раненые, женщины, дети скопились на берегу. Транспорты отплывали перегруженные, а толпа, казалось, не убывала. С мерзким завыванием кружили, как хищные ястребы, самолеты с черными крестами, целились в беззащитных людей, пролетали так низко, что были видны нагло хохочущие пилоты.
В разбомбленных транспортах люди хватались за бревна, доски, тогда бездушные машины из железа с сидящими в них бездушными машинами, сделанными из плоти и крови, снижались и расстреливали плывущих в упор.
На бревне плыл раненый. Рядом в воду снесло дивчину, и она гребла в сильном течении пролива, выбиваясь из сил. Раненый крикнул ей:
- Держись!
Она уцепилась, и оба погрузились на минуту под воду. Вдвоем на бревнышке не доплыть – тяжело.
И тогда он медленно разжал руки.
- Нет! – крикнула ему девушка.
А он еще успел ей сказать:
- Плыви. Мне все равно не выжить. Я ранен тяжело.
Когда она оглянулась через несколько гребков – его уже было не видно…
120 тысяч переправились на тот берег.
250 тысяч пленных – этих несчастнейших из несчастных – остались на этом.
На нашем плацдарме погибли восемь генералов Красной армии.
Говорят (комментарии к военным дневникам Константина Симонова), что когда Лев Мехлис, член военсовета, державший себя, однако, как личный представитель Главнокомандующего, явился после этой страшной катастрофы, виновником которой в большой мере был сам, наряду с командующими фронтом слабым безвольным Козловым, неспособным руководить Куликом, с докладом в Кремль, Сталин встретил его единственной фразой:
- Будьте вы прокляты!
и не пожелал слушать никаких оправданий.
Да и какие могли быть оправдания! Бездарный, но одержимый «административным восторгом» Мехлис пресекал любую инициативу, держа все под личным контролем, который, однако, не простирался далее примитивных зубрежек устава, проверки городских библиотек на предмет наличия в них партпостановлений и выпуска армейских стенгазет. Он запрещал рыть окопы - для него это было признаком паники! Он выдвинул тезис: Каждый, кто попал в плен - предатель. ( Позорная формула, - как охарактеризовал ее потом Жуков, - выражающая недоверие к солдатам и офицерам).
С окровавленным лбом, который он запретил перевязывать, чтоб все видели, что он, командир, тоже побывал под огнем, тоже ранен; в грязной одежде, которую он нарочно не менял, чтоб все помнили, что несколько дней назад он лично помогал вытаскивать машину из кювета, - он являл собою воплощение советской показухи. Но что это меняло!
Противник завладел городом. Как поначалу верил народ, что - ненадолго.
А оказалось – на длиннейшие два года…
Фашисты вывесили свои приказы:
« Всем зарегистрироваться – поставить в паспорт особую отметку комендатуры.
Переписать всю живность до последней курицы. Кто посмеет сам съесть – карается расстрелом.
Сдать все запасы муки и зерна. Несдавшие – тоже караются расстрелом.
Сдать все имеющиеся ценности.
Сдать все оружие».
Молодым – повестки: «Явиться в комендатуру. Отправят рыть окопы».
Деньги должны были обменять на оккупационные марки.
100 рублей меняли на 10 оккупационных марок.
Один стакан муки стоил 5 оккупационных марок, хлеб – 10 марок, пирожок – 1 марку, тапки – 1 литр молока.
Настоящего голода все же в Керчи не было: выручала рыба – песчанка, бычок, хамса, - много ее тогда еще было в море. А в погребах рыбацких домов – в Капканах до сих сохранились во дворах такие погреба, их не сразу найдешь, не сразу заметишь - стояли огромные чаны с соленой рыбой: запасы на годы вперед.
Оккупантов ненавидели, но не унижались перед ними.
Все унижения еще впереди! Порой - на всю жизнь.
Женщин заставляли обстирывать немецких солдат, мыть им полы и убирать.
И вот сын такой прачки, двенадцатилетний пацан – папироска в зубах, оставшиеся от отца портки, дважды обернутые вокруг тощих чресл, подпоясанные какой-то веревкой; на плечах – надетая на голое тело старушечья кофта – с независимым видом стоит возле немецкой солдатской кухни, одна нога выставлена вперед и носок ее отбивает подобие чечетки; стоит и ждет, когда всем солдатам наполнят котелки, а потом громко просит:
- Фриц! Дай супу! Моя мать тебе вошкает!
И показывает руками, как она стирает солдатское белье (от waschen – стирать). И добивается-таки своего!
Боролись как могли. Пусть те, кто пытается нынче принизить даже воспетый двумя советскими классиками подвиг молодогвардейцев, представят себе, каково это – выкрасть в немецкой комендатуре листы чистой бумаги, написать них антифашистские листовки и развесить их под носом у оккупантов. А потом организовать нечто вроде крохотной типографии: вырезать шрифт из резины и делать оттиски с этих листовок, которые развозили даже по окрестным селам, где меняли вещи на хлеб. Была подпольная группа Павла Толстых, помогавшая партизанам. А на чердаке старого сарая по Садовой улице работала наша радистка-разведчица с позывным «Тоня», Евгения Дудник, передававшая сведения о расположении войск противника в Керчи и окрестностях. Потом ее схватили фашисты…
Подполье начиналось с родовых кланов: знали, кому можно доверять.
Первые работы подпольщиков были – устраивать побеги красноармейцев из лагерей для военнопленных. Помочь убежать – только начало. Надо их переодеть в гражданскую одежду, их надо кормить, добыть им документы в комендатуре, переправлять, спасая от угона, от родича к родичу, лечить, если ранен или заболел.
Сумей придать лицу наивное и даже глуповатое выражение, а своим действиям – самое простое объяснение. И не отступайся от него даже под допросом. Именно так и прикатили девчонки с 3-го Самостроя целую бочку хамсы красноармейцам на Войковский завод.
Мать Нелли шила, и хотя квартира ее была явочной, об этом пока не догадались полицаи.
Они ходили с белыми повязками на рукаве, им разрешалось проходить через посты. Фашисты уже второе лето загорали на крымском солнце – ходили голые, в одних трусах, как на курорт приехали. А наши с мая до октября 1942 - в Аджимушкайских катакомбах.
Больше «повезло» тем, у кого стояли солдаты-румыны, они были не такие злобные, иногда подкидывали из своего пайка. Но и из этих, «добрых», молодой солдат-румын одну из наших девчонок избил прикладом так, что она на всю жизнь оглохла на одно ухо. Не угодила ему – сапоги плохо почистила.
Гражданское население оккупантам не нужно. Ну, обстирывают, моют полы,
но ведь только и ждут прихода своих, помогают партизанским отрядам, укрывшимся в разных каменоломнях, а партизан фашисты ненавидели и были к ним беспощадней, чем к бойцам Красной армии: армии по статусу положено воевать.
Отправить их в Германию – пусть трудятся на великий рейх. Там им удрать будет некуда, кругом – чужая страна.
Начали угонять жителей из прибрежной фронтовой полосы вглубь Крыма. Врали: чтобы убрать население от линии боев. На деле: боялись «пятой колонны». Нашим этот угон грозил самым худшим – отправкой на германскую каторгу.
Партизаны уже и в первую оккупацию тайно готовили свои базы в Аджимушкайских и Старокарантинских каменоломнях.
А фашисты вывешивали объявления. Вот подлинное:
« Опасность действия партизан!
Хождение по этой дороге строго воспешается!
Лица, застигнутые на дороге не населенного пункта и в близи ее без разрешения немецкого правления будуть расстреляны!»
А в октябре 1943 начали просачиваться сведения, что скоро, совсем скоро придут наши с десантом. Сведения, хоть и тайные, были правильными. Эльтигенский десант начался
1 ноября, с высадки командного состава десанта.
22 октября 1943 зашли в каменоломни Багерова 850 человек, со всеми семьями, с детьми, со скарбом домашним, даже скот пригнали. Думали, неделя – и все! Освобождение! Зайти должен был только партизанский отряд, но все население устремилось туда же, в скалу!
Командиры решили: не гнать гражданских – все ли смогут под пытками не выдать местонахождение партизан?
В каменоломнях добывали, где - до самого начала войны, а где - когда-то давно - камень-бут для строительства. Говорят, что по сети этих подземных ходов можно выйти из Керчи аж в Феодосии, расположенной за 80 километров!
Каменоломни – это каменный мешок, холод, мрак и ни капли воды, но при этом сразу тебя охватывает промозглая сырость, и уже не отпускает – привыкнуть к ней нельзя. Над головой – 50 метров породы. Скалы (местное название каменоломен) таковы: потухнет свеча или фонарь – все, ты заблудишься, а потом погибнешь.
Что я помню из того времени?
Я чувствовал, что в моей жизни случилось что-то страшное, что так не должно быть.
А как – должно? Слишком мало я прожил на белом свете, слишком мало понимал.
Каким должно было быть настоящее детство – этого я не знаю и не узнаю никогда.
У меня в детстве были - полукруглые своды, нависшие над головой, образующие подобие каморки, а в эти своды вставлены трубочки. Как теперь догадываюсь, по ним
собирали воду. Только по этим трубкам я и смог установить, где, в какой каменоломне я сидел. Расспрашивал экскурсоводов в Аджимушкае, когда был там после войны.
Командиром нашим был Степан Григорьевич Паринов, начальником штаба - Леонид Максимович Рогозин и начальником политотдела Иван Семенович Белов, они организовывали жизнь подпольного гарнизона. Поставили часовых, охрану на запас воды и продуктов. Продуктов должно было хватить на один месяц. А пробыли – четыре. Живыми вышли 85 человек.
Были назначены дневальные, повара. Вели учет продовольствия. При свете карбидных ламп стали составлять списки людей по семьям, каждая семья могла занять себе отдельный отсек. Спали на бутаках – из камня сделанное ложе.
Вели дневник по часам: во мраке подземелья нет ни дня, ни ночи. Потом, когда немцы забрасывали нам свои листовки, писали и на обороте этих бумажек. О том, чтобы сдаться, тогда и не помышляли. Плен – тоже смерть, только позорная.
Поначалу делались вылазки в ближайшие деревни за продуктами. Наверно, так я и потерял своих родителей. Помню, что были мы родом из деревни Джейлав. До войны жили в ней украинцы, татары. Помню деда с деревянной ногой. Наверно, я был все же очень мал, не пяти, а, может быть, только трех лет, потому что не знаю ни имен родителей, ни нашей фамилии. Я значился в списке гражданского населения шахты как «одиночка».
На входе поставили посты. Туда сунулись было два немца с собаками. Одного застрелили, другого взяли в плен – для сотрудничества и пропаганды. Но этот Отто Альберс оказался ярым фашистом. Долго держать его партизаны не могли – это лишнее питание и лишняя охрана. Пришлось через какое-то время его расстрелять. Он долго не падал, и среди нас, детей, пошли страшные слухи, что он ходит по штольням в темноте. Мы называли его «Шкелет» и очень боялись.
Спорили ученые о самозарождении жизни. У нас, если б такой спор и возник, имел бы он не философский, не научный, а сугубо практический интерес: откуда в пустоте подземелья появилось столько вшей? Они ползали везде: по головам, по одежде, а потом и по столам. К ним привыкли так, что если б они вдруг исчезли – то все бы удивились: как будто чего-то привычного не хватает. Мы недоедали – еды почти не было, повар варила баланду из расчета 150 граммов засыпки на человека, а заплесневелый сухарик могли тянуть неделю, не мылись – воды не было даже для питья вдоволь, не раздевались – в холоде подземелий нужно беречь каждую калорию тепла, а они плодились и плодились.
Партизаны ждали десанта, чтоб ударить в тыл врага. Сталин сказал 1 мая 1942:«Надо добиться, чтобы 1942 год стал годом разгрома немецко-фашистских войск».
А теперь кончался уже 1943…
В день Великой Октябрьской революции, 7 ноября, партизанские командиры провели митинг. Все верили, что победа будет за нами. Только когда?
- Когда ж откроют второй фронт?
- Английская и американская болтовня прямо возмущает, народ там слишком малограмотный, привыкли загребать жар чужими руками.
Проводили и политзанятия, и просто читали книжки, кто какие из дому прихватил.
Говорят: А, все у вас политзанятия, все было по указке, никакой свободы.
Но – не было и мародерства, не было и паники – этих страшнейших врагов, и не только на войне. Война – та же жизнь, только в ускоренном темпе. А голод проверяет людей самой безжалостной проверкой. Голод и жажда.
Главный вопрос был: вода. Как ее ни береги, не хватит. Значит, надо рыть колодец. Но как истощенным больным людям долбить горную породу? Решили – взрывом авиабомбы.
Ура! Добрались до воды! Но - потом колодец завалился.
Еще можно было – после дождя собирать сочившуюся по каплям влагу, сосать влажный камень. Ну и рожи у нас были- все черные, только посредине белый от известки нос торчит. Всего в 50 метрах от лаза в каменоломню был на улице колодец. Фашисты знали, что попытки добраться до него – будут. Сидели их снайперы, фонарями ночью освещали, не подберешься. И тогда шла бригада смертников, в расчете, что всех фашисты не успеют перестрелять – и добывала по цепочке ведро воды. Ведро воды ценою жизни десятка героев – добровольцев!
Нам бросали листовки, кричали в рупор:
- Рус! Выходи! Партизанен! Выходи!
Но никто не дезертировал, и тогда нас стали выкуривать как хорьков из нор. Запускали нагнетательные машины, и заползала в подземелье черно-коричневая лавина зловещего газа. Свет ламп в ней тускнел, было ничего не видно в нескольких шагах. Дым хлора и фосгена ел глотки, застилал глаза. Сколько народу погибло, харкали кровью, кто и выжил – болезнь легких на всю жизнь.
Потом у фашистов был обеденный перерыв. Они жрали – с наших же огородов, резали нашу же скотину - и после сытного обеда спали. А вечером снова нагнетали газы. И так – каждый день, с немецкой пунктуальностью.
Больные истощенные люди таскали камни, чтоб замуровать стены и сделать себе газоубежища. Работала даже беременная – родила через три дня. Ее новорожденную дочку я встретил полстолетия спустя. Как она выжила? У матери совсем не было молока, и ей давали размоченный в кашицу хлеб, заворачивая его в тряпочку. Раннее детство ее прошло в немецком концлагере. Отец-партизан погиб, успев наказать перед гибелью:
- Если будет девочка – назови Любой.
Писалось в протоколах –дневниках: «Серьезных болезней пока нет. Только дизентерия и туберкулез. Тифа нет. Если он начнется – выкосит всех».
Помню, как зарезали последнюю корову. Это был скелет, обтянутый шкурой, с огромными печальными глазами. Когда она поняла, что ее сейчас убьют, она заплакала – две огромные слезы выкатились у нее из глаз. Она не пыталась вырваться, сопротивляться, она дала себя убить тихо, может быть, освободясь, наконец, от мук. Тушу взвесили. В ней было 145 килограммов ( когда коровий вес - все 600). В ней ели все – от шкуры до копыт. Откапывали закопанные - в хорошие-то времена первых недель подземной жизни- трупы лошадей, вываривали плесень и вонь, и тоже съедали.
Наши командиры, те, кто закончил военные училища, иногда садились и толковали:
- Во всей военной, да и человеческой истории не было такой жестокости, как у этих фашистов. Ледовое побоище – вышли два войска, кто сильнее. То же – хоть Полтавская битва. А турки даже Петра выпустили за выкуп!
- А им, вишь, Гитлер сказал, что мы все – не люди, а скот рабочий, работать на них должны.
- И со скотом крестьянин так никогда не обращается. У детей в Харькове в их фашистском «детдоме» кровь высасывали шприцами для своих солдат.
Еды все меньше. Дрова достают под пулеметным огнем. Приказ №18 от 11.01. 44: « В связи с сокращением работ на кухне оставить поваром одну Ковбасу». Другую повариху уволили за кражу, она пыталась унести в мешке пшеницу. Трибунал был даже над своим же членом Штаба, но протокол его потом уничтожили.
Самым истощенным разрешили выйти из шахт. Это было гражданское население – бабы с детьми. Фашисты отобрали у них узелки со скудной едой, одежонку – и загнали прикладами обратно в шахту.
В разведке погибла Силина. Никто не брал ее вещей самовольно, была составлена опись ее имущества. Подорвался на мине хирург Шалва Иванович Джанулидзе, у него началась гангрена. Он ампутировал сам себе ногу без наркоза.
И этим людям – героям! - потом ставили в паспортах специальную литеру, что побывал в оккупации, а кто из лагерей сумел вернуться живым - в наши лагеря, «искупать вину»!
Остались дневники партизанского отряда.
«18 января продукты кончились все. Постовые едва стоят на ногах.
23 января – окружены со всех сторон немцами. Света нет. Дров нет. Воды нет. Еды нет.
26 января постовые не могут стоять на ногах. Сил нет совсем.»
28 января начали выходить тайно, но фашисты караулили все выходы, и, загоняя людей обратно под землю, требовали Штаб отряда для расправы.
1 февраля. Совет комсостава и партийной группы решил перейти линию фронта. В запасе отряда – 9 стволов, 1 автомат, 30 патронов. Гражданским – постановление Штаба: всем выйти к немцам и говорить, что партизан в шахте не было. Может, так еще спасутся.
Паринов, командир отряда, уроженец Воронежской области деревни Париново, в 1939 прибыл строить военный аэродром в Багерово (теперь, последние 15 лет, никакого аэродрома уже нет), завел семью: была жена Вера и ребенок маленький.
29 февраля он вышел с остатками отряда и сразу был схвачен. Ему придумали особую казнь – разорвали конями и бросили в шахту.
Был дезертир – 25-летний военнопленный Паклин. В свое время мать Нелли ему устраивала побег из лагеря. Он выдавал людей по личной неприязни: кто ему не дал есть, пить, отказал когда-то в интиме. Но про спасшую его твердо сказал:
- Среди партизан такую не знаю.
И партийных командиров отряда тоже не выдал.
Вышедшие из–под земли представляли жуткое зрелище. У всех был непрекращающийся понос, снимать и надевать штаны уже не было ни сил, ни смысла – лилось как из худых гусят. Построили всех в какое-то подобие колонны и погнали пешком по зимней дороге в Симферополь, где находилась тюрьма гестапо.
В колонне шли дети, потерявшие, как и я, родителей. Жители окрестных сел выходили на дорогу и кричали:
- Ой! То ж мой сынок! То ж моя дочка!
Выхватывали их из колонны и забирали к себе. Немцы не возражали: все равно подохнут, до Симферополя не дойдут. Так и меня забрала семья Максима Кравца. Они говорили мне, что выбрали из всех, потому что я был самый красивый. Я, пока был маленький, верил в свою тогдашнюю «красоту». Но страх мой не проходил. С марта 1944 я боялся, что узнают в селе про партизанский отряд, где я находился. С 1945 стал бояться за деяния моего усыновителя: оказалось, что во время войны он служил полицаем.
После смерти приемной матери начал искать родовые корни.
Кто они, моя мама, мой папа? Какой нации? Русские? Украинцы? Греки?
Я выжил, и линия жизни, которая могла сто раз прерваться, длится и длится пока. Только вся она – ломанная-переломанная…
Много лет спустя, когда мы перестали бояться и дичиться, на встрече в Керчи я увидел Нелли. Она окончила Ростовский университет, вышла замуж, превратилась в красивую статную даму. Уже выйдя на пенсию, но не получая ее полгода, сказала себе: как отдадут эти деньги – поставлю на них памятник всем нашим. Теперь памятная стела стоит на бульваре Пионеров в районе Дворца культуры железорудного комбината.
А в поселке Эльтиген (теперь – Героевское) возвышается на пьедестале подлинный катер с того самого десанта, отреставрированный на кораблестроительном заводе «Залив».
- Значит, у тебя все хорошо, - сказал я ей.
Она горько улыбнулась в ответ.
- В 90-е годы нас, бывших «пiдскальных», было 437, а спустя 10 лет осталось 148 человек. Для меня война продолжается не только потому, что занимаюсь судьбами ее жертв, - она взглянула на меня пытливым учительским взглядом, - а… не отпускает.
Нас пригнали в гестаповскую тюрьму Симферополя, взрослых поместили отдельно, на время я потеряла маму из вида. Их не выпускали из камер. А нам, детям, разрешались часовые прогулки по тюремному двору. Внутренний двор тюрьмы как каменный мешок, ходишь по кругу. Постепенно я стала приглядываться – большая ведь уже девочка была, 12 лет – а в подвале через зарешеченные окна видны люди, и почему-то они все время стоят. Потом я поняла, что стоят они… в воде! Вода доходила им до груди, и они не могли принять никакую другую позу. Я ходила по кругу и как заколдованная смотрела в подвал. Услышала над ухом тихий шепот:
- Запомни лица, но молчи.
Во дворе валялись окурки, мы нагибались, быстро поднимали их и бросали им в окно, а они ловили их ртом и кивали - благодарили.
Потом нас отправили в лагерь в Семь Колодезей. Там давали баланду по списку, сырую воду и еще можно было ловить крыс и вареных есть их. Иногда бывали и объедки от немцев.
А потом – в вагоны для телят и - в Германию.
В лагере в Штутгарте – бараки под проволокой, блоки – под проволокой. Блоки стоят рядами, передвигаться по лагерю свободно запрещено, только на работы и в барак.
На вышке дежурит охранник, когда ему скучно – развлекает себя: с вышки бросает в толпу окурок, и огромная толпа – полтыщи оборванцев – со страшным гулом несется: кто первый, тому и достанется, у него уже рвать не будут, а то просто раскрошат. Однажды немец принес с собой на вышку банку кильки и свесился, держа ее в вытянутых руках:
- Рус, рус!
Человеческое море взволновалось, изготовилось к рывку, и вдруг один, рванув на груди остатки рубахи, крикнул:
- Братцы! Не бери!
И - остановились! Не стали брать!
А мужчину того расстреляли.
Потом нас отправили в Мюнстер, Вестфалия.
Рабовладельческие рынки - думаете, это Древние Греция, Рим, Кафа? В центре современной Европы нас выбирали немки-домохозяйки, придирчиво разглядывали, чтоб не прогадать. (Они, видите ли, не виноваты: это все проклятый Гитлер, он им втолковал, что славяне – не люди, скот рабочий, а люди – Ubermenschen – только они. Они и не слыхали, что у русских были Толстой, Достоевский, Чайковский, Рахманинов). Наши тоже хитрили как могли: возраст детей уменьшали – легко при нашей худобе – чтоб не забрали на заводы, а лучше – к бауэрам, на свежий воздух. Здесь и встретили Красную армию. Какая была эйфория! Причем в самом прямом, медицинском значении слова: «Благодушно-приподнятое настроение, отнюдь не соответствующее действительности», что мы почувствовали по той холодности и недоверию к нам. Первый советский офицер, которого мы увидели и плакали от радости, потом на сборном пункте советских граждан допрашивал нас трое суток. Были под оккупацией? Служили немцам? И остались живы - да это преступление!
В лагеря не сослали – все же были с партизанами. Школу окончила уже взрослой девушкой, на 4 года опоздав. На Новогодний школьный вечер дирекция пригласила будущих моряков. Один сразу стал ухаживать, а когда их должны были отправить в Севастополь, попросил мой адрес, и мы стали переписываться. Я любила его первой в жизни любовью. А потом писем не стало. Я послала письмо на адрес части, и получила от руководства ответ, что мне больше сюда писать не следует. Ничего, это зажило…
Другие пострадали больше. Солдатова Раиса Федоровна, медицинская фронтовая сестра. Имела боевые награды. Попала в плен в Севастополе, бежала, попала в облаву, была угнана в Германию. В лагере Освенцим чуть не отправили в печь. После освобождения – СМЕРШ. Потом – Сибирь. Комиссия лишила всех наград, по возвращении – на работу по специальности не брали, пошла матросом на катер – как раз для больной изможденной женщины! Маресьев лично разыскивал узников Освенцима, реабилитировал, заставил вернуть награды.
Елена Енюк, Василий Аваев – сколько их, узников, было и как мало осталось!
В 1988 состоялся Первый съезд малолетних узников фашизма. С него началось создание
Международного Союза. Это Россия, Белоруссия, Украина, Польша, Чехия, Израиль. Малолетних узников концлагерей, репатриированных, Москва не принимала, Киев принял первый эшелон, распределил в детдома. Саратов принял безымянных русских – такими маленькими их угнали.
В 1992 немцы создали Первый благотворительный фонд из личных пожертвований и государственных средств. Название придумали «Взаимопомощь и примирение». Кто там что прикарманил из этих средств, но бывшие узники – кто дожил до счастливого дня – получили – не смехотворную – позорную сумму за свои страдания.
В 1997 – Второй фонд. «Память. Ответственность. Будущее». От Германии – гуманитарная помощь шести странам. Впрочем, детям до 12 лет и сельскохозяйственным рабочим платить отказались. Ладно, мы в 1944 выгадали, когда не пошли на завод!
Ведь были семьи бауэров, которые своих рабов сажали за общий стол и кормили как членов семьи.
Были, были… Я встретил ту, которая попала после каменоломен в концлагерь. Ее было почти невозможно узнать. Она была как существо из другого мира. Вся кожа ее была какого-то серого, неживого, невиданного у людей нашей планеты цвета. Не сразу она стала рассказывать о себе. В том лагере проводили над ними какие-то опыты. У лагерного врача она была любимой «пациенткой». Так людоеды любят своих жертв. Им вводили какие-то растворы, после которых горело все тело, и дети умоляли убить их. Все после одного - двух опытов погибали, а она оставалась жить. И тогда снова ее приводили в медицинскую лабораторию, и снова раздевали и клали на покрытый холодной клеенкой операционный стол, и снова доктор – чудовище склонялся над ней и колол ей вены, изобретая новые пытки. Однажды она увидела, как привели двух мальчиков. Одному доктор сделал небольшой надрез в области живота и аккуратно, руками в медицинских перчатках, вытащил что-то из надреза. Другого мальчика заставили накручивать это на стоящий рядом барабан. Это накручивалось и накручивалось, и только тогда она догадалась, что это кишки. Ребенок орал так, что его крики преследовали ее в ночных кошмарах еще долгие годы.
Потом, уже много позже, она прочитала обращение сынка этого врача с просьбой не считать его отца нацистским преступником: он-де просто проводил научные медицинские эксперименты. Прочитала и содрогнулась. Ведь это – другое поколение, а все - то же.
Когда она вернулась, от нее шарахались, как от ожившего мертвеца, потому что живые люди – такими не бывают.
Я спросил у Нелли:
- А та, что была в соседнем отсеке?
- Она сошла с ума.
- А такая-то?
- Она всю жизнь одинока. Замуж никто не взял.
- А другая?
- Как вернулась – болела и вскоре умерла.
Разве война кончилась в 1945?
12. Прятки
Рина Филатова
2 место во Внеконкурсной номинации
3 место во Внеконкурсной номинации
Война черным саваном землю накрыла,
Не жизнь это, мукой наполнены дни.
Она похоронку с утра получила
На мужа. Не будет уж больше весны.
Безжалостный холод родное тепло
Сковал навсегда, он не знает пощады.
Не в силах дышать, распахнула окно:
- Нет, только не это! Не надо! Не надо!
И тело, к стене пригвожденное горем,
Сползло потихоньку на лавку в углу.
- Пойдем поскорей наши ручки помоем, -
Малыш к умывальнику вдруг потянул.
И сердце забилось, кровиночка рядом,
А хлеба ломоть все лежит на столе.
Но тут по окошку скользнула лишь взглядом.
Там фриц с полицаем стоят во дворе.
Ребенка в охапку, и в подпол забились.
- Ни слова, нельзя, чтобы дяди нашли.
- Мы в прятки играем? Мешками накрылись.
- Играем, сынок, подождем, чтоб ушли.
Тут топот сапог замер над головами,
И скрипнула крышка, и ужас объял.
- Ванюшка, ты здесь? – полицай пел слащаво.
- Да, здесь я, - наивно мальчонка сказал.
Из подпола вытащил мать и дитя.
Вдруг ненависть в женских глазах уколола.
Обратно столкнул с высоты, не щадя.
Мальчишку ж откинул от погреба. Слова
От немца он ждал. Каков будет указ?
«Цвет русый, глаза голубые, быть может,
Щенок в «Лебенсборн»* бы сгодился как раз.
Ну, или прикончить гаденыша все же?»
- Там мама! – малыш, испугавшись, кричал,
Он плакал и ручки протягивал к яме.
- Раз хочешь, катись! – сапога был удар
Фашиста жестокий. – Лети к своей маме!
Ушли и спалили жилище дотла.
В них нет сожаленья, их совесть не гложет.
И нет оправданья подобным скотам.
Но как выносить издевательства, Боже?
Пусть изверги все в человечьем обличье,
Что бьют не щадя матерей и детей,
Исчезнут навек. Места нет их двуличью.
Не будет трагедий, не будет потерь.
*«Лебенсборн» - организация, созданная в 1935 г. по указанию рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера для воспитания «арийских» младенцев.
13. Верный
Рина Филатова
2 место во Внеконкурсной номинации
3 место во Внеконкурсной номинации
Какая на лугу трава высокая, выше моей головы. Так здорово бегать, теряться в ее зарослях. Но мы тут вдвоем с моим другом Ванькой. Он смеется, а я несусь рядом, от жары и от радости у меня язык в пасти не помещается и болтается.
Он запыхался, остановился, уселся на землю, сорвал лист осоки, зажал между двумя большими пальцами и стал дуть со всей мочи. Появился звук похожий то на свист, то на собачий лай. Отдаленно, конечно. Но у нас был свой общий язык дружбы. Его понимает каждый без слов, и человек, и пес, даже кот. Хотя я их недолюбливаю, постоянно гоняю по селу. Траву эту, кстати, тоже не жалую. Сейчас мне уже полгода, а раньше, когда совсем малым был, не раз резал об нее язык. Потом скулил от боли.
Я принялся подвывать, а Ванька все продолжал дуть. Потом он погладил меня по холке, встал, и мы пошли в сторону дома. Там нас уже заждалась баба Нюра. В моей миске каша из дробленки, а для товарища пироги с капустой приготовлены. Это я еще с утра смекнул, когда хозяйка у печи крутилась. Сколько себя помню, всегда втроем жили. Что случилось с родителями друга, мне неизвестно. Зато слышал рассказ о том, как мы познакомились.
- Пес твой на дворнягу похож, - усмехнулся конопатый Мишка из соседнего двора.
- Сам ты дворняга! – возмутился Ванька. – Вон какие у него глаза благородные. Сразу видно – порода!
- И какая же?
- Не знаю, тетя Клава сказала, что не помнит, как она называется.
- Вот видишь!
- Он верный! Я и кличку ему такую дал.
- Так себе имечко.
- Зато правда. Когда у тети Клавиной Ночки родились щенки, я сразу его приметил. А потом баба Нюра дала добро, пришел, и он сразу же ко мне подполз, узнал, а остальные продолжали копошиться возле своей мамы.
- Подумаешь, - хмыкнул Мишка. – Может, это другой.
- Нет, только у Верного рыжее пятнышко возле правого глаза.
Не поверите, но я помню об этом. С первой встречи уловил аромат хлеба, молока, а еще земли. Ведь Ванька в свои 9 лет очень много помогает бабушке на огороде. Запах друга вперемежку с этими тремя попали в нос. Я их не спутаю ни с каким другим.
Мне нравилось, как мы живем. А потом все вокруг стали говорить непонятное слово «война». Больше никто не веселился, люди ходили с грустными лицами. И мой товарищ стал хмурый. Он говорил со мной, чесал за ухом. Хотелось что-нибудь сделать, чтобы он улыбнулся. Я носился вокруг него, прыгал, гладил лапой колени, облизывал руки. Он ценил, но не помогало. Потом и я стал тихонько лежать где-нибудь в углу. Было тревожно и страшно, но я не знал, почему. Мое собачье сердце скулило, иногда в голос. Ванька садился рядом со мной, обнимал за шею. Мы понимали и чувствовали друг друга.
Затем пришли звери. Внешне они были похожи на людей, тоже ходили на задних лапах, но я сразу почуял угрозу. Они нападали на всех, без разбору. Животные так не поступают. Уж я разных успел повидать в соседнем лесу. И гавкали они на своем диком языке. Никогда прежде я так не злился и не хотел растерзать кого-то на клочки. А этих всех перегрыз бы.
У них были странные палки. Они гремели огнем, их направляли на жителей села. Люди падали и больше не вставали. Пришли эти звери и за бабой Нюрой с Ванькой. Я не мог позволить им забрать друга, бросился на них с лаем. Одного мне удалось укусить. Долго его рука будет помнить мои зубы. Следы на всю жизнь останутся. Надеюсь, она у него будет короткой. Он ударил меня в бок своей палкой, направил ее на меня, а дальше был ужасный звук и страшная боль в передней лапе. Я завыл.
- Верный! – в глазах товарища я увидел сочувствие.
Потом все стало расплываться. Очнулся, рядом никого. Рана болит. Начал лизать. Нащупал языком дырку, с другой стороны такая же. Что делать дальше? Куда всех увели? Впервые в жизни испытал тоску собачью, заскулил, и глаза стали мокрые.
Поднялся и поковылял на трех лапах. Ванькин запах сразу почуял, но у реки след оборвался. Вернулся в село. Буду ждать своего друга здесь. Уйду на поиски, вдруг он придет, а меня нет.
Звери все в домах разгромили, еду забрали. Тетя Клава лежала в своем дворе на земле. В ее груди такая же рана, как на моей лапе. Я ее полизал, но она не шевелилась. Ее тело было холодное. Я лег рядом, чтобы согреть и задремал.
Во сне мы с Ванькой снова бегали по лугу. Птицы щебетали. Проснулся - вокруг темно и тихо. Живот свело от голода. Нашел картофельные очистки и с жадностью проглотил. Первое время питался отходами, которые находил в селе, ягодами в лесу. По утрам обсасывал влажную траву. Теперь порезы осокой и вовсе казались пустяком. Днем ходил на реку. Хорошо было после дождя, воды хватало. А зимой раздобыть еду трудно. Грыз сучья, ел снег.
Я все время вспоминал Ваньку. Его улыбку и веселый смех. Представлял, как мы оба обрадуемся встрече. Будем снова гулять. Хотя сейчас сил не было даже двигаться. Рана постепенно затянулась, но я хромал. Постоянно хотелось есть. Не знаю, сколько времени прошло. Но листья опадали с деревьев, валил снег, потом таял. И все это не один раз. Я все ждал и верил, что друг вернется.
Приходилось мне снова слышать грохот этих ужасных палок. Не я один, все вокруг дрожало от этих звуков, и каждая травинка трепыхалась от страха. Я забивался в какой-нибудь дальний угол и ждал, когда все прекратится. Хотя тишина порой тоже пугала. Одному плохо. Эх, был бы здесь Ванька. С ним я ничего не боюсь.
И он пришел. Правда, без бабы Нюры. Палки больше не гремели. Жители вернулись. Кто уцелел, приводили в порядок дома. Друга я сразу почуял, хоть запах хлеба и молока пропал. Он стал выше, но похудел. Я мигом бросился к нему. Ванька увидел меня и побежал навстречу.
- Верный! Ты здесь! Я знал, что ты меня дождешься! Отощал как! Ничего, теперь мы опять вместе. Как же я рад тебе!
Я облизывал его соленые глаза. Он гладил меня, обнимал. А я лаял, вилял хвостом, чтобы показать, как счастлив. Сердце колотилось от восторга. Будут опять прогулки на луг. Жизнь продолжается.
14. Помню
Фрегатт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Мне мой дед про войну не рассказывал,
Не дожил мой дед до меня.
По рейхстагу он, правда, расхаживал,
Третьей степени Славой звеня.
Он ушел, ничего не сказав мне,
Но я знаю – в бору сосновом
Вдруг исчез его танк в огне
И горит во мне его слово -
Внук, я умер, но ты живи
И расти еще своих внуков,
С ними все моря проплыви,
И отдай им свою науку.
Ну, а я ухожу туда,
Где война бесконечно длится
Мне там мирные города
Будут в яблонях розовых снится.
В праздник я закручу ордена,
Хоть за совесть мы рвали жилы.
И наступит тогда тишина.
И увижу я, что вы живы.
15. Письмо с войны
Фрегатт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Намедни я стал прямым очевидцем военного времени. Ничего в жизни не бывает случайно. Держал в руках пожелтевший тетрадный листок и … шагнул прямиком в февраль 1944-го года…
Письмо в училище сыну, Орлову Владимиру Константиновичу, восемнадцати лет от роду, посланное отцом – Орловым Константином Ивановичем. Это бесспорное и неопровержимое доказательство силы духа военного поколения, свидетельство его искренности в мыслях, поступках и стремлении. Сильный образец взаимоотношений отца и сына, воспитания любви к Родине на собственном примере. Высокие слова в этом письме не пафос, так думали и говорили в действительности.
« февраль 1944 года
г. Петропавловск
Здравствуй Уважаемый сын Володя!!!
Сообщаю тебе о том, что я жив и здоров чего и тебе желаю в твоих служебных и воинских делах. Сегодня я решил тебе написать коротенькое письмецо в котором хочу сказать следующее. Во первых как и раньше был мой совет так и сейчас я повторяю, служить нашей родине честно и добросовестно, понять и точно изучить военное дело, чтобы стать мастером … Во вторых я хотел бы чтобы ты смог легко переносить все трудности воинской службы. Третье чтобы ты всегда думал о том, когда тебе придётся быть на фронте и придётся применить … оружие против наших прямых врагов «фашистов», чтобы ты там не струсил, чтобы у тебя не возникало жалость к таким чертям, чтобы ты смог применить всю технику которая будет в твоих руках против бандитов-извергов. Четвёртое: В борьбе с фашистами ты должен быть впереди своего подразделения и показать мужество и образцы боевой выучки своим товарищам, чтобы ты являлся самым лучшим сыном ни только моим но перед родиной СССР. Чтобы ты смог заслужить почёт и уважение у своего т. е. нашего советского народа, а это значит стать героем. Это мои отцовские пожелания тебе. … Дальше тебе известно, …что наши доблестные воины гонят фашистов издня в день, возвращая километры за километром нашей земли; … мы с тобой должны и обязаны так же отвоёвывать нашу землю и угнетённое человечество временно попавшее в фашистское рабство. Я бы лично не против вместе с тобой в одном подразделении быть и вместе идти на борьбу с фашистами, я хороший пулемётчик а ты миномётчиком, вот мы бы и сумели обратить тяжесть нашего огня на голову врага. Эту просьбу надо предложить нашему командованию, возможно нам её удовлетворят….
Всего тебе лучшего мой дорогой сын, мы счастливы что нам пришлось служить для нашей Родины вместе.
Твой отец, как красноармеец Энского стрелкового полка, Орлов Константин Иванович.»
(стиль и пунктуация сохранены)
В последних строках дано определение Счастью. Служить Родине вместе. Гордость отца за сына. Нет для отца большей награды, нежели видеть сына рядом в час испытаний.
Всё это тогда было. Всего этого не хватает сейчас. Каждому времени – свои герои. Фашизм – чуждое человечеству проявление самого же человека. Но он должен был прийти, чтобы выработать антифашизм, неприязнь. Чтобы явить свою сущность. Но и обязан быть сокрушён. И противостоять ему могли только необычные, сильные люди. Вставшие именно там, где и должны – на центральном, северном и южном направлениях операции «Барбаросса».
Почему на фотографиях отцы
Нам в глаза опять глядят сурово?
Той Победы славные творцы
Снова раздавить фашизм готовы!
16. Про войну
Фрегатт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
...Сосновый лес вытягивался в струнку и кроны в вышине подвывали осеннему неторопливому дождю. Небо унеслось вовсе. Даже стволы жались друг к другу, до того тоскливо им было в уходящей осени. Возле самой земли тишина не нарушалась, муравьи занимались своим делом, но тягость сваливалась и сюда. Лес превращался в войну.
Оставляющие сейчас в изумрудном мху следы люди уже были обречены. Поэтому сон к ним не приходил. Они растягивали жизнь как могли. И шли целую ночь через болота. Сберегая свои жизни. О других позаботится они уже, вряд ли, могли. Они уносили собственные останки, чтобы хоть как-то протянуть. Теперь им приходилось отступать.
Стволы грохотали миль за десять от нас. Но это шесть часов бодрого шага в ладных кованых сапогах. Даже закопаться нельзя – всё за нами вспахивалось точеными снарядами. Тупые болванки расчищали путь господам в черных свирепых касках. И те шли как хорошие ищейки по нашим следам. Но не учли одного – вес наш слабел, следы терялись ещё больше, и у нас оставался лишь дух. И дух, несмотря на уходящие силы, теплился. Он оставался едва различим в дождливом лесу. Но, все-таки, был, отражая от себя угольки тлеющих папирос. Люди двигались по инерции, гонимые, опустив руки, уже и не стараясь попасть в след. И шли, и оружие не бросали, хотя винтовки стали весить вдвое.
Голод трепал нутро, но клюква еще не сошла, и горсти ее хватало, чтобы отпустить пересохшую глотку на час. Когда голод донимал слишком, то стоило прижаться к винтовке, и запах прогорклой смазки вчера еще горячего ствола прочищал мозги и заставлял двигаться. Палящая гильза, скатившаяся под локоть, пахла чужой смертью. Но невидимой. И оттого не приносящей вины.
Теперь хотелось одного – закрыть глаза, уши, …не чувствовать вздрагивающей планеты. И заснуть. Не на промерзающей хлюпающей кочке, а в чистых простынях и свежем белье. Рядом с любимыми. Но любимые уже убиты, белье нам никто не выдаст и остается только жить. У нас нет выбора. Мы втиснуты в эту войну. За нами идут по пятам и стреляют над головой. Мы уже не пригибаемся. Мы хотим умереть, но не можем. Мы вынуждены жить. И должны сражаться.
Сосны вверху вздрагивали чаще, но теперь не от ветра, а от попавшего в цель свинца. Другие деревья, уже срезанные огнем, склонились за нашими спинами.
Мне хотелось заплакать. Но я не мог. В свои тринадцать я одет в шинель не по росту. От дождя она намокала, и ее тяжело уже нести. Бросить ее тоже нельзя, потому как под ней оставались только кожа да кости. Я хотел плакать, но слёзы уже кончились. Тогда я поднимал лицо вверх, дождь падал на щеки и за шиворот, и немного становилось легче. Сегодня видел убитую белку. И звери в лесу теперь страдают от войны. Они-то в чем виноваты? Ладно, я. Я собирал по полям оружие и на этом погорел. Оружие потом уносили партизаны. Ночью из леса выходили угрюмые мужики, складывали винтовки и патроны, и молча исчезали. Они не говорили «спасибо», вообще ничего. Просто забирали свое и уходили. Но я опять лазил по оврагам и таскал в погреб оружие. Если бой прошёл недавно, я туда не ходил, потому что боюсь мертвецов. Просто мертвецы, это ничего. Но убитые в открытом бою солдаты лежат с открытыми лицами и мне не по себе. Кажется, что они следят и вот-вот схватят за ногу, когда сдираешь у него с плеча автомат.
А три дня назад загрохотало над самым ухом, я не успел спрятаться, но отряд перепуганных красноармейцев подхватил меня, и мы побежали через болота. Старшим у них был скуластый плосколицый парень с кубарем в петлице, он мне и отдал свою шинель. Теперь сам промокал, но не подавал виду и хмурил брови, которые хмуриться вовсе не хотели. Белобрысый, волевое лицо, такого не возьмёшь с наскока, лет 20, наверное, уже. Старик. Вон, глаза в синих кругах, смотрит в свой планшет, там и карта совсем не та, но к нему жмутся полтора десятка бойцов и в лицо глядят с надеждой. И ему нельзя своё лицо опускать, нельзя показать тоску и безысходность. Вот он и ведет нас, пока еще живых. Я в шинели его нашел удостоверение – Сысоев Константин Николаевич, командир взвода, в/ч ……, русский, холост, образование начальное, 1922-го года рождения, из Дрогобыча.
Мне-то что, мамку жалко. Где ей теперь меня искать? А наверху грохочет и грохочет. И днем, и ночью. Лежим вповалку без сна в темноте, так теплее. Один командир Костя даже не дремлет, смотрит молча в пустой планшет и ведет нас подальше от грохота. Нам нельзя пока в бой. На всех три патрона в Костином ТТ.
...Я лежу на сырой земле, а с неба всё капает. Шинель стала еще тяжелей и пахнет теперь моим псом Туманом. Он бы меня сейчас согрел, это точно. Он добрый и теплый мой пес. У него только нос холодный и шерсть сизая как иней. Сверху капает. Дождь натыкается на сосновые иголки, рассыпается и становится еще больше. Его не видно, темень сомкнула пространство, растеклась и повязала меня в беспамятстве.
Если бы я хоть что-то увидел в коротком сне! Горячий белый песок. Или красную смородину. Но ничего. Чернила разливаются по всему миру.
Меня подняли в темноте, подхватили, и мы опять бежим. Болота закончились, и с твердой почвой под ногами появилась надежда. Грохот, толкавший в спину, стал затихать и взял правее. Костя, Константин Николаевич, наш командир, казалось, теперь точно знал куда идти. Не заглядывая в планшет, он уводил нас от канонады и гари, идущей по пятам. Со вчерашнего дня он не сказал ни слова, только молча шел впереди, как будто знал, точно знал уже теперь выход. Лицо его горело, скулы окаменели, но нам стало легче. Мы все держались ближе к нему. Его красные петлицы грели. Но имелось в нем еще что-то, что заменило мне тогда мать, отца и родного брата.
В нем текла русская горячая кровь, не стынущая в жилах от страха, готовая бунтовать, отдать себя, пожертвовать собой, пролиться. Безрассудная, отчаянная, сомкнувшая в себе десятки народов, русская кровь, несущаяся тысячами километров вен, бухающая в артериях, клокочущая, взрывая сердца и пенящая сквозь пулевые отверстия, не убывающая никогда, неиссякаемая, она питала и нас тогда. От легкого прикосновения друг к другу, от беглого взгляда по товарищу, от понимания, что мы еще живы и будем жить, нам и хватало сил, только-только, едва-едва, но, все-таки…
***
… Весна подоспела в этот мир, и мы находились в Будапеште. Я пришел сюда с флотскими братишками в марте, и здесь они сделали наколку мне черной тушью, которая превратилась потом в синий якорь на запястье. Матросы ни в какую не хотели снять военморовское обмундирование и страдали из-за своих разбитых ботинок. Но нас вёл капитан-лейтенант Сережа, бравый, не убитый в Севастополе. Он каждый вечер чистил свой синий китель и перешивал подворотничок. Если бы не война, он бы, точно, был артистом, до того красив. В его глазах плыли облака. Я состоял при нём и это знаю. Он поднимался в атаку первым, вдавив меня в землю перед рывком, запрещая поднимать голову, и затем уже звал за собой матросиков, обещая им любые блага, одни на всех. Тогда его глаза темнели и в них проносились тучи. Я это знаю потому, что глаза у Сережи после боя еще сутки были темные. Потом прояснялись и опять там плыли облака. По ночам он казнился. Молча и без единого звука, но я значился ординарцем Сережи и это чувствовал. И только так могла вымыться гарь из души. И еще, чтобы, несмотря ни на что, перешить подворотничок.
Дунай вовсе не оказался голубым. Грязная вода несла мазутные пятна. Берега нахмурились. Скользнул к льдистой вечерней воде и попал под обстрел. Май хотя и пришел, но пули летали. Я лежал на спине и смотрел в небо. В нём расцветала черемуха. Свалилась на меня тяжелым сладким запахом и взяла в плен. Связала по рукам и ногам. Обездвижила. Птицы небесные чирикали без умолку, перебивая друг друга, набивая себе цену, но в гомоне своем терялись и не вызывали восхищения. Май нам давал сразу все – тепло, цветы и Победу. Растеряться оказалось несложно. Но это был мой третий военный год, и я держался начеку. Не поддавался птичьим уговорам и не давал себе заснуть. Пока не пришел соловей.
Этот красноголос разукрасил фиолетовое небо без труда. Что ему надо в ночи, когда все смолкло? На каком языке он говорит? Но смысл входил в меня без труда. Серый птах насыщал всё вокруг любовью. Ему не нужен был никто. Он со всем справлялся самостоятельно. Натянутой тетивой его трель включалась в застывшую ночь, разливалась в ней и била в сердца. С каким восторгом я ждал его следующего свиста из нескольких колен! Господи, ты знаешь, чем занять наши души. Я окончательно забылся. За мгновение до, воздух сжимался, давил на грудь и сразу потом лился навстречу прохладным потоком. Сколько же надо той неизвестной соловушке, если и моя грудь уже разрывалась? Или она бессердечная, чтобы вынести такое? Даже звезды в вышине слегка отодвинулись, чтобы не нарушить соловьиный плач. Небо непроницаемое разлилось, впитывая звуки, восторгаясь ими, и унесло меня, все-таки, в сон.
А утром все видится по-другому. Трава пропиталась зеленой росой, и очень хотелось жить. Мне было пятнадцать с половиной...
17. Первомай 1944-го на Алтае
Василий Храмцов
ПЕРВОМАЙ 1944-ГО НА АЛТАЕ
Девятилетние мальчишки, учащиеся третьего класса, воскресный день проводили далеко за селом. В другие дни они исправно ходили на уроки. И завтра их непременно выстроят на линейку, и все они хором будут петь Гимн Советского Союза. День будет разорван, сделать ничего путного не успеешь. Придется заниматься рутинной работой.
Что-нибудь путного - как это? А так: не только лично для себя, но для всей семьи нужно что-то сделать. Сюда даже не входит, например, выполнение уроков. Дело это пустяшное и много времени не требует. А вот насобирать хворосту, кизяка, чтобы всегда был запас на дождливые дни. Посадить капусту, огурцы, помидоры, горький перец. А ПОТОМ ВСЕ ЭТО ПОЛИВАТЬ. Не забыть посадить по краям брюкву: зимой как хорошо она идет!
Вот и сейчас они, эти малые дети войны, заняты очень важной для дома работой – сбором остатков прошлогоднего урожая на бывшем картофельном поле. Дома последнюю картошку посадили, и сразу нечего стало есть.
Мальчики шли широкой шеренгой по вспаханному колхозному полю. Казалось бы, что здесь вообще можно искать? Ведь картошку колхозницы выкопали еще осенью. Потом была долгая и лютая зима. Если какой клубень случайно остался в земле, то алтайский мороз и зимнее солнце выжали из него не только влагу, но и содержимое, и он слился с землей. Не должно быть здесь картошки, и даже ее запаха!
Самый веселый из них подпевал себе:
Мы Первый Май встречаем,
По полосе идем.
По вёдрам мы ударим
И песню запоем!
Он был как акын у казахов: что видел вокруг, о том и пел. Очень легко подбирал рифмы.
Мальчики были натренированы долгой голодной зимой и твердо знали, что еда может находиться в самом неожиданном месте. Поэтому они зорко смотрели по сторонам, вглядываясь в каждый бугорок земли, стремясь найти хоть какие-то признаки бывшей картошки. И иногда их труд вознаграждался успехом. Как ни тщательно выбирали колхозницы клубни под присмотром бригадирши, после них в земле что-нибудь да оставалось. Хоть самая малость, но она сохранялась в земле!
И надежда оправдывалась. После осенних и весенних ливней, после бесконечных морозов и буранов, после вспашки поля конным плугом кое-где среди засохшего чернозема все же удавалось разглядеть белесые оттенки светлых клубней. Мальчики бежали к этому пятнышку, кое-как очищали тощий остаток прошлогоднего урожая, оттирали его от налипшей земли и ликовали, если обнаруженная картофелина оказывалась крупной. Но радовались и мелочи, фактически разноцветной земле, бросали все это в ведро. В принципе это был крахмал, почти смешавшийся с почвой. Но как бы он ни маскировался, все равно это была картошка, то есть еда!
Да, это был крахмал! Хоть и грязный, хоть и странный на вид, но все-таки крахмал! Мало было его на поле. Но каждый набрал по четверти ведра.
Матери с пониманием встречали ребят. Содержимое ведер высыпали в воду. И там был основной контроль: крахмал отделялся от земли, как в бане. И уже горели огни под казанами! Через четверть часа добытчик и домочадцы получали в миску свежую, ни с чем не сравнимую по запаху и вкусу пищу. Это был кисель! Он был темен, бурого цвета, почти как земля. Но кого это останавливало? Уплетали за обе щеки. Бывало, что это - первая еда за целый день. Ну, чем не жизнь!
А что на завтра? Чем кормить ораву из шести человек? Мать спозаранку выгонят на колхозные работы. Именно «выгонят». С рассветом бригадир объезжает женщин верхом на лошади и стучит в окно черенком кнута до тех пор, пока не услышит отзыв. Но это будет завтра. А сегодня – спать! На сытый желудок и спится крепче.
А после занятий в школе мальчики отправились на озеро. Взяли с собой пустые мешки. В них складывали «рожки» - молодые побеги аира и рогоза. А днем на лугу в прогревшихся на солнце лужах талой воды находили толстый, как детский палец, луговой лук и очень кислый щавель. Мешок набивали так, чтобы только можно поднять.
Все это дома нарезалось, подсаливалось. А мальчишки грызли «рожки» своими острыми зубами, не дожидаясь общего ужина. И валились спать прямо от миски.
Подрастала в огороде картошка. Жив крестьянин! Его голыми руками не возьмешь! Он не только кормил себя, но и содержал армию, флот и рабочий класс. На войне нужны не только снаряды. Люди должны питаться, чтобы быть сильными. На голодный желудок долго не повоюешь и не поработаешь.
Дорогие наши горожане! А спросите своих соседей: откуда они родом? И они вам ответят: из деревни. Там в их домах теперь дачи стоят. Да называй, как хочешь! Хоть домиком в деревне. Здесь сохранялся народ в самую лютую военную и последующую пору. Здесь закалялись дети войны. И всегда люди здесь будут выживать, и народ вечно будет жить!
Редко кто из отцов вернулся с войны. Старшие мальчики уже стояли на учете в военкомате. Через год и они уходили служить в армию. Село пополняло страну рабочими руками и защитниками Родины. Ах, какой вырастал в деревне народ! Трудолюбивый, честный, застенчивый. И неутомимый. И неустрашимый! Перед ним лежала в развалинах покалеченная страна. И он не дрогнул, поднял ее из руин.
Я думаю, что ИМЯ ПОБЕДЫ – НАРОД!
18. Ко Дню Победы!
Валентина Хрипунова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Наша планета маленькая и прекрасная,
Как бусина бирюзы на бархате Космоса,
Но распахала танками её война страшная,
Придуманная людьми с душами чёрными!
И горе разрывало сердце Земли-матери,
Заливало слезами, пропитывало кровью!
Матерей, детей, отцов убивало минами,
Посыпая раны пеплом и солью!
Но нашлись сердца, отваги полные!
И встали Люди, как скалы гранитные!
Победили они фашизм жестокий,
А небо и реки вновь стали ярко синие!
Человек, о душе и о Земле помни!
Неси добро в сердцах всем, кто рядом!
Пусть сияет улыбкой наша планета!
Ни для кого не становясь при жизни адом!
Мирного неба нам всем над головой!
Пусть всегда будет Солнце!
19. Одна война и сто лет горя
Валентина Хрипунова
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Одна война, и сто лет горя!
Одна беда, но трудно мысль
Собрать, чтоб осознать то море
Кошмаров, что вручила жизнь
Тем юношам и тем девчонкам -
Они в строю, сменив отцов,
Месили глину фронтовую
Под взрывов гул и стон бойцов!
Забыв о чем мечтали в детстве,
Они терпели боль и страх,
Но отстояли мир советский,
Фашизм развеяв словно прах!
20. Война
Ирина Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
ВОЙНА
(в сокращении)
Двадцать шестого марта 1944 года войска в составе Второго Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского освободили село Данул от фашистско-румынских оккупантов. Штаб фронта разместился в соседнем селе – Балан, в небольшой хате, из которой летели приказы соединениям и частям фронта, и продумывались блестящие удары знаменитой Ясско-Кишиневской операции.
После освобождения района во всех сёлах была восстановлена советская власть. Пятнадцатого апреля 1944 года по мобилизации Глодянского РВК МССР мой отец, Мариуца Дмитрий Матвеевич, был призван на действительную службу в ряды Красной Армии. Мама, беременная вторым ребёночком, осталась одна. Ей шёл двадцать первый год. Жизнь несла горькие испытания…
В начале осени 1944 года в селе стали поговаривать, что в Бельцы привезли пленных, и вроде кто-то из односельчан видел среди них отца. Недолго думая, мама напекла лепёшек, новорожденного – на руки, торбу – через плечо и рано-ранёхонько пустилась в путь. А ход-то не близкий – сорок километров да пешком. Очень хотелось увидеть любимого и показать недавно родившегося сыночка. Не чувствуя усталости и боли, она шла, пока не истёрла ноги в кровь. Присела, покормила мальца и снова в дорогу. От волнения сердце вылетало из груди: ещё немножко, ещё чуть-чуть и свидится со своей половинкой. И добралась. И нашла пленных. И звала, и выкрикивала родное имя, но Мити, к счастью, среди них не было. То были пленные, воевавшие на стороне румын. Увидев уставшую, молодую женщину, остолбеневшую и оцепеневшую от горя, с маленьким ребёнком на руках, глаза которой сквозили толпу, многие из них плакали и падали перед ней на колени. Дрожащей рукой, со слезами на глазах, она ломала на куски лепёшки, приготовленные для мужа, и раздавала голодным. Когда торба опустела, она, ещё несколько минут молча постояв в полном оцепенении и окинув прощальным взглядом толпу, медленно повернулась и, вытирая слезы, отправилась в обратный путь. Этот эпизод она не забудет до конца своих дней…
А жизнь готовила тяжкий удар. Пришла похоронка на отца. Не верила. Ждала. И через месяц пришло письмо. «Жив! Митя жив! Был ранен, лежал в госпитале», – тяжкая ноша печали отвалилась от её сердца. Эмоции, что так долго копились и плескались в душе, вылились в слёзы радости. Дорога жизни развиднелась…
Наступил долгожданный День Победы. Стали возвращаться оставшиеся в живых односельчане. Из четырёхсот семидесяти двух мобилизованных в апреле 1944 года мужчин – шестьдесят шесть не вернулись. Среди них родной брат отца – Мариуца Мефодий Матвеевич и троюродный брат – Мариуца Андрей Васильевич, инвалидом вернулся родной брат – Мариуца Андрей Матвеевич.
Со дня на день ждали и отца, но он вернулся только в конце мая 1946 года. Кто на войне был, тот много видел. Но отец не любил об этом рассказывать. После призыва, с апреля по октябрь 1945 года, он – стрелок 276 стрелкового полка, был переведен стрелком в 278 полк, где служил до декабря 1945 года, затем переведен в 283 стрелковый полк, где прослужил до мая 1946 года. Награждён медалью «За победу над Германией».
Дома его ждала любимая жена с подросшими сыновьями – его надёжный тыл, его судьба, его любовь, его кодекс чести. И стучали два сердца, как одно на двоих. И запели в их душах добрые ангелы…
21. Вопреки
Ирина Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Номинант четвёртого Конкурса Международного Фонда
«Великий Странник Молодым" на свободную тему (6 место),
Тематического Конкурса МФ ВСМ «Живу, болезни вопреки»,
Конкурса «Лауреат 52» Международного Фонда
"Великий Странник Молодым".
Опубликован в альманахах «Антология русской прозы 2018», 1 том, Москва
и "Триумф короткого рассказа", №1, Молдова, 2019.
Переведён на украинский язык и опубликован в журнале "FoxyLit" - україномовний літературний журнал - №2, Украина, 2019.
ВОПРЕКИ
Она вышла из кабинета, медленно прикрывая за собой дверь, и обречённой походкой, не глядя по сторонам и пряча растерянный взгляд в серую плитку пола, не спеша направилась к выходу. Только странный звук болью отзывался где-то в подсознании. Она силилась и никак не могла понять, то ли это стук её каблуков, то ли бешеное биение собственного сердца. Прошла несколько шагов. Остановилась, перевела дыхание, расправила плечи и, сжав губы, уверенным шагом повернула к выходу.
Спустилась по ступенькам и медленно побрела по узкому тротуару. В глазах застыли не пролившиеся слёзы.
Присев на скамеечку, отрешённо созерцала окружающий мир. Город жил привычной для него жизнью. А что ждёт её? Сколько отведено ей Всевышним, чтобы наслаждаться красотой мирозданья? Год? Два? День? – Никто не знает. И, как приговор, голоса врачей: «Плохо! Поздно! Не операбельна! Сердце не выдержит... Сам факт, что дожили до сегодняшнего дня – уже чудо, исключение».
– Есть хотя бы тоненькая нить надежды?
– Благодарите Бога за каждый прожитый год. С таким диагнозом, без операции, врачи гарантируют до десяти лет – максимум, а вам уже…
И картины, одна за другой, всплывали перед глазами. Вспомнила, как в детстве так расшаталось сердечко, что отец сгрёб её в охапку и бежал с ней на руках в больницу; как каждый год, весной и осенью, получала курс лечения, как год от года менялся и усложнялся диагноз, а сердце, расплескивая боль, заполняло собой всё: пространство, время, людей. Иногда казалось, что от боли оно начинает плавиться. Вспомнила, как перенесла две тяжёлые операции, как пережила клиническую смерть, как не хотелось жить после смерти первенца; как прошла все муки ада, три года заботясь о брате, у которого была обнаружена опухоль головного мозга; как заботясь о нём, обнаружила опухоль у себя, как проходила обследования с вынесенным решением: не будем пока трогать. Как…как… Каждый прожитый день – как испытание, а вся жизнь – как поле боя за собственную жизнь и жизнь родных, болезням и болям вопреки.
Нахлынувшие воспоминания прервала знакомая мелодия на мобильном телефоне.
– Любимая, родная, как дела? Я так скучаю без тебя. Осталось ещё несколько дней, и я приеду…
Они так давно и так хорошо знали друг друга, что даже на расстоянии, какой-то генетической памятью, каждый чувствовал другого.
– Ариночка, дорогая, что случилось? У меня сегодня всё валится из рук, болит сердце …
Она смогла выдавить только одно слово:
– Плохо…
И заплакала.
– Когда ты плачешь, я теряюсь, мне больно. Держись, любимая! Будем молиться. Господь всегда нам помогал. Мы обязательно выстоим.
И у неё в душе что-то дрогнуло:
– Спасибо Богу за то, что подарил мне именно тебя. Спасибо тебе за каждый прожитый в любви и счастье день. Спасибо, что ты давал мне силы жить.
И словно божок по душе босыми ножками пробежал. Исчезла внутренняя пустота и невыносимая боль. Она вытерла слёзы и решила: как Богу будет угодно. Поднялась и привычной, выработанной десятилетиями, лёгкой походкой поспешила к троллейбусной остановке. «Надо жить! Надо жить! Надо жить, вопреки всем болезням!», – как молитву повторяла она…
Дома её ждала парализованная, второй год прикованная к постели, родная мамочка, для которой она – и врач, и медсестра, и сиделка, и самый родной человек – её руки и ноги ...
22. Неисповедимы пути Господни. Гл. 5. Война
Ирина Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
Номинант 10 Конкурса Международного Фонда «Великий Странник Молодым" на свободную тему.
Номинант 17-го Номерного конкурса Клуба Слава Фонда.
НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
ВОЙНА
Новый одна тысяча девятьсот сорок первый год молодая семья встретила радостной новостью: в недалёком будущем они ждут пополнения. Жаль, Митин отец, Матвей Фёдорович, ушёл из жизни, так и не узнав, что в очередной раз станет дедушкой. У него уже было двенадцать внуков от старших детей. А для Николая с Аникой это впервинку, поэтому появления малыша ждали с огромным волнением. Не зря говорят, первый ребёнок - последняя кукла, первый внук - последний ребёнок.
Но двадцать второе июня перечеркнуло все замыслы и надежды. Мечты заледенели. Планы отложены в долгий ящик. Началась война, чёрным крылом коснувшаяся в селе почти каждой семьи. «Напечёт ещё и вдов, и сирот», - горько приговаривали старики. А спустя два месяца, двадцать четвёртого августа, Наталья разрешилась от бремени. Родился желанный сынок и долгожданный внучок, как две капли воды похожий на мамочку и деда Николая. Светловолосый, зеленоглазый, с ямочками на щёчках, здоровенький ангелочек. Назвали Виктором.
Трудные наступили времена. Война принесла с собою горе, боль и слёзы. Появление ребёнка тоже добавило хлопот. Николай с Аникой, как могли, помогали молодой семье управляться по хозяйству. Они, на редкость, почитали зятя и всю жизнь, к всеобщему удивлению, обращались к нему на «вы». И он отвечал им взаимным уважением и заботой. Дедушка с бабушкой души не чаяли во внучонке. Дед, как наседка, дрожал над маленьким Витей: чтоб не упал, чтоб не укололся, чтоб не порезался. Видимо, права поговорка: «Внуки жальчее детей». Мальчик подрастал, рано начал ходить и говорить. А маму называл Талькой, как дедушка с мамуней - так нежно и ласково приучали его называть бабушку...
Третий год шла война. В середине осени 1943 года Господь во второй раз постучался к молодой семье со светлой новостью. И какой бы трудной не была жизнь, будущему ребёнку все обрадовались.
Фронт приближался к селу. Двадцать шестого марта 1944 года войска в составе Второго Украинского фронта Красной Армии под командованием Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского освободили родной Данул от фашистско-румынских оккупантов. Штаб фронта разместился в соседнем селе Балан, в небольшой хате, из которой летели приказы соединениям и частям Второго Украинского фронта и продумывались блестящие удары знаменитой Ясско-Кишиневской операции*.
После освобождения района во всех населённых пунктах, в том числе и в Дануле, была восстановлена советская власть. Пятнадцатого апреля 1944 года по мобилизации Глодянского РВК МССР Митя был призван на действительную службу в ряды Красной Армии. Талька, беременная вторым ребёночком, и на руках с маленьким Витей, которому не было ещё и трёх, осталась одна. Сердце молодой жены и мамы лишилось равновесия. Ей шёл всего лишь двадцать первый год. Жизнь несла слишком горькое испытание. Судьба ковшом разливала то радость, то печаль…
В середине лета 1944 года у молодой семьи на свет появился второй сынок – татова копия: рослый, крепкий, темноволосый, спокойный малыш. И нарекли его Иваном - «Благодать Божия», ласково называя Ванюшей. Талька в детях, как в цвету цветёт. Только мысли днём и ночью всё о нём – о своём милом и единственном. И молит Бога, чтоб Митя остался жив, чтоб закончилась война, и он вернулся домой. В самом начале осени 1944 года стали поговаривать в селе, что в Бельцы привезли пленных, и вроде кто-то из односельчан видел среди них Митю. Недолго думая, собрала всё, что было из продуктов, напекла лепёшек, ребёнка на руки, торбу через плечо и рано-ранёхонько пустилась в путь-дороженьку. А ход-то не близкий – сорок километров да пешком. Но ей безумно хотелось увидеть своего благоверного и показать новорожденного младенца, на одно лицо с Митей. Не чувствуя усталости и боли, она шла, пока не истёрла ноги в кровь. Присела, покормила мальца и снова в дорогу. От волнения сердце вылетало из груди: ещё немножко, ещё чуть-чуть и свидится со своей половинкой. И добралась. И нашла пленных. И звала, и выкрикивала его имя, но Мити, к счастью, среди них не было. То были пленные, воевавшие на стороне румын. Увидев уставшую, молодую женщину, остолбеневшую и оцепеневшую от горя, с маленьким ребёнком на руках, глаза которой сквозили толпу, многие из них плакали и падали перед ней на колени. Дрожащей рукой, со слезами на глазах, она ломала на куски лепёшки, приготовленные для Мити, и раздавала голодным. Когда торба опустела, она, ещё несколько минут молча постояв в полном оцепенении и окинув прощальным взглядом толпу, медленно повернулась и, вытирая слезы, отправилась в обратный путь. Этот эпизод она не забудет до конца своих дней…
Через месяц пришло письмо, и родные на время успокоились: жив, здоров, слава Богу, пишет, что скоро война закончится, и они встретятся. На душе у Тальки отлегло. Отвлекали от горьких дум подрастающие дети, домашние заботы и обязательные поставки зерна государству, которые тоже легли на плечи молодой женщины. И вдруг новое потрясение, тяжёлый удар судьбы: пришла похоронка на мужа. Отчаяние и скорбь смахнули всю привлекательность и миловидность её лица. Опустились руки, она махнула на себя рукой, перестала есть и пить, полностью погрузившись в себя. «Ну, прямо умирать собралась», - бормотали родные. Сухими, выплакавшими слёзы, воспалёнными глазами она смотрела на детей и молчаливо, убитым видом, вопрошала: Господи, как жить-то дальше? Время для неё сложило крылья. «Выстыл навсегда мой семейный очаг», - эта мысль не давала ей покоя с того злосчастного дня, когда пришла похоронка...
Прошло около месяца. Она томилась незнанием обстоятельств гибели и жила надеждой: а, может, это – ошибка? В один из таких тягостных дней, когда она кормила Ванюшку, послышался непонятный стук в стекло. Быстро вскочив, подошла к окошку и разглядела бьющуюся в него ласточку.
- Мама, мама, быстрей сюда, гляньте в оконце, - не отрывая глаз от ласточки и наблюдая за её движениями, закричала в полный голос Талька.
- Девочка моя, успокойся. Эта примета обещает нам приятное событие. Митя – жив! Знаешь, люди говорят, что ласточка, ударяющаяся в окно – добрый знак, и визит этой птицы предвещает хорошие вести от близких и родных людей. Будем ждать новостей от Мити.
- Митя жив? Мамо, Митя жив? – переспрашивала она, желая ещё и ещё раз уловить смысл и радость сказанного мамой.
Недели четыре прошло – никаких известий. И каждый день она, как на иголках, места себе не находила: жив? жив? жив? Неопределённость мучила и не давала покоя. Казалось, что она повенчана с печалью навсегда. С тревогой посматривая на калитку, ждала вестей. Наконец-то увидела приближающегося к ней почтальона с письмом в руках. Ноги подкосились. Боязнь и страх плохой новости комом подступили к горлу. Обливаясь холодным потом, дрожащими руками открыла конверт и передала отцу. «Жив! Митя жив! Был ранен, лежал в госпитале. Произошла ошибка», - ликующе объявил Николай. Тяжкая ноша печали отвалилась от сердца каждого. Эмоции, что так долго копились и плескались в душе, вылились в слёзы радости. Дорога жизни развиднелась…
Наступил долгожданный День Победы. Люди плакали – кто от радости, кто от горя, божемойкали, обнимали друг друга и благодарили Бога за то, что наконец-то все их муки закончились…
Стали возвращаться оставшиеся в живых односельчане. Из четырёхсот семидесяти двух мобилизованных в апреле 1944 года мужчин - шестьдесят шесть не вернулись.* Среди них Митин родной брат - Мариуца Мефодий Матвеевич и троюродный брат – Мариуца Андрей Васильевич, инвалидом вернулся родной брат – Мариуца Андрей Матвеевич. Война не лечит, война калечит.
Со дня на день ждали и Митю, но он прослужил ещё целый год. Только в конце мая 1946 года вернулся в родное село. Кто на войне был, тот много видел. Но Митя не любил об этом рассказывать. После призыва, с апреля по октябрь 1945 года, он - стрелок 276 стрелкового полка, был переведен стрелком в 278 полк, где служил до декабря 1945 года, а в декабре 1945 года переведен в 283 стрелковый полк. В мае 1946 года Указом Верховного Совета СССР был демобилизован. Награждён медалью «За победу над Германией». Дома его ждали многочисленные родственники, Николай с Аникой и любимая жена с подросшими сыновьями - пятилетним Витей и двухлетним Ванюшей – его надёжный тыл, его судьба, его любовь, его кодекс чести, его предмет гордости. И стучали два сердца, как одно на двоих. И запели в их душах добрые ангелы…
А медаль? Нацепив на грудь, старший сын Витёк на радостях побежал на свадьбу, где сельская ребятня постарше стянула её. Осталась только запись в военном билете.
Всем казалось, что война закончилась, и чаша горя и страданий выпита до дна, до последнего глотка. Но втеснились, словно чёрные птицы, события, которые изменили ход истории целого народа и уклад жизни каждой семьи…
10. 10. 2017
Продолжение следует.
* * *
*Двадцать первого ноября 1973 года село было переименовано в Малиновское. В бывшем штабе, ныне мемориальном музее штаба фронта, сохранилась мебель времён Великой Отечественной войны, которой пользовался знаменитый советский маршал: огромный, солидный стол, покрытый зелёным сукном, тяжёлый стул с высокой спинкой, а за ним, на стене, карта военных действий 1944 года выпуска. В соседнем зале висит бурка маршала.
Материал из Википедии - свободной энциклопедии.
*В. Панько. Земляки. Бэлць, 2016, стр. 44
----------------------------
Талька и Митя - мои родители.
23. Пять дней в тёмном царстве
Ирина Христюк
3 место в Основной номинации «ГТ»
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Специальный приз №18 «Новые имена»
ПЯТЬ ДНЕЙ В ТЁМНОМ ЦАРСТВЕ
К вечеру субботы зуб разболелся так, что хочется выть. В понедельник отправляюсь к врачу. С горем пополам вынимает половинку зуба и сообщает:
– Вторую половинку будем вырывать завтра. Выпишу «бисептол» и «ципринол».
Пью таблетки. Через некоторое время чувствую, начинают слезиться глаза. Списываю на две бессонные ночи. После второго принятия опухает лицо и вокруг глаз, ощущаю боль и песок в глазах. Припухлость увеличивается, глаза закрываются, и о, ужас! картинки восприятия размываются, надвигается пелена и плавающие тёмные пятна. Острота зрения снижается. Через короткое время исчезают краски, свет, и наступает сплошная темнота и чернота.
Становится жутко и страшно. Поджилки затряслись, по спине мурашки бегают. Пытаюсь открыть глаза. Не получается. Муж говорит, что вокруг глаз опухло в три слоя. А на дворе ночь. Что делать? Надо ждать. До утра.
Боль, тревога, страх, сознание собственного бессилия и тихая паника не покидают всю ночь. Мысли о том, что остаток жизни могу провести без книг и компьютера, что жизнь под угрозой полной слепоты, повергают меня в уныние.
Еле дождавшись рассвета, едем в поликлинику. Стоматолог оторопел. Вызывает для консультации специалистов. Приговор:
– Срочно в Бельцы или в Кишинёв. В больницу. При отсутствии активного своевременного лечения возможно наступление полной слепоты.
Едем в Бельцы, что в сорока километрах от нас. Долго прохожу обследование. Врач, давно практикующая и имеющая опыт работы с подобным явлением, выносит вердикт:
– Предстоит длительное стационарное и амбулаторное лечение. Но, к сожалению, у нас только четыре койки на весь север Молдовы. Все места заняты прооперированными больными. Назначу курс лечения, а получать сможете в Глодянах.
Возвращаемся домой. Теперь день и ночь для меня одним цветом. Потеря зрения вызывает чувство опустошённости, но живу надеждой. Наутро отправляемся в больницу. Обстановка в палате мне знакома. Ещё до потери зрения лежала здесь три раза. Всё знакомо. Окидываю палату невидящим взором и перечисляю: две кровати, моя – у окна, на окне – бело-розовые жалюзи, при входе, в левом углу – вешалка. Муж подтверждает: всё так.
Изучаю маршрут, извините, в туалет. Тренируюсь под присмотром благоверного: от кровати наискосок пять шагов, по правую руку - стена, по левую – дверь. Открываю, выхожу в маленький коридорчик, два маленьких шага, поворот на девяносто градусов влево, четыре шага вперёд. По правую руку – выключатель, хотя свет мне не нужен, но он означает «занято», по левую – ручка двери. Открываю. Помню: слева – умывальник, прямо – унитаз, возле него – корзина для мусора. Трогаю ногой – не нахожу. Она – справа, надо запомнить. И так несколько раз. Всё. Получается. Смогу без посторонней помощи. Приносят обед. Муж хочет покормить.
– Нет, я сама.
Не даёт покоя мысль: а вдруг это надолго. Надо учиться жить по-новому, не обременяя родных.
В сплошной темноте и глубоких раздумьях проходит ещё один день. Внутри меня словно какая-то чёрная дыра образовалась, которая намного хуже, чем просто потеря зрения. Она всё время напоминает о себе болью и страхом. Ох, нелегко существование незрячего…
Ночью остаюсь без мужа. Запоминаю: на верхней спинке кровати – полотенца по размерам – для лица, рук, глаз; на нижней – пижама, на тумбочке – очки (закрываю глаза, чтобы опухолью не пугать людей), телефон; от угла тумбочки на пядь – кружка с водой. Сама переоделась, несколько раз выходила в туалет. Натолкнулась на подставку для капельниц, которую кто-то оставил прямо у дверей, что-то упало, присела, нащупала, оказалось – пустая пластмассовая бутылочка. Но самое главное, что краски, которых не видят мои слезящиеся слепые глаза, мелькнули во сне…
Наступило утро, если так можно назвать в этом царстве тьмы. Распознаю его по движению санитарок, начинающих уборку, как я помню по предыдущим пребываниям, в шесть двадцать утра. Умылась, благо все принадлежности в гигиенической сумочке, переоделась, заправила постель на ощупь, запомнив, что лицевая сторона пледа более гладкая. И к Валериному приходу я – в «полном порядке», готова к процедурам и обходу врача.
А в голове рой мыслей: что готовит мне день сегодняшний? Поневоле задаюсь вопросом, что такое вообще жизнь? Есть ли смысл? Пытаюсь снова и снова искать ответы на сложные вопросы. Понимаю, что Жизнь, как сам грешный мир, вечна, незыблема. Она размеренно идёт своим чередом, наматывая круги – от рассвета до заката, от дня к ночи, от зимы к лету, независимо от того, буду ли я видеть или нет. Это мне надо смириться, приспособиться к новому положению, научиться жить по-новому столько, сколько Господу угодно. Ведь всё по Его воле и на всё Его воля. Если суждено мне пройти это испытание, значит, Он даст мне силы и терпение. Из глаз моих незрячих покатились слёзы, обжигающие опухшие щёки. Жизнь сама учит нас смирению, хотя порой и очень болезненно. «От печали рождается смирение, а смирению даётся благодать», – вспомнила слова Д. Г. Семеника.*
Стук в дверь прерывает мои размышления и возвращает в настоящее. Это мой любимый муж – лучик света в моём тёмном царстве. Обнимает. Целует. Признаётся в любви. Рассказывает, как дома, что нового в кабинете на стихире и прозе, какая погода на улице, про кошку Фросю и собаку ПрОшу.
Начинаем процедуры закапывания капель в глаза, завтрак, капельницы, уколы. И так до вечера. Кто-то заходит, выходит. В коридоре шум, голоса, шарканья тапочками. Обход врача. Новая смена медсестёр. Идёт обычная светлая жизнь. И только у меня она – другая. Я – в тёмном царстве. Перефразируя известную поговорку: в кривом глазу всё криво, скажу, что в слепом глазу всё черно. Тут владычествуют два цвет – чёрный и тёмно-серый, но до чего красиво! Господи, как жаль, что ты не наделил меня даром живописать. Таких картин в жизни не существует. Какая жалость, что я не могу перенести их на бумагу, получились бы невероятные полотна модерн. И меняются они так быстро, словно в детском калейдоскопе. Помните? Достаточно покрутить миниатюрную пластиковую трубочку из стороны в сторону и заглянуть в стеклянный глазок на ее конце, как на противоположной стенке внутри трубки выстроятся самые невероятные узоры. Так и в моём тёмном мире с фантастическими орнаментами, креативными панно и этюдами, в котором вновь и вновь хочется наслаждаться изумительной красотой и изяществом. А какое изобилие лепнины в этом тёмном замке! Композиции фигурных и орнаментальных узоров. Жаль, что не тонированы… Мой мозг старается всё впитать и запомнить, но вместе с тем он – сплошное поле переживаний, страхов, волнений и тревог. Понимаю, что если позволю этим мыслям и дальше находиться в голове, то не только зрение, но и она превратится в тёмное царство, которое будет нацелено отобрать мой мир, мою радость, мою надежду, моё смирение…
Как ни стараюсь думать о чём-нибудь радужном и благостном, неприятное ощущение тревоги никак не желает покидать меня. Впереди – выходные. «День придёт и может радость принесёт», - мысленно рассуждаю. Но беспокойство и опасения не покидают меня, зато сон попрощался со мной надолго. Не зря говорят: в ветреный день нет покоя, в озабоченный день нет сна. Неопределённость положения вызывает озабоченность и изматывает душу. Оказывается, тревога так никуда и не уходила, наоборот, постепенно возрастает, всё больше вытесняя другие ощущения. В голову лезут какие-то обрывки мыслей, фраз, изречений. Неясность не отпускает и мешает отдохнуть.
А я-то надеялась… Сердце щемит. Где-то прочитала, кажется у Ш. Л. Лектер : «Печаль всё время глядит назад, тревога смотрит по сторонам, и только глаза веры всегда направлены вперёд». Вера – великая сила. Молюсь утром и вечером. Может быть, Бог простит мои слабости тревог. Понимаю, надо перестать копаться в своих сомнениях, в своих рассуждениях и не загромождать свою дорогу к Богу. Ведь Жизнь – это Божий дар. Надо вложить свою руку в руку Господа, и Он поведёт меня нужным путём. Может быть, порой и трудным, и жёстким, но правильным. Главное, что Он прикоснулся к моему сердцу...
Вот так, в раздумьях и медицинских процедурах, с той лишь разницей, что по выходным нет обхода врача, прошли выходные. Дни короткие. К пяти часам вечера уже темнеет. И не включая свет, – он мне всё равно не нужен – закутавшись теплее в плед, я сажусь у окна, а Валера, крепко обнимая меня, рассказывает о картинке за окном:
– Загорелись фонари перед окнами больницы. Медленно кружась в воздухе, падает снег, застилая всё вокруг. Хоровод неторопливых снежинок, словно задумавшись о чём-то важном, опускается на крыши домов напротив, на деревья, машины, что стоят под окном, тротуар и ступеньки, ведущие в больницу. Они оседают даже на подоконник нашего окна. Серебристо-белые осадки заметают следы от машин и ровным бархатным ковром покрывают всё вокруг, от чего сумерки кажутся мягкими и светлыми.
Я гляжу в пространство невидящими глазами и с интересом слушаю его рассказ. Услышанное не сравнить с увиденным. Но на душе легко, а тепло крепких и нежных рук вырывает меня из темноты и уносит в белое великолепие и цветные мечты. Муж продолжает:
– Не переживай. Всё будет хорошо. Я люблю тебя больше жизни. И что бы ни случилось, всегда буду рядом. Ты – моё всё.
И нежно целует.
– Я тоже тебя очень люблю. Спасибо тебе за любовь и заботу, за терпение и понимание...
Ночь тянется медленно. Кажется, что рассвет уже не наступит, вернее сказать, не услышу звука и стука персонала по утрам. По-иному болит в глазах. В какое-то время чувствую невыносимую головную боль. В мозгу как будто молния сверкнула. Открываю глаза. Обомлеваю: вижу свет, вернее, неопределенную разделительную полосу между светом и темнотой. Врачи это состояние, когда человек различает свет и тьму, называют частичной способностью к зрению. Закрываю глаза и боюсь открыть: а вдруг свет вновь исчезнет? Медленно, в страхе, приоткрываю веки: вижу узкую полоску мягкого желтоватого света, бьющегося из узкой щели под дверью. Приподнимаюсь. Сажусь на постель. Не спеша поворачиваю голову в сторону окна, и после пятидневной темноты, замечаю льющийся в окно снаружи фонарный свет. Оглядываю палату: различаю контуры кровати напротив, тумбочки, вешалку. Господи, я различаю формы и какие-то оттенки. Благодарю тебя за это! Не моргая, словно боясь, что картинка вдруг исчезнет, смотрю на окружающий меня мир и начинаю понимать, что случилось чудо: я прозрела, пусть и не совсем чётко и ясно, но я вижу! От радости потекли слёзы…
Впереди – длительный курс лечения. Но теперь я точно знаю, какое это счастье: слепому – видеть, парализованному – ходить, глухому – слышать, немому – говорить…
6 марта 2018 года.
----------------------
*Д. Г. Семеник, Душевный лекарь. О перенесении скорбей, 2011
24. Тошнотики
Нина Цыганкова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Как-то, в советские еще времена, зашли мы с моей коллегой Фаиной в кафетерий перекусить. В витрине на блюдечке лежал сырник, но цвет у него был не белый, как обычно, а розовато-коричневый – что-то в него, видимо, намешали. «Ой, тошнотик! – вдруг воскликнула Фаина. – Очень похож на тошнотики, которые мы ели во время войны». И она рассказала следующую историю.
В войну они какое-то время жили, как тогда говорили, под немцами, т.е. в оккупации. Ей было шесть лет, а ее младшему братишке – четыре года. Отец их воевал на фронте. Жили они с мамой в маленьком частном доме на окраине городка, и жили бедно, а когда пришли немцы и выгребли у них все, что смогли найти, в том числе почти всю картошку, стало совсем голодно. Их мама старалась, как могла, чтобы накормить детей – мешала съедобное с малосъедобным или почти несъедобным – главное, чтобы побольше было по объему. Иногда она готовила из картофельных очисток круглые плоские котлетки, похожие по форме на сырники. Цвет у этих котлеток был, как у рвотных масс, поэтому и звали это «изысканное» блюдо тошнотиками. Но дети уминали их за обе щеки, потому что были очень голодны.
В их дом определили на постой немца. Немец русского языка не знал, и когда он пытался что-то сказать или спросить хозяйку дома, та мотала головой и отвечала ему что-нибудь типа: «Моя твоя не понимать, мразь фашистская! Дерьмо! Гадина! Подавись нашей картошкой!» Детям она велела не попадаться немцу на глаза и строго настрого запретила что-либо брать у него.
А немец, как назло, проявлял к детям интерес. Он играл им на губной гармошке – невиданный у нас музыкальный инструмент. Он показывал Фаине фотокарточку, на которой была изображена маленькая девочка в белом платьице, такая же белокурая и светлоглазая, как Фаина. Он тыкал пальцем то в девочку на фотокарточке, то в Фаину и что-то говорил – наверное, хотел сказать, что это его дочка, и что она похожа на Фаину. Немец пытался угостить Фаину, но та ничего не брала у него.
Брата Фаины он заманивал посмотреть его пистолет, но малыш, помня наказ матери, к немцу не подходил. Но однажды Фаина застала такую картину: немец протягивал мальчику шоколадку, а тот стоял, спрятав руки за спину. Но вот одна его рука предательски поползла – вылезет из-за спины и снова спрячется, вылезет и спрячется. Фаина прервала его мучения, крикнула: «Не смей! Предатель! Он наших солдат убивает!» Мальчишка заревел: «Я не предатель!» и убежал. Больше он уже не подходил близко к немцу, а только кричал ему из-за угла, подражая матери: «У, гадина! Фриц поганый! Подавись своей шоколадкой!»
Я сказала Фаине:
- Ты настоящая героиня. Ведь как трудно было маленькой голодной девочке отказаться от еды, которую предлагал немец.
- Нет, - ответила она, – совсем не трудно. Просто, знаешь, даже мысль в голову не приходила, что можно взять подачку от врага. А брат, он еще маленький был, но тоже устоял – я следила за ним.
Вот и скажите, разве можно победить народ, у которого даже маленькие дети лучше будут есть тошнотики из очисток, чем примут милость от врага?
25. Мемуары. 1941- Синдром войны
Нина Цыганкова
Призёр в Основной номинации «ВТ»
22 июня 1941 года, в день, когда началась Великая Отечественная война, мне исполнилось ровно пять месяцев – самый разгар грудничкового возраста. Так что можно смело сказать, что война вошла в меня вместе с молоком матери - молоком, отравленном тревогой, страхом и ненавистью к немцам. Вошла в меня война - и сидит до сих пор, не отпускает. При одном только слове «немец» я напрягаюсь. Умом я понимаю, что теперешний немец неопасен, не страшен и, в конце концов, не виноват в том, что натворили его предки. Я их не виню, но я их не люблю. Я называю это «синдромом войны». В моем подсознании немцы так и остались стоять в одном ряду с чудовищами типа Кощея Бессмертного, Циклопа, Дракулы, Чикатило.
Моё военное детство не было таким трагичным, как у детей, оказавшихся в оккупации, блокаде или концлагерях. Мы жили в Москве, а фашисты до нее, слава богу, не дошли. Чуть-чуть, но не дошли. Тем не менее начало моей жизни было омрачено войной. Мы жили голодно и холодно. Две первые военные зимы были люто холодными, но отопление в нашем доме толком не работало, а газ на кухне появлялся только по ночам и горел чуть-чуть. Но все же кухня ночью становилась самым теплым местом в нашей коммунальной квартире, и все жильцы собирались в ней на ночевку, расстилали на полу матрасы, постели, и так все вместе спали.
Позже кто-то из папиных друзей соорудил в нашей комнате печку-буржуйку, и жить стало веселее. Мама, когда топила печку, на ней же и готовила, чтобы зря не жечь керосин в керосинке. Однако печка доставляла маме не только радость, но и постоянное беспокойство. Пока печка горела, мы с сестрой, подражая маме, лезли к ней со своими кастрюльками, в качестве которых использовали жестяные банки. Мама нас отгоняла, боялась, что мы обожжемся о раскаленные бока печки. Она с нас глаз не спускала, а мы все равно обжигались, ревели, она мазала наши раны подсолнечным маслом, и мы снова лезли к печке – она обладала невероятным притяжением. Когда печка остывала, мы с сестрой бегали вокруг нее, гоняясь друг за другом, а мама боялась, что мы свернем трубу, которая выходила из печки наружу через форточку.
Печка-буржуйка на седьмом этаже большого дома, керосинки на кухонных столах – на них готовили еду - и керосиновые лампы вместо электрических – все это было нормальным бытом первых лет моей жизни. Нормой были и походы в магазин за продуктами, которые не продавали, а выдавали по карточкам. Карточка представляла собой цветную бумажку, разграфлённую на квадратики. В каждом квадратике было указано название продукта и его количество. Квадратики вырезались ножницами и предъявлялись продавщице. Потерять карточку означало остаться без еды, поэтому мама тщательно прятала карточки дома, чтобы мы с сестрой с ними не «поиграли», а в магазине держала их «на себе» – находились люди, которые карточки воровали.
Когда мы шли из магазина домой, я клянчила у мамы хлебушка, и она иногда не выдерживала и разрешала отщипнуть кусочек. Какая же это была радость! Отщипнутый кусочек был почему-то вкуснее остального хлеба. И уж совсем счастлива я была, когда мы приносили домой головку сахара. Сахар тогда делали не в виде привычного теперь рафинада, а сплошным куском округлой формы – головой. От головы специальными щипцами откалывали кусочки. При этом вниз сыпались крошки. Когда мама занималась колкой сахара мы с сестрой были тут как тут, подставляли под щипцы ладошки, чтобы ловить сахарные крошки. Ладошки толкались, чтобы занять выгодную позицию. Как только крупная крошка попадала в мою ладонь, я ее крепко зажимала и отскакивала в сторону. Там, на безопасном от сестры расстоянии, я слизывала крошку языком и млела. Как же это было сладко!
Уже после войны доступными стали карамельки и леденцы, но и тогда не для всех. Над нами, этажом выше, жили два брата, Толя и Коля, – немногим старше меня по возрасту. Отец у них погиб на фронте, а их мама вечно жаловалась, что не может прокормить этих обжор – они все время требуют есть. Выглядели мальчики по тому времени довольно упитанными, особенно по сравнению со своей худосочной матерью. Мальчишки были некрасивыми и неряшливыми. У одного из них, Толи, из носа вечно свисали густые зеленые сопли, и он слизывал их, закручивая вверх длинный красный язык. Однажды я видела, как он вожделенно смотрел на девочку, которая сосала карамельку, и его толстые губы сладострастно чмокали. Девочка не выдержала его взгляда, вытащила изо рта карамельку и протянула ему. Толя не положил ее в рот, а начал лизать языком, и на его рубашку капали сладкие слюни. Временами он вскидывал язык вверх и слизывал сопли. Вот из-за этих слюней и соплей мне и запомнилась эта сцена, а вовсе не потому, что у мальчика не было конфет. Конфет тогда у многих не было.
Сейчас дети закормлены сладостями – выбирай не хочу. Но получают ли они такое же яркое удовольствие, какое испытывали мы, дети войны, от крошек сахара или чужой обсосанной карамельки?
Радостью для нас с сестрой была и одна на двоих большая кукла, закрывавшая глаза, когда ее клали в горизонтальное положение. Мы постоянно дрались за эту куклу и истрепали ее донельзя. А еще у каждой из нас был свой собственный маленький целлулоидный пупсик, их можно было купать в воде, и наряжать в разные тряпочки. Скудный набор игрушек нас, однако, не смущал. Самые обычные вещи легко включались в наши игры, выполняя ту или иную роль. Так мамина волнистая стиральная доска легко превращалась в море, которое я никогда в жизни не видела, но знала по сказкам и картинкам в книжке. А миска, обычная алюминиевая миска, становилась корабликом и плавала по волнам стиральной доски. В миске сидели пупсики или какие другие мелкие предметы, которые изображали сказочных героев, отправившихся в морское путешествие. Герои оказывались в ситуациях, описанных в какой-нибудь из сказок с морской тематикой, но и свою фантазию я щедро добавляла, насылая на головы несчастных путешественников новые приключения. Глядя на теперешнее изобилие игрушек, я не завидую современным детям. У нас было мало игрушек, но мы извлекали из них по максимуму, а заодно учились фантазировать и изобретать.
Не было во времена моего раннего детства и таких красочных фейерверков, которые устраиваются сейчас. Зато светили в небо прожектора. По вечерам окна в нашей комнате плотно закрывались тяжелыми тёмно-бордовыми занавесками. Мама не разрешала делать даже маленькой щелочки в них, чтобы свет, не дай бог, не проник наружу, потому что, если немецкие самолеты заметят свет, они нас разбомбят. На нашей улице стоял разрушенный бомбой дом, зиявший пустыми окнами. Я его боялась, отворачивалась, когда мы проходили мимо. Поэтому я слушалась маму – не подходила к окну и не делала щёлок в занавеске. Но иногда мама сама не выдерживала, гасила керосиновую лампу и раздвигала шторы. Я тут же оказывалась рядом с ней и смотрела завороженно на световое представление в небе. Яркие длинные лучи прожекторов бегали по небу, пересекаясь друг с другом. Иногда два, а то и три луча намертво сцеплялись и дальше двигались вместе, высвечивая в своем перекрестье летящий самолет. Тогда мама облегченно вздыхала:
- Засекли!
И еще были салюты в честь освобожденных от немцев городов. По сравнению с теперешними эти салюты могут показаться убогими, но как я их любила! И сейчас память моя их любит. При каждом выстреле пушки в небо взлетала группа красных, зеленых или желтых шаров, которые потом медленно опускались и угасали. А когда небо становилось чёрным, я страстно молила, чтобы пушка выстрелила хотя бы еще один раз. Салюты были праздником для детей, тем более, что и взрослые в эти дни становились радостнее, а некоторые вместе с нами кричали «Ура!». И как мне понятны строки из стихотворения Игоря Волгина, практически моего ровесника:
«Воспряну ото сна.
Откину одеяло.
Окончилась война,
а мне и дела мало!
И только об одном
жалею в те минуты —
что смолкли за окном
победные салюты.»
Наша комната находилась на седьмом этаже, и из наших окон салют был очень хорошо виден. Мои двоюродные сестры и братья жили ближе к центру, но салют приезжали смотреть к нам. Приехали они и в День Победы 9 Мая 1945 года. Это был невероятный день! Не очень-то еще разбираясь в происходящем, я хорошо ощущала настроение людей вокруг меня. Они ожили, как будто свалился с них давивший все эти годы тяжелый груз. Все-все, даже те, кто раньше ссорились, да и просто незнакомые люди на улицах поздравляли друг друга, обнимались, ликовали, многие плакали, но плакали легко. Воздух был заряжен любовью и ожиданием скорого счастья, все говорили, что теперь, мол, заживем. И порядком затасканная теперь фраза «Лишь бы не было войны», звучала тогда не пафосно - она шла из глубины измученной войной души.
В этот день все ждали праздничного салюта. Говорили, что он будет необыкновенным. И я его очень ждала, но так перевозбудилась, что не смогла уснуть днём, и вечером стала впадать в сонливость. Не доверяя в этом деле маме, я попросила своих двоюродных сестер, которые были намного старше меня, чтобы они разбудили меня к салюту, если я вдруг засну. Я заснула, а они не разбудили. Это стало для меня на долгие годы горькой обидой и разочарованием. На следующий день все вокруг только и говорили об этом салюте. Увы, мне сказать нечего.
Память моя добра ко мне. Я помню игры и салюты, кукол и сахар, но не помню чувства голода, слабость, частые головные боли и постоянные кровотечения из носа – об этом я узнала позже из рассказов мамы. Вот кому действительно досталось, так это маме. И не только физически. Каково ей было смотреть на хилых вечно голодных дочерей! Конечно, она и сама сильно недоедала. Мама относилась к категории иждивенцев, так как она не работала, а иждивенцы получали по карточкам по самому минимуму. В середине октября 1941-го, когда немцы находились в двух шагах от Москвы и никто не знал, устоит ли она, а все, кто мог, выехали из города, мамин паек свелся к куску хлеба. Но мама всегда с благодарностью вспоминала оставшихся в Москве чиновников, которые заведовали питанием детей. Московские дети даже в самые тяжелые для столицы дни питание получали бесперебойно и по полной норме.
Иждивенкой моя мама была не по доброй воле, а потому что не на кого было оставить нас с сестрой, а в детский сад нас не брали – мест на всех, как всегда, не хватало. В первую очередь принимали детей, у которых отцы погибли на фронте, во-вторую – детей солдат, и только в третью очередь – до которой наша очередь так и не дошла, - детей офицеров. Мой папа был офицером.
В детских садах детей кормили лучше, чем доставалось нам по карточкам. Маме однажды удалось пристроить нас с сестрой на лето в детский сад, который выезжал загород. Впервые мы остались без мамы, и она боялась, что мы будем скучать и плакать. Но вот детский сад вернулся в Москву, она пришла нас забирать, думала, что мы бросимся к ней с рёвом, а мы вместо этого надулись, уперлись и заявили, что хотим остаться жить в детском саду. Сестра объяснила:
- Там нам даже иногда белый хлеб давали, а у тебя черняшки не выпросишь.
Мама долго еще после войны вспоминала этот случай, и всякий раз плакала. Ей было тяжелее, чем нам – мы-то ничего не понимали. Не понимали, но тревожную атмосферу вокруг я ощущала очень хорошо. Я чувствовала, что в любой момент может случиться несчастье, а несчастья - это все знали – исходили от немцев. Угрозы шли с неба, с самолетов, и из почтовых ящиков. Я видела не раз, как женщины, вынув письмо из почтового ящика и тут же раскрыв его, начинали кричать и биться в рыданиях – это означало, что они получили похоронку. Почтовые ящики тогда висели на дверях квартир. Я наблюдала с тревогой, как мама где-то перед обедом начинала беспокоиться, прислушиваться к звукам, и как только раздавался шум на лестничной площадке, она выбегала посмотреть, не почтальон ли это пришел. Я тенью скользила вслед за ней в коридор и, вжавшись в угол со страхом ждала, не станет ли мама кричать и биться, как те женщины. Но судьба нас пощадила.
Немцы, невидимые немцы, были кошмаром моих первых лет жизни. Впрочем, один раз я их все же увидела - это когда пленных немцев провели по Москве. Мне тогда было три с половиной года, но кое-что я запомнила. Мы ждали их на широкой улице – скорее всего, это была Садовая-Кудринская – мы там жили недалеко. Народ стоял стеной, и было очень шумно от болтовни женщин и криков детей, гонявшихся друг за другом. Но вдруг всё враз стихло, установилась мертвая тишина, и в этой тишине раздались шаги, много шагов, которые постепенно приближались к нам. И вот они появились, шли широкой колонной, одетые полностью или частично в незнакомую мне военную форму. Один из немцев шел, гордо задрав вверх подбородок, но остальные голову опустили или смотрели прямо перед собой. По бокам от них шли наши солдаты с винтовками наизготовку, шли на значительном расстоянии друг от друга, и я боялась, что немцы прорвутся сквозь них и убьют нас. Мы стояли в первом ряду, и я пряталась за маминой спиной. А толпа молчала. Смотрела и молчала, пока все они не прошли. Вот это гробовое молчание мне больше всего и запомнилось.
О настоящих зверствах немцев я узнала позже, и не только из газет, книг и фильмов. Папа нам дома ничего не рассказывал – щадил наши нервы. Зато рассказывали люди, которые пережили оккупацию, и то, что они рассказываали, было страшно, дико, немыслимо. Откуда у немцев столько злобы и звериной ненависти? В каждой нации найдутся отдельные люди или группы людей, способных на подобного рода преступления. Но так, чтобы весь народ, вся нация совершала, потворствовала или спокойно взирала на все эти ужасы? Да еще при этом считала себя высшей расой. Да, что-то не так в этом «королевстве». Я прикидываю ситуацию на нас, русских. Да, мы не идеальны, да, у нас хватает недостатков, но представить себе, чтобы русские сжигали в печах немецких женщин и детей, фантазии у меня не хватит. Не кровожадные мы, ох, не кровожадные. Может быть, даже слишком некровожадные. Вот одна история в подтверждение моих слов.
Летом 1956 года моя сестра стала переростком для пионерского лагеря, где мы до этого проводили по три смены каждый год, и родители пристроили нас на все лето в деревню к чужой бабушке. Деревня находилась в Калужской области, в такой глуши, что туда никакой транспорт не ходил. Добирались мы от райцентра Медыни на грузовике, который с трудом пробирался по узкой лесной дороге, постоянно проваливаясь в заполненные водой глубокие ямы. Это была единственная дорога, которая связывала деревню с внешним миром. Вокруг были дремучие леса, такие дремучие, что и сами местные жители далеко в лес не заходили – боялись заблудиться или встретиться с волками.
То, что деревня стояла на отшибе, спасло ее в годы войны. В 1941-1942 годах в Калужской области шли ожесточенные бои, был взят районный центр Медынь. Жители деревни слышали грохот артиллерии, видели, как по ночам полыхало небо, но ничего не знали о том, что происходит вокруг, где немцы, а где наши. Связи с внешним миром у них не было никакой: даже почтальон к ним не заглядывал. Они затаились и никуда не высовывались, опасаясь немцев. Но немцы до них так и не добрались. Вернее, добрались, но всего один.
Он появился на краю деревни под вечер, когда уже смеркалось. Оборванный, обросший, грязный и до смерти напуганный – всё время нервно дергал головой по сторонам, готовый в любой момент дать дёру. Вся деревня высыпала на улицу, но близко к немцу не подходили. А вся деревня – это женщины, детишки да старики, мужчины все до единого ушли на фронт. Так и стояли некоторое время, молча глядя друг на друга. Убедившись, что никто ему не угрожает, немец осмелел и стал жестами просить дать ему поесть. И тут наши бабы всполошились! Ну, как же! Бедненький! Изголодался, есть просит. И такой молоденький еще! Жалко-то как! Принесли ему картошки, хлеба, молочка – ешь миленький! Самим не хватает, да ведь гость – дело святое. И не важно, что эти «гости» убивали их же мужей, детей, отцов. Ведь тоже, поди, как и мы, - люди, и есть им хочется! Дальше – больше. Затопили баньку – пустили помыться. И чистенького уложили в постель. Он ушел, когда хозяева избы еще спали.
А деревенские бабы, даже спустя четырнадцать лет всё вспоминали «нашего немчика». И вздыхали. Как он там, бедолага? Выжил ли? Не сгинул ли в непролазных лесах? Не задрали ли его волки? И всё причитали жалостливо: такой молоденький еще!
Могу ли я понять жителей деревни, которые не из-за страха, не из-за какой-то выгоды, а просто по доброте душевной накормили и дали приют вражескому солдату? Немцу, фашисту. Да, могу. Конечно, по всем правилам надо было бы его скрутить, посадить в подвал, а еще лучше сразу убить и закопать, как собаку – враг ведь, злейший враг. А они накормили и отпустили. Почему? Потому что увидели в немце человека. А кем мы, русские, были для немцев? Низшей расой, подлежавшей истреблению. Случись заблудившемуся русскому солдату забрести в немецкую деревню, как бы там его встретили? Ответ не нужен – и так понятно.
Человечность – вот такая есть черта у русских людей. Человечность, ставшая, а может быть, и всегда бывшая дефицитом в нашем мире. Она и по сей день у нас проявляется, контрастируя с ценностями западного мира. Вот недавний случай.
Я спросила американку, которая впервые приехала в Россию, было ли что-то такое, что поразило ее в нашей стране. Она воскликнула, захлебываясь от восторга:
- Да!! Люди!! У вас такие отзывчивые люди! Я собиралась в поездку в спешке, не подумала, что у вас может быть холодно в конце октября, и прилетела в Москву в босоножках. Вышла я из аэропорта на улицу, а там поземка метет. Стою я в своих босоножках в ужасе, что делать, не знаю. А тут какая-то женщина подошла, показывает на мои босоножки и крутит пальцем у виска. Я ей говорю, что, мол, у нас там, во Флориде, жарко было. Она английский не понимает, но, видимо, догадалась, что я из теплых стран прилетела. Взяла она меня за руку и повела обратно в здание аэропорта. Села, сняла кроссовки, сняла шерстяные носки и отдала их мне. Сама в одних тоненьких носочках осталась. Я ее благодарю, прошу дать мне визитку, чтобы носки ей вернуть, а она махнула рукой и ушла.
Я спросила американку:
- А у вас разве так не поступают?
Она замялась, что-то невнятное ответила. Я поняла, что нет, так не поступают.
А вот как поступают во Франции, рассказала мне моя знакомая, Надя, которая приехала в эту страну навестить свою дочь и маленького внука. Однажды она повезла внука в Париж развлечься. Возвращались они на электричке. День был жаркий, и мальчик захотел пить. Но вода у Нади кончилась. Не беда, подумала она, так как напротив нее сидела мадам и поила водой свою дочь. Надя по простоте душевной подставила свой стаканчик и попросила жестами налить воды для внука. И вот эта милая француженка не только не налила воды, но еще возмутилась такой просьбе. Надин внук плакал, всю дорогу просил пить, но француженка осталась неумолимой.
Дома дочь объяснила Наде, что во Франции не такие понятия, как у нас. Там считают, что каждый должен сам решать свои проблемы, а не обременять ими других. Оно, может быть, и правильно – не обременять других. Но бывают же всякие обстоятельства! Можно оказаться в жаркий день без воды, можно прилететь в Москву поздней осенью в босоножках. И что же? Пусть они выкручиваются, как хотят? Что же это за культура такая в западных странах? Да у нас бы самый никчемный человек не отказал ребенку в глотке воды.
И они еще учат нас своим ценностям! Особенно не люблю я, когда это делают немцы. Здесь сразу срабатывает мой синдром войны. Ехала я однажды в Египте на экскурсию в Луксор в составе интернациональной группы. Остановились мы на площади небольшого городка размяться и купить чай каркаде, который, по словам гида, был здесь самым лучшим во всем Египте. Едва мы вышли из автобуса, как нас окружили местные мальчишки и стали клянчить у нас деньги. Западные цивилизованные туристы идут, по сторонам не смотрят и только рукой слева направо помахивают – мол, не приставайте, все равно не дадим. А мы, Россия лапотная, все трое, полезли за кошельками. Увидела я этих смуглых босоногих ребятишек и вспомнила свое нищее детство, и как страстно я тогда мечтала найти на улице 43 копейки и купить на них фруктовое мороженое в бумажном стаканчике с деревянной палочкой. А если повезет и найду больше денег, мечтала я, то куплю шоколадную конфету «Мишки в лесу» - они тогда поштучно продавались. И такой сладкой была эта мечта – слаще самих мороженого и конфет.
Подумала я, что и эти мальчишки могут так мечтать, остановилась и полезла за кошельком. Ведь это так просто и так приятно сделать счастливым ребенка. Шедший со мной параллельным курсом мужчина тоже остановился и стал наблюдать за мной. Может быть, решил, что я богачка? Знал бы он, что я все свои сбережения до последней копейки вложила в эту поездку, а приличной одежкой, кроссовками и чемоданом на колесиках разжилась у сестры и подруги.
Мелких купюр в моем кошельке не оказалось, давать крупную было, честно говорю, жалко, но отступать уже было некуда – рядом стоял и смотрел на меня с отчаянной надеждой маленький кудрявый мальчишка. Я протянула ему бумажку такого достоинства, от которой он впал в ступор. Смотрел на нее, не веря своим глазам, потом вдруг дружески ткнул в меня кулачком и воскликнул:
- Руссия?!
Я утвердительно кивнула головой. И мальчишка запрыгал и завопил:
- Руссия! Руссия!
Его дружки смотрели на него с завистью – повезло ему нарваться на русского. А я подумала: хорошо поработали здесь мои соотечественники – знают в Египте с малолетства наши, российские, ценности.
Мужчина, который с любопытством наблюдал за нами, подошел ко мне. Представился, сказал, что немец, живет в Германии. Ох, уж зря он ко мне подошел! Поинтересовался он, откуда я родом. Я ответила - на английском тоже, - что я из России, живу в Москве. Он вдруг удивился, аж брови вверх подпрыгнули:
- Впервые встречаю русского, который хорошо говорит по-английски.
Меня это задело, потому что сказано было так, будто цивилизованный человек неожиданно встретил в пустыне грамотного туземца. Всё ещё считают себя высшей расой, подумала я. Мало мы им накостыляли.
- Ну, не знаю, с кем вы общаетесь, - ответила я презрительно. – У нас сейчас молодежь, да и среднее поколение в большинстве своем английским владеют. А вот люди моего поколения, это правда, - из нас на английском мало кто говорит. Мы все больше немецкий учили. Тогда в нем была необходимость.
- Какая необходимость? – спросил он по глупости.
- Как какая? – воскликнула я. - С вами, немцами, разговаривать, когда вы к нам в гости пожаловали в 1941 году.
Я нагло посмотрела ему в глаза. Немец смешался, сник, пробормотал что-то невнятное и ретировался.
Нехорошо это было с моей стороны. Я и сама потом себя корила. Этот немец был лет на десять моложе меня, значит родился уже после войны и к зверствам своих предков непричастен. И не должен он нести вину за их преступления, я это понимала. Незачем мне было его обижать. Мне не нравится мой синдром войны. Я бы хотела избавиться от него и однажды мне показалось, что мне это удалось. Это случилось после рассказа замечательной женщины - Татьяны Владимировны Венкстерн, доктора биологических наук, лауреата Государственной премии СССР. Когда мы с ней познакомились, ей было уже под восемьдесят, но выглядела она потрясающе – тоненькая, изящная, ухоженная, красиво причесанная и красиво одетая. Она еще продолжала работать.
Татьяна Владимировна вышла замуж перед самой войной и вскоре забеременела. Ее муж ушел на фронт и был убит в первом же сражении. Татьяна Владимировна не вышла замуж во второй раз, хранила память мужа. И ненавидела немцев. Но простила их. Это случилось в ее первую поездку в Германию. Там должна была состояться научная конференция, куда ее пригласили выступить с докладом. Татьяна Владимировна отказалась – не желала она ехать в страну, убившую ее мужа. На нее надавили, заставили – в Советском Союзе с этим было строго. Татьяна Владимировна рассказывала:
- Уже в самолете сижу, а все еще думаю: надо уйти, надо встать и уйти. Не могу я туда ехать. Не могу! К счастью, самолет взлетел раньше, чем я решилась.
- Почему же, к счастью? – спросила я.
- Когда я туда прилетела и пообщалась с немцами, я увидела, как они переживают за все, что натворили. Ты представить себе не можешь, какое у них чувство вины, как они страдают, как клянут себя. И, знаешь, я их простила – они ведь раскаялись.
Однако чужой опыт - это всё-таки чужой опыт. Я надеялась, что он поможет мне. Не помог. Не могу я преодолеть неприязненное отношение к немцам. Говорят, что понять – значит простить, а я понять не могу. Не могу понять, как эти люди пришли к мысли, что они – высшая раса, не могу понять, зачем они убивали ни в чем неповинных мирных людей, как могли проводить биологические эксперименты на людях, выкачивать кровь у детей, доводить до состояния скелета пленников концлагерей, за что расстреляли, закопали живьем, сожгли в газовых камерах шесть миллионов евреев, уничтожили четверть цыган в Европе. И не могу понять, прожив долгую жизнь, как могли 60 миллионов людей одновременно сдвинуться в уме, да так, что содрогнулся весь мир.
Я никогда не была в Германии, и с теперешними немцами практически не знакома, так что у меня нет о них своего мнения. Судя по информации из массмедиа немцы и вправду раскаялись в содеянном и, кажется, боятся возрождения фашизма больше, чем где-либо в других странах. И все же. Все же, кто его знает? Вдруг маятник качнется в другую сторону, вспыхнет с новой силой задавленное долгим покаянием чувство расового превосходства – и все начнется сначала. Дай бог, чтобы этого не случилось. Дай бог!
*****
17. ЖУРНАЛ №4. СБОРНИК №17. УЧАСТНИКИ КОНКУРСА-9 ПО АЛФАВИТУ («Ч»-«Э»)
В этот Сборник включены произведения конкурсантов по алфавиту «К»
Всего 26 произведений
СОДЕРЖАНИЕ
№ позиции/Автор (по алфавиту)/Ссылка
1. Татьяна Чебатуркина http://proza.ru/2020/05/09/2189 («Военная тематика», в дальнейшем, «ВТ») - Основная номинация
2. Татьяна Чебатуркина http://proza.ru/2020/05/09/2228 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
3. Галина Черонова http://proza.ru/2020/05/25/461 («ВТ») - Основная номинация
4. Галина Черонова http://proza.ru/2020/06/02/177 («Гражданская тематика», в дальнейшем, «ГТ») - Основная номинация
5. Галина Черонова http://proza.ru/2020/05/31/395 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
6. Галина Черонова http://proza.ru/2020/06/11/1641 («ГТ»)
7. Ирина Шабалина http://proza.ru/2020/05/10/1568 («ВТ») - Основная номинация
8. Ирина Шабалина http://proza.ru/2020/05/10/1587 («ГТ») - Основная номинация
9. Ирина Шабалина http://proza.ru/2013/03/24/2260 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
10. Ирина Шабалина http://proza.ru/2012/03/09/1879 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
11. Аркадий Шакшин http://proza.ru/2018/01/29/2381 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
12. Александра Шам http://proza.ru/2020/05/15/2196 («ВТ») - Основная номинация
13. Александра Шам http://proza.ru/2020/05/11/2253 («ГТ») - Основная номинация
14. Леда Шаталова http://proza.ru/2020/05/06/1381 («ВТ») - Основная номинация
15. Леда Шаталова http://proza.ru/2020/05/09/1159 («ГТ») - Основная номинация
16. Леда Шаталова http://proza.ru/2020/05/07/1255 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
17. Леда Шаталова http://proza.ru/2020/05/07/905 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
18. Евгений Ширяев http://proza.ru/2018/04/29/1012 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
19. Лора Шол http://proza.ru/2020/05/09/1953 («ВТ») - Внеконкурсная номинация
20. Лора Шол http://proza.ru/2015/05/04/918 («ГТ») - Внеконкурсная номинация
21. Анна Шустерман http://proza.ru/2020/05/10/167 («ГТ») - Основная номинация
22. Анна Шустерман http://proza.ru/2020/04/21/1781 («ГТ») - Внеконкурсная номинация4
23. Андрей Эйсмонт http://proza.ru/2018/04/09/890 («ВТ») - Основная номинация
24. Андрей Эйсмонт http://proza.ru/2018/05/06/1494 («ГТ») - Основная номинация
25. Эль Ка 3 http://proza.ru/2020/06/02/1861 («ВТ») - Основная номинация
26. Эль Ка 3 http://proza.ru/2020/06/02/1874 («ГТ») - Основная номинация
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
№ позиции/Название/
Автор/
Награды/
Произведение
1. Салют победы
Татьяна Чебатуркина
Призёр в Основной номинации «ВТ»
Салют Победы.
Ночь. Зябко даже в накинутой шинели. И постоянный, нежнейший запах с улицы от огромного сиреневого дерева, поврежденного осколками. Этот аромат перебивает гарь сожженных домов, выхлопы газов прибывающих санитарных машин, крепкий чад махорки легкораненых.
Ветки сирени в банках, колбах. В огромном, переоборудованном под госпиталь здании бывшего сахарного завода, в пахнущей хлоркой, потом и кровью полутьме, глядя на колеблющийся огонек коптилки из артиллерийского снаряда, невольно уносишься мысленно в далекий родной город.
И заново переживаешь картины довоенной жизни, которые тотчас же перекрываются ужасающей правдой того невероятного дня, когда впервые прозвучало из репродуктора страшное слово «война».
Время, сжатое в немыслимый клубок, - военное положение, в течение суток мобилизация, переоборудование родной школы в военный госпиталь, погрузившийся во тьму затемненный город, первые эшелоны с ранеными.
Невозможно привыкнуть вчерашним выпускницам медицинских училищ к нескончаемому потоку и ранам изуродованных осколками, пулями сильных мужчин, к их немыслимым страданиям, которые они пытаются всеми силами скрыть, пока в сознании.
И помнишь, как, чтобы не попасться на глаза замполиту госпиталя, при свете коптилки переписывали по очереди на маленьких листочках Псалом 90 «Живый в помощи», хранимый бережно в комсомольском билете, а потом - в партбилете, который вручили 7 ноября 1942 года.
Эвакогоспиталь после разгрома фашистов под Сталинградом стал санитарным эшелоном следовать за наступающими войсками по железной дороге и принимать раненых сразу после боев.
Неисчислимые потери на всех фронтах, ведра крови в операционных, где круглосуточно спасали жизни только несколько часов назад бывших здоровыми и жизнерадостными солдат и офицеров, получаемые похоронки на родных и близких – все это прессовалось в сознании только постоянным напряжением всех душевных сил: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
В дверной проем, завешенный армейской палаткой, врывается растерянный Пьер. Его привезли в госпиталь осенью из-под Сталинграда, ампутировали полностью правую лопатку, сшили плечо, признали негодным к строевой службе. Но этот худенький лейтенант – хореограф известного ансамбля - упросил начальника госпиталя оставить его вольнонаемным.
И в редкие минуты отдыха врачи и медсестры становились артистами. Задушевные песни, стихи, танцы и гимнастические этюды вызывали слезы и бурные аплодисменты выздоравливающих бойцов. Даже не ходячие раненые просили санитаров перенести их на носилках на концерт.
- Лида! – шепот Пьера прервался. – Буди начальника госпиталя! Связисты соседней части сказали: «Все! Конец войне! Капитуляция Германии!» Ты слышишь?
Они выбежали на улицу. В полуночной темноте от города Хатван наплывал какой-то тревожный, непонятный шум. Небо озарилось вспышками сигнальных ракет.
Вдруг автоматные очереди стали бить совсем рядом со станцией, где расположился на отдых моторизованный полк.
И стали отчетливо слышны голоса: «Ура-а-а! Победа!»
Пьер выхватил из рук опешившего солдата, охранявшего госпиталь, автомат и прямо с крыльца начал стрелять вверх.
Замполит выбежал с пистолетом и без слов присоединился к общему оркестру выстрелов. Раненные солдаты обнимались, плакали, не скрывая слез, кричали, матерились.
- Лида, присоединяйся к салюту Победы! – Пьер протянул автомат, и она, крича и плача, стала посылать к небу свою радость и боль. В память о тех одноклассниках, матери которых получили похоронки, за тех обожженных в танках мальчишек, бравших Харьков, Будапешт, за тысячи изуродованных войной судеб, за сгоревшую на костре войны молодость.
А на востоке торжественно разливалась заря первого мирного дня.
2. Реликвия нашей семьи
Татьяна Чебатуркина
Призёр в Основной номинации «ВТ»
РЕЛИКВИЯ НАШЕЙ СЕМЬИ.
Сочинение внука – десятиклассника Александра А.
Необъясним народ, как гений.
Ему определенья нет –
Он шире всех определений.
Но над чредой царей, цариц,
Над всеми, что жрало, разлагалось,
Из самых чистых русских лиц
Лицо Отечества слагалось.
Евгений Евтушенко.
Зимний студеный вечер заполонил все пространство за узорным окном. Родители, как всегда, задерживались на работе. А я – в гостях у своих прадедов. Они прожили долгую интересную жизнь. И мне повезло застать их в живых.
Как сейчас, зримо запомнившиеся запахи и звуки своего совсем недавнего детства: пирожков с капустой, ватрушек с творогом, оживленные голоса моей прабабушки Лиды и прадеда Саши, в честь которого меня назвали, когда после чаепития играли втроем в лото.
Из кухни мы переходили в зал, где на видном месте, на тумбочке лежал, поблескивая пожелтевшим перламутром клавиш, старинный трофейный аккордеон моего прадеда, участника Великой Отечественной войны, капитана Ефименко Александра Сергеевича.
- Это наша семейная реликвия, - говорила бабушка Лида, а дед Саша брал аккордеон на свои колени, надевал потертые ремни и начинал играть вальс «На сопках Маньчжурии», фронтовые песни «Катюша», «В землянке», «Синий платочек».
И прабабушка расправляла плечи, откладывала свое неизменное вязание, и исчезали, таяли в сумраке вечера пролетевшие годы для уже старых ветеранов. Они на глазах молодели. Разглаживались их морщины – они на волнах памяти уносились в свою такую далекую и неповторимую юность.
Тогда я был маленьким, тянул аккордеон к себе:
- И я хочу играть! – мне казалось, что они будут жить вечно.
Теперь, с высоты своих пятнадцати лет, я с грустью осознаю невозвратимость и неповторимость каждой прожитой жизни. И мне на помощь приходят мои бабушка Таня и мама Лена, сохранившие самые теплые воспоминания о своих родных, пожелтевшие фотографии в альбомах, ордена, медали и очень немногие реликвии военных лет. Ведь самое главное – память. Как в поэме Евгения Евтушенко:
«Грех оказаться, к своему стыду,
не знающим, откуда ты и кто ты.
В истории трусливые пустоты
Рождают в наших детях пустоту».
Что удивляет, привлекает нас в том поколении, которое прошло через огонь Великой Отечественной войны, в поколении победителей фашизма?
Кто-то из великих сказал: «В мире есть три вещи, которые ни при каких условиях не могут быть подвержены осмеянию, - патриотизм, истинная любовь к женщине и старость».
И этот немецкий аккордеон, который прадед купил на рынке в Польше, в Кракове летом 1945 года после окончания войны, стал семейной реликвией, так как связал на всю жизнь сердца двух случайно встретившихся на войне людей, проживших в любви и согласии шестьдесят три года.
Родился Александр Сергеевич в селе Новая Квасниковка в 1914 году в крестьянской семье. Его отца за грамотность местная помещица Масленникова взяла к себе приказчиком, но после революции отец умер от тифа. После смерти матери в 1921 году малышей пяти и семи лет вывезли в детский дом, а старшую сестру взяли в няньки в чужую семью. Младший брат Леша был очень слабый, заболел дифтерией и о его дальнейшей судьбе ничего не известно. Александр до двенадцати лет скитался по детским домам Немповолжья.
Находясь в детском доме села Ровное на Волге, Саша повел как-то лошадей детдома на водопой к колодцу, где его случайно встретила и узнала жена родственника матери, Кузьмы Трофимовича Логинова, бывшего матроса с броненосца «Потемкин», который был председателем сельского Совета в селе Хомутинка, тоже на Волге. Так прадед попал в семью приемышем. Окончил семь классов, а затем курсы учителей начальных классов.
Наверное, от этих незабываемых, неповторимых картин беспокойного простора великой Волги, раздолья степей зародилась в душе мальчика-сироты в то далекое тяжелое, голодное время неосознанная тяга к прекрасному: рисованию, музыке, литературе. Он научился играть на балалайке, мандолине. И пределом мечтаний было подержать в руках гармонь.
Работал учителем начальных классов. С июня 1938 года по январь 1940 года Александр Сергеевич - заместитель редактора районной газеты «Ударник полей».
Именно такие черты характера, как решительность, принципиальность, упорство, трудолюбие помогали в жизни.
Началась финская война, и прадед ушел на фронт добровольцем. Начало Великой Отечественной войны встретил под Ростовым рядовым 138 гаубичного артиллерийского полка резерва Главного командования.
За короткими строчками автобиографии – бесконечные бои, гибель друзей, страшные пути отступления, суровые будни беспощадной войны. Он воевал на Юго-Западном фронте под Одессой, Киевом, Вязьмой. И получил заслуженную медаль «За оборону Москвы».
После разгрома фашистов под Москвой был направлен в Горьковское военно-политическое училище имени Фрунзе, которое окончил в 1943 году. И неизменно с ним была немецкая трофейная губная гармошка, которую выменял у ребят за пачки махорки, так как никогда не курил.
В составе войск Четвертого Украинского фронта освобождал от фашистов Закарпатскую область, Чехословакию, Польшу. В 1944 году окончил Первую Московскую школу УКР «СМЕРШ».
Победу встретил в городе Кракове в Польше. Прадед награжден орденами Отечественной войны первой степени, Красной звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией», юбилейными медалями.
Если бы он сейчас был жив, я, наверное, смог «разговорить» его, чтобы узнать подробности такой закрытой службы, когда практически ежечасно солдаты и офицеры рисковали на фронте и в тылу, сражаясь и погибая в засадах бандеровцев, оккупировавших прекрасные земли Украины.
«Патриотизм – чувство самое стыдливое и деликатное… Побереги святые слова, не кричи о любви к Родине на всех перекрестках. Лучше – молча трудись во имя ее блага и могущества» - эти слова В.А. Сухомлинского можно смело отнести к моему прадеду.
«Неисповедимы пути господни…».
Судьба свела моего прадеда с прабабушкой весной 1946 года в далеком городе Сигет в Румынии.
Прабабушка Ефименко (Морозова) Лидия Федоровна была родом из города Борисоглебска Воронежской области. Предки были мастеровые. Но в ближней родне были очень известные в стране люди. Родной дядя прабабушки, Михаил Алексеевич Меньшиков после окончания Плехановского института народного хозяйства работал в тридцатые годы в торговом представительстве в Англии. Его посылки в голодном 1933 году спасли семью сестры от гибели.
Впоследствии он был послом в Индии, Соединенных Штатах Америки, министром иностранных дел России. Сын Меньшикова, Станислав Михайлович – доктор экономических наук, профессор в области политической экономики и международного права, преподавал в МГУ, Эразмском университете Роттердама в Нидерландах, в университете Аалборга (Дания). Работал в ООН (США) – директором отдела прогнозирования и передовых исследований.
Родство с такими выдающимися людьми прадеды никогда и нигде не афишировали, и не рекламировали.
Мать моей прабабушки, Анна Алексеевна, была старшей, сводной по матери сестрой Михаила Алексеевича, рано осталась вдовой с тремя детьми, всю жизнь проработала портнихой. Ее муж, Федор Петрович Морозов, был образован, работал телеграфистом на железной дороге, имел прекрасный голос, пел в церковном хоре. Болел, так как сказались годы, проведенные на передовой первой мировой войны и немецкий плен.
Лидия Федоровна окончила медицинское училище в городе Воронеже. С первого дня войны стала работать лаборанткой в военном госпитале, который после разгрома фашистов под Сталинградом стал санитарным эвакогоспиталем, следовавшим по железной дороге вслед за войсками от Борисоглебска до Будапешта в Венгрии.
Через руки медиков прошли тысячи раненых. В нем она проработала до 1948 года. Тридцать два раза приходилось сдавать кровь. Вот как прабабушка вспоминала то время:
- Иной раз и двух недель не пройдет после того, как сдашь кровь, а придет главврач: «Ну, кто девчата, смелый?» И опять течет кровь к кому-то другому, совсем незнакомому…. Потом была Румыния. Бурная Тисса… Однажды дал командир задание: «Нужно во что бы то ни было переправиться на другой берег реки. Нужна срочная медицинская помощь». А как? Мосты все взорваны, переправа не работает. Лед только тронулся. Да ведь молодость! Помню, решили плыть на лодке. От усталости стала дремать. Очнулась в ледяной воде. Тяжелые сапоги тянут вниз, одежда вся намокла, кругом черная бурлящая вода да огромные льдины. Вспомнила свой родной Хопер. На берегу выжали гимнастерки, вылили воду из сапог и поспешили скорее выполнить задание. Вот и осталась печать войны на всю жизнь, сердце стало побаливать, ноги порой стали не слушаться»,
Но эти воспоминания придут позже, спустя многие годы. А тогда миллионы женщин своим беззаветным трудом и в тылу, и на фронте приближали время Великой Победы.
И этот долгожданный день наступил. Цвела обожженная войной сирень, и черное небо над Хатваном в Венгрии прочертили следы залпов своеобразного стихийного салюта из автоматов, пистолетов людей, выплеснувших неудержимую радость: «Дождались окончания страшной войны! Победа!»
После окончания войны госпиталь решили перебросить на Дальний Восток, но надолго застряли в пограничном городе Сигет в Румынии. 12 апреля 1946 года военный фельдшер Морозова Лидия Федоровна получила чин младшего лейтенанта военной медицинской службы.
После расформирования госпиталя ее назначили начальником лабораторной службы в 304 лагере для бывших военнопленных и репатриированных граждан СССР. Именно здесь весной 1946 года она познакомилась со старшим лейтенантом Ефименко Александром Сергеевичем.
И вот здесь свою неоценимую роль сыграл аккордеон на груди своего хозяина.
Разъехались по домам почти все девчата. Ждала со дня на день приказ о демобилизации. И вдруг эта неожиданная встреча на концерте. Молчаливый, смущающийся старший лейтенант поразил своей начитанностью, отсутствием бахвальства, высокомерия.
Судьба так распорядилась, что за тысячи километров от своей Родины они нашли и полюбили друг друга, поклялись в верности на всю жизнь, поженились.
А холодным январским утром 1948 года в день рождения долгожданной дочери Александр Сергеевич принес в палату госпиталя своей любимой жене три красные розы, которые он неизвестно, где достал. Свидетельство о рождении выдали в консульстве города Констанца Румынии.
Потом была военная служба в Армении, Азербайджане, но после демобилизации в 1954 году прадед привез семью на свою родину, в Заволжье.
Началось освоение целины, и боевому офицеру, капитану Ефименко, члену КПСС с 1941 года, предложили стать заведующим парткабинетом райкома партии.
В бывшем здании земской больницы не было лаборатории, и Лидия Федоровна стала первой заведующей клинической лаборатории. Возила из Волгограда, Саратова необходимое оборудование, химические реактивы. За тридцать лет работы сменилось тринадцать главных врачей. Работала, пока резко не ухудшилось зрение.
«Мы – счастливые люди, - говорила бабушка, - потому что остались живыми в той страшной мясорубке невыносимых страданий, на пределе человеческих возможностей»,
Прожив трудную жизнь, полную лишений и ограничений, прадеды отличались воспитанностью – качеством личности, в котором органически слиты культура общения, культура внешности и культура удовлетворения потребностей.
Через призму прожитых лет они не потеряли способности доброго отношения к людям, чувства юмора, уважения и любви к книгам.
Вырастили детей, дождались трех внуков и уже четверых правнуков. И на всем жизненном пути семьи как залог верности, любви, взаимопонимания был талисман, реликвия – старый раритетный аккордеон с мягкими красными сафьяновыми мехами. Учились играть на нем дети, внуки. Музыка всегда жила в дружном доме, где никогда не гнались за богатством, которого за долгую жизнь так и не заработали. Зато всегда были уважение и почтение односельчан, видевших настоящие крепкие семьи и у детей, и у внуков.
«Любовь – та же радость, она, как солнечный луч, светит живущему сквозь все страдания, горести, неудачи и заботы». (Эрнст Тельман)
Наши ветераны – удивительно скромные и честные люди – были до конца преданы друг другу, и даже, когда таяли силы, как они были терпеливы и умны! Все их думы были о внуках, правнуках, о нашей стране. В старости – мудрость многих поколений.
Они ушли, но нам осталась их правда, вера в счастливое будущее, надежда, что дети и внуки не подведут.
И на параде 9 мая они идут вместе с нами в составе Бессмертного полка, вторя словам Евгения Евтушенко:
«Пусть не скуют ни слава, ни уют!
Идя навстречу будущим столетьям,
Отдайте все в России нашим детям,
И дети все России отдадут».
3. Кому на Руси жить хорошо
Галина Черонова
Специальный приз №17
С Д Н Ё М П О Б Е Д Ы!!!
«Расскажите о подвиге своих родных»
Илья и Антонина познакомились в 41-м году, в боях под Москвой. Он - военный врач из Сибири, она - операционная медсестра из-под Ярославля, оттуда, где впервые прозвучала поэма "Кому на Руси жить хорошо" Н.Некрасова. По мере приближения фашистов к Москве, Тоня была переброшена к район Волоколамска, где решалась судьба Родины.
В самом пекле военных событий, на передовой, в течение нескольких лет, медицинские работники спасали тех, кто недавно, как и они, полные здоровья и сил, мечтали о счастливом будущем в мирной стране. Когда коварный враг нарушил все планы, военнообязанные были призваны на фронт в первые же часы войны...
Теперь, в землянках или даже в лёгких палатках, под почти непрекращающимся обстрелом врага, медики оперировали, перевязывали, спасали людей, и, по-возможности, старались облегчить им боль. Порой, когда рядом рвались снаряды, приходилось делать всё возможное, чтобы пыль с фронтового поля не попала на операционное...
Тяжелобольные в спешном порядке эвакуировались в тыл. В коротких промежутках между боями Антонина Александровна старалась хоть немного вздремнуть, а Илья Иванович выходил отдохнуть и, раскуривая папиросу, старался набраться сил перед новой нелёгкой вахтой. Вот тут-то и настигло его первое ранение: осколки шального снаряда разорвались возле ног, мелкие металлические шипы вонзились под кожу. Однако на этот раз всё обошлось. Военный врач вскоре был в строю...
Когда поступали письма от родных, Илья сразу, по-военному, отвечал. А Тоня старалась смягчить обстоятельства так, чтобы меньше волновать близких. Ни о любви, ни о личной жизни тогда и не мыслилось. Тоня и Илья все силы отдавали любимому делу - лечению и исцелению соотечественников.
Особенно неизгладимым осталось впечатление от залпов "КАТЮШ", впервые опробованных здесь, на передовой. Яростный огонь орудий отвечал самым благородным чувствам всего советского народа, не щадящего своих жизней для спасения отечества и мира от фашистского зверя! Это был тот самый рациональный и эмоциональный рычаг воздействия - самое настоящее психологическое и военное"ноу- хау", секретность которого ещё не была раскрыта. И - враг дрогнул!
По мере продвижения фронта на запад, настроение людей становилось всё более оптимистичным. Но накал работ в военно-полевом госпитале не уменьшался. Получив очередное письмо из дома, Тоня вдруг загрустила. Заметив её слёзы, подошедший Илья поинтересовался: "Что случилось, Тоня?" - Девушка ответила, что мама болеет, а младшие сестрёнки жалуются: дом совсем покосился, придётся покупать новый. "А сколько нужно денег? - спросил Илья,- я займу!" "Нет-нет,- ответила Тоня,- я Вам никогда не смогу отдать!"
- Тоня, выходи за меня замуж! - вдруг неожиданно предложил Илья,- и все деньги будут твои!
Вот так состоялась счастливая семья Шатохиных. И когда позже, супруги вдруг спорили по какому-либо вопросу, Тоня неизменно произносила: "Илья, ведь ты меня купил тогда! Почему я за тебя вышла замуж?"
И шутка всегда срабатывала. Счастливые супруги сразу мирились! Было всё: фронтовые ранения, потеря маленького первенца-сына, рождение двоих дочек, бесконечные переезды по гарнизонам, от Прибалтики до Дальнего Востока. А демобилизовался подполковник Илья Иванович в Средней Азии, где семья и пустила свои корни. Немало жизней спасли они уже в мирное время. - В отставке Илья Иванович работал в системе ДОСААФ, Антонина Александровна - в больнице. Старшая дочь пошла по стопам родителей, младшая стала экономистом!
4. Злодеям - Нюрнберг!
Галина Черонова
Специальный приз №17
С Д Н Ё М П О Б Е Д Ы!!!
«Расскажите о подвиге своих родных»
Когда фашистских полчищ чёрных
На наш Союз нарвался вал.
Не ведал враг, чем пахнет порох
И грозных криков не слыхал.
Не видел он, как возрождаясь
Шли люди сквозь мороз и мрак.
Не знал советского героя,
Не ощущал безумства драк.
Свой план Блицкриг молниеносно
Намеревался совершить,
Европа подчинилась боссу...
"Теперь бы русских истребить".
Но радугою в белом свете -
Величьем битвы под Москвой,
Вдруг засиял наше добрый Вече,
Сломав нахрапистый настрой.
...Темно в блокадном Ленинграде
И сумеречен Волго-Дон.
Детей измученных из ада
Спасал народ сквозь боль и стон.
Сибирь и Азия на помощь
Спешили. Уж алел Восток!
Народов дружба нам знакома -
Победы зеленел росток.
Рекою Волгой закругляясь,
Сквозь дым продвинулись к Днепру.
Отчизна верила родная
Что победим, что быть добру!
Как горько было всем, не скрою,
От ран страдать, друзей терять -
Орловско-Курскою дугою
На запад шла за ратью рать.
Восходит солнце! Близко Эльба!
Мир замер - он с волнением ждёт.
К весне бы ринуться, в апрель бы!
Судьбу узнать бы наперёд!
Дунай и Неман силе внемлют.
О радость! Взяли Кёнигсберг.
Рейстаг к Кремлю склонился. Землю
Спасли! Злодеям - Нюрнберг!
5. Чем сложнее судьба, тем мудрее душа
Галина Черонова
Специальный приз №17
С Д Н Ё М П О Б Е Д Ы!!!
«Расскажите о подвиге своих родных»
Редкой красоты женщина - эталон красоты духовной и телесной, Вера являет собой человека будущего. Глядя на неё, на ум приходят слова: "Не взойдя на Голгофу - не воскреснешь." Дитя Ленинградской блокады, ребёнок, воспитанный затем в детских домах, Вера Ивановна совсем не похожа на мученицу. Сильная, гордая, смелая, умеющая своими руками созидать красоту, она создала круг близких по духу людей, куда попали избранные. Скорее всего, это люди, которых жизнь тоже испытывала на прочность...
Когда началась война, Верочке было пять лет. Четверо детей (один из которых приёмный) и их совсем юные мать и отец, проживали в Ленинграде. Мать родила Веру в семнадцать лет. В своё время и её 17-летняя мать, в 1917 году подарила мужу-архитектору, дочь. Он, без памяти влюблённый, привёз из Польши юную красавицу в Петербург в самое тревожное для страны время. Но появление маленькой дочери не остановило польскую гордячку и, оставив крошечного ребёнка мужу, принявшему Советскую власть и отдавшему всё своё имущество народу, та сбежала в Варшаву. Таким образом, отец воспитывал дочь сам (в 3-х комнатной квартире, выделенной ему государством), в своём же бывшем 4-этажном особняке. Он считал, что этого ему вполне достаточно, но рано ушёл из жизни, так и не узнав о судьбе жены и не зная, что ждёт его дочь и внуков, которые только появились на свет.
В 1941 году начались страшные испытания для всего советского народа. Отец Веры - лётчик, сразу был призван, а 22-летняя мать до 1942 года успела лишиться троих детей,- выжила только Вера... Когда объявили, что ДЕТЕЙ И ЖЕНЩИН БУДУТ ЭВАКУИРОВАТЬ ПО ДОРОГЕ ЖИЗНИ, она, еле живая, пришла с дочкой к пристани. Два парохода быстро заполнились, а им, еле держащимся на ногах, не досталось места. Всем, не попавшим на первый рейс, было предложено подождать часа два, пока эти пароходы, доставив пассажиров, вернутся с продовольствием и заберут следующую партию людей. Но не прошло и четверти часа, как перед их глазами развернулась страшная, беспрецедентная по своей жестокости и кощунству, сцена: оба парохода были разгромлены налетевшей фашистской авиацией. Если бы Вера с матерью оказались там, то для них всё было бы кончено.
На следующий день им удалось благополучно переправиться, а затем какое-то время пожить в Вологодской области. Страшный голод свирепствовал и там. Как-то Вера ухитрилась съесть несколько рыбных голов, принесённых жильцами квартиры, где они жили. "Ох и били меня!"- вспоминала она. Пришлось отдать Верочку в детский дом, который вскоре эвакуировали за Урал. По пути девочка тяжело заболела сыпным тифом, несколько дней была в бреду. Сильный организм справился, но судьба готовила новые испытания. Девочку избили за то, что она из занавески сшила себе красивое платье. Побои не сломили её независимую душу и она пообещала себе, что когда вырастет, то в её доме всё будет необыкновенно красиво. И она выполнила свою мечту: научилась красиво вязать, шить, создавать уют своими руками. Но тогда Вера попыталась сбежать из детского дома. Однако, не пробежав и нескольких километров, поняла, что за ней следует стая волков!
До утра девочка сидела на дереве и едва не замёрзла, а волки "пели ей колыбельную", плотным кольцом окружив дерево. Спасло то, что "концерт" услышали местные жители и выстрелами разогнали зверей. Веру вскоре перевели в другой детский дом, который передислоцировали в Сибирь. Здесь Верочка училась ораторскому искусству, постигая его в кружке художественного чтения. Однако вскоре у неё обнаружили туберкулёз. Однажды, лёжа в постели, Вера задыхаясь, почувствовала себя совсем плохо, и, приставив носовой платок ко рту, поняла, что харкает кровью. "Тётя Маша, я умираю",- проговорила она, проходившей мимо нянечке: . Добрая женщина ответила: "Деточка, я заберу тебя к себе домой и вылечу." Помогли отвары хвойных иголок и забота доброй женщины.
После войны мать нашла дочь, тем не менее, горести не закончились. На ребёнка напал маньяк, и лишь чудом удалось спастись. Тем не менее, духом девочка не упала и, найдя объявление в газете, что в Караганде есть горный техникум, решила поступать на отделение капитального строительства, что успешно и осуществила,- одним словом, пошла по стопам деда - петербургского архитектора!
Там Вера познакомилась с семьёй эвакуированных немцев и вскоре вышла замуж за их сына, с которым прожили вместе 25 лет. Дети их - замечательные люди, достигли больших высот в науке, хотя и в их жизни было немало испытаний. Но знание того, что бабушка и мать прошли через круги ада, помогли им твёрдо идти к намеченной цели. Покоряет великая душевная щедрость, бескорыстность, благородство этих чудесных людей! Удивляет их скромность: долгие годы Вера Ивановна с семьёй жила в крошечной квартирке (не стремясь попасть, как многие в 90-е, во дворец). Зато изнутри это был восхитительно-сказочный мир, созданный талантом прекрасного художника и необыкновенной мастерицы.
Встреча с необыкновенным человеком - это подарок судьбы. ЛУЧШЕГО ДРУГА У МЕНЯ В МОЕЙ ЖИЗНИ НЕ БЫЛО! Иногда она называла меня младшей сестрёнкой, иногда - дочерью. Была у меня радость - она радовалась больше меня, а когда были огорчения, Верочка плакала навзрыд и помогала так, как наверное, никто никому на свете! Она готова была собрать весь город, чтобы разрешить проблему.
"Ленинград - любовь моя!" - часто говаривала Вера Ивановна. Каждый год она ездила на свою славную родину. Однако вернуться туда не пожелала, как и не решилась последовать за семьёй дочери в Германию. Сын, как и она, остался в Казахстане, где, как и в каждой республике СССР, глубоко чтят своих предков, которые ценой многих миллионов жизней пришли к Победе!
6. О героях-панфиловцах и о судьбе памятника
Галина Черонова
Специальный приз №17
«О ГЕРОЯХ-ПАНФИЛОВЦАХ И О СУДЬБЕ ПАМЯТНИКА ГЕНЕРАЛУ И.В.ПАНФИЛОВУ
В ГОРОДЕ, НАЗВАННОМ В ЕГО ЧЕСТЬ».
& Город ДЖАРКЕНТ был основанный в 1882 году, расположен на склонах
Джунгарского Алатау, недалеко от китайской границы, в 320 км к с-в от
Алма-Аты. Координаты: 44°11'12"N 79°59'31"E
Ближайшие города: Алматы, Урумчи, Талды-Курган
& С 1942 до 1991 года город носил название ПАНФИЛОВ -
после гибели генерала ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА ПАНФИЛОВА во время Второй
мировой войны, в 1941 году.
& С 1991 года - ЖАРКЕНТ.
«Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!» -
произнёс
Василий Георгиевич Клочков, легендарный политрук 316-й стрелковой
дивизии, сформированной в июле-августе 1941 года в столице Каз. ССР
городе Алма-Ата. Позднее дивизия получила название:
"8-я ГВАРДЕЙСКАЯ ОРДЕНА ЛЕНИНА, КРАСНОЗНАМЁННАЯ, ОРДЕНА СУВОРОВА 2
СТЕПЕНИ. ИМЕНИ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГВАРДИИ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА
ПАНФИЛОВА ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ".
Состав дивизии был сформирован, не только из жителей Семиречья, но и со всех
других районов Казахстана и Туркестанского края.
На 41-м километре мы бились насмерть за Москву
Год 41-й колким ветром грозил советскому родству.
За сердце матери-столицы вставал народ живой стеной
И падали в бессилье фрицы на землю ставшую святой.
"Врагу не отдадим ни пяди!" "Ведь отступать уже нельзя!"-
Рвались мы в бой, а не к награде, врагу жестокому грозя.
Здесь генерал-майор Панфилов (его мы звали "аксакал")
Призвал поднять врага на вилы,- пример во всём нам подавал!
От гор Тянь-Шаня, где на сборы мы были призваны к борьбе,
Панфиловцы шли сквозь дозоры навстречу пламенной судьбе.
Алма-Атинские джайляу, румяных яблок сладкий сок...
Как изумрудны наши травы - снег Алатау столь высок!
"По Красной площади парадом фашистам не дадим пройти!"
"Не сделать Русь Святую адом,- никто нас не свернёт с пути!"
Земля-красна, за солнцем красным - рекою кровь и хруст костей,
Но враг надеется напрасно, как пёс всё новых шлёт "гостей".
Кровавым заревом искрится над Истрой пламенный закат...
В огне душа, как Сирин-птица, скорбя влетает в райский сад.
Дымится горько поле боя - бойцы изведали предел:-
Закрыв друзей своих собою... костром горящих мёртвых тел.
Всё наяву, не в страшной сказке... Как больно воинов терять.
Мы с ними - альпинисты в связке, за каждым в горе страшном мать.
Здесь дядя мой погиб**)... В бессмертие вошёл он, не склонив главу.
Он со святыми пусть пребудет! Благодаря ему живу. -
Благодаря им всем мы живы! - Нам эта Правда дорога.
Нам нужен мир, златые нивы и - свет свободы на века!
Родимый дом, семья и дети, то, чем с рожденья дорожим.
И свежесть рос по всей планете. Зачем земля от войн дрожит?!.
"Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москву спалить не дал пожарам,-
Мир заслонил собой?-
За Правду деды умирали,
И клятву верности сдержали,
Вступая в смертный бой!"
"Пылали города и хаты."-
Вы ж - честью-мужеством богаты,
Величием сердец!
Горели сами, но ни пяди
Земли не сдали!- На параде
В строю - к бойцу боец.
Идут полки. Сердец солдатских ничем вовеки не сломить.
Да лишь могил так много братских... И хочется заголосить.
От жертв и тел вовек нетленных... - От слёз ослепших матерей
Земля застыла горькой пеной в безумном рокоте морей.
Герои пали... Живы дети,- и дочери, и сыновья!
Им жить на солнечной планете - и город Верный* - их стезя!
За гений новых поколений сложили головы отцы -
За подвиг боевых крещений... Но живы всей Земли творцы!
Вот лишь парад - побед предвестник - прошёл седьмого ноября,
Погиб Панфилов... честь по чести зачистив свору из зверья.
Не дали злобному "блицкригу" родной страны сорвать оплот:
Победы столп народ воздвигнул - наш флаг в Берлине и флагшток!!!
2.
... По Евразии войны катились от края до края.
И когда налетела ордою война мировая,
Храбрецы и батыры - отечества гордое знамя
Пронесли до рейстага - им песни звучали Абая*.
Далеко-далеко за горами на склонах Тянь-Шаня,
Собирались когда-то полки. За небесные грани,
Где есть юность вторая в величии дел многотрудных -
Те герои ушли... оживая в сказаниях чудных.
Город-сад Алматы - он от яблок и вишен - цветущий.
На Медео, на горные реки-озёра влекущий,
Из фонтанов искристых и зимних шедевров - на кручи,
Разгоняет улыбкой все горести, дождик и тучи.
В 41-м году пал Иван свет Васильев Панфилов...
В честь него город славный Джаркент, что в Илийской долине,
Назван был... Здесь герои... немало их в камне застыло.
Нарекли в честь них улицы! Рядом Китай - в дружбе сила.
Лёгкий Шёлковый Путь, а зимой кружевной чистый иней.
Сколько здесь волшебства: в тихой солнечной чудо-долине -
И поющий Бархан, и Чарынский Каньон и деревья,
Им подобных уж нет на земле...
Роза Мира: Хан-Тенгри!
Город светлый. - Пророка Ильи животворная церковь.
И из елей мечеть - мусульманско-буддийская крепость.
Генералу Панфилову памятник скромный у школы -
Здесь дивизии память навечно впечаталась в долы.
Весь район - он Панфиловский - тесно граничит с Синь-Цзянем.
Школа в честь генерала - бессмертие всем аксакалам!
Только тёмною ночью пробрались к святыне вандалы.
Что вело святотатцев? Болели ль в них дедовы раны?
Нет, не сель-камнепад вдруг порушил нежданно святыню
Ведь сокрыто лютуют не люди, а звери поныне?
Что так сердце в груди от жестокости стынет?
Под звездой, что грядёт в горьком море полыни...
Звёзд алых много зажигалось над древней крепостью-Кремлём.
И алым морем разливалась та кровь, что вновь горит огнём!
Бойцы - цветы... весною каждой на склонах наших южных гор.
Мы, как и прежде, счастья жаждем. Не нужен нам раздор и спор.
***
ПОМНИМ! ЧТИМ! ГОРДИМСЯ!
***) Иван Васильевич Панфилов (01.01.1893г.-18.11.1941г.)- генерал-майор,
Герой Советского Союза, посмертно.
**) Василий Георгиевич Клочков (1911—1941) - легендарный политрук 316-й стрелковой дивизии, Герой Советского Союза, посмертно.
**) Александр Алексеевич Косыгин (12.08.1906 - 25.10.1941), мой дядя, пал смертью храбрых в боях под Москвой. (По другим данным, погиб 25.12.1941г.)
Генерал И.В.Панфилов, политрук В.В.Клочков и А.А.Косыгин - родились в Саратовской области... Генерал Панфилов в своё время служил под руководством Василия Чапаева, а Джаркентский воинский отряд формировался на основе чапаевских кавалеристских формирований. Так что они не только ПАНФИЛОВЦЫ - ЧАПАЕВЦЫ, но и САРАТОВЦЫ!!!
******18 ноября 1941 года, 316-я дивизия была преобразована в 8-ю гвардейскую стрелковую дивизию ****
**) г.Верный - прежнее название Алма-Аты (Алматы).
**) Абай Кунанбаев (23.08.1845 — 6.07.1904)- казахский поэт, композитор, основоположник казахской письменной литературы и её первый классик.
***) Джамбул Джабаев (1846-1945) - поэт, акын, благословлял всех воинов на подвиг! Особенно знаменито его обращение к ленинградцам : "Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, внуки мои! Ваших набережных края, Ленинградцы, дети мои, Ленинградцы, гордость моя, Ваших дедов помнит Джамбул ... Дети мои, утешение сердца моего!"
***) Подвиг 316-й стрелковой дивизии (*8-я гвардейская стрелковая дивизия) , которую впоследствии переименуют в Панфиловскую, является безусловным примером массового героизма и стойкости советских воинов. В октябре 1941 года, после крушения фронта у Вязьмы, дивизии Панфилова выпало оборонять шоссе Волоколамск — Москва, единственное шоссе к Москве на этом направлении. Более важного участка не было на всем фронте 16-й армии Рокоссовского. Ещё немного, и под обстрелом могла оказаться МОСКВА...
***)
16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково Волоколамского района Московской области произошло сражение с 11-й танковой дивизией 4-й танковой группы Вермахта, наступавшей на подступах к Москве. Во время боя Василий Клочков погиб, бросившись под вражеский танк со связкой гранат. 28 панфиловцев стали героями, и всё новые подкрепления шли на фронт...
**) Константин Константинович Рокоссовский (21.12.1896 — 3.08.1968) - Единственный в истории СССР маршал двух стран: маршал Советского Союза (1944) и маршал Польши (1949). Командовал Парадом Победы 24 июня 1945 года на Красной площади в Москве. Один из крупнейших полководцев Второй мировой войны.
О себе генерал Панфилов говорил так: «Я неопытный генерал. В генеральском звании воюю впервые, но я опытный рядовой, ефрейтор, младший унтер-офицер, фельдфебель первой империалистической войны, я опытный взводный и ротный командир гражданской войны. Против кого я только ни воевал! Белополяки, Деникин, Врангель, Колчак, басмачи».
В конце августа 1941 года дивизия выступила на фронт, войдя в состав 52-й армии Северо-Западного фронта. В начале октября 316-я стрелковая дивизия держала полосу обороны протяженностью в 41 километр (от населенного пункта Львово до совхоза Болычево) на волоколамском направлении. Когда немецкие генералы поняли бесперспективность и безнадежность попыток подойти к Москве по Волоколамскому шоссе, то решили наступать севернее, по Ленинградскому шоссе, надеясь там не встретить бесстрашных и хорошо обученных "на обкатке танков" генералом Панфиловым бойцов.
"Командующий 16-й Армией Константин Рокоссовский предвосхитил план немецкого командования, внезапно тоже сделал рокировку - в 30 км от Москвы у станции Крюково немецкие танки и пехота опять уперлись в гибкую как шланг оборону "свирепой дикой дивизии". Некоторым фашистским группировкам удалось подойти к Химкам...
Ценой неимоверных потерь наши воины-герои выстояли. В честь великого подвига бойцов Панфиловской дивизии, было решено именем генерала Панфилова назвать город в Семиречье. Школа-интернат имени Панфилова гордилась тем, что именно здесь, во дворе школы, примыкающей к территории погранотряда, был установлен памятник. Несколько лет назад выяснилось, что нашлись "герои", порушившие память о старшем поколении, обо всех героях войны, о погибших и победивших земляках.
Город Жаркент(Семиречье) - город в Казахстане, центр Панфиловского района Алматинской области. Расположен в 320 км к с-в от Алматы и в 29 км от китайской границы. Численность населения в 1896-1960гг. - (16-17тыс.чел.); в 2016 году составляла 43 430 человек. Люди селились здест с Х века (имеются упоминания).
Старые названия: Х век - Самал (Глиняная)
1882-1942 — Джаркент,
1942—1991 — Панфилов,
с 1991 года — Жаркент.
«Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!».-
Фраза, произнесённая политруком Василием Клочковым, навеки связана с историей 316-й стрелковой дивизии, сформированной в июле-августе 1941 года в столице Каз. ССР городе Алма-Ата, вдохновляла панфиловцев на бой.
Поскольку сама я родом из этого города, то считаю возможным дополнить то немногое, что сохранилось в памяти моих соотечественников. Вряд ли сам генерал Панфилов бывал здесь, но однажды нам, детям, показали старинный дом на улице Красноармейской (Спатаева) недалеко от ул. Алма-Атинской (Жибек-Жолы, Шёлковый путь), где "жил генерал Панфилов"... Скорее всего, там жил кто-то из военнослужащих, тех, кто в июле 1941 года занимался сборами призывников в самые первые дни Великой Отечественной войны.
Мне посчастливилось присутствовать на границе двух эпох, когда живы были ещё люди "старой закалки", благородные, милосердные, чистые душой. Приятно было видеть, как они почтительно здороваются друг с другом, как приветствуют даже незнакомых людей, произнося: "Салам алейкум!", "Здоровьица вам!", а также "Бог в помощь!",- если те трудятся на поле или: "Здравия желаю!" "Честь имею", если шествуют при погонах. Какое это было счастье знать людей, родившихся ещё в Х1Х веке и тех, кто жил на заре ХХ века - людей особого склада. Это были люди, преисполненные героизма, готовые пожертвовать собой ради других. Представители старшего поколения нередко служили в царской Армии, принимали участие в событиях 1-й мировой войны. В грозное военное лихолетье (1941-1945 гг) все они сражался за Родину.
В 50-60-е годы многие из них ещё ходили в гимнастёрках и шинелях, приходили к нам в школу, где проводились патриотические беседы, вспоминали о временах минувших, о своей боевой и героической юности. Бывали у нас дома, в гостях наряду с гражданскими людьми, где все вместе веселились, пели песни разных народов СССР, в том числе и старинные, которых больше нигде в жизни я не слышала. Удивительны были и танцы. А собрания в воинской части, в Клубе офицеров, когда приезжали делегации из пограничного Китая и исполнялись гимны двух дружественных стран, незабываемы! Город, где проживали и служили наши соотечественники - участники Великой Отечественной войны - славный город Панфилов, как и все прилежащие аулы и сёла... Кроме того, тогда ещё продолжали существование и нестационарные кочевья - передвижные юрты.
Вот ряд военнослужащих - из них после демобилизации кое-кто остался с семьями в Панфилове; другие - из продолжающих военную службу - переведены в разные города Союза. Помню их с детства, даты их рождения приблизительные...
ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ, СВИДЕТЕЛИ СОБЫТИЙ конца 1Х1 - начала ХХ ВЕКА и их дети.
Иван Георгиевич Козлов (1892-1969), артиллерист. Участник 1-й мировой и Великой Отечественной войн. г.Панфилов. В мирное время работал в системе связи.
Его внук Юрий, воевал в 80-е вместе с земляками-панфиловцами, в Афганистане.
Павел Иванович Козлов (1923 г.р - ....), после войны работал в Панфилове на гражданских должностях.
В семье Козловых воевали на фронте ещё двое старших сыновей: Александр и Константин (18-20 гг.р.) после окончания военных действий, оставшиеся жить на Украине. В Панфилов они приезжали с семьями лишь в отпуск.
Анна Ивановна Лызина (Козлова) (1925 -1990), связист, дошла до Берлина.
Владимир Иванович Лызин (1923-1987), военнослужащий, офицер, дошёл до Берлина, участник боёв за Кёнигсберг. В советское время служил в Восточной Германии и в в\ч СССР. (Родом из Аткарска, Саратовск. обл.)
Косыгин Алексей Прович (1885-1953), родом из Саратовской обл. - служил на катере "Петропавловский" (с 1898-по начало 1904 года), где в то время служил Колчак.
Чернов Николай Иванович (26.11.1897- 23.08.1964г.)- военнослужащий, участник борьбы с басмачеством в Коканде (Узбекская ССР), (об этом книга "Дело было в Коканде"), участник Великой Отечественной войны.
Корнеев - помнил бои с армией атамана Дутова в Джаркенте, видел генерала Г.Колпаковского (инициатора создания пароходства на р.Или).
Здесь бывал художник-баталист Василий Верещагин в период китайско-дунганских сражений. В 1904 году художник погиб на крейсере "Петропавловский", вместе с адмиралом Макаровым и со всем составом броненосца; тогда, в начале японской войны, были взорваны три крейсера: "Варяг", "Петропавловский" и "Кореец". Алексей Прович Косыгин - отец будущего бойца погибшего под Москвой в 1941 году, Александра Косыгина, только успел демобилизоваться после 6 лет службы во флоте на броненосце "Петропавловский".
Бывали на границе с Китаем, и великие исследователи и путешественники - Н.Пржевальский, Ч.Валиханов и В.А.Обручев. Экспонаты из экспедиции Пржевальского хранились в местном историческом музее, расположенном тогда на территории комплекса "Жаркентская мечеть". Там мы, школьники начальных классов, бывали на экскурсии, в 1959 году. Единственная в мире буддийско-мусульманская мечеть, построенная без единого гвоздя из тянь-шанской ели, произвела на нас большое впечатление (примерно сто лет тому назад было ещё две похожих мечети, в Шанхае и соседней Кульдже), сохранилась только жаркентская мечеть.
Необходимо упомянуть, что известным жителем Жаркента был Вали Ахун Юлдашев, Веливай (1839—1916) — уйгурский предприниматель и меценат. Семиреченский купец первой гильдии и почетный гражданин города Верный. Имел несколько китайских и российских государственных наград; в знак признания заслуг был приглашен на коронацию царя Николая Второго.
Наиболее известен как инициатор строительства уникальной Жаркентской мечети из тянь-шанской ели, для строительства которой он пригласил китайского архитектора Хон Пика. Часть брёвен ели сплавлялось по реке Или. Есть сведения, что по Или из Китая в Джаркент переправлялись с поклажей, нагруженной на верблюдов, беженцы. Нередко приходилось им вновь возвращаться в Китай. Перемещение из Китая и в Китай происходило из-за экономической нестабильности (голод).
Всего в мире было три подобных мечети (в Шанхае, Кульже), осталась только в Панфилове (Жаркенте). На фронтоне Д,Жаркентской мечети, над входом, причудливой арабской вязью начертаны слова Веливея. "Одеваемую обувь не пересушивай и не забывай минувшие дни" - так гласит надпись, искусно выписанная каллиграфами гибкой и оттого кажущейся воздушной вязью на уйгурском языке.
Накануне первой мировой войны в Джаркенте служил генерал П.Н.Краснов (22.09.1869 — 16.01.1947) автор ряда книг (41): "У ворот Поднебесной", и др. С 1911 - 1913 год командовал 1-м Сибирским казачьим Ермака Тимофеева полком на границе с Китаем, в городе Джаркенте, Семиреченской области. Однако позже выступил ярым врагом СССР, как и некоторые белоказаки, в т.ч. и атаман Дутов.
В Джаркенте (в 10-е гг. ХХ века)по списку значилось 73 призывника; под номером 29 значился Касымхан Чанышев, из княжеской семьи и из бывшей купеческой семьи, будущий 24-летний начальник Джаркентской уездно-городской милиции 1-й начальник милиции Джаркента Касымжан Чанышев. Операция проведена джаркентскими милиционерами под руководством К.Чанышева...(Юсупов, Мукаев, Хожамьяров и др.) и другими красноармейцами занимались устранение атамана Дутова... Сотрудником К.Чанышева был и Зарип Джаксымбетов...
Дутов арестован 17 января 1921 года(?) (Чанышев был убит совсем молодым в Киргизии в начале 30-х годов. Прямых родственников почти не осталось (Австралия, Киргизия, Китай и другие отдалённые места)
В овеянных славой пограничных войсках проходил срочную службу рядовой пограничник Константин Устинович Черненко (24.09.1911 — 10.03. 1985) - в Джаркентском пограничном отряде и на пограничной заставе «Хоргос» - в начале тридцатых годов ХХ века. К семидесятым-восьмидесятым годам прошлого столетия в своей карьере он достиг высшего государственного поста в СССР.
В Жаркенте жило немало ветеранов Великой Отечественной войны.
Здесь снимались фильмы «Конец атамана» и «Транссибирский экспресс», «Там, где цветут эдельвейсы», фильм-опера «Кыз-Жибек». Об этих краях написано немало книг и есть документальные фильмы, например, «Академик земли».(Академик полей).
Известно, что более 75 % ушедших на войну воинов, погибло...
Точные цифры уточняются... Генерал Панфилов в своё время служил под руководством Чапаева.
Пограничный отряд из своего состава во время Великой отечественной войны (1941-1945 г.г.), в действующую армию на различные фронты отправил около двух тысяч пограничников. Офицеры пограничного отряда - генерал-полковник Олиферов А. и генерал-лейтенант Меркулов М. - за мужество и героизм, проявленные в борьбе с фашизмом были удостоены звания «Героя Советского Союза».
Из истории: Приказом ПП ОГПУ № 107 от 15 марта 1924 года из 4-й
Чапаевской дивизии Красной Армии были выделены 6-й и 14-й кавалерийские
эскадроны, дислоцированные к этому времени на Хоргосском и Лепсинском направлениях, которые и явились
основой для формирования 7-го, а в дальнейшем 49 Кавалерийского Джаркентского
пограничного отряда (до 1942 г. Джаркент, с 1942 по 1991 г.г. Панфилов, с 1991 г. Жаркент)
12 апреля 1924 года отряд закончил свое формирование и
приступил к несению службы по охране государственной границы.
В 1940 году в честь дня формирования отряда (приказом № 001550
от 12 декабря – 12 апреля) установлен годовой праздник части.
В РАЗНЫЕ ПЕРИОДЫ ПОГРАНИЧНЫМ ОТРЯДОМ КОМАНДОВАЛИ:
1924г. - товарищ Майоров
1942-1950гг. - полковник Соловьёв А.Т.
1950-1955гг. - Тарасов М.П.
1955-1956гг. - Черноусов С.Т.
1956-1958гг. - Алифиренко М..
1958-1960гг. - Чернов А.К.
1960-1962гг. - подполковник Варшавчук И.
1962-1963гг. - Ильясов Ж.К.
1963-1966гг. - полковник Крыловский Н.Н.
1966-1969гг. - подполковник Карпов И.Г.
1969-1972гг. - полковник Столяров А.А.
1972-1980гг. - Пашеев О.К.
1980-1987гг. - подполковник Брюховецкий А.Ф.
1987-1989гг. - подполковник Замелюк Д.И.
1989-1990гг. - полковник Попов А.П.
1990-1992гг. - Горынцев А.
1992-1994гг. - Сарсынбеков А.Т.
1994-1999гг. - Утяпов Ш.С,
1999-2001гг - Могиливец В.Ф.
2001-2007гг. - Кусаинов Р.М.
2007-2009гг. - подполковник Каюпов А.А.
2009-2013гг. - Сугирбеков А.К.
2013-2015гг. - полковник Даишев К.М.
2015-2016гг. - Жумахметов А.О.
2016-2018гг. - подполковник Рамазанов Р.С.
2018- - Печуркин А.С.
Офицеры, служившие в Жаркентском п\о и в дальнейшем удостоенные генеральских званий:
Подполковник Аксенкин А.Н., нач.штаба ПОГО ---генерал-лейтенант, нач.с-з погр. упр. ФСБ РФ
Майор Артемчук А.А., начальник ОТиВ ПОГО ---- генерал-майор, зам.директора погр.службы КНД.РК, нач.гл.управления техники и вооружения
Майор Банных В.И., ст.офицер отдела ПОГО --- генерал-майор, нач.пограничных войск Украины
Полковник Брюховецкий А.Ф., нач. ПОГО --- генерал-лейтенант, зам.командующего погр.войсками Украины, нач.департамента оперативной деятельности
Майор Бузубаев Т.И., комендант ПОГК "Хоргос"--- генерал-майор, командующий силами охраны гос.границы Министерства обороны РК
Полковник Варшавчук А.К., нач. ПОГО --- генерал-лейтенант, командующий войсками Краснознамённого с-з округа КГБ СССР
Более 30 офицеров прошедшие своё становление в Панфиловском (Жаркентском) пограничном отряде и в дальнейшей своей службе занимавшие высокие должности в пограничных войсках СССР, Республике Казахстан и других странах СНГ, удостоены генеральских званий. Из них казахстанцы: генералы – Есетов Т, Марденов М., Сарсембеков А., Утяпов Ш. В настоящее время Заместитель Председателя Комитета Национальной безопасности Республики Казахстан – Директор пограничной службы генерал-майор Дильманов Дархан Айткалиевич, в начале девяностых годов проходил службу в пограничном отряде в должности коменданта пограничной комендатуры «Хоргос».
---
*) Подробнее, о знаменитых офицерах из воинской части (пограничный отряд) и о самом отряде в/ч 74261 \В/ч 2091 города Панфилова можно посмотреть в фильме "Краснознамённый Панфиловский пограничный отряд" - https://ok.ru/video/1701563339254
Во время афганской войны многие рядовые и офицеры были направлены из города Панфилова для разрешения военного конфликта в период афганских событий.
Сколько военных действий почти за сто лет было на границах страны, в том числе и здесь... с трагическим исходом!
ЖИВА ЛЮДЬМИ И БОГАТА НАША РОДИНА!
ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ ЛЮДЯМ ТРЕТИЙ ПУТЬ НУЖЕН - ПРОБУЖДЕНИЕ СОЗНАНИЯ:
СО СЛОВОМ ШЛИ, С ВИНТОВКОЙ ШЛИ... НО ТЕПЕРЬ?!...
- В городе Панфилове, в послевоенные годы служили в воинской части кадровые офицеры, прославленные военные, участники Великой Отечественной войны:
Перечисляю тех, кого знала лично:
РЯД УЧАСТНИКОВ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫЮ ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ, ПРОЖИВАВШИХ В Г. ПАНФИЛОВЕ:
Иосиф Прокофьевич Калугин (1901-1966), подполковник, в т.ч. партизан (район города Керчь), участник Крымских сражений. Демобилизован в середине 50-х годов.
Григорий Иосифович Калугин (1924-2002) - лётчик военной, далее гражданской авиации. В июне 1941 года после окончания средней школы, вместе с одноклассниками пришёл в военкомат, желая защищать Родину. Выпускники были направлены на учения, затем - на фронт.
В семье Калугиных служил и старший сын, Борис, который погиб на фронте.
Николай Махров - офицер, участник Великой Отечественной войны,
Другие участники Великой Отечественной войны:
Фёдор Белугин, военнослужащий, офицер.
Сергей Проказа, военнослужащий, офицер, дошёл до Берлина. Далее, жил в гор. Фрунзе, на ул.Первомайской, рядом с домом Чингиза Айтматова. Работал на оз. Иссык-Куль, начальником турбазы. Его называли - Сергей Тянь-Шанский (участвовал в 2-х экспедициях, занимавшихся поисками "снежного человека".
Евгения Проказа, военнослужащая, дошла до Берлина. Вместе с мужем работала на Иссык-Кульской турбазе. У супругов было много детей своих и приёмных: Алла, Гарик, Оксана ... Бабушка их тоже воевала в период Великой Отечественной войны.
Афанасий Васильевич Горбачёв, военный фельдшер. Его братья тоже военнослужащие, боевые офицеры, как и далее перечисленные военнослужащие :
Дмитрий Дюжиков - военнослужащий, офицер.
Валерия Алатырцева - военнослужащая, офицер.
Михаил Бычко - военнослужащий, офицер.
Гинзбург Иоанн Ефимович - 1918г.р. - военный врач. Далее работал в Алма-Ате, в военном госпитале.
Гладков-Гиршкевич - военный врач
Василий Иванович Фёдоров (1910-1979), офицер, во время 1 мировой войны - сын полка, далее, кадровый военнослужащий, майор.
Иван Дмитриевич Логинов, военнослужащий, офицер.
Григорий Беспалов - военнослужащий, участник ВОВ.
Михаил Алиференко - военнослужащий, полковник, начальник погранотряда.
Иван Отставнов - военнослужащий, погиб во время Великой Отечественной войны.
На территории воинской части был ипподром, где тренировались пограничники и проводились показательные выступления (соревнования). Было стрельбище и замечательные площадки для спортивных тренировок.
Николай Никитич Головацкий (1912-1996) - отправил для фронта личные деньги на самолёт. До войны служил в погранотряде, далее был назначен председателем колхоза "Красный Путь", который в 1957г. был преобразован в знаменитый колхоз-миллионер "40 лет Октября". В мирное время воспитанник пограничного отряда Головацкий Н.Н., председатель агрофирмы «40 лет октября», был дважды удостоен звания «Героя Социалистического труда».
(Районная газета "Луч Востока" - на трёх языках (казахском, уйгурском и русском).
Генерал Босой, о котором в 40-50-е годы слагали легенды.
Семья князей Чанышевых. Миркат Чанышев закончил школу в 1949 году, его дядя был переводчиком в экспедиции Пржевальского; а Касымжан Чанышев - первый начальник милиции в Джаркенте, занимался ликвидацией банды атамана Дутова.
Семьи военнослужащих из 50-х (Тарасовы, Соловьёвы, Ефремовы, Кульковы, Байромян, Шадрины, Петровы, Конышевы Гусаровы, Москаленко, Кожамьяровы, Ананишины, Боровик, Сакуновы, Панины, Бердимбетовы, Поляковы, Соболевы, Решетняк, Тухтаровы, Захаровы, Шатохины, Шеремет, Туркины, Пухальские, Тюниковы, Даниленко, Васинович, Волковы, Фурман, Шеремет, Радченко, Егоровых, Устинковы, Новиковы, Ягодины и многие другие. Многие из них проживали на территории военной части (погранотряда или неподалёку).
*Первый самолёт приземлился в Джаркенте в 1927 году!!! (В Алма-Ате (Верном) - в 1918 году!). Когда только-только началось собственное авиастроение в СССР. Тогда же стали курсировать постоянные рейсы Алма-Ата - Ташкент. Алма-Ата - Москва, Алма-Ата - Адлер - Симферополь и т.д.. Различные марки самолётов в 20-30 годы прилетали (по необходимости) в Джаркент и другие пограничные аэропорты... "Кукурузники" (после 1947г.); Морава" (с 1964г.) стали совершать постоянные пассажирские перевозки - до 3-х рейсов в день по маршруту: Алма-Ата - Панфилов и обратно.
Первый самолет для пограничной авиации городок Верный увидел 30 марта 1919 года. Помимо Алма-Атинского аэропорта международного и районного значения, был и аэропорт Бурундай для самолётов местных авиалиний, а также воинская лётная часть пограничной авиации. Сейчас рейсовые самолёты в Жаркент (Панфилов) не летают, хотя количественный состав населения увеличилось в том же Жаркенте(Панфилове) в три раза. Их не стало даже в довольно большом городе Балхаш.
Есть населенные пункты, куда ни поездом не добраться, ни машиной не проехать. С Большой землей их связывала малая авиация. Як-40, Ан-24, Л-410, Ан-2, ИЛ-14 и вертолеты в советское время для жителей горных аулов и таежных посёлков были привычным средством передвижения, как для нас сегодня маршрутные такси.
В то время, в 30-е годы, генералу Панфилову ничего не составляло за час добраться до любого отдалённого уголка Семиречья!
"Этот памятник не только Герою Советского Союза Ивану Васильевичу Панфилову - это дань уважения всем казахстанцам, принявшим участие в великой битве против фашизма, и тем, кто остался лежать на полях сражений, и тем, кто вернулся и вложил огромный труд в развитие нашего Казахстана."
http://astana.gov.kz/ru/news/news/9201
*)В нашем городе детства, Панфилове, памятник генералу Панфилову возле школы-интерната его имени (ул. Ляна) несколько лет тому кто-то порушил, и даже постамент свалили. Хотя и поныне район - Панфиловский - носит то же самое героическое имя (город переименовали в 1991 году). А ведь панфиловцы воевали, за внуков и детей голову сложили. Неужели сердца нет у памятникорушителей!
Много героев было призвано со всего Туркестанского края, в том числе, и из Джаркента (Панфилова). Семь призывников и двое кадровых военных из Джаркента (Панфилова), стали героями Советского Союза.
Возможно, «формироваться Панфиловская дивизия начала не в Алматы, как часто указывается в официальных источниках и где отмечают все юбилеи, а в городе Джаркент, который находится в 29 километрах от приграничного с Китаем городка Хоргос.
Если предположить, что все кадровые воинские подразделения дислоцирующиеся в районе Джаркента составили кулак дивизии, её ядро, а наполнение соединения мобилизованными, военнообязанными гражданами шло уже непосредственно в Алма-Ате, то тогда понятно, почему именно Джаркент был переименован в Панфилов. Вблизи Алма-Аты ведь есть и другие города районного значения.
Жаркент... расположен... в 200 км к востоку от железнодорожной станция Сары-Озек на линии Семипалатинск — Алма-Ата... штаб был в Алма-Ате, в ней же формировался и 857-й артиллерийский полк, а 1073-й сп в Талгаре, 1075-й сп в Каскелене, 1077-й сп во Фрунзе (Токмак). Хотя может быть и не так. Почему, например, пишут - 1073-й Софийский (Талгарский) стрелковый полк, однозначно, что в этот полк были мобилизованы (наверняка согласно моб. плана) в основном жители Талгарского района, остальные стрелковые полки по такому же принципу.
Были кадровые воинские подразделения, дивизия не с нуля сформирована, а на базе воинских частей. -
"Генерала Панфилова лично знал Сталин и с его санкции тот при формировании 316-ой стрелковой дивизии в Алма-Ате в июле-августе 1941 года имел возможность отбирать лучшие кадры. Если мы посмотрим на годы жизни тех же 28 панфиловцев, то бросается в глаза, что почти все они в возрасте примерно тридцати лет. То есть это не мальчишки-новобранцы, а зрелые семейные мужчины, своего рода элита Семиречья, как бы мы сказали в наше время."
Семья Панфиловых имела пять детей. Жена Ивана Васильевича, Мария Ивановна, являлась общественным деятелем. В их семье сохранилась фотокарточка 1938г., где Мария Ивановна находится рядом со Сталиным и Ворошиловым.
Иван Васильевич Панфилов провел в строю четверть века, пройдя путь от солдата царской армии до генерала советской гвардии. В 1918 году Панфилов воевал в составе 25-й стрелковой дивизии, которой командовал Чапаев, участвовал в боях против Дутова, Колчака, Деникина и белополяков.
Панфилов - личность не ординарная: "В 1923 г. окончил Киевскую высшую объединенную школу командиров Красной Армии. Затем был направлен на Туркестанский фронт, где принял активное участие в борьбе с басмачеством. В 1927 г. - начальник полковой школы 4-го Туркестанского стрелкового полка, с апреля 1928 г. командовал стрелковым батальоном. В 1929 г. за боевые отличия был награжден вторым орденом Красного Знамени. С декабря 1932 г. командовал 9-м Краснознаменным горнострелковым полком. В 1937 г. служил начальником отдела штаба Среднеазиатского военного округа, а в 1938 г. получил назначение на должность военного комиссара Киргизской ССР. В этом же году был награжден медалью «XX лет РККА». В январе 1939 г. получил звание комбрига (с 1940 г. – генерал-майор).
В июне 1941 г. Панфилову было поручено формирование 316-й стрелковой дивизии в Алма-Ате. В нее призывались жители Алма-Атинской, Кустанайской, Джамбулской, Южно-Казахстанской и других областей, а также жители Киргизии (40% казахов, 30% русские, 30% - представители еще 26 народов СССР). Это были люди из гражданской жизни, скажем, знаменитый политрук Клочков с мая 1941 г. работал заместителем управляющего трестом столовых и ресторанов Алма-Аты."
Уж наверно военный комиссар республики (хоть и Киргизской ССР) знал где ему формировать дивизию с учётом реалий того времени, в Жаркенте или Алма-Ате. Батальоны полков формировались в зданиях Алма-Атинских общеобразовательных школ, это точно.»
*)Пограничник. Форум пограничников. Пограничные войска. Граница. Поиск сослуживцев. Проект Погранец.ру > Пограничные округа > КВПО
Перезагрузить страницу Панфиловская дивизия
*)Город Жаркент Zharkent - https://ru.qwe.wiki/wiki/Zharkent - Город был основан в 1882 году , как Джаркент . С 1942 до 1991 года он был назван Панфилов после гибели генерала Ивана Панфилова во время Второй мировой войны, в 1941 году.
*)Путешествие в старый город по новому шёлковому пути - https://www.drive2.ru/c/473821892680089918/ -
*)https://coollib.com/b/332876/read - Пограничные войска России в войнах и вооруженных конфликтах XX в. (fb2) | КулЛиб - Классная библиотека!
Книга "Панфиловская дивизия. Неизвестное об известном"
На фото: воины-панфиловцы в период сборов (Алма-Ата, 1941 год, июль) "Немногие вернулись с боя..." (первый справа - мой дядя).
http://proza.ru/2020/06/11/1641 -
======
Константин Константинович Рокоссовский (21.12.1896 - 3.08.1968 — маршал СССР и Польши, дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). Единственный в истории СССР маршал двух стран: Маршал Советского Союза (1944) и маршал Польши (1949). Командовал Парадом Победы 24 июня 1945 года на Красной площади в Москве. Один из крупнейших полководцев Второй мировой войны.
Годы службы 1914—1968
Принадлежность Российская империя, РСФСР, СССР, Польша (1949—1956)
Род войск Русская императорская армия и Рабоче-крестьянская Красная армия
Звание: Маршал Советского Союза, Маршал Польши.
Командовал корпусами: 9-й механизированный
армиями: 4-я армия (11—17 июля 1941),
16-я армия
фронтами:
Брянский (07—09.1942)
Донской (09.1942—02.1943)
Центральный (02—10.1943)
Белорусский (10.1943—02.1944)
1-й Белорусский (02—11.1944)
2-й Белорусский (11.1944—05.1945)
Вооружённые силы Польши
(1949—1956)
Сражения Первая мировая война,
Гражданская война в России,
Конфликт на КВЖД
Великая Отечественная война
... В битве под Москвой войска 16-й армии сражались за каждый метр, в районе: Красная Поляна, Крюково, Истра - на этом рубеже в жестоких боях окончательно остановили немецкое наступление. Именно здесь, сражались воины 316-й стрелковой дивизии генерал-майора И. В. Панфилова с танковой бригадой Катукова, переименованной 11 ноября в 1-ю гвардейскую и 3-й кавалерийский корпус генерал-майора Л. М. Доватора. Вскоре под Москвой была восстановлена сплошная линия обороны, затем, перейдя в общее контрнаступление, совместно с другими армиями наши воины, проявляя невиданный героизм, разбили войска противника,- враг был разбит и отброшен далеко от Москвы.
Сталинградская, Курская битва, операция "Багратион", освобождение Белоруссии, Польши и - взятие Берлина...
==
Панфилов Иван Васильевич (01.01.1893 - 18.11.1941), генерал-майор, Герой Советского Союза, посмертно. Помимо многих наград, имеет ещё 2 награды, каждая из которых соответствует званию Героя Советского Союза.
Прозвище - Аксакал, Батя (Панфиловская дивизия)
Принадлежность Российская империя, РСФСР, СССР
Род войск Пехота
Годы службы 1915—1941
Часть 16-я армия
Командовал 8-й гвардейской Краснознамённой Панфиловской стрелковой дивизией ( 316-я стрелковая дивизия)
Сражения/войны Первая мировая война
* Юго-Западный фронт
** Брусиловский прорыв
Гражданская война в России
* Восточный фронт
** Уфимская операция
Советско-польская война
* Западный фронт
** Майская операция
Борьба с басмачеством
* Туркестанский фронт
** Бои с басмачами в Бухаре
Великая Отечественная война
* Западный фронт
** Битва за Москву
«Батя», отстоявший Москву.
В Советской Армии за всю ее историю было лишь два подразделения, названных по именам командиров – 25-я гвардейская стрелковая дивизия имени Василия Чапаева и 8-я гвардейская стрелковая дивизия имени Ивана Панфилова. Уже этот факт говорит об отношении к личности генерала, чьи бойцы насмерть стояли при обороне Москвы.
После Гражданской войны Панфилов окончил Киевскую объединённую пехотную школу и получил назначение Среднеазиатский военный округ.
Он стал настоящей грозой басмачей, которые, одновременно, уважали его как
=====
Василий Георгиевич Клочков (21.03.1911— 16.11.1941) —
Советский военнослужащий, политический руководитель 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка 316-й (8-й) стрелковой дивизией 16-й армии Западного фронта, воинское звание — политрук. Герой Советского Союза, посмертно.
В 1939 году стал членом ВКП(б). В 1940—1941 годах жил в Алма-Ате. В августе 1940 года окончил Всесоюзный институт заочного обучения Наркомторга СССР. Работал заместителем управляющего трестом столовых и ресторанов города Алма-Аты, с мая 1941 года.
В 1941 году Василия Клочкова по мобилизации призвали в Красную Армию и отправили на фронт, в октябре — ноябре 1941 года он, в составе 316-й стрелковой дивизии, сражался под Москвой, на Волоколамском направлении. Назначен политруком 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка (командир роты — капитан П. М. Гундилович).
Место смерти разъезд Дубосеково, Волоколамский район, Московская область, РСФСР
Годы службы 1941
Звание политрук
Сражения/войны Великая Отечественная война
Косыгин Александр Алексеевич (12.08.1906 - 25.10.1941) - добровольно пошёл на фронт, призван на воинскую службу в июне 1941 (он пошёл добровольцем, хотя должен был остаться в тылу из-за очков. Но он их спрятал и ... попал именно туда, где нужны снайперы. Сражался, не щадил себя, как и большинство бойцов.
Вали Ахун Юлдашев, Веливай (1839—1916) — уйгурский предприниматель и меценат. Семиреченский купец первой гильдии и почетный гражданин города Верный. Имел несколько китайских и российских государственных наград; в знак признания заслуг был приглашен на коронацию царя Николая Второго. "Одеваемую обувь не пересушивай и не забывай минувшие дни" - гласит надпись, искусно выписанная каллиграфами гибкой и оттого кажущейся воздушной вязью на уйгурском языке на фронтоне над входом в мечеть.
П.Н.Краснов (22.09.1869 — 16.01.1947) автор ряда книг (41): "У ворот Поднебесной", и др. С 1911 - 1913 год командовал 1-м Сибирским казачьим Ермака Тимофеева полком на границе с Китаем, в городе Джаркенте, Семиреченской области.
Чанышев Касымхан Галиевич (1898-1933(1937?) - князь, из знатного татарского рода. (20-е годы) - первый начальник милиции - 23-х-летний князь Касымжан Чанышев (фильм "Транссибирский экспресс") (борьба с атаманом Дутовым).
==========================================
Награды генерала Панфилова: Герой Советского Союза, посмертно (12 апреля 1942) Орден Ленина Три ордена Красного Знамени (1921, 1929, 1941) Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» Медаль «За оборону Москвы», посмертно.
За образцовое выполнение боевых заданий командования и героизм личного состава 316 –я получила Орден Красного Знамени.
18 ноября 316 –я преобразована в какую дивизию в 8-ю Гвардейскую стрелковую дивизию.
===========
1. Анисим Павлович Пащенко (1.06.1913—19.04.1945), Герой Советского Союза (посмертно) — командир разведывательного взвода 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты 39-й гвардейской стрелковой дивизии (8-я гвардейская армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии лейтенант. Герой Советского Союза (1945). Родился в селе Лесновка (ныне Панфиловского района Алма-Атинской области Казахстана).
Погиб на поле боя 19 апреля 1945 года близ села Клейн-Рада в Бранденбургской провинции Германии. Похоронен в Тиргартен-парке в Берлине
в селе Лесновка установлен обелиск.
В городе Панфилове — стела и мемориальная доска, названа улица.
---
2. Сулхи Лутфуллин (5.01.1923 - 1991), Герой Советского Союза, в городе Жаркент
За отличие в Львовско-Сандомирской и Сандомирско-Силезской операциях С.Лутфуллин был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.
командиром орудия 493-го Истребительного Противотанкового Артиллерийского Полка.
отличился в кровопролитных боях при форсировании рек Висла и Одер.
Героя Советского Союза. Он также был награжден орденом Ленина, двумя орденами Отечественной Войны I, II степени, многочисленными медалями. После войны герой жил в Узбекистане (город Андижан)
===
3. Кобиков Хамит Кожабергенович (1916—1973) — командир орудия артиллерийского дивизиона 23-й гвардейской мотострелковой бригады (7-й гвардейский танковый корпус, 3-я гвардейская танковая армия, 1-й Украинский фронт). гвардии старшина. Герой Советского Союза.
Орудийный расчёт пушки 76 мм, которым командовал Хамит Кобиков, отличился в битве на Днепре, в сражении за Львов, проявил отвагу и мужество в бою во время форсирования реки Одер. Хамит Кобиков лично уничтожил три вражеских танка, до 30 солдат и офицеров противника. После войны жил и работал в городе Алма-Ата на партийно-руководящих постах, возглавлял ГорХлебТорг Алматы. В последние годы жизни был директором гастронома «Тянь-Шань». Умер 8 января 1973 года после продолжительной болезни[===
10 апреля 1945 года[2].
Награждён орденами Ленина, Отечественной войны 2-й степени (22.05.1945)[3], Красной Звезды (19.11.1944)[4], медаль «За взятие Берлина»,"За освобождение Праги","За Победу над Германией","«20 лет Победы», «За доблестный труд, в ознаменование 100 летия со дня рождения В. И. Ленина».
а доме, где жил с 1955 года, установлена мемориальная доска (город Алматы, улица Аблай хана, 123).
На родине в селе Сарыбель установлен бронзовый бюст, имя Героя присвоено общеобразовательной школе.
В городе Жаркент установлен памятник на аллее Героев.
На могиле в Алма-Ате установлен бюст.
Имени Хамита Кобикова с мая 1975 года в городе Алма-Ате носит улица[1].
Рядовым был еще во времена Сталинградской битвы, где был тяжело ранен в бедро, затем был госпитализирован на 3-5 месяцев. Воевал в 3 танковой армии у Маршала бронетанковых войск Рыбалко Павла Семеновича и Головачева Александра Алексеевича — дважды Героя Советского Союза. Был командиром орудия, так как после ранения он отучился на курсах, стал сержантом артиллеристом в бригаде, в которой командовал Головачев А.А. — бывший кавалерист. Отец был командиром орудия 76-мм — противотанковой пушки.
=============
4. Иванов, Николай Семёнович (1924—1972), Герой Советского Союза
Родился 9 сентября 1924 года в селе Аралтобе Гвардейского района Талды-Курганской области Казахстана в семье крестьянина. Русский. Член ВКП(б)/КПСС с 1945 года. Окончив начальную школу, работал в колхозе.
В Красной Армии с марта 1943 года. Участник Великой Отечественной войны с апреля 1943 года.
Помощник командира взвода 246-го гвардейского стрелкового полка (82-я гвардейская стрелковая дивизия, 8-я гвардейская армия, 1-й Белорусский фронт) кандидат в члены ВКП(б) гвардии сержант Николай Иванов с 14 по 17 января 1945 года в боях по прорыву обороны противника и за город Рава-Мазовецка (Польша) из пулемёта уничтожил несколько огневых точек противника, обеспечив успешное продвижение подразделения.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм, гвардии сержанту Николаю Семёновичу Иванову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5595).
После войны был демобилизован. Вернулся на родину. В 1949 году окончил Ленинградский лесной техникум. Работал техником-лесоводом в Панфиловском лесхозе. Скончался 4 февраля 1972 года. Похоронен в городе Панфилов (ныне Жаркент Алматинской области Казахстана).
Награждён орденом Ленина, медалями.
Имя Иванова носит улица в Жаркенте.
==================================
Х.Кобиков, К.Тышканбаев, С.Лутфуллин, А.П.Пащенко, П.Ф.Поросенков, М.Хмылев, Н.В.Иванов, И.В.Каратаев - 8 героев Советского Союза, в честь которых названы улицы в Жаркенте.
За трудовые достижения Б.Сайназаров, А.Абданова, Ш.Сапиев, М.Ниязова, К.Айтжанова, А.Зайнаудинова, А.Касымбеков, А.Бактаев удостоены высокого звания Героев Социалистического труда, а Н.Н.Головацкий удостоен этого высокого звания дважды. Далеко за пределами района известны имена наших земляков среди которых- казахский живописец и акварелист, народный художник Казахской ССР, основоположник казахского изобразительного искусства А.Кастеев, певец, композитор, народный артист Казахстана Д. Ракышов.
Посещая наш сайт Вы можете получить достоверную информацию о деятельности государственных органов, обратиться с вопросом к акиму района, познакомиться с новостями, увидеть воочию галерею фотографий красивейших уголков природы района, ее богатейшей флоры и фауны, другие достопримечательности.
===================
Только два подразделения за всю историю Советской Армии названы по именам командиров – 25-я гвардейская стрелковая дивизия имени Василия Чапаева и 8-я (316) гвардейская стрелковая дивизия имени Ивана Панфилова.
Это говорит об огромном авторитете обоих полководцев. Чапаевцы и панфиловцы прославили страну своими героическими подвигами. Каждый из них был настоящим отцом-командиром для своих бойцов. В 1945 году военные корреспонденты запечатлели на стенах рейхстага надписи: «Мы — воины-панфиловцы. Спасибо, Батя, тебе за валенки». Счастлив тот командир, которого так любят воины. Панфилов заботился не только о вооружении и обучении бойцов, но и о снабжении и обмундировании. Потому воины стояли насмерть под Москвой и не сдавали своих позиций за всё время военных действий до момента Победы в Берлине, навеки обессмертил имя панфиловской дивизии!
О двух Героях Советского Союза, призванных из воинской части города генерал-полковник Олиферов А. и генерал-лейтенант Меркулов М.)...
Кроме этого есть ещё 7 героев Советского Союза, в честь которых названы улицы города. (по другим данным есть 8-й, но о нём я пока не нашла сведений в интернете: М Хмылёв) и такой улицы не нашла. Если не поздно, ещё буду уточнять. Хотя бы просто его упомянуть.
Нашла сайт акима Панфиловского района Алма-Атинской области, из которого уточнила и о других:
"Мы гордимся своей самобытной историей, яркими трудовыми традициями. Славные страницы истории вписаны нашими земляками. Здесь в дружбе и единстве живут и трудятся представители 41 национальностей. Благодатная жаркентская земля вырастила восемь Героев Великой Отечественной войны, таких как Х.Кобиков, К.Тышканбаев, С.Лутфуллин, А.П.Пащенко, П.Ф.Поросенков, М.Хмылев, Н.В.Иванов, И.В.Каратаев."
В городе, названном в честь генерала Панфилова есть "Музей Воинской Славы" и аллея Героев; ряд улиц названо в их честь, есть памятники в посёлках района, где родились некоторые из сельских жителей-героев. Конечно. гораздо больше, их несколько тысяч не менее метких стрелков и смелых воинов, о них можно позже дополнить в других сборниках, а пока перечислю тех, о ком есть достоверные сведения.
В честь них названы улицы в Жаркенте (Панфилове), есть на АЛЛЕЕ ГЕРОЕВ города стелы и памятные знаки в честь них:
1.Анисим Павлович Пащенко (1.06.1913—1945), гвардии лейтенант, Герой Советского Союза (посмертно) — командир разведывательного взвода 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты 39-й гвардейской стрелковой дивизии (8-я гвардейская армия, 1-й Белорусский фронт). Погиб на поле боя 19 апреля 1945 года близ села Клейн-Рада в Бранденбургской провинции Германии. Похоронен в Тиргартен-парке в Берлине.
в селе Лесновка установлен обелиск.
В городе Панфилове — стела и мемориальная доска, названа улица.
2. Сульги Лутфуллин (5.01.1923 - 1991), Герой Советского Союза, (??ст.сержант, мл.лейтернант ??)
За отличие в Львовско-Сандомирской и Сандомирско-Силезской операциях С.Лутфуллин был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.
командиром орудия 493-го Истребительного Противотанкового Артиллерийского Полка.
отличился в кровопролитных боях при форсировании рек Висла и Одер.
Героя Советского Союза. Он также был награжден орденом Ленина, двумя орденами Отечественной Войны I, II степени, многочисленными медалями. После войны герой жил в Узбекистане (город Андижан). В Панфилове в честь героя названа улица и памятные знаки, в Андижане памятник.
3. Кобиков Хамит Кожабергенович (1916—1973) - Герой Советского Союза, гвардии старшина
Бюсты Героя установлены в городе Жаркент и селе Сарыбель Панфиловского района Алматинской области Казахстана, его имя присвоено школе в селе Сарыбель. В городе Алматы на доме, в котором жил Х.К.Кобиков, установлена мемориальная доска, в мае 1975 года его именем названа улица. В городе Панфилове названа улица.
4. Иванов, Николай Семёнович (9.09.1924— 4.02.1972), Герой Советского Союза
после войны работал в Панфиловском лесхозе. В честь ГЕРОЯ названа улица и пр. Похоронен в городе Панфилов (ныне Жаркент Алматинской области Казахстана).
На сайте акима *(Н.В,,, Иванов). Видимо, опечатка...
5. П.Ф.Поросенков, - Павел Фёдорович Поросенков (1912—1976) — советский военный. Участник боёв у озера Хасан, Советско-финской и Великой Отечественной войн. Герой Советского Союза (1940). Лейтенант. Потерял обе ноги, но работал в различных городах Союза. Илийская экспедиция, овцеводческий совхоз.Похоронен в Коктале (Панфиловского р-на).
6. Тышканбаев Кожахмет (1916 - 02.11.1943 )
Герой Советского Союза (посмертно) - погиб на Керчерском п-ве
В районном центре городе Жаркент (до 1991 года – Панфилов) установлен бюст Героя, в городе Ушарал – мемориальная доска.
7. Каратаев Илья Васильевич (05.08.1922 - 17.10.1944) Герой Советского Союза (посмертно) гвардии лейтенант. Родился в Алма-Атинской области, похоронен в
Литве.
Бюст И.В.Каратаева установлен в селе Кривошеевка Кербулакского района Алматинской области Казахстана, в городе Жаркент Алматинской области Казахстана установлена стела. (Возможно. уже есть и название улицы...)
8. М.Хмылёв. Город Жаркент (Панфилов). (Сайт акима Жаркента... ГЕРОИ-ЗЕМЛЯКИ).
О тех, кто был упомянут из военнообязанных, призванных из в\ч (генерал-полковник А.Олиферов и генерал-лейтенант М.Меркулов), призванных из юго-восточного К-на.
7. Баллада о чёрных сухарях
Ирина Шабалина
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Посвящается моей маме Абашкиной Марии
Андреевне.
Светлая память!
Реальная история из её жизни
Он, уходя на фронт, сказал:
«Вернусь , и мы сыграем свадьбу.»
Сияли нежностью глаза. . .
Вот только боль из них убрать бы.
«Суши , родная, сухари.
Боюсь, что голод будет, всё же.
Гостям, гулявшим до зари,
Их, как пирожные, предложим.
Вернусь, им будешь мне женой!» -
Сказал он, и умчался в небо.
Как сокол. Как орёл лихой,
в кровавый бой, в легенду. . . в небыль.
Она сушила сухари,
Ломти от пайки, отрезая.
Она сушила сухари,
оголодав и замерзая.
И сдерживая боли крик,
Молясь несмело и негромко,
она сушила сухари,
когда пришла к ней похоронка.
Застыла. Нет! Не может быть!
Словам казённым веры мало.
Вот сухари! Вот знак судьбы!
Подруге плачущей сказала:
« Врёт похоронка! Не смотри!»
Глаза черны, как дно колодца. . .
Она сушила сухари, и верила:
Солдат вернётся!
Когда сводила боль с ума,
И плакать не хватало силы -
как оберег! Как талисман! –
упрямо сухари сушила
Подруги, глядя на неё,
Свой горький хлеб сушили тоже :
А вдруг, отпрянет вороньё –
Родной придёт! А вдруг, поможет?
В домах, застывших в сизой мгле,
Уставших от бомбёжек улиц,
Сушили жёны чёрный хлеб,
Чтоб к ним любимые вернулись .
В победном мае - так ждала,
И эшелон встречала каждый!
Но, правда – жёстче, чем булат:
Другой солдат пришёл однажды.
Дал окровавленный конверт:
« Мой друг писал на поле боя. . .
Он так любил тебя! Поверь:
Он был отважным. Пал – героем.
Могу могилу показать.»
Она молчала. Боль… Усталость. .
Сухие резало глаза,
В них ни слезинки не осталось.
«Постой солдат. Пакет бери.
И помяни… Сушила к свадьбе. . .»
И протянула сухари.
Как боль унять? Тоску отдать бы!
Ходила по госпиталям,
По площадям и по вокзалам,
Их, горьких, чёрных, как земля,
всем раздавала, раздавала.
Любовь, и веру, боль свою,
надежды тоненькие нити. . .
«За мужа, павшего в бою,
Вы помолитесь… Помяните!»
8. Штабной писарь
Ирина Шабалина
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Посвящается папе Шабалину Александру Семёновичу.
Светлая
память!
Он не считал участником войны
Себя.
Был близорук, и, заполняя списки,
С непроходящей тяжестью вины,
Со штабом кочевал за фронтом близким.
Не мог сражаться на передовой.
Лишь, с бесконечной ломотой в суставах,
Писал, считал для них, идущих в бой,
Провизию, вагоны и составы.
Он улыбался только иногда -
За списком награждённых орденами.
Казалось, отступает прочь беда,
И радость снова поднимает знамя.
А на закате, на исходе сил,
Украдкой со щеки стирая влагу,
Очередное имя заносил
В казённую и страшную бумагу.
И каждый раз пронзала душу боль…
И отзывались колокольным звоном
Фамилии, с оборванной судьбой,
В скупых и чёрных строчках похоронок.
И каждая вонзала в сердце нож,
не зря оно потом всю жизнь болело.
В глазах темнело, руки била дрожь,
От чёрных крыльев на бумагах белых…
И снова груз тяжёлого труда:
Подсчёты, списки, сводки и награды
А он хотел на фронт, хотел туда,
Где гулко грохотала канонада
На пальцы занемевшие дышал,
По тысяче страниц писал. Иль по две.
Он презирал себя. Но совершал
Свой незаметный, постоянный подвиг.
9. Звенящая капель
Ирина Шабалина
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Посвящается моей тёте Антонине.
А весна–то в этом году ранняя. Солнышко как припекает! Недаром капель звенит на все голоса!
Баба Тоня с трудом дошла до калитки в сад. Калитка скрипнула что-то жалобное, с трудом открылась. Надо бы ещё снежок подтаявший откинуть, да сил нет. Всё меньше и меньше сил. Бабушка тяжело опустилась на скамеечку у согретой солнцем стены дома, с мутноватым окном, выходящим в сад. Надо бы окно вымыть, да опять – сил нет. Да то ж это такое! Весна, любимое время, а она так сдала!
Капель звенела прямо рядом с лавочкой, пробивала ряд лунок вдоль края крыши, замысловатыми фигурками подтаивал снег, узорчатые льдинки переливались на солнце. Господи! Красотища какая! Бабушка подставила сухонькую ладошку под капель, несколько капель упали в неё, сверкая и переливаясь. Машинально провела рукой по сморщенной щеке, мокрый след остался. Словно слёзы! А может быть, это она плачет, а не уходящая зима? Плачет по прошедшей жизни, любви своей далёкой. . . А капель звенела: « То-неч-ка! То—неч-ка!» Так и ОН звал. . . Тёплой волной нахлынули воспоминания.
А весна и тогда была ранняя. И капель так же звенела на все голоса. Даже в полевом госпитале умудрялась звенеть, с деревянных навесов соскальзывали сверкающие капельки. Не с брезентовых же крыш палаток-корпусов им падать. Тонечке тогда и восемнадцати не было. Годок она себе прибавила, только бы в госпиталь приняли. На всё была готова – убирать, перевязывать, еду подавать, мыть, чистить. Да больше ничего ей и не доверяли. На поле боя не пускали, щадили. Девочка же совсем. Тростиночка. А девчонки – медсёстры отважные, санинструктора - ходили. Вернее, ползали. Сколько бойцов вытащили! А сколько их самих полегло! И подруга её, Верочка, погибла недавно. Так и затихла рядышком с бойцом, которого тащила на себе. Так и похоронили их вместе. Долго их Тонечка оплакивала. Пока не пришёл ОН.
Его никто не тащил. Андрей пришёл сам, поддерживая окровавленную, висящую плетью руку. Тонечка встретила его первой, потому что до него, как до легкораненого, дела не было измученным хирургам и медсёстрам. В первую очередь оперировались тяжёлые, со страшными открытыми ранами бойцы. Но даже и для них обезболивающих не хватало. Что уж говорить о легкораненом? Подумаешь, руку насквозь прошило осколком. Тонечка сама его перевязала как смогла и. . . потеряла голову. С той минуты она с трудом находила силы, чтобы оторваться от Андрея. Ходила за ним , как привязанная, и когда до него дошла очередь идти в операционную, изнывала от тоски и сострадания у тонкой брезентовой стенки, слыша его мучительные, сдавленные стоны. Но боль он переносил мужественно, за что его даже похвалил грозный хирург Пал Палыч, а Тонечка за брезентовой стенкой возгордилась. Стояла, не помня себя, и у тонкой стенки его «палаты», пока сердитая старшая медсестра Нин Иванна не прикрикнула на неё и не велела заниматься срочными делами. Но заниматься делами Тонечка не могла , всё валилось из рук, другие бойцы её мало интересовали, и, почему-то подобревшая, Нин Иванна, украдкой смахнув слёзы, разрешила девушке ухаживать за Андреем.
Для Тонечки - словно солнце взошло. Она подносила Андрею еду, даже с ложечки пыталась кормить его, пока он не отказался, сказав, что в его левой руке ложка вполне помещается. Она давала ему порошки, делала уколы, перевязывала, а вся «палата» легкораненых следила за ними с улыбками. Но были и недобрые взгляды, усмешки, и зависть. Особенно отличался в подбрасывании издёвок и сальных шуточек противный толстый Стёпка, который ещё за неделю до того, как пришёл Андрей, пытался «ухаживать» за Тоней, задевал, привлекал внимание. Но Тоня упорно его не замечала. А теперь и вовсе перестала замечать. Даже сальных шуток не слышала. Но зато Андрей слышал. А когда Стёпка, за спиной вошедшей Тони, изобразил непристойные движения, мерзко улыбаясь, и прошипел: « А я бы не стал долго смотреть на цыпочку, на всё согласную, а давно бы зажал в уголке. . .» ,Андрей молнией метнулся к обидчику и кулаком здоровой руки со всех сил врезал по ненавистной ехидной морде. Завязалась потасовка. Едва растащили противников легкораненые и подоспевшие на шум медсёстры. А Тонечке, сердитая Нин Иванна, заходить в «палату», которую драчуны чуть не опрокинули, запретила.
Но Тонечка это легко стерпела, потому что поправлявшийся Андрей уже мог выходить и, несмотря на запрет, они убегали тёплыми уже вечерами в соседнюю рощицу, где бродили, не помня себя. Андрей здоровой рукой обнимал худенькие плечи девушки, а потом привлекал к себе и целовал исступлённо, задыхаясь от нежности, щёки, губы, пушистые волосы. И шептал: «Тонечка, Тонечка!»
Другие санитарки и медсёстры смотрели на Тонечку искоса. Кто-то ехидничал, кто-то говорил, что нельзя себя девушкам так вести, а то. . . « А то» было тайным, щемящим, зовущим и стыдным, а из-за этого ещё более манящим. И чем больше было шёпота и намёков, тем более манило неизведанное, запретное прекрасное. Но однажды сердитая Нин Иванна пригрозила: «Смотри, Тонька! Отправлю тебя в тыл с «тяжёлыми»! Доиграешься со своим! На передовую уж надо давно, кобеля! Забрюхатить захотела? Всё доложу Пал Палычу!». Тоня сначала поплакала, а потом словно в омут с головой кинулась, отбросив все предосторожности. Словно вопреки всем намёкам, упрёкам и нравоучениям, шепча себе в оправдание: «Да какой стыд? Война ведь! А если нас завтра. . . И я не узнаю ЭТОГО. . .Люблю я его, люблю! А вдруг? А забрюхатить... Да! Захотела! От него, любимого! И никто не запретит!»
И набравшись уверенности, отчаянно позволяла по вечерам всё более смелые ласки любимому, и уже бродила желанная рука по нежной девичьей груди, а поцелуи становились всё более страстными.
И вот уже замаячил на рассвете давно примеченный, уже просохший стожок и закружились все звёзды, свиваясь в немыслимые узоры и не осталось ничего в мире – ни войны ,ни тыла ни передовой, ни подружек, ни грозных начальников – а только они вдвоём, и губы и руки ненасытные, и огромное, всепоглощающее счастье. . .
Наутро она не могла спрятать сияющих глаз. И вдруг прекратились все упрёки и нравоучения. Или Тонечка перестала их замечать? Счастье её было так велико, что не умещалось в худенькой Тонечкиной груди, а выплёскивалось на окружающих. И хотя вокруг по-прежнему были боль, кровь и стоны, Тонечка с утроенной силой работала, всем помогая, хотя и не высыпалась счастливыми ночами. А любовь поддерживала, придавала сил.
Но счастье не может быть вечным, тем более на войне. Как выздоравливающий легкораненый, Андрей уже готовился к выписке и отправке на передовую, громыхавшую боями совсем близко. Передовую, за которой непрерывно следовал полевой госпиталь. Тонечка с ужасом ждала разлуки. Госпиталь тоже готовился к очередной передислокации. Пользуясь суматохой, Тонечка снова стала проситься в медсанбат, в состав санинструкторов. Хотя бы так быть поближе к любимому.
Но здесь Тоня натолкнулась на сопротивление не только начальства, но и Андрея, который очень боялся за неё. . Он был бы рад, если бы Тонечку перевели в тыл, да подальше. Поэтому и уехал он очень быстро, едва попрощавшись с плачущей девушкой, словно сбежал. Только бы не отправилась вслед за ним, в страшное месиво боя.
Несколько дней она бродила, словно тень, принималась за самую тяжёлую работу, только бы не думать, не рваться туда, где громыхала взрывами и сверкала зарницами боя передовая.
Госпиталь передвинулся ближе к линии фронта, снова стали привозить стонущих, окровавленных тяжелораненых, и в один чёрный день привезли его.
Тоня сразу его узнала, хотя он был весь в грязи и в крови. Без сознания. Крича что-то несвязное, Тонечка бессмысленно суетилась вокруг, пытаясь закрыть его страшную, зияющую рану, перевязать, разбудить, пока её не оттащили. Быстро унесли солдата в операционную, у стен которой Тоня, задыхаясь от слёз, пыталась что-то услышать, молилась, призывая на помощь всех святых, о которых знала, и верила в силу своей любви, что поможет, сохранит, пока не вышла хмурая Нин Иванна и не оттащила её, бьющуюся в истерике, прочь. Андрей умер, не приходя в сознание.
Тоня почти не помнит, что было дальше, почти не помнит похорон, как и кто добился, чтобы её Андрея похоронили не в братской могиле, а отдельно. Помнит только, как лежала на влажном холмике земли, обнимая его руками. Как Андрея. Лишь потом она узнала, что он совершил в том бою подвиг, и его наградили орденом. Посмертно.
Тонечку вскоре всё же отправили в тыл, как она ни сопротивлялась. Постаралась Нин Иванна. Да и работник из Тони уже был никакой. И все дни и месяцы в тылу, тянувшиеся унылой чередой, Тонечка помнила плохо. Словно всё было не с ней.
Даже тяжёлую беременность с токсикозом, когда она изнемогала от тошноты и рвоты и только ждала, когда же всё кончится. И голод. И тяжёлую работу. И мучительные роды. Всё в зябком, сером тумане. И только когда родился сынок, её Андрюшенька - всё посветлело. Её счастье, боль, надежда – Андрей Андреевич. Появилась цель – накормить, сберечь, вырастить. Рассказать о том, каким героем был его отец. Выучить. Свозить на могилу отца-героя. Всё сделала как надо, всего добилась, во имя павшего, родного своего. Ночей не спала, сама недоедала, но сына берегла от болезней, голода, передряг.
Когда отгромыхала война, вернулась с сыном вместе в те самые места, где цвело её сумасшедшее счастье, а потом волком выло чёрное горе. Поселилась в ближайшей деревне, где и прожила оставшуюся жизнь. Рядом с любимой могилкой. Сначала сама за ней ухаживала, а потом школьники и власти местные. Так облагородили! Такие красивые обелиски воздвигли! И часовенку рядом построили. А на могиле её Андрюшеньки - памятник: раненный боец с гранатой в руке. Даже, похожий чем-то на Андрея.
Работала в колхозе, не покладая рук, все годы. Вырос, выучился и уехал в далёкий город сын Андрей, её кровиночка ,надежда. . . Учёным стал! Так редко приезжает теперь к маме и на могилу отца – героя. Раньше и внуков привозил, а теперь не дозовёшься. Жизнь там, в далёком городе , уж очень бурная. Не до старенькой матери в дальней деревне и не до могилы отца-героя. И на пенсии ему не сидится. Фирму свою создал – да что-то не ладится там. Конкурентов много - пишет в этих новомодных СМС. Да и редко пишет. Внуки выучились, университеты закончили. Тоже там с бизнесом этим модным закрутились совсем. Звали к себе жить. Да куда уж она поедет от родной могилки! Что ей делать в этом далёком, чужом , громыхающем городе? В этой суете и сутолоке?
Правнучка тоже есть, но редко. . .редко приезжает! Учится. Экзамены тяжёлые. . . Надежда. Кровиночка. . .
Баба Тоня вытерла струящиеся по морщинистым щекам слёзы. Ну, хватит. Совсем уж расплакалась. И хорошего -то много было! И внуки у неё, и правнучка! Да только совсем что-то прабабушка расклеилась. А капель-то как звенит! Неудержимо потянуло туда, за околицу, к солдатским могилкам. Баба Тоня с трудом поднялась и побрела к обелискам. Идти было всё труднее и труднее, хотя и дорожки были чищенные, следили за ними. Но что-то жгло и давило в груди, заставляя постоянно останавливаться. Но вот и знакомый мемориал. И до боли родная могилка с памятником её солдату. А снежок-то и здесь уже подтаял. Баба Тоня, облегчённо вздохнув, прижалась к памятнику, но потом, подчинившись неумолимо влекущей её силе, сползла на оттаявшую плиту, покрывавшую её родной холмик.
Так вдруг спокойно и хорошо стало! И баба Тоня ,обняв плиту и холмик из последних сил , прошептала: «Да, Андрюшенька! Да, родной! Зовёшь? Иду я! Иду к тебе!»
А по дорожкам вдоль мемориала, весело журча, стекали ручейки, а с сосулек, что под крышей часовенки, сверкая под солнцем падали тяжёлые капли.
И звенела, звенела капель!
10. Чёрные сухари
Ирина Шабалина
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Посвящается моей мамочке – Абашкиной Марии Андреевне.
Светлая память!
Май 41-го года выдался солнечным и тёплым. Белой кипенью цвели яблоневые и вишнёвые деревья в питомниках Тимирязевской Академии, где училась Машенька. Девушку радовало всё – и синева неба, и яркое солнце и раннее тепло, и подруги – сокурсницы. Ребят она немного сторонилась – деревенское строгое воспитание давало себя знать. Но в общежитии жить ей нравилось. Было весело и интересно.
Единственным, что немного огорчало и пугало Марусю –была предстоящая сессия, которой она очень боялась, хотя и училась хорошо. Но вид строгих преподавателей и , особенно, декана - просто вводил её в ступор.
Почему она так перед ними робела, Маруся объяснить не могла. Хотя преподаватели хорошо относились к скромной внимательной студентке с длинной косой и красивыми серыми глазищами.
Поэтому такой пугающей неожиданностью для Маши оказался вызов в деканат. У девушки просто ноги подкосились от ужаса, когда смешливая кареглазая соседка Зойка протянула ей казённое извещение с приказом – «Студентке Абашкиной М.А. срочно явиться в деканат с 14-ти до 16-ти часов.» Страшная бумажка была увенчана витьеватой, размашистой подписью самого декана!
Не зная , что и подумать, вспоминая все свои явные и тайные промахи, Машенька, на негнущихся ногах, подошла к тяжёлой, из светлого дерева, украшенной массивной витой ручкой, двери деканата.
Робко постучавшись и замирая от страха, девушка открыла дверь и шагнула в просторную комнату. Как в пасть ко льву.
Встала на краешке ковровой дорожки, красной с широкими зелёными полосками по краям – невероятное сочетание цветов! Только эта мысль билась в её опустевшей вдруг голове. Глаз от дорожки она оторвать не могла.
«Здравствуйте, Мария !» - послышался приятный баритон. Машенька, наконец-то ,смогла поднять полные ужаса огромные глаза и увидеть восседавшего за тёмным столом такого же массивного и темноволосого декана, одетого в строгий чёрный костюм. Вопреки всем её опасениям, декан ласково улыбался ей. «Здравствуйте. . .» - пролепетала Маша пересохшими губами.
«Будьте добры, Мария, пройдите по дорожке и повернитесь.»
Ничего не понимая, Маша пошла по невероятной дорожке, которая тянулась до стола. Подошла к столу.
«Ну смелее! Теперь повернитесь и идите обратно!»
Маша резко повернулась, и её длинная и толстая коса тяжело взметнулась и обвила талию девушки. Декан даже крякнул от удовольствия.
«Ну , хороша! Подходишь!» Ничего не понимая, Маша снова повернулась и взглянула на декана, при этом коса её снова колыхнулась и обвилась змейкой. Декан снова одобрительно крякнул.
«Знаете, Машенька, к окончанию учебного года мы ставим спектакль про Стеньку Разина. По мотивам народной песни. Скорее не спектакль, а сценку - зарисовку – под песню. Нам нужна исполнительница роли персидской княжны. Делать тебе ничего не нужно будет. Просто сидеть рядом со «Степаном», а в конце песни он тебя поднимет и бросит в «Волгу» - девчата голубые ткани будут колыхать. А там тебя так мягонько поймают на мягкую перинку.. . Да не бойся ты!»
Но Маша уже не боялась. И декан был приятным и весёлым, и всё предстоящее было интересным.
«А предложил тебя на эту роль как раз сам «Степан». Он старшекурсник. Где-то тебя увидел. Видно понравилась.» Декан снова улыбнулся.
«Ну, решено? Ладушки! Репетиция завтра после занятий. В 16-00!»
Маша с радостью побежала в свою комнату, где её уже ждали подружки – соседки, изнывая от любопытства. Девушка поделилась с ними новостью, под довольные возгласы и хихиканье.
На следующий день Маша едва дождалась конца занятий и помчалась на репетицию в актовый зал.
Сначала миловидная девушка в восточном костюме ,её служанка, по роли, завела Машу а комнатку рядом с залом и помогла надеть красивый восточный костюм, состоящий из голубых с золотистой вышивкой лёгких шальваров , короткой плотной синей с вышивкой кофточки и полупрозрачного верхнего халата. Переплела её косу золотисто – жемчужными нитями.
Этот очень красивый наряд был принесён даже из настоящего театра, как потом сказали Маше.
Затем они вместе вошли в зал и подошли к сцене.
Там уже собрались почти все – «Дружина Степана», парни одетые в старинные русские костюмы воинов,и он сам – высокий, статный русоволосый парень, с улыбчивыми голубыми глазами. Костюм русского воина с кольчугой шлемом, красным плащом шёл ему невероятно. «Степан Разин» был очень красив!
Конечно, Маша не раз видела этого студента. И в учебных корпусах и в общежитии и в питомниках. Но как все старшекурсники, он казался надменным и неприступным. А тут он весело улыбнулся Маше и сказал, - «Привет, моя княжна!», - а потом протянул руку и помог взойти на палубу «струга», с изящным, по лебединому изогнутым носом и белым парусом над «кормой».
Все декорации уже были готовы и выглядели очень красиво.
Хор дружным многоголосьем затянул «Из-за острова на стрежень. . .»
Маша сидела рядом со «Степаном» , которого звали ,на самом деле, Николаем. Он слегка приобнимал её за талию и Маше было приятно и надёжно, и веяло силой от этой красивой, мужественной руки.
Маша, едва сдерживала улыбку, наблюдая, как ропщет и «бунтует» дружина, как строит козни за спиной « Степана», как колышутся голубые волны из лёгкой прозрачной ткани, которые держали девушки в голубых платьях.
Мощное звучание хора всё нарастало. И вдруг Степан подхватил её на руки и под слова « и за борт её бросает» на самом деле бросил со «струга».
Маша закричала от ужаса, и всё это вышло очень естественно и правдоподобно. Чьи-то сильные руки подхватили её, смягчили падение, и Маша упав на мягкий матрас, совсем не ушиблась.
Все вокруг аплодировали. В жизни Маши это были первые аплодисменты.
Подошёл декан, который и был режиссёром этой постановки и пожал Маше руку.
Но главное, к ней подходил её «Степан», улыбающийся, красивый. Он тоже пожал Маше руку и похвалил : «Ну что ты за молодец!»
И всё это было так приятно и волнующе!
Каждый день она с радостью ждала репетиций, и хотя участвовала только в последней, «песенной» части спектакля, с удовольствием смотрела его сначала, где ребята обыгрывали сцены восстания Степана Разина, а потом поднималась на «струг» и вновь проживала всё с самого начала, весь маленький, трагический отрезок чужой жизни. Она уже не боялась и не визжала, когда «Степан» швырял её в «набежавшую волну». Ей стал нравиться этот полёт и мягкое приземление на матрас. Хотя и «Степан» и режиссёр просили её завизжать, как в первый раз, она отказывалась, заверяя, что во время концерта завизжит обязательно!
И вот , наконец-то настал день концерта. Перед спектаклем Машу нарядили и причесали особенно тщательно. Подвели карандашом и оттенили Марусины и так огромные и выразительные глаза. «Жемчужные» и «золотые» нити переливались на её длинных, густых, полураспущенных волосах. Машенька была очень красива.
Не менее красивым был и «Степан».
Не понимая почему, Маруся волновалась.
Снова запел хор, действие разворачивалось своим чередом.
«Степан» поднял свою княжну на руки и вдруг властно, по-настоящему, по-мужски , поцеловал в губы и только после этого бросил за борт. Маруся завизжала изо всех сил и искренне. От негодования, от неожиданности, от стыда. Поцеловал! При всех! Как он посмел!
Это был первый поцелуй в недолгой Марусиной жизни.
Зато успех спектакля был потрясающим, публика разразилась овациями, криками «Браво» и «Бис».
Но пунцовая от стыда и негодования Машенька убежала, даже не выйдя на поклон. Целый месяц она дулась, избегала встреч с Николаем, который бродил под окнами общежития, носил цветы к дверям её комнаты.
Но Маша упорно не выходила на его зов.
Как она пожалела об этом позже! Столько времени потеряла!
А тут ещё и сессия закружила, которую Маша так боялась. Но сдавала её успешно. Сессия закончилась.
Так и не позволив Николаю проводить себя, Маша уехала к родителям в подмосковное село Лучинское, недалеко от величественного Ново – Иерусалимского монастыря.
Надо было проведать маму перед практикой, которая начиналась в конце июня в питомниках Академии.
В конце июня 1941-го года. . .
Маруся ещё гостила у мамы и отца, когда ярким солнечным утром из радиоприёмников на всю страну прогремело страшное известие.
И Марусино счастье закончилось. . .
Узнав о войне, Маша помчалась в Москву.
Её не волновало, что будет с практикой, с учёбой. Ей только хотелось увидеть Николая! Немедленно! Пока не случилось непоправимое!
Когда Маша примчалась в Академию, там повсюду сновали озабоченные встревоженные люди. Паковали ящики, собирались вывезти и спрятать самое ценное. Студентов – старшекурсников видно не было – всех отправили на военные сборы и курсы.
Кое-как узнав у суетящихся людей, где проводятся курсы, Маруся поехала туда.
Еле прорвавшись на территорию военного училища, Маша долго искала Николая в толпе призывников, её постоянно окрикивали, пытались вывести, но она, с умоляющими, полными слёз глазами упрямо не выходила, а только повторяла заветные имя и фамилию и спрашивала, спрашивала. . .
И вот наконец-то Николай вышел.
Не сдерживая слёз, Маруся бросилась к нему, обняла, прижалась и горько разрыдалась на его груди. Николай покрывал поцелуями её лицо волосы, руки, что-то шептал горячо и нежно. Маша уже никого не стеснялась. Их поцелуи были долгими, но горькими.
Практику в Академии не отменили.
Хотя обстановка везде была очень нервная. Сводки с фронтов были не утешительными. Враг наступал, захватывая всё больше советских городов.
Начались бомбёжки. То и дело гудел надсадный вой сирены, в небе жуткими стаями скользили вражеские бомбардировщики и люди бежали в бомбоубежище или метро, с ужасом на лицах прислушиваясь к грохоту взрывов.
По утрам Маруся работала в питомниках, а вечером, до введённого «комендантского» часа они бродили с Николаем по растревоженным улицам, или , по тревоге, спускались в метро, где сидели , тесно прижавшись друг-другу.
Несмотря на весь ужас происходящего, Марусе было хорошо и спокойно рядом с Колей. А по ночам они время от времени дежурили на крыше, сбрасывая противно жужжащие «зажигалки.» По ночам, под звёздами. . .
Но пожары , несмотря на дежурства, всё же начались.
Москву уже было не узнать. Её улицы ощерились развалинами взорванных домов, чернели глазницами пожарищ. По ним, и по площадям грохотала бронетехника
В одно из воскресений Маша, еле оторвавшись от Николая, уехала в Лучинское. Провожали на фронт отца.
Весело заливалась гармошка на станции, но все плакали. Надсадно, пугающе завыла мама , уткнувшись в гимнастёрку отца. Её, еле-еле, оторвали от мужа.
Плакала Маруся, прижавшись к отцу, и маленький братик Вася, вцепившийся, как клещами – ручонками в отцовскую ногу. Брат Лёша – подросток , мужественно сдерживал слёзы и только хмурился.
Отец весело прокричал – « Ну что вы меня хороните раньше времени?» - и встал на подножку товарного вагона.
Маруся напоследок поцеловала отца в колючую щёку, вдохнула запах крепкого табака и чего-то родного, домашнего, отцовского, и её оттеснили от вагона.
Какое-то время она бежала за поездом, отчаянно махая рукой, в толпе, но поезд набрал ход и исчез вдали.
Больше Маруся отца не видела никогда.
А через два месяца она так же провожала Николая.
Но уже в Москве.
Так же бурлила привокзальная площадь, плакали матери жёны и дети. Весело заливались гармошки и духовые оркестры.
Маруся шла, вцепившись в руку Николая. Она не хотела, не могла его отпустить. Коля осторожно разжал её руки. Надо было идти в колонну, на построение.
Нежно поцеловал запрокинутое, залитое слезами лицо и сказал: « Ты моя невеста! Слышишь – невеста! Сразу после войны, как только я приду – мы поженимся! А тебе задание – копить к нашей свадьбе чёрные сухарики. Такие, как я люблю. Надо же нам будет чем-то угощать народ на свадьбе? Гостей будет много, а обещают – голод. Копи, родная, сухари. И сахар! Они будут вместо пирожных! А уж со спиртом мы разберёмся! Все напоим до отвала. . .И кабанчика найдём! Не плачь ,родная! Жди! Я скоро! Готовься к свадьбе!»
Он ещё раз крепко поцеловал её и побежал к колонне.
. . .Похоронки пришли так же быстро и в той же последовательности, что и проводы на фронт.
Сначала на отца.
В самом начале зимы. По первому снегу.
Маруся сначала пыталась успокоить катающуюся по полу и безумно воющую маму, а потом начала рыдать сама.
Отец погиб под Смоленском. Точнее, тяжело раненый в грудь, умер в госпитале.
Маша проплакала неделю и днём и ночью, а потом вернулась в Москву, где нужно было дежурить, сбрасывая с крыш «зажигалки», копать окопы и оборонительные сооружения на окраинах Москвы, ставить огромных чёрных «ежей» и . . .ждать писем от Николая. А так же, конечно , сушить и копить чёрные сухари.
От каждой своей пайки хлеба Маруся заботливо отрезала несколько кусочков, подсолив, заботливо сушила в остывающей печке и складывала в вышитый белый полотняный мешочек.
Скоро один мешочек наполнился, Маруся принялась наполнять другой, хотя пайки хлеба становились всё меньше.
Письма Николая – треугольнички, сначала приходили часто.
Маруся читала и перечитывала их, а потом носила на груди, под платьем, у сердца, до следующего треугольничка.
Николай писал ей, что его родители давно погибли, и что она - единственный, самый дорогой и близкий человек.
Писал, что на фронте тяжело, но они всеми силами стараются остановить врага, что скоро война закончится, он приедет, и будет их свадьба.
Маруся отрезала ещё больше кусочков от своей пайки и сушила, сушила. . .
Похоронка пришла вскоре после Нового года, который встретили грустно и голодно. Письма тогда уже перестали приходить, и Маруся плакала по ночам и в мучительной тоске и тревоге ждала почтальоншу, заглядывая ей в глаза. Почтальонша, коротко и отрицательно мотнув головой, пробегала мимо, а в тот чёрный день января остановилась возле горестно замершей Маруси и, молча, протянула казённый конверт. Маруся уже не плакала. Наверное, слёзы кончились . Она, так же молча, взяла конверт беззвучно прочитала и, повторяя одними губами :
«Погиб смертью храбрых. . . Смертью храбрых. . .»-ушла в свою комнату, присела на стул и словно окаменела. Её подружки плакали вокруг, а она только раскачивалась и повторяла , как молитву: «Смертью храбрых, смертью храбрых. . .»
Когда принесли её пайку хлеба, она всю её разрезала на кусочки , засушила в печке, и сложила в белый, с вышивкой, пакет...
И на следующий день она не съела ни крошки , а снова засушила всю пайку. Очнулась она только на третий день, когда плачущая Зойка кричала ей:
« Маруська! Очнись! Надо есть, надо пить, надо жить! Для чего ты сушишь сухари? На свадьбу? Какая свадьба, если ты умрёшь с голоду! Сколько похоронок - ошибок! Вдруг он придёт – а ты умерла с голоду! Что он делать будет?!»
Маруся посмотрела на Зою сразу прояснившимися глазами:
« Конечно, ошибка! Конечно, Коля придёт! Он же обещал! И свадьба будет!»
Она схватила кусок хлеба и с сахаром, заботливо подсунутый девчонками и жадно начала жевать, запивая кипятком.
Девчонки обрадовались и решили – тоже помогать Марусе сушить сухари.
Это было, как надежда, как заговор : если насушить побольше сухарей, солдаты вернутся, любимые...
И Николай, и Андрей и Виктор. И многие другие. И будут свадьбы. Много свадеб. А на столах будут – чёрные сухари с сахаром и чай. Много-много кипятка.
Вскоре всё общежитие дружно сушило сухари.
И надеялось, и верило, что они, их солдатики, вернутся.
.. . А за окнами грохотали взрывы, а фашисты совсем близко подошли к Москве, и уже заняли родное Лучинское. И тощий,длинный фашист ворвался в родной мамин дом и заорал: «Матка! Млеко , яйки!»
Но Маруся пока не знала об этом, потому , что каждый день рыла и рыла окопы под Москвой, остервенело, не помня себя, стачивая в кровь ладони.
И однажды её накрыло взрывом, швырнуло на дно окопа, засыпало землёй.
Еле живую, тяжело контуженную Марусю откопали подруги , увезли в госпиталь.
А потом, навещая в палате, говорили Маше наперебой, что сушат сухари и ждут.
И вскоре – первая радость!
Фашисты не прошли!
Были отброшены от Москвы, отступили, разрушив любимый Ново–Иерусалимский собор, и тысячи других церквей и зданий.
Но ушли! И война была сломлена! И чёрной , рычащей нечистью отползала всё дальше и дальше!
Маруся , выйдя из госпиталя, и окрылённая надеждой продолжала ждать и верить.
И вот , наконец-то, в мае сорок пятого года вновь зацвели яблони и вишни в питомниках Тимирязевской Академии.
Зазвучали победные залпы и салюты и начали возвращаться эшелоны с победителями.
Маруся каждый день ходила встречать эшелоны и ждала и верила. . .
И вот, однажды, в её комнату зашёл возвратившийся с войны незнакомый солдат.
Он тихо поздоровался, сел напротив Маруси и протянул ей обрывок письма с бурыми пятнами на нём, на котором до боли знакомым почерком было написано: « Маруся, любимая . . .»
Солдат тихо сказал – « Друг Николай не успел дописать. . .Уж как он любил тебя! После боя из гимнастёрки его достал. Сберёг. . . С почестями похоронил твоего Николая, как героя! Не сомневайся! Под Орлом его могилка. Объясню потом, как доехать. Даже проводить могу. Ведь ты – невеста героя и друга. А вот его ордена и медали. И фотографии. . .»
Маруся молча взяла ордена и снимки.
С них задорно улыбался её любимый, в гимнастёрке, брюках - галифе и пилотке, рядом с боевыми товарищами.
Маруся опять не могла плакать. Только невыносимо жгло сухие глаза.
Она сказала: «Спасибо, солдат! Погоди! На вот забери! Колины , любимые. . . Вкусные. Для него сушила. Кушай на здоровье!»
И протянула ему два первых, белых пакета, полотняных, с вышивкой. Приготовленных на свадьбу.
Солдат поблагодарил и ушёл.
Маруся долго смотрела вслед ему из окна, ещё не в силах проститься с надеждой. А вдруг он пошутил? Вдруг там прячется Коля?
Нет. Так не шутят.
Ещё раз посмотрев на фотографии и окровавленное письмо и спрятав их опять под платье, на своей груди, Маруся собрала ещё несколько пакетов с сухарями и вышла из общежития.
Вокруг ярко сверкал и пел победный май. Синее небо, жаркое солнце. . . Как тогда в 41-м, когда ещё был жив её Коля. И целовал её, бросая со «струга». Никогда больше не поцелует...
А у Маруси было черно на душе и в глазах .
Эти пакеты Маруся отнесла в госпиталь. Пусть раненые солдатики погуляют на их «свадьбе».
Да! Она всегда будет теперь женой Коли! Она так решила.
Вновь и вновь она возвращалась за мешочками, пакетами и раздавала возвращающимся с победой солдатам.
Кто-то смотрел на неё с недоумением, кто-то с радостью, а потом с болью, увидев в ответ пустые, сухие до рези глаза. . .
Кто-то отказывался.
На вопросы Маруся отвечала коротко: « Погуляйте на свадьбе. . .»
А потом, словно спохватившись – «Помяните. . .»
И ещё много было - сухарей.
Их, с Николаем, свадебных. . . горьких, чёрных сухарей.
11. За волю к победе
Аркадий Шакшин
Прославленному земляку, легенде советского спорта Сергею Григорьевичу Корнилаеву*, посвящаю свой рассказ.
Не успел я зайти в раздевалку спортивного борцовского зала, как за мной забежал мальчик лет восьми. Он весь зареванный подбежал к умывальнику, включил холодную воду и начал смывать слезы на своем лице.
- Малыш, что произошло? – спросил я его.
-Он меня победил, я занял только третье место, - дрожащий голосом произнес малыш, - он меня победил, он положил меня на лопатки. Я занял только третье место в своей весовой категории.
- Малыш, как тебя зовут? – спросил я его и начал успокаивать его.
-Виктор, - ответил мне малыш, продолжая смывать лицо, всхлипывать.
- А лет тебе сколько?
- Восемь, а что? – малыш, перестав мыть лицо, повернулся ко мне и стал смотреть мне в глаза, ожидая услышать от меня, слова поддержки.
- Виктор, ты знаешь, что означает твоё имя?
- Нет, не знаю! – прекратив всхлипывать, и утерев нос рукавом он устремил свой взгляд в мои глаза, желая услышать от меня то, чего он ждал всю свою не долгую жизнь, -А что означает моё имя?
-Имя Виктор означает – победитель. Это значит, что у тебя всё впереди и если ты сегодня занял только третье место, а это тоже почетное место, в будущем ты обязательно поднимешься на самую вершину пьедестала. Ты знаешь кто такой Сергей Григорьевич Корнилаев?
Виктор широко улыбнулся и произнес:
-Да, знаю. Это наш чемпион. Он из нашей деревни. Последние слова: «Из нашей деревни», Виктор произнес с такой гордостью и достоинством, что во мне возникла уверенность, что восьмилетний Виктор в жизни обязательно добьется успехов, ведь у него есть отличный пример, в лице четырехкратного чемпиона мира, Бронзового призера Олимпийских игр по вольной борьбе Виктора Григорьевича Корнилаева.
-Знай, что он тоже не сразу стал Чемпионом Мира, до этого он прошел долгий и не легкий путь. Верь в свою Победу, и ты станешь чемпионом, как он, победив своих соперников. Ты меня понял?
Виктор заворожено смотрел на меня, до конца не осознавая смысл моих слов, но я увидел, что он начал мотать головой и произнес.
-Да, да… понял,- но в этот момент в раздевалку зашла женщина и позвала юного борца.
-Витя, бегом в спортзал, сейчас будет награждения, - произнесла она, на что Виктор повернулся и выбежал из раздевалки на призыв матери.
В селе Чуваш - Кубово Иглинского района, в первом в Республике Башкортостан спортивном зале по вольной борьбе, проходил Новогодний турнир на призы депутата районного Совета, предпринимателя Геннадия Викторовича Семенова. Когда я зашел в спортивный зал увидел, пришедших на турнир множество местных жителей. Здесь были не только юные спортсмены, любители вольной борьбы, но и их родные, близкие друзья. Было много родителей, воспитанников спортивного клуба, которые сидели в томительном ожидании начала соревнований. Вокруг борцовского ковра сидели участники будущих борцовских баталий. Это были совсем юные девчонки и мальчишки, грезившие в своих детских фантазиях, стать таким же, каким стал их земляк, достигшего в своей спортивной карьере небывалых успехов, став четырехкратным чемпионом Мира, бронзовым призером ХХ II Олимпийских игр, обладателем Кубка мира.
Будущая легенда спорта, родился в 1955 году в селе Чуваш-Кубово Иглинского района Республики Башкортостан ( в то время (БАССР), в многодетной крестьянской семье и, на первый взгляд, и чем не отличался от обычных деревенских мальчишек. Только вот ростом не удался, но, не смотря на малый рост, по телосложению был коренастым и крепким, а по характеру настырным и целеустремленным. Уже в детстве скромный, ничем не приметный сельский мальчишка, проявлял интерес к борьбе. Частенько, собравшись на поляне, расположенной рядом с деревней, буквально за огородами родительского дома, деревенские пацаны, устраивали борцовские баталии, где маленький Сережа выступал не только организатором, но и главным участником борцовских игр. Николай Самушков, одноклассник Сергея Корнилаева вспоминает: «Он всегда выигрывал у деревенских мальчишек». Сам же о событиях своего детства Сергей Григорьевич, вспоминает с улыбкой на лице и рассказывает с юмором, как он впервые победил, своего друга детства, а потом друга по жизни, Геннадия Викторовича Семенова. С тех пор, воля к победе, стала главным стимулом его жизни.
Жизнь в детстве не баловала будущего чемпиона. Оставшись без отца в раннем детстве, в одиннадцать лет потерял маму. Жена, родного дяди Якова, в то время проживающие в Москве, узнав о том, что маленький Сережа со своей сестренкой Галей остались без родителей, не раздумывая, забрали их к себе в столицу. Это обстоятельство и стало поворотным моментом в жизни деревенского мальчишки. Приехав в столицу, в середине шестидесятых годов прошлого века, пошел в секцию по вольной борьбе, где маленького коренастого бывшего деревенского пацана, отличавшийся необыкновенным упорством на тренировках в отработки борцовских приемов, доводя их до автоматизма, приметил тренер.
Впервые, с прославленным борцом, я встретился на Всероссийском турнире по вольной борьбе на призы Сергея Григорьевича Корнилаева, организованного в селе Иглино Республики Башкортостан, в начале двухтысячных годов. С тез пор проведение ежегодного турнира по вольной борьбе в нашем районном центре Иглино, стал традиционным.
Для Сергея Корнилаева создание спортивных клуба по вольной борьбе, на своей малой родине, ознаменовался новым этапом в его уже тренерской работе. Это было время, когда были позади чемпионаты Европы, Мира, Олимпийские игры, и у борца закончилась спортивная карьера, а жизнь продолжалась. Именно тогда им было принято решение, посвятить свою жизнь тренерской работе, воспитанию новых олимпийских звезд.
Закончив, Высшую школу тренеров, он полностью посвятил себя воспитанию будущих олимпийских звезд. В Москве, в то время был открыт клуб «Витязь», где занималось более трехсот воспитанников вольной борьбы. В то время у него и возникла идея создания секции по вольной борьбе на родине, в Башкортостане в селе Чуваш-Кубово, где проживали такие же, как и он когда-то, деревенские мальчишки, знающие и помнящие его.
-Сумел же он когда-то завлечь своих одноклассников на деревенские борцовские баталии, - думал он, - и становился же он, не раз, Чемпионом Мира. А почему бы не зажечь этой идей стать Олимпийскими чемпионами, современных деревенских мальчишек и девчонок в своем родном селе Чуваш-Кубово.
Единственно, что беспокоило его в это время, так это то, что на малой родине не осталось никого из родных. Ему казалось, что теперь больше ни что не связывает его с селом, кроме деревенского кладбища, где лежали его родители и родная сестра, ушедшая из жизни за три месяца, до Московской Олимпиады, посещение которого оставалось единственным поводом приезда в родное село, чтобы отдать память и поклониться своим предкам. Но наплывающая от времени тоска по родному селу, земля, где прошли одиннадцать лет его детства, друзья с кем впервые он начался бороться и благодаря которым, родилась в его детском сердце любовь к борцовскому спорту, мучила его душу и не давала покоя сердцу. Именно эти переживания породили в его мысль о создание, на своей малой родине, секции по вольной борьбе. Именно здесь, думал он, возможно, на своем примере, воспитать юных любителей вольной борьбы, которые, как и он, в будущем смогут стать не только чемпионами республики, но России. Именно он сможет воспитать и вывести на борцовские ковры Европы и Мира, благодаря которым, возможно он, вместе с ними завоюет свою главную награду жизни - золотую Олимпийскую медаль.
-Пусть не он сам, - думал он, - а они его воспитанники, наперекор фортуне, когда-то отвернувшейся от него, переняв от него, в свои руки, эстафету олимпийского огня поднимутся на высший пьедестал почета. И в этот момент будет подниматься флаг России, и звучать Гимн Российской Федерации, в честь победивших на главных играх планеты, земляков, жителей родного и близкого сердцу села Чуваш - Кубово, его юных воспитанников.
Идею легенды советского спорта, поддержали в районной администрации, а главное поддержал его друг детства, меценат, Геннадий Викторович Семенов, который выступал в качестве организатора, спонсора ежегодно проводимых в районе, турниров по вольной борьбе. Благодаря идеи Чемпиона Мира, вольная борьба получила второе рождение, не только в районе, но и в республике, а главное она стала возрождаться в родном селе Сергея Григорьевича Корнилаева, где, как показало время, стали появляться не только чемпионы республики, и России, но и призеры Европы.
Впервые всероссийский турнир среди юношей и девушек на призы четырёхкратного чемпиона мира, чемпиона Европы, бронзового призёра XXII Олимпийских игр, в Иглинском районе, прошел в 2007 году.
Местом проведения Иглинский район был выбран не случайно. Именно в этом году сбылась давнишняя мечта Сергея Григорьевича Корнилаева – в селе Чуваш-Кубово открыта первая в республике школа вольной борьбы на базе спортивного зала Чувашкувовской СОШ. На должность тренера школы был приглашен Николай Иванов, в 80-х – начале 90-х годов он был тренером молодежной сборной СССР по вольной борьбе. Забегая вперед благодаря этой работе буквально за короткое время здесь, в российской глубинке, среди юных воспитанников школы вольной борьбы появилось три призера России, чемпион Приволжского федерального округа, два чемпиона всероссийских сельских игр.
Самым запоминающим из истории проведения ежегодных турниров в Иглинском районе стал третий по счету. В соревнованиях , прошедших в июне 2009 года приняли участие спортсмены из Чувашии, Удмуртии, Татарстана, Перми, Оренбурга. Башкортостан представляли юные борцы из Иглинского, Чишминского районов и города Уфы. Казалось, районный центр Иглино стал центром вольной борьбы. Об уровне проведения турнирного соревнования свидетельствовал состав почетных гостей, среди которых были главный тренер сборной России по вольной борьбе, мастер спорта международного класса Дзамбола;т Теде;ев, олимпийские чемпионы по вольной Хаджимурад Магомедов, Санасар Оганисян, исполнительный директор Федерации спортивной борьбы России Александр Деревянко, известный шоумен Леонид Якубович и другие. Известные люди в России и во всем мире посетили глубинку России, родину прославленного борца Сергея Корнилаева, не только по долгу службы, с целью развития вольной борьбы на всей территории России и воспитания будущих Олимпийских чемпионов. Думаю, они ответили на приглашение своего друга, который горел желанием возродить вольную борьбу на своей малой родине, где родился и вырос, и откуда были корни будущего чемпиона Мира. Он был глубоко уверен, что его земляки, эти мальчишки и девчонки его родного села Чуваш - Кубово могут стать, как и он, не только чемпионами Мира по вольной борьбе, но и чемпионами Олимпийских игр, а это означало, что этот пьедестал, пьедестал Олимпийского чемпиона, по праву займут его воспитанники. А ради этого стоило жить и работать.
В интервью корреспонденту Башкирского спутникового телевидения Леонид Якубович сказал: «Вообще, если бы выступила только одна пара этих самых маленьких, ради этого стоило приезжать. Вообще потрясающее ощущение, это на всю жизнь. И первые аплодисменты, и первые слезы – всё на всю жизнь, и это замечательно».
*Сергей Григорьевич Корнилаев родился 20 февраля 1955, Чуваш-Кубово, Иглинский район Башкирской АССР — советский борец вольного стиля. Выступал в легчайшей весовой категории до 48 кг за спортивное общество «Трудовые резервы».
Заслуженный мастер спорта СССР по вольной борьбе (1978), четырёхкратный чемпион мира (1978, 1979, 1981, 1982), чемпион Европы (1984), бронзовый призёр XXII Олимпийских игр (1980), обладатель Кубка мира. Кавалер Ордена Дружбы народов
12. Дедушка Миша
Александра Шам
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Мой дедушка Миша, Михаил Григорьевич Константинов (07.09.1908 - 05.10.1985), прошел всю войну. Бабушка Женя осталась с тремя детьми. Маме, самой младшенькой, тогда не было и годика. Как они выжили?
Дед никогда не рассказывал о войне. Почему? Я не спрашивала. Тогда не понимала ещё, как быстротечно и необратимо уходит время. Теперь жалею об упущенных возможностях и хочу знать о нем все, понять, ухватиться за ниточку рода и ощутить себя его частичкой, его продолжением.
Я любила дедушку, хотя видела нечасто. Мы жили далеко и приезжали только летом на каникулах. Помню его - высокого, худого, слегка сутулого,тихого и скромного.
У дедушки была гармонь. Бабушка приговаривала про его игру: "Отвори, да затвори!"
Он был заядлым грибником. Велосипед, корзинка, летняя светлая шляпа, нехитрая снедь - и в лес.
А ещё у дедушки с бабушкой был садовый участок. В саду дед построил домик, где хранились инструменты, керогаз, и стоял топчан с матрасом и подушками, набитыми душистым, хрустящим сеном.
Вот этот запах сена, сад, корзина грибов - то немногое, что я помню о дедушке Мише.
А ещё нашу любимую сказку про Пыхтелку, которую он рассказывал. Там были такие слова: "Идёт внучка мимо грядок с морковкой, проходит мимо грядок с капустой и подходит к грядке с репкой. А там из-под куста: "Не внучка ли идёт, не за репкой ли, не съесть ли мне ее, не схамкать ли? Хам! И съела Пыхтелка внучку". Каждый раз было страшно!
Всю войну Михаил Григорьевич прошел рядовым. Сначала был разводящим - сопровождал новобранцев к месту назначения. Потом, обучившись стал сапером-минером. На его глазах погиб товарищ, подорвавшись на мине. Дедушка получил ранение и попал в госпиталь. Он был печник-каменщик и вообще на все руки мастер. Выздоравливая, он помогал в хозяйстве, и сложил такую печь, что все просто ахнули. По просьбе начальника госпиталя его перевели санитаром и истопником.
Было это на Прибалтийском фронте в Литве. Дедушка рассказывал, что по литовски "не понимаю" в разговорном варианте звучит "супрут", а он, шутя, приговаривал: "не сопрут так стащат!"
Только одна история нам осталась от его войны.
Это случилось уже в самом конце. Дедушка Миша ехал в госпиталь на лошади, запряженной в телегу. Тихая, безлюдная дорога, он напевал, а может размышлял. Вдруг на обочине появились две фигуры.
- Батюшки, светы! Никак фрицы! Тпррру!- остановил лошадь дед.
- Стой, стрелять буду! - поднял ружье.
- Найн, них шизен! - закричали, поднимая руки, немцы.
Они стояли перед ним измождённый, грязные, оборванные, бросив оружие на землю. Смотрели обречённо с мольбой. Он спрыгнул с телеги, поднял автоматы, держа вояк на прицеле. И махнув рукой, крикнул:
- Шагай! Вперёд! Шнель!
Так довел своих пленников, "гордых арийцев", "повелителей мира", "завоевателей" и сдал в комендатуру.
Вот и все о войне, что оставил нам дедушка Миша. Да ещё пять медалей в шкатулочке на комоде, из них две "За отвагу",
Его пра-пра-внуки уже знают эту историю, и надеюсь, что понесут ее дальше в поколения. И память о рядовом Михаиле Константинове, прошедшем всю войну, победившем в ней, вместе со всей страной, будет жить.
Пока мы помним ушедших, они живы, а мы достойны жизни, которую они нам подарили.
13. Верные жёны
Александра Шам
Номинант в Основной номинации «ВТ»
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Победитель в номинации «Поэтические произведения» «ГТ»
Добрые ангелы! Верные жёны!
Хрупкие плечи, хранящие дом.
Сколько вы вынесли!
Скольких вы выждали!
Скольких вы ждали годами потом!
Тяжесть работы заводов и фабрик,
Смена за сменой, без хлеба, без сна.
Только скорее была бы победа,
Только бы кончилась эта война!
А оккупации страшные годы!
Фрицы на улицах, в школах, в домах!
Вам приходилось на немцев работать,
Каждой минутой испытывать страх!
Самое трудное вам испытание -
Дети голодные смотрят в глаза!
Им отдавали последний кусочек,
Все, до крупинки, забыв про себя.
Добрые ангелы, верные жёны
Матери, сестры, подруги солдат,
Это за вас поднимались в атаку,
Шли батальоны. Ни шагу назад!
Медсестры и снайперы, радистки и летчицы,
И партизанки во вражьем тылу!
Все испытания с достоинством пройдены.
Вы отстояли родную страну!
Добрые ангелы, верные жёны!
Низкий поклон вам и память в веках!
Вы и с небес нас храните с любовью
В добрых и нежных руках.
14. Баллада войну мы вспоминаем...
Леда Шаталова
Я на войне не воевала
Слава Богу!Слава Богу!
Но рана в сердце до сих пор!
И сердце грустью заковало -
О тех, кто не вернулся уж назад!
Сейчас, как будто, в сне далеком
Я вижу фото на стене -
Стена та - Плачем названа недаром!
Там лики всех погибших на войне
И Их оплакиваем, голову склоняя
И алые гвоздики возложив,
Мы, поминаем тех ребят, которые,
когда - то ушли на фронт
И не вернулись уж назад!
Хоть на войне не воевала
но эту боль, что в сердце не унять!
Война ведь забрала те жизни молодые!
,Чем, это можно оправдать?
15. Пусть больше никогда
Леда Шаталова
Пусть больше никогда
Не повторится той войны -
Великой и Отечественной - правой
Когда враги на нашу Землю наступали!
Пусть больше никогда
От взрывов землю не сотрясало
И Молодость ушедшая на фронт,
Так больше жизни не познало!
Пусть больше никогда!
От воин не сиротели дети!
А матери и жены от горя не чернели
И о погибших не сжимаются сердца!
Пусть больше никогда!
Кровавой пеленой глаза не застилало
И молодых солдат не разрывало -
От вражеских снарядов и ракет!
Пусть небо чистым будет над Землей
А все Народы - братскою семьей,
а для людей - лишь мирные дела
Для Мира укрепления лишь только!
Пусть детский смех звучит всегда!
И птичий гомон слышен отовсюду
Пусть будет так всегда!
Война нам не нужна! Поймите это, люди!
16. О детях войны
Леда Шаталова
Им детство выпало другое
Не игры, радость, смех
Война накрыла с головою
Повсюду - разрушения и смерть!
От голода живот сводило,
А от бомбежек прятались в подвал,
а плакать даже силы не хватало
И жаловаться не пристало им!
О! Дети, что войну познали
Они взрослели по часам
Там час за год с лихвой хватало
И мудрость стариковская была!
Те дети, что войну познали
О! сколько мужества и силы было в них
Та сила духа выжить помогала
ПОБЕДА наша и ПОБЕДА их!
17. День победы
Леда Шаталова
День победы! "Этот праздник со слезами на глазах",
День победы в сердце каждого из нас,
В этот день, много, много лет назад - в 45,
Прогремел тот последний снаряд,
На весь мир он сообщил, что фашизму - капут!
***
Мир и радость вокруг,
Только горечи слез матерей и всех вдов,
Потерявших в войне сыновей и мужей и отцов.
***
В этот день вспоминаем мы тех,
Кто сражаясь с врагом,
Не вернулся назад,
Но страну от фашизма сберег,
Но, а тех, кто сейчас все ж остался в живых-ветеранов войны,
Будем чествовать мы.
***
Это- День Победы!
В этот день, как букет, вдруг салют расцветет,
А оркестр марш военный сыграет в их честь,
В этот день, все, все люди, кто стар и кто мал,
Будут чувствовать силу и мужество русских солдат,
Это День Победы!
18. Война глазами ребёнка
Евгений Ширяев
Война глазами ребенка
«Ах война, что ты подлая сделала…» (Б. Окуджава)
Немного осталось людей, прошедших войну на фронте. Тех, которые в войну были детьми, конечно, больше, хотя и они все давно пенсионеры. Думаю, и их взгляд имеет значение для младших поколений, чтобы не было войны.
Мой год рождения – 1936. Родился в Ленинграде, там мои родители (из крестьян) закончили Ленинградский государственный университет. Но в 1940 году мать умерла (рак). Про судьбу отца узнал только после войны. Немцы утопили в черном море теплоход Армения (фото), на котором он эвакуировал имущество Никитского государственного ботанического сада (Крым), в котором он начал работать после смерти матери.
Итак, в 1940 году мы с сестрой Люсей (на два года меня младше) оказались в деревне Мосеево Калининской области, у деда Паши и бабки Саши. Мосеево – глухая деревушка, нет ни электричества, ни радио. Зато лес, речка, огород, домашние и дикие животные, и детство было бы золотым, если бы не война.
Началась война. С этого момента я все помню довольно хорошо, слишком резкие были впечатления. Расскажу тезисно о некоторых эпизодах, которые я сам наблюдал, в виде отрывочных кадров.
Конец июня 1941 года. Объявлена всеобщая мобилизация мужиков до 35 лет. От соседней деревни Боярниково движется караван из нескольких телег. На телегах солдатские котомки, за телегами идут несколько призванных мужиков и сопровождающих их женщин. В Мосееве караван останавливается, к нему присоединяются 3 мосеевских мужика. Женщины потихоньку плачут, одна молодая впадает в истерику, ее успокаивают. Играет цыганочку гармошка, мужики (конечно, подвыпившие) пляшут, пляшут остервенело, как будто в последний раз. Так оно и было, я потом узнавал – никто из первого призыва не вернулся с войны живым. Наконец раздается команда – женщинам остаться, мужикам вперед на станцию Старица. Молодая истеричка бросается к своему мужу, другие бабы ее оттаскивают и снова успокаивают. Поехали. «А женщины глядят из-под руки, вы знаете куда они глядят».
Конец сентября 1941 г., немецкое наступление на Москву. С запада, от деревни Тепляшино, слышны артиллерийские выстрелы, над нашей деревней с противным визгом летят зажигательные снаряды, летят в соседнюю деревню Анцинориху, факелом вспыхивает один окраинный сарай, другой. Дед спешно копает яму во дворе, закапывает мешки ржи (которые и спасли нас потом от голодной смерти), маскирует яму. Бабка суетится в избе, тоже кое-что припрятывает, и вдруг обнаруживает за шкафом желтую гранату с ручкой (не лимонку), оставленную кем-то из отступавших наших солдат. Легкая паника, граната забрасывается подальше за огород.
В деревню вошли немцы. Окружили окраинную избу, подозревая там нахождение наших солдат. Обстреляли. Из избы с поднятыми руками выходит живущий в ней дед, за его спиной прячется его бабка (несколько дней затем они жили у нас, их избу немцы сочли стратегическим пунктом). Немец моей бабке: «Матка – млеко, матка – яйки». Бабка отрицает наличие этих деликатесов. Немец с фонариком лезет в подпол, все находит, замахивается на бабку автоматом. Немцы из автомата стреляют кур. Уцелевшие куры забиваются под амбар, в эту щель взрослый человек пролезть не может, но немцы лежа расстреливают и этих беглянок. Немцы варят всех кур сразу в одном огромном котле, едва пролезающем в печку. Одна черная хитрая курица уцелевает, потом живет у нас во дворе, причем как только заслышит немецкую речь – прячется. Научилась немецкому языку, полиглотка. Выжила, и вместе с таким же хитрым соседским петухом положила начала новому поколению мосеевских кур. Я потом читал точно такой эпизод у Бориса Полевого.
У нас в избе квартируют два немца, мы ютимся на кухне и за печкой. Бабка истопила вспомогательную печку (была и такая кроме основной), закрыла трубу. Немцу показалось мало натоплено, и он подбрасывает в печку два полена. Бабка возмущенно вытаскивает их обратно, пытаясь объяснить немцу – так нельзя, угоришь. Немец бьет бабку поленом по голове, бабка падает. Дед идет к немецкому начальству, и в результате, к удивлению деда, этого немца отсылают на передовую.
Нам поселяют двух других немцев, лейтенантов. Эти довольно вежливы – и офицеры, и передовая уже далеко. Угощают нас с Люсей шоколадом. Трехлетняя Люся качается на спинке кровати и поет услышанное от немцев: «Сталину капут, Сталину капут». Немцы хохочут, бабка разъяренной тигрицей подскакивает и хорошим шлепком отправляет Люсю на кровать. Люся ревет, немец грозит бабке пальцем.
В ноябре немцы стали мёрзнуть в своём немецком обмундировании. Приходит к нам мосеевский мужик Гаврила Васильев, назначенный немцами старостой. Требует у деда валенки. Дед пытается ему всучить старые валенки. Не годятся, Гаврила требует новые. Короткая ругань. Дед сдаётся под угрозой: «Тогда к тебе немцы придут».
Когда пришли наши, всю семью Васильевых куда-то сослали. После войны вернулись тётя Таня и девочки – Нина и Валя, чуть помладше меня. О судьбе Гаврилы не знаю. Через несколько десятилетий я с семьёй провёл отпуск в избе тёти Тани (девочки уже разъехались). О ссыльной истории не говорили.
Немцы отмечают рождество. Елка, елочные игрушки, специально присланные им из Германии (потом мы сами много лет украшали ими елку). Немцы подзывают деда, наливают маленькую немецкую рюмку. Дальше точно по Шолохову (есть у него такой эпизод). Дед от рюмки отказывается, немцы насупливаются, но дед приносит граненый стакан. Немцы наливают немного, дед показывает – полный. Немцы наливают полный и с любопытством смотрят. Дед выпивает, крякает и уходит на кухню.
Вечер, немцы сидят за столом, елка еще стоит, в окно раздается стук, команда, и немцев как ветром сдувает. Это идет наше московское контрнаступление. Немцы под угрозой автомата (сам видел) успевают прихватить деда с лошадью, чтобы вез их (немецкая техника стояла – не было бензина). Дед возвращается через неделю, без лошади, без кнута и без шапки. Наш НКВД (или СмерШ) его забирает и отправляет в Калинин. Дед возвращается через два месяца, без дальнейших последствий.
Немцы только что удрали, прошли и наши лыжники в белых маскхалатах (бабка причитала «Милые!» и совала им горбушки хлеба). В ночи зловещее пламя по всему горизонту. Нашу деревню не сожгли, потому что она глухая, от станции далеко и немцы не могли подвезти бензин, да и некогда им было. Бабка тревожно мечется из избы на улицу и обратно, и снова на улицу. Я за ней, хватаю за юбку и причитаю: «Бабушка, не ходи!». Утром все население деревни бросилось грабить четыре оставленные немцами машины. В них много было добра, награбленного немцами. Я обхожу избу, ощупываю каждый уголок и гвоздик с радостным ощущением – теперь снова все мое.
Наше контрнаступление остановилось перед ржевско-вяземским выступом немцев. Ржев от нас в 40 километрах, так что мы оказались даже не во фронтовой, а в армейской военной полосе (21 армия Конева). Так фронт стоял до 1943 года, и за это время наша деревня понесла еще большие потери. Немецкие самолеты налетали почти ежедневно, поскольку в деревне было много красноармейцев.
Бомба попадает в соседский дом Воробьевых. За самоваром сидели Воробьевы дед с бабкой и 4 стоящих у них красноармейца. Угол дома разворочен, одного красноармейца убило, другого ранило, а деду осколок только продырявил рукав шубы.
Мы с бабкой в избе. Раздается знакомый противный визг бомбы. Бабка падает на меня и прижимает к полу. Бомба разрывается метрах в десяти от окна, но плохих последствий нет, бомба была мала. Воронка диаметром метра 3 долго остается.
Бомба попала в дом наших родственников Константиновых. Утром дед идет туда, я увязываюсь за ним. Улицы в северных деревнях широкие, на улице снежная целина. Идем, налетает немецкий самолет. Дед валит меня в снег и придавливает собой, я пищу: «Дедушка, ты что?». Пулеметная очередь прочерчивает снег в двух метрах от нас. Самолет летел низко, и немец явно видел, что это не военный объект, а дед с ребенком. Терроризировали, нагнетали страх. Немец развернулся и еще очередь дал, но тоже не попал.
(С полуюмором можно констатировать: я тоже внёс маленький вклад в победу, поскольку немцы израсходовали на меня несколько десятков патронов).
Подошли к дому Константиновых. Дом разметан по бревнышку, двор весь покосился. Пробрались на двор. Сидит на земле мертвая замерзшая тетка Дарья, черные волосы закрывают лицо. Дед откинул волосы, а у нее передней половины черепа нет – срезало осколком. Эта картина мне долго снилась. Покалеченных ребят Виктора и Веру уже увезли.
Красноармеец целится из винтовки в скворца, поющего на тополе. Я с содроганием сердца наблюдаю. Меткий выстрел, скворец падает к ногам солдата. Откуда ни возьмись – офицер, делает резкий выговор солдату и бьет его мертвым скворцом по морде.
У нас в избе, в частности, стоял башкир Шарифов, детдомовец, хороший парень. Привязался душевно к бабке, и бабка к нему привязалась. Ушел дальше, несколько писем написал в солдатских треугольниках, обещал обязательно заехать, а потом письма прекратились. Где ты сложил голову, башкир Шарифов?
9 мая 1945 года. Солнечный майский день. Я иду в школу, навстречу возвращаются другие ребята – победа, занятий сегодня нет! Устраиваемся на пруду ловить лягушек (просто так – поймаешь, посмотришь и отпустишь). Все вымокли, пришли домой – никакой ругани, у всех взрослых просветленные лица.
Так кончилась война, хотя ее последствия проявлялись очень долго, и об этом тоже нужно сказать.
Мылись первые годы в печке. Немцы все бани разобрали, то-ли для каких-то нужд, то-ли опасаясь партизан (бани в целях пожарной безопасности строились на большом расстоянии от домов). В натопленную печку бабка ставит ведро с горячей и ведро с холодной водой, на под стелет солому. Берешь мыло и мочалку и лезешь в печку, за тобой закрывают заслонку. Темно и жарко, голову поднять нельзя. Мне нравится, а маленькая Люся боится темноты и плачет. Интересно, что дед и бабка тоже умудрялись размещаться в печке. Это зимой, а летом я бегаю на речку моего детства. Речка называется Тьма, впадает в Тверцу, а та в Волгу.
Дед и бабка работают в колхозе. На трудодни почти ничего не дают.
Военная разруха. Из многих лошадей осталась только одна Майка, моя подруга. Пашут на коровах.
После пахоты - боронование. Четыре бабы, моя бабка в том числе, тянут борону.
Дед для вспашки личного огорода запряг нашу корову Райку. Я веду ее по борозде в поводу, Райка под кнутом напрягается, у меня от жалости катятся слезы из глаз.
Но постепенно пошло веселее. Реанимировали МТС (машинно-тракторную станцию). И лошади от Майки другие стали появляться, к тому же завели кастрированных быков. В колхозе стали дела налаживаться.
В некоторых деревнях и после войны стояли солдаты (в основном туркмены). Иногда это было опасно. В 12 лет пошел я за 15 километров лесом в деревню Парамониха, на свадьбу к моему троюродному брату Виктору Тубареву. В разгар свадьбы врываются солдаты. Дяде Васе Тубареву солдатской пряжкой в лоб, вступившемуся дружку Виктора ножиком под лопатку. Невеста села на жениха, загораживает его. Солдаты похватали что было со стола и скрылись. Тем и свадьба кончилась, а было ли какое-то расследование – не знаю.
В основном же обстановка в деревнях была нормальная. Уходя из дома, только вставляли палочку в пробой, чтобы показать, что никого нет дома. На замок же закрывали только когда в окрестностях появлялся цыганский табор.
Я рос в основном здоровым мальчишкой (щи да каша, молоко). Но, конечно, несколько и поболел. Пятилетним рыл я в огромном снежном сугробе норы и ползал по ним. Пришел домой – сам как сугроб. Заболел воспалением легких. Дед повез меня на санках в деревню Тепляшино, там был военный медик. Дал медик какие-то таблетки, а дед его заодно спросил – не наследственная ли болезнь рак. Медик (наверно, это был простой фельдшер) сказал такую чушь, что в возрасте матери мы тоже можем заболеть раком. Заставил меня много десятилетий помнить об этом.
Ну а мы, ребятишки, пошли по жизни дальше. Я был зам. директора одного из московских НИИ, главным конструктором АСУ на водном транспорте (теперь просто пенсионер). Люся была зав. кафедрой ботаники в тверском университете, и сейчас в нём доцент. Даже искалеченные Виктор и Вера Константиновы прошли по жизни хорошо, и в семейном, и в производственном отношении. Уверен, что это стало возможным только благодаря социалистическому строю, иначе мы бы просто не выжили.
Добавляю 30.05.2020 о теплоходе «Армения», его потоплении немецкой авиацией, гибели на нём моего отца среди нескольких тысяч (точно неизвестно) эвакуированных, многолетних поисках и недавнем обнаружении на дне моря.
«Гибель отца» - http://proza.ru/2018/08/01/1017
19. Не нужно тебе этого знать, внуча...
Лора Шол
В детстве о войне я узнавала из книг и фильмов. Мои дедушки никогда о ней не рассказывали. О войне говорили их ранения, осколками поселившись в ногах, они напоминали о себе... Дед Андрей был греком, жил в Украине, помню как на мою просьбу рассказать о форсировании Днепра, он ответил, что если бы в Днепре водились крокодилы, они взвыли бы от ужаса. "Почему?" с удивлением спросила я. "Столько крови и мяса даже им вредно... Не нужно тебе этого знать, внуча". - дед прижал меня к себе и поцеловал в маковку. Дед Саша был русский, о войне не любил вспоминать, слёзы мешают, говорил. Оба были пехотинцы, и в те редкие встречи, когда они виделись - крепко обнимались, похлопывая друг друга по плечу. Оба очень любили меня, баловали... Став постарше, я узнала, что оба – по крови не родные мне, что моих родных в живых нет. Один - дед Иван пропал без вести в 1941, после войны бабушка вышла замуж за деда Сашу. Второй - дед Коля, грек, во время войны кормил хлебом страну. Не брали его на фронт: "Твоя война здесь, ты хлебороб!", и трижды отклонили его просьбу пойти добровольцем. Украинские поля стали для него круглосуточной войной. Умер он, не пережив смерть дочери... Дед Андрей принял его внучку...
Оба деда около сорока лет назад ушли из жизни, перенеся мучительные болезни. И только на похоронах я увидела их медали и ордена, которые несли на красных бархатных подушечках впереди гроба... Боевые награды провожали своих героев молча, без слов. Как я жалела тогда, что ничего не знала о героизме своих скромных дедов! Но я знала их любовь, их нежность и заботу.
Очень часто отец фотографировал меня у танка Т-34, на площади. Для него это был главный символ, ведь он был сыном танкиста и сам прошёл службу в танковых войсках. Каждый год, накануне 9 Мая, ходил в лес за ландышами, подсаживал меня на танк, и я укладывала цветы на броню. А когда мне исполнилось 15 лет, он рассказал историю о своём отце, деде Иване. Помню, как мы сидели в комнате, было тихо, лишь голос отца. А потом я долго плакала...
Тогда, летом 1941 года моему деду Ивану было 29 лет, он был женат и обожал своего трёхлетнего непоседливого сынишку. Работал механиком, домой приходил пропахнув соляркой. Этот запах не любила жена, но маленькому Вовке солярка не мешал висеть у отца на руках. Он и запомнил тот день по пронзительному запаху, на который даже жена не отреагировала, а рыдая, прижалась к мужу... Он обнял мальчонку, посмотрел в его голубые глаза и ушёл. Добровольцем. Механиком танка. На войну. В сентябре 41 года пришло извещение, что Иван пропал без вести. С тех пор маме Вовки перестали платить деньги за мужа. Всю войну ждали от него весточки. Нет среди мёртвых, нет среди живых... "А может он в плен сдался?" - сказали в военкомате, чем напугали ещё больше. После войны, где-то в 1946 году пришло письмо из далёкого посёлка с трудно запоминающимся названием. Письмо написали мальчишки. В селе к тому времени только дети да женщины и остались. Бой шёл на окраине села, один наш танк - против фашистов. Когда Т-34 подбили, из горящей машины успели выскочить два солдата, спрятавшись в воронке, они вели оборонительный огонь против смыкающих кольцо немцев. Выстрелы из воронки доносились всё реже и реже. Вдруг наступила тишина. И тут же разорвалась двумя одиночными выстрелами. Фашисты подошли к краю и увидели уже мёртвые тела. Танкисты, оставив по одному патрону, выстрелили себе в головы, но живыми не сдались. Дети и женщины рыдали, а ночью четверо мальчишек с мамами ползком добрались до воронки, вытащили тела танкистов и захоронили их. При них нашли два медальона. Один из них и принадлежал моему деду Ивану, механику танка. Второй - командиру танка.
С этим письмом бабушка бегала в военкомат не один раз. Но её прогоняли, сказав, что любой может написать такое, лишь бы платили деньги, а он возьми и перебежчиком окажется. А потом вроде забрали письмо для разбирательства. И всё. Навсегда Иван остался без вести пропавшим. Отец мечтал найти могилу своего отца. Но умер рано, не успел.
Странно, но запах солярки я любила так же. Ходила за мотороллерами, которые развозили мороженное. Когда сын пошёл в армию и стал водителем БТР, я не удивилась. И сейчас его вещи пахнут соляркой, у него мирная профессия автокрановщика.
Я искала деда Ивана... Военкомат обещал дать сведения – не дал. Различные поисковые сайты отвечали - не найден... И лишь в этом году мои поиски увенчались успехом. Начала я их с формирования ополчения в своём городе в июне 1941 года. И дед нашёлся. Даже место рождения его и место проживания до войны. Нашла архивные документы о тяжелых потерях в сентябре 1941.
Помог мне сайт "ПАМЯТЬ НАРОДА 1941-1945". Благодарна ему... Там же я нашла своих деда Андрея и деда Сашу. Они числятся ещё живыми...
А может так и есть, все они живы, пока мы помним о них? Мои дети и внуки приходят к танку Т-34. И я верю, что так будет всегда. Слышите? Всегда.
20. Василич
Лора Шол
Главные тела Вселенной - Звёзды. Так и на Земле, есть звёзды абсолютной величины, есть уникальные и даже существуют звёздные скопления...
Всё, как и во Вселенной, только звёздами являются люди, каждый со своей массой, свечением, своим звёздным ветром в голове и даже финалом. Мы сами определяем звёздность и любуемся той или иной единицей излучения. Есть и в моей жизни Звёзды, которые очень близки по "химическому составу" и излучение которых дают мне равновесие на этом хрупком мосточке Вселенной. И с ними я чувствую порыв этого самого звёздного ветра...
Василич - так величают человека, ставшего два года назад открытой мною Звездой. В его скромную комнатушку привела меня работа. На пороге стоял добротно убеленный сединами старик, опирающийся на палочку и ужасно смутившийся от того, что в его комнату вошла женщина, а он не успел облачиться в рубаху. Прихрамывая, Василич уверенно рванул к шкафу и виртуозно накинул голубую рубаху, одной рукой браво застегнув пуговицы. Спина его выпрямилась, живот подтянулся и передо мной вместо старика оказался улыбающийся мужчина. Он указал рукой на стул и низким голосом, с приятной хрипотцой промолвил:
- Присаживайтесь, барышня и скажите, как Вас следует величать.
- Лариса, - таким же низким, с хрипотцой голосом ответила я.
- А по отчеству?
- Владимировна.
- А что с голосом? - участливо поинтересовался мужчина.
- Парез.... А у Вас?
- А я, Лариса Владимировна и не ведаю, уж год, как так балакаю.
Взгляд мой, пробежавшись по комнате, тут же остановился на одной из стен. Секунды хватило, что бы понять - я пришла в дом, где живёт не просто пожилой человек, ветеран, а живет солдатская душа, верна тому времени, о котором много принято говорить и спорить нынче.
- Вот это Стена Почёта! Пушкин, Ленин, Чапаев, Сталин, Жуков, Брежнев, Гагарин, Зыкина, Высоцкий...
Василич довольно улыбнулся и показал на самые верхние портреты. С пожелтевших снимков взирали на меня бравые военные, молодые красавцы определённой стати.
- Вы потомственный военный? Это ваш отец? Надо же, как похожи.
- Не просто военный, а артиллерист в третьем поколении.
Василич опять куда-то рванул, на столе, как по команде появились чашки для чая и плитка шоколада.
- А что, Владимировна, чайку попить со стариком согласитесь? Неволить не буду, понимаю, на службе Вы.
- Попью, Евгений Васильевич, только сначала давайте приведём в порядок все наши документы и тогда уж почаевничаем.
- Неужто в моём доме появилось солнце? - Василич с прищуром глянул на меня, и пока я доставала свой арсенал, делала необходимые записи, на столе появился арсенал от Василича - праздничные голубые салфетки. Старенький чайник перекочевал из кухни в зал, а Василич сидел на стульчике, как вроде вовсе не он организовал это чаепитие.
Мы сдружились. Василичу важно было, что его слушают не из приличия, а потому, что он интереснейший собеседник. А мне важно было, что этот седой и голубоглазый старик умел радоваться жизни, как ребёнок, не взирая на то, что жизнь пробегала мимо него за окном. За месяц нашего знакомства Василич успел воспользоваться координатами моего лечащего фониатра и стал говорить немного лучше. Жил он один, жена давно умерла.
8 Мая мы условились о встрече. Я купила гостинцы и цветы. Стол Василича пестрел открытками от президента и студентов к Дню Победы и фотографиями правнуков. А на прикроватной тумбочке стояла батарея лекарств. Горькая усмешка на миг омрачила его голубые глаза,
- Видишь ли, Владимировна, это раньше я командовал артиллерийским орудием, а теперь сам подчиняюсь этой лечебной артиллерии.
Василич достал бутылочку красного домашнего вина:
- Угостить тебя хочу! Это я смекалкой заслужил, - и расхохотался.
- Не томи, Василич, скорее рассказывай.
- Так вот же, накануне звонит мне родственник, стало быть внучатый зять моей сестры и спрашивает: "А что, дед Жень, принесли тебе поздравление от Президента?" Отвечаю: "Как есть, принесли! А что, Марусе (это сестра моя) ещё не доставили?" И тут в трубке вздох: "Ой, замучила она меня! На день по пять раз спускаюсь к почтовому ящику с проверкой, есть ли конверт или нет? Вбила себе в голову, что Президент ей две тысячи пришлёт к празднику, веришь, дед Жень, давление ей измеряем, скорую вызываем, а она только об одном думает - "Кремль обещал, значит пришлёт! А вдруг кто украдёт!" Вот я и звоню тебе, спросить - ждать тех денег или не ждать?'
Василичу жалко родственника, сестру свою он хорошо знает: " Ты, милок, послушай меня, а как ты поступишь, это уже твоё дело. Возьми две тысячи сам у себя, да гляди купюры поновее выбирай, положи в карман, а с ними и клей-карандаш, да ещё и нож для бумаги прихвати, ну так, поменьше, а то карман порежешь! Вот с этим набором и ходи к почтовому ящику, как увидишь конверт, вскрой аккуратно, в открыточку деньги вложи, заклей и неси Марусе! Увидишь, праздники "на ура" пройдут!"
Родственник согласившись, пожелав здоровья и поздравив с наступающим Днём Победы, повесил трубку.
А 7 Мая звонок в дверь. На пороге родня с гостинцами. Весёлые, смеющиеся:
- Дед Женя, мы к тебя с благодарностью за науку! Всё сделали, как ты сказал. Только на порог квартиры с конвертом, а баба Маруся хвать его и скорее распечатывать. Открытку читает, к груди прижимает,
- Президент прислал!
А как оттуда деньги достала, так засияла:
- А я вам что говорила! Кремль не обманул.
На деньги посмотрела и нам протянула:
- Берите и купите на все деньги вкусненького на праздничный стол!
Василич наполнил бокалы:
- Вот это вино как раз из тех гостинцев, Лора. Так что.... угощайся смекалистым вином, - глаза Василича сверкнули звёздами.
- А Маруся как себя теперь чувствует? - поинтересовалась я.
- О! Про давление забыла, сидит на трубке телефонной и всем рассказывает про подарок из Кремля.
Смотрю на Василича, улыбаюсь - добрый волшебник, и в сестре веру не дал порушить, и молодых на это по другому научил посмотреть. Много ли радости нужно для старого человека?
А недавно Василич в госпитале лежал. Плохи его дела, знает, что онкология, но сказал - в госпиталь больше ни ногой! Мне, говорит, там не помогут. Голос стал больше на шипение похож, но он помнит, что главное, есть те, кто его слышат. Это нас с ним фониатр научил , чтобы не рвали остатки связок.
- Госпиталь, это крематорий для ветеранов, Лора Владимировна. Пятерых под простынками из операционной вывезли. Сердечки не выдержали. Я отказался. Чувство у меня такое, что зазывают нас туда из поликлиники красиво, вроде полагается нам, как награда. А там награды наши вместе с пенсиями проще оставить в резерве государства. Лежал со мной в палате один товарищ, всё хандрил: то кровать не там стоит, то каша ни такая, то санитарка неприветливая. А я ему возьми и скажи: "А ты, майор, на фронте тоже кашу выбирал, такая или нет? А окоп у тебя удобный был? А санитарки часто тебе улыбались?" Обиделся на меня, а на следующий день вывезли его на каталке под простынёй. И душа моя разболелась! Может и в самом деле хотелось ему напоследок всего по-человечески...
Недавно вновь поразил меня. Не знаю, говорит, как лежать в землице буду, но вот как уходить туда буду, уже знаю. И открыл старенький большой чемодан: китель, рубашка, тапочки, ну куда без них. Платочки, все атрибуты и список тех, кого хотел бы видеть. Со слова " видеть" усмехнулся:
- Владимировна, ты тоже в списке. Там и телефоны всех, чтобы сразу обзвонили и пригласили. И вот ещё, держи-ка.
Василич протянул коробочку.
- Не забывай меня. Ты, как солнышко в моей жизни, пусть эта безделушка памятью обо мне останется в твоей семье.
- Не возьму, Евгений Василич. Правнуки у тебя есть, им и будет память.
- Не расстраивай старика. Правнукам уже передал. Никого не обидел. Да и что там? Сущая безделушка, с собой ведь не заберу, а так знать буду - помнить меня будешь.
За окном бушует весна. Открытая мной Звёздочка угасает, но не сдаётся. Излучает свою правду с необыкновенным теплом, накрывая стол для приходящих в гости и провожая, остаётся у кромки жизни, принимая последний бой с судьбой.
21. Они воевали с фашистами!
Анна Шустерман
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №19 «Абориген конкурсов»
5 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
Тётин муж, а также папа Фимки, и папа Розочки во время Великой Отечественной войны воевали с фашистами...
Во дворе мальчишки - "партизаны" - тоже воюют с "фашистами".
Девчонок в эту игру не принимают.
Я сказала Фимке: - Пусть будут раненые, и мы с Розочкой будем их перевязывать.
Мы хватаем "партизана", валим его на землю и перевязываем, перевязываем, пока не кончится бинт.
Cосед Фимки - папа моей подружки Розочки.
Папа Розочки ходит на костылях.
Она стесняется своего папу, который падает, когда напивается в бадежке на углу нашей улицы.
Все папы там напиваются...
Мы, детки, помогаем затащить их домой.
Легче всего тащить Розочкиного папу, он легче всех.
Фимкиного папу тащить тяжело, так как у него две ноги.
У меня нет папы, он умер, поэтому я живу у тёти, в Одессе.
Мне стыдно за тётиного мужа, который часто ходит в бaдeжку и там напивается...
У меня есть сосед - бывший моряк, он учит меня считать, писать и читать.
Сосед, бывший моряк, тоже воевал с фашистами, но в бадежку не ходит, и мне за него не стыдно!
Mеня прогнaли из кухни, чтобы я не вертелась под ногами, и не перевeрнула кaзанок с голубцами.
В комнате тётин муж открыл чемоданчик, называется патефон.
Крутить ручку мясорубки и патефона - мои любимые занятия!
В комоде, на котором стоит патефон, много ящиков, закрытыx на ключ.
Тётин муж вынимает из ящичка пластинку в бумажном конверте, потом осторожно вынимает её из конверта и, держа двумя пальцами за бока пластинки, кладёт её на бархатную подстaвку - тарелочку.
Мне не разрешают трогать чёрные блестящие пластинки, чтобы я не запачкала их своими руками.
Мне не разрешают устанавливать иголку на пластинку, чтобы я не укололась и случайно не поцарапала пластинку.
Но зато я могу сама вставить ручку от пaтефона в дырочку и крутить eё.
Тётин муж подпевает дядe в патeфонe:
- Эх, путь-дорожка фронтовая, не страшна нам бомбёжка любая, / А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела.
Пока ящики комода открыты, я могу в них покопаться...
В верхнем, cамом маленьком ящике, лежат медали, которые тётин муж получил во время войны.
Ещё там есть мешочек с монетами, которые он привёз из Берлина, и маленький конвертик с иголками для патефона.
В самом низу комода лежат ёлочные игрушки, завернутые в вату.
Тётя не разрешает их трогать, но сейчас она не видит, что я делаю...
Когда голубцы будут готовы, мы будем наряжать ёлочку, которую тётин муж установил в углу комнаты.
Мне хочется украсить ёлку настоящими медалями!
Hо тётин муж сказал, что его медали - не ёлочные игрушки...
22. Никто не забыт и ничто не забыто!
Анна Шустерман
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №19 «Абориген конкурсов»
5 место в номинации «Внеконкурсные произведения»
День Катастрофы и героизма европейского еврейства - национальный день траура. Он посвящен памяти шести миллионов евреев, погибших от рук нацистов и их пособников в годы Второй мировой войны.
Мы помним и будем помнить каждого. Мы живём и будем жить ради них, и благодаря им.
Пишу эти строки со слезами на глазах...
Прочитав "Я боялась родить девочку" Ринатa Насибуллинa (записки медсестры в доме престарелых в Германии.), я расплакалась...
Hо не от сочуствия к судьбе одинокой пожилой женщины, фрау Гамбель ,которая живет в доме престарелых в Германии.
Kоторая жила после войны в страхе родить девочку, чтобы та нe повторила судьбы ее сестры...которую изнасиловали американцы, морские пехотинцы... ( читайте рассказ Рината http://www.proza.ru/2017/04/27/808)
Можно было бы посочувствовать фрау Гамбель и за то что ее молодой,красивый жених не вернулся с войны, и она осталась одна ,не продолжив свой род!
Ho...
Если бы не было, на тoм молодом летчике, формы Вермахта...
Eсли бы он не бомбил наши города и не участвовал в войне ,которая по вине ихнего фюрера унесла миллионы ни в чем не повинных людей!!!
Eсли бы не трагедия Холокоста!!!
Если бы не было всего этого ...я бы ей посочувствовала!
Почему я пишу эти строки со слезами на глазах?
Потому что я тоже работала в доме престрелых медсестрой..
О, как я сочувствую одиноким старухам... с наколками номеров на руках ,которые им поставили в концлагерях, во время Третьего рейха!
Многие из них не родили, не продолжили свой род ....
Eсть дом престарелых,(где я работала) который был построен в Бруклинском районе Нью-Йорка, для переживших и потерявших своих близких в Холокост евреев ,нуждающихся в уходе.
Bолонтеры молодые и старые женщины и мужчины приходят, даже в снежную бурю, покормить, ободрить стариков...
Никто не забыт и ничто не забыто!!!
***
23. Сорок первый
Андрей Эйсмонт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Сорок первый. Ноябрь. Стоят холода.
И всё ближе и ближе морозы.
Из Москвы, от войны в тыл идут поезда,
а вокруг только горе и слёзы.
Эшелоны на фронт...Чуть распахнута дверь.
Смех мальчишек задорный и звонкий.
а по сводкам всё больше и больше потерь
и всё чаще в руках похоронки.
Сколько их пацанов, там поляжет в полях
Сколько слёз материнских прольётся.
А кого- то обнимет сырая земля,
(Чуть прикроет и он - не вернётся)
Припорошенный снегом родной городок.
Разгрузились в машины, в подводы.
Горе сблизило всех. Каждый, как только мог
всё отдал для постройки завода.
В старом храме, где сломлен над куполом крест,
а внутри пропиталась великая святость,
закрепили надёжно сверкающий пресс
и над ним распростёрлась святая крылатость.
И крестились тайком, (а порой на глазах )
и просили защиты, прощенья.
Не одна здесь упала на землю слеза.
Не одно было здесь воскресенье.
(Похоронка. За ней вдруг приходит письмо:
«Здравствуй мама! Лежу в лазарете
Чуть задело меня, как-то так повезло
и в окошко мне солнышко светит!»)
Богородицы светлой волнующий лик
распростёрся и люди забыли про беды,
и трудились всем миром в тот яростный миг,
и ковали горнило Великой Победы!
В старом храме, где сломлен над куполом крест,
а внутри прописалась великая святость...
(Сколько их позабытых, заброшенных мест
потерявших однажды былую крылатость.)
Бийский завод «Электропечь» был эвакуирован из Москвы в ноябре 1941 г
24. О роднике
Андрей Эйсмонт
Номинант в Основной номинации «ГТ»
Призёр в номинации «Поэтические произведения» «ВТ»
Дух полынный пьяный, терпкий, горький долго над площадкою витал.
Не увидеть ей - полыни зорьки.... Завалил бульдозера отвал.
Здесь, на этом ровненьком участке, строится большой красивый дом.
Всё спешит, торопится начальство -только стройка движется с трудом…
Чуть копнули, сразу на пригорке, зажурчал неистово ручей -
голосок серебряный и звонкий : «Вот он я, пока ещё ничей!».
Работяги у него присели, выкурили пару сигарет.
Что поделать если, в самом деле, не входил ручей у них в проект.
И в него копром забили сваю, Думали, ручью пришёл конец!
А на утро - звон неумолкаем чуть правее – вырвался « беглец!»
(Что тут скажешь дикая природа – план ей генеральный нипочём,
Всё равно, какое время года, уничтожь, попробуй кирпичом.)
Ветеран с седою головою поклонился звонкому ручью:
«Здравствуй милый, я тебя прикрою, ты, когда-то спас и жизнь мою!
Помню, как от жажды умирали, и на спинах проступала соль,
Задыхались, о воде мечтали, а вокруг жара, огонь и боль.
Вдруг, в воронке, рядом на пригорке нам запел серебряный ручей
Голосок был тонкий, нежный, звонкий: «Пей солдат от жажды не болей!»
Пили мы, и в нас вливалась сила, сила та, что нам давала мать.
А земля святой водой поила, чтоб могли её оборонять!».
Дом стоит красивый и высокий - много разных в нём людей живёт
Рядом с домом, прямо у дороги родничок серебряный поёт…
25. Мои дорогие...
Эль Ка 3
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №14
Я из послевоенного поколения. Не рассказывали мне о войне родители, ни бабушки, ни прабабушка, тихая кружевная старушка, всегда укутанная в тонкую белую пуховую шаль и летом и зимой, ни её младшая дочь, бабушкина сестра. Было у них всё в кружевных салфеточках -радио, комод, буфет и большая кружевная скатерть на круглом столе. После всегдашнего чаёвничания, прабабушка, каким-то только ей свойственным движением, смахивала хлебные крошки с кружева скатерти и отправляла их в рот. И я всё время удивлялась, как не застревало в этих петельках ничего.. никаких крошек. Они пережили блокаду.
Сейчас трудно себе представить, что такое блокадные 125 гр. хлеба.
Маме 14 лет. Сначала дежурили с одноклассниками на крышах, гасили зажигательные бомбы, рыли в пригороде окопы. А потом наступила зима. Таких морозов в Ленинграде не было ни до, ни после той страшной зимы.
Отключили или замёрзли водопровод и канализация. Холод пронзал всё, казалось внутри организма всё вымерзало.. .Самыми страшным были январь и февраль 1942. Дедушка, Керн Михаил Петрович, отдавал половину своей пайки доченьке. Она не отказывалась, принимала как должное. В феврале по Дороге Жизни их с бабушкой эвакуировали. Дедушка не дожил несколько дней. Он умер от голода. Единственный момент, который вспоминала мама, это когда их в открытом грузовике везли через Ладогу, впереди идущая машина провалилась под лёд со всеми... всеми...
А их водитель только объехал полынью и повёз дальше.
Приказ не останавливаться.
В январе 44 сразу после снятия блокады бабушкина сестра успела прислать им вызов в Красноярск и они отправились домой. Мамочку взяли на заготовку дров под Выборг, откуда она вернулась весной 45. В мае ей исполнилось 18.
Как-то рассказывала мне, как уже в 40- летнем возрасте побывала на экскурсии в Бресте. Комплекс мемориальный тогда был новый. Их, экскурсантов, не предупредили о звуковых сигналах. И вот ведут по полутёмному пространству, показывают экспонаты, и вдруг раздается вой сирены...
Память проснулась... Мама испугалась так, что бросилась бежать, бежать на свет, на воздух. Она даже босоножку потеряла. Уже на улице, когда выскочила, потеряла сознание. А ведь после войны прошло больше 20 лет.
Дедушка по папиной линии пропал без вести на Синявинских болотах. К слову, оба дедушки моего мужа тоже погибли на Ленинградском фронте. И три старших папиных брата. И я не знаю как они погибли.
Мой свекор прошел войну в авиаполку. Самые страшные бои оказались под Новороссийском. Почему-то запомнился его рассказ, о том, как переправляли техсостав, когда меняли дислокацию. Они летели в бомболюках, без парашюта, скорчившись в позе эмбриона, и люк мог раскрыться.
...Стреляли.
9 мая сын прислал скриншот документа из воен. архива Кронштадта.
Там говорится, что мой отец, с 1942 года старшина второй статьи Захаров Василий Павлович был направлен нести военную службу на о. Сескар, "участвовал в высадке морского десанта на о.Бисрке и о. Б. Тютерс, где получил ранение в руку. А также на о. Б. Тютерс принимал непосредственное участие в разминировании заминированных участков укреплений и жилых домов".
Под самый конец жизни захотел папа написать воспоминания. О войне. Не успел.
Так и останется только в строчках архива, да в нашей памяти. Низкий поклон вам, мои родные, мои любимые, мои дорогие.
26. Чёрное на белом. Стасис Альгирдис Красаускас
Эль Ка 3
Лауреат в Основной номинации «ВТ»
Лауреат в Основной номинации «ГТ»
Специальный приз №14
Отрывок из эссе "Белое на чёрном" http://proza.ru/2017/12/21/1877
...Мастерство Красаускаса растёт с каждым годом. И всё больше философских вопросов возникает в его душе. Все мы приходим с возрастом к ним .
Для чего Я пришёл в этот мир. И что есть этот Мир? И что Я в этом Мире?
Во время Великой Отечественной войны Стасис был подростком. И к этой теме - теме войны и мира - он обращался очень часто. В контексте открытий и заблуждений человека, человечества... К этой теме можно отнести и серию автоцинкографий 1973 года "Куда идёшь человек?" Художник завершает здесь разработку творческих поисков цикла "Движение". Атлетические фигуры мужчин, их могущественность и страшные последствия войны. Ужас и трепет вызывает рисунок атлета на костылях - обнажённый прекрасный торс без ноги, держащий на своих атлантовых плечах земной шар. Низко опущена голова мужчины . Куда мы идём? Боже мой, как же эта тема современна! Что творит человек? Нет равновесия нигде и ни в чём!
Размышляя над творчеством художника, я задумалась, насколько он современен. И как много он успел сказать за очень маленький, отпущенный ему, как художнику, период жизни. То, как при всей вроде бы уравновешенности и успешности раскалывалось его ощущение и принятие жизни. При всем при этом он делал одновременно с трагическими сериями удивительные по красоте, одухотворённости, лиричности и пластичности серии, посвящённые женщине. Любовь и жертвенность во имя любви. И во имя жизни. Таков цикл "Рождение женщины". Торжество женского, как жизненного начала, здесь несомненно.
У Красаускаса постоянно движение противопоставляется покою. Свет и тьма . Война и мир. Жизнь и смерть. Белое и чёрное.
"Саму суть графики создает конфликт, борьба двух цветов, - говорил мастер. - Меня этот конфликт очень интересует, каждое его решение требует философского осмысления. Начинаешь мыслить образами, стремишься передать все их содержание в цветовом богатстве черного и белого". Стасис Красаускас
Огромную роль в его творчестве играет литература и поэзия.. Стихи окружали его, он делал иллюстрации к поэтическим сборникам. Был в нём поэтический дар. И у его линии своя музыка и ритм.
Работая со словом, превращая текст в изображение, он очень тонко чувствовал его. А может быть этот поэтический дар был его сутью?
В 1975 году Стасис Красаускас создал сильнейшую вещь. «Вечно живые». Не знаю, насколько эмоционально он переживал и вживался в то, что творил... Не дает мне покоя мысль, что достиг он наивысшей точки в своём творчестве и сгорел на этом костре.
Мелодия, тревожная как симфония Шостаковича, с повторяющимся рефреном на всех листах серии – лежащего под землёй солдата. Его сны.
Красаускас изобразил их, не в землю лёгших, а превратившихся в белых журавлей, как писал когда-то Расул Гамзатов. И как пел Марк Бернес.
Лежат солдаты, горюют матери, вдовы.
Где те, нерождённые дети молоденьких мальчиков, погибших, защищая Родину? Пустынна земля.
Линия Красаускаса не поёт здесь, она страдает и речитативом рвёт и режет сосуды сердца. Не сопереживать, глядя на эти работы – НЕВОЗМОЖНО.
Мне кажется, что он на такой высокой ноте закончил свою ПЕСНЬ, что его уход из жизни был логичен.
После его смерти прошёл не один десяток лет. Но выше - по накалу страстей и мастерству - художественных произведений на эту тему я не встретила.
ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА
1. Журнал 4. Полный текст. Все произведения К-9
© Copyright: Евгений Говсиевич, 2020
Свидетельство о публикации №220070900258
Свидетельство о публикации №220070900258
Рецензии
Доброй ночи, Евгений!
Это бесценный журнал,
и он надолго останется в наших сердцах.
Спасибо за ваш титанический труд!
С уважением,
Рина Филатова 12.07.2020 23:52 • Заявить о нарушении
Это бесценный журнал,
и он надолго останется в наших сердцах.
Спасибо за ваш титанический труд!
С уважением,
Рина Филатова 12.07.2020 23:52 • Заявить о нарушении
1. Риночка, ваша оценка для меня всегда важна, тем более, что вы ВНУТРИ, а не ВНЕ.
2. Вдали маячит К-10. Он будет важен, т.к. всё же полуюбилейный, и труден, т.к. К-9 получил высокую оценку, и наша задача эту планку и ожидания «нашей конкурсной аудитории сохранить.
В октябре начнём обсуждения-согласования.
3. А август-сентябрь – время проведения МК-4 «Литературная эрудиция». Уверен, что все лидеры примут участие в нём и подтвердят своё реноме, что зачастую, сложнее, чем добиться первичного успеха. Для привлечения новых участников в «Положении…..» предусмотрены новые «фишки», одна из которых, конкурс в конкурсе - «Определение лучших вопросов». Для победителей этого мини-мини конкурса предусмотрены призы.
4. А июль отдыхаем и копим творческий потенциал)).
С глубоким уважением и радостью общения, -
Евгений Говсиевич 13.07.2020 06:30 Заявить о нарушении
2. Вдали маячит К-10. Он будет важен, т.к. всё же полуюбилейный, и труден, т.к. К-9 получил высокую оценку, и наша задача эту планку и ожидания «нашей конкурсной аудитории сохранить.
В октябре начнём обсуждения-согласования.
3. А август-сентябрь – время проведения МК-4 «Литературная эрудиция». Уверен, что все лидеры примут участие в нём и подтвердят своё реноме, что зачастую, сложнее, чем добиться первичного успеха. Для привлечения новых участников в «Положении…..» предусмотрены новые «фишки», одна из которых, конкурс в конкурсе - «Определение лучших вопросов». Для победителей этого мини-мини конкурса предусмотрены призы.
4. А июль отдыхаем и копим творческий потенциал)).
С глубоким уважением и радостью общения, -
Евгений Говсиевич 13.07.2020 06:30 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.